Глава 4

Мел, телевизионная бригада, Патти Лу, медсестра и мать Патти удобно устроились в отдельном салоне первого класса на борту самолета, вылетевшего из аэропорта имени Кеннеди. Патти лежала под капельницей под наблюдением высококвалифицированной медсестры. Ее порекомендовал врач, лечивший Патти Лу, и Мел молила Бога, чтобы ничего плохого не случилось в дороге. Она знала, что, долетев до Лос-Анджелеса, девочка окажется в опытных руках доктора Питера Галлама, но до этого в голову Мел лезли кошмарные мысли. Вдруг им придется сделать вынужденную посадку в Канзасе из-за умирающего ребенка, у которого остановилось сердце. Но полет прошел прекрасно, а в Лос-Анджелесе по распоряжению доктора Галлама их уже ждали два врача из его бригады и машина «Скорой помощи». Патти Лу с ее матерью сразу же отвезли в центральную городскую больницу. По предварительной договоренности с доктором Галламом Мелани не должна сопровождать их. Он хотел дать ребенку время привыкнуть к новой обстановке, согласился встретиться с Мел в кафетерии на следующее утро в семь часов. Тогда он кратко расскажет ей о состоянии Патти Лу и о методах ее лечения. Мел разрешили захватить блокнот и магнитофон, но телевизионной бригаде запретили присутствовать при этой встрече. Официальное интервью будет позже. Мелани с радостью поехала в гостиницу, позвонила двойняшкам в Нью-Йорк, приняла душ, переоделась и пошла прогуляться, наслаждаясь приятным весенним воздухом, но ее мысли постоянно возвращались к Питеру Галламу. Ей не терпелось встретиться с ним, и на следующее утро в шесть часов она вскочила с постели и поехала во взятой напрокат машине в центральную городскую больницу.

Ритмично стуча каблуками по кафельному полу, Мелани повернула налево в конце бесконечного вестибюля и прошла мимо двух уборщиков со швабрами.

Они оценивающе посмотрели ей вслед, пока она не остановилась перед кафетерием, прочитала надпись и распахнула двойные двери. Ей в ноздри ударил густой аромат свежесваренного кофе. Оглядев ярко освещенный зал, она удивилась, как много людей находилось там в столь ранний час.

За столиками сидели сестры, пившие кофе или завтракавшие между сменами, стажеры, заскочившие передохнуть, молодые врачи, заканчивающие долгую ночь горячим завтраком или бутербродом, и пара посетителей, сидящих в сторонке с печальными лицами, явно всю ночь прождавшие новостей о больных родственниках или друзьях, находящихся в критическом состоянии. Одна женщина тихо плакала, утирая платком слезы, в то время как женщина помоложе, тоже вытиравшая слезы, старалась успокоить первую. Сцена была полна контрастов: молчаливая усталость молодых врачей, веселье и болтовня медсестер, печаль и напряженность людей, посещавших пациентов, и за всем этим стук подносов и пар от машины, где мылась посуда. Это было похоже на оперативный центр странного современного города, на командный пункт межпланетного корабля, летящего в космическом пространстве, полностью оторванного от остального мира.

Оглядываясь вокруг, Мелани гадала, кто же из людей в белых халатах Питер Галлам. Там было несколько мужчин среднего возраста в накрахмаленных белых халатах, с серьезным видом обсуждавших что-то за кофе, но почему-то ни один из них не показался ей похожим на него, каким она его себе представляла, да и никто из них не двинулся ей навстречу. По крайней мере, он должен знать, как она выглядит.

— Мисс Адамс? — Она вздрогнула от звука голоса, раздавшегося прямо за ее спиной, и на одном каблуке развернулась лицом к нему.

— Да?

Он протянул сильную, прохладную руку:

— Я — Питер Галлам.

Пожимая руку, она смотрела на резко высеченное, красивое, с правильными чертами лицо мужчины с седыми волосами и голубыми глазами, излучавшими улыбку, не коснувшуюся его губ. Несмотря на разговоры по телефону, он оказался совсем не таким, каким она его представляла. Мысленно она нарисовала совсем другой портрет. В действительности он оказался намного выше, очень крепкого телосложения.

Накрахмаленный белый халат, надетый поверх голубой рубашки, плотно облегал его плечи. По его виду можно было мгновенно догадаться, что в колледже он играл в футбол.

— Давно ждете?

— Вовсе нет.

Мелани последовала за ним к столику, слегка потеряв контроль над собой, что немного раздосадовало ее. Она привыкла сама производить впечатление на тех, с кем общалась, а сейчас ей казалось, что он просто ведет ее на поводке. Он обладал невероятной притягательной силой.

— Кофе?

— Да, пожалуйста.

Их взгляды встретились, и каждый заинтересовался, что найдет в другом: друга или врага, сторонника или противника. Но в данный момент их объединяло одно: Патти Лу, и Мел не терпелось спросить его о ней.

— Со сливками и с сахаром?

— Нет, спасибо. — Она сделала движение, собираясь встать с ним в очередь к прилавку, но он махнул рукой в сторону свободного стола.

— Не беспокойтесь. Я сейчас вернусь. Займите столик.

Он улыбнулся, и она почувствовала прилив нежности. Через минуту он вернулся с двумя чашками, дымящегося кофе, с двумя стаканами апельсинового сока и тостами.

— Думаю, что вы еще не завтракали. — Он был славным и заботливым. Она сразу же почувствовала к нему расположение.

— Спасибо. — Мел улыбнулась ему, но больше не смогла удержаться от вопроса:

— Как Патти Лу?

— Она прекрасно устроилась вчера вечером. Это смелая девочка. Ей даже не понадобилось присутствие мамы.

Но Мел подозревала, что это явилось следствием радушного приема со стороны Питера Галлама и его бригады, и она оказалась права. Душевное спокойствие пациентов играло для него самую важную роль, что было редким качеством у хирурга. Он провел несколько часов с Патти Лу после ее приезда, стараясь узнать ее как личность, а не просто ради сбора информации. После смерти Салли у Питера не было других больных в тяжелом состоянии, требовавших постоянного внимания, теперь все его мысли занимала только Патти.

— Каковы ее шансы, доктор? — Мел не терпелось услышать, что он думает, и она надеялась, что прогноз будет утешительным.

— Мне бы хотелось сказать, что ее шансы велики, но это не так. Полагаю, в данной ситуации более точным определением будет «неплохие».

Мел хмуро кивнула и отпила глоток кофе.

— Вы сделаете ей пересадку сердца?

— Если у нас появится донор, что маловероятно.

Доноры для детей бывают крайне редко, мисс Адамс.

Полагаю, моя первая мысль была правильной. Надо как можно лучше отремонтировать ее собственное сердце и, возможно, поставить клапан свиньи вместо сильно поврежденного.

— Клапан свиньи? — Мел слегка встревожилась.

Он кивнул:

— Да, думаю, что так, или клапан овцы.

Применение клапанов животных уже давно вошло в практику и стало обычным, по крайней мере у Питера.

— Когда?

Он вздохнул и прищурился, задумавшись, а она наблюдала за ним.

— Сегодня мы проведем ряд исследований и, возможно, завтра прооперируем.

— А она сможет перенести операцию?

— Думаю, да.

Они встретились взглядами и долго смотрели друг на друга. В этом деле никто не давал гарантий. Нельзя было предсказать победу, прогнозировать можно только поражение. С этим трудно было мириться день за днем, и ее восхищало то, что он делал. Мелани так и подмывало сказать ему это, но ей показалось, что такое признание прозвучит сейчас неуместно, поэтому она промолчала и вернулась к разговору о Патти Лу и о репортаже. Спустя некоторое время Питер испытующе посмотрел на Мел. Она проявляла такое искреннее участие в судьбе девочки. Она была не просто репортером.

— Почему вас так заинтересовал этот случай, мисс Адамс? Еще один репортаж или нечто большее?

— Она — особенная девочка. За нее трудно не волноваться.

— Вы всегда так заботитесь о людях, попадающих в ваше поле зрения? Это, должно быть, выматывает?

— Ас вами разве не так? Вы ведь переживаете за всех своих пациентов, доктор?

— Почти всегда. — Он говорил с ней откровенно, и ему нельзя было не поверить. Вероятно, пациенты, за которых он волновался в меньшей степени, составляли крайне редкое исключение. Она уже почувствовала это. Затем он, улыбаясь, с любопытством посмотрел на нее; она наблюдала за ним, положив руки на колени. — Вы не захватили блокнота. Значит ли это, что вы записываете нашу беседу на магнитофон?

— Нет. — Она спокойно покачала головой и улыбнулась. — Не записываю. Мне хотелось, чтобы мы могли получше узнать друг друга.

Такая возможность заинтриговала его, и он не смог удержаться от следующего вопроса:

— Зачем?

— Потому что так я смогу лучше подготовить репортаж Не на бумаге, не с помощью магнитофонной записи, а просто наблюдая, слушая, узнавая вас Она была мастером в своем деле, настоящим профессионалом, и он почувствовал это. Питеру Галламу понравилось, что в лице Мелани он видит достойного себе оппонента, и это возбуждало его; и неожиданно он предложил ей то, чего не собирался делать.

— Хотите сейчас пойти со мной на обход? Просто ради интереса.

У нее засверкали глаза. Неожиданное приглашение польстило ей и вселило надежду, что она понравилась ему, а может быть, он уже начал доверять ей.

Это имело большое значение для успешной подготовки любого репортажа.

— С удовольствием, доктор. — Она позволила себе взглядом выразить, насколько тронута этим предложением.

— Вы могли бы звать меня Питером.

— Если вы будете называть меня Мел.

Они обменялись улыбками.

— Договорились.

Вставая, он коснулся ее плеча, и она поднялась, радуясь представившейся возможности сопровождать его во время обхода. Она не могла и мечтать об этом и была признательна ему. Когда они выходили из кафетерия, он вновь с улыбкой обернулся к ней:

— На моих пациентов ваше появление здесь произведет большое впечатление, Мел. Я уверен, что они все видели вас по телевизору.

Это почему-то удивило ее, и она улыбнулась.

— Не уверена. — Мел отличалась скромностью, за которую люди, хорошо знавшие ее, подтрунивали над ней, особенно Грант и дочери.

Но на сей раз он засмеялся:

— Вы же понимаете, что вряд ли кто-то не знает вас. Пациенты с сердечными заболеваниями тоже смотрят программу новостей по телевизору.

— Я просто думаю, что телезрители не узнают меня в обыденной обстановке.

— Уверяю вас, узнают. — Он опять улыбнулся, и Мелани кивнула в ответ. Ему казалось странным, что за годы работы на телевидении она так и не осознала свою популярность. Он ожидал встретить совсем иного человека.

— Во всяком случае, доктор Галлам, — продолжала она, — здесь вы звезда.

— Вряд ли меня можно назвать звездой, Мел. — Он произнес это с серьезным видом. — Я просто работаю в прекрасном коллективе. Поверьте, мои пациенты придут в восторг, увидев вас, а не меня. — Он вызвал лифт, и они поднялись на шестой этаж и оказались среди группы врачей в белых халатах и медсестер с отдохнувшими лицами. Была пересменка.

— Знаете, мне всегда импонировали ваши взгляды и то, как вы ведете репортажи, — говорил он негромко, пока лифт останавливался на каждом этаже, и Мел заметила, что две медсестры украдкой поглядывают на нее. — В вашем подходе чувствуются прямота и честность. Полагаю, именно поэтому я пошел на это.

— Какими бы ни были ваши мотивы, я рада, что вы согласились. Патти Лу нужна ваша помощь.

Он кивнул, так как не мог не согласиться с Мел.

Когда спустя несколько минут они расположились в его боксе на шестом этаже, он откровенно посмотрел на нее и постарался объяснить степень риска и опасность, связанные с пересадкой сердца. Он предупредил, что она вправе отказаться от репортажа, если у нее сложится отрицательное впечатление Можно добиться важных результатов, рассказав все, ничего не скрывая от прессы, и, если ей удастся правильно отразить суть происходящего, она сможет положительно повлиять на общественное мнение, но ему показалось, что Мел поражена описанной им степенью риска и летальными исходами — Вы считаете, у меня может сложиться впечатление, что пересадка сердца вообще не нужна? Вы это хотите сказать, Питер?

— Такая реакция вполне возможна. Действительно, пациенты умирают после пересадки сердца, и довольно скоро. Мы даем им только шанс, причем иногда не слишком благоприятный. Риск велик, и в большинстве случаев шансы ничтожны, но они есть, и пациент решает сам. Некоторые не желают подвергаться такому испытанию и отказываются воспользоваться этой возможностью. Я с уважением отношусь к их решению. Но если они предоставляют мне право помочь им, то я стараюсь сделать все, что в моих силах. Я не выступаю за трансплантацию сердца всем больным: это было бы безумием. Но для некоторых — это единственный выход, а в настоящее время мы стремимся найти новые подходы к решению проблемы. Мы не можем оперировать, пересаживая только сердца доноров: нам их требуется намного больше, поэтому мы ищем другие пути, а общественность противится этому процессу. Люди думают, что мы пытаемся взять на себя роль Бога, а это не так. Мы стараемся спасти жизнь людям и делаем все возможное, только и всего.

Питер встал. Мел поднялась следом за ним. Глядя на нее с высоты своего роста, он предложил:

— Скажите мне ваше мнение сегодня в конце дня, только не скрывайте, если не согласны с целями, которые мы преследуем. — Прищурившись, он посмотрел на нее:

— Мне действительно интересно, что вы думаете. Вы — умная женщина, не искушенная в этой области. Вы посмотрите на нашу работу свежим взглядом. — У него мелькнула еще одна мысль, когда они выходили из бокса. — Признайтесь, Мел, не сложилось ли у вас уже предвзятое мнение об этом? — На ходу он внимательно изучал выражение ее лица, она нахмурилась.

— Честно говоря, я еще не совсем уверена. Я думаю, что все, что вы делаете, имеет смысл. Но должна признаться, меня пугают отрицательные результаты, о которых вы говорили. Шансы на сравнительно долгую жизнь столь малы.

Он пристально посмотрел на нее.

— Срок, который может показаться неприемлемым для вас, возможно, может оказаться последним лучиком надежды для умирающей женщины, мужчины или ребенка. Для них даже еще два месяца… два дня… два часа жизни кажутся даром судьбы. Честно говоря, летальные исходы ужасают и меня. Но разве у нас есть выбор? В данный момент это самое лучшее, на что мы способны.

Она кивнула и последовала за ним в холл, думая о Патти Лу и наблюдая, как он стал читать истории болезни пациентов: лицо у него было сосредоточенным, брови насуплены; он задавал вопросы, рассматривая результаты исследований. Вновь и вновь Мел слышала названия лекарств, назначаемых пациентам после пересадки, чтобы предотвратить отторжение донорского сердца Тогда она стала записывать для себя те вопросы, которые хотела задать ему, когда он освободится. О воздействии этих препаратов, какое влияние они оказывают на организм и на мозг пациентов.

Вдруг она заметила, что Питер Галлам встал и быстро двинулся через холл. Она сделала несколько шагов вслед за ним, но затем остановилась в нерешительности, и, как будто почувствовав ее замешательство, он внезапно обернулся к ней и махнул рукой.

— Пошли. — Он указал на стопку белых халатов, лежавших на каталке из нержавеющей стали, и дал ей знак взять халат, что она и сделала на бегу, догоняя Питера и стараясь натянуть халат. В руках у него были истории болезней; два стажера и медсестра почтительно следовали за ним Рабочий день Питера Галлама начался. Он снова улыбнулся Мел и толкнул дверь в первую палату, в которой оказался пожилой мужчина. Две недели назад ему сделали шунтирование, и он заявил, что вновь чувствует себя молодым. Однако он не очень-то походил на юношу. У него был усталый, бледный, болезненный вид, но, выйдя из палаты, Питер заверил ее, что тот скоро поправится, и они перешли в следующую палату, где у Мел защемило сердце при виде маленького мальчика, лет пяти-шести, но на самом деле ему было уже десять. Он страдал врожденным пороком сердца и легких. Ужасные хрипы вырывались из его тщедушного тельца. Ему собирались произвести пересадку сердца и легких, но таких операций было сделано настолько мало, что врачи считали преждевременным оперировать маленького пациента, а пока принимались временные меры для поддержания его жизни. Мелани наблюдала, как Питер сел на стул возле его кровати и начал подробно расспрашивать мальчика. Она отвернулась, чтобы скрыть навернувшиеся на глаза слезы. Выходя из палаты, Питер ласково коснулся ее плеча, желая ее утешить.

В следующей палате лежал мужчина, которому уже сделали пересадку сердца, но в организм пациента попала инфекция, представляющая большую угрозу для его жизни. Тяжело больных людей опасность подстерегала повсюду. Она таилась в их ослабленных телах и даже в воздухе. Еще один пациент находился в коматозном состоянии, и, быстро переговорив с медсестрой, Питер не стал задерживаться в этой палате.

Они перешли к двум мужчинам с лунообразными лицами, которым была сделана трансплантация сердца около года назад. Мелани уже знала, что это побочный эффект стероидов, которые принимают больные.

Но с этим можно было в конце концов справиться.

Встреча с пациентами доктора Галлама еще больше убедила ее, насколько ничтожны их шансы на успех.

Вернувшись в бокс, Питер ответил на ее вопросы. Приближался полдень. Обход двадцати палат длился четыре часа.

— Шансы? — Питер взглянул на нее. — После пересадки сердца шестьдесят пять процентов пациентов имеют шанс прожить год. Так что, грубо говоря, двое из трех пациентов живут еще в течение года.

— А дальше?

Он вздохнул. Он ненавидел эти статистические данные. Они ежедневно сражались с ними.

— Ну, самое большое, что мы можем ожидать, — это пятьдесят на пятьдесят в течение пяти лет.

— А потом? — Теперь она делала пометки в блокноте, угнетенная статистикой.

— На сегодня это все. Пока мы не в силах добиться большего.

Он произнес это с сожалением, и они одновременно подумали о Патти Лу, мечтая, чтобы у нее оказалось шансов больше. Она имела на это право. Как и все остальные.

— Почему они так быстро умирают? — мрачно спросила Мел.

— В основном из-за отторжения в любой форме.

Кроме того, мы сталкиваемся еще с одной большой проблемой — инфекциями, которым наши пациенты особенно подвержены.

— И вы ничего не можете сделать? — Как будто это зависело от него. Она приравнивала его к Богу, совсем как некоторые пациенты. Они оба знали, что это несправедливо. Просто ей хотелось, чтобы он на самом деле был всемогущим.

— Пока мы бессильны. Хотя некоторые новые препараты, возможно, изменят положение дел. В последнее время мы стали кое-что применять, и вполне вероятно, это поможет. Только вы должны помнить, — мягко обратился он к ней, как будто она была ребенком, — что без нового сердца у этих людей не было бы никаких шансов. Они понимают это и готовы пойти на все, если хотят жить.

— Что вы хотите сказать?

— Некоторые не хотят. Они просто не желают выносить все это.

Он кивнул в сторону историй болезни и откинулся на спинку кресла, держа в руке чашку с кофе.

— Для этого требуется большая выдержка.

Теперь она поняла еще кое-что. От него тоже требовалась огромная выдержка. Он был своего рода матадором, выходящим на ринг сражаться с быком по имени Смерть. Ее интересовало, как часто не оправдывались его надежды. И, словно прочитав ее мысли, он вдруг тихо произнес:

— Моя жена отказалась бороться за жизнь. — Он опустил глаза, а Мел смотрела на него, как будто ее пригвоздили к стулу. Что он сказал? Его жена? — У нее была первичная легочная гипертензия. Не знаю, слышали ли вы о такой болезни или нет. Она поражает легкие, а затем и сердце, и в таком случае требуется пересадка сердца и легких. Но к тому времени во всем мире были проведены только две подобные операции.

Конечно, я не стал бы сам делать эту операцию, — он вздохнул и подался вперед, — ее прооперировал бы кто-нибудь из моих коллег, или мы могли бы отвезти ее к самому лучшему специалисту в мире, но она сказала «нет». Она хотела умереть такой, какой была, и не подвергать себя тем мучениям, через которые проходят, как она знала, все мои пациенты только для того, чтобы в любом случае умереть через полгода, год или два. Она спокойно встретила смерть.

Слезы заблестели у него на глазах.

— Я не встречал еще таких людей. — У него сорвался голос. Затем, справившись с волнением, он продолжил:

— Это произошло полтора года назад. Ей было сорок два года. Вероятно, мы могли бы все изменить. Но ненадолго. — Теперь он заговорил профессиональным тоном:

— В прошлом году я сделал две операции по пересадке сердца и легких. По весьма понятным причинам я особенно серьезно отношусь к этому. Нет оснований сомневаться в успехе подобных трансплантаций. — Но для его жены было уже слишком поздно. И в душе он никогда не откажется от борьбы, как если бы у него был шанс убедить ее позволить ему попытаться спасти ее. Мел с состраданием наблюдала за ним, сочувствуя его горю.

— Сколько у вас детей? — осторожно спросила Мелани.

— Трое. Марку — семнадцать, Пам исполнится четырнадцать в июне, а Мэтью шесть. — Вспомнив о детях, Питер Галлам улыбнулся и взглянул на Мел. — Они все замечательные ребята, а Мэтью такой забавный малыш. — Он поднялся, тяжело вздохнув. — Им всем было нелегко, но тяжелее всех переживал смерть матери Мэтью. Пам в таком возрасте, когда она действительно нуждается в Анне, но у нее есть только я.

Я стараюсь каждый день вернуться домой пораньше, но всегда возникает какая-нибудь непредвиденная ситуация. Чертовски трудно растить детей одному.

— Я знаю. У меня такая же проблема.

Он обернулся и посмотрел в глаза Мел, как будто не расслышал, что она сказала.

— Она могла бы по крайней мере дать нам шанс.

Голос Мел прозвучал очень мягко:

— Но скорее всего сейчас ее уже не было бы с вами. С этим, должно быть, очень трудно смириться.

Он медленно кивнул, с грустью глядя на Мел.

— Да. — А затем, спохватившись, что слишком сильно разоткровенничался, поспешно взял истории болезни, как будто желая хоть чем-то восстановить между ними границу. — Извините. Не знаю, зачем я рассказал вам об этом. — Но Мел не удивилась; люди часто раскрывали ей душу, просто на сей раз все произошло намного быстрее, чем обычно. Он попытался загладить все улыбкой. — Почему бы нам сейчас не навестить Патти Лу?

Мел кивнула, все еще глубоко тронутая его рассказом. В данный момент было трудно подыскать нужные слова утешения, и она почти обрадовалась возможности увидеть малышку.

Девочка заулыбалась, увидев их обоих, и это напомнило Мел причину ее приезда в Лос-Анджелес.

Они немного поболтали с Патти Лу, и, прочитав результаты ее обследований, Питер остался доволен. Он по-отечески посмотрел на девочку.

— Знаешь, завтра у тебя будет грандиозный день.

— Да? — У нее широко раскрылись глазенки; она казалась одновременно обрадовавшейся и неуверенной.

— Мы хотим отремонтировать твое сердечко, Патти, чтобы оно было как новое.

— Тогда я смогу играть в бейсбол?

Мел и Питер улыбнулись.

— Ты этого хочешь?

— Да, сэр! — Она сияла от радости.

— Посмотрим. — Он ласково объяснил ей, какие процедуры будут делать ей завтра, осторожно, такими словами, которые она могла понять, и хотя девочка казалась встревоженной, но явно боялась не так сильно.

И было видно, что ей очень понравился Питер Галлам. Она огорчилась, когда они направились к выходу. Питер взглянул на часы. Была уже половина второго.

— Как насчет ленча? Вы, должно быть, умираете от голода.

— Кажется, — улыбнулась она. — Но я так увлеклась всем происходящим, что забыла о еде.

Питер выглядел довольным.

— Я тоже.

Они вышли из больницы и направились к его машине.

— Вы всегда так много работаете? — поинтересовалась Мел. Питер удивился.

— В основном да. Остается мало свободного времени. Невозможно даже на день отрешиться от дел.

— А ваша бригада? Разве нельзя поделить обязанности?

— Конечно, так мы и поступаем. — Но по его тону она засомневалась в правдивости ответа. Создавалось впечатление, что он почти всю ответственность брал на себя и ему это нравилось.

— А как дети относятся к вашей работе?

Он задумался на мгновение, прежде чем ответить.

— Видите ли, я не знаю точно. Марк собирается заняться юриспруденцией, Пам каждый день меняет свои увлечения, особенно сейчас, ну а Мэтью, конечно, еще слишком мал, чтобы задумываться о том, кем он хочет стать, когда вырастет, хотя в прошлом году он решил, что будет слесарем-ремонтником. — Питер Галлам засмеялся. — Полагаю, я им и являюсь, не так ли? — Он усмехнулся, глядя на Мел. — Ремонтник. — Они вместе засмеялись, радуясь теплому весеннему воздуху. Солнце пригревало, и Мелани заметила, что за стенами больницы он казался моложе. И почему-то вдруг она ясно представила его с детьми.

— Куда мы поедем обедать? — Он улыбался ей с высоты своего роста, чувствуя себя на удивление спокойно. Теперь их связывала дружба. Он открыл Мел свою душу и рассказал об Анне. И впервые за долгое время ему вдруг стало легко на сердце. Питеру захотелось отпраздновать свое преображение, и Мел улыбнулась, почувствовав его настроение. Что-то в нем напоминало ей о том, как она подружилась с Грантом, но в то же время Мел ощущала, что испытывает нечто большее к этому человеку. Питер привлекал ее своей силой, мягкостью, ранимостью, открытостью, своей скромностью в сочетании с огромным успехом.

Он был необычным человеком, а глядя на нее, Питер Галлам думал почти то же самое о ней. Он радовался, что пригласил ее на ленч. Они заслужили перерыв, славно поработав. Мел говорила себе, что это поможет при подготовке интервью.

— Вы хорошо знаете Лос-Анджелес? — поинтересовался он.

— Не очень. Когда я приезжала сюда в командировки, у меня никогда не хватало времени осмотреть город и спокойно поесть. — Питер улыбнулся, потому что и с ним случалось такое же — Подозреваю, что вы обычно не выходите на ленч, ведь правда? — с улыбкой спросила Мелани.

— Изредка. Обычно я ем здесь. — Он махнул рукой в сторону больницы и остановился возле своей машины. Это был огромный, просторный серебристо-серый «Мерседес» — седан, удививший Мел. Машина явно не подходила ему, и он прочел ее мысли.

— Я подарил ее Анне два года назад. — Он произнес это тихо, но на этот раз в его голосе не было столько горечи. — В основном я езжу на маленьком «БМВ», но сейчас автомобиль в ремонте. А пикап я оставил нашей экономке и Марку.

— Экономка ладит с детьми? — Они ехали в сторону Вилширского бульвара.

— Прекрасно Я бы просто растерялся без нее.

Она немка и живет с нами с рождения Пам. Анна сама растила Марка, но, когда родилась Пам, у нее уже болело сердце, и мы наняли эту женщину в качестве няни на полгода, но с тех пор прошло уже четырнадцать лет. Она для нас просто дар божий, — он заколебался, но только на мгновение, — с тех пор, как умерла Анна. — Он начинал привыкать к этим словам.

Мел подхватила эту тему:

— У меня чудесная женщина из Центральной Америки, которая помогает мне управляться с моими дочками — Сколько им лет?

— Почти шестнадцать. Исполнится в июле.

— Обеим? — Он удивился, на этот раз засмеялась Мел.

— Да. Они двойняшки.

— Очень похожи?

— Нет, абсолютно разные. Одна — стройная, рыжеволосая и, как говорят, моя копия, хотя я в этом не уверена. А вторая уж точно совершенно не похожа на меня, пухленькая блондинка, из-за которой у меня всякий раз замирает сердце, когда она идет гулять. — Она улыбнулась, а Питер рассмеялся.

— За последние два года я пришел к выводу, что легче иметь сыновей. — Улыбка исчезла при мысли о Пам. — Моей дочери было двенадцать с половиной, когда умерла Анна. Думаю, потеря матери совпала с наступлением половой зрелости и в совокупности слишком тяжело подействовала на нее. — Он вздохнул. — Переходный возраст труден для любого ребенка, хотя с Марком не было проблем. Но, конечно, тогда еще была жива Анна.