Блистательный Флоризель, принц Богемский, во время своего пребывания в Лондоне успел снискать всеобщую любовь благодаря своим обворожительным манерам и щедрой руке, всегда готовой наградить достойного. Это был человек замечательный, даже если судить на основании того немногого, что было известно всем; известна же была только ничтожная часть его подвигов. Спокойный до флегматичности, принимающий мир таким, каков он есть, с философским смирением простого землепашца, принц Богемский тем не менее питал склонность к жизни более эксцентрической и насыщенной приключениями, нежели та, к которой он был предназначен волею судеб. Порою на него находили приступы хандры, и если в это время на лондонских подмостках не было ни одного спектакля, на котором можно было как следует посмеяться, а сезон к тому же был не охотничий (в этом виде спорта принц не знал себе равных), он призывал к себе своего шталмейстера, полковника Джеральдина, и объявлял, что намерен совершить с ним прогулку по вечернему Лондону. Молодой офицер этот был постоянным наперсником принца, и отвага его подчас граничила с безрассудством. Он с неизменным восторгом встречал подобные приказы своего господина и, не мешкая, совершал все нужные приготовления. Богатый опыт и разностороннее знание жизни развили в нем необычайную способность к маскараду; к любой избранной им роли, независимо от положения, характера и национальности лица, которое он брался изображать, он умел приспособить не только лицо и манеры, но и голос и даже образ мышления. Благодаря этому своему дару ему удавалось отвлекать внимание от принца и вместе со своим господином спускаться во все слои общества. Власти, разумеется, в эти приключения не посвящались. Непоколебимая храбрость принца вместе с изобретательностью и рыцарской преданностью его наперсника не раз вызволяла эту пару из самых опасных положений, и доверие, которое они питали друг к другу, с каждым годом все возрастало.
      Однажды вечером холодный мартовский дождь пополам со снегом загнал их в кабачок неподалеку от Лестер-сквера. Полковник Джеральдин был одет и загримирован под рыцаря прессы в несколько стесненных обстоятельствах; грим Флоризеля, как всегда, заключался в накладных бакенбардах да паре косматых бровей, которые изменяли его изысканный облик до неузнаваемости, придавая ему вид человека, испытавшего превратности судьбы. Под прикрытием этого маскарада принц со своим шталмейстером спокойно сидели в устричном заведении и потягивали бренди с содовой.
      Зал был переполнен посетителями обоих полов, и хотя среди них оказалось немало охотников вступить в беседу с нашими искателями приключений, ни один не представлял особого интереса. Здесь были собраны ординарнейшие обитатели лондонского дна. Принц начал было уже зевать и подумывать о том, чтобы идти домой, как вдруг двустворчатые двери трактира с треском распахнулись, впустив молодого человека в сопровождении двух слуг. В руках у каждого слуги было по большому подносу, покрытому салфеткой, которую они тотчас сдернули. На подносах лежали маленькие круглые пирожные с кремом, и молодой человек принялся обходить столики, с преувеличенной любезностью предлагая каждому посетителю полакомиться. Одни со смехом принимали его угощение, другие решительно, а подчас и грубо от него отказывались. В последнем случае молодой человек неизменно съедал пирожное сам, отпуская при этом какую-нибудь шутливую реплику.
      Наконец он подошел к принцу Флоризелю.
      –– Сударь, -– произнес он тоном глубочайшего почтения и протянул ему пирожное, -– не окажете ли вы любезность человеку, не имеющему чести быть с вами знакомым? За качество пирожного могу поручиться, ибо за последние два-три часа я сам проглотил ровно двадцать семь штук.
      –– Качество угощения, которым меня потчуют, -– отвечал принц, -– представляется мне не столь важным, сколько чувство, с каким мне это угощение предлагают.
      –– Чувство, сударь, -– сказал молодой человек, отвесив еще один поклон, -– с вашего позволения, самое издевательское.
      –– Издевательское? -– повторил Флоризель. -– Над кем же вы намерены издеваться?
      –– Видите ли, -– сказал молодой человек, -– я пришел сюда не для того, чтобы развивать свои философские воззрения, а лишь затем, чтобы раздать эти пирожные с кремом. Если я сообщу вам, что я самым искренним образом включаю в число тех, над которыми издеваюсь, собственную персону, ваша щепетильность, я надеюсь, будет удовлетворена и вы снизойдете к моему угощению. В противном случае я буду вынужден съесть двадцать восьмое пирожное, а мне эти гастрономические упражнения, признаться, немного надоели.
      –– Мне вас жаль, -– сказал принц, -– и я готов сделать все, что в моих силах, чтобы вас вызволить, но только при одном условии. Если я и мой приятель отведаем ваших пирожных -– а надо сказать, что ни у меня, ни у него они не вызывают большого аппетита, -– то и вы должны будете за это с нами отужинать.
      Молодой человек как будто что-то обдумывал.
      –– У меня на руках осталось еще несколько дюжин, -– сказал он наконец. -– А следовательно, мне придется наведаться еще в несколько подобных заведений, прежде чем я разделаюсь со своим основным делом, боюсь, что это займет некоторое время, и если вы голодны...
      Принц остановил его речь любезным мановением руки.
      –– Мы будем вас сопровождать, -– сказал он. -– Нас очень заинтересовал избранный вами чрезвычайно приятный способ проводить вечера. Теперь, когда мы договорились о предварительных условиях мира, позвольте мне скрепить наш договор.
      И принц любезно взял протянутое ему пирожное.
      –– Превосходное угощение, -– сказал он.
      –– Я вижу, вы большой знаток, -– заметил молодой человек.
      Следуя примеру своего патрона, полковник Джеральдин тоже отдал должное пирожному. Молодой человек обошел все столы и, получив от каждого посетителя отказ или благодарность, повел своих спутников в другой трактир. Двое слуг, которые, казалось, вполне смирились со своим нелепым занятием, следовали за молодым человеком, между тем как принц с полковником, взявшись под руку и улыбаясь, замыкали шествие. В таком порядке вся компания посетила еще два кабачка, и в каждом повторилась та же сцена -– одни принимали угощение бродячего хлебосола, другие отказывались, и тогда молодой человек неизменно проглатывал пирожное сам.
      После третьего заведения молодой человек пересчитал оставшиеся пирожные: на одном подносе их оказалось шесть, на другом три -– итого девять штук.
      –– Господа, -– сказал он, обращаясь к своим новым знакомцам, -– мне неприятно, что я задерживаю ваш ужин. Я уверен, что вы проголодались не на шутку, и к тому же у меня есть по отношению к вам известные обязательства. В этот многознаменательный для меня день, когда мне предстоит завершить мой дурацкий жизненный путь последним и наиболее ярким дурачеством, я не хотел бы оказаться невежей перед теми, кто меня так благородно поддержал. Господа, я не заставлю вас больше ждать. И пусть здоровье мое и без того расшатано излишествами, я готов, рискуя жизнью, отказаться от условия, которое сам себе поставил.
      И, окончив свою речь, -– молодой человек проглотил одно за другим оставшиеся девять пирожных. Затем, отвесив по поклону обоим слугам и протянув им по золотому, он сказал им:
      –– Примите, пожалуйста, мою благодарность за ваше долготерпение.
      Отпустив слуг, он с полминуты постоял, уставясь на кошелек, из которого только что извлек для них плату, и вдруг засмеялся, бросил его на мостовую и сообщил своим спутникам, что готов идти с ними ужинать.
      В маленьком французском ресторанчике в Сохо, пользовавшемся незаслуженно громкой славой, которая, впрочем, уже начала идти на убыль, принц, его шталмейстер и их новый знакомый попросили себе отдельный кабинет на третьем этаже, уселись за изящно сервированный стол, заказали к ужину четыре бутылки шампанского и принялись непринужденно беседовать между собой. Молодой человек был весел и оживлен, однако смеялся несколько громче, чем можно было ожидать от человека его воспитания; к тому же руки его заметно дрожали, в голосе появлялись неожиданные резкие переходы, как у человека, который не совсем владеет собой. Когда официант унес со стола последнее блюдо и все трое закурили сигары, принц обратился к своему новому знакомцу со следующей речью:
      –– Я надеюсь, что вы простите мне мое любопытство. Хоть мы и знакомы всего лишь несколько часов, вы мне очень симпатичны и, признаться, чрезвычайно меня интригуете. Я бы не хотел показаться нескромным, но я должен вам сказать, что мы с приятелем в высшей степени достойны доверия. У нас великое множество своих тайн, которые мы постоянно доверяем тем, кому не следует. А если, как я полагаю, ваша история достаточно нелепа, то и в этом случае, уверяю вас, вы можете, не стесняясь, изложить ее нам, ибо более нелепых людей, чем мы, вы не сыщете во всей Англии. Меня зовут Годол, Теофилус Годол; имя моего друга -– майор Альфред Хаммерсмит, во всяком случае, ему угодно выступать под этим именем. Всю свою жизнь мы посвятили поискам экстравагантных приключений; и нет такой экстравагантной выходки, которой бы мы не могли посочувствовать всей душой.
      –– Вы мне нравитесь, мистер Годол, -– ответил молодой человек, -– к тому же вы во мне вызываете инстинктивное доверие; и я не имею ничего против вашего друга, майора, который представляется мне переодетым вельможей. И уж, во всяком случае, я убежден, что к армии он не имеет ни малейшего касательства.
      Полковник только усмехнулся, услышав такой комплимент своему искусству перевоплощения.
      –– Существует множество причин, по которым мне не должно бы вам открыться, -– продолжал между тем молодой человек, постепенно воодушевляясь. -– Быть может, поэтому-то я и намерен рассказать вам все без утайки. Во всяком случае, я вижу, что вы настроились услышать нечто нелепое, и у меня не хватает духа вас разочаровать. Свое имя, в отличие от вас, я не назову. Возраст мой не имеет прямого отношения к моему рассказу. Я прямой наследник своих предков, и наследство мое заключается в весьма сносном жилище, которое я занимаю по сей день, и капитале, дававшем триста фунтов годового дохода. Вместе с домом и этим капиталом я, должно быть, унаследовал от предков и легкомыслие, не противиться которому составляло высшее наслаждение всей моей жизни. Я получил хорошее образование. Я изрядный музыкант -– еще немного, и мог бы играть на скрипке в каком-нибудь захудалом оркестре, однако как раз этого немногого мне и недостает. То же относится к моей игре на флейте и на валторне. Выучился играть в вист и в этой премудрости преуспел настолько, что с легкостью могу проигрывать до ста фунтов в год. Знакомство мое с французским языком оказалось достаточным, чтобы мотать деньги в Париже почти с той же легкостью, что и в Лондоне. Как видите, я человек всесторонне образованный. Жизнь не обошла меня и приключениями всевозможного рода, я даже дрался на дуэли, для которой не было ни малейшего повода. А два месяца назад я повстречал молодую особу, которая показалась мне олицетворением всех совершенств, как духовных, так и физических. Сердце мое растопилось. Я наконец встретил свою судьбу и чуть было не влюбился. Но когда я принялся подсчитывать, что осталось мне от всех моих капиталов, оказалось, что у меня нет и полных четырехсот фунтов! И вот я вас спрашиваю: может ли уважающий себя человек позволить себе влюбиться, имея за душой всего четыреста фунтов? Естественно, я должен был ответить на этот вопрос: нет, не может. Засим, расставшись с очаровательницей и несколько ускорив темп проматывания своих капиталов, к сегодняшнему утру я остался с суммой в восемьдесят фунтов в кармане. Разделив эти деньги на две равные части и отложив на одно дело сорок фунтов, остальные сорок я решил во что бы то ни стало промотать до наступления ночи. Я премило провел день, разыграл не одну комедию, подобную этой, с пирожными, благодаря которой я имел честь познакомиться с вами. Дело в том, что я, как я вам уже докладывал, задумал привести свои дурацкие похождения к еще более дурацкому концу. Когда я выбросил у вас на глазах свой кошелек на середину мостовой, те сорок фунтов у меня уже кончились. Итак, вы теперь не хуже меня самого знаете, что я представляю собой: безумец, но последовательный в своем безумии и, как вы, надеюсь, подтвердите, не нытик и не трус.
      По всему тону речей молодого человека можно было заключить, что он не питает относительно себя никаких иллюзий и, напротив, горько в себе разочарован. Его собеседники догадывались, что сердечная история, которую он им поведал, затрагивала его больше, нежели он хотел показать, и что они имеют дело с человеком, задумавшим покончить все счеты с жизнью. Комедия с пирожными обещала обернуться трагедией.
      –– Какое, однако, совпадение, -– воскликнул Джеральдин, сделав глазами знак принцу Флоризелю, -– что в этой пустыне, именуемой Лондоном, мы трое совершенно случайно повстречали друг друга! И что к тому же мы все находимся, можно сказать, в одинаковом положении!
      –– Что вы говорите? -– воскликнул молодой человек. -– Неужели вы тоже дошли до полного разорения? И этот ваш изысканный ужин -– такое же безумие, как мои пирожные с кремом? Неужели сам сатана свел нас вместе для последней пирушки?
      –– Как видите, сатана подчас бывает весьма любезным джентльменом, -– сказал принц Флоризель. -– Что касается меня, я так поражен этим совпадением, что, хоть сейчас мы с вами и не совсем в равных обстоятельствах, я намерен положить этому неравенству конец. Пусть ваш героический поступок с пирожными послужит мне примером.
      С этими словами принц вынул бумажник и извлек из него небольшую пачку банкнот.
      –– Видите ли, я отстал недели на две, но хочу вас догнать с тем, чтобы прибыть к цели вместе с вами, ноздря в ноздрю, -– продолжал он. -– Этого, -– сказал он, положив несколько бумажек на стол, -– довольно, чтобы оплатить счет за ужин. Что касается остального...
      Принц швырнул остаток в пылающий камин, вся пачка вспыхнула и пламенем взвилась в трубу.
      Молодой человек попытался было удержать его руку, но не успел дотянуться до него через стол.
      –– Несчастный! -– воскликнул он. -– Зачем вы сожгли все ваши деньги? Надо было оставить сорок фунтов.
      –– Сорок фунтов? -– переспросил принц. -– Но отчего именно сорок, скажите на милость?
      –– И почему бы не все восемьдесят в таком случае? -– подхватил полковник. -– Ибо, насколько мне известно, в пачке находилось ровно сто фунтов.
      –– Больше сорока фунтов ему не понадобилось бы, -– мрачно произнес молодой человек. -– Но без них путь ему прегражден. Правила наши суровы и не допускают исключений. Сорок фунтов с души. Что за проклятая жизнь, когда человеку без денег и умереть нельзя?
      Принц и полковник обменялись взглядами.
      –– Объяснитесь, -– сказал последний. -– Мой бумажник при мне и, кажется, не совсем пуст. Незачем говорить, что я готов поделиться всем, что у меня есть, с Годолом. Но я должен знать, для чего. Вы обязаны нам точно все разъяснить.
      Молодой человек словно внезапно очнулся от сна.
      Он перевел взгляд с одного из собеседников на другого, и краска залила его лицо.
      –– А вы не смеетесь надо мной? -– спросил он. -– Вы в самом деле разорены дотла?
      –– Что касается меня -– вне всякого сомнения, -– сказал полковник.
      –– А что касается меня, -– сказал принц, -– я, по-моему, вам это доказал. Ибо кто, кроме совершенного банкрота, станет швырять деньги в огонь? Мои действия говорят за себя.
      –– Банкрот? -– задумчиво протянул молодой человек. -– Пожалуй. Или миллионер.
      –– Довольно, сударь, -– сказал принц. -– Я не привык к тому, чтобы мое слово подвергалось сомнению.
      –– Итак, вы разорены? -– повторил молодой человек. -– Разорены, как и я? Привыкнув не отказывать себе ни в чем, удовлетворять малейшую свою прихоть, вы наконец дошли до той точки, когда у вас остается возможность выполнить только одно, последнее, желание? И вы, -– по мере того как он говорил, его голос становился все глуше, -– и вы готовы позволить себе эту последнюю роскошь? Вы намерены с помощью единственного, безотказного и самого легкого способа избежать последствий собственного безрассудства? Вы хотите улизнуть от жандармов собственной совести через единственную дверь, оставшуюся открытой?
      Молодой человек неожиданно оборвал свою речь и через силу засмеялся.
      –– Ваше здоровье! -– вскричал он, осушая бокал шампанского. -– И покойной вам ночи, господа веселые банкроты!
      Он поднялся было со стула, но полковник Джеральдин удержал его за руку.
      –– Вы нам не доверяете, -– сказал он. -– Напрасно. На каждый из ваших вопросов я готов ответить утвердительно. Впрочем, я человек не робкого десятка и намерен называть вещи своими именами. Да, мы тоже, подобно вам, пресытились жизнью и твердо решили с ней расквитаться. Раньше или позже, вдвоем или порознь, мы решили схватить смерть за косу. Но поскольку мы повстречались с вами и ваше дело не допускает отлагательства, пусть это случится нынче же ночью -– тотчас же -– и, если вы согласны, давайте пойдем ей навстречу втроем. Такие бедняки, как мы, -– воскликнул он, -– должны войти рука об руку в царство Плутона, поддерживая один другого среди теней, его населяющих!
      Джеральдин точно попал в тон взятой на себя роли. Принц даже был несколько обескуражен и метнул в своего наперсника тревожный взгляд. Между тем краска вновь залила лицо молодого человека, и глаза его засверкали.
      –– Нет, нет, я вижу, вы для меня идеальные товарищи! -– вскричал он с каким-то отчаянным весельем. -– Итак, по рукам! -– И протянул холодную, влажную руку. -– Вы и понятия не имеете, в каком обществе вам предстоит выступить в поход! И в какую счастливую для себя минуту, вы согласились отведать моих пирожных с кремом! Я всего лишь рядовой боец, но рядовой боец великой армии. Я знаю потайную калитку в царство Смерти. Я с нею накоротке и могу препроводить вас в вечность без всяких церемоний. При этом уход ваш не вызовет никаких кривотолков.
      Оба собеседника принялись горячо уговаривать его покончить, наконец, с иносказаниями.
      –– Можете ли вы вдвоем наскрести восемьдесят фунтов? -– спросил он.
      Джеральдин для вида пересчитал наличность в своем бумажнике и ответил утвердительно.
      –– Да вы баловни судьбы! -– воскликнул молодой человек. -– Сорок фунтов с каждого -– вступительный взнос в Клуб самоубийц.
      –– Клуб самоубийц? -– повторил принц. -– Это что еще за штука?
      –– Сейчас расскажу, -– сказал молодой человек. -– Мы с вами живем в век комфорта, и я должен поведать вам о последнем усовершенствовании в этой области. Так как у нас дела во всех уголках планеты, человечеству пришлось придумать железные дороги. Железные дороги успешнейшим образом разъединили нас с друзьями, поэтому пришлось изобрести телеграф -– чтобы и на больших расстояниях люди могли общаться друг с другом. В отелях, например, завели лифты, чтобы людям не приходилось карабкаться какие-нибудь сто ступеней по лестнице. Жизнь, как вы знаете, всего-навсего подмостки, на которых каждому предоставляется возможность кривляться, покуда не наскучит. В системе современного комфорта недоставало лишь одного усовершенствования: пристойного и удобного способа сойти с этих подмостков, так сказать, черного хода на свободу, или, как я уже говорил, потайной калитки в царство Смерти. Этот-то ход, дорогие мои бунтари-единомышленники, эту калитку и открывает нам Клуб самоубийц. Не думайте, что мы с вами одиноки или даже исключительны в этом своем в высшей степени разумном желании. Таких, как вы, людей, которым до смерти надоело участвовать изо дня в день в спектакле, именуемом жизнью, великое множество, и они не уходят со сцены лишь изза тех или иных соображений. Того удерживает мысль о близких, которых слишком ошеломил бы подобный конец, а в случае огласки, быть может, и навлек бы на них нарекания; другой слишком слаб духом, чтобы собственноручно лишить себя жизни. До некоторой степени к этому второму разряду принадлежу и я; я, например, решительно неспособен приложить к виску пистолет и нажать на курок: нечто, сильнее меня самого, мешает мне произвести этот последний жест, и, хоть жизнь мне опротивела совершенно, у меня нет сил пойти навстречу смерти самому. Вот для таких-то субъектов, а также для всех, кто мечтает вырваться из плена жизни, избежав при этом посмертного скандала, и основан Клуб самоубийц. Как он был организован, какова его история и имеются ли у него филиалы в других странах -– всего этого я не знаю; то же, что мне известно относительно -– его устава, я не вправе вам открыть. Но вот в какой мере я берусь вам способствовать: раз вы в самом деле пресытились жизнью, я вас этим же вечером представлю собранию членов клуба, и если и не нынешней ночью, то по крайней мере на этой неделе вы будете с наименьшими для себя неудобствами избавлены от существования в этом мире. (Молодой человек взглянул на часы.) Сейчас одиннадцать. Через полчаса мы должны отсюда выйти. Итак, у вас тридцать минут, чтобы обдумать мое предложение. Это дело несколько более серьезное, я полагаю, нежели пирожные с кремом, -– заключил он с улыбкой, -– и, как мне кажется, более заманчивое.
      –– Что оно более серьезное, -– сказал полковник Джеральдин, -– это так. Поэтому я позволю себе попросить пять минут для обсуждения его наедине с моим другом мистером Годолом.
      –– Это -– ваше право, -– сказал молодой человек, -– и я с вашего разрешения вас на время покину.
      –– Вы очень любезны, -– сказал полковник.
      –– Для чего вам понадобилось это совещание, Джеральдин? -– спросил принц Флоризель, как только они остались вдвоем. -– Вы, я вижу, несколько взволнованы, между тем как я совершенно спокойно решил довести всю эту историю до конца.
      –– Ваше высочество, -– сказал полковник, побледнев. -– Позвольте вам напомнить, что ваша жизнь не только дорога вашим близким, но и необходима для блага отечества. Вы слышали, как выразился наш безумец: "если и не нынешней ночью". А что, как именно этой ночью с особой вашего высочества приключится какое-нибудь непоправимое несчастье? Попытайтесь, молю вас, представить себе мое отчаяние, а также скорбь вашего великого народа.
      –– Полковник Джеральдин, я намерен довести эту историю до конца, -– повторил принц голосом, не допускающим возражений. -– Будьте добры помнить и уважать свое слово джентльмена. Ни при каких обстоятельствах, без особого моего на то разрешения, вы не должны открыть инкогнито, под которым мне угодно выступать. Таков был мой приказ, и я его вам сейчас напоминаю. А теперь, -– прибавил он, -– позвольте мне просить вас позвать официанта.
      Полковник Джеральдин почтительно поклонился.
      Но когда в комнату вошли официант и молодой человек, угостивший их пирожными, лицо его было бледно, как полотно. Принц сохранял всю свою невозмутимость и с большим юмором и живостью принялся рассказывать молодому самоубийце последний фарс, виденный им в Пале-Рояле. Он искусно не замечал умоляющих взглядов полковника и старательнее обычного принялся выбирать сигару. Из всех троих он один и сохранял полное самообладание.
      Спросив счет, принц оставил изумленному официанту всю сдачу с банкноты. Затем все трое уселись в наемную карету, которая вскоре подвезла их к воротам довольно скудно освещенного двора.
      Когда они сошли на тротуар и Джеральдин расплатился с извозчиком, молодой человек обернулся к принцу Флоризелю и сказал:
      –– Еще не поздно, мистер Годол, если вам угодно, вы можете вернуться к своим цепям. Да и вы тоже, майор Хаммерсмит. Подумайте хорошенько, прежде чем предпринять следующий шаг. И если сердце вам скажет: "нет", -– разойдемся подобру-поздорову.
      –– Ведите нас, сударь, -– сказал принц. -– Я не из тех, кто изменяет своему слову.
      –– Ваше хладнокровие меня радует, -– сказал молодой человек. -– Мне еще не доводилось видеть никого, кто бы в этих обстоятельствах сохранял подобную невозмутимость, а скольких я приводил к порогу этого дома! Кое-кто из моих приятелей прежде меня отправился туда, куда вскоре неминуемо отправлюсь и я. Впрочем, к чему вам это знать? Обождите меня здесь несколько минут. Я приду за вами, как только договорюсь о вашем приеме в клуб.
      И, помахав своим новым знакомцам рукой, молодой человек прошел в ворота и скрылся в подъезде.
      –– Из всех наших безрассудств, -– произнес полковник Джеральдин вполголоса, -– это -– самое безрассудное и рискованное.
      –– Вполне с вами согласен, -– сказал принц.
      –– В нашем распоряжении еще две-три минуты, -– продолжал полковник. -– Позвольте же мне умолять ваше высочество воспользоваться случаем и удалиться. Шаг, который вы намерены сделать, чреват самыми грозными последствиями и может оказаться роковым. Поэтому я решаюсь злоупотребить свободой обращения, которую ваше высочество дозволяет мне, когда мы остаемся наедине, без посторонних.
      –– Должен я из всего этого вывести, что полковник Джеральдин поддался чувству страха? -– спросил принц и, вынув изо рта сигару, проникновенно взглянул полковнику в глаза.
      –– Мой страх, во всяком случае, не имеет отношения к моей собственной персоне, -– гордо ответил тот. -– В этом ваше высочество может не сомневаться.
      –– А я и не сомневался, -– благодушно произнес принц. -– Просто мне не хотелось напоминать вам о разнице в нашем с вами положении. Довольно, впрочем, -– прибавил он, предупреждая намерение полковника. -– Не надо извинений. Вы прощены.
      И в ожидании молодого человека принц спокойно продолжал курить, облокотившись о решетку.
      –– "Ну что? -– спросил он, когда тот вернулся. -– Удалось договориться?
      –– Следуйте за мной, -– был ответ. -– Председатель просит вас пожаловать к нему в кабинет. Позвольте предупредить вас, чтобы вы на все его вопросы отвечали с полной откровенностью. Я за вас поручился. Но по уставу клуба перед тем, как принять нового члена, его подвергают тщательному опросу. Ибо малейшая нескромность одного из членов повела бы к полному разгрому всего клуба.
      Принц и Джеральдин с минуту пошептались. "Я скажу то-то", -– сказал один. "А я -– то-то", -– отвечал другой. Условившись, что каждый будет изображать когонибудь из их общих знакомых, они договорились в один миг и были готовы следовать за своим Вергилием в кабинет председателя.
      На пути им не было больше никаких преград: наружная дверь стояла распахнутой настежь, дверь в кабинет -– тоже. Здесь, в маленькой комнатке с очень высоким потолком, молодой человек вновь их оставил.
      –– Председатель сейчас придет, -– сказал он и, кивнув головой, ушел.
      Из соседней комнаты сквозь двустворчатую дверь доносились голоса, хлопанье пробок и время от времени -– взрывы смеха. Из единственного очень высокого окна открывался вид на реку и набережную. По расположению фонарей новые кандидаты в клуб догадались, что где-то невдалеке должен находиться вокзал Черингкросс. Обставлен кабинет был скудно, чехлы на мебели были сильно потерты и, кроме ручного колокольчика посреди круглого стола да довольно большого количества плащей и шляп на стенах, в комнате ничего не было.
      –– Что за притон? -– подивился Джеральдин.
      –– Вот это-то нам и предстоит выяснить, -– ответил принц. -– Если они к тому же держат здесь дьяволов во плоти, дело обещает оказаться забавным.
      В эту минуту дверь приоткрылась ровно настолько, чтобы пропустить одного человека. Звуки голосов усилились, и в кабинете появилась фигура грозного председателя Клуба самоубийц. На вид ему было лет пятьдесят с небольшим; он шагал широкой, слегка развинченной походкой; лицо его было окаймлено косматыми бакенбардами, на макушке просвечивала небольшая тонзура, а в тускловатых серых глазах время от времени вспыхивали огоньки. Губы его плотно сжимали толстую сигару и находились в непрестанном движении, то круговом, то из стороны в сторону, меж тем как глаза холодно и проницательно изучали новых пришельцев. На нем был светлый костюм из ворсистого сукна и полосатая рубаха с отложным воротником. Под мышкой он держал большую конторскую книгу.
      –– Добрый вечер, -– сказал он, притворяя за собою дверь. -– Мне сообщили, что вам угодно со мной побеседовать.
      –– Нам хотелось бы вступить в члены Клуба самоубийц, сударь, -– ответил полковник.
      Председатель перегнал сигару из одного угла рта в другой.
      –– Какого такого клуба? -– резко спросил он.
      –– Простите, сударь, -– ответил полковник, -– но мне кажется, вы лучше всякого другого могли бы ответить на этот вопрос.
      –– Я?! -– вскричал председатель. -– Клуб самоубийц? Помилуйте, господа. Сегодня ведь не первое апреля. Ну, да я понимаю, когда джентльмены позволяют себе выпить лишнее, им подчас хочется отколоть какую-нибудь штуку. Однако хорошенького понемножку.
      –– Называйте ваш клуб каким хотите именем, -– продолжал полковник, -– но у вас за этой дверью несомненно собралось общество, и нам хотелось бы к нему присоединиться.
      –– Сударь, -– сухо возразил председатель, -– вы ошиблись. Это частный дом, и я прошу вас покинуть его сию минуту.
      Принц во все время этого диалога продолжал спокойно сидеть в своем кресле. Теперь же, когда полковник метнул в него взор, как бы говорящий: "Вот видите, идемте же отсюда ради бога! ", -– он вынул изо рта сигару и заговорил.
      –– Я прибыл сюда, -– сказал он, -– по приглашению вашего знакомого. Он, разумеется, осведомил вас о желании, побудившем меня навязать вам таким образом свое общество. Позвольте вам напомнить, что бывают обстоятельства, когда люди не склонны чувствовать себя связанными какими-либо условностями и безропотно сносить оскорбления. Я человек, как правило, мирный. Однако, милостивый государь, я должен вас предупредить: либо вы окажете мне небольшую любезность -– какого характера, вы прекрасно знаете сами, -– либо вам придется горько раскаяться в том, что вы допустили меня на порог вашего кабинета.
      Председатель громко рассмеялся.
      –– Вот это другой разговор, -– сказал он. -– Я вижу, вы настоящий мужчина. А знаете что? Вы мне приглянулись и можете делать со мной что хотите! Будьте добры, -– обратился он к Джеральдину, -– отойдите от нас на минутку. Кое-какие формальности, сопряженные со вступлением в наш клуб, требуют разговора с глазу на глаз, и я начну с вашего товарища.