Наступает мезозой

В конце концов мы живем в свободном и демократическом государстве. Завел себе капризную девку – твои проблемы. Особой тревоги у них поведение Вовчика не вызывало. Братки даже сперва давали советы, как лучше, по их мнению, обходиться в такими пупырлами. Забилла сказал, что надо взять бутыля и накачать девку до поросячьего визга. Три стакана «Массандры», он полагал, решат любые проблемы. Гетка, наоборот, считала, что Вовчику следует здесь проявить холодность. Ты ей недельку не позвони, сама прибежит и спокойненько ляжет. Маракоша в свою очередь думала, что дело тут только в цене. Ну, предложи ей две штуки. Что тебе денег жалко?… А рассудительная и до какой-то степени даже мудрая Люська, между прочим имеющая опыт в таких делах побольше, чем у Гетки и Маракоши, как-то после работы отозвала Вовчика в угол дежурки и, понизив голос, чтобы не слышал Кабан, затаскивающий вечерний стакан, посоветовала ему показать Лерке свой этот.

– Ты что, больной, в принципе? – сказала она. – Такая штука, это же ни одна девка не устоит.

Вовчик только кисло посмотрел на нее:

– Где показывать-то? На улице, что ли?

– Ну как знаешь, – Люська пожала плечами. – А только я тебе говорю: этот аргумент самый серьезный.

То есть, братки относились к данной истории с некоторым интересом. Бумба даже поспорил с Забиллой, сколько ещё эта улетная девка продержится. Бумба сгоряча утверждал, что дня три-четыре, не больше. А пессимистичный Забилла клал на все про все не меньше недели.

Это вызвало у Бумбы приступ бешеного веселья.

– Да чтобы Вовчик целую неделю чирикался?! – на всю дежурку закричал он. – Да я суну ей штуку в зубы, и – все будет путем!…

Тем не менее, через неделю он выставил ухмыляющемуся Забилле ящик «Посольской». А затем, матерясь, точно боцман, начал отдавать по бутылке за каждый просроченный день.

– Бумба сегодня угощает, – напоминал Забилла вечером после работы. И, подняв стакан, наставительно добавлял: – Вот, никогда не спорь со старшим по званию.

Братки, глядя на это соревнование, только посмеивались. Но чем дальше шло время, тем меньше они понимали, что, собственно, происходит. Протянулась одна муторная неделя, за ней – вторая, третья. Прошел уже месяц, а конца этой глупой истории видно не было. Вовчик по-прежнему целыми днями пропадал неизвестно где. Причем в самое рабочее время, когда идет сбор налога. Конечно, они со своей стороны делали все, что могли. Несколько раз, когда Вовчика не было, его подменяли Малек или Зиппер, выручал тот же Бумба, уладивший, например, очередной задвиг котляковцев, Забилла, несмотря не множество собственных дел, отследил, правда фыркая и матерясь, две-три поставки. И даже Зозюра, которого ещё соплей перешибить было можно, как-то раз, за неимением лучшего, пробежался по точкам. То есть, дела в коллективе так или иначе крутились. Однако все понимали, что каждый раз Зозюру или Малька за Вовчика не пошлешь. Коленкор не тот, не всякий хозяин будет с Мальком разговаривать. Среди них тоже кадры такие имеются – ещё самые те. Никому, кроме Вовчика и, может быть, Кабана, лучше и не соваться. А где Вовчик? Нет Вовчика. Сидит Вовчик в театре и, понимаешь, скрипку с оркестром слушает. То есть, пропал Вовчик для коллектива, на бабу их променял. Братки начинали хмуриться и со значением поглядывать друг на друга. А когда однажды Малек, затащив после работы традиционный стакан, рассказал, что Вовчик купил себе книгу и даже её читает, то уж тут и Кабан, на что был крутой и сдержанный, крякнул от неожиданности и закрутил головой.

– Че-че? Ну ты че? Какую такую книгу?

– Чтоб я сдох, братки! – торжественно поклялся Малек. – Сидит Вовчик, в натуре, и страницы переворачивает.

– Может, порнуха?

– Да нет, про любовь. Я сам ему покупал…

На братков это произвело тяжелое впечатление.

Кабан снова крякнул и даже отодвинул недопитый стакан.

В общем, обстановка в коллективе сложилась нерадостная. Следовало решить, как выручать товарища, попавшего в трудные обстоятельства. Забилла тут же предложил самый простой вариант: набрать девок, водки побольше и поехать за город оттянуться. Дня три попьет Вовчик водочки, и – как рукой.

– А если вдруг не поедет? – все-таки затащив этот стакан, засомневался Кабан.

– Ну взять его за руки, – сказал Забилла, – и отвезти.

– Кого, Вовчика? Да он тебя самого отвезет!…

Этот вариант был отставлен как мало реалистичный.

Тогда Забилла после некоторых размышлений предложил другой способ. Надо отловить эту девку и, по обычаю, отдраить всем коллективом. А че, братки? По-моему, идея толковая. Главное, девка будет довольна, и Вовчик тоже поймет, что нечего тут выпендриваться.

Забилла причмокнул и выпучил желтые, как у сторожевой собаки, глаза.

Малек поперхнулся водярой и дико загоготал:

– А чё? Ничё! Здорово!…

Гетке и Маракоше эта идея тоже понравилась.

Однако Кабан, задумчиво прожевав сервелат, сказал, что нет, братки, пожалуй, это все не прохляет. Дело тут, значит, того – какое-то обоюдное. Вовчик, учитывая расклад, может не понять наших намерений. А вот есть у меня одна мысль, следовало бы её обкашлять. Ведь чего, если по жизни, наш Вовчик хочет? Вовчик хочет, чтобы девка эта ему наконец дала. Вот и давайте лучше устроим ему такой сюрприз. Вовчик свое получит и после этого, разумеется, вернется к норме. Главное ведь тут что, главное ведь, чтобы тут все было культурно.

Он рассказал какой сюрприз, по его мнению, следует подготовить. Братки заржали, а Малек повалился на пол и от восторга задрыгал ногами. Кабан не случайно возглавлял их трудовой коллектив. Башка у него работала, и соображал он не хуже, чем, например, Алихан.

– Ну ты даешь!…

– Молодец, Кабан!…

– Примочка что надо!…

Кабан только щурился и пускал над столом клубы сигаретного дыма.

Лицо у него было, как всегда, деревянное.

– Только не откладываем, братки. Завтра же болт и забьем, – сказал он.

7

На другой день Вовчик пришел в дежурку позже обычного. Настроение у него было хреновое: дневной навар опять не дотягивал до контрольной цифры. Все ларечники, как сговорившись, ссылались на экономический кризис. Кляли правительство, президента, международный валютный фонд во главе с Камдессю, взывали к Аллаху, Христу, Иегове, даже к великому Сатампранаде. Никакого толка от них добиться не удавалось. Вовчик, конечно, как полагается, вправил кое-кому мозги, – просто чтобы не забывали, в натуре, о законах рыночной экономики, – но отчитываться перед братками все-таки нужно было ему, а не Сатампранаде.

Впервые за последние годы ему не хотелось появляться в дежурке. Как же так, знаменитый Вовчик, и вдруг – позорный недобор по налогам. Что же тогда спрашивать с Малька, например, или с Зозюры? Как воспитывать рабочую гордость у подрастающего поколения? Как прививать им чувство ответственности за порученную работу? Если даже испытанные ветераны не справляются с нормой.

Вовчику было стыдно за самого себя.

Это чувство неловкости и заставило его сначала на час опоздать – в некой смутной надежде, что братки, может быть, к тому времени разойдутся, – а потом, когда надежды его не оправдались: братки были в сборе и даже как будто специально поджидали его, – молча присесть к столу, избегая встречаться с кем-либо взглядом, также молча, без всякого удовольствия затащить традиционный стакан, после этого опять-таки молча передать Кабану хилую недельную выручку и лишь затем, совсем как ларечники, что-то пробормотать насчет кризиса в экономике.

– К понедельнику подожму этих хмырей, – пообещал он.

Собственный голос показался ему хриплым и неуверенным.

Однако все произошло не так, как он думал. Ни подкалывать его, ни делать удивленной физиономии никто из братков почему-то не стал. Кабан даже не пересчитал, как было принято, недельную выручку, – просто сунул её в карман и небрежно застегнул молнию. А потом, набуровив Вовчику ещё полстакана, крякнул и весело, как будто ничего не случилось, сказал, что хрен с ним, с кризисом, перебьемся, не такие кризисы переживали, ты вот лучше послушай: есть у них, у братков, для него небольшой сюрприз.

– Какой сюрприз? – настороженно спросил Вовчик.

– А ты спустись в подвал, посмотри. Доволен будешь.

Забилла при этих словах загоготал, будто подавился икотой. А Малек откинулся на скрипучем стуле и задрыгал ногами. Остальные братки тоже задвигались и заулыбались. Люська же тайком ото всех подмигнула Вовчику, и он успокоился. Видимо, ничего такого ему не грозило.

А когда, сопровождаемый таинственными ухмылочками братков, он спустился в подвал по шаткой лестнице, которую все не доходили руки отремонтировать, то едва захлопнулся люк, обитый снизу фанерой, он мгновенно сообразил, в чем этот сюрприз заключается. На душе у него сразу же стало легче, а взбодренное сердце заколотилось, как будто хотело выпрыгнуть.

В подвале, кстати, подновленном недавно стараниями Забиллы, высвечивались – телевизор, два стула, овальный столик, накрытый закусками. Висела лампочка, разбрасывающая сквозь абажур цветные пятна по стенам, а под ней на тахте, как на пляже, раскинулась совершенно голая Лерка. Причем руки и ноги её были прихвачены бельевыми веревками, темнели соски и разлохмаченный пук волос между бедер, а на животе, чуть ниже пупка, было аккуратно написано «Привет от братков», и стояли сразу четыре жирных восклицательных знака.

Глаза у Лерки были крепко зажмурены. Она не открыла их, даже когда услышала, что кто-то спускается. Только веки, будто склеенные ресницами, мелко затрепетали, и она спросила водянистым каким-то, совершенно неестественным голосом:

– Это ты?

– Привет, – сказал Вовчик.

Он был растроган. Вот ведь, тянул на братков, а нет у него людей роднее и ближе. Надо же – специально о нем подумали, позаботились, постарались. Сколько сил, вероятно, ухлопали, чтобы сделать ему, Вовчику, что-то приятное. Даже вон закусь какую-то не поленились организовать. Водку приличную притаранили, стаканчики, пару салфеток. Ну, о салфетках это, наверное, Люська побеспокоилась. В общем, присаживайся, отдыхай, Вовчик, за все уплачено.

Он и в самом деле был тронут таким вниманием. Посмотрел на Лерку – она лежала, беспомощно трепеща веками. Вдруг сказала все тем же неестественно водянистым голосом:

– Володя, пожалуйста…

– А чего?

– Володя… Володечка…

Больше она, правда, ничего не добавила. Вовчик разделся и, взгромоздившись поверх нее, прижался всем телом. Он хотел, чтобы Лерка почувствовала, что у него имеется. Все-таки не хухры-мухры, не архитектор тебе какой-нибудь. Заскрипели пружины, нагруженные мускулистой тяжестью. И, наверно, Лерка почувствовала, – вдруг всхлипнула и заелозила затылком по валику.

Веки у неё так и оставались прикрытыми.

– Володечка… Ну, пожалуйста… Я ещё никогда…

– Это в каком смысле? – на всякий случай спросил Вовчик.

– Ну, я никогда еще… Ни разу, ни с кем… Ты меня понимаешь?…

– Ты что, целенькая? – приподнявшись от удивления на локтях, спросил Вовчик.

Вот те раз, здоровенная девка, а на проверку, оказывается, жизни не знает. Можно сказать, совсем ещё не жила – зачеты сдавала.

Лерка быстро и как-то безнадежно затрясла головой:

– Володечка… Я тебя очень прошу… Пожалуйста…

Тогда Вовчик вздохнул, слез с тахты и неохотно натянул джинсы.

– Не хочешь – не надо, – сказал он. – Ходи голодная.

– Володечка… – позвала Лерка.

– Что?

– Пожалуйста, развяжи меня…

Больше она не сказала ему ни слова. Молчала, пока Вовчик ножиком и ногтями развязывал узлы бельевой веревки. Молчала, пока растирала запястья, стертые и, видимо, онемевшие. Молчала, пока одевалась, натягивая на себя одну вещь за другой. Она молчала, пока они поднимались по лестнице и шествовали мимо братков. И только на улице, когда наконец спасительно щелкнул замок в двери дежурки, она вдруг остановилась, взявшись за ремешок той самой сумочки, и посмотрела Вовчику прямо в глаза:

– Спасибо…

– Да ладно, чего уж там, – неловко пробормотал Вовчик.

– Ну я пошла…

– Сумочку застегни, опять кто-нибудь захочет проверить.

– Ты меня, пожалуйста, не провожай.

– Ладно.

Все-таки даже сейчас девка была что надо. Вовчик некоторое время неопределенно смотрел ей вслед. Вспомнились почему-то мелко подрагивающие веки. А потом он дернул на себя тяжелую железную дверь и потопал в дежурку.

8

Собственно, на этом у них все и закончилось. Браткам Вовчик сказал, что, в общем-то, ничего, блин, особенного. Девка как девка, бывали у него кадры и поинтереснее. Ну её на хрен, пусть занимается, блин, своими коллоквиумами.

Инцидент таким образом был исчерпан.

Вовчик потом ещё раза три звонил Лерке, но разговор у них как-то не складывался. Лерку будто заклинило и сдвинуть её с этого места не удавалось, то у неё зачеты, оказывались, то сессия, то реферат какой-то надо срочно сдавать. В общем, нет времени, давай перенесем на следующую неделю.

– Ну ты чего? Какие претензии? – наконец впрямую спросил Вовчик.

Лерка объяснила ему, что никаких претензий она не имеет. Если честно, то во всем виновата только она сама. Полезла играть с жеребцом, вот и получила от него копытом.

Тут уже и Вовчик тоже несколько притормозил:

– Кто это жеребец? Кто жеребец? Нет, ты давай скажи прямо.

Лерка несколько секунд отчетливо дышала в трубку. А потом сказала – будто для кого-то другого:

– Ты меня тогда… отпустил… Не думай – я этого никогда не забуду…

В конце концов Вовчик махнул на неё рукой. Что он нанятый? У него тоже имеется, знаешь, мужская гордость. Мало, что ли, девок, которых не требуется уговаривать? Плюнул на неё Вовчик и не стал ей больше звонить. Даже телефон Леркин вычеркнул из записной книжки. Зачирикал так, чтоб не разобрать было, если вдруг сдуру захочется.

То есть, исключил он Лерку из своей жизни.

Тем более что и Аллочка, с которой он когда-то перемигнулся, оказалась девкой нормальной и откликнулась на первое же приглашение. Поначалу, конечно, тоже слегка выпендривалась: то да се, в институте учится, высшее образование, но потом Вовчик, не будучи жмотом, сводил её в «Золотой уголок», шампанского там поставил, грильяж, разные прибамбасы, перстенек ей купил, скромненький правда, всего за сто баксов. Но – нормально; девка сразу же оценила внимание. После первой же встречи Вовчик довел её до квартиры и отдраил на совесть. Аллочка из себя ничего такого не строила – вскрикивала, где положено, требовала, чуть ли не плача: Сильнее!… Еще сильнее!… – Сразу чувствовалось, что человек старается искренне. Вовчик вынес из этого вечера самые благоприятные впечатления. И лишь когда, уже после всего, они лежали, приятно расслабленные, и курили, Аллочка попросила, чтоб Вовчик свозил её как-нибудь в Анатолию. Только лучше зимой, тогда загар липнет прочнее. Вовчик ей, конечно, пообещал.

А Лерку он уже как-то весной встретил с одним хмырем. Очкастый такой, в пальтишке, какое даже не каждый бомж на себя наденет. И Лерка сама тоже – в курточке легонькой, ежится от дождя и ветра. Увидела его – вздрогнула и, будто курица, нервно кивнула.

Вовчик в ответ также степенно наклонил голову.

Внутри у него ничего не отозвалось. Разошлись, будто корабли в океане.

И только когда Аллочка минут через пять после встречи начала было зудеть, что вот, мол, фифа какая, ты видел, со мной даже не поздоровалась, всегда эта Лерка чересчур о себе воображала, Вовчик вдруг сморщился и резковато велел ей заткнуться.

Аллочка было обиделась:

– А что я такого сказала? Ведь правда?…

Но Вовчик лишь глянул на неё сверху вниз, и Аллочка утихомирилась.

ПОКОЛЕНИЕ ПОБЕДИТЕЛЕЙ

Все началось как-то очень обыденно. Днем, когда Вовчик, ещё немного позевывая, выполз на площадь, чтобы совершить уже давно ставший привычным инспекторский дежурный обход, к нему подошел Малек, заступивший на рабочую смену несколько раньше, и индифферентным голосом сообщил, что «на губе», которую образовывал проспект Энергетиков, заканчиваясь у метро, сегодня утром появились две новых торговых точки.

– Проспись, – посоветовал ему Вовчик. – С чего это вдруг?

– Да нет, точно, – сказал Малек. – Часов в восемь подъехал кран и, значит, поставили.

Вовчик повернулся и приложил руку к глазам. Действительно, на другой стороне площади поблескивали стеклянными гранями два новеньких с иголочки павильона.

– Ни хрена себе, – заключил он. – Кто такие?

Малек поднял и опустил тощие плечи.

– Откуда мне знать?

К тому времени уже подтянулись Бумба, Зозюра и Чайник. Все они тоже посмотрели сначала в сторону нахальных ларьков, а потом перевели ожидающие глаза на Вовчика.

Он был тут старший.

– Так, – сказал Вовчик.

Дело могло оказаться серьезным. Бумбу и Зозюру он поэтому отмел сразу. Чайник для нормального разговора тоже был пока слабоват. Вовчик посмотрел на Малька. Тот по-солдатски выпрямился и сглотнул, будто через горло прошел кусок дерева.

– Пойдешь со мной!

Малек поспешно кивнул.

Они неторопливо двинулись через площадь. Вовчик – вразвалочку, и машины, выскакивающие с проспекта, послушно огибали его. Малек – несколько сзади, вздрагивая и оглядываясь, когда у самого уха взвизгивали тормоза. Он ещё не привык, что его должны объезжать.

– Держись слева, – посоветовал ему Вовчик.

Хлопцев, которые пасли эту точку, он вычислил сразу. Двое довольно крепких, хмурых с виду ребят перетаптывались у заборчика, обклеенного объявлениями. Оба – в спортивных костюмах, со стриженными круглыми бошками. Оба – старательно делали вид, что Вовчика, значит, они в упор не видят.

Вовчик приблизился к ним и остановился, оглядывая каждого по отдельности.

– Ну чё, в натуре? – спросил он наконец секунд через десять.

Парни вяло ответствовали, что в натуре они ничё. Поставили и стоят.

– Кто поставил? – поинтересовался Вовчик.

– Ну, кому надо, тот и поставил.

Не было никакого смысла разговаривать с ними. Вовчик обозрел окрестности, которые, надо сказать, глаз не радовали, и из ближайшей мусорной кучи вытащил увесистый железный прут. Хлопцы тут же присели и напряглись. Однако Вовчик отвернулся от них и шагнул к ларьку.

– Давай отсюда, – сказал он тетке, которая согнулась в окошечке.

Тетка сначала не поняла:

– Ты, парень, чего?

Но открывать с ней дискуссию Вовчик, конечно, не стал. Он поднял прут и с размаху двинул им по железным ребрам. Треснули стекла, посыпалась внутрь ларька мелко упакованная фасовка. Тетка сразу же выскочила наружу и завизжала, как недорезанная. На шум вывернулся откуда-то менток Чингачгук, но узрев, что здесь Вовчик, посуровел и грудью оттеснил тетку.

– Чего ты тут развопилась? Народ пугаешь.

– Так ведь – вот…

– Ну – работает человек. Тебе что за дело?

Тетка все поняла и отодвинулась в сторону. А Чингачгук замахал двум хмырям, которые остановились неподалеку.

– Проходите, граждане, проходите!… Правоохранительные органы держат ситуацию под контролем…

Вовчик между тем двинул по ларьку ещё пару раз. Стекла там провалились, и полочки обрушились внутрь, сталкиваясь друг с другом. Затем он без суеты обработал второй ларек. Тамошняя макуха лишь мелко вздрагивала и всплескивала ладонями. Хлопцы же в спортивных костюмах ковыряли землю кроссовками.

А потом Вовчик аккуратно положил прут в кучу мусора, отряхнул руки и кивком головы подозвал Чингачгука.

– Скажи, чтоб здесь подмели.

– Закончил?

– Ну, может, ещё завтра наведаюсь.

Вовчик посмотрел на него сверху вниз.

Чингачгук истово покивал.

Вечером он доложил о происшествии Кабану. Дескать так и так, возникли какие-то чуваки отмороженные. Понаставили, блин, кругом своих точек.

– Ну и ты чего?

– Ну я им, блин, объяснил, что они не правы.

– Поняли? – спросил Кабан.

– Наверное, поняли.

– Кто такие?

– А хрен его знает, – сказал Вовчик.

– Ладно, – сказал Кабан. – Чувырлы всякие попадаются.

Тем не менее, сообщение это ему, по-видимому, не понравилось. Он без всякого удовольствия хряпнул полагающийся после смены традиционный стакан, громко втянул воздух носом и некоторое время сидел в глубокой задумчивости. Только через минуту двинул голыми, чуть выпирающими, тугими, как у поросенка, бровями.

– Ладно, проехали. Но ты там все-таки за ними присматривай…

Совет был хороший, однако, к сожалению, опоздал. На другой день у братков сгорели сразу две торговые точки. Сначала заполыхал ларек, в котором торговала Мормышка: повалил вдруг дым из угла, и почти сразу же вслед за этим пыхнуло жаркое пламя. Мормышка едва успела выкатиться наружу. Дергала головой и, как ребенка, прижимала к себе пакет с деньгами. Кто, чего и откуда объяснить, разумеется, не могла. Вовчик её немного потряс, но толку от этого не было никакого.

А через час, когда тлеющие останки уже залили, точно также, ни с того ни с сего заполыхал ларек Демыча. Причем, Демыч, в отличие от Мормышки, был человек очень ответственный, и, пытаясь спасти товар от огня, слегка обгорел. Ничего вразумительного он тоже сказать не мог. Просто вдруг стало дымно, и полетели откуда-то жуткие искры.

Пришлось срочно закрыть все остальные ларьки, вытащить оттуда товар и произвести тщательный осмотр помещений. И хотя ничего сколько-нибудь подозрительного в результате найдено не было, все макухи, как сговорившись, отказались сегодня работать дальше.

– Ты нам сначала условия труда обеспечь, – выражая общее мнение, громко заявила Мормышка. – Обеспечь условия, достойные российского гражданина. Соблюди сперва технику безопасности, а уж потом, значит, требуй.

Вовчик было посмотрел на нее, как на дохлого таракана, но Мормышка, будучи пострадавшей, чувствовала неуязвимость своей позиции.

– Заканчиваем на сегодня, девочки, – сказала она.

Другие макухи, хоть жались, но видно было, что полностью с ней согласны.

– Нет, правда, Вовчик, ну – как работать?

– Еще сгоришь там…

– Он, девочки, я просто боюсь к себе заходить…

В конце концов Вовчик разрешил им закрыться. Подтянулся Кабан, и, вникнув в суть дела, одобрил это решение. Становилось понятным, что история заваривается надолго. Братки и припомнить уже не могли, когда на них так по наглому в последний раз наезжали. Ведь даже котляковские отморозки начали соблюдать некоторые понятия. А уж с кромешниками там или бубырями вообще наладились вполне культурные отношения. Главное тут было придерживаться некоторых общечеловеческих идеалов. Убивать, например, не сразу, а сначала попытаться договориться. Поискать компромисс, исходить при любой разборке из принципов гуманизма. А не то, чтоб вот так – взять и сделать из двух работающих ларьков две пепельницы. Браткам требовалось понять, как в этой ситуации жить дальше. Мнения, как и следовало ожидать, были высказаны самые разные. Забилла, приняв традиционный стакан, бурчал, что давно уже надо было, в натуре, застолбить это место. Поставили бы с самого начала на «губу» пару точек, и – все, не было бы теперь у них никаких проблем. Кабан, покопавшись в памяти, вспомнил, что ларьки на этом месте, вроде бы, уже ставили. Ничего хорошего из этого, вроде бы, не получилось. И отрезочек, вроде бы, бойкий, а черт его знает, проскакивает почему-то народ мимо. В общем, постояли, вроде бы, месяц-другой, и тем кончилось.

– Тогда, может, и хрен с ними? – резонно сказал Зиппер.

Кабан объяснил ему, что хрен-то хрен, но хрен этот придется грызть хочешь не хочешь. Они покусились на самое дорогое, что у нас есть: на суверенитет. Сегодня «губу» отдадим, а завтра нас вообще отсюда погонят. Уважать больше не будут, если отступимся.

– Нет, разбираться с этим делом придется, – твердым голосом заключил он.

На это Вовчик заметил, что только не надо, блин, выходить за рамки правового пространства. Конституция у нас, елы-палы, или бубок собачий?

– За что мы каждый месяц отстегиваем Алихану? – спросил он.

Однако Кабан объяснил, что у Алихана сейчас свои заморочки. На него наседают сибиряки, которые требуют нового передела района. Не устраивает их, блин, значит, выделенная территория. Алихану пока не до нас, придется обходиться своими силами. Ну и что, обойдемся, братки, не в первый раз на нас наезжают. И в конце концов, блин, мы тоже – не пальцем сделанные.

– Правильно, – наливая себе второй стакан, согласился Забилла. – Какое-такое пространство? – сказал он, накалывая огурчик на вилку. – Нас, значит, мудыкать будут, а мы, значит, в пространстве? Никакого пространства – вломить фуфлыжникам, чтоб сопли из ушей вылезли. Натянуть им глаз, значит, на это самое. Отбебехать так, чтоб, значит, штифты у них раскатились по всему городу.

Он принял стакан и замолчал, надув сизоватые щеки.

Малек, вклинившись в паузу, доложил, что на «губе» работают какие-то новенькие. Откуда они появились, блин, никому неизвестно. Кличут – суханы; и главный у них, значит, тоже какой-то Сухан. Нехорошие, блин, про него ходят слухи.

– Какие, блин, нехорошие? – тут же спросил вновь задышавший Забилла.

– Ну не знаю, а только говорят, что лучше с ними не связываться. Этого, значит, Сухана, в натуре, никто толком не видел. А кто видел, тот, говорят, уже ничего не расскажет.

– Ну и что?

– Не скажи, ильичевцев-то этих, они только так, значит, сделали…

– Ильичевцы? Па-думаешь!…

– Нет, ильичевцы были люди серьезные.

В общем, позиции выявились диаметрально противоположные. Приняли ещё по стакану, но ситуация от этого как-то не прояснилась. Большинство склонялось, скорее, к мирным переговорам.

– Гуманисты мы или где? – сказал по этому поводу Вовчик.

Согласились, что в основном они, разумеется, гуманисты. Возражал лишь Забилла, требовавший не отдавать врагу Дарданеллы. Впрочем даже Забилла через некоторое время заколебался. Но тут с грохотом, точно вязанка дров, ввалился в дежурку совершенно растрепанный Зема, у которого, как все сразу заметили, расплывался под глазом здоровенный фингал, и надсадным голосом сообщил, что суханы разбили ларек на Машиностроительной.

– Жуть, что было, – продолжил он, беря стакан, сразу же поднесенной ему Маракошей. – Шесть каких-то зверюг – с прутами, с палками, значит, все в кожаных куртках. Я было к ним сунулся, блин, вот, – он показал на фингал.

Это неожиданное известие решило исход дискуссии. Кабан тут же встал и сурово посмотрел на присутствующих. Братки подтянулись. Забилла снял руку с плечей млеющей Гетки. Вовчик смял сигарету. Во все помещение вздулась тревожная тишина. Только Зема, ещё не пришедший в себя, громко выдохнул и вытер кулаком мягкие губы.

Кабан подождал, пока до него доедет. А потом раздул ноздри и шевельнул валиками голых бровей.

Лоб его собрался в жирные складки.

– Пошли, – коротко приказал он.

С этого дня война началась по всем правилам. Тем же вечером братки скрытно, обходными путями переправившись поодиночке на вражескую территорию, разгромили четыре торговых точки суханов – там, где Энергетиков возле сквера пересекается с улицей Ленинского Комсомола. Причем, они не просто побили стекла в ларьках и низвергли наземь полки с товаром, но одновременно повыдергали все кабели, чтобы восстанавливать это место было труднее. А макухам, которые, сгрудившись в стороне, молча наблюдали за акцией, посоветовали это запомнить и подыскать себе другое занятие.

– Отдраим прямо на тротуаре, – яростно вращая зрачками, пообещал Забилла. – Сдерем все шмотки и погоним по проспекту, как куриц…

Он в такие минуты походил на припадочного.

Макухи дрожали и ломкими голосами клялись, что их ноги здесь больше не будет.

– Да провалитесь вы все, – сказала одна, которая выглядела пострашнее.

Наверное, чувствовала, что уж ее-то никто драить не станет.

В ответ суханы сожгли ларек, стоящий на отшибе за трамвайными остановками, вырубили на полдня гастроном, раскурочив рубильники и щиты в трансформаторной будке, провели ту же самую операцию с цветочными павильонами и затем, воспользовавшись, что все силы братков были временно стянуты к этим горячим точкам, молниеносным рейдом опрокинули и разогнали ряды лоточников у метро. А когда в отмщение на такую ничем не спровоцированную агрессию братки высадили витрину в кафе возле того же скверика, суханы, видимо, к тому времени почуявшие свою безнаказанность, закидали дымовыми шашками магазин строительных материалов. Кроме того они, наверное, чем-то пригрозили менялам, потому что известная всем точка возле сберкассы внезапно очистилась. Целые сутки там не было ни единого человека. А затем весь тихий чейндж сместился на территорию, контролируемую Двойняшками.

Для братков это было особенно неприятно. Чейндж помимо дохода являлся ещё и признаком политического благополучия. В местах сомнительных, подверженных потрясениям менялы не собирались. На переговоры по этому делу отправился лично Кабан. Однако сколько бы он не заверял чейнджников, что трудности у братков сугубо временные, как бы не клялся, что пополам разорвется, но обеспечит чейнджу надежную «крышу», как бы не намекал дуракам, что им же потом самим хуже будет, ничего хорошего из этого толковища не получилось. Менялы жались, как тараканы, и отвечали, что их дело маленькое. Вы там сначала между собой разберитесь, а мы посмотрим. Переговоры таким образом закончились безрезультатно. Вернуть чейндж на старое место так и не удалось.

Пришлось принимать экстренные меры защиты. Теперь по границам района постоянно дежурили два-три наблюдателя. Вовчик лично раздал браткам специально для этого случая купленные мобильники и предупредил, чтоб дурака не валяли, звонили бы при первых же признаках возможного нападения.