Глава 13

Шли недели, в мире происходили важные события, Гитлер захватил балтийский порт Мемель, а процесс продолжался. Первые страницы газет по-прежнему занимали преимущественно судебные новости, зловещие события, послужившие прологом к новой мировой войне, освещались гораздо сдержаннее. Во всяком случае, все газеты Нью-Йорка больше интересовались делом Делони, нежели политическими потрясениями. Тем временем Великобритания и Франция заявили о своей готовности прийти на помощь Польше в случае германской агрессии, войска генерала Франко вошли в Мадрид, и, к огромному огорчению Чарльза, гражданская война в Испании завершилась поражением республиканцев. За три года в этой войне погибло больше миллиона человек. Для Чарльза это стало такой же трагедией, как и для его европейских друзей. Борьба окончена. Война проиграна. Но теперь у Чарльза Делони была новая война, теперь он сражался за собственную жизнь.

После ночного визита Беа Риттер больше не звонила Мариэлле. Только в газетах появлялись ее статьи, и Мариэлла неизменно чувствовала благодарность за симпатию и поддержку журналистки.

Естественно, пресса подняла немыслимый шум вокруг скандальной связи Малкольма с Бригиттой, но Мариэлла смогла остаться в стороне и никак не выразить своего отношения к этому роману. В течение последних недель они с Малкольмом в лучшем случае обменивались несколькими словами, а Бригитту она видела всего однажды. Бригитта старалась смотреть на Мариэллу свысока и подчеркнуто обращалась исключительно к Малкольму, как бы доказывая, что она победила свою соперницу. Естественно, что девушка защищалась таким способом, потому что она оказалась в очень незавидном положении. Мариэлла чувствовала себя спокойнее, чем Бригитта. В ее душе не было ни гнева, ни даже ревности. Муж давным-давно стал ей чужим, но его многолетняя ложь, фальшивое дружелюбие его любовницы — вот где предательство. Ее первую и единственную попытку обсудить создавшееся положение Малкольм пресек, разыграв ярость. Он заявил, что ее поведение с Чарльзом было настолько скандальным, что , сам он теперь не обязан ей ни в чем отчитываться. Этим он не добился ничего, а только подтвердил свою вину. Впрочем, его вина не нуждалась в доказательствах.

Мариэлла холодно напомнила мужу, что пресса не угомонится, если он будет продолжать жить в квартире любовницы. Вечером она отметила, что он не поехал к Бригитте, а остался дома. Тем не менее они почти не видели друг друга.

Как ни трудно было переносить напряженные до предела отношения с мужем, еще тяжелее были судебные заседания, где бесконечной чередой выступали свидетели обвинения, эксперты и какие-то совсем посторонние люди. Все они должны были доказать вину Чарльза, и каждого Том Армур обязательно заставлял растеряться.

Только через три недели после начала процесса защита приступила к опросу своих свидетелей. Первым свидетелем, которого вызвал Том Армур, оказалась Мариэлла. Сначала адвокат аккуратно провел ее по воспоминаниям прошлого, реабилитируя ее везде, где Палмер выставил ее не в лучшем свете. И облик Мариэллы, создаваемый защитой, в итоге существенно отличался от того, который возник в результате стараний прокурора и Малкольма. Вместо полусумасшедшей, больной истерички, которой нельзя было доверить даже собственного ребенка, перед присяжными явилась достойная женщина, потрясенная гибелью сына, рождением мертвого младенца, а затем поведением мужа. Том Армур открыто признал, что Чарльз в то время был полностью не в себе и обращался с Мариэллой очень плохо. Он объяснил, что горе подкосило обоих. Когда он попросил Мариэллу рассказать, как она спасала детей на Женевском озере, едва ли не все присутствующие поднесли к глазам платочки. Теперь у нее появилась возможность объяснить, почему ей удалось спасти двух девочек, но не собственного сына. Андре отнесло слишком далеко от кромки льда. Все участники процесса слушали ее и представляли, как ребенок лежал у нее на руках и не подавал признаков жизни. Рассказывая об этом дне, о последовавшем вечере в больнице и о мертвой новорожденной, она несколько раз останавливалась, так как ее душили слезы. Семья погибла в одночасье, и как муж, так и жена были не в состоянии адекватно оценивать обстановку. Чарльз испытал сильное потрясение, а она сломалась и в течение долгих месяцев ждала только смерти, чтобы вновь оказаться рядом со своими детьми.

— А сейчас вы в таком же состоянии? — спокойно спросил Том Армур. Кто-то из присяжных смущенно кашлянул.

— Нет, — печально ответила она.

— Вы верите, что Тедди жив?

В ее глазах стояли слезы, но она заговорила:

— Не знаю. Надеюсь. Я очень надеюсь… — Она обвела взглядом зал, посмотрела в сторону журналистов. — Если кто-нибудь знает, где он сейчас… Пожалуйста, умоляю вас, верните его… Мы сделаем что угодно… Только не причиняйте ему вреда…

При этих словах один из репортеров вскочил с места, в лицо Мариэлле сверкнула вспышка, и судья распорядился вывести ретивого корреспондента из зала суда.

— И если это еще раз повторится, тот, кто это сделает, будет взят под стражу, — прогрохотал судья Моррисон и затем извинился перед Мариэллой. Она уже пришла в себя и ожидала следующего вопроса Тома.

— Вы уверены, что вашего сына украл Чарльз Делони?

Адвокат задал опасный вопрос. Но ему хотелось, чтобы она во всеуслышание заявила, что не убеждена в виновности Чарльза. Он не сомневался, что ответ будет именно таким.

— Нет, не уверена.

— Способен ли он, по-вашему, на такой поступок? Вы знаете его лучше, чем кто бы то ни было. Он вас любил, он обвинял вас, плакал вместе с вами… даже бил вас… Возможно, с вами он обращался хуже, чем с кем-либо другим. — Чарльз сам признавался в этом Тому Армуру, и тем не менее из предварительной беседы с Мариэллой адвокат заключил, что она не верит в его вину. — Одним словом, миссис Паттерсон, вы многое о нем знаете. Верите ли вы при этом, что он украл вашего сына?

Прошла целая вечность, а она все не отвечала. Наконец она отрицательно покачала головой и уронила лицо в ладони. Том Армур ждал.

— Вы все еще влюблены в него, миссис Паттерсон.' Она с грустью посмотрела на Чарльза. Они прошли вместе через много трудностей и были при этом счастливы. Хотя и давно.

— Нет, — тихо проговорила она. — Он дорог мне и, наверное, никогда не станет мне чужим. Он был отцом моих детей. Я очень любила его, когда была молода. А сейчас… Мне жаль Чарльза Делони. Но я уже не влюблена в него. Нам обоим пришлось пройти через безмерное горе и страдание.

Том Армур кивнул. Мариэлла не могла знать, что защитник Чарльза преклоняется перед ее мужеством. Она — изумительная женщина. Она твердо стояла под градом вопросов обвинения, из нее клещами тянули всю подноготную, выворачивали наизнанку ее душу, судьба отняла сначала двух детей, а теперь и еще одного, и как же она достойно держится! Никогда и никем не восхищался он так, как этой женщиной, но на лице его ничего не отражалось, он лишь задавал вопросы.

— Состояли ли вы в связи с мистером Делони, будучи уже замужем за мистером Паттерсоном?

— Нет, — спокойно ответила Мариэлла.

— Состояли ли вы в связи с каким-либо другим мужчиной? Хранили ли вы верность мужу?

Мариэлла спокойно встретила испытующий взгляд адвоката и не отвела глаз.

— Я верна моему мужу.

Она сказала правду. Она целовалась с Джоном Тейлором, это было, но только это. И в то время она уже не считала себя женой Малкольма.

— Спасибо, миссис Паттерсон, у меня к вам нет больше вопросов.

Том помог ей сойти со свидетельского места. Она устала, но у нее на душе на сей раз было куда спокойнее, чем после вопросов Уильяма Палмера.

Следующим Том Армур вызвал Хейверфорда, дворецкого. Хейверфорд сказал, что считает хозяйку очень достойной, справедливой, разумной дамой, с твердым характером. И настоящей леди, добавил он с гордостью. Мариэлла была тронута. Дворецкий сказал, что она была удивительно добра к сыну, и лично его всегда поражало, с каким пренебрежением относится к ней прислуга мистера Паттерсона. Хейверфорду всегда казалось, что сам мистер Паттерсон не становился на ее сторону. Сам мистер Паттерсон воспринимал ее не как хозяйку дома, а как гостью, поэтому и прислуга смотрела на нее так же. По его словам, мисс Гриффин обращалась с миссис Паттерсон возмутительно, домоправительница — еще хуже, а Эдит воровала у нее одежду, и все в доме об этом знали, включая мистера Паттерсона. Прислуга любила позубоскалить на кухне на ее счет.

— Значит, вы утверждаете, что к миссис Паттерсон дома относились без должного уважения? — с нажимом переспросил Том Армур, стремясь к тому, чтобы присяжные обратили особое внимание на этот факт.

— Совершенно верно, сэр, — с чувством собственного достоинства подтвердил Хейверфорд. Выглядел он чрезвычайно внушительно, не в последнюю очередь благодаря черному костюму, сшитому в Лондоне по особому заказу.

— Можете ли вы сказать, что ее поведение тому причиной? Считаете ли вы, как говорили ранее другие свидетели, что миссис Паттерсон была безответственной, слабой женщиной?

Было заметно, как оскорбился старый дворецкий, решив, что адвокат не правильно его понял.

— Сэр, я сказал не так. Я сказал, что таких хороших людей я редко встречал в жизни. Разумная, справедливая, добрая. И как вы можете говорить, что она слабая, после того как она так стойко перенесла такие несчастья?

На самом деле не Мариэлла, а мисс Гриффин после похищения вынуждена была ежедневно принимать лекарство.

— Тогда не могли бы вы указать причину, по которой обитатели дома мистера Паттерсона так к ней относились? Постарайтесь объяснить, почему так случилось.

Уильям Палмер хотел было заявить протест, но раздумал. Не стоит беспокоиться. Старик неопасен.

Хейверфорд утвердительно наклонил голову. Он очень хотел рассказать об этом присяжным:

— Мистер Паттерсон в самом начале сказал нам… — Хейверфорд помолчал, подбирая точные слова. — Он сказал, что она не совсем… правильно все понимает. У нее, мол, слабое здоровье, слабые нервы. Поэтому если она распорядится о чем-нибудь, надо ее вежливо выслушать, но не надо торопиться выполнять. Он сказал, что в хозяйстве она ничего не смыслит, а потом говорил, что и с детьми она не умеет обращаться. И мы все тогда поняли, что она не так много значит для мистера Малкольма.

Слова старика и самой Мариэлле на многое открыли глаза. Одного она не могла понять: зачем Малкольму понадобилось с первых же дней делать ее объектом презрения и насмешек. Или он просто хотел остаться единоличным хозяином и для нее в его доме нашлось место только как для матери Тедди? Хотя даже в этом качестве она практически ничего не могла сделать.

Прозвучал следующий вопрос:

— Вы знали про связь мистера Паттерсона с мисс Сандерс?

— Да, знал. По крайней мере, подозревал, — сказал Хейверфорд спокойно, хотя по его голосу можно было догадаться, что он не одобряет эту связь.

— Вы когда-нибудь говорили о своих подозрениях миссис Паттерсон?

— Конечно же, нет, сэр.

— Спасибо, мистер Хейверфорд.

Том Армур предложил своему оппоненту допросить свидетеля, но Палмер не счел нужным тратить время на допрос старика. Прокурор не придавал значения этому свидетелю. Но Мариэллу Хейверфорд по-настоящему растрогал. И не только ее, но и присяжных.

После рассказа Хейверфорда Мариэлла чувствовала неловкость, оттого что все эти неприятные вещи наконец высказаны вслух. С другой стороны, она испытала облегчение, узнав, что кое-какие обстоятельства существовали не только в ее воображении. Оставался вопрос: зачем Малкольму понадобилось унижать ее перед слугами? Должна была быть веская причина. Или дело здесь в том, что уже тогда он был влюблен в Бригитту? И хотел избавиться от Мариэллы? Думал, что она не выдержит и уйдет, и оставит Тедди с отцом? Нет, она скорее умерла бы. Зачем же унижать, лгать, издеваться? Да зачем тогда вообще ему понадобилось жениться на ней? Неужели с самого начала — ложь? Она не могла в это поверить, вспоминая, как хорошо они жили когда-то.

Следующим свидетелем была Бригитта Сандерс. Когда она взошла на свидетельское место, в зале поднялся шум. Красивая девушка, этого никто не взялся бы отрицать. К тому же она очень сексуальна, Мариэлла раньше не замечала этого. Может быть, теперь она стала держаться более раскованно, потому что ей нечего было скрывать. Тайное стало явным, и Бригитта могла этим отчасти гордиться. На ней было блестящее черное платье, явно довольно дорогое. Волосы, как всегда, аккуратно подобраны, губы подкрашены. Ярко-красные ногти — как всегда. Любой признал бы, что у нее яркая внешность. В сравнении с ней Мариэлла казалась просто невзрачной. Но удивительно, какой холодной, расчетливой казалась Бригитта в отличие от Мариэллы. Том Армур подумал, что в ее манерах есть что-то невыносимо немецкое. Голос ее звучал резко. Мариэлла не могла припомнить, чтобы Бригитта так разговаривала прежде. Господи, да неужели все это — способ самозащиты, так как теперь все знали, что Бригитта Сандерс — любовница Малкольма.

Она признала, что Малкольм проводил у нее почти каждый вечер, иногда оставался на ночь. Она сказала, что с женой он никогда не был счастлив, а женился на ней только ради того, чтобы иметь детей. Эти слова больно уязвили Мариэллу. Но еще неизвестно, правда ли это.

— Она не умела любить легко и просто, — насмешливо сказала Бригитта. Ее уважение, дружеское участие к Мариэлле исчезли напрочь. Раньше она делала вид, что хорошо относится и к Мариэлле, и к Тедди. Малкольм смотрел на нее не отрываясь напряженным взглядом.

— Будьте любезны, поясните ваши слова, мисс Сандерс, — попросил Том Армур.

— Она очень долго не могла забеременеть. Уж не оттого ли, подумал Армур, что мистер Паттерсон слишком часто оставался на ночь с мисс Сандерс? Но вслух он этого не сказал.

— Он устал ждать и уже собирался с ней разводиться, когда она наконец забеременела.

В зале поднялся ропот, и судья стукнул деревянным молотком по столу, чтобы водворить тишину. Мариэлла опустила глаза. Она почувствовала, что краска заливает ее лицо. Джон Тейлор, как обычно, сидел рядом с ней. Он не пошевелился, не произнес ни звука, но ему было жаль ее — он знал, как ей одиноко.

— Вы тогда уже были в связи с мистером Паттерсоном?

Том Армур не дождался ответа.

— Может быть, повторить вопрос? Заодно позвольте напомнить вам, что вы приносили присягу.

— Да, была, — ответила Бригитта куда менее решительно.

— Когда началась ваша связь?

Мариэлла не хотела пропустить ответ. Ей было интересно. Но ответа снова пришлось ждать долго.

— Через два месяца после их свадьбы. В феврале.

Мариэлла вспомнила, что именно в феврале Малкольм впервые уехал из Нью-Йорка и не взял ее с собой. Он не стал выжидать. Именно тогда он начал охладевать к ней. Она-то думала, это потому, что она не зачала ребенка, а оказывается, в его жизнь уже вошла Бригитта, и вошла прочно.

— У вас не возникало чувства досады из-за того, что он женат не на вас, а на ней?

— Нет, я… — Вопросы защитника явно выводили ее из равновесия. — Я знала, что Малкольм… то есть мистер Паттерсон хочет ребенка… Ко мне он был очень щедр…

Это участники заседания уже слышали. Том не стал выяснять, почему Малкольм хотел, чтобы матерью его ребенка была Мариэлла, а не Бригитта. Вместо этого он спросил Бригитту, не планировал ли Малкольм жениться на ней в случае развода с Мариэллой. Бригитта ответила, что такой вопрос не обсуждался, и Том отметил про себя, что едва ли это правда. Прежде чем ответить, она бросила взгляд на Малкольма. Было очевидно, что у них были разговоры на эту тему.

Мисс Сандерс рассказала, что они с Малкольмом часто путешествовали вместе, ездили преимущественно в Германию, где у Малкольма были серьезные деловые интересы. Бригитта Сандерс заявила, что ее не смущало положение любовницы мистера Паттерсона. Сказала она это не слишком уверенно, так что Том Армур решил, что вряд ли ей можно верить. Затем она заявила, что никогда не видела, чтобы Мариэлла занималась с ребенком.

— Она постоянно лежала в постели с больной головой.

Бригитта говорила о Мариэлле тем же пренебрежительным тоном, что и слуги. Все, кроме Хейверфорда.

Бригитта прошла на свое место, откровенно демонстрируя красивые ноги и покачивая бедрами. Когда она проходила мимо Малкольма, он отвернулся.

После этого почти неделю никаких неожиданностей на процессе не происходило, суд заслушивал экспертов и полицейских. На месте преступления не было обнаружено никаких отпечатков пальцев. Против Чарльза не было других улик, кроме пижамы и игрушки, найденных в его доме, а Том Армур заявил, что эти вещи легко могли подбросить. Никто не видел мальчика в доме Делони, алиби Чарльза не вызывало сомнений. Обвинение не выглядело бесспорным, поэтому зал затаил дыхание, когда Чарльз Делони был вызван для дачи показаний. Произошло это на исходе четвертой недели процесса.

Чарльз, бледный и худой, торжественно произнес слова присяги, поклялся говорить правду и с тревогой посмотрел в сторону скамьи присяжных. Том Армур обговорил со своим клиентом заранее все подробности допроса, предупредил его о возможных тактических ошибках.

Для начала Том спросил, где именно Чарльз провел последние восемнадцать лет. Чарльз пояснил, что много лет он прожил во Франции, а в последнее время находился в Испании и сражался против Франко.

— В мировой войне вы ведь тоже участвовали, мистер Делони?

Чарльз ответил утвердительно. Выглядел он сейчас намного старше, чем в тот день, когда встретил Мариэллу в соборе Святого Патрика. Четыре месяца заключения были для него адом. И ко всему этому семейный юрист два дня назад сообщил ему, что его отец быстро угасает.

— В каком возрасте вы ушли добровольцем на фронт в мировую войну?

— Мне было пятнадцать лет. Том кивнул, показывая свое уважение к его смелости.

— Вы были ранены, сражаясь в рядах армии США?

— Да, в бою при Сен-Мигеле. После этого я вернулся в Америку и три года учился. В 1921 году я снова уехал в Европу. Учился в Оксфорде, некоторое время жил в Италии, затем переехал в Париж.

— Там вы и познакомились с вашей будущей женой, ныне миссис Паттерсон?

— Да.

Чарльз посмотрел на нее и вдруг улыбнулся, сам того не желая. Она же не знала, какого исхода суда она хочет. Конечно, она хочет справедливости. Как для Чарльза, так и для Тедди. Но бог весть, дождутся ли они справедливости.

— Мы познакомились в 1926 году. Ей было восемнадцать. В конце лета того же года мы поженились.

— Вы любили ее, мистер Делони? — спросил Том с таким видом, как будто это был самый главный вопрос. — Вы любили вашу жену?

— Да. Я ее очень любил. Она была молода… и прекрасна… Как светлый, веселый ангел… Ей все было внове, все ее радовало… — На какую-то минуту его мысли унеслись куда-то невообразимо далеко, а потом он виновато взглянул на Тома и тихо проговорил: