Клуб холостяков

      – Вот-вот. Тебе еще везет, что никто из этих психованных тебя до сих пор не зарезал во сне.
      Сказать по правде, одна такая попытка была, но, к счастью, неудачная. Греем владело непреодолимое желание спасать мир, а особенно – страдающих женщин. Кончалось же все тем, что почти все те женщины, с кем он встречался, бросали его ради других мужчин. И стоило очередной пассии уйти, как появлялась следующая, причем тоже в состоянии глубокого отчаяния. Вся его жизнь мгновенно в очередной раз переворачивалась с ног на голову. Это были американские горки, к которым он уже давно привык. По-другому он никогда и не жил.
      В отличие от Чарли и Адама, чьи родители вели респектабельный и консервативный образ жизни (у Адама – на Лонг-Айленде, а у Чарли – на Пятой авеню), Грей, когда рос, где только не побывал. Его усыновила при рождении супружеская пара, входившая в состав одной из самых знаменитых на тот момент рок-групп. Он воспитывался – если это так можно назвать – среди величайших рок-музыкантов своего времени, которые уже лет с восьми норовили угостить его то косячком, то пивком. У его родителей была и приемная дочь. Сына они назвали Грей, а дочку – Спэрроу. Вместе получалось что-то вроде Серого Воробышка. Когда Грею было десять, мама с папой «переродились» и ушли с эстрады. Они отправились в Индию, затем в Непал, пожили на Карибах и четыре года провели на Амазонке, где их домом стала обыкновенная пирога. От того времени у Грея остались воспоминания о страшной нищете, свидетелями которой они были, о туземцах, с которыми встречались. Наркотики он тоже помнил. Его сестра потом стала буддистской монахиней, вернулась в Индию и отдала себя служению голодающим в Калькутте. Сам Грей в восемнадцать лет сошел с лодки – в буквальном и фигуральном смысле – и уехал в Нью-Йорк, чтобы посвятить себя искусству. У родителей тогда еще водились деньги, но он решил испытать себя в самостоятельной жизни и провел несколько лет, обучаясь живописи в Париже, после чего вернулся в Нью-Йорк.
      К тому времени родители перебрались в Санта-Фе, а когда Грею исполнилось двадцать пять, они усыновили мальчика из племени навахо и назвали его Бой. К Серому Воробышку прибавился Мальчик. Усыновление было сопряжено с определенными трудностями, но в конце концов племя согласилось отдать ребенка. Грею он казался симпатичным мальчишкой, но в силу разницы в возрасте виделись они крайне редко. Когда Бою было восемнадцать, приемных родителей не стало, и он вернулся в племя. С тех пор прошло семь лет, и, хотя Грей знал о местонахождении брата, они никогда не общались. Раз в несколько лет он получал письмо из Индии, от Спэрроу. Они никогда не были особенно близки, их юность прошла в противостоянии причудам и выходкам эксцентричных родителей. Он знал, что Спэрроу много лет искала настоящих отца и мать – наверное, мечтала о нормальной семье. Она нашла их в Кентукки, обнаружила, что у нее с ними ничего общего, и с тех пор с ними больше не виделась. У Грея никогда не возникало желания искать собственных родителей, он не хотел добавлять в свой безумный коктейль новых чудиков. Хватало и тех, с которыми вырос, и женщин, с которыми он встречался. Их неурядицы, которыми он так горячо занимался, были из того же разряда, что злоключения его детства и юности, и он чувствовал себя в этой обстановке как рыба в воде. Но одно Грей знал твердо: он не хочет иметь детей и подвергать их таким же испытаниям. Пусть детей заводят другие, такие, как Адам, которые в состоянии дать им достойное воспитание. Про себя Грей знал, что ему это не под силу, у него не было перед глазами примера хороших родителей, не было настоящей семьи как образца для подражания. Зачем иметь детей, если ничего не можешь им дать? Им владело одно желание – писать картины, и это у него неплохо получалось.
      Каковы бы ни были его гены, кто бы ни были его настоящие родители, Грей был наделен от природы недюжинным талантом, и, хотя в деньгах он никогда не купался, его работы были заметным явлением в живописи. Критики единодушно признавали его достоинства. Но из-за того, что в жизни у него вечно все шло кувырком, он так и не смог стать художником успешным и состоятельным. То, что в молодости заработали его родители, они потом спустили на наркотики и странствия. Грей привык обходиться малым, отсутствие денег его не тревожило. Что имел, он всегда отдавал другим, тем, кто, по его мнению, больше нуждался. И ему было все равно, купается ли он в роскоши на яхте у Чарли или мерзнет в своей студии в нью-йоркском районе Митпэкинг. Есть в его жизни в данный момент женщина или нет, его тоже не особенно волновало. Его главным интересом была работа. И друзья.
      Грей уже давно убедился, что, хотя женщины временами и обладают определенной привлекательностью и ему даже нравится ощущать рядом теплое тело, способное согреть студеной зимней ночью, все они в той или иной степени сумасшедшие, во всяком случае, те, которые оказывались в его постели. Да и друзьям заведомо было известно: если женщина с Греем, она почти наверняка тронутая. Это был его крест, его всю жизнь неудержимо тянуло к эксцентричным особам, что и неудивительно после того ненормального детства, какое ему выпало. И он был убежден, что единственный способ снять это заклятие или лучше сказать – проклятие, наложенное на него его чокнутыми приемными родителями, это не обрекать на безумный образ жизни еще и своих детей. Грей любил приговаривать, что оказывает человечеству большую услугу тем, что зарекся иметь детей. Этот зарок он никогда не нарушал. И знал, что не нарушит и впредь. Он говорил, у него на детей аллергия, а у них – на него. В отличие от Чарли Грей не искал идеальной женщины, он был бы рад найти когда-нибудь одну нормальную. А пока те, что встречались на его пути, наполняли его жизнь приключениями, а при расставании – и чувством облегчения, которое испытывал не только он, но и его друзья.
      – Итак, чем займемся сегодня? – спросил Чарли, когда все трое позавтракали и распластались на палубе.
      Солнце стояло высоко, был уже почти полдень, погода – лучше не бывает. Адам сказал, что хочет пройтись по магазинам, купить что-нибудь для детей. Дочь обожала подарки, сын же был неприхотлив. Оба обожали отца, хотя с матерью и отчимом были в прекрасных отношениях. У Рэчел и ее педиатра было двое общих детей, которых Адам предпочитал не замечать, хотя он и знал, что Аманда с Джекобом их очень любят. Адам о них и слышать не желал. Он так и не простил Рэчел ее измену. И никогда не простит! Он давно убедился, что все женщины стервы. Мать вечно пилила отца и отзывалась о нем весьма нелестно. Отец всегда молча сносил попреки. Сестра Адама была похитрее матери и всего добивалась нытьем. Или же выпускала коготки и шипела. Адам был убежден, что идеальных женщин не существует и надо идти своей дорогой. Пока ему удавалось не задерживаться долго возле одной юбки. Но по-настоящему он расслаблялся и притуплял бдительность только на борту этой яхты, в компании Грея и Чарли. Или же со своими детьми.
      – В час магазины закроются на обед, – напомнил Чарли. – Можем съездить после перерыва, ближе к вечеру.
      Адам припомнил, что в Сен-Тропе магазины открываются после сиесты только в половине четвертого, а то и в четыре.
      Они только что позавтракали, хотя Адам, после вчерашних излишеств, осилил только один круассан и кофе. Желудок вообще был слабым местом Адама – несколько лет назад у него нашли язву. Это была обратная сторона нервной работы, но он не роптал. За долгие годы он поднаторел в деле отстаивания интересов спортсменов и звезд, эта работа нравилась ему и приносила удовлетворение. Он вносил за своих клиентов залог, когда они попадали в кутузку, договаривался об условиях их концертных турне, вел бракоразводные дела, следил за выплатой алиментов их бывшим женам и любовницам и подписывал бумаги о содержании их внебрачных детей. Он чувствовал себя востребованным, постоянно был в форме и не желал себе другой работы. И вот теперь он наконец в отпуске. Адам обычно брал отпуск дважды в год – месяц на яхте у Чарли в августе был святым делом, а еще он выкраивал недельку зимой, чтобы отправиться с Чарли на Карибы. Грей в этом путешествии никогда не участвовал, в его память навечно въелись воспоминания о безумной жизни на Карибах с приемными родителями, и он говорил, что ничто не заставит его туда вернуться. Конец августа Адам неизменно посвящал недельному отдыху с детьми и путешествовал с ними по Европе. В этот раз он, как всегда, должен был встретиться с ними в последнюю неделю месяца. Дети сядут в Нью-Йорке на самолет, прилетят за ним в Ниццу, после чего они втроем отправятся на неделю в Лондон.
      – А что вы скажете, если мы на время сбавим обороты и бросим якорь? Встанем, к примеру, напротив пляжа и двинем на катере на берег, пообедаем в «Клубе 55», а? – предложил Чарли, и все дружно закивали. Это был их обычный план действий в Сен-Тропе.
      На борту яхты у Чарли были все мыслимые развлечения для гостей – водные лыжи, гидроцикл, небольшой парусник, доски для виндсерфинга, оборудование для подводного плавания. Но трое друзей большую часть времени просто наслаждались бездельем. Они проводили время за обедом и ужином, за выпивкой и общением с женщинами, немного плавали. А вот спали, наоборот, очень много. Особенно Адам, который всегда приезжал вымотанный до предела и говорил, что единственное место и время, где ему удается нормально выспаться, – это яхта Чарли в августе месяце. Только тут его наконец отпускали все заботы. Правда, он ежедневно получал факсы из конторы и регулярно проверял электронную почту. Но все секретари, помощники и партнеры знали, что беспокоить его в августе можно только в случае крайней необходимости. Кто осмелится – пусть пеняет на себя. В августе Адам наконец позволял себе забыть о делах и клиентах. Все, кто его знал, понимали, что после трудов праведных он заслужил передышку. Зато потом, в сентябре, с ним было намного проще иметь дело. Заряда положительных эмоций, полученных в компании с друзьями, ему хватало на много недель, а то и месяцев.
      Трое друзей познакомились на почве филантропии. Фонд Чарли организовывал сбор средств на приют в Верхнем Вестсайде для женщин и детей, ставших жертвами домашнего насилия. Организатор этого мероприятия искал выход на одного известного рок-музыканта, чтобы привлечь его к участию, и связался с Адамом, как с его представителем. Адам с Чарли встретились за обедом, чтобы обсудить детали, и обнаружили, что у них много общего.
      Адаму удалось уговорить своего именитого клиента принять участие в концерте, что давало возможность рассчитывать на значительные пожертвования. На том же мероприятии была выставлена на аукцион одна из работ Грея – тот сам ее отдал на благотворительные нужды, хотя для него это была огромная жертва, ведь он практически лишался полугодового дохода. После мероприятия он вызвался расписать стену в одной солидной фирме, работающей под эгидой фонда. Тогда-то он и познакомился с Чарли, а затем и с Адамом, когда Чарли в благодарность пригласил обоих к себе домой на ужин. Эти трое были очень разными людьми, но, как ни странно, выяснилось, что их многое объединяет. И еще – ни один из них на тот момент не состоял ни в браке, ни в серьезных отношениях с женщинами. Адам только что пережил развод. Чарли совсем недавно расторг очередную помолвку и пригласил своих новых друзей провести с ним месяц на его яхте, составить ему компанию в компенсацию за несостоявшийся медовый месяц. Чарли надеялся, что в мужской компании сможет развеяться. Так все и вышло. Они замечательно провели время. У Грея тоже была своя грустная история. Девушка, за которой он ухаживал, в июне пыталась совершить самоубийство, а в июле ушла к его ученику. Возможность уехать из города Грей воспринял с огромным облегчением и был благодарен Чарли за приглашение. К тому же Грей в тот момент сидел на мели. А у Адама выдалась трудная весна, двое его подопечных спортсменов получили травмы, а всемирно известная рок-группа отменила концертное турне, спровоцировав десяток судебных исков. Совместный отдых на Средиземном море удался на славу. И с тех пор это стало традицией. Нынешний год обещал быть ничем не хуже. Сен-Тропе, немного азарта в Монте-Карло, Портофино, потом – Сардиния, Капри и любые промежуточные пункты по желанию. Сейчас они находились на яхте всего третий день, но уже пребывали в блаженстве. Чарли наслаждался обществом друзей, и это было взаимно.
      – Ну, так что, ребята? Обедаем в «Двух пятерках», но сперва поплаваем? – наседал Чарли: ему надо было дать соответствующие указания капитану.
      – Почему бы и нет, – отозвался Адам и закатил глаза, так как в этот момент зазвонил его мобильный. Он решил не отвечать, а потом проверить голосовую почту. В Европе у него с собой был только один телефон – серьезный прогресс по сравнению с той обоймой мобильников и бумаг, которые он всегда таскал с собой в Нью-Йорке. – Пусть сами там разбираются. – Он усмехнулся.
      – Кто-нибудь хочет «Кровавую Мэри»? – с невинным видом спросил Чарли, а сам жестом дал знать стюарду, что они собрались уходить.
      Стоявший рядом красивый молодой новозеландец кивнул и поспешил проинформировать капитана, а заодно и отдать распоряжения насчет обеда. Ничего уточнять не требовалось. Опытный стюард знал, что Чарли отправится на берег в половине третьего. Чаще всего он обедал на яхте, но в Сен-Тропе такие потрясающие виды, что невозможно удержаться от искушения и не сойти лишний раз на берег. А обедали тут все состоятельные люди исключительно в «Клубе 55» – точно так же, как ужинали в «Ложке».
      – А можно мне безалкогольный коктейль? – с улыбкой спросил Грей. – По-моему, мне надо на несколько дней вас покинуть и привести себя в чувство в какой-нибудь клинике для алкоголиков.
      – А мне чего-нибудь покрепче. А еще лучше – с текилой, – попросил Адам под громкий смех Чарли.
      – Мне «Беллини», – заказал Чарли коктейль из шампанского с персиковым соком – приятный способ начать очередной день грехопадения. Хорошее шампанское и кубинские сигары были его слабостью. На яхте имелся солидный запас и того и другого.
      Трое друзей продолжали наслаждаться жизнью, а яхта тем временем двинулась от порта, виртуозно уклоняясь от многочисленных судов поменьше и катеров с туристами, ежедневно вывозящих в море любителей красот и фотографирования. В конце пристани сгрудилась неизменная стайка папарацци в ожидании захода в порт какой-нибудь роскошной яхты со знаменитостями на борту. Когда это случалось, репортеры устремлялись за звездами на мотоциклах, преследуя их каждую секунду пребывания на берегу. Сейчас же они сделали по прощальному снимку «Голубой луны», пока та плавно выходила из акватории порта, и резонно рассудили, что к ночи чудо-яхта вернется, чтобы стать на якорь. Обычно, когда Чарли прогуливался по городу, его то и дело фотографировали, но пищи для таблоидов он никогда не давал. Если не считать шикарной и впечатляющей по размерам яхты, Чарли вел весьма замкнутый образ жизни и всеми силами избегал шумихи. Он просто был богатым человеком, путешествующим в компании своих друзей, имена которых читателям бульварной прессы ничего не говорили. Даже Адам, по долгу службы имевший дело со звездами, и то умудрялся оставаться в тени. А Грей Хоук и вовсе был малоизвестным широкой публике художником. Это были трое обычных холостяков, трое закадычных друзей, проводящие отпуск на море.
      Перед обедом с полчасика поплавали. Потом Адам решил посжигать калории, оседлал гидроцикл и прокатился вокруг стоящих в виду берега яхт и катеров, а Грей прикорнул на палубе. Чарли же сидел в шезлонге и смаковал гаванскую сигару. Райская жизнь! В половине третьего они сели в катер и поехали обедать в «Две пятерки». Там оказались завсегдатаи заведения – Ален Делон, Жерар Депардье и Катрин Денев, и у троих друзей появился повод детально обсудить достоинства прославленной француженки. Все согласились, что, несмотря на возраст, знаменитая актриса по-прежнему необычайно хороша. Она была вполне во вкусе Чарли, хотя и намного старше тех женщин, за которыми он обычно ухаживал, – те, как правило, были тридцати с небольшим лет, а то и моложе. Со сверстницами он заводил отношения редко. Сорокалетними пускай занимаются шестидесятилетние мужики. Или даже постарше. Что до Адама, тот и вовсе предпочитал молоденьких.
      Грей заметил, что Катрин Денев осчастливила бы его в любом возрасте. Он любил, чтобы женщина была с ним одних лет, даже чуть старше. Впрочем, в данном случае мадам Денев не подходила по другому параметру: она слишком заразительно смеялась и вообще прекрасно себя чувствовала в компании своих друзей. А Грею нужна была зареванная, страдающая, с безумными глазами говорящая что-то в мобильный телефон в промежутке между всхлипываниями. У Адама было свое представление о женщинах, с которыми стоит проводить время. Это должна быть девушка лет на десять старше его дочери-школьницы, и он бы купил ей силиконовую грудь и оплатил пластику носа. Что касается Чарли, то златокудрая девушка его мечты представлялась ему в ореоле добродетелей и непременно в хрустальных туфельках. Только она не должна была бросаться наутек с боем часов. Ей следовало остаться на балу, поклясться Чарли в вечной преданности и танцевать в его объятиях до скончания веков. Он не терял надежды, что когда-нибудь ее отыщет.

Глава 2

      Капитан пришвартовал «Голубую луну» в конце пристани Сен-Тропе во второй половине дня. И проявил при этом большое искусство, ведь в разгар сезона найти место в Сен-Тропе не так-то просто. Из-за ее размеров яхту пришлось ставить в первом ряду, о чем Чарли тут же пожалел: надо было, как он чаще и делал, отправиться на берег на катере. Вышедших на охоту папарацци мгновенно привлекла красавица яхта. Кругом слышались щелчки фотокамер, пока трое друзей садились в поджидавшую машину. Чарли не обращал на репортеров внимания, как и Адам, а Грей весело помахал им рукой.
      – Несчастные люди! – пожалел он. – Трудно им хлеб достается.
      Адам хмыкнул неодобрительно. Он на дух не выносил прессу.
      – Паразиты! Все, как один, падалью питаются, – высказался он.
      Журналисты постоянно создавали проблемы его клиентам. Не далее как сегодня после обеда раздался один неприятный звонок. Его клиента, женатого, засняли в обществе женщины на выходе из отеля. И понеслось дерьмо по трубам! Взбеленившаяся жена уже раз десять звонила в адвокатскую контору, угрожая разводом. С ее мужем это случалось уже не в первый раз, и она требовала либо огромных отступных по разводу, либо пять миллионов долларов – в случае, если останется в браке. Чудненько! Адам уже давно перестал чему-либо удивляться. Правда, сейчас голова у него была занята совсем другим – найти ту бразильянку и снова отплясывать с ней самбу до самого утра. А проблемы будем решать, когда вернемся в Нью-Йорк. Сейчас у него нет желания разбираться с желтой прессой или с супружескими изменами своих клиентов. Они делали это раньше, будут делать и впредь. Сейчас его время принадлежит ему. Это его законный отпуск. До конца августа ни для каких дел его не существует.
      Сегодня после обеда они прошлись по магазинам, потом поспали и отправились ужинать в ресторан «Ложка» отеля «Библос», где любовались необычайно красивой русской манекенщицей в белых шелковых брючках и маленьком болеро из белой кожи: курточка была распахнута, а под ней – ничего. Весь ресторан мог созерцать ее бюст во всей красе, и, кажется, никто не возражал. Чарли был в восторге, а Адам только похохатывал.
      – Классная грудь! – прокомментировал Грей со знанием дела.
      – Да, только ненастоящая, – поставил свой диагноз Адам.
      На него это зрелище не произвело большого впечатления, впрочем, он тоже от души забавлялся. Надо было иметь крепкие нервы, чтобы заявиться в дорогой ресторан с выставленной напоказ грудью. Год назад они видели в одном ресторане красивую немочку, на которой была прозрачная блузка в сеточку, знай любуйся. Что они с успехом и делали. Она весь вечер просидела практически голышом, ужинала, разговаривала, смеялась, курила – и, судя по всему, наслаждалась производимым эффектом.
      – Откуда ты знаешь, что ненастоящая? – заинтересовался Грей. На вид это была весьма соблазнительная упругая грудь с острыми сосками. Грею захотелось немедленно ее запечатлеть. К тому же он уже был под градусом – прежде чем покинуть яхту, они пропустили по «Маргарите». Еще один вечер грехопадения и распутства начался.
      – Можешь мне поверить, – уверенно заявил Адам. – Я таких уже сотню пар оплатил. Нет, сто с половиной. Пару лет назад у меня была девушка, так ей захотелось сделать такую, но только одну – вторая, дескать, и так хороша, а другую надо подправить.
      – Любопытно, – проговорил Чарли со смехом. Он попробовал выбранное ими вино и одобрительно кивнул сомелье. Бордо было превосходное. Выше всяческих похвал. Старой выдержки «Ленш-Баж». – Ты что же, первым делом их за новой грудью посылаешь? Вместо того чтобы вести в ресторан или кино?
      – Нет, просто, когда я встречаюсь с какой-нибудь начинающей актриской, перед расставанием она норовит выставить меня на пару новых сисек. Легче согласиться, чем спорить. Зато они тогда уходят без шума, получив желаемое.
      – Раньше женщинам в порядке утешения покупали жемчуга или бриллианты. Теперь, значит, покупают силикон, – сухо прокомментировал Чарли.
      Те, с кем встречался он, никогда не стали бы просить его об оплате пластической операции. И ни о чем другом в этом роде. Для Адама это, похоже, было привычным делом. Если подруги Чарли и обращались к пластическому хирургу, то делали это на свои деньги, и этот вопрос никогда не обсуждался. Он не мог припомнить, чтобы какая-то из его бывших подружек делала пластическую операцию. Во всяком случае, ему об этом было неизвестно. Что до девушек Адама, то они, как правило, были перекроены с ног до головы. А женщинам Грея если что и требовалось, то скорее препарирование мозгов или серьезный курс успокоительных лекарств. Ему доводилось оплачивать курс психотерапии, программы реабилитации наркоманов и алкоголиков, услуги адвокатов, чтобы их оставили в покое бывшие «спутники жизни», норовившие их преследовать либо грозившие убить – иногда заодно и Грея. Он был готов платить за все, так что, если разобраться, оплатить пару силиконовых грудей, может, было бы и проще. Сделав операцию, женщины спокойно прощались с Адамом и исчезали. У Грея же разрыв никогда не проходил безболезненно, его подружки либо затягивали с уходом, либо прибегали за помощью, когда их начинали третировать новые возлюбленные.
      – Пожалуй, надо это опробовать, – сказал Чарли со смехом, потягивая вино.
      – Попробовать что? – не понял Грей. Он все не мог отвести глаз от русской красавицы и ее груди.
      – Оплачивать силикон. Дивный рождественский подарок. Или свадебный.
      – Ну уж нет! – покачал головой Адам. – Хватит того, что это делаю я. Девушки, с которыми ты общаешься, слишком интеллигентны, чтобы предлагать им подобный подарок.
      Его собственным подружкам грудь была нужна для карьеры – как правило, это были актрисы или модели. Адам никогда не искал в женщине ум. Для него женский ум был скорее недостатком. Он не хотел оставаться на вторых ролях.
      – По крайней мере это был бы нестандартный подарок. А то мне надоело дарить им фарфор, – улыбнулся Чарли, раскуривая сигару.
      – Радуйся, что не платишь алименты. Поверь, фарфор – это куда дешевле, – язвительно заметил Адам.
      После повторного замужества Рэчел он перестал выплачивать ей содержание, правда, ей досталась половина всего его имущества, но алименты на детей продолжал исправно платить, и весьма солидные. Впрочем, на детей он не скупился. А вот огромного отступного жене было до смерти жаль.
      К моменту развода Адам успел стать в своей фирме партнером. Рэчел получила намного больше, чем, по его убеждению, заслуживала. Родители наняли ей фантастического адвоката. Адам до сих пор возмущался исходом дела. Ему так и не удалось свыкнуться с тем, как она с ним обошлась, и похоже, это обида навсегда. По его убеждению, оплатить женщине силиконовую грудь – это нормально, а вот выплачивать содержание – увольте! Больше его на этом не проведешь.
      – А мне кажется, если ты считаешь своим долгом оплачивать их идиотские прихоти – тем хуже для тебя, – вступил в дискуссию Грей. – Я если что и покупаю женщине, то лишь потому, что этого хочется мне. Я не оплачиваю их адвокатов, врачей, косметологов. – Грей, несомненно, причислял себя к романтикам. – Разве это не прекрасно, когда любишь ты и любят тебя?!
      – Лучше классный секс, чем романтика с сомнительным исходом, – глубокомысленно изрек Адам.
      – А что, разве невозможно и то и другое вместе? – спросил Грей, приступая к третьему бокалу вина. – Почему не секс и романтика?
      – Это идеальный вариант, – кивнул Чарли. Но ему, конечно, подавай еще и голубую кровь в придачу. Он и не отрицал своего снобизма в отношении женщин. Адам вечно его поддразнивал, говорил, что тот боится, как бы какая крестьяночка не подпортила его благородную кровь. Чарли в ответ негодовал, но оба знали, что это правда.
      – Мне кажется, вы оба живете в мире иллюзий, – заметил Адам. – Романтика как раз все и губит, в результате все остаются разочарованными и обозленными – тут-то и начинаются всякие пакости. А когда обе стороны понимают, что все ограничится сексом и приятным времяпрепровождением, все довольны и не требуют ничего невозможного.
      – Тогда почему все твои подружки так негодуют, когда ты указываешь им на дверь? – бесхитростно спросил Грей.
      – Потому что женщине говоришь, а она не верит. Ты сразу предупреждаешь, что жениться не собираешься, а они воспринимают это как вызов и кидаются выбирать подвенечное платье. Но я хотя бы честен. Если они мне не верят – это их беда. Я им все сказал. Не хотите слышать – как хотите. Но я их не обманываю. – В этом было еще одно преимущество ухаживания за молоденькими. Двадцатилетние девушки редко рвутся замуж, им главное – время весело провести. А вот к тридцати они начинают рыскать по сторонам и, если что-то идет не по их плану, впадают в панику. Молодым подавай бары и модные клубы, роскошные платья, дорогие рестораны. Достаточно взять их на выходные в Лас-Вегас, и они уже воображают, что попали в рай.
      А вот родители Адама придерживались иных воззрений. Мать вечно обвиняла его в том, что он встречается с уличными девками, особенно если его имя попадало на страницы желтой прессы. Адам всякий раз ее поправлял и объяснял, что это не проститутка, а актриса или манекенщица, на что мамаша отвечала, что это одно и то же. А сестра попросту смущалась, если за семейным ужином заходил разговор на подобную тему. Брат находил все это занятным, но в последние годы тоже стал советовать Адаму остепениться. Но Адам успешно игнорировал их мнение. Он считал, что его близкие живут скучнейшей жизнью. Перед собой он оправдывался тем, что родные критикуют его из банальной зависти: Адама даже не удивляло, что его мать продолжает поддерживать отношения с Рэчел. Иногда ему даже казалось, что она делает это специально, чтобы только досадить ему. Она симпатизировала снохе и ее новому мужу и всегда напоминала Адаму, что общается с Рэчел потому, что та – мать ее внуков. В чем бы ни состояли разногласия, мать никогда не принимала сторону сына. Адам понимал, что в глубине души мать его любит, но изменить себе она не могла и продолжала воспитывать его и осложнять ему жизнь. Что бы Адам ни делал, это вызывало у нее неодобрение.
      Мать все еще винила его за развод и говорила, что он наверняка совершил по отношению к Рэчел что-то ужасное, иначе она бы его никогда не оставила. Она ни разу не посочувствовала Адаму, что жена ему изменила и ушла. И все же он чувствовал, что, несмотря на неодобрение, мать гордится его успехами, его известностью, но никогда не признается в этом.
      Был уже двенадцатый час, когда они закончили ужинать и пошли прогуляться по Сен-Тропе. На улицах кипела жизнь, открытые кафе, рестораны и бары были полны людей. Из нескольких ночных клубов гремела музыка. Они зашли выпить к Нано, а в час ночи очутились в «Королевском погребке», как раз когда заведение оживало. Повсюду были женщины в открытых топиках, узких джинсах и босоножках на высоченных каблуках. Адам чувствовал себя ребенком в магазине игрушек, и даже Чарли с Греем наслаждались жизнью. Грей с женщинами был очень робок, чаще всего подружек ему находили друзья. А Чарли, как всегда, проявлял разборчивость, но был не прочь посмотреть на происходящее.
      К половине второго все трое уже вовсю танцевали, оставаясь при этом относительно трезвыми. Бразильянки так и не объявились, но Адаму уже было все равно. Он перетанцевал по меньшей мере с десятком других девиц, а потом остановился на миниатюрной немке, утверждавшей, что у ее родителей есть дом в соседнем с Сен-Тропе городишке. На вид ей можно было дать лет четырнадцать, пока она не пошла танцевать с Адамом. Тут стало ясно, что девушка знает, что делает и чего хочет, и что она намного старше, чем можно было бы подумать. В танце она практически ему отдавалась. Было уже начало четвертого, когда Чарли с Греем отправились на яхту. Адам сказал, что сам найдет дорогу, тем более что яхта стоит у причала, и Чарли оставил ему на всякий случай рацию, если вздумает с ними связаться. Адам кивнул и продолжил танцевать с рыжеволосой немкой, которую, как выяснилось, звали Уши. Он подмигнул на прощание Чарли, тот улыбнулся в ответ. Адам развлекался на всю катушку.
      – Чем завтра займемся? – спросил Грей, когда они вернулись на яхту.
      Отовсюду лилась музыка. Но на яхте царила тишина, достаточно только было закрыть в каюте дверь. На сон грядущий Чарли предложил Грею бренди, но тот отговорился тем, что уже достаточно выпил. Они постояли немного на палубе, наблюдая за туристами, возвращающимися на пришвартованные по соседству яхты. Сен-Тропе был в полном смысле курортным городом, где праздник жизни не затихал ни ночью, ни днем.
      – Я думал двинуть в Портофино или в Монте-Карло, – ответил Чарли.
      Гулянки в Сен-Тропе быстро надоедали. Поначалу было весело шататься по ресторанам и ночным клубам, но вокруг много других приятных мест. Монте-Карло как раз был из числа более спокойных и элегантных городов, и все трое обожали играть в казино.
      – Боюсь, Адам захочет еще пару вечеров провести здесь, чтобы познакомиться поближе со своей немкой, – заметил Грей.
      Ни к чему отравлять другу удовольствие и портить наклевывающийся роман. Чарли, однако, знал Адама лучше и оценивал ситуацию с изрядной долей цинизма. Если судить по предыдущим отпускам, Адам удовольствуется тем, что проведет с девушкой одну-единственную ночь, если, конечно, он не изменился.