Начинался дождь – холодный зимний дождь, переходящий в снег. Я купил три свежие газеты и зашел в кафе на втором этаже напротив конторы Смита, чтобы посидеть в тепле и выпить чашечку кофе. В кафе я нашел вчерашние газеты и сделал то, что забыл сделать раньше: прочел их. Точнее, я внимательно их изучил.
      Во вчерашних газетах это именовалось не более как «Загадочная смерть» – в одной из газет, «Обнаружен труп» – в другой и «Убийство ножом в большом жилом доме» – в третьей. Содержание заметок было почти одинаковым. Сообщалось, что полиция уже задержала подозреваемого для подробного допроса.
      Я схватил сегодняшние газеты. Заголовки стали крупнее, появились детали происшествия – кое-какие фотографии с места преступления. Интервью с соседями, с людьми, которые что-то «знали» или «слыхали». В одной из газет была помещена фотография мужчины, рассказавшего, как полгода назад он сидел на диване и смотрел последние известия по телевизору, как вдруг кто-то из соседнего дома выстрелил из ружья в окно его гостиной. Какое отношение эта история могла иметь к нынешним событиям, было неясно, но человек получил возможность покрасоваться в газете. В своем крошечном мире, состоящем из трех комнат и кухни, он стал, наверное, героем дня.
      По заголовкам было видно, что пресса не считала это убийство слишком интересным делом, тем более что подозреваемый был уже задержан и сидел, за решеткой. Полиция, говорилось в газетах, разыскивала очевидцев, следствие шло полным ходом, а следователь первого класса Хамре рассчитывал закончить его довольно быстро.
      Я положил газеты на стол и огляделся. В глубине зала в углу четверо иностранцев пили чай с большими пирожными и играли в карты. Можно было подумать, что они здесь живут. За соседним столиком сидела крупная женщина в синей шляпе, с раскрасневшимся лицом. Она держала перед собой раскрытую газету, но не читала, а поверх ее неотрывно следила за мной. Ее глаза светились подозрением. Она не отвела взгляда даже тогда, когда я в упор уставился на нее. У другого столика, слегка наклонившись, стоял захмелевший парнишка лет восемнадцати и пытался заговорить с двумя девушками, приехавшими – судя по акценту – откуда-то из провинции. Девушки тесно придвинулись друг к другу, краснели и хихикали, озираясь по сторонам.
      Над всем этим плыли немелодичные звуки, постоянно присутствующие в таких кафе: звуки кассового аппарата, фырканье кофеварки, голоса разных тембров, звон чашек и блюдец, стук ножей, ложек и вилок о тарелки. Воздух был наполнен сигаретным дымом и приправлен сквернословием.
      И тут я увидел его. Он сидел за пятым или шестым столиком от меня. Его невидящий взгляд застыл в пространстве, как у человека, внезапно обнаружившего и увидевшего то, чего он не хотел видеть. Он поднес чашку ко рту и, казалось, прятался за ней. Он был высокий и неуклюжий, как щенок. Я с удовольствием констатировал, что он слегка поседел. Лицо его оставалось таким же бледным, как всегда, сколько я его знал. Почему-то я всегда думал о нем как о своем девере. Звали его Ларе Виик, он был преподавателем и мужем женщины по имени Беата, которая когда-то была моей женой. Он был новым отцом моего сына Томаса.
      Я сидел и смотрел на него, и, прежде чем уйти, он не мог не взглянуть в мою сторону. Он сделал вид, что обнаружил меня совершенно внезапно, улыбнулся, как только что пойманная рыба, и подошел ко мне.
      – Привет, – сказал он.
      – Привет, – ответил я.
      – У меня «окно», и я решил заскочить сюда почитать газеты и выпить кофе.
      – Как дела у Томаса?
      – Все нормально. Он ходит в подготовительный класс, ведь ты знаешь, что осенью он пойдет в школу.
      – Да, я знаю. Я все еще стараюсь быть в курсе его дел.
      – Конечно, извини, я не имел в виду… Но… Не пора ли нам перестать злиться друг на друга? Ведь это было давно.
      – Все становится давним, когда проходит время.
      В этом было какое-то утешение. И то, что происходит сейчас, через несколько лет определится словом «давно». Поблекнет и образ Юнаса Андресена, как со временем блекнут все образы.
      – Мне пора бежать к своим студентам, – сказал Ларе Виик.
      – Конечно. Передавай привет своим – им обоим.
      – Передам. Счастливо.
      Он облегченно улыбнулся и двинулся к выходу – высокий парень, оказавшийся лучшим мужем и отцом, чем я. Я поднял свою чашку кофе, молча приветствуя его. Несколько минут спустя я последовал за ним, в том же направлении.
 
      Бергенская тюрьма не имела специальных камер предварительного заключения для женщин. В случае необходимости подозреваемую содержали в подвальном этаже полицейского участка, там же, где находились камеры для осужденных. Я ждал Смита у входа. Привыкший к строгой судебной процедуре, он был точен.
      Мы подошли к дежурному и подождали, пока нас проводят в камеру. Смиту не требовалось здесь никакого удостоверения – он был слишком хорошо известен. Я был вместе с ним, и это подтверждало законность моего присутствия. К тому же все они знали меня в лицо. Я был здесь не в первый и, наверное, не в последний раз.
      Венке находилась не в камере для осужденных, но точно в такой же. Маленькая, вытянутая комнатка, крошечное окошко с матовым стеклом, с решеткой. В камере была кровать, ведро в углу, умывальник, крохотное полотенце и маленький, упакованный в светло-розовую бумагу кусочек мыла, похожий на идиллический утренний подарок благодарного любовника. Рядом с умывальником стоял деревянный стул, около стены откидной столик, на котором можно было писать, или облокачиваться, или просто приклонить голову – смотря по настроению.
      Венке Андресен стояла у стены прямо под окошком. Непричесанная, с лицом серым, как стены, ее окружавшие. Каким-то удивительным образом оказалось, что и глаза и губы ее имели один и тот же безнадежный синеватый оттенок. Она переоделась: черные брюки, белый свитер с высоким воротом и серый вязаный жакет. За прошедшие сорок восемь часов она постарела по крайней мере на несколько лет.
      Венке смотрела то на меня, то на Смита, то на женщину из охраны и молчала, пока женщина не вышла и не закрыла за собой дверь, выразительно поглядев на нас. Этот взгляд должен был означать: «Помните, я стою за дверью».
      Венке открыла рот, и, впившись в меня глазами, произнесла:
      – Варьг…
      – Привет, Венке, – сказал я.
      Я стоял спиной к массивной железной двери, полностью отдавая себе отчет в том, что невысокий седовласый человек, стоящий рядом, не может не заметить всех нюансов нашего разговора.
      От окна Венке спросила:
      – Как дела у Роара?
      – У него все в порядке. Он просил передать тебе привет и сказать, что любит тебя и чтобы ты ничего не боялась. Он надеется скоро снова увидеть тебя.
      – Но… ты не сказал ему, что я… Это они говорят, что я…
      – Нет, нет. Я отвез его к твоей сестре, и они тоже передавали тебе привет. Они верят тебе. Никто не верит, что ты смогла бы…
      – Никто! – Она с упреком посмотрела на Паулюса Смита. – Послушал бы ты, что говорят они все! Знаешь, Варьг, мне кажется, они сговорились против меня и утверждают, что я убила Юнаса. Как будто я могла это сделать, ведь я любила его! – Она трясла головой, но слез уже не было – она все выплакала. – Можно прийти в отчаяние!
      Я кивнул.
      – Я… мы все равно не верим. Мы тебе поможем, Венке, мы…
      Меня перебил Смит.
      – Давайте посмотрим на вещи реально, фру Андресен. Согласно документам и собранным доказательствам, наша позиция очень слаба, я говорю это вам откровенно. Однако Веум считает, что сможет представить факты, говорящие если не о том, ктоубил вашего мужа, то по крайней мере подтверждающие, что это сделали не вы. В этом и состоит наша задача. Дело полиции – найти убийцу, а мы – Веум и я, – мы займемся вашей судьбой. Вы меня понимаете?
      Она кивнула.
      – Но от вас тоже кое-что требуется, – продолжал Смит. – Вы должны быть предельно откровенны и, ничего не скрывая, рассказать нам всю правду о том, что произошло позавчера!
      – Но ведь я все рассказала! – воскликнула Венке.
      Смит молча и пристально смотрел ей в глаза.
      Венке не опустила глаза, но перевела взгляд на меня.
      – Я уже всерассказала, Варьг.
      – Конечно, ты рассказала, – подтвердил я. – Мы знаем об этом. Но это был рассказ сразу после того, как все случилось. Я хочу, чтобы сейчас ты еще раз рассказала все сначала, как ты это помнишь теперь.
      – Я должна? Снова? Сколько же еще? Когда это кончится?
      – Независимо от того, как пойдет дело, я боюсь, что все это кончится еще не скоро, Венке. Может быть, никогда. Но постепенно, со временем все уляжется. Мы сможем помочь тебе, если только ты расскажешь обо всем еще раз – спокойно и не торопясь.
      Она прислонилась спиной к стене.
      – Можно мне сесть?
      Я пододвинул ей стул.
      – У вас не найдется сигареты? – Она взглянула на нас снизу вверх.
      Я вопросительно посмотрел на Смита, который уже доставал пачку сигарет из внутреннего кармана.
      – Специально для клиентов, – сказал он извиняющимся тоном. – Сам я не курю. Курение – для молодежи или для тех, кто собрался умирать.
      Он помог ей зажечь сигарету.
      – Я уже говорила, что только вернулась с работы и начала готовить обед, – сказала Венке.
      – Извини, что перебиваю, но мне нужно прояснить все до деталей. Кто-нибудь видел тебя по дороге домой? Ты не встретила кого-нибудь из знакомых? Может, с кем-нибудь поздоровалась? – спросил я.
      – Нет, нет, – она тряхнула головой.
      – Совсем никого?
      – Нет.
      – Даже незнакомого?
      – Нет, Варьг, я действительно не могу припомнить, кого я тогда видела. Наверное, кто-то мне встретился. Всегда есть прохожие на тротуаре. Но я ведь толком не знаю даже тех, кто живет на этаже, а уж других тем более.
      – Ну, это понятно.
      – Мне продолжать?
      – Да, попытайся.
      – Вот. Я решила приготовить фруктовую кашу, и мне надо было спуститься в чулан за банкой варенья. А когда я вернулась в квартиру…
      – Подожди. Ты тогда говорила, что поднималась пешком по лестнице?
      Она кивнула.
      – И ты никого не встретила?
      – Нет, никого.
      – Чтобы спуститься вниз – на это уходит несколько минут, а чтобы подняться – еще больше, не правда ли?
      – Да, конечно, – энергично кивнула она, – я думаю, что отсутствовала минут десять.
      – Вы засекали время? – спросил Смит.
      Она беспокойно посмотрела на него.
      – Нет, но я думаю, что было примерно так. Я ведь еще искала банку. Это была последняя с клубничным вареньем, а остальное было смородиновое и брусничное.
      – Десять минут, – проговорил я.
      – Да, – сказала она, – наверное, все и произошло за это время.
      – Очень может быть. Десять минут… – Я повторял это как закодированный текст, который предстояло еще расшифровать.
      – Когда я вернулась, то сразу заметила, что дверь в квартиру открыта настежь, и подумала: Роар! Джокер… эта компания! И я побежала.
      – Ты не посмотрела с балкона вниз? Ты меня не видела? – спросил я.
      – Тебя? Нет. Ты был в это время внизу?
      – Да. Мне казалось, что ты меня заметила. Когда все это произошло, я стоял и разговаривал с Джокером. Так что полиция считает меня свидетелем.
      – Я помню. Ты говорил об этом тогда, – произнесла Венке упавшим голосом. – Но так много всего произошло. И Юнас… он лежал там весь в крови, кровь текла и текла…
      – Да, Юнас, – я не отрывал от нее взгляда, – он был уже мертв, когда ты…
      Она энергично кивнула.
      – Во всяком случае, он был без сознания. Наверное, он уже был мертв. Он меня не видел, он глядел в стену и ничего не говорил. Изо рта текла струйка крови, а в животе торчал нож, как… я не знаю, как что.
      Казалось, что ее мутило.
      – И что ты сделала?
      – Я… наверное, я сразу выбежала на балкон и стала звать на помощь, а потом вернулась обратно.
      – А нож?
      – Да, нож я вытащила. Я думала, что помогу Юнасу.
      Я услыхал, как тяжело вздохнул за моей спиной Паулюс Смит, но он не проронил ни слова.
      – А банка с вареньем? – продолжал спрашивать я.
      – Банка с вареньем? Наверное, я ее уронила от испуга. Я точно не помню. Я была как в шоке…
      – Ты не можешь вспомнить, куда ты ее уронила? На пол?
      Венке медленно кивнула.
      – Да-а. Наверное, на пол, и она разбилась.
      – Попытайся вспомнить, когда ты ее уронила, она не могла удариться о голову Юнаса?
      – О его голову? Когда он лежал на полу?
      Венке была в полном смятении.
      – Я полагаю, Веум, – сказал Паулюс Смит, – вы понимаете, что задаете наводящий вопрос? Его нельзя будет задать на суде.
      – Ну да, но я хочу выяснить это. Я хочу заставить ее вспомнить.
      – Но я не могу, Варьг, – прошептала Венке. – Все как во тьме. Все как… о боже мой! Может быть, правда то, что они говорят – все они. Может быть, это действительно я его убила, но я… я не помню этого…
      Она выглядела беспомощной и растерянной, и мне захотелось подойти к ней, обнять за плечи и прошептать: «Нет, нет, друг мой, ты этого не делала. Не думай так. А если и думаешь, то не говори вслух». Но я ничего этого не сказал, а то, что я произнес, было рассчитано на постороннего слушателя.
      – Не говори глупостей, Венке. Так же как и я, ты прекрасно знаешь, что не убивала Юнаса.
      Она сидела, уныло сгорбившись и глядя в пол. Потом подняла глаза и посмотрела на меня, как ребенок, которого за что-то ругают.
      – Я знаю, Варьг, – прошептала она.
      Стало очень тихо. Венке, сидевшая на стуле опустив плечи, притягивала наши взгляды, и Смит внимательно и неотрывно следил за ней. Время от времени почти незаметно он легонько покачивал головой, как человек, потерявший надежду: он был похож на хирурга, не имеющего сил сказать молодому пациенту, что у него рак, что нет никакой надежды и конец близок.
      – А Рикард Люсне… – произнес я.
      – Да? А что с ним? – Она снова посмотрела на меня.
      – Я встретил вас вдвоем во вторник вечером. Какие у тебя с ним отношения?
      – Какие отношения? – Она покраснела. – А что ты, собственно, имеешь в виду? Он мой начальник, не более того.
      Я изучал выражение ее лица, ее взгляд. Ее глаза остановились на расстегнутой верхней пуговице моей сорочки. Как воздушные шары со слишком большим балластом, они не могли подняться к моему лицу, к моим глазам.
      – Ты должна помнить, что мы пришли помочь тебе, Венке, – сказал я. – Ты не должна сердиться на то, что мы задаем, может быть, глупые вопросы. Если не мы, то потом тебя все равно обязательно спросит об этом полиция, не думаю, что они станут перед тобой извиняться за это.
      Она проглотила комок и кивнула.
      – Извини, – сказала она еле слышно, и в лице ее появилось что-то детское.
      – Зачем Люсне приходил к тебе? – спросил я снова. И снова ее взгляд ушел в сторону.
      – Он… он ведь служит на флоте и иногда оказывает мне кое-какие услуги.
      – Услуги?
      – Да. – Венке умоляюще смотрела на меня, надеясь, что я смогу понять все без слов, и мне показалось, что я догадался, о чем речь, еще до того, как она добавила: – Ты знаешь, я не слишком люблю выпить, но мне приятно, когда в доме есть хорошее вино и изредка можно позволить себе бокал вина в одиночестве, ведь правда?
      – Пожалуй, – сказал я. – А капитан Рикард Люсне может доставать беспошлинные напитки?
      Она кивнула.
      – Да. Я покупаю у него немного, и он обычно завозит все это мне прямо домой…
      – Так поэтому он приезжал в тот день? Доставлял, так сказать, новые товары?
      – Да. А потом он отвез меня на работу. Я чувствовала себя неважно, ты знаешь об этом.
      – А какие услуги оказывала ему ты?
      Она испуганно посмотрела на меня.
      – Никаких, Варьг! Во всяком случае, не то, о чем ты думаешь. Он мой шеф, мы вместе работаем. Можно даже сказать, что мы хорошие друзья. Мы много времени проводим вместе на работе. Он очень приятный человек, и иногда мы вместе пьем кофе и болтаем. Ведь у меня нет подруг. Рикард – мой единственный друг.
      – Только друг? Не более?
      – Да нет, я же тебе говорю. Я никогда… мы никогда… – она искала подходящее слово.
      – Хорошо, – прервал я. – Я верю тебе. Мы тебе верим. Он женат?
      – Кто, Рикард? Да, но не слишком счастлив, как мне кажется. Думаю, что они живут вместе ради детей.
      – У них есть дети?
      – Трое: два мальчика и девочка. Где-то между двенадцатью и восемью, если я не ошибаюсь.
      – Во вторник, когда ты позвонила мне и попросила встретиться с Юнасом… – продолжал я.
      – Ну? Ты с ним встретился?
      – Да. Я разговаривал с ним, но, когда ты позвонила и я спросил, не заехать ли к тебе вечером, ты сказала, что будешь занята.
      Венке уже больше не смотрела на мою сорочку. Она глядела на своего адвоката, как бы ища защиты и взглядом умоляя остановить меня. И вдруг я почувствовал, что стал для нее человеком из стана врагов, чего-то требующим, задающим неприятные вопросы.
      – Куда ты собиралась в тот вечер? – все-таки спросил я.
      Она так внезапно перевела на меня взгляд, что я буквально остолбенел.
      – В ресторан!
      – Одна или с кем-нибудь?
      – С Рикардом. Он пригласил меня. Он давно обещал угостить меня хорошим ужином. В тот вечер он был как раз свободен и пригласил меня в ресторан. – Как бы извиняясь, она добавила: – Если бы ты знал, как давно я не ужинала в ресторанах, не танцевала…
      – Вы танцевали?
      – Да. Разве в этом есть что-нибудь плохое, Варьг? А когда ресторан закрылся, он проводил меня домой и ушел. Больше ничего не было, ничего.
      – А Роар? С кем же был Роар?