А утром Саша поехала в клинику – она хотела побыть с мужем наедине. До этой минуты Саша не могла себе представить Артура мертвым, не могла поверить, что его больше нет. Она была похожа на привидение. По она не плакала. Она была в глубоком шоке. Саша простилась с любимым человеком, сказала ему все слова любви и скорби. И ей казалось, что Артур слышит ее. Потом надо было ехать в похоронное бюро, чтобы сделать необходимые распоряжения. Потом к ним домой приехал священник. И все это время рядом с Сашей была верная Марси. Ксавье поехал к сестре. Когда священник ушел, Саша, обессиленная и опустошенная, повернулась к Марси.

– Поверить не могу, что все это происходит наяву. Все жду, что мне скажут, что это страшный сон. Но это правда, да, Марси?

Та утвердительно кивнула.

Кое-как этот день они пережили. Саша делала все необходимое как зомби, но находила в себе силы, чтобы утешить детей. Вечером они сели поужинать. Татьяна легла спать в своей старой спальне, а Ксавье ушел с друзьями. Саша одна сидела в гостиной и смотрела в пустоту. Она не могла заставить себя встать и пойти в спальню, ей нужен был муж и больше никто. Когда в изнеможении она все же прилегла, уснуть все равно не удалось, она зарылась лицом в пахнущую его туалетной водой подушку и заплакала. Верная Марси так и не ушла к себе, она легла рядом – на диване. Вечером Саша несколько часов провела на телефоне, обзванивая друзей семьи и сообщая о предстоящих похоронах. Позвонила и в Париж. Многие сотрудники галереи собирались приехать на похороны.

Марси заказала цветы, Саша выбрала музыку. В течение всего дня заезжали друзья и предлагали помощь. Из близких друзей и сослуживцев Артура выбрали тех, кто понесет гроб. Еще Саше надо было подобрать траурный костюм. Когда она это делала, ей все время казалось, что сейчас она упадет в обморок. Словно в забытьи, одевалась она на церемонию. Все остальное она вспоминала как в тумане.

После похорон все собрались у Саши в доме. Саша что-то говорила друзьям, отдавала какие-то распоряжения, но в ее сознании не запечатлелось ничего, кроме нереальности происходящего и глухой тоски. Она все еще пребывала в шоке. И дети тоже. Они цеплялись друг за друга, как люди, оказавшиеся за бортом тонущего корабля. И у Саши было такое же ощущение. Но самое тяжкое ждало их на следующий день. Надо было жить дальше, только уже без Артура. Изо дня в день испытывать эту муку. Выдержать это было невозможно. Это было все равно, что лечь на операционный стол без наркоза. Саша не могла себе представить, как будет каждое утро просыпаться и не видеть рядом любимого лица. И так – до конца дней. Все самое дорогое и чудесное рассыпалось, вмиг превратившись в прах. Жизнь без Артура не имела смысла, просыпаться по утрам стало невыносимо тяжело, у Саши не было сил снова включаться в жизнь, ждать абсолютно нечего, не для чего жить, разве что для детей.

Через две недели Ксавье вернулся в Лондон. Он часто звонил. Татьяна вышла на работу еще раньше. Саша звонила ей ежедневно, но дочь каждый раз разражалась слезами. Если не считать деликатного сочувствия подчиненных и преданности Марси, единственным утешением для Саши служили разговоры с теми из ее подруг, кто пережил подобное горе. Она общалась с ними сначала через силу, эти беседы повергали ее в депрессию, но по крайней мере она видела, что каждая из них так или иначе приспособилась к новой жизни. Правда, в этой жизни их не ждало счастье и радость.

Алана Аппельбаум, чей муж дружил с Артуром и чей день рождения Саша пропустила из-за похорон, сразу сказала, что первый год будет особенно мучительным. Да и потом в любой момент может накрыть нежданная тоска. Но когда минул год со смерти мужа, Алана буквально заставила себя снова вести светский образ жизни. Она не избегала новых знакомств с мужчинами, правда, ни одного достойного человека она пока не встретила, но она хотя бы не сидела дома одна и не оплакивала свою загубленную жизнь. По теории Аланы, даже самый захудалый поклонник лучше одиночества.

Сашина французская подруга, потерявшая мужа три года назад в результате несчастного случая на горнолыжном курорте, смотрела на проблему иначе. Она считала, что лучше быть одной, чем с каким-то недоумком. Ей было сорок пять, овдовела она в сорок два и была убеждена, что приличного спутника жизни уже не найти – они все «разобраны». А те, что есть, – либо глупы, либо непорядочны. Она не уставала повторять, что жить одной лучше. Но Саша отлично знала, что в последние годы подруга много пьет. И часто, звоня Саше, чтобы ее утешить – и при этом всегда забывая про разницу во времени, – она оказывалась пьяна. Не так-то, выходит, ей и хорошо одной.

После этих звонков Саша говорила Марси:

– Может быть, спиться – лучший выход?

Слушать подруг было невыносимо. А разведенных – и того хуже. Тем не нужно было жить с нестерпимым горем, можно было спрятаться за свою ненависть к бывшему мужу, особенно если тот ушел к молодой. Саша слушала, и ей делалось страшно. В результате она стала сторониться своих приятельниц, замкнулась и попыталась забыться в работе. Порой это помогало. Но в большинстве случаев – нет.

Первое Рождество без Артура превратилось в череду больших и маленьких испытаний. К ней приехали Ксавье и Татьяна, и в полночь все трое сидели за столом в слезах. Подарки никто не торопился, как бывало прежде, открывать. И все-таки дети доставили Саше радость. Татьяна подарила ей дивный кашемировый палантин – Саша все время мерзла, должно быть, из-за того, что плохо спала и почти ничего не ела. А Ксавье привез серию художественных альбомов, о которых она давно мечтала. Но что за Рождество без Артура?

На другой день дети уехали с друзьями кататься на лыжах. А в новогоднюю ночь она с вечера приняла снотворное и проспала до двух часов дня, радуясь, что удалось пропустить праздники. Никаким особым образом они с Артуром Новый год никогда не отмечали, но по крайней мере они всегда были вместе.

Только к маю Саша постепенно начала приходить в себя. Прошло уже семь месяцев после смерти Артура. Все это время Саша раз в месяц летала в Париж, где ее дни были до предела насыщены делами, а вечера она проводила дома – в одиночестве. И как можно скорее она возвращалась в Нью-Йорк. По возможности Саша перепоручала дела управляющим обеих галерей и была благодарна им за помощь и понимание. Без их участия ей пришлось бы нелегко. Она до сих пор чувствовала себя потерянной. А хуже всего были воскресные дни, будь то в Париже или в Нью-Йорке, ведь заниматься делами в эти дни она не могла. В Саутгемптоне Саша не была с того дня, как умер Артур. Не могла она там находиться без него. Но и продавать дом она не хотела. Пусть все останется как есть. Саша сказала детям, чтобы пользовались домом на свое усмотрение. Она вообще не могла решить, как ей жить дальше. Работа больше не приносила радости, но хотя бы служила единственным утешением. Все остальное было сплошное бездонное отчаяние. Впервые в жизни она испытывала такую горечь и безнадежность.

Оба управляющих и даже Марси уговаривали ее побольше общаться с друзьями. Саша месяцами никому не звонила, разве что только по делам галереи. Да и деловые звонки она старалась по возможности поручать другим сотрудникам. Ей ни с кем не хотелось говорить, а тем более встречаться.

Но вот в мае вдруг в ней произошел какой-то перелом, Саша наконец почувствовала себя лучше. К своему удивлению, когда в июне Алана пригласила ее на ужин, Саша согласилась, правда, тут же об этом пожалела. А когда настал день отправляться к подруге, пожалела еще больше. Ей совсем не хотелось думать о нарядах и о светском общении. Марси постоянно твердила, что Артур бы не хотел, чтобы она запиралась в четырех стенах, что он пришел бы в ужас, если б увидел, в каком она состоянии. Саша похудела почти на двадцать фунтов. Те, кто ее не знал, считали, что она отлично выглядит, но им было невдомек, в чем здесь дело. В их представлении, стройность была синонимом хорошей формы, даже если ее причина – большая утрата.

И вот июньским вечером Саша впервые появилась на людях. Она надела брючный костюм из черного шелка и туфли на каблуках, а волосы, как всегда, забрала в пучок. Бриллиантовые серьги были последним рождественским подарком Артура. Вдевая их в уши, Саша заплакала.

Большинство приглашенных были Саше знакомы. У Аланы появился новый ухажер, насей раз на удивление приятный. Он был искренне рад знакомству с Сашей. Оказалось, что он коллекционирует современную живопись и даже пару раз покупал что-то у нее в галерее. Испытание началось тогда, когда выяснилось, что Алана попросила его привести с собой друга, чтобы тот составил пару Саше. Друг был умен и даже интересен как собеседник, если не считать того, что он терзал Сашу вопросами, как если бы она пришла к нему на свидание, назначенное по Интернету. Ей бы такое ив голову не могло прийти ни сейчас, ни когда-нибудь еще. Про Алану она знала, что та не раз ходила на такие свидания, одна мысль о которых повергала Сашу в ужас. Нет, она ни с кем не станет встречаться, ни с этим «другом», ни с кем другим. Она всегда будет помнить своего Артура.

– И сколько у вас детей? – спрашивал тем временем новый знакомый. Гостей как раз пригласили к столу, и Саша подумала, не сбежать ли, сославшись на внезапный приступ мигрени. Почему они не оставят ее в покое? Ее раны еще не зажили. Ей не нужна замена Артуру. И никогда не будет нужна.

– У меня двое взрослых детей, – холодно ответила она.

– Это прекрасно, – обрадовался собеседник. Он уже успел сообщить, что работает биржевым маклером и вот уже четырнадцать лет как в разводе. На вид ему было лет пятьдесят, то есть на пару лет больше, чем ей.

– Ничего в этом хорошего нет, – грустно улыбнулась она. – Дети выросли и покинули наш дом. Я страшно скучаю по тому времени, когда они были маленькие и жили со мной. – Ее слова повергли его в недоумение.

– Но вы ведь не планируете больше иметь детей? – У нее было такое чувство, будто ее собеседник заполняет опросный лист.

– Я бы с удовольствием, но я вдова. – По ее мнению, это был исчерпывающий ответ, но собеседник думал иначе.

– Вы вполне можете снова выйти замуж. – Он с легкостью списал Артура в архив и двинулся дальше. Но не Саша.

– Я не собираюсь снова замуж, – заявила она сердито.

Хозяйка рассадила гостей, и Саша с раздражением отреагировала на то, что брокер сидит рядом с ней. Алана явно сделала это с расчетом.

– Как долго вы были замужем? – возобновил он свои расспросы.

– Двадцать пять лет, – сухо ответила Саша. Какой надоедливый!

– Что ж, тогда понятно, почему вы не хотите снова замуж. Надоело, небось, за столько-то лет, а? Я был женат одиннадцать лет, и мне хватило.

Саша с удивлением посмотрела на него и надолго замолчала.

– Мне мой брак не надоел, – твердо заявила она наконец. – Я своего мужа очень любила.

– Сочувствую, – проговорил он, принимаясь за закуску. Это была единственная передышка. – Скорее всего, вы вспоминаете свой брак в более радужном свете, чем оно было на самом деле. Такие иллюзии характерны для большинства овдовевших женщин. После смерти бывший супруг представляется чуть ли не святым. А при жизни отношения были куда более прозаическими, если не сказать более резко…

– Могу вас уверить, – возмутилась Саша, – что я была без ума от своего мужа. И это чистая правда, а никакая не иллюзия. – Ее тон не оставлял сомнений в искренности.

– Хорошо, хорошо, – сосед. – Верю на слово. И сколько у вас было романов после смерти мужа?

В этот момент на них посмотрела Алана и, видя, какое у Саши лицо, догадалась, что ее затея на грани провала. Саша сидела вся белая от возмущения.

– У меня не было ни одного романа, и не собираюсь их заводить. Никогда. Мой муж умер всего восемь месяцев назад, и я сегодня в первый раз вышла в общество!

Сосед уставился на нее в глубоком изумлении.

– Бог мой, да вы просто девственница! – Он произнес это так, словно говорил о чудачестве, но, вглядевшись в Сашино лицо, понял, что в этом скорее ее превосходство. Саша не растерялась:

– Ошибаетесь, я не девственница, как вы выразились. Я сорокавосьмилетняя вдова, которая очень любила своего мужа. Я ясно выразилась?! – С этими словами она повернулась к нему спиной и заговорила с соседом с другой стороны, давнишним знакомым. Он был женат, и Саша с Артуром всегда симпатизировали этой паре.

– С тобой все в порядке? – Старый приятель сочувственно заглянул в ее пылающие гневом глаза. Он говорил вполголоса, а у Саши глаза были на мокром месте. Она лишь кивнула в ответ. Этот тип совершенно вывел ее из себя. Наглец! Вот какова участь вдовы. Может, в будущем стоит говорить всем незнакомым, что она замужем? Быть «девственницей» ей совсем не улыбалось. Это означало растоптать ее чувство собственного достоинства, которое, будучи женой Артура, она принимала как само собой разумеющееся. Она поняла, что не просто потеряла близкого человека, но и в одночасье стала беззащитной, лишившись опоры в любящем супруге и надежного щита в виде брака.

– Все в порядке, – тихо проговорила она.

– Саша, я тебе сочувствую, – сказал он и погладил ее по руке, отчего слезы ручьем хлынули по ее щекам, так что пришлось срочно искать в сумочке платок. В последнее время Саша постоянно в нем нуждалась.

Весь ужин она лишь ковыряла вилкой в тарелке и, едва гости встали, чтобы проследовать в гостиную, удалилась, призвав все свое достоинство. Саша даже не нашла в себе сил проститься с Аланой, решив, что позвонит ей утром.

Ей не пришлось никому звонить. Алана сама позвонила ей в офис. Была суббота, но в последнее время Саша и по субботам приезжала в галерею. Поездки к морю на выходные остались в прошлом.

– Что у вас там вчера произошло? – жалобно спросила Алана. – Он очень симпатичный человек, если присмотреться. И ты ему очень понравилась. Он сказал, ты была неотразима! – Это сообщение повергло Сашу в еще большее уныние.

– Очень мило с его стороны. Алана, зря ты мне искала пару. Я приехала к тебе на ужин, а не на свидание.

– Ты не можешь всю жизнь быть одна. Саша, рано или поздно тебе придется устраивать свою жизнь. Ты еще молодая. И если взглянуть правде в глаза, вокруг не так много достойных мужчин. А этот как раз из таких. – Алана искренне так считала. За последний год она не раз доказала, что ее система ценностей претерпела значительные изменения после перенесенной утраты.

– Мне не нужен никакой мужчина, – оборвала подругу Саша. Она любила Алану, вернее – ту, какой она была раньше, и ей было больно видеть, в кого она превращается. Было такое впечатление, что стоило ей остаться вдовой, как мгновенно испарились и ее вкус, и собственное достоинство, и способность объективно оценивать окружающих. Саша прекрасно понимала, что каждая женщина переживает свое вдовство по-разному. К тому же у Аланы были серьезные финансовые проблемы, и ей был необходим муж, способный их разрешить. А мужчины это чувствуют, как говаривал Артур. Он называл это «запахом паники». Мужчины этот запах не выносят и стараются держаться от таких женщин подальше.

– Конечно. Тебе нужен Артур, – сказала Алана, посыпая Сашины раны солью. – Если хочешь знать правду, то мне тоже нужен мой Тоби. Но их нет, Саша, и никогда уже не будет. Мы обречены доживать свою жизнь без них. И надо сделать все возможное, чтобы с честью выйти из ситуации.

– Я к этому пока не готова, – осторожно произнесла Саша. Она не стала говорить подруге, в какое нелепое и глупое положение та себя ставит. – Может, как раз лучше остаться одной. Я не могу себе даже представить, что стану с кем-то встречаться.

– Саша, тебе сорок восемь лет. Мне – пятьдесят три. Мы еще не старухи, чтобы век куковать в одиночку. – Когда Артур был рядом, Саша никогда не задумывалась о своем возрасте. А теперь, когда его не стало, она ощутила себя старой рухлядью.

– Не знаю, Алана, что тебе на это сказать. Но твердо знаю, что на данный момент я скорее соглашусь умереть, чем заведу роман. – Саша говорила абсолютно искренне.

– Наберись терпения. Дай мужикам шанс. Рано или поздно найдешь того, кто тебе нужен. – А посмотреть на тех мужчин, с кем встречалась в последний год сама Алана – разве что за исключением последнего… Да с такими придурками ни одна нормальная женщина встречаться не станет. Если, конечно, речь не идет о деньгах. У Аланы оказались совершенно иные запросы, чем у Саши. Саше нужно было одно: пережить утрату Артура. – Пройдет пара месяцев, и ты будешь смотреть на вещи совсем по-другому. Главное – пережить первый год. Потом все наладится. Сама станешь мужчинами интересоваться.

– Не дай бог! У меня есть дети, есть мои галереи, есть мои художники. – Впрочем, теперь, без Артура, для нее имели значение только дети. На работе она концентрировалась с трудом. Единственный плюс – что надо было выходить из дома, будь то в Нью-Йорке или в Париже. Но ничто в жизни ее больше не радовало.

– Этого недостаточно, и ты это знаешь! – увещевала ее Алана.

– Для меня достаточно, ты же меня не один год знаешь!

– Ну а для меня – нет, – решительно заявила Алана. – Я хочу найти хорошего человека и выйти за него замуж. – «Или хотя бы богатого», – мысленно добавила она. Но для Саши это тоже был не аргумент. – Проскучаешь еще полгода, а там и сама начнешь к ним приглядываться.

– Надеюсь, этого не случится, – раздраженно ответила Саша. Одна эта мысль повергала ее в тоску.

– Посмотрим еще, – проговорила Алана многозначительно. – Одно могу сказать тебе точно: встретить достойного мужчину в наши дни – большая проблема. – Саша все это уже не раз слышала. Это ей все подруги говорят. Но эта проблема к ней не имела никакого отношения.

На следующей неделе Саша улетела в Париж и на сей раз провела там целых две недели. Она впервые за много месяцев навестила своих художников сразу в нескольких европейских городах – Брюсселе, Амстердаме и Мюнхене. А по дороге домой заехала в Лондон и повидалась с сыном. Он уже почти оправился от потери отца и работал над несколькими интересными картинами. На Сашу они произвели сильное впечатление. Она назвала сыну галерею, с которой, по ее мнению, ему следовало связаться. Ксавье был явно доволен. Он не хотел выставляться в «Сювери» и пользоваться протекцией матери, он хотел пробиваться самостоятельно.

За последние несколько месяцев Ксавье не раз напоминал матери о своем чудаковатом друге Лайаме Эллисоне. Он утверждал, что это самый талантливый из известных ему художников, и хотел, чтобы Саша непременно посмотрела его работы.

– Охотно это сделаю, но пусть сначала пришлет слайды. – Ей не хотелось терять время, она привыкла составлять первоначальное впечатление по слайдам. Но сколько бы она ни повторяла это Ксавье, его друг так и не удосужился ничего прислать. По словам Ксавье, тот робел. Вообще-то это было характерно для начинающих художников, да и для более зрелых тоже, но, судя по рассказам Ксавье, его приятеля никак нельзя было назвать застенчивым. Всякий раз, как Ксавье ударялся в какое бы то ни было распутство, за ним неизменно стоял Лайам. Совсем недавно, воскресным днем, они вместе отправились пообедать, перебрали спиртного, доехали на такси до аэропорта и на четыре дня рванули в Марракеш. По словам Ксавье, это были лучшие четыре дня в его жизни. Вернувшись, он сразу позвонил матери. Саша уже начинала нервничать – сын пропал чуть ли не на неделю.

– Дай угадаю, – сказала она, когда он наконец подал голос и сообщил, где успел побывать. – Ты ездил со своим Лайамом. – Теперь она всегда знала: если Ксавье затеял какую-то авантюру, то наверняка рядом с ним был Лайам. – Твой друг определенно чокнутый. А вот жена у него, должно быть, просто святая.

– Она и вправду очень хорошая, – согласился Ксавье. – Хотя временами теряет терпение. Она работает и рассчитывает, что он будет смотреть за детьми. А вместо этого – сама видишь…

– Так она еще и семью содержит?! – изумилась Саша. Знавала она таких художников, правда, не столь охочих до веселья и разгула – по крайней мере, если судить по рассказам Ксавье. – На ее месте я бы его просто убила.

– Не сомневаюсь, такое желание у нее не раз возникало. Поездка в Марокко явно не была звездным часом их брака.

– Ничего удивительного. Тебя послушать – так он в точности как те ребята, с которыми я тебе еще в детстве играть запрещала, потому, что они вечно втягивали тебя в какие-то истории. Когда-нибудь ты с ним вляпаешься. Или он сам вляпается в какую-нибудь пакость.

– Да нет, мам, он парень добродушный и никогда ничего опасного не сделает. Просто любит хорошо время провести и ненавидит, когда его призывают к порядку. Думаю, его в детстве запретами замучили. У него на них аллергия. Он натура свободолюбивая.

– Похоже на то. Жду не дождусь, когда с ним познакомлюсь, – саркастически заметила Саша. Она интуитивно полагала, что, если слайды все-таки придут, его работы ей, скорее всего, не понравятся. Не нужна ей такая головная боль. Хотя порой люди с таким темпераментом действительно оказываются исключительно талантливы. Саша была убеждена: таким художникам, как Лайам, требуется узда и плетка, иначе они про работу забывают. Правда, Ксавье говорил, что Лайам к работе относится очень добросовестно и серьезно. Зато во всем остальном он – полный разгильдяй. Ксавье все же не оставлял надежды познакомить мать со своим другом. Он был убежден, что для полотен Лайама «Сювери» – правильное место.

Июль Саша провела в Нью-Йорке, но на море так и не съездила. Она не могла себя заставить войти в этот дом и сказала Татьяне, чтобы та пользовалась им, как ей захочется. Даже посмотреть на дом у Саши не было никакого желания. А в августе она на две недели уехала в Сен-Тропе погостить у друзей. Она остро чувствовала свое одиночество, ее словно лишили корней. Конец месяца она провела в своем парижском доме, который теперь был непривычно просторен. Весь мир для нее без Артура стал неудобен и просторен. Жизнь стала как пара туфель, которые больше не годятся. Никогда в жизни она не чувствовала себя такой маленькой и уязвимой. Когда умер отец, рядом с ней был Артур, она испытала тогда и боль, и горе, но пустоты не ощутила. Теперь рядом не было никого, одни воспоминания да редкие встречи с детьми.

В конце августа Саша вернулась в Нью-Йорк и первого сентября наконец нашла в себе смелость съездить в Саутгемптон. Почти год она здесь не была, и в каком-то смысле была рада этой поездке. Саша будто заново открыла для себя частичку Артура, ту самую, которой ей так не хватало. В шкафу еще были его вещи, а постель словно хранила тепло их последней ночи. В то утро, когда она уезжала, он шепнул ей, что любит, она поцеловала его, и он тут же опять уснул. Здесь жили воспоминания, и Саша провела много часов, думая о муже, вспоминая их жизнь и гуляя вдоль моря. И именно здесь она наконец поняла, что начинает выздоравливать.

После выходных Саша вернулась в галерею другим человеком. Вот уже месяц, как она вынашивала одну идею, но решения пока не приняла. Они задумывали это еще с Артуром, а сейчас ей захотелось это осуществить. Ее потянуло домой. Жить без Артура в Нью-Йорке ей было тяжело.

Сентябрь прошел в хлопотах по организации двух выставок, одной из которых она занималась лично. Саша никогда не пускала выставки на самотек, всегда сама выбирала работы и место для них, стараясь, чтобы контрасты и сочетания подчеркивали выигрышные стороны того или иного полотна. В этом ей не было равных, и эти хлопоты доставляли ей удовольствие. Еще она провела встречи с несколькими старыми клиентами, заседала в музейных советах, делала распоряжения насчет поминок по случаю годовщины смерти Артура. Обещал прилететь Ксавье. Как и следовало ожидать, это было тяжелое мероприятие для всей семьи. Собрались его коллеги по работе, партнеры, дети, близкие друзья. Трудно было поверить, что прошел уже год.

После поминок Татьяна объявила, что ушла с работы и собирается на несколько месяцев отправиться с друзьями в Индию. Она хотела сделать серию экзотических снимков, с тем чтобы, вернувшись, поискать работу в журналах. К Рождеству дочь обещала быть дома. Татьяне уже было двадцать три, и она жаждала расправить крылья, что немного тревожило Сашу, но другого выхода, как дать ей волю, она не видела. Потом она рассказала детям о своих планах. Она решила перебраться жить в Париж, заняться вплотную галереей, а сюда наезжать, как делала все эти годы, только в обратном направлении. С самой смерти Артура она желала одного: вернуться к истокам. А если еще и Татьяна уезжает, то в Европе ей быть прямой резон – хоть к сыну будет поближе. Татьяну решение матери озадачило, а Ксавье – обрадовало.

– Думаю, это пойдет тебе на пользу, – согласился он с доводами матери. Весь этот год она его очень беспокоила. Ему и раньше всегда казалось, что в Париже Саша чувствует себя счастливее. Может быть, так будет и теперь? С Америкой связаны слишком тяжелые воспоминания.

– Квартиру продашь? – спросила Татьяна с тревогой. Она редко здесь появлялась, но было приятно знать, что отчий дом существует. О планах отца подать в отставку и уехать во Францию она ничего не знала, как и о том, что они собирались продать квартиру и купить что-нибудь поменьше для коротких наездов.

– Пока не стану. Пригодится, когда буду приезжать. Дочь вздохнула с облегчением. Вообще-то переезд в Европу мало что изменит для Саши. Просто центр ее деятельности переместится в Париж, а сути это не изменит. Ее многое связывало с обоими городами, она жила так вот уже тринадцать лет. Управляющие в обеих галереях были первоклассные, вели дела наилучшим образом и, где бы она ни находилась, постоянно были на связи. Ей не придется подлаживаться под новый уклад жизни.

С переездом Саша решила повременить до ноября. Октябрь в Нью-Йорке – оживленный месяц в мире искусства. Надо было участвовать в заседаниях музейных советов, организовывать выставки, а к тому же, прежде чем уезжать, ей хотелось повидаться кое с кем из американских друзей. Она почти год ни с кем не общалась. Саша собрала гостей в честь Аланы – та как раз объявила о своей помолвке с тем самым человеком, с которым встречалась с июня. Алана была счастлива устроить свою личную жизнь и излучала радость. Жених тоже казался вполне счастливым. И конечно, верная себе, Алана не удержалась и спросила, не созрела ли Саша для романа. Этот вопрос она задавала ей всякий раз.

– Пока нет. – Саша улыбнулась и отошла. «Не дождешься», – прибавила она про себя. Последний уик-энд перед отъездом она провела в Саутгемптоне, а День благодарения отметила с друзьями. Ксавье был у себя в Лондоне, а Татьяна путешествовала с друзьями по Индии. Саше было легче в праздничный вечер уйти из дома, чем сидеть одной. В чужом доме праздник не был таким личным, таким семейным. Год назад, когда они впервые отмечали День благодарения без Артура, боль утраты была еще совсем свежа, и это было очень тяжело. В этом году стало намного легче. Среди гостей Аланы Саша с радостным удивлением встретила своего старинного знакомого Джона Мередита и с еще большим удивлением узнала, что он только что развелся после тридцати четырех лет брака. Джон был ровесник Артура, они не виделись лет десять. За ужином Джон по секрету признался Саше, что его жена превратилась в алкоголичку и в последние двадцать лет имела серьезные проблемы с психикой. Избавившись от этого кошмара, он испытал облегчение, хотя это и было очень и очень непросто. Джон явно огорчился, когда Саша сказала о том, что переезжает жить в Европу. Они увлеченно проговорили весь вечер, и Саша заметила, что хозяйка дома поглядывает на них с надеждой. Она пригласила их обоих не случайно, в этой компании они были единственными, кто пришел без пары. А еще больше Саша удивилась, когда на следующий день Мередит ей позвонил. Она как раз собирала вещи в дорогу. Лететь надо было уже завтра.

– Я тут подумал, не сводить ли тебя в ресторан? – с сомнением и долей смущения предложил Джон. Саша с Артуром всегда были ему симпатичны, но из-за проблем с женой он редко встречался с друзьями. Сейчас в его го-осе явно слышалось напряжение и неуверенность.

– Я бы с удовольствием, – ответила Саша. Она знала, что, поскольку она уезжает, ничего у них не получится, да и в любом случае бы не получилось. Они просто старые друзья, не более того. – Увы, я завтра улетаю в Париж. Домой, – облегченно прибавила она. Теперь Саша не сомневалась в правоте своего решения. Даже дети ее поддержали.

– Жаль! Я-то думал тебя куда-нибудь сводить. Поужинали бы вместе. – Джон был искренне рад возобновлению их знакомства. Да и сама Саша готова была признать, что он ей симпатичен. Просто он был не Артур, а никто другой ей не нужен.

– Я раз в месяц буду прилетать в Нью-Йорк. Ты обязательно должен прийти ко мне в галерею на вернисаж, – уклончиво произнесла она, и он обещал.

– Если буду в Париже, я тебе позвоню. Я иногда там бываю по делам. – Но ему был нужен кто-то более близкий – и в географическом, и в душевном плане, и Саша знала: он ей больше не позвонит. Впрочем, ей было все равно. Он пожелал ей удачи, а наутро она села в такси и поехала в аэропорт. Еще не было и девяти, как самолет взмыл в небо, а через полчаса Саша мирно уснула. Она вылетела из Нью-Йорка ясным свежим днем, а в Париж попала в дождь и слякоть. Да, парижские зимы бывают очень унылыми. Но она все равно была рада вернуться домой. Так, под звуки дождя, она и уснула в своей парижской кровати.

Проснувшись в воскресенье утром, Саша обнаружила, что туман только что не лежит на крышах домов. Было пасмурно и холодно, в доме и то чувствовалась сырость. Вечером она легла спать в холодную постель и промерзла до костей. На мгновение Саша заскучала о своей теплой и уютной нью-йоркской квартире. Она вдруг поняла, что, куда бы она ни ехала, всюду за ней неотступно следует ее печаль. И было совсем неважно, в каком городе жить и в какой постели спать. Где бы она ни находилась, в любой стране и в любом городе, ее постель была пуста и она была совершенно одна.