Джеймс Стоддард
      Обманный Дом
      (Высокий Дом-2)
      Пер. с англ. Н. А. Сосновской
      Далеко вдали стоит, вздымая островерхие крыши к небу, Высокий Дом Эвенмер. Прекрасный и страшный дом. Дом, куда приходят лишь те, что приходят не случайно... Но стоит где-то и Дом иной - Черный Дом боли, страха и горя. Дом, коим владеет Человек в Черном, не знающий ни жалости, ни добра. Дом, где живет девочка, у которой похитили сердце. Девочка, день за днем выращивающая в саду Черного Дома черные тернии и читающая самую печальную книгу на свете. Девочка, умеющая только одно - БЫТЬ ОДИНОКОЙ И НЕСЧАСТНОЙ. И с каждым часом, с каждой минутой ее одиночество и несчастье в Доме Черном изменяют реальность Дома Высокого. Ибо Горе и Боль есть Зло - и сила этого Зла, точно темный, ледяной туман, смыкается над Эвенмером. Еще чуть-чуть - и Высокий Дом безвозвратно обратится в ОБМАННЫЙ ДОМ...
      КАРТЕР
      Картер Андерсон, Хозяин Эвенмера, осторожно шел в одиночестве по сумрачным коридорам Высокого Дома. Мерцало зеленое пламя газовых ламп, отбрасывающих тени, корчащиеся подобно людям в припадке падучей. Шипящие выдохи газовых горелок были единственным звуком, оглашавшим лабиринт полутемных лестниц, мрачных переходов, унылых карнизов, суровых портретов, статуй с пронзительными взорами, стоявших в нишах из потемневшего камня. Картер шагал бесшумно. На бедре его покачивался Меч-Молния, плечи покрывал Дорожный Плащ, обладавший способностью менять цвет, позволяя владельцу сливаться с коричневыми панелями, коричневым ковром и коричневыми лютиками на обшарпанных обоях Иннмэн-Пика. В полумраке Картер мог бы пройти несколько дюймов, как невидимка.
      Прошло три месяца со времени его победы над Полицейским и анархистами. Все его дни с тех пор были заняты восстановлением Белого Круга, и даже теперь, шагая по бесконечным переходам, он мысленно корил себя за то, что пустился в странствия - ведь на это у него положительно не было времени. Но четыре ночи назад Картер внезапно пробудился и рывком сел на своей удобной кровати во Внутренних Покоях. Разбудил его зов, который порой слышат Хозяева Эвенмера, чья жизнь и сердце настроены на все шорохи, скрипы и стоны этого древнего дома. Больше той ночью он не сумел уснуть. Он облачился в походные одежды, обулся в сапоги из мягкой кожи, взял Плащ и Меч, позвал дворецкого - Уильяма Хоупа и поведал ему о своем намерении немедленно отправиться в Иннмэн-Пик. Картер мог бы взять с собой хоть тысячу воинов, но Хозяин всегда странствует в одиночку - так уж принято.
      Он не пошел Длинным Коридором, предпочтя более безлюдные пути, и пересек Наллевуат и Кидин, а затем - крошечный Ниасет. Встречных ему попалось немного: несколько купцов, направлявшихся в Китинтим, пара философов из Муммут Кетровиана да орнитолог из Верхнего Гейбла, где изучение птиц считалось высшим искусством. Спал Картер мало, а питался исключительно припасами из дорожного мешка.
      Три часа назад он миновал границу Вейнскота - прекрасной страны, ухоженной с тщанием огранки бриллианта, где каждое окно являло собой витражную розетку, и вот теперь погрузился в тусклую меланхолию Иннмэн-Пика. Картер очень устал, и унылость здешних залов, за годы правления анархистов лишившихся всех красок и цветов, повергала его в тоску. За исключением Фиффинга, который по-прежнему оставался мятежным, Иннмэн-Пик был самым прочным оплотом его врагов в Белом Круге. Сделать здесь предстояло еще очень многое.
      Картер спускался по винтовой лестнице. Ее вырезанные вручную перила, имевшие форму кленовых ветвей с листьями, напоминали о временах, когда эта страна процветала. И все же после изгнания анархистов дела здесь пошли на лад. Сеттлфрост, прежний управляющий, с позором ушел в отставку, и на его место народ избрал графа Эгиса, человека, известного своими чудачествами, но при всем том честного и прямого.
      Любой другой на месте Картера уже давно заблудился бы в мириадах ветвящихся коридоров, но с Хозяином такого случиться не могло. В душе Хозяина запечатлены карты Высокого Дома, и потому Картер без труда передвигался среди теней, ощущая над собой колоссальный вес дерева и камня - всей величественной громады Дома. Каждый новый поворот вызывал образ в его сознании, он мог бы мысленно следовать по любому избранному пути часами - чем, собственно, и занимался не раз за последние несколько недель, когда сидел в своем кабинете за Книгой Забытых Вещей и раздумывал над хитросплетениями коридоров подобно человеку, размышляющему над шахматной задачей.
      Картер вышел из застекленных дверей и остановился под ночным небом. Луны не было, но звезды горели во множестве. На востоке взошел Орион, алый Марс надменно взирал с высоты. Как это часто случается во время долгих странствий по помещениям, лишенным окон, Картер утратил ощущение времени. К его изумлению, карманные часы показывали, что скоро полночь. Он хотел добраться до цели при свете дня, но не осмелился медлить, и задержался лишь для того, чтобы достать из мешка фонарь и зажечь его.
      На другом краю широкого поля он разглядел огни городка Иннмэн-Пик. Несмотря на иллюзию пребывания на открытом пространстве, вне дома, Картер знал, что на самом деле находится в огромном внутреннем дворе и что со всех сторон его окружает Эвенмер. Он шагал в сторону невысоких домов, и луч его фонаря выхватывал из мрака молодые побеги пшеницы, что росли неровными островками. В последний раз на его памяти эти поля были покрыты жухлой стерней. Картер мстительно усмехнулся.
      Он пересек поле и прикрутил фитиль фонаря, когда добрался до железнодорожных путей, по которым тащился состав. Передняя фара локомотива горела бледно-желтым светом и была похожа на кошачий глаз. Белесый дым расстилался в ночном воздухе, распространяя запах гари. Следовало идти осторожно. Не желая выдавать себя раньше времени, Картер держался поближе к домам, полагаясь на свой чудесный плащ.
      Вскоре он пересек пустырь между домами и подошел к неровному краю кратера, расположенного в самом центре городка. Кратер представлял собой яму сто ярдов в поперечнике и сто футов глубиной и находился на том самом месте, где высился прежде высокий холм - пик, в честь которого и был некогда наименован Иннмэн. Картер рассмотрел во мраке чудовищный полумесяц дальней стороны кратера, глубокие, страшные тени провала. Он невольно отступил. Оказывается, он успел забыть о том, насколько огромен кратер. Каким путем его создали анархисты - колдовством ли, наукой ли, тайными ли раскопами, - этого Картер не знал, но до поры кратер был скрыт от людских глаз фальшивым пиком в форме черепа - иллюзией, которая могла рассыпаться в мгновение ока. Эту иллюзию Картер уничтожил три месяца назад Словом Власти, одним из тех, произносить которые дозволено лишь Хозяину.
      Он опустился на колени, чтобы снова зажечь фонарь, и тут взгляд его упал на необычный холмик. Приглядевшись, Картер различил очертания человеческой фигуры. Он осторожно поднялся, обнажил Меч-Молнию, клинок которого испускал мягкое золотистое сияние, и, неслышно приблизившись к лежащему, наставил на него острие меча. Человек был мертв. Он лежал, раскинув руки. Рубаха у него на груди была обагрена кровью. Рядом на земле валялась винтовка. Картер неохотно прикоснулся к телу - да, сомнений не оставалось, человек холоден как лед.
      Взметнувшийся ветер напугал Картера шелестом стеблей пшеницы. Он отошел и поспешно убрал меч в ножны, дабы его свечение не привлекло ничьего внимания. Снова опустившись на колени, Картер огляделся по сторонам. В неверном свете он не увидел больше ничего, пока не подобрался поближе к краю кратера. Там он разглядел мерцающее пламя прикрытого тряпкой фонаря и расслышал приглушенные удары - кто-то бил кирками по камню.
      Картер пополз влево вдоль обрыва - в ту сторону, где спуск был не так крут. Стенка чаши полого опускалась вниз. Миновав край, Картер продолжил путь на четвереньках. Красноватый песчаник, размытый водой, осыпался под его ладонями. Во времена правления анархистов в Иннмэн-Пике не переставая лили дожди, и, согласно последним донесениям, на дне кратера образовалось озеро. Хотя, судя по всему, на сегодняшний день вода успела просочиться сквозь землю.
      Подобравшись поближе, Картер разглядел семерых человек в серых анархистских плащах. Они орудовали кирками и лопатами, возле них виднелись тачки. Один стоял на страже с винтовкой. Лица, озаренные светом фонаря, были бледны и угрюмы. Поначалу Картер решил, что они копают землю, но быстро понял, что на самом деле эти люди пытаются засыпать дыру посередине кратера.
      Картер задумался. Итак, восемь мужчин, и все наверняка вооружены. Может, они что-то забрали из кратера - к примеру, легендарное сокровище Пика? Или хотят замести следы какого-то давнего преступления? Удостоверившись в том, что работы у анархистов еще по горло, Картер решил, что успеет поднять на ноги население Иннмэн-Пика и арестовать злоумышленников.
      Но стоило ему развернуться, как он наткнулся на девятого анархиста. Сверкнул занесенный для удара клинок, послышалось приглушенное ругательство. Картер выхватил из ножен Меч-Молнию и нанес врагу удар снизу. Лезвие клинка взметнулось, рассыпая искры, и рассекло анархиста почти надвое. Тот и крикнуть не успел, а Картер уже повернулся к остальным.
      Как только дозорный прицелился в Картера из винтовки, он произнес Слово Власти - Фалан. Даже Хозяину Слова Власти Даются нелегко, и это Слово чуть не разорвало Картеру горло. Земля сотряслась, во все стороны распространилась золотистая, подернутая рябью волна, и свет ее на фоне мрака был слепящим.
      Как только волна достигла часового, винтовка выпала из его рук, и он бросился наутек, крича от ужаса. Трое анархистов, стоящих ближе других, были сбиты с ног, фонарь упал наземь и погас.
      Не дав врагам опомниться, Картер выхватил револьвер. Двое анархистов из четверых, что удержались на ногах, спрыгнули в незасыпанную яму, третий потянулся за пистолем, а последний застыл, не в силах пошевелиться от страха. Картер дважды выстрелил в анархиста с пистолем, тот выронил оружие и попятился, сжимая раненое плечо, а другой анархист наконец оправился от оцепенения и пустился наутек.
      Свечение, вызванное Словом Власти, мало-помалу угасло, вновь сгустился мрак, и тут те двое, что спрятались в яме, открыли пальбу. Их винтовки изрыгали пламя. Картер упал на землю и принялся стрелять вслепую. Вскоре в ответ на его стрельбу раздался вопль боли.
      Скрытый во тьме, Картер уполз влево от того места, где прятались враги. Пули продолжали взрывать землю там, где он только что лежал. Через некоторое время пальба стихла.
      Картер лежал неподвижно, стараясь не выдать себя. Другой бы на его месте при таком раскладе сил непременно сбежал, но Картера в Иннмэн привело интуитивное ощущение зла. Отступи он сейчас - и анархисты бы убрались отсюда, но тогда бы он ничего не узнал. Отступать он не имел права, да и сказать, что он был беспомощен, было нельзя. Из-за волнения он забыл о чудодейственных свойствах Дорожного Плаща. Плотно завернувшись в Плащ, Картер мог надежно замаскироваться и стать тенью среди других теней. Первый анархист заметил его лишь потому, что он этого не сделал. Но сейчас Картер, немного успокоившись, вспомнил о Плаще и поспешил укутаться.
      - Нашел фонарь, - прошипел кто-то менее чем в десяти футах от него. Картер встал на четвереньки, готовый в любой момент вскочить на ноги.
      И вскочил - как только чиркнула спичка. Отвлеченные светом фонаря и не способные разглядеть Картера, укутанного в волшебный плащ, двое анархистов заметили его лишь тогда, когда он навис над ними, возникнув словно из воздуха. Дорожный Плащ развевался на ветру, в одной руке Картер сжимал Меч-Молнию, в другой - револьвер. В первого Картер выстрелил не целясь, в упор, а второму нанес удар мечом по горлу. Первый вскрикнул, второй застонал, и фонарь снова погас.
      Картер отпрыгнул назад, как только послышались выстрелы из пистолей. Пули свистели по обе стороны от него. Он невидимкой скользнул влево и оказался почти в тылу у врагов. Бросившись наземь, он стал обдумывать свое положение. По его подсчетам, двое из семи анархистов сбежали, а пятеро либо убиты, либо ранены. Итак, оставались двое сбежавших. Расстановка сил значительно улучшилась.
      Поднявшись на ноги, он крадучись пошел вперед, часто останавливаясь и прислушиваясь. Как только его глаза привыкли к темноте, он различил две человеческие фигуры. Анархисты жались к земле в нескольких футах друг от друга. Третий лежал в стороне от них, распростершись на спине и забросив правую руку за голову, и негромко стонал. Картер осмотрелся, но больше никого не заметил.
      Он приближался бесшумно, полагаясь на защиту Плаща, а когда подошел почти вплотную, рявкнул:
      - Ни с места!
      Тот, что лежал справа, повернулся на спину и испустил дух. В его груди зияли две огнестрельные раны. Второй вскинул руки и прокричал:
      - Не стреляйте! Я сдаюсь! Сдаюсь!
      Картер заставил его улечься, раскинув руки и ноги, затем подошел к стонущему раненому и вынудил того проделать то же самое. Остальные, судя по всему, либо были убиты, либо разбежались.
      Картеру ничто более не грозило, но его вдруг охватил озноб. Сегодня он убил столько человек, сколько не убил за всю свою жизнь. Он всеми силами боролся с дурнотой.
      - Я - Хозяин Дома, - сказал он негромко, обращаясь к раненому. - Что вы делаете в Иннмэн-Пике? Что вы украли?
      - Мы ничего не взяли, господин, - ответил раненый дрожащим голосом.
      - Известны ли вам власть и могущество Хозяина? - спросил Картер. Отвечайте правду, или на вас обрушится моя ярость.
      - Заклинаю вас, господин мой, поверьте мне. Я не простолюдин, я профессор истории.
      - Не похоже, чтобы вы здесь занимались историческими изысканиями. О человеке судят по его делам. Почему вы находитесь в Иннмэн-Пике?
      Картер обнажил Меч-Молнию, и в сиянии клинка черты его лица стали резкими и жестокими. Он не собирался пытать несчастного, но должен был добиться от него правдивого ответа.
      - Пощадите! Я все скажу! Все! Только пощадите!
      Впоследствии Картер никак не мог вспомнить, как случилось то, что случилось в следующее мгновение. Внезапно его охватил жуткий страх - словно кто-то сжал цепкими пальцами его сердце. В тот же миг сотрясся воздух, и громадный светящийся лик замерцал во мраке. Однако свет этого лика был сосредоточен в нем самом, он не озарял окрестности. Прямо перед Картером возникло человеческое лицо в шляпе и капюшоне. От призрака веяло злобой, подобной пульсирующей волне, и Картер невольно рухнул на колени. Рядом с человеком в капюшоне возникло другое лицо - лицо Леди Порядок.
      Но вот оба лика съежились и исчезли, и их место заняла фигура в два человеческих роста - гладкая, словно вырезанная из камня, тень среди ночных теней. Она нависла над Картером и его пленниками. Пальцы призрака были подобны отполированным орлиным когтям, совершенным в своей жестокости. К Картеру потянулись жуткие когти.
      Едва успев опомниться, он выставил перед собой Меч-Молнию. Ударившись о когти призрака, клинок рассыпал слепящие искры, и в лицо Картеру ударила волна обжигающего жара. Призрак завопил от боли и отшатнулся, меч Картера дрогнул, клинок потускнел, остыл и выпал из его руки.
      Не теряя времени и не давая противнику опомниться, Картер призвал на помощь Слово, Дарующее Силу, - единственное из Слов Власти, которое делает своего повелителя сильнее, но затем отбирающее у него положенную дань. Седгатти. Земля сотряслась, рука Картера окрепла. Он подобрал меч и поднялся на ноги.
      Призрак снова двинулся на Картера, навис над ним. Жуткий лик перекосила гримаса злобы. Но вот Картер воздел Меч-Молнию, и его свечение, подобное свету звезд, разгоревшееся ярче прежнего, заставило злодея попятиться и закрыть глаза руками. Картер, не мешкая, нанес удар сплеча. Глубокая резаная рана рассекла бедро врага, но из раны хлынула не кровь, а серый туман. Чудовище яростно взвыло и отступило к раненым анархистам.
      - Создание Порядка! - вскричал Картер, и призрак замер на месте. - Ты стоишь перед Хозяином Дома, который повелевает тобой! Приказываю тебе прекратить сражаться со мной и вернуться туда, откуда ты явился! Призрак пошатнулся, словно от удара. Мстительно взирая на Картера, он воздел руки над анархистами, и тут же взметнулся Черный смерч и так же быстро исчез, а с ним - и сам призрак.
      Картер резко развернулся, огляделся по сторонам, но его соперник испарился. Убедившись в том, что враг действительно исчез, Картер зажег фонарь и осмотрел землю в том месте, где ее взрыли когти призрака. Мерцающее пламя выхватило из мрака мертвенно-бледные лица анархистов. По спине Картера побежали мурашки.
      Он не успел осмотреть раскоп: над краем кратера послышалось ржание лошади.
      - Сокровище! - вскрикнул он и отскочил в сторону. В свете фонаря заплясали тени.
      Картер перебрался через край воронки. Цокот копыт таял вдали, утихал скрип колес. На мягкой земле отчетливо виднелись следы, и Картер торопливо пошел в ту сторону, куда они уводили. Он шел, спотыкаясь о кочки и благодаря судьбу за то, что в силах держаться на ногах. Добравшись до городка, он увидел повозку, мчавшуюся по широкой улице. В повозке сидели несколько человек. Не желая терять времени, Картер не стал таиться и открыто бросился вслед. Вскоре позади него послышались окрики стражников. Он оставил их без внимания, и почти сразу началась стрельба. Картеру стало не по себе при мысли о том, что его могут прикончить его союзники, но он бежал быстро, и скоро погоня осталась далеко позади.
      Добежав до окраины городка, он последовал по единственной дороге, уводящей от Иннмэн-Пика. Бежал он ровно, размеренно, решив сохранить силы для сражения. Примерно в миле впереди, за стройными силуэтами корсиканских сосен, вздымались постройки Эвенмера.
      Картер заметил повозку, стоящую под навесом, (Свет, лившийся из-за полуоткрытой двери, освещал взмыленную, тяжело дышащую лошадь. Помешкав пару мгновений, Картер задул фонарь и скользнул в тень сосен. Вскоре он подобрался достаточно близко для того, чтобы получше разглядеть лошадь. Он вовсе не был уверен в том, что поблизости не слоняются анархисты, однако, некоторое время понаблюдав за входом, подкрался к задней части повозки.
      Она оказалась пуста. Грабители и вправду исчезли. Вынув из кобуры револьвер, Картер подбежал к полуоткрытой двери и резко распахнул се. Бледно-желтый свет хлынул во мрак ночи. Картер ступил в узкую тесную прихожую, миновал еще одну дверь, держа палец на спусковом крючке и в любой миг ожидая нападения. Однако за дверью оказался совершенно пустой длинный коридор. Картер пошел по нему. У его врагов было преимущество в несколько минут, однако, учитывая тот факт, что они везли свою добычу на повозке, теперь они тащили ее в руках, а следовательно, не могли идти слишком быстро. Картер дошел до места, где коридор разветвлялся, и в неуверенности остановился. Он вызвал в сознании карту Эвенмера и мысленно проследовал по хитросплетении) коридоров. Путь, уходящий влево, вел к разнообразным комнатам и в конце концов выводил во внутренний двор, замыкавший Иннмэн-Пик. Путь вправо вел в другие помещения Дома. Картер выбрал его и пошел по коричневым унылым залам, вскоре оказавшись в неосвещенных переходах. Опустившись на колени, чтобы зажечь фонарь, он увидел вдали слабую вспышку света, но она сразу же погасла, и Картер уже не был уверен в том, что видел ее.
      Он прикрутил фитиль фонаря и прикрыл его полой плаща. Тусклый огонь, просвечивая сквозь ткань, творил на стенах коридора странные, причудливые созвездия. Картер побежал трусцой по темному коридору. Ему казалось, что впереди прыгают какие-то существа, и от этого было весьма не по себе. Он слышал только тук собственных шагов по истертому ковру, свое тяжелое дыхание, шум рассекаемого воздуха и тихое шипение фонаря.
      Через некоторое время на его пути возникла винтовая лестница. Под ней коридор продолжался. Если бы Картер последовал по нему, то вскоре оказался бы на задворках Вета, где спавших в плен анархистов чаще всего отправляли на виселицу. Если бы Картер поднялся по лестнице, он попал бы на верхние этажи, а оттуда - либо к Длинному Коридору, либо к темным пределам юга.
      Немного подумав, он спустился по ступеням вниз. Лестница обрывалась на следующем этаже, выводя на галерею с несколькими уровнями. Внизу, в зале, шипели газовые лампы, освещая затейливый рисунок плиток, которыми был выложен пол. В восточной стене виднелись высокие окна. По утрам эта комната, наверное, смотрелась чудесно. Картер понял, что покинул унылый Иннмэн-Пик и перешел в искусно изукрашенную область Липпенхост - один из его протекторатов. Держась за поручень, Картер дошел уже почти до конца галереи, и тут до него донеслись откуда-то сверху негромкие голоса и приглушенный звук шагов. Он быстро загасил фонарь и, высунувшись за поручень, попытался рассмотреть верхний уровень галереи.
      Над головой проплыл свет занавешенного фонаря, но того, кто нес фонарь, за поручнем разглядеть не удалось - впрочем, как и его спутников. Не разобрал Картер и слов, произнесенных вполголоса. Тем не менее он был уверен, что людей больше двух, а шумные выдохи и кряканья подсказали ему, что незнакомцы пронесли тяжелый груз.
      Нужно было забраться наверх, но веревки у Картера не было - пришлось бежать к лестнице, довольствуясь лишь тем светом, что лился снизу. Картер был полностью уверен, что никто из врагов не попадется ему на пути, и эта ошибка чуть было не стоила ему жизни: менее чем в десяти футах от него прогремел выстрел. Картер выстрелил в ответ и тут же услышал дикий, душераздирающий крик. Картер поспешил к противнику, зная по опыту, что нет никого опаснее раненого врага, однако анархист лежал мертвый под опорной колонной. Картер не мог понять, как уцелел сам, но потом догадался, что жизнь ему спас Дорожный Плащ - анархист его не видел и стрелял вслепую.
      Добежав до конца галереи, Картер промчался по лестнице на следующий уровень и вышел в зал, который поспешно пересек, ожидая в любой момент нападения. Врагов не было. Картеру стало страшно: они приближались к настоящему лабиринту коридоров.
      Он шел крадучись и думал, что того и гляди может наткнуться на противника.
      Когда Картер вышел на открытое пространство, он понял это лишь благодаря картам Дома, запечатленным в сознании. Свет ламп, озарявших зал, давно померк позади. Картер шел в полной темноте, прислушиваясь и стараясь дышать как можно тише, дабы расслышать чужое дыхание. В конце концов он обнажил Меч-Молнию. В стене, озаренной светом клинка, виднелось семь дверей. Мысленно сверившись с картой, Картер сразу отверг все двери, кроме двух, представлявшихся ему равновероятными. За обеими дверьми начинались лестницы, а дальше пути шли приблизительно в одном направлении, но завершались они на расстоянии многих миль друг от друга. Итак, совершая выбор, он мог рассчитывать только на удачу.
      Картер открыл дверь. За ней была лестница - длинные пролеты чередовались с широкими площадками. Ступени устилала алая ковровая дорожка - мягкая, как бархат, поручни были вырезаны из красного дерева, стены оклеены обоями с рисунком в виде красных птиц-кардиналов. Когда-то, когда эти края были обитаемы, они были обустроены с шиком и комфортом, а теперь в свете волшебного клинка все казалось призрачным, и желтые глазки птиц недружелюбно посматривали с обоев на Картера. Он поежился и ускорил шаг, почти побежал, бесшумно перепрыгивая через две ступеньки. От последней лестничной площадки, словно из дельты алой реки, вытекали багровые коридоры, из которых дальше вновь уводили лестницы, а за ними - новые коридоры, узкие, как речные протоки. Стены были увешаны картинами с изображением алых роз, и казалось, будто цветы растут по берегам. Но Картер знал дорогу: лишь единственный выход с верхних этажей мог вывести анархистов из этого крыла Эвенмера.
      Когда наконец после бесчисленных поворотов Картер добрался до нужной двери, он обнаружил, что она крепко-накрепко заколочена железными пластинами. В отчаянии он помчался обратно, гадая, что за ужас таился за этой дверью, если кто-то ее столь тщательно заколотил.
      Потеряв два часа, он спустился вниз и стал подниматься на верхние этажи другой дорогой. На сей раз он отказался от осторожности, предпочтя скорость, и наконец оказался в длинном переходе. Дверей в Высоком Доме было не меньше, чем переходов в муравейнике, но теперь Картер точно знал, что анархисты должны двинуться в сторону Длинного Коридора и тем самым избегнуть прохода по самой населенной области низин Гена. Куда враги могли направиться оттуда, Картер предугадать не мог.
      Он шел всю ночь, а когда утреннее солнце позолотило оконные рамы и в его лучах заплясали пылинки, оказалось, что он все еще пробирается по Кверни. Картер порадовался рассвету, хотя утренние лучи и напомнили ему об усталости. Он остановился - совсем ненадолго, только для того, чтобы перекусить вяленым мясом из дорожного мешка, а потом снова пустился в путь. Он так изнемог, что шел словно во сне. Ближе к полудню Картер наткнулся на человека, греющего ноги у камина. Незнакомец предложил ему горячего чая и рассказал о том, что видел "четверых джентльменов в серых плащах, которые несли какой-то груз в мешке из рогожи на двух шестах, словно Ковчег Завета".
      Приободренный выпитым чаем и обрадованный тем, что верно идет по следу грабителей, Картер шагал еще три часа. По дороге он снова перекусил на ходу. Его враги наверняка тоже жутко устали, но останавливаться и не думали - их вела вперед жестокая необходимость, превозмогавшая страх погони. День сменился вечером, а Картер так и не догнал анархистов.
      Наконец, когда солнечный свет уже был едва заметен в оконных проемах, он добрался до места, которое искал. Там он судорожно вдохнул, собрался с последними силами и вызвал в сознании Слово Власти. Оно далось ему не сразу - Словами Власти повелевать трудно, тем более что сказывалась ужасная усталость. Но вот это слово заполнило все его мысли, и буквы словно полыхнули жарким пламенем. Картер подпустил слово к губам и с усилием Произнес:
      - Тальгидин!
      То было Слово Тайных Путей.
      Коридор сотрясся, задрожали светильники. На дверце гардероба, стоявшего у стены, возник светящийся голубой квадрат - знак того, что за шкафом - потайная дверь. Картер открыл дверцу, нырнул внутрь шкафа, раздвинул висевшие там шубы и обнаружил тайный механизм, за счет действия которого задняя стенка шкафа отодвигалась, а за ней открывался путь в темный коридор. Там Картер зажег фонарь и закрыл за собой потайную панель. Стены коридора были голыми, от пола до потолка не более пяти футов. Картер шел, пригнувшись, дощатый пол поскрипывал, Местами с потолка от сырости осыпалась штукатурка. Судя по карте, этот проход позволял срезать путь к Длинному Коридору, и Картер надеялся за счет этого обогнать анархистов.
      Два долгих часа шагал он по унылому, однообразному туннелю. Слово Власти истощило Картера, он брел спотыкаясь, но вот наконец дошел до потайной двери, открывающейся в Длинный Коридор. Выглянув через глазок в стене, Картер удостоверился, что поблизости никого нет, отпер дверь и вышел.
      Он попал в часть Длинного Коридора, расположенную вдали от унылого Серого Клина. Ковер на полу и обои здесь были приятного персикового цвета и слегка поблескивали. Картер прикрыл дверь, ведущую в потайной проход. Она пряталась за картиной, изображавшей Илью Муромца, которого вез в седельной сумке великан Святогор.
      Картера охватили сомнения. Он надеялся опередить врагов, но не был уверен в том, что ему это удалось. Анархисты могли как отстать, так и обогнать его. Поскольку он не знал точно, куда они направляются, он мог их упустить. После недолгих раздумий он решил идти вперед, надеясь встретить других путников, у которых можно узнать, не видели ли они анархистов. Вскоре Картеру повстречался гончар, кативший тележку со своим звонким товаром. Тот, оказывается, шел по Длинному Коридору от самого Наллевуата, но анархистов не встречал. Уверившись в том, что враги остались позади, Картер повернул в обратную сторону. У него было искушение спрятаться за какой-нибудь дверью и дождаться анархистов. Близилась полночь. Он преследовал противников уже целые сутки, а до этого долго пробирался по Эвенмеру, но боялся залечь в засаду, страшась того, что задремлет и упустит грабителей.
      Еще три часа Картер шел, словно сомнамбула, всеми силами стараясь не уснуть на ходу. В конце концов, когда он уже почти отключился, он услышал шорох впереди - там, где коридор плавно сворачивал. Картер выхватил револьвер, прижался к стене и крадучись двинулся вперед.
      Анархисты возились у открытого потайного люка посреди коридора. Картер насчитал троих. Четвертый, судя по всему, уже спустился в люк. Один из троих стоял на страже, а двое пытались просунуть в люк тяжеленный мешок из рогожи. Часовой, ожидавший нападения с тыла, все свое внимание сосредоточил именно в этом направлении, и Картер сумел подобраться к врагам еще на несколько шагов.
      - Ни с места, - скомандовал он, наставив на анархистов револьвер.
      Часовой резко развернулся и выхватил пистоль, но Картер уложил его метким выстрелом. Двое других бросились вниз по лестнице. Из глубины люка послышался вопль четвертого, которого, видимо, придавило грузом. Грабитель, спустившийся в люк последним, попытался закрыть за собой крышку. Картер выстрелил, но промахнулся. Крышка захлопнулась, послышался лязг засова.
      Подскочив к ней, Картер выхватил из ножен Меч-Молнию и нанес сокрушительный удар. Блеснула ослепительная вспышка. Сгорела дотла часть ковра, обуглился пол, но материал, лежавший; - под досками, остался нетронутым. Картер в отчаянии и изумлении смотрел себе под ноги: мечу крайне редко не удавалось поразить набранную цель. Видимо, Длинный Коридор был построен из очень прочного материала. Картер убрал меч в ножны и вызвал в сознании карту Эвенмера. Путь, избранный анархистами, вел по лабирингу, изобиловавшему бесчисленными поворотами. Даже неся тяжелую ношу, через двадцать минут они могли забраться туда, где их крайне трудно будет найти.
      - Тупица! - громко обругал себя Картер. Мало кому потайные ходы Эвенмера были знакомы так же хорошо, как Хозяину, он и не подумал, что враги могут воспользоваться ими. Понимая, что проиграл, Картер все равно не желал сдаваться. Невзирая на неимоверную усталость, он добрался извилистыми переходами до туннелей, которые избрали его враги, и еще три часа тщетно преследовал их. В конце концов, изможденный до последней степени, он рухнул на пол в тесной нише и мгновенно заснул. Ему снились коридоры и убегающие анархисты.
      Проснулся он на следующее утро довольно поздно. Сначала у него мелькнула мысль о возвращении в Иннмэн-Пик и осмотре кратера при свете дня, но теперь он находился почти на таком же расстоянии от Внутренних Покоев и решил послать весточку графу Эгису с приказом выставить у кратера дозор и ждать прибытия Хозяина. На этот раз Картер намеревался отправиться в Иннмэн-Пик не один.
      ПЛИТЫ
      Хозяин идет! Новый Хозяин! Миновало шесть дней после погони Картера за анархистами. По улицам Иннмэн-Пика, крича, бежала девочка. Небо над городком было согрето первым весенним теплом.
      А улицы были грязные: при каждом шаге в немощеных переулках вздымалась пыль, отчего весь городок был занавешен коричневатой дымкой, из-за которой издалека почти сливался с окрестными полями. Не было тут ни резьбы на ставнях, ни украшений на дверях, ни выточенных из дерева орлов, ни ярких флагов. Все казалось бесцветным - и занавески на окнах, и деревянные двери, и даже одежда. Горожане по-прежнему одевались в бесформенные тускло-коричневые балахоны, как во времена правления анархистов. Но все же краски возвращались в Иннмэн-Пик - то тут, то там можно было заметить яркое пятнышко. Видимо, горожане уже отваживались вынимать по лоскутку из сундуков и запыленных гардеробных. Личный бунт Лизбет против засилья одноцветья состоял в том, что ее светлые кудряшки были гордо подвязаны голубой лентой. Добежав до конца скучного, мрачного переулка, девочка повернула за угол и поспешила к яркому зрелищу, ожидавшему ее в конце улицы. Там под корявым дубом по струнке стоял Старина Арни, охранявший вход в Малый Дворец. Пуговицы на его алой форме, вынутой из сундука на чердаке, были начищены до блеска.
      Эту форму он носил в юности, в ней участвовал в легендарных Войнах за Желтую Комнату. Пусть ее побило молью, пусть она обветшала, но Лизбет алый мундир Старины Арни все равно казался великолепным. Арни несколько десятков лет служил графу Эгису.
      Завидев девочку, старик поднял голову, и хотя Лизбет попыталась проскользнуть незамеченной, он перехватил ее у ворот. Бросив меч, он опустился на колени, крепко обхватил ее руками, и алые перья плюмажа защекотали щеки Лизбет.
      - Арни, Арни, отпусти меня! - закричала Лизбет. - Я должна сказать Саре, что идет Хозяин!
      Девочка извивалась, стараясь вырваться из рук старика. Но Арни только усмехнулся и крепче прижал ее к себе.
      - И ты думаешь, что она этого не знает, когда уже весь город собрался, чтобы встретить его? Да ты мне туфли запачкала! Ладно, иди, Лизбет, но не беги очертя голову. Не хватало еще, чтобы ты графа с ног сбила.
      Девочка коварно улыбнулась в ответ и помчалась прочь быстрее прежнего.
      - Спасибо, Арни!
      Малый Дворец был никаким не дворцом, а просто-напросто домом графа Эгиса. А называли его так потому, что прежний дворец исчез вместе с Пиком, и дом графа был одним из немногих, обнесенных каменным забором и имевшим ворота, которые можно было охранять. Вот он и стал Малым Дворцом сразу же после того, как два месяца назад граф Эгис был избран правителем Иннмэн-Пика. Дом был невелик - всего-то два этажа, и выстроен он был из светлого дерева и грубого камня цвета слоновой кости. На ставнях вырезаны фигурки ягнят, по углам под крышей - каменные лики. Дверные ручки имели форму жуков-скарабеев. Вдоль верхнего этажа тянулся балкон с балюстрадой из ноздреватого камня, где поселилось семейство ласточек.
      Лизбет бежала по мощеной дорожке, распугивая кур, которые с кудахтаньем разбегались по двору. По ступенькам крыльца девочка взлетела как раз в то мгновение, когда из дома вышла Сара в светло-сером шелковом платье. Ее волосы цвета полночного неба казались еще чернее под широкополой шляпой, украшенной перьями и лентами. У горловины платья Сара приколола аметистовой брошью гофрированное жабо, ее тонкую талию охватывал гофрированный пояс, по подолу длинного платья тянулись кружева, в руках, обтянутых перчатками в цвет платья, Сара держала зонтик на длинной ручке. Она была высока, стройна и элегантна. В цвете ее глаз чудесно смешивались синяя и серо-стальная краски, но взгляд Сары был немного сердитым.
      - Лизбет, - строго проговорила она. - Я тебя обыскалась. Лизбет остановилась перед Сарой и вытаращила глаза.
      - Сара, ты просто красавица!
      Взгляд Сары смягчился, и Лизбет поняла, что настоящая взбучка ей не грозит.
      - Ну спасибо, малышка, да только вряд ли это платье хорошо сидит на мне. Я его уж два года как не надевала.
      - А сейчас так нарядилась из-за Хозяина?
      - Конечно, а зачем же еще? Наверняка он напыщенный аристократ, готовый часами разглагольствовать о себе. И в Иннмэн-Пик небось явился, чтобы отругать нас за все, что мы делали не так, и отчитать отца, а ведь у папы и времени не было исправить все, что было дурного. И все же ради блага нашей страны мы обязаны посетить церемонию встречи.
      - Так, значит, он не хороший Хозяин? А мои друзья по школе говорят, что он прогнал анархистов. И я по солдатам вовсе не скучаю. Какие они были жестокие! А детям приходилось все время помалкивать, ходить строем и соблюдать все правила и указы. Если Хозяин выгнал их, значит, он хороший. Сара наклонилась и поцеловала девочку в лоб.
      - Ты всюду найдешь что-нибудь хорошее, моя милая, и устыдишь меня. Но ты поедешь вместе с нами на станцию, чтобы встретить нового Хозяина, и сама все увидишь.
      - Правда? Вот здорово!
      - Только тебе нужно поскорее подняться наверх и надеть красивое платьице.
      Тут на крыльцо вышел граф Эгис. На голове его красовался котелок, который он надевал только по особым случаям, а одет граф был в лучшее платье - поношенный норфолкский сюртук десятилетней давности, протершийся на локтях, и широкий галстук поверх жилета. В петлице сюртука алела булавка - единственный символ того, что граф Эгис являлся представителем власти. Очки съехали графу на нос.
      - Некогда наряжаться, - сказал он. - Наряжаться надо было час назад. Либо поедешь одетой, как сейчас, либо не поедешь вовсе.
      Сара подошла к отцу и поправила очки.
      - Ты волнуешься, отец?
      - Волноваться не из-за чего. Лорд Андерсон - всего лишь человек, и точно так же, как все мы, носит по одному носку на пальце. Но его поезд уже прибыл, и мы обязаны встретить его. Быстрее к карете. Марш, марш!
      - А я носок сразу на пять пальцев натягиваю, - обескураженно сказала Лизбет Саре по пути к воротам.
      - Тогда не удивляйся, если в один прекрасный день у тебя недостанет одного пальчика, - усмехнулась Сара. - Законы трения, сама понимаешь.
      - Да ну, - отмахнулась девочка.
      - Научный факт, такой же, как давление и паровые двигатели.
      Граф подал Саре руку, помог усесться в обшарпанную карету, подсадил Лизбет и уселся сам. Арни держал под уздцы кобылу.
      - Арни, а где Паддлси? - спросила Сара.
      - Пошел искать свои лучшие туфли, миледи.
      - Это было десять минут назад, - заметила Сара. - Но раз его нет, придется тебе стать кучером.
      - Мне, миледи? А кто же ворота будет охранять?
      - Арни, из ценных вещей у нас только карета и осталась.
      - Но граф Эгис любит править сам.
      - Знаешь, если бы тебе хотелось, чтобы мой отец сам правил собственной каретой, ты бы ни за что не избрал его Первым Гражданином Иннмэн-Пика.
      - А я и не избирал, миледи. Я голосовал против него.
      - Ты голосовал против меня? - с наигранным изумлением переспросил граф.
      - Вы только не обижайтесь, сэр. Вы же сами говорили, что не хотите, чтобы вас выбрали.
      - Арни, поторопись, - распорядилась Сара.
      - Слушаюсь, миледи.
      Улицы были заполнены горожанами, спешившими поглазеть на нового Хозяина. Кобыла Джуди, которая была всего на два года моложе Сары (а Саре был двадцать один год), считала ниже своего достоинства проталкиваться сквозь толпу, и Арни приходилось то и дело понукать ее.
      - Пешком бы получилось быстрее, - проворчал граф Эгис.
      - Папа, нас с тобой совершенно не беспокоят формальности, но сегодня мы обязаны их соблюсти, - сказала Сара. - Ты должен сыграть роль правителя со всей торжественностью, и всякое такое.
      Эгис смотрел вперед, на улицу, уставленную домами, большинство из которых пока оставались уныло-коричневыми - в этот цвет их перекрасили анархисты. Взгляд его стал задумчивым.
      - Я буду вести себя, как подобает правителю, когда у народа будет вдосталь хлеба и картошки, и красивых платьев у девушек, и краски, чтобы покрасить дома. Что подумает о нас Хозяин?
      - И пиво из кореньев у нас будет? - спросила Лизбет.
      - Много-много бочонков, - ответил Эгис.
      Граф казался Лизбет ужасно старым - ему наверняка было больше сорока, но девочка очень его любила - с его вечно сползающими на нос очками, седеющими густыми, как у моржа, усами, то и дело развязывающимися шнурками и смешными высказываниями, смысл которых девочке не всегда был понятен. А Сару Лизбет просто обожала и считала ее самой красивой и умной женщиной на свете.
      Духовой оркестр из четырех потускневших тромбонов, одной помятой трубы и немилосердно бухающего барабана, в который колотил девятилетний мальчишка, заиграл неровный марш, как только карета остановилась у вокзала. Бледно-желтый локомотив выпускал черный дым, смешивавшийся с поднятой ветром пылью. На миг пассажирский вагон заволокло облаком смога. Но вот из облака вышел стройный мужчина в шляпе с высокой тульей, черном камзоле и брюках. Накрахмаленный воротник его рубашки был туго подвязан галстуком, а поверх камзола наброшен плащ необычной расцветки, чем-то напоминающей пятнистую шкуру леопарда., На бедре у мужчины висел меч - зазубренный, словно зигзаг молнии.
      - Мы как раз вовремя, - заключил Эгис и торопливо помог Саре и Лизбет выйти из кареты. - Сара, не забывай о правилах вежливости. Дерзость была тебе к лицу только в семилетнем возрасте.
      - Я буду паинькой, папа, покуда он будет хорошо с тобой обращаться.
      Они без труда приблизились к платформе, поскольку толпа горожан благоговейно расступилась.
      Граф подошел к прибывшему и поклонился в пояс.
      - Лорд Андерсон, я граф Эгис.
      Хозяин также поклонился, после чего они с графом пожали друг другу руки.
      Лорд Андерсон выглядел совсем не так, как его представляла себе Лизбет. Она ожидала увидеть самого прекрасного и широкоплечего мужчину на свете, на голову выше всех остальных - полувоина-полусвятого. Она слышала рассказы о том, как он изгнал анархистов из Иннмэн-Пика, как прикончил их главаря голыми руками. А теперь он стоял на платформе, совсем обыкновенный, и если бы не странный плащ и меч, его можно было бы запросто принять за директора школы. Лицо у него было доброе, совсем не сердитое, а вот ярко-синие глаза смотрели печально.
      - Лорд Андерсон, это моя дочь Сара, - проговорил Эгис.
      Сара шагнула к Хозяину, и произошло нечто странное. Лизбет потом вспоминала это очень отчетливо: лорд Андерсон вдруг побледнел, и взгляд у него сделался странным - словно он увидел нечто совершенно новое для себя. Мгновение он не произносил ни слова, но, опомнившись, с хрипотцой проговорил:
      - Приятно познакомиться.
      А Сара, которая, как отлично знала Лизбет, никогда никого и ничего не боялась и вообще не хотела ехать на станцию, тоже внезапно утратила дар речи, смущенно потупилась и исполнила не слишком изящный реверанс. Потом они оба стояли и поочередно то смотрели, то не смотрели друг на друга.
      - А вы правда владеете всем-всем домом? - спросила Лизбет, поняв, что ее Хозяину никто представлять не собирается.
      Хозяин с готовностью обернулся к девочке, кашлянул и ответил:
      - Нет, маленькая мисс. Скорее Дом владеет мной.
      - Как это дом может владеть человеком?
      - Это очень необычный дом. А ты тоже дочь графа?
      - Нет, сэр.
      - Лизбет живет у нас чуть меньше двух лет, - объяснил Эгис. - Ее мать умерла, когда девочка была совсем маленькая. Ее отец, вступивший в партию анархистов после смерти жены, исчез в ту ночь, когда наш Пик преобразился и приобрел обличье черепа. С тех пор его никто не видел. Мы с ним вместе учились В школе. Он был неплохим человеком, но тоска увела его с прямой дороги. Лизбет мы знали с самого ее рождения, а деваться ей было некуда.
      Сара погладила кудряшки Лизбет.
      - Времена были тяжелые.
      - Да, мы с братом были здесь до самого конца, - кивнул лорд Андерсон. - Прошу прощения, я совсем забылся.
      Он обернулся и, махнув рукой, указал на светловолосого молодого человека, невысокого круглолицего господина, наблюдавшего за выгрузкой багажа, и на старика с курчавыми, словно у ассирийского шейха, сединами. Возле вагона стояли десять солдат в доспехах цвета слоновой кости - воины гвардии Белого Круга. Взгляды воинов выражали готовность к любой опасности. К графу, Саре и Лизбет поспешно подошли трое.
      - Это мой брат, Даскин Андерсон, - сказал Хозяин. - Мой часовщик, Енох и... мой дворецкий, Уильям Хоуп.
      - Чрезвычайно рад, - улыбнулся Хоуп, приподнял котелок и всем поклонился.
      - Мир вам, - сказал Енох и тоже поклонился.
      Длинные волнистые волосы Даскина выбивались из-под шляпы. При свете солнца глаза его казались светлее, чем у брата. Одет он был менее торжественно, чем Хозяин, - в темно-зеленый дорожный костюм. Когда его представили Лизбет, она сказала:
      - У нас волосы одинакового цвета.
      Ему было всего семнадцать, и Лизбет он показался необычайно красивым. В ответ на заявление девочки он улыбнулся, наклонился и уложил прядь волос Лизбет себе на плечо, чтобы сравнить цвет.
      - У тебя золотистее, - заметил Даскин.
      - Одинаковые, - упрямо проговорила Лизбет, хотя Даскин был прав.
      - А ты всегда была такая хорошенькая? - спросил Даскин. Лизбет рассмеялась и сжала его руку. С этого момента она поняла, что любит его.
      Ужинали в Малом Дворце, сидя вокруг дубового стола, застеленного белой льняной скатертью. Места за столом только и хватило для всех семерых. Сара хотела, чтобы Лизбет поела на кухне, но та и слышать об этом не пожелала, а Хоуп и Енох, наоборот, пытались настоять на том, что им как слугам следовало ужинать на кухне, однако Хозяин этого не допустил. На ужин был подан жареный гусь с печеными овощами, огурцами под белым соусом и трюфелями, запеченными на углях, а на десерт - айлириумские пирожные с кофейной начинкой, которые показались Лизбет вкусными, как никогда. Она понимала: этот ужин стоит столько денег, что на них можно питаться целую неделю. Девочка с интересом наблюдала за тем, как Сара расставляет на столе посуду - так, чтобы не были заметны дырки в скатерти.
      Картер Андерсон оказался мужчиной неглупым, с хорошим, спокойным юмором. Хоуп, более разговорчивый, проявлял безудержное любопытство и расспрашивал буквально обо всем, а Енох рассказывал удивительные древние истории, от которых веяло ароматом городов, обнесенных крепостными стенами, и пирамид. Но больше всех остальных взрослых Лизбет нравился Даскин.
      - Вы так много успели сделать за два месяца, - сказал лорд Андерсон графу. - И очень мудро распорядились посланными нами материалами.
      - Честно говоря, милорд, это была чашка воды для воскрешения засохшего десерта, - ответил Эгис. - Мы благодарны за все, что вы сделали для нас, но предстоит сделать гораздо больше, работать почти не с чем. Когда я принял бразды правления из рук Сеттлфроста, народ думал, что мы отыщем деньги и припасы, припрятанные в его кладовых. Однако оказалось, что мы недопонимали его положение: все богатства Иннмэн-Пика были вывезены из страны товарным составом. Пусть он был слабым правителем, но он был честнее, чем мы полагали, он стал заложником, узником в собственном дворце. Вот почему он так легко отрекся от власти. Но в итоге мы теперь испытываем нужду буквально во всем. И поскольку в начале лета непрестанно лили дожди, зимой у нас будет плохо с едой.
      - Мы выясним, в чем вы нуждаетесь, - пообещал Хозяин. - Расплатитесь, когда сумеете. Здесь со мной заодно весь Белый Круг. Мы восстанавливаем Вет после пожара, мы восстановим Иннмэн-Пик.
      - А как насчет самого Пика? - спросила Сара. - Вы могли бы что-нибудь сделать, чтобы восстановить его?
      - Сара, ведь он не волшебник, - заметил граф.
      - Нет, но он - Хозяин, а говорят, что Хозяин наделен необычным даром.
      - Простите, лорд Андерсон, - проговорил граф Эгис. - Она была ребенком, когда правил ваш отец, а о его подвигах ходят предания.
      - Но если анархисты уничтожили Пик, не могли бы вы сделать так, чтобы он снова появился? - не унималась Сара. - Ведь для нашего народа это важный символ, а яма на месте горы выглядит унизительной насмешкой.
      - Как анархистам удалось уничтожить истинный Пик - колдовством или тайными подкопами, - мне неизвестно, - ответил Хозяин. - А я расколдовал фальшивый пик, иллюзию, имевшую вид человеческого черепа и предназначенную для сокрытия истины. Я не представляю иного способа воздвижения горы, кроме как насыпать ее вручную, лопату за лопатой. В последнее время я много думал о том, зачем анархистам вообще понадобилось уничтожать гору.
      - Из-за сокровищ, - резво откликнулась Лизбет. - Все знают про сокровища.
      - Да, о них говорится в легенде, - кивнул Хоуп. - Но что за сокровища? Наверняка это было нечто большее, нежели материальные богатства, если для их поиска понадобилось срыть огромную гору.
      - И поэтому вы спускались ночью в кратер? - спросила Сара. - Если бы вы попросили, мы бы сами это сделали. Лорд Андерсон улыбнулся и уставился в свою тарелку.
      - Да. Я должен извиниться за нарушение правил хорошего тона, но посреди ночи я услышал зов. Прежде со мной никогда ничего подобного не происходило, но я читал, что такое случается с Хозяевами. Я не мог ослушаться. Видимо, и вы что-то подозревали, иначе не выставили бы стражника возле кратера.
      - Верно, - кивнул Андерсон. - но мы недооценили положение дел. Вы наткнулись на убитого Строфаста. На противоположной стороне в дозоре стоял Хэрстоун. Он тоже погиб.
      - Не вините себя, - сказал графу лорд Андерсон. - Против того чудища, с которым я сразился на дне кратера, не выстоял бы целый батальон.
      - Мы ничего об этом не слышали, - удивилась Сара. - Что за чудище?
      Лорд Андерсон не отрывал взгляда от стола. Он словно бы сожалел о том, что проговорился.
      - Я не упомянул об этом в своем послании, поскольку не хотел тревожить ваш народ. Наверняка эта тварь здесь больше не появится. Я называю это существо "Леди Порядок". Это сила, которой анархисты придали физическую форму. Они и прежде такое проделывали.
      - Это женщина? - спросила Сара.
      - Только внешне, а на самом деле человеческого в ней не больше, чем в реке или разряде молнии. Для того чтобы Порядок или Хаос материализовались, между ними должно нарушиться равновесие. Вероятно, той ночью я ощутил именно это. Как бы то ни было, для того, чтобы призвать Леди Порядок издалека, нужны колоссальные затраты энергии, а это говорит об отчаянной необходимости. Но мне бы хотелось как можно скорее осмотреть кратер при свете дня.
      - Мы можем отправиться туда нынче же, - отозвался граф.
      В сопровождении Старины Арни все семеро шагали по бурому полю, где ржа поела предыдущий урожай, но островки свежих всходов пшеницы дерзко зеленели тут и там. Лорд Андерсон наклонился, подобрал горсть земли, помял в пальцах. Сара и Лизбет остановились, чтобы подождать его, а Даскин, Хоуп, Енох и граф, заговорившись, и не подумали оглянуться.
      - Что вы такое делаете? - с любопытством осведомилась Лизбет.
      - Земля выздоравливает, - негромко отозвался лорд Андерсон. - Я чувствую это. Когда анархисты принесли сюда свой яд, он отравил все землю, город, сердца людей. Но все возвращается. Земля оживает.
      Он невесело усмехнулся.
      - Наверное, у вас множество ферм? - поинтересовалась Сара. Хозяин изумленно взглянул на нее и с едва заметной горечью рассмеялся.
      - У меня? Нет, но я стараюсь узнать как можно больше обо всем, поскольку большая часть народа - крестьяне. Большую часть моей жизни я прожил сиротой, и из личных вещей у меня были только портрет матери да резной меч.
      - Но ваш отец был Хозяином до вас.
      - Да. Был, - подхватила Лизбет и снова увидела в глазах Хозяина тоску и печаль. Ей ужасно захотелось сказать ему что-нибудь доброе, вот она и сказала: - И никакой вы не напыщенный.
      - Лизбет! - воскликнула Сара. Хозяин от души расхохотался.
      - И почему же ты так думаешь?
      - Потому что вы не сказали ничего гадкого про графа. Вы его ни за что не ругали, и...
      - Лизбет, ну хватит, - угрожающе произнесла Сара. Некоторое время они шли молча. Сара смущенно зарделась.
      - Я должна извиниться перед вами, - наконец выговорила она.
      - Не нужно, - ответил лорд Андерсон. - Хозяин спустился с высот на землю, верно? Я все понимаю. Но Хозяин - всего лишь слуга Дома, подданный тех, кем он правит. Ваш отец такой же, я это вижу.
      - Да, но я ожидала, что вы будете другим. Что вы другой там, во Внутренних Покоях. Снова повисла пауза.
      - Сара - красивое имя, - неожиданно проговорил Картер.
      - Благодарю. Мой отец хотел назвать меня Миддл.
      - Миддл?
      - Миддл Эгис.
      - О нет, - рассмеялся лорд Андерсон. - Это же получилось бы... почти "средневековье"*. Не может быть.
      - Честное слово, - сказала Сара. - Спасла меня мама, слава Богу. Боюсь, что чувство юмора у нас в крови. Отец передал его мне.
      * Игра слов: Middle Ages - средневековье. - Примеч. ред.
      Лорд Андерсон снова рассмеялся.
      - По-моему, это замечательно.
      Они подошли к неровному краю кратера. Хоуп негромко присвистнул, а Сара сжала руку Лизбет.
      - Он больше, чем мне запомнилось, - признался Даскин.
      - Он просто чудовищен, - сказал Хоуп. - Как они его выкопали и зачем?
      - Мне бы хотелось спуститься, - заявил Хозяин.
      - Слева спуск не такой крутой, - заметил граф.
      После обрыва стенка кратера довольно полого шла на спуск, и вся компания без особого труда спустилась на дно. В тех местах, где красный песчаник размыло водой, виднелись трещины. Больше смотреть было особо не на что.
      - Еще две недели назад на дне стояло озеро дождевой воды, - сказал Эгис. - Мы не спускались и не осматривали кратер, пока оно не высохло. Боюсь, это также стало нашей ошибкой, но сейчас в Иннмэн-Пике у всех столько дел, и каждый человек на счету.
      Они подошли к тому месту, где раньше стояла вода. Земля, высохнув, растрескалась. Возле раскопа стояли на страже четверо часовых. Тела анархистов унесли, но все остальное, похоже, было оставлено нетронутым с той ночи, когда здесь побывал Картер.
      В самой глубине кратера зиял круглый раскоп в три фута глубиной и десять футов в поперечнике. В середине он был углублен еще на два фута. Возле раскопа валялись лопаты и стояли тачки. Хозяин наклонился, расчистил землю. Под ней проступила беломраморная плита.
      - Тут что-то твердое, - сказал он. - Как камень.
      Слой земли над мрамором был тонким, меньше дюйма, и по Приказу графа Эгиса четверо часовых расчистили площадку, на Которой обнаружились четыре квадратные трехфутовые плиты. На каждой в середине было выбито изображение архангела. В Центре креста зияла двухфутовая яма.
      - Вот видите, - сказал лорд Андерсон. - То, что стояло между плитами, исчезло. Вот это они и унесли.
      Да. кивнул Хоуп. - Яма невелика, так что украдена, весьма вероятно, еще одна плита. А может быть, металлический ящик.
      Енох, обратился Хозяин к часовщику. - Ты прожил в Доме дольше других. Пик тут был всегда?
      Енох пожал плечами.
      - Кто знает? Я посещал эту страну еще до того, как ее назвали "Иннмэн", вскоре после того, как Господь наш призвал меня, чтобы я заводил часы в Его Доме. Был ли тут тогда Пик? Могу ли я вспомнить? Это было много столетий назад. Разум не всегда ясно вспоминает. Но вот начертания архангелов на камнях - такие я видел прежде, в других очень важных и значительных местах.
      - И все же Пик скрывал эти плиты, - заметил Хоуп. - Анархистам удалось уничтожить гору, но я сомневаюсь, что она была воздвигнута руками людей. Не была ли в таком случае гора предназначена для того, чтобы спрятать эти плиты? А вы говорили, что анархисты не просто вели раскопки, что они засыпали ямы, дабы скрыть дело рук своих.
      - Ага, - произнес Картер, сунув руку поглубже в яму. - Я кое-что нашел. Он разбросал землю и вынул осколок пяти дюймов длиной и в дюйм толщиной. Лицо Картера приняло странное выражение.
      - Что это такое? - спросил Даскин.
      Не знаю, но в нем кроется какая-то сила. Я чувствую, как он вибрирует, словно стремится повести меня к неведомой цели.
      - Дай мне подержать, - попросил Даскин. Лорд Андерсон передал осколок брату.
      - Я ничего не чувствую, - признался тот. Хозяин поднял брови.
      - Правда? Ощущение невероятно сильное.
      Все остальные по очереди подержали камень в руках, только Лизбет этого не разрешили, но лишь лорд Андерсон ощущал странное притяжение.
      - Видимо, это частица того, что унесли анархисты. Хозяин положил осколок в карман и встал, отряхнул землю с ладоней. Лицо его было мрачно, почти гневно.
      - Но что же они такое унесли? - спросила Лизбет, которой; такое выражение лица Хозяина совсем не понравилось.
      Однако при взгляде на девочку лорд Андерсон сразу смягчился, взгляд его подобрел.
      - И правда, что? Этого мы не знаем. Но что вообще мы знаем наверняка, Лизбет?
      Девочка задумчиво посмотрела на плиты и яму на месте недостающей части.
      - Что анархисты украли сокровище.
      - Верно.
      - И что это значит? - осведомился граф Эгис, - Это означает, что похищено то, что было захоронено под Иннмэн-Пиком, - сказал Хозяин. - И вашей стране, а может быть, и всему Дому, ни за что не стать такими, какими они были прежде, пока похищенное не вернется на место.
      Когда Лизбет на следующее утро спустилась к завтраку, в кухне она обнаружила только Сару и Даскина.
      - Привет, - сказала она.
      - Доброе утро, малышка.
      - Я не малышка. Мне в марте двенадцать исполняется.
      - О! Прости.
      Даскин улыбнулся девочке, но та не поняла, почему он улыбается.
      - А где лорд Андерсон? - спросила она.
      - Они с отцом уже позавтракали, - ответила Сара, - и пошли навестить кое-кого из горожан. Хочешь яичницу?
      - Да, пожалуйста. А ты почему не пошел с Хозяином, Даскин?
      Даскин скорчил гримасу.
      - Чтобы до самого вечера слушать скучные разговоры? Я делаю это, когда приходится, но не слишком это люблю.
      Сара отошла к плите и разбила еще пару яиц на сковороду.
      - Однако будучи советником Хозяина, тебе следует научиться всему, чему возможно.
      - Кое в чем я помогаю ему лучше других, - сказал Даскин и подмигнул Лизбет. - А Хоуп - он просто кладезь премудрости. Скажите, а повара у вас нет?
      Сара слегка покраснела.
      - Был, но мы уволили его, когда дела пошли туго. Отец отказывается нанимать нового повара, хотя по закону имеет право воспользоваться для этого государственной казной.
      - Он хороший человек. Он всегда состоял в правительстве?
      - Чаще он был вне его, - отвечала Сара. - До того как сюда явились анархисты, он был членом Совета Граждан, но впоследствии вышел оттуда в знак протеста против свержения короля и передачи власти Сеттлфросту. Некоторое время отец был очень непопулярен, пока все не начали понимать, что он был прав насчет анархистов. А потом, после того как Полицейского победили и Сеттлфрост ушел в отставку, отца выбрали Первым Гражданином. А ты после завтрака присоединишься к брату?
      - Нет, не думаю. Так, поброжу, погуляю немного, если вы не возражаете. От государственных дел мне быстро становится скучно.
      Сара улыбнулась.
      - Наверное, это трудно. Тебе сколько лет? Восемнадцать?
      - Почти. Еще полгода будет семнадцать.
      - С возрастом политика будет интересовать тебя больше. Если ты не возражаешь, я тебя оставлю с Лизбет и Арни, а сама присоединюсь к лорду Андерсону и отцу. Мне, напротив, все это очень интересно.
      - Нет, я нисколько не против. А во второй половине дня я должен отправиться с Енохом и кем-нибудь из ваших людей в кратер, дабы продолжить раскопки.
      - Ты хотел бы взглянуть на наш сад? - спросила Лизбет. - Я там помогала сажать глицинии.
      - Конечно, маленькая мисс.
      - Я не маленькая.
      - Лизбет, что происходит с теми, кто язвит другим? - спросила Сара. У них появляются язвы.
      - Научный факт. Не забывай об этом.
      Хозяин пробыл в Иннмэн-Пике два дня. Он встречался с горожанами, говорил с ними о посевах, распределении продуктов и в сотнях других вещей, в которых Лизбет ничего не понимала, впрочем, как и Даскин, который почти все время проводил в ее обществе. Он ничего не говорил, но девочка чувствовала, что симпатична ему. И его отец, как и ее, исчез, когда Даскин был совсем маленький, и Лизбет хорошо знала, какой болью наполнено его сердце. Он играл с ней, как терпеливый двоюродный брат, носил на руках по лужайкам, кружил, а она радостно смеялась, слушал, как она пересказывает истории из любимых книжек, и танцевал с ней в гостиной, хотя Лизбет ростом едва доставала ему до груди. И если прежде она влюбилась в него за его золотистые волосы и голубые глаза, то теперь просто обожала его за то внимание, которое он ей оказывал.
      А Сара во время визита Хозяина вела себя странно. Она то хмурилась, то смеялась, то и дело поглядывала на себя в зеркало, постоянно оставалась недовольна собственным отражением и то морщила нос, то надувала губы, то поправляла волосы. У Сары было всего пять платьев, но два дня по утрам она трижды мерила то одно, то другое, пока выбирала, какое же надеть, а туфли перемерила двенадцать раз (на второй день Лизбет нарочно посчитала). Сара то и дело говорила о том, что Хозяин сказал или сделал, о том, как он выглядит, когда суров, о том, какая у него улыбка, о его Мече-Молнии, о печали в его глазах, о том, как его, похоже, все любят.
      - А я-то думала, что тебе он совсем не понравился, - заметила Лизбет.
      - Но я имею полное право изменить свое мнение о нем. Это свойственно женщинам. Он совсем не такой, как я думала. Он на самом деле приехал, чтобы помочь нам.
      Под вечер на второй день, когда Даскин и Енох еще не вернулись из кратера, а граф вел переговоры насчет продажи гусиных перьев с купцами из Вествинга, Лизбет сидела на веранде вместе с Сарой, а лорд Андерсон расхаживал по веранде туда и обратно и пристально разглядывал облупившуюся штукатурку. Он был без плаща, без меча и без шляпы, но вид и у него самого, и у Сары был неловкий. Они говорили о том, как быстро тускнеет краска, о погоде, о графе, о том, что мистер Хоуп своими расследованиями не сумел определить, что именно было похищено из кратера, и все это время Хозяин мерил шагами веранду, словно полководец место предстоящей битвы, хотя смотреть тут было положительно не на что, кроме пары малиновок, которые вили гнездышко на собирающейся вот-вот зацвести яблоне.
      - Почему все так нервничают? - спросила Лизбет, лаская Руна, щенка бигля..
      - А с чего ты взяла, что кто-то нервничает? - спросил лорд Андерсон, резко остановившись.
      - Вы все время ходите.
      - Лизбет, необдуманное поведение ведет к беспорядку в мыслях, заметила Сара. - Лорд Андерсон весь день просидел в Совете. Нужно же ему размяться.
      - Как коню, застоявшемуся в стойле? - осведомилась Лизбет.
      Хозяин быстро сел на каменный бортик балюстрады, ограждавшей веранду.
      - Не слишком симпатичное сравнение. Может быть, я просто слишком стар для того, чтобы сидеть смирно, а не то окостенею.
      - Скорее всего и то, и другое, - отозвалась Сара. - Equestrian antiquarian. А поскольку вы предавались изучению сельского хозяйства и мраморных плит, то вас можно назвать agrarian equestrian lapidarian antiquarian.
      Лорд Андерсон в притворной беспомощности поднял руки.
      - Хватит! Сдаюсь! Образованностью мне с вами не сравниться. Я знаю одно: за последние три недели я сидел на месте столько, сколько никогда в жизни не сидел. Белому Кругу анархисты успели так навредить, и всюду нужна моя помощь. Все те годы, пока Хозяином был мой отец, я и не подозревал, какая на нем лежит ответственность. Я не жалуюсь, моя жизнь представляет собой удивительное приключение, но это сопряжено с огромной затратой сил.
      - Неужели весь Дом настолько же пострадал, как Иннмэн-Пик? - спросила Сара.
      - Некоторые части остались нетронутыми. Другие, как Вет, целиком уничтожены пожаром. В Фиффинге царствует анархия. Там то и дело сменяются лидеры, которые во всем обвиняют друг друга, сердца тамошних жителей отравлены желчью, пролитой Полицейским. Северный Левинг, некогда прекрасная страна, полная рек и зеленых полей, лежит в руинах, ее жители превратились в беженцев. Не знаю, сможет ли там когда-либо кто-то жить. Иннмэн-Пик оправится быстрее этих стран. У ваших людей стойкие сердца.
      - А я думала, что глупее нас глупцов не сыщешь. Лорд Андерсон рассмеялся.
      - Нет. Вы просто были обмануты. Мы все делали ошибки, и я больше других.
      - Но вы великий человек, - сказала Сара. Он снова рассмеялся.
      - По положению - да. Я не стану выказывать ложную скромность, ведь Дом выбрал меня. Но Эвенмер смиряет своих Хозяев.
      - Сам Дом?
      Картер пожал плечами.
      - Может быть, жизнь. Она укротила моего отца. И меня укрощала, когда я был младше. Как бы то ни было, нагрузка колоссальная, она больше, чем мне хотелось бы. В том, что ты - Хозяин, присутствует некая сила. Она и смиряет, и согревает. Порой заставляет быть дерзким. Надеюсь, я не был таким в Иннмэн-Пике.
      - В каком смысле? - непонимающе спросила Сара. - Я ничего не заметила.
      Голос Андерсона смягчился.
      - Это потому, что вы не видели всего. Мне бы не хотелось, чтобы вы ощущали, что чем-то обязаны мне из-за моего положения.
      - Но мы вам очень благодарны за все, что вы сделали. Вы видели нашу нищету и были снисходительны к нашим нуждам.
      - Я говорю не о положении вашего народа. Все вместе мы исправим его. Моя дерзость состоит в том, что я просил у вашего отца вашей руки.
      Лизбет, играющая с Руном, подняла голову. Ей было очень интересно. На миг лицо Сары озарилось радостью, но она успела сделаться серьезной еще до того, как лорд Андерсон посмотрел на нее.
      - Конечно, - поспешно продолжал Хозяин, - решение зависит от вас. Быть может, у вас есть другие женихи, хотя ваш отец о них не упомянул. Скажите только слово, и я не стану вам докучать.
      - Мне невозможно докучать, - легко отвечала Сара, но в голосе ее появилась странная хрипотца. - Вы странный человек, лорд Андерсон. Вы носите свою власть, словно плащ, и думаете, что этого никто не видит. Вы все время говорите о своем служении Дому, как будто он живой и одновременно является вашим повелителем и подданным. Вас сопровождает безумный иудей, который считает себя древним, как время, и чья единственная обязанность состоит в том, чтобы заводить часы, и дворецкий, рассуждающий о феномене прецедента в юриспруденции и природе Вселенной. Их обоих вы называете своими слугами, но обращаетесь с ними, как с отцом и братом. Но ни ваше положение, ни ваша власть - не причина для меня дать согласие снова увидеться с вами, ибо у моего отца есть и то, и другое, и в крошечном Иннмэн-Пике его положение равно вашему. Но меня интригует то, как вы сами относитесь к своей власти.
      - А вы, несмотря на всю свою прямолинейность, представляетесь мне натурой поэтичной, - ответил Хозяин. - И это сочетание меня тоже интригует.
      И тут они оба улыбнулись, а Лизбет наклонила головку к самому уху Руна и шепотом сообщила щенку, что эти двое непременно поженятся и что лорд Андерсон со своими слугами переедут в Малый Дворец, а с ними и Даскин, и они вдвоем будут всю жизнь кружиться в танце по липовому паркету.
      Каково же было разочарование Лизбет, когда в следующий раз Даскин с Хозяином не приехал, и потом тоже. Лизбет каждый раз спрашивала о нем, и все время получала ответ: он занят, и, как правило, занят он был охотой в далекой стране под названием Наллевуат. Лорд Андерсон, которого Лизбет уже называла Картером, рассказывал девочке удивительные истории об этой стране, где умели разговаривать тигры и предметы мебели и где огромные кошки были добрые и мирные, а мебель - совсем наоборот, и потому люди вместе с тиграми охотились на злобные шкафы и стулья в крошечных комнатках со множеством дверей. Истории эти казались Лизбет просто замечательными, но она никак не могла взять в толк, зачем Даскин проводит там так много времени и не может навестить ее. Видя, как она огорчена, Картер пообещал пригласить Лизбет, Сару и графа Эгиса к себе во Внутренние Покои, как только в Иннмэн-Пике дела пойдут на лад, чтобы девочка могла повидаться с Даскином.
      Лизбет думала о том, как это романтично, что лорд Андерсон ухаживает за Сарой, ведь он был высокий и очень важный господин. Его сдержанный юмор очаровывал девочку, и в конце концов она позабыла о том, что когда-то он казался ей похожим на директора школы. Печаль во взгляде лорда Андерсона таяла всякий раз, стоило ему увидеть Сару. Они смеялись и гуляли по переулкам Иннмэн-Пика, играли в дротики на лужайках, которые постепенно исцелялись от напущенной анархистами болезни, а то и просто сидели дома, и Картер слушал сложенные Сарой стихи. Лизбет он называл "маленькой компаньонкой", поскольку она сопровождала их повсюду - и когда они отправлялись в поездку в карете, и на пикники, и на поиски лилий в частях дома, примыкавших к Иннмэн-Пику.
      Из стран, составлявших Белый Круг, в городок постоянно привозили еду и прочие припасы, и к концу лета здесь уже было в достатке хлеба и картофеля, древесины и гвоздей, краски для домов и даже имбирного пива. Горожане говорили о том, как славно, что Хозяин ухаживает за дочкой графа, и свое везение приписывали именно этому обстоятельству даже тогда, когда снова зацвели плодовые деревья и из выздоровевшей земли появились на свет свежие всходы пшеницы - ведь всякому было известно, что Хозяин обладает великой властью.
      Из-за того, что в годы правления анархистов и дома, и одежда здешних жителей были скучного коричневого цвета, теперь обитатели Иннмэн-Пика все красили в яркие краски, и одежду предпочитали кроить из самых ярких тканей. И еще долгие годы Иннмэн-Пик выглядел так, словно там не прекращается карнавал. Пусть городок смотрелся кричаще - Сара говорила, что горожан можно простить за это, ведь они могли запросто стать дальтониками из-за стольких лет жизни на фоне одного-единственного цвета.
      Настал день, когда с северо-запада задули ветра - еще не холодные, но наполненные первыми шелестами осени. Листья начали желтеть, земля увлажнилась и потемнела, в воздухе сладко запахло окончанием лета - так всегда пахнет ближе к осени, и потому смертные не слишком горюют о том, что лето миновало. Картер, Сара и Лизбет поехали на карете к небольшой рощице, расположенной ближе к той части Высокого Дома, что окружала Иннмэн-Пик. Там посреди высоких вязов и корсиканских сосен находился небольшой фонтан, в центре которого стояла фигурка ангела, а из рук ангела текла вода. Это было очень уютное место. Здесь стояла гранитная скамья, а по ветвям деревьев сновали белки. Картер, Лизбет и Сара перекусили макаронами с сыром и фаршем, жареными цыплятами и хлебным пудингом, который Лизбет пришелся по вкусу больше всего остального.
      Здесь было тихо. Троицу околдовала красота уходящего лета.
      По небу тучными стадами плыли облака и рассеивали свет солнца, отчего все вокруг было объято золотистой дымкой. Лизбет хохотала, радуясь жизни. Она подошла к узкому бортику фонтана, забралась и пошла по нему, осторожно переставляя ноги.
      - Поглядите на меня! - закричала она, но когда обошла полкруга, обернулась и увидела, что они вовсе не смотрят на нее. Картер опустился перед Сарой, сидевшей на гранитной скамье, на одно колено.
      Лизбет снова окликнула их и потребовала, чтобы они посмотрели на нее, но, подойдя по бортику ближе, услышала, как Картер говорит:
      - Сара, вы прекраснейшая и умнейшая из женщин, вы немыслимо хороши собой и невероятно образованны, мудры и бесхитростны и небесно красивы. Для меня не было бы чести выше, чем честь назвать вас моей супругой, если бы только вы на это согласились. И хотя я недостоин этого, я осмелюсь спросить вас, ибо мое сердце не желает больше ничего: вы выйдете за меня замуж?
      Тут Сара выпрямилась, сложила вместе ладони, развела их, коснулась пальцами щек, а потом обхватила руками талию и громко рассмеялась, а Картер зарделся.
      - Миледи, я не понимаю, чем так насмешил вас. А Сара протянула к нему руки и обняла его голову.
      - Простите - меня, милорд, но у вас такой немыслимо серьезный вид... Вы стоите на коленях передо мной, и вас озаряют лучи солнца... Разве вы не могли сесть рядом со мной и сказать то, что сказали? Вы назвали меня поэтичной натурой, но в вас проявляется поэзия тогда, когда я меньше всего этого ожидаю. - В уголках ее глаз блеснули слезы. Сдавленным голосом она произнесла: - Когда я впервые увидела вас тогда, несколько месяцев назад на вокзале, я злилась на вас. Я думала, что вы гордый и заносчивый, а потом сама себе удивлялась, но я вас тоже полюбила. Я и злилась, и радовалась одновременно. Так забавно! Я согласна выйти за вас замуж, сэр, если вы сумеете сохранить во мне это состояние на всю жизнь.
      - И если вы будете радоваться чаще, чем злиться, все будет хорошо? спросил лорд Андерсон.
      - Ах, разве сейчас время играть словами?
      Лизбет, весело смеясь, закружилась в танце около фонтана.
      Граф был рад, Лизбет была в восторге, а Арни говорил, что лучше и быть не может. На следующей неделе в честь помолвки граф устроил скромный званый обед, на который были приглашены тетки и дядья Сары и ее бабушка, Маньюи, а также многочисленные племянники и племянницы. Гостей было не так уж много, но Малый Дворец переполнился, и дети выбежали на лужайку поиграть в крокет и бадминтон. Лизбет была счастлива, ведь среди гостей были два мальчика ее возраста. Один ее дразнил, другой попытался ее поцеловать, и обоих она назвала безобразниками, но радовалась при этом безмерно.
      Смеркаться начало рано, поскольку небо заволокло тучами, и детей помладше увели в дом, невзирая на возражения. Мальчишки, играя в догонялки, убежали за дом, и Лизбет осталась одна. Она гонялась за первыми светлячками. Она уже собиралась вернуться, когда услышала, как кто-то негромко зовет ее по имени из-за зарослей жимолости у задней калитки.
      - Кто там? - закричала Лизбет, решив, что это мальчишки вернулись, чтобы подразнить и попугать ее.
      Но через кусты перегнулся мужчина, чьего лица было почти не видно в сумерках.
      - Папа? - вскричала Лизбет, поспешив к нему. Сердце ее отчаянно забилось.
      - Иди сюда, Лизбет, - проговорил мужчина рокочущим баритоном.
      - Папа, ты вернулся! - воскликнула девочка и бросилась к нему. Он опустился на колени, она прижалась к нему.
      - О, папочка, я так по тебе скучала! Где ты был? Почему ты так долго не приходил?
      - Не время болтать, - ответил отец Лизбет. - Пойдем со мной.
      - Что случилось? Разве ты не можешь зайти?
      - Нет. Пойдем.
      - Но куда мы пойдем?
      - Я покажу тебе. Нет времени.
      - Ладно.
      Он взял ее за руку и вывел через полуоткрытую заднюю калитку. Когда он прикрывал калитку, раздался негромкий скрип, и отец Лизбет что-то пробормотал, да и потом продолжал что-то тихо бормотать, и этот звук был похож на шелест ветра в листве.
      - Папа, у тебя рука такая холодная, просто ледяная, - сказала Лизбет. - Ты болел? Поэтому тебя так долго не было?
      - Тише, - буркнул отец. - Потом.
      Он отказывался отвечать на вопросы девочки, Они шли по проулкам между домами, по длинным аллеям, иногда останавливались и прятались от прохожих. К тому времени, когда они миновали последние улочки и вышли в поле за Иннмэн-Пиком, окончательно стемнело.
      - Папа, мне страшно.
      Но отец сердито сжал руку Лизбет и ничего не ответил. Она дернулась и вырвала руку.
      - Мне страшно, папочка.
      Он глянул на нее сверху вниз холодными, бесчувственными глазами и потянулся к ее руке. Лизбет отпрянула в сторону.
      - Зачем ты это делаешь?
      - Верь мне, - сказал он и протянул ей руку. - Пойдем.
      Больше всего на свете Лизбет хотелось убежать, потому что в этот миг отец показался ей чужим, каким-то существом с лицом отца, смотревшим на нее его глазами. Девочка в неуверенности застыла. Она обернулась, посмотрела на огни городка, вспомнила о графе Эгисе, о Саре и Картере, о теплом доме, где жила два года. Губы ее задрожали, она расплакалась.
      - Не... плачь, - сказал отец, неподвижно, словно манекен, держа протянутую руку. - Пойдем. Я твой отец.
      Как ни хотелось ей убежать, она маленькими шажками приблизилась к отцу. Ее вела боль прежней потери. Она дала ему руку, а он резко и грубо поднял ее, прижал к себе и быстро побежал по полю.
      Вот тут Лизбет стало по-настоящему страшно. Она кричала, но отец был равнодушен к ее мольбам, а они уже далеко ушли от Иннмэна, и никто не услышал ее криков. Отец пробежал мимо того самого места, где Картер просил у Сары руку и сердце, мимо корсиканских сосен, фонтана с ангелом и вбежал в дверь под темным навесом.
      Они неслись по коридорам и лестницам, и когда у Лизбет больше не осталось сил кричать, она тихо заплакала, а когда и слез не осталось, умолкла. Минуты сменились часами, девочка заснула, и ей приснилось, что ее укачивает на руках Сара.
      Проснувшись, она обнаружила, что отец все еще куда-то несет ее, но только теперь они были не одни. К ним присоединились двое мужчин в серых плащах. Один из них нес фонарь и освещал путь по темным коридорам. Лизбет догадалась, что это анархисты, потому что они были похожи на тощих людей в балахонах, которые когда-то всем заправляли в Иннмэн-Пике. Все молчали, но вели себя как люди, опасающиеся погони. Всю ночь они торопливо шли вперед, и отец ни разу не опустил девочку на пол. Как ни страшно было Лизбет, а быть может, именно из-за того, что ей было страшно, она заснула.
      Потом ее разбудили в пустом коридоре, где фонарь освещал дощатый пол и обои с рисунком в виде белых лебедей, и покормили сушеным мясом и размоченными в воде сухарями. Она сидела рядом с отцом, машинально, без аппетита пережевывая невкусную еду.
      - Папочка, куда мы идем?
      Отец посмотрел на нее. Глаза его в свете фонаря казались желтыми. Он не потянулся к девочке, не прикоснулся к ней.
      - Недалеко. Теперь уже недалеко.
      - Где ты был, папа? - спросила. Лизбет, но он не ответил, и она решила, что очень плохо вела себя, раз он так сердится на нее. Она снова заплакала, судорожно, отчаянно всхлипывая.
      Когда все перекусили, отец снова понес Лизбет на руках, и они шли по коридорам, пока не добрались до застекленных дверей, выходивших на восток. Взошедшее солнце светило в окна за дверьми. Там протянулся коридор, вдоль стен которого развевались флаги пурпурных королевских цветов, висели пурпурные занавеси, вышитые золотом, и лежали пурпурные ковры с рисунком в виде золотых лилий. Медная табличка над дверью гласила:
      ДОБРО ПОЖАЛОВАТЬ В БИСНИ, ВЛАДЕНИЯ КОРОЛЯ.
      Из-за солнечного света Лизбет стало немного веселее, и она решила, что отец и его спутники отыскали славное место, но никто не вышел встретить их, когда они миновали застекленные двери.
      - Ты все сделал как надо, - сказал один из анархистов. - Ты будешь вознагражден. Отдай ее мне.
      - Нет, папа! Не отдавай меня ему! Нет!
      Но отец передал Лизбет с рук на руки анархисту, и было видно, как ему тяжело ее держать, а ведь отец нес ее без устали столько часов подряд. Когда Лизбет уносили, отец молча стоял в дверях. Девочка билась, вырывалась, кричала, тянулась к отцу, умоляла его забрать ее. Глядя через плечо анархиста, она увидела, как отец отвернулся, и не было в его взгляде ни любви, ни тревоги. Его звериные глаза были равнодушны.
      Она еще долго вырывалась, но в конце концов изнемогла и затихла. Потом ей стало все равно. Она понимала, что будет наказана, вот только не знала, за что. Она плакала о Саре и графе, пока у нее не осталось сил плакать.
      Много дней они шли по Дому извилистыми путями, одни из которых были светлы и радостны, другие - каменно-угрюмые, где отсветы фонаря на стенах казались похожими на блуждающие огоньки. Уже через час анархисты брали Лизбет на руки только тогда, когда она уставала до изнеможения, а остальное время она шла сама, но ее вели на веревке, обвязанной вокруг запястья, чтобы девочка не убежала. Лизбет было тоскливо и одиноко, потому что анархисты почти не разговаривали даже между собой, а если и говорили, то о том, чего она не понимала. Они с нее глаз не спускали, хотя она не знала, куда бы могла уйти от них. Лизбет чувствовала себя столь же беспомощной, как тогда, когда впервые пропал ее отец два года назад, но только теперь ей было еще хуже, ведь тогда она ждала его возвращения, а теперь - нет.
      Наверное, через несколько дней они добрались до суровой и угрюмой части Дома, выстроенной из железа и серого кирпича. Злобные стражники в кольчугах из стальных колец, с пиками в руках, стояли у прохода в каждый коридор, и анархистам приходилось всем им показывать рекомендательные письма. Стражники всегда спрашивали у них, куда они идут, а анархисты неизменно отвечали: "В Заграничье". Тогда стражники умолкали, их взгляды тяжелели от страха, больше они уже ни о чем не спрашивали и пропускали анархистов.
      Еще несколько дней они шли по этой суровой стране и наконец спустились по винтовой лестнице в коридор шириной не больше двух футов и высотой не больше шести, выложенный все теми же серыми кирпичами. По этому коридору шли не один час, и Лизбет уже стало казаться, что они странствуют по внутренностям каменного змея. В конце концов они подошли к обитой железом двери высотой не больше роста Лизбет. Дверь открылась поворотом железного вентиля, и обоим анархистам пришлось здорово постараться, чтобы повернуть его.
      Затем они погасили фонарь и втащили Лизбет внутрь, в кромешный мрак.
      - Пожалуйста, - сказала она анархисту, который держал ее, хотя она его не видела в темноте, - скажите, где мы? Почему тут нет света?
      - Тут нет ни луны, ни звезд, - отозвался он. - Это страна, которую некоторые называют Забвением.
      Они немного подождали, и Лизбет увидела, что тут не так темно, как ей показалось сначала, а всего лишь как в безлунную ночь при свете лучины. Ее похитители выглядели мрачными тенями, но источника тусклого света Лизбет не видела. Но все же, если бы девочка задумалась, она бы поняла, что в этом свете есть что-то жуткое, сверхъестественное. Вокруг простиралась огромная равнина с едва заметным подъемом. А на горизонте виднелся черный страшный дом, и в его окне горел свет, а кроме этого дома вокруг ровным счетом ничего не было.
      Анархисты тронулись в путь по равнине. Лизбет охватил страх, она начала вырываться. Тот, что вел ее, замахнулся, чтобы ударить, но второй вскричал:
      Нет! Сжалься над ней! Она совсем маленькая, и ее ожидает ужасная участь!
      Тогда ты ее и тащи! - огрызнулся первый и отдал девочку своему спутнику.
      Как ни напугали Лизбет его слова, но проявленная им доброта тронула ее, и она перестала вырываться. Она закрыла глаза и стала молча молиться о том, чтобы граф Эгис и Хозяин Андерсон пришли ей на помощь. Как это свойственно детям, она с надеждой оглянулась назад - вдруг они уже догоняют ее похитителей, но позади увидела только величественные стены и башни Высокого Дома, от которых ее уносили все дальше и дальше... Острые коньки крыш, каменные горгульи... Громада дома чернела в ночи, слепо таращились желтые огни окон.
      Воздух на равнине был прохладный, хотя ветер здесь не дул. Земля была усеяна осколками черного янтаря. Они тускло поблескивали, словно упавшие звезды, хранившие жалкие остатки былого великолепия. Анархисты шли по пустоши несколько часов, и к тому времени, когда они приблизились к одинокому дому, у Лизбет от холода онемели пальцы и уши.
      Они прошли по усыпанной щебнем дорожке, озаренной зеленоватым светом единственного фонаря. Дом был поменьше Малого Дворца, он был высокий и узкий. Из единственного прямоугольного окошка лился зловещий красный свет. Анархист, пожалевший Лизбет, тяжело дыша от усталости, опустил девочку на дорожку и крепко, до боли, сжал ее руку. Они подошли к. высокой двери с вставленными в створки витражами из квадратиков красного и синего стекла. Сквозь стекла пробивался свет.
      Один из анархистов постучал. Появился мужчина с фонарем и револьвером.
      - Мы привели девчонку, - сообщил один из анархистов.
      - Входите. Он ждет.
      Лизбет провели в тесную, полутемную прихожую, затем - по лестнице вверх, а потом бросили одну-одинешеньку в маленькой комнатке и заперли на ключ.
      Комнатка была, в общем, обыкновенная. Дощатый пол, на одной из стен невеселая картина с тусклыми серыми цветами. Посередине стоял стол, возле него - стул. На столе неприятным зеленоватым светом горела трубка овальной формы. Ее свет мерцал и выхватывал из полумрака странные машины, состоявшие из свитых спиралями трубочек, цилиндрических резервуаров, линз, шаров и механических рук. Изнутри машин к потолку с тихим шипением вырывались клубы пара. Еще на столе лежала тяжелая каменная плита с изображением херувима и множеством значков.
      - Добро пожаловать, - прозвучал голос из темноты, и Лизбет в страхе вздрогнула. - Добро пожаловать, Лизбет Пауэлл. Я - хозяин этого дома, Человек в Черном.
      Девочка всеми силами всматривалась во мрак, но никого не видела.
      - Прошу вас, сэр, отпустите меня домой. Я ничего плохого не сделала.
      - Ты никогда не вернешься домой. До конца дней своих ты будешь жить в этой стране, в этом краю Кромешного Мрака, потому что отец твой продал тебя за бесценок.
      Лизбет горько расплакалась. И словно в ответ на ее слезы из-за странных машин вышла тень, и к ней подошел Человек в Черном. Он и вправду был весь черный, в широком плаще, и казался не настоящим человеком, а силуэтом.
      - Прекрати плакать, - приказал он и протянул к Лизбет желтоватую руку.
      Девочка в страхе вскрикнула - рука прошла сквозь ее грудь. Она не почувствовала боли - только леденящий холод. А когда Человек в Черном отнял руку, в ней что-то пульсировало. Как ни велик был страх девочки, ее слезы мигом высохли. Человек в Черном отступил в темноту и проговорил почти шепотом:
      - Я забрал твое сердце, а с ним - и твою душу, и ты никогда, никогда не познаешь любви. Все это отнято у тебя. Ты будешь жить в тоске, в скучном подобии дома, и всегда будешь одинока. Годы будут проходить, и никто не вспомнит о тебе, потому что все будут считать, что ты давным-давно умерла. Но мы сделаем тебя своей принцессой, королевой анархистов, и выстроим для тебя дом более величественный, чем Эвенмер, и более чудесный. Мы захватим и покорим Высокий Дом, мы разрушим его, и из его свай и камней построим собственный.
      Он шагнул ближе к девочке. Лизбет в ужасе прижалась спиной к столу, а Человек в Черном надел ей на шею кулон.
      - Когда ты вырастешь, - сказал он, - ты станешь самой великой женщиной в мире и все будут поклоняться тебе. Это украшение - первый холодный камень взамен отнятого у тебя сердца.
      На серебряной цепочке тускло поблескивал камень - ониксовое сердечко не больше ногтя на большом пальце Лизбет. Сердечко было заключено в стекло.
      - Оно такое маленькое, - всхлипнула Лизбет. - Это сердце ребенка.
      - Другого тебе никогда не будет дано.
      - Лучше бы вы вернули меня домой, - вдруг разозлилась Лизбет. - Хозяин Андерсон разыщет меня и заставит вас заплатить за все.
      Но Человек в Черном только рассмеялся сухим безжалостным смехом.
      - Да? А ведь это Картер Андерсон организовал твое похищение.
      Затем он исчез во мраке. В комнату вошли другие анархисты, увели Лизбет, накормили безвкусным ужином, а потом уложили спать в серой тусклой комнате, и она плакала, пока в тоске и изнеможении не уснула...
      Вот так вышло, что Лизбет стала жить в Обманном Доме. Ей было позволено беспрепятственно ходить по дому, запрещалось только наведываться в запертую комнату на самом верху, где жил Человек в Черном. Заперты были все двери, что вели из дома наружу. Лизбет не нашла в доме ни одного окошка, не обнаружила даже витража в двери, который заметила, когда ее привели, а холодные серые анархисты разговаривали с ней только в случае необходимости.
      После того как девочка провела в доме почти неделю, ее вывели в огороженный забором сад, вымощенный серым кирпичом, с некрасивым фонтаном в центре.
      - Можешь посадить тут что захочешь, - сказали девочке анархисты и дали ей семена, но из семян выросли только ежевика да репейник.
      Другой бы на месте Лизбет отчаялся, да и она какое-то время горевала, но шли недели, а она все не верила в ложь своих похитителей и решила притворяться паинькой, но все время думала о побеге. Лизбет стала ухаживать за ежевикой и репьями так, словно это были розы, и хотя только она находила свой сад красивым, для нее он был самым настоящим. За годы сад разросся и стал больше, хотя девочка ни разу не видела здесь никого с молотком или пилой, никогда не слышала стука топора плотника,
      И вот как-то раз, подслушав разговор анархистов о том, что ручей, бегущий за садом, течет до самого Эвенмера, Лизбет придумала план. С этого дня, как только ей удавалось украсть бутылку из-под вина или еще от чего-нибудь - главное, с пробкой, она писала записки, вкладывала их в бутылки и опускала в ручей. Она всегда адресовывала свои записки Даскину Андерсону. Она думала о том, что раз уж теперь у нее нет сердца, которое она могла кому-то отдать, то пусть она хотя бы сосредоточит на ком-то свой разум. Может быть, Даскин когда-нибудь узнает о том, что ее похитили, и спасет ее - прекрасный Даскин Андерсон со сверкающими глазами и блестящими светлыми волосами. Спасет и вернет ее к графу и Саре в Малый Дворец, где она будет жить до конца своих дней.
      ФОНАРЩИК
      За стенами Высокого Дома завывали ветра. Они стонали в дымоходах, свистели под кровлями, порывами налетали на каменных горгулий, грифонов, ангелов и монахов, осыпали их снегом, отчего скульптуры становились бесформенными. Зимняя вьюга стенала непрерывно, тянулась к добыче холодными, острыми клыками. Поля были погребены под толстым снеговым покрывалом, пруды замерзли на уснувших деревьях повисли снежные бороды.
      Картер слушал ветер и тревожился из-за его злобы. Стоны вихрей были подобны воплям неупокоенных мертвецов. Однако тревожиться из-за ветра, а также из-за отсутствия Чанта не стоило. Картер сидел у камина в глубине большой беломраморной ниши. Пламя согревало узорчатые изразцы на стенах и персидские ковры королевского пурпурного цвета с рисунком в виде золотых подсолнухов, лежащие у него под ногами. На столе перед Картером лежал открытый том "Лилит" Макдональда, а он разглядывал дубовую доску, стоявшую на камине и изображавшую замок с тремя башнями. Из самой высокой башни высовывалась рука в латах, державшая меч, внизу были выбиты слова: "Горе тому, кто посягнет". Картер сидел так, что ему была видна только часть надписи, но резной барельеф стоял на этом месте испокон веков, и Картер с детства помнил эти слова.
      - А вот буря посягнула, - негромко пробормотал он, думая о бескрайних просторах Эвенмера, о его башнях и крышах, погребенных под снегом. - И кто посягнет на нее?
      - Ты сам с собой разговариваешь или призываешь духи предков? послышался голос неподалеку.
      Картер улыбнулся Саре, вошедшей в столовую и вставшей у камина. Сара грела руки у пламени. На ней были зеленая блузка и простая юбка, а также короткий жилет с богатой вышивкой, отороченный и подбитый мехом персидской овцы. Волосы цвета воронова крыла были стянуты на затылке в пучок, и из-за этого глаза Сары казались больше. Она улыбалась, но Картер заметил, что глаза у жены заплаканные.
      - Ни один дух не подкрадется так незаметно, как ты, - сказал Картер. Посиди со мной.
      Он отодвинул книгу, чтобы Сара села с ним рядом на скамью с мягкой обивкой. Она взяла его за руку и спросила:
      - О чем ты думал?
      - Мысли у меня просто очаровательные... Отчаяние, темнота, страх. Особенно - страх. Ты сказала о духах предков. Слышишь, какой ветер?
      - Буря разгулялась не на шутку.
      - Да. На Террасах падеж скота, там не хватает еды, одно это плохо. Но сидя здесь, я слышу глас вызова и власти. Это неестественно, Сара. Я понял это сразу, в одно мгновение.
      - Анархисты? Картер пожал плечами.
      - Вполне вероятно. Мои раздумья возвращаются к сокровищу Иннмэн-Пика. Вот я и гадаю, нет ли здесь связи.
      - Может быть, есть. А может быть, ты вспомнил о том, что сегодня день рождения Лизбет. Картер запрокинул голову.
      - Вот как? Неужели я забыл?
      - Ты не виноват. Я не всегда напоминаю тебе об этом. Ведь тебе ни разу не довелось праздновать дни рождения. Сегодня ей исполнилось бы восемнадцать. Если бы я знала, что она жива, и даже если бы я точно знала, что она погибла, мое сердце успокоилось бы. Не стоит ли нам еще раз спросить о ней у динозавра?
      Картер покачал головой.
      - Уж этот мне старый дракон! Думаю, он все знает, но он такой задавака. "Как одна из ушедших душ" - так он сказал о ней. Что это значит? Загадками он говорит тогда, когда хочет обмануть. Только раз я видел его расстроенным - когда спросил о сокровище Иннмэн-Пика. Но мы должны смириться с тем, что Лизбет для нас потеряна. Давным-давно я сказал тебе о том, что Дом смиряет своих Хозяев. Он заставил меня смириться с этой потерей. В том году, когда я унаследовал вещи отца, стал Хозяином, победил Полицейского и сделал тебе предложение, я считал, что я непобедим. Но я не смог разыскать потерявшуюся девочку. Однако даже теперь, когда прошло столько лет, всякий раз, когда брожу по Дому, я невольно прислушиваюсь и приглядываюсь нет ли где ее.
      - Ты сделал все что мог. - Сара погладила руку Картера и вздохнула: Мне она была и сестрой, и дочерью. А у нас нет своих детей... Я знаю, что тебя это печалит. Прости...
      - Т-с-ссс, - проговорил Картер и уложил голову жены себе на плечо. Это наша общая печаль. Быть может, Господь откликнется на наши молитвы, хотя врач нам ничего не обещал.
      Они молча сидели рядом, а в груди Картера усилилась тупая боль. Наконец он сказал:
      - Сегодня я снова отправлюсь на поиски. Чанта нет слишком долго.
      - Чант ходит куда пожелает, и его часто не бывает по нескольку дней.
      - Да, и я так думал, но так я думал, пока не услышал голос на фоне ветра. Есть кое-что, что понятно только Хозяину. Равновесие нарушено, Сара. Равновесие между Хаосом и Порядком. С пор как я увидел Леди Порядок в Иннмэн-Пике, я ощущал это как боль в затылке, но сегодня... Сегодня я знаю это наверняка. Перемены чудовищны. Силы пришли в движение, и я боюсь за Чанта.
      - Куда ты отправишься?
      - Это вопрос. Я должен поговорить с Хоупом и Енохом.
      - Я думала, ты меня утешишь. Почему же и мне невесело? Картер торопливо поцеловал Сару в губы.
      - Я далеко не весельчак, Сара. Я на тебе женился в надежде, что стану более радостным. А почему ты вышла за меня замуж, я не понимаю.
      - Может быть, из-за того, о чем говорил народ в Иннмэн-Пике, - чтобы ты одарил нас башмаками и зерном. Но у меня были другие запросы, повыше.
      - Ты ранила меня.
      - Не вижу крови. И зерна, кстати, тоже. Пойдем, вместе поищем Еноха и Хоупа.
      Они встали и вышли из каминной ниши. Картер оглянулся на барельеф, украшавший арку: десятки белок в ветвях клена, а по краю - виноградные грозди. В столовой царил полумрак. Потолок и стены здесь были забраны темным дубом, посередине стоял массивный стол, обитый кожей, с ножками в форме когтистых лап. Над столом висела хрустальная люстра. Ободок ее плафона украшала резьба в виде маленьких мышек.
      Рука в руке, супруги вышли из столовой и пошли по боковому коридору, мимо панелей красного дерева, тускло поблескивавших багровыми отсветами в полумраке, мимо контрфорсов с резьбой в виде котят, играющих с клубками шерсти. Справа располагалась главная лестница, вся сделанная из темного дуба. Столбики перил были выполнены в форме когтистых лап, а над верхней площадкой разместился вырезанный из железного дерева орел с размахом крыльев в шесть футов, сверху взиравший на добычу. Под лестницей коридор сворачивал к западу у выхода в сад и заканчивался двумя дверями, одна из которых вела в зал для джентльменов, а вторая - в картинную галерею.
      Дверь в зал для джентльменов была полуоткрыта, оттуда слышалось негромкое немелодичное пение. Хоуп имел привычку проводить целые часы в небольшом кабинете, который устроил для себя в этом зале. Картер открыл дверь нараспашку, и они с Сарой вошли в мрачноватую комнату. Высокое и глубокое окно было отделано дубом, в темной нише стояла длинная, обитая кожей кушетка, бледно-розовый доломитовый камин был покрыт дубовой доской, по обе стороны от него располагались углубленные в стены панели. Потолок и бордюр здесь были нежно-белые, с лепниной в виде висящих колокольчиков. Торшер из кованого железа в форме буквы "Н", увенчанный четырьмя лампами в гофрированных абажурах, освещал дубовый бильярдный стол. Вокруг стола лежал восточный ковер, красный и зеленый с золотом. Ножки стола прочно стояли на паркете. Около одной из луз на бортике бильярдного стола было вырезано имя "Каваганс".
      Рабочий стол Хоупа стоял у стены. Эту часть комнаты он занял целиком, и на каждом столике, этажерке и книжной полке лежали всевозможные чудесные мелочи: книги, курительные трубки, деревянные инструменты, географические карты и пустые бутылочки, бесценные камни из дальних стран, гравюры шестисотлетней давности, древние благовония, крошечные куколки из слоновой кости. На письменном столе рядом со свитком, испещренным рунами, лежала большая лупа, а поверх свитка - карточка, на которой было написано: "Эррет-Акбе?". Потускневшее зеркало в тяжелой золоченой оправе стояло на уголке стола. Его поверхность была затерта сухим мылом.
      Хоуп оторвал взгляд от толстенного фолианта на французском языке в красном кожаном переплете. На его переносице поблескивали очки.
      - У тебя есть минутка? - спросил Картер. Хоуп привстал со стула - так он имел обыкновение изображать поклон Хозяину, и снова сел.
      - Входите. Я тут читал занимательнейшие труды о древних соглашениях. Известно ли вам, что каждые три года мы обязаны посылать два медных яблока, изготовленных кидинскими мастерами, жителям Идрина в знак нерушимости нашей дружбы. В ответ они обязаны отправлять нам дюжину бутылок своего лучшего вина.
      - И когда такое происходило в последний раз? - осведомился Картер.
      Хоуп снова уткнулся носом в книгу.
      Гм-м-м... Мы опоздали на четыреста двадцать лет. Но поскольку в Кидине больше не добывают медь, а в Идрине уже нет виноградников, винить нам себя не в чем.
      Сара рассмеялась.
      - Вы на самом деле все время читаете о такой ерунде, или это только прикрытие? Правда, я время от времени заглядываю сюда, но ни разу не видела, чтобы вы играли в бильярд.
      - Сударыня, я изучаю тонкости юриспруденции, а не аксиомы геометрии. Я не могу согласиться с глупым предположением о том, что числа неизменны, а углы постоянны. Знакомство с этим Домом утвердило меня в мысли о том, что моя интуиция меня не подводила: принципы существования Вселенной столь же изменчивы, сколь и судебные законы. С какой же стати мне увлекаться игрой, которая основана на ничем не поддержанных предположениях? Вот шахматы - это игра, сплошной хаос и смятение.
      - Но уж конечно, в шахматах существуют четкие правила, - возразила Сара. - И я уверена, вы их соблюдаете.
      - Совершенно верно, - отозвался Хоуп, и его округлое лицо озарилось улыбкой. - Но если бы нам пришлось решать вопрос о том, что играть надо по новым правилам, никто не стал бы утверждать, что это невозможно.
      - Но, сэр...
      - Пожалуйста, лучше не начинайте, - вмешался Картер. - Как только вы вступаете в спор, он раскручивается, словно смерч. Мы пришли потому, что я тревожусь за Чанта.
      - Что
      Взгляд Хоупа стал озабоченным. Что случилось?
      - Не знаю. Я боюсь за него. Он редко докладывает мне, куда именно направляется, но я подумал, что, может быть, об этом знаешь ты или Енох.
      - Гм-м-м. Вот они, издержки того, что ваши слуги лезут в дела Хозяина. Енох отправился заводить часы на Башнях. Думаю, он вернется не раньше пятницы. А вот обходы Чанта не связаны ни с какой таинственностью. В свое время я сопровождал его, как и Еноха, дабы изучить их маршруты, и я все записываю, как до меня делал Бриттл. Они сообщают о своих передвижениях, поскольку их работа слишком важна для того, чтобы допускать малейшие случайности. Минутку.
      Хоуп вытащил из ящика стола серый блокнот и перелистал его.
      - Сегодня среда. Чант ушел в субботу путем, ведущим к Аллее Фонарщика. Дорога в лучшем случае занимает два дня, учитывая, что по пути он проверяет все лампы. Вам логично отправиться прямо к этому переулку, и скорее всего вы встретите его на обратном пути, если предположить, что он просто задержался. Вы попадете в те края быстрее, если пойдете более короткой дорогой. Послать с вами кого-нибудь?
      - Нет. Я пойду один. Все равно слугам нельзя входить в аллею - этот проход закрыт для всех, кроме Чанта и меня.
      - Что вы подозреваете и чем я могу вам помочь? - спросил Хоуп.
      - Я не знаю ответа ни на тот, ни на другой вопрос. Мне просто не по себе.
      В Дорожном Плаще, поверх которого была надета шуба, с Мечом-Молнией, Картер покинул Внутренние Покои. Сара проводила его по продолговатому залу к двери за лестницей для слуг. За дверью была свалена всякая всячина: деревянный конь-качалка, поломанный и безглазый, игрушечный кораблик цвета морской волны - он был совсем целый, только киль с дыркой, рисунки и блокноты. Из каморки уводила Зеленая Дверь со стеклянной ручкой с миниатюрным изображением Высокого Дома с северной стороны. Картер вынул из кармана связку Ключей Хозяина. Бронзовое кольцо тускло поблескивало в свете единственной газовой горелки. Ключи сверкали и переливались в руках Картера. Все они были разного цвета, размера и формы. Верхушки некоторых из них были вырезаны в виде крылышек ангелов и различных головок. Картер выбрал малахитовый ключ с голубыми прожилками. Казалось, ключ сделан из камня, но он был прочен, как железный. Затем Картер обернулся к Саре и сжал се руки в своих.
      - Я постараюсь вернуться как можно скорее. Сара была печальна, однако сумела улыбнуться.
      - Знаешь, - сказала она, - у меня не слишком хорошо получается роль жены, ожидающей возвращения мужа... Ходить по берегу, вглядываться в морскую даль. Я бы пошла с тобой, если бы ты мне позволил.
      - Ты бы и сигары курила, если бы я тебе позволил.
      - Я бы их курила независимо от твоего позволения, и несколько раз это делала. Просто ты боишься, что я стану вторгаться в курительную комнату, где мужчины так любят сидеть и вести мальчишеские разговоры.
      - Это не я боюсь, миледи, это Хоуп. Лично я вкус сигар ненавижу. А Енох предпочитает свою трубочку. И когда только ты видела, чтобы я курил? Или, если на то пошло, тратил время на фривольные разговорчики?
      - Никогда, - согласилась Сара, и слезы застлали ее глаза. Она порывисто обняла мужа с таким отчаянием, что это напугало его. - Будь осторожен, Картер. Береги себя. Я люблю тебя.
      - И я тебя, - сказал он. - Не плачь. Сара отстранилась и улыбнулась.
      - Я не хотела. Богу известно, сколько раз я вот так тебя провожала. Ну, иди. Найди Чанта.
      Картер поцеловал ее в губы, вставил ключ в замочную скважину и отпер Зеленую Дверь. За ней лежал Длинный Коридор - весь серый. Под потолком клубилась дымка. Картер смотрел на Сару, пока она не прикрыла за ним дверь. Затем он, вздохнув, запер дверь ключом.
      Картера охватило ощущение чуда, как случалось всегда, когда он входил в Длинный Коридор, с самого первого раза, когда он попал сюда, украв у отца Ключи Хозяина. Тогда ему было двенадцать лет. За тем страшным днем последовала его четырнадцатилетняя ссылка из Эвенмера. Угрызения совести, стыд за единственный легкомысленный проступок терзали Картера всякий раз, как только он переступал порог. Чувство вины и сожаления о содеянном притупились, когда он стал Хозяином, но тоска многолетней разлуки с отцом из-за глупой детской шалости никогда не покидала его.
      Картер шагал по серому коридору, по серому ковру, мимо серых картин в ожидании боли, настигавшей всякого, кто входил в главную часть Дома. Боль пришла. Она началась с рук, в которых словно бы перестала течь кровь, быстро переместилась к груди, потом - к голове, потом опустилась к ногам. Картеру казалось, будто его режут и зашивают одновременно. Он опустился на колени, сел и стал ждать, когда отпустит боль. Картер часто размышлял о ее причине и подозревал, что при входе в главную часть Дома люди попадают в другое измерение и подвергаются изменениям, за счет которых здесь можно сохраниться. Видимо, этим объяснялось и то, каким образом бескрайние природные просторы умещались внутри вполне конкретного пространства, ограниченного стенами. Но сейчас Картер был способен думать только о боли, а не о том, что ее вызывает.
      Когда боль отступила, он встал и пошел дальше по коридору. Здесь было холодно. С губ Картера срывались облачка пара. Он слышал, как за стенами стонут свирепые северные ветры. Картер похлопал затянутыми в перчатки руками, тоскуя о теплом камине в столовой.
      Длинный Коридор представляет собой окружность, и почти все страны Белого Круга, то есть государства, дружественные Внутренним Покоям и присягнувшие на верность Хозяину, примыкают к внешнему краю этой окружности. А внутри круга располагаются Уз, Вет, Иннмэн-Пик, Верхний Гейбл и еще с десяток стран. Ближе к центру, в тех краях, куда людям вход воспрещен, лежит Аллея Фонарщика, а там находятся самые главные фонари, о которых заботится Чант.
      Три часа шел Картер по Длинному Коридору. Серая дымка мало-помалу рассеивалась. Цветы цинний на обоях постепенно из серых стали оранжевыми, цвет ковра потеплел, сделавшись персиковым. Картер перекусил, остановившись на привал у одного из очагов, устроенных вдоль стен. У этого очага лежал солидный запас дров и стояло большое, удобное мягкое кресло. Как правило, во время странствий Картер питался сухими фруктами и солониной, но с тех пор, как он женился на Саре, она взяла за правило хотя бы на первую трапезу снабжать мужа провизией, которую готовила сама. Картер вынул из мешка жареную речную форель, приготовленную под томатно-чесночным соусом, и развел огонь в очаге. Сердце его согрелось при мысли о заботе жены. Ненадолго, совсем ненадолго он ощутил себя счастливым человеком. После еды ему захотелось спать, однако он встал и продолжил путь Вскоре Картер повернул направо и вошел за серую непримечательную дверь, которая вела в Гаханджин. Картер несколько раз бывал здесь и посещал таинственного правителя страны, барона Кощея, известного под прозвищем Бессмертный, поскольку этим прозвищем награждали каждого правителя после того, как он проводил на престоле семь лет. Кроме того, законы правления страной предписывали тамошнему сюзерену постоянно ходить в маске. Вот так и получалось, что Кощей вроде бы правил Гаханджином испокон веков.
      Картер миновал прихожую, где вдоль одной стены тянулись мраморные книжные полки, уставленные невысокими, но жутко толстыми (в четыре фута) томиками в зеленых кожаных переплетах. Говорили, будто в этих книгах изложена история времен до провозглашения Гаханджина, но написаны они на гистианском языке которого не знал уже никто из живущих. Перед следующим дверным проемом на столбиках стояли чучела гнолингов, похожих на медведей с плавниками, шестидюймовыми клыками и когтями. Рядом с чучелами за столом из палисандра сидел стражник в серебристой кольчуге, тунике цвета слоновой кости, плаще и сапогах. Он читал перепечатку древней-предревней книги сэра Белы, скальда с Восточных Трясин. Завидев Картера, стражник аккуратно закрыл книгу и, встав, сжал тяжеленное копье. Он был невероятно мускулист и видно было, как могучие мышцы играют под кольчугой.
      - Добро пожаловать в Гаханджин, - произнес стражник низким приятным голосом. - Пожалуйста, подробно поведайте о Цели вашего прихода без поспешности, ничего не упуская.
      На голове стражника сверкал медный шлем, на забрале которого блестела серебряная змейка.
      - Картер Андерсон, Хозяин Эвенмера, пришел по делам Дома
      Картер показал стражнику перстень на левой руке. Этот перстень ему вручил Хоуп во время официальной церемонии провозглашения нового Хозяина. Точно такой же был у отца Картера, поскольку традиция ношения таких перстней была древней - но отцовский перстень исчез вместе с отцом в волнах Радужного Моря. Семью концентрическими кругами лежали семь камней - яшма, сапфир, халцедон, изумруд, сардоникс, сардер и хризолит, символизирующие Семь Слов Власти. С внутренней стороны на перстне были выгравированы слова:
      Главного глазами не увидишь.
      Стражник отвесил Картеру поклон.
      - Большая честь, милорд. Следует ли мне известить барона о вашем прибытии?
      - Известите, если хотите, но я сомневаюсь, что у меня будет время повидаться с ним. Мне просто нужно пройти короткой дорогой к Аллее Фонарщика.
      Что ж, тогда доброго вам пути и скорейшего возвращения. Вы, наверное, из-за всех этих неприятностей, да?
      - Каких неприятностей?
      Стражник, неотесанный малый лет двадцати пяти с грубоватым лицом, смущенно потупился.
      - Я думал, вы знаете, милорд. Дозорные говорят, будто бы видят что-то странное в окнах, что выходят на Аллею Фонарщика, и слышат оттуда странные звуки. Выйти-то туда, само собой, никто не может, но местечко стало страшноватое, так что дозорные его теперь недолюбливают.
      - Я все проверю. А Чанта ты видел?
      - Самого Фонарщика? Нет, милорд, да ведь только он всегда этой дорогой ходит.
      - Если пройдет здесь, скажи ему, что я пришел.
      - Конечно. Если хотите, я вам провожатого найду.
      - Времени нет, иначе я бы подождал. Дорогу я и сам найду.
      - Хорошо, милорд.
      Повернув к югу, Картер вошел в северные пределы Гаханджина и вскоре добрался до Зеркальных Пустошей, своеобразной защитной преграды вокруг страны, устроенной три столетия назад во время Войны Пяти Стран и получившей свое название из-за того, что тут все стены, потолки, пол и лестницы были забраны зеркалами. Отражения отражений вдоль извилистых переходов, предназначенные не для забавы, а в качестве защиты, обманывали зрение, смещали перспективу и делали ходьбу по этим краям делом опасным. Попав в Зеркальные Переходы большой компанией, люди, как правило, сразу терялись, а о головоломной задаче было принято говорить: "трудно, как пройти по Гаханджину". Картер шел, натыкаясь на стены, с трудом разбирая дорогу. Не будь внутри него запечатлены карты Эвенмера, он бы давным-давно заблудился.
      Переходы, двери, лестницы чем дальше, тем сильнее сужались, и в конце концов сделались такими узкими, что плечи Картера терлись о стены. Гаханджин - страна уютных мансард и крошечных комнатушек, кукольное королевство, полное потайных каморок и переходов. Здешние жители были непревзойденными мастерами нападения из засады. Почти все они превосходно владели луками и духовыми ружьями.
      Через час Картер вышел из Зеркальных Переходов в коридоры, забранные темными дубовыми панелями. Здесь совсем не было окон, газовые светильники попадались редко, и потому глубокие тени лежали на длинных гобеленах с изображением "картинок в картинке", то есть самих коридоров. Гаханджин был довольно многонаселенной страной, но хотя еще почти час Картер шел по коридорам, ему никто не встретился, словно здешние обитатели были фейри, прячущиеся за кустами роз и первоцветами.
      Наконец Картер набрел на семерых воинов, согревавших руки у небольшого очага. Все воины были высокого роста и очень бледные, в серебряных кольчугах и с саблями. При виде Картера они тут же вскочили и нацелились в него копьями и арбалетами. Самый высокий указал на массивную дверь и торжественно возгласил:
      - Остерегайся, о путник, ибо эта дверь ведет к Аллее Фонарщика, куда не может войти и остаться в живых ни один человек, кроме Хозяина и его Фонарщика. Уходи, если страшишься смерти.
      - Но если смерть неизбежна, зачем нужны стражники? - как того требовал ритуал, вопросил Картер.
      - Стражники предупреждают, дабы несведущие не погибли.
      - Я - Хозяин Эвенмера, и ищу моего Фонарщика, - сказал Картер и показал перстень, тем самым завершив ритуал.
      Молодой стражник коснулся правой рукой левого плеча, приветствуя Хозяина.
      - Он пока не проходил здесь, милорд. Обычно он попадает в аллею другой дорогой, а здесь возвращается. Но мы знаем о том, что он сейчас за этой дверью и преследует какого-то неведомого посланца злых сил. Потому я здесь не один. Мы не должны позволить врагу уйти. Если вы желаете пройти туда, будьте осторожны.
      Тревога, не отпускавшая Картера на всем протяжении пути от Внутренних Покоев, сдавила его сердце, но он только сказал:
      - Ты меня взволновал. Прошу тебя, дай мне пройти.
      Стражник отпер дверь черным ключом из связки, висевшей на ремне, и отодвинул стальной засов. В дверной проем ворвался порыв ледяного ветра. За дверью лежали высокие сугробы. Ветви деревьев скрючило морозом.
      - Благодарю, - проговорил Картер и вышел на просторную квадратную площадку. Кое-где между сугробами проглядывали плиты с орнаментами и стояли надстройки из красного кирпича. Ветер, гулявший меж скатов, шпилей и башенок, кусал щеки и рвал одежду. Слой снега на горизонтальной поверхности быстро нарастал.
      Дверь за Картером со скрипом затворилась. Он прошел немного вперед. В самом центре квадратной площадки, чуть вдали, длинным рядом выстроились двенадцатифутовые пьедесталы, увенчанные массивными статуями и окруженные каменным лабиринтом, стены которого вдвое превышали рост человека.
      Картер не видел следов, но понимал, что их могло давным-давно занести снегом. Он пошел по сугробам, закрывая лицо полой плаща. Как он ни тревожился за Чанта, но решил обследовать площадку самым тщательным образом и только после этого войти в лабиринт. Что-то удерживало Картера от того, чтобы окликнуть Фонарщика - не то здешнее призрачное безмолвие, не то предупреждение стражника.
      В наружных стенах были выбиты округлые ниши, и в каждой стояла фигура ангела. Картер осматривал каждую нишу и всякий раз боялся, что в очередной обнаружит тело друга. Страх его становился все сильнее, подогреваемый воображением и безнадежностью: ведь если Чант ранен, враги могли унести его и спрятать где угодно в Доме.
      Картер обошел половину площадки и вдруг резко остановился и затаил дыхание. Перед ним, наполовину засыпанная снегом, лежала шляпа Чанта. Картер разбросал снег, чтобы убедиться, что перед ним действительно шляпа Фонарщика. Кровь бешено пульсировала в висках. На таком холоде человек с непокрытой головой долго не продержится.
      Картер осмотрелся - нет ли поблизости следов, но если они и были, ветер замел их. Ничего не найдя, Картер пустился бегом. Он продирался по сугробам, торопливо заглядывал в ниши. Он бежал вперед, вперед, по периметру площадки, и дыхание вырывалось из его рта клубами пара. Нет, никаких следов Чанта.
      До угла оставалось совсем немного, когда Картер заметил оборванный, растрепанный рукав плаща, торчащий из ближайшей ниши. Издав звук, подобный сдавленному рыданию, Картер бросился к нише и обнаружил там Чанта, лежавшего на спине с раскинутыми руками. Голова Фонарщика была повернута набок, одежда порвана.
      Окликая друга по имени, Картер сорвал с рук перчатки и коснулся шеи Чанта, чтобы пощупать пульс. Кожа Фонарщика была холодна, как у мертвеца, но на прикосновение он отозвался еле слышным стоном.
      Не зная о том, насколько тяжелы раны Чанта и можно ли его шевелить, Картер все равно не мог оставить его здесь, на морозе, под ветром, потому поднял Фонарщика, уложил себе на плечо и пошел по площадке в обратную сторону, пройдя при этом вблизи от каменного лабиринта. Чант был худощав, но высок ростом, и нести его Картеру было нелегко. Добравшись до двери, он тяжело дышал, но стражники, наблюдавшие за ним сквозь щель, поспешно отодвинули засов и бросились на подмогу.
      Воины уложили Чанта на кушетку у очага. Один из них развел огонь пожарче, а Картер вместе с начальником стражи стащили с Чанта сапоги и перчатки и стали растирать его ступни и пальцы. Вскоре Фонарщик снова застонал, разжал веки, открыл бледно-розовые глаза и проговорил:
      - "Один желает кровь пролить чужую, и проливает кровь свою другой. Сама Природа злится, негодует и студит кровь морозом и пургой..." - С этими словами он вновь лишился чувств.
      Прошло полчаса, и согретый теплом очага Чант пошевелился. Картер напоил его с ложки горячим чаем, и Фонарщик сумел приподняться и сесть. Через некоторое время он выглядел гораздо лучше. Картер уже осмотрел его, но ни ран, ни отморожений не нашел. Только на лбу Чанта лиловел большой кровоподтек.
      - Судя по всему, я не в Раю, - еле слышно проговорил Чант, если только ангелы не похожи на Картера Андерсона.
      - Благодарение Господу, надеюсь, что не похожи, - отозвался Картер и впервые за все время улыбнулся. - Ты верен себе. Просто чудо, что я тебя разыскал. Сначала я подумал, что ты мертв.
      - Еще несколько минут при таком морозе и вьюге, и я бы точно отправился на тот свет. "Ибо Ангел Смерти простер надо мной свои крыла".
      - Наверняка ты там недолго пролежал, - заключил Картер, - иначе бы обморозился. Где ты был в последние несколько дней?
      - Неподалеку отсюда, но сегодня только на Аллее Фонарщика. За границей собрались злые силы, они орудуют в Доме.
      - Я это почувствовал. Хватит ли у тебя сил рассказать мне обо всем?
      - Нет времени! Фонари в опасности! Нам нужно немедленно идти.
      Чант попытался встать, но Картер бережно уложил его на место.
      - Прежде чем мы полезем в пекло, мне нужны сведения. Будь краток, но расскажи все, не опуская подробностей.
      - Ладно. Голова у меня словно мякиной набита, но если я выпью еще чаю, то расскажу что сумею.
      Картер налил чая в оловянную кружку. Чант отпил несколько глотков и начал свой рассказ:
      - Мои беды начались четыре дня назад. В Риффенрозе, возле четырех ионийских свеч различной высоты есть маленькая зеленая лампа, масло в которую надо подливать каждую неделю. Я отправился туда через Озеро Книг и намеревался вернуться Аллеей Фонарщика, дабы подрезать там фитили и проверить, хватает ли в фонарях масла.
      На второй день, чуть только минуло два часа дня, я свернул за угол и лицом к лицу столкнулся... с самим собой! Я это говорю отнюдь не в переносном смысле: передо мной стоял мой двойник. В разговорах мы порой можем обмолвиться о таких встречах, и нам они представляются волшебными, но в действительности они порождают неописуемый ужас. Наверное, такие же чувства можно испытать, если бы довелось увидеть собственную смерть. "Уйди от меня. Но нет, я чувствую, что с этих пор ты не покинешь меня, как моя тень. Теперь и на пороге двери своей я не буду одинок". Я не мог дышать, я дрожал, словно напуганный пес. Двойник воспользовался моим испугом и выхватил пистолет. Я бросился бежать, и это было глупо, ведь ему было легко подстрелить меня на таком расстоянии, но мне казалось, что он не намерен меня просто уничтожить или взять в плен. Как ни странно, выстрелив мне в спину дважды до того, как я успел свернуть за угол, он промахнулся - будто впервые взял в руки оружие.
      - Он побежал за тобой?
      Да. Потом мы с ним играли в "кошки-мышки". Он меня упорно преследовал, а я как мог хитрил, чтобы уйти от него. Он гонялся за мной по лестницам, по узким переходам и широким коридорам, но я ухитрялся дурачить его. Мне было страшно, однако я понимал: уничтожив меня, он меня подменит. Я решил не вступать с ним в схватку до последнего, поскольку легко мог проиграть, а цена проигрыша была слишком высока. Не раз мы обменивались выстрелами. Я пробивался к аллее, надеясь, что тамошние Хранители не пропустят врага. "Мой путь во мраке одинок, нет никого, кто б мне помог. Один - вдоль берега реки, по склону горному - один. Один. Вокруг меня страна - обитель грез, обитель сна..."
      Я бежал всю ночь и весь день и наконец добрался до коридоров, ведущих к аллее. Встречные говорили мне о том, что тут слонялся некий тип, похожий на меня. В это время я уже находился в Графстве-у-Переулка, где у меня есть знакомые, поэтому к цели меня сопровождали маршал Япт и целый эскадрон из леса Вруманлин. Маршал спешно отправил к вам гонца, и видимо, тот добрался до Внутренних Покоев нынче утром, вскоре после того, как вы тронулись в путь.
      Наконец после долгих проволочек - надо сказать, что Япт жутко скрупулезен во всем, в том числе и по части сборов в дорогу - мы добрались до восточной двери, выводящей на площадку, сегодня после полудня. Стражник, охранявший дверь, был убит, дверь открыта нараспашку. Ни маршал, ни его люди, естественно, не могли идти со мной к аллее из страха перед Хранителями. Я хотел одного: дождаться вашего прибытия, но я не мог ждать. Фонари следовало осмотреть в урочное время, ибо огни в Аллее Фонарщика это огни Вселенной. Им, более чем прочим огням в Доме, нельзя позволять гаснуть. "Звезды на небе - не столько ли их, сколько на свете людей? Разума светом людей наделенных, видящих в звездах деянье Творца?" Я назвал воинам пароль, чтобы они узнали меня, когда я вернусь, и ступил на площадку.
      Вьюга на время утихла, и вскоре я увидел следы, ведущие к каменному лабиринту, окружающему аллею. Прежде чем войти в лабиринт, я внимательно осмотрел стены, замыкающие площадку. Следы были видны четко, и я понимал, что мой двойник где-то недалеко. Шагая по следам, я догадался о том, что врагу моему дорога к аллее неизвестна. Он бродил по лабиринту не меньше двух часов, а я - за ним, и только потом он наконец добрался до Аллеи Фонарщика.
      В аллее я увидел темный силуэт. Мой враг был готов погасить первый из двадцати одного фонаря. Я вскрикнул и выстрелил, но промахнулся. Он с поразительной скоростью скрылся за деревьями, и мне ничего не оставалось, как только броситься за ним в погоню. Там толстым слоем лежит опавшая листва, и бежать трудно - все время проваливаешься в снег. Только я вбежал в заросли, как мерзавец набросился на меня. Пуль у него, видимо, не осталось, поскольку пистолетом он воспользовался как кастетом. Ударил меня по лбу изо всех сил, но я успел выстрелить с близкого расстояния и ранил его. Он пустился прочь, подвывая, словно собака.
      От удара у меня закружилась голова, навалилась слабость, по виску текла кровь. Я тронулся в обратный путь по лабиринту, но долго идти не смог. В глазах у меня потемнело, я заблудился. Вот и все. Потом я очнулся здесь, и больше ничего не помню.
      - Значит, ему удалось обмануть Хранителей, представ перед ними в твоем обличье, - заключил Картер.
      - Да. И это пугает меня. Он все еще там. Нельзя допустить, чтобы он погасил фонари.
      Картер выхватил Меч-Молнию.
      - Я найду его.
      - Я тоже пойду.
      - Ты еще слаб.
      - Но я могу прикрыть вас с тыла. Какой ни увертлив, с нами двумя ему будет справиться нелегко. Слишком многое поставлено на карту.
      Чант встал. Он не слишком твердо держался на ногах, но вид имел самый решительный. Вымученно усмехнувшись, он проговорил:
      - "Вперед, без страха и упрека, и пусть покой нам только снится. За дело правое сразимся, и к нам победа возвратится".
      По приказу Картера стражники отперли дверь, ведущую на площадку. Снег повалил гуще. Почти ничего не было видно за его белой пеленой. Спутники пошли рядом по сугробам к лабиринту. Картер мог бы пройти здесь и сам, слушаясь запечатленных в его сознании карт, но это было ни к чему, когда рядом с ним шел Чант. Проходы между стенами были узкие, все завалило толстым слоем снега. Через двадцать минут Картер и Чант вышли к аллее.
      Прошло два года с тех пор, как Картер впервые побывал здесь. Тогда он представлял себе парк с единственной мощеной дорожкой, вдоль которой стоят фонари, а тут оказался скорее лес безо всякой мостовой, где густо росли кусты и сосны. С ветвей свисали сосульки, кусты, целиком засыпанные снегом, казались белыми холмиками. Фонари стояли тремя группами по семь. Все они ярко горели во мраке, противостоя снежной буре. Выше деревьев поднимались охраняющие фонари статуи, пристально взиравшие сверху вниз. Плечи и головы каменных фигур замело снегом и казалось, будто на головах у них шляпы с широченными полями, а на плечах эполеты. Это были скульптуры героев Эвенмера - тех, что сражались и зачастую погибали за Высокий Дом. Некоторые из них были Хозяевами, некоторые - нет. Ближе всех стояла скульптура Кемпеда, губернатора Уза, мужчины с мудрым, вдумчивым взглядом, с мечом и солнечными часами в руках. Именно он был инициатором подписания соглашения, в результате которого был образован Белый Круг. У его ног стоял Эльфвендж трехглавый Цербер, натянувший поводок, крепко сжатый в могучих каменных пальцах. Следующей была статуя графини Тсичем Тибелл, уроженки Логаны, первого магистрата Анверра. Эта держала в руках гусиное перо и мерило правосудия. Именно эта женщина казнила главного анархиста в Доннершоте. За ней располагалось скульптурное изображение лорда Фарнсворта в виде кузнеца-великана с молотком и щипцами в руках - он стал спасителем Эйлириума во время Бунта на Крышах. Статуя леди Ганиел, поэтессы и философа, стояла перед изображением дракона с глазами Йормунганда. Скульптуру барона Серсцита окружали изображения сов - он провел свою жизнь в заоблачных высотах Верхнего Гейбла. Доктор Лэтч Рельсвайзер из Аркалена был изображен в небольшой лодке, в левой руке он держал маску. Здесь было много подобных статуй. У Картера захватило дух от этого зрелища. С величайшим мастерством были высечены из камня скульптуры людей, защитников всего, что являл собой Эвенмер.
      - Фонари горят, - сказал Чант. - Я отведу вас туда, где я дрался с двойником.
      Он пошел по аллее между фонарями и статуями, но когда они с Картером пробрались через кусты к месту схватки, оказалось, что там уже все замело снегом и даже капель крови не видно.
      Если он ранен, он должен искать укрытия, - заметил Картер, озираясь по сторонам.
      - В пьедесталах статуй есть ниши.
      Спутники углубились в заросли сосен. Они оскальзывались на снегу, спотыкались о корни и вот наконец подошли к ближайшей статуе и услышали негромкие причитания. Картер и Чант медленно пошли вокруг пьедестала к тому месту, откуда доносился голос.
      - Жжется. Как жжется, - произносил голос, в котором Картеру послышалось что-то смутно знакомое. - Не надо было приходить. Нет, нет. Эти... в серых плащах обманули. Говорили - легко. Нелегко. Надо уходить. А жжется. Больно.
      Картер собрался с духом, вдохнул поглубже и, ступив в узкую нишу, наставил на мерзавца Меч-Молнию.
      - Ни с места, - приказал он.
      Лишь одно мгновение он видел лицо, которое напоминало и не напоминало лицо Чанта. В принципе все черты были воспроизведены верно, но в них было нечто совершенно звериное: розоватые глаза смотрели по-волчьи, тонкие губы кривились в злобном, бездушном оскале. Ноздри тонкого носа с горбинкой сжимались и разжимались, принюхиваясь. Удлиненное лицо было начисто лишено каких-либо признаков высокого ума. А в следующий миг двойник изменился, да настолько быстро, что Картер и глазом моргнуть не успел, и подпрыгнул выше лезвия меча.
      Мощные когти ухватили Картера за ворот, тяжелые лапы вырвали из его руки меч и прижали к пьедесталу. Картер в отчаянии протянул руку к кобуре, чтобы выхватить пистолет, а зверюга уже рванулась к Чанту. Картер развернулся, чтобы выстрелить, понимая, что может опоздать. Длинное чешуйчатое тело было готово навалиться на Фонарщика. Это был гнолинг из Наллевуата, зверь-оборотень. Картер видел глаза друга, полные страха, видел щелкающие зубы, слышал звериное рычание.
      Но вдруг на спину зверя с необычайным проворством приземлились две массивные ступни и сломали хребет чудовища. Гнолинг взвыл, упал и стал корчиться в агонии. Хранитель Кеван Мудрый, как только гнолинг сменил обличье, догадался о том, что в Аллею Фонарщика проник чужой, и, спрыгнув с пьедестала, обрушился на оборотня всем своим чудовищным весом. Великан поднял гнолинга могучими каменными руками и ловко свернул ему шею - так человек справился бы с курицей. Двенадцать лап оборотня перестали дергаться. Колосс зашвырнул гнолинга в заросли сосен, обвел окрестности величественным взглядом и вернулся на пьедестал.
      - Ты ранен? - спросил Картер. Чант неуверенно осмотрел себя.
      - "Жив ли я, мертв ли?" Знаете, по-моему, он ко мне и прикоснуться не успел. А к вам?
      Картер глянул на свои руки. Когти гнолинга распороли рукава шубы, но на коже не оставили ни царапины.
      - Я цел и невредим. - Картер посмотрел на неподвижную статую Хранителя. - А они и вправду свирепы и страшны, как ты и говорил.
      В глазах Чанта был страх пополам с восхищением.
      - Да. "Где он стоит, там виден страх воочию". Однако впервые самозванцу удалось проникнуть в Аллею Фонарщика. И никогда прежде гнолинги не принимали обличье людей - это какие-то новые гнолинги. Нужно будет поставить побольше стражников у дверей и потайных ходов, ведущих сюда.
      - Их можно распознать по речи, - сказал Картер. - Этот разговаривал точно так, как все гнолинги - утробным голосом и короткими, отрывочными фразами. По крайней мере они не поумнели.
      Они вместе осмотрели труп чудовища. Гнолинг как гнолинг - ничего примечательного. Не обнаружив в нем ничего необычного, Чант приступил к осмотру фонарей, а Картер, которому делать было положительно нечего, решил походить по аллее и посмотреть, не побывал ли тут кто-либо еще из его врагов. На самом деле тревожиться об этом не стоило: раненый гнолинг нашел бы своих союзников, будь они где-нибудь поблизости, но все же лорд Андерсон обнажил Меч-Молнию. Аллея заканчивалась у корсиканских сосен, между которыми лежала узкая тропинка. Картер осторожно пошел по ней, все еще не до конца оправившись после пережитого нападения.
      Пройдя между соснами, он обнаружил за ними небольшой ручей. На миг ручей очаровал Картера своей красотой. Берега его были прямыми, как у искусственно прорытого канала, деревья по берегам стояли ровно, как в парке. Но почти сразу Картера охватило беспокойство. Он понял, что деревья стоят через слишком равные промежутки, и каждое третье в точности одинаково: молодая ива с совершенно одинаковыми ветками и отметинами на коре. Картер подошел поближе к ручью. Странно, но вода не замерзла, она оказалась теплой, как в весенний день. Вдоль берега сновали ' тысячи мелких рыбешек, их движения были симметричны и синхронны.
      Тихий ужас сковал Картера по рукам и ногам, но причины своего страха он бы и сам не мог объяснить. Он почувствовал, как волосы на затылке встали дыбом.
      - Хозяин! - окликнул его из-за сосен Чант.
      - Я здесь! - отозвался Картер. - Поди-ка сюда, посмотри.
      Вскоре рядом с ним появился Фонарщик. Лицо его приобрело землистый оттенок, взгляд сделался мрачным. Поджав губы, он хрипло прошептал:
      - "Ах! Владыка мой, Артур, куда идти мне? Где спрячу я мой лоб, мои глаза?"
      - Что случилось? - спросил Картер. - Ведь здесь не всегда было так.
      Чант покачал головой.
      - Все переменилось. Эта речка течет издалека, с юга, она протекает по большой части Высокого Дома. Это приток Сказочной Реки под названием Плегатаниз. Но то была обычная речка, а не эта пародия, причуда художника. И что же это значит?
      Картер обвел взглядом линию берега.
      - Это значит, что в борьбе Порядка с Хаосом Порядок одержал жуткую победу и начал заражать мир. Наверняка за этим стоят анархисты. Нужно проверить, далеко ли распространилась болезнь.
      Чант пошел влево вдоль берега. Он был так ровен, что идти было нетрудно, и вскоре путники приблизились к стенам лабиринта, где ручей стекал в водосток. И здесь царили симметрия и гармония, вот только у самого водостока о льдину, свалившуюся со стены и быстро таявшую, позвякивая, бились несколько стеклянных бутылок. Чант вынул льдину, и бутылки поплыли вниз по течению ручья. Все они были закрыты пробками, и внутри каждой лежала записка.
      - Любопытно, - сказал Картер и выхватил из ручья первую бутылку. Он вынул из нее пробку, извлек записку, пробежал глазами и дрогнувшим голосом проговорил: - Чант, мы должны вытащить все бутылки до одной.
      Бутылки успели уплыть ниже по течению, но ручей тек неспешно, и Картер с Чантом сумели собрать все пять бутылок.
      - Что это за записки? - спросил Чант, когда извлек из воды последнюю бутылку.
      - Все они адресованы Даскину, - ответил Картер. - Писала их Лизбет. Она жива.
      ЙОРМУНГАНД
      Сара сидела у французского бюро в гостиной и читала разложенные записки - пять посланий отчаяния из далекого прошлого. Она прочла их уже сто раз и оплакала тысячей слез. Лизбет на каждом письме ставила номер, и последнее было семнадцатым по счету - вода погубила остальные послания. Но самое первое сохранилось, оно, как и все прочие, было адресовано Даскину и написано неумелым детским почерком: приди и спаси меня. Я - в доме, где не бывaeт солнца. Я не знаю как он называется, и никто мне ничего не говорит. Меня отпускают в сад, где я выращиваю ежевику и репейник. Я все время одна. Пожалуйста, пожалуйста, спаси меня.
      С любовью, Лизбет.
      Слова "с любовью" Лизбет окружила сердечками и пририсовала подле них собаку, лежащую лапами кверху. Рядом было написано:
      Как жалко, чтo у меня нет щeнкa.
      К семнадцатому письму почерк стал более уверенным и мелким - скорее это был итог опыта, нежели обучения, но орфография и пунктуация были на удивление правильными:
      Дopoгoй Дacкuн я не знаю, cкoлькo времени я уже здесь, потому что здесь нет ни часов, ни солнца. Я oднa-oдинeшенькa в этой стране без света и некому меня пожалеть. Мне не дают книг, дали только старый, порванный тoмик "Грозового перевала", и эта книга стала моим учителем и единственным рассказчиком обо всем чeлoвeчecкoм. Тoлькo по ней я и училась. Порой я кpaду письменные принадлежности и o6pывки бумаги. Я вспоминаю о тебе, о Саре и о графе Эгисе. Я забыла про солнце, про деревья, траву и про все хорошее. Мне тaк хочется бежать в ваш пpeкpacный мир и навсегда остаться там, и видеть его не cквoзь пелену слез, не стремиться к нему, стучась о cтeнки опустевшего сердца, но быть там по-настоящему. Но у меня отобрали душу и сердце, и мне часто кажется, что я - всего лишь кaмeннaя статуя в обличье живой женщины или пpизpaк Kaтapины Линтон за oкном Хетклиффа, к ледяным пальцам которой не дерзнет прикоснуться ни один мужчина. Каждый день я молюсь о своем спасении, о тoм, чтобы ты явился мне на помощь, Дacкин, чтобы ты сжал мои призрачные pyкu в своих теплых пальцах, и тогда 6ы я снова стала собой. Приходи cкopee, но ни за что на свете не говори лорду Андерсону, что знаешь о моем существовании, умоляю тебя.
      Сара повернула голову к Картеру. Тот полулежал на кушетке с цветастой обивкой, стоявшей посреди стульев, столиков и этажерок с безделушками, оживлявшими большую гостиную. Левой рукой Картер рассеянно поглаживал темно-синий ковер. Взгляд его был устремлен к барочному потолку, украшенному гипсовыми подвесками, фигурами атлантов и серафимов, цветочными оборками и бордюром в виде суровых ликов древних старцев, которые мудрыми, как у сов, глазами, наблюдали за всем, что происходило в гостиной. Не замечая, что жена смотрит на него, Картер восхищенно разглядывал потолок, очарованный красотой лепнины. Лицо у него сейчас казалось совсем мальчишеским - наверное, таким оно и было в те давние годы, когда он усаживался за бюро и играл с деревянными солдатиками. Видя Картера таким, Сара вновь ощутила, как любит его и как гордится им.
      Но вот он взглянул на нее и печально улыбнулся. Сара ответила ему такой же улыбкой. В сердце их жило одно и то же чувство.
      - Несмотря ни на что, я все время думаю об Иннмэн-Пике, - признался Картер. - Но нельзя с определенностью судить о том, что ее похищение как-то связано с сокровищем.
      - Нельзя и отрицать это. Теперь мы знаем, что к этому причастны анархисты. Бедная девочка! Но почему она так боится тебя?
      - Не понимаю. Но у анархистов было целых шесть лет, и за это время они могли отравить ее разум. Чего они ей наговорили про меня?
      В это мгновение двери, ведущие в гостиную, открылись нараспашку, и появился Даскин, одетый цветисто, как какой-нибудь восточный принц - в штаны и рубаху из серой и зеленой кожи, в шапку из белого меха с рыжей оторочкой и желтые сапоги. Вся его одежда была скроена из шкур гнолингов. Рядом с ним, наряженный примерно так же, стоял Грегори. Он был на четыре месяца старше Даскина, высокий, рыжеволосый, широкоплечий, с могучей грудью, ястребиным носом, раздвоенным подбородком, кустистыми бровями над глазами цвета лесного ореха и улыбкой короля. Он был кузеном Даскина по материнской линии - сыном брата леди Мэрмер. Они очень подружились во время учебы в университете в Эйлириуме. Сейчас оба ухмылялись, как мальчишки, а в руках держали огромную шкуру гнолинга восемь футов длиной.
      - Вернулись вожаки Башанских львов! - вскричал Грегори. И действительно, он был похож на огромного льва - вот только ярко-рыжего.
      - Великие победители! - подхватил Даскин. Кузены довольно переглянулись.
      - Трепещите, лорд и леди, - сказал Грегори. - Вот вам коврик к камину с ликом ангела.
      Он тряхнул шкурой и продемонстрировал змееподобную голову зверя с шестью рядами зубов и раздвоенным языком.
      - Низко падшего ангела, - уточнила Сара и сморщила нос. - Я же просила вас больше не приносить шкур. Я пугаюсь, когда за каждым углом натыкаюсь на зубастые морды.
      - Но, Сара, Дункан сказал, что этот самый здоровенный, какого он видел за всю жизнь, - обиженно проговорил Даскин. - Можно оставить шкуру, а? По-моему, она отлично будет смотреться в верхнем холле.
      - Чтобы все, кто поднимется по лестнице, видели эти жуткие глаза? Вот так в один прекрасный вечер я отправлюсь в спальню и по пути умру от страха.
      - Тогда мы из тебя сделаем чучело и поставим рядом с этим красавцем, пошутил Грегори.
      - Мы его развернем головой к моей комнате, - предложил Даскин. - Тебе будет видна только спина.
      Сара замахала руками в знак того, что сдается.
      - Делай что хочешь. Ты здесь раньше меня живешь.
      Бравые охотники положили шкуру на пол, Картер встал и обнял брата, а Грегори низко поклонился и поцеловал руку Сары.
      - Миледи, вы прекрасны, как всегда.
      - А вы оба похожи на петухов, - сказала Сара с усмешкой. - Или на попугаев.
      Грегори ей нравился, но она любила время от времени ставить его на место. Он был красив, и красота давала ему уверенность, которая влекла к нему женщин, однако эта уверенность порой граничила с дерзостью, и Грегори расточал свое неотразимое обаяние при встрече с любой дамой.
      - Судя по тому, как вы выглядите, охота прошла успешно, - заключил Картер.
      - Просто великолепно! - просияв, воскликнул Даскин. - Исключительно! Я от нее никогда не устаю! На этот раз мы охотились одни.
      - Без тигров? - удивилась Сара.
      - Без тигров, - подтвердил Грегори. - Это было потрясающе.
      - И рискованно, - заметил Картер. - Гнолинги чрезвычайно ловки.
      - Мы освоили самые лучшие приемы охоты на них, - заверил брата Даскин. - В следующий раз тебе обязательно стоит пойти с нами!
      - Мы с Чантом тоже поохотились на гнолинга. Молю Бога о том, чтобы тебе не довелось встретиться с таким.
      - Расскажи, - попросил Даскин, усевшись в мягкое кресло. Картер коротко рассказал. Даскин слушал его с широко открытыми глазами.
      - Гнолинги в обличье людей! Вот это новости!
      - Есть и другие новости, - добавила Сара. - Они нашли письма Лизбет, адресованные тебе.
      - Мне? - изумился Даскин. - Какого они времени? Она жива?
      - Почитай сам, - сказала Сара и указала на бюро. Даскин быстро прочел письма. Радость его как рукой сняло.
      - Она столько времени одна! Мы должны спасти ее.
      - Прежде всего мы должны выяснить, где ее держат, - заметил Картер. Похоже, в письмах говорится о Кромешной Тьме.
      - Кромешная Тьма! - воскликнул Даскин. - Я там никогда не бывал, но говорят, что те края заколдованы.
      - Я готов согласиться, - подхватил Грегори. - Помню, сопровождал я туда отца по делу. Местность эту я хорошо знаю, но недолюбливаю. Мрачное местечко.
      - В таком случае нам может понадобиться твоя помощь, - сказал Картер. - Но сначала я должен узнать как можно больше. Намерен побеседовать с Йормунгандом.
      - Я мог бы пойти с тобой, - предложил Даскин. Картер улыбнулся:
      - Спасибо, не нужно. Охота на гнолингов сделала тебя отчаянным смельчаком. Он ведь тебя уже раз чуть не слопал, и мы не станем искушать его вновь. Как бы то ни было, сначала я собираюсь посоветоваться с Хоупом.
      - Я пойду с вами и расскажу все, что знаю, - предложил Грегори. - Ты с нами, кузен? Даскин покачал головой.
      - Мечтаю о теплой ванне и горячей еде. Но как только Картер и Грегори вышли, Даскин принялся перечитывать письма Лизбет.
      - Сара, - спросил он наконец. - Почему она писала именно мне?
      - Она влюблена в тебя.
      - Но я видел ее только раз.
      - Да, но ты уделил ей внимание. Потом она постоянно писала твое имя в маленькой записной книжке. Тогда ей казалось, что она любит тебя, но, как видишь, это чувство сохранялось все эти годы.
      - А я больше ни разу не навестил ее...
      - Тебе тогда было всего семнадцать, и ты не ведал о том, какое произвел на нее впечатление. Даскин вздохнул.
      - Да повзрослел ли я с тех пор? Как я провожу время? Слоняюсь по Дому, словно развращенный денди, выслеживаю гнолингов и представляю себя великим охотником, а потом, возвращаясь, обнаруживаю, что Картер гоняется за истинными врагами Эвенмера.
      - Ты сожалеешь о том, что Хозяин - он? Даскин взглянул на Сару и отвел глаза.
      - Я? Конечно, нет!
      Сара недоверчиво смотрела на него.
      - Ой, Сара, тебе соврать невозможно. Нет, я вовсе не сожалею, но... вместе с тем сожалею. Я люблю брата. Ему судьбой было предназначено стать Хозяином. Он наслаждается всеми мелочами, которые мне кажутся до безумия скучными, - официальные обеды, дипломатия, бесконечные совещания, встречи... Я бы ни за что не выдержал. Но я ничем не могу ему помочь.
      - Наслаждается он всем этим вовсе не так сильно, как тебе кажется. И ты ему во многом помогаешь.
      - Это ты только говоришь так, на самом деле это неправда. Я большей частью развлекаюсь, а он решает дела государственной важности. Я не создан для того, чтобы быть советником короля. У меня нет своего места.
      - Отчасти ты, пожалуй, прав, - согласилась Сара. - Ты рожден с беспокойной, непоседливой душой, она и дает тебе силу. Но тебе ни в коем случае нельзя расставаться с этой непоседливостью, именно она делает тебя таким, каков ты есть.
      Даскин подошел к Саре и поцеловал ее в щеку.
      - Ты знаешь меня лучше, чем я сам. И почему только я не встретил женщину, похожую на тебя? Сара рассмеялась.
      - Женщин тебе встречается более чем достаточно. Просто ты слишком быстро расстаешься с ними и не успеваешь узнать их получше. Но тебе нужна не такая, как я. Тебе нужна та, что подойдет тебе.
      - Да, но говорят, будто бы мужчина всегда ищет женщину, которая бы походила на его мать. Если так, то уж лучше пусть я на всю жизнь останусь один. Как только я замечаю в женщине хоть малейшие черты моей матери, я бегу от нее. Я готов признать это. Моя мать не была... хорошим человеком.
      - Леди Мэрмер оказалась во власти амбиций. В этом была ее ошибка.
      - Все можно оправдать, но как быть, когда ошибка ведет к предательству? Моя мать стала злой, а может быть, всегда такой была. А что это значит для меня? Из-за нее Картер был изгнан из дома, она сделала несчастным отца, и быть может, в каком-то смысле даже была повинна в его смерти. А отец был достойным человеком.
      - И все же - человеком. Я его не знала, но думаю, что его трагедия началась тогда, когда умерла мать Картера, задолго до того, как он познакомился с леди Мэрмер. Ты - сын своего отца и своей матери. Ты не он и не она, но часть их обоих. Мы должны четко видеть хорошее и плохое в наших родителях, чтобы не пойти их путем. Это придает нам сил. Ты наделаешь предостаточно собственных ошибок, совсем не обязательно носить на себе ошибки родителей, словно плащ.
      Даскин погладил руку Сары.
      - Мудрая Сара. Почему ты всегда такая мудрая?
      - Все женщины мудры. Это научный факт. Как давление и паровые двигатели.
      Картер и Грегори прошли по боковому коридору в буфетную, где обнаружили Хоупа, сидевшего за столом с ножками в виде когтистых лап и фигурками чаек, вырезанными по краю крышки. Дворецкий рассеянно смотрел в витражное окно, за которым не было видно ничего, кроме белой метели, и прихлебывал чай из фарфоровой чашки. На коленях у него лежал тяжелый открытый фолиант.
      - Что это значит? Ты не занят протиркой столового серебра? - с наигранной суровостью поинтересовался Картер. Хоуп в ответ усмехнулся.
      - Я ушел из юридической конторы "Дайсон, Филипс и Хоуп" не для того, чтобы натирать ложки, но уверяю тебя, эта работа выполняется должным образом, и я за этим присматриваю. Я читал об Аллее Фонарщика и о гнолингах, но не нашел ничего интересного.
      - В таком случае, может быть, ты сумеешь нам что-нибудь рассказать о Кромешной Тьме? Хоуп скривился.
      - Ничего хорошего рассказать не могу, но тема интересная. Не так давно я листал книгу об этом. Если мы пойдем в библиотеку, я ее сразу найду.
      Он встал и, выйдя из буфетной, первым пошел по боковому коридору, мимо прихожей, столовой и главной лестницы к массивным дверям, ведущим в библиотеку и покрытым резьбой в виде фигур серафимов и гиппогрифов, охранявших архитравы. Хоуп без труда повернул жадеитовые дверные ручки створки дверей бесшумно распахнулись. Библиотека была затянута сероватой дымкой и казалось, что где-нибудь неподалеку находятся гиблые трясины. В колеблющемся свете, лившемся в окна, проступали покрытые испариной стены. Слева от входа располагалось место для чтения, обставленное длинными цветастыми диванчиками с подлокотниками красного дерева, вырезанными в виде охотящихся ястребов. За ними виднелась узкая дверь, ведущая в комнату, где хранилась Книга Забытых Вещей.
      Картер, Хоуп и Грегори прошли по пушистому ковру под колоннами из серого доломита, поддерживавшими потолок - также серый, с желтыми и коричневыми прожилками, и вошли в мрачноватый лабиринт стеллажей, пропитанный ароматом древней мудрости и потемневшей от времени кожи. Здесь потолок был выше, а за рядами стеллажей виднелась винтовая лестница, которая вела на галерею, занимавшую весь периметр библиотеки и уставленную книжными шкафами. Картер вздохнул. Это была его самая любимая комната в доме.
      Все трое прошли по длинным проходам между стеллажами к разделу "География". Там Хоуп остановился и, немного помедлив, снял с полки высокий том в серебристом переплете.
      - Вот она, - сказал он. Картер обвел взглядом полки.
      - Когда-нибудь надо будет нанять библиотекаря, чтобы он навел здесь порядок. Труды по юриспруденции стоят в разделе "Художественная литература", фантастические романы - в разделе "История". Как ты вообще тут ориентируешься и что-то находишь?
      Круглое лицо Хоупа озарилось хитрой усмешкой.
      - Поначалу я путался, но потом мне открылась истина. Труды по юриспруденции, представляющие собой всего лишь измышления человеческого разума, с помощью которых мы тщимся управлять окружающей действительностью, вполне логично помещены в раздел "Художественная литература". История, то бишь наше неполное и несовершенное представление о прошлом, целиком и полностью окрашенное нашими собственными предрассудками, подпадает под определение "Политика", а вот описания героических приключений никогда не существовавших мужчин и женщин, типа "Саги о Вольсунге" или "Мудрой Женщины", в которых предпринимаются попытки объяснить наш жизненный опыт и наше существование, стоят в разделе "История". Я бы, честно говоря, определил такие книги в раздел "Метафизика", но это уже, как говорится, дело вкуса.
      Рассуждая вслух, Хоуп перелистывал страницы фолианта в серебристом переплете.
      - Так... С памятью у меня все в порядке. Здесь приводится изумительный текст трехсотлетней давности, в котором говорится о ликвидации мирных договоров между странами Белого Круга и странами, лежащими на дальнем юге, ближе к границе Внешней Тьмы. Между строк тут говорится об убийствах и тайнах. Когда я читал, у меня кровь стыла в жилах. Да, стыла. Старик Монтэгю Фолл, который был в то время Хозяином, как раз нанял Бриттла. Записи в книге сделаны рукой моего предшественника. Представить только, сколько лет он прожил! Времена были жестокие. Предшественник Бриттла был плохим советчиком для своего господина. Из-за мелочных обид происходили стычки, а потом они разгорались, и зачинались ожесточенные войны. Вскоре и сам Фолл пал жертвой покушения. Народы Ветермеля и Старка отделились от Белого Круга, и с тех пор отношения с ними остаются прохладными. Впоследствии в итоге кровавой революции эти две страны распались на четыре части: Эффини, Шинтогвин, Даркинг и Брудхайм.
      - Даже при жизни отца с ними были сложности, - кивнул Картер. - Я не так часто видел его в гневе, но как-то раз он был ужасно зол из-за того, что с нашим послом дурно обошлись в Шинтогвине.
      - Тем не менее в будущем нам стоит предпринять попытку примирения, заметил Хоуп.
      - Вряд ли это произойдет скоро, - сказал Грегори. - Тем более вряд ли, если оттуда проистекают наши беды.
      - Верно, - согласился Хоуп. - Судя по письмам девочки, если они действительно написаны ею, она находится там, где царит тьма. Это по описанию очень похоже на страну Внешней Тьмы - мрачную равнину, где нет солнца, луны и звезд.
      - Как край света, - проговорил Грегори, - у древних, которые верили, что Земля плоская.
      - Точно, - подтвердил Хоуп, не отрывая глаз от страниц. - Да и само название взято из Нового Завета: "Но сыны царства будут ввержены во тьму внешнюю: там будет плач и скрежет зубов". Однако название это сравнительно недавнее. В более далекие времена эти края именовались Гуннунггагап, Гимокодан, Страна Пустоты, Земля Забвения. Когда люди впервые поселились на землях, прилегающих к этим краям, они назвали их Кур-ну-ги-я, то есть "страна, откуда нет возврата". И хотя это место находится в пределах Эвенмера и окружено четырьмя странами, оно, как это ни парадоксально, считается бесконечным. На самом деле никто отчетливо не понимает, что оно собой представляет. Некоторые полагают, что там обитает Энтропия, другие считают, что это обитель изначального мрака, из которого были сотворены миры. Нам известно, что время от времени это пространство разрастается: границы четырех прилегающих к нему стран за века изменились.
      - Ну а на твой взгляд, что же это все-таки такое? - спросил Картер.
      Хоуп растерялся.
      - Помнишь, в свое время Бриттл назвал Высокий Дом притчей, иносказанием?
      - Помню, - кивнул Картер. - Он сказал, что это - единственное доступное нам объяснение. Я не раз думал об атом.
      - - И я тоже, - сказал Хоуп. - И я так полагаю, что Внешняя Тьма также понятие иносказательное, им определяется пространство, оставшееся после создания миров по окончании Творения.
      - Но как такое может быть? - изумился Грегори.
      - Это за пределами понимания науки и логики, - ответил Хоуп. - Это скорее чувственная материя, нежели физическая.
      Все молчали. Грегори и Картер пытались понять, что имел в виду Хоуп. Наконец Картер кивнул:
      - Да. По крайней мере объяснение на уровне того, что представляет собой и сам Эвенмер.
      - Да, какой-то смысл в этом есть, - согласился Грегори, - в особенности если побываешь в этих местах. Как будто попадаешь в края не от мира сего, там так одиноко, что словами не опишешь, там нет места ничему человеческому.
      Картер взглянул на Грегори, удивленный той печалью и задумчивостью, с какой прозвучали его слова. В них был испуг ребенка, впервые увидевшего темноту.
      Мистер Хоуп пожал плечами.
      - Как бы то ни было, из-за невероятной обширности Внешней Тьмы разыскать дом, где удерживают Лизбет, будет очень сложно. Он может находиться поблизости от любой из четырех стран.
      - В этом мы можем обрести кое-какую помощь, - сказал Картер и вынул из кармана осколок, подобранный им в Иннмэн-Пике. - Я не раз пробовал послушаться таинственного притяжения этого камня. Похоже, он тянет меня к югу, хотя сила его воздействия по-разному проявляется в разных местах Эвенмера, и полагаться на нее вряд ли можно. Но я подозреваю, что во Внешней Тьме прячут и Лизбет, и сокровище Иннмэн-Пика. И все же, если бы мы могли ограничить масштабы поиска...
      - Некоторые из царств симпатизируют нам больше других, - прервал его Хоуп. - А вот Шинтогвин скорее всего поддерживает наших врагов.
      - Но зачем анархистам понадобилось строить там дом и чего им надо от Лизбет? - спросил Картер. - Судя по письмам, ей не дают никаких заданий и ничему не обучают. Если она заложница, то ради чего?
      - Вот именно! - подхватил Хоуп. - Почему они до сих пор не предъявили нам никаких требований? Никто не станет держать пленницу шесть лет просто так.
      - Я намереваюсь к вечеру потолковать с Йормунгандом, - сказал Хозяин. - Может быть, он подскажет ответ.
      - Вот удивительно, - нахмурился Хоуп. - Прошлой ночью я дважды просыпался - наверное, от его рева. Стропила под потолком моей комнаты сотрясались, как от раскатов грома.
      - И мне так показалось, - сказал Картер. - Но я подумал, что это бушует вьюга. А ведь точно, такого рева я никогда не слышал. Дом содрогался, как при землетрясении. Но утром я проснулся и решил, что все это мне приснилось.
      - У нас с тобой и прежде бывали одинаковые сны, - напомнил Картеру Хоуп. - Но тут что-то другое. Неужто и вправду что-то стряслось с нашей рептилией?
      - Я отправлюсь к нему немедленно, - решительно объявил Картер, хотя при мысли о динозавре ему стало весьма не по себе - Спасибо тебе, Уильям. И тебе, Грегори. Может быть, вы вдвоем посмотрите карты и поищете самый короткий путь к Шинтогвину?
      - Хорошо, - кивнул Грегори. - В этом я могу помочь.
      - Отлично, - сказал Хоуп. - Счастливого пути. Мы будем с нетерпением ожидать твоего возвращения.
      Картер вышел из библиотеки, по боковому коридору прошел к главной лестнице. Глаза самшитового орла злобно взирали на него с верхней площадки, темные перила на ощупь были холодными. Картер поднялся на второй этаж, повернул налево и пошел по длинному коридору, забранному дубовыми панелями и устланному алой ковровой дорожкой. По всей длине коридора лежали глубокие тени. Картер вошел в знакомую дверь и оказался в своей детской. Став Хозяином, он отказался занять отцовские покои, поэтому они с Сарой поселились здесь, и Сара повесила на стену портреты своих отца и матери. Кроме того, в комнате появились невысокий прикроватный столик с резными серафимами, сочетавшимися с фигуркой ангела на каминной доске красного дерева, и атласные покрывала под цвет алых азалий на обоях. Над камином висела сабля в серебряных ножнах, а на полке массивного трюмо с высоким зеркалом лежал обшарпанный деревянный меч и стояли четыре деревянных солдатика, красная и синяя краска на которых местами облупилась, - то были игрушки, которые Картер взял с собой из Эвенмера, отправляясь в ссылку. Сара сидела в кровати и читала Теннисона, укрывшись тремя одеялами. В комнате было прохладно, поскольку дрова в камине догорели.
      - Привет, - сказал Картер. - Ты ждала меня?
      - Если я скажу "нет", разве станет легче? - вздохнула Сара. - Тебе уже пора?
      - Лучше поскорее отделаться. Ты боишься? Но я уже бывал у него.
      - Да, и всякий раз возвращался бледный, как мим, вымазавший лицо белилами. Нет, я не боюсь, что он съест тебя, хотя такое всегда возможно. Я сама не знаю, чего боюсь. Того, что время уходит, конечно. Но если ты не против, я буду тут сидеть и в отчаянии заламывать руки, как это теперь принято у дам. Я бы этого не делала, если бы ты позволил мне пойти с тобой. Я, бывало, охотилась с отцом и неплохо управляюсь с ружьем.
      - Йормунганду нипочем любое оружие. Если он вздумает напасть, от него не защитишься. И опасность всегда больше для моих спутников, нежели для меня. Я это понял, когда ходил туда с Даскином, хотя до сих пор не могу понять, почему Йормунганд пощадил его тогда, много лет назад. Вероятно, ради собственной забавы.
      Картер подошел к камину и нажал на кирпич в стене рядом с ним. Кирпич легко подался, и весь камин медленно выехал вперед. За ним находилась пустая пыльная каморка с дощатым полом. Из нее наверх уводила узкая лесенка. Картер зажег фонарь и подошел к Саре.
      - Я скоро вернусь. У него не задерживаются.
      Они обнялись. Тело Сары было таким теплым, казалось, его тепло способно защитить от зла, от холодной зимы. Больше они не сказали друг другу ни слова. Картер отвернулся и вошел в каморку за камином.
      Его ботинки оставляли следы в густой пыли. Лестница поскрипывала. По обе стороны тянулись ровные, без резьбы, обитые панелями стены. Сердце громко стучало у Картера в груди. Чем выше он поднимался, тем холоднее становилось вокруг - словно холодный воздух вопреки законам физики поднимался вверх. Когда Картер добрался до конца лестницы, с губ его при дыхании слетали клубы пара. Свет фонаря выхватывал из тьмы доски пола и центральное стропило двускатной крыши. Стен чердака отсюда не было видно. Старые сундуки, шляпные картонки, фаянсовые куклы, сломанные метлы стояли и валялись в беспорядке на полу. Было тихо, даже шума вьюги не было слышно на чердаке.
      Картер стоял молча. Он был готов окликнуть динозавра, но интуиция почему-то подсказала ему, что делать этого не стоит. Не мешкая ни секунды, он погасил фонарь, выхватил Меч-Молнию, и бледный свет клинка озарил пол у его ног. Картер не шевелился, удивленный своим поступком, но понял, что напугала его пустота чердака. Он осознавал, как способен осознавать только Хозяин, что Йормунганд, который всегда встречал его сразу же у лестницы, сейчас далеко, в глубине чердака.
      Картер осторожно приблизился к стене и пошел вдоль распорок, из которых торчали гвозди. Пыль забивалась в ноздри, не было видно ни зги, половицы поскрипывали, прогибаясь под весом Картера. Ему было страшно: а вдруг он ошибается, вдруг динозавр затаился и поджидает его, не признав в нем Хозяина? Он шел, ожидая, что в любой момент на нем сомкнутся огромные зубастые челюсти.
      Картер остановился и не без труда сдержал порыв развернуться и опрометью сбежать вниз по лестнице. Вдохнув и набравшись храбрости, он продолжил путь. Воздух стал просто-таки сверхъестественно холодным. Мороз пощипывал лицо, до боли обжигал легкие, от холода немели руки. Картер гадал, долго ли продержится.
      Неожиданно впереди мелькнула вспышка и послышался револьверный выстрел. Картер ускорил шаг, но бежать не решился, чтобы не споткнуться. Через пару мгновений он на что-то наткнулся и поначалу решил, что это перегородка, но оказалось, что это какой-то прямоугольный ящик высотой в половину его роста и длиной пятнадцать футов. Обойдя его на ощупь, Картер обнаружил, что таких ящиков еще несколько. Это его не особенно удивило, поскольку так далеко в глубь чердака он никогда не забирался и понимал, что валяться тут может положительно что угодно.
      Прозвучал новый выстрел. Картер убрал меч в ножны, выхватил пистолет и замер, прислушиваясь. Тьма была кромешная, и Картеру казалось, что он ослеп. Но вот послышался басовый рык, непонятно, с какой стороны - словно зарычал весь чердак. Под ногами у Картера задрожали половицы. Рык, однако, быстро утих, и Картер, вновь обретя мужество, разглядел впереди пятнышко света. Он двинулся в ту сторону, но свет был слишком далеко, и пробираться к нему приходилось на ощупь. Картер заставлял себя двигаться как можно более осторожно и бесшумно, дабы не поддаться страху и не оступиться, запнувшись за что-нибудь из того, чем был завален чердак.
      Подобравшись ближе к свету, он увидел восемь силуэтов в шинелях, стоявших вокруг тускло горящего фонаря. Лица незнакомцев были обвязаны шарфами, открытыми оставались только глаза, из-за чего эти люди производили впечатление мумий. Картер скользнул за один из больших ящиков, пригнулся и пошел вдоль него, чтобы подобраться поближе.
      Он так разволновался, что забыл о морозе, а мороз тем временем становился все сильнее. Теперь холод вызывал жуткую, неестественную боль, он забирался под одежду, сковывал руки и ноги, от него слезились глаза и текло из носа. Да, на чердаке было куда как холоднее, чем за стенами дома под беспощадной метелью.
      Анархисты возбужденно осматривались по сторонам. Картер хорошо слышал их, хотя они говорили почти шепотом.
      - Я не стану убирать револьвер, - заявил один.
      - Тогда не стреляй больше куда попало, - скомандовал другой. - Это опасно - палить в любую тень. Тебе за каждым углом динозавр мерещится.
      - Буду стрелять, пока мы не узнаем, что стряслось с Гиббертом и Бэрксом. Уверен, их сожрал динозавр.
      - А я тебе говорю: они заблудились, - прошипел второй. - Ты что, в школе не учился, парень? Динозавры - это рептилии, а рептилии при таком морозе в спячку впадают. Он всего лишь холоднокровная ящерица. Свернулся где-нибудь в углу и дрыхнет, как змеи зимой. А что до шума - так это ветер ревет в щелях. Так, а теперь всем снова рассыпаться и не дрейфить.
      - Ладно, ладно, - ворчливо отозвался первый.
      Анархисты разбились по двое, и у каждой пары был полупритушенный фонарь. Одна парочка подошла вплотную к тому ящику, за которым прятался Картер. Следя за их движением по свету фонаря, Картер осторожно перебрался к другому краю ящика, после чего крадучись последовал за анархистами.
      Мысли его лихорадочно метались. Анархисты на чердаке. Если и не они творцы этого сверхъестественного холода, то они явно использовали его ради уничтожения Йормунганда. Но зачем? Динозавр представлял собой загадку, цель его существования была неизвестна, он был оракулом, слишком опасным для всех, кроме Хозяина. Какую угрозу он представлял для анархистов?
      Картер выдерживал дистанцию. Анархисты были напуганы до последней степени. Они даже разговаривать побаивались и между ящиками передвигались почти спиной к спине, пугливо вглядываясь в каждую тень. А где-то вдали снова послышалось негромкое рычание. Картер мог без труда пристрелить обоих, но он никогда не убивал людей без крайней необходимости. Он подбирался поближе, намереваясь захватить врагов живыми.
      Анархисты пробрались между четырьмя ящиками, стоявшими крест-накрест, держа пистолеты наготове и лихорадочно оглядываясь по сторонам. И вдруг что-то рассекло воздух, словно орел камнем упал с неба на добычу. Анархисты успели только пискнуть, и тут же послышался треск ломающихся костей. Фонарь упал на пол, но не погас. Пламя его судорожно мерцало.
      Картер охнул и выхватил Меч-Молнию, но не для того, чтобы обороняться, а для того, чтобы показать: он - Хозяин. Он рванулся к тому месту, где только что стояли анархисты, и поднял с пола фонарь. На половицах алела струйка крови. Картер вгляделся во мрак и на миг увидел алую вспышку - то был злобный глаз гигантской рептилии.
      Картер забрался на ближайший ящик и быстро погасил фонарь. Привыкнув к темноте, он различил свет фонарей трех оставшихся пар анархистов. Огни метались по чердаку. Один отстал от других и устремился к свободному пространству позади ящиков, где бесшумно и внезапно исчез. Картер пристально всматривался в ту сторону, но огонь не вернулся и не загорелся вновь.
      Картер не трогался с места, крепко сжимая меч в руке. Лезвие тускло светилось. Как только погас еще один фонарь, Картер спустился с ящика и направился в сторону четвертой пары анархистов, надеясь захватить в плен хотя бы одного для последующего допроса. Теперь он не боялся столкнуться с анархистами и потому высоко поднял меч. Сияние клинка озаряло путь и служило для него опознавательным знаком.
      Послышались громкие крики. Притаившись за очередным ящиком, Картер увидел, что оба анархиста, держа в руках фонари, стоят перед Йормунгандом и таращатся на него, а динозавр сидит на полу в полной неподвижности.
      - Вот видишь, - дрожащим голосом произнес один из анархистов, - что я тебе говорил? Холод обездвижил эту тварь. Будь он хоть трижды умен, все равно он холоднокровное пресмыкающееся.
      Картер тронулся вперед и отметил, что динозавр явно похудел и уменьшился примерно на треть, но все равно остался огромным. Голова его была вшестеро массивнее лошадиной, чешуйчатая шкура поблескивала в свете фонарей, словно ледяная. Казалось, он целиком заморожен.
      Картер выхватил из кобуры пистолет. С губ его был готов сорваться предупреждающий крик, как вдруг гигантский ящер пошел в атаку - никто и глазом моргнуть не успел. Только что анархисты стояли перед Йормунгандом, раззявив рты, а в следующий миг их шляпы уже валялись на полу рядом с так и не выстрелившими пистолями. Они и вскрикнуть не успели, а динозавр уже проглотил обоих, одним ударом зубов сломав их кости, после чего хищно осклабился, сверкнув громадными зубищами. Картер отвернулся. Ему было не по себе.
      - Холоднокровный, как же, - прогремел голос Йормунганда. - Славное определение и славная эпитафия. Последний Динозавр благодарит тебя, малютка Хозяин. Тебе следует почаще посылать мне такие дивные закуски, такие ма-аленькие бутербродики, по десятку в упаковочке. Но только в следующий раз не забудь положить им соли в карманы, так было бы повкуснее.
      Динозавр взревел так оглушительно, что сотрясся весь чердак. Картер в страхе прижался к полу.
      - Научный жаргон, факты и фрагменты, данные и догмы, гипотезы и гипотенузы, - ревел Йормунганд. - Посмертные измышления претенциозных волшебников, порожденных нынешним временем, лишенных какого бы то ни было волшебства, порабощенных металлами и паровыми двигателями, кичащихся своими мозгами, словно обезьяны найденной новой игрушкой, уверенных в том, что обрели Дельфийского Оракула и Яблоки Богов, и все это упаковано в маленькую тонкую скорлупочку - вот только что я щелкнул два таких орешка. Этот научный факт следовало бы переварить им, но я опередил и теперь перевариваю их. Знаешь, они мне нравились больше, покуда считали божествами дождь и ветер, бежали от одного моего взгляда на остров Крит, убивали меня освященными мечами в мрачных баварских лесах, гибли от моих когтей в выстроенных из дерева палатах, называя меня Гренделем, когда, умирая, понимали, что столкнулись с безмерным, не поддающимся никакой оценке Неведомым. И вот теперь, когда я перевариваю их, я улавливаю обрывки их мыслей, эти восклицания ученых: "как странно", "удивительно интересно", "о, это невероятно". Логический склад ума страдает излишней аналитичностью для того, чтобы страшиться Сверхъестественного, его божеством стало Естественное. Настанет день, когда я покину этот чердак и вновь продемонстрирую им, что такое неприкрытый ужас.
      Йормунганд снова взревел, да так громко, что Картер зажмурился и закрыл ладонями уши. Когда он открыл глаза, оказалось, что Йормунганд искоса смотрит на него багровым светящимся оком.
      - Ну а ты зачем явился? Поболтать, посплетничать, поговорить о погоде и прочих мелочах? Услышать от меня что-нибудь типа "Как поживает твоя мачеха Мэрмер? Все еще мертва?". У тебя важное дело ко мне, или ты наконец осознал, что быть съеденным и доставить мне всего миллисекунду удовольствия - величайший вклад человека в холодную Вселенную?
      - Если бы я ничего не стоил как Хозяин, ты бы меня уже давно съел, возразил Картер со всей храбростью, на какую только был способен. - А ты сильно отощал с тех пор, как мы виделись в последний раз. И еще прошлой ночью я сквозь сон слышал, как ты злобно рычал.
      Йормунганд выдул пламя из ноздрей, из-за чего морозный воздух слегка нагрелся.
      Ты бы тоже небось зарычал, если бы твой уютный домик превратился в ледяной. Это происки анархистов, они хотят меня уничтожить. Ты приглядись, видишь, как я теряю цвет?
      Картер отважился подойти поближе, хотя хорошо видел в сиянии лезвия меча, как блестит язык динозавра. К своему ужасу, он увидел, что динозавр сделался полупрозрачным и что сквозь его гладкую змеиную шкуру видны половицы.
      Йормунганд зашипел. Картер вздрогнул.
      - Да! Так и есссть! Они ополчились против меня! Следует отомстить этим блохам! Ты думаешь, я боюсь их? Пусть только явятся, пусть попробуют прикончить меня копьями или винтовочными пулями, пусть напустят на меня танки и тонны брони, пусть, пусть! Я стражду битвы! Но это... Эта наглость! Они заставляют Последнего Динозавра меркнуть и съеживаться, превращаться в ничто, как старую рубаху - в тряпки, и за это они должны заплатить! И хуже того: они вынуждают меня... беспокоиться. Ты - Хозяин, и твой долг ответить на это оскорбление, ибо если Йормунганд исчезнет, изменится Все.
      - Но зачем им понадобилось уничтожать тебя?
      - Это твой первый вопрос, и вопрос замечательный. Во-первых, он попал в самую точку, во-вторых, он касается меня. Первая часть ответа проста: я обеспечиваю Хозяина полезными сведениями, а они хотят, чтобы ты не ведал об их махинациях. А вот вторую причину я не могу объяснить смертному. Я - это Сила и Власть. Обессилив меня, они добьются преимущества - или так им кажется. Есть и третье, но этого даже я не знаю наверняка: они что-то замышляют во Внешней Тьме за Шинтогвином, но так далеко мое зрение не простирается.
      - Наши подозрения совпадают, - сказал Картер. - Не так давно я узнал о том, что там держат в плену Лизбет - девочку, что пропала несколько лет назад.
      - Да, тут есть связь, хотя и не все ясно до конца.
      Зачем она им нужна?
      - Второй вопрос, и также любопытный, поскольку касается холода, воцарившегося на моем чердаке. Они используют ее, они направляют через нее свою силу, Новую Силу, о которой я ничего не знаю, хотя в ней есть что-то знакомое. Но именно эта сила и творит злобную зиму, бесконечную зиму викингов, и зима не закончится, покуда девочка будет оставаться пленницей анархистов.
      - Значит, для того чтобы спасти Дом, я должен спасти ее и положить конец тем проискам, которые анархисты замыслили по соседству с Шинтогвином. Как это сделать?
      - Третий вопрос, и тоже не праздный, поскольку, будучи решенным, он положит конец моим мучениям. Только совсем недавно я понял, что то, что украдено из Иннмэн-Пика, - ключ к всему происходящему, но суть и этого скрыта от меня, ибо украденное было изготовлено во времена закладки фундамента Эвенмера, до постройки чердака, до моего изгнания, когда я обрел свободу и мог странствовать по земле куда хотел. А вот маленький израильтянин, который заводит часы, в ту пору был здесь. Если он не помнит, о чем речь, вели ему заглянуть в Книгу Забытых Вещей. Как только вы поймете, что забрали анархисты, вы поймете, куда должна лежать ваша дорога. Но уж конечно, во Внешнюю Тьму вы должны проникнуть до того, как все будет кончено.
      Картер вздохнул.
      - Благодарю тебя, Йормунганд. Пожалуй, я пойду. Прости, мне очень жаль, что тебе так больно.
      - Больно? Да я наслаждаюсь болью! Я и есть Боль! А твоя напыщенная жалость от доброты душевной, сопровождаемая похлопываниями по спине и самолюбованием в то время, когда на самом деле тебя интересует только собственное благополучие, - поверь, это смешно. Хочешь совершить доброе дело? Так задай мне четвертый вопрос, чтобы я мог с чистой совестью сожрать тебя. Ну, задавай, не тяни.
      - Не скажу больше ни слова, - покачал головой Картер. - Ты слишком хитер. Когда-нибудь ты обманешь меня и вынудишь задать лишний вопрос. Доброго тебе дня.
      - Тут ты прав, малютка Хозяин. Но пока что я тебя не обманул. Может быть, именно поэтому я так милосерден к тебе. Какое благородство, а? Следовало бы принять меня в Клуб Милосердия на правах почетного члена. А собрания мы бы устраивали прямо здесь. На следующую встречу прихвати с собой побольше приятелей.
      Картер поспешно ушел подальше от динозавра, а фонарь зажег только тогда, когда был на безопасном расстоянии. Он прижал к себе фонарь и не смог удержаться: оглянулся через плечо и увидел красные глаза и длинные острые зубы. Он жутко промерз и изнемог от долгого пребывания в темноте, вблизи от беспощадных челюстей.
      Картер не без труда заставил себя не броситься наутек, но путь до лестницы показался ему вечностью. Однако только его рука легла на перила, как послышался басовый рык прямо у него над ухом:
      - И помни: я всегда и повсюду.
      Потом ему было стыдно, но он опрометью кинулся вниз по ступенькам, как ребенок, а за его спиной звучал, затихая, громоподобный хохот.
      ЗАБЫТЫЕ ВЕЩИ
      Енох ушел по долгу службы, и пришлось целый день ждать его возвращения. Вернулся Часовщик тогда, когда Картер, Сара, Чант и Хоуп вместе ужинали. Картер отменял это равенство прислуги только ради спокойствия гостей. Тогда Хоуп наряжался в ливрею дворецкого и сиял, словно мальчишка на маскараде, а Хоуп с Чантом ели вместе со слугами. Войдя, Енох не насвистывал, как это у него было заведено, он даже не улыбался. Опустившись на стул, он горько вздохнул.
      - Неужто я так стар, что стал терять память? - вопросил он. - Неужто я способен заблудиться в Доме, куда Господь Бог привел меня до того, как Вавилон стал империей? Быть может, дело в моих новых ботинках? Быть может, это они нашептали мне: "Енох, ты слишком долго ходишь одной и той же дорогой, давай мы покажем тебе другую"? Не надо было мне выбрасывать старые. Два часа я нынче ночью бродил по Дому и два часа не мог найти дорогу.
      - Ты заблудился? - изумилась Сара.
      Енох сокрушенно подпер щеку ладонью и уставился на тарелку с жареной гусятиной, которую перед ним поставил помощник дворецкого. Его карие глаза были широко открыты, и в свете газовых ламп казались сделанными из тонкого стекла.
      - Проснувшись утром, я знал, кто я такой. Я сказал себе: "Енох, это снова ты. Ты проснулся. Ты не похож на других стариков, которые все на свете забывают". Каждый день одно и то же. А что я скажу себе завтра? "Енох? Кто это такой?"
      - Сегодня ты возвращался от Башен, - сказал Хоуп. - Как же ты заблудился?
      - Я шел от Четырехциферблатной Башни к Длинной Лестнице. На пути там семь маленьких комнатушек и семь поворотов. Правый, левый, левый, правый, правый, левый, правый. Когда я добрался до третьего поворота - налево, поворота не оказалось. Я подумал, что небось задумался и спутал дорогу. Я стоял в прямом коридоре, которого прежде никогда не видел. Там через каждые десять шагов висели светильники, и под каждым стоял стол. Все столы были совершенно одинаковые до мельчайшей черточки на древесине, и на каждом из них в вазе стояла роза. Розы тоже были одинаковые - до последнего лепестка. Я вынул одну из вазы и сравнил с остальными. В Эвенмере творится много странного, слишком много, чтобы за всем уследил один человек, проживи он хоть вдвое дольше меня, вот я и не стал слишком сильно удивляться. Миновав двенадцать столов с двенадцатью розами под двенадцатью светильниками, я решил, что с меня хватит, и вернулся обратно. Но сколько раз я ни возвращался к знакомым комнатам, уходя оттуда, я никак не мог найти нужного поворота. В конце концов я пошел другим путем и добрался до Длинной Лестницы, но скорее не потому, что сам нашел дорогу, а потому, что мне повезло. Быть может, мне стоит спать подольше? Или я был пьян? Какое мне может быть оправдание?
      Он в отчаянии воздел руки и пожал плечами.
      Все молчали. Наконец Чант негромко проговорил:
      - "Прежний порядок сменился, новому место он дал".
      - Я тоже так подумал, - отозвался Хоуп. - Ты сказал, что повороты перепутались. Ты мог ошибиться раз, но не несколько раз подряд. Снижения умственных способностей я у тебя не замечал. Два дня назад ты меня легко обыграл в шахматы.
      Енох, не отводя глаз от нетронутого ужина, приподнял брови.
      - Игра стала лучше с тех пор, как к фигурам добавились ладьи.
      - Я тоже не вижу в тебе никаких перемен, - заметила Сара. - И я не верю в то, что любовь ослепляет нас. Ты такой же мудрый, как всегда.
      - Ручей у Аллеи Фонарщика, - коротко произнес Чант.
      - Вот-вот, - кивнул Картер. - Хотя при мысли о нем у меня мороз по коже. Ручей стал идеально симметричным, как будто он искусственный. А ты говоришь, что в коридоре все предметы были одинаковые?
      - Вплоть до отметин на полу.
      - Следовательно, о старческом маразме речи быть не может, - заключил Хоуп. - Дом изменяется, становится более упорядоченным.
      - Получается, что анархисты, поборники Хаоса, пытаются одолеть Эвенмер путем насаждения однообразия? Это ведь все равно, как если бы мыши расставляли по дому мышеловки, вам не кажется? - проговорила Сара. - Но видимо, "анархисты" - только название, и оно не должно обманывать нас.
      - Верно, - подтвердил Картер. - Они хотят нашпиговать Дом собственными доктринами, а следовательно - и все мироздание. И если ради этого они могут воспользоваться Хаосом и Порядком, они так и сделают. Мы обязаны раскусить их замыслы.
      - Но как? - спросил Енох.
      - С твоей помощью, дружище. Я побывал у динозавра, и он сказал мне, что ты должен заглянуть в Книгу Забытых Вещей.
      - Я? Но ведь эта книга предназначена для Хозяина.
      Да, но мой отец показывал ее мне, когда я был совсем маленьким, задолго до того, как я стал Хозяином. Тебе ничто не грозит.
      - Итак, - нахмурился Енох, - быть может, завтра я вспомню, кто я такой.
      - В этом, - сказал Картер, - у меня нет никаких сомнений.
      На следующее утро необычайно сосредоточенный и задумчивый Енох отправился вместе с Картером в библиотеку. Войдя в высокие двери, они миновали читальную зону, прошли под доломитовыми колоннами и вошли в небольшой кабинет без окон, с высоким потолком и полом, устланным ковром с золотыми лилиями на темно-синем фоне. В медном канделябре горели семь огней - о том, чтобы они горели всегда, заботился Чант. В красно-сине-золотом витражном световом окне был изображен человек, получающий книгу из рук ангела, прекрасного и сурового, с длинными золотистыми волосами до плеч, в белом хитоне с золотым поясом, а на поясе - великолепный меч. С детских лет Картер смотрел на ангела со священным трепетом, и чувство это с годами не ушло.
      В кабинете стоял подковообразный письменный стол, обтянутый кожей, прибитой по краю медными гвоздиками, а возле него - обтянутый такой же кожей стул. Стены были забраны панелями красного дерева, у двери располагался камин, а на стене за столом стоял небольшой книжный шкафчик с синими стеклами в дверцах. Отперев шкафчик небольшим ключом, взятым из ящика стола, Картер снял с полки тяжелую книгу в кожаном переплете с золотым обрезом. Не открывая ее, он положил книгу на стол и попросил Еноха сесть на стул.
      Часовщик посмотрел на книгу и побледнел.
      - Хозяин, - сказал он, - простите старика. Должен ли я бояться этой книги? Но она пугает меня. Она священна.
      - Тебе нечего бояться. Ты не умрешь, если заглянешь в нее.
      - Я прожил на свете столько лет... За это время сменилось несколько поколений. Я не боюсь смерти. Жизни - порой боюсь. Людям не дано помнить все, что произошло за столько столетий, и многое забылось. То, что я делал сегодня, дороги к часам, как обращаться с их механизмами - это я помню хорошо, но что, если я загляну в прошлое, а окажется, что все не так, как я помню?
      Картер немного подумал, прежде чем ответить.
      - Йормунганд считает нашу жизнь не имеющей значения, а нашу смерть бессмысленной. Но я смотрю на этот Дом, думаю о той долгой жизни, что ты прожил, и не верю ему. Да, мне, пожалуй, никогда не понять тебя до конца, ведь ты столько повидал на своему веку. Ты - тайна, которую мне ни за что не разгадать. Я не знаю, что тебе посоветовать, друг мой.
      Енох пожал плечами.
      - Этот старый дряхлый дракон, что он знает? Многое об этой жизни, совсем немногое - о будущей. Одно из его имен - Насмешка. Мне необходимо заглянуть в эту книгу? Необходимо. И Йормунганд не лжет, хотя та истина, о которой он умалчивает, может быть страшна. Я открою книгу и расскажу, что увижу.
      - Ты должен дойти только до четвертой страницы, и не дальше. Дальше лежат воспоминания, которые порой... неприятны.
      Енох открыл книгу и стал вглядываться в страницы, которые сейчас для Картера оставались пустыми. Вскоре Часовщик широко открыл глаза.
      - Тут возникает изображение - самое настоящее, как мои собственные руки. Вижу мощеную площадку, вокруг нее - поселок. Это Иннмэн-Пик до воздвижения там горы. Теперь я вспоминаю... В самом начале моего служения я побывал там, и один человек - похоже, не простой смертный - водил меня по этим плитам, и показал мне один камень, что лежал в самом центре, и объяснил, в чем его суть. Это Краеугольный Камень, самый первый камень в основании Эвенмера, на котором покоится все остальное. На нем есть знаки, символы и печати, которых не прочесть никому из людей, этот камень - основа всего в Доме. Показав мне его, тот человек сказал, что здесь будет воздвигнута гора, Пик, который скроет и защитит этот камень от людских глаз. Когда я побывал в Иннмэне снова, там уже стояла гора, но человека того я больше никогда не видел.
      Енох еще на миг задержал взгляд на странице, вздохнул и отвернулся от книги. Глаза его были полны страха.
      - Анархисты выкрали Краеугольный Камень, чтобы выстроить новый Дом, чтобы изменить все, что было, что есть и что будет! Мы должны остановить их!
      Мысли Картера метались, но он взял себя в руки и спросил:
      - Енох, если, как ты говоришь и как верю я, этот Дом сотворен Господом Богом, разве Он не может сам остановить их?
      - Мы - его слуги на земле. Долг Хозяина - защищать Дом, а мой долг заводить часы. Картер стыдливо склонил голову.
      - А что, если Хозяина постигнет неудача?
      - Разве нам под силу постичь замысел Господень? Он слишком высок.
      Некоторое время они сидели молча и думали - каждый о своем, но вот наконец Енох подал голос:
      - Хозяин, у меня много вопросов, но теперь, когда я заглянул в книгу, я уже не так страшусь. И мне... - У него вдруг перехватило горло. Таким Картер его еще никогда не видел. - Мне бы хотелось еще разок взглянуть на Арамею, мою родину - такую, какой она была в дни моей юности.
      - Это может быть больно, ведь я тебя предупреждал. Книга показывает что пожелает, и далеко не всегда это то, чего хочется нам.
      - И все-таки - можно? Картер кивнул:
      - Просто переверни страницу.
      Енох так и сделал. Он смотрел в книгу, и лицо его озарилось необыкновенным покоем, глаза стали блестящими, как золотые монеты, морщины и складки, что залегли на лице, разгладились, груз вековой усталости словно спал с его плеч, а вместо усталости на плечи, казалось, легла священная плащаница. Он казался бессмертным, не просто человеком, в нем появилось благородство бронзовой статуи.
      "Как он прекрасен в своей древности", - подумал Картер, и на глаза его навернулись слезы любви к старику.
      Но вот по лицу Еноха пробежала тень тревоги, и он снова превратился в усталого старца с черными ассирийскими курчавыми волосами. Он отвернулся от книги и попытался улыбнуться, но улыбка вышла тоскливая, а в следующее мгновение старик разрыдался и уронил голову на руки. Картер в смятении стоял рядом и не знал, что делать.
      - Простите меня, Хозяин, - проговорил Енох, наконец совладав с собой. - Знаю, у вашего народа не принято вот так давать волю чувствам, но я родом из другой земли, где порой то, что на сердце, проливается из глаз. Я видел Арамею такой, какой ее помню, я чувствовал ее холодные ветра, слышал шелест листвы в виноградниках по берегам Евфрата. Я видел и мою драгоценную жену прекрасной и юной, после рождения нашего первого сына, Мафусаила, которого я держал на руках. Лицо моей жены было покрыто испариной, так она изнемогла от родовых мук, но она сказала мне, как любит меня, а я стоял, качал на руках моего малыша и был безмерно счастлив и горд. Ни ее, ни сына нет на свете уже много тысяч лет, а мне не было позволено последовать за ними. Нет, я не ропщу, я не жалуюсь на свою работу, на свою боль, и люблю жизнь, отпущенную мне, но я тоскую по ним всем сердцем, и порой я жажду, чтобы Господь Бог призвал меня к себе, домой. - Енох немного помолчал и добавил: - Спасибо вам за то, что позволили мне заглянуть в книгу.
      - Прости за то, что она причинила тебе боль. Старый еврей покачал головой.
      - И в печали есть сладость. Следует ли мне сожалеть? Я вновь увидел их лица, и я их не забуду.
      - Стало быть, анархисты пытаются реорганизовать реальность, задумчиво проговорил Хоуп, перелистывая тяжелый том в бархатном переплете. Все собрались в его кабинете: Картер, Даскин и Сара сидели напротив Хоупа за его письменным столом, заваленным множеством книг, Енох грел руки у камина, Чант стоял у окна, а Грегори отрабатывал позиции у бильярдного стола. - И этот Краеугольный Камень, упоминаний о котором мне нигде не удается найти, является ключевым моментом?
      - Он - основа Эвенмера, - откликнулся Енох. - Все, что нам нем построено, устоит.
      - И они строят Обманный Дом за Шинтогвином, строят по своему вкусу, сказал Картер. - Там, во тьме. По мере того как строится тот дом, наша реальность меняется. Мы должны положить этому конец.
      - "Четыре дворца я поставил - на севере, западе, юге, востоке. Пред каждым из них на лужайке зеленой - фонтан золоченый, где струи воды закипают, вздымаясь из пасти драконов", - пробормотал Чант, глядя в окно, за которым мела и мела метель.
      - Вот именно, - кивнула Сара. - А мы - те, на кого хотят напасть эти драконы.
      Хоуп выбрал еще одну книгу и передал ее Картеру.
      - Здесь карта Шинтогвина, составленная более двухсот лет назад.
      - Но с какими силами нам туда двинуться? - задумчиво проговорил Картер.
      - С войском, - не раздумывая, объявил Грегори, загнав девятый шар в угловую лузу. - Чтобы разделаться с этими мерзавцами одним махом.
      - Тогда нам придется сразиться с армиями Шинтогвина, Эффини и Даркинга до того, как мы доберемся до Обманного Дома, - заметил Хоуп. - Даже Брудхайм может подключиться, если сочтет, что ему грозит опасность.
      - Они что же, не захотят пропустить нас? - спросила Сара. Хоуп вздохнул, побарабанил пальцами по крышке стола и задумчиво уставился в потолок.
      - Можно было бы заслать туда дипломатические миссии, и уже через две недели наши эмиссары были бы на месте. Но стоит ли нам испрашивать у правителей этих стран разрешения на проход через их земли? Не исключено, что они в сговоре с анархистами, и тогда получится, что мы раскроем свои карты. Нам бы лучше захватить их врасплох.
      - Но разве вообще возможно незаметно провести войско по Дому? покачал головой Енох. - Слухи разлетятся, все всё узнают.
      - Может быть, - кивнул Хоуп. - Но я кое-что читал... Во времена Войн за Желтую Комнату небольшие отряды уходили обходными путями, чтобы потом соединиться в назначенном месте.
      - Разве в книгах написано обо всем? - вздохнул Енох. - Я там был. Все было не так просто. Когда двенадцать человек идут вместе - вооруженные или нет, какая разница? - все сразу понимают, что это солдаты! А тогда отправляли в путь целые роты! Разведка, контрразведка - чего только не пускалось в ход! А в мирное время скрыть передвижение таких сил будет очень трудно.
      - Значит, и не надо ничего скрывать, - предложил Грегори. - Нужно собрать такое войско, чтобы перед ним не устояли Эффини, Шинтогвин и все прочие. Задать им жару, вот и все.
      - Получится долгая кампания, - сказал Чант. - Погибнут тысячи, пройдет не меньше года, и все это время анархисты будут продолжать переделывать Эвенмер. К тому времени, когда мы к ним прорвемся, они смогут перенести Краеугольный Камень в другое место и начать новое строительство. "Пока земля вершит свое вращенье, король тишайший, правь в свое хотенье".
      - Да, время на их стороне, - подал голос Даскин.
      - Я мог бы провести небольшой отряд незамеченным по Шинтогвину, сказал Картер. - Но вопрос в том, сумеем ли мы что-то сделать, попав к цели?
      - До сих пор анархисты не демонстрировали своей численности, проговорил Хоуп. - Однако действовать наудачу рискованно - даже Хозяину.
      - Действовать надо быстро, но не поспешно, - заключил Картер. Отправь дипломатов в Эффини и Шинтогвин. Пусть проведают там насчет границы с Внешней Тьмой, но тонко, осторожно. Ты говорил о возможности восстановления отношений с этими странами. Надо сказать им, что сейчас мы этого желаем. По крайней мере выясним их мнение на этот счет.
      - Но это означает, что нам придется ждать, когда Лизбет так страдает, - вступила в разговор Сара. - Меня в дрожь бросает, как только я подумаю о том, что они используют ее для сотворения этой жуткой зимы.
      - И на это ответ найдется у Теннисона, - сказал Чант. - "Воздвиг твердыню там я. Скала отвесная вздымалась за уступом, туда спиралью лестница вилась. Душа моя была готова в уединенье том навеки поселиться". Ее превратили в королеву одиночества. Ей дали томик "Грозового перевала", это книга о неразделенной любви и мрачном отчаянии. Не только ради насаждения зимы враги пользуются ее тоской и опустошенностью, они направляют эти чувства через Краеугольный Камень, дабы возводить сам Обманный Дом - стерильное, бездушное, мрачное здание. Лизбет - катализатор этого зодчества.
      - О, это так жестоко! - воскликнула Сара. - У меня просто кровь вскипает от возмущения. Если бы я могла, я бы их просто удушила своими руками!
      Картер сжал руку жены.
      - Мы исполним свой долг.
      - И еще одно, - сказал Хоуп. - Сейчас в Кидине трудятся двое знаменитых архитекторов, перу которых принадлежат фундаментальные труды по исследованиям Эвенмера. Я прочел их блестящую работу "Изучение Восточного Крыла" и много раз пользовался их услугами в вопросах географии, вернее архитографии, как называют эту науку применительно к Эвенмеру. Люди они необычные, чудаковатые, но могут помочь и в том, что касается Краеугольного Камня, и по части выбора маршрута по Шинтогвину.
      - Свяжись с ними, - распорядился Картер. - И отправь весточку капитану Глису, оповести его о положении дел.
      - Незамедлительно отправлю, - кивнул Хоуп. - Думаю, стоит ввести в курс дела и остальных членов Белого Круга. По мере перемен в Эвенмере у людей будет возникать сначала тревога, а потом и до всеобщей паники недалеко. Могут начать исчезать целые залы, и останется только гадать, что стрясется с находившимися внутри них людьми. Но распространять сведения я, конечно, буду пока только на самом высоком уровне.
      В это мгновение в прихожей послышался шум, и вошел взволнованный паж.
      - Прошу прощения, лорд Андерсон, прибыл гонец и просит, чтобы вы его немедленно приняли. Я ему сказал, что у вас переговоры, но он ничего не желает слушать.
      Картер озабоченно нахмурился.
      - Так впусти же его скорее.
      Как только паж вышел, Картер сказал:
      - Слишком долго я медлил с прокладкой телеграфных линий в Эвенмере. Как бы ни были быстроноги наши лучшие гонцы - скороходы, все равно на то, чтобы обежать Белый Круг, у них уходит три дня. Будущим летом начнем эту работу.
      - Разве ваш отец доверял телеграфу? - вопросил Енох. - Он говорил, что тогда по проводам по всему Дому разбредутся заикающиеся призраки.
      - А еще в летописи сказано, что он терпеть не мог овощи, - съязвила Сара. - Так что же, объявить в Доме поголовное хищничество? Мы живем в век прогресса, нужно шагать в ногу со временем, иначе время ополчится против нас.
      - То же самое говорили во все времена с тех пор, как Ашур построил Ниневию, - пожав плечами, отозвался Енох. - Однако что сказать обо всей этой беготне? Неплохая тренировка, но уж очень много суеты. Как подумаю нехорошо становится. Хотите протянуть проволоку - пусть будет проволока, и пусть мужчины в шляпах сидят с ключами Морзе и выбивают слова.
      Мальчик-паж ввел в бильярдную изможденного молодого человека в голубой с золотом ливрее гильдии гонцов Эвенмера. Тот опустился на колени и склонил голову.
      - Господа, - сказал он, - я принес послание Хозяину от Дункана из Наллевуата.
      - Я лорд Андерсон, - сказал Картер.
      Гонец поспешно подал ему бумагу с подписью Дункана, скрепленной печатью Наллевуата.
      Картер прочитал письмо и охнул. Лицо его стало мертвенно-бледным.
      - Что случилось? - спросила Сара.
      - Гнолинги расплодились в неимоверном количестве Они нападают отовсюду, вся страна разбита на части. Идет сражение в Головоломных Покоях, а в Извилине пожар.
      - Когда это началось? - вскричал, вскочив на ноги, Даскин
      - Вчера под вечер. В письме Дункан умоляет нас прийти на помощь. В Наллевуате гибнут тигры.
      ГНОЛИНГИ
      В Наллевуат с Картером, Даскином и Грегори пошли не более десяти человек. Из-за холода в Длинном Коридоре путь был мучительным. Вой зимних ветров над головами путников назойливо напоминал обо всех несчастьях, обрушившихся на Эвенмер. Отряд заночевал в гостинице на середине дороги, а утром следующего дня миновал маленькую страну Идрин, где перед глазами Хозяина и его спутников предстали первые свидетельства вторжения: раненые беженцы с затравленными взглядами шли навстречу по Длинному Коридору. Многие останавливались и молили Хозяина о помощи, и хотя эти разговоры задерживали отряд, Картер успокаивал кого мог и заверял в том, что следом за ним идет Чант, а с ним - врачи.
      - Как вы думаете, почему гнолинги пошли в атаку? - спросил Грегори, размашисто вышагивая рядом с Картером. - Тут не обошлось без анархистов, верно?
      - Прямо или косвенно они стоят за этим, - ответил Картер. - Но есть и нечто большее: стихийные силы вырвались на волю. В последние три часа меня то и дело охватывает страх. Чем ближе мы к цели, тем отчетливее я ощущаю нарушение равновесия между Порядком и Хаосом. Что-то произошло с самим Наллевуатом, с ним что-то сотворили.
      - Сотворили? Что ты имеешь в виду? - спросил Даскин.
      - Не знаю и даже гадать боюсь, но прошлой ночью, когда я спал под вой вьюги, мне приснилось, как по опустошенному Наллевуату бродят раненые тигры и замерзают от жуткого холода.
      Все умолкли, погрузившись в собственные раздумья. Наконец Грегори высказался:
      - Быть может, вам стоит выкурить анархистов и казнить всех до единого. Положить конец этому безобразию.
      - Это невозможно до тех пор, пока они не совершат преступления. Да и в любом случае почти невозможно. Анархия - это философское движение. Нельзя насильно запретить людям думать.
      - Можно, если они мертвы, - буркнул Грегори.
      - Но это их тактика, а не наша, - возразил Даскин.
      - Мы и сами прибегали к использованию силы, - в свою очередь возразил Грегори. - Для сохранения статус-кво. Даскин рассмеялся.
      - Вечно же ты выкрутишься, братец! Анархисты чокнутые, вот и весь сказ. Им удобно и просто убивать.
      - Нет, - покачал головой Картер. - Было бы проще, если бы они были всего-навсего безумцами. Я внимательно изучил их доктрину. Она пугающе стройна и последовательна. Но они утописты, а утописты по самой природе своей стремятся к упрощению. В данном случае анархисты возжелали упрощенной Вселенной, в которой не было бы боли и страданий. Кто бы стал с этим спорить? Вот только последствия сотворения такого космоса чрезвычайно сложны.
      - И каковы именно - неизвестно, - подхватил Грегори, - поскольку это еще никому не удавалось?
      - Ну вот, ты опять переметнулся, Грегори, - усмехнулся Даскин. - Вечно он вот так лавирует в спорах. Нарочно. Иногда я задумываюсь: а есть ли у него вообще собственное мнение?
      - Но ведь это логичный вопрос, - возразил Грегори и усмехнулся Даскину.
      - Вероятно, так и есть, - ответил Картер. - Но я намерен не допустить этого. Последствия поистине чудовищны.
      Поздним вечером отряду встретилась рота гвардейцев Белого Круга, шедшая из Уза. Кирасы гвардейцев отливали перламутром в лучах фонарей. Их конические шлемы были обрамлены вертикальными металлическими пластинами, из-за чего воины становились похожими на идолов. Высокий молодой, худощавый командир четко отсалютовал и встал по стойке "смирно" перед лордом Андерсоном, сняв шлем. Нос у него был прямой и острый, словно греческий меч, миндалевидные глаза сверкали в полумраке.
      - Сержант Седжер из четырнадцатого полка, третьей бригады, милорд. Капитан Глис приказал нам встретить вас на пути. Несколько смутив сержанта, Картер подал ему руку.
      - Рад знакомству, сержант. А где Глис? Он добрался до Наллевуата?
      - Да, сэр. Он сообщает, что наллевуатское ополчение отступило, но держит оборону к северу и востоку от Миддлкорта. Уже прибыло подкрепление из Вета, Китинтима, Рила и Кидина. Докладывают о разрозненных поджогах. Пожарные из Уза с большим трудом добираются до мест возгорания.
      - Они всю страну спалят, как когда-то Вет! - воскликнул Даскин.
      - Капитан Глис так не думает, сэр, - возразил сержант. - Гнолинги обитали в Наллевуате сотни лет. Он считает, что пожары случайны. Но твари движутся к востоку. Какова их истинная цель, пока неизвестно.
      - Понятно, - кивнул Картер. - Если это все, предлагаю продолжить путь.
      Сержант снова отдал честь и поспешно вернулся к гвардейцам.
      По мере продвижения по Длинному Коридору к Наллевуату проход становился все шире, циннии на обоях сменились темно-зеленой листвой, цвет ковра из персикового стал приглушенно золотистым, с рисунком в виде разбросанных осенних листьев. Картер внимательно смотрел по сторонам в ожидании того момента, когда сгустится лесной сумрак и листва станет настоящей.
      Но нет - он так и не услышал шороха опавшей листвы под ногами, а с потолка теперь свисали не живые ветви, а каменные. Не капала вода сверху, хотя потолок и был затянут серой дымкой, а свет лился ровными яркими квадратами и казался ослепительным в этой стране, где куда привычнее лесной полумрак. Даскин прикоснулся к одной из каменных ветвей.
      - Что же они натворили? - прошептал он. - Что они сделали с деревьями? Волшебство тигров покидает Наллевуат.
      - Нет, - покачал головой Картер. - Не покидает. Его изгоняют. Анархисты продолжают переделывать Дом.
      Дошагав до развилки, они свернули направо и прошли под двумя высокими арками, украшенными по обе стороны статуями тигров в натуральную величину. По крайней мере это зрелище было знакомо и осталось неизменным, но сразу за арками находилась прямоугольная комната, в каждой из трех стен которой было по две двери. Когда-то посередине этой комнаты росла громадная ива, а теперь стоял только унылый серый столб.
      - Да они весь Дом уничтожат! - вскричал Даскин. Его глаза подернулись слезами. - Мне так нравились эти роскошные залы, охота на гнолингов, рев тигров, туманный утренний воздух. Они осквернили самый священный алмаз в короне Эвенмера!
      - Не успокоюсь, пока не переговорю с Глисом, - сказал Картер. Он был слишком ошеломлен для того, чтобы выйти из себя. - Сержант, воины устали. Устройте тут привал, если считаете это место подходящим. Даскин, Грегори, со мной.
      Они пошли дальше по ветвящемуся коридору, где когда-то лес и стены соединялись так, что границу между ними различить было невозможно. Теперь же тянулись и тянулись оштукатуренные стены с нарисованными выцветшими листьями. Коридор выводил на наллевуатскую рыночную площадь. Торговые ряды были поломаны, местами сгорели. Шедевры труда ремесленников - наряды, ювелирные украшения, меха, резные фигурки из клыков гнолингов, десятки других полезных и прекрасных вещей валялись в беспорядке - обугленные, мокрые, вперемешку с гниющими овощами и фруктами. У входа на рынок пришедших остановил часовой, нацелившийся из винтовки в голову Картера.
      - Назовите себя, - потребовал он.
      - Это Хозяин Андерсон, - сказал Грегори.
      - Ни с места, господа, если вам дорога ваша жизнь, - заявил часовой, негромко свистнул, и тут же появился второй солдат.
      - Капрал Купер, - обрадовался Даскин и шагнул к старому знакомцу.
      - Назад! - вскричал Купер, выхватил пистолет и, не раздумывая, нацелил его на Даскина. - Говорите, откуда вы и куда идете.
      - Но... Ты же меня знаешь! Я Даскин, а это лорд Андерсон!
      - Выполняйте приказ, - упрямо проговорил капрал. Вид у него был самый что ни на есть напуганный.
      - Мы пришли из Внутренних Покоев, - ответил Картер. - С остановкой в гостинице на полпути. Нам нужно поговорить с капитаном Глисом. Сержант Седжер, сопровождающий нас, встал лагерем со своей ротой позади нас.
      Капрал глянул на часового.
      - Ну что скажешь, рядовой?
      - Говорят складно, сэр. Другие так не говорили. Купер опустил пистолет, но в кобуру не убрал.
      - Прошу прощения, лорд Андерсон, у вас и ваших спутников. Просто вы уже второй Хозяин за сегодняшний вечер.
      - Что? - воскликнул Картер. - Появился самозванец?
      - Гнолинг, сэр. Мы его прикончили. Были и другие, двойники наших людей, и распознавать их мы научились только после того, как четверо из моего отряда были убиты. К счастью, вычислить этих подонков довольно просто - они двух слов связать толком не могут. Рядовой Грин сегодня двоих пристрелил на этом самом посту.
      - Наши враги становятся все более изобретательны, - проворчал Грегори.
      Купер провел их по рынку. Солдаты грелись у сложенных из кирпичей очагов, разбросанных по залу. Среди них можно было заметить воинов в перламутровой броне из гвардии Белого Круга, китинтимцев в голубых мундирах, солдат из Вета в серых кольчугах. Царила суета - по всей видимости, многие только что прибыли. Повсюду сновали отдающие распоряжения офицеры.
      Купер подвел Картера, Даскина и Грегори к двери за торговыми рядами. За ней оказалась узкая комната, где вокруг колченогого обшарпанного стола расположились пятеро людей и тигр. Они рассматривали карту Наллевуата. При появлении Хозяина встали все, кроме тигра. Тот сидел на низкой кушетке, перевязанный бинтами, - судя по всему, он был ранен. Картер улыбнулся, радуясь встрече со старыми товарищами. Капитан Глис невесело усмехнулся и поспешил к Картеру, чтобы пожать ему руку. Его правая щека была рассечена, на коже алел свежий рубец. Кроме Глиса, на военный совет собрались герцогиня Мелузина из Вета, прозванная "Фарфоровой герцогиней" миниатюрная женщина в голубом платье, с миловидным лицом и ясным взглядом голубых глаз, барон Спрайдель из Китинтима - невысокий, плотный, в темно-синих штанах и куртке и фуражке гильдии Уборщиков (невзирая на преклонный возраст, он все еще держался с военной выправкой), капитан Нунт, представлявший пожарных из Уза, одетый в плотную серую куртку и высокие черные сапоги (его красный шлем лежал на столе, а его лицо было обветренным и закопченным, как всегда). Состарившийся, но при этом не поддающийся течению лет, он отвесил низкий поклон Хозяину. Кроме них, здесь был также Дункан, глава Союза Фермеров Наллевуата - номинальный правитель этой страны.
      А тигр - тигр был не кто иной, как Меводин, предводитель наллевуатских тигров - измученный, слабый. Бинты на его левом плече были испачканы запекшейся кровью, на месте правого глаза чернел жуткий провал. Лорд Андерсон подошел к нему, и тигр неуклюже привстал на задних лапах, а передние положил на протянутые к нему руки Хозяина.
      - Меводин, дружище. Я не знал, что ты ранен.
      - Ерунда, царапины, - отозвался тигр, но голос его прозвучал еле слышно, и он снова опустился на кушетку с мучительным стоном. - На этот раз они уж слишком обнаглели.
      - Они получат по заслугам, - сказал Картер. - Я сожалею о гибели твоих сородичей.
      Малахитовые глаза тигра сверкнули - можно было не сомневаться, какие чувства владеют Меводином.
      - Наллевуатские тигры не боятся смерти - она всего лишь хитрый охотник. Гораздо страшнее гибель страны. Леса исчезли, волшебство пропало волшебство тигров.
      - Почему так случилось? - спросил Картер.
      Мы - всего лишь проводники волшебства, но не само волшебство. Там, где обитают тигры, всегда были джунгли. Как может быть иначе - этого я не знаю. Но я чую, что в этом повинны анархисты.
      В этот миг в комнату провели маршала Рила, высокого, подтянутого, педантичного Чарльза Инклинга, сводного брата принца нианарского Клайва. За тонкими стеклами его очков прятались честные глаза, лицо его было необычайно утонченным, взгляд обнаруживал недюжинный ум. Глис особенно обрадовался его появлению.
      - Очень приятно, - сказал Картер, будучи представленным Инклингу. Сожалею, что не был знаком с вами раньше. Я читал вашу книгу "История войн в Эвенмере". Блестящая работа.
      - Вы слишком добры. Боюсь, книга чересчур длинна, - отозвался Инклинг. - А здесь дела плохи. Ополченцев у меня немного, человек пятьдесят, но мы сразу пришли, как только узнали, что тут происходит. Хотим помочь чем сможем.
      Картер обернулся к капитану Глису. Тот указал на разложенную на столе карту и сказал:
      - В данный момент наши войска в смятении. Эти гнолингские шпионы заставили всех нас грызть ногти от отчаяния. Несметные их полчища вырвались из Головоломных Покоев два дня назад, без предупреждения. Первой целью врагов стали логова тигров.
      - Они явились в человеческом обличье, их было множество, - сказал Меводин. - В противном случае мы бы их ни за что не подпустили так близко. У них даже винтовки были. Трое моих сородичей погибли и двое ранены, включая меня. Нас выгнали из наших логовищ на Террасы! - Меводин свирепо зарычал.
      - До сегодняшнего дня гнолинги удерживали проход от Головоломных Покоев к логовам тигров, - сообщил Глис. - Герцогиня Мелузина и барон Спрайдель привели свои войска вчера поздно вечером.
      - Когда мы прибыли, мы направились к Головоломным Покоям, - сверкая глазами, сказала Мелузина. - Мы быстро выгнали их оттуда, хотя понесли большие потери - сражаться в тесных комнатах с дикими зверями нам внове. Барон наступал с запада, и мы окружили часть войска гнолингов, а остальных отогнали обратно, к Катакомбам.
      - Но не всех, - уточнил барон. - Честно говоря, Хозяин Андерсон, когда вы нарекли меня бароном китинтимским, я не представлял, что нам придется драться с гнолингами в Наллевуате. Мои люди лучше умеют полы натирать, чем охотиться на крупную дичь.
      - И все же вы славно сражались, - отметил Меводин. Спрайдель яростно замахал руками.
      - Тихо, тихо... Вы только не обижайтесь. Выучки у нас маловато. Я же не военный. И люди мои не военные. Я нынче видел, как гнолинги своими клычищами моих парней перекусывали насмерть. Мы долго не продержимся. Голос Спрайделя дрожал от волнения. - Мы полы умеем натирать, милорд. Только этим и занимались всю жизнь.
      - Вы правы, барон, - сказал Картер. - Мы потребовали от вас слишком многого, и вы сделали все что могли. Все верно: в Китинтиме никогда не было армии, там почти нет оружия, и это говорит о вашей храбрости. Но мы привели еще одну роту гвардии Белого Круга.
      - Точно, - кивнул Глис. - Покуда нам удастся удерживать гнолингов, отряд барона можно держать в резерве.
      - Но от чего удерживать? - спросил Инклинг, внимательно глядя на карту. - Гнолинги по самой природе своей никогда не атакуют организованными группами. Они, принимая обличье предметов мебели, выгоняют свою добычу из укрытий и убивают ее. Эти же пытались прорваться к востоку. Каковы их мотивы и цели?
      - Вот-вот, - согласился Глис. - Сами по себе они лишены способности логически мыслить. Они тупые звери, хоть и умеют худо-бедно разговаривать. Цели их непонятны, но тем не менее они сгруппировались к востоку от Катакомб и движутся в сторону Длинного Коридора.
      Картер взглянул на карту.
      - Такое впечатление, словно они уходят из Наллевуата...
      Герцогиня Мелузина мимолетно улыбнулась.
      - Вот и мне так показалось. Но почему?
      - И сколько их? - спросил Грегори.
      - Много, - прорычал Меводин. - Так много этих тварей я никогда не видел и не слыхал, чтобы такие полчища гнолингов собирались даже во времена отцов отцов наших отцов. И притом такое огромное количество в человеческом обличье!
      - И еще - поджоги, - добавил пожарный Нунт. - Этого за гнолингами раньше тоже на замечалось. Правда, поджоги играли роль отвлекающего маневра, чтобы оттянуть войска с востока.
      - В данный момент мы удерживаем их вот здесь, - сказал, постучав по карте кончиком пальца, Глис. - Если они действительно мигрируют, следовательно, должны еще до утра атаковать Миддлкорт. Мы сосредоточили наши силы в Головоломных Покоях для защиты остающихся за нами жителей, но наллевуатское ополчение уже оправилось после первого поражения и могло бы сменить нас на ряде позиций. А мы могли бы выступить наперерез гнолингам нынче ночью.
      - Наши люди устали, - возразила герцогиня Мелузина. - Они почти весь день сражались. Мы в трех часах от Миддлкорта.
      - Но это необходимо, - негромко, но решительно проговорил маршал Инклинг. - Если гнолинги беспрепятственно проследуют через Миддлкорт, ничто не помешает им достичь Длинного Коридора.
      - Сэр, простите мне мое невежество, - вступил в разговор Дункан. - Вы все тут люди знаменитые, а я всего лишь простой наллевуатский крестьянин, но... Если гнолинги желают уйти, зачем им мешать? Пусть проваливают, и дело с концом, я бы так сказал.
      - Понимаю, как вам хочется от них избавиться, - кивнул Картер. - Но я обязан думать обо всем Эвенмере. В Наллевуате гнолинги заперты. За пределами вашей страны никто не имеет опыта борьбы с ними. Если хотя бы часть их прорвется из Наллевуата, они станут угрозой для всего Дома, и в том числе для самого Наллевуата, поскольку тогда враги у вас будут не только внутри границ, но и за ними. Хуже того: способность принимать обличье людей делает гнолингов еще более опасными. Вопросов много. Все ли они обладают такой способностью? И как они могли ее приобрести именно сейчас, если не с помощью анархистов? Нет, Дункан, с гнолингами мы должны разделаться в Наллевуате.
      - В таком случае я отправлю вестового к сержанту Седжеру, - заключил Глис.
      - Он не обрадуется, - буркнул Грегори. - Они, наверное, только-только встали лагерем.
      - Да нет, Седжер будет в восторге, - заверил его Глис. - Он молод и пока мечтает о сражениях, чести и славе. Может, правда, скоро изменить свое мнение на сей счет. Герцогиня, не могли бы вы и маршал подготовить своих людей? Барон Спрайдель, если бы ваши люди согласились отправиться с нами, мы бы держали их в тылу в качестве резерва.
      - Если так, они пойдут, - ответил Спрайдель. - Воины они неопытные, но не трусы, это уж точно, им бы только конкретно показать, где встать и что делать. - Он свирепо усмехнулся. - Ну а после битвы мы, глядишь, и полы натрем.
      - Мои сородичи разбежались, - сказал Меводин. - Но я направлю их на восток, и тогда мы, словно копье, пронзим самое сердце Катакомб,
      Покуда горят газовые светильники, день или ночь в Высоком Доме совершенно все равно. Поэтому нет никакого смысла в том, чтобы оттягивать сражение до утра. Картер стоял на балконе, выходящем на Миддлкорт, и сокрушался по поводу того, как изуродован Наллевуат. Там, где некогда сверху лился свет, где к затянутому легкой дымкой потолку вздымались девственные леса, теперь стояли голые стены с тускло горящими светильниками. Прежний лес теперь стал лесом светотеней в зале, погруженном во тьму. Картер гадал, сумеет ли отличить друзей от врагов в такой темноте.
      Войска встали лагерем в главном переходе, ведущем от Миддл-корта к Длинному Коридору. Солдатам даже удалось поспать с часу до трех ночи. Затем все были разбужены известием дозорных о приближении гнолингов.
      Картер сжимал в руке пистоль с перламутровой рукояткой - оружие однократного действия, но гораздо более мощное, чем то, что когда-либо создавал мистер Кольт. Пуля, выпущенная из этого пистоля, могла проделать шестидюймовую дырку в гнолинге или человеке, а отдача после выстрела была настолько велика, что держать пистоль следовало двумя руками. Кроме того, Картер был вооружен четырехфутовой пикой с широкими резными гардами, предназначенной для обороны от нападающего гнолинга. Рядом с Картером стоял Глис с горсткой гвардейцев. Спрайдель сидел на стуле. Он раскачивался и что-то негромко напевал.
      К ним подошел солдат в синей робе пожарных с элементами защиты: стальным нагрудником, поножью на одной ноге, в помятом шлеме. Единственным его оружием был тяжелый жезл.
      - Гнолинги идут, - доложил он Глису и указал в сторону коридора, ведущего к залу. В свете фонарей сверкнули глаза, погасли, сверкнули снова, послышались негромкие скрипы, утробное рычание, топот ног гнолингов, а затем появились тени, более темные, чем ночные - силуэты зверей.
      Глис взглянул на Картера. Тот мрачно кивнул.
      - Приготовьтесь стрелять по моей команде, - сказал капитан лейтенанту.
      - Для начала я хочу сделать кое-что, чтобы припугнуть их, - проговорил Картер.
      Он выпрямился, вызвал в мыслях Семь Слов Власти, дал им взметнуться ввысь словно столпу пламени. Буквы, слагавшие слова, полыхали жаром. И когда нужное Слово предстало перед мысленным взором Картера, прочное и яркое, словно до блеска начищенная медь, он с усилием произнес его:
      - Рамуррин!
      Зал сотрясся. Изумленные возгласы людей эхом отозвались воплями зверей из коридора.
      Солдат, стоявший рядом с Глисом, предупреждающе вскрикнул в то самое мгновение, когда чуть ниже локтя Картера послышалось негромкое шипение. Картер обернулся как раз вовремя и увидел, как прямо у него на глазах тот пожарный, что принес весть о приближении гнолингов, преобразился в чудовище-многоножку с волчьей головой, десятью когтями на каждой лапе, страшной, вспененной от злобы пастью. Зверь прыгнул, Картер отступил, чуть не упал, выронил пику, ухватился за поручень балкона и едва не перевалился через него. Чудом он сумел поднять пистоль и выстрелить, хотя, по идее, чудовище должно было обрушиться на него, не дав ему прицелиться.
      Сверкнули когти и клыки, но полыхнула ослепительная вспышка, и лейтенант бросился в просвет между Хозяином и гнолингом. Лейтенант вскрикнул, прогремели выстрелы, гнолинг, обмякнув, рухнул на пол. Его кровь залила ковер, а когти еще дергались на груди отважного лейтенанта.
      Как только гнолинг окончательно затих, Картер подошел к лежащему на полу лейтенанту. Он был тяжело ранен. Когти гнолинга проткнули прочнейший перламутровый нагрудник. Несколько гвардейцев пытались остановить кровотечение, но Картер понимал, что это бесполезно: он в ужасе смотрел на стекленеющие глаза смельчака, чья рука еще сжимала запястье Хозяина.
      - Он спас мне жизнь, - еле слышно вымолвил Картер.
      - Его звали Руперт, - сказал Глис. - Мой земляк, из Эйлириума. Я знаком с его родителями. Вы ранены? Картер осмотрел себя.
      - Нет. Только ушибся.
      - Что за слово вы произнесли?
      - Это было Слово Надежды, уничтожающее отчаяние и смятение. Против него бессильны обман и иллюзии. Я хотел узнать, не сможет ли оно лишить гнолингов человеческого обличья. Мне и в голову не пришло, что один из них может находиться совсем близко.
      - Это Слово спасло вам жизнь, - сказал Глис. - Можно не сомневаться, этот мерзавец намеревался убить вас. Еще миг и было бы слишком поздно.
      - Капитан, звери пошли в атаку! - крикнул Спрайдель.
      Глис и Картер бросились к поручню балкона и увидели гнолингов, в огромном количестве спешащих по коридору к Миддл-корту. Глаза чудовищ сверкали желтыми, зелеными и алыми отблесками в свете ламп. Звери шли длинными неровными рядами, от их рыка сотрясались стены. Даже там, где стоял Картер, шум казался жутким, но войско Эвенмера не дрогнуло. Люди и тигры выстроились по залу полукругом. Первая шеренга стояла, преклонив колени, вторая - выпрямившись во весь рост. По команде Глиса люди подняли пистоли.
      - Огонь! - прокричал Глис.
      Если бы гнолинги атаковали организованно, они бы наверняка смели людей и тигров на своем пути, но из коридора они валили в зал, как валили бы звери - завывая, щелкая зубами, стуча когтями. Сверкнули вспышки выстрелов, звери вскричали от боли. Пули били наугад, но хотя первый ряд гнолингов пал, звери, шедшие за ними, переступили через павших сородичей и продолжили атаку. Людям удалось дать еще один залп по гнолингам, после чего пришлось пустить в ход пики. Звери натыкались на сверкающие острия и гибли один за другим. Шум битвы - душераздирающий вой, крики, визги и стоны - все смешалось, слилось воедино. Картер прицеливался из пистоля, но выстрелить ему не удавалось - свои люди все время заслоняли поле боя. Он жалел о том, что он не внизу, вместе с товарищами, но долг вынуждал его находиться здесь, на наблюдательном пункте.
      На глаза ему попались Даскин и Грегори, дерущиеся плечом к плечу с молодым поджарым тигром, и Картер невольно позавидовал им. За прошлый год во время многочисленных охот на гнолингов молодые люди очень подружились и теперь пребывали в своей стихии. Они дрались слаженно, едино, прикрывали друг друга выстрелами и пиками, и в их действиях была своеобразная красота. Если бы Картер так не боялся за них, зрелище бы его поистине очаровало.
      Но вот он заметил гнолинга, намного более крупного, чем остальные, который прорывался сквозь толпу сражавшихся и в конце концов прыгнул на Даскина. У Картера дыхание перехватило, когда зубы чудовища щелкнули у самого горла брата. В последнее мгновение Грегори успел выставить пику и вонзить ее в пасть зверя. Гнолинг задрал голову, оторвал Грегори от пола вместе с пикой и, мотнув головой, подбросил в воздух, но тут на чудище бросились с двух сторон два тигра и вцепились зубами в его спину. Лапы гнолинга подкосились, и он рухнул на пол, подмяв под себя Грегори.
      Картер решил, что Грегори погиб, погребенный под телом чудовища, но в следующее мгновение из-под трупа гнолинга показалась дерзкая ярко-рыжая грива. Кузены похлопали друг дружку по плечам и вернулись в бой. Вскоре лорд Андерсон уже не видел ни того, ни другого - поле битвы заволокло густым пороховым дымом. Тут и там рычали тигры, сражаясь с гнолингами. Между светом и тенями Картер различал фигуры самых разнообразных чудовищ: одни из них были приземистые, с тяжелыми лапами, другие - с длинными острыми когтями и клыками, третьи - длинные и тонкие, как змеи, четвертые массивные, под стать быкам. Щелкали челюсти, блестели раздвоенные языки, белела пена, слышались вопли, собачий лай и ястребиный клекот. Самые крупные становились легкими мишенями для картечи, выпущенной из пистолей, а остальные, будучи рассредоточены, были вынуждены отступить.
      - Слово Власти помогло нам! - воскликнул капитан Глис. - Ведь они вошли в коридор в людском обличье, и внезапное преображение стало для них неприятным сюрпризом! Что с того, что они были вооружены винтовками винтовки бесполезны, если их не держат руки человека.
      - Они снова наступают! - послышался крик Грегори, который стоял, пригнувшись, рядом с Даскином.
      - К залпу готовсь! - скомандовал Глис, и люди и тигры снова выстроились полукругом.
      Гнолинги рванулись вперед, но первый же залп снова уничтожил их передовую линию. Идущие следом кинулись на людей и напоролись на выставленные пики. Вскоре пространство между сражавшимися заполнилось трупами. Зал огласился криками и рыком, воплями безумия. Картер держал пистоль наготове и все ждал случая разрядить его.
      Гнолингам удалось глубоко проникнуть в линию обороны, многие воины пали, но остальные держались, и враги были снова отбиты и снова отступили в коридор.
      - По местам! - вскричал Глис. - К залпу готовсь!
      Люди стояли в полутемном зале, израненные, тяжело дыша, и ждали новой атаки. Но прежде чем гнолинги начали новое наступление, по лестнице на балкон взбежал гонец.
      - Капитан, они нашли потайной ход и обходят наше войско!
      - Где? - воскликнул Глис.
      - В шестидесяти шагах к югу. Они стремились обойти нас с тыла, но их остановили Уборщики.
      Спрайдель, который так и не поднялся со стула за все время боя, вдруг вскочил на ноги.
      - Мои ребята дерутся? Но ведь они почти не вооружены!
      - Они гонят гнолингов назад, сэр. Твари отступают на восток, к Длинному Коридору.
      Глаза барона озарились гордостью.
      - Лорд Андерсон, с вашего позволения, мне бы хотелось присоединиться к своим ребятам.
      - Идите, - кивнул Картер, и барон поспешно удалился.
      - Не могли бы вы отправить Мелузину к Длинному Коридору? - спросил Глис у одного из своих адъютантов.
      - Нет, сэр, герцогиня находится в районе северных переходов, но в направлении Длинного Коридора движется маршал Инклинг.
      - Этого мало, - покачал головой Глис. - Лорд Андерсон, у меня двадцать человек в резерве этажом ниже. Сможете повести их?
      - Смогу, - ответил Картер, не слишком уверенный в том, что это так есть. Он ведь не был полководцем, хотя, вняв настояниям Хоупа, изучал военную науку.
      Картер сбежал по винтовой лестнице в комнату за Миддлкортом, где его ожидал сержант Седжер во главе отряда гвардейцев Белого Круга.
      - Сержант, вы со своими людьми, немедленно за мной, - приказал Картер. - Мы должны перехватить гнолингов.
      Тронувшись в путь, Картер вызвал в сознании карты Эвенмера и мысленно проложил курс. Отряд трусцой бежал по полутемным, извилистым переходам. Воины подняли пики и держали наготове пистоли.
      Когда они свернули за угол, свет фонарей выхватил из мрака цепочку гнолингов, уходящих к востоку по ближайшему перпендикулярному коридору. Один из них взревел и указал в сторону людей когтистой лапой. Послышались шипение и рев множества глоток. Во мраке засверкали злобные глаза чудовищ. Некоторые развернулись и были готовы броситься на отряд, но Картер перебросил пику в левую руку и выхватил из ножен Меч-Молнию. Лезвие испускало золотистое сияние - чистое, ослепительное. Картер крепко сжимал рукоятку меча, черпая силу от его свечения.
      - Хооозяаааиин идет! - вскричал один из гнолингов, и по рядам чудовищ прокатилась волна трепета.
      - Огонь! - скомандовал сержант, и передовые воины выпустили по гнолингам залп картечи. Запахло пороховым дымом. Эхо прозвучало такое, словно пальнули из пушек. Гнолинги с криком разбежались по коридору в обе стороны. Картер поспешил следом за ними, но на пересечении коридоров растерялся, боясь, что враги могут напасть с обеих сторон, и решил вернуться назад. Повсюду лежали убитые и раненые гнолинги, но остальные удрали. Картер стоял в нерешительности, не зная, как поступить: то ли погнаться за теми чудищами, которые уходили налево, в сторону Длинного Коридора, то ли за теми, что возвращались к Наллевуату.
      - Удерживайте эту позицию, сержант, - распорядился Картер в конце концов. - Я вернусь. - И он устремился налево.
      - Сэр, возьмите с собой хоть несколько человек! - крикнул ему вслед Седжер.
      - Троих, не больше - вдруг вам придется туго. Ждите маршала Инклинга. Он должен быть где-то неподалеку.
      Спеша во главе отряда из троих гвардейцев за убежавшими гнолингами, Картер мысленно проклинал судьбу за то, что ему не удалось сразу уничтожить всех тварей. Теперь же приходилось продвигаться наудачу по хитросплетениям полутемных переходов. Гнолинги умели бегать очень быстро, и солдаты гнались за ними с трудом, тяжело дыша на бегу. Наконец они увидели чудищ, замыкавших процессию беглецов. Четверка преследователей ускорила бег. Люди уже почти нагнали гнолингов, когда один из них оглянулся и в страхе возопил. Звук этот был подобен ржанию напуганной лошади. Гнолинги особой храбростью никогда не отличались. Теперь, лишившись человеческого обличья и винтовок, мчась по незнакомым коридорам в неведомые края, они были близки к панике.
      Не сбиваясь с шага, Картер вызвал в сознании Слово Откровения.
      Фалан! - произнес он с усилием, и вырвавшаяся на волю мощь обволокла его и устремилась вперед золотистой сверкающей волной. Гнолинги завопили и побежали еще быстрее, обезумев от страха, но волна нагнала их и некоторых сбила с ног.
      Гвардейцы выстрелили - трое гнолингов пали на пол, корчась и завывая от боли. Люди не отставали. Новый залп - и еще несколько гнолингов рухнули на пол. Затем пришлось идти медленнее, старательно обходя раненых чудовищ, дабы те в предсмертной агонии не смогли ухватить людей за ноги острыми когтями или пырнуть рогами. Когда люди миновали павших чудовищ, остальные благополучно скрылись за углом.
      Воины, не раздумывая, бросились следом, но, как только Картер повернул за угол, по груди его ударил могучий хвост, оцарапал подбородок и швырнул на пол. Гремели выстрелы, ревели и рычали гнолинги, а Картер лежал на полу, ослепленный и контуженный.
      Придя в себя, он увидел, что двое из его людей повержены - с одним из них жестоко расправлялся яростно рычащий зверь, и погибающий гвардеец страшно кричал от боли, а второй был близок к гибели: ему грозила огромная птица на тонких ножках-палочках, с клювом острым как бритва, края которого были усажены рядами крошечных зазубренных зубов. Картер поднялся, подхватил с пола упавший меч и полоснул им с размаха по ногам птицы. Меч рассыпал в полумраке золотые искры. Замах был слишком энергичен, и Картер снова упал, а чудовищная птица рухнула как подкошенная и, погибая, попыталась клюнуть Картера. Острый клюв вонзился в пол рядом с его виском и ушел в древесину на четыре дюйма, а тело гнолинга надавило на Картера с такой силой, что он чуть не задохнулся. Он из последних сил оттолкнулся ногами и ухитрился отползти на спине из-под поверженного врага.
      Дальше, в глубине коридора, яростно рычащий зверь прикончил свою жертву, и теперь вместе с еще двумя гнолингами подступал к последнему выстоявшему гвардейцу. Картер выхватил пистоль и разрядил его прямо в грудь обезьяноподобному монстру. Не успел он зарядить оружие и выстрелить снова, как второй гнолинг бросился на гвардейца, но тот успел выставить перед собой пику и проткнул чудище насквозь, оно навалилось на пику всей тяжестью и прижало воина к стене. Уцелевший гнолинг, видя, что его сородичи мертвы, пустился наутек по коридору.
      - Оставайтесь здесь! - крикнул Картер. Собственно, никто из его спутников и не смог бы последовать за ним. Картер быстро бежал по коридору к невысоким воротам на выходе из Наллевуата. Гнолинги без труда перелезали через ворота, спрыгивали и, оказываясь в Длинном Коридоре, разбегались в обе стороны. Картер палил из пистоля, пока не расстрелял все заряды, но его враги вскоре исчезли за плавным изгибом коридора.
      Картер вздохнул и вернулся к своим спутникам. Первый жутко искусанный гвардеец уже был мертв, второй, проткнувший гнолинга пикой, ранен, третий перевязывал его раны. Как только с перевязкой было покончено, Картер вместе с третьим гвардейцем, поддерживая раненого, вернулись к сержанту Седжеру.
      - Слава Богу, сэр! - обрадованно воскликнул сержант. - Что было бы, если бы мы вас потеряли!
      - Каково положение?
      - Гнолинги не вернулись. Пришли вести от маршала, он удерживает коридор к западу от нас. Мы остановили их отступление.
      - Но некоторые прорвались, - сказал Картер.
      - Не более горстки, сэр.
      - Да, - кивнул Хозяин. - Всего лишь горстка. Быть может, я не буду сожалеть об этом сегодня, через неделю и даже через год, но настанет день, и я горько пожалею о том, что эта горстка таки прорвалась.
      Вскоре Картер узнал о победе в Миддлкорте. Войско пошло в наступление и гнало врагов до самых Головоломных Покоев. Благодаря лучшему вооружению и тому, что гнолинги столкнулись с непривычной для них формой ведения боя, люди понесли минимальные потери. Битва завершилась незадолго до рассвета, но наступившее утро, некогда озарявшее Наллевуат радостными лучами, проникавшими сквозь прозрачные потолки и окна, теперь не принесло сияния дня в страну, лишенную окон и изменившуюся до неузнаваемости.
      Вскоре после завтрака Картер встретился с герцогиней, бароном, Дунканом, Глисом, Нунтом, маршалом Инклингом и Меводином и, взяв с них клятву молчать обо всем, что они услышат, рассказал им о краже Краеугольного Камня и похищении Лизбет, дабы все они задумались о защите Белого Круга.
      - Так вот, значит, почему исчезли наши джунгли, - проворчал Меводин.
      - Да, будут происходить и другие странные перемены, - сказал Картер. Части Дома уже изменились, коридоры сместились, и, наверное, все может стать еще хуже. Я должен идти в Шинтогвин, чтобы отыскать источник Зла. Мы согласны в том, что двигаться туда с большим войском нельзя, и мне нужно, чтобы все вы были начеку, учитывая, что гнолинги теперь имеют возможность шпионить, принимая людское обличье.
      - Мороз по коже, - признался Спрайдель. - И до костей пробирает.
      - Душа леденеет, - добавил Инклинг.
      - Однако один вопрос остается без ответа, - проговорила герцогиня Мелузина. - С какой стати гнолинги решили покинуть Наллевуат, родину своих предков?
      - Не знаю, - отозвался Картер. - Но в одном я уверен: они чем-то напуганы. Сначала я думал, что они так боятся солдат, но тут было нечто большее. Я никогда не видел гнолингов в таком отчаянии.
      - Милорд, - окликнул Хозяина Дункан. Он стоял у двери и только что поговорил с кем-то из своих соотечественников. Пожалуй, я смог бы кое-что объяснить. Были у нас кое-какие подозрения, но уверенности до сих пор не было. А вот теперь... Не откажетесь ли пройти сюда?
      За дверью четверо мужчин стояли, охраняя тяжелый комод старый и потускневший.
      - Это гнолинг, - пояснил Дункан.
      Картер отступил и положил руку на рукоять своего меча. Даскин и Грегори потянулись за пистолями.
      - Бояться нечего, - успокоил их Дункан. - Он мертв.
      - Невероятно! - воскликнул Даскин. - Умирая, гнолинги преображаются в зверей!
      - А вы уверены, что это гнолинг? - спросил Спрайдель.
      - Да, - ответил Дункан. - В обличье мебели шкура гнолингов сохраняет следы их животного происхождения. Посмотрите на ножки комода. Видите?
      Картер подошел поближе. Действительно - ножки комода были суставчатыми, как лапки насекомого.
      - Понятно, почему они так напуганы, - заключил Инклинг.
      - А я не понимаю, - признался Нунт.
      - А я догадываюсь, - сказал Картер. - Анархисты предали своих приспешников. Краеугольный Камень упорядочивает Дом, и мебель остается мебелью. Нечего дивиться тому, что гнолинги в таком ужасе - ведь им грозит полное исчезновение. Нынешняя атака гнолингов не спровоцирована анархистами, хотя некогда они наверняка наделили гнолингов способностью принимать обличье людей и вооружили их винтовками.
      Тогда становится понятно, почему у них нет никакой военной выучки и почему они столь неуклюже пытались проникнуть в наши ряды, - задумчиво проговорила герцогиня.
      - Сомневаюсь, что в ближайшее время гнолинги будут представлять для нас угрозу, - сделал вывод Картер. - Бунт подавлен, и теперь мало кто из них станет прислуживать анархистам. Но нам надо держаться начеку, поскольку способность преображаться в людей у гнолингов сохраняется.
      Закончив переговоры, Картер, Даскин и Грегори в сопровождении десятка подчиненных сержанта Седжера тронулись в обратный путь. Даскин был необычайно задумчив.
      Ты здоров? - спросил у него Картер, когда они шагали по Длинному Коридору.
      - Вполне, вот только злюсь на анархистов, на их тупоумие, их происки и умыслы. Ведь они, по идее, образованные люди.
      - Большинство, - подтвердил Картер. - Один из них, которого мне удалось захватить в плен в Иннмэн-Пике и который вскоре погиб, утверждал, что он - профессор истории.
      - Ну, значит, он ничему не научился в процессе своих исследований. И как только они могут думать, что разрушение Дома - высокая, прогрессивная цель?
      - Это идеализм, замешенный на зле, - вздохнул Картер. - Он ведет к фашизму - или к анархии.
      - Грегори спас мне жизнь в Миддлкорте, - сказал Даскин.
      - Знаю. Я видел. Я в огромном долгу перед ним. Еще никогда я не был так близок к гибели. Не скажется ли это на мне?
      Картер рассмеялся.
      - Если ты боишься стать трусом, этого можешь не опасаться Это тебе не грозит.
      - Нет, я не об этом. Просто... Во время наших общих странствий, когда мы с тобой бывали вдвоем, мне и в голову не приходило, что я могу умереть... умереть взаправду. А вчера я впервые увидел смерть так близко. Придет такой день... и сомкнутся клыки, или пуля угодит в сердце, или меч сразит меня. Знаешь, это повод для раздумий.
      - Что верно, то верно, - сказал Картер.
      СТРАНСТВИЯ
      Вернувшись во Внутренние Покои, Картер целый день посвятил совещанию с мистером Хоупом, во время которого обсуждались планы будущих странствий. Еще два дня прошло в ожидании знаменитых архитекторов. Когда портье объявил об их прибытии, Хозяин и его дворецкий сидели в гостиной, пили горячий чай, беседовали о делах и поглядывали на снег за окнами, занавешенными золотистыми портьерами из дамасского шелка.
      Гости вошли в шляпах, пальто и перчатках, зябко поеживаясь от холода, сопровождавшего их во время путешествия по Длинному Коридору. Оба были немолоды. Один - высокий и худой, второй - маленький и полный.
      - Филлип Крейн, - представился коротышка, - а это Говард Макмертри, мой старший партнер. Архитекторы к вашим услугам, сэр. Все верно, мистер Макмертри?
      - Можно и так сказать, - отозвался его спутник. - Но вернее архитекторы на пенсии, пытающиеся составить каталог всей архитектуры Высокого Дома. Вряд ли нам когда-либо удастся завершить этот труд.
      - А я думаю - удастся, - возразил Крейн. - Ведь должна получиться книга, не так ли, мистер Макмертри?
      - Научная книга, в которой будет рассказано обо всех чудесах Эвенмера. Но мы давно не работаем, мы на пенсии, и вам это отлично известно.
      - Вы все время так говорите, мистер Макмертри. Но мы рады, что мы... на пенсии то есть. И работаем мы с вами вместе...
      - Сорок два года, - закончил за него Макмертри. - В одной фирме, основанной нашими отцами. Старое доброе заведение...
      - "Макмертри и Крейн", - продолжил Крейн. - Мы сохранили название. Сорок два чудесных года.
      - Некоторые из них были не так уж чудесны, - проворчал Макмертри.
      - Это как посмотреть, - возразил Крейн.
      - Только так и можно смотреть. А вы - пессимист, мистер Макмертри.
      - А вы - идеалист, мистер Крейн. Но мы оба, лорд Андерсон, как мы уже сказали, к вашим услугам.
      Лысину Макмертри обрамлял венчик седых волос, их пряди свисали до бровей. У него были удивительно тонкие пальцы и открытые, честные голубые глаза. Седины Крейна образовывали пышную гриву. Нос у него был картошкой, глаза - карие, озорные, окруженные сеточкой морщинок, образовавшихся от привычки часто смеяться.
      Картер и Хоуп пожали гостям руки, усадили поближе к огню, налили горячего чая. Как только архитекторы согрелись, Хоуп задал им вопрос о Краеугольном Камне.
      - А-а-а... - понимающе протянул Крейн. - Краеугольный Камень! Да, мы многое знаем о нем. Можно сказать, мы эксперты по Краеугольному Камню.
      - Кое-что мы о нем знаем, - поправил коллегу Макмертри. - большей частью - легенды.
      - А я бы сказал: мы о нем знаем больше кого бы то ни было, - возразил Крейн. - Мы им интересовались. Табличка с клинописным текстом, некогда обнаруженная в нише, устроенной в основании вертикальной каменной плиты в южном Лофте, а теперь хранящаяся в Эйлириумском университете, содержит его описание. Согласно этому описанию, он представляет собой блок весом примерно в семь стоунов, двадцать восемь на двадцать восемь дюймов, с многочисленными надписями и знаками. Для того чтобы информировать вас более подробно, я должен свериться с моими записями.
      - Считается, что камень обладает некоей силой, - сказал Макмертри. На этом настаивают все легенды.
      - Вам знакомы страны, примыкающие к Внешней Тьме? - спросил Картер.
      - Безусловно, - ответил Крейн.
      - В некоторой степени, - ответил Макмертри. - Мы провели три кошмарные недели в Шинтогвине.
      - Отлично провели время, - сказал Крейн. - Если бы не тамошняя солдатня.
      - Они обвинили нас в шпионаже, - объяснил Макмертри. - Мы едва ноги унесли.
      - Пришлось прибегнуть к дипломатии, - вздохнул Крейн. - Зубы заговорить, и всякое такое.
      - Презираю дипломатию, - пробурчал Макмертри.
      - Вот почему он всегда путешествует со мной, - объяснил Крейн. - Чтобы я время от времени спасал его жизнь. Архитектура в Шинтогвине и Эффини довольно оригинальна...
      - Уныла она, а не оригинальна, - проворчал Макмертри.
      - Что-то в тамошних постройках, знаете, такое - деревенское, что ли...
      - Страшный сон архитектора, - выразил свое мнение Макмертри.
      - Мы собираемся отправиться туда, - сказал лорд Андерсон и вытащил из кармана осколок камня. - В самое ближайшее время. Наш разговор должен остаться в тайне, джентльмены. Мы разыскиваем Краеугольный Камень, похищенный из Иннмэн-Пика. Вот его маленький осколок. - Протянув камень мистеру Макмертри, Картер ощутил пульсацию. - Не будет ли вам интересно сопровождать нас? Ваш опыт может нам очень пригодиться. Вы получите плату за свои услуги и благодарность от Внутренних Покоев.
      - На мой взгляд - камень как камень, - сказал Макмертри.
      - Это не так, - покачал головой Картер. - В нем содержится невероятной мощи энергия, которую никто, кроме меня, не ощущает.
      - Похоже, это очень опасно, как вам кажется, мистер Крейн? проговорил Макмертри, возвратив Картеру осколок.
      - Похоже, это ужасно интересно, как вам кажется, мистер Макмертри?
      Архитекторы обменялись совершенно одинаковыми усмешками.
      - Конечно, мы пойдем, - сказал Крейн.
      - Не сможем отказаться от такой возможности, даже если это грозит нам гибелью, - добавил Макмертри.
      - А если хотя бы один из нас уцелеет, то мы все-таки допишем нашу книгу, верно я говорю, мистер Макмертри?
      - Не "допишем", мистер Крейн. И не "мы". Но я бы посвятил ее вам.
      - А я - вам. Ну, так когда трогаемся?
      - Мои дипломаты разведывают обстановку в Шинтогвине, - ответил Картер. - Они должны вернуться через две недели.
      - Превосходно, - сказал Крейн.
      - Приемлемо, - сказал Макмертри.
      Посланники вернулись с дурными новостями: шинтогвинские правители распорядились остановить их на границе, где послов продержали трое суток, после чего им было сказано, что в аудиенции отказано, а вход в страну запрещен. Еще более неприятной оказалась весть от другого эмиссара: он сообщил о том, что Муммут Кетровиан - государство, граничащее с Шинтогвином и входящее в Белый Круг, закрыло все ворота из-за слухов не то о революции, не то об эпидемии, и теперь в эту страну никого не впускают и из нее никого не выпускают. То, что посланцам Картера не удалось добыть необходимых сведений, говорило о страшном заговоре, и потому Картер и Хоуп не спали, ломая головы над обдумыванием ситуации, несколько ночей подряд. Занимались они этим совершенно напрасно: к концу недели они не продвинулись ни на йоту.
      В четверг, поздно вечером, когда лампы уже были притушены, а за окнами выла метель, Сара помогла Картеру надеть Дорожный Плащ поверх самого теплого пальто. Он обулся в теплые сапоги, натянул перчатки, взял Меч-Молнию. А потом Сара повязала ему на шею красно-черный клетчатый шарф.
      - Я его связала для тебя, - сказала она. - Когда шея в тепле, и на сердце тепло. И еще его можно использовать как шахматную доску.
      - Универсальная вещь? Но шахмат я с собой не беру. А как семафором им нельзя пользоваться?
      - Можно, - кивнула Сара, окинув мужа любовным взглядом, и улыбнулась. - Ты так укутан, что смог бы сойти за живой семафор.
      - Я такой, каким ты меня сделала.
      - Да нет, просто на тебе связанный мною шарф, вот и все. Они сошли вниз, держась за руки, и вошли в библиотеку, где их ждали Хоуп и Чант. Все лампы ярко горели. Вскоре появились Даскин и Грегори, затем - Макмертри и Крейн, а за ними - невысокого роста кривоногий лейтенант во главе отряда из четырнадцати воинов гвардии Белого Круга.
      - Лейтенант Нункасл прибыл в ваше распоряжение, - отрапортовал лейтенант. У него было простое, честное лицо, слева испещренное оспинками, глаза навыкате, отчего в лице было что-то лягушачье, и длинные, щеголевато подкрученные усы. На груди лейтенанта блестело с десяток боевых наград, в том числе - весьма почетный Белый Крест Инглнука.
      Картер кивком указал на эту выставку регалий.
      - Глис говорил мне о том, что вы чрезвычайно опытны, лейтенант. Я у майоров не видел столько наград.
      - А я не хотел майором быть, сэр. Да и медали мне не больно были нужны. Человек - ведь он такой, какой есть, сколько бы на нем побрякушек ни висело. Но Глис заставляет меня носить все это. Когда уйдем подальше, я все награды в мешок сложу.
      - Вы из Иннмэн-Пика?
      - Да, сэр, я там родился и вырос.
      - Это была одна из причин, почему капитан Глис рекомендовал вас. Он решил, что это будет полезно.
      - Только скорее он хотел избавиться от меня, чтобы я под ногами у него не болтался, - криво усмехнулся Нункасл.
      - В этом я сомневаюсь. Отряд готов?
      - Готовы выступить по вашему приказу, сэр. Желаете обратиться к гвардейцам, сэр?
      - Да.
      Картер, окруженный своими союзниками, повернулся к гвардейцам.
      - Капитан Глис уже говорил вам о том, что путь наш ведет через Шинтогвин во Внешнюю Тьму, где мы надеемся разыскать и Краеугольный Камень Эвенмера, и девушку, похищенную анархистами. Дело нам предстоит чрезвычайной важности. Если нас постигнет неудача, Эвенмер разрушится, и само Творение будет изменено навсегда. Еще никогда столь большая ответственность не лежала на плечах столь немногих людей. Именно поэтому мы с капитаном Глисом самым тщательным образом отобрали вас за вашу храбрость, ум, ловкость во владении оружием и умение хранить тайну. Последнее наиболее важно: враги не должны узнать о нашей миссии. Еще вот о чем: Хозяин чаще всего странствует один и пользуется потайными ходами, чрезвычайно важными для безопасности дома и известными только ему. Однако опасность слишком велика, придется рискнуть, и я намерен провести вас этими потайными ходами. Все вы поклялись хранить молчание. Другого выхода у меня нет, хотя один из вас в конце концов может и предать Эвенмер.
      - По своей воле - нет, сэр, - сказал один гвардеец.
      - Только под пытками, - добавил другой.
      - Ребята у меня надежные, - сказал Нункасл. - Но должен заметить, ничего подобного не бывало со времен Войн за Желтую Комнату. Огромная ответственность.
      Картер улыбнулся:
      - Я целиком и полностью уверен в каждом из вас. Вы - лучшие воины в Эвенмере. Первая часть нашего странствия лежит по Унылому Переходу. Вы понимаете, что это значит. Для тех, кто там никогда не бывал, скажу: подготовиться к этому невозможно, но держитесь вместе, действуйте слаженно, и тогда мы быстро одолеем этот участок пути.
      Лорд Андерсон повернулся к Саре. Та сжала его руки в своих и улыбнулась, но глаза ее были полны печали.
      - Найди ее, Картер. Найди Лизбет и приведи ее сюда.
      - Найду, - сказал он и страстно поцеловал жену. Его спутники тактично отвернулись.
      - Доброй охоты, Хозяин, - сказал Чант. - Ступайте осторожно по "той опаснейшей тропе, в конце которой, как известно, Твердыня Черная стоит".
      - Спасибо, Чант, за доброе напутствие, - печально усмехнулся Картер, хотя прекрасно понимал, что только так Чант умеет выражать свою любовь.
      Енох ушел с очередным обходом часов, а Хоуп присутствовал, и вид у него был самый удрученный. Картер тепло пожал ему руку.
      - Береги дом, Уильям. Если сумею, буду посылать весточки. Постарайся не волноваться.
      - Постараюсь, как смогу. Углублюсь в исследования. Быть может, некоторые из них окажутся небесполезными. Мы позаботились о том, чтобы все вы были снабжены шинтогвинской одеждой - мало ли, вдруг вам придется маскироваться. Вот и все. Будь осторожен, Картер.
      Затем Хозяин повел отряд из двадцати человек вдоль стеллажей.
      Дипломаты и важные персоны частенько появлялись во Внутренних Покоях именно в библиотеке - словно сходили со страниц книг в реальную жизнь. Ребенком Картер так и думал и только позднее узнал, что проходы между стеллажами служили уникальными воротами, и таких больше не было во всем Эвенмере. Дважды он покидал Дом этим путем, и оба раза путешествия ему предстояли неприятные, ибо когда Хозяин попадал в эти переходы, запечатленные в его сознании карты Эвенмера становились совершенно бесполезными.
      Отряд размеренно шагал вдоль книжных полок, и Картер внимательно смотрел на ряды книг. Он искал проход, который трудно найти, если не искать специально, и очень легко пропустить.
      И вот наконец он краешком глаза заметил колебание воздуха, чем-то напоминавшее знойное марево, между полками. Как только Картер приблизился к этому месту, все вокруг замерцало, утратило четкость очертаний. Перед Картером возник черный провал, абсолютно невещественный проем в стеллажах, где стояли книги раздела "География". По мере приближения проем расширялся, и вот наконец Картер ступил в него и оказался в темноте, теплой, как парное молоко.
      Для тех, кто наблюдал бы за происходящим, все выглядело бы так, как если бы Картер и его спутники теряли свою материальность и исчезали в колеблющемся воздухе.
      "Того лица, что я искал, я там не находил, не слышал голоса того, что жаждал услыхать. Незримый некто в воздухе царил, мешая поискам моим", звучал и плыл над процессией голос Чанта.
      Картер собрал свой отряд в широком коридоре, где не было ни панелей на стенах, ни даже плинтусов. На ощупь стены казались вполне обычными, но были лишены какого-либо цвета и неразличимы в свете фонарей. Воздух здесь стоял теплый и удивительно сухой. Казалось, люди вошли туда, куда не проникал воздух изнутри и вообще не сказывались никакие капризы погоды.
      - Ага... - проговорил Крейн и направил луч своего фонаря в ту сторону, откуда они пришли. - Вы только посмотрите, мистер Макмертри!
      Там, где, по идее, следовало бы остаться библиотеке, виднелся высокий портал из зеленого малахита, обрамленный изображениями двенадцати апостолов, восседавших на тронах, в окружении воскресших из мертвых. Выше портала располагались изображения херувима и серафима, их крылья образовывали арку, а еще выше был изображен Бог-Отец на престоле, но его изображение было затянуто дымкой. Все фрагменты величественного входа были украшены резьбой. Здесь можно было увидеть четырех всадников Апокалипсиса, скачущих по тверди небесной, и Люцифера, падающего с небес подобно звезде. На створках были нарисованы сцены Страшного Суда, а в нижнем углу изображен агнец, над ним - яркая звезда. Весь портал был виден неясно, его словно закрывала тонкая пелена.
      - Ужасающее зрелище, мистер Крейн, - сказал Макмертри. Кровь в жилах стынет. Простому смертному в эти двери не войти, я бы так сказал.
      - Вы совершенно правы, - подтвердил Картер. - Проход здесь разрешен только обитателям Внутренних Покоев либо официально приглашенным.
      - Жаль, нет времени слепки изготовить, - вздохнул Крейн. Такую красоту все должны увидеть. Мы могли бы заработать состояние на демонстрации такого сокровища.
      - Или жизни бы лишились, - заметил Нункасл. - Не зря же это место называется "Унылым Переходом". Вам не захочется задерживаться тут. Есть предания о людях, которые навсегда заблудились в здешних лабиринтах, превратились в тени и теперь бродят здесь - невидимые, неощутимые, лишенные смерти до скончания времен.
      - Предрассудки, - заключил Макмертри.
      - А вы пройдите хоть милю, тогда скажете, - отозвался Нункасл.
      - На картах помечено только пять выходов отсюда, - сказал Картер. Каждый из них пересекает Длинный Коридор и уводит в определенную часть Дома. Пользование любым другим переходом может завершиться трагедией, и заблудившиеся крайне редко возвращаются во Внутренние Покои. Но нам нечего опасаться, пока мы будем держаться в главном коридоре. Здесь мы точно пройдем незамеченными: никто не осмелится устроить наблюдательный пункт в этих переходах.
      Хотя Картер и старался всеми силами демонстрировать спокойствие и уверенность, на самом деле странствия по Унылому Переходу его страшили. Без карт он был как слепой и, глядя вперед, особого энтузиазма не испытывал. Как бы то ни было, он отдал приказ трогаться в путь, и отряд зашагал вперед. Первым шел Нункасл. Все, охваченные волнением, шли молча и прислушивались. Время от времени кто-то пытался завести песню или рассказать анекдот или историю, но быстро умолкал, понимая, что это неуместно. Сухое тепло, поначалу такое благостное, скоро стало назойливым. Люди на ходу снимали шапки, пальто, доспехи, перчатки. У всех со лба стекали струйки пота. В боковых ответвлениях то и дело появлялись призрачные силуэты, заставлявшие задуматься о чудесах и ужасах, слишком пугающих для того, чтобы существовать в действительности. Люди словно шли по тропам, проторенным ангелами, в чьих бессмертных сияющих ликах могли вот-вот отразиться их собственные глаза.
      День, ночь, время - ничто не имело значения в этом тоскливом, безликом туннеле. Священный трепет охватывал путников чем дальше, тем сильнее. Они шли, как очарованные сомнамбулы, и взгляды их были полны отчаяния. Безмолвно разбили лагерь, безмолвно поели и легли спать, крепко прижимая к груди собственные души, будто детей, боящихся темноты.
      На третий день отряд прошел мимо двустворчатой дубовой двери с медной ручкой, казавшейся совершенно невероятной в этих призрачных переходах. Это был первый из пяти выходов, ведущий к Озеру Книг. Все как один обернулись и еще долго шли, глядя на обычную дверь, как глядела бы команда корабля-призрака, обреченного на вечное плавание, на огни проплывающего мимо сухогруза.
      Они шли еще два дня и миновали еще одну дверь. Эта вела в Уз, где находилась штаб-квартира гвардии Белого Крута. И вновь люди с тоской устремили к ней взгляды, а один гвардеец даже негромко вскрикнул - так, словно за этой дверью ждала его жена или возлюбленная. Отчаяние овладевало отрядом. Те, что помоложе, беззвучно плакали, сами не зная отчего.
      Упав духом, они шли и шли вперед, и наконец показалась третья дверь цель их странствия. Люди зашептались, прибавили шагу и в конце концов пустились по коридору бегом. Гулко звучал в тишине топот ног. Так потерпевшие кораблекрушение в отчаянии пытаются вплавь догнать исчезающие за горизонтом паруса.
      Воины принялись нажимать на запертую дверь, в безумии стучать по ней. Нункасл громким окриком велел им разойтись, а Картер снял со связки серебряный ключ и торопливо вставил его в замочную скважину. Затем он распахнул дверь, и отряд поспешно рванулся в проем. Люди жадно вдыхали прохладный воздух Эвенмера. Нункасл в изнеможении опустился на пол. Его подчиненные последовали его примеру.
      Картер закрыл за собой дверь, старательно запер ее и тряхнул головой видимо, для того, чтобы окончательно прийти в себя.
      - Отвратительно, - сказал Даскин. - Мерзко.
      - Никогда ничего подобного не испытывал, - признался Крейн.
      - Всякий раз, когда я туда вхожу, я клянусь себе, что этот раз последний, - проговорил Картер.
      - Ничего удивительного, - понимающе произнес Даскин. - Я туда больше ни за что не сунусь.
      Они попали в длинную комнату без окон, но при этом светлую. Пол здесь был устлан белым ковром, стены тоже были белые, по углам стояли фигуры атлантов, подпиравших потолок. Янтарное панно изображало сцену из "Калевалы", в которой Вяйнемуйнен с мечом в руке приближался к великану Випунену. На плече великана росла береза, из подбородка - ольха, на лбу дуб.
      - Есть в этом Унылом Переходе что-то величественное, - сказал один из гвардейцев. - Что-то под стать божественной святости.
      - Там жуткое отчаяние, - возразил другой.
      - Нет, там недалеко до безумия, - проговорил третий. - Там веет холодом и одиночеством старости.
      На всех Унылый Переход произвел разное впечатление, но все клялись, что по доброй воле ни за что бы туда не вернулись.
      - Как знать... Может, и придется, - сказал Нункасл, поднимаясь на ноги. - Я сам уже шесть раз там побывал, да только от этого не легче. А за этой комнатой есть другая, побольше, для гостей. Изнутри можно запереться на засов в целях предосторожности, поскольку в дозоре стоять сейчас ни у кого ни сил, ни духу не хватит. Ну, пошли, пошли!
      Гвардейцы послушно побрели за своим командиром. Комната действительно оказалась симпатичная и уютная. Стены были разрисованы изображениями рыб-мечей и китов. Высокий потолок подпирали белые колонны, пол был вымощен плитками с цветами подсолнухов. Вдоль одной стены протянулась галерея темного дуба, а на ней расположилась небольшая библиотека. В большом круглом очаге в самом центре комнаты были сложены дрова. Вскоре отряд уже сидел у огня, и все с аппетитом уплетали печеную картошку с солониной.
      Говорили мало и довольно быстро уснули, а во сне всем привиделся Унылый Переход, и этот сон помог окончательно избавиться от гнетущей тоски, навеянной странствием. Только Картер не смог заснуть, невзирая на невероятную усталость. Он лежал без сна рядом со своими крепко спящими спутниками и думал о Лизбет, о Саре, но больше - о страшном нарушении равновесия, которое он ощущал всюду в Доме и которое поджидало на каждом шагу, словно жадная и алчная пасть. Сжимая в руке осколок Краеугольного Камня, Картер забылся тревожным сном. Пульсация Камня затягивала его во мрак темнее ночи.
      Проснулись поздно. Дрова в очаге догорели, в комнате стало холодно. Люди, как малые дети, протерли заспанные глаза и принялись бродить по комнате в поисках растопки. Растопку и дрова вскоре обнаружили - они лежали аккуратно сложенной горкой возле одной стены. Плотно позавтракав, отряд без лишних слов тронулся в дальнейший путь.
      За счет странствия по Унылому Коридору они оставили далеко позади Наллевуат и теперь находились в трех днях пути от него, в стране под загадочным названием "Уздечка Сута". Поскольку Картер хотел пройти незамеченным, он вел отряд извилистым путем, по узким потайным ходам с дощатыми стенами и полами и низкими потолками, где громко звучали шаги. Лорд Андерсон гадал, сколько же миль он прошагал по таким вот тесным туннелям с тех пор, как стал Хозяином.
      Через восемь часов путники оказались в комнате с низким потолком и дощатым полом, покрашенным желтой краской, местами облупившейся. Рядом с каменным очагом обнаружили шкатулку, в которой лежали деревянные солдатики, карты, нарисованные неумелой детской рукой, и клочок бумаги, свернутый свитком и перевязанный золотистой ленточкой. Свиток представлял собой хартию некоего "Тайного Общества Симраны" (название было написано с орфографическими ошибками). Манифест требовал от членов общества "защищать страну от преступников, бродяг и пиратов".
      - И как только дети могли найти дорогу сюда? - удивился Грегори.
      Картер улыбнулся, вспомнив о своих детских разведывательных вылазках.
      - Их привело сюда любопытство. Наверное, это было для них величайшее приключение - свой собственный тайный мир. Я завидую их открытию. Но вы посмотрите - бумага такая хрупкая, она готова рассыпаться! Автор этой хартии сейчас старше любого из нас.
      - Думаю, они одолели пиратов, - усмехнулся Грегори. - Уже несколько десятков лет ни одного пирата никто и в глаза не видел.
      Картер улыбнулся.
      - Ну так давайте поужинаем в этих священных покоях и немного передохнем. Вскоре нам придется пересечь Длинный Коридор, и мне бы хотелось сделать это до рассвета, когда народу поменьше.
      В очаге сохранились древние дрова, и вскоре там весело заплясало пламя. Еду не готовили - перекусили хлебом и вяленым мясом. Несмотря на усталость, люди завели дружеские беседы, обменивались шутками. Гвардейцы много лет вместе служили и любили Нункасла, который был с ними не слишком суров. Они и к Хозяину уже начали понемногу привыкать - ведь он вел себя как самый обычный человек.
      - А местечко замечательное, - озорно сверкая карими глазами, заметил Крейн и взглянул на своего партнера, который даже сидя был выше него ростом. - Что скажете, мистер Макмертри?
      - Вот если бы тут окно было... - уклончиво отозвался Макмертри и вытащил карманные часы. - Правда, сейчас уже больше шести...
      - И на улице так или иначе темно, - закончил Крейн и откинул назад серебристую гриву. - Так что ничего бы мы все равно не увидели. А эти потайные ходы проложены с величайшей изобретательностью. Я так понимаю, что в Доме их великое множество.
      - Сотни, - ответил Картер. - А может, и тысячи. На самом деле, удивительно, как до сих пор не обнаружили еще больше.
      - Они существовали во времена Войн за Желтую Комнату, задолго до того, как вы родились, - сказал Нункасл. - Я тогда был рядовым, моложе многих из этих желторотых юнцов. - Он широким жестом обвел своих подчиненных. И те весело заулыбались. - И самому Хозяину, вашему отцу, тогда только-только двадцать исполнилось, он недавно в должность вступил. Он знал о потайных ходах, как знают все Хозяева, но враги порой их обнаруживали, и те, и другие время от времени замуровывали проходы стенами, так что в конце концов надежных осталось мало. Война была кровопролитная - все то время, пока мы гнали анархистов к югу. Мы нанесли им значительный урон, особенно в битве при Фиффинге, а потом окружили их в Желтых Комнатах между фиффингскими низинами и Моммуром. С тех пор их стало куда как меньше.
      - Готов об заклад побиться, вы были героем той войны, лейтенант? спросил один из гвардейцев.
      Можно было не сомневаться - все подчиненные Нункасла уже не раз слышали эту историю, но были не прочь послушать ее снова.
      - Все мы тогда были героями. Помню, как мы потом вернулись домой. Нас тогда все называли Золотыми Парнями из Желтых Комнат, а у Констанции - той девушки, что ждала меня, глаза сияли так, словно я какой-нибудь древний рыцарь. Только я вошел в Иннмэн-Пик, она тут и кинулась ко мне на шею. Это, конечно, было не по уставу, да только тогда всех так встречали. Женщины плакали, да и мужчины некоторые тоже - ведь многие из наших полегли в боях. Но это было так славно - вернуться домой.
      - Не для всех, - мрачно проговорил Макмертри.
      - Вы тоже воевали? - спросил Нункасл.
      - Да.
      - В какой роте?
      Макмертри вытянул длиннющие ноги и уставился на пламя в очаге.
      - Не имеет значения. Все погибли. Один я уцелел.
      - Ну... - проговорил Нункасл после недолгой паузы. - И такое бывало. Не все наши сражения были победными, многие пали в боях. Я потерял несколько близких товарищей.
      - Сам я не воевал, а вот несколько моих однокашников воевали, - сказал Крейн. - И некоторые домой не вернулись. И все же мы должны радоваться тому, что другим повезло, как сержанту Нункаслу и Говарду Макмертри.
      - Верно, - сказал Картер. Но он думал о Саре, о том, как вернется к ней, завершив странствие, как некогда вернулся Нункасл к своей Констанции.
      Из-за необходимости продвигаться к западу незамеченным, отряд поднялся в три часа утра и шел без остановки, пока не добрался до Длинного Коридора. Быстро перебежав его, Картер и его спутники углубились в потайной ход, выводящий в страну Вествинг. Пахло морем - ведь воды Стороннего моря протекали здесь Сказочной Рекой в Залив Бегства, где располагаются самые большие судоверфи в Эвенмере. В Вествинге оказалось намного теплее, чем в Длинном Коридоре, поскольку здесь работала усовершенствованная система отопления. Однако у путников не было времени насладиться прелестями цивилизации, и вскоре они уже снова брели холодными потайными ходами. Изо рта у всех клубами вырывался пар, над головами слышался вой зимней вьюги. Картер мечтал о том, чтобы можно было уснуть, спрятавшись за высоким стулом у горящего камина, как он делал в детстве в долгие дни зимы. Воспоминания согрели его, и он хранил их на протяжении многих миль.
      Все утро отряд шел по этому переходу, а переход вился и вился по дому, пересекался с другими коридорами, поднимался то выше, то ниже, приходилось то и дело то всходить по ступенькам, то спускаться, и в конце концов у всех разболелись ноги.
      - Похоже на дорогу к Комнате Ужасов, - заметил Даскин.
      - Точно подмечено, - отозвался Картер. - Этот переход - часть Извилин, по которым действительно можно попасть туда. Порой Извилины прерываются, но все же связывают большую часть Белого Круга. Эта их часть - одна из самых протяженных.
      Он еще не успел закончить объяснение, когда вдруг почувствовал резкую головную боль. Картер невольно вскрикнул, сжал руками виски и опустился на колени. Гвардейцы тут же окружили его, взяв оружие на изготовку.
      - Что с тобой? - воскликнул Даскин.
      На мгновение Картер ослеп, но когда в глазах у него прояснилось, он сказал:
      - Карты... изменились. Анархисты снова переустраивают Дом. Переход впереди уже не такой, каким был раньше.
      Он встал. Колени у него еще дрожали, но испуг отступил - и боль вместе с ним.
      - Когда меня настигла боль, я сосредоточенно думал об этой части Эвенмера. Ощущение было такое, словно мой мозг развернули на девяносто градусов. Нет-нет, теперь я в полном порядке. Но это было похоже на шок. Между тем переход впереди действительно изменился, но как именно - я пока точно не знаю.
      На протяжении следующего часа пути Картера мучила мысль, от которой ему очень хотелось отмахнуться, - он мечтал о том, чтобы его подозрения не подтвердились. Но опасения оказались вполне оправданными: отряд дошел до конца коридора, и Картер не обнаружил рычага, с помощью которого можно было открыть потайную панель в стене.
      - Выход исчез, - тихо проговорил Картер.
      - Значит, анархисты знают о том, что мы здесь, - заключил Даскин.
      - Нет. Сначала я тоже так подумал, но на самом деле произошла общая перестройка Дома сразу за этой стеной, и это сказалось на многих помещениях. Сюда мы попали по чистой случайности.
      - Придется повернуть обратно? - спросил сержант Хаггард, заместитель Нункасла - веснушчатый рыжеволосый мужчина с мальчишеской улыбкой. Сейчас он, впрочем, не улыбался.
      - Нет времени, - покачал головой Картер. - Джентльмены, у некоторых из вас есть с собой топорики. Нужно прорубить в этой стене дыру, сквозь которую мы смогли бы пролезть, но не больше.
      Двое гвардейцев достали из мешков топорики и принялись за работу. Когда они ее закончили, оба были с головы до ног в белой пыли, а в стене зияла двухфутовая дыра. Друг за другом спутники выбрались через нее в коридор.
      - Поищите доски, - попросил Картер. - Берите отовсюду, откуда только можно. Нужно заколотить эту дыру, чтобы скрыть потайной ход. Как только будет возможность, отправим сюда бригаду ремонтников.
      Картер осмотрел коридор и вдруг резко сел.
      - Джентльмены, если бы кто-то из вас сумел отыскать пустую комнату, нам можно было бы позавтракать.
      - Что-то не так? - озабоченно спросил Даскин.
      - А ты не чувствуешь? - скривился Картер. - Нет, конечно, не чувствуешь. Прости. Порой карты Эвенмера проявляют себя так ярко, и я забываю, что ощутить это способен только я. Я хотел пересечь этот коридор и открыть вход в потайной туннель в противоположной стене, но исчезла не только ведущая туда дверь - нет и самого туннеля. Мне нужно проложить новый курс. На это уйдет некоторое время.
      Тут возвратился Хаггард и провел отряд в помещение, представлявшее собой маленькую церковь. Пол здесь покрывали глазурованные плитки, вдоль стен были расставлены медные паникадила, в глубине располагался красивый резной алтарь. В окнах-витражах можно было увидеть изображения двенадцати апостолов. Некоторые стражники преклонили колени и перекрестились и только потом вошли и принялись вынимать из мешков провизию. Картер прошел к алтарю, опустился на пол, закрыл глаза и сосредоточился. Перед его мысленным взором предстали подробные цветные карты Эвенмера. Он имел возможность не просто созерцать их, но как бы мысленно проходить по обозначенным на картах коридорам и комнатам.
      Картер прокладывал маршрут, отыскивая потайные ходы и малолюдные части Дома. Увы, карты не могли подсказать ему, населены ли те или иные из них. Через полчаса он вздохнул, встряхнулся и обнаружил, что рядом с ним сидят Грегори, Даскин и Нункасл. Даскин ел яблоко, откусывая большущие куски.
      - Вы молились? - поинтересовался Грегори.
      - Нет, изучал карты.
      Грегори кивнул и обвел взглядом церковь.
      - Напрасная трата всяческих красот, - сказал он, кивком указав на алтарь. - Эти реликвии суеверий не продержатся до конца столетия.
      - Неужели у тебя нет ни капли веры? - спросил Картер. Грегори пытливо, не моргая, смотрел на лорда Андерсона. В его серо-зеленых глазах сверкали искорки.
      - В Бога? - Он небрежно махнул рукой в сторону алтаря. - Я верю в судьбу. Бог, христианство - все это ловушки для невежд.
      - Енох бы с тобой определенно не согласился, - сказал Картер. Следовательно, ты считаешь, что весь мир сошел с ума?
      - Не сказал бы, - ответил Грегори. - Как это?
      - На протяжении тысячелетий человек нуждался в каких-то вещах первой необходимости - в еде, крове над головой, осуществлении плотских желаний и в поиске Бога. Когда мы голодны, мы едим, когда устаем - отдыхаем. Неужели наша потребность в божественном - единственная нужда, которую невозможно удовлетворить? Если это так и если мы проносим это извечно безответное желание через всю нашу жизнь, разве тогда мы не раса безумцев? Нет, Грегори, понятие судьбы, предназначения, как бы оно грандиозно ни звучало, не в состоянии заполнить эту брешь.
      - А я думаю, его вполне достаточно, - уверенно отозвался Грегори. Для того чтобы построить лучший мир, мне за глаза хватит самого себя и научного мышления. Кто знает, какие изобретения принесут нам грядущие десятилетия?
      - А вот я бы так не стал говорить, сэр, - вступил в спор Нункасл. Это не естественно. Совсем не естественно. Люди все суетятся, мельтешат, пытаются подменить созданное Богом. Что они придумают в следующий раз? Летающие машины? Крылья Икара! По мне, так старые добрые времена куда как лучше.
      - Но ведь, добрейший лейтенант, мир может стать лучше, и если будут улучшения... - не унимался Грегори. - Мир изменяется. Прежний порядок вещей отступает. Век механики избавит людей от тяжелого ручного труда. Безусловно, я признаю: проблемы есть, но ведь все равно, как это замечательно: механизмы выполняют всю работу, а люди только наблюдают за ними! Будущий век станет веком поэзии и философских размышлений. Представьте, сколько будет сочинено музыки, пьес, сколько книг будет написано, когда у всего человечества станет больше времени на высшие материи.
      - Вы от людей большего ждете, чем я, - вздохнул Нункасл. - Нет, сэр. Дайте человеку расслабиться - и он тут же потянется к бутылке, вот что я вам скажу. И еще одно я знаю точно: у бедняков свободного времени больше не станет - они будут обслуживать эти ваши машины. Богачи останутся богачами только вы на меня не обижайтесь, господа хорошие. А вот добрые вояки всегда пригодятся.
      - Но, Нункасл, не станешь же ты спорить с тем, что человек должен развиваться? - вспылил Грегори.
      - От колыбели до могилы - да, сэр, а в промежутке много всякого может случиться.
      - Должно быть нечто большее. Золотой век...
      - Бывает, он вот так заводится, - усмехнулся Даскин. - Но если я не ошибаюсь, этим двоим никогда не договориться - мечтателю и прагматику.
      - Мир построен мечтателями, - упрямо проговорил Грегори.
      - Верно, сэр, - отозвался Нункасл. - Но управляют им прагматики.
      - А что касается веры, Грегори, - сказал Картер, - то с возрастом твои убеждения могут измениться. По-моему, Платон сказал, что ни один старик не умирает атеистом? Точно не помню.
      - Вы говорите, как профессора в нашем университете, - усмехнулся Грегори. Спор явно был ему по душе.
      - Да нет, я не слишком часто задумываюсь о подобных вещах. Свою веру я соблюдаю как могу, но должен признаться, что нынешняя миссия - суровое испытание веры. Мой главный философ - Сара. Если ты хочешь настоящего философского спора, тебе бы с ней надо поговорить. Она бы твоих профессоров на обе лопатки уложила.
      К компании подошли Говард Макмертри и Филлип Крейн. Последний держал под мышкой свернутые в рулон карты.
      - Я продумывал маршрут, лорд Андерсон, - сообщил он.
      - Я тоже, - кивнул Картер. - Можно взглянуть на ваши карты, мистер Крейн?
      - Конечно, - ответил Крейн. - Мы с мистером Макмертри их сами составили...
      - Десять лет назад, - закончил фразу Макмертри. - Это была одна из наших первых публикаций.
      Хозяин разложил карту на полу перед собой, думая о том, много ли от нее будет пользы в Доме, который непрерывно меняется.
      - Некоторые из вас бывали в этих краях, - сказал Картер. - И мне нужен ваш совет. У нас есть два варианта. Мы можем пойти вот так... и вот так. Он указал на карту. - По этим коридорам. Я бы предпочел этот путь, поскольку он быстрее всего приведет нас в Муммут Кетровиан, хотя нам и придется некоторое время идти по Длинному Коридору, перед тем как мы попадем в очередной потайной ход. В противном случае мы должны будем повернуть вот здесь и подняться на чердаки, из которых дорога ведет в Верхний Гейбл. Оттуда намного дальше до ближайших потайных ходов, но зато путь этот более безлюден. Что скажете?
      - Я никогда не бывал ни в той, ни в другой стороне, - признался Даскин.
      - Мне доводилось только по Длинному Коридору проходить, - сказал Грегори. - Этот его участок чрезвычайно многолюден - по крайней мере был таким в то время.
      - Там слишком многолюдно, - сказал Макмертри. - Между Гимнергином и Вествингом ведется оживленная торговля. Я бы не рекомендовал этот маршрут...
      - Для нашего странствия, - закончил за него Крейн, - по этой же самой причине. А вот чердаки вокруг Верхнего Гейбла - место тихое, ненаселенное, и, пожалуй, я смог бы провести отряд вот по этим переходам, - он показал участок на карте, - где крайне редко кого-либо встретишь.
      - Господа архитекторы правы, - согласился Нункасл. - До Муммут Кетровиана ни за что не добраться незамеченными. Пока мы попадем в потайной ход, о нашем передвижении уже будет знать половина Белого Круга.
      Картер нахмурился.
      - Хорошо. Считайте, что вы уже купили билеты, потому что я бы пошел другой, неверной дорогой.
      - Ходить по чердакам - это так интересно, - мечтательно проговорил Крейн. - Там всегда полным-полно всяких любопытных вещиц. Это то же самое, что сокровища искать.
      - Жутко запыленные сокровища, - буркнул Макмертри.
      Покончив с завтраком, отряд покинул церковь. Картер обернулся на пороге, обвел взглядом обшарпанные скамьи, витражи в окнах, скромное, безыскусное распятие в алтаре, прекрасное своей простотой. Может быть, из-за того, что в разговоре с Грегори он упомянул Сару, Картеру вдруг нестерпимо захотелось увидеть ее, посидеть с ней рядом в окружении знакомых вещей, послушать, как она рассказывает о прочитанных книгах, о домашних заботах, и в каждом ее слове прячется тайна - отчасти ее собственная, а отчасти принадлежащая любой женщине. Картер еле слышно произнес короткую молитву об успехе странствия и вышел из церкви.
      Отряд повернул налево и пошел по коридору, отделанному дубовыми панелями и устланному чистым, хорошо сохранившимся ковром цвета берлинской лазури. Хоть Картер и опасался того, что их смогут заметить, отряд миновал коридор без всяких происшествий и, дойдя до пересечения, свернул вправо, а потом - опять влево. Вдоль одной стены коридора тянулись окна, выходившие в квадрат двора. Снег по-прежнему валил и валил, насыпая высокие сугробы, а вот ветер унялся. Солнце пряталось за тучами, день был серый и унылый. Путники зябко поеживались на ходу.
      Через некоторое время отряд поравнялся с узкой лесенкой для прислуги. Дорожка на ступеньках лежала протертая чуть не до дыр, светильники не горели, но все же здесь не было совсем темно. Поднявшись на четыре пролета, Картер и его спутники оказались на чердаке. Чердак был огромен, он уходил далеко вперед. Тусклый свет проникал сюда сквозь восьмиугольные окошки, за которыми виднелись крыши Эвенмера. На половицах лежал густой слой пыли, в центре были горой свалены коробки и корзины, и можно было обойти их с двух сторон.
      - Каких только богатств не найдешь в этих залежах, - проговорил Крейн.
      - Кучу всякой рухляди, - буркнул Макмертри. - Старая поговорка не лжет: никто в Эвенмере ничего хорошего на чердак не отнесет.
      - И ведь это - прелюбопытнейшая тенденция, - подхватил Крейн. - Думаю, проистекает она из-за того, что в Доме полным-полно свободного пространства. В итоге люди как бы прирастают к тем комнатам, которыми располагают. Мне довелось побывать на некоторых, как это здесь называется, "раскопках". Небольшие отряды отправляются на чердаки вроде вот этого и ищут забытые сокровища. У меня на каминной доске лежит несколько римских монет и стоит бюстик Озимандии, изготовленный во времена его правления.
      - Если бы в Доме был хоть какой-то порядок, мистер Крейн, уверяю вас, никто и никогда бы не потерял такие ценные вещи, - сказал партнеру Макмертри.
      - Однако, - возразил Крейн, - в Эвенмере ничто никогда навсегда не теряется, верно, мистер Макмертри?
      - Только на несколько столетий, мистер Крейн. Всего лишь на несколько столетий.
      Потолок на чердаке был низкий, а скаты, как и окна, имели восьмиугольную форму. Отряд, разбившись на пары, тронулся вперед по левому проходу, озаренному неярким рассеянным светом. Все молчали, ступая по слою пыли, которая начала собираться здесь с тех пор, как царем был Тармальдрун. От ходьбы путники согрелись и немного повеселели. Вообще же жизнь в огромном, поистине безграничном Доме всех приучала к холоду. Картер шагал вместе со всеми и чувствовал, как тоска понемногу отпускает его, сменяясь радостью, какую ощущаешь посреди приключения, даже если оно приправлено опасностью и трудностями. Безмерная непредсказуемость Эвенмера была для Картера источником непрерывного восхищения. В этом Доме всегда найдутся неизведанная ниша, потайная гардеробная, девственно нетронутый чердак, которые только и ждут, чтобы их нашли и разведали. Взгляд Картера радостно скользил по всевозможным сундукам, коробкам, корзинам. Время от времени, не в силах удержаться, он наклонялся, привлеченный каким-то предметом или цветом. Большинство вещей, сваленных на чердаке, были совершенно бесполезны - бессмысленные остатки былой роскоши. Эти безделушки и бусинки некогда, наверное, что-то значили для своих владельцев, эти пружинки и части каких-то механизмов... И все же время от времени Картеру попадались по-настоящему красивые вещи - пара ярко-алых шлепанцев, хрустальный шар с фигурками внутри, изображавшими сражение Грольфа Краки с королем Адгильсом, томик "Истории британских королей" с автографом автора, светло-голубой мраморный шарик для детской игры в камешки. Картер разглядывал эти безделушки на ходу и на ходу же бережно клал в следующую коробку или корзину. Только шарик он оставил себе, хотя его и мучили угрызения совести - вдруг выросший мальчишка явится на чердак, чтобы найти свое сокровище? Но Картер с усмешкой прогнал эту мысль. Того, кто когда-то держал в руках этот шарик, наверняка уже не было в живых. Будь здесь сейчас мистер Хоуп, он бы непременно напомнил Картеру, что, согласно закону о чердаках, принятому в тысяча триста шестьдесят седьмом году, с чердаков ничего нельзя брать и выбрасывать без разрешения страны, коей оные чердаки принадлежат, однако в одном из пунктов этого закона было оговорено, что допускается избирательная расчистка чердаков, при которой оттуда можно взять нечто конкретное и оговоренное. Картер громко рассмеялся, вспомнив формулировку закона, и задумался о том, сколько же в Эвенмере всевозможных законов и правил. Он, однако, понимал, что все эти законы отнюдь не праздны и служат основой существования цивилизации со сложнейшей структурой.
      Шел час за часом, а чердак все не кончался: через каждые двенадцать шагов - окно, голые половицы, унылые коробки, пыльные сундуки. Только случайные повороты чуть вправо или чуть влево разнообразили путь. Сгустились сумерки, за окнами уже не стало видно падающего снега, и вот наконец Нункасл объявил привал. На чердаке очагов не было, но гвардейцы быстро собрали походный переносной очаг и развели огонь, воспользовавшись для этого подобранными по пути щепками. Дым столбом поднимался к стропилам и растекался по чердаку.
      Нункасл протянул руки к пламени и вздохнул:
      - Без дров вот так не погреешься. Ну, да на эту ночь хватит.
      - Я бы не стал рисковать и спускаться за дровами, - сказал Картер. Пока рано. Слишком велика опасность, что нас заметят. Может быть, позже. Но по этому чердаку, судя по всему, идти нам придется не один день, и мне хотелось бы продолжить путь здесь. Это однообразие - в наших интересах.
      - Жизнь солдата вообще однообразна, - заметил Нункасл. - Только изредка ее оживляет жуткое волнение. И однообразие - самое лучшее, что в этой жизни есть.
      Поужинали дорожными припасами, выставили дозорных и улеглись спать. Картер завернулся в одеяла и лежал, прислушиваясь к ветру, который снова поднялся с наступлением темноты и теперь сотрясал скаты чердака и завывал в щелях. По обе стороны от спящих спутников горели накрытые тряпицами фонари дозорных, словно звезды в ночном небе. Картер закрыл глаза, и ему приснилось, будто он лежит в огромном туннеле, где дуют и дуют нескончаемые ветра.
      ВЕРХНИЙ ГЕЙБЛ
      Двенадцать дней отряд шел по чердаку, прошел над Гимнергином и Узом, и хотя страны эти густо населены, путникам никто не встретился, лишь порой до них доносились разговоры и пение. В Гимнергине, где окна выходят на Террасы, мистер Крейн хотел было продемонстрировать своим спутникам фруктовые сады, которыми славилась эта страна, но деревья были засыпаны снегом по самые макушки, и Картер с грустью подумал о том, что вряд ли весной здесь зацветут персики.
      Однако, несмотря на все переживания, эта часть странствия Картеру пришлась по душе. Даскин и Грегори в отличие от гвардейцев были одеты в гражданское, поэтому Картер время от времени отправлял их на вылазки на нижние этажи за дровами. С наступлением ночи люди садились у походного очага, рассказывали истории. Нункасл курил вересковую трубку. Как часто бывает с попутчиками, все мало-помалу сдружились. Лейтенант казался Картеру человеком несгибаемым, крепким, как выдержанная древесина. Крейн и Макмертри тоже были люди симпатичные, несмотря на всю их чудаковатость. Первый забавлял Картера своим извечным энтузиазмом, второй - непоколебимой логикой. Грегори Картер до сих пор знал не слишком близко, хотя тот частенько охотился с Даскином и нередко трапезничал вместе со всем семейством. На взгляд Картера, он был по-юношески дерзок, но это придавало его натуре особое своеобразие и цельность.
      Крейн любил рассказывать истории о странах, которые ему довелось посетить: о неприступных башнях в городках Кидина, о безграничных просторах залов Эйлириума, об изукрашенных тончайшей резьбой рококо буфетах и платяных шкафах в Нианаре, о барочных шпилях и минаретах Уза. Они с мистером Макмертри в своих путешествиях добирались до Капаза, а на пути в Северный Левинг побывали на берегах Стороннего моря. Крейн мог с упоением рассказывать о красоте прожилок в камне, из которого высечена какая-нибудь древняя статуя, и хотя кому-то подобные мелочи могли бы показаться скучными, он ухитрялся говорить об этом удивительно увлекательно, ибо рассказывал о тех, кто изваял эти статуи, об их любовных похождениях, о том, как они умерли, а кончина мастеров древности зачастую бывала сопряжена с леденящими душу историями о крови и убийствах. Двое закадычных друзей в свое время перевалили через горы, попали в Дальнее Крыло на западе и прошли дальше, в страны с экзотическими названиями и удивительными обычаями, где жители говорили на диковинных наречиях. Мистер Крейн утверждал даже, что за крошечным королевством Тимбл по сей день обитают драконы и греются на солнышке, растянувшись на каменных ступенях мрачных пирамид, возведенных в честь забытых богов. Картер в существование драконов, конечно, не верил, хотя и был близко знаком с одним из них, обитавшим на чердаке, но рассказы Крейна слушал с нескрываемым удовольствием.
      После нескольких дней пути, под вечер, отряд подошел к границе Верхнего Гейбла - эта страна располагается исключительно на верхних этажах, а ниже нее лежит Гимнергин. Картер отправил Даскина вперед, дабы тот подготовил почву для прибытия отряда. В Верхний Гейбл не вели потайные ходы, и пройти по нему, избежав встречи со стражниками, было невозможно. Картер велел Даскину войти в страну не с чердака, а из Длинного Коридора так, как попал бы туда самый обычный странник.
      Брата не было почти полдня, и последние два часа ожидания стали для Картера самыми томительными. Он ходил из стороны в сторону, придумывая сотни причин, из-за которых Даскин мог так задержаться. Наконец, когда солнце уже село и начали сгущаться ранние зимние сумерки, появился Даскин в сопровождении невысокого располневшего мужчины в экзотическом, замысловатом наряде. Даскин вымученно улыбался, и Картер сам не мог удержаться от улыбки - ему уже доводилось иметь дело с властителями Верхнего Гейбла, носившими титул "Великих Соколов". Спутник Даскина Картеру был знаком.
      - Лорд Андерсон, о изумление превыше всех изумлений! - цветисто приветствовал Хозяина Великий Сокол. Улыбка его была учтивой, но не более, а в голосе чувствовалось волнение.
      - Великий Сокол Тинтиллиан! - проговорил Картер и с чувством пожал руку властителя. - Сколько же лет мы не виделись? Года два, наверное, со времени неприятностей с Ики?
      - Ах да, Ики... Не хотелось бы и вспоминать о нем.
      У Великого Сокола - курносый нос, усталые глаза, рыжие усы и двойной подбородок. По обычаю своего народа он был обряжен в длинный балахон с завязками поверх шерстяной туники. Голову венчала замысловатая прическа высотой два фута, украшенная разноцветными птичьими перьями, взятыми от пернатых, умерших исключительно своей смертью. Балахон покрывала вышивка в виде сложных геометрических фигур, а справа на груди Тинтиллиана была нашита аппликация с символическим изображением парящего сокола.
      - Ики, - проворчал Тинтиллиан, доверительно взглянув на Даскина. Маленький человечек с маленькими мозгами. Наверняка твой брат рассказывал тебе о нем. Ики решил, что дурно пользоваться планерами. Он считал, что это унижает птиц. Но ведь у птиц мы этому и научились! Ох уж этот Ики! - Голос Тинтиллиана дрогнул.
      - Надеюсь, в Верхнем Гейбле все спокойно? - поинтересовался Картер.
      - Так до вас доходили слухи? - спросил Тинтиллиан, и в его глазах мелькнул испуг. - Вы поэтому пришли?
      - Нет, мы просто идем дальше. Есть повод для тревоги? Тинтиллиан растерялся:
      - Дела у нас... неважные. Таинственные происшествия, ужасные события. И главное... птицы! - Он, похоже, готов расплакаться о горя. - Вы пришли, и вы должны сами все увидеть. Я ничего не сказал вашему юному брату, потому что обещал предоставить возможность доктору Вандермасту, нашему магистру орнитологии, изучить сложившуюся ситуацию до того, как поднимется паника. Я сказал ему, что мы должны связаться с Внутренними Покоями, но ведь вы знаете, как трудно иметь дело с орнитологами! И все же очень рад, что вы прибыли, что бы там ни говорил доктор Вандермаст.
      - Безусловно, я хочу посмотреть, что у вас происходит, - сказал Картер. - Однако, думаю, Даскин сказал вам о том, что мы торопимся и желаем пройти незамеченными?
      - Обещаю вам полную анонимность. Стражники на границе будут отосланы со своих постов, и мы проследуем в Миссию Яичной Скорлупы - наверх, до самых Гнездовий.
      - Так далеко! - воскликнул Картер. - А я надеялся пройти по Хеджинг-Лсйн, затем спуститься в Голубиный переход, а оттуда - в Муммут Кетровиан. Нам надо идти как можно более скрытно.
      - А наши беды тоже велики, Хозяин Андерсон, - упрямо проговорил Тинтиллиан. - Верхний Гейбл, как вам известно, привык справляться со своими трудностями самостоятельно. Однако у нас появилась неразрешимая загадка, и вы обязаны осмотреть Гнездовья. Сопровождающих вас лиц я надежно спрячу в Срединном Убежище, и наверх поднимемся только мы с вами. Вас не так хорошо знают в лицо в Верхнем Гейбле, как в Наллевуате и в Вете, поэтому, если вы спрячете свой плащ и меч, вас никто не признает. Как бы то ни было, вряд ли кто сегодня пойдет к Гнездовьям.
      Картер мысленно вздохнул. Тинтиллиан был чудак, и к тому же чудак упрямый. В принципе такими же были почти все обитатели Верхнего Гейбла. Эту страну основали философы и ученые, и порой их энциклопедические познания выходили за рамки рационального мышления.
      Позаботившись о том, чтобы стражники на границе покинули свои посты, Тинтиллиан увел отряд с чердака в помпезные покои со стенами, отделанными охристым доломитом, и полом, мощенным золотистыми плитками. Оттуда они прошли в просторную комнату со стенами из темно-синего мрамора и высоким куполом, выкрашенным в небесно-голубой цвет. В центре купола красовалось изображение парящей совы. От него вниз спускались тонкие темно-синие полосы, напоминавшие струи дождя, а между ними порхали нарисованные синие птицы и бабочки. Ниже купола виднелись фрески с изображением тысяч всевозможных птиц среди листвы. Вверх уводила тончайшей работы лестница из синего мрамора. Чем выше, тем труднее было разглядеть ее ступени и поручни. Путники застыли в восхищении.
      - Как красиво, - наконец вырвалось у Даскина. Никто не стал с ним спорить.
      - Лестница изготовлена почти без строительного раствора, - сообщил Великий Сокол. - Высекал ее мастер Игин по приказу короля Фега более тысячи лет назад.
      - Стало быть, ступать по ней надо осторожно? - спросил Нункасл.
      Тинтиллиан с укором взглянул на него.
      - Она столь же прочна, как в тот день, когда была построена.
      - А я потому и спросил, - еле слышно шепнул Хозяину Нункасл.
      К тому времени, как отряд одолел половину лестницы, у всех разболелись ноги. Тинтиллиан провел гостей в элегантно обставленную комнату, где синие стены были увешаны огромными картинами, изображавшими головы птиц.
      - Солдаты переночуют здесь, - сказал Великий Сокол. - За Хозяином я вернусь тотчас.
      Как только за Тинтиллианом закрылась обитая золотом дверь, Грегори спросил у Даскина:
      - Презабавная страна, верно, юноша? Даскин покраснел и покачал головой.
      - Два часа я проторчал у него в приемной, пытаясь втолковать его секретарю, как мне важно поговорить с ним, а секретарь мне все твердил, как он жутко занят. Я ведь представился гонцом, вот меня и мурыжили так долго как же, снизойдут они до простого курьера! Потом, когда я наконец был впущен в кабинет и ухитрился вбить Тинтиллиану в голову, что я - брат Хозяина, мне пришлось долго и нудно убеждать его в том, что ты, Картер, действительно здесь, на пороге, можно сказать, Верхнего Гейбла. Не сказал бы, что ему так уж хотелось в это поверить. Какие бы у них тут ни творились беды, напуган он не на шутку. Целый час мы с ним разговаривали ни о чем, и я до сих пор не понимаю, что он хотел сказать.
      - Просто он жутко высокого мнения о себе, - с усмешкой отозвался Картер. - В свое время, закончив переговоры с Ики, я был по горло сыт Верхним Гейблом. Группировка, возглавляемая этим Ики, решила, что планеры, которыми народ тут пользуется уже лет двести, каким-то образом повреждают птичьи гнезда. Конфликт был просто кошмарный.
      - Они помешаны на своих птицах, - заключил Нункасл.
      - Отношение к птицам у них почти религиозное, - подтвердил Картер. По крайней мере это можно назвать государственным суеверием. Орнитология самая уважаемая наука в Верхнем Гейбле, а сова - их национальный символ. Но только не думайте, что они действительно окончательно свихнулись: стоит полюбоваться на то, как в летние дни их планеры парят, слетая с самых высоких башен, как люди летают по небу, словно птицы. Кроме того, они большие мастера в изготовлении воздушных шаров. Здесь много ученых, авторов сотен полезнейших изобретений. И еще в Верхнем Гейбле огромная библиотека.
      Тут вернулся Тинтиллиан.
      - Вы готовы, лорд Андерсон? Картер отдал Нункаслу меч и плащ.
      - Быть может, ты хочешь пойти с нами, Даскин? - спросил он.
      - А не могли бы и мы с мистером Макмертри тоже пойти? - попросил Крейн. - Я никогда не бывал на башнях.
      - Предстоит долгий подъем, - предупредил его Тинтиллиан.
      - Я еще хоть куда, не смотрите на мои седины, - заверил его Крейн.
      - Годы только закалили нас, - добавил Макмертри.
      Они поднимались по лестнице, пока не добрались до двери почти у самого конца ступенек. Картер не очень боялся высоты, но взглянув на синий кружок пола внизу, невольно ухватился за поручень балкона.
      - Архитектурное чудо, - с нескрываемым восторгом заявил Крейн.
      - Создание гения зодчества, - согласился Макмертри. Он. как и его напарник, просто сиял от восхищения. - Но как только создатели этой лестницы могли верить, что она выстоит...
      - Тысячу лет? - подсказал Крейн.
      Если она вообще устояла, то совершенно все равно - один день или тысячу лет, - откликнулся Макмертри.
      - Именно так, - кивнул Крейн. - Все равно. Жду не дождусь, когда увижу Гнездовья. Я так много слышал о них. Все мечтал увидеть их своими глазами...
      - Но в прошлый раз нас время поджимало, - объяснил Макмертри. - Мы опаздывали на целую неделю.
      - Вряд ли сегодня Гнездовья вызовут у вас восторг, - вздохнул Тинтиллиан, когда вывел всю компанию в громадный прямоугольный зал, окна которого выходили на еще более грандиозную по размерам квадратную площадку. Метель билась в стекла, солнце затянули снеговые тучи. В одном углу зала стояли лабораторные столы, уставленные ретортами, перегонными кубами и пробирками, в прорези в потолке уходили трубы телескопов различных размеров и формы. У окон располагались громадные скворечники. Их летки были надежно закрыты от зимнего холодного ветра. В зале было удивительно тепло, но вот голоса птиц звучали как-то странно - сипло и пискляво, словно кто-то водил железом по стеклу. Никакого щебетания и трелей, запомнившихся Картеру во время его последнего визита в Верхний Гейбл, не было и в помине.
      Тут применена новая система парового отопления для подачи теплого воздуха, - пояснил Даскину Картер. - Кроме того, производится и очистка воздуха. Обрати внимание: никаких неприятных запахов, несмотря на наличие большого числа птиц. У меня не было времени досконально разобраться в устройстве системы, но я намерен когда-нибудь это сделать.
      Когда они подошли к скворечникам поближе, Картер резко остановился.
      Постойте! Окна... Они изменились! Раньше они были круглые, верно? И к тому же фасетчатые! А теперь тут квадратные рамы ровными рядами!
      - Я читал о том, что здешние окна представляют собой изумительной красоты витражные розетки, - заметил Макмертри.
      - Так и было! - вскричал Тинтиллиан. - Круглые они были, изумительной красоты. А теперь полюбуйтесь - уродливые, прямые! Но это еще не все. Вы на птиц посмотрите!
      Картера охватил озноб - но не от холода, конечно. На жердочке у летка одного из птичьих домиков сидело нечто, весьма смутно напоминавшее птицу, карикатурное создание с головкой в форме спичечного коробка, клювом, изогнутым под углом в сорок пять градусов, шейными перьями, взъерошенными, как у буревестника, кубическим тельцем, ножками-палочками и прямыми коготками. Будь птица мертвой, это бы выглядело не так жутко, но она была жива. Она клевала зернышки, производя при этом механические, ритмичные, замедленные движения, но в остальном оставалась совершенно неподвижной только было видно, как бьется сердечко в ее кубической грудке.
      - Это была изумрудная кукушка, - горестно проговорил Тинтиллиан.
      - А теперь она вся серая, - выдохнул Даскин.
      - Теперь все птицы серые, даже попугаи, - сказал Тинтиллиан.
      Птица издала металлический писк, ей эхом ответили тысячи птиц по всем Гнездовьям. От этой какофонии люди содрогнулись.
      - Они все издают этот жуткий звук, - сообщил Великий Сокол. - Каждые двадцать две секунды, ровно по часам. Вы можете помочь нам, лорд Андерсон?
      Картер поджал губы. Щеки его пылали яростным румянцем.
      - Это проделки анархистов!
      - Но вы можете хоть что-то сделать для нас? - в отчаянии вопросил Тинтиллиан. - Ведь вы же Хозяин. Может быть, Слова Власти помогут?
      - Я должен попробовать. Сейчас, подождите немного.
      Тинтиллиан отвел остальных в сторону, а Картер сосредоточился на Словах Власти, гадая, какое из них сейчас могло бы помочь. Мало-помалу перед его мысленным взором проступило Слово Надежды. Он почти осязательно чувствовал жар, исходящий от букв, слагавших Слово. Картер позволил Слову взойти к голосовым связкам и негромко произнес:
      - Рамуррин!
      Зал сотрясся. Мгновение ровным счетом ничего не происходило, но вот постепенно та птица, на которую смотрел Картер, вдруг увеличилась в размерах, развернулась, словно лист бумаги, серая окраска сменилась желтой и зеленой, углы и линии сгладились, округлились, смягчились. Птица подпрыгнула раз, другой, весело чирикнула и запела. Зал Гнездовий наполнился щебетом, трелями, шелестом крыльев.
      Тинтиллиан, напрочь забыв о своей напыщенности, воссиял и запрыгал на месте, как ребенок.
      - Удалось! Удалось! Птицы вернулись к нам! Какое счастье для Верхнего Гейбла! Как же вы это сделали? Картер улыбнулся:
      - Словом Надежды, которое согревает сердце и прогоняет смятение. Несколько лет назад я воспользовался им в Иннмэн-Пике для того, чтобы разрушить созданную анархистами иллюзию. Не так давно оно помогло нам и в Наллевуате. Но хотя природа преображения была подобна той, что я видел при трансформации ложного Пика, здесь все выглядит несколько иначе посмотрите, окна не изменились.
      - Что это значит? - нахмурился Крейн. - Получается, что преображение Дома как бы более реально?
      - Наверное, - ответил Картер. - Что изменилось раньше - форма окон или птицы?
      - Конечно, форма окон, - отозвался Великий Сокол. - На неделю раньше.
      - Следовательно, мистер Крейн прав. В основе всех перемен лежит трансформация Дома. Все остальное по отношению к ней вторично. В следующий раз мне может оказаться и не под силу что-либо исправить.
      - Спасибо вам, мой господин, - сердечно поблагодарил Картера Тинтиллиан.
      - Не думаю, что нынешняя удача закрепится, - покачал головой Картер. Если мы не остановим глобальный процесс, птицы постепенно вернутся к прежнему извращенному состоянию. Что еще хуже... Понимаете, жалость к этим несчастным созданиям возобладала над моим разумом. Мне были настолько непереносимы их страдания, что произнеся Слово Власти, я тем самым невольно объявил всему Эвенмеру, что Хозяин сейчас в Верхнем Гейбле.
      - Быть может, и так, - согласился Великий Сокол. - Но мы сохранили перемену, происшедшую с птицами, в тайне, хотя слухи и успели распространиться. Все знают, что творится что-то нехорошее, но мы объявили в Гнездовьях карантин, дабы народ не впал в панику. Просто больше терпеть было нельзя.
      - Вы боитесь, что ваши подданные запаникуют из-за птиц? - спросил Даскин.
      Тинтиллиан устремил на него пронзительный взгляд.
      - Птицы - символ всего, что собой представляет Верхний Гейбл. На их хрупких плечах зиждется могущество нашего государственного устройства. Но вы вряд ли это поймете.
      - Как бы то ни было, я сделал все, что было в моих силах, - поспешил успокоить Тинтиллиана Картер. - А теперь будьте так добры, проводите нас в отведенную нам комнату. Было бы очень хорошо, если бы завтра вы выделили нам провожатых, которые проведут нас через границу.
      - Будет исполнено, - торжественно пообещал Тинтиллиан. - Мы позаботимся о том, чтобы завтра вас вывели за Плетень рано поутру, пока вес еще будут спать. Но до границы не менее двух суток пути.
      Слово Власти отняло у Картера много сил, и к отряду он вернулся изможденный и угнетенный мыслями о мутации птиц. Он гадал, что же станет с Эвенмером.
      К границе Верхнего Гейбла отряд подошел по узкому переходу, уходящему по спирали вниз и время от времени перемежавшемуся комнатами с наклонным полом и короткими - в два-три пролета - лестницами. С проводниками расстались в Голубином переходе - коридоре, где стены были увешаны знаменитыми огромными гобеленами работы Уильяма Морриса с лесными пейзажами. В гобеленах преобладали коричневые и оливковые тона, и на этом фоне ярко выделялись оранжевые тюльпаны и птицы всех цветов и оттенков. На медных шестах, подвешенных к потолку, сверкали золоченые скульптурные изображения птиц. Этот коридор служил нейтральной зоной между Верхним Гейблом и Муммут Кетровианом. Когда-то в незапамятные времена, после окончания враждебных войн, оба государства по договору пожертвовали рядом помещений ради создания нейтральной зоны, но поскольку граница пролегала по самым нижним помещениям Верхнего Гейбла и самым верхним - Муммут Кетровиана, связывали эти страны всего два коридора, и одним из них был Голубиный.
      По нему, дабы не попасться никому на глаза, проследовали быстро, после чего прошли через анфиладу, где двери были выкрашены в красный, синий, оранжевый и шафрановый цвета. Все комнаты были пусты, только в одной спал какой-то бродяга. Услышав шаги, он проснулся, вскочил и пустился наутек. Его топот отдавался в безлюдных комнатах гулким эхом. Довольно скоро вышли в более широкий коридор, где Картер отыскал механизм открывания потайной панели, хитро укрытый в пьедестале высокой статуи, изображавшей херувима. Нос херувима был отколот, лицо покрыто трещинками. Картер надавил на рычаг, панель отъехала в сторону, а за ней обнаружился потайной ход, по которому им предстояло пробраться в глубь территории Муммут Кетровиана. Вначале стены прохода были отделаны деревом, но довольно скоро дерево сменилось черным мрамором. Подошвы сапог гулко стучали по вырубленному в доломите полу, свет фонарей выхватывал из тьмы клыкастые морды, украшавшие архитравы и взиравшие на людей сверху вниз голодными глазами. Древние горельефы на мраморных стенах изображали богов и демонов в роскошных одеяниях. Время от времени можно было увидеть скульптурные головы грифонов и ибисов, напоминавшие трофеи в охотничьем зале. Воздух в туннеле был спертый. Черный камень, казалось, поглощает, впитывает свет фонарей, и даже теней не было видно.
      - В другом месте отделка потайного хода такими дорогостоящими материалами выглядела бы чистейшей воды экстравагантностью, верно, мистер Макмертри? - проговорил Крейн, с восхищением водя рукой по отполированному холодному камню.
      Глаза Макмертри блеснули.
      - Верно сказано, мистер Крейн.
      - А вы в Муммуте раньше бывали? - поинтересовался Даскин.
      - Четырежды, - не без гордости ответил Крейн.
      - А если точнее - пять раз, - добавил Макмертри. - При любой возможности мы стараемся пройти через Муммут, дабы осмотреть его грандиозные постройки. Здешняя архитектура отличается от всякой другой в Эвенмере. Она, следует признать, довольно безвкусна.
      - Безвкусна, но удивительна, - возразил Крейн. - Здешним обитателям удалось сохранить древнюю роскошь дворца Нотополассара и Поющие Сады Анкана. Считается, что эта страна - одно из самых древних поселений в Доме, что именно здесь родился первый Хозяин.
      - Если это все, чем знаменита страна, меня она не слишком интересует, - проворчал Нункасл. - А теперь потише, будьте начеку.
      Путешествие по мрачному коридору действовало на путников угнетающе. Весь день они шли в непроницаемой тьме и в конце концов начали сами себя ощущать тенями собственных теней. Однако под вечер наконец вышли в коридор, где в мраморных стенах толщиной в целый фут были вырезаны четыре узких окна.
      - Странно, - сказал Грегори. - Окна в потайном туннеле. Разве это не самый лучший способ рассекретить его?
      - Думаю, нет, - покачал головой Картер и выглянул в окно. - Несмотря на то что, уходя из Верхнего Гейбла, мы совершили спуск, мы все еще находимся на два этажа выше основных построек, и снизу нас практически не видно.
      Стекло затянуло морозными узорами, падал легкий снег, но Картер все же сумел разглядеть внутренний двор, заметенный высокими сугробами, среди которых статуи казались мрачными призраками с темными провалами глаз и ртов.
      Даскин, припавший к соседнему окну, вдруг ахнул.
      - Картер, ты только посмотри!
      Лорд Андерсон перешел к брату, но не понял, что вызвало восклицание Даскина.
      - Что такое?
      - Снежинки! Они вес одинаковые! А по идее, двух одинаковых снежинок не бывает.
      Картер с содроганием смотрел на прилипающие к стеклу снежинки. Мало того, что они действительно были совершенно одинаковые, но и форма их стала до скучного примитивной - фигура из трех наложенных друг на друга треугольников. Словно над их созданием потрудился математик, не отличавшийся богатством воображения.
      - Пойдемте дальше, - резко проговорил Картер. - Нет времени глазеть на это.
      И он торопливо повел отряд вперед.
      На ночь устроились у камина, по обе стороны от которого на стенах были изображены крылатые зебры, а сам камин представлял собой открытый рот идола. Пламя горело не слишком ярко и почти не разгоняло темноту, но все согрелись и, успокоившись, задремали - все, кроме Картера. Он лежал на одеяле и никак не мог избавиться от воспоминаний об одинаковых снежинках. Анархисты изменяли не только Эвенмер, но целый мир. Картер гадал, не станут ли перемены более ярко выраженными ближе к Внешней Тьме, думал и о том, не произошло ли за время его отсутствия во Внутренних Покоях разительных перемен и там.
      Той ночью он спал беспокойно, то и дело просыпался, а уснув, видел тревожные сны. Несколько раз ему слышался крик маленькой девочки, заблудившейся в темноте.
      Дни текли, как течет вода. Переход плавно сворачивал к востоку. Отряд шел по пыльным, затянутым паутиной коридорам, мимо медных урн и гипсовых сосудов высотой в рост человека и наконец вышел на площадку, откуда расходилось сразу несколько лестниц такой удивительной красоты, что у всех перехватило дыхание. Лестницы украшала резьба с изображением кораблей, матросов, войск, идущих на битву. Резные воины словно спускались по перилам навстречу друг другу, как с холмов, и все сходились на главной лестнице месте сражения. Притом что сейчас здесь горели только фонари Картера и его спутников, было полное впечатление, будто резные воины появляются и появляются один за другим из темноты.
      - Какое дивное мастерство! - воскликнул Филлип Крейн.
      - Но зачем понадобилось мастерить такое чудо в потайном ходу? удивился Макмертри.
      - Может быть, этот путь не всегда был тайным, - предположил Картер. Тут ведь тысячи отдельных фигур. Если их вырезал один и тот же мастер, на это должны были уйти годы.
      - Я много всяких диковинок повидал за жизнь, - задумчиво проговорил Нункасл. - Тут и вправду какой-то большой мастер потрудился, а вот зачем это вопрос. Интересная, наверное, история.
      - Ну да, интересная, - хмыкнул Грегори. - Рассказ сумасшедшего. В любом случае нам его никогда не услышать.
      - Лорд Андерсон, - умоляюще проговорил Говард Макмертри. - Если бы вы позволили мне сделать самый быстрый набросок...
      Картер покачал головой:
      - Нет, мистер Макмертри. Ведь все мы обязались молчать о том, где побывали. Вы тоже дали клятву. Нет резона пробуждать любопытство у других.
      - Но это же архитектурный шедевр! - воскликнул Макмертри. - Разве вы не видите - она на подпорках! Ее следует поместить в Большой Музей в Эйлириуме...
      - Если, конечно, удастся ее туда переместить, - уточнил Крейн.
      - Ну, сфотографировать ее мы не можем, - продолжал напирать Макмертри. - Но хотя бы наскоро зарисовать... Картер вздохнул:
      - Ладно, но при одном условии: вы никогда и никому не скажете, где она находится. А нам не повредят несколько минут отдыха.
      Отряд расселся на ступенях, а Макмертри принялся сновать туда-сюда по лестнице с блокнотом в руках. Наброски он делал ногтем большого пальца, а мистер Крейн выступал в роли советчика - какие фрагменты резьбы следует скопировать в первую очередь. Картер и Даскин сидели, прислонившись к стене, посреди гвардейцев.
      - Ты недоволен, - заключил Даскин.
      - Верно, - кивнул Картер. - Дело у нас серьезнейшее. Я чувствую, как весь Дом словно раскачивается - того и гляди рухнет. Я не могу объяснить это ощущение словами. А Макмертри желает обзавестись иллюстрациями.
      - Но ты мог ему не позволить. Картер вздохнул:
      - Да, пожалуй. Но нам действительно не мешает передохнуть, а обижать человека не стоит. Он и так удручен донельзя. И вообще они оба проявили огромное мужество, согласившись пойти с нами. Просто мне хотелось бы, чтобы они более серьезно отнеслись к стоящей перед нами задаче.
      - Единственное, к чему они относятся серьезно, - это архитектура, сказал Даскин. - Поэтому ты и пригласил их.
      - Именно так, - кивнул Картер. - Не могут же они избавиться от своего чудачества, как от дырявого пальто. Так хотелось бы, чтобы все это поскорее закончилось и мы вернулись домой. - Он говорил почти шепотом, чтобы другие не услышали.
      - Надо бы сегодня пораньше остановиться на ночлег, - сказал Даскин. Ты весь день ужасно бледен. Не простудился ли?
      - Если бы... Даскин, мы приближаемся к пределам Тьмы. Я чувствую, как она притягивает нас, как она словно всасывает весь Дом, будто гигантская воронка. Равновесие нарушено, сердцевина прогнила. Все карты изменились. И чем ближе к Внешней Тьме, тем острее я ощущаю перемены. Это пугает меня. Все и все, что я люблю, в опасности.
      - Что мы можем сделать?
      - Ничего, - покачал головой Картер. - Пока не найдем источник всех бед.
      - Задача не из легких.
      - Да, - склонил голову Картер. - Прежде чем тронуться в путь, мы с Сарой говорили о том, что у нас нет детей. Все наши старания бесполезны, все молитвы - без ответа. Я не могу не думать об этом. Неужели и это следствие всеобщих перемен? Неужели весь мир должен сорваться в бездну вопреки моим и чьим бы то ни было желаниям?
      - Я не стал бы утверждать, что мне ведома Божья воля, - отозвался Даскин, - и я не знаю законов, по которым существует Вселенная, но ты задаешь два совершенно разных вопроса. С одной стороны, ты молишься о том, чтобы тебе был дарован ребенок, а с другой - обо всем Творении. Я бы сказал, что это разные вещи.
      Картер рассмеялся.
      - Наверное, я высказываюсь ужасно помпезно! И все же, если Вселенной придет конец и если я никогда не познаю прикосновения моего ребенка... Понимаю, звучит глупо.
      - Вовсе нет. Тоскующему всегда кажется, что его тоска велика, как мир. Но укрепись в своей вере, брат. Ты - Хозяин Дома, такого, как ты, не сыщется во всем Эвенмере. Не позволяй трудностям повергнуть тебя в отчаяние.
      Вдруг слева от Картера появился мистер Крейн. Братья вздрогнули - он обошел их сзади.
      - Восхитительно! - восклицал мистер Крейн, лучась мальчишеской улыбкой. - Невероятно! Просто не знаю, как вас и благодарить, лорд Андерсон. Макмертри успел сделать только самые черновые наброски. Всю красоту этой лестницы мы, само собой, оценить сейчас не в состоянии, но есть у нас кое-какие задумки. Когда-нибудь я непременно обращусь к вам с просьбой прийти сюда еще раз и произвести замеры.
      - Может быть, когда мы исполним то, ради чего тронулись в путь, ответил Картер. - А сейчас нам пора.
      Еще день отряд шел по коридору, вид которого мало-помалу менялся. Черные дорические колонны сменились четырехгранными столбами, арки утратили кривизну, скульптурные изображения орлов, воинов и богов уступили место угловатым абстрактным статуям - геометрическим монстрам, выглядевшим в темноте устрашающе и гнетуще.
      - Ничего подобного я прежде в Муммут Кетровиане не наблюдал, признался Макмертри. - Эти скульптуры... Они просто страшны - правда, не могу объяснить почему.
      - Мы приближаемся к владениям анархистов, - сказал Картер. Трансформация - их рук дело.
      После нескольких мучительнейших часов странствия в бесконечном мраке отряд поравнялся с полуразрушенной скульптурой - кубом, из которого торчали шесть угловатых рук. Картер принялся ощупывать основание куба и наконец обнаружил на одной из его граней тайный механизм. Как только механизм сработал, скульптура отъехала в сторону, и под ней обнаружился люк, а в люке - уводящий вниз трап.
      - Я ожидал, что тут будет лестница, - недовольно проговорил Картер. Наверняка и это - проделки анархистов. Ну что ж... С потайными ходами на время покончено. Этот путь ведет к Великому Колесу Муммута, и он единственный. Здесь мы остановимся на привал до полуночи, а потом проникнем в ненаселенные районы страны.
      - Зал Великого Колеса - торговый центр, - заметил Крейн. - Там за день тысячи людей проходят. Как же нам удастся остаться незамеченными?
      - Есть у меня один план, - уклончиво отозвался Картер. - Но если нас заметят, я просто-напросто представлюсь местным властям, хотя тогда всем станет известно о нашем прибытии.
      - А не лучше ли сразу действовать по официальным каналам, как в Верхнем Гейбле? - спросил Грегори.
      - Мы с мистером Хоупом этот вопрос долго обсуждали. Но то, что было возможно в Верхнем Гейбле, не сработает в Муммут Кетровиане. Тут правят Ашериты. Их верность хартии Белого Круга всегда была зыбкой, а граничит эта страна с Шинтогвином, с которым некогда Муммут был в союзе. Я им не доверяю. И тот факт, что недавно они закрыли границы, никак не рассеивает моего недоверия.
      Как только наступила полночь, отряд спустился по узкому, но крепкому трапу. На удивление, здесь не оказалось ни паутины, ни грязи, а доски были отполированы до блеска.
      - Если анархисты таким представляют себе совершенный мир, то тут у них порядочек, - проворчал Нункасл, придерживаясь за стену, чтобы не поскользнуться. - Не могли лестницу нормальную поставить.
      Наконец все благополучно спустились по трапу и, миновав копию шестирукой статуи, двинулись по плавно уходящему вниз коридору, который привел к лесенкам, приставленным к стенке. Поднявшись по ним, попали в низкий ход, передвигаться по которому можно было только на четвереньках.
      - Смотрите! - вскричал Даскин, указав на крошечное голое существо в форме спичечного коробка и оттого напоминавшее детскую игрушку. Существо с писком метнулось прочь, испугавшись людей. - Это что же, мышь?
      - Когда-то это была мышь, - отозвался Картер, чувствуя, как от лица у него отхлынула кровь.
      Двадцать минут отряд передвигался ползком и добрался до конца лаза, в конце которого их ждал узенький, не шире четырех футов, мостик, переброшенный через пропасть глубиной две тысячи футов.
      - Великое Колесо! - воскликнул Макмертри. - Что с ним случилось?
      Некогда Великое Колесо представляло собой огромный шар. Из каменного ядра торчали мраморные столбы, образовывавшие спицы. Теперь же здесь стояли две квадратные рамы под углом в девяносто градусов одна к другой, в результате чего образовывалось нечто вроде креста. Рамы были соединены между собой мраморными столбами, и все сооружение производило впечатление гигантского черного плетня. Да, конструкция по-прежнему была грандиозна, но теперь она была начисто лишена своей изысканной красоты. В столбах были высечены полости. Зал, в котором находилось Великое Колесо, был огромен, размерами он равнялся горному ущелью. Снизу от пола вздымались монолитные скалы, казавшиеся невероятно высокими даже сверху.
      - Здесь находились древнее Колесо и монументы Муммут Кетровиана, печально проговорил Крейн. - Одно из семи чудес Высокого Дома, выстроенное в незапамятные времена.
      - Это возмутительно! - воскликнул Макмертри.
      - Тут действительно все переменилось, - согласился Крейн. - Но хотя теперь это уже далеко не колесо, все-таки есть в нем что-то привлекательное, что скажете, мистер Макмертри?
      - Не сказал бы, мистер Крейн. Это кощунство! Даже вы должны это видеть. Мрамор здесь был разноцветный, редкостнейший. А теперь, вы только посмотрите - он весь черный, мрачный, не колесо, а мавзолей какой-то.
      - Кощунство это или нет, через пропасть все равно перебраться надо, заметил Картер. - Мостик узкий, на вид пугающий, но на самом деле не слишком опасный. Людей в зале сейчас - по пальцам сосчитать, время позднее, так что вряд ли кто-то станет смотреть вверх. А нам нужно перейти как можно быстрее, дабы не рисковать. Пойдем друг за другом, по одному.
      - Я пойду первым, сэр, - вызвался Нункасл. - Обожаю высоту.
      - Отлично, лейтенант.
      Картер и сам не слишком боялся высоты, но энтузиазма Нункасла не разделял. За лейтенантом последовали гвардейцы. Преодолев мостик, они попали на узкий уступ, а с него - в отверстие, высеченное в одной из граней огромных каменных рам, откуда путь вел к ее середине. Следующим на мостик ступил Картер и тут же пожалел о том, что посмотрел вниз. Полоса шириной в четыре фута, будь она всего в четырех футах от земли, казалась бы широкой дорогой, а вот на высоте в семьсот ярдов - это узенькая ленточка, раскачивающаяся от каждого движения воздуха, висящая над разверстой пропастью и ожидающая того, кто оступится. Картер лишь на краткий миг устремил взгляд вниз: под ним лежал громадный полутемный зал - большая часть ламп была погашена.
      Как бы то ни было, вскоре все благополучно добрались до центральной колонны. Здесь, в пустотелом ядре бывшего колеса ярко пылали горелки, обдавая лица жаром. В отблесках пламени плясали тени, и танец их был настолько безумен, что людям внезапно сделалось страшно - как бы их тени не упали вниз и не утянули за собой владельцев. Картер и его спутники прошли близко от огня по уступу, ведущему вокруг колонны, и ощутили невероятное облегчение, оказавшись по другую сторону. Теперь их тени выплясывали впереди - карикатурные куклы с длиннющими руками и вытянутыми головами.
      Уступ обрывался резко, но никто, на счастье, не вскрикнул. Ниже, довольно близко, на одной из каменных перекладин под фонарем стояли двое незнакомцев. Картера при взгляде на них пронзила дрожь: очертания фигур были странными, угловатыми. Он поспешил вперед.
      Вскоре отряду пришлось снова пробираться по узкому и низкому туннелю. Оттуда по лестнице спустились в коридор. Картер первым одолел лестничный пролет и провел спутников по еще одному переходу на галерею. Из комнаты, расположенной внизу, доносился странный гул. Некоторое время люди, умолкнув, прислушивались к этому звуку, а затем Нункасл, радуясь тому, что есть возможность пройти незамеченными, повел отряд вдоль стены под прикрытием балюстрады. Галерея оказалась длинная. Стена, вдоль которой она тянулась, была увешана картинами Опперпебба, великого живописца из Уза. Увы, сейчас картины изменились до неузнаваемости - на них красовались бесцветные геометрические фигуры. Гул, доносившийся снизу, приобрел некое подобие мелодичности, в нем стали различимы поющие голоса. Ближе к концу галереи Картер уже не сомневался в том, что голоса ему не мерещатся.
      Он замер, охваченный страхом. По его знаку весь отряд ушел с галереи, а сам он крадучись подобрался к балюстраде и осторожно выглянул вниз.
      Там стояли шестеро людей. Вернее, Картер понял, что когда-то эти существа были людьми. Как и птицы в Верхнем Гейбле, люди жутко переменились. Головы их стали по форме подобны прямоугольным параллелепипедам, все черты лица, начиная с носа, расположились под углом в сорок пять градусов. Грудная клетка также стала похожа на коробку, только потоньше, предплечья и бедра превратились в удлиненные ровные столбики. Кисти рук обратились в воробьиные лапки, пальцы были изогнуты под жуткими углами. Мутанты двигались очень быстро, с пугающей скоростью, подобно деталям сломанных ходиков. Голоса их звучали занудно, дребезжаще, и разобрать слова было крайне трудно, но все же в конце концов до Картера дошел смысл того, о чем говорили двое из них.
      - Я пойду в Шинтогвин, - говорил первый - размеренно, ритмично, монотонно.
      - Я еще побуду здесь, - вторил ему другой.
      Затем они замирали и молча тупо смотрели друг на друга.
      - Я пойду в Шинтогвин, - повторял первый.
      - Я еще побуду здесь, - повторял другой.
      И снова оба застывали и пялились друг на дружку.
      - Я пойду в Шинтогвин.
      Картер бесшумно отполз от края галереи, поднялся и вышел в дверь. От охватившего его ужаса он какое-то время не мог дышать. Теперь он понял, почему власти Муммут Кетровиана решили закрыть границы. Догнав отряд, Картер поспешно повел людей дальше. Он ничего не сказал своим спутникам, зная твердо: в Муммут Кетровиане задерживаться ни в коем случае нельзя.
      Добравшись до следующего коридора, Картер подошел к картине с изображением треугольников и кругов, отодвинул ее в сторону и повел своих спутников по очередному потайному ходу. Как только картина встала на место, Картер услышал за стеной шорох. Выглянув через потайной глазок, он увидел, как по коридору мерным, каким-то деревянным шагом марширует муммутский солдат в кубическом шлеме, тупо глядя прямо перед собой. В этом создании не осталось ровным счетом ничего человеческого. Картер побледнел, отвернулся от глазка и повел отряд потайным ходом, подальше от центральных помещений Муммут Кетровиана.
      Три дня они шли по этой стране, то поднимаясь, то спускаясь по лестницам, то пробираясь извилистыми переходами, то торопливо перебегая до зари через открытые коридоры. Крайне редко удавалось раздобыть дров для очага, и потому путники почти все время мерзли. Изредка через потайные глазки в стенах Хозяину и его спутникам удавалось увидеть обитателей Муммут Кетровиана, и все они без исключения подверглись жутким изменениям, да и сами переходы, по которым шел отряд, почти не соответствовали прежним, и поэтому Картеру то и дело приходилось сосредоточиваться и мысленно сверять маршрут с нынешней, измененной планировкой Дома. Но даже при этом путь, избранный им с утра, мог к полудню привести в тупик. Настал момент, когда отряд оказался в коридоре настолько узком, что продвигаться по нему можно было только боком.
      - Это проход? - недоверчиво спросил Даскин.
      - Он не был таким еще час назад, - ответил Картер. - И даже пятнадцать минут назад.
      Сверившись с картами, он установил, что проход остается таким же узким на протяжении получаса пути. Мысленно опробовав возможные варианты, Картер понял, что любой из них чреват отходом назад не менее чем на два дня, и сказал:
      - Это наш единственный путь. Лейтенант, может быть, вы хотите выслать вперед разведчика?
      - Мерритт, иди первым, - распорядился Нункасл. - Я за тобой.
      Даскин подошел к Картеру и тихо спросил:
      - Ты уверен, что тебе хочется идти здесь? Картер попытался улыбнуться.
      - Нет, совсем не уверен. Но ведь в свое время мы с тобой пробрались по туннелям в Китинтиме, так что и здесь пройдем.
      Один за другим люди входили в тесный проход. Когда настала очередь Картера, он поморщился, обнажил Меч-Молнию, повернулся боком и пошел, пригнувшись, следом за остальными. После поединка с Полицейским в колодце он стал меньше бояться темноты и глубины, но вот страх замкнутого пространства у него сохранился. Он многое бы отдал за то, чтобы избежать этого перехода, и, быть может, даже пошел бы на это, если бы не видел солдат-мутантов. Между тем он не имел права даже задумываться о собственных страхах, его толкали вперед заботы Дома.
      Оказавшись в темном и тесном переходе, Картер ощутил невыразимый ужас. Он боролся со страхом, но прогонял его не мужеством, а с помощью иного страха: страха прослыть трусом. Его сердце билось учащенно и, казалось, того и гляди выскочит из грудной клетки. Картер посмотрел вверх. Потолок был таким высоким, что во тьме не разглядишь. Он шел, то и дело задевая спиной стену, и, несмотря на холод, почти сразу покрылся испариной.
      Впереди Картера вперед протискивался Даскин, а за ним двигался Макмертри. Шли минуты, и страх мало-помалу отступил, дыхание Картера успокоилось. Было тихо - только звук шагов слышался сейчас, да и тот был негромким, подобным шелесту падающего снега. Медленно продвигаясь меж двух тесных беломраморных стен, люди не отваживались подать голос.
      Минут через двадцать пять Картер почувствовал, как дрожит пол, - стены словно бы сместились. Страх снова вернулся к нему.
      Он видел, как легкий озноб пробегает по мрамору - будто бы и сам камень чего-то боится, - и чувствовал, как Порядок и Хаос сходятся в поединке и борются друг с другом.
      - Скорее! - крикнул Картер. - Нужно как можно быстрее выбраться отсюда!
      Услышав голос Хозяина, путники, насколько могли, прибавили шагу. Картер ощущал сгущение энергии. Весь Дом напрягся, как перед прыжком. Дрожь усиливалась.
      - Я вышел! - послышался крик гвардейца, шагавшего первым.
      Один за другим люди выбирались из тесного перехода. Стена на глазах Картера превращалась в зыбкое марево.
      Вот и Даскин выбрался на волю, за ним - Картер, Макмертри и Крейн. И как только это произошло, переход исчез. Оборвался крик, двое гвардейцев пропали без следа. Картер взвыл от боли, сдавил руками виски, упал на колени - так страшно сказывалась на нем перемена планировки Дома.
      Нункасл бросился к глухой стене.
      - Арнольд! Бэрроуз! - Он в отчаянии толкал ладонями холодный мрамор, бил по нему кулаками. Обернувшись к Картеру, он воскликнул: - Неужели мы ничего не можем сделать? Слово Власти? Нужно же выручить их!
      Даскин и Грегори помогли Картеру подняться, подвели его к стене. Картера мутило, он еле держался на ногах, сердце его сжимала тоска, но он был бессилен. Он покачал головой:
      - Ни одно Слово Власти не в силах воскресить мертвых. Теперь на месте перехода - прочный камень, глухая стена.
      Некоторые в изнеможении сели на пол, другие прижались спинами к стене. Нункасл склонил голову.
      - Не надо было идти этой дорогой, - выдохнул Картер и отер пот со лба. - Мне не следовало вас здесь вести.
      - Вини того, кто в этом действительно повинен, - дрожащим от гнева голосом проговорил Даскин. - Анархистов. Картер только молча кивнул.
      - Арнольд был родом из Кидина, - вздохнул Нункасл. - Сын крестьянина. А Бэрроуз... Как он на варгане играл...
      Гвардейцы печально понурили головы. Действительно, Бэрроуз часто скрашивал вечера своей чудесной игрой.
      Нункасл совладал с собой и поднял голову.
      - Стало быть, здесь их могила. И мы должны сказать о них пару слов.
      Все встали и произнесли слова, какими провожают в последний путь погибших воинов. Картер помолился об их душах. В безмолвии отряд покинул скорбное место.
      Этим вечером, продолжая следовать потайными путями, отряд подошел к границе Шинтогвина. Картер разыскал глазок в стене и, заглянув в него, увидел стражников - здоровенных верзил, одетых почти на манер обитателей Северного Левинга. Правда, там было принято оборачивать тело одним длинным куском ткани, а шинтогвинцы заворачивались в отдельные лоскуты, прикрепляя их маленькими прищепочками к нижней рубахе, называемой хики.
      Как правило, все лоскуты были разного цвета, но на стражниках одеяния были алые, а поверх них - кольчужные куртки. Вооружены они были мечами и пистолями. Рукава у рубах широкие и длинные, на лофтианский манер. Физиономии стражников украшали аккуратные, ровно стриженные бородки, на макушках красовались круглые шапки. А вот со стороны Муммут Кетровиана границу никто не охранял, но довольно скоро к стражникам приблизилась пара муммутских мутантов. Вблизи они выглядели еще более отвратительно воплощения симметрии и порядка. Глаза у них были ясные и чистые, как увеличительные стекла, острые зубы выстроились новыми рядами. Картер знаком подозвал Даскина и показал ему мутантов. Даскин побледнел.
      - Они всех нас такими сделать хотят?
      - Судя по всему. Они поработили Муммут Кетровиан за счет вот такой обработки жителей этой страны.
      Завидев топающих по залу мутантов, стражники обменялись испуганными взглядами. Картер отвернулся от глазка, гадая, что же думают простые люди в Шинтогвине об альянсе своих властей с Внешней Тьмой. Он никогда не встречался лично с местным правителем, но знал, что во времена Войн за Желтую Комнату тот получил прозвище Джеггед Кровавый.
      - Господа, - сказал Картер. - Мы на вражеской территории. Ведите себя соответственно. У нас, правда, есть одно преимущество: сомневаюсь, что в Шинтогвине нам придется столкнуться с новыми переменами в структуре Дома, поскольку эта страна - под покровительством анархистов.
      При пересечении границы каменные залы Муммут Кетровиана сменились темным деревом, полами, выкрашенными в черный цвет, оштукатуренными стенами. Почти везде витал запах гниения, прежде неведомый в Эвенмере, невзирая на его древность. Потайной коридор мало-помалу сужался, но все же идти по нему было намного приятнее, чем по каменным казематам Муммут Кетровиана.
      Той ночью на привале огня не разводили, чтобы запах дыма не выдал их присутствия. В Шинтогвине враждебность была почти осязаемой, и, казалось, даже стены пристально наблюдают за чужаками. Найдя глазок, Картер увидел за ним широкий коридор, где висели красивые люстры и высокие зеркала, а пол был устлан цветистыми коврами - остатки былой роскоши. Люди, проходившие по коридору, словно бы куда-то спешили. Взгляды у всех были затравленные, лица холодные, морщинистые. Среди путников попадались и мутанты из Муммута, продвигавшиеся в глубь Шинтогвина. Завидев их, мужчины вздрагивали, а женщины покрепче прижимали к себе детишек. Что бы ни наговорил лорд Джеггед своим подданным, вид мутантов явно повергал их в ужас.
      В тот вечер Картер долго разговаривал с Грегори, который в детстве некоторое время жил в Шинтогвине и хорошо помнил планировку страны. Они совместно разработали маршрут.
      На следующее утро Картер и его спутники переоделись в шинтогвинские одежды, прихваченные из Внутренних Покоев, и в обличье крестьян и торговцев вышли из потайного хода в обычный коридор. Поначалу никто не обратил на них внимания, поскольку отряд попал на верхние этажи, которые оказались безлюдными. Видимо, многие шинтогвинцы бежали из страны, спасаясь от тирании лорда Джеггеда, и теперь помещения в стране пустовали. Когда-то примерно такое же опустошение Картер наблюдал в Иннмэн-Пике во время оккупации страны анархистами. В той части Шинтогвина, по которой шел отряд, царил ужасный холод. Лестницы расшатались, двери были сорваны с петель, кое-где валялось битое оконное стекло, которое никто и не думал убирать.
      Только под вечер отряд покинул верхние этажи. Ниже Шинтогвин был обитаем, но и здесь наблюдались признаки небрежения и равнодушия к жилищу: обои, отставшие от стен, потертые и засаленные ковры, тускло горевшие газовые светильники, едва рассеивавшие полумрак. Люди были одеты кое-как и выглядели подавленно.
      Дабы не вызывать подозрений, Картер разбил отряд на две группы. Не успели они пройти и десятка шагов, как Грегори обернулся к Нункаслу, шедшему в группе Картера и сердито прошептал:
      - Крестьяне не ходят строем.
      Пристыженный лейтенант велел своим людям идти "вольно", и все стало намного лучше.
      Вскоре путники поравнялись с рядами окон в резных рамах. За окнами было темно - хоть глаз выколи, хотя до рассвета оставался всего час.
      Грегори шепнул на ухо Картеру:
      - Это ходы во Внешнюю Тьму - доки.
      У Картера по спине мурашки побежали.
      Толпы народа спешили по коридору к просторному залу с потускневшим, давно не натиравшимся паркетом. Еле-еле светили газовые лампы, мальчишки толкали тележки, нагруженные мешками с зерном, ящиками с обмундированием, брусками дерева и прочим товаром. Тяжелые дубовые двери, некогда, судя по всему, служившие защитой от Тьмы, были открыты нараспашку. Вниз, к черной-пречерной земле спускались широкие пандусы. Возле них стояли повозки, управляемые людьми в серых плащах. Туда перекладывали груз с тележек. Несколько анархистов расхаживали неподалеку.
      Отряд прошел еще милю вдоль доков. На пути Картеру и его спутникам попались несколько мутантов. На глазах Картера парочка жутких созданий сошла по пандусу и исчезла в бесконечной ночи. Воздух за проемами дверей был прохладный, но не морозный - словно Внешней Тьмы не коснулась рука зимы, сковавшей Эвенмер.
      - Думаю, выйти из доков будет просто, - сказал Грегори, - если только мы разделимся. - Он указал на стражника в алой форме и багряном шлеме. Вряд ли они станут привязываться. Кто по доброй воле потащится во Внешнюю Тьму?
      Получив приказ, отряд быстро рассредоточился по докам. Картер направился к боковой двери и миновал равнодушного стражника. Заржавевшая дверная ручка повернулась с трудом, дверь, открываясь, скрипнула негромко, но Картеру этот звук показался ударом грома. Он не стал оборачиваться и спустился по расшатанным деревянным ступеням мимо двоих мужчин, прислонившихся к столбам. Они о чем-то негромко переговаривались, и Картер боялся, как бы его не окликнули. Он ступил на высушенную землю, усыпанную щебнем. В отсветах фонарей на землю легла длинная тень, но вскоре растворилась в окружающей черноте.
      Затем Картер загашал влево и, притаившись, стал поджидать остальных. Он видел доки на всем их протяжении. С этого расстояния они напоминали причалы на высохшем море. Один за другим спутники Картера спускались по пандусам и исчезали во тьме. Он чуть выдвинул из ножен Меч-Молнию, превратив его в маяк для своих товарищей. Словно мотыльки на пламя, отряд собрался к этому едва заметному огоньку. Нункасл подошел последним. Он угрюмо усмехнулся.
      - А дельце вышло не самое трудное.
      - Верно, - кивнул Грегори. - Да только с какой стати им охранять доки, когда тут весь этот мрак в дозоре?
      Все как один, люди ошеломленно озирали каменистую равнину, которая, как ни странно, прекрасно просматривалась, хотя путники не видели даже лиц друг друга. Не было здесь ни дуновения ветра, ни пения птиц, не горели в небе звезды. Картер и его товарищи застыли на месте, не в силах пошевелиться.
      - Что же это такое? - наконец прошептал один из гвардейцев. - Откуда темнота берется? Ответил ему Грегори:
      - Здесь Край Света, конец Творения, пространство меж звезд. Пустота.
      - Но здесь не пусто, - возразил Картер. - Смотрите.
      Вдали на горизонте чернел силуэт огромного дома, протянувшегося на многие мили. Еще более темные, чем ночной мрак, лежали на окрестных холмах тени скатов крыш, шпилей и винтовых башен. Лишь горстка огоньков призрачно-красноватых, горела посреди черной громады дома - колдовские блуждающие огни, светильники в городе мертвых. Картер чувствовал, как исходящее от дома зло бьет его, как давит на него этот ужас, этот дом, который не должен был существовать, который и не мог бы существовать в обычном мире.
      - Я и представить не мог, что он так огромен, - хрипло проговорил Даскин.
      - Они преуспели больше, чем мы думали, - ошеломленно отозвался Картер. - Он спорит размерами с самим Эвенмером.
      - Построиться, - приказал гвардейцам Нункасл. - Мы ни за что не дойдем туда, если будем идти вразброд.
      Освещение равнины, которое было намного ярче, чем при самой ущербной луне, исходило неведомо откуда, и все, что находилось вдали, было освещено гораздо лучше того, что совсем рядом. Люди шли по царству полутеней. Откуда бы ни исходило странное свечение, фонари здесь оказались не нужны, и отряд мог спокойно передвигаться незамеченным. Среди щебня тут и там валялись обломки обсидиана, и из-за этого равнина поблескивала искрами. Картер подобрал один камень величиной с большой палец. Ювелирной ценности он не представлял, но был по-своему красив. Картер задумался о том, что создало этот камень. Магма, извергнутая из доисторических вулканов? Или же это ненужный обломок, оставшийся после сотворения миров или строительства Высокого Дома? Как бы то ни было, этот камень не имел никакого отношения к миру Картера. Глядя на него, он понимал: камень - не частица Эвенмера. Картер всегда, даже тогда, когда жил вдали от Высокого Дома, твердо знал, что имеет отношение к нему, а что нет. Эвенмер включал в себя все Сущее, кроме этой мрачной равнины. И в самом деле, Грегори был прав. Ничто, пустота. Картер думал о годах, прожитых им в роли Хозяина, вооруженного Словами Власти и Ключами, способного добиться всего, чего бы он ни пожелал. И вот теперь он чувствовал, как здесь его силу отбирают у него - здесь не властны были законы и правила Эвенмера. Потрясенный, озадаченный, Картер выронил камень. Тот ударился о землю и покатился.
      Даскин - тень среди теней - шагал рядом с братом. Картер, тяжело дыша, ухватился за его плечо.
      - Все в порядке? - спросил Даскин.
      - Нет, - очень тихо отозвался Картер, чтобы не услышали остальные, но даже это короткое слово прозвучало затравленно. - Слова и карты исчезли. Их нет. Только что я почувствовал, как они словно испарились.
      - Но как такое может быть?
      - Как только мы удалились за пределы Эвенмера, они покинули меня. Ведь мы снаружи, за пределами Творения. Слова Власти не имеют отношения к этому пространству. Таким одиноким, потерянным я себя не чувствовал даже в детстве, - поспешно говорил Картер, борясь с охватившим его страхом. Лишиться их - все равно что бежать по пустыне нагишом. О, как мы уверены в том, что имеем, в нашей силе, в богатстве Эвенмера, оставленного позади. И вот теперь все это у нас отобрано! Я верю, что сам Господь назначил меня Хозяином. Я пошел тем путем, который Он мне предназначил. Бриттл, явившись мне из царства мертвых, сказал мне об этом. И вот теперь я обречен. Даскин крепко сжал руку брата и прошептал:
      - Но тебе было дано величайшее знание - теперь ты знаешь о загробной жизни, о Царстве Небесном. Даже я укрепился в вере, узнав о вашей встрече, а ведь ты воочию видел Бриттла.
      Картер невесело кивнул:
      - Да. Я должен быть благодарен за это судьбе. И все же обещание жизни в лучшем мире не спасает меня от бед, выпавших в земной жизни. Неужели Господь позволит анархистам разрушить реальность? И если так, то не Его ли они орудия? Я понимаю, что это не так, но почему же Злу позволено существовать? Неужели оно победит нас, неужели всю Землю населят безмозглые механические рабы? Я кажусь себе ничтожеством, брат мой, я никогда так себя не чувствовал с тех пор, как стал Хозяином. Помоги мне!
      Последние слова прозвучали, как вопль отчаяния, хотя и были произнесены шепотом. У Картера дрожали руки, он не мог дышать, ему казалось, что душа покидает тело сквозь рану, огромную, словно вечность.
      Даскин крепко обнял Картера.
      - А как же твои Плащ и Меч?
      Картер сжал в дрожащих пальцах рукоять меча, провел другой рукой по ткани Дорожного Плаща. Страх постепенно отступил.
      - Они по-прежнему со мной. Я чувствую их силу. Но, Даскин, разве ты не понимаешь? - Голос Картера срывался, он был готов кричать. - Я в ответе за Все! За все! Все Творение покоится на моих плечах. Ты, Сара, Дом, Енох все, все до одного. Я не знаю, сумею ли выстоять - вот так, без Слов Власти.
      - Нет, брат. Ты не прав. Не только на твоих, на наших плечах. И Господь нам поможет.
      - Храбрый Даскин! Любимый мой брат! Ты идеалист, и я люблю тебя за это, но в мире столько ужасов, столько трудностей, столько страдания. И смерть, смерть повсюду. Порой я теряю веру.
      - Как и все, - сказал Даскин. - Легко верить в Бога, когда мы сильны, но еще легче положиться на Него, когда мы слабы. Анархисты не одолеют нас. Я верю в это всем сердцем.
      Картер стал дышать ровнее. Он выпрямился и заставил себя улыбнуться.
      - Если так, я буду черпать силы у тебя.
      Оглянувшись, он понял, что из-за них весь отряд остановился. Архитекторы и гвардейцы переминались с ноги на ногу и делали вид, что озирают окрестности.
      Картер вдохнул поглубже и окончательно овладел собой.
      - Прошу прощения. Теперь со мной все в порядке. Это... Это трудно объяснить.
      - Не сомневаюсь, лорд Андерсон, - отозвался Нункасл. - Но нам, людям военным, не пристало подслушивать, когда Хозяин говорит о своих высоких заботах. "Левой-правой" - вот что положено знать солдату. Вперед, ребята.
      - Есть, сэр, - дружным хором отозвались гвардейцы.
      После трех часов пути по равнине отряд оказался посреди глубоких ущелий и высоких холмов, и Обманный Дом скрылся из виду. Высланные вперед разведчики вскоре вернулись и сообщили, что на равнине - целое войско. Решив убедиться в этом лично, Картер и Нункасл забрались на холм и, осторожно выглянув, увидели множество шеренг мутантов, стоящих в темноте без фонарей и факелов. Они застыли, словно пугала на огороде, и не издавали ни звука - ни дать ни взять мертвецы.
      - Вот куда они попадают, покидая Муммут Кетровиан, - проговорил Картер.
      - Да их тут не сосчитать, - прошептал Нункасл. - С ума сойти. Тут ведь, поди, все население Муммута. Так, на глаз, тысяч тридцать пять. Нам сквозь их ряды не пробиться.
      Они вернулись к отряду и рассказали об увиденном.
      - Но почему они просто стоят и ничего не делают? - спросил Макмертри. - Это как-то... не по-человечески.
      - А разве не такой должна быть совершенная армия? - пожал плечами Крейн. - Наверное, они готовы сколько угодно вот так стоять по стойке "смирно" в ожидании приказа. Интересно, они хотя бы едят?
      - Я бы не стал называть их совершенными, мистер Крейн, - укоризненно проговорил Макмертри.
      - Я тоже, - согласился Нункасл. - По крайней мере до тех пор, пока не увижу их в бою. Что же до того, почему они торчат там на равнине, то вряд ли их выставили специально, чтобы они преграждали кому-то дорогу. Гораздо проще держать их здесь, чем в Доме.
      После недолгого военного совета было решено обойти войско по ущельям. Это бы не только позволило пройти более скрытно. Судя по всему, такой путь давал возможность и сам Обманный Дом обойти, и подобраться к нему сзади. Нункасл выслал вперед разведчиков.
      Шли в безмолвии, размышляя о том, что успели узнать. Воздух был не таким холодным, как в коридорах скованного зимой Эвенмера, но в нем была какая-то зябкость, промозглость, пробиравшая до самой души, и от этого все становилось пустым и бессмысленным. Люди брели вперед, медленно тянулись часы.
      На привал остановились посреди кольца холмов, костра не разводили, молча поели, улеглись на раскатанные на земле одеяла и укрылись с головой, чтобы спрятаться от бесконечной пугающей Ночи. Ни разу в жизни Картеру не доводилось бывать в краях, где царило такое безмолвие: здесь не шуршали ночные зверьки, не дул ветер, не копошились насекомые. Когда он закрыл глаза, ему представилось, будто он навсегда проваливается во тьму, лишенный Слов Власти.
      Два часа спустя Картер проснулся и, в тревоге встав, решил проверить, все ли в порядке с дозорными. Он медленно обошел стоянку по кругу, останавливаясь возле каждого и обмениваясь с ними парой слов. В конце концов дошла очередь до капрала Говарда. Тот сидел на валуне, но завидев Хозяина, встал.
      - Сиди, не вставай, - успокоил его Картер. - Я просто прогуливаюсь. Хочу заглянуть вон за те скалы. - И он указал на скопление камней неподалеку от стенки ущелья.
      - Я распоряжусь, чтобы кто-нибудь пошел с вами, сэр.
      - Не нужно. У меня есть Меч-Молния. К тому же я ненадолго. Надо пройтись, развеяться.
      Он пошел вперед, пробираясь среди холодных камней. Картеру не хотелось пугать часового, но предчувствие опасности только усилилось, когда он обходил лагерь. Тихо и осторожно, как только мог, он обогнул скалы и поднялся вверх по стенке ущелья до узкого уступа. Отсюда лагерь был виден как на ладони. Странные особенности этого края проявлялись в том, что дальние объекты почему-то освещались лучше ближних, и потому Картер отлично видел спящих товарищей. Этот наблюдательный пункт оказался намного надежнее, чем кольцо дозорных в непосредственной близости от лагеря. Решив, что нужно выставить посты подальше от стоянки, Картер уже был готов вернуться, но вдруг заметил темный силуэт, крадущийся к промежутку между двумя часовыми.
      Сначала Картер подумал, что силуэт ему просто померещился, но, присмотревшись повнимательнее, понял, что фигура движется не к стоянке, а от нее. Дюйм за дюймом она удалялась от часовых и скользила к стене ущелья.
      Не решившись крикнуть из опасения напугать дозорных. Картер осторожно двинулся по уступу. Однако по мере приближения к цели он все вернее терял ее из виду, и когда, по идее, должен был настигнуть беглеца, тот попросту исчез. Картер был уже у самой стоянки, но вблизи не видел почти ничего. Прищурившись изо всех сил, он успел уловить краткую вспышку света возле входа в ущелье, но она угасла слишком быстро. Быть может, это игра воображения? Однако стоило Картеру взобраться повыше, он снова заметил вспышку.
      Он был уже почти у края обрыва, когда из-под его ноги сорвались и со стуком посыпались вниз мелкие камешки. Таиться дальше было бесполезно. Картер рывком поднялся и успел заметить, как незнакомец, накрыв полой плаща сигнальный фонарь, нырнул за скалы.
      Картер выхватил пистоль и бросился следом, но вскоре потерял темную фигуру среди камней. Он принялся обходить одну скалу за другой, но вдруг резко остановился.
      - Какой же я идиот! Ведь я даю ему время возвратиться на место!
      Картер бегом помчался по склону, забыв об осторожности. Подбежав к капралу Говарду, он рявкнул:
      - Кто-нибудь проходил мимо тебя?
      - Я никого не видел. Поднять остальных дозорных по тревоге?
      - Нет. Оставайся на своем посту.
      На стоянке Картер по очереди обошел всех спящих, но не обнаружил ни одного брошенного одеяла. Тогда он разбудил Нункасла и все ему рассказал.
      - Допросим дозорных, - решил лейтенант. - Плохи дела, если кто-то вот так может проникнуть на стоянку и уйти с нее без нашего ведома.
      - Но все-таки, может быть, это был кто-то еще, не из нашего отряда? высказал предположение Картер. - Лазутчик анархистов, к примеру, который наткнулся на нас и решил дать сигнал своим?
      - На войне случались вещи и более странные, однако я сомневаюсь. Вы ведь сказали, что он крался от лагеря. Самое простое объяснение чаще всего самое верное.
      Опрос дозорных ничего не дал. Никто из них не видел, чтобы кто-то подбирался к стоянке или уходил от нее. Поскольку теперь анархистам стало известно местонахождение отряда, Картер и Нункасл разбудили всех и дали приказ трогаться.
      Пошатываясь спросонья, люди направились в путь по ущелью. Картер погрузился в размышления. В детстве он был изгнан из Эвенмера из-за предательства. Теперь появился новый изменник. Обдумывая вариант за вариантом, он все более поддавался сомнениям и в конце концов пришел к выводу, что изменником может оказаться кто угодно из его спутников. За открытостью и откровенностью Нункасла мог таиться изворотливый ум, за дружелюбием Грегори - продуманное предательство, за странными манерами Макмертри - темные махинации. Каждый из гвардейцев мог оказаться ловким конспиратором.
      Мрачные мысли все более овладевали Картером, и наконец ему стало казаться, что против него ополчился весь мир. Только тогда, когда он представил, что его врагами являются Чант, Енох и даже Сара и Даскин, он словно очнулся - настолько абсурдными были его подозрения. Лейтенант Нункасл служил в гвардии Белого Крута более тридцати лет. Грегори спас Даскину жизнь во время сражения с гнолингами. Макмертри и Крейн были тем, кем были, - странноватыми пожилыми интеллигентами. Оставались гвардейцы, но все они были людьми верными и тщательно отобранными. Между тем, каким бы невероятным это ни казалось, один из них, видимо, поддался на посулы богатства и славы.
      Еще часа три Картер пытался решить, кто же из его спутников изменник, но так ничего и не придумал. Наконец Нункасл отдал приказ остановиться, поскольку люди уже спотыкались и падали от усталости. На привал устроились под уступом стены очередного ущелья. Дозорных выставили наверху, дабы они наблюдали за равниной. Картер и Нункасл также поднялись наверх, чтобы обозреть окрестности.
      Простиравшееся перед ними плато тускло поблескивало, напоминая поверхность оникса. На нем не было никого, кроме воинов-мутантов, чьи ряды заканчивались менее чем в сотне ярдов от края ущелья. Обманный Дом отсюда был виден лучше. В его окнах горели зеленые и золотые огни, издалека похожие на призрачные, ирреальные светильники. Очертания дома казались отнюдь не такими простыми и симметричными, как ожидал Картер. Изогнутые, искривленные башни, казалось, вцепились в небо хищными когтями. Страшно было смотреть на этот черный дом. Он словно притягивал к себе, манил своей извращенностью, сверхъестественностью.
      Внезапно со стороны дома послышался вопль, похожий одновременно на волчий вой и женский визг,
      - Что за жуткий крик? - вздрогнув, спросил Нункасл.
      - Не знаю, - покачал головой Картер. - Наверное, какой-то зверь, живущий у анархистов. Или дикое животное. Лейтенант, смотрите! Видите фигуру возле дома?
      - Не вижу, господин.
      - Слева! Вон там, видите - тень заслонила горящие окна!
      На таком расстоянии и в такой темноте трудно было судить наверняка, но вроде бы действительно на фоне дома чернела зловещая тень - некое чудовище высотой в треть постройки. Страшилище расхаживало перед домом из стороны в сторону, словно цепной пес.
      - Так это, поди, собака сторожевая у анархистов? - прошептал Нункасл.
      - Если так, то я не стал бы туда соваться с парадного входа, - сказал Картер. - Зверюга высотой не меньше десяти футов. Вот нам и еще одно препятствие на пути, лейтенант.
      - Верно, сэр. Велю ребятам глаз с этой твари не спускать, чтобы она к нам не подобралась. А попробует - поглядим, как ей свинец, по нутру ли придется.
      - Только в самом крайнем случае. Я не хочу выдавать нашего местонахождения.
      - Я тоже, - кивнул Нункасл.
      Картер спустился к стоянке и в изнеможении улегся на одеяло. Во сне ему приснилась непроницаемая тьма и громадные псы, вгрызающиеся в его плоть.
      ОНИКСОВАЯ РАВНИНА
      Карманные часы Картера показывали шесть утра, когда Нункасл разбудил отряд в краях, где никогда не наступал рассвет. Хозяин проснулся, сел на расстеленном на земле одеяле, пригладил растрепавшиеся волосы, вздохнул и пожалел о том, что нельзя выпить горячего чаю. В отличие от Сары Картер не был любителем рано вставать, он не понимал ее любви к спокойствию нового дня и радости от восхода солнца. Он частенько говорил жене, что закаты гораздо больше ему по душе - только для того, чтобы она сказала в ответ, что рассвет - это закат наоборот, только и всего. И уж конечно, меньше всего Картер любил просыпаться в темноте, в мире, где все казалось бессмысленным, тщетным и тусклым, и даже сама миссия отряда, который он возглавлял, представлялась глупым спектаклем. Ему до боли захотелось услышать голос Сары.
      Картер помотал головой, желая отогнать грустные мысли, и поднялся на ноги. Его спутники один за другим вставали, топали замерзшими ногами. Позавтракали сухими пайками и пустились в путь по извилистым ущельям, оставаясь невидимыми для обитателей Обманного Дома и уходя все дальше от войска мутантов.
      Через два часа разведчик сообщил о том, что по ущелью следом за отрядом идут люди - сколько, он не успел сосчитать.
      Нункасл отдал приказ бежать вперед трусцой, что было не так-то просто в почти полной темноте.
      Прошло меньше часа, когда один из разведчиков, двигавшийся впереди, чуть слева от отряда, вскрикнул и разрядил пистоль. В ответ послышались сразу несколько выстрелов, и разведчик с предсмертным воплем скатился вниз с середины склона ущелья.
      - Всем укрыться! - прокричал Нункасл и потянул Картера за собой, под прикрытие ближайших валунов. По отряду была открыты ружейная пальба, тут и там слышались крики раненых. Слева от Картера упал, схватившись за голову, молодой Джейке. К тому времени, как Хозяин, пригнувшись, подбежал к нему, гвардеец уже был мертв. Его остекленевшие глаза в отчаянии глядели в непроницаемое черное небо. Картер застонал и вернулся к лейтенанту.
      Предупреждение разведчика уберегло отряд от вражеской засады, так что теперь Картера и его спутников отделяло от противника несколько сот ярдов, и когда анархисты посыпались с пологого правого склона ущелья, гвардейцы преградили им путь и многих убили наповал. Раненые с воплями бросились искать укрытия. Тем не менее позиция у отряда была неудачная. Врагам было гораздо удобнее обстреливать людей Картера сверху.
      - Нам нельзя здесь оставаться, - процедил сквозь зубы Нункасл. - Скоро нас догонят те анархисты, что идут позади.
      - Но если мы будем пробиваться вперед, нам точно конец, - откликнулся Картер. - О, если бы у меня были Слова Власти! Но при мне Дорожный Плащ... Лейтенант, я обойду наших врагов с тыла и отвлеку их. Используйте это время для того, чтобы уйти. Если сумею, догоню вас.
      - Мой господин, вы у нас самый главный! Уж лучше бы вам идти к Обманному Дому, чем жизнью рисковать.
      - Разве я могу бросить всех вас, в том числе и моего брата? Нет. Я только отведу огонь от отряда. Будьте наготове.
      Картер запахнул плащ, ниспадавший до земли и чудодейственным образом прятавший своего обладателя, делая так, что тот сливался с мраком и камнями. У Нункасла от изумления глаза на лоб полезли, когда лорд Андерсон стал неотличим от ночных теней.
      - Удерживайте позицию, лейтенант. В такой темноте я один могу справиться с целым войском.
      - Пожалуй, что и сможете, сэр.
      Однако, несмотря на такое смелое заявление, Картер покидал отряд не без страха, поскольку расстановка сил была весьма не в его пользу. В Иннмэн-Пике, пользуясь Словами Власти, он без труда одолел восьмерых, но теперь врагов было намного больше. Низко пригнувшись, он пробирался вверх по склону в тыл противника, лавируя между крупными камнями. Шальные пули свистели кругом, ему приходилось уворачиваться.
      Первым анархистом, попавшимся Картеру на пути, стал дозорный, стоявший выше остальных на склоне. Картер поднял с земли тяжелый камень и стукнул дозорного по макушке. Хрустнула кость, анархист со стоном рухнул наземь. Картера замутило - такое происходило с ним всегда, когда ему приходилось убивать.
      Совладав с собой, он тронулся вдоль края ущелья, пригибаясь к земле, дабы не стать мишенью для своих товарищей. Анархисты расположились ниже скального уступа. На фоне серых плащей и шляп белели их лица, и в темноте они напоминали злобных пингвинов. Картер замер и задумался. Если открыть по ним огонь сверху, они тут же примутся палить в ответ, а их тут не меньше десятка. Отвлекающий маневр продлится всего секунду и не принесет Картеру ничего, кроме гибели. Вряд ли удастся добиться чего-то стоящего и за счет ближнего боя с анархистами.
      Картер в отчаянии озирался по сторонам. Уступ, под которым находились анархисты, крепился к стенке ущелья тонкой каменной перемычкой толщиной всего в четыре дюйма и шириной в фут. Картер подполз к перемычке и изучил ее более тщательно. Он все еще сомневался в том, что Меч-Молния одолеет такой крепкий камень, и понимал, что успеет нанести всего пару ударов, а потом враги заметят его, привлеченные свечением клинка.
      Приняв решение, он встал и выпрямился во весь рост. Пули, рикошетом отлетавшие от камней, грозили задеть его. Одним ловким движением Картер выхватил меч и вонзил острие в каменную перемычку. Мощная золотистая вспышка озарила стену ущелья, градом разлетелись осколки камня. Уступ, лишившись перемычки, отделился от склона и заскользил вниз. Картер не удержался на ногах, покачнулся и упал. Ступни его уперлись в край скользящего в бездну уступа. Он оттолкнулся и, прокатившись по склону, ухитрился затормозить. Не тратя времени на осмотр ушибов, он обернулся и увидел, как катится вниз сорвавшийся камень. Вот он докатился до анархистов. Дико крича, враги бросились в стороны, но спаслись далеко не все: катящийся камень подминал их под себя и вызвал настоящую лавину. Вскоре вопли анархистов заглушил грохот камней. К тому времени, когда грохот стих, Картер убрал меч в ножны и, перебежав, спрятался за скалой. Его отряд шел вперед, открыв немилосердную пальбу по ошарашенным анархистам. Когда начал стрелять и Картер, анархисты, решив, что их окружили, впали в панику и бросились врассыпную, сделавшись легкой добычей для воинов гвардии Белого Круга.
      Вскоре закипел рукопашный бой. В результате урона, нанесенного анархистам камнепадом, силы почти сравнялись, что давало Нункаслу и его подчиненным явное преимущество - ведь их доспехи выдерживали пистолетные пули. Всеобщую сумятицу немало усиливал и Картер, который вопил во всю глотку, размахивая светящимся мечом.
      Все могло бы закончиться быстро и благополучно, если бы не подошел второй отряд анархистов, который набросился на людей Картера с тыла. Зажатые между двумя отрядами, гвардейцы растерялись, но вскоре заняли круговую оборону. Те анархисты, что были прижаты к стене ущелья, мстительно вопили.
      Повсюду вокруг Картера свистели и бились о камни пули. Он забежал за груду скатившихся со склона камней, убрал меч в ножны и переждал пальбу. Как только направление огня сместилось, он прополз немного вперед за камнями и выглянул из-за них, продолжая оставаться под защитой Дорожного Плаща. Положение его товарищей было незавидным. Замысел Картера провалился, нужно было срочно придумывать что-то еще. Оглядевшись по сторонам, он не увидел другого камня, который можно было бы легко столкнуть вниз, и решил стрелять, убивая врагов по одному. Если бы ему удалось убрать побольше анархистов с этой стороны, у Нункасла появился бы шанс продвинуться вперед. Картер уложил пистолет на камень и прицелился в вожака анархистов. В темноте это было не так-то просто, но Картер навел прицел на грудь врага, затаил дыхание и потянул спусковой крючок. Анархист мгновенно исчез из поля зрения. Картер снова пригнулся, затем опять выглянул и присмотрел новую цель. Он бы многое сейчас отдал за возможность стрелять из винтовки, но в Эвенмере винтовками пользовались крайне редко, поскольку они были неудобны при стрельбе в замкнутых помещениях.
      Картер прицелился - и тут позади него послышался ужасающий рев. Он в страхе повалился ничком на землю, повернулся набок и увидел, как через него перепрыгнуло нечто страшное и огромное. Чудовище расшвыривало валуны, будто мелкие камешки, а завывало оно так, как все волки на свете, соберись они в одну стаю.
      Картер, опомнившись, вскочил на ноги. Чудовище одним мощным прыжком оказалось в самой гуще анархистов. Первого попавшегося оно ухватило зубами за ворот и принялось трясти, как охотничья собака пойманного кролика. Даже оттуда, где прятался Картер, он услышал, как хрустнули шейные позвонки. Зверь отшвырнул труп в сторону, задрал голову к небу и полу людским-полузвериным голосом возопил:
      - Псы Проклятия! Алая Роза в Витраже! Райское Воинство на Адском Побережье! Прочь! Прочь! И никто нас не остановит!
      Затем чудище утробно завыло.
      Картер стоял, не в силах пошевелиться. Телом чудовище напоминало огромного пса, но вместо морды у него был лик Старикашки Хаоса - антипода Порядка, принявшего материальное обличье. Растрепанные, спутанные седины, сверкающие желтые глаза, один из которых намного больше другого, вытянутые волчьи челюсти, ряды хищных клыков, обнаженных в жутком оскале. Чудовище провело лапой по убитому анархисту, уселось и вновь завыло:
      - Первый и Последний! Конец Всего! Двери Его Лика, Светильники его Пасти! Свергни Дом, Зверь Порядка, Дочь Гадеса!
      С этим воплем монстр набросился на анархистов, и хотя некоторые в отчаянии стреляли в него, пули, не принося зверю никакого ущерба, отскакивали от его пятнистой шкуры. За минуту чудовище прикончило два десятка анархистов, после чего ринулось на воинов Белого Круга. Одним прыжком оно оказалось посреди них и расшвыряло в стороны, словно оловянных солдатиков. Ущелье огласилось воплями ужаса. Картер бросился на помощь товарищам, оступился, упал, разбил в кровь плечо и колено. Вскочив на ноги, он высоко поднял Меч-Молнию и побежал так быстро, как только мог.
      Пес-гигант оторвался от своей кровавой работы. В одном из его жутких глаз мелькнул отблеск светящегося Меча-Молнии.
      - Гимны Экстаза! Мертвец в Потайной Комнате! Хозяин собственной персоной, да только теперь у него нет Слов Власти!
      Чудовище забыло о других жертвах и развернулось к Картеру. Преодолев разделявшее их расстояние несколькими прыжками, оно остановилось менее чем в десяти ярдах от него.
      Картер остолбенел. Будь у него Слова Власти, он бы мог повелевать Хаосом, а без них на это нечего было и надеяться.
      - Зачем ты явился? - как мог сурово вопросил Картер.
      - Тот Дом на горизонте притягивает меня и придает мне форму. Анархисты, что обитают там, хотят, чтобы новые миры сменились старыми, они хотят всюду насадить Порядок - неизменный, застойный, недвижимый. Они жаждут сотворить Вселенную из сухого праха, совершенный механизм, лишенный красоты, желания, ярких вспышек воображения. И вот я явился во плоти, дабы вонзить клыки в их плоть, дабы сокрушить стены этого Дома, если сумею. Но Порядок слишком силен, да, слишком силен! Эта мерзкая тварь сжигает меня, мало-помалу, как солнце через увеличительное стекло. Я погибаю, таю, исчезаю, а если я исчезну, со мной погибнет вся красота - порыв летнего ветерка, шевелящий листву, внезапный дождь, хлынувший с ясного неба, запах древних страниц раскрытой книги. Ты - Хозяин, ты владеешь Ключами! Почему ты оставил меня ради Леди Порядок?
      - Вовсе нет. Я тоже хочу разрушить этот Дом.
      - Так помоги мне войти туда! Я не могу проникнуть в это здание. Ее могущество не пускает меня. Помоги мне!
      - Помогу, - пообещал Картер. - Но ты, в свою очередь, должен помочь мне.
      - Помогу, - сказало чудовище.
      И прыгнуло.
      Картер сжал меч обеими руками и выставил перед собой. Излив золотое свечение, острие ударило страшного зверя по голове. От удара Картер отлетел назад и стукнулся спиной о скалу. В глазах у него потемнело, а когда прояснилось, оказалось, что он лежит на спине, а Пес-Хаос валяется позади, рассеченный мечом от головы до хвоста. Кровь не пролилась, жуткое создание не корчилось в предсмертных муках, но в его половинах метались какие-то темные силуэты. Оба желтых глаза, по-прежнему сверкавшие, смотрели на Картера. А потом рассеченная голова утратила форму, расплылась... И две половины начали срастаться воедино.
      - Лающий Пес на Залитой Луной Трясине, - произнесла пасть чудовища, тело которого продолжало срастаться. - Плачущие Глаза!
      Картер вскочил на ноги и бросился прочь. Теперь его гнал вперед не только страх утраты Слов Власти. Он, некогда бывший повелителем и Хаоса, и Порядка, был беспомощен против их воплощений. Он бежал, и мысли его лихорадочно метались. Хаос не был живым существом, он был первородной стихией. Он напал на Картера, не повинуясь каким-либо логическим соображениям, но только потому, что сама его природа призывала его уничтожать даже тех, кто мог бы ему помочь. Можно было не сомневаться: Хаос вызван во Внешнюю Тьму, он материализовался в ответ на растущее могущество Порядка, это его реакция на действие силы - так вода устремляется в новое, только что вырытое искусственное русло. Но найдя Картера - того единственного, кто был способен его сдержать, Хаос напал на него. Правда, в прошлом Хаос пытался переманить Хозяина на свою сторону, но, видимо, уничтожить его Хаосу всегда хотелось гораздо сильнее.
      Позади послышался жуткий вой. Картер добрался до верхнего края обрыва и, обернувшись, увидел, что чудище мчится по дну ущелья и принюхивается. Наверное, оно потеряло след. Картер поплотнее запахнул Дорожный Плащ и посмотрел вперед, где на краю унылой равнины чернел Обманный Дом. Картер на глаз прикинул расстояние. Он находился намного дальше того места, где заканчивались шеренги воинов-мутантов. Дом был довольно близко, и добежать до него по гладкой равнине можно было очень быстро. Картер снова оглянулся и не увидел чудовище. Оно потерялось, слилось с ночными тенями. А если Хаос настигнет его на равнине?
      Думать было некогда. Хотя бегущий по равнине человек виден любому, кто выглянет в окно, другого выбора не оставалось. По крайней мере так Картер мог отвести чудовище от Даскина и остальных товарищей. Он отдышался, снова поплотнее закутался в Дорожный Плащ, хоть и сомневался, что сумеет остаться невидимым на ровной, как блин, равнине, и, перевалив через край ущелья, пустился бегом, забыв обо всем.
      Он всегда гордился своими достижениями в спорте. Во время учебы в Брэктон-колледже Картер преуспевал в фехтовании, боксе и легкой атлетике, но гораздо больше, чем спринт, ему удавался бег на дальние дистанции. Однако он старался поддерживать хорошую спортивную форму и теперь радовался тому, как слушаются его крепкие мышцы. Ему казалось, что так бежать он мог бы вечно. Но прошло уже десять лет со времени окончания колледжа, а до дома было гораздо дальше, чем казалось, и вскоре у Картера больно закололо в боку. Теперь он вовсе не был уверен в том, что одолеет всю дистанцию. Полы Плаща и теплого пальто развевались и путались в ногах, острые камни кололи ступни даже через подметки. Он еле дышал от страха и отчаянно желал остаться в живых.
      Услышав зловещий вой у края обрыва, Картер помчался еще быстрее.
      До дома было уже совсем недалеко, когда хриплое дыхание, топот тяжелых лап и утробный рык послышались у Картера за спиной. Обернувшись на бегу, он увидел, что чудовище догоняет его, увидел его жуткий, страшный, полу расплывшийся, сложенный из синеватой дымки лик, столь нелепый на теле гигантского пса. Картер понял, что ему не убежать от судьбы.
      Не было страха, равного этому. От зрелища хищных клыков леденела кровь. Картер бросился ничком наземь, решив положиться на спасительную гладкость равнины. Чудовище-Хаос не смогло затормозить так же быстро. Лицо Картера обдало затхлым дыханием, острые зубы клацнули, лишь едва промахнувшись, и зверя по инерции пронесло вперед. Но в тот миг, когда он в прыжке завис над Картером, тот в отчаянии выставил над собой меч и рассек чудищу брюхо. Оно пролетело по воздуху футов двадцать и рухнуло наземь.
      Картер вскочил, бросился следом и, подбежав, мощнейшим ударом отсек голову монстра, после чего, не медля ни секунды, снова помчался к Обманному Дому. Не успел он отбежать и на десять шагов, как услышал позади хриплый голос:
      - Разверстая Пасть у Двери! Глава Брана Благословенного! Конец и Начало! Уроборос, Кусающий Собственный Хвост! Вот так и Я! Вернись! Тебе не уйти!
      Но Картер уже добежал до пустынного двора перед домом. Как ни страшно было ему сейчас, но угроза, исходящая от здания, наполнила его душу леденящим ужасом. Черные бревна, ониксовые блоки, скрюченные шпили, зловещие скульптуры на кровлях, острые, неприступные скаты крыш... Вблизи Обманный Дом производил устрашающее впечатление, он нависал черной громадой, лишенной какого бы то ни было архитектурного стиля - казалось, его фасад и порталы нарисованы неумелой детской рукой. От верхних окон вниз свисала листва каких-то вьющихся растений. Картер окинул здание одним отчаянным взглядом в поисках входной двери.
      Он бросился вдоль фасада, в ужасе прислушиваясь на бегу, не гонится ли вновь за ним Чудовище-Хаос, но слушать мешал скрип гравия под ногами. Фасад был снабжен множеством ниш и амбразур, но ни одной двери Картеру не попадалось.
      Увидев арку, ведущую во внутренний двор, он пробежал под ней, но и внутри, как ни искал, не обнаружил ни одной двери. Поняв, что угодил в тупик. Картер был близок к панике. Он развернулся, решив лицом к лицу встретить Пса-Хаоса. Тот прыгнул на Картера, Картер замахнулся мечом, ударил раз, другой - увы, мимо. Тогда он повернулся и побежал вдоль боковой стены дома. Споткнулся о камень, упал, вскочил, побежал снова.
      Вверх по стене вилась лиана с длинными, зловещими черными шипами. Картер подпрыгнул и, обдирая в кровь руки, поспешно взобрался вверх футов на десять, и тут преследующее его чудовище с разбега ударилось о стену всей своей тяжестью. Стена сотряслась, и Картер едва удержался. Глянув вниз, он увидел, что Хаос готовится к прыжку.
      Картер в отчаянии начал снова взбираться вверх, но когда он поравнялся с навесом, чудовище вцепилось в лиану мощными когтистыми лапами и полезло за ним. Оно догоняло Картера и было уже готово ухватить его за ноги, но в этот миг лиана не выдержала колоссального груза и оборвалась под самым карнизом. Картер, плохо отдавая себе отчет в том, что делает, инстинктивно оттолкнулся ногой от головы чудища и подпрыгнул к карнизу. Он промахнулся, но сумел ухватиться за подпирающую карниз балку и повис на ней.
      .Зубы щелкнули рядом с его шеей и сомкнулись на заплечном мешке. Еще мгновение - и Картер не удержался бы, но он из последних сил вцепился в балку. Лямки мешка оторвались, Картер обрел свободу. Он подтянулся, взобрался на крышу и обернулся. Пес-Хаос в злобе расшвыривал в стороны его пожитки.
      - Порог Безумия! - завыл Хаос и тщетно подпрыгнул вновь. - Пламя Проклятия! Беги, беги, но я догоню тебя! Я уничтожу тебя и весь этот Дом! Но ты что станешь делать? Ответь?!
      Но Картер ничего не стал отвечать, как не стал бы отвечать ветру, в котором слышится человеческая речь, ибо с Хаосом разговаривать опасно.
      На три фута выше макушки Картера блестели стекла неосвещенного окна. Безвкусная лепнина, обрамлявшая окно, позволяла, упираясь ногами и цепляясь руками, подобраться к нему. Картер полез вверх и только тут ощутил боль в левом предплечье. Оказывается, острые шипы лианы насквозь прорвали ткань плаща и пальто и в кровь расцарапали ему руку. Картер скривился от боли, но продолжил подъем. Первые два фута дались ему с трудом, но затем он нашел опору в виде статуи с головой ухмыляющегося карлика и туловищем, составленным из цифр и непонятных знаков - странной смеси математики и искусства. Взобравшись по статуе, Картер без труда дотянулся до подоконника.
      Окно было самое обычное, но, увы, оно оказалось заперто. Картер разбил стекло рукоятью меча, открыл шпингалет и, подцепив створку кончиком лезвия, распахнул ее и нырнул в кромешную темноту.
      Как только Пес-Хаос напал на гвардейцев Белого Круга, Грегори утащил Даскина за груду валунов, и тем, вероятно, спас жизнь не только другу, но и себе, поскольку чудовище сеяло смерть повсюду, круша доспехи и ломая кости. Даскин видел, как пали Лейбер и Брэкетт, перекушенные гигантскими челюстями. Остальные гвардейцы разбежались, а чудовище стояло, завывая и щелкая зубами всего в десяти футах от того места, где притаились Грегори и Даскин. Они по-пластунски поползли в сторону между камнями. Страшный зверь рычал и обнюхивал землю.
      Но вот, взревев и ощетинившись, он заметил Картера и исчез из поля зрения друзей. Даскин, не поняв, почему чудовище так внезапно убежало, не поднял головы. Он видел, какой могущсственной силой обладает этот зверь, и понимал, что против него не выстоять ни одному человеку. Издалека доносились крики и звуки боя, но их заглушали стоны раненых анархистов, потому Даскин не знал, что сейчас с Псом-Хаосом сражается его брат. А потом наступило безмолвие, и друзья отважились выглянуть из-за укрытия. Ни Нункасла, ни всех остальных они не увидели, второй отряд анархистов был уже на подходе.
      - Мы потеряли своих, - заключил Грегори.
      - Да, и Картера тоже! - воскликнул Даскин. - Нужно найти его.
      - Искать нет времени. Он Хозяин. Он способен позаботиться о себе, и, быть может, мы встретимся с ним на пути к Дому. Поспешим, не то они нас настигнут.
      Друзья выскользнули из-за камней и довольно долго пробирались крадучись, чтобы на попасться на глаза врагам. Даскин тщетно пытался высмотреть товарищей, гадая, сколько же осталось в живых.
      Несколько часов друзья пробирались по ущелью и наконец, изнемогая от усталости, бросились на землю среди скал и перекусили вяленым мясом. Но даже утоление голода не обрадовало их - настолько они устали. Ложась спать, Даскин не мог думать ни о чем, кроме брата. Он верил в силу Хозяина, однако утрата им Слов Власти потрясла Даскина до глубины души. Он только себе отводил роль человека, способного на сомнения и смятение духа, а Картера считал горой, которую невозможно сдвинуть с места, человеком непоколебимым и бескомпромиссным. Если он погиб...
      Даскин повернулся на другой бок и прогнал мрачную мысль. С упрямым юношеским идеализмом веря в силу Добра, он и помыслить не мог о том, что и Зло тоже могущественно. Картер был Хозяином. Прежде чем он погибнет, разверзнутся небеса. Но ведь и его отец был великим человеком, и все же погиб. И мать Даскина поглотило Зло, во многом ею сотворенное. Даскин лег на спину, дабы не думать ни о том, ни о другом. Сара часто напоминала ему, что все - в руке Господней. С этой мыслью Даскин забылся тревожным сном, в котором ему снился Картер, которого укачивал на громадных белых ладонях какой-то великан. Но лица великана Даскин не рассмотрел.
      Он проснулся через несколько часов, пожалел о том, что не захватил карманных часов, но порадовался, что никто не нарушил их отдыха. Даскин со вздохом поднялся, от его вздоха проснулся Грегори, и они наскоро позавтракали сухарями и вяленым мясом. Грегори принялся скатывать походное одеяло, а Даскин забрался вверх по склону ущелья и выглянул за край. Они подошли к Дому гораздо ближе. Даскин отчетливо видел здание сзади и решил, что пути до него остается всего два часа, если они с Грегори пойдут по дну петляющего ущелья. Затем он рассмотрел пса-гиганта. Тот бродил вокруг дома и принюхивался. Если бы не эта тварь, они с Грегори за десять минут перебежали бы равнину. Картер недовольно поморщился, спустился к Грегори, и они продолжили путь.
      - Многое бы отдал за яблочко, - пробормотал Грегори.
      - А я - за солнышко, - отозвался Даскин. - Было б солнышко, тогда мы бы и яблочко нашли.
      - Тут о солнце и мечтать нечего. Его тут не было никогда. Эта часть Вселенной пуста.
      - Знобит меня при взгляде на этот дом, - признался Картер. - Огней почти нет, и стережет его чудовище. Такое впечатление, что дом почти заброшен.
      - Как думаешь, зачем анархистам он понадобился? Зачем они строят его здесь, во Внешней Тьме?
      - Да придурки они, вот и все. Рвутся к власти, как когда-то моя мать.
      - Но уж не все же до одного, - не согласился Грегори. - Многие жизнь отдали в борьбе за дело. А те, кого мы в плен брали, производили впечатление людей образованных.
      - Это верно, - признал Даскин. - Они умные люди. Но они ненормальные, если думают, что им под силу изменить всю Вселенную. Какой чудовищный эгоизм!
      - Наверное. Но обладая могуществом Краеугольного Камня, они могут и добиться своей цели. Даскин покачал головой.
      - Молю Бога, чтобы этого не случилось. Ой, мы с тобой об этом спорили не раз, и я всегда прекрасно понимал твою точку зрения. Порой Вселенная кажется жутким местечком. Смерть, жестокость, несправедливость, нищета. И все же их дело не может быть правым.
      - Потому что мир создан таким? Но разве нам не следует пытаться его усовершенствовать? Разве колесо - порождение Зла? Разве в огне и паре кроется что-то порочное? Анархисты, безусловно, экстремисты, но мы живем в экстремальном мире. Разве мы можем равнодушно позволить ребенку жить впроголодь, если в наших силах ему помочь? Вот смотрю я на эту тьму, и мне хочется, чтобы вместо нее был сплошной свет.
      - Ты говоришь, как соблазненный.
      Даскин не смотрел на Грегори, но словно увидел, как тот пожал плечами.
      - Ну ты же знаешь, я просто люблю поиграть с разными идеями, повертеть ими так и сяк, посмотреть, что в них сходится, что нет.
      - Еще как знаю, - вздохнул Даскин. - Замечательно рассуждать об абстрактном голодающем ребенке, но вот тут-то ты как раз и ошибаешься. Анархисты взяли в плен одного невинного ребенка, Лизбет, и заставили ее жить в одиночестве и тоске ради осуществления собственных планов.
      - Во имя блага многих людей, - возразил Грегори. - Они многим пожертвовали ради следования философии анархизма. Разве один человек - это слишком большая жертва ради спасения всего человечества?
      - Порой мне кажется, что слишком большая, - ответил Даскин.
      - Ради спасения сотен тысяч детей? - не отступался Грегори. - Да ты бы и сам жизнь отдал за такое.
      - Мне хотелось бы так думать, и все же я с тобой не согласен. Быть может, это и бессмысленно, но Лизбет не просила о том, чтобы ее приносили в жертву. Ей не предоставили выбора. Пусть бы анархисты сами жертвовали собой, но требовать этого от ребенка... Разве можно доверить таким людям всю Вселенную?
      - Может быть, нельзя, но ведь мы доверяем наш мир всяким правительствам, а нашу жизнь - лидерам этих правительств. А весь Дом доверен твоему брату.
      - Да, но Дом сам выбрал его. Я бы даже сказал - его избрал Господь. Так сказал Бриттл, когда явился Картеру и Хоупу.
      - И ты в это на самом деле веришь?
      - Конечно, верю. Почему бы мне в это не верить?
      - Само собой, твой брат и мистер Хоуп люди достойные...
      - Вот именно. Мой брат никогда не лжет.
      - Но он мог ошибиться. Наверняка он до сих пор сильно переживает то, что в детстве из-за него были утрачены Ключи Хозяина, что затем отцу пришлось покинуть Эвенмер. А когда он узнал, что отец погиб, какой человек бы на его месте не стал искать для себя оправдания? И какое оправдание может утешить сильнее, чем изъявление Божьей воли?
      - Ты думаешь, это была галлюцинация? А как же Хоуп? Он что, тоже фантазирует?
      - Нет, только не мистер Хоуп. Он человек честный. И все же он поднялся от простого юриста до управляющего громадной империей. Не он первый из тех, кто мог и проглядеть некую странность в поведении своего господина проглядеть, дабы не лишиться места. А потом он подписывался под этой историей с явлением Бриттла, действуя из наилучших побуждений: поначалу руководствуясь желанием помочь твоему брату в горе, а потом - исключительно из соображений верноподданности. А может быть, чудо видел только твой брат. Может быть, он разговаривал со стеной, где ему померещился Бриттл. Разве мог Хоуп, который всегда отрицает все фантастическое, на самом деле поверить в то, что Картер видел покойного дворецкого, когда он сам не видел ровным счетом ничего и никого?
      - А я думаю, что нет ничего невероятного, - упрямо произнес Даскин. По крайней мере до тех пор, пока мы высказываем гипотезы. Но, полагаю, в данном случае все было не так. Разве только потому, что произошло чудо, следует утверждать, что это невозможно? Первобытному человеку трактор бы показался чудом. Разве мы не вольны поверить в то, что событие действительно произошло, если так утверждают два человека? Если бы ты и Сара сказали мне, что идет дождь, разве я непременно должен был бы подойти к окну и проверить, так ли это, или мне следовало бы предположить, что на самом деле никакой дождь не идет, только потому, что вы сказали, что идет? И если двое уважаемых мною людей говорят, что видели ожившего покойника, почему я должен называть их лжецами?
      - Тонко подмечено, - похвалил друга Грегори. - Но вот только дожди идут куда как чаще, чем мертвые воскресают. - Он хлопнул друга по плечу. Редко ли мы вели такие разговоры, кузен? Сколько ангелов уместятся на острие иглы? Если настоящее - это всего лишь текущее время, если прошлого и будущего не существует, потому что первое уже миновало, а второе еще не наступило, как мы можем говорить: "давным-давно" или "в далеком будущем". Какова природа Вселенной и суть возраста человека? О чем мы только с тобой не спорили?
      Даскин хмыкнул. Раздражение как рукой сняло.
      - Когда нам было по двадцать, мы были хуже. Вспомнить только, как мы спорили ночи напролет в Эйлириуме, в Арворкор-колледже - ты, я, Девин и Вестон, уверенные в том, что знаем ответы на все вопросы на свете. Тогда мы были просто-напросто напыщенными умниками.
      Нас так учили, - возразил Грегори. - Помнишь профессора Беллгроува?
      - Старого льва? Мы над ним подсмеивались. Все в университете потешались над ним.
      - Но при этом мы его обожали.
      Ты обожал, это точно. Если он и не был анархистом, то их философию он знал получше их самих. Но спорить он не умел.
      Он был тем запалом, который разжигал нас и сподвигал на споры до утра.
      - Ты знаешь, что он умер? - спросил Грегори.
      - Вот как? Нет, я не знал. А когда это случилось?
      - Я думал, ты слышал. Он был анархистом, и его убил твой брат во время ночной потасовки в Кидине.
      Даскин резко остановился и схватил Грегори за руку.
      - Ты шутишь
      - Нет. Беллгроув не просто изучал философию анархистов. Он был одним из них.
      Даскину показалось, что земля уходит у него из-под ног.
      - Он на самом деле был анархистом? Да, конечно, он всегда сочувствовал их убеждениям, но я никогда не воспринимал его высказываний всерьез. Я понятия не имел...
      - Немногие знали об этом. Я был одним из немногих. Он как-то раз при мне проговорился.
      - Но ты мне никогда не рассказывал!
      - Он взял с меня слово молчать.
      - И ты хранил клятву? Анархист преподавал в Арворкоре! Да ведь ты должен был непременно известить об этом власти!
      - Я дал слово.
      Даскин отвернулся, и друзья продолжили путь.
      - Весь мир - вверх тормашками. Старый чудак Беллгроув погиб в Кидине, под покровом ночи, от руки моего брата! Какая глупая и печальная смерть для такого мудрого человека...
      Потом они долго шли молча. В голове Даскина метались тысячи мыслей. Он казался самому себе наивным глупцом. Верно, он не знал Беллгроува близко он знал его ровно настолько, насколько знают студенты любимых преподавателей, воспринимая их отстраненно, внешне. Но Даскина всегда восхищали могучий баритон профессора, львиная грива его волос, его взгляд воплощенные мудрость и уверенность. И Картер был вынужден его убить...
      Без происшествий друзья добрались до отрезка ущелья, располагавшегося позади Обманного Дома, и взобрались по склону вверх. Перед ними стоял Дом огромный, пугающий, резкий и странный, раскинувшийся в обе стороны по равнине. Даскин поежился.
      - Видишь хоть одного часового? - прошептал он.
      - Ни души, - отозвался Грегори. - Странно, правда?
      - Да нет, если этот Дом сам себя охраняет. Архитектура непонятная какая-то, ни одной двери не могу разглядеть.
      В этот момент из-за угла выбежал Пес-Хаос. Он хищно принюхался, царапая когтями камни, подвывая и скуля. Пробежал в одну сторону, в другую, развернулся к ущелью, где затаились друзья, но тут же отвернулся и исчез за углом. По непрерывному вою было нетрудно проследить за тем, куда он направился.
      До Дома Даскин и Грегори добирались, наверное, целую вечность. Даскин чувствовал, как бешено колотится его сердце в такт с топающими по камням подметками. Держа наготове пистолеты, друзья подбежали к Дому. Как и Картер, они не смогли отыскать двери. Вскоре вой страшного пса послышался совсем близко, и Даскин от страха затаил дыхание. Друзья в отчаянии искали вход, внезапно Грегори остановился возле одного из камней кладки, тронул его рукой и проговорил:
      - А это что такое?
      Раздался еле слышный щелчок, и часть каменной кладки выехала вперед, открыв перед друзьями потайной вход.
      - Отличная работа, - прошептал Даскин и одобрительно похлопал Грегори по спине.
      Они нырнули в потайной вход и оказались в просторной комнате. Вой Пса-Хаоса слышался уже совсем рядом, и друзья принялись в отчаянии искать механизм, с помощью которого можно было бы поскорее закрыть отверстие в стене. На счастье, Даскину удалось отыскать рычаг, и хотя тот почти целиком проржавел, фальшивая кладка послушно встала на место, и друзья оказались в абсолютной темноте.
      Когда на отряд с тыла напал Пес-Хаос, Филлип Крейн решил, что им с Макмертри очень повезло: они в этот момент находились ближе к первому ряду гвардейцев. Несколько воинов Белого Круга были мгновенно убиты жутким чудовищем. Поскольку оба архитектора опытными бойцами не были, они тут же обратились в бегство и вскоре уже были далеко впереди и чуть справа от отряда. Они слышали, как рычит разбушевавшийся зверь, как кричат погибающие люди, но вот на миг наступила тишина.
      Мистер Крейн отважился оглянуться через плечо.
      - Чудовище ушло, мистер Макмертри, но наши солдаты отходят под прямым углом от нас. Лучше бы поспешить, если мы хотим догнать их.
      Коллеги сменили направление, однако догнать отряд не успели: Нункасл вместе со своими подчиненными угодил в ловушку. Их со всех сторон окружили анархисты, до тех пор, вероятно, сидевшие в засаде.
      - Сдавайтесь! - прозвучал голос командира анархистов. - Вы окружены.
      Нункаслу не оставалось ничего другого, как сдаться. Анархисты числом втрое превосходили отряд, еще не успевший толком оправиться после нападения чудовища.
      - Делайте, как они говорят, ребята. Мы и так уже потеряли людей более чем достаточно для одной ночи.
      Крейн потянул Макмертри за рукав. Они прятались за грудой больших камней.
      - Все хуже и хуже, - обреченно проговорил Макмертри. - Что же нам делать, мистер Крейн?
      - Помочь мы им ничем не можем, по крайней мере - пока, мистер Макмертри. И здесь нам оставаться опасно - ведь чудище рыщет где-то неподалеку. Предлагаю идти вперед. Быть может, нам удастся проскользнуть в Дом следом за отрядом.
      - И что потом, мистер Крейн? Ведь мы с вами не воины.
      - Как - что потом? Искать Краеугольный Камень, само собой. Ведь в этом и состоит наша миссия.
      - А я думал, мы всего лишь советники.
      - Вовсе нет. Вовсе нет. Ведь вы воевали в свое время, если на то пошло.
      - Сорок лет назад.
      - Но ведь ваша храбрость не вытекла из вас, как из бутылки с плохо пригнанной пробкой, а, мистер Макмертри? Будет вам. Это все так увлекательно!
      - Вам это кажется увлекательным именно потому, что вы-то как раз не воевали, мистер Крейн. Нет, нам следует вернуться в Эвенмер и дать знать остальным обо всем, что тут стряслось. - Однако, произнося эти разумные речи, мистер Макмертри уже шагал рядом с коллегой следом за пленными. Если я не выживу, мне бы хотелось, чтобы на титульном листе нашей совместной книги был помещен мой портрет - пусть это будет нечто вроде посвящения мне.
      - Можете на это рассчитывать, - усмехнулся Крейн. - Если, конечно, вам не повезет и вы не останетесь в живых. А останетесь - выйдет чересчур напыщенно.
      - Да, пожалуй.
      - Дурной тон.
      Анархисты гнали пленных вперед. Судя по всему, они опасались нового нападения чудовища. Вскоре они поравнялись со входом в пещеру, спрятанным за темными скалами, и, не зажигая факелов и фонарей, вошли туда, погоняя пленников.
      Немного выждав, архитекторы также подошли ко входу в пещеру и растерялись. Некоторое время до них доносился звук шагов анархистов, затем послышалось клацанье закрывающихся железных ворот.
      - Я пойду первым, мистер Макмертри.
      - Быть может, нам стоит пойти вместе.
      - Это может оказаться опасно. Лучше кому-то одному рискнуть.
      Долговязый Макмертри выпрямился во весь рост и вынул из кармана пистолет.
      - Я, как вы справедливо заметили, мистер Крейн, воевал. Коллеги обменялись совершенно одинаковыми усмешками.
      - В таком случае - после вас, сэр, - сказал Крейн. - Но и я тоже не безоружен. - И он выразительно похлопал по карману пальто.
      - Ну, так вооружитесь, мистер Крейн. Вооружитесь. Толку никакого, если пистолет будет томиться у вас в кармане. Только постарайтесь не пальнуть мне в спину.
      Они вошли в пещеру, на ощупь добрались до поворота и увидели впереди тусклый свет. В расщелине между камнями горел газовый рожок, еле-еле освещавший кованые ворота, запертые на замок. За решеткой тянулся коридор со стенами, забранными дубовыми панелями.
      - Странно, - покачал головой мистер Макмертри. - Никакой стражи.
      - Зато замок висит, - отметил его коллега. - Мне поработать с ним, или вы предпочитаете попытать счастья?
      - Вы везучий, мистер Крейн. Попробуйте вы. К тому же замок висит низко, вам сподручнее будет. А мне пришлось бы наклониться чуть не до самой земли.
      Филлип Крейн расстегнул пальто и снял с пояса тяжелую связку ключей.
      - Они нам сослужили неплохую службу во время странствий по Эвенмеру, верно, мистер Макмертри?
      - Более чем неплохую, мистер Крейн. Вот разве что в Фиффинге нам не очень повезло.
      Ах да... Фиффинг. Необычайные там были происшествия, в Фиффинге.
      - Происшествия там были ужасные, мистер Крейн. И виноваты во всем были, безусловно, вы. Если бы вы так не жаждали увидеть Озеро Голубых Фламинго...
      - Но тогда мы бы никогда не закончили работу над восьмой главой. А за реферат восьмой главы мы с вами получили Бетмуровскую премию за реализм в литературе по вопросам архитектуры. И между прочим, когда мы получали эту премию, вы не жаловались, мистер Макмертри.
      - Конечно, не жаловался. Я ведь уже пережил к тому времени всю эту жуть в Фиффинге. За одно это я заслуживал премии.
      - Это верно, да только за переживания премий не дают.
      - Разве что в "Клубе Путешественников".
      - А что, пожалуй, нам стоит в него вступить, мистер Макмертри. Наверное, это забавно.
      - Скорее всего отвратительно, мистер Крейн. Наверняка все их заседания сводятся к тому, что горстки каких-нибудь нахалов с пеной у рта болтают о своих великих подвигах. А по мне, так надо судить по делам.
      - Даже если дела сопряжены со смертельной опасностью?
      - Даже так.
      Беседуя в таком духе с Макмертри, Крейн занимался подбором ключа, пробуя один за другим. Наконец очередной ключ с громким стоном повернулся в замке.
      - Никаких проблем, - довольно проговорил Крейн.
      - Значит, нам повезло. Если только считать удачей проникновение в дом, полный людей, готовых пристрелить нас при первой возможности.
      Крейн запер замок и убрал ключ в карман.
      - Думаете, это мудро, мистер Крейн? Нам ведь, может быть, придется спасаться бегством.
      - Не исключено, но мне вовсе не хочется, чтобы следом за нами в Дом проник этот волчище-переросток. Однако нам следует соблюдать все меры предосторожности. Впереди может быть охрана. На самом деле, удивительно, что тут нет часового.
      Архитекторы двинулись по коридору. Первым шагал Макмертри. Алые отблески газовых светильников озаряли путь. Пройдя несколько сотен ярдов, друзья поравнялись с серой аркой, над которой в камне были выбиты слова: "ДА УСТРАШИТСЯ ВСЯК СМЕЛЬЧАК, СЮДА ВХОДЯЩИЙ". Филлип Крейн приоткрыл дверь, а Макмертри просунул в щель дуло пистолета, выждал несколько секунд, затем осмелился заглянуть за дверь. Крейн стоял у него за спиной и ничего не видел. Через некоторое время Макмертри обернулся и сказал:
      - Там пусто, мистер Крейн. Войдем?
      За дверью располагалась комната, находящаяся, судя по всему, внутри дома - просторная, тускло освещенная. По углам стояли высокие статуи бесформенные абстракции с человеческими головами.
      - У меня разыгралось воображение, - прошептал Макмертри, - или весь этот зал перекошен?
      - Похоже, вы правы. Это не обман зрения. Взгляните на эти колонны на фоне стены. Стена наклонена вправо.
      - Мало того, - заметил Макмертри. - А сами колонны! Они в тосканском стиле с иствингской лепниной. И колонны тоже немного наклонены вправо, как будто подернуты жарким маревом. А эти кариатиды... Они имеют правильную геометрическую форму, но производят сильное впечатление. Вот только... все же они уродливы! И ни одного окна!
      - Зачем нужны окна в стране, где совсем нет света, мистер Макмертри?
      - Верно. И все же взгляните, тут все сделано по шаблону и собрано, как из деталей конструктора. Весь этот зал производит впечатление набросков, неумелых детских рисунков. Именно так рисуют дети, не владеющие искусством перспективы. Кем бы они ни были, эти анархисты, они явно не архитекторы. И как они вообще все это построили? А там что такое? Вон там, что это такое на стене? Свет такой тусклый, трудно рассмотреть. Уж не тернии ли?
      Крейн пересек зал. Его шаги в тишине звучали пугающе гулко. Подойдя к стене, он внимательно осмотрел ее и осторожно потрогал колючие стебли.
      - Они самые, и к тому же живые.
      - Они здесь повсюду, - проговорил Макмертри. - Никогда не видел более отвратительного зрелища! Это все следовало бы спалить!
      - Да вся эта гадость, мистер Макмертри, быть может, и исчезнет сама собой, если только нам удастся разыскать Краеугольный Камень.
      - И что же мы станем делать, если отыщем его?
      - Вот отыщем, тогда и будем думать.
      - Пожалуй. Но Камень может находиться где угодно, а Дом не маленький. Поиски могут занять несколько недель.
      - В таком случае нам следует приступить к ним немедленно, мистер Макмертри. Немедленно.
      ГЛУБИННЫЙ ПЕРЕХОД
      В душе мистера Хоупа проснулся опытный юрист-следователь. Он смотрел на стоявшего перед ним худощавого гонца так пристально, словно был способен взглядом очистить того слой за слоем, как луковицу, добраться до самой сердцевины, и тогда понять, не лживо ли послание, лежащее на дубовом столе рядом со смятым конвертом. Разговор происходил в кабинете Хоупа, в бильярдной. До полудня было еще далеко, но в бильярдной царил полумрак небо затянули тяжелые тучи, а окна чуть не до середины завалило снегом. Как жарко ни пылали в камине дрова, снег падал непрерывно, и Хоупу все время было холодно, а сейчас его и вообще знобило, словно мороз пробирал до костей.
      - Повторите, как к вам попало это письмо, - сказал он, стараясь придать голосу сдержанность и спокойствие.
      - Его доставил в Верхний Гейбл курьер из Муммут Кетровиана. Больше мне ничего не известно.
      - А вы из Верхнего Гейбла?
      - Нет, сэр. Я третий из гонцов. Я получил письмо в Гаханджине. Велено было доставить как можно скорее.
      Хоуп видел, что гонец очень устал. Пряди черных волос на лбу склеились от испарины, одежда намокла, пропитавшись потом. В бильярдную гонец вошел, тяжело дыша. Хоуп с пристрастием допрашивал его уже двадцать минут, но ничего подозрительного не обнаружил.
      - Вы сослужили важную службу для Хозяина Эвенмера, - проговорил наконец дворецкий. - Ступайте на кухню, повар накормит вас. Вам придется задержаться во Внутренних Покоях до тех пор, пока я не позволю вам уйти, ради блага Дома. Надеюсь, это понятно?
      - Да, сэр.
      Когда гонец удалился, Хоуп самым внимательным образом несколько раз перечитал письмо и лишь потом поднялся и вышел из-за письменного стола. Сжав листок с посланием в руке, он прошел мимо выхода в сад, повернул налево, в боковой коридор, миновал главную лестницу, столовую и буфетную и подошел к двери, ведущей в гостиную. Дверь была открыта, и зрелище, представшее перед глазами Хоупа, заставило его забыть о важности того, зачем он сюда пришел. В гостиной находились Енох, Сара и Чант. Темно-синее поле ковра было уставлено мягкими креслами, кушетками, оттоманками и столиками. Старый иудей восседал на диванчике с цветастой обивкой, а Чант, стоя возле окна, занавешенного шторой из золотистого дамасского шелка, читал стихотворение Йитса. Не успел он прочесть и двух строф, как Сара резво вскочила с невысокой кушетки и, весело улыбаясь, принялась читать в унисон с Фонарщиком:
      Пора, пора в дорогу мне, в мой Иннисфри веселый,
      Стоит там хижина в саду, обмазанная глиной,
      На грядках там цветут бобы, над ними вьются пчелы.
      Там стану жить я в тишине и слушать гул пчелиный.
      Она медленно пошла по кругу возле Чанта, тот поворачивался, не спуская с нее глаз, и они продолжали в унисон нараспев произносить строчки:
      И в душу утренней росой, сверчка немолчным пеньем
      По капле, тихо снизойдут отрада и покой,
      Звездой полночной озарят, согреют знойным полднем.
      Овеют крыльями стрижей вечернею порой.
      Их голоса слились воедино - тенор и сопрано, и мягким эхом зазвучали, оглашая гостиную:
      Пора, пора туда, ведь днем и ночью слышу,
      Как плещет, ласково смеясь, озерная волна,
      Покуда жив я на земле, где б ни был я на свете,
      В глубинах сердца моего мне песнь ее слышна.
      Сара и Чант, не сбившись, в лад произнесли последнее слово. Сара захлопала в ладоши, Чант смущенно улыбнулся, а Енох от души зааплодировал.
      - Восхитительно! - воскликнул Хоуп. - А я, к стыду своему, алфавит от начала до конца, не сбившись, произнести не могу.
      - Но уж кодексы законов цитируете без запинки, - усмехнулась Сара. Даже точек и заголовков не пропускаете. Идите к нам. Зима, похоже, затянулась, а поэзия позволяет мне хоть ненадолго забыть о тревогах.
      - Боюсь, это письмо только прибавит тревог, - сказал Хоуп и помахал листком бумаги. - Подписано якобы Хозяином, но пожелания, которые здесь излагаются, меня смущают.
      - От Картера! - воскликнула Сара, широко открыв глаза. - Читайте же скорее!
      - Хорошо. Письмо адресовано мне, и написано в нем следующее:
      Мне грозит беда. Какая именно - не могу объяснить из боязни того, что это письмо будет перехвачено, и тогда всему конец. Но я требую, чтo6ы кo мне немедленно прибыли Сapa, Енох и Чант. Я обнаружил путь, называемый Глубинным Переходом, им они и должны воспользоваться. Если у вас возникнут кaкиe-либo сомнения относительно подлинности письма, напомните Саре о нашем ночном разговоре у камина - мы гoвopили о том, что у нас с ней нет детей. Помните: я не стал 6ы никого из вас подвepгaть опасности без крайней необходимости.
      - Далее подробно указано, как найти вышеупомянутый переход, - сказал Хоуп, - а в конце стоит вроде бы подлинная подпись Картера.
      Он подал письмо Саре, та жадно пробежала его глазами и воскликнула:
      - Это его подпись! У меня нет в этом никаких сомнений. Мы должны идти.
      - Но погодите, миледи, - возразил Хоуп. - Подпись могла быть подделана. Анархисты это наверняка умеют.
      - Но он пишет о нашем разговоре у камина. Это можно считать паролем. Кто еще мог об этом написать, как не Картер?
      - Вот на этот вопрос мы и должны ответить, - сказал Хоуп. - Кто-нибудь еще мог знать об этом разговоре?
      - Никто. Мы были одни.
      - А он не мог кому-нибудь пересказать ваш разговор?
      - Уж во всяком случае, постороннему человеку он бы ничего пересказывать не стал, - покачала головой Сара. - О таком не говорят походя. Может быть, он мог бы об этом рассказать Даскину, но больше никому. И даже если бы такое произошло, вряд ли рядом мог находиться кто-то из врагов, кто бы подслушал.
      - А не могли анархисты прознать про это каким-то еще способом? спросил Хоуп.
      - Не стоит говорить обиняками, - отозвалась Сара. - Нет, Картер не признался бы в этом даже под пытками. Он бы скорее солгал.
      Хоуп ненадолго задумался.
      - Но если Картер знал об этом переходе, почему же он сам не воспользовался им на пути во Внешнюю Тьму?
      - Но он не знал о нем, - объяснил Енох. - Карты Хозяина требуют внимательного изучения. Не мог же он просто сказать: "Я желаю пройти к Внешней Тьме кратчайшим путем", чтобы в результате перед его мысленным взором появился Глубинный Переход. Он бы ни за что не смог узнать о нем, разве что наткнулся на него во время раздумий над картами. Мне кажется, письмо можно считать подлинным.
      - Вы так думаете? - недоверчиво переспросил Хоуп. - В то время как из него следует, что самые важные люди в Доме должны рискнуть своей жизнью?
      - "Час испытаний пробил для меня, - задумчиво проговорил Чант. - Кто б ни был ты - созданье тьмы иль смертный, рука моя тебя сразит".
      - Вот именно, - сказала Сара. - Енох и Чант действительно очень важны для Эвенмера, но никак не я.
      - Вы недооцениваете свою роль, - возразил Чант.
      - Быть может, вы понадобились как заложница? - предположил Хоуп.
      - Если бы речь шла только обо мне одной - возможно, - согласилась Сара. - Но не все же трое.
      - Но может быть, Чант и Енох упомянуты только для того, чтобы завуалировать истинную цель?
      - В таком случае это жалкая уловка, - ответила Сара. - Если бы врагам понадобилась только я, было бы написано, что со мной следует отправить десяток воинов - во избежание подозрений.
      Хоуп в сердцах негромко стукнул по столу.
      - Вам бы следовало изучать законы, сударыня! Поверьте, мне все это не нравится!
      - Законы Вселенной не меняются так же легко, как статьи кодексов, возразила Сара. - Нравится нам это или нет, нельзя отворачиваться от очевидных фактов: Картер просит нас прийти к нему по выручку. И в это можно поверить. О, я понимаю, мною больше движет сердце, чем разум. Если он в беде, я готова опрометью броситься к нему на помощь, забыв о любых фактах! Но здесь присутствует и логика - перед нами его подпись, а также упоминание о разговоре, содержание которого известно только ему одному. Однако, отбросив в сторону чувства, зададим себе вопрос: зачем мы ему понадобились?
      В комнате воцарилось молчание.
      - Можем мы ответить на этот вопрос? - задумчиво проговорил Енох. Нет. Кто знает, с какими злобными чарами столкнулся лорд Андерсон, если отвести их от него способны только мы.
      В этот вечер Енох и Чант привели в кабинет Хоупа двоих мужчин. Хоуп испытующе посмотрел на них. Первый был высок, темноволос, с седой бородой и густыми черными бровями. Второй - невысокого роста, полноватый, лысый, в очках. Несмотря на почтенный возраст, оба производили впечатление людей крепких.
      - Эбенезер Прим, - представился первый. - Ученик Еноха.
      - Кларенс Шендон, - представился второй. - Ученик Чанта. Хоуп торжественно встал и поклонился новым знакомцам.
      - Господа, - сказал он, - уже двести лет, как никто не просил учеников Фонарщика и Часовщика приступить к исполнению их обязанностей. И ни разу не было случая в истории Эвенмера, чтобы обоих просили о таком одновременно. Несколько поколений учеников жили и умерли, так и не будучи призванными для выполнения своего долга, ибо, хотя Высокий Дом по воле Божьей дарует Часовщикам и Фонарщикам долголетие, таковым долголетием не наделяются их ученики. Начиная с послезавтрашнего дня вы приступите к исполнению работы, которой вы обучены, и будете исполнять ее вплоть до возвращения ваших наставников либо до дня вашей кончины.
      Хоуп вышел из-за стола и пожал руки обоим. Те вежливо улыбнулись, поклонились и вышли из бильярдной.
      Юрист в изнеможении опустился на стул.
      - Вы бледны, - отметил Енох. - Что вас так тревожит?
      - Мы поручаем самую ответственную работу по Дому двоим восьмидесятилетним мужчинам, с которыми я до сих пор даже не был знаком.
      Чант пожал плечами:
      - Вы можете доверять им целиком и полностью. Мы обучали их с четырнадцатилетнего возраста. Они справятся.
      - Справятся, - подтвердил Енох. - Правда, в последний раз я передоверял кому-либо свою работу, за исключением тех случаев, когда я ухожу заводить Столетние часы, семьсот лет назад - тогда упавший столб сломал мне ногу. Надо сказать, я тоже волнуюсь.
      - А я остаюсь совсем один, - сказал Хоуп. - Не с кем будет посоветоваться.
      - Бриттл управлял Домом, когда отец Картера отправлялся в странствия, - заметил Чант.
      - С Бриттлом оставались вы оба, - в отчаянии проговорил Хоуп и подпер подбородок кулаками. - Надеюсь, мне не доведется стать последним дворецким Эвенмера.
      - Если до этого дойдет, карьера ваша будет недолгой, - сказал Чант. Это будет означать, что анархисты победили. Хоуп скривился:
      - Благодарю, порадовали.
      Мистер Сполдинг восседал в мягчайшем кресле, обитом крашеным мехом белого гнолинга, попивая утренний чай, согретый на очаге, встроенном в стену, возле которой стояло кресло. Он был невысок ростом, очень стар и немного глуховат. Мистер Сполдинг обожал читать и предаваться размышлениям и ненавидел разговоры и сборища. Шестьдесят лет назад он был назначен Стражем двери, ведущей к Башням, и с тех пор каждое утро, за исключением одного-единственного дня - дня похорон своей матери, - без опоздания являлся на свое рабочее место в десять минут шестого утра, надев на себя длиннополый сюртук с бархатными манжетами и аккуратно повязав широкий галстук. Рабочее место мистера Сполдинга находилось в конце довольно длинного коридора возле белой двери, створку которой обрамляла резьба в виде побегов падуба, а на притолоке красовался девиз: "Per ardua ad astra", что означало: "Через тернии к звездам". Дверь была закрыта на тяжелый железный засов, выкрашенный белой краской. Был у двери и замок, но его можно было отпереть только Ключом Хозяина, и потому он был не заперт, а запирали дверь на замок только в тревожные времена. Мистер Сполдинг же был хранителем ключа от засова. По обе стороны двери возвышались каменные скульптуры стоящих на задних лапах львов. Стены коридора украшали дубовые панели, на полу лежала ковровая дорожка с рисунком в виде орхидей и букетов. В том месте, куда Страж ставил ноги, сидя в кресле, в дорожке была протерта дырка. Дверью этой пользовался только Енох, и потому большую часть времени Страж проводил в полном одиночестве - дремал у огня, читал да наблюдал за тем, как по коридору, словно бумажные кораблики, снуют горничные в белых передниках. За несколько десятков лет мистер Сполдинг прочитал книг больше, чем многие библиотекари, и чем больше читал, тем толще становились стекла его очков, и в результате глаза его за толстыми стеклами стали похожи на коричневые яблоки.
      По ночам место Сполдинга занимал его сменщик, предпочитавший второе кресло у камина, - такой же близорукий старичок, мистер Бредбери. В общем, мистер Сполдинг исполнял свои обязанности со всем тщанием и страшно этим гордился.
      Мистер Сполдинг успел прочитать всего несколько страниц перевода многообещающей древней книженции под названием "Алая Книга Вестмарча", когда, подняв глаза, вдруг увидел четверых человек, быстро шагавших по коридору. Сначала мистер Сполдинг решил, что люди свернут в одну из комнат - именно так и поступали все, кто появлялся в этом коридоре прежде, а потому гадал о том, какое дело их привело сюда, со всем глубокомыслием коровы, созерцающей небосвод над пастбищем. Однако люди никуда не сворачивали, а шли прямо к нему, и мистер Сполдинг обеспокоился не на шутку. По мере того как люди миновали дверь за дверью, беспокойство мистера Сполдинга нарастало. Люди имели вид решительный и целеустремленный, и мистер Сполдинг, глядя на них, имел полное ощущение, что в голову ему целятся из пистолета. Дальше - больше. По мере приближения людей в единственной среди них женщине мистер Сполдинг признал госпожу Андерсон, супругу Хозяина Эвенмера, а в мужчинах - главного дворецкого, Часовщика и Фонарщика - то бишь самых высокопоставленных служащих Дома, если не считать Хозяина. Мистер Хоуп был одет как обычно, а остальные трое - в дорожное платье. На леди Андерсон была длинная, до пола, шуба, и вдобавок она несла винтовку.
      Компания миновала последнюю дверь, в которую могла бы свернуть, и тут мистеру Сполдингу стало совсем худо. Он дрожащей рукой поставил чашку на столик, расплескав половину чая, поспешно встал, спрятал книгу под подушечку и отряхнул траченный молью сюртук.
      - Доброе утро, дружище Дуглас, - приветствовал Стража Енох. - Как протекает дозор?
      Сполдинг пару мгновений не мог ответить, поскольку лишился дара речи.
      - Он... Он протекает... благополучно, господин Часовщик.
      Он стоял, не в силах пошевелить ни рукой, ни ногой. Все слова вылетели у него из головы, но наконец до него дошло, что мистер Хоуп что-то говорит леди Андерсон.
      - Сара, я все же очень тревожусь, но успел многое продумать. Этот Глубинный Переход, если он действительно приводит в лагерь врагов, мог бы стать той дорогой, по которой туда можно было бы перебросить наше войско. Я подожду десять дней, а потом распоряжусь, чтобы капитан Глис отправил по этому пути роту гвардейцев, а быть может, и более многочисленное войско. Сара задумалась.
      - Хорошо, Уильям. На мой взгляд, это благоразумно. Однако Глису следует быть осторожным. Если это в самом деле план Картера, надо позаботиться о том, чтобы не произошло ничего такого, что могло бы нарушить этот план.
      Хоуп печально кивнул, пожал руки Чанту и Еноху, сжал руку Сары двумя руками. На глаза его навернулись слезы.
      - Друг мой, - сказала ему Сара, - не надо так переживать. Все будет хорошо.
      Хоуп снова кивнул. Сейчас он напоминал круглолицего мальчишку, который всеми силами старается не расплакаться. Отпустив руку Сары, он повыше поднял воротник.
      - Да, сударыня. Прощайте. Я позабочусь о Доме. Жаль, что вам нельзя пройти более коротким путем - через Зеленую Дверь, а не через Башни, но без Ключей Хозяина иного выхода нет. Как бы то ни было, странствие по Глубинному Переходу займет у вас всего один день. Счастливого пути. Да поможет вам Бог.
      С этими словами он отвернулся и торопливо зашагал прочь, понурив голову.
      Мистер Сполдинг, которому крайне редко случалось наблюдать столь драматические ситуации, стоял как зачарованный. Наконец леди Андерсон устремила на него испытующий взгляд. Мистер Сполдинг непонимающе таращился, глядя на нее.
      - Ключ при вас, дружище? - в конце концов осведомился Чант.
      Мистер Сполдинг перевел на него глаза, по-прежнему мало что понимая.
      - Ключ... - Он обернулся, зачем-то посмотрел на кресло, вернулся взглядом к Саре. - Леди Андерсон, я не знал, что вы придете.
      - Так и было задумано. И вы никому не должны говорить о том, что мы ушли.
      - Я? Да кому же я могу... То есть, конечно, буду нем как рыба. Никому ни слова. Мой ключ...
      Он снова посмотрел на кресло, наконец, спохватившись, сунул руку в карман и, вытащив ключ, поспешил к двери, по пути выронил ключ, подобрал, принялся отпирать запор на засове, снова обронил ключ, подобрал снова и в конце концов справился с запором. Отодвинув засов, Сполдинг отошел в сторону и застыл чуть не по стойке "смирно", но тут вспомнил, что дверь-то он не открыл. Бросившись к двери, он открыл ее нараспашку и при этом чуть не сбил с ног Еноха. От стыда мистер Сполдинг побагровел.
      - Прошу сюда... мило... миледи...
      - Благодарю вас, - отозвалась леди Андерсон.
      Все трое переступили порог. Мистер Сполдинг затворил дверь и заглянул в глазок. Сaрa закрыла лицо руками и расхохоталась.
      Мистер Сполдинг задвинул засов и повернул ключ. За шестьдесят лет в его жизни не бывало такого дня. На ватных ногах он пошел к своему креслу вне себя от волнения: сама леди Андерсон прошла через охраняемую им дверь! Воспоминаний о таком событии мистеру Сполдингу должно было хватить на несколько недель.
      Увидев грандиозную лестницу, ведущую к Башням, Сара перестала смеяться. Они с Чантом и Енохом оказались в зале, в котором, помимо той двери, в которую они вошли, имелись еще одна дверь и эта высоченная лестница. Тени, плясавшие на высоком потолке, словно бы издавали стоны и вой зимней вьюги. Лестница шириной пятнадцать футов уводила в ночь. Расставленные на ней через равные промежутки фонари казались звездами на ночных небесах. За площадкой, которой заканчивался первый пролет, невозможно было разглядеть положительно ничего. Пол комнаты и беломраморные ступени лестницы были покрыты зеленым ковром. Столбики балюстрады представляли собой фигурки монахов, смотревших вверх, в направлении лестничной площадки. Рты их были открыты, и казалось, они поют григорианский канон.
      Сара не отводила глаз от длинного лестничного пролета. Она видела эту лестницу не в первый раз, и всегда это зрелище вызывало у нее восторг.
      - Енох, а у тебя ноги не болят, когда ты здесь поднимаешься? спросила она.
      Енох проследил ее взгляд и усмехнулся.
      - А как же им не болеть? Но это не беда. Мальчишкой я любил забираться повыше. Но сегодня мы пойдем не здесь. - Он направился ко второй двери и снял с пояса железный ключ. Замок с щелчком открылся. - Я пойду первым, леди Андерсон.
      За дверью лежал непроницаемый мрак. Чант опытной рукой зажег фонарь и передал его Еноху. Тот впустил за дверь Сару и Чанта и запер замок. Следуя инструкциям, изложенным в письме, они тронулись в направлении Длинного Коридора. Сначала проход резко пошел на спуск, затем повернул к югу, и Сара поняла, что они идут под комнатой, из которой только что вышли. Коридор был узким, на полу лежала тонкая ковровая дорожка шафранового цвета. Со стен, выкрашенных желтой краской, местами осыпалась штукатурка. Помимо всего прочего, здесь было очень холодно. Спутники молча шагали друг за другом. Чант замыкал строй. Пустота перехода и вой метели за стенами на всех действовали угнетающе. Шли быстро, но столкновения с анархистами не опасались - те редко отваживались подходить так близко к Внутренним Покоям. "Не подберутся, - думала Сара, - если и на самом деле нас не заманили в западню. Если это так, то врагам отлично известно, по какому пути мы движемся". Однако, зная по опыту, что гадать о будущем бесполезно, она вскоре позабыла о всяких страхах и обнаружила, что прогулка ей по душе. Чаще всего Картер отказывал ей и не брал с собой в странствия. Сара боялась за мужа, но ей ужасно хотелось хотя бы разок принять участие в таинственном путешествии. Мечта ее сбылась, и более того: перед ней стояла цель, она исполняла волю Картера, а это было куда лучше, чем тревожное ожидание.
      Спутники преодолели Пустошь между Террасами Наллевуата и Серым Клином и должны были свернуть на восток, а потом попасть в крошечное государство Индрин.
      Полдня шли без остановок. Желтый коридор вскоре остался позади, за ним последовали другие коридоры и лестницы, а вот комнат на пути почти не попадалось. Пустошь представляла собой проход и была необитаема. Ковры здесь большей частью истерлись, перила потускнели, обои отставали от стен. Сара гадала, ходил ли прежде хоть кто-нибудь этой дорогой - ведь на этот раз ей и ее спутникам не встретился никто. Сара решила, что преступно оставлять эти помещения безо всякого ухода. "Надо бы устроить здесь световые окна в потолке, посадить цветы, - думала она. - И еще - деревья, как в Наллевуате, чтобы их ветви тянулись к солнцу. Но без окон здесь ничего расти не сможет".
      Через некоторое время странники остановились на привал и устроили второй завтрак, сев за низкий столик, стоявший в стенной нише, обклеенной полинялыми обоями с зелеными, золотистыми и оранжевыми цветочками. На полу лежал маленький коврик с рисунком в виде лилий. Он был весь в дырочках это потрудились мыши. Сара захватила из дома столько еды, что ее хватило бы для банкета: нарезанную тонкими ломтями буженину, зелень, овощи и даже чай - правда, за время пути он остыл и теперь был холоден как лед.
      - Это пикник? - шутливо поинтересовался Енох. - Вот бы мне так угощаться во время моих обходов!
      - Прежде чем мы перейдем на вяленое мясо, у нас будет еще несколько трапез с деликатесами, - пообещала Сара. - Если бы не было так холодно, можно было бы полное удовольствие получить. Я бы и скатерть захватила, если бы точно знала, что вы не станете надо мной смеяться.
      - "О женщина! Собранье совершенств! Предупредит, в беде утешит, даст совет, что сердцу будет мил, - процитировал Чант. - Но совершенства уподоблю редким яствам. Вкушай их день за днем - и вскоре вкуса след простыл".
      - Тебе бы все мудреными стишками отговариваться, - притворно обиделась Сара. - А на самом деле мужчины слишком ленивы, примитивны и невнимательны к мелочам. Все вы неуклюжи, и интересует вас только все большое и грандиозное - великие битвы, грандиозные постройки, вам бы строить пирамиды, отряжать на их строительство тысячи рабочих! Но спросить вас, как одеть и накормить ваши войска, и окажется, что вы об этом даже не задумывались! Если бы не женщины, мужчины до сих пор жили бы в пещерах и размышляли о высоких материях, поедая полусырую добычу без ножа и вилки. Практичных мыслей в ваших головах не водится.
      Чант и Енох обменялись обиженными взглядами.
      - Права ли она? - сам себя спросил Енох. - Быть может, и права.
      - Пожалуй, - не стал спорить Чант. - Но бывало, я отправлялся в обходы вместе с тобой, и мы никогда не голодали. Не обманывайтесь, леди Андерсон. Енох - заправский повар.
      - Это потому, что он прожил так долго - хватило бы на несколько сотен человек, - отозвалась Сара. - Мало-помалу и мужчина способен чему-то научиться. Но скажи-ка, что на тебе надето под шубой, Енох?
      Вместо ответа старый еврей встал и расстегнул шубу. Под ней оказалась блестящая кольчужная рубаха, подпоясанная ремнем, к которому был приторочен длинный кинжал в серебряных ножнах, испещренных рунами и украшенных топазами и ляпис-лазурью. Гарды под сверкающей рукояткой были инкрустированы слоновой костью и жемчугом.
      - Этот клинок, называемый Арундайтом, я всегда беру с собой, когда покидаю Внутренние Покои. Кольчуга эта принадлежит мне издревле, она выкована из того же металла, из какого и доспехи воинов гвардии Белого Круга. Ее даже пуля не пробьет.
      Енох сжал в пальцах рукоять кинжала, и его карие глаза дерзко сверкнули. Сейчас он был похож на великого воина.
      - Я решила взять с собой винтовку, - сказала Сара. - Из нее лучше стрелять на большом расстоянии.
      - Это верно, - согласился Енох. - Но хороша ли она на близком, вот вопрос? Опыт научил меня тому, что нож и меч, хотя они и давно вышли из употребления во внешнем мире, в Эвенмере хороши до сих пор, поскольку здесь всегда можно ожидать нападения из-за угла. Но и пистолет у меня при себе, сказал он и похлопал по карману шубы.
      - Стало быть, сжав кинжал в одной руке, а пистолет - в другой, ты становишься как бы четырехруким, то есть, иначе говоря, вдвое более защищенным, - заключила Сара.
      - Предлагаю теперь, после того, как мы заслушали столь ценное замечание относительно личного вооружения, продолжить путь, - весело усмехнувшись, проговорил Чант. - "Не пора ли в путь-дорогу? Не страшась судьбы любой, испытаний многотрудных, не расстанемся с мечтой!"
      Уложив в дорожные мешки посуду и остатки трапезы, все трое продолжили путь по коридорам и лестницам. От непрерывных подъемов и спусков у Сары разболелись лодыжки. Правда, через некоторое время боль прошла, Сара повеселела и принялась негромко насвистывать на ходу. Енох узнал мелодию и стал подпевать, и они бодро прошагали еще с полчаса. Затем старик принялся рассказывать истории, и рассказывал до самого вечера - о самых первых днях своей работы в Доме и о прежних временах, когда мир был еще молод.
      - Но кто же был самым первым Хозяином Эвенмера? - спросила Сара.
      - Самого первого я не знал, - покачал головой Енох. - Говорили, будто бы Эвенмер существовал всегда, с самого начала времен. Но того человека, который был Хозяином в ту пору, когда я впервые попал сюда, звали Мардос. Это был величавый мужчина, широкоплечий, крепкий, как лев, и ума недюжинного. Чтобы кто-то вот так, как он, с копьем управлялся, я ни до, ни после не видал. Сам Дом тогда был совсем другой, он с годами изменился. Я помню время, когда залы были отделаны бронзой, а сады, что росли там, где теперь у нас буфетная, красотой и пышностью спорили с садами Вавилона. Но во времена Мардоса весь Эвенмер был сложен из камня: стены были из доломита, оникса и хризолита. Вся посуда медная, ставни и двери - тоже медные, начищенные до блеска. Было ли тогда красивее, чем теперь? Кто я такой, чтобы судить? В те времена в Иствинге - восточном крыле - водились драконы, но не такие, как тот великан, что обитает по сей день на чердаке. Этот всегда был крупнее всех прочих, и тогда его именовали Бегемотом. Нет, те драконы были поменьше, но все же ростом втрое превосходили человека.
      - И пламя изрыгали? - спросила Сара.
      - Конечно, изрыгали! Вот только каким образом Дом был защищен от пожаров - не припомню. А летать те драконы не умели, а может, просто не хотели. В легендах писано, что они произошли от еще более древних змеев, таких огромных, что их крылья могли закрыть все небо. Мардос истребил их, но не потому, что сильно жаждал этого - ведь они были красивы, их чешуя отливала лиловым, зеленью и золотом при свете факелов, а головы у них были длинные и гладкие, бархатистые, как у лошадей - в тех местах, где не было чешуи, кожа у драконов была нежная и мягкая. Но, как ни были они красивы, они крали овец с Террас и людей из комнат, и в конце концов Мардос был вынужден начать их истребление. Три года он со своими людьми охотился на драконов по всему Эвенмеру, гонялся за ними со своими громадными гончими псами, здоровенными, словно волки. Наконец все драконы были убиты, и осталась только самая большая и самая злобная дракониха - Тиамат. Мардос гонялся за ней по всему Иствингу и наконец ему удалось загнать се в подземелья. Пустив вперед собак, Мардос, оставив своих подручных позади, вошел в логово драконихи без опаски, полагаясь на добрый меч и злобных псов. Но только он вошел, как дверь за ним захлопнулась, а Тиамат только этого и ждала - она нарочно все так подстроила и заманила Мардоса в ловушку. Тиамат была настолько сильна, что с собаками расправилась, как с малыми щенками. Мардос, обожавший своих псов, дико разгневался и обнажил меч - то был обычный меч, Меч-Молнию тогда еще не выковали - и вонзил его в дракониху, но удар получился недостаточно глубоким, и дракониха, взмахнув могучим хвостом, сломала меч и, изрыгнув пламя, опалила Мардоса. Половина его тела обуглилась, но он был еще жив. Из оружия у него оставалось только копье, но копьем, как я уже говорил, он владел мастерски. Он метнул копье, и оно полетело туда, куда надо: попало точнехонько в левый глаз, до самого мозга. Тиамат была сражена этим ударом. Никто не видел этого поединка. Хозяин был так тяжело ранен, что не успел сказать ни слова перед смертью, так что как все было в точности, никому не ведомо. Но когда подоспели подручные - а среди них был и я - и сломали дверь, мы нашли в темнице нашего Хозяина, увидели его сломанный меч и поверженную дракониху, в глазнице которой торчало копье. Он был отважным господином, и с тех пор драконов в Эвенмере больше не водилось. Эту историю рассказывают во многих странах, но я говорю все, как было.
      К вечеру странники вышли в Длинный Коридор и с полчаса шагали по его плавному изгибу, а затем повернули вправо и спустились по короткой лестнице, которая привела их к коридорчику с низкими потолками и стенами, забранными деревянными панелями. Действуя в соответствии с планом, изложенным в письме Картера, они отсчитали шесть панелей от входа в коридор, нашли кружок, обрамленный резьбой, на седьмой панели, нажали на него, и панель со щелчком отъехала в сторону. Сара одарила своих спутников радостным, но немного взволнованным взглядом. За отверстием начинался туннель высотой не более четырех футов, оттуда пахло пылью и плесенью. Луч фонаря выхватывал из мрака полотнища паутины и разбегающихся мокриц.
      Енох низко пригнулся и первым вошел в туннель, освещая себе путь фонарем. За ним последовал Чант, за Чантом - Сара. Пол в туннеле оказался дубовым. Даже пригнувшись, Сара задевала потолок макушкой. Чант вздрогнул и поежился: с начинавшейся неподалеку деревянной лестницы им навстречу скользнула ящерица.
      - Не ошиблись ли мы? - спросил Енох и пожал плечами. Сара провела пальцами по стене и у самого пола нашла рычаг. Она нажала на него, и панель с глухим стуком встала на место.
      - Наверняка не ошиблись, - сказала она. - Но похоже, ходить тут могут только гномы.
      И над лестницей потолок остался таким же низким. Пришлось идти на согнутых ногах, отчего все трое стали похожи на неуклюжих уток. У Сары почти сразу разболелась спина. Над самой ее головой по потолку разбегались пауки и расползались слизни. Стены на ощупь были влажными и мягкими, словно губка. Саре начало казаться, что проход сужается, что он того и гляди раздавит ее. Туннель уводил все глубже и глубже под землю. Куда он ведет? К древним гробницам?
      - С вами все хорошо, леди Андерсон? - еле слышно спросил Чант.
      - О, все просто замечательно, сэр, - шутливо отозвалась Сара, стараясь не выдавать страха. - Знаете, я так благодарна отцу. Он никогда не запрещал мне играть в мальчишеские игры. Порой мне кажется, что я слышу его голос: "Сара, ты не должна зависеть от других, ты должна быть сильнее других". Девчонкой я боролась с двоюродными братьями и порой побеждала их, я охотилась, освежевывала кроликов, строила крепости, карабкалась по туннелям, да мало ли еще чем занималась. Вот только не помню, чтобы тогда было вот так трудно.
      - Я тоже, - признался Чант.
      - Вся проблема - в коленных суставах, - рассудительно проговорила Сара. - У детей коленные суставы так хорошо смазаны сливочным и подсолнечным маслом - ведь дети на девяносто процентов состоят из сливочного масла.
      - Правда? А от меня утаили столь ценный научный факт в то время, как вручили диплом о присвоении степени доктора медицины.
      - Вы учились в Лэнг-колледже, верно?
      - Да, - не без гордости ответил Чант.
      - Ну, тогда все понятно. Вот если бы вы обучались в Масляном колледже, то вы бы все-все знали о таких ценных фактах.
      - Я предпочту стоять на своем.
      - Вот стоять-то вам и не удастся, сэр. Все мы сейчас топаем на четвереньках.
      Чант негромко простонал в ответ.
      В полусогнутом состоянии они спускались по лестнице минут сорок иод аккомпанемент хрустящих суставов и пляску теней на отсыревших стенах. Приходилось часто останавливаться, чтобы дать отдых уставшим ногам. Сара изнемогла. Она мечтала о том, чтобы можно было убежать обратно, вверх по лестнице. Воздух был затхлым, ей казалось, что она тут задохнется. Но вот наконец измученные спутники добрались до площадки перед обитой железом дверью. Дверь была закрыта на тяжелый ржавый засов.
      - Дверь хранит то, что прячется за ней, - изрек Енох и, кряхтя, выпрямился. - Дерзнем ли мы открыть ее?
      - У нас нет иного выбора, - сказала Сара. - Скорее всего эта дверь была поставлена здесь для того, чтобы у стран, граничащих с Внешней Тьмой, не было непосредственного доступа во Внутренние Покои.
      Чант вынул из кобуры револьвер.
      - Как бы то ни было, предосторожность не помешает. Будь добр, отодвинь засов, Енох.
      Сара тоже взяла винтовку на изготовку, думая о том, верное ли выбрала оружие. Проход был таким узким... Начни они с Чантом стрельбу, в Еноха могла угодить шальная или отрикошетившая пуля. Сара решила целиться как можно правее, чтобы не попасть в Еноха.
      Енох ухватился за засов, но сам сдвинуть его с места не сумел. Пришлось Чанту поставить на пол фонарь и помочь старику. Дюйм за дюймом они одолевали неподатливый засов, он отодвигался со стоном, эхом отдававшимся в туннеле за дверью. Сара крепко сжимала винтовку. Кровь стучала у нее в висках. Чант и Енох продолжали сражаться с вековой ржавчиной. Наконец, издав громкий визг, дверь повернулась на петлях.
      Из дверного проема с писком и шелестом стремительно вылетели черные тени. Сара почти непроизвольно взвела курок, но не выстрелила, так как Чант стоял слишком близко. В следующее мгновение она догадалась, что это всего-навсего летучие мыши. Сара упала на колени и закрыла лицо ладонями. Стая летучих мышей, испуганно пища, метнулась вверх вдоль лестницы.
      - Но как же они могли жить в такой глубине? - изумленно проговорил Чант, после того как летучие мыши скрылись из виду. Сара встала и выпрямилась.
      - Хорошо, что я вовремя поняла, что это мыши, и не успела выстрелить. Но я до сих пор вся дрожу.
      - Нервы у вас железные, - похвалил ее Енох. - Я бы точно выстрелил. Видимо, в туннеле есть шахта, через которую они могут влетать туда.
      Чант поднял фонарь повыше, и из-за двери вылетела еще пара летучих мышей, заставив людей снова пригнуться. Фонарщик, не выпрямляясь, толкнул дверь и открыл ее нараспашку. За ней обнаружился квадратный, восемь на восемь футов, проем, уводящий во тьму. На несколько футов от двери пол был покрыт толстым слоем помета летучих мышей, но дальше было чисто.
      - Глубинный Переход, - сказал Чант. Он переступил порог, сжимая в руке револьвер, и негромко добавил: - "Теперь прощайте. Дальний путь мне предстоит. Но почему терзают душу смутные сомненья? Воистину ли вижу я дорогу пред собой, или она - всего лишь наважденье?"
      Сара последовала за Чантом, Енох вошел последним. С обратной стороны дверь не запиралась, но Часовщик крепко-накрепко затворил ее. Дверь при этом издала чудовищно громкий лязг.
      - Если тут кто-то обитает, неужто они не услышат такого шума?
      - Надеюсь, тут никого нет, - негромко отозвалась Сара. - Но похоже, здесь немного теплее. И на том спасибо.
      Они пошли вперед, не отставая друг от друга ни на шаг. В свете фонаря, которым Чант освещал дорогу, плясали по полу, стенам и потолку их тени, искажаемые потеками слизи на камнях. Пол в туннеле был неровным. Он то шел на подъем, то, наоборот, на спуск. Впечатление было такое, словно путники шагают по холмам. То и дело под ногами попадались растресканные камни, а то и вывалившиеся из стен или выдавленные из пола. Казалось, в этом туннеле порой происходят землетрясения. Стучали по камню подошвы, и их стук отдавался многоголосым эхом. Стоило кому-то из спутников произнести хоть слово - и оно разлеталось по туннелю сотнями шепотов. Сара вдруг резко остановилась, Чант и Енох тоже.
      - Послушайте, - негромко проговорила она, и эхо зловеще зашептало: "Послушайте, послушайте, послушайте".
      Когда эхо стихло, Сара наконец поняла, что ей показалось таким необычным. Всю жизнь ее окружали звуки Эвенмера - и в переулках Иннмэн-Пика, и в коридорах Внутренних Покоев. Ни один дом не бывает совсем беззвучен: шипят газовые рожки, поскрипывают лестничные ступени, хлопают двери, но в Глубинном Переходе царила абсолютная тишина. Даже завывание зимней вьюги не могло проникнуть так глубоко под землю, под тонны почвы и камня. Они были здесь совсем одни.
      - "Ни зелени листвы, ни света дня, что радовал бы очи, - произнес Чант. - Лишь только вечный сон в объятьях вечной ночи".
      Енох кивнул и погладил плечо Сары. Затем все трое продолжили путь. К тому времени, когда решили остановиться на ночлег, ноги у всех ныли от ходьбы по неровному полу. Сара стянула ботинки, растерла пальцы ног и вздохнула. Путники расстелили на камнях походные одеяла и перекусили хлебом, сыром и курагой, сев в кружок около горящего фонаря. Компанию им составляли только собственные тени да камни. И все же в крошечном язычке пламени фонаря и совместной трапезе было что-то уютное, и Сара хоть ненадолго отдохнула душой после немилосердно трудного дня.
      - Когда я был молод, - негромко проговорил Чант, - вскоре после того, как я окончил Лэнг-колледж, вспыхнула война между Вествингом и Муммут Кетровианом - та самая, которая теперь зовется Трехлетней Войной. В то время я служил военным врачом в Вествинге. Большая часть сражений происходила на самых нижних этажах Муммута. Там подземелья под подземельями, запутаннейшие лабиринты и туннели вроде этого. "Взор устремив к небесам, как бы ни были ясны они иль туманны, помни о битвах, что в воздухе и под землею кипят непрестанно". Госпиталь должен был расположиться неподалеку от линии фронта, и по нескольку дней мы проводили в кромешной тьме. Как-то раз на нас наткнулись враги. Они и сами не поняли, что это госпиталь, но подвергли нас жестокому обстрелу. До сих пор помню, как кричали тогда раненые. Через некоторое время медикам все же удалось объясниться с муммутскими офицерами, но те не могли остановить кровопролития. Солдаты обезумели от темноты и запаха крови. "Слышу и ныне предсмертные стоны, мольбы о пощаде".
      - Поэтому ты и оставил медицину? - спросила Сара.
      - Отчасти. Но во время того обстрела в госпитале находился сам тогдашний Хозяин Эвенмера - он был ранен в предыдущем бою. Мне удалось спрятать его от муммутцев, а задача была не из легких. С тех пор мы подружились, и когда умер Фонарщик, он предложил мне эту должность.
      - Ты долгожитель, это я знаю, - сказала Сара, - но все-таки ты не так стар, как Енох. Трехлетняя Война была сто лет назад. Чант кивнул.
      - В марте мне исполнится сто шестьдесят лет. Из всех слуг в Эвенмере только Часовщику даровано бессмертие, но дворецкие и Фонарщики, как правило, живут по нескольку сотен лет.
      - А ты никогда не был женат?
      - Во времена моей молодости была одна дама из Гаханджина, которая была мне очень дорога, но ей запретили выйти за меня, поскольку ее отец полагал, что я недостоин его дочери. Я не сдавался. Я был студентом-медиком, я был дерзок, самовлюблен, я клялся ей, что она мне дороже жизни, мне хотелось ради любви оторвать ее от ее семейства. Но она не была сильной женщиной, да и отец ее ни на какие уговоры не поддавался, а я все стоял на своем. Он дал слово, что проклянет и не пустит ее на порог своего дома, если мы поженимся. А я клялся и божился, что умру без нее. Кончилось все тем, что она повесилась на стропилах храма в Тотмэнском аббатстве.
      Чант понурил голову, на его лицо легли глубокие тени.
      - Я окончил колледж и получил диплом. Во время войны я лучше понял, как драгоценна, как священна жизнь, как может она оборваться в любое мгновение. Я видел несчастья за несчастьями и часто думал о том, чтобы самому уйти из жизни.
      - Но не сделал этого, - негромко произнесла Сара.
      - Нет. Бывают, миледи, такие времена, когда нужно либо обрести прощение Господа, либо уйти, исчезнуть во плоти или в духе.
      На время я покинул Эвенмер и не жил здесь до тех пор, пока Хозяин не призвал меня и не попросил служить ему. Думаю, он догадывался о том, что со мной произошло, а я никак не мог понять, почему столь недостойному человеку было позволено служить Фонарщиком в Эвенмере. Но вскоре я обрел благодать Господню. Я стоял, преклонив колени, и молился под тем самым злосчастным стропилом в Тотмэнском аббатстве. В ту ночь я дал обет служить Богу, Высокому Дому и ближним своим. С того дня я так и живу.
      - И тебе не бывало одиноко? - спросила Сара.
      - Мы все одиноки, леди Андерсон. Я холостяк, но у меня много друзей в Доме, многие из них гораздо более одиноки, чем я, и я навещаю их во время обходов. И милость Божья не оставляет меня. Большего я не вправе просить.
      - У тебя очень важная работа, - кивнула Сара.
      - Да, но я не считаю ее наказанием. "О, яркая звезда! Когда бы стал я так же верен, как и ты!" Я бы жил дальше, занимаясь чем угодно, ибо важно все на свете. Порой мне кажется, что любое мое деяние, великое или малое, ведет меня, образно говоря, в Тотмэнское аббатство. Скорее всего так оно и будет.
      Они молча завершили трапезу. Сара предложила:
      - Давайте дежурить по очереди. Я могу подежурить первой.
      - Мы с Чантом постоим в дозоре, - возразил Енох.
      - Нет. Нас только трое, и будет нечестно, если вы станете меня баловать. Не спорьте со мной.
      - Хорошо, - кивнул Чант. - Когда у вас такой взгляд, сразу ясно, что спорить бесполезно. Но боюсь, придется погасить фонарь, а не то у нас масла не хватит на весь путь.
      Сара обвела взглядом подземелье.
      - Будет темно хоть глаз выколи, но нам не стоит бояться. Никто не нападет на нас в этом безлюдном туннеле. Сна у меня - ни в одном глазу, поэтому я подежурю первой.
      Она вскинула винтовку на плечо и решительно выпятила подбородок.
      - Вы нас разбудите, если вам что-нибудь послышится?
      - Да вы сами проснетесь. Стоит мне услышать какой-то звук помимо вашего дыхания, и я пальну из винтовки, - сказала Сара и погладила приклад. - Будет погромче будильника.
      Фонарь погас. Сгустился мрак, сжал путников, словно огромная рука в черной перчатке. Сара сидела и отчаянно вглядывалась в темноту, напоминая себе о том, что светлее не будет. Она поднесла к глазам руку, вспомнив, что так проверяют, привыкли ли глаза к темноте, и конечно же, руки не разглядела. Ей стало не по себе. "Я словно цепной пес ночью во дворе, думала она, - у которого единственное оружие - нос и уши". Она с силой втянула воздух тонкими ноздрями. "Пахнет камнями. Придется обойтись ушами. Попробую-ка я их навострить..." В тишине дыхание спутников звучало, как шум завода с паровыми двигателями. Даже собственное дыхание стало казаться Саре оглушительно громким. Она принялась представлять себе, как наполняются воздухом ее легкие, как они затем выбрасывают отработанный воздух, и процесс этот показался ей странным и негармоничным. Вскоре на нее навалилась дремота: бодрствовать в темноте очень трудно. Все казалось таким нереальным... Сара расправила плечи и попробовала читать про себя стихи, но мысли ее разбегались, и она думала о Картере, о Внутренних Покоях, о Комнате с Азалиями, которую она мечтала обустроить по-новому, об отце и о Лизбет. Она вспомнила о том, как видела Лизбет в последний раз, вспомнила и тот день, когда Лизбет играла со щенком на веранде, а они с Картером беседовали. Сара думала о том, не мог ли Картер уже разыскать Лизбет... ведь если бы он разыскал ее, он бы написал об этом в своей записке... Словом, ею владели именно те страхи и те надежды, с которыми любящие думают о тех, кого любят, тогда, когда подспорьем для раздумий служит одно лишь воображение.
      Мысли Сары словно уводили ее вдаль и вниз по глубокому туннелю, и вот вдруг она очнулась, рывком выпрямилась, ущипнула себя за лодыжку и снова погрузилась в раздумья. Она гадала, как же ей узнать время окончания ее дозора. Наверное, это должно произойти тогда, когда она поймет, что больше не спать не в силах. И снова она почувствовала, как слипаются веки.
      Внезапно сон как рукой сняло, хотя Сара не поняла, что же прогнало дремоту. Сердце ее взволнованно билось, она напряженно прислушалась.
      Из глубины туннеля доносился шорох. Он слышался все ближе и ближе. Сара выставила перед собой винтовку, крепко прижала приклад к груди. Да, она очень храбро заверила своих спутников в том, что выстрелит, не задумываясь, как только услышит какой-нибудь посторонний звук, но задача оказалась не столь простой. Прежде всего Сара никак не могла определить, с какого расстояния доносится шорох, поскольку он разносился по туннелю многократным эхом. Издававшее шорох существо - кто бы это ни был, человек или зверь - могло находиться как в пятидесяти футах от стоянки, так и в десяти. А если это существо видело в темноте, как, к примеру, летучая мышь, оно могло и напасть на Сару и ее товарищей, если бы Сара, выстрелив, промахнулась. Сара не решалась стрелять и даже шевелиться из опаски, что разбудит Чанта и Еноха.
      Шорох слышался все ближе. Саре уже мерещился громадный медведь. Дальше раздумывать было нельзя. Она в последний раз прислушалась, стараясь определить, откуда доносится шорох, резко вскинула винтовку и выстрелила.
      Вспышка при выстреле в такой кромешной темноте показалась ослепительной, однако была слишком краткой и не осветила того, по кому стреляла Сара. Отдачей ее отбросило назад, и, пытаясь выпрямиться, она услышала звериный вопль во мраке и удаляющийся топот. Чант и Енох мгновенно проснулись и вскочили.
      Фонарщик быстро зажег фонарь. В круге света никого не было видно. Чант стоял на коленях, держа в одной руке фонарь, в другой - револьвер. Енох, вскочив, обнажил кинжал. Клинок яростно сверкал, смуглое лицо Еноха было подобно лику ассирийского божества. Сара дрожала с головы до ног.
      - Вы ранены? - взволнованно спросил Чант.
      - Нет, оно ко мне не прикоснулось, - судорожно покачала головой Сара.
      Чант встал во весь рост, высоко поднял фонарь и, отойдя футов на шесть от стоянки, осветил пятно крови на камнях. Задумчиво подняв брови, Фонарщик проговорил:
      - "Не ты ли чудище сразил могучею рукой? Приди в объятия мои, спаситель и герой!" - Он прошел еще несколько шагов по туннелю, вгляделся по тьму и вернулся. - Не мог ли это быть человек?
      - Нет, - покачала головой Сара. - Убегая, эта тварь вопила, как зверь.
      Чант кивнул:
      - Будем надеяться, что она не вернется.
      - Но нам имело бы смысл отойти назад, - сказал Енох, - а не то запах крови привлечет сюда еще кого-нибудь.
      - Эта мысль просто-таки окрыляет, - мрачно пошутила Сара. Она встала и подняла с пола свое одеяло. - Не дай Бог, притащится зверюга побольше первого. Часы есть у кого-нибудь?
      Енох вынул карманные часы.
      - Прошло совсем немного после полуночи. Теперь моя очередь дежурить. Не лучше ли нам оставить фонарь зажженным?
      Новую стоянку устроили в двухстах ярдах от прежней дальше по туннелю. Сара улеглась и завернулась в одеяло. Перед тем как закрыть глаза, она долго смотрела на крошечный язычок пламени фонаря. Спала она плохо, но старательно прогоняла от себя сны про страшного зверя, подкрадывающегося к ней в темноте.
      Остаток ночи прошел спокойно. Перекусив, снова тронулись в путь. Сара проспала меньше пяти часов и потому чувствовала себя совершенно не отдохнувшей. Однако и оба ее спутника - опытные и закаленные в странствиях люди - вид имели не самый бодрый, из чего Сара заключила, что она не в самом худшем положении, и это ее немного утешило. Вот только она мечтала о чашке горячего чая.
      Некоторое время путникам попадались на глаза пятна крови на камнях, но затем кровавый след исчез в сточной трубе поперечником в четыре фута. Таких отверстий потом они видели еще несколько. Путники миновали их в молчании, боясь, что потревожат целую стаю таких тварей, как та, что подкрадывалась к ним среди ночи. Сара размышляла о том, не бывает ли в этом туннеле наводнений.
      День миновал без происшествий. На пути странникам попались три ответвления от основного туннеля, но они не стали обращать на них внимания. К вечеру Сара ужасно устала от бесконечного однообразия дороги. Ей приходилось то и дело одергивать себя, но она снова сбивалась и непроизвольно начинала считать камни под ногами. Чант тоже явно подустал, только Енох сохранял хорошее настроение и юмор и непрерывно рассказывал всякие истории, которых предостаточно наслушался за свою немыслимо долгую жизнь. Он говорил о красотах Каркассона, сверкающего под лучами утреннего солнца, о маленькой стране Доримар, где сочные луга питались водами двух рек, о лесах в долине Эрл, родине древних царей, об остроконечных крышах и зеленых домиках Ультара, где закон запрещал убивать кошек, об огромном городе Целефасе на равнине Ут-Наргай за Танарианскими холмами, где тротуары были вымощены ониксом и где шпили башен терялись в облаках. Он рассказывал о древнем Гиперборее, где упражнялись в своем мастерстве древние маги, о доисторическом Посейдонисе, который скрылся под волнами океана, о прекрасном Вандаре, городе, окруженном просторными полями, где племена кенторов пасли огромных коней. Лучшего спутника, чем Енох, трудно было себе представить. Свои истории он научился рассказывать под полной луной древней Арамеи, и когда он говорил, глаза его сверкали раскатистый голос звучал все громче, и в конце концов Чант попросил его говорить потише.
      Затем последовали дни, которые не изобиловали приключениями. Туннель тянулся бесконечно, как страшный сон. Путникам не встретилось ни одного зверя. Все дни напролет они шли и шли по туннелю, выложенному красными камнями, а потом Саре всю ночь снилось, что она идет по этому же туннелю, и наконец день и ночь слились в одно непрерывное странствие. Настало четвертое утро пути. Енох уже устал рассказывать истории, а Чант цитировать стихи. В безмолвии все трое шли вперед под звук собственных шагов. Изредка попадавшийся на глаза ползущий по стене жук стал чудом для глаз, жаждущих хоть какой-то смены изнурительному однообразию. Трещинки или выбоинки в камне хватало для того, чтобы потом еще целый час размышлять о них.
      На шестой вечер, когда спутники разделили скудный ужин, Сара сказала:
      - Когда мы дойдем до конца этого туннеля, мы все лишимся рассудка.
      - В такое время задумаешься о смысле жизни, - вздохнул Енох. - Как часто мы в праздности проживаем день в ожидании дня грядущего? Но как знать? Боль завтрашнего дня может заставить нас горько пожалеть об этом безмолвном туннеле. Таковы уж приключения. Потом, когда их вспоминаешь, вспоминаешь именно тяготы пути.
      Сара улыбнулась:
      - Жить сегодняшним днем? Наверное, ты прав. Уж конечно, в этом у тебя больше опыта, чем у меня. Но я бы предпочла поскорее покончить с этим приключением и узнать, чем завершится история.
      - Согласен, - кивнул Чант. - И мне хочется поскорее вернуться к привычному зажиганию фонарей и к таким путешествиям, в конце которых тебя ждет теплая постель. "Звуки волшебные ночь огласят, стихнут заботы дневные. В путь собираясь, коней снарядят, сложат шатры полевые". Горячая еда и чай - вот это было бы приключение...
      - О таком приключении пока мы можем только мечтать, - вздохнула Сара. - Жаль, что камни нельзя жечь, как дрова.
      К утру восьмого дня странники подошли к концу Глубинного Перехода гранитной лестнице, высеченной в стене. Скользкие ступени, узкие, без перил, поднимались вверх и заканчивались неизвестно где. Путники начали подъем. Щеки их обвевали потоки воздуха. Время от времени они останавливались и, тяжело дыша, придерживались за стену. Енох держал наготове меч, Чант - револьвер. Впереди Сары шел Фонарщик, поэтому от ее винтовки сейчас не было никакого толку. Лестница вилась зигзагом от площадки к площадке. После головокружительного получасового восхождения путники подошли к обитой железом двери, точно такой же, как та, открыв которую они попали в туннель. К их величайшей радости, засов был отодвинут, но для того, чтобы открыть дверь, Чанту и Еноху пришлось долго дергать ее изо всех сил. Друг за другом все трое вошли в неосвещенную комнату, в которой не было ничего, кроме стоявшего в самом центре вырезанного из оникса стола. Луч фонаря выхватил из мрака лестницу, ведущую на галерею, и ряд странных приборов.
      Как только Чант, Сара и Енох оказались в центре комнаты, дверь за ними с громким лязгом захлопнулась, и с галереи донесся холодный, жестокий голос:
      - Бросьте оружие и сдавайтесь. Вы окружены. Бежать бесполезно. Дверь заперта, ее не взорвать и тонной динамита. Объявляю вас пленниками от имени Общества Анархистов.
      Хоуп сидел в своем кабинете у камина, укутав шею красным шерстяным шарфом, и читал. Он нервничал и поймал себя на том, что уже несколько раз перечитывает один и тот же абзац. Сара, Енох и Чант ушли больше недели назад. Снегопад неожиданно прекратился, вид за окном уподобился изображенному на картине зимнему пейзажу. В Доме все шло относительно спокойно, хотя время от времени поступали сообщения о том, что некоторые коридоры подвергаются изменениям. Хоуп получил известие, что главный Коридор в Иствинге стал непроходим, и он отправил туда солдат, дабы те разобрались на месте, что там случилось. Но еще больше, чем волнения, Хоупа истерзало одиночество. Вечера он коротал в обществе ректора Уильямса и его супруги, с которыми не так давно свел знакомство.
      В данный момент Хоуп изучал толстенный фолиант в красном кожаном переплете под названием "Полные Летописи Эвенмера". Эта книга служила дополнением к более тонкой "Истории Высокого Дома". Хоуп искал все упоминания об анархистах. Выяснилось, что в качестве организации Общество Анархистов существовало чуть меньше двухсот лет и в действительности произошло от Цайтгайстхаймской партии, которая имела значительный вес в течение более чем трех столетий. Хоуп, привыкший работать методично и скрупулезно, мало-помалу подбирался ко временам Войн за Желтую Комнату. Одолев общий очерк войн, он перевернул страницу и обнаружил между двумя следующими засохшего мертвого мотылька. На этих страницах излагался длинный список офицеров, воевавших на стороне анархистов. Хоуп стряхнул мотылька на пол и был уже готов продолжить чтение, когда в глаза ему бросилась фамилия, которую до этого мгновения закрывал злосчастный мотылек.
      Сердце Хоупа часто забилось, щеки вспыхнули от волнения. Пару мгновений он даже дышать не мог. Затем, вне себя от ужаса, он захлопнул книгу, вскочил с кресла и поспешил в библиотеку. Он бежал так быстро, как только мог, хотя ноги у него от долгого сидения в кресле затекли.
      На бегу распахнув настежь тяжелые двери, Хоуп промчался между доломитовыми колоннами и диванами и бросился к стеллажам. Через пять минут он обнаружил две ссылки, подтвердившие его худшие опасения.
      К нему робко подошел мальчик-паж, заметивший, как дворецкий пробежал по прихожей.
      - Могу ли я чем-то помочь вам, сэр?
      - Помочь? - рассеянно отозвался Хоуп. - Не уверен, что теперь хоть кто-то может нам помочь! Мне нужно немедленно поговорить с капитаном Глисом. Позови самого быстроногого гонца. Дело чрезвычайной срочности! Нужно как можно скорее отправить войско по следам Чанта, Еноха и леди Андерсон. Нас предали.
      Хоуп снова устремил взгляд на список офицеров-анархистов. На середине страницы, где перечислялся четвертый полк второй бригады, значился лейтенант Говард Макмертри.
      ОБМАННЫЙ ДОМ
      Лизбет бродила по серым залам серого дома. У ног ее клубился туман, в желтоватом свете ламп поблескивали звездочками головки репейника. На Лизбет было темно-синее бархатное платье с лифом, расшитым нитями цвета бронзы. Ее черные туфельки блестели, как мраморные. Тугие локоны щекотали шею. Лизбет была счастлива, потому что знала, как хороша собой, но никак не могла припомнить, когда же стала такой красоткой. Ее смущал и этот туман - она никогда не видела такого в этом доме, но решила, что волноваться из-за этого не стоит. Она шла, время от времени подпрыгивая, так ей было легко и радостно, а у ног ее скользили тени. На ходу Лизбет цитировала строчки из единственной прочитанной ею книги - "Грозового перевала":
      - "Вот погоди, ухвачу я тебя за эти хорошенькие кудряшки. Так потяну, что они сразу распрямяааааатся!"
      Последнее слово Лизбет произнесла нараспев, вспомнив о том, как когда-то, давным-давно, Сара пела ей детские песенки.
      Она подошла к белым застекленным двустворчатым дверям, забитым толстыми гвоздями, и тут же попыталась выдернуть гвозди. Поначалу гвозди не поддавались, но тут на глаза Лизбет попался гвоздодер, валявшийся на полу возле двери, и с его помощью она легко, один за другим, выдернула гвозди. Правда, при этом она все-таки поранила до крови руки.
      Выдернув последний гвоздь, Лизбет распахнула двери настежь, и в лицо ей пахнуло чистым и сладостным ветром, растрепавшим ее кудри. Лизбет победно взметнула руки и уже была готова переступить порог и шагнуть под звездное небо. Но в этот миг из ночного мрака возникла фигура человека в балахоне с клобуком. Лица незнакомца разглядеть Лизбет не удалось, оно скрывалось во мраке. Девушка задрожала, хотя и не понимала, чего испугалась.
      - Кто здесь? - крикнула она, и голос се пугающе глухо прозвучал в тумане. Незнакомец не ответил, он молча шагнул навстречу.
      Лизбет подумала - уж не отец ли пришел за ней, чтобы увести ее отсюда. Она протянула руки к незнакомцу... но в комнату шагнул Картер Андерсон. Левая половина его лица была объята мраком, а правая скривилась в волчьем оскале, и глаз был налит хищной злобой. Он навис над Лизбет, готовый схватить ее. Она вскрикнула, развернулась и опрометью бросилась прочь по коридору, но он побежал следом, изрыгая проклятия. Лизбет с трудом опережала своего заклятого врага, но Дом она знала лучше, чем он. Однако в какой-то миг оказалось, что она не в силах больше бежать. Она словно пыталась пробиться сквозь толщу неподатливой воды, и каждый шаг давался ей с немыслимым трудом.
      Картер без труда догнал ее и грубо схватил за руку.
      - Ты пойдешь со мной, - прошипел он. - Пойдешь в еще более страшное место.
      Она закричала, и кричала, и кричала, и ей казалось, что все ужасы мира обрушились на ее бедную голову.
      А потом она проснулась.
      Она лежала неподвижно, боясь пошевелиться и стараясь уверить себя в том, что это был всего-навсего дурной сон, все тот же, что снился ей уже много-много раз. Ее сердце часто билось, но она знала, что это не живое сердце, а тот медальон, что когда-то дал ей Человек в Черном. Она все еще дрожала от страха.
      - "К несчастью, я вскрикнула во сне, потому что увидела кошмар, прошептала она еле слышно. - Простите меня за то, что потревожила вас".
      Лизбет села на кровати. Никакого красивого платья, которое привиделось ей во сне, не было на ней, а были на ней серые, жалкие лохмотья. И волосы свисали прямыми прядями, они больше не вились, и она знала, что они никогда больше не будут виться. Тяжелой гривой они ниспадали до талии - спутанные, нечесаные. Анархисты не давали ей ни расчески, ни ножниц, и Лизбет приходилось обходиться собственной пятерней. Единственным утешением было то, что волосы чистые: она старательно мыла их в фонтане в своем саду. Это был ее протест, бунт против анархистов.
      Она обвела взглядом комнату, где жила уже несколько лет. Тусклая лампа, покосившийся туалетный столик со сломанной ножкой, на полочке лежат ее нехитрые сокровища, матрасик на полу, слева обкусанный мышами... Как-то раз Лизбет приютила одну мышку, но потом Человек в Черном прознал про это и отнял у нее зверька. Даже туфель у Лизбет не было, кроме тех, в которых она попала к анархистам. Они давно стали ей малы, но она хранила их, завернув в промасленную тряпку, под лежанкой.
      Всякий раз, очнувшись после страшного сна, она не могла понять, что ужаснее: ее страх или напоминание о том, какой она была когда-то, прежде чем Человек в Черном забрал ее сердце. Лизбет подтянула колени к груди и с тоской стала вспоминать красивую одежду. Она не плакала даже в самые страшные мгновения - плачут ведь только те, у кого есть душа, а у нее вместе с сердцем отняли и душу. И все-таки что-то болело у нее в груди. Что же это могло болеть, если там не было сердца?
      Лизбет встала и подошла к своим сокровищам, одним из которых был затрепанный томик "Грозового перевала", взяла книгу и прижала к груди. Это была ее единственная книжка. Она не знала, зачем анархисты дали ей ее, но она всегда надежно ее прятала, чтобы не отобрали. Стоило Лизбет завидеть где-нибудь анархиста, она убегала - отчасти потому, что боялась их, а отчасти из-за того, что за годы одиночества стала нелюдима. Проходили целые месяцы - а она никого не видела, хотя порой издалека до нее доносились чьи-то голоса. Отсчет времени для нее сводился к тому, что четырежды в год ее призывал Человек в Черном. Его она боялась больше всех, но когда он говорил с ней, Лизбет слушала его, хотя он всегда произносил одни и те же слова: он говорил о том, что если она дерзнет покинуть этот дом, ее сдует ветром, потому что она станет невесомой, как дым, и все из-за того, что у нее нет души, что у нее отняты все чувства вместе с сердцем. А потом он пристегивал ее к своим страшным машинам, и тогда все тело Лизбет пронзали жуткие разряды, похожие на молнии. Эти разряды проходили сквозь нее и сквозь странный камень, лежавший на ониксовом столе. Пропуская через Лизбет разряды, Человек в Черном говорил о льде, стуже и бесконечной зиме, и тогда полость в ее груди, где когда-то было сердце, леденела и немела от холода. Еще он говорил о порядке, о гармонии, о красоте постоянства, и весь мир Лизбет начинала видеть в квадратах, ровных линиях и совершенном покое. Разряды не причиняли ей боли, но ее пугали гул, издаваемый странными машинами, и та страсть, какую вкладывал в свои речи Человек в Черном. Как часто она мечтала о том, чтобы этот камень куда-нибудь исчез и чтобы закончился этот жуткий ритуал.
      Когда Человек в Черном призвал Лизбет в последний раз, камня на месте действительно не оказалось, и Человек в Черном задавал ей много вопросов о камне - как будто она могла знать, где он. Он говорил, что если камень не будет возвращен на место, произойдут ужасные события. И все же Лизбет радовалась тому, что камень пропал, хотя и понимала, что Человек в Черном не лжет - он вообще никогда не лгал. Он рассказывал ей, где найти еду, он грозил ей наказаниями за прегрешения. Он объяснял, как получилось, что этот дом, который был размером с небольшой особняк в ту пору, когда Лизбет оказалась здесь впервые, может превратиться в огромное здание. Лизбет всегда верила Человеку в Черном, она с нетерпением ждала каждой новой встречи с ним, хотя и боялась его. Другие анархисты с ней вообще не разговаривали - она думала, что им это запрещено. И еще иногда Человек в Черном давал Лизбет двенадцать коротких свечек, с которыми она могла делать что хотела, и время от времени - новое серое платье.
      Лизбет выпрямилась. Ее длинные волосы зашуршали. Они по-прежнему оставались золотистыми, как в тот день, когда Даскин, приехавший в Иннмэн-Пик, склонил голову и сравнил цвет ее волос с цветом своих. Еще ни разу Лизбет не смотрела на свои волосы, чтобы не вспоминать об этом дне, и всякий раз, очнувшись от страшного сна, она первым делом думала о Даскине. Она думала о нем и тогда, когда выходила из комнаты и брела по длинным сумрачным коридорам, как тень среди теней, мимо мрачных дверей и узких бойниц в свой унылый садик, где она выращивала репьи и тернии, которыми порос уже весь дом. По саду бежал небольшой ручеек, и в те дни, когда у Лизбет был листок бумаги и бутылка с пробкой, она писала очередное письмо Даскину и бросала бутылку в ручей.
      Вот и сегодня Лизбет направилась к двери, намереваясь отправить новое послание. Не так давно она нашла плоскую бутылку с пробкой, которую кто-то забыл в буфете в самой новой части дома. Но, открыв дверь, Лизбет в испуге вскрикнула. На пороге стоял остроносый анархист в шляпе, надвинутой на глаза.
      - Что ему нужно? - забыв о том, что говорит вслух, прошептала Лизбет.
      - Я пришел, чтобы отвести тебя, - отозвался анархист, - к Человеку в Черном.
      Лизбет стало не по себе, но она довольно храбро ответила:
      - Хорошо. Я пойду к нему. Веди.
      Она всегда обращалась с приспешниками Человека в Черном так, словно повинуется им исключительно по собственному желанию. Ведь Человек в Черном сказал ей, что придет день, когда она станет принцессой. Пусть Лизбет мало верилось в то, что это и вправду так, но она хоть тем тешила себя, что порой играла эту роль.
      Миновав несколько залов, они прошли в ту часть дома, которую Лизбет считала своей. Здесь стояло множество зловещих статуй и всегда горели красные лампы. Дверь, которая обычно была заперта, вела во Внутренние Покои. Анархист и Лизбет прошли по тусклому и унылому боковому коридору, пересекли анфиладу комнат, затем поднялись по изгибающейся под прямыми углами лестнице на второй этаж и там повернули по коридору налево. Наконец они оказались около тяжелой двустворчатой двери. Анархист отпер ее ключом. Комната за дверью предваряла святая святых Человека в Черном. Его покои разрослись, как и весь Дом, за годы жизни Лизбет.
      Анархист провел ее по нескольким коридорам и комнатам в ту, где некогда Человек в Черном забрал ее сердце. Пульс Лизбет участился, когда она шагнула к ониксовому столу, стоявшему в центре комнаты. Одна-единственная газовая лампа была окружена маленьким кружком света. Лизбет с облегчением обнаружила, что камня на столе по-прежнему нет.
      - Садись, - приказал анархист.
      Лизбет села на один из девяти резных стульев, стоявших вокруг стола. Пальцы ее нервно забегали по холодным подлокотникам. Наконец из полумрака донесся знакомый низкий голос:
      - Как поживает моя маленькая принцесса?
      Над Лизбет склонилась зловещая фигура Человека в Черном.
      - У меня все хорошо, благодарю вас, сэр, - ответила Лизбет.
      - Тернии с каждым годом разрастаются, хотя я велел тебе прекратить выращивать их.
      - У меня нет иного развлечения, - отозвалась Лизбет.
      - Ты должна оставить это занятие. В Доме должен царить порядок. Хаос, возникающий из-за терний, мешает нам продвигаться вперед.
      С самых первых дней жизни в этом Доме Лизбет с трудом удерживалась от смеха, когда ее вот так отчитывали. Она не поняла, как это произошло, но на этот раз не выдержала и рассмеялась.
      Человек в Черном ударил ее кулаком по голове. От удара Лизбет упала со стула на пол. Она вскрикнула, но не расплакалась.
      - Вот так. На сегодня хватит, - бесстрастно проговорил ее мучитель. Я думал, что излечил тебя от смеха, но все же ты продолжаешь дерзко смотреть на меня. Когда же ты покоришься своей судьбе? И в этом Доме, и в грядущем мире будет царить Порядок. Ты будешь принцессой этого Порядка. Помни об этом.
      Лицо Лизбет превратилось в непроницаемую маску. Она поднялась с пола.
      - А-а-а, вот так-то лучше. Теперь мне почти нравится выражение твоего лица. И все же ты продолжаешь на что-то надеяться. Я вижу это в Доме вокруг меня, в твоих гадких терниях. Почему? Твоя жизнь - сплошные несчастья и горести. Все те, кого ты некогда любила, предали и забыли тебя. Похоже, в последнем ты сомневаешься, да? Ну так это я тебе докажу. Быть может, тогда ты откажешься от своих ребяческих надежд и поймешь, что мир следует изменить. Приготовься!
      Зажглись фонари. Оказывается, все это время рядом с Человеком в Черном стояли другие анархисты. Лизбет пыталась разглядеть его лицо, но оно все время оставалось в тени. За его спиной открылась дверь, и в комнату провели три странных существа. Их фигуры представляли собой соединения геометрических тел, шаги были механическими. Лишь едва округлены были их щеки, плечи и глазные яблоки, а носы у всех троих были острыми, как птичьи клювы.
      Первое существо сжимало в руке длинный черный ключ, составленный из квадратов и прямоугольников. На груди его красовалась эмблема в виде квадратных часов, но единственной цифрой на циферблате был ноль, стоящий на месте цифры "12". Черные волосы ниспадали на его плечи зигзагами.
      Второй держал в руке овальной формы фонарь, свет от которого распространялся прямоугольными лучами, как будто проходил сквозь пылинки. На голове у него была высокая шляпа в форме коробки. Одет он был в черное, кое-где на его одежде белели строчки стихов.
      Третье существо явно было женщиной, хотя все округлости ее фигуры превратились в острые углы. На голове ее возвышалась корона в виде пирамидки, руки не имели пальцев и заканчивались остриями.
      - Что это такое? - дрожащим голосом спросила Лизбет.
      - Новому дому нужны Фонарщик, Часовщик и Хозяйка. Это Енох, Чант и Сара, вызванные из Внутренних Покоев.
      Лизбет охватил невыразимый страх. Она дрожала с головы до ног и чуть было не упала на колени.
      - О да, мы изменили их, - сказал Человек в Черном. - Но они целы и невредимы. Правда, они имеют не настолько правильную геометрическую форму, как те воины, что стоят на равнине, но это лишнее доказательство того, что все идет как надо. Последуют другие изменения, и в конце концов в них будет больше человеческого, чем в тебе и даже во мне. На самом деле они уподобятся богам. Можешь поговорить с ними, если желаешь.
      Лизбет поняла не все из того, о чем говорил Человек в Черном, но подошла поближе к женщине и прошептала:
      - Сара? Это ты?
      - Это... я, - ответило существо, кривя губы под немыслимыми углами.
      - Тебе... больно?
      - Мне... хорошо, - ответило существо. Голос смутно напоминал голос Сары, но к нему примешивался скрип несмазанных дверных петель.
      Лизбет с трудом удерживалась от слез.
      - Мне... хорошо, - повторило существо. - Я помню... летний день... когда ты, я и Картер... устроили пикник... под деревьями... как вы тогда... улыбались...
      Как ни страдала Лизбет все эти годы, это оказалось выше ее сил. Анархисты смогли изуродовать единственного человека, которого она любила больше всех на свете! Лизбет все-таки не заплакала, но, содрогаясь, упала к ногам Сары.
      - Я ненавижу тебя! - хрипло крикнула она Человеку в Черном.
      - Можешь ненавидеть, но теперь ты должна поверить в то, что никогда не вернешься к прежней жизни. Мы изменяем мир. И когда мы завершим наш труд, ничто не останется таким, каким было раньше. Только не думай, что в новом мире тебе станет лучше: тебя всегда и везде ждет только отчаяние. И все же я предлагаю тебе сделку. Когда мы с тобой виделись в последний раз, я спросил тебя, не знаешь ли ты, куда подевался Краеугольный Камень. Ты подумала об этом?
      - Я не знаю, где он, - ответила Лизбет, гадая, почему Человек в Черном все время спрашивает ее об этом.
      - Я хочу, чтобы ты как следует задумалась и постаралась определить, где он находится. Если ты сделаешь это и если мы найдем его, то я верну Саре ее истинное обличье. Остальные останутся такими, какими ты их видишь сейчас.
      Лизбет растерялась. Она была готова согласиться, но ей ничего не приходило в голову. Наконец она в отчаянии проговорила:
      - Быть может, он на чердаке?
      - Ты уверена?
      - Нет. Это всего лишь догадка.
      - Прекрасно. Теперь ты вернешься к себе. Если у тебя появятся еще какие-нибудь догадки, ты должна будешь немедленно сообщить нам. - Человек в Черном повернулся к своим приспешникам. - Обыщите чердаки, и пусть Фонарщик и Часовщик приступят к выполнению своих обязанностей.
      Анархисты вывели Лизбет за двустворчатую дверь, ведущую во Внутренние Покои, и заперли замок. Лизбет опрометью бросилась в огороженный каменной стеной сад. Выращиваемые ею тернии, заполонившие дом, начали расти здесь. Их корни стали толстыми и переплелись, образовав лабиринт, ходить по которому умела только Лизбет. Девушка торопливо пробиралась между ними, пока не оказалась в самой середине сада. Здесь она, вся дрожа, остановилась. Ветви, толстые, как столбы, стремились ввысь, образуя нечто вроде колючей беседки, куполом накрывавшей стены, а потом устремлялись к дому.
      Лизбет не плакала. Она дрожала и скулила, как раненый щенок, подвывала и стонала. С трудом отыскав клочок сырой земли под хищными колючими стеблями, она припала к земле.
      - Ах, Сара, - бормотала Лизбет. - Это все из-за меня! Они украли тебя из-за меня! Как это жутко! Это так немыслимо жутко!
      Стеная и проклиная себя, Лизбет сама не заметила, как уснула страшным, черным сном. Ей снились Сара, Чант и Енох, марширующие по залам в ногу, три угловатых чудища.
      Картер в отчаянии смотрел на то, как Пес-Хаос треплет его дорожный мешок и пожирает припасы. Сейчас ему вряд ли стоило переживать о своих вещах, и все же почему-то ему было безумно жаль и старых одеял, и потрепанного мешка. Но на самом деле страшнее всего утрата фонаря. Он многое бы отдал за то, чтобы вернуть фонарь, но теперь тот валялся, разбитый, на ониксовых плитах у стены.
      Картер в тоске отвернулся и стал шарить по карманам. В конце концов он обнаружил коробок, а в нем - четыре спички.
      Чиркнув спичкой, он увидел, что попал в крошечную каморку с голыми стенами и дощатым полом. Он быстро прошел к двери и, открыв ее, обнаружил узкую лестницу. Вдоль стены вился колючий стебель толщиной в два дюйма.
      Спичка погасла, и Картер снова остался в темноте. Правда, теперь он мог спуститься вниз по лестнице. Он обнажил Меч-Молнию, но тот испускал еле заметное свечение. Казалось, сила волшебного клинка иссякла, стоило Картеру попасть внутрь Обманного Дома. Он убрал меч в ножны и стал спускаться вниз на ощупь, стараясь держаться подальше от острых шипов.
      Попади он в такую кромешную тьму раньше, он бы не совладал со страхом. Теперь он уже не так боялся темноты, но все же страх перед ней естественен для каждого живого человека. Здесь же царил непроницаемый мрак, беспросветный. Лестница по спирали уходила вниз. Звук его шагов разносился глуховатым эхом. Картер держался одной рукой за перила, подслеповато моргал, изнуренный тем, что не, видит ровным счетом ничего на многие мили вокруг.
      Острый шип уколол его плечо, и он очнулся. Видимо, тернии ухитрились перекинуться от правой стены к левой. Картер поднес руку к лицу и отсосал кровь из ранки, пошарил другой рукой в поисках перил - и снова укололся. Теперь колючие стебли окружали его со всех сторон. На миг Картер ощутил полную беспомощность. Он уклонился влево, нагнулся и, нащупав перила ниже колючек, двинулся вперед, но сумел одолеть всего шесть ступеней - тернии снова преградили ему путь. Пришлось вернуться и долго искать правые перила. Так Картер и продвигался, все сильнее злясь на противные шипы, то и дело коловшие и царапавшие его. Ему уже начало казаться, что эта лестница не кончится никогда. Он ругал себя за то, что не догадался с самого начала считать ступеньки.
      Но вот перила оборвались. Картер присел на корточки на последней ступеньке и прислушался, но ничего не увидел, не почувствовал и не услышал, кроме самых обычных шорохов и потрескиваний большого дома. Он понимал, что нужно либо разыскать фонарь, либо вернуться вверх по жуткой лестнице и, выбравшись в окно, попробовать найти какой-то другой вход в дом.
      Собрав все мужество, на какое он только был способен, и понимая, что на самом деле ему очень страшно, Картер встал и обнажил Меч-Молнию, решив, что нужно осмотреться, а потом уж отступать. Он шагнул вперед и обнаружил слева голую, холодную на ощупь стену. Он пошел вдоль нее, напряженно прислушиваясь и размеряя каждый шаг, дабы не оступиться и не упасть. Картер считал шага и, сделав двенадцать, наткнулся на новую стену и получил очередной укол шипом. Шаря в воздухе рукой, он всюду натыкался на колючки. Тогда он повернул вправо и продолжил путь, ведя по стене кончиком лезвия меча. Еще пять шагов - и Картер снова наткнулся на зловредные колючки. На этот раз они укололи ему колено. Скривившись от боли, Картер отскочил назад, сел на пол, сжал руками колено. Шипы порвали его штаны, по бедру текла кровь. На миг Картер утратил решимость продолжать путь.
      Он сидел и собирался с силами. Возвращаться к лестнице он не желал из чистого упрямства. Не вставая, он принялся исследовать колючие стебли клинком меча, чтобы понять, насколько густо разрослись тернии. Стебли тянулись от стены и образовывали густые заросли на протяжении четырех футов. Словно слепец, ощупывающий дорогу палочкой, Картер встал, вытянул перед собой меч и попытался обойти заросли терний. Как только он попробовал свернуть к стене, колючки вдруг исчезли. Сначала Картер не поверил в удачу. Он ожидал, что в следующее мгновение снова наткнется на шипы, но этого не произошло. Видимо, отсюда уводил проем, позволявший попасть в комнату или коридор. Картер отступил влево, ожидая, что обнаружит угол, но угла не нащупал, хотя уклонился от прежнего курса на десять-пятнадцать шагов.
      В отчаянии Картер зажег вторую спичку. Теперь у него оставались только две. Оказалось, что он действительно значительно удалился от лестницы и ухитрился пройти в одну из двух дверей. Он выбрал правую, успев, пока горела спичка, рассмотреть за ней коридор, сворачивавший на развилке направо и налево. Не желая пока тратить оставшиеся спички, Картер свернул по коридору направо, ожидая, что тот выведет его в ту комнату, где он в последний раз поранился о шипы терний. Однако, пройдя по коридору двадцать шагов, он понял, что выбрал неверный путь. Довольно быстро найдя выход, Картер проник в ту комнату, из которой попал в коридор, и на этот раз вышел из нее в левую дверь. Сделал он это, как выяснилось, совершенно напрасно: по правую руку шла глухая стена. Иначе и быть не могло: в противном случае отсюда он мог попасть только в тот коридор, из которого только что ушел.
      Картер стоял, ругая себя на чем свет стоит и гадая, что же ему теперь делать. Где же он неправильно повернул? Он сделал несколько робких шагов влево, хотя и понимал, что это совершенно нелогично: ведь только двигаясь вправо, он мог вернуться к комнате, из которой можно попасть к лестнице. Он ощупал правую стену в поисках двери, но не обнаружил ничего, кроме вездесущих колючек. Картер прошел тридцать шагов. Выхода не было. Он решил вернуться в комнату с двумя дверями. Видимо, все-таки ему следовало выбрать правую. Придерживаясь за стену, Картер вернулся в комнату, нашел правую дверь и тронулся по коридору вправо. С величайшим сожалением он достал новую спичку, чиркнул ею и увидел перед собой ровный, прямой проход, выложенный серыми камнями, покрытыми серой плесенью и поросшими треклятыми колючками. Картер поспешно устремился вперед по проходу и спичку бросил только тогда, когда она, догорая, обожгла ему пальцы. Конца коридора он разглядеть не успел, потому не понял, какой он длины. Однако Картер уверился в том, что это именно тот путь, которым он попал в комнату с двумя дверями, а если так, то скоро проход должен был закончиться.
      Пройдя тридцать два шага и сделав следующий, Картер не ощутил под ногой пола. Он отдернул ногу, замешкался, затоптался на месте, не удержал равновесия, замахал руками и... провалился в пропасть.
      Пока он падал, время остановилось, и потом, ударившись о камни, Картер решил, что прошла целая вечность. Он больно ушибся, разбил в кровь плечи, локти, колени. Не в силах подняться, он лежал и стонал от боли, боясь пошевелиться. Прошло какое-то время, и Картер решился приподняться и ощупать себя. Он боялся, что обнаружит переломы, однако, на счастье, отделался только сильнейшими ушибами и легким растяжением левого запястья. Он решил, что угодил в не слишком глубокий колодец, но когда встал и попробовал дотянуться до края, понял, что дела его плохи.
      С величайшей неохотой Картер чиркнул последней спичкой, но та только пшикнула и, не пожелав загораться, отлетела в сторону. Картер пополз по полу на четвереньках, нашел спичку, снова чиркнул ею, но, увы, она так и не вспыхнула.
      Картер выругался, отшвырнул спичку и в изнеможении опустился на каменный пол. От отчаяния он готов был расплакаться, как ребенок, которого бросили в темноте. Правда, довольно скоро он сумел напомнить себе, что от таких мыслей толку мало. "Уж слишком легко мне все давалось в последние годы, - думал Картер. - Будучи Хозяином, я владел Словами Власти, и мне столь многое было доступно. Я мог призвать себе на помощь целые войска. Где же они теперь, мои войска?" Он заставил себя успокоиться и сосредоточиться. Через пару мгновений он увидел вдалеке тусклый огонек. Картер поднялся на ноги и тронулся в ту сторону, держась у левой стены. Дойдя до угла, он обнаружил неровно горящий газовый рожок, прикрепленный к стене на уровне его глаз. Красноватое пламя, растрескавшиеся камни, шипы терний вокруг светильника - все это придавало коридору жутковатый вид. В потолке виднелось окошко, забранное железной решеткой. Только теперь Картер сумел хорошо рассмотреть тернии. Двухдюймовые шипы торчали во все стороны из белесых отвратительных стеблей, на ощупь мягких, как грибы. Наверняка в такой темноте не выжило бы никакое другое растение. Картер невольно поежился.
      Теперь он обрел хоть какой-то свет, но проку от этого было мало. Он все еще находился где-то внизу, вдалеке от верхних этажей. Однако газовый рожок можно было использовать как ориентир в поисках выхода. "Может быть, думал Картер, - мне повезет, и я сумею найти хоть что-нибудь, из чего можно будет смастерить факел". Он обреченно вздохнул. Больше ему ничего не оставалось. Нужно искать выход.
      Обнаружив в кармане клочок бумаги и тупой карандаш, Картер пошел по туннелю от газового рожка и принялся зарисовывать свой путь в лабиринте комнат и коридоров. Выглядело это насмешкой: он, некогда носивший в себе все карты Эвенмера, теперь вынужден рисовать каракули на обрывке бумаги! Картер продвигался вперед с опаской, боясь, что в следующее мгновение наткнется на анархиста, спящего в кровати, однако в комнатах не было ни мебели, ни людей - только зловредные тернии, ранившие путника при любом удобном случае. Картер долго бродил по подземелью, а потом вернулся к тусклому газовому рожку и развернул нарисованный им план.
      Только теперь он ощутил муки голода. Взглянув на часы, он понял, что полдень давно миновал, а ведь он ничего не ел с самого утра. Не было у него и воды. Он сидел под тускло светившим г газовым рожком и рассматривал план, стараясь не думать о жажде и голоде. Стоило ему устремить взгляд во тьму, как его охватывал страх. Он ужасно боялся найти здесь кого-то или что-то и боялся, что кто-то или что-то найдет здесь его - какой-нибудь жуткий, зубастый и злобный зверь.
      - Игра воображения, - проговорил он вслух и испугался звука собственного голоса. - Детские фантазии.
      Картеру хотелось уснуть и забыть о голоде и страхе темноты, но он заставил себя подняться на ноги. Нужно было обследовать часть коридора, уходящую вправо. Он решил пройти в ту сторону столько, сколько сможет, покуда хватит сил и пока он сумеет запомнить дорогу. Картер сделал глубокий вдох и, покинув тусклый крут света, тронулся в путь.
      Через несколько часов он, спотыкаясь от усталости, вернулся обратно. Путь завел его в тупик, к глухой стене. Он не нашел лестницы, ведущей наверх, хотя в подземелье оказалось множество развилок. Каждая из этих дорог могла вывести Картера к свободе, соверши он правильный выбор. Он не раз был близок к тому, чтобы заблудиться. Здесь было так легко свернуть в какую-нибудь дверь и не вернуться потом в главный коридор, а сосредоточиться в темноте было немилосердно тяжело. В голове вертелись молитвы и обрывки песен.
      Картер в изнеможении рухнул на каменный пол. Впервые он подумал о том, что, быть может, безнадежно заплутал и, наверное, умрет здесь в одиночестве. Он и прежде знавал неудачи. Мысль о том, что он не в силах разыскать Лизбет, не давала ему покоя несколько лет. Но ведь с того дня, когда Бриттл провозгласил его Хозяином, Картер верил, что его защищает десница Господня. В глубине его души всегда жило убеждение, что он - всего лишь слуга Высокого Дома. Наделенный столь большим долгом, он не мог порой противиться тщеславию, но... Судьба Хозяев до него порой не всегда складывалась благополучно, а ведь они тоже были избранниками Божьими. И в конце жизни каждого человека ждала смерть.
      Картер мрачно усмехнулся. А как же Енох? Или Часовщику суждено жить до скончания времен?
      "Умереть здесь - чудовищная несправедливость, - думал Картер. - Здесь, в темноте, после того, как я одолел Полицейского во время нашего с ним поединка в колодце. Теперь, когда всему сущему грозит существование Обманного Дома. "Несправедливо"... Не так ли бы вскрикнул испуганный ребенок? Всю жизнь я что-то считал несправедливым - мое изгнание, смерть отца. В сравнении с чем это было несправедливо? Что ребенок считает эталоном справедливости, когда кричит: "Это несправедливо!?"
      - У меня бред, - пробормотал Картер. - Мне так хочется пить...
      С этими словами он провалился в тревожный сон. Ему приснилось, что он бредет по бесконечным черным коридорам.
      Из-за того, что Лизбет не имела иных развлечений, кроме чтения одной и той же книги, выращивания терний и посещений новых помещений в доме, она пристрастилась к путешествиям. Ей никогда не попадались на глаза рабочие, которые пристраивали бы к дому новые флигели, никогда она не слышала визга пилы и стука молотков, но часто в своих странствиях обнаруживала новые двери, ведущие в новые комнаты, возникавшие как по волшебству. Лизбет заучивала дом наизусть и могла пройти по нему с завязанными глазами. Она гуляла где угодно, кроме тех комнат, вход в которые ей был воспрещен.
      Лизбет вышла из своей унылой спальни и побрела вдоль узкого коридора с высоким потолком. Тьму нарушали алые глазницы газовых горелок, освещавших уродливые статуи угловатых чудищ с асимметрично расположенными глазами. Лизбет не боялась этих абстрактных монстров, она даже дала каждой из статуй имя.
      Сквозь щели в полу виднелось подземелье. Там тоже горели красные лампы. Лизбет в свое время побывала и там, но у нее ушло целых два года на изучение лабиринта коридоров и комнат. Однажды она чуть было не заблудилась в подземелье и несколько часов бродила в темноте. Ей пришлось зажечь одну из драгоценных свечек, чтобы найти путь наверх. С тех пор Лизбет знала подземелье так же хорошо, как все остальные помещения в Доме.
      Девушка миновала Зал Хозяина - просторную комнату с высоким потолком, прямоугольными нишами, обрамленными геометрической резьбой и массивными треугольными люстрами, которые никогда не горели. Из центра комнаты к верхним этажам взлетала лестница из черного дерева, похожая на громадную летучую мышь. У стены стоял единственный предмет мебели - тяжелый стол из черного оникса с покосившейся крышкой. За столом могли бы усесться двадцать человек, но стульев около него стояло всего пять. Их спинки имели форму раковин гребешков, обращенных к столу выпуклой стороной, отчего они казались черными волнами, готовыми обрушиться на стол. Сюда Лизбет приходила завтракать, обедать и ужинать. Еду она забирала из кухонного лифта в углу.
      Лизбет шла по комнате, и шлепанье ее босых ступней по мраморному полу отлетало от стен многократным негромким эхом, похожим на трепетание ангельских крыльев. Она шла и рассеянно произносила заученные наизусть строки:
      - "Он считает меня зверушкой для забав. Не могла бы ты объяснить ему, что на самом деле все очень серьезно? Нели, если будет слишком поздно и если я успею узнать, каковы его чувства ко мне, мне придется сделать выбор: либо немедленно умереть - но этим я ему ничего не докажу, если только у него нет сердца, - либо, выздоровев, навсегда покинуть эту страну".
      Она вышла в коридор, который, теперь уже и сама не помнила почему, называла Каменной Аллеей.
      Поравнявшись с решеткой в полу, Лизбет вдруг отпрянула и прижалась спиной к стене. Она увидела в подземелье человека! Лизбет вытянула шею, осторожно заглянула вниз и разглядела мужчину, который сидел на полу у стены под газовым рожком. Лица его видно не было. Похоже, он спал. Сначала Лизбет решила, что это анархист, но одежда на незнакомце была не серая, как у всех анархистов.
      Вот ведь какое невероятное чудо! Чужой человек проник в дом! Лизбет стояла, затаив дыхание. Кровь стучала у нее в висках. Неужели кто-то отважился преодолеть черную равнину? Кто же это - паломник, бродяга, изгой, а может быть, гонец? Лизбет набралась смелости и снова посмотрела на спящего. Волосы у него были не золотистыми, как у Даскина, и не седыми, как у отца. Они были черными, цвета воронова крыла. Плащ, пятнистый, как шкура леопарда... При виде этого плаща в памяти Лизбет всколыхнулись смутные воспоминания - счастливые и пугающие одновременно, но ничего конкретного.
      Девушка крадучись обошла решетку, не сводя глаз с незнакомца и страстно мечтая увидеть его лицо. Наконец она, скрестив ноги, уселась на пол, решив наблюдать за человеком и дождаться, когда тот проснется. Прошло пять минут, десять, и Лизбет овладело нетерпение. Она привыкла скорее добиваться того, чего ей хотелось. Пошарив рукой по полу, она нащупала маленький камешек и осторожно бросила его вниз сквозь прутья решетки. Камешек ударился о плечо спящего, но тот не пошевелился. Лизбет поискала и нашла другой камешек, побольше, размером с ее мизинец. На этот раз Лизбет повезло: камешек угодил незнакомцу в макушку. Он вздрогнул, повел головой из стороны в сторону, а потом поднял голову.
      Лизбет вскрикнула - не сумела сдержаться. Перед ней было лицо ее заклятого врага, чудовища из страшных снов, человека, который предал се, Картера Андерсона. Она вскочила на ноги и побежала прочь, ослепнув от страха. Ей казалось, что в любое мгновение Картер настигнет ее и схватит. Она мчалась по комнатам и коридорам, мимо растресканных стен и бесформенных статуй. Ее босые ступни громко шлепали по доскам и камням. Наконец Лизбет выбежала в свой сад, надеясь там обрести спасение. Она заползла под сплетение колючих стеблей и затаилась. Разумные мысли в голову не приходили, слишком сильно она была напугана.
      Пролежав в своем убежище неподвижно целый час, Лизбет отважилась пошевелиться и приподняться, но прошел еще час, прежде чем она начала ясно мыслить. Тогда она стала гадать: сумеет ли ее враг найти дорогу к лестнице. Лизбет считала, что Картер - отъявленный злодей и обладает множеством изощренных способностей, но почему-то она начинала верить, что он может и не добраться до нее. Ей даже не приходил в голову вопрос, зачем сюда явился Картер, - ведь точно так же, на ее взгляд, можно было спросить, почему начинается гроза или дует ветер. Для нее Картер был злой силой, стихией, подобной той, что обращает легкий летний ветерок в страшный ураган. Он был ее другом, и он жестоко предал ее.
      Лизбет выбралась из-под колючек. Газовые светильники на заборе тускло освещали тропинку, ведущую из сада к дому. Лизбет пошла к двери, не обращая внимания на уколы и порезы, полученные во время лихорадочного бегства. Ей и прежде случалось раниться о шипы терний.
      Ожидая, что в каждое мгновение она может лицом к лицу столкнуться с Картером, как это часто случалось во сне, Лизбет направилась к решетке в полу окольными путями. Когда же наконец она добралась до решетки и осторожно заглянула вниз, она увидела, что ее враг стоит и изучает нацарапанный на клочке бумаги карандашом план подземелья.
      "Да он заблудился! - удивленно подумала Лизбет. - Он не может найти выход!"
      Восторг, радость волной захлестнули девушку. Ей хотелось кричать от счастья. Это чудовище угодило в западню! Лизбет опустилась на колени у решетки и стала незаметно следить за Картером.
      С превеликим разочарованием она поняла, что Картер вовсе не напуган. Он спокойно рассмотрел план и скрылся в темноте.
      Лизбет пришла в ужас. Ведь он направился по коридору, который мог вывести его к лестнице! Мысли девушки бешено метались. Найти верный путь очень трудно, но если он сумеет, тогда...
      Лизбет вскочила и бросилась бегом из коридора, промчалась через несколько комнат, затем, пробежав по переходу, попала в узкий зал, откуда уводил вниз один-единственный лестничный пролет. Лизбет сбежала по ступеням вниз. Лестница обрывалась возле тонкой двери, скользящей на роликах. Лизбет принялась в отчаянии искать хоть какую-нибудь палку, чтобы заклинить дверь, но ничего подходящего не нашла. Тогда она взбежала вверх по лестнице и в дальнем конце комнаты обнаружила прислоненные к стене доски. Схватив две или три в охапку, Лизбет осторожно спустилась вниз, до смерти боясь столкнуться с Картером. Лестница была пуста, дверь затворена.
      Лизбет, стараясь изо всех сил, заслонила дверь досками и отступила, чтобы оценить свою работу. Конечно, узнай Картер об этой двери, ему ничего не стоило приналечь на нее плечом и вышибить, но в темноте он мог принять ее за стенную панель. Лизбет бесшумно, то и дело оглядываясь, поднялась по лестнице и вернулась к своему наблюдательному пункту.
      Она на цыпочках подошла к решетке и, усевшись на корточки, стала ждать. Прошло больше часа. Лизбет не выдержала и сбегала к лестнице, чтобы послушать, не обнаружил ли Картер дверь. Ничего не услышав, она вернулась к решетке. Она не могла сосчитать, сколько раз бегала туда и обратно, но вот наконец Картер появился возле газового рожка. Лоб его был покрыт каплями пота. Он прижался спиной к стене и без сил опустился на пол. Вид у него был изможденный и несчастный.
      Как ни странно, Лизбет стало немного жаль его. Он был ниже ростом, чем ей помнилось, и казался даже хрупким. Время не стерло в памяти Лизбет детских воспоминаний о Картере, о его доброте, его негромком смехе, о том, как он смотрел на Сару, но теперь все это казалось ей обманом, зловещими происками, предназначенными для того, чтобы потом предать ее и отдать анархистам. Часто ночами она лежала без сна и думала о том, что этот злодей сотворил с Сарой. И все же теперь, когда он сидел, измученный, в подземелье, он не казался ей таким уж страшным и жутким.
      Лизбет сжала кулаки и постаралась прогнать эти мысли. Теперь она стала старше и могла разгадать обман.
      - Он - как Хитклифф, - проговорила она сквозь зубы. - Обещает любовь, а в конце концов уничтожает.
      - Кто здесь? - вздрогнув, спросил Картер, поднял голову и уставился на решетку.
      Лизбет отползла в угол, зажала ладонью рот, обезумев от ужаса. Так трудно было не проговориться!
      - Здесь кто-то есть, - сказал Картер. - Отзовитесь, пожалуйста. Я заблудился.
      Лизбет подползла поближе к решетке. Любопытство превозмогло страх.
      - "Он на самом деле здесь, сударыня, - еле слышно прошептала она. - Не призрак, не иллюзия - он здесь, во плоти".
      - Что вы сказали? - негромко, жадно спросил Картер. - Я не расслышал.
      Лизбет прикусила губу. Мысли невысказанные и высказанные... И все же она не могла удержаться и решила поиздеваться над своим врагом. Она, изменив голос, произнесла:
      - Я - призрак Кэтрин Линтон. Ты пришел узнать, действительно ли здесь обитают привидения? Да, тут полным-полно привидений и гоблинов. "Прошлой ночью я шесть часов бродила по саду в Грейндже, и завтра приду туда вновь, и буду являться туда призраком каждую ночь". Зачем ты явился в мой Дом?
      Лизбет видела, как прищуривается Картер, пытаясь разглядеть ее. Но она не наклонялась над решеткой, хотя и была совсем рядом.
      - Я не верю в привидения, - сказал Картер. - Не могли бы вы помочь мне найти выход?
      - Ты никогда не найдешь выхода, - злорадно прошептала Лизбет. - Изыди! Я ни за что не впущу тебя в Дом, умоляй ты меня об этом хоть двадцать лет!
      - Вы не поможете мне?
      - Быть может, я и смогла бы тебе помочь, если бы ты сказал мне, зачем явился сюда. "Неужели тебе нечего показать своей кузине? Неужто здесь поблизости нет кроличьей или хорьей норы?"
      Картер понимающе кивнул.
      - Я ищу девушку по имени Лизбет Пауэлл. Она живет здесь уже много лет. Я хочу отвести ее домой, если она согласится на это. Вы знакомы с ней?
      Лизбет невольно высказала свои мысли вслух:
      - "Это произошло не потому, что мне не нравится мистер Хитклифф, но потому, что мистеру Хитклиффу не нравлюсь я. Он - чудовищный человек, он обретает восторг, уничтожая всех, кто ему ненавистен, если они предоставляют ему для этого хоть малейшую возможность ".
      - Я не понимаю, - обескураженно проговорил Картер. - Почему вы мне не верите?
      - Я видела твои дела и знаю, на что ты способен, - отозвалась Лизбет.
      - Ответьте же, вам она знакома?
      - Может быть. Может быть, я - ее подруга. А с какой стати тебе вздумалось помогать ей?
      - Я искал ее все годы со дня ее исчезновения. Ее похитили из Иннмэн-Пика. Я хочу освободить ее и увести из этого Дома.
      - Ложь! - вскричала Лизбет, забыв об избранной ею роли. Все пошло совсем не так, как она ожидала. - Ты... Вы снова лжете!
      - Лизбет, это ты?!
      Это было слишком. Даже попав в западню, он смог перехитрить ее. Он узнал ее! Теперь небось сумеет уговорами заставить вывести его из подземелья. Он слишком хитер, слишком могуществен - настоящее злое божество. Лизбет отползла от решетки и выкрикнула:
      - "Прошло двадцать лет... Двадцать лет! Двадцать лет я была одинокой и никому не нужной!"
      С этими словами она вскочила и бросилась прочь, минуя комнату за комнатой, и в конце концов выбежала в сад. Она вновь забралась в свое убежище под сплетение колючих стеблей. Там она пролежала несколько часов, как в бреду, цитируя строки "Грозового перевала".
      - "Не надо было тебе с ним говорить! Он был в дурном расположении духа, и теперь ты все испортил. Его выпорют! О, как мне страшно думать о том, что его станут пороть! У меня пропал аппетит. Зачем ты стал говорить с ним, Эдгар?"
      Но вот наконец Лизбет совладала с собой и прошептала:
      - Я не скажу ему больше ни слова, пока он не будет умирать от жажды.
      ВНУТРЕННИЕ ПОКОИ
      Даскин и Грегори устроились на привал под высоким куполом из оранжевого песчаника, в круге красноватого света, отбрасываемого газовыми светильниками. В полумраке невозможно было толком разглядеть зал, лишенный какого-либо стиля. Казалось, здесь расположилась кладовая, куда стаскивали всевозможный архитектурный хлам. В тридцати футах над головами друзей горели лампы, как бы подвешенные прямо в воздухе, но они не освещали ровным счетом ничего. Из центра зала вверх уводила лестница, и где она заканчивалась, было непонятно. Стропила и колонны перекрещивались между собой, но похоже, служили опорами для пустоты. В полу зияли черные провалы. Галереи, вместо того чтобы идти по горизонтали, торчали вертикально. По кругу тянулись чудовищные фрески, изображавшие плоские абстрактные фигуры отдельные головы и руки, перемешанные с различными предметами, в результате чего рисунки производили впечатление обезумевших иероглифов. Из стен торчали головы горгулий правильной геометрической формы, на досках пола и карнизах были вырезаны обрывки математических формул, отдельные числа, какие-то бессмысленные слова. Под соединяющимися самыми немыслимыми углами стропилами вершили симметричные танцевальные па летучие мыши с квадратными крыльями и мордочками, вытянутыми и заостренными наподобие гусиных перьев. Их писк напоминал скрежет гвоздя по стеклу. По стенам ползали крошечные паучки с тельцами-палочками.
      На время привала Даскин погасил свой фонарь. Он жутко устал, весь взмок и был уверен в том, что они с Грегори безнадежно заплутали. Уже трое суток они скитались по дому и не встретили ни души. Даскин бросил взгляд на кузена: тот крепко спал и во сне шевелил губами, но вдруг он испуганно вскрикнул и рывком сел, выпучив глаза.
      - Что с тобой? - озабоченно спросил Даскин. Грегори оторопело огляделся по сторонам, сообразил, где находится, вздохнул и протер глаза.
      - Просто дурной сон.
      - Да кому бы здесь не снились кошмары? Ни мебели, ни людей, лампы еле светят - ни дать ни взять гигантский мавзолей.
      - Дом пока не приспособлен для жилья, - заключил Грегори. - Он еще недостроен. Но я тоже думал, что мы здесь встретим не одного анархиста.
      - Это просто воплощенное безумие, а не дом, - проворчал Даскин. Комнаты невесть какой формы, коридоры, ведущие в никуда, низкие потолки, ходить под которыми можно только пригнувшись. Я-то думал, тут все будет по науке. Если анархисты стремятся насадить Порядок, то почему здесь все так хаотично?
      - Может быть, они учатся в процессе работы, - пожал плечами Грегори. Представь себе, что компания интеллектуалов собралась и поставила себе цель изменить Вселенную, перекроить физические законы природы. Мысль, спору нет, дурацкая, но смелая. Краеугольный Камень является для них средством для достижения цели, но они должны найти и метод, а поиски метода сопряжены с проведением экспериментов. Трансформация жителей Муммут Кетровиана первый, пробный шаг. Наверняка это меньшее из того, чего стремятся добиться анархисты. Точно так же с этой частью дома. Для того чтобы создать совершенный мир, приходится идти путем проб и ошибок. А вот в способности видоизменять части Эвенмера они преуспели гораздо больше.
      - И уж тем более - в способности прятаться от нас, - вздохнул Даскин и устремил взгляд вверх, к черным стропилам. - Послушать тебя, так они просто герои.
      Грегори усмехнулся:
      - Просто стараюсь быть объективным. Как ты можешь узнать, каково твое мнение по тому или иному вопросу, если не услышишь мнения своего противника?
      - Не знаю, - покачал головой Даскин. - Но думаю, нам пора трогаться. Этот дом настолько велик, что мы тут еще несколько недель можем проплутать. - Он встал и зажег фонарь.
      Пройдя под высоченным куполом, друзья вышли в унылый коридор, который незамедлительно разделился на три отдельных прохода. Через каждый дюйм на стенах висели резные маски. Свет фонаря выхватывал из мрака узкие прорези глазниц, из которых торчали зловещие шипы. На полу плясали тени, подобные то свернувшимся в клубок гадюкам, то ощетинившимся гвоздями крестам, то страшным ликам ведьм, то пастям морских змей. Воздух был холодным, но затхлым, что было неестественно, как, впрочем, и все в этом доме. Половицы, стены, дверные ручки - все выглядело нематериальным, неживым. Даскин не находил слов для описания того, что окружало его, - разве что мог назвать все это чужеродным. Дом угнетающе действовал на него, он безнадежно устал, утратил способность думать о главной задаче своего пребывания здесь и очень тревожился о брате. Прав ли был Грегори? Неужели в деяниях анархистов и правда есть рациональное зерно? Неужели они с Картером - лишь часть старого порядка и безнадежно отставшие от жизни лидеры отмирающего союза? Даскин вдруг понял, что совершенно ничего не знает о доктрине анархистов.
      Еще восемь часов Даскин и Грегори брели среди хитросплетений безумной архитектуры, пересекали по хрупким мостикам бездонные пропасти, открывали двери, за которыми оказывались глухие кирпичные стены, сворачивали за углы и упирались в тупики, украшенные резьбой в виде страшных оскаленных морд. В конце концов оба путника измучились и изнемогли. У обоих разболелись глаза от необходимости непрерывно вглядываться в темноту. Кое-как перекусив скудными припасами, они расстелили одеяла на голом полу. Даскину снилось, будто он таскает землю столовой ложкой, пересыпая ее из одной ямы в другую. Когда наконец Грегори разбудил его шесть часов спустя, он обрадованно потянулся и пробормотал:
      - Ненавижу темноту.
      Друзья снова тронулись в путь и через пять часов миновали двустворчатую дверь, за которой их ждал забранный дубовыми панелями коридор с темно-зеленой ковровой дорожкой. У входа стояло палисандровое бюро. В канделябрах горели газовые светильники, на одной из стен висел щит, на котором был выгравирован девиз: "Mundus Vult Decipi" - "Мир хочет быть обманутым" (лат.). Чуть дальше на стене висел гобелен с изображением большой толпы людей в шляпах с высокими тульями. Казалось, люди с гобелена пристально вглядываются в тех, кто проходит по коридору.
      - Тут больше порядка, - ошеломленно прошептал Даскин. Грегори улыбнулся:
      - Пойдем.
      Проходя мимо гобелена, Даскин невольно поежился - настолько неприятны были взгляды изображенных на нем людей, одетых в серые плащи анархистов.
      Еще несколько дверей друзья миновали, так и не встретив врагов, и вскоре подошли к лестнице весьма необычной конструкции. Ее ступени покоились на металлических столбах, но ни перил, ни столбиков балюстрады не было, отчего лестница производила впечатление жестокое и грубое. Казалось, она пришла из воображаемого будущего. Друзья стояли на верхней площадке. Здесь под потолком висела абстрактная серебристая фигура хищной птицы с треугольным клювом и изогнутыми под острым углом крыльями. Даскин взглянул туда, где начинался коридор, обвел взглядом лестницу.
      - Знаешь, а ведь это, похоже, копия бокового коридора во Внутренних Покоях Эвенмера, созданная по вкусу анархистов! - воскликнул он. Удивительно!
      - Точно, - кивнул Грегори. - Мы проникли в центральную часть дома.
      Где-то вдалеке хлопнула дверь.
      - Вниз по лестнице, - прошептал Грегори и первым поспешил по ступеням. На втором этаже они обнаружили еще один безлюдный коридор. Позади послышались чьи-то шаги.
      Грегори потянул на себя ручку двустворчатой двери за лестницей. К счастью, там оказалась пустая комната. Друзья бросились бегом по анфиладам и коридорам и бежали до тех пор, пока Грегори не остановился в длинной полутемной комнате, где горел один-единственный красноватый газовый рожок. У стены, там где обрывался круг света, стояло какое-то странное оборудование. Посреди комнаты чернел ониксовый стол, вокруг - девять стульев. Даскин вглядывался в темноту. Почему-то ему не верилось, что в комнате никого нет. Грегори, тяжело дыша, плюхнулся на стул и положил ноги на стол.
      - Тут мы в полной безопасности, - наконец проговорил он почти безмятежно. Но, собственно, он всегда отличался храбростью и самонадеянностью.
      - Ты уверен? Кто угодно может войти сюда.
      - Да вряд ли. Тут так темно. Сомневаюсь, чтобы этой комнатой кто-то часто пользовался.
      - Нужно продумать, как искать Краеугольный Камень, - сказал Даскин и тоже сел на стул.
      Грегори опустил ноги на пол, расправил плечи и наклонился к кузену.
      - Даскин, - проговорил он шепотом, - а что, если анархисты правы в том, что они задумали?
      - Ты что, с ума сошел? У нас нет времени философствовать!
      - А я и не философствую. Анархисты выпустили на волю силы, способные изменить цивилизацию. Неужели тебе никогда не приходила в голову мысль о том, что они могут быть столь же верны своему делу и столь же правы в своих убеждениях, как ты, Картер, Енох, как любой из нас? Безусловно, во имя анархии были совершены не самые праведные деяния, но неправедные деяния во все времена совершались во имя власти, религии и даже во имя милосердия.
      - О чем ты говоришь? - в отчаянии проговорил Даскин. Он жутко устал и разозлился на друга. - Если на то пошло, в последние три дня я от тебя только и слышу, что речи в оправдание происков анархистов.
      - Я всего лишь призываю тебя к тому, чтобы ты пересмотрел собственные убеждения. Почему твоя мать стала анархисткой?
      - Из любви к власти. Грегори покачал головой.
      - Слишком просто сказано, кузен. Ты никогда не задумывался о том, почему Полицейский заточил ее в Комнате Ужасов? Ведь у нее было столько связей в Эвенмере, и она могла бы быть ему полезной.
      - Моя мать была зла и порочна, а Полицейским руководили ревность и зависть.
      - Чушь! Полицейский не был склонен ни к каким эмоциям. Тетушка Мэрмер могла быть ему полезной хотя бы как орудие. О нет, она была наказана из-за того, что он перестал ей доверять.
      Большую часть своей жизни она была участницей движения анархистов, она вступила в партию в детстве, когда жила в Межрии. Она выросла убежденной анархисткой.
      Даскин не в силах был пошевелиться. Но и в самом деле, порой он гадал, почему анархисты отказались от его матери.
      - Если ты говоришь правду, Полицейский должен был обожать ее.
      - Верно, она была бы его ближайшей соратницей, если бы не предала его прежде. Когда она познакомилась с твоим отцом и вышла за него замуж, в лагере анархистов все были вне себя от радости. Замужество Мэрмер не входило в их замыслы. Тетушка познакомилась с твоим отцом случайно, хотя, безусловно, вращалась в соответствующих кругах. И само собой, анархисты решили воспользоваться таким удачным случаем и извлечь из ее замужества пользу для себя. Представь себе, каков же был для них удар, когда она отвернулась от них. Она действительно жаждала власти и ради власти была готова забыть о своих соратниках. Она забыла о великой цели, о грандиозной революции, поскольку главной ее мечтой стала мечта о том, чтобы стать первой леди Эвенмера. В конце концов она горько пожалела об этом. Дядюшка Эштон не дал ей власти, которой она так вожделела. И когда она пожелала избавиться от Картера, чтобы Хозяином стал ты, она связалась с Полицейским, надеясь, что вернет себе его расположение. Но Общество Анархистов требует от своих членов верности, самопожертвования и даже героизма, если потребуется. Она была предательницей и заплатила за это.
      Даскин сидел, сжав кулаки.
      Грегори испытующе смотрел на друга.
      - Понимаю, это удар для тебя. Ты в порядке?
      - Удар? Ты только что сказал, что моя мать изменила не только Эвенмеру, но и анархистам. На что еще она была способна? Но откуда тебе может быть известно все это, если только ты... - Даскин вскочил. - А ты сам, случайно, не анархист?
      - Большая часть твоих родственников - анархисты, - отозвался Грегори, откинувшись на спинку стула. - К примеру, твой дядя Кориний.
      - Кориний? Этот добрый старикан? Ты шутишь!
      - Прадедушка Горий дважды избирался Великим Маршалом Западного региона. Мой отец, большинство твоих двоюродных братьев. Я. Все анархисты.
      В ярости Даскин бросился на своего кузена, стащил его со стула, повалил на пол.
      Но в это мгновение в одном из углов комнаты вспыхнул свет. От неожиданности Даскин отпустил Грегори и выпрямился, а Грегори поднялся и небрежным жестом обвел комнату. На высокой галерее выстроились несколько десятков анархистов. Даскин потянулся за пистолетом, но Грегори шагнул к нему.
      - Не глупи, кузен. Ты погубишь себя. Ты окружен. Убери оружие.
      Даскин крепко сжал рукоятку кольта. Происходившее не укладывалось у него в голове. Но невзирая на предательство Грегори, Даскин все же не мог выстрелить в друга. Он разжал пальцы. Пистолет упал на пол.
      - Что вы сделаете со мной? Грегори понимающе улыбнулся:
      - Это зависит от тебя.
      Он выжидательно посмотрел в сторону балкона. Открылась круглая дверь, и вышел человек, с головы до ног одетый в черные одежды. Лица его не было видно за широкими опущенными полями шляпы. Казалось, это древний бог Один, могущественный и величавый. Он спустился с галереи и подошел к столу.
      - Это Человек в Черном, - сказал Грегори. - Верховный Анархист. Он возглавляет движение после гибели Полицейского.
      - Маньяк, - процедил сквозь зубы Даскин.
      - Нет, - не сводя глаз с кузена, покачал головой Грегори. - Святой. Он спасет мир.
      - Ты славно потрудился, брат, - приглушенным голосом проговорил Человек в Черном и пожал Грегори руку. - Приветствую тебя, Даскин Андерсон. Не сомневаюсь, Грегори сказал тебе многое, о чем ты волен поразмышлять.
      Даскин гневно взглянул на кузена.
      - Так у тебя было задание шпионить за мной все эти годы?
      - Ты ошибаешься, - ответил Грегори. - Моя миссия состояла в том, чтобы вернуть тебя в лоно семьи. И дружба наша не была фальшивой.
      - Это верно, - подтвердил Верховный Анархист. - Грегори дважды спасал тебе жизнь. Первый раз он сделал это, отговорив Совет Анархистов от покушения на тебя, которое замышлялось с целью ослабления позиций твоего брата. Насколько мне известно, не так давно он уберег тебя от неминуемой гибели во время сражения с гнолингами.
      - Последнее по крайней мере правда, - отозвался Даскин. - А вы неплохо информированы.
      - Ты родился для великих свершений, - продолжал Человек в Черном. Даже твоя мать некогда была патриоткой, хотя в конце ей недостало решимости. Именно с такими моральными недостатками мы и призваны бороться. Анархическая партия существует несколько десятков лет. Неужели ты никогда не задавался вопросом - почему? Высокий Дом - это монархия, как его ни называй. О да, в отдельных странах существуют советы и парламенты, у герцогов и баронов нет той власти, какой они располагали когда-то, но на самом верху Равновесием, определяющим действие законов природы, правит Хозяин.
      - Это упрощенное определение, - возразил Даскин. - Хозяин служит Дому и не является истинным монархом. Страны, составляющие Эвенмер, самоуправляемы, а Хозяин координирует усилия, направленные на поддержание стабильности Творения. Но если даже то, о чем вы говорите, верно, что с того, если Хозяин справедлив?
      Анархист торжественно кивнул. Его тяжелые одежды едва заметно колыхнулись.
      - Вот-вот! Если хозяин справедлив. Картер - по-своему справедливый человек. Честный человек. Но существует высшая справедливость. Идеологи анархизма видели возможности создания мира, в котором царило бы истинное равенство, в котором не было бы страданий, болезней, нищеты, смерти. Разве это не высокая цель?
      - Вы убивали людей во имя этой высокой цели.
      В это мгновение на стол были поданы тарелки с дымящимся мясом и кувшины с вином. Человек в Черном уселся на стул и жестом пригласил Даскина и Грегори.
      - Садитесь! Угощайтесь! Я знаю, как вы соскучились по настоящей еде. Это вам не ваши несчастные походные припасы. Даскин сел неохотно, но ни к еде, ни к вину не притронулся.
      - Верно, мы убивали людей, - не стал спорить Человек в Черном. - Во время любой революции проливается кровь. Разве патриоты Нианара не выступили с оружием в руках против поработившего их Китинтима? Разве в Узе не вешали аристократов? А ведь наша цель гораздо более высока и благородна! Мы мечтаем о Вселенной, в которой не существовало бы ничего, кроме Добра, потому что она не сможет содержать ничего, кроме Добра, и люди в ней уподобятся богам. Они станут бессмертны, они будут исповедовать высшие моральные ценности, они смогут думать только об искусстве и науке. Ради такой цели не жалко погубить миллиарды! Но когда убийствам придет конец, они прекратятся навсегда. Когда война будет выиграна, воцарится вечный мир.
      - Звучит весьма убедительно, - язвительно проговорил Даскин. - Но чего вы хотите от меня? Зачем вам нужно, чтобы я перешел на вашу сторону?
      - Во-первых, ты наш по крови. Во-вторых, этому Дому, как и Эвенмеру, нужен Хозяин, тот человек, который сможет показать кулак Богу и всем святым, который крепко сожмет в руках поводья и, хлестнув ими, погонит вперед упряжку цивилизации, помчит кричащее от восторга человечество в Золотой Век.
      - Вы богохульствуете, - заметил Даскин.
      - Может быть. Но если Бог есть, то он создал мир неудачно. В нем слишком много тоски. Думаю, он бы только благословил тех, кто попытался бы изменить такой мир. И если Эвенмер, как говорят, сотворил Он, зачем же Он допустил, чтобы кто-то сумел отыскать Краеугольный Камень? Разве из этого не следует, что Он сам замыслил так, чтобы люди нашли Камень и воспользовались им для создания нового, лучшего мира? Не этап ли это нашей эволюции? А если так, то разве, противостоя нам, ты не противишься самой воле Божьей? Ты мог бы стать предводителем, повести всех к свету, к последнему мятежу перед окончательной победой.
      - Вы предлагаете мне роль Люцифера. Я думал, эту роль вы приберегаете для себя.
      - Ты недопонимаешь меня. У меня есть другие планы, куда более грандиозные, чем обретение власти. Никому из вас не под силу оценить моих амбиций. Я всегда был умнее и глубже тех, кто окружает меня. Простым смертным меня не понять.
      - Но зачем вам я? Любой из ваших приспешников может стать Хозяином. Грегори, к примеру. Способностей ему не занимать - какой спектакль разыграл по пути к этой комнате! Наверное, время тянул, чтобы постараться провести со мной агитацию.
      - Ты ошибаешься, - покачал головой Грегори. - За исключением потайного входа дом разительно переменился с последнего раза, как я побывал здесь. Но что правда, то правда: я пользовался любой возможностью уговорить тебя.
      - Управление силой, заложенной в Краеугольном Камне, оказалось очень трудным, - признался анархист. - Эвенмер избирает Хозяев, но и этот Дом, как выяснилось, тоже. Мы испробовали... других Хозяев. Результаты отрицательны. Думаем, тебя этот Дом примет, если ты дашь согласие служить ему.
      - Понятно, - сказал Даскин, мысленно содрогнувшись от смысла, который Человек в Черном мог вложить в слово "отрицательны". - Ваше создание обрело собственный разум. А тернии тоже вы задумали?
      Верховный анархист мрачно скривился.
      - Мы - не чародеи, мы всего лишь люди, пытающиеся создать Вселенную, которая зиждется на научном, рациональном подходе к вещам. А тернии побочный продукт психики Лизбет. В ее полном распоряжении западное крыло дома, и мы не способны управлять всеми ее порывами.
      - Значит, она - ваш катализатор? Человек в Черном пожал плечами:
      - Да. Мы знали, что вы это заподозрите. Мы направляем силу Краеугольного Камня через нее. Этот дом - не только наше создание, но и ее. Мы держали ее в одиночестве в пустом доме, чтобы из Нового Творения ушли все страсти. Единственным учебником жизни для нее стала книга "Грозовой перевал", дабы она познала тщетность человеческих страстей.
      - И вы используете ее как орудие для создания вечной зимы?
      - Да. Я не стану просить у тебя за это прощения. Мы пользуемся любыми средствами для борьбы с лордом Андерсоном, дабы отвлечь его, пока наш труд не будет завершен. Жаль, что должны страдать невинные.
      - Став Хозяином, я уподоблюсь механическим мутантам, что стоят на равнине?
      - И да, и нет, потому что они не всегда будут оставаться такими, как сейчас. Признаю: они страшны и отвратительны, но они - всего лишь шаг на нашем пути, шаг к победе над смертью. Этого мы должны добиться прежде всего, ибо жизни одного поколения мало для достижения окончательного совершенства. Мутанты, которых ты видел на равнине, как бы ни были они отвратительны, - бессмертны, если только не станут жертвой несчастного случая. Впоследствии мы избавимся от любых случайностей. И когда их изменения свершатся в полной мере, они будут прекрасны. Прекрасны! Я говорю о полной метаморфозе, подобной той, что происходит с бабочкой, появляющейся на свет из кокона.
      - Вы говорите об ограничении свободы выбора.
      - Да! - Голос Человека в Черном зазвучал страстно, увлеченно. - Никто не станет выбирать Зло и Смерть. Какой человек не избрал бы для себя только Добро, если бы знал как? Все, что мы совершили, мы совершали ради высшего блага.
      - Вот видишь, кузен, мы вовсе не чудовища, какими ты нас себе представлял, - вступил в разговор Грегори. - Анархисты во все времена были воинами-интеллектуалами в борьбе за благородное дело.
      - А мой брат в таком случае кто? - прищурившись, спросил Даскин, думая о том, что Картер скорее всего уже в доме. - И какую судьбу вы уготовили ему?
      - Он - человек непросвещенный, - небрежно отозвался Человек в Черном. - Однако со временем мы готовы и его принять в наше братство. А теперь Грегори проводит тебя в отведенную тебе комнату, там ты и подумаешь обо всем, о чем мы здесь говорили. В комнате ты найдешь книгу под названием "Культ сопротивления", написанную основателем анархического движения Людвигом Принном. Может быть, тебе захочется полистать се.
      - Может быть, - неохотно проговорил Даскин. Человек в Черном проводил Даскина и Грегори до двери, за которой стояли двое вооруженных анархистов.
      - Прежде чем мы уйдем, брат, - обратился Грегори к Человеку в Черном, - мне хотелось бы узнать, каково положение дел? Почему в доме так пусто? Ведь из Шинтогвина полным ходом отправляются строительные материалы. Куда их отвозят? Когда я вернусь в Эвенмер, я должен что-то сообщить нашим товарищам, которые озабочены отсутствием сведений.
      - Материалы складируются на будущее. Что же до вновь прибывших людей, то их я отправил на равнину, - ворчливо отозвался Человек в Черном.
      Грегори от удивления ахнул.
      - На равнину? Ты... и их подверг превращению?
      - Так они послушнее и ближе к совершенству. То, что сделано с одним, впоследствии будет сделано со всеми. Я не видел нужды в том, чтобы они томились в ожидании своей очереди.
      Глаза Грегори гневно сверкнули.
      - Что это значит? И это - человек, которому я присягнул на верность? Неужто от здешней тьмы у тебя помрачился рассудок?
      - Мои планы более глубоки, чем ты думаешь. Ты должен доверять мне, если я веду мир к совершенству.
      Грегори, сжав кулаки, шагнул к своему предводителю. Казалось, в следующее мгновение он ударит Человека в Черном.
      - Я требую объяснения!
      Даскин ждал такого момента. Грегори оказался между ним и пистолетами анархистов. Помог опыт, накопленный во время охоты на гнолингов. Как только Грегори шагнул к Человеку в Черном, Даскин выхватил из внутреннего кармана пальто нож, обхватил другой рукой Грегори и прижал лезвие ножа к его горлу.
      - Назад! - вскричал Даскин, когда к нему метнулись анархисты. - Я любил его, как брата, но убью его ради блага Эвенмера!
      - Брось нож! - приказал Верховный Анархист, однако своим подручным, взмахнув рукой, велел отойти подальше. - Тебе все равно не убежать отсюда.
      При обычных обстоятельствах Даскин ни за что бы не смог так легко захватить Грегори в плен. Ему помогло замешательство кузена, вызванное разговором с Человеком в Черном. Даскин, не отпуская Грегори, стал, пятясь, отходить по коридору. Человек в Черном и двое охранников застыли в дверях. Дойдя до угла, Даскин отпустил Грегори и со всех ног бросился к следующему повороту. Позади он слышал топот ног и выстрелы.
      - Нет! - прокричал Грегори ему вслед.
      Прямо над головой Даскина в потолок со свистом вонзилась пуля. Только он успел свернуть за угол, как еще несколько пуль ударилось о стену.
      Даскин бежал, то и дело поворачивая, и вскоре заблудился в бесконечных коридорах. В конце концов, тяжело дыша, весь мокрый от пота, он остановился.
      "Спасибо тебе, братец, - с горечью думал он. - Ты снова спас мне жизнь. Но когда мы с тобой снова встретимся, я тебя не пощажу".
      Однако гнев его вскоре утих и сменился тоской. Подумать только! Грегори - весельчак, повеса и отважный малый еще во времена их совместной учебы в колледже то и дело препарировал анархическую философию, все сводя к диспутам и светским беседам, а на самом деле, как выяснилось теперь, уже тогда пытался переманить его на свою сторону!
      Нужно было разыскать Лизбет, которая, как теперь знал Даскин, была ключом от этого жуткого дома. Он не знал, куда идти, чтобы найти ее, но Лизбет явно была где-то неподалеку. Ведь она писала ему о том, что выращивает тернии в своем саду. Если стебли этих колючек тянулись оттуда, значит, до сада можно добраться, следуя вдоль них.
      Даскин торопливо пошел вдоль стены, поросшей терниями. Мысли его метались. Он думал о Грегори, о Беллгроуве, о своих дядях, о прадеде, обо всех анархистах. Именно Грегори настоял на том, чтобы Даскин посещал лекции Беллгроува. Чем еще в его жизни манипулировал Грегори? Они были так близки и до, и после совместной учебы - охотились на гнолингов, занимались спортом, и оба были, казалось, самыми обычными повесами, баловнями жизни. Да, Даскина в отличие от Грегори никогда не интересовала политика, а вот Грегори всегда держался начеку и в любой момент был готов предложить ему то, что предложил теперь.
      Даскин остановился. Предательство Грегори ранило его в самое сердце. Да уж, теперь им никогда вместе не охотиться на гнолингов...
      Что же до анархической доктрины... Действительно, общество должно совершенствоваться, но если Верховный Анархист решил сотворить мир, лишенный эгоистических устремлений, из мечтаний эгоистичных людей, то разве может быть сумма больше своих слагаемых? Утрата свободы воли не стоит ничьей боли, ничьей смерти, и подтверждение тому - жуткие создания на равнине. Однако несмотря на уверенные речи анархиста, и с самим домом, и с Человеком в Черном что-то было не так, иначе он никогда не додумался бы до того, чтобы подвергать трансформации собственных соратников.
      Даскин ускорил шаг. Он должен был как можно скорее разыскать Лизбет и помешать этим идеалистам уничтожить мир.
      ЧАСОВАЯ БАШНЯ
      Картер слабел с каждым часом. Последний раз он пил два дня назад. Губы растрескались и саднили, было трудно думать о чем-либо, а кругом была лишь темнота да красноватое пламя единственного газового рожка. Отчаяние охватывало его все сильнее, он страшился того, что Бог забыл его, и боялся неудачи, полного провала своей миссии. Чаще всего он думал о Саре. Если он умрет здесь, узнает ли она об этом? Почувствует ли ее нежное сердце, что его уже нет среди живых? Картер думал не только об этом. Он боялся за Сару. Ему казалось, что ей грозит опасность. Правда, эти мысли он старался отбрасывать и приписывал их бреду на почве страшной жажды. Картер брел по подземному лабиринту к тому месту, где не так давно отыскал заколоченную дверь. Силы покинули его. Он упал на колени и стал молиться. Ему казалось, что он больше не в состоянии идти дальше. Рассудок его затуманился. Какое-то время он проспал, стоя на коленях, и ему приснилось, будто он странствует по пустыне. Ветер шуршал жухлой листвой высохших растений. Он шел и шел, один-одинешенек, в поисках неведомо чего, и наконец остановился передохнуть у высокой скалы, на которой было высечено изображение херувима и руны. Он понял, зачем пересек пустыню: как древние пророки, он странствовал в поисках мудрости и просвещения.
      Очнувшись, Картер легко встал и выпрямился, и всю его усталость словно рукой сняло. Да, он по-прежнему находился в подземном плену, но впервые за все время с того дня, как узнал о Краеугольном Камне, ощутил себя свободным. С неожиданной ясностью он осознал, что до сих пор у него не было ни веры, ни надежды в успех его миссии, что он был скован противоборствующими силами, придавлен гнетом ответственности, чувствовал себя побежденным, не успев вступить в борьбу. Он пока не совершил ровным счетом ничего и потому не имел права расслабляться.
      Впервые за много дней он рассмеялся, пусть даже его смех, вырвавшись из пересохшего горла, был подобен хриплому кашлю.
      - Каким же... я был... глупцом! - проговорил Картер, смакуя каждое слово, понимая, что это - чистая правда. Невзирая на свое бедственное положение, несмотря на то что некая часть его разума предостерегала его, твердила, что все это - лишь фантазии, вызванные голодом и жаждой, он был счастлив - счастлив здесь, в кромешном мраке, счастлив оттого, что жив, что может бороться с безнадежностью, может сразиться с анархистами, употребив на это все свои силы, и не важно, что ожидает его в итоге - победа или поражение.
      И в это странное мгновение собственного триумфа Картер вдруг ощутил едва заметное прикосновение Слова Власти. Видимо, даже теперь он служил ослабевшим проводником могущества Слов.
      Не смея поверить в происшедшее, Картер расправил плечи и пошел по коридору дальше. Свернув за угол, он обреченно вздохнул - тусклый свет газового рожка не проникал сюда. Решив, что в полной темноте ему будет легче сосредоточиться, он опустился на пол, развел руки в стороны и стал напряженно думать о Слове Тайных Путей. Он отбросил сомнения и сосредоточился изо всех сил. Он думал о том, как впервые увидел Слово в Книге Забытых Вещей, вспоминал, как буквы, слагавшие Слово, пылали, словно раскаленная медь, как прибегал он к помощи этого Слова в Эвенмере. Закрыв глаза, он искал Слово, и ему казалось, что он отчаянно всматривается в горизонт над бескрайней черной равниной, но видит только мрак - пустой, как в бесчисленных залах Обманного Дома. Отчаяние овевало его лицо крылышками невидимых ночных мотыльков. Сосредоточиться было так трудно! Мысли разбегались, Картер начинал думать о Саре, о Доме, об отце - о чем угодно, только не о Слове. Он тряхнул головой, отрешился от посторонних мыслей и попытался сосредоточиться вновь.
      Миновало несколько мгновений, и неожиданно среди непроглядной тьмы Картер увидел крошечную оранжевую светящуюся точку. Затаив дыхание, он стал ждать, и точка начала разрастаться, приближаться... Не было и в помине той вспышки в сознании, которой сопровождался приход Слов Власти в былые времена. Сейчас Картер видел зыбкий мерцающий огонек вдалеке. И все же он был способен различить очертания букв и ощутить - пусть слабо - заложенное в них могущество. Попробуй он вызвать Слово, Дарующее Силу, или Слово, Закрывающее Двери, этого было бы недостаточно, но для Слова Тайных Путей должно было хватить и этого робкого свечения. Он призывал Слово всей силой разума и вот наконец ощутил его тепло и заботу, его энергию - не сотворенную, но творящую. Не он создавал свечение букв, они светились сами.
      Картер прошептал Слово. Ничего особенного не произошло - не сотряслись стены, не грянул гром - лишь едва слышный шелест послышался в коридоре. Картер не понял, улыбнулась ли ему удача. Вглядываясь вдаль, он не видел привычного голубоватого прямоугольника.
      Он вынул из кармана осколок Краеугольного Камня. Осколок пульсировал и тянул Картера за собой. Он непременно должен был вывести его к Камню, только бы удалось выбраться из подземелья. В сознании Картера возникла мысль, которая сразу придала ему сил. Теперь он точно знал, что Краеугольный Камень противится воле анархистов, их попыткам переделать Дом - противится, словно живое существо.
      Не задумываясь об этом парадоксе и решив принять его как данность, Картер мрачно усмехнулся, убрал осколок в карман и, тронувшись вперед, стал считать шаги. До ближайшей двери было двенадцать шагов, она выводила в пустую комнату, а до следующей надо было пройти двадцать семь шагов. Коридор тянулся и тянулся. Картер продвигался вперед и в конце концов добрался до анфилады комнат, где уже не раз бродил часами. На этот раз он повернул вправо и не стал отступать даже тогда, когда на его пути возникли заросли терний. Именно здесь он еще не проходил ни разу. Увы, впереди тянулись и тянулись колючие стебли. Картер отступил и вышел в другую дверь.
      Он снова пошел, держась правой стены, и вдруг... у Картера перехватило дыхание. Он увидел вдалеке синеватое сияние. Придерживаясь рукой за стену, он поспешил вперед. Свечение было настолько слабым, что Картер готов был счесть его обманом зрения, но нет: впереди действительно светился, мерцая, синеватый прямоугольник. Картер ощупал стену и нашел квадратный выступ возле плинтуса. С еле слышным щелчком вверх подпрыгнула панель. Протянув руку в образовавшееся отверстие, Картер нащупал ступеньку узкой лестницы.
      Он торопливо выбрался в проем, сделал шаг и тут же пребольно ударился лбом о потолок. Застонав, он упал на колени и сжал ладонями голову. Когда боль отступила, Картер потрогал лоб. Крови не было, но на лбу набухла шишка. Картер покачал головой. Только этого не хватало: выбраться наконец из подземелья и чуть было не погибнуть от собственной неуклюжести.
      Он отполз назад, поднял руку, нащупал потолок, оказавшийся, естественно, низким, и, пригнувшись, начал подъем по винтовой лестнице. Ступеньки были расположены как попало - невозможно было угадать, где будет следующая. Воздух был неподвижным и затхлым. Картер вдохнул поглубже, собрался с духом и тронулся дальше - осторожно, ступень за ступенью, в кромешной тьме. Страхи не отпускали его. Он, словно маленький мальчик, боялся, что в любое мгновение кто-то страшный его схватит. Наверняка такие страхи мучили бы каждого, кто так долго пробыл без света.
      Картер остановился, крепко сжал перила и призвал на помощь все мужество, на какое только был способен. Почему-то вдруг перед его мысленным взором возникло решительное лицо отца. Таким его лицо было в тот день, когда он взломал дверь Комнаты Ужасов и вызволил оттуда маленького Картера. Особенно ясно Картер видел отцовские глаза. Воспоминания придали ему сил. Он тронулся дальше.
      Одолев сотню ступенек - почему-то он старательно их считал, - он увидел впереди, в немыслимой вышине, тусклый свет. Чем ближе подбирался Картер к свету, тем яснее мог рассмотреть лестницу. Оказалось, что она ведет вверх вовсе не витками спирали, а изгибается под самыми причудливыми углами, то поднимаясь, то уводя в сторону. Опорные столбики из темного дуба представляли собой правильные кубы.
      Картер добрался до площадки, где неровным пламенем горел газовый светильник, отбрасывая на стену остроконечные тени. Не обнаружив выхода, он тронулся дальше. Он взбирался все выше и выше, миновал семь площадок и наконец с восьмой выбрался на другой этаж. Отполированные до блеска половицы сверкали в лучах единственной желтой лампы. Лампа висела низко и не освещала потолок. Там сгустилась тьма. Медленное эхо шагов Картера оглашало огромный зал. Он наклонился, провел рукой по полу и, к собственному изумлению, обнаружил порванную перчатку, потом - ношеную шляпу и лежащий на боку фонарь всего в нескольких футах от лестницы. Картер поднял фонарь, покачал. Оказалось, что масло в нем есть. Он вернулся к газовому рожку, зажег фонарь, подняв его повыше, разглядел на полу рядом с перчаткой и шляпой пятно запекшейся крови. Впереди, в нескольких футах от этого места на полу валялся сломанный меч. Картер вынул из кобуры пистолет и еще выше поднял фонарь.
      Он стоял в длинном зале, и свет фонаря не достигал дальней стены. Те же стены, что были видны ему, влажно поблескивали, под потолком сгустился мрак. Следуя вдоль одной стены, Картер вдруг услышал впереди медленное тиканье, настолько звучное, что от него подрагивали половицы. Слушая этот тревожный звук, трудно думать о чем-либо, помимо него. Казалось, с каждым ударом время останавливается. Картер несколько минут привыкал к тиканью, чтобы научиться не останавливаться в промежутках между ударами. Приближаясь к источнику звука, он заметил в вышине тусклый свет и постепенно разглядел циферблат курантов, колоссальные размеры которого потрясали тем сильнее, что он располагался на стене под потолком зала.
      Приблизившись к основанию циферблата, Картер поднял фонарь над головой. Перед ним предстала выкованная из стали конструкция немыслимой высоты. Сначала свет фонаря слепил Картеру глаза, и он не мог ясно разглядеть циферблат, но постепенно рассмотрел его более или менее четко. Циферблат оказался квадратным, тускло подсвеченным. Стрелка - всего одна, и цифра тоже одна-единственная - ноль, на том месте, где полагалось бы стоять цифре "двенадцать". Стрелка плавно скользила по циферблату, довольно быстро обегая его. И при каждом ее полном обороте раздавался щелчок. Безмолвный ужас сковал Картера по рукам и ногам. Он понял, что стоит перед анархическим вариантом Часовой Башни. Внизу чернел арочный проем, в нем виднелась лестница, взбираясь по которой можно было добраться до механизма часов. Картер шагнул под арку, задрал голову, посмотрел вверх и неожиданно увидел высоко-высоко огонек фонаря. Он поспешно задул собственный фонарь, отошел от лестницы и стал ждать. Вскоре он увидел, что по лестнице спускается одинокий путник. Когда стало слышно, как от тяжелой поступи звенят ступени металлической лестницы, Картер предпочел ретироваться за арку.
      Довольно скоро незнакомец вышел из арки. Тусклый свет фонаря осветил его фигуру. Стало ясно, что перед Картером - один из новоявленных мутантов. В руке он сжимал длинный прямоугольный ключ, на груди его красовалась вышивка - точная копия квадратного циферблата. Картера охватил ужас, и он понял: это - некто вроде механического Еноха. Изгибающиеся зигзагами волосы ниспадали на плечи "Часовщика" - пародия на тугие завитки волос старого еврея. Топорные, геометрически правильные черты - лица неуловимо напоминали черты лица Еноха. Картер поежился и, пятясь, отошел дальше, за колонну. Он мог бы выстрелить, но даже в пародию на старого друга не решался разрядить пистолет - рука не поднималась. Картер сжал было рукоятку Меча-Молнии, но наблюдая за тем, как неуклюже переставляет ноги псевдо-Енох, проникся к несчастному существу жалостью.
      Глядя прямо перед собой, "Часовщик" удалялся вдоль стены зала и вскоре скрылся в темноте.
      - Ужасно, - проговорил Картер и снова зажег фонарь.
      - Ессстессственно, ужасссно, - прошипел кто-то у него за спиной.
      Картер резко обернулся и, не раздумывая, выстрелил в темный силуэт на срамом краю круга света. Выстрел не возымел ровным счетом никакого действия. Картер, пятясь, отступил под арку, крепко сжимая рукоять Меча-Молнии.
      Луч света упал на чудовище высотой пятнадцать футов, шагавшее на задних лапах. Туловище его имело форму прямоугольного треугольника и было снабжено всевозможными шкалами, рычажками, пружинами и клапанами. В самой середине груди жуткого создания покачивался маятник - точно в такт с тиканьем часов на стене. Треугольная голова заканчивалась плоским хоботом, на самом кончике которого имелось коробчатое утолщение. В удлиненных глазницах не было видно ни радужки, ни зрачков, в открытой пасти торчали ровные квадраты зубов с заостренными краями. Из отверстия на макушке со свистом валил пар. Хвост странного создания представлял собой утолщенную стрелу. Когти на передних лапах были короткие, в форме равнобедренных треугольников, а ступни - прямоугольные. Однако, невзирая на чудовищные перемены во внешности колосса, Картер сразу узнал его.
      - Йормунганд? - полушепотом проговорил он.
      - Он сссаммый, - прошипело жуткое существо утробным голосом. Йормунганд, над которым поиззздевалисссь. Пффф! Йормунганд, похищщщенный ссс чердака.
      Динозавр резко развернулся, подобно заводной кукле, протопал по половицам к огромному резервуару, наклонил голову, набрал хоботом воды, вернулся на прежнее место и торжественно изрыгнул пламя, которое, впрочем, не осветило окрестностей.
      - Чем я могу тебе помочь?
      - Первый вопрос. Пффф! Но тут ты не Хозяин. Пффф! Я мог бы сожрать тебя, как сожрал последнего глупца, сунувшего нос на этот чердак. Пффф! Только Часовщика мне жрать запрещают.
      Картер вспомнил о пятне крови и сломанном мече и отступил к лестнице.
      - Я по-прежнему Хозяин Эвенмера. Кроме того, тебе нужна моя помощь.
      - Йормунганд ни в чем не нуждается, - гордо отозвался механический динозавр.
      - Конечно, если хочешь остаться заводной игрушкой. Из отверстия в макушке динозавра с каждым тиканьем часов вырывалась струйка пара.
      - Пффф! Так мы, стало быть, насмехаемся? Пффф! Да? А какие мы все любезные, какие пугливые, когда я у себя на чердаке и в прекрасной форме, а? Пффф! Но стоит мне только немножко расслабиться, капельку приболеть, стать жертвой стечения обстоятельств, и мы тут как тут - готовы прикончить беднягу Йормунганда! Пффф! И где же, спрашивается, твои христианские добродетели? Где, я спрашиваю, сострадание?
      Йормунганд неуклюже шагнул вперед. Картер поспешно отступил еще дальше. Динозавр склонил и вытянул голову и заглянул под арку.
      - Дашь мне совет? - спросил Картер.
      - Второй вопрос. Пффф!
      - А ты на первый не ответил.
      Йормунганд принялся качать головой и качал так долго, что Картер решил, что он расслышал его. Наконец динозавр проговорил:
      - Девчонка. Пффф! Найди ее. Она - ключ ко всему. Пффф. Отведи ее к Краеугольному Камню. Только она может освободить всех нас. Но поспеши. Анархисты ошиблись. Они были слишком дерзки. Для того чтобы побороть страдания и смерть, они должны остановить течение времени. Эти часы - их первая попытка добиться этого. Но если время остановится, Вселенная не сможет существовать в этом измерении. Пффф! И нечего щуриться. Уж ты мне поверь: время, пространство, масса - все эти понятия нерасторжимо связаны между собой. Это должен понимать даже смертный. Пффф!
      - Значит, Вселенная будет уничтожена?
      - Она перейдет в Вечность. Пффф! Что произойдет в итоге, не знаю. Я создание данного измерения, но сомневаюсь, что Вселенная устоит. Пффф! Пленив и изменив меня, они начали процесс борьбы со смертью, ибо я - ужас мрака, Страх Возмездия, мрачный путь к Пустошам Антана. Я - само Отчаяние. Пффф! Если они совладают со мной, они многого добьются. Слишком многого, и от этого им самим не поздоровится.
      - Даскин здесь, в доме?
      - У меня стали слабеть глаза. Пффф! Почти ничего не вижу. Но здесь есть предатели. Берегись. А особенно берегись колдовства девчонки. Как только найдешь ее - сразу убей.
      - Но я пришел ради того, чтобы спасти ее.
      - Какой героизм! Саранча спасает сверчка, а Йормунганд, единственное создание, которое хоть чего-то стоит на этом свете, тикает тут, понимаете, как часы с кукушкой, и пускает пар, как паровоз! Найди Краеугольный Камень и освободи меня. Я заставлю их заплатить за все. Пффф! А теперь беги к дальней двери, да поживее. Я уж и так сдерживаюсь слишком долго, до того хочется сожрать тебя. В этой конфигурации я своей волей не владею, а в этом доме ты не Хозяин.
      Йормунганд снова протопал к резервуару с водой, наполнил хобот, запрокинул голову, словно заводная птица, и издал вопль, страшнее которого Картер никогда в жизни не слышал - нечто среднее между звуком распиливания металлического рельса и лошадиным ржанием. Картер зажал уши ладонями, выбежал из-под арки и со всех ног помчался в направлении, указанном динозавром. Он не сомневался, что Йормунганд сдержит слово и при первой возможности убьет его.
      Картер успел отбежать на тридцать ярдов, когда за его спиной раздался оглушительный удар - Йормунганд сделал первый шаг. Да, в своем нынешнем виде динозавр передвигался медленнее, и все же каждым шагом покрывал ярдов семь. Бегство Картера и и погоня за ним Йормунганда представляло собой престранное зрелище: и Картер, и динозавр замирали на месте при каждом тиканье часов. До дальней стены было еще далеко - Картер даже не видел ее в темноте.
      Он бежал, лавируя между кубическими ящиками, расставленными ровными рядами. По идее, динозавру следовало бы топать прямо по ним и расплющивать - это не составило бы ему никакого труда. Но вместо этого Иормунганд почему-то старательно обходил ящики, и в результате, миновав штабели, лорд Андерсон выигрывал уже пятьдесят ярдов. Он прибавил шагу и мчался, тяжело, с присвистом дыша. Фонарь, дребезжа, болтался в его руке, но и бег, и все звуки замирали при каждом тиканье курантов.
      Чердак тянулся и тянулся бесконечно. Картер уже отчаялся и решил, что ему никогда не добежать, но вот наконец справа в стене завиднелась дверь, и он рванулся туда с удвоенной скоростью. Подбежав, он ухватился за дверную ручку, попробовал повернуть ее, но та не поддавалась. Шаги Йормунганда неотвратимо приближались, от их тяжести сотрясались стены. Картер уже слышал, как скрежещут, подобно гигантским шестерням, зубищи динозавра.
      Йормунганд изрыгнул пламя, и его язык на мгновение завис в воздухе - в это мгновение тикнули часы. Картер приналег на дверь, поддел ее плечом и снова повернул ручку. Добился он только того, что ручка осталась у него в руке.
      Картер в отчаянии обернулся. Йормунганд приближался - скопление поршней, шкал и клацающих челюстей. Какая абсурдная смерть - стать жертвой гигантского заводного гуся!
      Картер выхватил меч, вставил лезвие в щель между язычком замка и притолокой и нажал на рукоятку. Клинок почти не светился, но все же сохранил часть своей волшебной силы. Дверь треснула и открылась настежь. Картер выскочил за порог в то о самое мгновение, как Йормунганд оказался на том месте, где он был мгновением раньше. Челюсти динозавра клацнули, но, увы, добыча уже была вне досягаемости.
      - Прекрасно! Пффф! - фыркнул динозавр. - В некотором роде я даже рад, что ты улизнул.
      Картер, не говоря ни слова, поспешил прочь по коридору. Он понимал, что на чердаке в Эвенмере, будь Йормунганд в своем истинном обличье, он бы уже был благополучно сожран.
      Довольно скоро в одном из темных залов лорд Андерсон разыскал бассейн с водой. Он пил и пил не переставая, хотя вода имела металлический привкус. Ему казалось, что большей радости он не испытывал ни разу в жизни.
      Почти весь день ушел на то, чтобы спуститься вниз от чердака. Повороты, еще повороты, бесконечные перекрестия коридоров, тупики... Но вот наконец Картер вышел к длинной лестнице, пролеты которой виляли влево и вправо, словно строители воздвигали ее под хмельком. В течение последующего часа ему не раз попадались на глаза голубоватые прямоугольники, тускло светившиеся в темноте, но не располагая картами, он не мог определить, куда ведут открывающиеся за ними потайные ходы. Его окружали разновысокие стены, на которых покоились наклонные потолки. Казалось, он бредет по жутким, хаотичным развалинам. Он ожидал от этого дома куда большей правильности, симметричности. Порой ему приходилось идти, вплотную прижимаясь к стене, или низко пригибаться. И всюду, всюду он наталкивался на загадочные злобные шипы терний, стебли которых тянулись вдоль стен.
      Лестница казалась ему нескончаемой, но как ни изнемог Картер от голода, как ни хотелось ему присесть и поспать, он шел и шел вперед и наконец оказался в странно знакомой комнате, в которой, приглядевшись, узнал копию той каморки, из которой в Эвенмере он, спускаясь с чердака, попадал в свою комнату. Не слишком веря в удачу, он ощупал стену и в том самом месте, где было положено, обнаружил рычаг, с помощью которого открывалась потайная дверь. С негромким скрежетом и стоном часть стены отъехала в сторону. Свет фонаря озарил комнату, и Картер с изумлением отметил, что она не так уж непохожа на его собственную. Окна располагались там же, где и в Эвенмере, кровать и платяной шкаф стояли на своих местах. Как только часть стены за камином водворилась на место, Картер увидел, что на каминной доске лежит игрушечный меч - правда, весьма абстрактной формы: лезвие его сужалось ближе к рукоятке, вместо того, чтобы расширяться.
      В пляшущем луче фонаря вдруг блеснули глаза, и Картер увидел фигуру человека, сидевшего в кресле-качалке у кровати. Картер от неожиданности вскрикнул и выхватил Меч-Молнию.
      Незнакомец поднялся. Перед Картером стоял калека. Левые рука и нога у него были короче правых, отчего он производил впечатление уродливого манекена. На голове уродца красовалась шляпа с заплатками, спутанные волосы падали на глаза, кожа была бледной, как слоновая кость. Дыхание вырывалось из легких судорожными хрипами. И все же его искаженное бледное лицо было лицом Картера.
      На плечах калеки лежал плащ из пятнистой ткани - тусклое подобие Дорожного Плаща Хозяев Эвенмера. Рука его скользнула к ножнам. Сверкнуло извилистое лезвие меча и полыхнуло алым светом.
      - Хозяин Дома, - произнес калека скрипучим, скрежещущим голосом.
      Картер не понял - то ли незнакомец представился, то ли обратился к нему. Прихрамывая, калека шагнул к Картеру. Их клинки скрестились, вспыхнул ослепительный свет, заклубился дым. Словно столкнулись разные заряды - оба Хозяина были отброшены назад.
      Картер выхватил пистолет. Его жуткий двойник и пугал его, и притягивал. Нужно было как можно скорее разделаться с ним, пока не сбежались другие. Сгустившийся дым мешал Картеру, он плохо видел соперника. Брошенный им погасший фонарь валялся на коврике. Неожиданно из клубов дыма к Картеру метнулась рука двойника и ухватила его за ту руку, в которой он сжимал пистолет. Картер инстинктивно резким движением отвел в сторону левую руку соперника, и пущенная им пуля ударилась в потолок. Картер и его изуродованный двойник схватились врукопашную. Бледное лицо, подобное лику мумии, мелькало в нескольких дюймах от лица Картера.
      - Мммммннннаааа! - взвыло жуткое создание по-звериному и приглушенно проговорило: - Слова Власти!
      Картер чуть не остолбенел от страха. Неужели эта тварь повелевает какими-то собственными Словами Власти? Опомнившись, Картер продолжил поединок.
      - Наалааф! - брызжа слюной, выкрикнул его соперник.
      Ударная волна отшвырнула Картера к стене. В глазах у него потемнело. Очнувшись, он обнаружил, что рука, в которой он сжимал пистолет, пуста. Еще мгновение - и ужасный двойник прикончит его. Картер в отчаянии схватил валявшуюся на полу маленькую деревянную шкатулку, треснувшую при произнесении его соперником Слова Власти, и запустил ею в лоб двойника. Тот пошатнулся и упал на пол.
      Однако в тот миг, когда Картер, пошатываясь, поднялся, его соперник тоже встал на ноги. Опасаясь, что тот произнесет новое Слово Власти, Картер бросился на врага и нанес несколько метких и сильных ударов в солнечное сплетение. Обычный человек от таких побоев согнулся бы в поясе, но жуткий двойник и не подумал отреагировать таким образом. Он согнул сжатую в кулак руку и замахнулся, целясь Картеру в бровь. Картер закрылся, отбил руку врага и принялся колошматить его по бокам. Увы, и это не дало ожидаемого эффекта.
      Картер увернулся от нового удара по голове. Противник явно одолевал его. Картер отчаянно искал взглядом какое-нибудь оружие и вдруг увидел оба Меча-Молнии. Они мирно лежали рядышком у стены. Встретив очередной удар, Картер пригнулся, присел, перекатился по коврику и схватил собственный меч. Не медля, развернулся и сжал рукоятку второго меча, но в это мгновение враг настиг его и поддел ногой. Картер откатился к кровати, охая от боли, но мечей не выпустил. Двойник, видя, что Картер вооружился, бросился к своему пистолету, который валялся на полу, в трех футах от кровати.
      Картер вскочил, настиг соперника и вонзил меч ему в грудь, вложив в удар всю силу. Двойник рухнул на пол, вцепился в клинок обеими руками, пытаясь вырвать его из своей груди, а Картер метнулся к пистолету, не слишком, впрочем, уверенный в том, что страшного двойника можно убить пулей. Однако, схватив пистолет и прицелившись, он обнаружил, что его враг неподвижен. Правда, когда Картер осторожно приблизился, тот разлепил веки и, прежде чем умереть, успел прошептать:
      - Благодарю... тебя.
      Как только сердце жуткого создания перестало биться, с ним произошла метаморфоза. Тело его на глазах изменилось. Перед Картером на коврике лежал навзничь бледный юноша. Кем же он был? Жертвой обмана или добровольцем?
      Однако лорда Андерсона не на шутку обеспокоило то, что его двойник прибегнул к Слову Власти. Выпущенная на волю сила могла появиться только в результате произнесения Слова Правления. Постаравшись припомнить подробности поединка, Картер понял, что его двойник действительно произнес слово Фалан, только наоборот.
      Картер подобрал свой пистолет, убрал в ножны Меч-Молнию. Немного подумав, он прихватил и меч своего павшего соперника. Если его собственный меч не обладает полным могуществом в этом доме, может пригодиться меч-двойник. Картер вышел за дверь. Как ни странно, коридор оказался пуст. Здесь все было воспроизведено в подражание Эвенмеру с поразительной точностью, вплоть до алой ковровой дорожки на полу. Пройдя по нему, Картер спустился по причудливой парадной лестнице и попал в тускло освещенный боковой коридор.
      Не заметив ни души, он прокрался к столовой, где надеялся разыскать какую-нибудь еду. Двери были открыты настежь, в комнате было пусто, на столе - тоже. А вот в буфете Картер, к превеликой радости, обнаружил продукты, которых хватило бы для настоящего пира: зажаренное мясо, сухари и кувшин с водой.
      Насытившись и попив воды, Картер произвел более внимательный осмотр столовой. Она была похожа и не похожа на столовую в Эвенмере. Здесь также имелся массивный камин, расположенный в глубокой нише, но и ниша, и камин были вырезаны не из белого, а из черного мрамора. На украшавшей арку резьбе вместо гроздей винограда были цветы роз с квадратными лепестками. На барельефе над аркой были изображены не белки, а кубические павианы в изломанно-угловатых ветвях клена. Узорчатые изразцы были размещены как попало, не складываясь в определенный узор. Вместо дам-прерафаэлиток на оконных витражах красовались карикатурные человечки, скроенные из прямых линий. Удобные мягкие диваны были заменены каменными скамьями, которые смотрелись прямо-таки зловеще в тени, отбрасываемой черно-мраморной каминной доской. Не было в помине чудесных, ярких персидских ковров - на полу лежали унылые серые циновки. Потолок и стены сделаны из серого камня. Металлический стол выгибался восьмеркой, его края были острыми, как заточенный нож. На месте хрустальной люстры дымили газовые рожки.
      "Что же за мир они творят, если он лишен всякой красоты?" - в отчаянии подумал Картер и, вынув из кармана осколок Краеугольного Камня, ощутил его притяжение. Осколок тянул его из столовой к боковому коридору.
      Лизбет легко ступала между терний, стеблями которых порос ее сад. Ей снова приснился страшный сон, и вновь она, как всегда, прибежала в свое привычное убежище. Миновал час, и новый страх нахлынул на девушку. Она боялась того, что Картер выбрался из подземелья. С трепетом она покинула свой спасительный сад и пошла по комнатам, негромко бормоча:
      - "О, мне суждено нечто более страшное. Что же мне делать, как жить, когда ты и отец оставите меня, когда я останусь одна на свете?"
      Лизбет подошла к решетке, бесшумно опустилась на колени и пристально вгляделась в темноту. Картер исчез. Только газовый рожок мерцал красноватым светом. Лизбет почувствовала, как кровь стучит у нее в висках.
      - "Пока светила летняя луна, нам был дарован покой, но как только возвратятся зимние вьюги, ты должна искать пристанища!" - прошептала она. Нет-нет, он вернется, он должен вернуться.
      Правда, особой уверенности Лизбет не испытывала. Она представляла, как Картер застигнет ее врасплох, подкрадется в темноте и схватит. Впервые за много лет привычные полутемные залы и коридоры пугали ее.
      Решив подождать возвращения Картера, Лизбет выдержала всего пару мгновений, вскочила и опрометью бросилась к двери, которую заложила досками. У двери она застыла в ожидании, хотя чего ждала - и сама бы, наверное, не смогла ответить.
      - "Миссис Хитклифф, если бы я попросила вас не делать ровным счетом ничего - только сидеть, не шевелясь, и вдобавок оглохнуть - удалось бы вам это? Уверена, вам принесло бы столько же радости, сколько и мне, осознание существования врага. Он погубит вас, если вы не опередите его, он погубит и меня", - обреченно произнесла Лизбет. Она вернулась к решетке, опустилась на пол и стала ждать. Ей показалось, что прошло много времени, и она снова встала - очень осторожно, стараясь не шуметь.
      - "Он старательно убил во мне любовь, и потому теперь я свободна, прошептала она. - Я еще помню, как любила его, я даже способна представить, что и теперь могла любить его, если бы - нет, нет! Даже если бы он обманул меня, все равно его дьявольская натура каким-то образом проявилась бы вновь. Чудовище! О, если бы он исчез с лица земли и покинул мои воспоминания!"
      - "Будет вам, будет! Ведь он всего лишь человек, - проговорила Лизбет, изменив голос - теперь она говорила от имени Нелли Дин, домоправительницы. - Будьте же милосердны. Ведь бывают люди и похуже него!"
      Снова изменив голос, Лизбет ответила воображаемой Нелли:
      - "Он - не человек, и он не стоит моего милосердия. Я отдала ему свое сердце, а он взял его и безжалостно растоптал, а потом отшвырнул. Нелли, сердца даны людям для того, чтобы они испытывали чувства, а с той поры, как он растоптал мое сердце, у меня нет сил ни на какие чувства к нему, и не будет, хотя бы он и жестоко страдал до самого своего смертного дня".
      Она продолжала цитировать строку за строкой до тех пор, пока донесшийся издалека звук не заставил ее замереть от страха. Лизбет наклонилась над решеткой, ничего не увидела, затравленно огляделась по сторонам и увидела в тусклом свете ламп силуэт человека, торопливо идущего по коридору. Незнакомец вдруг остановился и негромко окликнул ее:
      - Лизбет, это ты?
      Лизбет вскочила и в ужасе бросилась прочь по коридору, думая только о том, как бы поскорее скрыться. Незнакомец явился с той стороны, где лежала дорога к саду, к спасительному убежищу под стеблями терний. Лизбет бежала, а за спиной ее звучали шаги. В страшных снах она не могла бежать, а теперь мчалась по дому куда глаза глядят, в отчаянии ища хоть какого-нибудь укрытия. На бегу она время от времени оглядывалась - увы, незнакомец продолжал преследовать ее. Лизбет свернула из коридора в анфиладу комнат пустых и безлюдных, как большинство помещений в доме. Эти комнаты она называла Щелями - такими тесными, узкими они были.
      Лизбет неслась, не разбирая дороги, не думая о том, где ей повернуть. Налево, налево, снова налево... На бегу она отчаянно шептала:
      - "Я бежала всю дорогу от Грозового перевала, а где не бежала - там летела на крыльях".
      И вдруг преследователь оказался на ее пути. Лица его не было видно в полумраке.
      - Лизбет, это ты? - проговорил он и протянул к ней руки. - Лизбет, я не сделаю тебе ничего плохого!
      Лизбет оказалась зажатой в углу. Неужели враг заколдовал ее? Нет-нет, просто они случайно оказались в одной и той же комнате. Лизбет попятилась к стене, возле которой стояли стеллажи, а на полках были разложены разные инструменты
      Лизбет схватила наугад первый попавшийся и швырнула в своего преследователя. Тот явно не ожидал от нее такой прыти. Как только он закрыл руками лицо, Лизбет опрометью выскочила из комнаты, стрелой пронеслась по Щелям и выбежала в коридор, уставленный геометрическими скульптурами. Повернув за угол, она бросилась к лестнице в один пролет, взбежала по ней до площадки, где стояли две одинаковые статуи - Лизбет считала их изображениями Хитклиффа: надменно вздернутый подбородок, в руке - трость. Деваться больше было некуда, и девушка спряталась за одной из этих статуй. Затаив дыхание, она стала ждать приближения заклятого врага.
      Миновала, казалось, целая вечность, и вот в коридоре послышались тяжелые шаги. Немного помедлив, преследователь повернул к лестнице. Осторожно выглянув из-за статуи, Лизбет увидела, что ее враг шагнул на нижнюю ступеньку и начал не слишком проворно подниматься. Лизбет снова пряталась. Она в отчаянии считала его шаги - она знала, сколько ступеней в лестничном пролете. Когда преследователю осталось одолеть десять ступеней, Лизбет изо всех сил навалилась на статую. Та не сразу поддалась, но в следующее мгновение закачалась и накренилась. Лизбет чуть было не упала вместе с ней.
      Грохнувшись на ступени вниз головой, статуя перевернулась раз, другой... Враг Лизбет выставил перед собой руки, чтобы защититься от удара, но не успел: по его рукам ударил постамент. Статуя подмяла его под себя. Только у подножия лестницы они разлетелись в стороны. Человек упал навзничь, а треснувшая статуя придавила ему ноги.
      Лизбет не знала, что ей делать - бежать или остаться. В страшных снах ей никогда не удавалось одолеть своего заклятого врага. Неужели случилось чудо?
      - "Ах! Он был просто в ярости! Что было бы, если бы ему удалось догнать меня!" - шептала она, прикрыв ладонями губы и осторожно спускаясь по лестнице. Человек лежал неподвижно, как мертвый. Неожиданная радость охватила Лизбет. После шести лет мучений и невыносимой скуки она легко победила своего врага. Игра не на жизнь, а на смерть оказалась такой увлекательной!
      Вытащив из кармана ветхого платья одну из драгоценных свечек, Лизбет зажгла ее от газового рожка на стене и крадучись приблизилась к поверженному мучителю.
      Язычок пламени осветил лежащего на полу человека. К своему изумлению и ужасу Лизбет увидела, что волосы у него не черные как смоль, а золотистые и лежат красивыми завитками. Ей было страшно, но она осмелилась подойти ближе... и дико вскрикнула. Перед ней лежал Даскин Андерсон, и все лицо его было в крови. Рыдая от горя, Лизбет выронила свечку. Та упала на пол и погасла.
      Лизбет вся дрожала. В отчаянии она то вскидывала руки, то опускала. Развернувшись, чтобы убежать в сад под спасительные тернии, она тут же раздумала. Звериные инстинкты владели ею, она не соображала, что делает. Снова бросилась прочь, остановилась на пересечении коридоров, размахивая руками, как безумная. Бежать? Вернуться? Что же делать?
      Внезапно в ее сознании проявились строчки:
      - "Ну, нет же! Я не трусиха! Берегитесь же вы, а я ничего не боюсь!"
      Редкие беззвучные рыдания сотрясли ее грудь. Она повернулась и пошла назад, к неподвижно лежащему на полу Даскину.
      - Все... должно было... случиться... не так, - стонала Лизбет. - Он должен был прийти и спасти меня.
      Она подобрала с пола свечку, снова зажгла ее и, присев около Даскина, попыталась столкнуть статую с его ног. Статуя не желала поддаваться. Но наконец, упершись локтями в пол, Лизбет ухитрилась приподнять ее и оттолкнуть в сторону.
      Лизбет не имела ровным счетом никаких медицинских познаний и не знала, как помочь Даскину. Она протянула руку и провела пальцами по его щеке поначалу очень робко. Ощущение от прикосновения к другому человеку было таким странным и волнующим. Волнение постепенно отступило. Лизбет вспомнила, как впервые увидела Даскина на вокзале в Иннмэн-Пике, как он склонился к ней и сравнил цвет их волос. Она сжала в пальцах прядь своих спутанных волос и приложила к золотистому завитку Даскина - их волосы по-прежнему были почти одного цвета, но тогда Даскин был таким высоким... А теперь... теперь он, наверное, мертв. Она убила его.
      Лизбет снова задрожала от ужаса, но потом поняла: нужно проверить, дышит ли он. Убедившись, что Даскин дышит, она радостно рассмеялась и задумалась о том, что же делать дальше. Правая щека Даскина была залита кровью и начала опухать. На лбу его зрела шишка. Подумав еще пару секунд, Лизбет вскочила и помчалась в сад. Там она наполнила миску водой из фонтана и вернулась к Даскину. Он по-прежнему лежал, не шевелясь. Оторвав от подола юбки полоску ткани, Лизбет смочила ее в воде и приложила ко лбу Даскина. Даже сейчас, когда лицо его было разбито, он казался ей немыслимо красивым.
      - Но все не может закончиться счастливо, - бормотала Лизбет. - Как в "Грозовом перевале", наши дороги должны разойтись.
      ЖЕНЩИНА В ЧЕРНОМ
      Грегори прождал три часа в комнате, принадлежащей Человеку в Черном, тесной полутемной каморке, где стояли только два деревянных стула. Судя по всему, понятие комфорта Верховному Анархисту было чуждо, но Грегори мучило не отсутствие роскоши: за дверью комнаты его стерегли двое Превращенных, и он уже не мог понять, кто он - гость или пленник. Он думал о том, не суждено ли и ему в самом ближайшем времени жуткое превращение. Впервые Грегори лицом к лицу столкнулся со страшной реальностью того, как действовали на практике те догматы, которые он исповедовал. Одно дело разглагольствовать о превращении людей в богов, а совсем другое перспектива напрочь лишиться собственной свободы воли. Это наполняло Грегори невыразимым страхом.
      Да, он всегда был готов к мысли о самопожертвовании, но... Если все анархисты подвергнутся превращению, кто же будет управлять процессом? Одному человеку, даже такому великому, как Человек в Черном, это не под силу. Тирания была одним из тех пережитков Высокого Дома, который следовало уничтожить. А здесь происходили события, вершившиеся без одобрения и санкций Совета Анархистов.
      К тому времени как в комнату явился Верховный Анархист. Грегори шагал из угла в угол. Он приготовился к тому, чтобы потребовать у Человека в Черном объяснений.
      - Хорошо ли ты провел время? - осведомился Человек в Черном.
      - Я предавался раздумьям, - буркнул Грегори. - Тут у тебя не особо развлечешься.
      - В этой комнате я наслаждаюсь природой и красотой Порядка. Это самая совершенная форма досуга, она приносит мне неизбывное наслаждение. Симметрия углов, ровные линии стульев. Они приносят такое умиротворение после хаоса, царящего в доме.
      - Почему ты подверг превращению наших собратьев? Что ты задумал? Я требую ответа. Я занимаю не последнее место в Совете и...
      - Сейчас не время задавать вопросы.
      - Придется отвечать! - рявкнул Грегори и заехал кулаком по стене. Неужели мы продали наши души ради амбиций деспота?
      - Нет, - еле слышно, но властно отозвался Человек в Черном. - Уверяю тебя, когда наш труд будет завершен, мы обретем Порядок, с Порядком придут мир и спокойствие. Мы работаем с очень сложным оборудованием, мы должны поддерживать равновесие. Анархисты были подвергнуты превращению именно в целях поддержания равновесия. Для того чтобы убедить тебя в этом, мне бы потребовалось двое суток засыпать тебя математическими выкладками. Да и потом, разве ты понял бы все до конца? Или ты просто боишься, что тебе тоже грозит превращение? Пока это не нужно.
      Гнев Грегори немного унялся. Уже почти десять лет он безраздельно верил этому человеку. Он знал: Человек в Черном - истинный Гений, ему можно доверять. Грегори вздохнул, протер глаза.
      - Каковы наши ближайшие планы?
      - Я получил важное известие, из которого следует, что нам нужно принять самые срочные меры. Наши надежды на то, чтобы уговорить Даскина перейти на нашу сторону, не оправдались.
      - Не стоит слишком поспешно сбрасывать его со счетов. Человек в Черном предостерегающе поднял руку.
      - События развиваются быстрее, чем мы предполагали. Картер Андерсон проник в Дом, и его следует найти. Следует захватить и Даскина, пока он не встретился с девчонкой. Мне не нужны независимые переменные. Я их терпеть не могу. Я отправил солдат в комнату Лизбет и вызвал сорок тысяч Превращенных с Ониксовой Равнины. Дом велик, но этого числа воинов должно хватить для того, чтобы самым тщательным образом прочесать все помещения.
      - А мне что делать?
      - Возьми несколько человек и найди Даскина. Попробуй договориться с ним, если сумеешь, но как только мы захватим Картера Андерсона, Даскин нам уже не будет нужен. Затем мы и Даскина подвергнем превращению, и больше он не станет нам мешать. Наступит Порядок.
      Даскину снилось, будто его волокут по неровному полю, по колючей стерне, и его спину больно царапают торчащие из земли соломины. Небо было темным, он не видел, кто тащит его. Ему очень хотелось попросить, чтобы его бросили, но он не в силах был разжать губы. Миновало какое-то время, и руки, сжимавшие его запястья, разжались. Он лежал на невысоком холме посреди скошенной жухлой травы. Над его головой кружились ястребы, издававшие странный металлический клекот.
      Долго-долго он лежал в темноте, но когда очнулся, увидел огонек свечи, окруженный золотистым ореолом. Сначала Даскин решил, что лежит, как ему и снилось, в сухой траве. Травинки упали на его лицо, на глаза. От них исходил странный, томительный, звериный аромат. Даскин пошевелился, странные травинки отодвинулись, и он увидел рядом с собой девушку со спутанными волосами. Лицо у нее было тонкое, осунувшееся и печальное, с высокими скулами и вздернутым носом, а глаза - нежно-голубые, казавшиеся непропорционально огромными. Более печального и пугающего лица Даскин не видел никогда в жизни.
      - Лизбет? - хрипло проговорил он.
      - Я не хотела, - жалобно отозвалась девушка. - Я не знала, что это ты.
      - Все... хорошо, - попробовал улыбнуться Даскин и потрогал шишку на лбу. - А ты вовсе не маленькая девочка. Почему-то я думал, что ты маленькая девочка. - Он устало рассмеялся. - Вот дурак! А ты такая красавица...
      С этими словами он снова впал в забытье, и ему казалось, что он слышит тихий голос, напевающий детскую песенку.
      Очнувшись вновь, Даскин не увидел рядом с собой Лизбет. Где-то вдалеке еле-еле горела красноватая лампа. Даскин повернул голову и обнаружил, что лежит в зарослях терний. Он не сразу вспомнил обо всем, что с ним произошло: о побеге от анархистов, о том, как он гнался за девушкой по полутемным коридорам и комнатам, о том, как на него упала тяжеленная статуя. Потом ему припомнилось ангельское лицо склонившейся над ним Лизбет.
      У Даскина нестерпимо болели лоб, висок и подбородок, ныли плечо и левая лодыжка. Он ощупал ноги и удивился тому, что кости целы. Правда, поворачивать руку в запястье было больно. Он неуклюже сел и разглядел неподалеку фонтан, в центре которого возвышалось трехъярусное лепное украшение в виде человеческих голов. Открытые рты заросли мхом. Казалось, каменные головы жевали его и поперхнулись. Вода, переполнявшая чашу фонтана, вытекала по каменному желобу, вилявшему среди терний, разросшихся до самого верха замыкавших сад серых гранитных стен. Казалось, этот жуткий колючий лес непроходим, за исключснием клочка земли, на котором сидел Даскин. Над головой его в проеме между стеблями чернело беззвездное небо.
      Услышав неподалеку шорох, Даскин потянулся за пистолетом, но вспомнил, что его отобрали анархисты. Тогда он повернулся на шорох и увидел Лизбет. Она пробиралась через колючие заросли по только ей ведомой тропе. Высокая, болезненно худая, она молча опустилась рядом с Даскином на колени и застенчиво протянула ему тарелку с сухарями и куском серого мяса и кувшин с водой.
      - Спасибо, - сказал Даскин. - Где я нахожусь?
      - Это мой сад, здесь я ращу мои тернии.
      - А как я сюда попал?
      Лизбет смущенно кашлянула и посмотрела ему в глаза.
      - Я боялась, что нас увидят анархисты, вот и притащила тебя сюда.
      Даскин огляделся по сторонам.
      - Но как же ты протащила меня через эти колючки?
      - "Как бы то ни было, Нелли, - рассеянно проговорила Лизбет, - после долгих скитаний я вошла в дом, и часы пробили двенадцать. Если бы я шла привычной дорогой, вышло бы, что каждую милю я преодолевала за час".
      - Кто это - Нелли?
      - Она из книги, - опустив глаза, пробормотала Лизбет. - Ты знаешь. Из книги.
      - Из "Грозового перевала"? Она кивнула.
      - А ведь это было опасно - тащить раненого. Ты могла еще сильнее поранить меня.
      Лизбет в отчаянии понурилась, все тело ее содрогнулось от рыданий, но при этом она не издала ни звука и ни слезинки не проронила.
      - Что с тобой? - участливо спросил Даскин. Она не отвечала.
      Поняв свою ошибку, Даскин мысленно выругал себя. Он прикоснулся к плечу Лизбет, но та вздрогнула, как будто ее ударили.
      - Прости, - сказал Даскин. - Я ляпнул, не подумав. Я благодарен тебе за заботу. Ну не надо. Разве мы не можем стать друзьями?
      Но Лизбет словно не слышала его. Даскин, потрясенный тем, как она горько беззвучно плачет, в отчаянии вскричал:. - О, Лизбет, что же они сделали с тобой?
      Мало-помалу рыдания Лизбет утихли, она устремила на Даскина изумленный взгляд.
      - "Я не в бреду, ты ошибаешься. Я понимаю: сейчас ночь, и на столе горят две свечи, и от их света черное пресс-папье ярко блестит".
      Даскин не понял, к чему она это сказала.
      - Мы нашли твои записки в бутылках, - сказал он. - Чуть меньше месяца назад. Мы пришли сюда, чтобы разыскать тебя. Конечно, Картер искал тебя и раньше, он все время тебя искал, но он не знал, где ты.
      Лизбет зашипела, как змея:
      - Он здесь! Я его видела! Я ему не дамся! Не дамся!
      - Кому? Ты про Картера? Но ведь он твой друг! Лизбет подтянула колени к груди.
      - Нет! Он и тебя обманывал. Это он привел меня сюда. Он с ними заодно!
      - Ты сказала, что видела его. Где?
      - Внизу, в подземелье. Но он, наверное, выбрался оттуда. Сейчас он может быть где угодно в доме. О, не говори мне о нем! Я боюсь его больше всех на свете!
      Даскин обескураженно молчал, не понимая, как разговаривать с теперешней Лизбет. Через некоторое время она заговорила снова.
      - Все происходит не так, как должно было происходить. Не так все должно было случиться.
      - А как должно было случиться? Лизбет снова смущенно потупилась.
      - По-другому. Должно было случиться по-другому. Даскин вдруг ощутил страшную слабость. У него даже слегка закружилась и разболелась голова.
      - Пожалуй, я снова прилягу. Спасибо тебе за еду. Лизбет молча кивнула и вдруг покраснела.
      - Я тебе пела раньше. Пока ты спал.
      - Да, мне кажется, я слышал. У тебя красивый голос.
      Слова Даскина произвели на Лизбет сильное впечатление. Она просто расцвела в улыбке. Так улыбнулся бы в ответ на похвалу ребенок. Даскин понял, что во многом Лизбет осталась двенадцатилетней девочкой. Она принялась негромко напевать, и он сам не заметил, как задремал.
      Когда он проснулся, Лизбет сидела рядом с ним. Когда он спал, ему снилось или казалось, что ее руки гладят его лицо. Но когда он снова принялся за еду, Лизбет стеснительно отодвинулась.
      - Мне уже лучше, - признался Даскин, попив воды из глиняного кувшина. - А раньше голова кружилась. Спасибо тебе.
      Лизбет ничего не ответила. Она только молча смотрела на него. Теперь Даскин разглядел ее оборванную, ветхую одежду и нечесаные волосы. Между тем взгляд девушки выдавал недюжинный ум.
      - Расскажи мне, Лизбет, как ты сюда попала.
      Лизбет опустила глаза, сгорбилась и болезненно скривилась.
      - Это сделал Картер. Это он.
      - Но это невозможно!
      - Это он. Клянусь тебе!
      - И как же это произошло?
      - "Хватит! Хватит убегать! Куда ты пойдешь? Я пришел, чтобы отвести тебя домой!" Он хочет узнать, как это произошло, - пробормотала она, разговаривая как бы сама с собой, а затем проговорила громче: - Как это произошло? Он увел меня во время праздника. Он отвел меня к анархистам, а они привели сюда, к Человеку в Черном, и тот забрал мое сердце.
      - Картер не мог увести тебя. Он все время был дома. Как только ты исчезла, сразу же начались поиски. Меня там не было, но мне все рассказала Сара.
      Лицо Лизбет стало непроницаемым, зрачки превратились в две крошечные черные точки.
      - А я все так запомнила.
      - Понятно, - кивнул Даскин. Он не решался упорствовать. - Но что ты имела в виду, сказав, что Человек в Черном забрал твое сердце?
      - Он задает бесчувственные вопросы, - проговорила Лизбет, хотя лицо ее стало спокойнее. - "Глупый, несмышленый мальчишка! Надо же! Он весь дрожит, как будто боится, что я к нему притронусь!" Человек в Черном может все. Он великий и ужасный. Его нельзя победить. Он всегда знает, что и когда случится. Он каждый день дает мне еду, и я должна находиться здесь, потому что он так говорит. Он отобрал у меня сердце, чтобы я никогда не смогла никого любить. Никого на свете.
      - И все же ты хочешь убежать из этого дома? Лизбет скорчилась, еще крепче обняла колени и стала совсем маленькой.
      - Как Изабелла, когда бежала от Хитклиффа. Но все не может так закончиться. Все должно быть, как в книге. Я хочу убежать, но не могу.
      Голос ее был полон тоски.
      Даскин хотел взять ее за руку, но она отстранилась.
      - Ты боишься меня? - спросил он. - Я так долго шел сюда, наш путь был так опасен, но мы пришли только для того, чтобы спасти тебя. Я твой друг. Ты говоришь, что сражаться с Человеком в Черном бесполезно, но я пришел именно для того, чтобы сразиться с ним. Он не забрал твое сердце. Это ложь. Неужели за все эти годы ты не знала прикосновения дружеской руки?
      Робко, смущенно Лизбет придвинулась ближе к Даскину. Он сидел, протянув ей руку, как если бы приручал дикого зверька. Наконец их пальцы соединились. Потом Лизбет положила свою ладонь на его ладонь. Он сжал ее тонкие пальцы, и она вздрогнула.
      А потом она внезапно обвила руками его шею и отчаянно расплакалась.
      - Никто, никто не прикасался ко мне. Никто-никто!
      Она плакала навзрыд, слезы текли по ее щекам, она все теснее прижималась к груди Даскина, а ее длинные острые ногти царапали его спину через толстую ткань плаща. Даскин не отстранялся, он смиренно терпел этот взрыв отчаяния. Он был в смятении. Лизбет плакала и прижималась к нему, как несчастное, заброшенное, всеми забытое дитя, и от жалости к ней у Даскина сжималось горло, и вес же... Все же Лизбет стала взрослой женщиной. Не зная, как быть, Даскин принялся утешать ее, как утешал бы ребенка. Он обнимал ее, нежно покачивал и шептал:
      - Все хорошо. Я с тобой. Все хорошо. Я здесь.
      - Не отпускай меня, - повторяла и повторяла она. - Прошу тебя, пожалуйста, не отпускай меня.
      Но вот наконец ее рыдания стихли. Она отстранилась, и взгляд ее снова стал непроницаемым.
      - Ты должен простить меня, - проговорила она. - Не знаю, что на меня нашло. Разве не странно, чтобы я, не плакавшая столько лет, вдруг так разревелась?
      - Ничего странного.
      Лизбет молчала, погрузившись в свои мысли, а Даскин принялся обдумывать, как быть дальше. Лизбет была важнейшей фигурой в планах анархистов, и ее следовало во что бы то ни стало увести из дома. Однако долг Даскина состоял не только в том, чтобы спасти девушку, нужно было разыскать Краеугольный Камень. И еще нужно было найти Картера.
      Издалека послышался громкий топот и голос, выкрикивающий приказы. Даскин в испуге поднялся и сквозь сплетения стеблей и шипов увидел в проеме двери, ведущей в сад, несколько людских силуэтов. Лизбет схватила его за руку, заставила сесть. Глаза ее были широко открыты.
      - Быстрее! - прошептала она. - Сюда! Она заползла в глубь колючих зарослей и мгновенно скрылась из виду. Даскин не был так проворен, но вскоре нашел Лизбет.
      - Здесь мое убежище, - шепнула девушка. - Тут они нас никогда не найдут.
      Даскин готов был ей поверить, поскольку вокруг видел только густые заросли терний. Он лежал и боялся шевельнуться, опасаясь, что поранится о шипы.
      Несколько мгновений шагов анархистов не было слышно, но вот наконец со стороны забора донесся знакомый голос:
      - Эти заросли непроходимы. Он не мог здесь спрятаться. Пойдемте отсюда.
      Но даже после того, как шаги анархистов стихли, Даскин и Лизбет еще долго лежали не шевелясь, бок о бок под колючими стеблями, словно двое детей, играющих в прятки. Даскин видел только сверкающие глаза Лизбет, отражавшие тусклый свет далекого газового рожка.
      - Это был Грегори, - наконец прошептал Даскин. - Мой двоюродный брат и до сегодняшнего дня - друг.
      - Ты не уйдешь к нему? - взволнованным шепотом спросила Лизбет. - Ты не бросишь меня?
      - Нет, не брошу, - ответил Даскин. - Не бойся. Мы убежим отсюда вместе.
      Лизбет, похоже, ему не поверила.
      - Просто не знаю, как я теперь вернусь одна в мою комнату. Теперь, когда я нашла тебя, мне нестерпима мысль об одиночестве. У меня так долго не было друзей.
      Даскин улыбнулся. На сердце у него потеплело, и вдруг стало радостно и даже весело прятаться здесь, в колючих зарослях, несмотря на всю опасность того, что их могли найти. На какой-то миг Даскин забыл о долгом странствии, о своем побеге от анархистов, о том, что его ищут. Он ощутил неподдельное счастье, подобное тому, какое испытывал во время охоты на гнолингов. Его охватила радость приключения, в которое он угодил вместе со своей таинственной спутницей. Однако ожидание казалось Даскину бессмысленным.
      - Лизбет, нам нельзя здесь оставаться, - прошептал он. - Нам нужно бежать из этого дома. Ты могла бы незаметно выйти из сада и вывести меня?
      - Выбраться из терний можно сотней разных путей. Здесь, среди них, меня никто не поймает. Можно проникнуть в дом через входы, которые известны только мне одной. Но все двери, ведущие в дом, всегда заперты. Я много раз пробовала, - призналась она. - И до окон не доберешься.
      Даскин медлил. Он вдруг понял, что Лизбет не представляет, насколько велик дом. Несомненно, анархисты держали ее в определенной части дома и не выпускали за ее пределы. Даскин устремил взгляд на забор и прикинул, нельзя ли через него перебраться. Увы, это было невозможно: вредные тернии встали перед забором непроходимой стеной. Вдобавок сам забор наверху был утыкан битым стеклом. Оставалось пробираться через Обманный Дом.
      - Мы должны найти выход, - сказал он. - Ты готова попробовать?
      Лизбет замерла, словно застигнутая врасплох лань. Похоже, эта мысль ей была не по силам. Она обвела взглядом тернии.
      - Я вырастила их, - негромко проговорила она и широко развела руки. Человек в Черном велел мне не растить их, но я все равно растила.
      - Верно. Они заполонили весь дом.
      - Они и есть дом, - уверенно проговорила Лизбет и добавила, снова заговорив сама с собой: - Но насчет моего сердца Даскин ошибается. Человек в Черном его точно забрал.
      - Лизбет, почему ты говоришь обо мне так, словно меня здесь нет?
      Лизбет нахмурилась.
      - Правда? Я так давно ни с кем не разговаривала, вот и путаю внутренний голос с наружным.
      - То есть мысли с речью?
      - Да. Но у меня будет лучше получаться теперь, когда есть с кем разговаривать. Только если нам надо уйти, я должна забрать свои вещи.
      - Какие вещи? Лизбет отвела взгляд.
      - Я тебе покажу. Я не могу уйти без моих сокровищ.
      Подумав и решив, что, вероятно, речь идет о каких-то предметах, которые могут оказаться нелишними для успешного побега, Даскин согласился. Лизбет взяла его за руку и повела среди терний. Они пошли рядом по тропинке, о существовании которой Даскин сам бы ни за что не догадался. Казалось, стебли расходятся в сторону и дают Лизбет дорогу. Прокравшись в круглый проем, спрятанный за колючками, они проникли в коридор, расположенный в главной части здания, затем миновали еще несколько коридоров и большой зал, но когда выглянули за угол, оказалось, что у двери комнаты Лизбет стоит на посту анархист.
      Даскин и Лизбет попятились за угол.
      - Этому что еще понадобилось? - прошептала Лизбет.
      - Не сомневаюсь, они хотят взять тебя в плен как наживку для поимки меня.
      - Есть другой вход в мою комнату, про который они не знают, - задорно усмехнулась Лизбет. Казалось, все происходящее для нее - увлекательная игра.
      - Это слишком опасно, Лизбет.
      - Я не могу уйти без моих сокровищ, - упрямо повторила она. - Пойдем.
      Она увела Даскина назад тем путем, которым они пришли, и вскоре подвела к двери, за которой располагалась маленькая пустая гардеробная. Лизбет зажгла свечку от газового рожка, и они с Даскином скользнули за дверь и закрыли ее за собой. Лизбет присела на корточки, пошарила по стене над плинтусом. Послышался негромкий щелчок. Часть стены выехала вперед.
      Ступив в образовавшееся отверстие, Даскин и Лизбет пошли по потайному ходу и через некоторое время добрались до глазка в стене. Лизбет заглянула в глазок и прошептала:
      - Смотри.
      Даскин заглянул в глазок и увидел комнату, где на полу лежал тонкий матрас, в углу стояли туалетный столик без зеркала да потрескавшийся стул. Даскином овладел гнев. Как жестоки были похитители Лизбет, если она жила в такой нищете! Еще страшнее было то, что один из этих людей - Грегори.
      - Это моя комната, - прошептала Лизбет. - Анархисты сюда никогда не заходят, они появляются только за тем, чтобы отвести меня к Человеку в Черном. Как-то раз один из них явился, чтобы отобрать у меня мою ручную мышку, Рун. А матрас такой в доме один, других нет. Спать на нем очень удобно.
      - Наверное, это ужасно - жить совсем одной.
      - Сначала было страшно, пока я не стала давать названия комнатам. Теперь я знаю дом лучше кого бы то ни было. И я ничего не боюсь. Ничего на свете. Кроме моих страшных снов.
      Иногда я от них просыпаюсь среди ночи. Но когда мне снится страшный сон, я молюсь, чтобы мне приснились балерины - они ведь такие красивые.
      Даскин в изумлении смотрел на Лизбет. Тусклый огонек свечи освещал ее серьезное, задумчивое лицо. Пусть ее волосы были спутаны, пусть порой она вела себя дико и непредсказуемо, но в ней таилось непреодолимое очарование.
      Лизбет еще раз заглянула в глазок, затем на ощупь нашла рычаг потайного механизма и открыла панель, ведущую в ее комнату. В подсвечнике горел единственный газовый рожок.
      Даскин отчаянно жалел о том, что анархисты отняли у него пистолет. Он обвел взглядом комнату в поисках хоть какого-нибудь оружия, но, увы, ничего подходящего не обнаружил. К счастью, дверь была закрыта. Если им удастся не издать ни звука, можно будет забрать вещи Лизбет и уйти.
      - Иди сюда, - прошептала Лизбет. - Я покажу тебе мои сокровища.
      - Пожалуйста, скорее.
      Лизбет, держа в руке свечу, медленно, бесшумно подошла к обшарпанному туалетному столику. Встав перед ним, она очертила свечой ритуальный прямоугольник и шепотом произнесла:
      - "Я взял лопату, разрыл могилу Линтон, сбросил землю с крышки ее гроба. Затем я открыл его". - Обернувшись к Даскину, Лизбет сказала: - Ты должен дать мне слово, что никому не расскажешь.
      Не дожидаясь его ответа, она бесшумно выдвинула верхний ящик.
      - А что это ты такое сейчас делала со свечой? - спросил Даскин.
      - Так я оберегаю мои сокровища. Для этого нужен ритуал. - шепотом объяснила Лизбет.
      Лизбет принялась вынимать из ящика свои драгоценности: фотографию Сары, томик "Грозового перевала" в потрепанном кожаном переплете, грязный шелковый носовой платочек, несколько пуговок, каждой из которых она дала имя, ленточку для волос, пару детских туфелек, три самодельные тряпичные куклы. Забрав все это, Лизбет поманила Даскина к потайному выходу.
      Скрывшись за вставшей на место панелью, Даскин и Лизбет ушли потайным ходом к другим, никому не ведомым комнатам, и наконец, отойдя на приличное расстояние от комнаты Лизбет, остановились.
      - За этими стенами нас никто не услышит, - успокоила Даскина девушка. - Здесь мы в безопасности. Теперь можно показать тебе мои сокровища. Вот это - мои куклы. Эту зовут Кэтрин, - сказала она, показав Даскину куклу, изготовленную из розовых лоскутков. - А это - Эдгар. А вот это - Хэйртон, он похож на тебя. Когда я только попала в этот дом, я все время играла с ними.
      Лица кукол были нарисованы чернилами.
      - А почему Хэйртон похож на меня?
      - Они с Кэти много лет были разлучены, но потом встретились вновь и жили долго и счастливо. Жаль, у меня нет сумки, куда можно сложить мои сокровища. Кое-что поместится в карманы. А можно положить кукол и туфельки в твой мешок?
      - Конечно, - кивнул Даскин и улыбнулся, чтобы скрыть смущение и обиду. Ведь они рисковали жизнью ради того, чтобы забрать эти никчемные вещицы. Но когда Лизбет подала ему маленькие детские туфельки, раздражение Даскина сменилось жалостью.
      Пока он развязывал мешок, Лизбет рассовывала по карманам пуговки, ленточку и платочек. Прежде чем убрать в карман фотографию Сары, она подержала ее перед собой.
      - А знаешь, - прошептала она, - ведь она здесь, в доме.
      - О чем ты? - непонимающе нахмурился Даскин. - Этого не может быть. Сара в Эвенмере, и никакая опасность ей не грозит.
      - Я видела ее, - покачала головой Лизбет. - И Енох, и Фонарщик тоже здесь. Их всех... изменили, превратили в механические игрушки. Человек в Черном сказал мне, что заманил их сюда.
      - Он обманывает тебя! - воскликнул Даскин. - Это невероятно!
      - И все же это правда, - упрямо проговорила Лизбет. - Я говорила с Сарой.
      Даскин молчал и думал о мутантах на равнине. Он не понимал, что может значить то, о чем сказала Лизбет, не знал, верить ей или нет. У него вдруг перехватило дыхание.
      - Если это правда, мы должны спасти их. Лизбет согласно кивнула.
      - Исчезла ее улыбка, а я так любила ее улыбку.
      - Она - чудесная женщина, - сказал Даскин и, не подумав, добавил: - Их брак с Картером на пользу им обоим.
      Лизбет напряглась, словно готовый к побегу зверек. Казалось, слова Даскина для нее нестерпимы. Она вдруг затряслась, как в лихорадке, зубы ее громко застучали.
      - Ты заболела? - в страхе спросил Картер и сжал ее плечи.
      Она вырвалась, рухнула на колени, уперлась лбом в стену и долго молчала. Даскин уже решил, что она потеряла сознание, но тут Лизбет глуховатым голосом спросила:
      - Давно?
      - Давно? - непонимающе переспросил Даскин, но тут понял, о чем спрашивает Лизбет. - Тебя похитили шесть лет назад, в октябре.
      Лизбет резко поднялась.
      - Так давно? - Она огляделась по сторонам. - Тут всегда темно. Я потеряла счет времени. - Помедлив, она пристально посмотрела на Даскина. Я стала выше ростом.
      Он рассмеялся.
      - Намного выше. Когда мы с тобой познакомились, ты была маленькой девочкой, а теперь ты взрослая женщина.
      - Как глупо. А я думала, что это я забыла, какого ты роста. Ведь ты носил меня на руках. Теперь у тебя это вряд ли получится. Я почти с тебя ростом.
      Даскин улыбнулся. Лизбет была такой хрупкой, такой тоненькой.
      - Не сомневайся, получится. Ты не тяжелее перышка.
      - Сможешь, правда? - спросила Лизбет, глаза ее радостно сверкнули. - И покружить сможешь, как тогда?
      - Ну... наверное. Но у нас мало времени.
      - Ты не хочешь?
      Лизбет помрачнела и отвернулась. Даскин не мог допустить и мысли о том, чтобы она опять разрыдалась.
      - Нет-нет, что ты! Конечно, хочу. Но только недолго, ладно?
      Лизбет повернулась, улыбнулась и застенчиво шагнула к Даскину. Он легко поднял ее. Она весила не более девяноста фунтов. Даскин медленно, бережно закружил ее, и Лизбет вдруг начала смеяться - невинно, совсем по-детски, и лицо у нее стало совсем детское. Наверняка эти стены никогда не слышали такого счастливого смеха. Оставалось только надеяться на то, что его не услышат и анархисты.
      Лизбет подняла руки, потрогала волосы Даскина, прижала к прядям своих спутанных волос и опустила голову на его плечо, посмотрела ему прямо в глаза и сказала:
      - Я люблю тебя, Даскин.
      От неожиданности Даскин остановился и поставил Лизбет на пол.
      - Нам нужно идти. Анархисты ищут нас.
      - Я сказала что-то не то?
      - Нет-нет, вовсе нет. Просто нам... грозит опасность. Тебе она грозит, потому что ты со мной. Нам нужно торопиться.
      Вид у Лизбет был озадаченный. Но вот ее лицо снова превратилось в непроницаемую маску, лишенную каких-либо эмоций.
      - А Сара на самом деле замужем за Картером?
      - Да, они очень счастливы.
      - И он хорошо с ней обращается?
      - Очень хорошо.
      - Не понимаю...
      - Лизбет, Картер не имеет никакого отношения к твоему похищению. Ты должна верить мне. И я непременно должен найти его. Может быть, он умирает. Он может все еще находиться там, где ты его видела в последний раз?
      - Сомневаюсь, чтобы он оттуда выбрался. Бывало, заглянув через решетку в подвал, я видела, как он спит. А потом он вставал и уходил в темноту наверное, искал выход, но оттуда один-единственный выход.
      - Ты отведешь меня туда?
      - Отведу? - негромко спросила Лизбет у себя самой. Мысль эта се явно напугала, но все же она ответила: - Отведу. Это недалеко.
      Они вышли из потайного хода в другом месте и попали в полутемный коридор.
      - Это коридор Джейбса, - пояснила Лизбет. - А за поворотом - переход Нэшера.
      - Необычные названия. Ты стала лучше запоминать дорогу, дав названия коридорам и комнатам?
      - Нет, но они стали мне больше нравиться. Вскоре они добрались до Зала Хозяина. Теперь Даскин ни за что бы самостоятельно не нашел дорогу к саду слишком часто они сворачивали по пути. Зал, где алые светильники отбрасывали зловещие тени, произвел на Даскина угнетающее впечатление. Его внимание привлекла одна из скульптур - абстрактное изваяние ученого, скроенное из геометрических фигур. Только голова была выполнена реалистично. Даскин подошел поближе - что-то знакомое было в этой статуе.
      - Кто это? - еле слышно спросил он. Здесь можно было говорить только шепотом из-за многократного эха.
      - Это старик Эрншоу. Он когда-то сжалился над Хитклиффом, бедным сироткой, и взял его к себе в дом. С этого дня начались великие беды, но он был добрым человеком.
      - А ведь лицом он напоминает графа Эгиса.
      - Верно. Все персонажи "Грозового перевала" похожи на знакомых мне людей. Почему - не знаю.
      - Я тоже. Невероятно, правда?
      - Ты так думаешь? А я не придавала этому значения.
      - Зачем бы анархистам изготавливать скульптуры твоих знакомых?
      Даскин поспешно подошел еще к двум статуям, и в одной из них узнал подобие Сары, а в другой, внимательно приглядевшись, - себя, хотя сходство оказалось более отдаленным, чем у первых двух скульптур.
      - Это Кэтрин, - объяснила Лизбет. - Они с Хитклиффом были влюблены друг в друга, но замуж она вышла за Эдгара Линтона, ради положения в обществе и богатства. А это Хэйртон, который любил Кэти, дочь Кэтрин, всем сердцем.
      - Кто же высек все эти скульптуры?
      - Не знаю. Они уже были здесь, когда я нашла этот зал. Даскин задумчиво кивнул. Статуи его не на шутку смутили.
      - А вот этого я терпеть не могу, - сообщила Лизбет, когда они приблизились к следующей скульптуре - зловещему мужчине с жесткой линией губ, скривившихся в злобном оскале, в шляпе, надвинутой до бровей. В нем с большим трудом можно было признать Картера. - Это Хитклифф, который стремился уничтожить всех обитателей Трашкросс Гранджа и Грозового перевала.
      В глубине зала послышались шаги. Даскин в темноте никого не увидел, но Лизбет прошептала:
      - Это анархист. Надо спрятаться.
      Они скользнули за статуи, стоявшие по всему залу. Притаившись за пьедесталами, сквозь скопления скрюченных рук и ног можно было спокойно наблюдать за всем, что происходило в зале. Поначалу Даскин ровным счетом никого не видел. Наверное, Лизбет лучше него видела в темноте. Но вот он различил силуэт первого из Превращенных - одного из тех мутантов, целое войско которых видел на Ониксовой Равнине. За первым появился еще один, и еще... Их было множество. Один за другим они входили в зал на расстоянии тридцати шагов друг от друга. Превращенные спускались с парадной лестницы, шагали по темным галереям. Их движения были дергаными, механическими, их головы венчали конические шапки, а на лицах торчали конические носы. Серые, как у всех анархистов, плащи развевались и хлопали, словно крылья летучих мышей. Мимо статуй, за которыми прятались Лизбет и Даскин, прошла тысяча Превращенных, потом - еще тысяча, да так близко, что были хорошо видны их остекленевшие глаза и слышно хриплое, с присвистом дыхание - так дышат перед смертью. Стук шагов Превращенных эхом разносился по залу. Вытягивая головы, словно жуткие птицы с острыми клювами, они вглядывались во мрак, и искали, искали...
      Миновала четверть часа, а поток Превращенных все не иссякал. Один из мутантов устремил взгляд, казалось, прямо на Даскина, и Даскин похолодел. Он даже дышать боялся. Но вот Превращенный отвел глаза. Тревоги он не поднял - по всей видимости, решил, что ему что-то померещилось, и зашагал дальше.
      - Кто это такие? - прошептала Лизбет. - Откуда они взялись?
      - Человек в Черном явно опустошил Ониксовую Равнину, - шепотом ответил ей Даскин. - Как же нам убежать от них?
      - Должен найтись выход, - ответила Лизбет. - Но бежать нельзя - они нас сразу заметят. В доме есть много потайных дверей. Может быть, одна из них найдется и здесь, среди этих статуй.
      Даскин недоверчиво поднял брови. Он не думал, что им может так несказанно повезти. Между тем Лизбет прикоснулась к руке ближайшей статуи. Рука едва заметно изогнулась, и в постаменте статуи открылась потайная дверца. За ней чернел туннель.
      Обескураженный до последней степени, Даскин следом за Лизбет забрался в отверстие. Туннель был невероятно тесным и темным. Здесь пахло строительным раствором. Сначала туннель шел под уклон, но затем выровнялся. Миновав первые душераздирающие футы, Даскин передал Лизбет спички, и она зажгла свечу. Огонек разросся и озарил ее лицо. Она радостно улыбнулась.
      - Этот путь выведет нас туда, где нам ничего не грозит.
      А Даскина пробрал озноб. Он гадал: то ли этот туннель существовал всегда, то ли Лизбет, воспользовавшись энергией, передававшейся от нее к Краеугольному Камню, сотворила его исключительно силой желания.
      Довольно долго они пробирались по тесному туннелю. Даскин в отличие от брата к клаустрофобии склонен не был, но все же нервничал из-за того, что не представлял, куда их выведет этот туннель. По его рукам бегали тараканы, с потолка на голову падали мелкие жучки, а стоило притронуться к стене - и рука касалась каких-то скользких тварей, которые испуганно уползали. А Лизбет уверенно шла вперед, словно радовалась небывалому приключению.
      Через какое-то время они добрались до люка, открыли его и попали в такой же малосимпатичный коридор, но Лизбет сразу поняла, где они находятся. Оказалось, что отсюда совсем недалеко до узкой лестницы, ведущей вниз. Похоже, лестница вела к глухой стене.
      - Там Картер, - сказала Лизбет. - Это тайная дверь.
      Даскин спустился и обнаружил, что механизм заклинен досками. Разобрав их, он нажал рычаг, и часть стены с резким щелчком подскочила вверх. Впереди, за отверстием, лежала непроницаемая тьма. Даскин вытащил из мешка фонарь, зажег его и осветил испуганное лицо Лизбет.
      - Лизбет, ты знаешь дорогу?
      Она отвела взгляд, скрестила руки на груди. Она явно нервничала.
      - Знаю, но не решаюсь идти. Там он. И не проси, я не пойду туда!
      - Но мне ты веришь? - спросил Даскин. - Иди сюда, возьми меня за руку. Мы пойдем вместе. Тебе нельзя здесь оставаться, в доме полным-полно Превращенных. Не верь в ложь анархистов. Подумай. Вспомни о том времени, когда вы были вместе - Сара, ты и Картер. Он любит тебя. Они оба тебя любят. Твое исчезновение стало для них настоящим горем.
      Казалось, Лизбет того и гляди разрыдается, но нет - лицо ее приняло то бесстрастное выражение, какое принимало всегда, когда она не в состоянии была противостоять собственным мыслям. Взгляд ее стал демоническим, холодным.
      - Я сделаю это ради тебя, - сказала она. - Хотя сама из-за этого погибну. "Ты и Эдгар разбили мне сердце, Хитклифф! И оба просите, чтобы я вас пощадила, как будто вы достойны сожаления. О нет, я не стану жалеть вас. Ты убил меня - и, наверное, наслаждался этим".
      Она сжала руку Даскина, а он не находил слов, чтобы ей ответить. Пальцы Лизбет были тоненькими и хрупкими, как у куклы.
      Они вместе шагнули в подземелье, где не было ничего, кроме вездесущих терний. Как двое потерявшихся детей, они переходили из комнаты в комнату, шли по сырым и мрачным коридорам, и Даскин не осмеливался окликнуть Картера, опасаясь, что его оклик услышат враги. Так прошло несколько часов, и наконец они оказались в комнате, откуда наверх уводила лестница. Лизбет в изумлении остановилась.
      - Ее тут раньше не было. А я хорошо знаю здесь все комнаты.
      Даскин осмотрел дверной проем.
      - Тут была потайная дверь. Видимо, Картер отыскал ее. Нам стоит пойти туда.
      - Нет, туда нельзя, - покачала головой Лизбет. - Этот путь ведет наверх, к тому страшному зверю, что живет на чердаке.
      - Зверю? Вроде Йормунганда? Неужели они его сотворили? Но ты откуда знаешь, куда ведет эта лестница? Ты же только что сама сказала, что ее тут раньше не было.
      - Не было. Но порой почему-то знаю, куда ведет тот или иной путь. Мне как будто подсказывают мои тернии. Но если твой брат уцелеет, он попадет на верхние этажи. Я могу вывести тебя туда другим путем.
      - Можешь? А что, если Картер пока не выбрался на чердак?
      - Прошло много часов с тех пор, как я видела его сквозь решетку. Это я точно знаю. И на лестнице его уже нет.
      - В таком случае нам следует вернуться тем путем, каким мы пришли сюда, а потом пойти другой дорогой.
      - Хорошо, - кивнула Лизбет, но вдруг пошатнулась.
      - Тебе нездоровится?
      - Нет, я просто устала. Я не ела и не спала с той минуты, как увидела тебя.
      - Но это было так давно! А когда ты принесла мне еду, разве ты сама ничего не поела?
      - Анархисты оставляют еду в кухонном лифте. Я отдала тебе все, что там было.
      - Почему же ты молчала? Но у меня остались дорожные припасы, и ты должна поесть. Потом ты поспишь, а я постерегу тебя. Отдохнем здесь похоже, тут безопасно.
      Даскин расстелил одеяло на каменном полу, они уселись и принялись за еду. Пережевывая жесткое вяленое мясо, Лизбет улыбнулась:
      - Вкусно.
      Даскин вскинул брови.
      - Неужели тебя так дурно кормят, что это мясо тебе кажется вкусным?
      - Та еда, что ты попробовал, была самой лучшей. Я долго думала: как это анархистам удается делать еду такой безвкусной. Помнится, Сара заставляла меня есть овощи, а я отказывалась. Тут мне приходится есть многое, что гораздо противнее овощей. Я была избалованным ребенком.
      - Двенадцатилетние дети всегда избалованны.
      - Может быть, - не слишком уверенно отозвалась Лизбет. Потом она улеглась и устремила на Даскина по-детски отчаянный взгляд.
      - Ты не уйдешь?
      - Я буду рядом с тобой. Куда я могу уйти?
      Лизбет улыбнулась, повернулась на бок и закрыла глаза.
      Даскин долго смотрел на ее лицо. Когда он увидел ее, очнувшись в терниевом саду, она представилась ему ангелом во плоти. Теперь, глядя на ее изможденное лицо и спутанные волосы, он думал о том, как она стала бы красива, если ее причесать и хорошо кормить.
      Даскин обвел взглядом мрачные стены. "Ведь я мог умереть здесь, один-одинешенек. А она вырастила целый сад, пускай и из злобных терний". Он взглянул на Лизбет. "И все же она так ранима. Может быть, именно поэтому меня так тянет к ней. Она так наивна, но при этом мудра. Она состарилась душой в этой темнице. Какие у нее странные понятия обо всем! Помнит ли она солнце? Облака?"
      Лизбет тихонько застонала и заметалась во сне. Пальцы ее подрагивали ей что-то снилось. Сначала сон был, судя по всему, приятным - девушка улыбнулась. Но вскоре улыбка ее угасла и лицо исказилось гримасой страха.
      В это же мгновение за кругом света, отбрасываемого горящим фонарем, возникло огромное, вчетверо больше обычного, призрачное лицо, черты которого принадлежали Картеру, но были полны ненависти. Кроме лица, из мрака проступили плечи и часть руки. Затем видение повернулось и ушло сквозь стену. Даскина по рукам и ногам сковал страх. Неужели Картер умер, и это был его призрак?
      Лизбет негромко заплакала во сне. Даскин опустился на колени рядом с ней, и в это мгновение перед глазами у него поплыло. Стены закачались, раздвинулись... Каменный пол сменился паркетным. По обе стороны широкого коридора стояли статуи из слоновой кости, изображавшие Сару, графа Эгиса и самого Даскина. Лунный свет лился в распахнутые застекленные двери в конце коридора. Прохладный ветерок шевелил волосы Даскина. Он увидел девочку. Это была Лизбет - такая, какой он видел ее в Иннмэн-Пике. Она шла к открытым дверям. Но как только она ступила на порог, из темноты навстречу ей шагнул кто-то черный. Девочка вскрикнула, развернулась и побежала. Незнакомец не отставал. Блики света падали на его лицо, и Даскин видел то Картеpa, то кого-то другого. Настигнув Лизбет, преследователь схватил ее за руку, и она в ужасе дико закричала.
      Даскин ошеломленно повернул голову и посмотрел на Лизбет. Та металась на одеяле и стонала в такт крикам, которые издавала в представшем перед Даскином видении. Он наклонился и коснулся руки Лизбет. Она очнулась, закричала, отпрянула.
      - Это я, Даскин!. Он крепко обнял ее, чтобы она не исцарапала его ногтями.
      Она вырывалась, глаза ее от страха были широко открыты. Но вот наконец, узнав Даскина, она забормотала:
      - Это был Картер, это был Картер.
      - Все хорошо. Его уже нет здесь, - уговаривал девушку Даскин. - Все хорошо.
      - Мне нужно в сад! - вскричала она и снова попыталась вырваться. Только в саду безопасно! Даскин пытался нежно удержать ее.
      - Лизбет! Нет! Ты и здесь в безопасности!
      Она вырывалась изо всех сил, напуганная, словно дикий зверек, но поняв, что сопротивляться бесполезно, утихомирилась. Ее все еще трясло, как в лихорадочном ознобе. Даскин сжал ее плечи - она не стала отстраняться. Тогда он нежно коснулся ладонями ее щек, пригладил ее волосы и принялся уговаривать:
      - Тебе больше не надо возвращаться в сад. Я уведу тебя отсюда. Мы убежим.
      Потом Даскин не мог вспомнить, кто из них кого первым поцеловал, но губы их слились в нежном поцелуе. Он первым отстранился, а Лизбет отвернулась от него, понурилась, прижала руки к груди.
      - Прости меня, - сказал Даскин. - Я не хотел... то есть... Ты совсем одна. Я не должен был. Какой же я подлец! Это больше не повторится. Обещаю.
      Лизбет резко обернулась. Она была жутко бледна.
      - Нет! Это невероятно! Ведь он забрал у меня сердце! - Она поежилась, и лицо ее стало бесстрастным и невыразительным. - Мне опять снился страшный сон, в котором за мной гнался Картер. Вот только... порой это был он, а порой - кто-то еще.
      Даскин огляделся. Никакого зала не было и в помине. Их окружали голые каменные стены.
      - Ты видела во сне стеклянные двери?
      - Да! Они мне всегда снятся! Я пытаюсь выйти, а он ждет меня за порогом. Но откуда ты знаешь про двери? Он гонится за мной и хватает меня, а потом я просыпаюсь и бегу в сад, чтобы спрятаться там. Даскин, у меня нет сил, чтобы помочь тебе найти Картера, я слишком сильно боюсь его! Ты говоришь, что он добрый, но как мне знать, правда ли это?
      - Знаешь, это видение заставило меня кое о чем подумать, - признался Даскин. - Картер выбрался отсюда, и лучше всего я сумею ему помочь, если уведу тебя из дома, чтобы анархисты перестали использовать тебя для своих целей. Теперь я это понимаю. Как только я уведу тебя отсюда, я вернусь за братом.
      Лизбет одарила его резким взглядом.
      - Человек в Черном говорил мне, что, если я выйду из дома, я сразу умру, потому что у меня больше нет души. Нельзя жить в настоящем мире без души.
      - Он солгал тебе. Я ему не верю.
      Лизбет, вне себя от волнения, повернулась к Даскину.
      - А если я пойду с тобой и если мы подойдем к той двери, за которой меня поджидает Картер, ты защитишь меня от него?
      - Да. Но ты сможешь найти эту дверь?
      - Смогу. Мне кажется, я всегда чувствовала, где она находится, но я никогда не осмеливалась туда пойти, потому что знала, что там поджидает меня он. Но если ты пойдешь со мной, я тоже пойду, потому что у меня нет другого выхода. Все получится, как у Кэтрин с Хитклиффом: они любят друг друга, но его жестокость погубит ее. Но я так надеялась, что ты станешь Хэйртоном, чья любовь была искренней.
      Даскин молчал. Он не знал, что сказать.
      - Не надо мне было целовать тебя, - обреченно проговорила Лизбет. Потому что у меня нет сердца.
      КОМНАТА ДНЯ
      Выйдя из столовой, Картер увидел в тусклом свете ламп вдалеке, как по боковому коридору один за другим идут Превращенные. Картер поспешно отступил за дверь. Превращенные растекались по дому, сворачивали в каждую дверь. Шло тщательное прочесывание дома, и Картера могли в любой момент обнаружить.
      Он вышел из столовой по коридору для прислуги, миновал кладовую, прошел по коридору, который в Эвенмере вывел бы его на мужскую половину дома, затем свернул в кухню. Однако оказалось, что в отличие от кухни в Эвенмере эта имела только одну дверь. Позади хлопали двери, слышались шаги Превращенных. Кухню окружало несколько помещений - комната истопника, комната управляющего, посудомоечная... Но ни через одну из них невозможно было уйти.
      Оказавшись в западне, Картер подумал о Слове Тайных Путей. Прежде он вызвал его с величайшим трудом, а теперь на это не было времени. Он вспомнил о ложном Хозяине, о том, как тот произнес Слово Власти задом наперед. Быть может, в Обманном Доме и ему удалось бы применить Слова Власти таким образом?
      Картер закрыл глаза и сосредоточился. Непросто было вызвать в сознании слово, написанное наоборот, и тем не менее колоссальным усилием воли Картер добился этого и увидел Слово как бы далеко-далеко, в глубине. Мало-помалу оно всплыло из темных глубин, но не пылало, подобно раскаленной меди, а было холодным как лед и идеально симметричным. Картеру страшно было произнести это Слово - оно было таким чуждым, противоречило всему, к чему он привык. Губы не желали произносить его, но...
      - Нидигьлат!
      Слово с трудом сорвалось с его губ, и лицо обожгло ледяным холодом. Стены сотряслись. Левую руку Картера свело спазмом.
      Он опустил взгляд и в ужасе содрогнулся. Кисть его руки превратилась в клешню - точно такую же, как у Превращенных. Картер пошатнулся, у него закружилась голова. Ощущение было такое, словно его ранили.
      Совсем рядом, в коридоре, послышались шаги его преследователей. Картер обвел взглядом стены в поисках желанного голубого прямоугольника, но его не было. Зажав здоровой рукой жуткую клешню, он, пошатываясь, прошагал в посудомоечную комнатку, а оттуда - в поварскую и там заметил рядом с дверцей шкафа тусклое свечение - но не голубоватое, а красное. Картер быстро нашел в этом месте рычажок и шагнул в узкий переход.
      Здесь было совсем темно, только вдалеке виднелось крошечное пятнышко света. Картер поспешил туда и вскоре обнаружил глазок. Заглянув в него, он увидел кухню, по которой расхаживали с ружьями на изготовку равнодушные, безликие Превращенные.
      Вдоль стены перехода располагались и другие глазки. Картер пошел вперед и, заглядывая в каждый из них, всюду видел врагов.
      Он пошевелил изуродованной рукой, ощутил ее механическую неподатливость. Он не чувствовал эту мерзкую клешню частью своего тела, но все же она действовала, ею можно было пользоваться. Да, высокую цену ему пришлось уплатить за произнесение Слова Власти в Обманном Доме.
      Постепенно Картер оправился от пережитого потрясения и вынул из кармана осколок Краеугольного Камня. Осколок позвал его вперед, дальше по коридору, затем - по расшатанной лестнице, затем - снова по темным коридорам, которые в конце концов вывели его на второй этаж. Заглянув в очередной глазок, Картер убедился в том, что врагов поблизости нет, и вышел в коридор, устланный ковровой дорожкой. Но не успел он пройти и нескольких футов, как за утлом послышались шаги. Картер поспешно свернул в ближайшую комнату и прикрыл за собой дверь.
      Из коридора донеслись голоса, шарканье подметок. Задребезжала дверная ручка... повернулась. Картер прижался спиной к стене у двери, выхватил пистолет.
      - По-моему, вполне подойдет, - сказал кто-то. - Сейчас зажгу фонарь.
      Комната озарилась золотистым светом. Вошли двое. Обернувшись, они оказались под прицелом - Картер навел на них пистолет.
      - Поглядите-ка, мистер Макмертри, это же лорд Андерсон, - обрадованно проговорил Филлип Крейн.
      - Он самый, мистер Крейн, он самый! И пистолет при нем, а это очень удачно. Но что у вас с рукой?
      - Трудно объяснить, - ответил Картер и пожал здоровой рукой руки спутников. Он был необычайно рад наконец увидеть лица друзей. - У нас мало времени. Анархисты прочесывают дом.
      - Нам ли этого не знать, - вздохнул Крейн. - Потому мы и...
      - Искали, где бы спрятаться, - завершил за него фразу Макмертри. - Мы увидели, как они поднимаются на второй этаж.
      - Так пойдемте же скорее, - поторопил архитекторов Картер. - Нужно найти другой потайной ход.
      Повинуясь притяжению камня, Картер пошел по коридору и шел до тех пор, пока не заметил алого свечения. Все трое оказались в темном переходе, и Картер очень порадовался тому, что у архитекторов есть фонарь.
      - Каков ваш план, лорд Андерсон? - спросил Крейн.
      - Осколок приведет нас к Краеугольному Камню. Там нас наверняка ждет опасная стычка с анархистами. Так хотелось бы найти Даскина и всех остальных!
      - Большую часть отряда взяли в плен, - сообщил Макмертри. - Мы с мистером Крейном все видели. Только нам и удалось убежать.
      - А Даскин и Грегори были среди пленных? А Нункасл?
      - Кузенов мы не видели, верно, мистер Крейн?
      - Но зато мы видели лейтенанта Нункасла, мистер Макмертри. Он точно был среди пленных.
      Картер вздохнул, гадая, живы ли еще Даскин и Грегори. Ведь несколько человек были убиты при нападении Пса-Хаоса...
      Все трое спустились на нижний этаж. В конце тайного перехода их ждал глазок. Выглянув в него, Картер обнаружил, что за стеной библиотека. Он не видел ее целиком, но, судя по всему, в библиотеке не было ни души.
      Он дал архитекторам знак не шуметь и отворил потайную дверь. В библиотеке и в самом деле никого не оказалось. Видимо, Превращенные ее уже обыскали. Тускло освещенная библиотека выглядела мрачно и неприветливо. Вместо серых доломитовых колонн тут стояли вычурные бронзовые спирали. Рисунок на ковре представлял собой абстрактную композицию. Повинуясь безотчетному порыву, Картер прошел к двери кабинета, где в Эвенмере хранилась Книга Забытых Вещей. Дверь оказалась незапертой, но, открыв ее, он в испуге отшатнулся: за дверью лежала бездна, в которой сверкали крошечные точки света. Витраж на потолке вместо ангела, дарующего человечеству Книгу Забытых Вещей, изображал человека, стоящего на коленях и вырывающего из книги страницу за страницей. Картер поспешно затворил дверь и отошел от нес.
      В библиотеке не оказалось ни стеллажей, ни книг. Лишь на дубовом кубе, служившем столом, лежал один-единственный толстый том в черном кожаном переплете под названием "История Человека". Картер открыл книгу. Страницы ее были пусты.
      - Пародия на архитектуру, - заключил Крейн, обведя взглядом библиотеку. В голосе его прозвучала нескрываемая горечь. - Здесь нет окон, нет прекрасной резьбы, дивных лепных карнизов и архитравов. Неужели вот это они и строят?
      - Видимо, да, - отозвался Макмертри. - Весь этот дом - подлинная архитектурная катастрофа. За все время нашего странствия мы не увидели ни одного ценного архитектурного объекта и уж тем более вряд ли увидим здесь.
      - Вы забываете о дивной лестнице в Муммут Кетровиане, - возразил Крейн.
      - Да, лестница и вправду была хороша, - кивнул Макмертри. - Но это... - Он обреченно махнул рукой. - И конца этому нет. Насколько же он велик, этот Дом?
      - А насколько велик Эвенмер, мистер Макмертри? Он бесконечен - по крайней мере так говорят, - усмехнулся Крейн. - Какое удивительное, торжественное понятие - бесконечность. Архитектура без конца, аминь, аминь... Что скажете, а?
      - Но только не такая, мистер Крейн. Поневоле затоскуешь по Эвенмеру, верно? По сводчатым потолкам, дивной лепнине, по стрельчатым нишам, аркам...
      - Да... - печально отозвался Крейн. - Не хотелось бы, чтобы весь мир стал вот таким.
      Осколок Краеугольного Камня повел Картера в глубь библиотеки, где он обнаружил еще одну потайную дверь, спрятанную за зигзагообразной галереей. Вскоре все трое оказались в очередном переходе - точно таком же, как те, что им уже довелось преодолеть. Путешествие по этому коридору оказалось утомительно однообразным: он вел прямо, никуда не сворачивая, а осколок тянул и тянул Картера вперед. Наконец путники вышли из потайного хода в безлюдный коридор, заканчивавшийся двустворчатой дверью.
      - Давайте я пойду первым и открою дверь, а вы постережете, - предложил Макмертри.
      Картер встал у двери, а Говард Макмертри осторожно открыл ее. Тревога Картера сменилась изумлением: перед ними предстал громадный, ярко освещенный зал. Изящные галереи обрамляли золоченые балюстрады, на галереях высились бронзовые статуи, по стенам были развешаны огромные гобелены с изображениями птиц и медведей. Окна закрывали легкие вышитые шторы.
      Осколок едва не выпрыгнул из пальцев Картера - настолько сильным стало притяжение.
      - Господа, приготовьтесь, - прошептал Картер. - Мы приближаемся к нашей цели.
      Даскин и Лизбет, притаившиеся за дверью на верхней площадке лестницы, уводившей из подземелья, смотрели в щелочку и видели Превращенных. Те шли бесконечной вереницей, через тридцать шагов друг за другом.
      - Мы в западне, - прошептала Лизбет, - если только не найдем другого потайного хода.
      - Может быть, можно куда-то свернуть с лестницы? - с надеждой спросил Даскин.
      - Нет, - покачала головой Лизбет. - Тут ничего нет. Но вот по другую сторону коридора есть потайной ход. Я точно знаю.
      - Придется перебежать коридор на глазах у анархистов, - проговорил Даскин. - А я безоружен.
      - Они идут медленно. Мы успеем. Я даже отсюда вижу кружок, на который нужно нажать, чтобы открылось отверстие в стене.
      Даскин вдохнул поглубже.
      - Отлично. Побежим, как только исчезнет из виду следующий Превращенный.
      По коридору проследовал очередной мутант. Глаза его стреляли по сторонам, голова вертелась, при ходьбе он издавал металлический скрежет. Даскин и Лизбет одновременно выскочили из-за двери и мигом оказались у противоположной стены. Лизбет опустилась на колени и нажала на кружок на плинтусе. Часть стены резво подскочила вверх. Лизбет первой нырнула в образовавшееся отверстие, Даскин за ней. Как только панель встала на место, грянул выстрел и пуля пробила в стене дырку. Даскин и Лизбет со всех ног бросились наутек.
      Отбежав подальше, они зажгли свечу и затем шли несколько часов, то покидая потайные ходы, то возвращаясь в них, то проходя по таинственным сумрачным залам. Время от времени они оказывались там, где им попадались на глаза считанные Превращенные. И чем дальше они шли, тем сильнее Даскин уверялся в том, что Лизбет изменяет дом на ходу, создает потайные ходы и двери и тем самым уводит себя и Даскина от беды.
      Миновав очередной пустой зал, они поравнялись с еще одной абстрактной скульптурой Хитклиффа, которыми был полон дом. Лизбет остановилась и ахнула. Даскин проследил за ее взглядом и понял, что изумило ее: у статуи фактически не было лица - только глаза, и это лицо ничем не напоминало лицо его брата. А ведь все остальные скульптуры были хоть чем-то на него похожи. Лизбет пошла дальше, и вскоре они проникли в новый потайной ход.
      - Ты встревожена, - отметил Даскин, как только за ними закрылась дверца.
      - Не пойму, в чем дело, - призналась Лизбет. - Лицо было совсем другое. Это уже не лорд Андерсон.
      - Может быть, это кто-то другой? - предположил Даскин.
      - Нет, они все одинаковые. Все статуи до одной.
      - Откуда ты знаешь?
      - Знаю, и все, - ответила Лизбет. - Знаю. Но меня напугали глаза. Они какие-то... знакомые.
      - У меня есть предположение, - сказал Даскин, заметив, что Лизбет расстроена. - Может быть, лицо этой статуи стало другим, потому что ты изменила мнение о Картере.
      Лизбет обернулась, глаза ее сверкнули.
      - Ты сказал мне, что он добрый, и мне хочется в это верить, но разве мысли могут изменить камень?
      - Наверное, - пожал плечами Даскин, вспомнив о том видении, что предстало перед ним, когда Лизбет снился сон.
      - Понятно, - сказала Лизбет чуть погодя и нахмурилась.
      - Ты, похоже, не очень-то удивлена. Лизбет пожала плечами.
      - Мне мало что удалось понять в жизни.
      - А я так не думаю. Ты можешь это как-то объяснить?
      - Я плохо себя вела?
      Даскин сочувственно рассмеялся.
      - Почему ты смеешься? - покраснев, спросила Лизбет. - Я ничего смешного не сказала.
      - Прости. Я не для того пришел сюда, чтобы над тобой смеяться. И ты не сделала ничего плохого. И все же случай уникальный.
      - Я постараюсь больше так не делать.
      Даскин положил руку на плечо Лизбет, но тут же вспомнил об их поцелуе и убрал руку.
      - Не в том дело. Дело в другом: судя по всему, анархисты проводят через тебя энергию, излучаемую Краеугольным Камнем, для того чтобы строить этот дом. Мы догадывались об этом, а я об этом слышал собственными ушами от Человека в Черном. Видимо, в строительстве задействована часть твоего подсознания, и ты имеешь доступ к энергии Камня. Во многом этот дом - твое творение. Я уверен, что ты способна по собственному желанию менять его планировку, создавать потайные ходы. Я думаю, именно этим ты и занималась на протяжении нашего путешествия.
      Лицо Лизбет медленно залилось краской. Она обернулась к Даскину. Глаза ее яростно сверкали.
      - В чем ты винишь меня? Ты думаешь - я чудовище?!
      - Я ни в чем тебя не виню, - нежно проговорил Даскин, стараясь успокоить девушку. - Но мы могли бы проверить, действительно ли ты обладаешь такими способностями и под силу ли тебе ими управлять.
      - Нет! - вскричала Лизбет, забыв об осторожности. - Я не знаю как. Не знаю!
      Она резко отвернулась и долго молчала.
      Они сидели рядом в безмолвии. Даскин размышлял о силе воли Лизбет, о ее чудовищном даре, он искал слова, чтобы успокоить ее, и не находил. Первой подала голос Лизбет.
      - Я должна просить у тебя прощения за вспышку. Я много лет прожила в одиночестве, и единственным мои учителем была книга, в которой множество споров и противоречий. В Иннмэн-Пике все было не так, там жили добрые люди. И все же твои слова путают меня. Ты говоришь, что я обладаю могуществом, но у меня никогда не было никакого могущества. И все же порой ночью, стоит мне закрыть глаза, я вдруг что-то вижу... И тогда мне кажется, будто я - часть стены, стул или стол. Мне виден весь дом. И это пугает меня.
      - Почему? - спросил Даскин.
      - Потому что... если у меня такое могущество... я могла бы бежать отсюда.
      - А тебе этого не хочется?
      - Хочется, но я боюсь.
      - Анархисты тебе ничего об этом не говорили?
      - Человек в Черном называет меня проводником. Давным-давно он сказал, что я стану аватарой Порядка, но вот только я не знаю, что такое "аватара".
      - Это означает "воплощение". Они хотят, чтобы ты стала воплощением Порядка, порядком во плоти. Они хотят сотворить мир, в котором все будет распланировано, упорядочение.
      - А я думала, что "аватара" - это ястреб, и все ждала, когда же я превращусь в ястреба. Бывало, я представляла, как у меня ноги становятся когтистыми лапами, а руки - крыльями. Лучше стать воплощением Порядка, чем ястребом?
      - Нет. Уверен - нисколько не лучше. Я бы предпочел стать ястребом. Но мне не хотелось бы, чтобы ты стала тем или другим.
      Лизбет улыбнулась:
      - Мне тоже. Меня это пугает.
      Они продолжили путь. Лизбет шла вперед с непоколебимой уверенностью. Тянулся час за часом, а они все шли по тускло освещенным переходам, и хотя Даскин начал сомневаться, что. этот путь их куда-либо выведет, Лизбет ни разу не ошиблась - ее словно вел вперед некий внутренний компас. Они миновали настоящий лабиринт коридоров, которые пересекались через каждые десять ярдов. Звук шагов по мраморным полам разносился негромким эхом, и оно сопровождало Даскина и Лизбет в пути. И вот наконец они подошли к лестнице. Поднявшись по ней, они оказались перед вмонтированным в стену медным колесом. Повернув колесо, они услышали шипение, и в сторону отъехала часть стены. Даскин и Лизбет шагнули в темное пространство. Судя по тому, как гулко здесь звучало эхо, Даскин сделал вывод: они попали в огромный зал.
      - Ты знаешь, где мы находимся? - спросил он.
      - Не уверена. Я тут ни разу не бывала, но, похоже, мы на верном пути.
      Даскин кивнул. Ему было весьма не по себе - он, взрослый человек, казалось, послушно следовал инструкциям маленькой девочки, игравшей в "веришь - не веришь". И все же... Все, во что верила Лизбет, должно было быть правдой.
      - Нам нужно свернуть направо, - сказала она, взяла Даскина за руку и, не дав ему даже зажечь свечу, уверенно зашагала вперед - так, словно перед ней лежала нарисованная на полу дорога.
      Прошло несколько минут, и Даскин увидел впереди еле заметную белесую полоску света. Они осторожно приоткрыли дверь и оказались в великолепном по красоте зале.
      Только осторожность удержала Даскина от того, чтобы присвистнуть от восторга. Зал был огромен, как внутренность собора. Стены завершались куполом, выкрашенным в небесно-голубой цвет. Откуда-то лился рассеянный утренний свет. Изображенные по краю купола виноградные лозы создавали впечатление леса, тянущегося к небесам. В самой середине купола было нарисовано солнце в зените, над горизонтом белела луна. По всему пространству купола были разбросаны облака в форме сердечек и херувимов. А на полу лежали матерчатые куклы, набитые ватой тигры, стояли деревянные домики, игрушечные парусники и еще множество всевозможных вещиц. Многие из них имели гигантские размеры, словно служили игрушками какому-нибудь младенцу-великану. Совсем рядом стояла красная деревянная повозка высотой в десять футов.
      - Я бы назвала эту комнату Комнатой Дня, - сказала Лизбет. - Разве тут не красиво?
      - Очень красиво, особенно после того, как столько времени пробродишь в темноте. Но погоди, что с тобой?
      Лизбет была явно расстроена. Дрогнувшим голосом она ответила:
      - Если бы я знала про эту комнату, я бы все эти годы приходила сюда играть. У меня было бы такое чудесное, счастливое место!
      - Анархисты ни за что тебе этого не позволили бы, - покачал головой Даскин и взял ее за руку. - Сомневаюсь, чтобы они знали об этой комнате.
      Пройдя дальше, они встретили на пути еще несколько предметов, которые показались им знакомыми: модели дома графа Эгиса в Иннмэн-Пике и желтого локомотива, уменьшенные в восемь раз, глиняные фигурки котят, собак, мышей, кобылы Джуди, маленькие тряпичные куклы, изображавшие Даскина, Сару, Старину Арни, графа Эгиса и даже саму Лизбет в детстве. Была и еще одна фигурка, с мрачным, не знакомым Даскину лицом.
      - А это кто? - спросил он.
      - Это мой отец. Он пропал давным-давно. Лизбет поджала губы.
      - С тех пор ты его не видела?
      - Нет. "Нет, Кэти, - скажет старичок. - Я не могу любить тебя, ты еще хуже, чем мой братец".
      Некоторое время они шли в молчании. Потом Даскин не выдержал и спросил:
      - Лизбет, ты понимаешь, что эту комнату создала ты?
      - Я? Нет, не понимаю. Даскин взглянул ей в глаза.
      - Посмотри! Ведь это все сотворила ты, все эти вещи! Посмотри на кукол, на повозку, на сердечки по углам. Это ведь то же самое, что и статуи, изображающие Сару, графа Эгиса, меня. Неужели ты думаешь, что их изваяли анархисты? Они держали тебя в темноте, потому что хотят, чтобы мир был соткан из мрака. Они дали тебе книгу "Грозовой перевал", чтобы научить тебя отчаянию, но в этом зале, которого не видела даже ты сама, ты сотворила свет!
      Лизбет устремила взгляд к небесно-голубому куполу. Ее глаза тоже были небесно-голубыми, призрачными, загадочными, огромными.
      - Я не могла сотворить все это, - испуганно проговорила она. - Тут слишком красиво, а во мне нет красоты.
      - Как ты можешь судить об этом? О, Лизбет, да разве ты не видишь, какие у тебя чудесные глаза? Нет, ты, ты создала все это! А если бы у тебя не было сердца, ты бы ни за что не сумела этого создать.
      - Я не могла, - проговорила она дрожащими губами. На глаза ее набежали слезы. - Меня держали в темноте, потому что я плохо себя вела. У меня отняли все хорошее. И если бы я была хорошая, он бы не утащил меня!
      Она задрожала с головы до ног, зубы ее застучали.
      - О ком ты?
      - Я... - Она закрыла ладонями лицо. - Глаза у той статуи! Если это был не Картер...
      Она стала задыхаться, хватать ртом воздух. Даскин сжал ее руку.
      - Кто это был? Чье лицо было у статуи? Лизбет закрыла глаза.
      - Я вижу Картера. Я вижу Картера! Но за его лицом прячется кто-то другой! Я не хочу смотреть!
      - Ты должна понять, кто это, - решительно проговорил Даскин, хотя настроение Лизбет и пугало его. - Я здесь, с тобой. Чье это лицо?
      Она взвыла по-звериному и отчаянно, хрипло вскричала:
      - Папа! Это был папа! Это он отдал меня им! Он меня отдал! Почему он отдал меня? Это был папа! Это был папа!
      А потом она расплакалась, разрыдалась так горько - Даскин никогда в жизни не видел, чтобы кто-то так горько плакал. Это был крик души, темная, глубочайшая тоска, рожденная одиночеством и предательством. Она бросилась в его объятия и плакала до изнеможения, а он только обнимал ее и гладил ее золотистые волосы. Но почему-то Даскин решил, что это очистительные, целительные слезы.
      Выплакавшись, Лизбет смущенно отстранилась.
      - Ты, наверное, презираешь меня за мою слабость.
      - Я восхищаюсь тобой, - торопливо проговорил Даскин. - Я не знал более сильного человека. Тебя предал отец, но все это время ты сражалась с врагами - одна, не имея ни помощи, ни надежды на спасение, в темноте, ты сражалась с ними. И им не удалось побороть твой дух, сломить тебя.
      - Но зачем он сделал это? Зачем мой отец отдал меня анархистам? Неужели я для него ничего не значила?
      - Нет. Не думай так. Нам не дано знать, что побудило его к такому поступку. Моя мать тоже совершала ужасные поступки. Люди становятся дурными не сразу, а постепенно, шаг за шагом. И все же, каковы бы ни были причины его поступка и независимо от того, сделал он это под чьим-то влиянием, или его одурманили, или он просто лишился рассудка, - ты сама тут совершенно ни при чем. И ни в чем не виновата.
      Потом Лизбет уснула посреди мягких игрушек и кукол, а Даскин стерег ее сон. Только здесь Даскин наконец мог рассмотреть Лизбет при свете дня, и пока она спала, он не спускал с нее глаз. Пусть ее лицо покраснело от слез - она все равно была дивно хороша собой. Растрепанные волосы обрамляли голову и плечи и отливали золотистым блеском. Дерзко вздернутый подбородок, маленькие, нежные, неулыбчивые губы... Но больше всего Даскина привлекал в Лизбет ее мятежный дух, родственный ему. Правда, в этом он сам бы себе не осмелился признаться, потому что взрывы ее эмоций пугали его, он боялся и ее ранимости, и ее могущества. Он думал о том, какой станет Лизбет, оказавшись в уютной гостиной, когда она будет сидеть и безмятежно пить чай, и ее роскошные волосы будут уложены в красивую прическу по последней моде? Неужели и тогда она останется неприрученной, дикой, останется свечой, готовой вспыхнуть, как только ее поднесут к пламени?
      Проснувшись, Лизбет улыбнулась - печально и радостно одновременно.
      - И правда, какая красивая комната. "Завтра это все покажется мне сном. Я не смогу поверить в то, что видела, к чему прикасалась, что снова говорила с тобой".
      - Неужели ты заучила наизусть "Грозовой перевал" от корки до корки? спросил Даскин.
      - Почти всю книгу, хотя любимые места помню лучше, - ответила Лизбет и села. - Я ее перечитывала столько раз все эти годы и разыгрывала по ролям. Кроме этой книги, мне не с кем было поговорить.
      - Должен признаться, что к стыду своему, я ее не читал, - сказал Даскин. - А вот Сара наверняка читала. Лизбет изумленно взглянула на него.
      - Не читал? А я думала, эту книгу читали все. - Признание Даскина ее явно смутило. Помолчав, она сказала: - Это история любви.
      - Судя по тому, что слышал, мне трудно в это поверить, - отозвался Даскин. - По-моему, это история мести.
      - О нет! Это на самом деле история любви, потому что любовь - это предательство и боль.
      - И ты веришь в это?
      Лизбет смотрела на Даскина. Глаза ее вдруг растерянно забегали.
      - Так меня любит Человек в Черном. Даскин покачнулся, как от удара.
      - Так вы... любовники?
      - Любовники? - Лизбет рассмеялась. - О нет. Мы с ним - как Кэти и Хитклифф. Он относится ко мне как к дочери. Дарит мне по двенадцать свечек. Заботится обо мне.
      - И тебе хочется именно такой любви?
      - Мне... Но просто другой любви я не знала.
      - Когда мы вернемся в Эвенмер, ты будешь свободна и сможешь сама выбирать, как жить.
      - И я смогу жить в старом доме в Иннмэн-Пике, с Сарой и графом Эгисом?
      - Сара там больше не живет, но ты могла бы, как и она, жить во Внутренних Покоях. Лизбет задумалась.
      - И мне можно будет держать мышку? Даскин рассмеялся:
      - Мышку? Мы раздобудем тебе щенка! Глаза Лизбет озарились радостью.
      - Я не видела щенков... так давно!
      Они пошли дальше по залу. Куда - это было ведомо только Лизбет. Обернувшись к Даскину, она смущенно спросила:
      - Если эта комната - творение моего разума... то я - ребенок? Ты так думаешь?
      - С какой стати я должен так думать?
      - Но ведь тут так много игрушек...
      - На самом деле я думал о том, что в тебе так много неистраченной нежности. И еще я думал о том, как выглядела бы комната, которую сотворил бы я.
      - Наверняка она была бы еще более чудесна, - улыбнувшись, сказала Лизбет.
      - Не знаю, - покачал головой Даскин. - Получается, что несколько поколений в моем семействе по материнской линии были анархистами. Не сказались ли на мне эти родственные связи? Вдруг моя комната оказалась бы битком набитой всякой анархической мишурой? Здесь я впервые всерьез задумался о разглагольствованиях моего двоюродного братца.
      - Это больно? Ну, то есть душе твоей больно от этого? Даскин вздохнул:
      - Больно. Большую часть моего детства меня окружала ложь. Почти с рождения меня воспитывали как анархиста. Если бы я вырос где угодно, а не во Внутренних Покоях, я бы непременно стал анархистом. Быть может, даже стал бы одним из тех, кто тебя похитил. Мне неприятно думать об этом.
      - Ты бы ни за что так со мной не поступил, - уверенно проговорила Лизбет. - Ты добрый, Даскин. Ты был добр ко мне с первой встречи - еще тогда, на вокзале в Иннмэн-Пике. Ты всегда был добрый. И хотя, как ты говоришь, тебя растили анархистом, ты им не стал.
      - Однажды Сара сказала мне, что я - беспокойная натура, - отозвался Даскин. - Думаю, она права. Возможно, из-за влияния анархистов я не знал своего истинного призвания. Видимо, моя мать прилагала немало сил к тому, чтобы я его не знал.
      - Но ты сам избрал свой путь, - возразила Лизбет. - Иногда Человек в Черном говорит мне слова, от которых мне становится приятно. Он говорит о том, что я стану принцессой, что я стану управлять Новым Порядком, что настанет день - и люди будут поклоняться мне в холодных залах этого дома. И все же я никогда не мечтала о том будущем, которое он мне обещает. Я мечтала о Малом Дворце в Иннмэн-Пике. Я мечтала о траве и холмах и о звездах на настоящем небе. Я мечтала о малиновках. Он все отнял у меня, но этого не отнял.
      Даскин усмехнулся.
      - Твоя храбрость придает храбрости и мне. Я готов сразиться с анархистами! Я последую твоему примеру и не сверну с собственного пути. Какие же они глупцы! Они даже не в силах понять истины, заложенной в этом зале!
      - Этого я не знаю, но они очень жестоки. И нам нужно поскорее уйти отсюда. Нам предстоит путь по темному туннелю - самому темному на свете.
      - Ты боишься?
      - Да. Но мы должны пройти этим путем.
      ПОТАЙНОЙ ЗАЛ
      Мистер Хоуп поднялся из-за своего письменного стола в бильярдной. В комнату, печатая шаг, вошел капитан Глис. Они обменялись рукопожатиями, и Хоуп налил Глису чая из серебряного чайника.
      - Сразу перейду к делу, сэр, - сказал Глис, - потому что знаю, как вы волнуетесь. Мы прошли весь Глубинный Переход от начала до конца и наткнулись на дверь, изготовленную из материала, не похожего ни на один из виденных мною раньше. Его не брали ни пули, ни ломы, и в конце концов, понимая, что дело безотлагательное, я приказал взорвать динамитом дверь, а потом - стену. Безрезультатно. Из какого бы материала ни состоял Глубинный Переход, этот материал сделан не людьми. Мы все испробовали. Мне очень жаль.
      Хоуп пожал плечами и провел ладонями по лицу.
      - Этого я и боялся. Уже не впервые мы обнаруживаем в Доме непроходимые места. Думаю, с этой дверью не совладал бы и Меч-Молния. Есть у вас какие-нибудь предложения?
      - Отправить войско в Шинтогвин. Но последствия такого шага вам должны быть понятны.
      - Да, - печально кивнул Хоуп. - Погибнут сотни наших воинов. Но сколько же мы можем ждать? Говард Макмертри сражался на стороне анархистов во времена Войн за Желтую Комнату. Следовательно, мы вправе предположить, что Сару, Еноха и Чанта заманили в ловушку. Я уже испробовал все дипломатические каналы. Шинтогвин не идет на переговоры. Муммут Кетровиан, как выяснили наши агенты, пуст. Там не осталось ни души. Дом каждый день претерпевает все новые изменения.
      - Мы начали мобилизацию, - сказал Глис. - Через две недели у границ Шинтогвина будет стоять войско.
      - Через две недели - и это в то время, как у нас нет никаких вестей от лорда Андерсона, - проговорил Хоуп, и его глаза лихорадочно блеснули. Хорошо. Думаю, настало время действовать смело и решительно. Продолжайте приготовления. Боюсь, я выбрал не самое удачное время для того, чтобы стать дворецким в Эвенмере.
      Капитан Глис встал. Они с Хоупом снова пожали друг другу руки.
      - А я думаю, что удачного времени для того, чтобы стать дворецким в Эвенмере, попросту не подберешь. С этими словами он удалился.
      Следуя туда, куда вел его осколок Краеугольного Камня, Картер вошел в ярко освещенный зал. Крейн и Макмертри последовали за ним. В пустынном зале царила неестественная тишина. Ярус за ярусом к потолку вздымались сводчатые галереи, а квадрат потолка виднелся на немыслимой высоте. Повсюду, излучая ясный золотой свет, горели люстры, фонари и лампы. В удлиненных нишах стояли золоченые статуи, изображавшие Сару, графа Эгиса и даже самого Картера. Ступени лестниц были инкрустированы перламутровыми изображениями бабочек и щенячьих мордашек. Столбики перил венчали бронзовые фигурки малиновок. А вдоль стен тянулись вездесущие тернии.
      - Чем-то напоминает раннеэйлириумскую эпоху, - негромко проговорил Крейн. - А ради этого стоило и постранствовать, что скажете, мистер Макмертри?
      - Быть может, и стоило, мистер Крейн, - в зависимости от того, чем закончится наше странствие.
      Они прошли вдоль галереи, лавируя между статуями, и уже находились почти в центре зала, когда Макмертри вдруг схватился за сердце и, пошатнувшись, привалился к стене.
      - Вам плохо? - встревоженно спросил Крейн.
      - Вдруг стало тяжело дышать, - признался Макмертри. - И грудь сдавило. У меня порой прихватывает сердце. Мое лекарство в кармане пальто.
      Картер помог Макмертри сесть и нашел в кармане его пальто баночку с белыми таблетками. Макмертри положил одну из них под язык. Он сидел, тяжело дыша.
      - Подождем, - сказал Картер.
      - Нет, лорд Андерсон, - покачал головой Макмертри. - Нет времени. Вам надо идти. И вам, мистер Крейн. Я вас догоню. Анархисты могут идти следом за нами. Я догоню вас к тому времени, как вы найдете Краеугольный Камень.
      - Мне бы не хотелось бросать его здесь, - сказал Картер Крейну.
      - Время от времени у него случаются такие приступы, лорд Андерсон. Думаю, бояться особо нечего. Вам лучше спрятаться в одной из этих ниш, мистер Макмертри. Там вы будете в безопасности, верно?
      Картер неохотно, повинуясь необходимости, продолжил путь вдоль галереи. Крейн шел рядом с ним. Вскоре они спустились по лестнице.
      - Краеугольный Камень здесь. - тихо проговорил Картер.
      - Где? - взволнованно спросил Крейн.
      - Там, - указал Картер.
      Из зала уводил широкий коридор. В двадцати футах от входа в него на гранитном постаменте стояла каменная плита. За ней, чуть дальше, виднелись распахнутые стеклянные двери. Ветер шевелил легкую занавеску на карнизе, а за дверью было темным-темно. Почему-то от этого зрелища у Картера мурашки по спине побежали.
      - Вы уверены, что это он? - пытливо спросил Крейн.
      - Да. Я ощущаю исходящую от него силу. Нам нужно только забрать его и выйти через эти двери.
      - В таком случае моя работа, как и ваша, завершена, - заявил Крейн и приставил к груди Картера пистолет. - Окажите мне такую любезность и бросьте оружие.
      - Что вы делаете? - ошеломленно вопросил Картер.
      - Исполняю свой долг - долг анархиста, - ответил Крейн. - Ни с места, лорд Андерсон, предупреждаю вас! И пусть вас не смущает мой возраст. Я меткий стрелок. Прошу вас, бросьте оружие.
      Картер положил свой пистолет на пол. Он стоял молча. Мысли его лихорадочно метались.
      - В молодости я потерял всех родных - они умерли от чахотки. Тогда я и обратился к философии анархизма. Я был первым, кто узнал о Краеугольном Камне, это случилось двадцать лет назад. С тех пор Общество замышляло его похищение. Еще тогда, когда Полицейский украл Ключи Хозяина, конечной целью было именно похищение Камня. Именно я подслушал ваш разговор с Даскином и использовал полученные сведения для того, чтобы заманить в Обманный Дом вашу жену, Фонарщика и Часовщика.
      - Сара здесь? - не веря собственным ушам, проговорил Картер.
      - Здесь. Анархисты умеют превращать неблагоприятные обстоятельства в благоприятные. Как только мы узнали о том, что вы решили отправиться в края Внешней Тьмы, мы решили этим воспользоваться. Все сработало отлично, и в итоге вы привели нас к Камню. О да, я вижу, как вы удивлены. Мы и в самом деле потеряли его. Вернее - мы недооценили способности Лизбет как проводника энергии Камня. Она обладает сильнейшей волей, эта девчонка. Шесть месяцев назад Камень неожиданно исчез. Человек в Черном его всюду искал, а потом догадался, что девчонка его каким-то образом передвинула, перенесла - бессознательно, конечно. Потом мы узнали об осколке. Я бы мог легко убить вас, пока вы спали, и забрать его, но беда в том, что только вы ощущаете притяжение Камня. И не надо на меня так смотреть, лорд Андерсон, спокойно продолжал Крейн. - Я не такой уж злой человек. Совсем наоборот. Настанет день - и вы еще поблагодарите меня за это, когда мы станем жить в мире, спасенном от смерти и отчаяния.
      - Но ведь вы сами видели, как действует Краеугольный Камень, возразил Картер. - Неужели механические уродцы на равнине - это тот идеал, к которому стремятся анархисты?
      - Зрелище... неприятное, - проговорил Крейн. - Я открыто признаюсь в этом. И архитектура здесь отвратительная! Но только потому, что большая ее часть создана неразвитым, необразованным разумом Лизбет. Только этот зал и является исключением и вселяет в меня надежду на то, каким станет грядущий мир.
      - И что вы намерены делать сейчас? - спросил Картер.
      - Мы ждем Человека в Черном. За мной и мистером Макмертри следили с того мгновения, как мы проникли в дом. Моя работа будет полностью завершена, как только мы заберем Краеугольный Камень.
      - Боюсь, ваша работа уже завершена, мистер Крейн. - прозвучал голос позади. Из-за статуй вышел Макмертри, нацелив на старого друга пистолет.
      - Мистер Макмертри! - вальяжно проговорил Крейн. - Как мило с вашей стороны присоединиться к нам.
      - Да-да, пожалуйста, бросьте пистолет, мистер Крейн, - без тени иронии произнес Макмертри. - У меня нет желания ранить вас. Все эти годы! Но только совсем недавно я начал подозревать, что вы - анархист. Вот почему я и разыграл сердечный приступ.
      - Вы всегда отличались догадливостью, - процедил сквозь зубы Крейн. Но я вовсе не намерен сдаваться. Я хороший стрелок, а если вы потянете спусковой крючок, я тут же пристрелю лорда Андерсона, если только вы раньше не пристрелите меня. Мне бы очень не хотелось его убивать, но его смерть предпочтительнее утраты Краеугольного Камня. Я готов умереть за общее дело, старый друг, и вы знаете: я не лгу. Но в любое мгновение сюда придут другие анархисты. У вас нет шанса уцелеть, если только вы не решите примкнуть к нам. Вас снова примут в наши ряды.
      - Я не желаю, чтобы меня принимали, мистер Крейн, - покачал головой Макмертри. - Я отказался от всего этого давным-давно, после того, как закончились Войны за Желтую Комнату. Да, это правда, лорд Андерсон. Когда-то я сражался на стороне анархистов. Но их доктрина ошибочна. Им ни за что не добиться того, что они обещают.
      - Мы сумеем сделать это, - хвастливо проговорил Крейн. - Мы сможем создать новый мир. Мы сумеем вернуть мою жену и детей, мы будем жить в совершенстве и гармонии.
      Картер был беспомощен под дулом пистолета. Он отчаянно пытался вызвать в сознании Слово Правления. На миг оно сверкнуло перед его мысленным взором обугленной искрой, но померкло, и он не успел поднести его к губам.
      - Мистер Крейн, заклинаю вас, - дрожащим голосом проговорил Макмертри. - Ради тех лет, что мы работали вместе, бросьте пистолет. Это ваш последний шанс.
      - Нет, - ответил Крейн, сдвинул брови и крепче сжал рукоятку пистолета. - Я всегда был оптимистом, не так ли, мистер Макмертри? Хотелось бы верить, что вы не пристрелите старого компаньона. К тому же вы наверняка давно не упражнялись во владении оружием. Когда кожаный сапог долго не обувают, он деревенеет, и его можно выбросить.
      Макмертри ничего не ответил. Он старательно прицелился и нажал на курок. Лорд Андерсон вздрогнул, решив, что выстрелы прозвучали одновременно и что в следующее мгновение он умрет, но Крейн, не издав ни звука, рухнул на пол. Бросившись к нему, Картер увидел, что архитектор-анархист мертв. Пуля, выпущенная Макмертри, угодила ему в лоб.
      Макмертри разжал дрожащие пальцы и выронил пистолет. Тот со стуком упал на пол. Он бросился к Крейну, приподнял его голову, прижал к груди и зашептал:
      - Ты ошибался, Филлип. Я всегда был метким стрелком. Но ты не мог этого знать. - Он тихо заплакал и все повторял: - Старый мой друг. Старый друг. Я убил лучшего друга.
      Понимая, что сделать уже ничего нельзя, Картер выпрямился, поднял с пола свой пистолет и шагнул к Краеугольному Камню. Осколок, казалось, вот-вот вырвется из его пальцев. Несмотря на многочисленные надписи и сверкающие, словно до блеска начищенная медь, изображения четырех херувимов, камень выглядел довольно обыкновенно, и все же Картер остановился, не дойдя до него десять футов. От камня исходила невероятная, страшная сила, почувствовать которую мог только Хозяин. В этой немыслимой энергии слились воедино искра Творения, мощь солнц, зарождение жизни, чернота межзвездных пространств. Картер готов был в священном трепете рухнуть на колени перед Камнем, готов был и в страхе бежать от него. Но ему открылось и другое. Он понял, с какой целью Камень был похищен, и что он на самом деле сопротивлялся, хотя, как ни парадоксально, ничего живого в Краеугольном Камне не было.
      Картер глубоко вдохнул, шагнул к Камню и протянул к нему руки, намереваясь снять его с постамента. Он инстинктивно зажмурился. От камня не исходило свечения, но излучаемая им энергия проникала в самый мозг, и у Картера не было сил смотреть на него.
      - Этого более чем достаточно, лорд Андерсон! - прозвучал позади чей-то голос.
      Обернувшись, Картер, к своему ужасу, увидел Грегори, который целился в него из винтовки. Возле коленопреклоненного мистера Макмертри застыли двое Превращенных.
      - Нет! Только не ты! - вскричал Картер, потрясенный до глубины души. Неужели в нашем отряде все через одного предатели?
      - Мне очень жаль, - не дрогнув, проговорил Грегори. - Я думал, что хотя бы Даскин перейдет на нашу сторону по доброй воле. Надеюсь, что это еще возможно. Мне не по душе была роль шпиона, хотя и играл я из самых благих побуждений. А теперь бросьте оружие. Мне не хотелось бы вас убивать.
      Картер положил на пол пистолет и оба Меча-Молнии, мысленно проклиная себя за то, что уже дважды его застигли врасплох. И тут он ощутил приближение знакомой могущественной силы. Взгляд его метнулся к лестнице. По ней спускался Человек в Черном, укутанный в непроницаемые одежды, в сопровождении целой свиты Превращенных, среди которых были жуткие подобия Еноха, Чанта, Сары, Нункасла и нескольких воинов Белой Гвардии. В это страшное мгновение Картер понял, что это не подобия, что это его близкие и друзья. Грудь его сдавило, колени подкосились.
      - О, Сара! - простонал он, не в силах сдержаться. - Только не ты!
      - Это она, - произнес Человек в Черном негромким, но леденящим кровь голосом. - Превращение почти завершено. Вы даровали нам победу, лорд Андерсон. Если бы уцелел мистер Крейн, мы бы схватили вас, а затем устроили бы ваш побег в его сопровождении, и вы бы так или иначе привели нас сюда. Краеугольный Камень найден, и вы у нас в руках. Мы пытались уговорить Даскина стать Хозяином Дома, но он отказался. Теперь он нам больше не нужен. Вы - Хозяин, и как только вы тоже подвергнетесь Превращению, у этого Дома будет Хозяин, хотите вы этого или нет. Наша победа близка.
      Картер отчаянно пытался собраться с мыслями, но они разлетались, словно рой напуганных пчел.
      - Я узнаю тебя, - выговорил он наконец. - Я чувствую исходящую от тебя силу. Зачем ты прячешься под одеждами? Покажи себя, Леди Порядок!
      Человек в Черном утробно расхохотался.
      - В Эвенмере ты мог повелевать мною, но здесь тебе это неподвластно! Однако я сделаю то, о чем ты просишь. Пробил час снять маски.
      Человек в Черном сорвал с головы шляпу. Черные, цвета воронова крыла пряди рассыпались по его плечам. Он отбросил вуаль, и перед Картером предстало два лика. Первый принадлежал старику-мудрецу, а второй прекрасной женщине, которую Картер некогда знал под именем Анины. Темные глаза, лунно-белая кожа, удивительно правильные черты, несвойственные смертным. Она негромко рассмеялась, и смех ее был подобен звону колокольчиков. Лик старца исчез, как и не было его.
      - Славная была игра, не правда ли? Совершенная по симметрии!
      - Но что же стало с Верховным Анархистом? - изумленно вопросил Картер.
      - По глупости своей он вздумал управлять Силами Порядка, не осознав до конца суть Краеугольного Камня. Он с самого начала был слишком дерзок и амбициозен - еще тогда, когда запустил свои машины, дабы сотворить подобие моей силы в Иннмэн-Пике, и тогда, когда пытался одолеть тебя здесь. Он теперь со мной, как видишь, но только больше он ничем не может управлять. Он, как и Лизбет, стал воплощением Порядка.
      Картер взглянул на Грегори. Тот, мертвенно побледнев, еле слышно проговорил:
      - Так вот почему ты опустошила Дом?
      - Именно поэтому. Порядок - награда для тех, кто больше других к нему стремился, награда за верную службу. Со временем вы все подвергнетесь Превращению. И вы - прежде других, лорд Андерсон. У Дома будут Хозяин, Часовщик и Фонарщик. Я всех приведу к бесконечной точности Порядка. Случайным событиям придет конец. И само время прекратится. Все на свете станет прекрасным повторением. Все будет Едино. Но сначала должна быть найдена Лизбет. Она настроена на Краеугольный Камень. Ее воля в соединении с могуществом Камня творит Хаос. Она - Мечтательница, Создательница Терний, Разрушительница Порядка. Она так спрятала Краеугольный Камень, что даже мне не под силу было разыскать его. И теперь, пользуясь своим даром, она прячется от меня. Но обретя Краеугольный Камень, я могу уничтожить ее, и сила Камня будет пропущена через меня, и тогда начнется последний этап. Я привью всей Вселенной однообразие, она станет неизменна, лишится разума.
      - Йормунганд сказал, что если время прекратится. Вселенная перейдет в Вечность. Это означает ее полное уничтожение, - сказал Картер.
      - Может быть. Но и это совершенно и прекрасно, - отвечала ему Леди Порядок. - Стерегите его, - приказала она Превращенным - былым воинам гвардии Белого Круга. - И найдите Лизбет. Я знаю: она где-то поблизости. Она вот-вот будет здесь.
      Леди Порядок отвернулась от Картера и встала между Сарой и Енохом. Лорд Андерсон склонил голову к Грегори и прошептал:
      - Все пришло в смятение! Ваш план провалился, анархисты утратили власть. Неужели ты не видишь этого?
      - Я посвятил жизнь этой великой цели, - горячо отозвался Грегори. Чувствовалось, что он глубоко потрясен. - Во имя этой цели я предал Даскина и вас. Неужели вы думаете, что я горжусь этим? Но она обещает гармонию!
      - Она не может сотворить ничего, кроме смерти. Не к такой цели ты стремился. Как бы она ни выглядела, она - не человек, а воплощение стихии, и материализовалась только благодаря вашей аппаратуре. Она готова всюду насадить Порядок, не задумываясь о последствиях. Она ничего не станет обдумывать, как ничего не обдумывает океан, в волнах которого гибнет утопающий. Спорить с ней бесполезно. Она превратит все человечество в прибой у своих берегов. Ты должен помочь нам, когда настанет решающий миг.
      Грегори метнул в Картера яростный, гневный взгляд, но промолчал.
      Лорд Андерсон отвернулся от него, обвел взглядом зал и вдруг увидел, что с затянутого мраком потолка на него пристально смотрят два огромных глаза.
      Лизбет зажмурилась. Она думала о терниях и о доме, и вдруг ей показалось, что она как бы смотрит вниз с высоты, а внизу простирается громадный зал. Она видела Картера и Грегори и несчастную, изуродованную превращением Сару. "О, как бы мне хотелось, чтобы она снова стала такой, какой была!" В зал волной хлынули Превращенные. Шеренга за шеренгой они выстраивались перед черноволосой женщиной в одеждах Человека в Черном. В ужасе Лизбет узнала в ней Леди Порядок, словно сам Дом прошептал ее имя, и наконец девушка осознала, кто ее истинный враг. Откровение повергло ее в шок. Человек в Черном, ее мучитель и единственный воспитатель на протяжении всех этих страшных лет, был призраком, обманом. Гнев и чувство облегчения обволокли Лизбет облаком дыма. На мгновение ей показалось, что она лишается сознания. Видение замерцало, заколебалось. Но вот Лизбет отдышалась и картина снова ясно предстала перед ней.
      Коридор, уводивший из зала, заканчивался стеклянными дверями - давней целью Лизбет. Теперь ей нечего было бояться этих дверей, за ними ее не поджидал Картер. На пути к дверям, посреди коридора, стоял Краеугольный Камень. Лизбет чувствовала, как в нее вливается его могущество. Она чувствовала его зов. Камень был источником ее силы. Если бы она приблизилась к нему, она стала бы еще сильнее.
      Открыв глаза, Лизбет увидела, что Даскин смотрит на нее с ожиданием и надеждой. Они покинули Комнату Дня и теперь стояли в темной нише в сумрачном коридоре.
      - Я видела Камень, - сказала Лизбет. - Теперь нужно только найти дорогу к нему.
      Она снова зажмурилась и увидела за спиной Даскина вход - потайную дверь с серебряной ручкой. Открыв глаза, Лизбет протянула руку, и пальцы ее коснулись холодного металла. Девушка радостно рассмеялась, когда потайная панель открылась. Она была поражена тем, как легко сотворила этот потайной ход.
      - Все так, как ты говорил, - сказала она Даскину. - И это получилось так легко!
      - Ты возводила этот дом столько лет, - улыбнулся Даскин. - Ты сама не знала об этом, но приобрела огромный опыт.
      Они шагнули в потайной ход, и тогда Лизбет рассказала Даскину о своем видении. А потом, осознав наконец всю силу своего дара, она открыла себя для могущества Краеугольного Камня и впервые поняла, что это колоссальное здание принадлежит ей. Дом оказался намного более громаден, чем могла предполагать Лизбет. Анархисты держали ее в одном его крыле, но теперь он предстал перед ней весь, целиком, она четко видела каждый его уголок, каждый засов, каждую замочную скважину, арку, стропило, каждую лестницу, каждый камень. С поразительной ясностью она осознала, что она настолько же пленница здесь, насколько захватчик, и что все это время разум ее был одурманен ложью Человека в Черном.
      Лизбет вновь закрыла глаза, и перед ней предстали двери и комнаты, миновав которые, можно было попасть в золоченый зал, еще более прекрасный, чем Комната Дня. Затем она нашла выход, и за дверью открылся самый короткий путь к цели. Двери, лестницы, залы и коридоры возникали по велению Лизбет. Она видела, каким восторгом и страхом полны глаза Даскина. Она улыбнулась ему и сказала:
      - Я говорила тебе, что нам предстоит пройти по самому темному пути. В конце странствия нас может ожидать мрак, если нас схватит Леди Порядок. Но теперь я могу провести нас гораздо быстрее светлым путем.
      Они торопливо зашагали по Обманному Дому. Вскоре Лизбет подвела Даскина к потайной панели - белой, сверкающей, с восьмиугольным глазком посередине.
      - За ней - коридор, в котором стоит Краеугольный Камень, - сказала Лизбет. - И стеклянные двери - единственные, через которые я могу уйти из Дома. Но Леди Порядок там, и она попытается остановить меня.
      - Картер говорил, что она необычайно могущественна, - проговорил Даскин. - А другого выхода нет?
      - Нет. Теперь я это ясно вижу, потому что этот выход я сотворила сама.
      - Если так, то мы пойдем вместе, - решительно заявил Даскин и храбро улыбнулся Лизбет.
      Лизбет бесшумно открыла панель и шагнула в коридор. Краеугольный Камень оказался позади, а двери - впереди. Ветер раздувал занавеси, в лица Лизбет и Даскина пахнуло прохладным ночным воздухом.
      И вдруг между ними и дверьми воздвиглась непроницаемая стена. Они резко обернулись. Перед Краеугольным Камнем стояла Леди Порядок. Теперь она ничем не напоминала Верховного Анархиста. В одеждах цвета слоновой кости, расшитых серебром, она была прекрасна и светла, словно богиня.
      - Ты пришла, - безмятежно проворковала она. - Теперь ты будешь служить мне.
      Лизбет захлестнуло волной могущественной силы - совершенной энергии Порядка, гармонией тиканья часов, чудом вращения планет. На миг ей показалось, что эта сила поглотит ее, но Лизбет подняла руку и отразила удар Леди Порядок, сама не понимая, как это у нее вышло.
      Отвернувшись, Лизбет нахмурилась... и в стене возникла дверь. Схватив Даскина за руку, она опрометью кинулась к двери. Миновав ее, они очутились в лабиринте комнат и коридоров, но все они заканчивались тупиками. Иногда вдалеке мерцали стеклянные двери, к которым так стремилась Лизбет, но от них беглецов отделяли слои цветного стекла.
      Не отпуская руки Даскина, Лизбет бежала и бежала вперед, создавая двери там, где мгновение назад их не было и в помине, заставляя коридоры обрываться и изгибаться. Она отчаянно стремилась прорваться к заветным стеклянным дверям. В какой-то миг перед ними разверзлась бездна - и Лизбет перебросила через нее мостик. Потом угрожающе опустился потолок - Лизбет выгнула его аркой. Сдвинулись стены - Лизбет проложила туннель. Она сама не знала, как ей удается все это.
      Неожиданно из-за угла появился один из Превращенных. Даскин уложил его ловким ударом и выхватил из его рук пистолет. Они с Лизбет поспешили дальше.
      - Лизбет! - зазвучал вдруг голос в сознании девушки. - Не беги от меня. Я - Порядок и Покой, я - конец страданий. Останься со мной в Доме, и я сделаю тебя такой же, как я сама - неизменной, несравненной, совершенной. Мы покончим со смертью и печалями. Все будет подвластно прекрасному плану. Ты увидишь, каково твое могущество. Если ты покинешь Дом, ты погибнешь, а здесь ты никогда не познаешь смерти. Отдайся мне. и я подарю тебе все, о чем ты мечтаешь.
      Но Лизбет бежала и бежала, не останавливаясь, и думала только о малиновках и солнечном свете и о зеленых равнинах Иннмэн-Пика.
      Перед ней встала стена, но она мысленно разрушила ее, и со стены вниз с отчаянными воплями рухнула орда Превращенных. Они с Даскином перескочили через них и бросились дальше. На миг Лизбет вновь увидела желанные стеклянные двери и сотворила длинный коридор, ведущий к ним, и наделила этот путь отвагой, и наполнила его надеждой.
      С грохотом обрушился потолок, но Лизбет успела спасти себя и Даскина, сотворив заслон из оникса и стали.
      Еще трое Превращенных возникли на их пути, и Лизбет сделала так, что коридор изменил очертания, и стены поглотили врагов. В следующее мгновение задрожал и начал выгибаться пол. Ноги плохо слушались Лизбет, они с Даскином начали спотыкаться и вскоре упали. Но когда они поднялись, Лизбет воздвигла лестницу, которая, извиваясь вокруг колонн, вела к стеклянным дверям. Гулко звучало эxo шагов Даскина и Лизбет, позади слышался топот ног Превращенных.
      Даскин выстрелил в двоих. Остальные открыли пальбу. Пули полетели во все стороны вместе с осколками мрамора. Лизбет метнула взгляд назад, и позади них с Даскином встала стена. Пальба утихла.
      Они снова оказались в коридоре, сотворенном Лизбет. По обе стороны горели свечи и мелькали бутоны роз. До стеклянных дверей оставалось совсем немного.
      На мгновение в коридоре показался Грегори, выбежавший из бокового перехода. Он сжимал пистолет, и лицо его было озарено странной печалью. Но в следующий миг он исчез за сотворенным Лизбет изгибом стены.
      Лизбет не спускала глаз со стеклянных дверей, а они вдруг стали отдаляться, и вскоре совсем исчезли, и коридор стал бесконечным.
      - Нет! - вскричала Лизбет. - Не позволю!
      Она напряглась изо всех сил, мысленно вцепилась в двери, попыталась притянуть их. Долгие годы она страшилась их, но теперь не могла думать ни о чем, кроме них. Но двери упрямо ускользали, уходили в немыслимую даль. "Сара! - в отчаянии подумала Лизбет, хотя почему вспомнила о Саре, и сама не знала. - О, если бы ты могла мне помочь!"
      Картер в полной беспомощности наблюдал за происходящим, сидя под надежной охраной Превращенных. Ему трудно было понять, что же на самом деле творится. Леди Порядок стояла у Краеугольного Камня, ее приспешники выбежали из коридора в боковую дверь. Время от времени стены меняли очертания и становились прозрачными, и тогда Картер видел опрометью бегущих Даскина и Лизбет.
      В отчаянии взглянув на свою изуродованную руку, Картер попытался вызвать в сознании Слова Власти. Он боялся произносить их - ведь это могло грозить ему окончательным Превращением. И все же он сосредоточился на Слове Надежды и представил его запечатленным в уголке сознания и написанным наоборот.
      Он взглянул на Сару, и немыслимая тоска охватила его. Словно прочитав его мысли, Сара шагнула к нему. Превращенные, что стерегли Картера, не шевельнулись, не дрогнули. Их ружья целили ему в сердце. Сара, не дойдя нескольких шагов до Картера, остановилась, и вдруг очертания ее фигуры заколебались. Она то становилась настоящей, то снова возвращалась к нынешнему облику.
      "Ей нужна наша помощь, Картер. Если ты можешь сделать хоть что-нибудь, сделай это сейчас".
      В следующий миг Сара вновь стала Превращенной.
      О последствиях думать не приходилось. У Картера оставался единственный выход. К губам его взвилось Слово Власти. Оно обожгло горло, высушило язык.
      - Ниррумар! - выкрикнул он, и ноги его мгновенно онемели. Он понял, что превращение настигло его.
      Сила Слова Надежды вырвалась наружу. Увы, Превращенные не обрели своего былого облика, но стена, отделявшая Картера от стеклянных дверей, рухнула. Исчез лабиринт коридоров.
      Раздался звон разбивающегося стекла. Стены по обе стороны от Лизбет рухнули. Стеклянные двери закачались, но Лизбет силой мысли уравновесила их. Пропали бессчетные коридоры, остался только один, настоящий.
      Перед Лизбет были двери ее мечты. Они были открыты настежь, и от порывов налетавшего ветра дребезжали стекла, а воздух был наполнен ароматом дождя. Лизбет бросилась вперед, забыв о Даскине, но вдруг на ее пути возникла девочка - точная копия Лизбет, какой она была, когда попала в Обманный Дом.
      - Тебе нельзя уходить, - сказала девочка. Лизбет замедлила бег, перешла на шаг, опасливо подошла к девочке.
      - Я Лизбет, - сказала та. - Настоящая Лизбет. Та, которая живет в настоящем мире. Ты хочешь уйти, но тебе нельзя уходить.
      - Я уйду, - решительно проговорила Лизбет и попыталась обойти девочку, но та загородила ей дорогу.
      - Ты думаешь, что достойна любви? - презрительно вопросила девочка. Ты думаешь, ты достойна его? После всего, что ты натворила?
      Лизбет стояла, застыв, словно каменная. Смятение охватило ее, она не в силах была мыслить и противостоять этому существу - но почему, этого она не понимала.
      - Твой отец не просто так привел тебя сюда, - спокойно проговорила девочка. - Он привел тебя сюда за то, что ты была плохая, ты была такая ужасная, что никто бы никогда тебя не полюбил. Ты даже не сможешь стать настоящей. Настоящих людей так не наказывают. Настоящие люди не бывают такими плохими, что их не любят даже их собственные отцы.
      Лизбет чувствовала, как лицо ее сводит жутким спазмом. Она стояла и слушала обвинения, и ей было больнее, чем если бы ее хлестали плетью. Ей хотелось кричать, защищаться, ей хотелось уничтожить этого ребенка, укравшего ее лицо, но она была слишком напугана и слишком уверена в том, что девочка говорит правду. Колени ее подгибались, она была готова лишиться сознания.
      "Все, как в книге, - в отчаянии подумала она. - Все, как в книге! Все должно закончиться плохо. Все должно закончиться смертью и разрушением. Любовь никого не спасет".
      - Нет, - прозвучал рядом с ней негромкий голос, и она ощутила прикосновение руки Даскина. Он опустился на колени рядом с ней. Видимо, и у него странная девочка отняла силы. Даскин говорил с трудом, каждое слово выговаривал через силу: - Лизбет, не верь этому. Сара, Картер и граф Эгис любят тебя. Я бы тоже мог тебя полюбить. Я уверен в этом. С того мгновения, как мы встретились, я не могу забыть твоих глаз. Я все время мечтаю о тебе. Лизбет, не слушай ее! Найди выход. Ты настоящая, а она - нет!
      Лизбет и девочка смотрели друг на друга одинаковыми голубыми глазами. Лизбет слушала Даскина, и его слова проникали в ее душу.
      - Ты - мой Хэйртон, - проговорила она еле слышно, взглянув на Даскина, и слезы заволокли ее глаза.
      Когда же она вновь посмотрела на девочку, на месте той стояла другая то была Леди Порядок, обратившаяся в ребенка. И вдруг ее не стало.
      Лизбет поднялась, попыталась помочь Даскину встать, но он едва держался на ногах. Обернувшись, они увидели, что к ним бежит Грегори, а за ним, вдалеке, несется Леди Порядок.
      - Беги! - крикнул Даскин. - У меня не осталось пуль, но я задержу их!
      Лизбет бросилась к дверям, но в растерянности остановилась. Она боялась бросить Даскина и не знала, как ей быть. Повернувшись к дверям, она ахнула от ужаса. В круг света за порогом шагнула черная фигура - совсем как в ее жутких снах. Но это был не Картер.
      - Отец! - вскрикнула Лизбет, глядя на человека, с которым рассталась шесть лет назад. Он выглядел в точности так, как в тот страшный день, когда он отдал ее анархистам: оборванная куртка, измятая шляпа, худое, изможденное, бесстрастное лицо. При виде отца у Лизбет перехватило дыхание. Она боялась его.
      - Вернись, - прорычал он и по-волчьи оскалился. - Вернись.
      - Я... Я не могу, - сказала она. - Я должна уйти. О, помоги мне, папочка! Скажи, что ты вернулся, чтобы помочь мне!
      - Вернись! - рявкнул отец, перешагнул порог и заслонил ей дорогу.
      Волна ярости захлестнула Лизбет, гнев, копившийся годами одиночества, обида за безжалостное предательство. Она бросилась к отцу и принялась осыпать его беспомощными ударами, которые он легко отражал, заслоняясь рукой.
      - Ты бросил меня! - выкрикивала Лизбет. - Ты меня бросил! Я была совсем маленькая!
      Внезапно облик отца изменился. Он опустил руки и голову, зубы его превратились в клыки, а пальцы - в когти. На Лизбет уставились желтые волчьи глазищи. Она в диком страхе отшатнулась, а обратившийся в гнолинга отец кинулся за ней, перебирая восемью лапами. Настигнув Лизбет, чудовище клацнуло зубами совсем рядом с ее лицом, оно было готово вонзить их ей в горло. Лизбет взвизгнула и попыталась заслониться руками.
      И тут чудище в одно мгновение обмякло, его глаза затуманились и остекленели, и оно, дергаясь, рухнуло на пол, подмяв под себя девушку. Лизбет в страхе выбралась из-под него. Гнолинг лежал, корчась и хрипло дыша, а из раны на его шее фонтаном хлестала кровь. Еще чуть-чуть - и Лизбет пала бы жертвой его клыков. Его когти оцарапали ее плечо.
      В паре футов от поверженного гнолинга стоял Грегори. Дуло его ружья еще дымилось. Он потерянно взглянул на Даскина и крикнул Лизбет:
      - Беги, девочка!
      Настигавшая беглецов Леди Порядок остановилась и вытянула руку.
      - Отдавшихся мне не спасет покаяние, - процедила она сквозь зубы, и Грегори, успев лишь судорожно вскрикнуть, рассыпался на куски.
      Лизбет была ранена, и раны ее кровоточили. Она чувствовала, как больно, как немилосердно бьет ее сила Порядка, и все же она поползла к дверям. Она бросила взгляд на гнолинга. Тот затих и лежал неподвижно. "Это не был мой папа, - поняла Лизбет. - Это и тогда не был мой папа".
      Эта мысль придала ей сил, но чем ближе был заветный порог, тем быстрее гасли надежды Лизбет на спасение.
      За порогом не было ничего, кроме черной бездны, страшного обрыва. Лизбет обернулась и увидела, что к Даскину, пытавшемуся прикрыть ее, подошла Леди Порядок.
      - Лизбет, уходи! - прокричал Даскин, не зная, что она увидела за порогом. - Уходи! Я не смогу задержать ее!
      Лизбет в отчаянии отвернулась, устремила взгляд в бездну и поняла, что у нее нет другого выбора. Только так можно было положить конец всему этому безумию. Ей не хотелось умирать, но нужно было покончить со всем этим, пока Леди Порядок не уничтожила Даскина, как только что уничтожила Грегори, пока она не погубила весь мир. Только Лизбет могла сделать так, чтобы все это закончилось.
      Она закрыла глаза.
      "Книга была права. В конце концов я так и не познаю любви".
      Она шагнула в бездну и, крича, провалилась во мрак.
      А потом... Потом ее падение прекратилось, и она оказалась посреди Ониксовой Равнины, за дверью Обманного Дома. И наконец она поняла все.
      "Дом - это я, - осознала Лизбет. - И тернии - это я". Она осознала с необычайной ясностью, что всегда обладала силой, которая позволила бы ей вырваться из плена, если бы сама не пленила себя. Анархисты боялись ее! Потому они ее и не трогали. Сам Порядок страшился ее, он страшился той силы, что ей придавал Краеугольный Камень.
      Времени на размышления у Лизбет не было. Из мрака возник Пес-Хаос. Засверкали его хищные клыки, забелела пена у пасти.
      - Вершины Отчаяния! - взвыл Хаос. - Гибель Дома! Луна во Мраке! Стены рухнули! Мой враг стоит передо мной!
      Лизбет воздела руки, чтобы защититься от него.
      Гигантским прыжком Хаос оставил позади Лизбет и Даскина и рванулся к Порядку. Как только они столкнулись, сверкнула ослепительная вспышка, и Обманный Дом сотрясся до основания.
      А когда Лизбет очнулась, и Хаос, и Порядок исчезли.
      И как только они исчезли, Превращенные пали ниц и стали корчиться от боли. Руки и ноги Картера пылали, словно обожженные. Он устремил взгляд к стеклянным дверям, за которыми стояла Лизбет. Стены, слагавшие коридор, подернулись трещинами.
      - Все кончено! - закричала Лизбет. Краеугольный Камень озарился золотистым сиянием.
      - Картер, разбей его! - крикнула Лизбет. - Краеугольный Камень нужно разбить! Теперь я это понимаю!
      - Краеугольный Камень? - в ужасе вопросил Картер. - Я не посмею! Он основа всего Сущего, основа Творения!
      - Разбей его! - кричала Лизбет. - Порядок не уничтожен. Разбей его, пока она не вернулась!
      Механические руки и ноги плохо слушались Картера, но он все же ухитрился поднять с пола оба Меча-Молнии.
      - Мистер Макмертри! - окликнул Картер старика-архитектора, потому что больше ему обратиться было не к кому. - Вы должны мне помочь!
      Говард Макмертри помог Картеру добраться до Краеугольного Камня. Встав перед ним, лорд Андерсон сложил мечи и ударил ими в самую середину камня. Камень послушно разделился пополам, не устояв перед волшебными клинками.
      Жуткий треск всколыхнул воздух, жалобно застонал весь дом. В следующее мгновение все Превращенные обрели свои истинные обличья.
      - Сюда! - воскликнула Лизбет. - Скорее! Вы должны покинуть дом!
      Картер и не заметил, как обрел прежний облик. Главное - рядом с ним стояла самая обыкновенная Сара!
      - Лорд Андерсон! - ошарашенно воскликнул Нункасл, глядя на своих подчиненных, которые протирали глаза, словно только что проснулись. - Что это мы тут делаем?
      - Объясню, когда будет время, - торопливо проговорил Картер. - Нам нужно уходить. Захватите осколки Краеугольного Камня. Тут все ваши, лейтенант?
      - Да, сэр, - печально кивнул лейтенант. - Больше половины моих людей погибли.
      Картер торопливо огляделся по сторонам. Рядом с разбитым Краеугольным Камнем лежало тело пожилого мужчины с удивительно умным лицом. Наконец Порядок покинул смертную оболочку, и Верховный Анархист обрел свое истинное обличье.
      Картер сжал руку Сары, и они поспешно зашагали по коридору. Нункасл принял под свое командование тысячи былых Превращенных, а воины гвардии Белого Круга подняли половинки Краеугольного Камня и понесли их к выходу. Весь дом качался и стонал, готовый развалиться на куски.
      Картер и Сара, держась за руки, вышли за порог под беззвездное небо и оказались на Ониксовой Равнине, где их ждали Даскин и Лизбет. Еще час ушел на то, чтобы из Обманного Дома выбрались все солдаты. Оказавшись на приличном расстоянии от дома, все обернулись и посмотрели на грандиозную постройку.
      - Глядите! - воскликнул Чант и указал на ночное небо. - Что-то крылатое, огромное, взлетело с чердака.
      От крыш Обманного Дома отделился змееподобный силуэт. Ударили по воздуху могучие крылья.
      - Йормунганд... - прошептал Даскин. - Говорил же он мне, что когда-то его называли драконом...
      Взмывая все выше, чудовище вырастало на глазах, и наконец его гигантские крылья затмили весь дом. Яростными ударами когтей он принялся крушить башни и шпили, а вырывавшееся из его пасти пламя подожгло стропила. Крыши мгновенно объяло огнем, пожар быстро распространился. Пахнуло жаром, и все поспешили отойти подальше.
      Огонь добрался до подземелий. Послышались оглушительные взрывы, и вот все здание начало оплывать, таять. Оно словно разрушало само себя с невероятной быстротой и жутким грохотом.
      С ревом, от которого сотряслась Ониксовая Равнина, Йормунганд развернулся и, яростно размахивая крыльями, взял курс на Эвенмер.
      Как только пламя окончательно поглотило Обманный Дом, спутники избавились от последних следов Превращения. Словно пелена спала с их глаз. Они смотрели друг на друга с радостью и благодарностью.
      Картер нежно коснулся щеки Сары, погладил ее плечи и вдруг, обхватив ее талию, оторвал от земли.
      - Ты жива! - воскликнул он.
      Тут и остальные словно очнулись. Даскин, Енох, Чант, Картер, Сара, Нункасл, Макмертри, солдаты - все кричали, обнимались, хлопали друг дружку по спинам. Но вот Сара обернулась к Лизбет, сжала ее тоненькие руки и посмотрела ей в глаза.
      - Это... правда ты? - надтреснутым от волнения голосом спросила Сара.
      - Ты еще помнишь меня? - робко проговорила Лизбет. - Я думала, ты меня забыла.
      - Милая, милая Лизбет! - вырвалось у Сары, и из глаз ее ручьями хлынули слезы. - Как я могла тебя забыть? Не было дня, чтобы я не думала о тебе, не молилась за тебя! О Лизбет! Я бы никогда не смогла тебя забыть!
      Они крепко обнялись и еще долго плакали вместе.
      Наконец они отстранились друг от друга. Лизбет вытерла глаза тыльной стороной ладони и спросила:
      - Это научный факт?
      - Как давление и паровые двигатели, - улыбнувшись, ответила Сара.
      Когда к Лизбет подошел Картер, та неожиданно смутилась. Он покачал головой, видя, как она худа и растрепана, и хотел было что-то сказать, но в горле у него пересохло от жалости.
      - Ты не был причастен к моему похищению? - спросила Лизбет.
      - Клянусь, - ответил Картер.
      - Человек в Черном лгал мне?
      - Не только в этом.
      Лизбет поддела босой ногой камешек.
      - Прости за то, что я издевалась над тобой - тогда, когда ты томился в подземелье.
      - Подумаешь, ерунда, - сказал Картер и раскинул руки. Лишь миг помедлив, Лизбет бросилась в его объятия.
      - Я так люблю тебя, малышка, - пробормотал Картер, гладя ее волосы.
      - И я люблю тебя, Картер, - прошептала она и снова расплакалась.
      Тут послышался оглушительный треск - это, догорая, рухнули последние останки Обманного Дома, и наконец он исчез окончательно, как сон. Только разрозненные языки пламени догорали, облизывая голые камни.
      В изумлении спутники вернулись туда, где стоял дом, но от него не осталось и следа.
      Лишь Даскин и Лизбет не пошли смотреть на то место, где был прежде Обманный Дом. Они стояли поодаль друг от друга.
      - Теперь ты снова отправишься охотиться на гнолингов? - смущенно спросила Лизбет, искоса взглянув на Даскина.
      - Нет. - Он покачал головой, подошел к ней и взял ее за руку. - Я больше никогда не стану охотиться на них ради потехи. Грегори погиб, а я нашел кое-что получше охоты. Довольно мне вести разгульную жизнь. Пора расстаться с мальчишескими забавами и стать мужчиной.
      - Ты об этом говорил, когда сказал, что мог бы полюбить меня?
      - В те последние мгновения, перед тем, как ты шагнула за порог, я уже знал, что это так и есть. Я уже люблю тебя, Лизбет.
      - А я любила тебя всегда, - сказала она. Она смотрела на него, запрокинув голову. Он обнял ее и крепко поцеловал.
      - Смотри, - сказала Сара, встав рядом с Картером. Хозяин Эвенмера обернулся и изумленно вздернул брови. Они с женой обменялись радостными улыбками. К ним подошел Чант.
      - "Герой для нес он на все времена, прекраснее всех первоцветов - она. Влюбленным молчать, право слово, милей, чем слушать, как трели ведет соловей".
      ЭВЕНМЕР
      Следующие несколько дней оказались нелегкими. При разрушении Обманного Дома погибли тысячи Превращенных, а те из них, что остались в живых, очнулись в смятении и не могли ничего вспомнить о том, что с ними стряслось. Картер и его спутники собрали всех уцелевших и повели в Муммут Кетровиан, чем вызвали настоящую панику в Шинтогвине - еще бы не запаниковать, когда из Внешней Тьмы в их страну явилось целое войско! Правитель страны, лорд Джеггед, будучи застигнутым врасплох, с радостью позволил прибывшим беспрепятственно пройти по его территории. Правда, странствие могло пройти и не слишком безмятежно. Узнав о том, что шинтогвинцы сыграли роль в их порабощении, муммутцы были готовы с ними поквитаться, но Картер, к которому в полной мере вернулось владение Словами Власти, употребил все свое влияние для того, чтобы никаких стычек по пути не произошло.
      После Муммут Кетровиана идти стало легче. Теперь, когда не было нужды таиться, спутники быстро и без хлопот добрались до Внутренних Покоев. Сейчас важнее всего было водворить Краеугольный Камень на его законное место. По этому поводу велись жаркие споры. Некоторые предлагали, чтобы эвенмерские умельцы соединили между собой половинки камня, но Картер, боясь, что при этом целостность камня может пострадать еще сильнее, в конце концов от этого отказался.
      Нункасл возглавил охрану Краеугольного Камня - отряд из оставшихся в живых гвардейцев. Картер, Сара, Даскин, Лизбет, Чант и Енох отправились в Иннмэн-Пик, чтобы посмотреть на церемонию. Рядом с Сарой стоял граф Эгис, и Сара то и дело заботливо поправляла его съезжающие с переносицы очки, а Лизбет все время его обнимала и не отходила от графа ни на шаг. Свет дня и любовь уже произвели с ней разительные перемены - словно за ночь она превратилась из девочки в женщину.
      Гвардейцы уложили две половины Краеугольного Камня в яму. Картер подошел и приложил осколок к углу правой половины. С громким шипением все три куска мгновенно соединились, от Камня повалил дым, и показалось, будто бы херувимы забили крыльями. Картер в изумлении отступил, и в это мгновение с небес к Камню устремился столп ало-зеленого пламени, и в нем на краткий миг проступил силуэт существа в белых одеждах, с золотистыми волосами до плеч, с мечом в одной руке и митрой - в другой. Глаза его сверкали, но взгляд не был устремлен на стоявших по кругу смертных. Он словно смотрел в даль, недоступную их пониманию, и Картер порадовался этому, ибо смотреть в глаза ангела было невыносимо. Земля сотряслась, стоявшие у Камня едва удержались на ногах, а потом видение исчезло, сверкнув искрой на востоке. Одни говорили, что это был ангел, другие - что игра света. Но Картер опустился на колени и склонил голову, и его спутники последовали его примеру.
      - Вот: я полагаю в основание на Сионе камень - камень испытанный, краеугольный, драгоценный, крепко утвержденный. Верующий в него не постыдится (Ис. 28:16).
      В молчании все ушли от кратера в Иннмэн-Пике.
      Потом, позднее, Картер распорядился заложить яму каменной кладкой, дабы Краеугольный Камень был скрыт от людских глаз на вечные времена.
      Многие из залов и коридоров Эвенмера сразу же стали такими, какими были прежде, но не все - словно бы в назидание о пережитых ужасах. А три дня спустя, когда Картер вернулся во Внутренние Покои, он получил прелюбопытное известие. Он стал искать Лизбет. Нашел он ее в буфетной, где та пила чай из серебряной чашки и смотрела в окно на тающий под солнцем снег. Солнечные лучи играли на ее золотистых волосах, крупными волнами ниспадающими по спине. Хорошее питание сделало свое дело, и всего за неделю худоба Лизбет пошла на убыль. Она встретила Картера взглядом, в котором теперь навсегда радость смешалась с печалью.
      - Доброе утро, - сказал Картер. - На что ты смотришь? Лизбет улыбнулась, но тут же стала задумчивой.
      - Все так ново. Думаю, теперь все для меня будет казаться таким новым - каждый рассвет, каждый зеленый листок, каждое прикосновение дружеской руки. Видишь, как отражает свет эта чашка? Я могла бы часами ею любоваться! Мне так долго всего этого не хватало! У меня похитили детство, и это печалит меня. Но разве смогла бы я так радоваться свету, не проведи я столько лет в темноте? - Она опустила глаза, посмотрела на блузку, расшитую бисером, и желтую юбку и улыбнулась. - И это я! Я, которая думала, что мне в жизни больше никогда не надеть нового платья, а теперь я сижу здесь... О нет, это больше чем чудо! Это исполнение всех моих мечтаний!
      - У меня есть новость, - негромко проговорил Картер и, сев рядом с Лизбет, взял ее за руку. - Новость хорошая, но странная.
      - Расскажи, - взволнованно взглянула на него Лизбет.
      - Сегодня я получил известие. Похоже на то, что в краю Внешней Тьмы, на Ониксовой Равнине появились новые постройки. Дом с комнатами и коридорами, дверями и мебелью.
      Лизбет долго молчала, а потом спросила:
      - Настоящий дом?
      - Говорят - настоящий. Он появился через несколько мгновений после того, как мы уложили на место Краеугольный Камень. Пока этот дом окончательно не обследован, но мне сообщают, что в самой его середине находится особенная комната - самая красивая. Ее стены перекрыты куполом, а в комнате множество гигантских кукол и игрушечных поездов и фигурок, изображающих Даскина, Сару, графа Эгиса и меня.
      - Там есть окна? - спросила Лизбет.
      - Сотни окон. И стеклянные потолки. Об этом мне тоже сообщают. Дом буквально залит солнцем.
      - Так, значит, той мрачной равнины больше нет?
      - Она по-прежнему существует, но она как бы отодвинута дальше, за дом.
      Лизбет перевела взгляд на тающий снег за окном.
      - Это хорошо. Только я не понимаю, как это случилось.
      - Я тоже, - кивнул Картер. - Но я думаю, что дом возник потому, что ты пожертвовала собой, без страха ступив в бездну. Я решил, что ты должна об этом узнать.
      Мистер Макмертри неделю провел во Внутренних Покоях. Он все еще тяжело переживал смерть Филлипа Крейна. Картер сомневался, что старик-архитектор когда-либо сможет забыть об утрате лучшего друга. Но как-то раз Макмертри вошел в столовую, где в это время сидел лорд Андерсон, встал перед ним по струнке и сказал:
      - Мы с мистером Крейном сорок два года рука об руку трудились в прославленной фирме "Макмертри и Крейн". Он был моей правой рукой. До самого конца я не догадывался о том, что он - анархист. Он, конечно, знал о моем прошлом, но больше я об этом никому не рассказывал. Полагаю, теперь меня должны обвинить за мое участие в Войнах за Желтую Комнату на стороне террористов. Что ж, я пришел сказать вам о том, что я готов к любой участи. Я слишком долго мучился под бременем вины. Пора избавиться от этого бремени.
      - Если так, то вы уже наказаны сполна, - сказал Картер. - Вы были солдатом и дрались за дело, казавшееся вам правым, а Хозяин наделен правом прощать и миловать. Вы помогли нам в поисках Краеугольного Камня, вы выручили меня в решающий момент. Вы свободны, и на вас благословение Внутренних Покоев. Но чем же вы теперь займетесь?
      Макмертри вздохнул, робко усмехнулся и поднял брови.
      - Если мне не суждено отправиться за решетку, то я отправлюсь в Кидин. Там у меня дом, и там я постараюсь завершить нашу книгу, чтобы посвятить ее мистеру Крейну. Пусть он был анархистом - я все равно считаю, что книгу следует посвятить ему. Вот только сумею ли я когда-нибудь дописать ее?
      Но мистер Макмертри дописал свою книгу и назвал ее "Дом Множества Чудес". Этот труд по сей день считается лучшей работой по архитектуре Эвенмера и стал настольной книгой священников, королей и премьер-министров. Любовно переплетенный том этой книги Картер хранил на своем письменном столе всю жизнь.
      Ближе к концу недели со страхом, который всегда охватывал его перед очередной встречей с Йормунгандом, Картер поднялся по лестнице на чердак, сжимая в руке фонарь и не зная, что его там поджидает - динозавр, дракон или пустой чердак. Но как только он ступил на пыльные половицы, как тут же сверкнули алые глаза и к потолку взметнулась голова гигантской рептилии. Йормунганд явно пребывал в самой лучшей форме. На Картера пахнуло затхлым дыханием, блеснули в темноте белые острые зубы. Лорд Андерсон собрался с храбростью и шагнул вперед.
      - Ба! Вот это гость так гость! Малявка Хозяин пожаловал! - прогремел динозавр. - Пришел, чтобы мы с тобой сели рядком да повспоминали наши былые испытания? Ну, так ведь мы с тобой, считай, росли, как братья родные, чего уж там. Не прихватил ли ты для меня, случаем, пару-тройку анархистов на завтрак? Или это нынче, так сказать, дефицит?
      - Я пришел, чтобы спросить тебя о тебе, - ответил Картер.
      Йормунганд, фыркнув, выпустил столп пламени и стукнул по полу гигантским хвостом, отчего половицы угрожающе сотряслись.
      - Какая трогательная забота! Так тебе не хотелось бы лишиться разговорчивого ящера? Ручного дракона с острова Комодо? Геккончика, напевающего колыбельные песенки? Да, трудновато обойтись без злобного, но мудрого чудовища, особенно когда в нем есть большая потребность. Ну и как же мы поладим?
      - Дом под моей ответственностью, - отвечал Картер. - А ты - часть Дома.
      Йормунганд снова изрыгнул пламя. Воздух над головой Картера завертелся смерчем, шляпа загорелась. Он сдернул ее и, бросив на пол, затоптал огонь. Ярость динозавра заставила Картера не на шутку испугаться.
      - Часть Дома, говоришь? Это как же понимать? Как горшки на кухне? Как портрет в картинной галерее? - ревел Йормунганд. - И как ты только смеешь приравнивать меня... - меня! - к каким-то вещам, находящимся под твоей ответственностью! Ты готов считать меня... унитазом, в то время как я самое главное, что есть в Доме! Главного глазами не увидишь, потому я и живу на чердаке, вдали от любопытных глаз. Какое смертельное оскорбление!
      Испытания, которым подвергся Картер в Обманном Доме, ослабили его. То, что динозавр сжег его шляпу, заставило его испугаться, но теперь он разгневался.
      - Нет! - вскричал он. - Ты не самое главное! Я наслушался твоей болтовни, твоих самовлюбленных и напыщенных разглагольствований, хватит! Презираемые тобой смертные спасли твою жизнь! Презираемые тобой смертные уберегли тебя от того, чтобы ты на веки вечные остался заводной игрушкой! Ты нас ни в грош не ценишь, ты называешь нас мошками, мухами, которые живут только для того, что породить новое поколение подобных себе и умереть, ты считаешь, что мы никчемны, что мы не имеем никакого значения. Ты говоришь, что мы обречены, что все наши достижения и подвиги тщетны. Может быть, мы и обречены, но я бы сказал так: мы обречены на то, чтобы никогда до конца не познать истинной ценности жизни, чуда утреннего солнца, голубого неба, прикосновений руки любимой. Отрицай это, если хочешь, но я гляжу на себя и вижу, что я - человек и что я сотворен страшно и чудесно. Я утверждаю: в каждом из нас горит искра Божья. Само существование этого Дома говорит о том, что все твои речи лживы. Я больше не желаю тебя слушать и не стану поддаваться проповедуемой тобою безнадежности.
      Картер умолк. Он тяжело дышал. Собственная смелость испугала его ведь над его головой нависли тонны могучих мышц и тяжеленных костей. Страх охватил его: неужто своей дерзостью он даровал Йормунганду полную свободу действий, и теперь тот без зазрения совести сожрет его?
      Оглушительный рев сотряс чердак. Картер втянул голову в плечи, но потом понял, что чудовище... смеется.
      - Йормунганд повеселился, - сообщил динозавр, отхохотавшись. - Червь ополчился против Червя. Но может быть, ты прав. Может быть, ты и твои сородичи в итоге доберетесь до вашего золоченого Рая. Может быть, вы станете там прогуливаться с ангелами под ручку. - Динозавр снова зашелся в приступе хохота. - Может быть, и у обезьян есть Творец! Если это тебя утешает, верь в это на здоровье. Я не верю, ибо имя мне - Отчаяние. Я Тщета, воюющая с Мраком. Когда настанет конец времен, а он непременно настанет, настанет конец и для Йормунганда. И если должно погибнуть единственное ценное существо во всей этой никчемной Вселенной, то вам-то с какой стати следует уцелеть?
      Динозавр изрыгнул пламя, и его столп промчался под самым потолком. Из пасти чудовища клубами вырывался дым.
      - Ты ждешь от меня благодарности за спасение моей жизни? Это при том, что, спасая меня, вы прежде всего пеклись о том, чтобы спасти свои никчемные шкуры? Но если бы Йормунганд остался Превращенным, если бы Отчаяние покинуло мир, как того желали анархисты, с ним вместе из мира ушла бы и Надежда. А этого, смертный, не вынес бы ни один человек. Но ради твоего успокоения я готов сказать, что я весьма тронут. Действительно, ты и девчонка спасли меня от участи карманных часов. Я навеки в долгу перед вами. Готов перекреститься. Спасибо вам, так сказать, огромное.
      Йормунганд снова изрыгнул пламя - но как-то рассеянно, отчего вдруг стал похож на человека, довольно мирно покуривающего трубочку. Наконец, когда пауза угрожающе затянулась, он проговорил:
      - Ладно. Так уж и быть. Преподнесу тебе подарочек. Подарочек малявке Хозяину. Ты мечтаешь о ребенке, Картер Андерсон. Через год будет у тебя ребенок.
      Картер ожидал чего угодно, но при этих словах Йормунганда кровь отхлынула от его лица.
      - Чудовище! - еле слышно проговорил он. - Насмешник! Это злая шутка. Ложь! Или у моей жены родится какой-нибудь... оборотень?!
      Йормунганд снова рассмеялся.
      - Вот они - вера и надежда во всей красе! Ты получил награду за свои молитвы, а теперь дерзаешь сомневаться? Или ты не веришь в собственные убеждения? Как это похоже на смертных! Да будь я архангелом или аистом каким-нибудь, ты бы уже на коленках валялся от благодарности! Но нет! Как же! Если у кого-то острые зубы и хороший аппетит, так он уже сразу врет.
      Йормунганд не врет. Никаких оборотней, никаких лягушек-зверушек. Абсолютно здоровый младенец. Насчет пола умолчу, уволь.
      - Ты не можешь обещать ничего подобного, - недоверчиво проговорил Картер. - Ты разрушитель, а не созидатель.
      Йормунганд сверкнул глазами - человек бы на его месте удивленно приподнял брови.
      - Да ну? Кто знает? Созидатель, не созидатель... Но я умею предсказывать будущее, уж этого у меня не отнимешь. И это мой подарочек тебе, дар Последнего Динозавра.
      - Тогда... Тогда спасибо тебе, Йормунганд, - не слишком уверенно произнес Картер. Сомнения все еще не покинули его. - Вообще-то... это как-то не похоже на тебя.
      - Как раз это очень даже похоже на меня, - проворчал Йормунганд. - А ты что же, думаешь, что этот ребеночек принесет тебе одни сплошные радости? И не надейся! Тебя ждут нескончаемые бессонные ночи, тревоги, опасения и непрерывные споры. До скончания своих жалких дней и ты, и твоя дражайшая женушка ни о чем другом не сможете говорить, думать и слушать. Вы просто помешаетесь на своем отпрыске. Его победы станут вашими победами, его раны - вашей болью. И именно тогда, когда вы будете любить его сильнее всего на свете, он уйдет от вас. Так что, подарочки Йормунганда - это, знаешь ли, палка о двух концах. Жизнь человеческая полна всяких маленьких проклятий, и только что я предрек тебе одно из них.
      Они долго молчали. Картер пытался осмыслить слова динозавра. Наконец, так и не придумав, что бы ответить Йормунганду, Картер сказал:
      - Ты разрушил Обманный Дом до основания. Многие там погибли.
      - Если уж я берусь за разрушение, то оно всегда абсолютно, - отозвался Йормунганд. - Все связи в этом мире в конце концов приводят к печальному концу. Я об этом забочусь. Так что будь мне благодарен за то, что я не сразу выбрался с чердака, а не то гореть бы и тебе в доме вместе с остальными, Хозяин ты или еще кто. Но анархисты совершили смертельную ошибку, пытаясь обуздать меня, хотя я и восхищаюсь их дерзостью. Эдакие горе-экспериментаторы - откачали из комнаты кислород, чтобы, так сказать, очистить воздух. Я - Сила и Власть. Нельзя убрать из Вселенной Последнего Динозавра и ждать, что она после этого уцелеет.
      - Ты говоришь, что ты - Отчаяние, - задумчиво прогово рил Картер. - Ты также и Смерть?
      - Я - Йормунганд. У меня много имен, но суть одна. Теперь оставь меня. Или ты предпочитаешь задержаться и поиграть в прятки-пожиратки? Чур, я вожу! Кто не спрятался - я не виноват!
      - Нет, - покачал головой Картер. - Спасибо тебе... Спасибо за то, что сказал мне про ребенка.
      - Не за что. Нет, ну скажи, чем я не Дед Мороз, а? Нет, не Дед Мороз. Его я слопал в шестнадцатом веке. И эльфами, помнится, закусил. Только деткам своим не рассказывай. Огорчатся, поди, малютки.
      Картер, пятясь, отошел к лестнице. С чердака он спускался, охваченный необычайной радостью. Да, Йормунганд чаще всего утаивал правду, но он и в самом деле никогда не лгал. Впервые в; жизни Картер возвращался от динозавра, весело насвистывая.
      Наконец пришла весна. Утихли ветры, стаял снег, вокруг Эвенмера зацвели сады, расцвела и любовь Лизбет и Даскина. Картер, Сара и мистер Хоуп, только что позавтракавшие говяжьими отбивными с жареным луком, сидели в шезлонгах во дворике у каменного колодца. Дворик окружали древние дубы и живые изгороди, а также невысокий кирпичный забор, по углам которого возвышались бронзовые статуи ангелов, сжимавших заряженные стрелами луки. Даскин и Лизбет, держась за руки, ушли в увитую виноградной лозой беседку.
      - Теперь Лизбет стала смеяться, - отметила Сара. - А когда мы привели ее в Эвенмер, она совсем не смеялась.
      - Она - особенная девушка, необычная, - проговорил мистер Хоуп.
      - Необычная, - согласился Картер. - Видел бы ты, Уильям, где она жила шесть лет. Она сохранила рассудок там, где многим это было бы не под силу.
      Все трое умолкли, слушая, как смеются влюбленные. На плечо одного из ангелов сел дрозд, спрыгнул на забор и запел. Наконец Картер нарушил молчание:
      - А ведь я чуть было не впал в отчаяние на Ониксовой Равнине, когда меня покинули Слова Власти. Я был так напуган, я решил, что обречен, я утратил всякую веру. Забыл о том, как заливаются дрозды.
      - Это так легко, когда ты в темноте, - вздохнула Сара.
      - Да. Слишком легко. Я многое узнал о себе. Надеюсь, если снова придет беда, я буду вести себя достойнее.
      - Думаю, у тебя получится, - проговорил Хоуп. - Металл закаляется, когда его куют.
      - Надеюсь, - усмехнулся Картер. - Но конечно, всего я так и не понял до конца. Неужели Господь позволил бы, чтобы сотворенное им было уничтожено? Грегори, Крейн, многие воины гвардии Белого Круга, тысячи ни в чем не повинных жителей Муммут Кетровиана погибли в Обманном Доме. И мы могли погибнуть. Анархисты утратили способность управлять своими приборами. Леди Порядок завладела Человеком в Черном и была готова уничтожить Вселенную.
      - Но это ей не удалось, - заметила Сара. - Так что, судя по всему, Господь этого не допустил. Вы с Лизбет стали теми орудиями, с помощью которых он это предотвратил. "Будешь ли переходить через воды, Я с тобою" (Ис. 43:2.).
      - Да, - отозвался Картер. - И все-таки я не настолько глуп, чтобы считать, что конец света означает "и потом они жили долго и счастливо".
      - Может быть, потому что мы не знаем, что такое "долго", - возразила Сара. - Макдональд пишет в своих "Фантазиях": "Великое благо грядет... грядет... грядет к вам..." Я верю, что это так и есть. Несмотря на все испытания и муки, узник в конце концов освобождается из Обманного Дома, чтобы выйти к свету.
      Картер встал и положил руки на плечи жены и друга. Он смотрел на птицу, сидящую на заборе и упоенно выводящую трели, на улиток, плавно ползающих по стенке колодца, на озаренную солнцем свежую траву.
      - Я точно знаю, что это так, - вдруг уверенно проговорил он. - Великое благо пришло ко мне - пришло в обличье тех, кого я люблю. И если Даскин и Лизбет будут счастливы, то это воистину великое благо.
      Сара улыбнулась мужу и подлила ему чая.