— Как ты можешь знать наверняка?

— Знаю, и все. Прошу тебя, поверь мне!

— Хорошо, хорошо… Прости меня… просто я так расстраиваюсь каждый раз… целый месяц я прислушиваюсь к своим ощущениям, ловлю себя на том, что ищу признаки… и каждый раз мне кажется, что я в самом деле беременна… а потом… в один день все кончается… — Ей было тяжело объяснить то разочарование, которое она испытывала каждый раз, ту боль, опустошение, чувство тоски… Они жили вместе уже три года, шесть месяцев были женаты, и теперь она хотела от него ребенка. Даже пустующий третий этаж в их доме, казалось, был для нее упреком. Они покупали этот дом в расчете на большую семью. Неужели не суждено иметь детей?

— Забудь об этом на время, дорогая. Рано или поздно это обязательно произойдет. Лучше скажи, когда ты возвращаешься?

— Завтра вечером, надеюсь. Если, конечно, вся эта братия не сведет меня с ума.

Диана вздохнула. Мысль о том, что ей опять придется возиться завтра со всеми этими людьми, все больше угнетала ее. Еще сегодня она работала несмотря на все трудности, но после пережитого разочарования… Каждый месяц она испытывала это чувство — чувство потери и одиночества. И она не могла поделиться своим горем ни с кем, даже с Энди. Другим бы оно показалось просто смешным, но для нее это было настоящей мукой: целый месяц ждать и надеяться, а потом испытывать ужасное разочарование и, преодолевая его, снова утешать себя мыслью, что, может быть, в следующий раз все будет по-другому.

— Я буду ждать твоего возвращения, любимая. Постарайся лечь сегодня пораньше и хорошо выспаться. Ты увидишь, завтра тебе будет намного легче. — Ну почему он так легко к этому относится? А может, просто не показывает вида? Старается ее подбодрить? Но ей было бы легче, если б он разделял ее тревогу. А может, все-таки лучше, что он так спокоен? — Я люблю тебя, Ди.

— Я тоже, любимый. И очень скучаю.

— Я тоже страшно соскучился. Ну, до завтра, до вечера. Когда Диана повесила трубку, горничная внесла суп, но она к нему даже не притронулась. Она погасила свет и долго лежала в темноте, думая о ребенке, которого она так хотела иметь, и о предательском кровавом пятне, которое означало, что этот месяц опять прошел даром. И все-таки, засыпая, Диана позволила себе подумать о том, что через месяц это разочарование не повторится.

Пилар Грэхем — на работе она не позволяла называть себя иначе — сидела у себя в кабинете и внимательно изучала очередное дело, делая пометки на полях. Загорелся глазок селектора, и голос секретарши произнес:

— Пришли мистер и миссис Робинсон.

— Спасибо. Пусть войдут.

Пилар поднялась из-за стола, когда секретарша открыла дверь и впустила пару, выглядевшую озабоченной. Женщине было около сорока, ухоженные темные волосы спадали ей на плечи; мужчина, высокий и сухопарый, был одет в хороший, но не слишком дорогой костюм и выглядел немного старше своей спутницы. Их направил к ней ее знакомый адвокат, и Пилар провела все утро, подробно изучая дело этой пары.

— Здравствуйте, я — Пилар Грэхем.

После обмена рукопожатиями она предложила им сесть и осведомилась, что они предпочитают, чай или кофе. Было заметно, что супруги нервничают, им не терпелось приступить к делу.

— Я все утро изучала ваш случай, — Пилар сказала это спокойным тоном, который вполне соответствовал ее внешности: серьезная, интеллигентная, выдержанная, словом, человек, на которого можно положиться. Они были наслышаны о ее репутации — репутации непревзойденного мастера своего дела. И это была главная причина, по которой они обратились именно к ней.

— Как вы считаете, можно что-нибудь сделать? — Эмили Робинсон с тоской взглянула на адвоката, и Пилар заметила невероятную боль, промелькнувшую в ее глазах. Она еще не знала, сможет ли чем-то помочь этой женщине.

— Я надеюсь, что смогу помочь вам, хотя не уверена в этом до конца. Я внимательно ознакомилась с вашим делом и пришла к выводу, что мне придется посоветоваться с коллегами, в частном порядке, разумеется. Боюсь, в своей практике я впервые сталкиваюсь с такой ситуацией. Некоторые наши законы уже давно устарели, к тому же в различных штатах они сильно отличаются друг от друга. А ваш случай не из легких, как вы сами понимаете, и я пока затрудняюсь делать окончательные выводы.

Ллойд Робинсон договорился с семнадцатилетней девицей, живущей в маленьком горном поселке в пригороде Риверсайда, что она родит ребенка, которого они с супругой усыновят, поскольку не могут иметь собственных детей. У Мишель уже было двое незаконнорожденных детей, она была согласна родить и третьего. Ллойд узнал о ней через школу, в которой раньше работал. Местный врач сделал ей искусственное оплодотворение. Робинсон заплатил Мишель пять тысяч долларов, чтобы она смогла переехать от родителей в Риверсайд и поступить там в колледж. Во всяком случае, это была плата, которую она назначила сама, так как из-за отсутствия денег ей пришлось бы всю жизнь просидеть в горах, чего она не хотела.

Робинсоны только теперь поняли, какую ошибку они совершили. Девица была слишком молода и непостоянна, и, когда об этом узнали ее родители, они подняли на ноги местные власти. Ллойду было предъявлено множество обвинений, которые он, к счастью, смог опровергнуть. Но суд оставил открытым вопрос о несовершеннолетнем возрасте матери ребенка. Они даже пытались выяснить, не было ли здесь изнасилования, но Ллойд сумел доказать, что сексуальных контактов не было вообще.

Пока продолжался процесс, девица отказалась отдавать ребенка. К тому времени, как он родился, она вышла замуж за местного парня, который был полностью на ее стороне. А когда Пилар встретилась с отчаявшейся парой, эта девушка, Мишель, была снова беременна, теперь уже от своего мужа. Между тем ребенку Ллойда Робинсона исполнился год, а суд не разрешал супругам даже видеть его. Ллойду сказали, что как донор он не имеет на малыша никаких прав. Суд также признал, что он оказывал нежелательное воздействие на несовершеннолетнюю, и заставил его подписать бумаги, запрещающие принимать какие-либо действия по отношению к ребенку и его матери. Супруги были просто в отчаянии из-за всего этого. Они вели себя так, как будто это был действительно их ребенок, которого у них украли. Они продолжали называть малышку Жан-Мари. Это имя супруги выбрали в память о двух матерях — его и ее, хотя Мишель, конечно, звала дочку как-то иначе. Чем больше Пилар смотрела на эту пару, тем яснее ей становилось, что их мечта об этом ребенке скорее всего так и останется мечтой.

— А не легче ли для вас усыновить другого ребенка вполне законным путем?

— Может быть, вы и правы, — грустно сказала Эмили, — но вы понимаете, мы хотим, чтобы это был его ребенок. Дело в том, что я, к сожалению, не могу иметь детей, мисс Грэхем. — Это было сказано так, будто женщина сознавалась в совершении ужасного" преступления, и Пилар стало ее жаль. Да, случай был действительно сложный и необычный, но самое необычное во всем этом, как казалось Пилар, было фанатичное желание этой пары во что бы то ни стало иметь ребенка. — Мы уже опоздали с законным усыновлением, — продолжала женщина, — мне — сорок один, а Ллойду — почти пятьдесят. Мы многие годы стремились к этому, но сначала нам не позволял доход, а потом Ллойд получил травму и несколько лет не мог работать. Теперь наконец-то дела пошли на лад. Но нам все равно пришлось продать машину и целый год работать каждому на двух работах, чтобы заплатить Мишель за ребенка. А остальное мы истратили на адвокатов. И в результате остались ни с чем.

Она говорила сущую правду, но Пилар интересовало не это. Ее все больше поражала ситуация, в которой оказались эти люди. Она изучила характеристику социального работника на чету Робинсонов, и, по мнению окружающих, это была самая обыкновенная супружеская пара. Сложность для них заключалась лишь в том, что они не могли иметь детей, но страстно хотели ребенка. И в отчаянии готовы были пойти на все. Да, отчаяние может заставить человека наделать много глупостей. Эти двое, по мнению Пилар, уже наделали их достаточно.

— Будете ли вы добиваться права на посещение ребенка? — спросила она, пытаясь оставить им хоть какую-то надежду.

Эмили тяжело вздохнула:

— Конечно, если нам не удастся добиться ничего другого. Послушайте, но ведь это же так несправедливо! Мишель родила двоих детей, когда сама была еще почти ребенком, теперь она вот-вот родит еще одного от этого парня, за которым она замужем. Ну зачем ей еще малышка Ллойда? — Голос Эмили звучал жалобно, и они все трое знали, что за этой жалобой стоит отчаяние.

— Но это и ее ребенок тоже. — Пилар постаралась сказать это как можно мягче.

— Скажите, как, по-вашему, право на посещение ребенка — это все, чего мы можем добиться? — Это были первые слова, произнесенные супругом, и Пилар помедлила, прежде чем ответить:

— Вполне возможно. Но, принимая во внимание сегодняшнюю позицию суда, это, несомненно, будет большим шагом вперед. А потом, со временем, если, например, Мишель станет недостаточно хорошо относиться к дочери или у нее возникнут проблемы с мужем, тогда, может быть, вам удастся отвоевать девочку. Но, как вы сами понимаете, ничего конкретного я вам обещать не могу, кроме того, что это может длиться годы и годы. — Пилар никогда не обманывала своих клиентов.

Предыдущий адвокат сказал, что, может быть, она вернет нам Жан-Мари через шесть месяцев, — робко произнесла Эмили, и Пилар не стала поправлять ее, объясняя, что о возвращении ребенка речи вообще быть не могло, так как прежде всего он никогда им и не принадлежал.

— Я не думаю, что он был честен с вами, миссис Робинсон. — Скорей всего они были того же мнения, иначе не сменили бы адвоката. Супруги молча покачали головами и в отчаянии посмотрели друг на друга. Тоска и одиночество, появившиеся в их глазах, никого не смогли бы оставить равнодушными.

У Пилар с Брэдом было несколько знакомых пар, воспитывающих приемных детей. Чтобы усыновить ребенка, многие из них ездили в Гондурас, Корею и даже в Румынию. Но таких необдуманных поступков никто из их знакомых никогда не совершал и не выглядел так нелепо, как эти двое. Да, у Робинсонов был шанс, но они упустили его, и им это было совершенно ясно.

Пилар еще немного побеседовала с ними, сказав, что обязательно будет заниматься их делом, если они этого захотят. Она обещала разыскать аналогичные случаи в практике других штатов и дать им знать. Но супруги попросили ее пока ничего не предпринимать и обещали позвонить, если им понадобится ее помощь.

Но когда они ушли, Пилар уже знала, что они больше не позвонят. Им нужен был кто-то, кто пообещал бы прыгнуть выше головы, она же им не подходила, потому что не сделала этого. После их ухода Пилар сидела несколько минут и размышляла над их поведением. Они так беспокоились, так заботились о ребенке, которого не знали. Они ни разу даже краем глаза не видели малышку, и все-таки она была для них Жан-Мари, они о ней думали, переживали из-за нее и любили ее. И хотя инцидент был исчерпан, Пилар сожалела, что не может помочь этим людям. Дело весьма заинтересовало ее, и она в задумчивости смотрела в окно, когда ее коллега, Алиса Джексон, заглянула в дверь офиса и воскликнула, загадочно улыбаясь:

— Пилар… У тебя все в порядке? Я не видела тебя такой озабоченной с тех пор, как ты ушла из городского суда. Тогда тебе приходилось ломать голову над защитой очередного преступника. Интересно, кто убийца на этот раз?

— Никто. — Пилар улыбнулась, вспоминая то время, когда работала адвокатом в городском суде.

Другой ее коллега, Брюс Хеммингс, тоже работал с ними. Они с Алисой были женаты уже многие годы и воспитывали двоих детей. Пилар и Алиса всегда были в дружеских отношениях, хотя Пилар никогда бы не доверила ей того, что она с легкостью доверяла Марине. Но работать с Алисой было легко, и за десять лет совместной службы они не имели друг к другу ни малейших претензий.

— Нет, это не кровавое убийство. — Пилар натянуто улыбнулась, отошла от окна и опустилась в кресло. — Просто странная житейская история.

Она вкратце изложила суть дела, и Алиса сочувственно покачала головой.

— Да, уже давно пора принять новый закон, касающийся этих проблем. Сейчас самое большее, чего ты можешь добиться, это права посещения. Помнишь, в прошлом году Тед Мерфи вел похожее дело? Тогда женщина, носившая ребенка, отказалась отдать его в самый последний момент. Это дело рассматривал государственный верховный суд. Отца тогда обязали к материальной помощи, но ребенка оставили матери, и все, чего он добился, было право посещения.

— Да, я помню это дело, но эти люди показались мне такими… — Пилар не закончила мысль, пожалев, что вообще произнесла это вслух, но ей действительно казалось, что эта пара заслуживает сочувствия.

— Я помню только один случай, о котором когда-то читала, когда судья был на стороне приемных родителей. Тогда женщине ввели в матку уже оплодотворенную яйцеклетку. Яне помню, где это было, но, если хочешь, могу найти описание процесса, — сказала Алиса серьезно. — Тогда судья заявил, что суррогатная мать не имеет никаких родственных связей с плодом, потому что и сперма, и яйцеклетка были взяты у посторонних людей уже оплодотворенные. И ребенка отдали супругам-донорам. Но в твоем случае обстоятельства, конечно, совсем другие, да и вообще; надо быть совершенным идиотом, чтобы связаться с несовершеннолетней девчонкой.

— Да, конечно. Но иногда люди делают ужасные глупости, лишь бы заиметь детей.

Она будет мне рассказывать! — Алиса села на стул и усмехнулась: — Я два года пила гормональные таблетки, которые, казалось, меня доконают. Я себя чувствовала ужасно, мне казалось, что я прохожу курс химиотерапии, а не принимаю препараты, чтобы зачать ребенка. — Она даже передернула плечами, вспоминая все свои давние ощущения. — Но зато у меня двое прекрасных детей, и я считаю, что овчинка выделки стоит. Да, что верно, то верно. А вот Робинсоны не получили девочку, которую они называют Жан-Мари, которую никогда не видели и скорее всего никогда не увидят.

— Зачем люди идут на такие жертвы, Али? Иногда, особенно если ты не в силах помочь, это просто удивительно. Да, я знаю, твои мальчики — просто замечательные, но… но если бы у тебя не было детей, неужели это было бы так уж страшно?

— Конечно. — Ответ прозвучал очень тихо. — Это было бы ужасно и для меня… и для Брюса. Мы же с самого начала решили создать семью. — Она перекинули ногу через ручку кресла и посмотрела прямо в глаза подруги. — Большинство людей совсем не такие храбрые, как ты, Пилар. — Она сказала это искренне. Ее всегда восхищало отношение этой женщины к жизни, ее прямота и твердость характера.

— Я совсем не храбрая… Что ты такое говоришь?

— Нет, ты очень смелая и решительная, — возразила Алиса. — Вот ты знаешь, что не хочешь иметь детей, и строишь свою жизнь так, как запланировала. А ведь многие сомневаются, считают, что не иметь детей — это неправильно, а в результате, когда все-таки рожают ребенка, начинают его тайно ненавидеть. Ты даже представить себе не можешь, сколько я встречала таких детей! Многие родители сначала заводят детей, а потом понимают, что они им вовсе не нужны. И в результате ребенок обделен любовью, никто им не интересуется.

Мои родители были из их числа. Я полагаю, что именно из-за них-то меня не привлекает материнство. Я бы никогда не пожелала своему ребенку испытать все то, что сама пережила в детстве. Я все время чувствовала себя никому не нужной, обузой, отвлекающей от дел занятых людей! Конечно, для родителей гораздо важнее было решать свои «взрослые» проблемы, чем поговорить с девчонкой, а уж о том, чтобы ее полюбить, не могло быть и речи!

Эта горькая правда была открытием для Алисы. Не то чтобы слова подруги ее поразили, но прозвучали довольно неожиданно. И ей стало вдруг обидно за Пилар, потому что та умышленно лишила себя того, что, по мнению Алисы, было смыслом жизни для женщины.

— Боже мой, Пилар! Ты никогда не будешь плохой матерью. Может быть, сейчас, когда вы с Брэдом наконец поженились, ты передумаешь?

— О чем ты говоришь… Это в мои-то годы? — Пилар выглядела искренне удивленной. Почему, черт возьми, всех так интересует, собираются ли они с Брэдом заводить ребенка?

— Между прочим, ты тоже можешь принимать гормональные препараты. Сейчас появились новые, просто чудодейственные средства. — Алиса так увлеклась, что вскочила со стула и теперь стояла у стола, глядя на подругу сверху вниз. — А с твоим-то везением ты наверняка забеременеешь с первого раза. И нечего нести этот бред насчет возраста. Тебе же только сорок два! Меня не проведешь, старушка Колеман!

— Ну спасибо тебе. Только я, пожалуй, не стану навязывать себе эту головную боль. Бедняга Брэд… он был бы поражен, услышав наш разговор… Впрочем, я поражена не меньше. — Она с улыбкой посмотрела на Алису, а потом ее взгляд упал на часы. Сегодня Пилар договорилась позавтракать со своей падчерицей, и если не поторопится, то может опоздать.

— Хочешь, я пока займусь женщинами, вынашивающими детей на заказ? — Алиса была просто незаменима, когда надо было где-нибудь покопаться. — Ты знаешь, я свободна сегодня после обеда и завтра с утра.

Спасибо, но я не думаю, что на это стоит тратить время. Мне кажется, они вряд ли перезвонят. Эти двое даже не попытаются отвоевать право на посещение. Я думаю, они из тех, кому подай все или ничего. Может быть, я ошибаюсь, но, по-моему, они попытаются найти кого-нибудь подешевле нас, но чтобы им гарантировал это «все». Но все равно дело ограничится разрешением на посещения, да и то, если им повезет.

— Ну хорошо. Но если они вдруг объявятся, дай мне знать.

— Конечно… и, знаешь, спасибо за помощь. Женщины обменялись улыбками, и Алиса пошла через зал по направлению к своему офису. Она была не так загружена работой, как Пилар, у нее было значительно меньше клиентов. Процессы, которыми она занималась, не относились к разряду громких или нашумевших. Ей нравились необычные интересные дела, которые подпадали под действие законов, редко встречающихся на практике. Если бы она была врачом, из нее получился бы отличный исследователь. Сейчас она работала не полную неделю, потому что два дня сидела с детьми. У каждого из адвокатов был свой «конек», и большую часть работы обычно выполнял Брюс. Он брал на себя процессы, на которых противоположными сторонами выступали различные организации, в то время как Пилар предпочитала работу с отдельными клиентами. Они представляли собой отличную команду и могли с успехом решать любого рода дела. Если же возникала необходимость, они могли нанять кого-нибудь со стороны. Именно так Пилар представляла себе адвокатскую практику. Она ощущала себя компетентной и независимой, могла выбирать только те дела, которые были ей по душе, и имела пре красных деловых партнеров. Нравились ей также и коллеги Брэда по суду. Вообще круг их знакомых был чрезвычайно интересен. Хотя она как-то пожаловалась мужу, что их знакомые — сплошные судьи и адвокаты, на самом деле ей это нравилось.

Пилар не могла представить себе жизнь без своей любимой юриспруденции. Пока она ехала в центр, на свидание к Нэнси, она удивлялась тому, как ее падчерица может вести такой инертный образ жизни. Нэнси не работала с тех пор, как вышла замуж, хотя прошло уже больше года, и Пилар полагала, что молодой женщине пора чем-нибудь заняться. Но Брэд считал, что его дети должны жить самостоятельно, и она старалась не вмешиваться в их дела, чтобы ни в коем случае не сделать что-либо такое, с чем он не был бы согласен. Это было нелегко, ведь она имела собственное мнение о том, что в жизни важно, а что нет. И на первом месте для нее всегда была работа, чего никак нельзя было сказать о Нэнси.

В «Парадиз» она опоздала. Нэнси уже ждала ее за столиком, нетерпеливо поглядывая по сторонам. Она была одета в темные туфли и темное трикотажное платье, поверх которого было накинуто красное пальто. Ее длинные светлые волосы были зачесаны назад и завязаны мягкой бархатной лентой. Выглядела она, как всегда, очень мило.

— Привет, дорогая. Ты отлично выглядишь!

Пилар опустилась на стул, просмотрела меню и сделала заказ. Потом она обратила все внимание на Нэнси. Казалось, та чем-то обеспокоена, но так как падчерица ничего не говорила, Пилар не стала задавать вопросы, а решила дождаться конца ленча.

И все же она была совершенно потрясена той новостью, которую Нэнси выложила ей во время десерта. Десерт, кстати, состоял из огромного куска шоколадного торта со взбитыми сливками и шоколадным кремом. Пилар удивилась, когда падчерица заказывала его, а когда принесли тарелку, у нее прямо-таки глаза на лоб полезли. Конечно, Нэнси — здоровая молодая женщина с прекрасным аппетитом, но мачеха заметила, что она явно поправилась.

— Должна сообщить тебе кое-что… — пробормотала Нэнси, принимаясь за десерт. Она поливала кремом огромные куски торта и отправляла их в рот. Пилар удивленно наблюдала за падчерицей.

— Я тоже должна тебе кое-что сообщить, — перебила она, — если ты будешь поглощать каждый день столько сладкого, то к Рождеству будешь весить фунтов триста, не меньше. — Пилар была удивлена, но не могла без улыбки смотреть на Нэнси, хоть та и была уже замужней женщиной, для нее все-таки оставалась ребенком, и то, как она уплетала один за другим куски торта со взбитыми сливками, ничуть не делало ее взрослей.

— Мне придется растолстеть в любом случае, — лукаво улыбнулась та мачехе, медленно отхлебывающей кофе.

Вот как? А, понимаю, ты же сидишь целый день перед телевизором и ешь конфеты. Послушай, Нэнси, хоть твой отец и говорит, что это не мое дело, я все же должна сказать тебе… Мне кажется, что тебе следует чем-нибудь заняться… ну, найти себе работу… Займись благотворительностью, в конце концов, или по дому что-нибудь делай… в общем, я не знаю чем, но чем-то тебе заняться нужно…

— Я уже занимаюсь тем, что жду ребенка. — Нэнси сказала это с улыбкой, а вид у нее был такой, как будто она поде лилась с мачехой невероятным секретом.

Пилар уставилась на нее в изумлении.

— Ты… что? — Пилар даже мысль такая не приходила в голову. Ведь Нэнси всего двадцать шесть, как раз столько, сколько было Пилар, когда она познакомилась с Брэдом. Это было шестнадцать лет назад, боже, почти полжизни! — Ты беременна? — Почему это кажется ей таким невероятным? Она удивилась сама себе. Но все равно, это просто абсурд.

— Ребенок родится в июне. Мы с мужем сначала решили убедиться, что все в порядке, прежде чем сказать тебе. У меня срок уже три месяца.

— О! — Пилар откинулась на спинку стула. — У меня нет слов! — Ее так мало занимал вопрос о детях, во всяком случае, до сегодняшнего утра, что она просто не знала, что сказать. — Ты счастлива, дорогая? —А может, Нэнси напугана? Взволнована? Что в таких случаях чувствует женщина? Она никогда не могла себе этого представить и никогда не хотела. Единственное, чего она хотела, это никогда не испытывать таких чувств.

— Я страшно счастлива, и Томми просто в восторге.

Ее мужу было двадцать восемь, и он работал в Ай-би-эм. Он серьезно относился к своей работе и скорее всего отцом будет замечательным, Пилар в этом не сомневалась. И все-таки для них с Брэдом они всегда были детьми. Даже Тэдди, младший брат Нэнси, казался более взрослым, чем эти двое.

— Это правда здорово! Сначала я чувствовала себя неважно, но теперь все в порядке, — сказала она, подбирая с тарелки остатки шоколадного крема, а мачеха все смотрела на нее как зачарованная.

— А еще одного малыша ты хочешь? — Пилар спросила это в шутку, но падчерица серьезно кивнула:

— Конечно.

— Нэнси, неужели это правда! Ты будешь весить двести фунтов, когда придет пора рожать.

— Зато у меня будет малыш. — Молодая женщина застенчиво улыбнулась, и Пилар, забирая счет, не выдержала и рассмеялась. Потом она наклонилась и поцеловала падчерицу.

— Удачи тебе, дорогая. Я очень рада за вас обоих. Отец будет потрясен, это же его первый внук!

— Да, я знаю. Я думаю, мы навестим вас в конце недели, чтобы сообщить ему эту новость. А ты до тех пор не говори ему ничего, ладно?

— Конечно, не скажу. Еще бы! Испортить такой сюрприз! — Пилар была приятно удивлена тем, что эта девочка, та самая, которая когда-то относилась к ней как к врагу, теперь делится с ней своим секретом, причем делает это до того, как сказать обо всем отцу. В этом была какая-то закономерность и вместе с тем ирония. Во всяком случае, теперь можно с уверенностью сказать, что их отношения полностью наладились.

Они распрощались перед рестораном, и Пилар вернулась в офис.

«Ну вот, — усмехалась она про себя, — все озабочены тем, собираемся ли мы с Брэдом завести ребенка, а мы между тем собираемся завести внука». Но работа вскоре вытеснила из головы Пилар и Нэнси, и ее новость.

День выдался тяжелый, работы было много, и, когда Брэд заехал за ней, чтобы отвезти ее пообедать, она почувствовала невероятное облегчение. Пилар очень устала, и мысль о том, что надо готовить обед, отнюдь не придавала ей бодрости. Они удобно расположились в маленьком ресторанчике «У Луи», и Брэд, делая заказ, был, казалось, в отличном настроении.

— Что это с тобой сегодня? — Она улыбнулась, глядя на мужа, уселась поудобнее и начала есть. Для нее это был не совсем обычный день. Правда, он был, как всегда, заполнен напряженной работой. И в то же время несколько эпизодов, произошедших в течение дня, заставили ее задуматься и пережить чувства, которых она раньше никогда не испытывала. Пилар все еще не могла «переварить» новость Нэнси.

— Я сегодня наконец-то закончил дело, которое совершенно вымотало меня. Мне прямо танцевать хочется от облегчения. — Он рассматривал в суде дело, которое тянулось уже два месяца и было ужасно утомительным, а порой откровенно скучным.

— Ну и как?

— Жюри присяжных оправдало обвиняемого, и я полностью согласен с ними.

— О, тогда сегодня для него очень счастливый день. — Пилар вспомнила, как сама когда-то защищала подсудимых и как те бывали довольны, если суд оправдывал их.

— Не только для него, поверь мне. — Брэд блаженно улыбался, и видно было, что он действительно расслабился. — Я приду домой и буду отдыхать, а не возиться с бумагами, готовясь к завтрашнему заседанию. А как у тебя? Похоже, тоже выдался тяжелый день?

— Да. Тяжелый и интересный. Я сегодня столкнулась с делом, когда женщина вынашивает ребенка по заказу бездетной пары. Отец ребенка по глупости связался с несовершеннолетней девицей, заплатил ей деньги, чтобы она родила ему ребенка, а она в конце концов отказалась отдать малышку. Власти даже попытались привлечь его к суду, все из-за ее возраста, правда, его оправдали, но ребенка даже увидеть не разрешают. Странная пара. В их привязанности к ребенку чувствуется какое-то отчаянное безрассудство. Ведь они ее даже ни разу не видели, а так любят. И ты знаешь, на меня почему-то это подействовало угнетающе… Я весь день только о них и думала. Жаль, что им нельзя помочь! Конечно, если им повезет, они смогут добиться разрешения посещать ребенка, но это все. Если, конечно, мать не будет с ним дурно обращаться. Ты знаешь… как тебе объяснить… Даже представить трудно, что они сейчас чувствуют., . Они так много сделали ради этой малышки. Все свои сбережения отдали, сначала ее матери, а потом, что осталось, — адвокатам… И вот, пожалуйста, — результат… Черт, ну почему он связался с несовершеннолетней!

Боюсь, если бы она даже была совершеннолетней, у него все равно были бы проблемы. Ты же знаешь, чем чаще всего оборачиваются такие случаи. Я могу привести тебе дюжину подобных примеров. Никому подобным способом заиметь ребенка не удавалось.

— Кому-то, может быть, и удавалось.

— Но зачем? Почему ребенка нельзя просто усыновить? — Брэд любил беседовать с ней, спорить, предлагать идеи и обсуждать случаи ее клиентов… Они в этих спорах никогда не заходили слишком далеко. Но подобные дискуссии всегда напоминали ему те времена, когда они были оппонентами в суде: он — обвинителем, а она — защитником. Иногда он искренне скучал по тем временам.

— Некоторые не имеют возможности усыновить ребенка. Ну, например, если они слишком бедны или слишком стары. И вообще найти подходящего малыша не так-то просто. Между прочим, для тех двоих было особенно важно, что это его ребенок. Его жена призналась, что не может иметь детей, таким тоном, как будто совершила тягчайшее преступление.

Брэд смотрел на жену с удивлением. Он никогда не видел, чтобы она так сильно переживала. Казалось, от ее слов так и веяло печалью и безысходностью.

— Как ты думаешь, они еще появятся?

— Нет, не думаю, — покачала головой Пилар. — Видишь ли, я им сказала всю правду, ну, то, что я думаю об их деле, и им это скорей всего не понравилось. Я сказала, что дело может затянуться на неопределенный срок, а результат может оказаться не тот, какого они ждут, и что я почти ничем не могу им помочь. Я не хотела подавать им ложную надежду, ведь это было бы жестоко, правда?

— Жаль, что это не мой ребенок, а то я бы им его подарил. — Они закончили есть первое, и он рассмеялся, но Пилар не приняла шутки. И ему всегда в ней нравилось именно это — она никогда никого не обманывала.

— Я должна была сказать им правду, — пыталась объяснить она то, что было очевидно. — Они прямо-таки жаждут отвоевать эту малышку. Мне вряд ли удастся понять их чувства.

Ей много чего было трудно понять. Например, чувство явного и полного удовлетворения, которое испытывает Нэнси, ожидающая ребенка. Пилар видела это, но понятия не имела, что та ощущает. Наблюдая за падчерицей сегодня, она почувствовала себя прохожим, заглянувшим в чужое ярко освещенное окно. Ей понравилось то, что она там увидела, но попасть туда она не могла, да и не хотела. Точно так же ей были совершенно чужды чувства радости и восторга по поводу рождения ребенка.

— Ну хорошо, а сама-то ты чем так опечалена? — Он внимательно наблюдал за ней, протянул руку и накрыл ладонью ее кисть. Она улыбнулась:

— Я не знаю… может, я стала старой и меня потянуло на философию… а иногда мне кажется, что я сильно изменилась, и это меня слегка пугает.

— Скорей всего ты еще находишься под впечатлением от того, что мы поженились. — Брэд попытался превратить все в шутку. — Вот я так точно изменился. Чувствую себя помолодевшим лет на пятьдесят. — Но, взглянув на нее, он стал серьезным. — Что заставило тебя решить, будто ты изменилась?