Впоследствии, когда ученые сняли с лица земли покров лавы, они обнаружили в этих американских Помпеях (в районе нынешнего Куикуилько) еще одну чрезвычайно интересную находку - пирамиду! Первую пирамиду, построенную жителями Месоамерики. Месоамериканские пирамиды для нас не только удивительное творение древней индейской архитектуры. Это свидетельство и символ великолепного развития культуры доколумбовой Месоамерики. Куикуилькская пирамида была лишь первой ласточкой в ряду многих воздвигнутых позднее. Высота этой пирамиды неизвестна.
       Мы знаем только, что основание ее было круглым (135 метров в диаметре). От пирамиды лучами расходились десятки простых гробниц. Очевидно, могилы умерших должны были располагаться как можно ближе к средоточию культа.
       Итак легенды мексиканских индейцев о многократной гибели и возрождении мира оказались отражением реальных событий древнейшей истории Мексики. Американисты имели возможность еще раз убедиться в этом, когда близ Копилько, неподалеку от бывшего озера Тескоко, были обнаружены развалины деревни. Выяснилось, что жители Копилько и земледельцы других прибрежных деревень были застигнуты врасплох гигантским наводнением. Уровень воды мексиканских озер поднялся на несколько метров, вода затопила деревни и заставила их обитателей спасаться бегством. Это и был еще один «конец света» древних мексиканцев.
       Изучение снесенных потоком деревень в Копилько начал в 1917 году мексиканец Мануэль Гамио и продолжал в 1939 году в Чимауалькане норвежский американист Ола Апенес. Позднее наиболее широкие исследования доклассической культуры провел уже упоминавшийся нами Джордж Вайян. Всю эпоху существования индейской культуры в Анагуаке Вайян разделил на два периода, обозначенных им по названиям двух поселении, рядом с которыми были обнаружены самые богатые археологические местонахождения. (Оба были обнаружены на берегах озера: земледельцам, жившим на берегах Тескоко, дополнением к однообразной кукурузной пище служила рыба.) Более древний период, сакатенко, продолжался примерно с 1300 по 500 год до н. э., поздний, тикоман, - приблизительно с 500 по 150 год до н. э.
       Наряду с быстрым развитием земледелия в ту пору развивается в Мексике и строительная техника. И хотя хижины сакатенкских крестьян были еще весьма примитивны, в конце тикоманского периода мы находим уже настоящие дома. И наконец, к этой же эпохе относится и куикуилькская пирамида.
       Куикуилькская пирамида для нас не только свпдетельство значительного развития архитектуры в средних культурах, но и показатель того, насколько в жизни общества той эпохи возросла роль религиозных представлений и культов.
       Глиняные фигурки, которые мы находим при всех раскопках этой культуры, бесспорно, имеют прямую связь с религиозными представлениями. Особое место среди таких глиняных «божков» занимают многочисленные мексиканские Венеры - большей частью 5-10-сантиметровые фигурки обнаженных женщин с высоко поднятыми руками. Женщины эти делают своеобразные, как бы танцевальные движения. По месту, где их чаще всего находили, в научной литературе они получили название «танцовщиц из Тлатилько». Маленькие танцовщицы являлись символом плодородия, урожайности и одновременно свидетельствовали о важной роли женщины в этом обществе, несомненно находившемся еще на стадии матриархата. Однако о социальной и особенно политической организации доклассической Мексики мы знаем пока чрезвычайно мало.
       До недавних пор Тлатилько было для американистов примером мексиканского «архаического» поселения и места погребения доклассической эпохи. Все тут было «местным», «своеобычным». Но если мы откроем недавно изданную книгу М. Портера «Тлатилько и доклассические культуры Нового Света» («Tlatilco and the preclassic cultures of the New World»), то узнаем, что в Тлатилько были обнаружены маски ягуаров, для этой культуры совершенно не свойственные, и что в других местах были найдены типичные для ольмекской культуры полые фигурки опять же с ягуарьими головами!
       Истрашный ягуар, и его почитатели - ольмеки - для современных американистов такая же загадка, какой были для прошлого поколения американистов строители маундов.
       Ведь ольмеков мы можем считать создателями первой высокой культуры индейцев в Мексике. Но прежде чем мы с вами углубимся в лабиринт многочисленных загадок, связанных с высокими мексиканскими культурами, предшествовавшими эпохе, хотя и наиболее прославленной, но по времени самой непродолжительной, - эпохе ацтеков, нужно учесть одно важное обстоятельство. Наши знания об этих культурах и их творцах еще весьма неточны. А наши сведения об экономическом уровне отдельных культур ограничиваются, собственно, лишь установлением факта, что все они возникли на основе интенсивного земледелия (за исключением тарасков, которые кормились преимущественно рыболовством). Зачастую неточна и наша информация об этнической принадлежности создателей отдельных культур. Например, слово «тольтек» означает на науатль - языке ацтеков - «строитель», «создатель». Кто такие были тольтеки в отношении племенном, языковом, мы, собственно, до сих пор не знаем.
       Ни одно из индейских племен, живших в Месоамерике в эпоху появления первых европейцев, не может быть сочтено потомками ольмеков. И весьма вероятно, что ни один из известных нам индейских языков не похож на ольмекский. Белые впервые узнали об ольмеках из труда ученого-францисканца Бернардино де Саахуна, прибывшего в Мексику в 1529 году, всего через десять лет после того, как у ее берегов пристал первый корабль Кортеса. Саахун прожил здесь затем более 50 лет в качестве преподавателя уже упомянутого францисканского Колледжа святого креста в Тлателолько, где, по мысли испанской колониальной администрации и церкви, должны были получать воспитание в «христианском духе» наиболее видные представители молодого поколения индейской аристократии. Из них хотели сделать покорных захватчикам коллаборационистов, с чьей помощью испанцы могли бы еще легче и эффективнее эксплуатировать побежденных индейцев. Саахун всеми своими идеалами и сочувствием к туземцам резко отличался от остальных педагогов этой первой европейской «школы для индейцев». Кроме того, у него было довольно необычное для того времени пристрастие. Он интересовался историей, материальной и духовной культурой индейцев Мексики, особенно их словесностью. Снискав впоследствии доверие нескольких учеников, он стал записывать на языке ацтеков все, что рассказывали по его просьбе эти индейские «принцы». При этом Саахун старался верно передать не только содержание, но и особенности стиля того или иного повествователя. Конечным результатом многолетней деятельности Саахуна был огромный рукописный свод, материалы которого он позднее разбил на 12 книг, а затем перевел весь текст на испанский язык. Королевские власти решительно не желали публиковать ни ацтекского, ни испанского варианта рукописи Саахуна, явившейся плодом всей его жизни. Они не без основания опасались, что это сообщение о богатой истории и высокоразвитой культуре индейцев Мексики может «побудить» их к попыткам реставрации былых порядков.
       Когда владычество Испании в Латинской Америке пало, труд Саахуна был наконец издан. И на его страницах, особенно в одиннадцатой книге, в главе, названной «Ольмеки-уиштотин, миштеки», да и во многих других местах Саахун передает рассказы ацтеков об ольмеках. Вместе с ученым монахом и мы можем после многих отступлений вернуться к этой первой высокой культуре доколумбовой Мексики.
       Ацтекские рассказчики поведали Саахуну, что ольмеки некогда были «значительным народом», а их тропическая родина на побережье (ацтеки называли их иногда уиштотин, то есть «те, что живут у соленой воды») прекрасна и богата. Ацтеки упоминали чаще всего те товары Ольмекана, которые их больше всего привлекали: какао, каучук и главное - прекрасные перья тропических птиц и среди них священной птицы всех месоамериканцев - прелестного кецаля. Из прочих богатств ольмеков Саахун упоминает золото и серебро, бирюзу и весьма ценившийся месоамериканцами нефрит.
       На страницах книги Саахуна мы находим и единственное сообщение о политической организации ольмеков - об их верховном властителе. Верховным властителем ольмеков был якобы «кудесник», иначе говоря - высший священнослужитель. Это весьма правдоподобно. В первых высоких культурах - Теотиуакане у сапотеков, в перуанском Чавине вся полнота власти была сосредоточена в руках священнослужителей, и в особенности их высшего представителя.
       Основным оружием ольмекского войска были луки и медные секиры. Воины, то есть, собственно, все мужчины ольмеки, облачались в длинные хлопчатобумажные рубахи, а на ногах носили сандалии, сделанные из каучука-сырца, и т. п.
       Повествованию Саахуна о богатых и обладавших высокой культурой ольмеках долгое время не слишком-то верили. Только 250 лет спустя (в 1806 году) экспедиция археолога Дюпе (Дюпе вообще был первым археологом, начавшим более глубоко интересоваться областью, где некогда жили ольмеки) нашла здесь, на побережье, ряд фигурок, изображавших маленьких, чрезвычайно толстых людей с изувеченными половыми органами. Поскольку все найденные Дюпе фигурки «запечатлены» в особом, как бы танцевальном движении, амерпканистская литература назвала их «танцорами». Однако теперь мы знаем, что в действительности эти уродцы были ольмекскимп священнослужителями, совершавшими религиозные обряды и, прежде чем принять сан, добровольно себя кастрировавшими в знак преданности богам. Отсюда и их ненормальная полнота.
       Эти статуэтки явились, таким образом, первым наглядным свидетельством существования какой-то самобытной, не похожей на другие и, безусловно, весьма древней культуры на восточном побережье Мексики. Но прошло еще более ста лет, прежде чем сообщения Саахуна об ольмеках были подтверждены достаточно весомыми доказательствами. Весомыми в буквальном смысле слова. В 30-е годы нашего столетия территорию этих гипотетических ольмеков начала обследовать экспедиция вашингтонского института Смитсона под руководством Стирлинга. И хотя эта экспедиция не нашла в бывшем Ольмекане ни пирамид, ни дворцов, которые во всей доколумбовой Америке сопровождали зарождение и развитие высоких культур, она обнаружила нечто такое, с чем американисты ни прежде, ни потом в другом месте Америки не встречались: гигантские головы весом 10 тонн, всегда вытесанные из целой глыбы базальта. Головы сами по себе! Без тел. Чтобы вы могли составить себе представление о размерах этих голов, сообщу, что одна из них в окружности равна 6 метрам 58 сантиметрам и достигает в высоту двух с половиной метров! Первая встреча с этими гигантскими головами, чьи неестественно широко раскрытые глаза словно улыбались, устремляя куда-то в пространство отсутствующий взгляд, просто потрясала. Со временем было найдено немало таких голов.
       Теперь никто не сомневался, что тут, на мексиканском побережье, существовала - и уже очень давно - какая-то весьма примечательная культура. После предварительного обследования территории бывшего Ольмекана (оно проводилось Бломом, Лафаржем, Стирлингом, Друкером и Коваррубиасом) изыскания сосредоточились в четырех основных крупных центрах ольмекской культуры (их подлинные ольмекские названия нам, к сожалению, не известны): Трес-Сапотес, Ла-Венте, Серро-де-лас-Месас и Сан-Лоренсо. Ни в одном из этих ольмекских «городов» не было своего камня, и потому ольмеки не строили каменных храмов и дворцов. Базальт для упомянутых гигантских голов, для больших алтарей, саркофагов и каменных стел, сохранившихся в этих городах, им приходилось доставлять из чрезвычайно отдаленных мест. Например, в почти заболоченных окрестностях Ла-Венты не найти и следов камня. И вопрос, откуда древние создатели гигантских голов возили материал, стал одной из многих загадок Ольмекана. Впоследствии американисты выяснили, что камень доставлялся плитами весом от 20 до 60 тонн со склонов вулкана, именуемого ныне Сан-Мартин-Пахапан и удаленного от центра ольмекского культа на 125 километров. Повозок, как известно, ни одно из доколумбовых индейских племен не знало. Эти многотонные блоки переправлялись сначала по морю, а затем на плотах (против течения!) по реке Тонала.
       Наряду с гигантскими головами в ольмекских «городах» удалось обнаружить базальтовые алтари, высокие стелы и каменные саркофаги, причем всегда богато украшенные. Однако в высокоразвитом эстетическом вкусе ольмеков мы убеждаемся и по мелким предметам. Таких вещиц нам теперь известно уже несколько тысяч. Это предметы повседневного обихода, а еще чаще - ритуальные принадлежности. Был найден и целый ряд ольмекских «кладов». Лишь один из них - из Серро-де-лас-Месас - содержит почти 800 таких предметов, большей частью из зеленого нефрита, и среди них великолепный ритуальный топорик, самый большой из нефритовых предметов доколумбовой Америки. Здесь же были обнаружены полые нефритовые головки. Причем для них характерен монгольский тип лица.
       Ягуар был основной темой ольмекских творцов. И безусловно, главным героем весьма развитого ольмекского культа.
       Если мы, например, внимательней присмотримся к гигантской голове «ольмека», выставленной теперь в этнографическом музее Западного Берлина, то увидим, что на человеческом лице вытатуирована маска ягуара. Голову ягуара мы обнаружим и на главном алтаре в Ла-Венте, вероятно самой знаменитой каменной скульптуре ольмеков. На поверхности алтаря мы находим вытесанную из камня шкуру ягуара. Точно так же и в крупнейшем по размерам ольмекском саркофаге (длина его превышает семь метров) в Ла-Венте были найдены серьги в виде зубов ягуара. Ягуары, повсюду ягуары. Теперь мы уже знаем, что и так часто встречаемые при раскопках знаменитые ольмекские головки детей с монголоидными лицами тоже не что иное, как антропоморфное изображение ягуарьих голов.
       Из всего этого можно сделать вывод, что ольмеки, вероятно, отождествляли себя с ягуарами.
       Сейчас уже есть основания предполагать, что эти «люди-ягуары», о которых мы не знаем, ни кто они такие, ни как они сами себя называли, и были первыми авторами большинства главных «изобретений» доколумбовой Америки. И среди них самого важного - письменности. Ольмекское письмо - старейшая из известных нам письменностей американских индейцев. Письмо это было иероглифическим. Американистам ныне известно уже более 50 ольмекских текстов. Они были обнаружены на одной из стел в Трес-Сапотес, на трех стелах в Серро-де-лас-Месас и на других ольмекских памятниках. Незначительное число известных ученым ольмекских текстов не давало реальных надежд на их расшифровку. К тому же мы ничего не знаем о языке ольмеков. Ясно только, что ольмекское письмо близко позднейшей письменности майя. Примерно 35 процентов всех ольмекских иероглифов представляет собой не что иное, как архаические варианты майяских иероглифов. С письменностью майя (а также и с последней из трех старейших американских письменностей - письменностью южномексиканских сапотеков) ольмекское письмо сближает и общий способ записи: слева направо и сверху вниз.
       Как и майя, древние ольмеки были знакомы с числами, которые записывались тем же способом, что у майя: числа от единицы до четырех изображались соответствующим числом точек, пять (число пальцев на руке) и его кратные - черточками. Этими цифровыми знаками было записано одно из ценнейших свидетельств, оставленных нам доколумбовыми индейцами, - самая древняя дата американской истории. На маленькой (высотой 17 сантиметров) нефритовой статуэтке, изображающей человеческую фигуру с крыльями птицы, можно отчетливо разобрать ольмекские цифровые знаки, соответствующие нашему 162 году.
       Очевидно, ольмеки - опять же первыми в Америке - научились разгрызать математические орешки. Весьма вероятно, что и сложные календарные системы наиболее известных высоких культур доколумбовой Месоамерики впервые возникли именно у этого «ягуарьего народа». Ольмеки первыми стали воздвигать каменные мемориальные столбы - стелы.
       Подытоживая все эти великие, действительно эпохальные открытия удивительного «ягуарьего народа», мы можем сделать вывод, что ольмекская культура, существовавшая уже в VIII столетии до н. э., значительно превосходила уровень культуры, достигдутый к тому времени жителями Тлатилько и Тикомана, а 1500 годами позднее - обитателями североамериканских пуэбло, то есть теми, кого мы считаем создателями и носителями средних культур; поэтому мы по праву можем считать культуру ольмеков первой и самой древней высокой культурой доколумбовой Америки. И несмотря на природные препятствия, стоявшие у нее на пути, она послужила примером для всей Месоамерики. Здесь необходимо напомнить, что американисты различают так называемых «археологических» ольмеков, безвестных творцов первой высокой культуры, и более поздних жителей этой области, ольмеков «этнографических», о которых нас впервые информировал Саахун. Нас, естественно, интересуют сейчас именно «археологические» ольмеки.
       Влияние «археологических» ольмеков на развитие всей доколумбовой культуры в Месоамерике долгое время недооценивалось. Следы ольмеков были недавно обнаружены в мексиканских штатах Пуэбла, Морелос, Герреро и других. Вернемся в Тлатилько, на Месету, на Мексиканское нагорье. Здесь, в сердце Мексики, процесс развития доклассической культуры, казалось бы, не нарушился. Однако совсем недавно и здесь были найдены полые головки с «ягуарьей пастью», типично ольмекские предметы из нефрита и даже маски ягуаров. Большинство этих предметов было обнаружено в Тлатилько и Сакатенко мексиканским американистом Мигелем Коваррубиасом. Он же высказал предположение, которое можем принять и мы: «ягуарий народ» основал и на Месете свои колонии (в частности, Тлатилько), где ольмеки составляли немногочисленную правящую верхушку, а местные земледельцы - слой, точнее, класс, трудящихся. Одновременно с изменением в политической структуре ольмеки дают этому сердцу Мексики свою - значительно более зрелую - культуру. Общественное развитие на Мексиканском нагорье резко ускоряется, благодаря чему и здесь создаются предпосылки для зарождения первых высоких культур. Сами же ольмеки незаметно уходят с исторической арены, а с ними исчезает и средоточие их мира - всемогущий ягуар. Вместо «ягуарьего народа» появляются теотиуаканцы, тольтеки и ацтеки, вместо ягуара - змеи в птичьем оперении…
 

ОТ ТОТОНАКОВ К МИШТЕКАМ