Даниэла СТИЛ
      КАЛЕЙДОСКОП
      ТОМ 1
      Анонс
      Красавица-француженка полюбила американца. Как счастливы они были сначала, как влюблены! Их любовь дала жизнь трем дочерям... Но страшная трагедия положила конец этому счастью. И девочки остались совсем одни. Жизнь разметала их по свету, но, как бы по-разному ни сложились их судьбы, они унаследовали от своей матери главное - способность горячо и преданно любить.
      Посвящаю эту книгу трем необыкновенным сестричкам: Саманте, Виктории и Ванессе, очаровательным маленьким дамам; их милой старшей сестре Беатрисе; их замечательным старшим братьям Тревору, Тодду и Ники и младшему братику Максу. Пусть каждого из вас судьба одарит благополучием, удачей, добрым сердцем, любящими людьми. Будьте всегда сильны духом, счастливы и неразлучны! Пусть каждый поворот калейдоскопа жизни приносит вам радость. Нам калейдоскоп подарил вас - дражайшие, бесценные создания. А вам он пусть дарит любовь, цветы.., улыбки... Держитесь вместе, милые, поддерживайте друг друга, побольше смейтесь, старайтесь не растерять ту любовь, которую мы вам привили. В знак любви к вам и вашему папе, в знак тех чувств, которые мы питаем друг к другу и к вам, искренне.
      Д. С.
      Момент бытия, мерцающий миг, бриллиант в морских волнах, светящийся живой огонь, драгоценный луч, но вот, вдруг, поворот - и меркнет свет, и целый мир во мрак одет, будто в первый раз, а после - песни, рифмы вновь, опять любовь, опять мерцанье это - лучей рассвета и темноты; и, снова тень на свет сменив, так прихотлив и так неведом каждый шаг надежды в нас, так резко свет сменяет тьма, тоски и радости мерцанье, и вновь назавтра ожиданье превратится вдруг в лихой галоп.., лишь незримый поворот руки - и вновь событий искр слепящий сноп.., ведь наша жизнь - всегда большой калейдоскоп.
      Часть I
      СОЛАНЖ
      Глава 1
      24 декабря 1943 года северо-западнее Неаполя шли проливные дожди. Сэм Уокер, съежившись в окопе, зябко кутался в плащ-палатку. До войны он не бывал в Европе. Но участие в военных действиях далеко не лучший способ знакомства с миром - Сэм повидал то, чего никогда не хотел бы видеть.
      Он находился по эту сторону океана с ноября 1942 года: сражался в Северной Африке, принимал участие в операции "Факел" и считал, что хуже Африки, с ее страшной жарой и ослепляющими песчаными бурями, ничего нет, но теперь понимал, что ошибался. Руки у него так окоченели, что пальцы едва удерживали "бычок" подарок, полученный на Рождество от друга. О том, чтобы его раскурить, вообще не могло быть и речи.
      Ветер с гор пронизывал до костей; это была худшая из зим, так по крайней мере считали итальянцы, и Сэм вдруг затосковал по зною пустыни. На Сицилию он прибыл в июле в составе 45-го пехотного полка Пятой армии Кларка, а в октябре участвовал в битве за Неаполь. Потом был бой под Термоли. Последние же два месяца они ползком, по скалам и буеракам, пробирались к Риму, сражаясь с немцами за каждую пядь земли, и каждый пройденный дюйм обильно поливали своей кровью.
      - Черт! - выругался Сэм, обнаружив, что промокла последняя спичка, да и "бычок" - единственный рождественский подарок - тоже отсырел.
      Сэму был всего двадцать один год; когда японцы атаковали Пирл-Харбор, он учился в Гарварде. Гарвард... При мысли об университете он бы рассмеялся, если бы не чувствовал такую смертельную усталость.
      Гарвард.., с его кипящей событиями жизнью, старинным комплексом зданий, заполненный ясными молодыми лицами, излучающими желание когда-нибудь завоевать мир. Если бы он только знал, что его ждет... Теперь трудно поверить, что он когда-то был частью всего этого.
      Сэм немало потрудился, чтобы поступить в Гарвард. Для него, обычного городского паренька из Сомервилла, поступление в этот престижный университет было мечтой всей жизни.
      Сестра над ним смеялась - единственным ее желанием было выйти замуж за кого-нибудь из одноклассников, причем их пригодность к супружеской жизни она нередко проверяла в постели. Эйлен была на три года старше Сэма и, когда он наконец поступил в Гарвард, уже успела выйти замуж и развестись. Родители их погибли в автокатастрофе, когда Сэму было пятнадцать, и мальчику пришлось жить с сестрой и ее восемнадцатилетним мужем.
      Но долго он с ними не выдержал, впрочем, юный супруг тоже вскоре оставил Эйлен. С тех пор Сэм ее практически не видел.
      Лишь на третий день после призыва он все-таки поехал попрощаться с сестрой. Эйлен работала в баре. Она сильно изменилась, обесцветила волосы, и Сэм едва узнал ее в полумраке. Вначале она смутилась, но в ее взгляде все равно горел тот самый алчный огонек, который Сэм так ненавидел. У Эйлен на уме были только кавалеры, и младший брат никогда ее особенно не интересовал.
      - Ну что ж, удачи тебе...
      Эйлен нервничала - ее ждали клиенты - и не знала, что еще сказать брату. Сэм же не решался поцеловать ее на прощание.
      - ..Сообщи, где ты находишься.
      - Да, конечно.., не беспокойся...
      Прощаясь с ней, Сэм снова чувствовал себя двенадцатилетним мальчиком. Ему вспомнилось все, что он не любил в сестре. Впрочем, трудно было бы назвать то, что он в ней любил. Они всегда были очень разными, словно прибыли с разных планет.
      Эйлен в детстве изводила брата россказнями о, том, что он якобы был усыновлен, и он верил ей, пока в один прекрасный день мать ее не выпорола и с обычной, для себя пьяной откровенностью не сообщила Сэму, что вес это вранье. Эйлен врала всегда и по любому поводу и при каждом удобном случае сваливала на Сэма вину за свои проделки. Отец, как правило, верил именно ей.
      Все его родственники казались Саму чужими: и могучего сложения отец, всю жизнь проработавший на рыбацкой шхуне, и мать, злоупотреблявшая спиртным, и сестра, каждую ночь пропадавшая на гулянках. Порой, лежа в кровати, он мечтал о жизни в настоящей семье, где регулярна готовится горячая пища, стелют чистые простыни, ездят на пикники, где много детей и собак, а родители часто смеются. Сэм же не мог вспомнить, чтобы его родители когда-нибудь улыбались, смеялись или держались за руки, ему казалось, что они этого вообще никогда не делали.
      Втайне он ненавидел их за ту нищенскую жизнь, которую они вели и на которую обрекли и его. Он желал гораздо большего. А они, в свою очередь, ненавидели его за честолюбие, ум, первые роли в школьных спектаклях и за нежелание жить той жизнью, что устраивала их. Однажды Сэм признался отцу, что хотел бы когда-нибудь поступить в Гарвард, в ответ тот посмотрел на него как на чужака. Таким он, впрочем, и был для них всех.
      Наконец мечта Сэма сбылась - его приняли в Гарвард, да еще и дали стипендию - лучший в его жизни подарок... Наступил тот самый волшебный день, ради которого пришлось так много и так долго трудиться. И вдруг через три месяца все это кончилось.
      Дождь хлестал по его окоченевшим рукам. Вдруг где-то рядом раздался незнакомый голос. Сэм обернулся.
      - Может, огоньку?
      Рядом стоял высокий голубоглазый светловолосый солдат. Ручейки дождя стекали по его впалым щекам. Казалось, что все они плакали в эту жуткую погоду.
      - Ага, спасибо... - кивнул Сэм, улыбнулся, и на мгновение его глаза вспыхнули прежним светом. Когда-то, целую вечность назад, он был веселым юношей и мечтал стать душой театральной студии Гарварда.
      - Рождество что надо, а?
      Блондин в ответ тоже улыбнулся. Он выглядел старше Сэма, но и Сэм казался старше своих лет. После Северной Африки и итальянской кампании все они чувствовали себя стариками, а некоторые и внешне напоминали стариков.
      - Артур Паттерсон, - чинно представился он. Сэм рассмеялся. В этот момент порыв ветра заставил "их обоих прижаться к стене окопа.
      - Очаровательная страна Италия, как тебе кажется? Я всегда мечтал здесь побывать. Прекрасные возможности для отдыха!
      Сэм огляделся, словно кругом были пляжи с бесчисленными красотками в купальных костюмах.
      Паттерсон ухмыльнулся и спросил;
      - Ты здесь давно?
      - По-моему, добрую тысячу лет. Прошлое Рождество я отмечал в Северной Африке. Место - лучше не придумаешь. Нас туда пригласил Роммель.
      С благодарностью воспользовавшись предложением Паттерсона, Сэм раскурил свой "бычок" и даже успел два раза хорошо затянуться, прежде чем обжег себе пальцы. Он бы поделился со своим новым другом, если бы оставшиеся полдюйма окурка не затушил дождь. Сэм виновато посмотрел на своего благодетеля:
      - Кстати, меня зовут Сэм Уокер.
      - Откуда ты?
      Он хотел сказать "из Гарварда" - просто из тоски по старым временам, но это прозвучало бы глупо.
      - Из Бостона.
      - А я из Нью-Йорка...
      Как будто теперь это имело какое-то значение. Ничто теперь не имело значения - это лишь названия несуществующих городов. Реальными же были Палермо, Сицилия, Салерно, Неаполь и Рим - их конечная цель, до которой надо еще добраться.
      Артур Паттерсон поглядел по сторонам, щурясь от ветра и дождя:
      - Перед всей этой заварухой я был юристом. В любой другой момент Сэма бы это впечатляло, но теперь кто кем был на гражданке, значило так же мало, как и то, кто где раньше жил.
      - А я хотел стать актером.
      Он почти ни с кем не делился своей мечтой, уж во всяком случае не с родителями и не с сестрой. Даже те немногие друзья, кого он посвятил в свои планы, смеялись над ним. Учителя же считали, что при его способностях Сэму следует заниматься чем-то более стоящим. Никто не понимал, что значила для него актерская игра, что он чувствовал, когда ступал на сцену. Магическое движение души помогало ему перевоплощаться, забыть о ненавистных родителях, нелюбимой сестре и всех своих страхах и сомнениях.
      Но, похоже, никто не мог его понять, даже в Гарварде. Выпускники университета не становились актерами - они были врачами, юристами, бизнесменами, президентами корпораций и фондов, послами...
      Сэм мысленно рассмеялся. Он теперь тоже был чем-то вроде посла, только с ружьем в руке и постоянно примкнутым штыком, чтобы можно было вспарывать животы врагам. Именно это он не раз и делал на протяжении последнего года.
      "Интересно, сколько человек убил Паттерсон?" - подумал он. Но такие вопросы было не принято задавать, надо просто жить со своими мыслями и воспоминаниями об искаженных лицах и вытаращенных глазах в тот момент, когда вытаскиваешь штык и вытираешь его о землю...
      Он взглянул на Паттерсона и подумал: удастся ли им дожить до следующего Рождества?
      - Почему тебе захотелось стать актером?
      - Что?
      Сэма удивил интерес во взгляде парня. Они присели на камень, выступавший из грязи. На дне их окопа вода стояла по щиколотку.
      - А.., ты об этом... Господи, да я не знаю... Мне просто было это интересно.
      Но на самом деле все было сложнее, гораздо сложнее. Только на сцене он чувствовал себя человеком, был силен и уверен в себе. Но он не мог этого объяснить Паттерсону. Смешно делиться мечтами, сидя в рождественский сочельник в окопе, - Я в Принстоне пел в хоре...
      Разговор получался абсурдный. Сэм ухмыльнулся:
      - Тебе не кажется, что мы психи? Говорим о хоре и театре, о Принстоне, сидя в этом чертовом окопе! Мы же можем не дожить до следующей недели, а я рассказываю тебе, что мечтал стать актером...
      Ему вдруг захотелось расплакаться. Все это было жутко, но реально, так реально, что можно было попробовать на вкус, потрогать и понюхать. В течение года Сэм чувствовал лишь запах смерти, от которого его уже мутило. Всех их мутило, а генералы тем временем планировали штурм Рима.
      Но кого волновал Рим, Неаполь или Палермо? За что они сражались? За свободу Бостона или Сан-Франциско? Там и так была свобода, люди ездили на работу, ходили в кино и на танцы и абсолютно не представляли себе того, что происходило здесь.
      Сэм покачал головой и грустно посмотрел на высокого светловолосого Нью-Йоркца. Ему ужасно захотелось домой.., все равно к кому.., пусть даже к сестре, которая не написала ни строчки с тех пор, как он отбыл из Бостона. Сэм два раза посылал ей письма, а потом решил, что не стоит понапрасну тратить время.
      Мысли о сестре всегда злили его: будучи ребенком, а потом подростком, он чувствовал себя с ней неловко, как, впрочем, и с матерью, и с флегматичным, неразговорчивым отцом. Он всегда был к ним равнодушен. Теперь же, заговорив с незнакомым парнем, который пел в хоре Принстонского университета, он сразу почувствовал к нему симпатию.
      - Где ты учился?
      Казалось, что Паттерсон отчаянно цепляется за прошлое, за воспоминания, словно надеясь таким образом вернуться туда. Однако Сэм слишком хорошо понимал, что от действительности, с ее холодным дождем и грязью окопа, никуда не деться. Он криво усмехнулся, мечтая о сигарете - настоящей, а не каком-то полудюймовом "бычке", и ответил:
      - В Гарварде.
      Там были настоящие сигареты, когда захочешь - "Лаки Страйк"! Воспоминание об этом ничуть не улучшило его настроения.
      Паттерсон удивился:
      - И ты собирался стать актером? Сэм пожал плечами:
      - Вообще-то я учился на филологическом, по специальности английская литература. И стал бы, наверное, школьным учителем и от силы руководителем драмкружка для сопляков.
      - Ну, это не так плохо. Я посещал Шкоду святого Павла, у нас там была отличная театральная студия.
      Сэм в изумлении уставился на него - Принстон, Школа святого Павла... Что тут делает этот парень? Что все они тут делают?.. Почему здесь бессмысленно гибнут хорошие американские ребята?
      - Ты женат? - вдруг полюбопытствовал Сэм. Он и его собеседник явно были разными людьми, но в то же время у них было кое-что общее.
      Артур покачал головой:
      - Я был слишком занят карьерой - работал в юридической фирме в Нью-Йорке. Поступил туда, а через восемь месяцев меня призвали.
      Ему было двадцать семь лет, и глаза у него были серьезные и печальные, у Сэма же - еще светилось в них мальчишеское озорство. Черноволосый, невысокий, широкоплечий Сэм, казалось, обладал энергией, которой не хватало Артуру. Тот вообще был более сдержан, осторожен, спокоен, что, возможно, объяснялось и его возрастом.
      - У меня сестра живет в Бостоне, если ее еще не укокошил в баре какой-нибудь парень...
      Им казалось важным поделиться чем-то личным, словно другой возможности могло не представиться, хотелось подружиться, оставить о себе память на случай, если придется погибнуть.
      - ..Мы с ней никогда не ладили. Я перед отправкой зашел к ней попрощаться, а она так мне ни разу и не написала. А у тебя как? Сестры, братья есть?
      Артур впервые за все время улыбнулся:
      - Я единственный ребенок, и мои родители были единственными детьми в своих семьях. Отец умер, когда я учился в университете, мама так больше и не вышла замуж. Судя по письмам, ей сейчас очень тяжело.
      - Я думаю...
      Сэм кивнул, пытаясь представить себе, как выглядит мать Артура: высокая худощавая седая женщина, родом, возможно, из Новой Англии.
      - А мои родители погибли в автокатастрофе, когда мне было пятнадцать...
      Он не сказал Артуру, что не особенно горевал об их потере, что не любил их, а они никогда его не понимали. Это было бы слишком сентиментально, да и не имело теперь значения.
      - ..Ты что-нибудь слышал о том, куда мы отсюда двинемся?..
      Пора опять думать о войне, не имело смысла долго задерживаться в прошлом. Действительность была здесь, северо-восточнее Неаполя.
      - ..Я вчера что-то слышал о Кассино, это где-то в горах. Весело будет туда добираться: вместо дождя получим снег.
      Сэм задумался: какие еще пытки припасли им генералы - нынешние хозяева их жизней?
      - Сержант что-то говорил об Анцио, это местечко на побережье.
      - Великолепно. - Сэм озлобленно ухмыльнулся. - Может, хоть поплавать удастся.
      Артур Паттерсон улыбнулся. Ему нравился этот разговорчивый парень из Бостона. Чувствовалось, что за горечью его слов скрываются доброе сердце и острый ум. С ним по крайней мере можно было поговорить.
      Война стала для Артура во многих отношениях трудным испытанием, если не жестоким ударом. Ребенком его баловали, в подростковом и юношеском возрасте чрезмерно опекали. Души в нем не чаявшая мать особенно усердно сдувала с него пылинки после смерти отца. Артур всегда жил в комфорте, никогда не испытывал неудобств, опасности, страха, свалившихся на него после прибытия в Европу. Стойкость Сэма его восхищала.
      Сэм вытащил праздничный паек, который приберег для рождественской трапезы. Конфеты он уже раздал голодным местным детям. Теперь же открыл консервы и с кислой миной произнес:
      - Хочешь рождественской индейки? Соус немного жирноват, но каштаны великолепны.
      Он широким жестом предложил новому приятелю жестянку, и Артур рассмеялся. Ему пришелся по душе Сэм, нравилось в нем буквально все. Он инстинктивно чувствовал, что его новый друг обладает смелостью, которой ему самому не хватало. Артуру просто хотелось выжить, вернуться домой, в теплую постель, на чистые простыни, снова флиртовать с длинноногими блондинками - выпускницами лучших колледжей Восточного побережья.
      - Спасибо, я уже поел.
      - М-м-м... - выразительно причмокивал Сэм, словно уплетал по меньшей мере фазана. - Изысканная кухня, не так ли? Никогда не думал, что в Италии так хорошо готовят!
      - В чем дело, Уокер?..
      Мимо них по окопу пробирался сержант. Он остановился и уставился на парней. С Сэмом у него не было проблем, правда, иногда приходилось его сдерживать - из-за горячности он нередко понапрасну рисковал жизнью. С Паттерсоном была другая история: храбрости мало, зато образования чертовски много.
      - ..Ты что, заболел?
      - Нет, сержант. Я просто говорил, что здесь классная жратва. Хотите печеньице прямо из духовки? Сэм протянул полупустую банку.
      - Кончай паясничать, Уокер, - буркнул сержант. - Тут тебе не вечеринка.
      - Вот черт... Значит, я не правильно истолковал приглашение.
      Ничуть не смутившись сердитого вида сержанта, Сэм рассмеялся и снова принялся за еду. Тот, отойдя на несколько шагов по хлюпающей грязи, обернулся:
      - Завтра, джентльмены, мы отчаливаем из этого милого местечка, если позволит напряженный график ваших светских развлечений.
      - Мы сделаем все возможное, сержант.., приложим максимум усилий...
      Невольно улыбнувшись, сержант проследовал дальше. Его восхищало умение Сэма не терять присутствия духа в самой безнадежной ситуации и заряжать своим оптимизмом других. Именно это было им теперь так необходимо. Он знал, что предстоят еще более трудные времена. Может, даже Уокеру будет не до смеха.
      - Этот парень не дает мне спуску с тех пор, как я сюда попал, пожаловался Артур.
      - Это неотъемлемая частичка его обаяния, - пробормотал Сэм, шаря по карманам в поисках какого-нибудь случайно завалявшегося "бычка".
      И вдруг, словно по мановению волшебной палочки, Артур протянул ему почти целую сигарету.
      - Бог ты мой, старина, где ты это добыл?.. - Сэм давно не видел такого богатства. Артур прикурил и отдал сигарету ему. - Я перебиваюсь "бычками" с прошлой недели, когда нашел целую сигарету в кармане убитого немца.
      Артур содрогнулся при этих еловая, но в то же время понимал, что Сэм способен на подобное из-за бессердечия молодости и тех тяжелых условий, в которых он находился. Вообще этот паренек казался Артуру очень смелым и хладнокровным, если он мог спокойно рассказывать в окопе непристойные анекдоты или болтать о Гарварде.
      Ночью они спали рядом, бок о бок. Утром дождь утих. В мелкой стычке их подразделению удалось захватить овчарню, где они провели следующую ночь, а двумя днями позже поступил приказ следовать в направлении реки Вольтурно. Это был трудный переход, стоивший им больше дюжины человек.
      К тому времени Сэм и Артур стали неразлучными друзьями; Сэм буквально тащил Артура на себе, когда тот клялся, что не может больше идти. Сэм спас товарища, когда они попали под обстрел снайпера.
      Наступление на Неттуно и Анцио провалилось, главная тяжесть прорыва немецкой обороны под Кассино легла на дивизию Сэма и Артура. В этом бою Артур был ранен. Услышав свист пролетевшей рядом пули и обернувшись, Сэм сначала подумал, что Артур убит: он лежал навзничь, с окровавленной грудью и остекленевшими глазами. Разорвав гимнастерку, Сэм понял, что пуля попала в руку. Он вынес друга с передовой и, передав медикам, оставался с ним, пока не убедился, что все в порядке. Потом вернулся и сражался до момента, пока не поступил приказ отступать.
      ***
      Следующие четыре месяца были настоящим кошмаром. В общей сложности под Анцио погибло пятьдесят девять тысяч человек. В условиях непрерывных дождей американские войска продвигались на север, к Риму. Сэму и Артуру казалось, что люди на собственной шкуре прочувствовали каждый дюйм раскисшей от грязи земли Италии.
      Артур после ранения быстро вернулся в строй, и Сэм радовался, что Друг снова рядом. За время, прошедшее с момента знакомства, их связали тесные узы, о которых ни тот ни другой не говорили, но которые оба явственно ощущали. Они не сомневались, что эта дружба выдержит испытание временем, что совместно пережитые события останутся в памяти навсегда. То, что они вместе пережили, значило гораздо больше, чем все, что было в их прошлой жизни и, как им теперь казалось, ожидало и дальнейшем.
      - Ну, Паттерсон, поднимай свою задницу... Они отдыхали в одной из долин южнее Рима в ходе форсированного наступления на войска Муссолини.
      - Сержант говорит, что через полчаса мы тронемся дальше...
      Паттерсон только застонал, но не пошевелился.
      - Тебе, лентяю, даже под Кассино драться не пришлось.
      Пока Артур поправлялся, шли тяжелейшие бои за Кассино, в результате которых город превратился в руины. Массированным артобстрелом был полностью разрушен огромный монастырь, стоявший на горе. С тех пор крупных боев не было - лишь стычки с итальянцами и немцами.
      Однако с 14 мая вновь предпринимались большие усилия, на этот раз совместно с Восьмой армией, по форсированию рек Гарильяно и Рапидо, и все солдаты были измотаны. Артур выглядел так, словно готов был проспать всю неделю, если бы Сэм ему разрешил.
      - Ну вставай, вставай!..
      Сэм продолжал тормошить друга.
      - Или ты ждешь приглашения от немцев? Артур покосился на друга одним глазом, надеясь, что удастся еще хоть чуть-чуть подремать. Рана время от времени беспокоила его, и он уставал быстрее Сэма, что, впрочем, было понятно - Артуру, выросшему в тепличных условиях, не хватало закалки. Сэм же был просто неутомим, но Артур был склонен объяснять это его молодостью и лучшей физической формой.
      - Кончай, Уокер... У тебя в голосе появляются сержантские нотки.
      - Какие у вас проблемы, джентльмены? Сержант всегда вырастал как из-под земли и, казалось, шестым чувством улавливал, когда речь шла о нем, тем более с использованием не самых лестных выражений. Как обычно, он бесшумно возник за спиной Сэма, и Артур с виноватым видом тут же вскочил на ноги.
      - Опять отдыхаешь, Паттерсон?
      Этому человеку ничем нельзя было угодить. Их марш длился много недель, но, как и Сэм, сержант, казалось, никогда не уставал.
      - Война почти закончилась, так что смотри не проспи момент нашей победы.
      Сэм ухмыльнулся, сварливый сержант неодобрительно уставился на него, но промолчал. Между ними существовал некий союз и царило взаимное уважение, чего совершенно не мог понять Артур. Он считал сержанта законченным прохвостом.
      - А ты, Уокер, тоже собираешься почивать, как спящая красавица, или можно надеяться, что вы с приятелем соизволите к нам присоединиться?
      - Мы постараемся, сержант.., мы постараемся.
      Сэм подобострастно улыбнулся. Сержант наконец оставил их в покое и заорал остальным:
      - Ста-а-ановись!..
      Через десять минут они снова шагали на север. Артуру казалось, что этому маршу не будет конца.
      Но 4 июня, до крайности измученный, он вдруг осознал, что находится на площади Венеции в Риме, а визжащие от восторга итальянки забрасывают его цветами и целуют. Кругом царил страшный шум: смех, пение, ликующие возгласы, а Сэм, с недельной щетиной на лице, радостно кричал ему и всем, кто был рядом:
      - Победа! Победа! Победа! У Сэма в глазах стояли слезы, как и у женщин, которые его целовали: толстых, худых, старых, молодых, одетых во все черное, а порой в какие-то обноски, в кожаных и тряпичных туфлях, женщин, которые в другое время могли быть красивыми, но теперь не были таковыми из-за лишений, причиненных войной. Однако Сэму нее они казались очаровательными.
      Какая-то римлянка воткнула в ствол его карабина большой желтый цветок, и Сэм так долго и крепко ее обнимал, что Артур смущенно отвел глаза.
      В тот вечер они ужинали в небольшом ресторанчике, куда странным образом набилось множество солдат и итальянок.
      Этот праздник, необыкновенное чувство ликования и восторга, обилие пищи и песен стали достойной наградой за все пережитые мучения. Лишения, раны, страдания, холод как-то потускнели в памяти.
      Римские пирушки продолжались три недели, после чего сержант велел Артуру и Сэму снова собираться в путь. Часть солдат оставалась в Риме, но они в эту группу не попали. Им предстояло в районе города Кутанс во Франции пополнить Первую армию генерала Брэдли.
      Назначение не казалось таким уж плохим. Стояло начало лета; как в Италии, так и во Франции природа была красивой, воздух теплым, а женщины приветливыми.
      Настроение портили только немногочисленные немецкие снайперы, терпеливо поджидающие свои жертвы в укромных местах. Однажды сержант спас жизнь Сэму, вовремя заметив такого стрелка, а спустя два дня уже благодаря Сэму весь взвод избежал вражеской засады. Но в целом продвижение было не слишком утомительным.
      К середине августа отступление немецких войск приняло характер настоящего бегства. Американской армии предстояло, соединившись с французской дивизией генерала Леклерка, двинуться на Париж. Узнав об этом, Сэм не мог сдержать своего восторга:
      - Париж! Артур.., сукин ты сын! Я всегда хотел там побывать!
      Глядя на сияющего Сэма, можно было подумать, что его пригласили пожить в отеле "Ритц" и посетить Оперу и "Фоли-Бержер".
      - Не строй слишком радужных надежд, Уокер. Может, ты этого не замечаешь, но пока еще идет война. Мы можем не дожить до Парижа.
      - Вот это я в тебе люблю, Артур. Ты всегда такой оптимист и весельчак...
      Но сбить воодушевление Сэма было невозможно. Он не мог думать ни о чем другом, как только о Париже, о котором столько читал и так давно мечтал. В его представлении там было сосредоточено все самое лучшее в мире. Сэм ни о чем, кроме Парижа, не говорил, когда они шли через города и деревни, радостно встречавшие свободу после четырех лет жестокой оккупации. Мечта всей жизни полностью овладела им, даже прежние тяготы войны были забыты.
      На протяжении следующих двух дней они почти без остановок продвигались к Шартру. Немцы методично отступали в направлении Парижа, словно бы вели их к цели. Артур не сомневался, что город будет превращен в руины.
      - Знаешь, Уокер, ты, по-моему, спятил. Совершенно спятил. Можно подумать, что ты отправился на экскурсию.
      Артур с изумлением взирал, как его друг убивает немцев и при этом не переставая твердит про Париж. От радостного волнения Сэм забывал даже о своей привычке вечно шарить по карманам в поисках сигарет.
      Ранним утром 25 августа мечта Сэма наконец-то сбылась. Париж встречал их странной тишиной, пустынными улицами и любопытными взглядами горожан, прильнувших к окнам.
      Это было совсем не похоже на победное вступление в Рим. Здесь люди были испуганы, осторожны, не торопились покидать свои жилища и убежища. Лишь постепенно парижане стали появляться на улицах, и, конечно же, не обошлось без радостных приветствий, объятий и слез.
      В полтретьего дня генерал фон Хольтитц капитулировал, таким образом, Париж был официально освобожден союзниками. 29 августа на Елисейских полях состоялся парад победителей, и Сэм, шагая в шеренге своих товарищей, не скрывал слез. От сознания, что они столько прошли, столько испытали, что освободили Париж город его мечты, у Сэма захватывало дух.
      Парижане восторженно приветствовали победителей, выстроившись вдоль тротуаров, а войска торжественным маршем проходили от Триумфальной арки к собору Парижской Богоматери, чтобы принять участие в благодарственной литургии. Сэм тоже был исполнен благодарности за то, что остался жив, удостоился счастья прийти в этот необыкновенный город и принести свободу его жителям.
      После торжественной мессы, которая тронула Артура и Сэма до глубины души, они вышли из собора и медленно пошли по рю д'Арколь. До вечера у них была увольнительная, но Сэм даже не задумывался, чем бы себя занять, ему просто хотелось упиваться воздухом Парижа, его архитектурой и улыбаться прохожим.
      Они зашли в маленькое бистро, чтобы выпить кофе. Жена владельца подала друзьям по чашечке горячего цикериевого напитка, который все здесь пили, тарелочку дешевого печенья и вдобавок каждого расцеловала в обе щеки. Когда настало время уходить, она не хотела брать с них денег, несмотря ни на какие уговоры. Артур немного говорил по-французски, Сэм же только жестами выразил благодарность и поцеловал радушную парижанку. Американцы хорошо знали, как напряженно в городе с продуктами и каким ценным подарком является скромная тарелочка печенья.
      Сэма взволновало посещение бистро. "Может, война - это в конце концов не так уж плохо? - подумал он. - Может, стоило в ней участвовать?" Ему было двадцать два года, и он чувствовал себя так, словно покорил весь мир или по крайней мере его важнейшую часть.
      Артур улыбался, глядя на воодушевленного друга. Ему самому почему-то больше нравился Рим. Возможно, из-за того, что до войны он уже успел в нем побывать. Рим стал для Артура чем-то особым, с ним были связаны дорогие сердцу воспоминания, а Париж для Сэма являлся воплощением его юношеской мечты.
      - Мне даже не хочется возвращаться в Штаты, представляешь, Паттерсон? Глупо звучит, а?
      Говоря это, Сэм обратил внимание на молодую женщину, которая шла впереди, и уже не слушал ответ Артура. Ее огненно-рыжие волосы были собраны на затылке в узел, темно-синее креповое платье от старости местами лоснилось, но подчеркивало все достоинства ее фигуры.
      Своей гордой осанкой она словно говорила: "Мне некого и не за что благодарить, я пережила немецкую оккупацию и никому ничем не обязана, даже американцам и другим союзникам, освободившим Париж".
      Сэм не мог оторвать глаз от ее стройных ног и покачивающихся бедер. Разговор с Артуром прервался.
      - ..тебе не кажется? - спросил Артур.
      - А? Что?
      Сэм не мог сосредоточиться на словах друга. Все его внимание обратилось на рыжие волосы, грациозную фигуру и гордую походку. Незнакомка остановилась на углу, потом пересекла мост через Сену и повернула на набережную Монтебелло. Сэм следовал за ней, словно привязанный невидимой нитью.
      - Куда ты идешь?
      - Еще не знаю.
      Он был напряжен, словно охотник, идущий по следу, и боялся хотя бы на мгновение выпустить рыжеволосую француженку из поля зрения.
      - Что ты делаешь?
      - А?..
      Сэм посмотрел на товарища отсутствующим взглядом и ускорил шаг. И тут Артур тоже заметил ее. Он посмотрел на нее как раз в тот момент, когда девушка обернулась к ним, словно вдруг почувствовала их за своей спиной.
      Лицо ее напоминало камею - матово-белая кожа, тонкие черты, огромные зеленые глаза пронзали насквозь и, казалось, предупреждали, что приближаться к ней опасно.
      Сэм был парализован своим незнанием французского языка и ее холодностью, но, когда рыжеволосая парижанка пошла дальше, ринулся за ней с еще большей решимостью.
      - Ты когда-нибудь видел подобные лица? - спросил он у Артура, не глядя на него. - Я никогда не встречал женщины красивее.
      Она излучала нечто, сразу привлекавшее внимание, а также силу, чувствовавшуюся даже на расстоянии. Эта девушка не принадлежала к числу тех, кто забрасывал цветами маршевые колонны союзников и был готов повиснуть на шее у первого встречного солдата.
      - Да, симпатичная девушка, - согласился Артур, сознавая неадекватность своего определения. Он испытывал некоторую неловкость от того, что Сэм так настойчиво следует за ней по пятам. - Но мне все же кажется, что она не в восторге от того, что мы за ней увязались.
      - Заговори с ней, - попросил Сэм. Казалось, что он околдован рыжеволосой француженкой.
      - Ты спятил? Она же минуту назад смерила нас ледяным взглядом.
      Незнакомка исчезла в магазине, а они остались стоять на тротуаре, беспомощно топчась на месте.
      - Ну и что дальше?
      Артуру, похоже, неловко было преследовать эту женщину по улицам Парижа. Пусть они победители, но все равно это ему не нравилось.
      - Подождем. Давай пригласим ее на чашечку кофе.
      Сэм вдруг пожалел, что они съели те печеньица, которыми их угостили, а не забрали с собой. "Она такая худая, наверное, давно не видела сладостей, подумал Сэм. - Я-то что: просто полз себе на брюхе по Северной Африке и по Италии, а потом на четвереньках пробирался по Франции. А вот она пережила немецкую оккупацию. И, наверное, женщине это несравненно тяжелее".
      Ему вдруг захотелось оградить ее от всего случившегося с ней в прошлом и защитить от еще возможных неприятных происшествий, поскольку Париж был наводнен опьяненными победой солдатами союзнических армий.
      Она вышла из магазина с кошелкой, из которой торчал длинный батон хлеба, и с нескрываемым раздражением взглянула на поджидавших ее американцев. Сверкая глазами, она что-то сказала Сэму, но тот ничего не понял и попросил Артура перевести:
      - Что она сказала?
      Ее слова не отличались любезностью, но Сэма это не смутило - главное, что она заговорила с ними. Артур, глядя на Сэма, не узнавал своего приятеля, весьма скромного до сих пор. В Италии Сэм вел себя прилично: дальше объятий, невинных поцелуев, нескольких щипков дело не шло. Но сейчас, судя по всему, Сэм совершенно потерял голову.
      - - Она говорит, что если мы сейчас же не отстанем, то она пожалуется нашему командиру и потребует, чтобы нас арестовали. И, по-моему, Уокер, мадемуазель не шутит.
      - Скажи ей, что ты генерал, - ухмыльнулся Сэм. К нему, похоже, возвращались обычная самоуверенность и чувство юмора. - Бог ты мой.., ну скажи ей, что я в нее влюблен.
      - Может, пользуясь случаем, предложить ей также плитку шоколада и шелковые чулки? Сэм, прошу тебя, опомнись и оставь девушку в покое.
      Поразившая Сэма особа тут же зашла в другой магазин, но он, очевидно, не намеревался последовать совету друга.
      - Пошли...
      Артур безуспешно пытался уговорить приятеля уйти, и, пока они спорили, девушка вышла из магазина и направилась прямо к своим преследователям.
      Она остановилась совсем рядом, и Сэм подумал, что сейчас ему станет плохо от се близости. У нее была такая матово-белая кожа, что она напоминала драгоценный фарфор, и Сэму захотелось коснуться ее руки.
      Между тем незнакомка попыталась выразить свой гнев, употребляя известный ей скромный набор английских слов.
      - Идите отсюда! Идите назад! Уходите! - кричала она. Смысл ее слов можно было понять без труда. Казалось, она вот-вот набросится на них, надает им пощечин. Почему-то особую агрессивность она испытывала по отношению к Сэму.
      - C'est compris?
      - Нет...
      Сэм бесстрашно пустился в разговор с француженкой, немыслимо коверкая слова.
      - Я не говорю по-французски... Я американец... Меня зовут Сэм Уокер, а это Артур Паттерсон. Мы просто хотели познакомиться и...
      Он подарил ей одну из своих самых обаятельных улыбок, но в ее взгляде сквозили гнев и боль, которых Сэм не мог понять. Ему было жаль ее, но он не мог выразить ей свое сочувствие.
      - Non!
      Она замахала на них руками.
      - Merde! Voila! C'est compris?
      - Merde?
      Сэм, озадаченный, повернулся к Артуру:
      - Что такое merde?
      - Это значит говно.
      - Очень хорошо...
      Сэм улыбнулся, как будто она сказала ему что-то приятное.
      - А нельзя ли пригласить вас на чашечку кофе... cafe? Не переставая улыбаться ей, Сэм взмолился, обращаясь к Артуру:
      - Ради бога, Паттерсон, как пригласить ее на чашку кофе? Пожалуйста, скажи же ей что-нибудь!
      - Je m'excuse... - смущенно произнес Артур, глядя в глаза очаровательной француженки и пытаясь вспомнить школьный курс французского, который куда-то вмиг испарился из головы.
      Сэм был прав. Красивее девушки Артур в своей жизни не видел.
      - Je regrette... mon ami est trfis excite... voulez-vous un cafe? выдавил он из себя в конце концов. Ему вдруг тоже захотелось, чтобы она не уходила. Но в ответ немедленно раздался поток ругательств:
      - Quel sacre culot... bande de salopards... allez-vous faire...
      Затем, со слезами на глазах, она тряхнула головой и торопливой походкой, миновав их, пошла в обратную сторону с тем же гордым видом, как прежде. От быстрой ходьбы сильно поношенные, растоптанные туфли хлопали ее по пяткам видно было, что они ей велики, как, впрочем, и темно-синее платье.
      - Что она сказала, Артур?
      Сэм поспешил за ней, проталкиваясь сквозь неизвестно откуда взявшуюся толпу солдат.
      - По-моему, она послала нас ко всем чертям, я не совсем понял остальное. Кажется, это был арго.
      - А что это? Диалект? - поинтересовался Сэм, хотя филологические тонкости французского языка сейчас мало волновали его, он больше всего боялся потерять ее в толпе прохожих.
      - Это парижский жаргон.
      Девушка метнулась в короткую улочку, рю де Гран-Дегрэ, свернула к одному из подъездов и исчезла внутри, с силой хлопнув дверью.
      Сэм остановился и расплылся в довольной улыбке.
      - С чего ты так обрадовался? - удивился Артур.
      - Теперь мы знаем, где она живет. Остальное будет проще.
      - Почему ты решил, что это се дом? Может, она к кому-то зашла?
      Артура поразила сила страсти, охватившей его друга. Сам он никогда ничего подобного не испытывал, но, конечно, и такие женщины ему не встречались. Она в самом деле была обворожительна.
      - Рано или поздно она выйдет. Должна выйти.
      - И ты собираешься стоять здесь весь день и ждать? Уокер, ты, несомненно, спятил!
      Артур не знал, что ему делать. Он не намеревался, будучи в Париже, торчать у подъезда какой-то девицы.., которая даже и говорить-то с ними не захотела, в то время как в этом городе были тысячи других девушек, которые бы с радостью пылко их отблагодарили за освобождение.
      - Я здесь торчать не собираюсь, если хочешь знать... Сэм некоторое время пребывал в замешательстве.
      - Ну ладно, - сказал он, - иди. Встретимся позже. В том же кафе, куда мы заходили.
      - А ты будешь ждать здесь?
      - Совершенно верно.
      Сэм закурил и с терпеливым видом прислонился к стене дома, в котором, как он полагал, жила девушка. Он подумывал, не войти ли внутрь, но решил пока воздержаться. Вдруг она снова выйдет? Ему некуда торопиться, он может и подождать.
      Артур, раздраженный его упрямством, пытался убедить друга более разумно распорядиться свободным временем, но все было напрасно. Сэм не собирался никуда уходить. В итоге Артур сдался и решил ждать с ним; с одной стороны, он не хотел оставлять Сэма одного, а с другой - сам проявлял интерес к девушке.
      Их терпение было вознаграждено. Меньше чем через час девушка появилась из подъезда с какими-то книгами в руках. Волосы у нее теперь были распущены, и она выглядела, пожалуй, еще привлекательнее. Она их тут же увидела и сделала шаг назад, но быстро передумала и с гордо поднятой головой зашагала по тротуару.
      Когда она проходила мимо, Сэм, чтоб привлечь ее внимание, легонько коснулся ее руки. Сначала казалось, что девушка шарахнется в сторону, но она остановилась и, гневно сверкая своими зелеными глазами, посмотрела на него. Взгляд был красноречив. Она, по-видимому, сознавала, что не имеет смысла ему что-то говорить, поскольку он все равно не поймет и, более того, просто не захочет понять.
      - Мадемуазель, вы не желали бы с нами перекусить?
      Сопровождая свои слова всем понятным жестом, Сэм продолжал проникновенно смотреть ей в глаза, словно желая убедить, что не собирается ее обидеть или воспользоваться ситуацией. Сэму просто хотелось глядеть на нее.., видеть ее.., а может, дотронуться, если повезет.
      - Oui? - спросил он с надеждой. Красавица парижанка покачала головой:
      - Non. О'кей?
      Ее французский акцент прозвучал так мягко, что Сэм улыбнулся. Артур наблюдал за ними, не в силах выдавить ни слова по-французски. Присутствие этой девушки словно лишило его дара речи.
      - Нет...
      Она повторила жест Сэма и покачала головой.
      - Почему?..
      Сэм мучительно пытался вспомнить, как это будет по-французски.
      - ..Pourquoi?
      Он вдруг в страхе посмотрел на ее пальцы. Может, она замужем? Может, ее супруг очень ревнив? Но кольца на безымянном пальце не было. Она выглядела очень молодо, хотя, конечно, в это военное время могла быть вдовой.
      - Parce que...
      Она говорила медленно, чтобы американец понял, хотя не слишком на это надеялась.
      - ..Je ne veux pas.
      - Она говорит, что не хочет, - шепнул Артур.
      - Почему?..
      Сэм, похоже, обиделся:
      - ..Мы же хорошие ребята. Только ленч.., еда... Он снова жестами изобразил прием пищи.
      - ..кафе.., о'кей?.. Пять минут?..
      Сэм поднял вверх растопыренную пятерню.
      - ..О'кей?
      Он поднял руки вверх, демонстрируя беззащитность и миролюбие, но девушка снова отрицательно покачала головой. Было ясно, что ей все это надоело: и приставания солдат, и чужеземцы, хозяйничающие на ее родине.
      - Нет немцы... Нет американцы... Нет... Нет кафе... Нет...
      Сэм молитвенно сложил руки, и казалось, он вот-вот расплачется. То, что она не ушла, а осталась стоять и слушать его - это уже было кое-что. Он показал на себя, а потом на Артура:
      - Северная Африка... Италия... Теперь Франция... - И языком жестов попытался изобразить стрельбу и ранение Артура в руку. Затем снова взмолился:
      - Одна чашка кофе.., пять минут.., пожалуйста...
      Она опять покачала головой, но на этот раз почти с сожалением:
      - Non...je regrette...
      И, отвернувшись, быстро пошла прочь. Друзья глядели ей вслед. Даже Сэм не стал на этот раз ее преследовать, понимая, что это не имело смысла. Но когда Артур собрался уходить, Сэм не двинулся с места.
      - Пошли, старик, она ушла и не желает нас видеть.
      - Меня это не волнует... - ответил Сэм, словно разочарованный школьник. Может, она передумает, когда вернется.
      - И разница будет только в том, что на этот раз она приведет с собой папашу и семерых братьев, которые повыбивают нам зубы. Она сказала нам "нет", причем совершенно серьезно, так что давай не терять зря времени. В Париже полно женщин, горящих желанием продемонстрировать свою благодарность героическим освободителям.
      - Ну и черт с ними... - Сэм был невозмутим. - Они мне даром не нужны... А она особенная.
      - Ты прав, черт подери, она действительно особенная девушка.
      Артур наконец в самом деле разозлился.
      - Она сказала, чтобы мы шли куда подальше. И лично я намерен последовать ее совету, как бы ни были красивы ее ноги. Ты идешь или нет?
      Сэм на мгновение замешкался, не зная, на что решиться, а потом с явным сожалением поплелся за другом. Однако куда бы они ни пошли в этот день, все его мысли были только о рыжеволосой зеленоглазой девушке с рю д'Арколь. В ней было что-то незабываемое, и после ужина он, оставив Артура за столом с тремя подругами, тихо выскользнул из ресторанчика, намереваясь прогуляться по улице, на которой она жила, просто чтобы быть к ней поближе.
      Сэм понимал, что поступает глупо, но ничего не мог с собой поделать. Он хотел увидеть ее еще раз, пусть даже издалека. Дело было не только в ее внешности, но еще в чем-то, чего Сэм не мог конкретно выразить или понять, как не мог противостоять желанию познакомиться с ней или хотя бы повидать...
      Он зашел в небольшое кафе напротив ее дома, заказал чашку кофе, который все здесь пили без молока и сахара, и сел за столик, не спуская глаз с ее подъезда.
      К своему изумлению, Сэм вскоре действительно увидел ее шедшей по тротуару все с той же сеткой, заполненной книгами. Она медленно поднялась по ступенькам крыльца, поискала в кошельке ключ, обернулась через плечо, словно желая убедиться, что никто ее не преследует.
      Сэм вскочил, высыпал на столик горсть монет и бросился к ней через улицу. Девушка ошеломленно глядела на него, и казалось, что она сейчас убежит, но она взяла себя в руки. В оккупированном Париже ей приходилось иметь дело с гораздо худшими типами. На этот раз в ее взгляде было меньше гнева, а больше обычной усталости.
      - Бонжур, мадемуазель, - произнес Сэм робко. Незнакомка покачала головой с видом матери, укоряющей сына-школьника.
      - Pourquoi vous me poursuivez?
      Сэм не имел понятия, что она сказала, и Артура не было под рукой, но оказалось, что она больше знает по-английски, чем он поначалу думал. Своим низким, с хрипотцой голосом девушка повторила:
      - Почему ты это делаешь?
      - Я хочу с тобой поговорить, - мягко ответил Сэм, мучительно желая погладить ее изящные плечи, слегка вздрагивавшие от вечерней прохлады. На ней было только старенькое синее платье.
      Она указала взмахом руки на толпу прохожих, будто предлагая их вместо себя.
      - В Париже много девушки.., рады говорить с американцы... - Ее взгляд стал жестче. - Рады говорить с германцы, рады говорить с американцы...
      Сэм ее понял:
      - А ты говоришь только с французами? Она улыбнулась и пожала плечами:
      - Французы тоже говорят с германцы.., американцы... Ей хотелось объяснить ему, как Франция предала саму себя, но она слишком плохо владела английским, да и вообще не собиралась вступать в разговор с незнакомым мужчиной.
      - Как тебя зовут? Меня Сэм.
      Она замешкалась в нерешительности, думая, что ему это совершенно не нужно знать, а потом пожала плечами и безразличным тоном произнесла:
      - Соланж Бертран.
      Но руку Сэму не протянула, только равнодушно спросила:
      - Все?
      Сэм показал на кафе напротив:
      - Одна чашка кофе, и я уйду. Пожалуйста! Он думал, что сейчас она снова разгневается. Но Соланж впервые заколебалась:
      - Je suis tres fatigue.
      Она указала на книги. Сэм знал, что учебные заведения в Париже закрыты, и поэтому удивленно спросил:
      - Ты студентка?
      - Я учу.., дома маленький мальчик.., очень больной... Сэм кивнул. Он не сомневался ни на минуту, что такая девушка, как Соланж, преисполнена благородства.
      - Ты не голодна?
      Соланж, видно, не поняла, и Сэм снова прибег к языку жестов. На этот раз она рассмеялась, и от ее искренней улыбки сердце Сэма ушло в пятки.
      - D'accord... d'accord...
      Она подняла руку с растопыренными пальцами.
      - Cinq minutes.., пять минута!
      - Тебе придется пить быстро, а кофе у них очень горячий...
      Сэм чувствовал себя так, будто у него за спиной выросли крылья, когда он, взяв сумку с книгами, вел Соланж через улицу в кафе.
      Хозяин заведения встретил ее как старую знакомую и, похоже, удивился, увидев девушку в обществе американского солдата. Соланж называла его Жюльеном, они некоторое время поболтали, потом она заказала чашку чаю. От еды Соланж категорически отказывалась, но Сэм заказал ей сам немного сыру и булочку.
      Не удержавшись, она все это с жадностью съела. Только в кафе Сэм, рассмотрев ее поближе, впервые заметил, как она худа. Из выреза платья торчат острые ключицы, скулы на лице туго обтянуты кожей. Она с удовольствием осторожно отхлебывала горячий чай.
      - Зачем ты это делаешь? - спросила Соланж, отставив чашку и с любопытством глядя на него, - Je ne comprend pas.
      Сэм не мог ей объяснить, почему ощущал такую внутреннюю потребность поговорить с ней, просто с первой минуты, увидев ее, он понял, что не сможет повернуться и уйти.
      - Не знаю... - произнес он задумчиво, но Соланж, видимо, не поняла.
      Сэм развел руками, а потом, чтобы было понятнее, приложил их к сердцу и к глазам.
      - Когда я впервые тебя увидел, то почувствовал что-то странное...
      С явным неодобрением восприняв его слова, Соланж покосилась на других девушек, сидевших в этом кафе с американскими солдатами, но Сэм торопливо замотал головой:
      - Нет, нет.., не то.., гораздо больше.
      Он показал "больше" руками, а Соланж печально посмотрела на него, словно умудренная жизненным опытом женщина на наивного подростка.
      - Это не существует.
      - Что?
      Она показала на сердце и повторила его жест, обозначавший "больше".
      - - Ты потеряла кого-то на войне?.. - Сэм чувствовал себя ужасно неловко, задавая этот вопрос. - Может быть, мужа?
      Она покачала головой и почему-то вопреки своему намерению решила ему рассказать о себе:
      - Мой отец.., мой брат.., немцы убивать их.., моя мама умирать от туберкулез... Мой отец, мой брат... dans la Resistance.
      - А ты?
      - J'ai soigne ma mere... Я.., смотреть моя мама...
      - Ты ухаживала за своей матерью? Соланж кивнула.
      - J'avais peur, - махнула она рукой, злясь сама на себя, и изобразила испуг, - de la Resistance.., потому что мама очень сильно меня нуждаться... Мой брат был шестнадцать...
      Глаза Соланж наполнились слезами. Сэм невольно коснулся ее руки, и она почему-то не отдернула руку. Повисла напряженная пауза. Потом девушка снова взяла чашку и отпила глоток чаю, стараясь, чтобы не было заметно, как дрожат ее пальцы.
      - А другая родня у тебя есть?
      Она не поняла.
      - Еще братья? Сестры? Дяди, тети? Соланж серьезно посмотрела на него и покачала головой.
      На протяжении последних двух лет она была одна. Одна в оккупированном немцами Париже. Давала уроки, чтобы заработать себе на жизнь. После смерти матери часто думала о вступлении в Сопротивление, но страх был слишком силен, да и брат ее, которого выдал сосед, погиб так бессмысленно, не успев совершить никакого геройского поступка, что его смерть охладила ее пыл.
      Казалось, что все кругом пособники врага и изменники, кроме горстки истинных патриотов Франции, которые, рискуя жизнями, боролись за свободу своей страны.
      Все переменилось. Другой стала и Соланж. Из смешливой, жизнерадостной девушки она превратилась в раздражительную, обозленную, замкнутую особу. И все-таки этот парень чудом сумел ее растрогать. Соланж, пусть ненадолго, снова почувствовала себя прежней, и это ей очень нравилось.
      - Сколько тебе лет, Соланж?
      - Dix-neuf...
      Она пыталась вспомнить соответствующее число по-английски.
      - Девяносто, - сказала она неуверенно. Сэм рассмеялся и покачал головой.
      - Не может быть! Девятнадцать? Соланж поняла свою ошибку и тоже рассмеялась, поразительно преобразившись при этом.
      - Et vous? - спросила она.
      - Двадцать два.
      Их разговор со стороны ничем не отличался от обычной болтовни юноши с девушкой. Вот только опыт у этих молодых людей был совсем не юношеский: у нее - оккупационный, у него - фронтовой.
      - Vous etez etudiant?.. Студент? Сэм кивнул:
      - Гарвардского университета, в Бостоне. Он этим невероятно гордился и обрадовался, когда заметил в ее глазах интерес и уважение.
      - Арвар? - повторила Соланж на французский манер.
      - Ты о нем слышала?
      - Bien sur.., конечно! Как Сорбонна, да?
      - Да, наверное.
      Сэму было приятно, что Соланж известно название его университета.
      Чай был выпит, тарелка давно опустела, но Соланж, казалось, теперь уже не спешила уходить.
      - Соланж, можно с тобой завтра увидеться? Может, сходим погулять? Или съедим вместе ленч.., или поужинаем?
      Сэму нетрудно было догадаться, что она голодает, плохо питается, и он почувствовал желание хоть немного подкормить ее.
      Соланж отрицательно замотала головой и указала на книги в сумке.
      - Потом?.. Или до?.. Пожалуйста... Я не знаю, сколько еще здесь пробуду.
      Ходили слухи, что им вскоре придется покинуть Париж и двинуться к германской границе. Мысль о возможном расставании с Соланж казалась Сэму чудовищной. "Не сейчас.., не так скоро.., а может, и вообще никогда", - думал он.
      Это была его первая юношеская любовь, и, едва обретя ее, он не мог так быстро ее потерять.
      Соланж вздохнула. Сэм был таким настойчивым, что поначалу даже напугал ее. Но после нескольких минут беседы она изменила о нем свое мнение. За все время оккупации она не водила знакомства ни с одним немцем, а уж тем более с солдатами, и теперь ее принципы не изменились, но все же... Этот парень был американцем и казался таким дружелюбным и открытым.
      - D'accord, - наконец сдержанно произнесла она.
      - Я очень надеялся, что ты согласишься, - кивнул Сэм и, видя, что Соланж смутилась, с улыбкой взял ее руку. - Спасибо.
      Они медленно поднялись из-за столика, и Сэм проводил ее через улицу, к подъезду. Соланж протянула ему руку и вежливо поблагодарила за ужин, потом тяжелая входная дверь закрылась за ней.
      Медленно шагая по парижским улицам. Сэм чувствовал, что его жизнь изменилась буквально в считанные часы, что эта женщина.., эта девушка.., это необыкновенное создание - его судьба.
      Глава 2
      - Где ты пропадал вчера вечером? - поинтересовался Артур за завтраком.
      Квартировали они в гостинице "Идеал" на рю Сан-Себастьян. Солдаты союзнических армий были размещены в подобных гостиницах по всему Парижу. Сам Артур предыдущий вечер провел в исключительно приятной компании, хотя вина было многовато, а женщин - наоборот.
      - Я ужинал с Соланж, - невозмутимо ответил Сэм, допивая кофе.
      - Кто это?! Ты, значит, "снял" парижанку после того, как смылся от меня?
      - Нет...
      Сэм со свойственной ему озорной улыбкой посмотрел прямо в глаза приятелю:
      - Ты тоже знаком с Соланж... Мы вчера встретили ее на рю д'Арколь... Рыжие волосы, зеленые глаза.., стройные ноги.., классная походка...
      - Ты серьезно?..
      Артур быстро оправился от изумления и тут же рассмеялся - Сэм, конечно; шутил.
      - Я тебе чуть было не поверил. Ну правда, где ты был?
      - Я же сказал тебе. С Соланж.
      На этот раз он говорил абсолютно серьезно.
      - Уокер, ты не врешь? С той девушкой? Где ты се нашел, черт тебя дери?
      - У ее дома. Я вернулся - так, на всякий случай, а она как раз возвращалась домой. Она занимается с больным ребенком.
      Артур удивленно уставился на друга:
      - Как ты это выяснил? Насколько я помню, она с нами говорила только по-французски, к тому же на жаргоне.
      - Она немного говорит по-английски. Она, правда, сказала, будто ей девяносто лет, но в остальном мы общались вполне нормально.
      Сэм не мог скрыть своего самодовольства, считая, что Соланж теперь его девушка.
      Глядя на друга, Артур пожалел, что сам не проявил настойчивости. Сэм принадлежал к тому типу людей, которым достается в жизни все лучшее.
      - Сколько ей лет?
      Артура разобрало любопытство. Ему тоже хотелось все о ней знать.
      - Девятнадцать.
      - И ее папаша не набросился на тебя с кухонным ножом?
      Сэм покачал головой:
      - Ее отца и брата убили немцы, а мать умерла от туберкулеза. Она живет одна.
      Артур был поражен. У них, видно, действительно состоялся обстоятельный разговор, раз приятелю удалось столько узнать о ней.
      - Ты с ней и дальше будешь встречаться? Сэм кивнул и, уверенно улыбаясь, произнес:
      - Обязательно. И хотя она этого еще не знает, после войны мы обязательно поженимся.
      Артур с трудом скрыл свое изумление, но ничего не сказал, потому что понял - его друг и не думает шутить.
      Вечером, за ужином, Соланж рассказала Сэму, как ей жилось в Париже при немцах. В некотором смысле ее испытания были даже тяжелее тех, что выпали на его долю.
      Беззащитной девушке пришлось применять всю свою смекалку, чтобы избежать ареста, пыток или изнасилования. Немцы вели себя в Париже как хозяева и считали всех французских женщин своими. После гибели отца ей пришлось содержать мать, и Соланж отдавала ей все продукты, которые удавалось добыть. В конце концов их выселили из квартиры, и мать Соланж умерла у нее на руках в снятой комнатушке, где девушка жила и сейчас наедине со своими печальными воспоминаниями.
      После ужасных лет оккупации у нее пропала вера в людей. Выдача немцам ее брата стала последним ударом по ее патриотическим чувствам к соотечественникам.
      - Я хотел бы, чтобы ты когда-нибудь повидала Америку, - произнес Сэм, прощупывая почву.
      Он с удовольствием наблюдал, как Соланж с аппетитом ест все, что он заказал.
      Она в ответ пожала плечами, показывая, что мечты об этом нереальны:
      - Очень далеко...
      И соответствующий жест подкрепила французской фразой:
      - C'esttres loin...
      Для нее это было решающим аргументом.
      - Да нет. Не так уж это далеко.
      - А ты? После война опять Арвар? - Может быть...
      Сэм не знал, продолжит ли он теперь учебу в университете. Может, все-таки стоит попробовать себя на актерском поприще? - задумывался он.
      На привалах, в окопах они с Артуром много об этом говорили. Тогда университет казался чем-то очень важным, но трудно было предугадать, как псе сложится после возвращения домой. Многое может измениться.
      - Я хочу быть актером...
      Ему хотелось увидеть ее реакцию. Соланж заинтересовалась.
      - Актером? - переспросила она, а потом кивнула в знак одобрения.
      Сэм просиял и чуть не расцеловал ее. Для Соланж, правда, причина его радости была не совсем понятна.