Граф Эпсомский повернул голову и взглянул через Пиккадилли на своего Золотого родича, однако чувств никаких не выказал. Даниель вжался в спинку сиденья, надеясь, что его скроет мрак. Джон Комсток показался ему почти умиротворённым. Поди плохо жить в Эпсоме, каждый день охотиться на лис и ловить рыбу? Так сказал себе Даниель – однако позже скорбное, осунувшееся лицо графа вставало перед его глазами в самые неподходящие минуты.
– Не глупите, Даниель, из-за того, что вы увидели его лицо, – сказал Роджер. – Этот человек вел кавалерийские атаки против парламентских пехотинцев. Видите эту кошмарную мазню: двоюродный дед Комстока вместе с друзьями преследует лису? Замените лису голодным йоменом, безоружным и одиноким, и вы поймёте, что делал Джон Комсток во время Гражданской войны.
– Знаю, – отвечал Даниель. – И всё же он и его семья мне милее герцога Ганфлитского с его семейством.
– Джона Комстока надо было убрать и войну проиграть, прежде чем случилось бы всё остальное, – сказал Роджер. – Что до Англси и его отродья, я люблю их не больше вашего. Не беспокойтесь из-за них. Радуйтесь своему торжеству и своей любовнице. Англси предоставьте мне.
Затем в Уайт-холл, где различные Болструды, Уотерхаузы и другие смотрели, как король подписывает декларацию религиозной терпимости. Составленный Уилкинсом, этот документ давал свободу вероисповедания всем. Версия, которую сейчас подписывал король, была сильно урезана: она исключала крайних еретиков, таких, как ариан, не признающих Троицу. Тем не менее это был достойный повод поднять в память Джона Уилкинса несколько кружек в нескольких тавернах на Друри-Лейн. Якобы любовница Даниеля сопровождала его на всех этапах эпохального загула, который завершился в театре у Роджера, в одном из помещений за сценой, где по чистой случайности оказалась кровать.
– Кто здесь изготавливает колбасы? – удивился Даниель. Тесс зашлась от хохота. Девушка как раз стягивала с него штаны.
– А у тебя очень даже хорошенькая колбаска, – выговорила она наконец.
– Я бы сказал, что это твоя работа, – возразил Даниель и (поскольку искомая часть тела была теперь на виду) добавил: – Хотя я не вижу в нём ничего хорошенького.
– Оба раза мимо! – Тесс протянула руку и схватила предмет их разговора. Даниель ойкнул. Тесс потянула. Даниель вскрикнул и шагнул к ней.
– Ах, так он всё-таки растёт из тебя. Значит, ты сам за него в ответе, и нечего валить всё на бедных девушек. Что до хорошенького… – Она ослабила хватку и, держа Даниелево хозяйство на ладони, всмотрелась внимательнее. – Ты просто не видел гадких, так ведь?
– Меня учили считать, что все они гадкие.
– Может, и так – это всё метафизика, верно? Но поверь, одни гаже других. Вот почему мы держим здесь кишки для колбас.
Затем она проделала нечто поразительное с десятью дюймами завязанной на конце бараньей кишки. Не то чтобы Даниелю нужны были десять дюймов, однако Тесс не поскупилась на кишку, может быть, желая сделать ему комплимент.
– Значит ли это, что соития на самом деле не происходит? – с надеждой спросил Даниель. – Раз я с тобой не соприкасаюсь? – На самом деле он с ней соприкасался, и не в одном месте, а она – с ним. Однако в самом главном месте он соприкасался только с бараньей кишкой.
– Твои братья по вере часто задают такой вопрос, – сказала Тесс. – Так же часто, как разговаривают во время этого дела.
– А ты что отвечаешь?
– Отвечаю: не соприкасаемся и не любимся, если тебе так спокойнее. Хотя, когда всё будет позади, тебе придется объяснить своему Творцу, зачем ты сношался с дохлым бараном.
– Ты меня смешишь! – воскликнул Даниель. – Больно ведь!
– Чего тут смешного? Я говорю правду. Тоже мне скажешь – больно!
Даниель понял, что она права. Слово «больно» совсем не передавало его ощущений.
Когда ближе к следующему полудню он проснулся на той же самой кровати, Тесс рядом не было. Она оставила записку. (Кто бы подумал, что она грамотная? Впрочем, ей же приходится читать роли.)
Даниель!
Попозже снова займёмся изготовлением колбас. Мне надо играть. Да, ты, верно, запамятовал, что я – актриса.
Вчера я работала: изображала твою любовницу. Роль была трудная, потому что скучная. Однако теперь это факт, не фарс, и мне больше не придется актёрствовать, что куда легче. И поскольку я больше не играю твою любовницу в профессиональном качестве, твой друг Роджер Комсток больше не будет выплачивать мне вознаграждение. А раз я теперь на самом деле твоя любовница, уместны были бы маленькие подарочки. Прости мою прямоту. Джентльмены знают, как принято, пуритане нуждаются в руководстве.
P.S. Тебе потребуются наставления в актёрском ремесле. Охотно помогу.
Даниель некоторое время ходил по комнате, сперва собирая одежду, затем пытаясь надеть её в правильной последовательности. Справившись, он пробрался между декорациями и реквизитом на подмостки. Театр был пуст, только несколько актёров дремали на скамьях. Даниель обрёл своё место: он – лицедей, хотя никогда не будет играть на сцене и должен придумывать реплики экспромтом.
Он ясно видел будущую роль: видный диссидент, по совпадению известный учёный, член Королевского общества. До последнего времени Даниель не счёл бы её трудной, поскольку она была очень близка к жизни. Однако все его иллюзии касательно собственной праведности умерли с Дрейком и сгорели с Тесс. Он воображал себя натурфилософом, но понял, что бессилен тягаться с Исааком, Гуком и Лейбницем. Что до роли, которую сочинил для него Роджер Комсток, она представлялась весьма заманчивой. Что ж, может, ему, как и Тесс, будет даже лучше.
Так думал Даниель в то утро 1673 года. Однако последствия были настолько же недоступны его уму, как дифференциальное исчисление – уму Мейфлауэр Хам. Он не мог предвидеть, что карьера актёра на лондонской сцене продлится двадцать пять лет, а если бы и предвидел, никогда не предположил бы, что сорок лет спустя его вызовут на бис.
На «Минерве», залив Кейп-Код, Массачусетс
Ноябрь, 1713 г.
Чёрная борода охотится за ним! Даниель провёл день в страхе до того, как это узнал; теперь самое время оцепенеть от ужаса. Однако он спокоен. Отчасти потому, что врач больше его не штопает – всё перемена к лучшему. Отчасти потому, что во время операции он потерял немного крови и выпил немного рома. Впрочем, это механическое объяснение. Что бы ни говорил Даниель Терпи-Смиренно перед отъездом из Бостона о свободной воле и всём прочем, не хочется верить, что его поступками управляет баланс телесных гуморов. Нет, Даниель в хорошем расположении духа (во всяком случае, после часа или двух отдыха), поскольку картина начала обретать смысл. Пусть даже смутный. Боль пугает его, смерть – не особенно (он никогда не рассчитывал дожить до таких лет!), но вот хаос и чувство, что мир не подчиняется разумным законам, приводят его в состояние животного ужаса собаки, которую режут живьём, а она не понимает зачем. Закатившееся глаза связанных, заключённых в намордники псов всегда были для него мерилом страха.
– Уже вышли прогуляться, доктор?
Даппа, очевидно, узнал его по звуку шагов и стуку палки – последние полчаса он не отрываясь смотрит в подзорную трубу.
– Что столь примечательного в той шхуне, мистер Даппа? Помимо того, что на ней полно убийц.
– Мы с капитаном поспорили. Я говорю, что это фламандка, лёгкая и увальчивая. Ван Крюйк видит в её оснастке свидетельства обратного.
– «Легкая» означает малую осадку, то есть она прыгает на волнах, как пробка, – что, полагаю, полезно для фламандцев и пиратов равно, ибо тем и другим приходится входить в мелкие бухточки.
– Пока все ваши замечания справедливы.
– В таком случае «увальчивая», вероятно, означает, что из-за малости киля ветер смешает её вбок, когда она идёт в бейдевинд – как сейчас.
– И как мы, доктор.
– «Минерва», полагаю, имеет тот же недостаток…
Такой поклёп заставляет Даппу оторвать от глаза подзорную трубу.
– С чего вы взяли?
– Все амстердамские корабли по необходимости имеют плоское днище, разве нет? Чтобы войти в Эйсселмер…
– «Минерва» построена на малабарском побережье.
– Мистер Даппа!
– Я не насмехаюсь над вами, доктор. Истинная правда. Я при этом присутствовал.
– Но как…
– Сейчас неподходящее время, чтобы излагать всю повесть, – замечает Даппа. – Довольно сказать, что она не увальчива. Её кажущийся курс очень близок к истинному.
– И вы хотите знать, относится ли то же самое к шхуне, – говорит Даниель. – С весьма похожей задачей сталкивается астроном, желающий установить истинную траекторию кометы, в то время как Земля под ним мчит по орбите и вертится вкруг своей оси.
– Теперь мой черед спросить, не насмехаетесь ли вы надо мной, доктор.
– Вода подобна небесному эфиру; то и другое – жидкая среда, в которой движутся тела. Кейп-Код подобен далёкой неподвижной звезде. Взяв азимут на церковный шпиль в Провинстауне, на гору южнее и на торчащую из воды мачту вон того затонувшего судёнышка, а затем, проведя некоторые тригонометрические вычисления, мы можем определить нашу позицию и, соединяя одну точку с другой, прочертить траекторию. Шхуна в таком случае подобна комете, что движется в эфире; измеряя угол, который она составляет с нами, с церковным шпилем и так далее, мы можем определить её истинный курс, сопоставить с кажущимся и легко понять, увальчива она или нет.
– Сколько это займёт?
– Если вы сделаете замеры и дадите мне спокойно провести вычисление, я дам ответ примерно через полчаса.
– Тогда приступим немедленно, – сказал Даппа.
Прокладывая курс на старой карте в кают-компании, Даниель понимает, почему вопрос так важен. Чтобы выйти из залива Кейп-Код, они должны обогнуть самую северную точку полуострова – мыс Рейс. Он от них к северо-востоку. Ветер последние несколько часов – норд-вест-тень-норд, «Минерва» может идти шесть румбов к ветру[56], то есть еле-еле держит северо-восточный курс. Короче, не будь пиратов, она в течение часа обогнула бы мыс Рейс.
Однако два пиратских корабля идут параллельным курсом, примерно как раньше шхуна и кеч. С наветренной стороны (то есть примерно к северо-западу от «Минервы») – большой шлюп, флагман Тича, имеющий в этих обстоятельствах полную свободу движений. Это ходкий, манёвренный, хорошо вооружённый корабль, способный держать четыре румба к ветру; он далеко к северу и не рискует сесть на мель возле мыса Рейс. Шхуна – с подветренной стороны между ними и мысом. Она тоже может держать четыре румба к ветру, то есть способна перехватить «Минерву» и взять её на абордаж раньше, чем та выйдет в открытый океан. Если всё так, «Минерве» стоит повернуться к ветру кормой, разделаться со шхуной, затем привестись к ветру (желательно не налетев до того на мель) и атаковать шлюп.
Однако если Даппа прав и шхуна увальчива, всё иначе, чем представляется. Ветер будет сносить её вбок, прочь от «Минервы» и ближе к мысу; чтобы не сесть на мель, ей придется сменить курс и прекратить погоню. Коли так, «Минерве» лучше и дальше идти в бейдевинд, выжидая, пока шлюп Тича сделает первый шаг.
Это всё вопрос арифметики – той самой арифметики, над которой, вероятно, корпит сейчас в Гринвичской обсерватории королевский астроном Флемстид, силясь доказать, что сэр Исаак неверно рассчитал орбиту Луны. Только здесь «Минерва» – Земля, шхуна – Луна, а неподвижный Бостон, без сомнения, центр Вселенной. Даниель проводит исключительно приятные полчаса, переводя аккуратные замеры Даппы в синусы, косинусы, конические сечения и производные. Приятные, потому что упорядоченность изгоняет страх. И ещё потому, что он в увлечении забывает про тянущие, пульсирующие швы.
– Даппа прав. Шхуну сносит под ветер; скоро она либо повернет, либо сядет на мель, – объявляет он ван Крюйку на юте.
Ван Крюйк раз, другой, третий пыхтит трубочкой, кивает и что-то бормочет по-голландски. Боцманы и вестовые разносят его волю по палубам корабля. «Минерва» забывает про шхуну и направляет все силы на предстоящий бой со шлюпом.
Ещё через полчаса увальчивая шхуна доставляет им повод повеселиться: она и впрямь садится на мель у самого окончания Трескового мыса. Позор, разумеется, но не то чтоб совсем неслыханный. Английские пираты в Массачусетсе всего несколько дней и не обязаны знать назубок все местные мели. Шкипер решил, что безопаснее сесть на мель и после с неё сняться, чем выйти из боя и отвечать перед Тичем.
Ван Крюйк немедленно приказывает взять курс вест-тень-зюйд, как если бы решил возвращаться в Бостон. Он намерен зайти Тичу в корму и дать по шлюпу продольный бортовой залп. Однако Тич успевает сменить галс, уйти из-под пушек «Минервы», повернуть к югу, пройти мимо севшей на мель шхуны и забрать с неё несколько десятков матросов, которые пригодятся в абордажном бою. Через несколько минут он уже нагоняет «Минерву» с кормы.
Состязания в лавировке продолжаются около часа. Тич хочет подойти к «Минерве» на расстояние мушкетного выстрела, не угодив под её пушки; ван Крюйк – дать один, хорошо просчитанный бортовой залп. Происходит вялая перестрелка. Тич проделывает в борту «Минервы» дыру, которую быстро латают; шквал железного лома с юта «Минервы» сносит один из парусов шлюпа, который тут же заменяют новым. Тоскливое однообразие и необходимость отойти подальше от берега, покуда ещё светло, берут верх над ненавистью ван Крюйка к пиратам. Даппа напоминает, что до Атлантического океана всего миля-две. Он убеждает ван Крюйка, что лучший способ унизить пирата – оставить его с носом. Обогнать пирата, уверяет он, более сладкая месть, нежели одолеть его в бою.
Ван Крюйк приказывает лечь на другой галс и взять курс на Англию. Канониры вынуждены, как древле Цинциннат, в самый момент торжества перейти к мирным трудам: в данном случае – поднять все паруса, какие «Минерва» может нести. Усталые, закопчённые матросы вылезают на свет и, едва хлебнув по глотку воды, принимаются выстреливать лисель-спирты. Лиселя разворачиваются и наполняются ветром. Словно альбатрос, что долго летел сквозь нагромождение скал и наконец, взмыв, увидел пред собой безбрежный простор, «Минерва» расправляет крылья и устремляется в полёт. Корпус обращается в точку, влекомую исполинской туманностью парусов.
Видно, как Тич мечется по шлюпу, из головы у него буквально валит дым. Он размахивает абордажной саблей и орёт на команду, однако все знают, что «Месть королевы Анны» не готова сейчас пересечь Атлантический океан.
«Минерва» несётся по синей воде с силой, которую Даниель ощущает ступнями. Она рассекает зыбь, как утром сокрушила пиратский кеч; покуда солнце садится над Америкой, «Минерва» с попутным ветром устремляется к Старому Свету.
Примечания
1
Перевод академика А.Н. Крылова
2
См. список действующих лиц в конце книги. (Прим. перев.)
3
Живая сила (лат.), она же – кинетическая энергия. (Прим. перев.)
5
Старинное название виски (от ирландского uisce beathadh, которое в свою очередь представляет собой производное от латинского aqua vitae, то есть «живая вода»). (Прим. перев.)
6
Перевод Арк. Штейнберга.
7
Сын Восславь-Господа Уотерхауза, сына Релея У., сына Дрейка – и, таким образом, внучатый племянник Даниеля. (Прим. автора).
8
Перевод издательства «Свет с востока».
10
Для Англии это была Гражданская война, приведшая к власти Кромвеля, для Континента – Тридцатилетняя война. (Прим. автора).
11
Перевод издательства «Свет с востока».
12
То есть фальшивые, изготовленные из неблагородных металлов, таких, как медь и свинец. (Прим. автора).
13
Барона Готфрида Вильгельма фон Лейбница. (Прим. автора).
14
Восславь-Господа Уотерхауз, старший сын Релея и, таким образом, первый внук Дрейка, незадолго до описанных событий, на семнадцатом году жизни, отплыл в Бостон, чтобы поступить в Гарвард, стать частью Америки и, по возможности, когда-нибудь со славой возвратиться в Англию, истребить семя архиепископа Лода и реформировать англиканскую церковь раз и навсегда. (Прим. автора).
15
Король Карл I. (Прим. автора).
16
Обычно это слово обозначает Римского Папу, но в данном случае речь о Французском короле Людовике XIV. (Прим. автора).
17
Лучшие врачи Королевского общества пришли к единогласному мнению, что чуму вызывает не дурной воздух, а скученность большого количества людей, особенно иностранцев (первой жертвой лондонской чумы стал француз, который сошел с корабля и умер на постоялом дворе примерно в пятистах ярдах от дома Дрейка), впрочем, все все равно дышали через платок. (Прим. автора).
18
Которая не имела никакого отношения к евреям. Название произошло от слободы, в которой евреи жили, пока в 1290 году Эдуард 1 не выставил их из Англии. В католической или англиканской стране евреи не могли обитать в принципе, поскольку вся она делилась на приходы, и всякий, живущий в приходе, по определению был прихожанином местной церкви, которая собирала десятину, делала записи о рождении или смерти, а также следила, чтобы все регулярно ходили к обедне. Такая система звалась установленной или государственной церковью и не оставляла диссидентам вроде Дрейка иного выхода, кроме как бороться за церковь-общину, которая объединяла бы единомышленников вне зависимости оттого, где они проживают. Разрешив церковь-общину, Кромвель вернул евреев в Англию. (Прим. автора).
19
Стеклянный сосуд в форме перевернутого конуса, который наполняли водой или (предпочтительнее) снегом и с вечера выставляли на улицу; за ночь роса конденсировалась на поверхности конуса и стекала в поддон. (Прим. автора).
21
Предшественница Королевского общества. (Прим. автора).
22
Концентрированная серная кислота. Название происходит от старого способа получения – прокаливанием железного купороса или так называемого купоросного камня, а также от консистенции, напоминающей растительное масло. (Прим. перев.)
25
Перевод издательства «Свет с востока»
26
То есть везде был уже 1665 год, за исключением Англии, где новый год по-прежнему наступал 25 марта
27
Хотя поля застроили, так что к настоящему времени она была скорее церковью Святого Мартина-на-краю-поля и неуклонно превращалась в церковь Святого Мартина-от-которой-видно-очень-дорогое-поле-или-два.
28
То есть человек при шпаге.
29
Пять человек, которых Карл II избрал, чтобы управлять Англией. Это были: Джон Комсток, граф Эпсомскнй, лорд-канцлер, Томас Мор Англси, герцог Ганфлитский, канцлер Казначейства, Нотт Болструд, которого вытащили из Голландии, чтобы назначить государственным секретарём, сэр Ричард Апторп, банкир, основатель Английской Ост-Индийской компании, и генерал Хью Льюис, герцог Твидский
30
Нотт Болструд, гавкер и старый приятель Дрейка, ярый протестант и франкофоб; король назначил его государственным секретарём, поскольку никто в здравом рассудке не заподозрил бы Болструда в тайной приверженности католичеству.
31
Vereenigde Oostindische Compagnie, то есть Голландская Ост-Индская компания.
33
То есть Нотта Болструда. По причинам протокольного характера король при назначении государственным секретарём возвел его в сан пэра и даровал ему титул графа Пенистонского, чтобы Болструд, ультрапуританин, не мог поставить свою подпись, не написав слово «пенис».
34
Пансофизм – движение континентальных учёных, заметной фигурой которого был упомянутый Коменский; оно оказало влияние на Уилкинса, Ольденбурга и других создателей Экспериментального философского клуба, а затем и Королевского общества.
35
Филипп, герцог Орлеанский, был младшим братом французского короля Людовика XIV.
36
Король пожаловал Томасу Хаму титул виконта Уолбрукского
37
Огромный, мутный, невразумительный компендиум алхимических знаний.
38
«Патентованный эликсир Лефевра» (лат.).
40
Вышедшие из строя (фр.)
42
Тут многие зрители (в основном кембриджские студенты) встали (если не стояли раньше) и захлопали. Надо признать, они бы бурно приветствовали практически любую особу женского пола на территории колледжа, но эту – особенно, поскольку Лидию играла Элеонора (Нелл) Гвин – любовница короля
43
Прямоугольная лужайка между зданиями Тринити-колледжа
44
Quod erat demonstrandum – что и требовалось доказать (лат.)
45
Перевод Арк. Штейнберга
46
Единственный святой Божий (лат.)
47
Королевская библиотека (фр.).
48
Хороший пример такого придворного – Пепис; однако его здесь не было
50
Король Людовик XIV нарядил своих гвардейцев в хорватов; Карлу II логично было нарядить своих поляками – народ этот жил в вечной войне с турками и по сию пору славится неукротимой отвагой.
51
Перевод Арк. Штейнберга
52
Которая, не забывайте, следующий «этаж» под ютом – так что Даниель оставляет всякую надежду отдохнуть
53
То есть впереди них и сбоку, там, откуда дует ветер, – примерно на десяти часах
54
Примерно на пяти часах, если стоять лицом к носу судна
55
Мария д'Эсте, дочь герцога Альфонса IV Моденского, ибо Анну Гайд лебёдкой опустили в двуспальную могилу два года назад.
56
В картушке компаса – тридцать два румба