Посетитель хмыкнул.
      - А двадцать чашек кофе-это уже доллар. Ты так по миру скоро пойдешь. Ну, что, Уилл, в путь? - они поднялись, расплатились и вышли.
      Альф выбрался из-за стойки, проводил их, плотно задвинул дверь, затем вернулся на привычное место и с таинственным видом наклонился к Маку.
      - Кто вы, ребята?
      Рукава у него были закатаны по локоть, руки белые, движения спокойные: он размеренно и непрестанно вытирал стойку тряпкой.
      Мак подмигнул и ответил ему как настоящий заговорщик:
      - Нас из города с заданием прислали.
      От волнения щеки у Альфа вспыхнули.
      - Я как вас увидел, именно так и подумал. А как вы догадались ко мне прийти?
      - Ты по-доброму встречал наших людей, мы такого не забываем.
      Альф гордо улыбнулся, будто его награждали, а не выманивали обед.
      - Вы, ребята, поди и не ели сегодня толком. Дайте ка я вам котлеты по-гамбургски приготовлю.
      - Великолепно! - Мак не заставил себя упрашивать. - Мы и впрямь как волки голодные.
      Альф подошел к холодильнику, достал две пригоршни фарша, проворно скатал котлеты, мазнул сковородку на газовой горелке маслом и бросил котлеты. Сверху посыпал мелко нарезанным луком. Тут же в кафе вкусно запахло.
      - Э, прямо хоть сам на сковородку прыгай!
      Масло зашипело, лук сделался золотистым. Альф снова перегнулся через стойку.
      - А что у вас здесь за дело?
      - Да в ваших краях больно много красивых яблок уродилось.
      Альф выпрямился, упершись в стойку толстыми руками, в маленьких глазках мелькнула догадка.
      - Так-так, ясно. Понял,- таинственно произнес он.
      - Не пора ли переворачивать? - подсказал Мак.
      Альф перевернул котлеты, прижал лопаточкой. Собрал рассыпавшийся лук, положил на котлеты сверху, примял.
      Каждое движение нарочито замедленно, словно Альф погрузился в раздумья - так раздумчиво смотрят порой коровы.
      - У моего старика тоже есть сад и клочок земли. Надеюсь, вы ему вреда не причините? Ведь я к вам подоброму отношусь.
      - Конечно, по-доброму, - согласился Мак. - Мелкие фермеры не пострадают. Передай отцу: мы его не тронем. А пустит к себе погостить, так мы весь урожай ему соберем.
      - Спасибо. Я с ним поговорю. - Альф положил котлеты на тарелки, добавил картофельного пюре, примял сверху и в ложбинки плеснул бежевой подливки.
      Мак и Джим с жадностью набросились на еду, запили все кофе, кусочками хлеба собрали с тарелок остатки, а Альф вновь наполнил их чашки.
      - Обед на славу! - воскликнул Джим. -Я прямо умирал с голоду.
      - Угощение - что надо, - подхватил Мак, - ты. Альф, славный парень.
      - Не будь у меня этого кафе и не владей мой старик землей, я б, ребята, с вами пошел. Ведь стоит кому узнать, кого я привечаю, разнесут мой фургончик в щепы!
      - Ну, от нас-то никто ничего не узнает, - заверил Мак.
      - Не сомневаюсь, ребята.
      - А много ли уже сборщиков заявилось сюда?
      - Да уж порядком. Многие у меня столуются. У меня за четвертак отличный обед: суп, мясо, два вида овощей, хлеб, масло, пирог, две чашки кофе - и за все двадцать пять центов. Прибыль, конечно, грошовая, зато и продавать удается больше.
      - Молодец, - похвалил Мак, - а не называли ребята кого-нибудь из своих вожаков?
      - Вожаков?
      - Ну, кто-то же должен их направлять.
      - Ага, понял, - кивнул Альф. - Нет, что-то не припоминаю.
      - А где вся братия околачивается?
      Альф потер жирный подбородок.
      - Я-то знаю об их двух лагерях. Один - вдоль шоссе, другой - у реки. Там в ивняке бродяги испокон веков лагерь разбивали.
      - То, что нужно. Как туда добраться?
      Альф ткнул толстым пальцем.
      - На перекрестке свернете, дойдете до окраины, увидите реку и мост. Чуть влево - тропинка в ивняке. Метров четыреста пройдете - там и лагерь. А вот сколько у них народу, сказать не берусь.
      Мак поднялся, надел шляпу.
      - Хороший ты парень. Альф. Нам пора. Спасибо, что накормил.
      - У моего старика есть сарай с койкой, на тот случай, если надумаете у него переночевать, - предложил Альф.
      - Не получится. Альф. Нам нужно дело делать, а значит, быть среди людей.
      - Наведывайтесь, всегда подкормлю, только время выбирайте, как сегодня, - чтоб посетителей не было.
      - Спасибо еще раз. Все ясно, непременно заглянем.
      Мак пропустил Джима вперед и закрыл за собой дверь. Спустившись с крылечка, они пошли по указанной улице. На углу из подъезда вдруг вынырнул полицейский.
      - Что задумали? Говорите! - рявкнул он.
      Джим от неожиданности отпрянул, а Мак спокойно остановился.
      - Мы, начальник, простые работяги. А задумали вот яблоки пособирать.
      - Что ночью здесь делаете?
      - Да мы прямо с поезда, на товарняке прикатили.
      - И куда идете?
      - К реке, вроде там ребята расположились.
      Полицейский точно врос в землю.
      - Деньги есть?
      - Вы же видели, мы в кафе расплачивались. Мы не какие-то там бродяги-побирушки.
      Полицейский наконец отошел в сторону.
      - Проваливайте, да поживее, и чтоб по ночам не шастать по городу!
      - Слушаемся, начальник.
      И они спешно отошли.
      - Ну и любезничал ты с ним, - удивился Джим.
      - А почему б и не полюбезничать? Вот тебе первый урок: не спорь с легавым, тем более ночью. Получи мы сейчас по месяцу тюряги за бродяжничество, славно бы дело обернулось, а?
      Они поплотнее запахнули легкие хлопчатые куртки и прибавили шагу. Все меньше и меньше фонарей попадалось им на улицах. - А с чего ты думаешь начинать? - спросил Джим.
      - Не знаю пока Нужно каждую возможность использовать. Начинаем мы обычно с того, что разрабатываем план в целом, а частности определяются сообразно условиям. Нужно каждой зацепкой пользоваться. Иначе ничего не выйдет. Придем, посмотрим, какая там обстановка.
      Джим зашагал шире и энергичнее.
      - Мак, доверь мне настоящее дело. Не хочу всю жизнь быть на подхвате.
      Мак рассмеялся.
      - Подожди, еще надоест. Так надоест, что назад в город запросишься, где по восемь часов в день работают.
      - Вряд ли, Мак. Сейчас мне как никогда хорошо. Прямо, того и гляди, лопну от радости. Разве у тебя не так?
      - Изредка. Обычно я так занят, что некогда в своей душе копаться.
      Стали попадаться ветхие дома, сварочные мастерские, стоянки старых автомашин, свалка их разрозненных и искалеченных частей. Фонари освещали черные окна брошенных домов; от кустов, переходящих в подлесок, бежали тени. Холодало. Джим и Мак пошли еще быстрее.
      - Вон, по-моему, фонари у моста, с каждой стороны по три, видишь? - показал Джим.
      - Вижу. От моста, кажется, налево свернуть?
      - Да, налево.
      Мост о двух пролетах перекрывал узенькую речушку, сейчас, летом она превратилась в маленький грязный ручеек, змеящийся по песчаному руслу.
      Взяв от ската моста влево, Джим и Мак обнаружили вскоре бегущую по самой кромке старого русла тропу, она уводила в ивняк. Мак шел первым. Через минуту они окунулись в кромешную тьму, спереди, сзади и по бокам их обступили густые ивовые заросли. Лишь изредка над головой меж веток проглядывало вечернее небо, справа по самому берегу темной стеной высились тополя.
      - Не вижу я тропы, - посетовал Мак. - Придется наощупь пробираться. - И медленно, осторожно шагнул вперед. - Джим, подними руки, чтоб ветками глаза не выколоть.
      - Уже чуть не выколол. По губам только что хлестануло.
      Некоторое время шли молча, старательно держась утоптанной тропы.
      - Дымом запахло. - заметил Джим. - Считай, добрались.
      Вдруг Мак остановился.
      - А вот и огоньки впереди. Значит, так, как и прежде, разговор завожу я.
      - Идет.
      Тропинка неожиданно вывела на большую поляну, посередине горел костер. На другом краю виднелись три грязные, некогда белые палатки. В одной горел свет и по стенам бродили огромные черные тени. На поляне было человек пятьдесят: кто спал прямо на земле, завернувшись в одеяло, кто сидел вокруг костра. Не успели Джим с Маком выйти на поляну, как услышали короткий вскрик из освещенной палатки. И сразу задергались, закопошились тени на брезентовой стене.
      - Может, кто заболел, - тихо сказал Мак. - Но считай, что мы ничего не слышали. Очень неразумно совать нос не в свое дело.
      Они подошли к костру, подле которого, обхватив колени руками, сидели в кружок мужчины.
      - Можно ли к вам присоединиться? - спросил Мак. - Или ваше общество только для избранных?
      Несколько небритых лиц повернулись к нему, в глазах бусинками отражалось пламя костра. Один из мужчин подвинулся.
      - Садись, земли всем хватит.
      Мак только крякнул.
      - Может, где и хватит, да только не в моих краях.
      Заговорил худолицый, освещенный костром мужчина, сидевший по другую сторону.
      - Ты, брат, попал в замечательное место. Здесь всего хватает жратвы, выпивки, автомобилей, домов. Присаживайся, у нас роскошный ужин.
      Мак присел на корточки, кивнул и Джиму - садись. Вытащил кисет, аккуратно свернул изящную самокрутку. Затем, будто спохватившись, предложил:
      - Ну, что, капиталисты, кому курить охота?
      К нему потянулись несколько рук. Кисет пошел по кругу.
      - Только что приехал? - спросил худолицый.
      - Именно. Дай, думаю, пособираю яблочек, да обратно - свои миллионы считать.
      Худолицый зло выкрикнул:
      - А знаешь, сколько нам платить будут? Пятнадцать центов! Пятнадцать, чтоб им подавиться, собакам!
      - А сколько ты, собственно, хочешь? - воскликнул Мак. - Имей совесть, парень! Или у тебя хватит наглости заявлять, что тебе, видите ли, хочется есть? Яблоки собираешь, вот их и жуй. Они такие вкусные, красивые! Тон его вдруг ужесточился. - А что, если мы эти яблоки не станем собирать?
      Худолицый так и взвился.
      - Придется! Никуда не денешься! Все до последнего гроша на дорогу сюда потратили!
      - Не станем мы собирать, другие охотники найдутся!
      - А если мы этих охотников - в шею? - крикнул Мак.
      Люди у костра насторожились.
      - Так ты чего ж... бастовать предлагаешь? - спросил худолицый.
      Мак рассмеялся.
      - Ничего я не предлагаю.
      Коротышка, сидевший опершись подбородком о колени, сказал:
      - Лондона чуть удар не хватил, когда сообщили, сколько платить будут.-И повернулся к соседу: - Ты, Джо, видел его. Правда, ведь его чуть удар не хватил?
      - Аж позеленел весь, - подтвердил тот, - стоит, молчит, а сам весь зеленый. И деревяшку, что в руке держал, всю раскрошил.
      Кисет наконец вернулся к владельцу, Мак помял его, убедился, что табаку осталось кот наплакал и сунул в карман.
      - А кто такой Лондон?
      Ответил ему худолицый.
      - Лондон-мужик что надо, голова! Мы с ним всегда ездим. Что и говорить - голова!
      - За старшего у вас?
      - Да нет, просто хороший мужик. Мы с ним ездим. Послушал бы ты, как он с легавыми держится. Он...
      Снова из палатки раздался крик, на этот раз долгий. Все повернули головы, потом снова безразлично уставились на огонь.
      - Болеет, что ли, кто? -спросил Мак.
      - Невестка Лондона рожает.
      - Да, не самое удачное место для родов. А врач-то есть? поинтересовался Мак.
      - Откуда! Где ж его возьмешь?
      - А почему ее в окружную больницу не свезут?
      Худолицый глумливо бросил:
      - Как же! Будут они цацкаться с бродягами залетными! В больнице нет мест. Вечно она забита до отказа. Будто сам не знаешь.
      - Я-то знаю, - вздохнул Мак. - Видно, и тебе это не в новинку.
      Джим поежился, подобрал ивовый прутик, сунул его в костер, прутик сначала задымил, потом заиграл пламенем. Мак протянул в темноте руку и незаметно пожал руку Джима. А вслух спросил:
      - А есть там, с ними, кто в родах кумекает?
      - Старуха одна, - ответил худолицый; вопрос показался ему странным, и взгляд сделался подозрительным. А тебе-то что?
      - Я кое-что в этом смыслю, - ответил Мак. - Учился немного. Мог бы сейчас помочь.
      - Ну, так иди к Лондону! - Худолицему, видно, не хотелось самому принимать никакого решения. - А нам не след о нем языком трепать.
      Мак словно бы и не заметил подозрительности собеседника.
      - Пожалуй, и впрямь надо сходить. - Он поднялся. Пойдем со мной, Джим. Где он, в той палатке, где свет?
      - Да, там.
      Сидевшие у костра проводили Мака и Джима внимательными взглядами, потом снова засмотрелись на костер. Двое друзей шли поляной, старательно обходя кучи тряпья - под ними спали люди.
      Мак прошептал.
      - Ну и повезло же нам! Если в грязь лицом не ударю, считай, что начали мы удачно.
      - Я не совсем понимаю... Даже не знал, что ты медицине учился.
      - Да никто на белом свете этого не знал! - усмехнулся Мак. Они подошли к палатке: за подсвеченной брезентовой стеной суетились черные силуэты людей. Мак встал у входа и позвал:
      - Лондон!
      Почти мгновенно взлетел палаточный полог и вышел высокий мужчина. В плечах не обхватить. Жесткие черные волосы обрамляли похожую на тонзуру лысину на макушке. По лицу пролегли волевые морщины; черные, налитые кровью, как у гориллы, глаза смотрели свирепо. Угадывалась в этом человеке властность. Вести за собой людей для него столь же естественно, как и дышать. Выйдя, он опустил за собой полог.
      - Что нужно? - сказал - точно отрезал.
      - Мы только что приехали, - объяснил Мак. - Ребята у костра говорят, здесь роженица.
      - Ну и что с того?
      - Вот я и подумал, может, чем помочь, раз у вас доктора нет.
      Лондон приоткрыл полог-полоска света упала на лицо Маку.
      - Ну, и чем ты можешь помочь?
      - Я работал в больницах. Доводилось и роды принимать. Так почему б и сейчас не попробовать.
      - Заходите, - уже спокойнее сказал великан. - Хоть старуха здесь и вертится, она, помоему, малость чокнутая. Заходите, сами все увидите.
      В палатке было тесно и душно. На блюдце горела свеча. Посреди палатки стояла самодельная печурка - ее смастерили из керосинового бака, - рядом сидела сморщенная старуха; в углу стоял бледный парень. У дальней стены на земле разложен матрац, на нем лежала молодая женщина, лицо у нее побелело, по нему грязными ручейками стекал пот, волосы растрепались. Все трое разом взглянули на вновь пришедших. Старуха отвела взгляд и уставилась на раскаленную печку, поскребла ногтями ладонь.
      Лондон подошел к матрацу, опустился на колени. Роженица перевела взгляд с Мака на свекра. Тот сказал:
      - Теперь у нас есть доктор. Больше опасаться нечего.
      Мак взглянул на молодую женщину и подмигнул: лицо у нее застыло от страха.
      Парень подошел к Маку, тронул его за плечо.
      - Все будет в порядке, док?
      - Конечно, она у тебя молодец. - Мак повернулся к старухе. - А ты повитуха, что ли?
      Та, продолжая скрести морщинистые ладони, лишь бессмысленно посмотрела на него и не ответила.
      - Я спрашиваю: ты повитуха? - прокричал Мак.
      - Нет, но раза два детей принимать доводилось.
      Мак взял ее руку, поднес поближе к свече: ногти длинные, неровные, грязные, кожа серая с синевой.
      - И они, конечно, родились мертвыми. Нужно много чистых тряпок, у вас что-нибудь есть?
      Старуха показала на кучу газет.
      - У Лизы схватки пока два раза только были, - проскрипела она. - А подтереть и газетами можно.
      Лондон подался вперед, рот приоткрылся от напряженного внимания он испытующе глядел Маку в лицо. В неярком свете тускло поблескивала лысина.
      - У Лизы схватки два раза были, последний раз только что, повторил он старухины слова.
      Мак молча кивнул ему на палаточный полог и вышел следом - Лондон и Джим.
      - Слушайте, а вы видели ее руки? - опросил Мак. Ребенок-то, может, и выживет, а снохе вашей ничего не светит. Давай-ка от старухи избавимся.
      - А роды ты, что ли, будешь принимать? - набычился Лондон.
      Чуть помолчав. Мак оказал:
      - Я приму. Джим кое в чем поможет. Но его помощи мне мало.
      - Ладно, я помогу, - сказал Лондон.
      - И этого мало. Из ребят никто не подсобит?
      Лондон усмехнулся.
      - Коли позову - помогут, как же иначе?
      - Так позови, - попросил Мак, - не тяни резину.
      Он, а следом и Мак с Джимом, подошли к маленькому костру, вокруг которого сидели притихшие люди; они тут же подняли головы.
      Худолицый кивнул:
      - Привет, Лондон.
      Тот громко заговорил:
      - Послушайте-ка, ребята, что вам док скажет.
      Подошли еще несколько человек, заслышав голос своего вожака, однако лица у них оставались безучастными.
      Мак откашлялся.
      - У Лондона тут невестка сейчас рожает. Он хотел ее в местную больницу определить, но ему отказали. Мест говорят, нет, да еще и бродягами вшивыми нас всех обо звали. Что ж, помощи от них не дождешься. Придется самим управляться.
      Люди вокруг посуровели, сдвинулись плотнее вокруг костра, безразличие отступало. А Мак продолжал:
      - Мне случалось в больнице работать, так что сейчас я кое в чем помогу, но и ваша помощь, ребята, тоже нужна. Своих бросать нельзя.
      Худолицый поднялся на ноги.
      - Дело говоришь. В чем наша помощь?
      В отблесках костра на лице Мака заиграла довольная, торжествующая улыбка.
      - Молодцы, ребята! Понимаете, что такое сплочен ность. Во-первых, поставьте греть воду, достаньте белое тряпье, прокипятите. Где и как будете доставать - дело ваше. - Он указал на троих: - Ты, ты и ты разожгите большой костер, раздобудьте два больших котла. Поищите литров на пятнадцать - двадцать. Остальным - собирать тряпье. Все сгодится: носовые платки, старые рубашки, все, что угодно, лишь бы белое. Когда вода закипит, бросьте тряпье в котел и полчаса кипятите. А пока мне нужен чайник горячей воды, да поскорее.
      Люди вокруг засуетились, забегали. Мак прибавил:
      - И вот еще что. Нужна лампа, хорошая лампа. Хоть из-под земли мне ее достаньте. Не дадут - украдите. Без света не обойтись.
      Как быстро все переменилось! Безразличия у людей как не бывало. Растолкали спящих, объяснили, что делать, зарядили всеобщим возбуждением; работалось всем в охотку. Быстро разложили костры, поставили четыре котла с водой, насобирали тряпье. Каждый хотел пособить. Один даже снял майку и бросил в котел, а рубашку надел на голое тело. Вдруг всем сделалось хорошо, люди смеялись, обменивались шутками-прибаутками, подбрасывая в костры тополиные ветви.
      Джим стоял подле Мака и наблюдал за людьми.
      - А мне что делать? -спросил он.
      - Пошли со мной. Поможешь мне там, в палатке.
      Тут же из палатки донесся вскрик. Мак протянул Джиму пузырек и на ходу бросил:
      - Вот таблетки: бросишь по четыре штуки в каждый котел, остальные вернешь мне, потом набери ведро горячей воды - и бегом ко мне!
      Мак поспешил в палатку, а Джим, разбросав таблетки по котлам, зачерпнул из одного ведро воды и пошел следом за Маком. Старуха, чтобы не мешать, забилась в угол. Она все чесала ладони и с подозрением глядела, как Мак опустил две таблетки в горячую воду и окунул руки.
      - Руки у нас должны быть чистыми, - пояснил он.
      - А что это за таблетки?
      - Двухлористая ртуть. Всегда при себе ношу. Вымойка и ты, Джим, руки, а потом принеси еще воды.
      Снаружи раздался голос:
      - Док, вот лампы!
      Мак поднял полот: ему передали большую керосиновую лампу и газовый фонарь.
      - Какому-то бедняге фермеру утром придется впотьмах коров доить, усмехнулся Мак, прибавил давления в фонаре, включил, газокалильная сетка засветилась ярким белым светом, в фонаре мерно зашипело. А снаружи доносились голоса, треск сучьев для костров.
      Мак установил фонарь рядом с матрацем.
      - Все будет в наилучшем виде, Лиза, - подбодрил он роженицу и стал осторожно снимать с нее грязное стеганое одеяло. Лондон и бледный парень не сводили с него глаз Лиза вцепилась в край одеяла, стесняясь своей наготы.
      - Ну, ну, мне же нужно тебя подготовить, - хотя Мак и говорил как мог убедительно, женщина не отпускала одеяла.
      Подошел Лондон.
      - Делай, что тебе говорят, - только и сказал он.
      Лиза испуганно взглянула на него и разжала пальцы. Мак закатал одеяло ей на грудь, начал освобождать ее от исподнего.
      - Джим, - попросил он, - принеси-ка тряпицу и мыло.
      Джим вернулся с тряпицей, от которой еще шел пар, и с тоненьким обмылком. Мак обмыл роженице ноги, живот. Делал он все очень осторожно, и мало-помалу Лиза успокаивалась
      Принесли еще прокипяченных тряпок Но начались роды лишь к рассвету. Раз палатку крепко тряхнуло. Мак оглянулся.
      - Эй, Лондон, твоему парню дурно. Вынеси-ка его на свежий воздух.
      Вконец смутившись, Лондон взвалил своего худосочного сына на плечи и вышел.
      Вот показалась голова младенца. Мак осторожно подвел под нее руку. Лиза, обессилев, лишь застонала, и ее мучения кончились Мак перерезал пуповину прокипяченным перочинным ножом. Сквозь брезентовую стену уже проникли первые солнечные лучи, а фонарь в изголовье все шипел и шипел Мак обмыл маленькое, сморщенное тельце, потом дочиста отмыл руки старухе и лишь после этого передал ей новорожденного. Через час вышел послед, и Мак вновь бережно обмыл Лизу.
      - Ну, а теперь все тряпье - вон и в костер! - сказал он Лондону.
      - Даже то, что не пригодилось? - удивился тот.
      - Да, все тряпки до единой. Больше они не нужны. Мак устало оглядел палатку. Старуха держала запеленутого младенца. Лиза лежала, закрыв глаза, и дышала ровно. - Пойдем, Джим. И нам выспаться не грех.
      На поляне еще спали. Солнце позолотило макушки ив. Мак с Джимом нашли ямку под кустом и улеглись.
      - У меня словно песок в глазах, - сказал Джим. Устал, видать. А я и не знал, Мак, что ты в больнице работал.
      Мак подложил руки под голову.
      - И не думал там работать
      - А где же ты научился роды принимать?
      - Да нигде не учился, не видел даже ни разу, как рожают. Знал только, что чистота кругом не помешает. Слава Богу, все обошлось. Случись что не так - нам крышка! Старуха куда больше моего в таких делах смыслит. Да она и сама все прекрасно поняла.
      - Но ты так уверенно действовал!
      - Еще бы! Нужда заставила. Мы же должны каждую возможность использовать Сейчас нам повезло Что ж нам, от своей удачи бежать? Конечно, девчонке помогли - это тоже неплохо, но и случись с ней что, главное - чтоб мы не упустили возможность. - Он повернулся на бок, подперев щеку рукой. - Хоть устал как собака, зато на душе легко. Мы за ночь завоевали и доверие Лондона, и доверие мужиков. Да еще и поработать их заставили, они ж работали ради себя, отстаивали свои интересы, и работали сплоченно. Для этого-то мы сюда и приехали научить их бороться сообща, а не просто выклянчить себе за работу лишний грош. Да ты и сам это понимаешь
      - Понимать-то я понимал, - ответил Джим, - но не представлял, с какого конца за дело браться.
      - А правило у нас только одно по обстоятельствам использовать любую возможность. Посторонних средств оружия или солдат - у нас нет. Сегодня удачная ночь: возможность представилась -лучше не сыскать, да и мы лицом в грязь не ударили. Лондон теперь наш Он прирожденный вожак. А куда вести - мы подскажем, особо стараться, думаю, и не придется А вести людей должен всегда один из них. Мы лишь растолкуем Лондону, что и как делать, а действовать вожаки должны сами. Лондона мы уже сейчас обучать всем премудростям начнем, а он это учение до остальных донесет. Вот увидишь, о прошедшей ночи все в округе знать будут сегодня же Ну, что ж, первый блин у нас отнюдь не комом. Конечно, потом нас могут за решетку упрятать, дескать, занимаетесь врачебной практикой без разрешения Но люди за нас горой встанут.
      - А как получилось, что все они вдруг так слаженно, так дружно заработали - прямо как часы, да и с охотой. Ведь ты им и сказал-то всего пару слов, а им все было в радость.
      - А как же иначе? Людям нравится работать плечом к плечу. У них в этом потребность. Знаешь, десять человек могут поднять в двенадцать раз больше, чем один. Чтоб их зажечь, нужна только искорка. Конечно, они недоверчивы, почти всякий раз, когда им предлагают делать что-то сообща, плоды их труда присваивает другой. Но взгляни на них, когда они работают на себя. Сегодня как раз такой случай, они старались не ради хозяина. Потому-то все у них и ладилось.
      Джим заметил:
      - Но тебе ведь так и не пригодились все тряпки. Зачем же ты велел Лондону их сжечь?
      - Неужто не понимаешь? Каждый, кто хоть малую толику дал, сознавал, что дает на общее дело, на его дело. Потому что ребенок этот появился на свет стараниями каждого. И отдай я кому тряпки, значит, его помощь не пригодилась, значит, обошлись без него. Они пожертвовали чем-то, оторвали что-то от себя - и нет вернее способа объединить людей, нацелить их на общее дело.
      - А сегодня будем работать? - спросил Джим.
      - Нет, пусть сначала весь лагерь узнает о том, что произошло ночью. А к завтрашнему дню это станет уже легендой. Вот и подождем до завтра. А сейчас нужно отоспаться. О лучшем заделе мы и мечтать не могли.
      Шелестели ивы у них над головами, изредка роняя, листья.
      - Не помню уж, когда так уставал, - признался Джим, - а душа радуется.
      Мак приоткрыл глаза.
      - Ты держишься молодцом. Толк из тебя выйдет. Хорошо, что ты со мной поехал. Ты здорово помог мне ночью. А сейчас закрывай-ка глаза, хватит разговаривать, пора спать.
      5
      Полуденное солнце, обозрев верхушки яблонь, заглянуло под тяжелые кроны, раскидало косые лучи, отпечаталось светлыми полосами и пятнами на темной земле. Яблони, разделенные широкими междурядьями, выстроились в длинные, сливающиеся на горизонте шеренги. В огромном саду кипела работа. К яблоням приставлены длинные лестницы, меж рядами - штабеля новеньких желтых ящиков. Издали доносился скрежет сортировочных конвейеров да перестук молотков. Сборщики с большими ведрами на веревках через плечо проворно взбирались по лестницам, осторожно снимали крупные яблоки с веток, наполняли ведра доверху, так же проворно спускались, высыпали яблоки в ящик. Меж рядами деревьев разъезжали грузовики, на них погружали полные ящики и отправляли на сортировку и упаковку. Подле каждой кучки ящиков стоял учетчик и помечал в блокноте, кто сколько ведер набрал. Яблони словно ожили: качали ветвями, напрягаясь под тяжелыми лестницами; сбрасывали переспелые плоды, и они глухо стукались о землю. Соловьем разливался какой-то свистун-виртуоз, скрытый от глаз кроной.
      Джим быстро спустился с лестницы, подтащил ведро к ящикам, высыпал яблоки. Молодой русоголовый учетчик в белых джинсах пометил в блокноте, кивнул и предупредил:
      - Аккуратнее яблоки вываливай, а то мякушки остаются.
      - Ладно, - бросил на ходу Джим, при каждом шаге он поддавал ведро коленкой. Взобрался на дерево, повесил ведро на крепкую ветвь. И тут заметил еще одного сборщика, тот стоял на толстом суку и тянулся к ветке, на которой росло много яблок. Под тяжестью Джима дерево качнулось, и сборщик посмотрел вниз.
      - Привет! А я, парень, и не знал, что ты на этом дереве собираешь. - Говоривший оказался тщедушным стариком с редкой, замусоленной бороденкой. На руках голубыми жгутами проступали вены. Ноги - точно спички ровные и худые, не под стать огромным тяжелым башмакам.
      - Да какая разница, кто где собирает, - ответил Джим. - Только мне кажется, ты не по годам резвый ишь, точно обезьяна по веткам скачешь.
      Старик сплюнул и внимательным взглядом проводил плевок. Водянистые голубые глаза зло заблестели.
      - Мало ли, что тебе кажется! Вы, сопляки, все уже списать меня готовы. Да я вас еще за пояс заткну, за день больше яблок соберу, заруби себе на носу!
      Он нарочито напружил ноги, дотянулся-таки до ветки с яблоками, обломил ее, снял яблоки, а ветку презрительно швырнул на землю.
      - Эй, поосторожней там, яблонь не ломать! - крикнул снизу учетчик.
      Старик лишь недобро оскалился, выставив большие, как у суслика, передние зубы, - по два сверху и снизу.
      - Ишь, деловой какой! - пробурчал он.
      - Студент, небось, - сказал Джим. - Куда ни сунься, непременно на студентов наткнешься.
      Старик присел на толстый сук.
      - А много ль они знают? Учатся-учатся в колледжах, а толку - чуть. В блокноте чиркать умеет, а так - дурак дураком.
      - Зато нос задирать мастера, - поддержал его Джим.
      - Взять хотя бы нас, - продолжал старик, - может, мозгов у нас и впрямь маловато, зато что умеем - делаем исправно.
      Джим попытался сыграть на достоинстве старика, так часто делал в беседах Мак.
      - Ну, ты, к примеру, до семидесяти лет дожил, а только и умеешь, что по деревьям лазать. А я так даже в блокноте чиркать или белые штаны носить и то не дорос.
      Старик взъярился.
      - Волосатой лапы у нас нет! Без нее легкой работенки не видать! Потому-то и ездят на нас все, что лапы у нас нет.
      - Ну и что же, по-твоему, делать?
      И враз, словно выпустили из старика воздух, поник он. Пропала ярость. Взгляд сделался нерешительным, да же испуганным.
      - А Бог его знает. Мириться - вот и все. Нас, как стадо свиней, гоняет нужда по всей стране, и такой вот молодчик студент еще и пинка даст!
      - Он-то не виноват. Работа такая. Хочешь место со хранить работай как велели.
      Старик ухватил еще одну ветку с яблоками, снорови сто обобрал ее и осторожно сложил яблоки в ведро.
      - В молодости еще думал: можно что-то изменить, сейчас мне уж семьдесят один, - устало вздохнул он.
      Проехал грузовик с ящиками яблок.
      Старик продолжал:
      - Я на севере лес валил, а тут эти ИРМовцы < Члены профсоюзной организации "Индустриальные рабочие мира", сокращенно "ИРМ"> такого шороха навели! Я лесоруб что надо, лучше не сыскать. Да и сейчас, видишь, еще неплохо с деревьями управляюсь. А тогда надежд у меня было - хоть отбавляй. Конечно, ИРМовцы и хорошего кое-что сделали: до них, например, сортиров не было, только ямы понарыты; помыться негде было. Но плетью обуха не перешибешь. Построили нам и туалеты, и души, да только все потом прахом пошло, - рука старика безотчетно потянулась к следующей ветке. - Вступал я в профсоюзы, как же! Бывало, выберем председателя, не успеешь оглянуться, а он уж задницу хозяевам готов лизать, и начхать ему на наши интересы. Мы, знай, платим взносы, а казначей нас же еще и ругает. Не знаю, может, вы, молодые да ранние, лучше понимаете, что к чему. А мы что смогли, то и сделали.