Капитан Хоугтон нервно ходил взад и вперед по шканцам, перепутанные мичманы торопливо проскальзывали за его спиной, штурман держался от него на почтительном расстоянии. Не зная, какой будет предпринят маневр, нельзя было посылать матросов наверх, поэтому они теснились кучками вдоль всей палубы.
Остров Дьявола, далеко выступающий в море, лежал прямо по курсу. Кидд не видел причин, почему бы им не повернуть по ветру (фордевинд), и тут он заметил трепетание флагов на корме «Решительного». Кидд пристально разглядывал сигнальные флаги сквозь подзорную трубу. Он быстро вынул из кармана свою тетрадь, чтобы уточнить, какой из флагов отличал «оверштаг» от «фордевинда» – желтая диагональ на синем фоне, номер третий «оверштаг». Если он заметит этот флаг, то можно не обращать внимания на остальные, благодаря чему они выиграют столь важное для них время. Хоугтон остановился и посмотрел на Кидда. Не только капитан, все на корабле повернулись в его сторону.
Вот и сигнал! Флаги медленно поднялись на сигнальном фалу «Решительного», понять смысл команды было трудно из-за спутанных ветром концов. Однако наметанный глаз Кидда уловил флаг под номером три, который был поднят сигнальщиками на флагмане. Не успел сигнал взвиться на верх мачты, как он прокричал:
– Оверштаг!
Все бросилась по своим местам, раздался стук деревянных частей бегущего такелажа. Люди хватались за фалы и шкоты, на корме готовились к повороту рей в сторону правого борта, на носу в сторону левого борта, двойной маневр, чтобы сделать в два раза все быстрее. На флагмане сигнал нырнул вниз – выполнять! Рулевой вместе с помощником стал вращать штурвал, крутой нос «Крепкого» начал поворачиваться в нужную сторону. На шкафуте травили шкоты, в то время как корабельные старшины следили за парусами на фок-мачте: аккуратно ли они стоят, натянуты ли канаты с подветренной стороны. Возбужденный Кидд заметил, что из всех кораблей только флагман и «Крепкий» начали совершать поворот оверштаг. Дыхание у Тома перехватило от гордости, «Крепкий» поворачивал четко и быстро, шедшая впереди него «Андромеда» шла все еще прежним курсом.
– Все наверх! – огромные белые паруса закачались и начали поворачиваться, в то время как паруса на фокмачте задерживали ветер, чтобы создать благоприятные условия для поворота.
– На грот-мачту! – корабль повернул против ветра и лег на другой галс. Все работали дружно: брасопили реи, крепили, отдавали и переставляли паруса так, чтобы их лучше наполнял ветер. Маневр был сделан безукоризненно.
– Сэр! – послышался голос Роусона, который нетерпеливо дергал Кидда за рукав.
Том резко обернулся. Мичман молча указал ему на корабли, шедшие в одну линию. Кроме них, один только «Решительный» совершил поворот оверштаг так же быстро, как и они, все остальные суда шли прежним курсом. Мрачное предчувствие овладело Томом. Что-то было не так. «Решительный» был теперь на виду с наветренной стороны. Пока они наблюдали, на флагмане взвились вверх флаги на грот-мачте. Вся флотилия увидела, как на марсе зловеще взмыл вымпел, обозначающий «Крепкого». Повелительно пальнула пушка – обратить внимание на сигнал.
– Что происходит? – закричал Хоугтон на Кидда. Адмирал сообщал всем кораблям, что «Крепкий» все напутал, далее следует действовать согласно отданным приказаниям.
– Совершать оверштаг, но последовательно, сэр, – прошептал Роусон, указывая на знак в сигнальной книге. Приказ был поворачивать, но ужаснее всего, что в конце приказа оказался дополнительный флаг, обозначавший поворот не сразу и не одновременно, как у шеренги солдат. Согласно адмиральскому приказу корабли должны были поворачивать последовательно в определенной точке, следуя за флагманом и не нарушая походного порядка.
– Сэр, сигнал обозначал – поворачивать последовательно. Прошу извинить меня, сэр, – голос Кидда звучал жалобно и робко.
Хоугтон захрипел и побагровел от гнева, но не успел он взорваться, как с флагмана раздался второй пушечный выстрел. Настал черед публичной порки.
– Занять прежнее положение!
«Крепкому» ничего не оставалось делать, как подчиниться приказу – вернуться в строй и лечь снова на прежний галс. Команда корабля, стыдясь и переживая, потому что понимала, какими глазами смотрят на них, принялась совершать обратный поворот. Кидд, полностью раздавленный, стоял с горящим от стыда лицом. Неуклюже развернувшись, «Крепкий» попытался занять прежнее положение в строю, но все корабли уже повернули, и колонна плыла по другому курсу. Уставшие матросы, чертыхаясь, взялись за снасти, чтобы повернуть в третий раз. Но как только они дошли до точки поворота, повернули штурвал и спустили паруса, «Крепкий», не набравший необходимой скорости и плывший против ветра, безжизненно закачался на волнах, оставаясь на месте, словно прикованный.
Штурман бросился к штурвалу, схватился за колесо и заорал на впереди стоящих матросов. Корабль сносило назад. Растерявшийся вахтенный офицер стиснул подзорную трубу и беспомощно взглянул на капитана. Кидд стоял, потупившись, а что ему оставалось делать, в то время как корабль пытался кое-как выбраться из жалкого положения. В конце концов «Крепкий» перешел на другой галс и занял свое место в хвосте эскадры, держащей курс на восток. Кидд повернулся к капитану, приготовившись к самому худшему, но тут на флагмане подняли еще один сигнал.
– Флотилии лечь в дрейф, – негромко пояснил Кидд. Убрали грот-марсели, ход судна сразу упал. Приказ озадачил всех, ради чего надо было останавливать всю эскадру.
– Сэр, с флагмана нам подают сигнал: «Выслать лейтенанта».
Все стало ясно: адмирал хотел получить подробные объяснения только что случившейся неразберихи. Никто не сомневался, кого принесут в жертву адмиральскому гневу…
Адмирал Вэндепут не щадил своих людей. Между Собольим мысом и Тресковым мысом семь кораблей, подчиняясь его сигналам, неустанно маневрировали в боевом порядке, то разъединялись, то опять воссоединялись, словно сражаясь против невидимого противника. Рыбаки на своих баркасах с любопытством взирали на разноцветные флажки, взлетавшие на сигнальных фалах флагманского корабля, а также на энергичные перемещения военных кораблей, еще большее оживление вызывал раздававшийся время от времени выстрел сигнальной пушки.
Кидд упорно изучал «Боевые инструкции» и сопутствующие им сигналы, когда через несколько дней эскадра приготовилась возвращаться в порт, он выучил их едва ли не назубок.
– Сэр, кораблям занять походный порядок.
Пришла пора возвращаться в Галифакс.
– Сигнал – встать на фордевинд, сэр, – прибавил Кидд, увидев дополнительный сигнал на грот-мачте. Корабли должны были повернуть вокруг своей оси, чтобы лечь на обратный курс. На этот раз во главе колонны вставал «Крепкий».
Пришла пора показать свое мастерство в кораблевождении, поворот на фордевинд.
– Брасопить реи. Руль по ветру.
Паруса на бизань-мачте заколыхались, грот-марсели наполнились ветром, а фок-марсели натянулись как барабан. «Крепкий» медленно стал поворачивать, также начали разворачиваться все впереди идущие корабли.
– Рангоут править! Поднять фок!
Судно поворачивало, ветер задувал в корму. Потравили штормовые паруса, чтобы лучше ловить ветер.
– Побрасопить реи. Потравить шкоты!
Команда работала изо всех сил, переставляя паруса вдоль всего судна, на корме и на носу, поскольку судно меняло курс. «Крепкий» хорошо слушался руля.
– Перенести кливер!
Это был последний приказ перед тем, как судно окончательно легло бы на другой курс. Паруса на корме выбрали, чтобы передние паруса наполнились ветром. Матросы на баке работали споро и весело, их согревала мыль, что через несколько часов они уже окажутся в уютной гавани Галифакса.
Вдруг раздался оглушительный треск, как будто на носу выстрелила трехфунтовая пушка. Люди, натягивавшие кливера, так и повалились на палубу, прочие подались назад, испуганно оглядываясь по сторонам. С юта нельзя было разобрать, что случилось, обзор закрывали распущенные паруса – нижние грот и фок.
– Корабль плохо слушается руля, сэр, – закричал моряку штурвала, в то время как «Крепкий» сразу потерял ветер и отвернул в сторону.
С бака доносились тревожные крики, наконец, прибежал запыхавшийся матрос и доложил хриплым голосом:
– Сломался утлегарь, сэр!
Хоугтон поднял рупор:
– Скинуть в воду фор-брам-стеньгу немедленно, слышите?
Капитан повернулся кругом, он был мрачен. Послышались крики убрать паруса, надо было выровнять ход судна.
– Вы знаете, что делать. Отправляйтесь на бак и помогите. Прямо сейчас! – резко бросил капитан Кидду, тогда как Роусону было поручено поднять сигнал «неуправляем», который показал бы адмиралу, что «Крепкий» не может выполнять его приказания.
Кидд поспешил на бак. Здесь командовал Ренци. Ну что же, Кидд будет беспрекословно выполнять его команды. Снасти и такелаж на носу были перепутаны и оборваны, торчал лишь обломанный конец бушприта. Сильный наклон мачты и матросы, столпившиеся у подветренного борта и смотревшие вниз, показывали, куда упала стеньга.
– Поулден, ты набросил узел на фор-брам-стеньгу? – Голос Ренци звучал жестко, даже жестоко, глаза мрачно поблескивали.
Он наблюдал за тем, как очищают рангоут бушприта и фок-мачты, подбирают остатки кливера.
– Сэр, прибыл к вам на помощь, – доложил ему Кидд.
Ренци едва заметно улыбнулся.
– Оторвало мартин-штаги и мартин-бакштаги, утлегарь унесло, – пояснил он, следя за тем, как двигается стрела ворота, чтобы поднять на борт скинутую мачту. – Уверен, что вскоре мы справимся. Дует сильно. Уже все расчистили. Я решил установить фор-стеньги-стаксель с подветренной стороны, пока налаживают ворот.
Боцман быстро послал самых опытных матросов накинуть канат с крюком на стеньгу за бортом, кусок сосны длиной футов в пятьдесят служил прекрасной заменой сломанному утлегарю.
Ренци внимательно посмотрел на обломанный конец бушприта.
– Мистер Кидд буду вам признателен, если вы сообщите капитану о положении дел. Нам удалось захватить фор-брам-стеньгу теперь остается лишь ее выловить.
Кидд отдал честь и поспешно пошел на квартердек Хоугтон выслушал его с хмурым видом. Он, не отрываясь, смотрел на проходившие мимо него корабли эскадры, шедшие обратным курсом.
– Запроси флагман, прошу объясниться без сигналов, – сказал он. Сигнальные флаги взлетели вверх, «Решительный» тут же убрал паруса и лег в дрейф.
Хоугтон коротко через рупор сообщил адмиралу о происшествии. Впрочем, и так все было ясно. С поврежденным кораблем остался шестнадцатипушечный шлюп «Рысь», вся остальная флотилия направилась в Галифакс.
Ремонт был не из простых, даже с запасным рангоутом, к счастью, оказавшимся под рукой. Сначала следовало извлечь обрубок бушприта из корпуса судна и удалить все удерживающие снасти. Тут приключилась новая напасть, отверстие в мартын-гике не подходило под новый утлегарь, их размеры следовало подогнать друг под друга. Работы по установке нового бушприта оказалось так много, что стало ясно – до вечера не управиться.
Всю тревожную ночь «Крепкий», на котором убрали все паруса, дрейфовал в открытом море. Мыс Бога находился в сорока милях с подветренной стороны. Уставший, с покрасневшими от бессонной ночи глазами Кидд заступил на утреннюю вахту. Настал тусклый рассвет. «Рысь» с хлопающими на ветру парусами держалась в отдалении на юге. Море было спокойным, хотя на севере подымался туман. Его клубы, стелясь по воде, дотягивались до «Крепкого», обволакивая его корпус. Едва вышло солнце, команда снова взялась за работу, но не успело бледное солнце подняться над верхушками мачт, как бушприт починили.
– Что за черт, кто там впереди? – спросил Хоугтон, остановившись на месте. Отчетливо слышались пушечные залпы с севера, совсем рядом.
– Пушки крупного калибра, по крайней мере, двадцать четвертого или тридцать второго, – проворчал Брайант. Раздалось еще несколько залпов, приглушенных туманом.
Хоугтон выглядел озадаченным.
– Так палить могут только корабли эскадры. Здесь нет других линейных кораблей, если только… – он помедлил и многозначительно посмотрел на Брайанта. – Послать на разведку «Рысь», но чтобы осторожно.
Неизвестность тревожила: пушки такого калибра могли находиться только на линейном корабле.
«Рысь» исчезла в тумане. На «Крепком» принялись ставить брамсели и топсели, через несколько минут все верхние паруса уже были наполнены ветром. Едва корабль тронулся вперед, как поставили грот, ход судна сразу увеличился.
Впереди показались бом-брамсели, затем из тумана вынырнула «Рысь», на ее гроте развевался сигнал.
– Неприятель рядом! – прокричал с полуюта Кидд, но этот сигнал все узнали и без подсказки.
– Приготовиться к бою!
Впервые по другую сторону океана «Крепкий» готовился вступить в сражение. Туман слегка рассеялся, на мгновение стали видны темные силуэты двух кораблей, потом они опять исчезли в тумане.
Как только Брайант доложил, что все на палубе убрано, зазвучал волнующий ритм «Отважного сердца», потом раздалась барабанная дробь. Сигнал тревоги! Кидд взбежал по трапу на полуют, шпага билась о его ноги. Если им навстречу двигались семидесятичетырехпушечный неприятельский корабль и сопровождающий его фрегат, то они окажутся в очень опасном положении.
– Передайте на «Рысь»: «занять положение в миле с наветренной стороны». Мелкая сошка не должна путаться под ногами, когда встречаются две большие щуки.
«Крепкий» скользил сквозь редеющий туман, дул слабый ветер. Верхушки мачт словно парили над палубой.
– Внимание! Два корабля с левого борта, на расстоянии около пяти миль!
По приказу Хоугтона Кидд сменил тяжелую и мощную подзорную трубу для различения сигналов на более удобную, принадлежавшую вахтенному офицеру, и быстро стал подниматься по вантам наверх. Он остановился на марсе, здесь уже не было тумана, так что не стоило подниматься выше. С левого борта стелились рваные клочья тумана, поверх которых виднелись верхушки мачт двух кораблей, шедших под всеми поднятыми парусами. Кидд наставил трубу на верхние ванты обоих кораблей и внимательно их разглядывал. Корабли шли полным ходом, хотя двигались курсом под углом друг к другу. Он поводил подзорной трубой и увидел трехцветный французский флаг на одном из кораблей, на другом флага не было. Однако это были не военные корабли. Он еще раз осмотрел горизонт и сообщил вниз о том, что удалось разглядеть, затем спустился.
– Что за ерунда? Вы не видели больше никаких других кораблей? – спросил Хоугтон. Ибо услышанный ими выстрел, вне всякого сомнения, был выстрелом с военного корабля.
– Сэр, дело в том… – начал штурман. Туман совсем рассеялся, неприятель четко был виден на расстоянии четырех миль с левого борта.
– Черт меня побери, если это не фрегат! – удивленно воскликнул Брайант.
– Один из кораблей очень похож на наше торговое судно, сэр, – заметил Хэмбли.
– Чуть отвернуть в сторону от курса фрегата, – скомандовал Хоугтон. – Мы пойдем ему навстречу, но чуть погодя.
Подошел Адамc и встал рядом с Киддом.
– Можно себе представить, – сказал он с задорной улыбкой, – какие разговоры сейчас ведутся на юте фрегата. Собирались поживиться, захватив торговое судно, а им навстречу из тумана военный корабль.
Хоугтон бросил через плечо:
– Мистер Кидд, верните «Рысь», пусть займет положение у нас за кормой. – На борту французского судна, по-видимому, возникла паника из-за вспомогательного, пусть и не такого большого, корабля. Для того чтобы уменьшить тревогу капитана вражеского фрегата, «Рысь» отводили назад.
– Стаксели, сэр? – юго-восточный ветер посвежел. Корабли медленно, но верно, сближались.
– Нет, мистер Хэмбли. Не будем спешить, посмотрим, что они предпримут первыми.
Если бы фрегат уходил по ветру, то «Крепкому» пришлось бы поставить дополнительные паруса, но поскольку фрегат маневрировал, на «Крепком» сначала убрали лишние паруса и такелаж, перед тем как устремиться прямо на врага. Внимание всего квартердека было сосредоточено на неприятеле, как вдруг французское судно внезапно стало поворачивать.
– Они убегают, – сказал Брайант.
В упорной гонке фрегат, несомненно, опередил бы громоздкий линейный корабль. В любом случае через несколько часов фрегат оторвался бы от «Крепкого». Как только корабли сблизились, торговое судно, большой корабль с красивой четкой обводкой, поднял флаг.
– Американец? – спросил Брайант, сняв треуголку и почесав голову. Он посмотрел на их собственный вымпел, словно надеясь увидеть там подсказку.
– Кузен Джонатан придерживается нейтралитета. А что делает француз? – пробормотал Адамc, едва они на полном ходу проплыли мимо торгового судна, с которого доносились приветственные крики.
– С вашего позволения, сэр… – начал штурман.
– Мистер Хэмбли?
– Если я не ошибаюсь, сэр, это не обычный военный корабль. Это тяжелый приватир. Слегка перестроенный, наверно, увеличен такелаж, а также численность команды…
– Думаю, штурман прав, – подхватил Брайант, рассматривая француза сквозь подзорную трубу.
Море было чистое, преследуемое судно находилось всего в миле впереди. На нем поставили все прямые паруса, но не стаксели.
Хоугтон сжал плотно губы. Для того чтобы у них остался шанс догнать неприятельский корабль, следовало отдать приказ распустить стаксели. Однако коварный капитан «фрегата», вероятно, дожидался завершения их маневра, чтобы повернуть самому и пройти в крутом бейдвинде. Он понимал, что их преследователю понадобится время, чтобы переставить обратно стаксели и снова погнаться за ним. Но с другой стороны, если ничего не сделать, преследуемое судно могло спокойно ускользнуть.
– Мистер Хэмбли, будьте добры, проверьте, какой ход у преследуемого судна.
Штурман взял секстан и измерил угол между верхушкой мачты и ватерлинией, через пару минут он повторил измерение.
– Боюсь, мы уступаем около двух узлов, сэр.
– Стоит ли нам суетиться, – прошептал мрачно Адамc на ухо Кидду. – Мы поставим побольше парусов, и на фрегате сделают то же, а я еще не знаю случая, чтобы двухдечный корабль смог бы удержаться за фрегатом. К закату фрегат скроется за горизонтом.
Француз явно уходил от них. Было видно, как из презрения он даже не поставил дополнительных парусов. Хоугтон долго рассматривал врага в подзорную трубу. Внезапно он сложил трубу и скомандовал:
– Сообщите мистеру Бэмптону и мистеру Ренци, что мы меняем курс. По команде открыть по нему огонь всем бортом.
Вахтенный мичман невозмутимо отдал честь. Даже он понимал, пушечный залп – последний жест в сторону ускользавшего противника. Выполнение приказа Хоугтона тормозило и без того их небыстрый ход. Юноша стремглав сбежал вниз, тотчас же послышался шум и стук. Кидд представил себе, как выдвигаются вперед длинноствольные пушки, матросы длинными гандшпугами изо всех сил подпихивают их вплотную к борту, как наводчики выглядывают из открытых портов, чтобы разглядеть цель.
Хоугтон нетерпеливо шагал по квартердеку, посматривая в сторону неприятеля и ожидая возвращения мичмана. Услышав о готовности, капитан приготовился отдать приказ и тем самым нанести заключительный удар. Хоугтон еле заметно улыбнулся стоявшим на квартердеке офицерам и спокойно сказал Хэмбли:
– Залп левым бортом.
«Крепкий» медленно развернулся указанным бортом, что позволило артиллеристам прицелиться получше. Как только прозвучал приказ «огонь», сразу прогремел залп. Пороховой дым рассеялся, море возле вражеского корабля опоясалось всплесками от ядер, на пушечной палубе «Крепкого» раздались воинственные крики. Рулевой завертел штурвал, и «Крепкий» совершил разворот, повернувшись к вражескому судну другим бортом. Над безмятежными волнами прозвучал второй залп. Снова все на миг окуталось пороховым дымом, потом стали видны всплески воды, еще ближе к вражескому кораблю, и вдруг на нем сломалась бизаньмачта.
– Господи, – выдохнул Адамc.
Вне всякого сомнения, неприятелю был нанесен сокрушающий удар. На его бизань-мачте не осталось ни одного паруса, что, конечно, отразится на его скорости. Казалось, теперь «Крепкий» мог спокойно подойти и захватить его. Все словно замерли, глядя вперед и надеясь увидеть, как, скорее всего, неровно будет двигаться преследуемое судно, но не тут-то было. Несмотря на сломанную мачту и безжалостно обрубленные мешавшие снасти, французское судно шло вперед, как ни в чем не бывало.
– Конечно, там не будут слишком жалеть о потерянной мачте, – хмуро сказал Кидд. – Чтобы увеличить ход, они возьмут на гитовы грот-парус. Они понимают, все, что им остается, – продолжать уходить от нас, и им это удается.
– Может быть, и так, – заметил Адамc. – Но как они повернут против ветра? Ведь корабль с трудом сможет идти в крутом бейдевинде.
– А с какой стати им поворачивать? – донеслось сзади язвительное замечание Бэмптона, которое почти никто не услышал из-за раздавшегося пушечного залпа со стороны неприятеля.
– Они огрызаются, – спокойно отметил Адамc.
Пушечный залп с кормы, когда исключен бортовой залп, был испытанием для нервов. Последовал еще один залп. Ядра свистели над их головами. Некоторые офицеры пригнулись, потом сконфуженно выпрямились.
– Офицеры, вниз. Здесь, на шкафуте, останется один мистер Брайант, – скомандовал Хоугтон.
В ответ раздавались залпы из орудий, стрелявших шестифунтовыми ядрами, однако случайное попадание могло наделать немало бед. Еще двадцать минут шло преследование, корма неприятельского судна снова начала удаляться. К капитану подошел первый лейтенант:
– Сэр, боюсь, нам не удастся нагнать его. Это бессмысленно.
Хоугтон недовольно уставился на него.
– Раскиньте мозгами! Неприятель не может уйти с подветренной стороны. Держа такой курс, он вскоре упрется в банку возле Трескового мыса. Тогда он окажется перед выбором: либо повернуть против ветра, обогнуть мыс с восточной стороны, чтобы попасть в залив Мэн, либо выбрать путь попроще – на запад, прямо в американские воды.
Я хочу прижать его к берегу. Вот поэтому «Рысь» должна взять право руля и преследовать врага, идя этим курсом. Наш шлюп таким образом отрежет неприятелю путь в залив Мэн. Перед французским капитаном сразу встанет нелегкая задача, открывать ли ему огонь по небольшому судну, зная, что проволочка, вызванная перестрелкой, может повлечь за собой схватку со спешащим на подмогу шлюпу военным кораблем.
– Так точно, сэр.
Хоугтон улыбнулся в первый раз:
– А если он захочет уйти в море, в подветренную сторону, то попадет прямо к нам в руки. Тогда посмотрим, кто кого…
В полдень неприятельское судно оторвалось далеко вперед вместе с «Рысью», забравшей право руля. Капитан был доволен, неприятель попадал на крючок, деваться ему было некуда, впереди лежала банка, отрезая ему путь на восток.
– Скорость течения воды пять узлов или около того. Слишком быстро, некогда промерять глубину лотом. Если упадет туман, тогда они точно окажутся в наших руках, – прибавил он взволнованно.
Ветер падал, пока совсем не стих, что позволило легкому французу немного оторваться от преследователей перед тем, как скорость судов совсем упала. Все три корабля из-за штиля остановились в надвигавшихся сумерках.
Когда Кидд заступил на вахту, положение вражеского судна оставалось прежним. В ночном мраке у преследуемой ими добычи появился шанс либо починить мачту при свете ночных фонарей, либо, не зажигая никаких огней, скрыться под покровом ночи. Неприятель выбрал второй вариант. Если бы не проявленная экипажем «Рыси» бдительность, может быть, добыче удалось бы ускользнуть. Как только совсем стемнело, на английском шлюпе специально для «Крепкого» зажгли временный сигнальный маяк – несколько ламп, собранных в один самодельный ящик, причем световые сигналы подавались с одной стороны, чтобы их могли видеть только на «Крепком».
Ночью «Рысь» с горящими сигнальными огнями все время держалась неподалеку от неприятеля. «Крепкий» был едва различим в густом мраке. Когда после полуночи поднялся ветер и французский корсар стронулся с места, Хоугтона немедленно известили о его движении. Повернув на запад, приватир хотел увеличить расстояние между собой и преследователем, чтобы потом уйти в открытый океан. Однако при хмуром рассвете открылось истинное положение вещей: впереди на северо-востоке смутно виднелось плоское побережье острова Новая Англия, в то время как два военных корабля флота Его величества держали курс в море.
С рассветом на палубе появился Хоугтон.
– Он у нас в руках! – воскликнул он. – Он не может поставить много парусов спереди при ветре с траверза, и на бизань-мачте у него нет никакого паруса. Думаю, до полудня все решится.
Капитан не без удовольствия посмотрел на группу моряков, стоящих на квартердеке:
– Судя по всему, сегодня у нас будет славный день.
«Крепкий» устремился вперед с открытыми пушечными портами. Имея берег с подветренной стороны и два военных английских корабля с наветренной, французу больше ничего не оставалось, как идти на запад. Ветер стал задувать с юга. Для того чтобы плыть на запад, надо было умело переставлять паруса. Однако без бизань-мачты самым логичным выходом было идти с взятыми на гитовы передними парусами, маневрируя остальными с целью компенсировать потерю хода. Но француз не подбирал паруса, наоборот, он распустил их во всю длину, лишь слегка потравив шкоты, и почти летел над волнами. Кидд от восторга застыл на месте, паруса белой громадой закрывали собой корпус корабля, пушки молчали, корабль безмолвно плыл по воздуху.
– Я нисколько не волнуюсь за исход, – произнес Хоугтон так, будто и в самом деле не сомневался в этом.
– Впереди по курсу лежал пролив Лонг-Айленд, французу придется огибать его, чтобы не попасть в ловушку, вот тут-то его и будет поджидать «Рысь».
Кидд впервые увидел побережье Соединенных Штатов: нечеткий песчаный берег острова Блок, на севере виднелся низкий покрытый лесом берег Новой Англии.
– Сэр, должен заметить, это американские территориальные воды, – Хоугтон не обратил внимания на тревогу, прозвучавшую в словах Адамса, капитан, не отрывая глаз, наблюдал за плывущим впереди кораблем. – Сэр, хорошо известно, как они щепетильно относятся к нарушениям своих границ.
– Черт побери, мне это также хорошо известно, как и вам, – отрезал Хоугтон. Однако француз, не переставляя парусов с целью обогнуть остров Блок, прямиком устремился в пролив Лонг-Айленд.
– Они сошли с ума! Они сами отрезают себе выход…
– Мистер Хэмбли! Живее! Какая максимальная ширина пролива?
– Ну, к северу между Мотноком и песчаной косой острова, пожалуй, миль семь.
– Тогда можно. Значит, севернее, мистер Хэмбли. Позаботьтесь о том, чтобы держаться поближе к середине пролива. Американцы проводят границу на расстоянии одной лиги от самой низкой точки отлива, это оставляет нам одну милю для свободного плавания.
– Так точно, сэр, – ответил Хэмбли, следя за французом, которого, судя по всему, ничуть не волновали подобные условности.
Оставив остров Блок с левого борта, «Крепкий» вошел в просторный проход в залив, держась с наветренной стороны. Два английских корабля закрыли французу выход из пролива, захват неприятельского судна оставался лишь вопросом времени.
– Он просто тянет время, – фыркнул недовольно Хоугтон.
– Сэр, вспомните, французы союзники американцев, поскольку они поддерживали их во время последней войны, – вступил в разговор Ренци, поднявшийся с пушечной палубы.
– Ба! Чепуха! Они знают, как ведут себя французские революционеры, и не пожелают вступать в какие бы ни было отношения с негодяями и разбойниками.
– Тогда, что означает теперь его маневр? – вежливо спросил Ренци.
Приватир поднял огромный трехцветный флаг, развеваемый ветром, он был хорошо различим на расстоянии двух миль. Француз повернул паруса, чтобы пройти сквозь пролив шириной около мили во внутренние территориальные воды.
– Одна лига, сэр.
– Да, да, помню, – Хоугтон закусил губу, глядя на ускользавшего врага. – Бросить лот. Думаю, надо бросать якорь. Точно на расстоянии одной лиги от берега.
Проводив долгим взглядом французский капер, бывший уже на расстоянии около шести миль и готовящийся зайти в небольшой порт, Кидд присоединился к остальным офицерам в капитанской каюте. Хоугтон не находил себе места:
– Есть какие-нибудь предложения?
– Захватить их, и дело с концом, – нетерпеливо проворчал Брайант. – И плевать на последствия. Это не порт, а одно недоразумение, кроме рыболовных суденышек, там ничего больше нет. А как я слышал, у американцев вообще нет военно-морского флота.
– Что верно, то верно, – задумчиво протянул Хоугтон. – Но я напомню вам, согласно закону это рассматривается, как вынужденный поиск убежища в нейтральном порту, и на того, кто осмелится нарушить закон, посмотрят косо.
– А кто узнает? Замаскировать название нашего корабля, ночью посадить людей в шлюпки, и я ручаюсь за успех…
– Я уважаю вашу изобретательность, мистер Брайант, но боюсь, как бы это не повлекло за собой нежелательных последствий.
– Пловцы! Под покровом ночи, они просверлят борта капера, и он затонет там, где стоит…
– Мистер Брайант! Считайте, я ничего не слышал. Кроме того, без шума никак нельзя просверлить медную обшивку днища.
В каюте повисла тишина, наконец Ренци вымолвил:
– Исходя из предположения, что симпатии американцев лежат на стороне французов, я склонен считать, что они вряд ли пойдут на нарушение законов, действующих в условиях нейтралитета. Для того чтобы сохранить пристойную мину, можно постоять некоторое время в заливе на якоре. Затем ничего больше не остается, как вернуться восвояси, к нашему великому сожалению.