Глава 7

На следующее после Дня благодарения утро Дафна пошла в «Австрийскую гостиницу» и обменялась обычными любезностями с миссис Обермайер. Она съела яичницу с беконом и рогалики, а после завтрака поговорила с Францем и спросила его, что делать с машиной. Он направил ее в один из местных гаражей. Дафна пошла туда, попросила отбуксировать машину в город и отправилась с водителем грузовика, чтобы показать ему место аварии. Но когда они туда приехали, машины уже не было, остались только следы колес на обочине, подтверждающие, что ее кто-то уже отбуксировал.

– Кто-то вас опередил, мадам. – Водитель грузовика был смущен. – А вы никого больше не просили ее забрать?

– Нет. – Дафна с нескрываемым удивлением смотрела на место, где оставила машину. Это, без сомнения, случилось здесь, но машина пропала. – Никого. Вы думаете, ее могли украсть?

– Все может быть. Но вам надо сначала проверить в других гаражах. Может, кто-то отбуксировал ее в город без вас.

– Это невозможно.

Никто не знал, где она находится. Да и никого в городке Дафна не знала. Кроме... но это казалось маловероятным.

– А сколько еще гаражей здесь?

– Два.

– Ну ладно, я сначала лучше проверю, а потом заявлю в полицию.

Она вспомнила, что накануне вечером Джон Фоулер говорил о «полоумных ребятах» Может, кто-то из них украл ее машину, хотя особой ценности она не представляла, тем более со сломанной осью.

Шофер грузовика подбросил ее до первого из двух гаражей, и не успела она зайти внутрь и спросить, как увидела свою машину, с которой уже возилось двое парней в «алясках», джинсах, грубых бутсах, с черными от мазута руками.

– Это ваша?

– Да. – Она все еще была немного ошарашена. – Моя.

– Повозиться тут, конечно, придется. – Один из парней по-мальчишески ей улыбнулся. – Но завтра все будет готово. Джон Фоулер сказал, что должно быть готово сегодня к обеду, но мы не успеем, если вы хотите, чтобы мы наладили вам и все остальное.

– Он сказал? – Значит, все-таки это был он. – А когда он ее привез?

– Сегодня, часов в семь утра. Тянул своим грузовиком.

– А вы не знаете, где его можно найти?

Надо было его поблагодарить... И Дафна внезапно покраснела, вспомнив, как лишь накануне вечером она испугалась, что он ее может изнасиловать. А каким порядочным человеком он оказался!

Оба парня в ответ на ее вопрос покачали головами.

– Он работает на базе лесорубов, но где живет, я не знаю, – сказал веснушчатый рыжий механик.

Дафна поблагодарила его, сунула руки в карманы пальто и отправилась назад к своему дому. Она прошла уже полпути, когда вдруг услышала гудок, и рядом с ней остановился голубой грузовик Джона Фоулера. Дафна широко улыбнулась:

– Я вам так признательна. Вы были так любезны...

– Пустяки. Подвезти вас?

Она колебалась лишь долю секунды, а потом кивнула. Джон открыл ей дверцу:

– Запрыгивайте.

И когда Дафна, устроившись на широком сиденье, взглянула на него, он весело прищурил глаза:

– Может, лучше спрятаться за дерево?

– Это нечестно! – Дафна смутилась. – Я боялась, что...

Джон добродушно засмеялся:

– Я знаю, чего вы боялись, и вообще-то ваши действия были очень разумны. Хотя, – он улыбнулся ей, – я слегка на вас обиделся. Разве у меня такой устрашающий вид? – Смерив ее взглядом, он за нее же ответил: – Пожалуй, такой малютке, как вы, могло стать страшно, так ведь? – Его голос стал вдруг очень мягким, а глаза добрыми. – Но я не хотел вас пугать.

– А я вас даже не видела, когда стояла за деревом.

У Дафны все еще не прошел румянец, но ее глаза были веселыми. Она тихо вздохнула:

– Мне кажется, я стала немного чудной, с тех пор... с тех пор как осталась одна с сыном. Это огромная ответственность. Если со мной что-то случится...

Дафна осеклась и снова посмотрела на него, задавая себе вопрос, почему она ему все это говорит. Но в нем было что-то очень располагающее.

Джон долго молчал и наконец спросил:

– Вы разведены?

Она медленно покачала головой:

– Нет. Я вдова.

Все пять лет она ненавидела это слово. Вдова. Ужасно звучит.

– Сочувствую.

– Спасибо. – Дафна улыбнулась, чтобы ободрить его, и в этот момент они подъехали к ее дому. – Может, зайдете на чашечку кофе?

«Хоть этим его отблагодарить», – подумала она.

– Конечно. С удовольствием. На работу мне только в понедельник, и времени свободного навалом.

Он вошел за ней в дом, повесил на вешалку свою куртку, а Дафна поспешила на кухню, чтобы подогреть кофе, оставшийся с утра.

– Парни в гараже сказали, что вы работаете на базе лесорубов, – сказала она через плечо, доставая чашки.

– Да, так оно и есть.

Дафна обернулась. Джон стоял, прислонившись к дверному косяку, и наблюдал за ней. Ее охватило очень странное чувство. Накануне вечером он подобрал ее на дороге, а теперь вдруг оказался у нее на кухне. Лесоруб, совершенно незнакомый мужчина, и все же в нем было что-то притягательное. Дафна одновременно испытывала и влечение к нему, и в то же время страх, но, снова отвернувшись, она поняла, что причина страха не в нем, а в ней самой. Словно чувствуя ее смущение, он вышел из кухни в гостиную и ждал ее там на диване.

– Может, разжечь камин?

Ее реакция была немедленной, и он увидел ужас в ее глазах.

– Нет! – И, поняв, что нечаянно выдала ему сокровенное, Дафна тут же добавила: – Тут становится слишком жарко. Я обычно не топлю его.

– Ну и ладно.

Необычный человек. Он словно улавливал ее мысли раньше, чем Дафна их высказывала, будто видел то, чего не видели другие. Дафну это слегка смущало, но в то же время очень помогало в общении.

– Вы боитесь огня?

Вопрос был задан очень просто, мягким тоном. Дафна сначала торопливо замотала головой, а потом посмотрела на него и утвердительно кивнула. Она поставила чашки с кофе на стол и стояла перед ним.

– Мой муж и дочь погибли во время пожара.

До сих пор она никому не говорила об этом. Джон взглянул на нее, словно хотел обнять. Его добрые серые глаза смотрели очень пристально.

– Вы там тоже были? – мягко спросил он.

Дафна кивнула, и на глазах у нее выступили слезы. Она поспешно отвернулась и не глядя подала ему чашку. Но взгляд его оставался вопрошающим.

– И ваш маленький сын тоже?

Она вздохнула.

– Тогда я была беременна, но не знала этого. На протяжении следующих двух месяцев они давали мне столько лекарств... от ожогов... инфекции... успокаивающие... антибиотики... Когда я узнала, что беременна, было уже поздно. Поэтому Эндрю родился глухим.

– Вам обоим повезло, что вы остались живы.

Теперь он лучше понимал, почему она чувствует такую ответственность за Эндрю и как трудно ей было отдать его в интернат.

– Жизнь странная штука. – Он оперся о спинку дивана, кофейная чашка казалась миниатюрной в его ладони. – Знаешь, Дафна, иногда происходящее кажется совершенно бессмысленным.

Она удивилась, что он запомнил ее имя.

– Я потерял жену пятнадцать лет назад, она погибла в автокатастрофе, в гололед, Это была замечательная женщина, все в городке любили ее. – Его голос стих, а глаза стали чистыми, как утреннее небо. – Я этого до сих пор не могу понять. На свете столько плохих людей. Почему погибла она?

– Я так же думала о Джеффе.

По прошествии пяти долгих, одиноких лет Дафна впервые с кем-то заговорила о нем, но она внезапно почувствовала необходимость открыться этому незнакомцу.

– Мы были так счастливы.

Когда она это говорила, в ее глазах не было слез, а скорее изумление. Джон внимательно наблюдал за ней.

– Вы долго прожили вместе?

– Четыре с половиной года.

Он кивнул:

– Мы с Салли прожили девятнадцать. Нам было по восемнадцать, когда мы поженились. – Он улыбнулся. – Мы были просто детьми, оба тяжело трудились, какое-то время голодали, потом дела пошли лучше, жизнь наладилась. Она стала как бы частью меня. Мне было чертовски тяжело, когда я ее потерял.

Теперь глаза Дафны утешали его.

– Мне тоже, когда я потеряла Джеффа. Мне кажется, что около года я пребывала в каком-то оцепенении. Пока у меня не появился Эндрю. – Она улыбнулась. – Я была с ним так занята, что об этом уже не думала, разве что иногда... ночью. – Дафна тихо вздохнула. – А у вас были дети, Джон?

Так непривычно было произносить его имя и слышать из его уст свое.

– Нет. Никогда. Сначала нам не хотелось. Мы не хотели быть как другие, как наши ровесники, которые переженились после школы, понарожали за три года по четверо детей, а потом только жаловались и ссорились друг с другом. Мы же решили в первые несколько лет не иметь детей, а потом подумали, что нам и так хорошо. Я в самом деле никогда об этом не жалел... пока она не погибла. Тебе повезло, что у тебя есть Эндрю.

– Я знаю. – Ее глаза засияли при мысли о дорогом ребенке. – Иногда мне кажется, что он для меня значит даже больше, потому что... потому что он... такой, какой есть.

– Ты боишься произносить это слово?

Его голос был таким добрым, таким ласковым, что ей захотелось расплакаться или прильнуть лицом к его груди и дать себя обнять.

– Иногда. Я ненавижу то, что оно будет для него значить.

– Ему надо немного больше стараться, на авось рассчитывать уже не придется. От этого он, возможно, станет лучше и сильнее, надеюсь, так оно и будет. Я думаю, что пережитые испытания именно так повлияли на тебя. Легкий путь не всегда самый лучший, Дафна. Посмотри на людей, которых ты уважаешь, – это, как правило, те, кто шел по трудным дорогам, многое пережил и выстрадал. Те, кто ищет легких путей, гроша ломаного не стоят. Достойны же внимания люди, взбирающиеся на вершину, несмотря на ушибы, исцарапанное лицо и кровоточащие ноги. Может, это зрелище не из приятных, но таким может быть путь твоего ребенка.

– Я бы не хотела для него такого пути.

– Конечно. А кто хочет? Но он его одолеет. И ты тоже.

Дафна задумчиво посмотрела на него. Их взгляды встретились.

– Чем ты занималась до того, как поселилась в этом бревенчатом домишке?

Она на мгновение задумалась, вспоминая прошедшие пять лет.

– Заботилась об Эндрю.

– А что будешь делать теперь, когда он в школе?

– Я еще не знаю. Я раньше работала в журнале, но это было давно.

– Тебе это нравилось?

Дафна чуть задумалась и кивнула:

– Да. Но я была гораздо моложе. Я не уверена, что теперь это мне будет так же нравиться. Работа казалась мне интересной, когда я была замужем за Джеффри, но это было так давно... – Она улыбнулась ему, чувствуя себя ужасно старой. – Мне тогда было всего двадцать четыре.

– А теперь тебе сколько? – усмехнулся Джон. – Двадцать пять? Двадцать шесть?

– Двадцать девять. – Дафна произнесла это очень торжественно, и он рассмеялся.

– Ну конечно. Я и не думал, что ты такая старая. Мне, дорогая моя, пятьдесят два. Двадцать девять – это для меня детский возраст.

Пожалуй, он на столько и выглядел. Но годы только добавляли ему достоинств, как хорошему коньяку.

Они допили кофе, Джон встал и оглядел комнату:

– Тебе здесь нравится, Дафна? Здесь очень уютно.

– Да. Иногда я подумываю, не остаться ли здесь навсегда.

Она улыбнулась и пригляделась к нему. Он был очень привлекательным мужчиной даже в свои пятьдесят два.

– Почему ты хочешь здесь остаться? Ради себя или ради Эндрю?

Дафна хотела сказать, что не знает точно, но на самом деле она знала. Причина была в нем, и он увидел этот ответ в ее взгляде.

– Тебе надо в ближайшее время вернуться в Нью-Йорк, голубушка. Не растрачивай здесь свою жизнь ради ребенка. Ты должна вернуться к людям твоего круга, работать, встречаться с коллегами, друзьями. По-моему, ты все эти годы провела в каком-то летаргическом сне, и знаешь что? Не теряй зря время. А то однажды проснешься такой же старой, как я, и будешь жалеть, что угробила собственную жизнь. Ты достойна большего, я же это вижу.

Дафна посмотрела ему в глаза. В ее взгляде была боль утрат, боль прошлого.

– У меня нет такой уверенности. Я не ставлю перед собой какие-то невероятные цели, не собираюсь создавать какие-то бессмертные творения, не мечтаю о карьере. Почему я не могу быть счастлива здесь?

– Ну и чем ты будешь заниматься? Навещать Эндрю? Цепляться за него, в то время как ты должна предоставить ему свободу? Ходить по темным проселочным дорогам, если сломается машина? По субботам ужинать в «Австрийской гостинице»? Одумайся, я не знаю всех обстоятельств твоей жизни, но я и так вижу, что ты заслуживаешь лучшей участи.

– Разве? Почему?

– Потому что ты очень толковая и чертовски хорошенькая. Независимо от того, хочешь ты это принять к сведению или нет.

Дафна покраснела, а Джон улыбнулся ей и потянулся за курткой:

– Ну ладно, я утомил тебя своей болтовней, пора и честь знать, пойду-ка посмотрю, как дела у тех ребят, что чинят твою ось.

– Это совсем не обязательно.

Дафне не хотелось, чтобы он уходил. С ним ей было хорошо и спокойно. А теперь она опять останется одна. В течение пяти лет это ее не заботило, а теперь вдруг стало беспокоить.

Но Джон улыбнулся ей от двери:

– Я знаю, что это не обязательно, но я так хочу. Вы мне нравитесь, Дафна Филдс. – Помолчав, он вдруг спросил: – Можно тебя пригласить как-нибудь вечером на ужин в гостиницу? Я обещаю, что не буду читать нотаций и произносить речей, просто меня всегда огорчает, когда вижу, что симпатичные молодые женщины губят свою жизнь.

– Я с удовольствием поужинаю с тобой, Джон.

– Отлично. Остается только это выполнить. – Он на мгновение задумался, потом улыбнулся ей: – Может, завтра вечером? Не возражаешь?

Дафна медленно покачала головой, задавая себе вопрос, что же она делает, кто этот мужчина и почему ей так хочется ближе с ним познакомиться, быть с ним.

– Очень хорошо.

– Я заеду за тобой в шесть тридцать. Время деревенское.

Джон кивнул ей, улыбнулся, легко шагнул через порог и тихо прикрыл за собой дверь, а Дафна стояла и смотрела на него в окно. Он помахал ей из кабины, выруливая на дорогу, гравий заскрежетал под колесами, и грузовик скрылся. Она долго стояла, глядя на пустую дорогу и пытаясь понять, куда устремилась ее жизнь и кто на самом деле Джон Фоулер.

Глава 8

Вечером в субботу Джон приехал ровно в шесть тридцать. Сверху на нем был тот же полушубок, но под полушубком – рубашка с галстуком, пиджак и серые слаксы. Одежда не была ни безупречно скроенной, ни дорогой, и все же на его могучей фигуре смотрелась хорошо. Дафну тронуло, что он принарядился, собираясь с ней на ужин. В нем было этакое старомодное рыцарство, которое ей, безусловно, нравилось.

– Боже мой, Дафна, ты выглядишь очаровательно.

На ней была белая юбка и голубая водолазка, почти под цвет ее глаз, а сверху – короткая мерлушковая шубка, которая делала ее похожей на карликового французского пуделя. Все в ней было миниатюрным и изящным, и все же в этой женщине чувствовалась какая-то внутренняя сила, совсем не вязавшаяся с ее комплекцией. Волосы у нее были собраны в простой пучок, Джон посмотрел на ее прическу с интересом и застенчивой улыбкой:

– А ты когда-нибудь носишь распущенные волосы?

Дафна на мгновение задумалась и покачала головой:

– Нет, в последнее время нет.

Она их носила распущенными при Джеффе, они спадали ниже плеч. Но это была часть другого времени, другой жизни, ее женственность была нужна другому мужчине.

– Я бы хотел увидеть их распущенными.

Он заглянул ей в глаза и с мягким смешком произнес:

– Я питаю слабость к красивым блондинкам, предупреждаю тебя.

Но несмотря на его шутки и очевидный интерес в глазах, с ним она чувствовала себя в безопасности. Это качество Дафна заметила еще раньше. Может, это было связано с его мощью, а может, с почти отеческим отношением к ней – во всяком случае, она знала, что может рассчитывать на его заботу. Но в ней самой теперь тоже появилась новая черта. Дафна знала, что может позаботиться о себе сама. Когда она выходила за Джеффа, у нее не было такой уверенности. Этот же мужчина не был ей необходим. Он ей просто нравился.

Джон привез ее в «Австрийскую гостиницу». Чета Обермайеров, казалось, была удивлена, видя их вместе, и особенно старалась угодить. Дафна и Джон входили в число их любимых клиентов, и, когда на кухне возникла небольшая передышка, Хильда с заинтригованным видом обратилась к мужу:

– Как ты думаешь, где они могли познакомиться?

– Не знаю, Хильда. Да и не нашего это ума дело, – мягко упрекнул ее Франц.

Но ее любопытству и удивлению не было предела:

– Ты понимаешь, что он не приходил к нам ужинать с тех самых пор, как умерла его жена?

– Хильда, разве ты не понимаешь, что нельзя так говорить? Они взрослые люди и делают то, что им нравится. И если ему хочется пригласить симпатичную женщину на ужин, что в этом такого?

– Я же не сказала, что это плохо! По-моему, это великолепно!

– Вот и отлично. Тогда отнеси им кофе и заткнись.

Он легонько шлепнул ее по заду и вернулся в зал посмотреть, не нужно ли чего гостям. Франц увидел, что Джон и Дафна беседуют за кофе: он рассказывал ей что-то забавное, а она смеялась, как маленькая девочка.

– И что ты им тогда сказал? – весело спросила Дафна.

– Что раз они не могут руководить лесоразработкой, им надо руководить балетом. И представь себе, через шесть месяцев они продали это дело, смотали удочки и приобрели какую-то балетную труппу из Чикаго. – Он покачал головой, а в глазах у него все искрились смешинки. – Вот дурачье-то!

Он рассказывал ей о двух ловкачах из Нью-Йорка, которые несколько лет назад решили купить местную базу лесоразработок и отмыть на ней свои налоговые грехи.

– Черт подери, я там вкалывал не для того, чтобы два прохвоста из Нью-Йорка пришли и все промотали. Так не годится.

– Тебе нравится твоя работа, Джон?

Он ее интересовал. Он был, несомненно, умен, начитан, ориентировался в том, что происходит в мире, хотя всю жизнь прожил в маленьком городишке в Новой Англии и работал не покладая рук.

– Да, нравится. Она мне подходит. Я никогда не был бы счастлив в конторе. У меня была такая возможность. Отец Салли был здесь директором банка и очень хотел, чтобы я у него работал, но это было не по мне. А так я весь день на воздухе, в мужском коллективе, работаю физически. – Он улыбнулся Дафне: – Я в душе работяга, миссис Филдс.

Но было очевидно, что это слишком скромная оценка. Однако физический труд, бесспорно, наделил его силой, чувством реальности, научил лучше разбираться в людях и их характерах. Джон обладал мудростью, и к концу вечера Дафна поняла, что именно это ей в нем нравится. За десертом он долго не отрывал от нее взгляда, а потом взял ее руку в свою:

– Мы оба испытали много утрат, и ты, и я, и все же мы здесь, сильные и живые, мы это пережили.

– Мне иногда казалось, что я не переживу.

Как хорошо, что можно было с кем-то этим поделиться.

– Пережила и переживешь в будущем. Но ты сама еще в этом сомневаешься, да?

– Иногда меня одолевают сомнения. Мне кажется, что еще одного дня я не выдержу.

– Выдержишь. – Он это произнес с полной уверенностью. – Но, может, тебе пора прекратить сражаться в одиночку?

Он моментально понял, что в ее жизни долгое время никого не было, заметил тихую тоску, присущую женщине, которая почти забыла ласковое прикосновение любви.

– Дафна, а в твоей жизни был кто-нибудь с тех пор, как умер твой муж, или, может, мне не следует об этом спрашивать?

Она смущенно улыбнулась, огромные василькового цвета глаза вдруг стали еще больше.

– Почему, спрашивай. Нет, не было. На самом деле. – Она зарделась, и Джон почувствовал почти непреодолимое желание поцеловать ее. – Это мое первое свидание... долгие годы...

Дафна не договорила. Но он и так понял.

– Такая женщина зря пропадает.

Однако на этот раз он явно переборщил, а Дафна отвела взгляд.

– Так было лучше. Я могла всю себя посвятить Эндрю.

– А теперь?

– Теперь не знаю... – ответила она озабоченно. – Я не знаю, что делать без него.

– По-моему, – он сощурил глаза, присматриваясь к ней, – по-моему, тебе предстоит совершить нечто очень значительное.

Дафна рассмеялась и покачала головой:

– Что, например? Стать сенатором?

– Возможно, если это то, чего ты хочешь. Но хочешь ты не этого. Внутри тебя, Дафна, есть что-то, что так и просится наружу. И, возможно, в скором времени ты дашь этому выход.

Дафну поразили его слова. Она часто думала о том же, пока же изливала свои чувства только в дневниках. Она хотела рассказать о них Джону, но вдруг застеснялась.

– Может, прогуляемся?

После ужина они вышли на улицу. Миссис Обермайер смотрела им вслед с явным удовольствием.

– В этом городе тебя любят, малышка, – с улыбкой заметил Джон. – Ты нравишься миссис Обермайер.

– Я ее тоже люблю.

Какое-то время они молча шли рядом по пустынным улицам, а потом Дафна взяла его под руку.

– Когда ты познакомишь меня с Эндрю?

Казалось, Джон считал это естественным, вопрос был лишь в сроке, Дафна подумала, что за два дня этот человек словно бы стал частью ее жизни, она не знала, куда они идут, но чувствовала, что это ей нравится. Она вдруг ощутила себя свободной от пут, которые сковывали ее на протяжении лет. Она понимала, что в какой-то степени плывет по течению, но ей это доставляло удовольствие.

Дафна подняла глаза на Джона и посмотрела на его мужественный профиль. Она точно не знала, какую роль он сыграет в ее жизни, но была совершенно уверена, что он будет ее другом.

– Как насчет завтра? Я собиралась навестить его после обеда. Хочешь поехать?

– С удовольствием.

Они медленно вернулись к его грузовику, и Джон отвез ее домой. Он проводил ее до двери. Дафна не пригласила его, а он, судя по всему, на это и не рассчитывал. Она помахала ему на прощание, Джон сел в кабину и уехал, занятый мыслями о Дафне.

Глава 9

Когда Дафна и Джон приехали в школу, Эндрю ждал снаружи с двумя педагогами и другими детьми, и Дафна сразу заметила подозрение во взгляде сына. Он не знал, что это за мужчина, а может, его испугал рост Джона. Но Дафне показалось, что ему не нравится, что кто-то был с его матерью. У него выработался по отношению к ней собственнический инстинкт, которому она же и дала расцвести.

Дафна быстро заключила сына в объятия, поцеловала в щеку и шею, прильнув лицом к его лицу, чувствуя родное тепло ребенка, который был частью ее самой, а потом отстранила его и объяснила жестами, что это ее друг, вроде тех, что есть у него в школе. И что его зовут Джон. А Джон встал на колени на землю рядом с ним. Он не понимал жестов, которым уже научилась Дафна, но казалось, что он общается с малышом при помощи глаз и своих огромных, добрых рук, и через несколько минут Эндрю с опаской приблизился к нему, словно робкий щенок. Не говоря ни слова, Джон протянул ему руку и взял маленькую ладошку в свою. Потом он стал разговаривать с ним своим низким, мягким голосом, а Эндрю не отрываясь смотрел на него. Глаза мальчика были прикованы к глазам Джона, и раз или два он кивнул, словно понимал его. Как с восхищением заметила Дафна, между ними, казалось, было полное взаимопонимание. А потом, не говоря Дафне ни слова, Эндрю увел Джона, чтобы сесть с ним поддеревом и «поговорить». Ребенок говорил жестами, а мужчина словами, и казалось, что они понимают друг друга, словно всегда были друзьями. Дафна стояла и наблюдала за ними издали, чувствуя, что ее захлестывают эмоции; это была и печаль от потери еще одной частички Эндрю; это была и радость от того, что Джон так отнесся к ее любимому ребенку. А где-то глубоко было еще и чувство обиды, что дверь в молчаливый мир Эндрю так легко открылась для Джона, в то время как она так долго добивалась, чтобы открыть ее. Но выше всего этого была нежность и к Джону, и к Эндрю, когда они наконец к ней вернулись, улыбаясь и держась за руки. Потом они стали играть, и скоро уже все трое смеялись. Часы до ужина пролетели как минуты. Дафна показала Джону школу, внезапно гордая, что сделала хорошее дело для Эндрю. А когда они спускались по лестнице из спальни Эндрю, Джон посмотрел на нее с теплотой, согревшей ее как средиземноморское лето.

– Тебе кто-нибудь говорил, малышка, какая ты необыкновенная?

Дафна зарделась, а он обнял ее за плечи и крепко прижал к себе. Тогда она в первый раз ощутила его близость, и впечатление было таким сильным, что она даже закрыла глаза, нежась в его объятиях.

– Ты храбрая и необыкновенная. Ты сделала великое дело для Эндрю, и это пойдет на пользу вам обоим. – А потом он тихо произнес слова, заставшие ее врасплох: – И я люблю тебя за это.

Она остановилась и мгновение внимательно смотрела на него, не зная, что сказать, а он улыбнулся и, нагнувшись, поцеловал ее в лоб.

– Все о'кей, Дафна, я не хочу тебя обидеть.

– Спасибо.

Она не знала, почему это сказала, и не смотрела, почему вдруг обняла его за талию и не хотела отпускать. Она так отчаянно нуждалась в ком-то, кто бы ей сказал то, что сказал Джон: что она не бросила Эндрю, что это было правильно, что она сделала нужное дело.

– Большое тебе спасибо.

Он порывисто обнял ее, и потом они спустились вниз, где встретили Эндрю и остальных, готовых садиться ужинать. Им пора было уезжать, и на этот раз Эндрю чуть-чуть хныкал перед их отъездом, и Дафна со слезами на глазах крепко обнимала его, тихо повторяя у него над ухом:

– Я люблю тебя.

Потом она отстранила его, чтобы он мог увидеть, как ее губы произносят эти слова, и он опять неистово бросился ей в объятия и издал возглас, который у него означал: «Я люблю тебя». Тогда подошла миссис Куртис и с доброй улыбкой прикоснулась к его щеке, давая ему понять, что спрашивает, готов ли он ужинать. Он на мгновение застыл в нерешительности, а потом кивнул и улыбнулся, жестом показал «да», после чего, торопливо помахав маме и дружелюбно взглянув на Джона, оставил их и присоединился к остальным.

– Ну что, поедем или хочешь еще подождать?

Джону не хотелось ее торопить. Он сам чувствовал ту же боль, которую ощущала она. Но она медленно кивнула, все еще глядя вслед малышу, а потом обернулась и с благодарностью, что он был рядом, посмотрела на Джона.

– Ты в порядке?

– Да. Поедем.

Он вышел следом за ней, и она подумала, как это хорошо, когда есть кто-то, кто заботится и о тебе. Вдруг, когда холодный ночной воздух ударил им на улице в лицо, ей захотелось бежать. Боль от прощания с Эндрю уже притупилась, и она чувствовала в себе энергию, которой не ощущала давно. Она вдруг засмеялась и запрыгнула в кабину, словно девочка.

– Он классный малыш, знаешь? – Джон взглянул на нее почти с гордостью, запуская двигатель. – Ты сделала великое дело.

– Такая уж у него натура. Вряд ли это моя заслуга.

– Твоя, твоя. И не забывай об этом, – сказал он почти сурово и, взглянув на нее, обрадовался счастливому выражению ее лица.

– Может, заедем в гостиницу поужинать? Я чувствую, что надо что-то отметить, но не совсем знаю что.

Он посмотрел на нее, и их глаза встретились. Теперь их связывали тесные узы: ведь она поделилась с ним важной частью своей жизни. Джон был тронут и благодарен, что она позволила ему познакомиться с Эндрю.

– А что, если я сама приготовлю тебе ужин?

– А ты умеешь готовить? – пошутил он, и они оба рассмеялись, – Я ем много.

– Как насчет спагетти?

– И все?

Он был удивлен, и Дафна радостно засмеялась, как ребенок, и вдруг, непонятно почему, вспомнила, как впервые приготовила ужин Джеффу в своей квартире. С тех пор прошла целая вечность, и ей было стыдно сознавать, что все это теперь казалось туманным, далеким и не совсем реальным. Время шло, и ее воспоминания о Джеффе постепенно блекли.

– Только спагетти? – Голос Джона вернул ее к действительности.

– О'кей, а если бифштекс? И салат.

– Согласен. С удовольствием, – добавил он, и Дафна опять засмеялась.

– Тебя прокормить никаких денег, наверное, не хватит, а, Джон?

Выражение ее лица, похоже, его рассмешило:

– Не беспокойся, я прилично зарабатываю на лесозаготовках.

– А это опасно? – Она слегка нахмурила брови. И ему понравилось, что она беспокоится.

– Иногда. Не очень часто. Большинство из нас знают свое дело. Опасаться надо зеленых, молодых ребят, которые нанимаются на лето. Те могут убить, если за ними не смотреть.

Дафна молча кивнула. Они остановились у ее дома, зашли и в течение следующего получаса были заняты стряпней. Джон накрыл на стол и поджарил бифштексы. Дафна отварила спагетти и приготовила салат. Перехватив его вожделенный взгляд на камин, она моментально поняла, о чем он думает.

– Пожалуйста, Джон, если хочешь, растопи. С камином здесь будет уютнее.

– Не надо. Здесь хорошо и без этого.

Но ей вдруг захотелось, чтобы он его непременно растопил. Ей захотелось навсегда оставить прошлое позади. Она устала от страхов, опасений и страданий прошлых лет.

– Давай, давай растопи.

В этом человеке было что-то такое, от чего она себя чувствовала храбрее.

– Я боюсь, что тебе будет неприятно.

– Не бойся. Я думаю, пора забыть о прошлом.

Странно было это произносить, но впервые она не восприняла это как измену. Джон встал из-за стола, положил в камин полено и добавил немного щепы на растопку. Огонь быстро занялся, и она долго сидела и смотрела на него, думая не столько о той роковой рождественской ночи, сколько о том, как они с Джеффом много раз сиживали дома по воскресеньям, читая воскресные газеты и любуясь огнем. Не говоря ни слова, Джон через стол взял ее за руку, а она вспомнила, как он обнимал ее за плечи в школе, и это было здорово, стоять с ним рядом.