– Барбара?
– Да. – Ни в ее голосе, ни в глазах не было приветливости, но он улыбнулся, уверенный, что это она.
– Меня зовут Том Харрингтон. Вряд ли вы меня помните. Мы встречались только однажды, на моей свадьбе... Я женился на Сэнди Макензи.
И вдруг она вспомнила, ее глаза широко раскрылись, и она с изумлением посмотрела на него.
– О Господи... как ты меня запомнил? Это же было...
Ей страшно сделалось, когда она посчитала. Барбара не виделась с ним с тех пор, как ей было двадцать, то есть почти ровно двадцать лет. Он тогда женился на ее подруге по колледжу, с которой Барбара жила в одной комнате. Сэнди бросила учебу, потому что была беременна, и они поженились в Филадельфии. Барбара ездила на свадьбу и там с ним познакомилась. Но с тех пор они не виделись. Он тогда учился на юрфаке, и после рождения ребенка они переехали в Калифорнию.
– Как вы? Как Сэнди?
Они много лет присылали ей поздравления с Рождеством, а потом перестали. Барбара была слишком занята с матерью, чтобы отвечать, но хорошо помнила Сэнди и Тома. На этот раз она ему улыбнулась уже приветливо:
– Она здесь?
Здорово было бы с ней повидаться, особенно теперь, когда она работает у Дафны. В те годы Барбара не хотела им писать. О чем было ей рассказывать? О том, что она живет в ужасно тесной квартирке вместе с матерью, ходит в магазин и работает секретаршей в юридической фирме? Чем можно было тогда гордиться? Но теперь все изменилось.
– Как дети? – Она помнила, что спустя четыре года у них родился еще один.
– Дети уже большие. Роберт учится в Калифорнийском университете на театральном отделении, мы, конечно, не в восторге, но у него есть способности, и если это то, чего он хочет... – Том с улыбкой вздохнул. – Ты знаешь, что такое дети? А Алекс все еще дома с мамой, в апреле ей будет пятнадцать.
– Боже мой! – Барбара казалась по-настоящему потрясенной. Университет и пятнадцать лет? Как это могло случиться? Неужели это было так давно? Но все было верно. Она была так ошеломлена, что даже не обратила внимания на смысл его вопроса:
– Ну а как ты? Ты здесь живешь?
Она заметила, что он смотрит на ее левую руку, но там ничего не было.
– Нет, я здесь по работе. Женщина, у которой я работаю, пишет сценарий, и мы сюда приехали на год.
– Вот это да. Кто-нибудь известный? Барбара улыбнулась с нескрываемой гордостью:
– Дафна Филдс.
– Это, должно быть, интересная работа. И вы здесь давно?
Барбара снова улыбнулась:
– Неделю. Мы живем в отеле «Беверли-Хиллз», там крутая жизнь.
Они оба рассмеялись, и тогда к ним подошла рыжеволосая красавица в белых джинсах и белой шелковой блузке. Она устремила на Барбару свои пронзительные зеленые глаза. Ей не могло быть больше двадцати пяти лет. У нее была необыкновенная внешность: матово-белая кожа и рыжие волосы, которые доходили ей почти до талии.
– Ничего не подходит. – Она сделала недовольную гримасу, обращаясь к Тому, и решила, что Барбары не стоит опасаться. – Все велико.
Барбара улыбнулась, откровенно любуясь этой парой и задаваясь вопросом, кто она. «Мне бы ее проблемы», – подумала она.
Но в глазах Тома, когда он смотрел на Барбару, была доброта и понимание.
– Ты замечательно выглядишь, ты почти не изменилась за все эти годы.
Это была дружеская ложь, но Барбара подумала, что с его стороны очень мило, что он это сказал, и он не выглядел особенно смущенным рядом с этой молодой красоткой. Тогда Барбара заметила, что у него в руках уже есть сумка с дорогими покупками. Она не могла сообразить, какую роль в жизни его и Сэнди играет эта девушка, но он ее представил, и все сразу же стало ясно.
– Элоиза, разреши познакомить тебя с Барбарой. – Он улыбнулся Барбаре, а потом Элоизе. – Барбара – подруга моей бывшей жены.
Теперь она поняла. Они были в разводе. Стало быть, это была его подруга.
– Барбара Джарвис, – добавила она за Тома и протянула руку, а затем снова повернулась к нему, желая расспросить о Сэнди, но момент был неподходящий.
– Очень рада с вами познакомиться. – Молодая рыжая красотка сказала только это и отошла посмотреть большую бежевую сумку из ящерицы.
Том проводил ее взглядом, а затем опять весело взглянул на Барбару.
– Одно могу сказать: у нее чертовски хороший вкус.
Как видно, это его не слишком волновало, да и сама Элоиза, впрочем, тоже.
– Жаль, что у вас с Сэнди не сложилось. – Барбара искренне сочувствовала. Рождественские поздравления от них перестали приходить восемь или девять лет назад. – Когда это произошло?
– Пять лет назад. Она снова вышла замуж. – И после небольшого колебания: – За Остина Уикса.
Но уж эта новость Барбару поразила.
– Актера? – Это был глупый вопрос, сколько, в конце концов, может быть Остинов Уиксов? Он очень известный английский актер, но по крайней мере в два раза старше Сэнди и был в свое время настоящим донжуаном, но по последнему его фильму Барбара знала, что Уикс по-прежнему потрясающе привлекателен. – Как это случилось?
– Я помог ему в одном сложном правовом вопросе, и мы подружились... – Том пожал плечами, но в его глазах все еще была некоторая горечь, когда он это говорил, и потому он обратился к Барбаре с натянутой улыбкой: – Знаешь, это ведь Голливуд. Это все как бы игра. Сэнди здесь нравится. Ей это как раз подходит.
– А тебе?
Даже двадцать лет назад Барбара плохо его знала, но он ей понравился тогда, на свадьбе. Она была свидетельницей, и Том показался ей умным и порядочным, и она сказала Сэнди, что той повезло. Сэнди согласилась, но она всегда была какая-то... какая-то неудовлетворенная, неугомонная, ненасытная. В колледже у нее дела шли неважно, и Барбара всегда подозревала, что Сэнди забеременела просто для того, чтобы выйти замуж. Том был из благополучной филадельфийской семьи, но этим далеко не исчерпывался список его достоинств. И когда Барбара возвращалась со свадьбы, она думала о них обоих с завистью.
– А тебе здесь нравится, Том?
– Весьма, но должен признать, что последние пять лет я здесь живу ради детей. Да и практикую так давно, что возвращаться в Филадельфию было бы сложно.
Барбара вспомнила, что он специалист по законам в области кино и, конечно, здесь был на своем месте, но ей показалось, что Тому не особенно нравится Лос-Анджелес.
– Спустя какое-то время это все начинает казаться искусственным.
Он предостерегающе улыбнулся и в эту минуту выглядел не старше, чем на свадьбе.
– Но берегись, как бы тебя не затянуло. Тут соблазнов много.
– Я знаю. – Она ответила ему улыбкой. – Мне уже начинает здесь нравиться.
– О, это плохой признак.
Тут подошла продавщица с нарядно упакованным шарфом, и вернулась Элоиза, которая решила, что сумка из ящерицы за три тысячи долларов ей не подходит.
– Рада была тебя встретить, Том. – Барбара протянула руку на прощание. – И передай от меня привет Сэнди, если ее увидишь.
– Конечно. Я пару раз в неделю вижусь с Алекс, а заодно и с ней. – В его взгляде опять промелькнула боль: от него ушла жена к тому, кто был его другом. Такой шрам остается на всю жизнь. – Я передам ей от тебя привет. Но ты ей сама позвони, если будет время.
Однако Барбара колебалась. Сэнди замужем за Остином Уиксом – может, она и не захочет с ней видеться?
– Скажи ей, что я в отеле «Беверли-Хиллз», если захочет, пусть мне позвонит. Я не хочу навязываться. – Он кивнул, и через мгновение Барбара вышла, размышляя, как интересна и удивительна жизнь.
– Ну как, ты покорила Родео-драйв? – Когда Барбара вошла, Дафна, развалясь на диване, читала написанное за день.
Судя по ее виду, она весь день напряженно трудилась. – Ну, как было?
– Классно. – Барбара провела на Родео-драйв еще два с половиной часа, заходила в «Журдан», «Ван Клеф и Арпельс», «Бижан» и множество других магазинов, а потом перекусила в одном из ресторанов. Посмотреть действительно было на что, и Барбара была очень довольна экскурсией. Она даже купила себе купальник, шляпу и два свитера. – Мне там ужасно понравилось, Дафф.
Дафна улыбнулась:
– Я всегда считала, что ты сумасшедшая. Что ты купила?
Барбара показала Дафне свои покупки, а потом поставила ей на колени небольшую фирменную коробку с надписью «Гуччи»:
– А это вам, мадам босс. Я бы купила вам купальный халат из белой норки, который видела у «Джорджио», но не было вашего размера. – Она радостно улыбнулась.
– Ах, черт возьми! Но ты хоть заказана его?
Они обе рассмеялись. Дафна открыла коробку и была тронута и обрадована. Красный и черный – это были ее любимые цвета.
– Не надо было делать это, глупышка. – Она тепло посмотрела на свою подругу. – Ты меня и так достаточно балуешь, Барбара. Без тебя я не могла бы ничего сделать.
– Чепуха, ты бы прекрасно справлялась и без меня.
– Но я рада, что мне этого не приходится делать.
– Кстати, как движется работа?
– Неплохо. Но это совсем новое дело, которому надо научиться. Я все время чувствую себя такой неуклюжей.
– Ничего, скоро научишься, и могу спорить, это наверняка так же хорошо читается, как и остальные твои вещи.
– Надеюсь, что в «Комстоке» будут того же мнения.
– Будут, будут.
Зазвонил телефон, и Барбара пошла в свою комнату, чтобы ответить. Когда Барбары не было, на звонки отвечала гостиничная телефонистка, а когда Барбара была на месте, она вела бесконечные переговоры с агентами по недвижимости из своей комнаты, чтобы не беспокоить Дафну. Барбара сняла трубку и села на кровать. Она решила один день отдохнуть от поисков дома, но вообще-то хотела побыстрее что-нибудь найти. Она знала, что Дафне будет легче работать в домашней обстановке.
– Алло?
– Попросите, пожалуйста, Барбару Джарвис.
– Это я. – По привычке она схватила блокнот и взяла карандаш.
– Это я, Том Харрингтон.
Барбара удивилась, сердце у нее слегка ёкнуло. Зачем ему понадобилось ей звонить? Но глупо было волноваться. Он был просто бывшим мужем старой подруги и звонил из дружеских побуждений.
– Рада слышать тебя, Том. – Затем она хотела спросить, чем может быть ему полезна. Возможно, как большинство звонивших, он хотел познакомиться лично с Дафной.
– Ты хорошо провела сегодня время?
– Очень. Я исходила вдоль и поперек всю Родео-драйв.
– Это дорогое удовольствие. – Он взглянул на свою чековую книжку, лежавшую рядом на кровати. Элоиза нанесла ей значительный урон, но это было типично для таких, как она. В его жизни за последние пять лет были дюжины таких Элоиз, а такой, как Барбара, не было никогда. – Что ты купила?
Барбара смутилась и пыталась догадаться, к чему он клонит. Почему он ей звонил?
– Да всякую ерунду. Не то, что вы.
– Ты в «Гуччи» смотрела отличную сумку.
Значит, он заметил. Его глаза, казалось, все видели; он долго наблюдал за ней, прежде чем наконец подошел заговорить.
– Мне кажется, она не по мне. Немного дороговата.
Да и, кроме того, что бы она делала с такой сумочкой?
Носила в ней карандаш и блокнот?
– Скажи своей работодательнице, чтобы она тебе повысила зарплату.
Барбара промолчала. Она не собиралась говорить Дафне ничего подобного. Дафна и так ее избаловала.
– Или найди какого-нибудь классного мужика, который бы ее тебе купил.
– Боюсь, что это не в моем стиле. – Ее тон сразу стал холодным.
– Я так и думал. – Голос Тома был задушевным и добрым. Конечно, в противном случае он бы не позвонил. Он понимал, что Элоиза и Барбара – это не одно и то же.
– Сегодня нам не удалось как следует поговорить. Ты вообще была замужем?
– Нет. Никогда. Моя мама заболела, когда я окончила колледж, и я долгое время ее выхаживала. – Барбара сказала это обычным тоном, без сожаления. Как было, так было.
– Нелегко, наверное, тебе пришлось? – В его голосе было восхищение. Сэнди никогда не была бы способна на такое, да и сам он тоже. – А когда ты начала работать у Дафны Филдс?
– Около четырех лет назад временно, а потом это стало моей постоянной работой.
– Тебе это нравится?
– Очень. Лучше ее у меня друзей не было, да и работать с ней одно удовольствие.
– Это нетипично для женщины, которая сделала карьеру. – Он ее сравнивал со знакомыми женщинами-адвокатами. Общаться с ними было тяжело.
– Дафна не такая. Она самая скромная из женщин, которых я встречала. Она просто делает свое дело и спокойно идет по жизни. Это в самом деле необыкновенный человек.
– Что ж, рад за тебя. – Видимо, его не особенно интересовала Дафна. – Послушай, нам не удалось поговорить как следует. Как насчет того, чтобы нам посидеть где-нибудь позднее сегодня? Мне надо сначала поужинать с одним из моих партнеров и обсудить с ним дела. Но к девяти я освобожусь. Мы можем встретиться у входа в отель, если это тебе удобно...
Наступило несколько нервозное молчание. Он правильно предположил, что Барбара достаточно осторожна.
– Как тебе мое предложение?
Барбара долго не отвечала. Ей на самом деле не особенно хотелось куда-то идти, и она подозревала, что его деловой партнер – это, наверное, рыжая красотка. Но, с другой стороны, делать ей было нечего – Дафна будет работать, Барбара ей не потребуется, а Том был симпатичным мужчиной. Не позволив себе более размышлять над этим, она вдруг согласилась:
– О'кей. Почему бы нет?
– Жду тебя в вестибюле в девять. Если буду опаздывать, я тебе позвоню. Ты никуда не уйдешь?
Барбара почему-то не сомневалась, что будет на месте.
– Да, я хочу заказать Дафне ужин.
– Она никуда не уходит? – Он представлял себе, что писатели только и делают, что кутят, пьют и ходят по вечеринкам.
– Очень редко, и никогда в процессе работы. Она сейчас работает над сценарием и не выходила из комнаты с самого нашего приезда.
– Это звучит не особенно весело.
– Так оно и есть. Это тяжелая работа. Она и вправду работает больше других.
– С твоих слов можно подумать, что она готовая кандидатура в святые, – сказал Том с улыбкой.
– В моем списке да. – Это было предостережение ему не злословить в адрес Дафны ни сегодня, ни когда-либо в другой раз. Барбара защищала ее, как жрица у алтаря своего божества, и, разумно это было или нет, таким было ее отношение к Дафне. – До встречи, Том.
– Жду с нетерпением.
И пока он в своем доме в Бель-Эр[5] принимал душ и брился перед встречей с партнером, не переставал удивляться, как просто все получилось. Барбара была привлекательна, но не щеголяла своей красотой. Она скорее была интересной, чем сексапильной, скорее умной, чем хорошенькой, и все же в ней было что-то очень привлекательное, что-то надежное, что-то неподдельное. Барбара производила впечатление женщины, с которой можно говорить, от которой можно ожидать поддержки, которая ценит юмор. Том Харрингтон никогда не был знаком с подобной женщиной, но эти качества удивили его в Барбаре еще двадцать лет назад по резкому контрасту с Сэнди. Сэнди была миленькой маленькой блондинкой с ослепительно голубыми глазами и покоряющей улыбкой. Но ее ужасно избаловали родители, а потом и он сам, и она всегда подводила его, как в тот последний раз, когда сбежала с Остином. Она забрала обоих детей и позвонила ему через две недели. Он какое-то время после развода подумывал, не отсудить ли дочь, но это разделило бы детей, и он не решался на это. И с тех пор в его жизни не было серьезных увлечений. Он не знал почему, но почувствовал вдруг неодолимую тягу к Барбаре. Как только он увидел ее в магазине, он знал, что ему захочется встретиться с ней еще, просто поговорить.
– Дафф, ты ела?
Барбара вошла в ее комнату, взглянула на поднос и сразу поняла, что нет. Но Дафна нахмурилась за машинкой и едва слышала ее слова.
– Дафф... эй, детка, поешь.
Дафна подняла глаза с отсутствующей улыбкой:
– А? Что? Ага, о'кей. Сейчас. Я хочу закончить эту сцену. – И потом, взглянув через плечо: – Ты уходишь?
– Совсем на чуть-чуть. Может, что-то нужно, пока я не ушла?
– Нет, все в порядке. Извини, что не могу составить тебе компанию.
– Да ничего, я как-нибудь сама.
Она было начала рассказывать Дафне про Тома, но та уже снова стучала на машинке.
– Пока. И не забудь поесть.
Но Дафна не ответила. Она была уже далеко, со своими героями, и Барбара тихо прикрыла за собой дверь.
Глава 22
Том сообщил Барбаре фамилию его собственного агента по торговле недвижимостью, и в первый же день, когда она поехала с ним посмотреть дома в Бель-Эйр и Беверли-Хиллз, они в Бель-Эйр нашли именно то, что ей было нужно. Это был красивый небольшой дом на Сиело-драйв с тремя спальнями, выходившими на большой, хорошо ухоженный сад. Участок окружала высокая кирпичная стена, заросшая кустами и виноградом, что не угнетало, а создавало ощущение полной уединенности. Был весь необходимый набор: большая лужайка, простой прямоугольный бассейн, сауна, ванная комната. И интерьеры дома были просто замечательны: полы из светло-бежевого мрамора, повсюду большие белые диваны, собрание ценных образцов современного искусства и кухня прямо как из журнала «Дом и сад». Вокруг дома царили солнце и тишина. Была и библиотека, отделанная панелями из сосны, выходящая окнами на бассейн, для Дафны это было идеальное место работы. Одним словом, было все, чего они желали. И хотя цена была высокая, но не такая, -чтобы испугать «Комсток». Дом принадлежал одному очень известному актеру и его жене, которые уехали на натурные съемки в Италию.
Барбара смотрела по сторонам с восторженной улыбкой, а агент наблюдал. Она заглядывала во все кладовки, во все шкафы и проверяла все комнаты с учетом вкусов своей работодательницы.
– Ну, что вы думаете, мисс Джарвис?
– Я думаю, мы вселимся завтра, если вы не возражаете.
Они обменялись улыбками.
– Мои клиенты будут только рады. Они уехали на год. Это было чудо, что дом до сих пор никто не снял, но хозяева выдвинули достаточно жесткие требования к контингенту арендаторов. А ваша работодательница не захочет сама его сначала посмотреть?
– Не думаю.
К тому же Дафна была так поглощена работой, что не обратила бы внимания, если бы Барбара сняла шалаш из травы.
– Она очень занята.
– Тогда давайте вернемся в мой офис и подпишем бумаги.
Через час Барбара подписала договор на аренду на год, и они с Дафной на следующий же день переехали.
В тот вечер Дафна бродила по дому, привыкая к новой обстановке. Иногда было трудно сразу включиться в работу на новом месте, и она старалась привыкнуть. Она распаковала все вещи, и ее пишущая машинка была установлена в симпатичном маленьком кабинете. Все было готово, но не было Барбары, и вдруг Дафна уяснила, что не знает, куда она ушла. В последнее время Барбара совершенно освоилась в Лос-Анджелесе. С их приезда она словно расцвела, и Дафна этому радовалась. Жизнь Барбары никогда не была особенно интересной, и если здесь, в Лос-Анджелесе, она радовалась жизни, Дафна радовалась за нее. Но, сидя на кухне за тарелкой яичницы и думая о сценарии, она вдруг почувствовала себя более одиноко, чем за все последнее время. Все ее мысли в тот момент сосредоточились на Эндрю, она вспоминала их жизнь вместе до того, как отдала его в интернат. А потом подумала, как там ему живется, в Говарде, и ей страстно захотелось просто обнять его, прикоснуться к нему, повидать его. Когда Дафна об этом думала, у нее прорвались рыдания, и она оттолкнула от себя тарелку. И сама, чувствуя себя ребенком, положила голову на стойку и плакала от тоски по маленькому сыну.
Она обещала себе в качестве утешения, когда наплакалась, что вызовет его в ближайший подходящий момент, пока же приходилось просто стойко терпеть. Еще хуже было думать о его переживаниях, и мысль, что он, может, сейчас сидит один в своей комнате и плачет, опять повергла ее в слезы. Ее охватили чуть ли не паника, отчаяние, ужас оттого, что она его предала, что, поехав в Калифорнию, поступила неправильно. И вдруг Дафна поняла, что ей нужен кто-то, кто бы ее ободрил, кто бы сказал, что ее ребенок в порядке, и единственный, кто мог это сделать, был Мэтью. И даже не взглянув на часы, чтобы проверить, который час на востоке, она кинулась к висевшему на кухонной стене телефону. Дрожащими пальцами Дафна набрала знакомый номер, моля Бога, чтобы Мэтт не спал. Ей надо было с кем-то поговорить. Немедленно.
Она набрала бывший номер миссис Куртис, и через мгновение низкий, хрипловатый голос ответил, и от одного его звука ей стало уже не так одиноко.
– Мэтт? Говорит Дафна Филдс. – Когда она услышала его голос, у нее пересохло в горле, а на глазах снова выступили слезы, хотя она пыталась их сдержать. – Я не слишком поздно?
Он тихо засмеялся в трубку:
– Ты шутишь? На моем письменном столе работы еще часа на два или три. Как тебе Калифорния?
– Не знаю. Я ее еще не видела. Все, что я видела, это комнату в гостинице, а теперь мой дом. Мы переехали только сегодня. Я хочу сообщить тебе мой новый номер.
Она сообщила, он записал, тем временем она пыталась вновь обрести спокойствие и не казаться такой расстроенной. Дафна спросила его, как дела у Эндрю.
– Все прекрасно. Сегодня он научился ездить на двухколесном велосипеде. Ему не терпится сообщить тебе об этом. Он сегодня вечером собирался написать письмо.
Все это звучало так нормально и естественно, и вдруг чувство вины, которое она ощутила, стало ослабевать. Но ее голос был все еще печален:
– Жаль, что я не могу там быть.
Мэтью молча слушал Дафну, сопереживая ее чувствам.
– Ничего, приедешь. – Они помолчали. – Дафф, ты-то сама о'кей?
– Вроде бы... вроде да. – И она вздохнула. – Просто ужасно одиноко.
– Писателю приходится работать в одиночестве.
– И бросать единственного сына. – Она снова глубоко вздохнула, но слез больше не было. – Как дела в Говарде?
– У меня напряженно, но я начинаю привыкать. До приезда сюда я думал, что неплохо справлюсь, но так уж получается, что всегда есть еще масса непрочитанных личных дел или ребенок, с которым надо поговорить. Мы вносим некоторые изменения, но ничего разрушительного не предпринимаем. Я буду тебя держать в курсе дела.
– Обязательно, Мэтт.
Он слышал, какой у Дафны усталый голос. Она казалась ему маленькой девочкой, которая, находясь далеко от дома, ужасно по нему тоскует.
Наступила короткая пауза, он попытался представить ее в далекой Калифорнии.
– Опиши мне свой дом.
Дафна рассказала ему, и, судя по всему, на Мэтта это произвело впечатление, особенно когда он услышал, кому Дом принадлежит. Беседа с ним отвлекла ее от горьких раздумий. У него и это хорошо получилось. Он был эмоциональным, мудрым и сильным. Но Дафна все еще испытывала знакомую тоску по Эндрю.
– Я на самом деле по вам всем скучаю. Его тронуло, что она включила и его.
– Мы тоже по тебе скучаем, Дафна.
Ей было приятно слышать его голос, она почувствовала в душе волнение, и, сидя в пустой кухне в восемь вечера, она обратилась к этому мужчине, которого знала так недолго, но с которым тем не менее подружилась перед отъездом:
– Мне здесь не хватает бесед с тобой, Мэтт.
– Я знаю... я ждал, что ты приедешь в минувший уик-энд.
– К сожалению, я не могла. Здесь чувствуешь себя словно за миллион миль от дома, и не имеет значения, что здесь так красиво.
– Ничего, время пройдет быстро.
Но вдруг предстоящий год показался ей всей жизнью. Дафне пришлось подавить слезы, в то время как он продолжал:
– И подумай, какой это шанс для тебя. Нам обоим предстоит много важных новых испытаний.
– Да, я понимаю... как тебе работается в Говарде? – Мало-помалу к ним вновь возвратилась та легкость общения, которая отличала их беседы в школе, и Дафна почувствовала себя не так одиноко. – Твои ожидания оправдались?
– Пока да. Но должен признать... Я чувствую себя здесь таким же оторванным от Нью-Йорка, как ты в Калифорнии. – Он улыбнулся и потянулся в кресле. – Нью-Гемпшир – это ужасная глушь.
Она тихо засмеялась:
– Уж я-то это хорошо знаю! Когда я впервые туда приехала отдавать Эндрю в интернат, эта тишина меня просто раздражала.
– А что ты делала, чтобы к ней привыкнуть? – Он улыбался, вспоминая ее глаза, и разделяющие их тысячи миль словно бы испарялись.
– Я вела дневник. Он стал моим закадычным другом. Именно благодаря ему я стала писать. Дневник превратился в очерки, потом я стала писать рассказы, а потом написала первую книгу, а теперь, – она оглядела сверхсовременную белую кухню, – а теперь смотри, что происходит, я на Западном побережье пишу сценарий, которых никогда не писала. Так вот, я думаю, может, тебе просто свыкнуться с тишиной и выкинуть это из головы?
Они оба рассмеялись.
– Мисс Филдс, вы недовольны?
– Нет. – Она задумалась и с мягкой улыбкой добавила: – По-моему, я сейчас просто скулю. Мне было ужасно одиноко, когда я тебе позвонила.
– В этом нет ничего зазорного. На днях вечером я звонил сестре и чуть ли не плакал. Я попросил одну из моих племянниц передать ей мои жалобы, надеясь найти у Марты хоть каплю сочувствия.
– И что она сказала?
– Что я неблагодарный паршивец, что мне платят в два раза больше, чем я получал в Нью-Йоркской школе, и что мне следует заткнуться и радоваться этому. – Он рассмеялся, вспоминая слова, переданные по телефону племянницей. – Вот такая у меня сестра. Она, конечно, права, но я все равно был ужасно зол. Я хотел сочувствия, а получил пинок под зад. И я думаю, что заслужил его. Подобные вещи я говорил ей, перед тем как мы сбежали в Мексику.
– А как это было?
Дафне больше не хотелось работать. Ей просто хотелось слышать голос Мэтта.
– О Боже мой, Дафна, Мексика – это был самый безумный из моих поступков, но я о нем нисколько не жалею. Какое-то время мы жили в Мехико. Три месяца провели в Пуэрто-Валларта, который тогда был маленьким сонным городком с булыжными мостовыми, в котором никто не говорил по-английски. Марта не только научилась там читать по губам, она научилась читать по губам по-испански. – В его голосе при этом воспоминании снова прозвучали восхищение и любовь.
– Она, наверное, изумительная женщина.
– Да, – его голос был тихим, – так и есть. Она во многом напоминает тебя, знаешь? У нее есть одновременно воля и доброта, а это редкое сочетание. Большинство людей, переживших в жизни суровые испытания, сами ожесточаются. А она нет, и ты тоже.
Его слова заставили ее опять подумать, как же много он знает, гораздо больше, чем она ему рассказывала. Но он уже решился признаться ей:
– Миссис Обермайер рассказала мне о друге, который у тебя был здесь. Ты о нем упомянула в нашем последнем разговоре. – Мэтт боялся произнести его имя, словно не имел на это права. – Должно быть, это был замечательный человек.
– Да, таким он и был. – Она тихо вздохнула и постаралась не бередить старую рану, но это было трудно. – Сегодня вечером я думала, насколько иной была бы моя жизнь, если бы был жив он или Джефф. Я думаю, что не оказалась бы здесь и не тратила всех умственных сил за машинкой.
– Ты и наполовину не была бы тем, чем стала сейчас, Дафна. Все это сейчас часть тебя. Это часть того, что делает тебя такой особенной.
Она задалась вопросом, прав ли он.
– Я не знаю, можно ли считать, что тебе повезло, но, возможно, в некотором роде да. Тебе пришлось пережить ужасные вещи, но ты перековала их в орудия, которыми можешь пользоваться, превратила в замечательные стороны своей личности. Это настоящая победа.
Дафна на самом деле никогда не думала о себе как о победителе, скорее как о пострадавшем, но она также знала, что в глазах других это выглядело именно так. Она победила: к ней пришел успех. Но жизнь этим не исчерпывалась. Дафна это слишком хорошо знала. Далеко не исчерпывалась. Просто для нее самой другие стороны жизни перестали существовать. Но, как бы то ни было, Мэтью Дэйн улучшал ее восприятие жизни и самочувствие каждый раз, когда она с ним говорила.
– Ты чертовски хороший друг, Мэтью Дзйн. После разговоров с тобой мне хочется жить и снова тягаться со всем миром.
– Окружающий нас мир, с которым мы тягаемся, так прекрасен.
– А кто научил Эндрю ездить на велосипеде? Но она уже и так знала.
– Я. У меня сегодня после обеда было немного свободного времени, и он как раз не был занят. Я на днях видел, какими глазами он наблюдает за старшими детьми, ну вот мы и пошли с ним попробовать, и у него отлично получилось.
Дафна улыбнулась, представив то, о чем он рассказал.
– Спасибо, Мэтт.
– Он тоже мой друг, знаешь.
– Ему повезло.
– Нет, Дафф. – Глаза Мэтта лучились добротой. – Это не ему повезло, а мне. Благодаря таким детям, как Эндрю, моя жизнь обретает смысл.
Разговор подходил к концу.
– Наверное, я тебя задерживаю, нам обоим надо работать.
Как-то приятно было сознавать, что, когда она вернется к своему письменному столу, он сядет за свой, и они оба в этот вечер будут работать еще на протяжении нескольких часов.
– Передай завтра Эндрю от меня большущий привет и поцелуй.
– Обязательно. Знаешь, Дафна, – он на мгновение запнулся, как всегда, не зная, что можно сказать, а чего нельзя, – я рад, что ты позвонила.
– Я тоже. – Благодаря ему она почувствовала тепло и радость общения с другом. – Я скоро опять позвоню.
Они попрощались, и даже потом она чувствовала его присутствие рядом с ней на кухне.