– Но я тоже не уверен, знаю ли я, чего хочу, – возразил Эд. – И многие мои знакомые не знают, чего они хотят.

– Да, да, – нетерпеливо кивнул доктор Кох. – Я не совсем ясно выразился. Если вы что-то захотите, вы предпринимаете шаги, направленные на реализацию вашего желания, не так ли? Представители третьей категории терпеть не могут категорию один, потому что последние заставляют их испытывать стыд за отсутствие цели в жизни. Их не устраивает роль последователей, как категорию два. В них нет стремления достигнуть каких-то высот в науке, спорте, политике. И это внутреннее стремление, свойственное категории один, в третьей перерождается в ненависть, в смертельную ненависть к представителям первой категории. Они чувствуют, что должны уничтожить категорию один, чтобы захватить власть над второй.

– А при чем тут Урек?

– Все сказанное имеет к нему самое прямое отношение, – возбужденно продолжал доктор Кох. – Где-то глубоко внутри он знает, может быть, даже не сознавая этого, что в один прекрасный день дружки покинут его, найдут работу, уйдут в армию и таким образом вольются в категорию два, к которой принадлежит большинство человечества. А ведет это большинство категория один. Видите ли, представители этой категории, как правило, не совершают преступлений, потому что они слишком заняты более серьезными делами. Категория два – к ней, кстати, относятся и полицейские, – она повинуется начальнику, мэру, президенту, закону, в конце концов. Преступники выходят из категории три. Их обуревает жажда уничтожения.

Доктор Кох встал и прошелся по палате.

– Они не выносят общества, которое позволяет категории один уничтожать их просто своим существованием. Вы – враг!

– Кажется, я понимаю, – сказал Эд. – Если все это правда.

– Вы бросили Уреку вызов, поставив крепкий замок, и, что самое главное, выступив с фокусами, вы продемонстрировали, что владеете особым даром, природу которого он не может осознать. Тем самым вы представляете для него опасность. Поэтому он должен избавиться от вас.

– Как жестоко вы обошлись с человечеством, – воскликнула Лайла.

– Возможно, жестоко. А может, объективно. Легко принимать красоту жизни. Куда труднее понять ее грязь. Мне пора идти, – он взглянул на Эда. – В вашем случае соперничество первой и третьей категорий проявилось в наиболее чистом виде. Когда что-то подобное происходит со взрослыми, дело осложняется многими факторами, так как представители этих категорий могут работать в одной фирме, любить одну женщину, быть политическими противниками. Что, по-вашему, произойдет теперь с Уреком?

Эд задумался.

– Я полагаю, это решит судья.

Доктор Кох шумно выдохнул.

– К сожалению, это не так. Закон не властен над категорией три. Он не может их наказать, не может удержать от совершения преступлений. Даже в тюрьме они находят представителей первой категории и нападают на них. Общество еще не научилось жить с ними в мире.

Доктор Кох замолчал, погруженный в свои мысли. Эд хотел что-то прошептать на ухо Лайле, но та остановила его, приложив палец к губам.

– Возможно, мне разрешат поговорить с Уреком, – продолжал доктор. – Может быть, до суда, если нет, то после него. Вы не будете возражать, если после этой встречи я снова загляну к вам?

Эд ответил не сразу.

– Я вижу, вы колеблетесь. Я понимаю, что моя просьба не слишком приятна для вас.

– Мне не хочется становиться действующим персонажем в вашей статье.

– Если я напишу статью, то лишь для медицинского журнала, и я обещаю не упоминать настоящих имен.

– Люди догадаются, о ком идет речь.

– Да, такая возможность всегда существует.

– Для вас это важно?

– Да.

– Очень?

– Да, очень.

– Хорошо, – кивнул Эд. – Приходите в любое время.

Кох довольно улыбнулся.

– Мне пришла в голову одна мысль. Ваша приятельница...

– Лайла, – подсказала Лайла.

– Она напоминает мне мою Марту. Разумеется, в молодости. Моя жена, Марта, относилась к категории один. Трудная ноша для женщины. Особенно если она не работает. И замужем за представителем второй категории, вроде меня.

– Откровенно говоря, мне бы хотелось, чтобы школьные учителя хоть чем-то походили на вас, – ответила Лайла.

– Вы очень добры, совсем как европейская женщина.

– Видите, вы вновь вводите категории.

– Достаточно, – вздохнул Кох. – Вижу, что я тут третий лишний. – Он пожал руку Эду, поклонился Лайле и вышел из палаты.

14

Камера в полицейском участке казалась огромной для одного арестованного. Урек смог заснуть лишь под утро. Сквозь решетку он видел большие часы с медленно движущимися стрелками на противоположной стене. Их вид раздражал Урека, потому что кроме часов ему оставалось смотреть лишь на гладкие однотонные стены и железные прутья, отделявшие его от внешнего мира. Вновь открыв глаза, он увидел, что прошло лишь пятнадцать минут, то есть он не спал, а дремал. В шесть утра он отказался от завтрака. Теперь время приближалось к десяти, и он проголодался. Где же Томасси, как говорил его отец, большая шишка в этом чертовом городишке?

Урек забарабанил ботинком по прутьям решетки. Прошло минут десять, прежде чем появился кто-то из полицейских.

– Надень ботинок, – процедил полицейский.

Урек взглянул на него и обулся.

– Хороший мальчик, – хмыкнул полицейский.

– Я не получил завтрака.

– Одну минуту.

Полицейский поднялся наверх и вскоре вернулся.

– Ты же отказался от завтрака.

– Я хотел спать.

– Тут не отель. Ты должен есть, когда тебя кормят.

– Не могли бы вы принести хотя бы чашечку кофе? Пожалуйста, а? – Урек едва заставил себя выговорить последнее слово.

– Сколько тебе лет?

– Шестнадцать.

Через пару минут полицейский принес кофе.

– А сливки и сахар?

– Пей то, что дают.

Урек, сгорбившись, сидел на скамье, уставившись в бумажный стаканчик с черным кофе, в который он привык добавлять молоко и три ложки сахара. Впервые он понял, что тюрьма означает ограничение. Еще через час от скуки он мог бы карабкаться по стенам.

Томасси он уже ненавидел. Он охрип от крика, прежде чем к нему спустился сержант.

– Чего ты орешь? – спросил он.

– Не могу ли я поразмяться во дворе?

– Послушай, парень, здесь не тюрьма, а камера предварительного заключения.

– У вас же есть двор.

– Если хочешь поразмяться, делай отжимания, – засмеялся сержант и ушел.

Неужели ему придется сидеть в тюрьме? Он должен выбраться отсюда. Почему мать или отец не придут за ним? Что он будет делать целый день! Урек оглядел голые стены, решетку: запертую дверь, маленькое окно под потолком, также забранное железными прутьями. При всем желании он не мог убежать. Урек весь кипел от ярости.

Послышались приближающиеся шаги. Полицейский ввел в камеру Томасси и закрыл за ним дверь.

– Оставайтесь здесь сколько хотите, – почтительно сказал он.

Томасси предложил Уреку сесть на жесткую скамью.

Сам он остался стоять.

– Похоже, ты рад меня видеть, – хмыкнул Томасси.

– Где вы были все это время?

– Я принес тебе пару журналов, – Томасси протянул ему свежие номера "Тру" и "Популар сайенс". – Тебе нужны очки?

– Кто сказал вам об этом?

– Мне их дал твой отец, – Томасси положил футляр на скамью рядом с Уреком. – А теперь внимательно выслушай меня.

– Когда я выберусь отсюда?

– Тебе предъявят обвинение завтра утром.

– А как насчет залога?

– Ну, мы могли бы обратиться к судье. Он, вероятно, поднял бы сумму залога до двух тысяч долларов. Но дело в том, что я не хочу, чтобы ты оказался на свободе.

Урек едва подавил переполнявшую его ярость. Спокойнее, сказал он себе, спокойнее.

– Происшедшее в больнице будет рассматриваться независимо от драки в школе, – пояснил Томасси. – Это новое преступление, а за два проступка судья, естественно, назначит большую сумму залога.

– Мой старик даст расписку.

– Вряд ли его подпись стоит две тысячи долларов.

– Он обещал, что вытащит меня отсюда. Томасси покачал головой.

– Я не хочу, чтобы тебя выпустили.

– Обещаю, что на этот раз у вас не будет никаких хлопот.

– Это ты мне уже обещал.

– Я готов поклясться.

– Это не имеет значения.

– Почему?

– Молчи и слушай! – рявкнул Томасси.

– Я слушаю!

– И постарайся понять, что я говорю. Когда тебе предъявят обвинение, я буду настаивать на предварительном слушании. Я хочу выяснить, какие свидетели имеются в распоряжении городского прокурора. Для нас это будет очень полезно. Я хочу узнать о них до того, как мы попадем в Уайт-Плейнс.

– А что нам там делать?

– Там окружной суд. Если тебя обвинят в мелком хулиганстве, суд состоится в Оссининге; если судья классифицирует твой проступок как тяжкое преступление, ты отправишься в Уайт-Плейнс. Возможно, нам удастся остаться в Оссининге.

Урек явно не понимал, о чем идет речь.

– Мелкое хулиганство означает, что тебе не дадут больше года тюрьмы, – пояснил Томасси. – Нападение с нанесением тяжелых увечий – уголовное преступление, находящееся в компетенции суда округа. Я постараюсь, чтобы обвинение ограничилось хулиганством. А может, мне удастся вообще обойтись без суда.

– Как это? – заинтересовался Урек.

– Ты должен мне помогать.

– Конечно.

– Поэтому ты останешься за решеткой. В этой камере. Я собираюсь сказать несколько слов о том, как шестнадцатилетнему мальчику пришлось провести две ночи в полицейском участке. К тому же у меня появится возможность провести небольшое расследование.

– Какое?

– Медицинская сестра может опознать тебя.

– Как это?

– Подробности тебе ни к чему. Если хочешь выбраться отсюда, во всем положись на меня.

– Вы действительно сможете вытащить меня из этой дыры?

– Твой отец хочет, чтобы я постарался это сделать.

– Я тоже.

– Но ты мне не платишь.

– Послушайте, мистер Томасси, освободите меня, и я буду отдавать вам все заработанные деньги. Целый год.

Томасси рассмеялся.

– Которые ты берешь у школьников? За охрану шкафчиков в раздевалке?

– Нет. Я начну работать и...

– Ты должен окончить школу. Урек тяжело вздохнул.

– Я хочу, чтобы в суде ты молчал как рыба, – продолжал Томасси. – Когда будут зачитывать обвинение, ты должен смотреть на свои руки. Я не хочу, чтобы судья видел твое лицо. Я собираюсь провернуть одну вещь, и мне не хотелось бы, чтобы он видел твою реакцию.

– А что я могу сделать?

– Не будем об этом. Ты должен смотреть на свои руки. Понятно?

– Да.

– Даже если тебе станет невмоготу, не поднимай головы, не смотри ни на судью, ни на свидетелей, ни на прокурора, ни на меня. Надоест смотреть на руки, смотри на стол, потом снова на руки. Ясно?

Урек задумался, сможет ли он ни разу не взглянуть на присутствующих в зале суда.

– Отвечай мне!

– Хорошо, хорошо.

– Ну а теперь держи хвост морковкой. Я сделаю все, что в моих силах. Урек взглянул на адвоката.

– Мистер Томасси?

– Да?

– Спасибо за все. Большое спасибо.

Томасси позвал полицейского, дружески потрепал Урека по плечу и оглядел его с головы до ног.

– Я скажу твоей матери, чтобы утром она прислала новый костюм и чистую рубашку.

– Мистер Томасси, а не могли бы мать или отец прийти сегодня?

– Я велел им оставаться дома. Это нам поможет. – Томасси хотел, чтобы родители инстинктивно бросились к сыну, увидев его в зале суда. Но стоило ли объяснять Уреку тонкости работы адвоката? – Во всем положись на меня.

15

Урек почувствовал, что кто-то трясет его за плечо, открыл глаза и, еще не проснувшись, сел, сбросив на пол журнал. Перед ним стояли двое мужчин. Урек узнал сержанта. Его спутник поднял журнал и протянул Уреку.

– Это мистер Меткалф, городской прокурор, – представил сержант второго мужчину, одетого в строгий серый костюм с галстуком, слишком ярким для его шестидесяти лет.

– Молодой человек, я пришел, чтобы помочь вам. Вы проснулись?

Урек медленно кивнул. Сержант достал блокнот и ручку и приготовился записывать.

– Вы арестованы полицией на основании ордера, выданного судьей Клиффордом, по подозрению в совершении нападения, сопровождавшегося нанесением тяжелых увечий, на Эдварда Джафета, его отца, Теренса Джафета, и Лайлу Херст приблизительно в одиннадцать вечера двадцать первого января, а также на Эдварда Джафета в больнице "Фелпс Мемориал" приблизительно в девять вечера двадцать четвертого января.

Мистер Меткалф оторвался от своих записей и взглянул на Урека.

– Молодой человек, вас могут судить в Оссининге, если вы признаете свою вину в меньшем из преступлений, по желанию вашего адвоката, даже без жюри присяжных. Это обстоятельство существенно уменьшает ваши шансы получить длительный срок заключения в Исправительном центре в Эльмире. Один из трех соучастников драки у школы уже побывал в исправительном заведении и, возможно, захочет стать свидетелем обвинения, чтобы снять с себя вину за совершенное преступление. Прежде чем мы более подробно обсудим этот момент, я должен поставить вас в известность относительно того, что вы имеете право молчать и не отвечать на мои вопросы.

Уреку казалось, что с ним говорит какой-то псих.

– Все, что вы скажете, – продолжал мистер Меткалф, – может быть использовано в суде против вас. В процессе нашей беседы вы можете в любой момент перестать отвечать на мои вопросы. Вы имеете право посоветоваться со своим адвокатом, прежде чем говорить со мной, можете молчать, пока не свяжетесь с ним, или потребовать его присутствия при нашем разговоре. Если вам необходим адвокат, а у вас нет денег, вы можете обратиться...

– Мистер Меткалф, – прервал прокурора сержант, – его представляет Томасси.

– Понятно. Теперь вам известны ваши права, не так ли? Урек молчал.

– Отвечайте, да или нет.

– Ну, я...

– Вы будете отвечать на мои вопросы, несмотря на отсутствие вашего адвоката?

– Я хочу поговорить с мистером Томасси.

Сержант взглянул на часы.

– Он, должно быть, в конторе. Вы хотите поговорить с ним по телефону?

Урек кивнул.

Сержант открыл дверь и, держа Урека за руку, поднялся с ним по лестнице и подвел к столу, на котором стоял телефонный аппарат. Набрав номер, он протянул трубку Уреку.

– Мистер Томасси, этот мистер Меткалф задает мне вопросы. Он говорит, что один из моих друзей хочет донести на меня. – Послушав несколько мгновений, Урек передал трубку Меткалфу.

– Меткалф слушает.

Лицо прокурора багровело с каждой секундой.

– Да, – сказал он.

...

– Хорошо, – сказал он.

...

– Да, разумеется, я понимаю, мистер Томасси. – Он положил трубку и велел отвести Урека в камеру.

* * *

Томасси опустил трубку на рычаг и усмехнулся. Сукин сын этот Меткалф. Хотел обмануть ребенка. Значит, он собирается обратиться к дружкам Урека и заставить одного из них стать свидетелем обвинения. Благодарю за предупреждение, мистер Меткалф.

* * *

Оглядывая зал суда, судья Клиффорд думал о том, что некоторые из присутствующих будут разочарованы, если на них не хватит времени, особенно те, кто пришел с адвокатом. Вероятно, он мог бы быстро покончить с наиболее простыми делами, но иногда бывало, что разбор мелкого правонарушения затягивался на целый день. И как обычно, он начал с серьезного дела, втайне надеясь, что ему удастся сразу же передать Урека в суд округа. Он подозвал Томасси и Меткалфа.

– Джентльмены, я бы хотел передать это дело в Уайт-Плейнс. Не согласитесь ли вы отказаться от предварительного слушания?

Меткалф промолчал. Судья повернулся к Томасси.

– Ваша честь, – ответил адвокат, – я не считаю себя вправе принять ваше предложение.

– Почему же?

– Мой клиент, что вполне естественно, настаивает на предварительном слушании.

Судья Клиффорд вздохнул.

– Вы ознакомились с жалобой и письменными показаниями свидетелей?

– Да, но я хочу обратить ваше внимание на недостаток беспристрастных свидетелей предполагаемого правонарушения.

– Перестаньте, Томасси, – фыркнул Меткалф.

– Мне кажется, нам не стоит беспокоить суд округа, и предлагаю закрыть это дело. Судья Клиффорд подался вперед.

– С моей точки зрения, не совершено никакого преступления.

Мистер и миссис Джафет, сидевшие во втором ряду, ловили каждое слово.

– Если мы начнем выносить школьные драки на большое жюри...

– Я протестую! – воскликнул Меткалф.

– Пока мы говорим неофициально, – напомнил ему судья. – Но в чем заключается ваш протест?

– Нападавшему...

– Обвиняемому! – прервал его Томасси.

– Обвиняемому, – поправился Меткалф, – исполнилось шестнадцать лет. По закону он уже взрослый, а не несовершеннолетний.

– Ваша честь, – спокойно заметил Томасси, – обвиняемому еще не исполнилось шестнадцати лет и двух месяцев.

– Мы должны провести черту между взрослыми и детьми, – ответил Меткалф, – и закон гласит, что...

– Мне известно, что гласит закон, – прервал прокурора судья. – Но я предпочел бы передать это дело в Уайт-Плейнс.

– Но, ваша честь! – воскликнул Томасси.

– Что такое, мистер Томасси?

– Прошу извинить меня, ваша честь, но мы имеем дело с мелким хулиганством. Подобные правонарушения входят в компетенцию здешнего суда. Мне кажется, что школьная драка...

– Ваша честь, мистер Томасси забывает о втором нападении, в больнице, со смертоносным оружием.

– Постойте, Меткалф, больница находится на территории другого города, и этот случай должен...

– Джентльмены, вы слишком торопитесь, – вмешался судья.

– Именно это я и хотел сказать, – сухо заметил Томасси. – Сначала надо покончить с одним делом, а потом переходить ко второму.

– Случаи злостного хулиганства с нанесением тяжелых увечий должны рассматриваться в Уайт-Плейнс, – пробурчал Меткалф.

– Я хотел подчеркнуть, что больница "Фелпс Мемориал" расположена в Тарритауне, и происшедшее там не подпадает под юрисдикцию Оссининга.

– Однако я должен рассматривать все правонарушения обвиняемого, чтобы правильно определить сумму залога, – возразил судья.

– Я не хочу осложнять положение моего клиента в отношении залога, – сказал Томасси. – В больнице лишь разрезали резиновую трубку. При этом никто не пострадал. Мы готовы доказать, что разрезанная трубка не принесла никакого вреда.

– Ваша честь, – возмутился Меткалф, – Эдварду Джафету нанесены тяжелые увечья. Ему пришлось несколько дней провести в отделении реанимации.

– Подождите, – воскликнул Томасси и взглянул на судью Клиффорда. – Мистер Меткалф, несомненно, понимает, что мы имеем дело с двумя правонарушениями. Первое, драка, закончилось тем, что один из участников оказался в больнице. Драка обычно классифицируется как мелкое хулиганство при отсутствии намерений нанести тяжелые увечья смертоносным орудием или опасным предметом.

– А нож?! – воскликнул Меткалф.

– Нож имеет отношение только ко второму правонарушению, случившемуся в другом городе, и никто, я повторяю, никто при этом не пострадал.

– Ваша честь, обвиняемый проник в больницу с намерением убить...

– Мы опираемся не на намерения, мистер Меткалф, а на реальные факты.

– Фактически...

– Фактически мы еще не определили, кто именно проник в больницу.

– Ваша честь, медицинская сестра может опознать его.

– Кто, кто?

– Медицинская сестра, Алиса Гинслер. Томасси дважды повторил про себя это имя. И заговорил куда спокойнее, чем раньше.

– Ваша честь, мистер Меткалф может пригласить любого свидетеля, но, прежде чем мы окончательно запутаемся в намерениях человека, оказавшегося в больнице в тот вечер, не следует ли нам окончательно разобраться с дракой у школы?

– Мистер Меткалф, – заметил судья Клиффорд, – я думаю, что требование защиты вполне справедливо. Эти правонарушения надо рассматривать раздельно.

– Но, ваша честь, в оба преступления вовлечены одни и те же люди!

– То обстоятельство, что объектом нападения в обоих случаях стал один и тот же человек, является отдельным вопросом. – Судья нахмурился, увидев, что мужчина во втором ряду что-то возбужденно шепчет сидящей рядом с ним женщине.

– Это безумие, – сказал Теренс Джафет своей жене. – Все совершенно ясно.

Миссис Джафет, заметив взгляд судьи, дернула Теренса за рукав.

– Я надеялся сберечь время защиты и обвинения, но, похоже, нам это не удалось. – Судья Клиффорд оглядел сидящих в зале и повернулся к клерку. – Назначьте всем остальным время на вторник.

Послышался недовольный шум. Судья Клиффорд постучал по столу, и зал быстро опустел.

– Мы попытаемся определить тяжесть совершенного правонарушения, – обратился судья к Меткалфу и Томасси. – Если в результате предварительного слушания выяснится, что мы имеем дело со злостным хулиганством...

– В этом нет никакого сомнения, – воскликнул Меткалф.

– Да помолчите вы! – проревел Томасси.

– Я полагаю, мистер Меткалф не собирался прерывать меня, – в голосе судьи Клиффорда отчетливо слышался холодок.

– Я думал, вы уже закончили, ваша честь.

– Хорошо, – заключил судья. – Мистер Меткалф, вы должны представить мне доказательства того, что около школы совершено нападение, сопровождавшееся нанесением тяжелых увечий, а обвиняемый, указанный в вашей жалобе, действительно виновен в этом преступлении. Если вы убедите меня в этом, я направлю дело в Уайт-Плейнс, если нет, оно будет слушаться здесь как случай мелкого хулиганства. Я должен уяснить для себя тяжесть совершенного правонарушения и...

– Ваша честь хотели сказать, что вы должны убедиться, совершено ли правонарушение.

– Да, разумеется, мистер Томасси. Сначала мы определим, совершено ли оно, а затем, в соответствии с его тяжестью, решим, будет ли это дело слушаться здесь или будет передано большому жюри в Уайт-Плейнс. С этим все ясно?

– Я надеюсь, что нам не придется отвлекать большое жюри по такому пустяку. И уверен, что суд будет проведен в Оссининге.

– Вы не собираетесь оспаривать...

– Я лишь подчеркиваю, что не совершено никакого преступления, и достопочтенный прокурор не сможет ничего доказать.

– Мистер Меткалф, сколько у вас свидетелей?

– Пять.

Томасси быстро прикинул. Эд Джафет, его отец, девушка, медицинская сестра и... должно быть, один из дружков Урека, согласившийся пойти на сделку с прокурором.

– Могли бы вы собрать их к двум часам?

– Мне будет проще, если вы перенесете заседание на завтра, – ответил Меткалф.

– Свидетели живут в Оссининге?

– Да, ваша честь.

– Они работают?

– Только двое.

– Где?

– В больнице и в школе.

– Я уверен, что их отпустят с работы из уважения к суду. Приведите их к двум часам. – Судья повернулся к Томасси. – Мистер Томасси, я обратил внимание, что обвиняемый все время смотрит вниз. Он болен?

– По-моему, нет, ваша честь.

Урек исподтишка взглянул на Томасси, адвокат кивнул, и он первый раз поднял голову и огляделся.

16

– Вы обещаете говорить правду, только правду и ничего, кроме правды? И да поможет вам Бог.

– Да.

Мистер Меткалф отложил Библию.

– Ваше имя и занятие? – спросил он.

– Теренс Джафет. Я преподаю в школе.

– Что именно?

– Биологию.

– Вы истец в этом процессе?

– Да. Я подписал жалобу.

– Сколько лет вы преподаете в школе?

– Четырнадцать.

– Вы хорошо знакомы со школой? Томасси вскочил на ноги.

– Джентльмены, – вмешался судья Клиффорд, предупреждая протест адвоката. – Это не суд. Мы никогда не закончим, если будем оспаривать правомерность тех или иных вопросов. Мы лишь хотим узнать от свидетелей истинную картину происшедшего, чтобы решить, в зависимости от тяжести совершенного правонарушения, передавать ли дело в Уайт-Плейнс или разбирать его здесь.

– И есть ли в нем состав правонарушения, – добавил Томасси.

– Разумеется, сохраняется вероятность того, что обвиняемый не совершил ничего предосудительного. Мистер Меткалф, давайте же выясним, что произошло в школе и больнице.

– Если там что-то произошло, – вставил Томасси.

– Мистер Томасси, вы слишком часто упоминаете о том, что ваш подзащитный не совершил никакого правонарушения. Или вы считаете, что я напрасно трачу время, пытаясь добраться до истины?

– Прошу извинить меня, ваша честь.

– Так давайте узнаем, что видел и слышал свидетель. Мистер Джафет, можете ли вы своими словами рассказать о том, что произошло вечером двадцать первого января?

– В тот вечер мой сын...

– Ваш сын Эдвард Джафет, который в обоих случаях стал жертвой нападения?

– Да, основной жертвой. Кроме того, они избили девушку, которую мой сын пригласил на танцы, и разбили мою машину.

– Продолжайте, мистер Меткалф, – судья взглянул на прокурора.

– Вы хотели сказать, что в тот вечер ваш сын сделал что-то особенное?

– Эд перед танцами показывал фокусы. Я не входил в число учителей, оставшихся в школе, чтобы следить за порядком, поэтому я собирался отвезти Эда и Лайлу, а потом снова заехать за ними после танцев.

– Вы так и сделали?

– Да. У него было два тяжелых чемодана с реквизитом, и я помог довезти их до школы. По пути мы заехали за Лайлой... мисс Херст. Шел снег.

– Продолжайте.

– Ну, по пути в школу ничего не произошло. Эд предупредил меня, что позвонит и скажет, когда мне выезжать.

– Он позвонил?

– Да.

– В котором часу?

– Не помню. Кажется, я задремал перед телевизором.

– Что случилось, когда вы приехали в школу?

– За ними?

– Да.

– На улице их не было. Я решил, что они в здании, потому что все еще шел сильный снег.

– Вы видели кого-нибудь около школы?

– Нет.

– А потом?

– Я вошел в вестибюль. Эд и Лайла ждали меня. Я взял один чемодан, Эд – другой, и вместе с Лайлой мы пошли к выходу.

– Сколько времени вы провели в здании школы?

– Три или четыре минуты, не больше.

– И что произошло потом? – продолжал мистер Меткалф.

– Мы вышли из школы. Шел сильный снег, чемоданы были тяжелые, и, только подойдя к машине, я увидел, что в салоне сидят люди.

– В салоне вашей машины?

– Да.

– И кто там сидел?

– Урек и его дружки. Звук карандаша Томасси, упавшего на стол, привлек внимание судьи Клиффорда.

– Позвольте мне, мистер Меткалф. – Он повернулся к Теренсу Джафету. – Мы стараемся восстановить истинную картину происшедшего, поэтому для нас очень важно, чтобы вы придерживались только фактов. Вы поняли, что это Урек, когда увидели, что в кабине сидят люди, или позднее?

– Я думаю, позднее.

– Хорошо, – кивнул судья. – А как вы узнали, что остальные трое – его дружки?

– Ну, они входят в банду, которая терроризирует...

– Ваша честь, – не выдержал Томасси, – тут я не могу промолчать. Мистер Джафет наверняка знает о так называемой банде понаслышке и не должен упоминать об этом даже сейчас, не говоря уже о суде.

– Я не могу не учитывать ваше мнение, мистер Томасси, – ответил судья. – Доказательства, касающиеся существования в школе какой-то банды и ее причастности к нападению на Эдварда Джафета, должны выявляться на основании свидетельских показаний сотрудников полиции и администрации школы. Если только мистер Джафет не знает об этой банде непосредственно, из личного опыта.

– Мне рассказывали о ней мой сын и другие учащиеся, о ней говорят преподаватели. Мы не раз обсуждали эту проблему и поднимали вопрос у директора.

– К сожалению, – заметил судья, – подобная информация и называется свидетельскими показаниями с чужих слов. Расскажите, что еще вы видели в тот вечер.

– Урек разбил чемодан, один из чемоданов с реквизитом для фокусов, о бампер, задний бампер автомобиля, а потом набросился на Эда и Лайлу...

– Урек или кто-то из его дружков? спросил Меткалф.

– Нет, я совершенно уверен, что это был Урек. Когда он свалил Эда на землю и начал его душить, я помню, что бил Урека по спине, чтобы заставить его отпустить моего сына.

– Вам это удалось?

– Да, но после того, как Эд получил тяжелые повреждения. Этот Урек доставлял немало хлопот школе... – мистер Джафет замолк на полуслове. Он посмотрел на судью, Меткалфа и Томасси. – Извините.

– Мы понимаем, – ободряюще кивнул судья.

– Что произошло, когда Урек отпустил вашего сына?

– Он разбил ветровое стекло моего автомобиля.

– Каким образом?

– Цепью.

– Какой цепью?

– Ну, я не знаю. Должно быть, тяжелой, потому что стекло разлетелось от первого удара.

– А потом?

– На пороге появился школьный сторож с сильным фонарем и что-то закричал.

– Что именно?

Мистер Джафет на мгновение задумался.

– Честно говоря, я не помню.

Он заметил довольную ухмылку Томасси.

– Что произошло после появления сторожа?

– Все четверо убежали. Мы с Лайлой втащили Эда на заднее сиденье автомобиля. Он настоял, чтобы я положил чемоданы в багажник, хотя я хотел сразу ехать в больницу.

– Вы поехали в больницу?

– Да, несмотря на разбитое стекло и сильный снегопад.

– По пути вы завезли девушку домой?

– Нет, нет, мой сын едва дышал, и нам пришлось сразу же ехать в больницу.

Меткалф знал, что допрос свидетеля надо заканчивать на высокой ноте.

– Ваша честь, – обратился он к судье Клиффорду, – у меня больше нет вопросов. Я бы хотел позвать девушку.

– Вы хотите что-нибудь спросить у свидетеля, мистер Томасси?

Адвокат положил руку на плечо Урека. Казалось, он успокаивает подростка, но на самом деле его пальцы впились в плечо, напоминая Уреку, что тот не должен поднимать голову. Затем Томасси встал и подошел к мистеру Джафету.

– Мистер Джафет, ваш сын ударил обвиняемого?

– Ну да, вероятно да, они же дрались.

– Понятно. Вы знаете, почему дрались обвиняемый и ваш сын?

– На него напали!

– Мистер Джафет, постарайтесь понять, что нас не интересуют ваши определения случившегося. Мы просим вас говорить только о том, что вы видели. И видели своими глазами. Повторяю вопрос. Вы знаете, почему дрались обвиняемый и ваш сын?

– Мой сын защищался.