Пит и Катринко засели в уютном месте на крыше амбара — одного из немногих стационарных строений внутри звездолета. Здесь никогда не шел дождь, поэтому в кровлях было мало надобности, и никто никогда не поднимался на крышу амбара. Ясно было, что даже сама идея это сделать выходит за пределы местного воображения. Поэтому Пит и Катринко украли несколько бамбуковых кувшинов с водой, несколько симпатичных домотканых ковриков и устроили себе там лагерь.

Катринко стала рассматривать особо тщательно отделанную книжку из пальмовых листьев, похищенную из местного храма. Страница за страницей убористого незнакомого письма.

— Как ты думаешь. Пит, о чем эта деревенщина пишет?

— Насколько я могу предположить, — ответил Пит, — они записывают все, что могут вспомнить о внешнем мире.

— Да?

— Да. Вроде как составляют разведывательное досье для правящего здесь режима, понимаешь? Потому что это и все, что они когда-нибудь будут знать, потому что те, кто сюда их посадил, никаких новостей им не сообщают. И чем хочешь ручаюсь, никогда их отсюда не выпустят.

Катринко тщательно пролистала жесткие хрупкие страницы кустарной книги. Эти люди говорили только на одном языке, и этого языка даже близко не знали ни Пит, ни Катринко'.

— Значит, это их история?

— Это их жизнь, детка. Их прошлая жизнь, когда они были еще настоящими людьми в настоящем большом внешнем мире. Транзисторные приемники и ручные зенитно-ракетные комплексы. Колючая проволока, кампании по усмирению, удостоверения личности. Идущие через границу верблюжьи караваны с минометами и взрывчаткой. И очень продвинутые начальники Сферы, мандарины, у которых просто нет времени возиться с вооруженными азиатскими родоплеменными фанатиками.

Катринко подняла глаза:

— Это вроде бы твоя версия внешнего мира. Пит.

Пит пожал плечами:

— Это то, что есть на самом деле.

— И ты думаешь, они на самом деле считают, что сидят в настоящем звездолете?

— Это зависит от того, сколько они узнали от тех, которые вылезли отсюда с кирками и веревками.

Катринко задумалась:

— А знаешь, что тут самое жалкое? Хилая иллюзия всего этого. Какой-то мандарин из спецслужб вбил себе в психованную голову, что этнических сепаратистов можно начисто выдавить и выплюнуть как арбузные семечки в межзвездное пространство.., ну и ход! Вот это приманка, вот это пустое обещание!

— А я бы взялся пропихнуть такую идею, — задумчиво сказал Пит. — Ты знаешь, детка, насколько далеко на самом деле звезды? До них четыреста лет, вот насколько далеко. И если ты серьезно хочешь, чтобы люди полетели К другой звезде, их надо будет поместить в запечатанную банку на четыреста долгих лет. Но что людям там делать все это время? Единственное, что они смогут делать, это спокойно пахать землю. Потому и сделали такой звездолет. Оазис в пустыне.

— Так Представим себе, что ты хочешь поставить такой эксперимент со звездолетом на земле, — подхватила Катринко. — И при этом у тебя есть кучка религиозных фанатиков в азиатской глуши, которые тебе все время под задницу мины подкладывают. Которые не хотят менять своих древних обычаев, хоть ты и очень, очень весь из себя хайтековский.

— Ага. Примерно так и есть. Средства, мотивы и возможность.

— Поняла. Но не могу поверить, что кто-то осуществил такую схему в реальности. Вот так взять, окрутить какое-то национальное меньшинство и засунуть в богом забытую дыру, чтобы никогда уже о них не думать. Просто в голове не укладывается!

— Я тебе говорил, что мой дед был семинолом? — спросил Пит.

Катринко покачала головой:

— А что это слово значит?

— Было такое американское племя, которое в конце концов загнали в болото. Флоридские семинолы. Знаешь, может, моего деда только называли семинолом.., он очень забавно одевался. Может, ему нравилось, что его называют семинолом. Потому что иначе он был бы просто никому не нужным неграмотным старикашкой.

Катринко наморщила лоб:

— И это имеет значение — что твой дед был семинолом?

— Я привык думать, что да. Вот откуда у меня цвет кожи — хотя сегодня это ничего не значит. Но помню, что для моего деда это значило очень много... Он всегда топал ногами и нес кучу какой-то чуши, которая до нас не доходила. По-английски он говорил еле-еле. И никогда от него не было толку.

— Пит, — вздохнула Катринко. — Я думаю, пора нам отсюда выбираться, — А зачем? — удивленно спросил Пит. — Здесь мы в безопасности. От местных нам ничего не грозит. Они нас даже увидеть не могут, не говоря уж о том, чтобы тронуть.

Да они нас даже представить себе не могут! При нашем фантастическом тактическом преимуществе мы для них просто как боги.

— Все это я знаю, Пит. Они ребята до невозможности простые и тупые, мне они не очень нравятся. И они для нас угрозы не представляют. Честно говоря, мне они уже даже наскучили.

— А мне нет! Потрясающе интересный народец. Эта мешковатая одежда, акустические песни, это копошение в земле... У этих людей есть что-то, чего у нас, современных, уже нет.

— Да? — спросила Катринко — Что, например?

— Не знаю, — сознался Пит.

— Ладно, что бы это ни было, оно не слишком важно. — Она вздохнула. — А у нас с тобой серьезные задачи есть, напарник. Нам надо пробраться мимо всех этих злобных роботов там, снаружи, подняться по стволу, потом топать обратно четыре дня через мерзлую пустыню без рюкзаков. До самого глайдера.

— Тринк, здесь же еще два звездолета, в которых мы не были. Тамошних людей ты видеть не хочешь?

— Что я сейчас хотела бы видеть, так это горячую ванну в четырехзвездочном отеле, — ответила она. — И колоссальные заголовки мировой прессы — все обо мне. Вот это было бы отлично.

Она осклабилась.

— А как же эти люди?

— Пит, я не человек, — спокойно ответила Катринко. — Быть может, потому, что я — бесполая, но главное — ты выступаешь не по теме. Эти люди — не наша забота. Наша забота — вернуться к глайдеру в рабочем состоянии, чтобы мы могли сделать то, что нам поручено, и вернуться на базу с данными. О'кей?

— Хорошо, только давай сначала проникнем в еще один звездолет.

— Надо двигаться. Пит. Мы лучшее снаряжение потеряли, и подкожный жир у нас тоже кончается. К этому надо отнестись серьезно, если хочешь остаться в живых.

— Но мы же никогда сюда не вернемся. Кто-нибудь сюда придет, но ясно как день, что не мы. Понимаешь, мы же Спайдеры — как мы можем уйти, не посмотрев?

Катринко явно поддалась:

— Один звездолет? Не оба?

— Только один.

— Ладно, договорились.

Дыра, которую они прорезали в корпусе, уже была заделана роботами, и проделать новую обошлось еще в две штыковых веревки. Потом Катринко пошла впереди, по каменному потолку и вниз по углеродной колонне ко второму кораблю. Чтобы не тревожить сторожевых роботов, они двигались с гипнотизирующей медлительностью и крайней скрытностью, отчего переход оказался очень изматывающим.

Второй корабль видал суровые дни. Весь корпус был покрыт шрамами цемента, закрывающими куски высохших узловатых веревок. Пит и Катринко нашли слабое место и проникли внутрь.

В корабле было людно, громко и очень пахуче. Повсюду кипели жаркие и липкие базары, где люди продавали изделия ручной работы, еду и выпивку. Преступников наказывали, привязывая к столбам, где прохожие били их падалью. Толпы оборванных мужчин и разрисованных женщин собирались у петушиных боев, где дрались петухи-мутанты размером с собаку. Все мужчины ходили с ножами.

Архитектура здесь была более изощренная — все виды трущоб, внутренних двориков и влажных вонючих переулков. Обследовав четыре этажа, Катринко вдруг заявила, что узнает обстановку. Как она сказала, они попали в физическую копию декораций популярной японской интерактивной игры по одному самурайскому эпосу. Очевидно, создателям звездолета нужна была обстановка азиатской деревни доиндустриальной эпохи, они не хотели давать себе труд проектировать ее с нуля и потому запрограммировали роботов пиратской копией игры.

Когда-то этот звездолет был тщательно оборудован не менее чем тремя сотнями вооруженных постов с видеокамерами. Мандаринам, наверное, пришлось с удивлением осознать, что фиксировать всю преступность еще не значит ее контролировать. Все эти камеры наблюдения были сейчас выведены из строя, почти все разгромлены. Некоторые пытались отбиваться, но были тоже сметены. Сейчас все эти посты были заброшены.

Мятежное население не покладало рук. После разрушения шпионских видеокамер были созданы несколько гигантских устройств для пробивания корпуса. Осадные машины, огромные арбалеты со скручивающимися веревками, построенные из конопли, дерева и бамбуковых стеблей. Эти машины были плодом коллективных усилий населения звездолета, затейливо раскрашенными и обвязанными лентами, и руководили их строительством агрессивные предводители банд с дубинками и большими кожаными поясами.

Пит и Катринко смотрели, как такая банда усердно работает над строительством машины. Женщины плели веревочные лестницы из волос и растительных волокон, а кузнецы ковали крюки над чадящими угольными горнами.

Было ясно, что эти беспокойные люди не менее двадцати раз прорывались из своей тюрьмы и каждый раз их загоняли обратно неумолимой силой безмозглых роботов. Теперь они готовили очередной прорыв.

— Эти ребята не лишены инициативы, — сказал Пит с восхищением. — Поможем им малость?

— Как?

— Вот смотри, как они колотятся наружу. А у нас еще осталась пачка наконечников. Когда мы отсюда уйдем, они нам уже не пригодятся. Так что, я думаю, мы можем выбить им сразу всю стенку и всю кодлу выпустить наружу. А мы с тобой смоемся в суматохе.

Идея Катринко понравилась, но ей выпала роль адвоката дьявола.

— Ты действительно думаешь, что мы должны вот так вмешаться? Это же значит выдать свое присутствие.

— Здесь давно уже никто ни за чем не наблюдает, — возразил Пит. — Все это придумал какой-то технократ в качестве большого эксперимента. Но этих людей давно списали, или, быть может, не получили гранта на продолжение антропологических исследований. О них забыли начисто. Давай поразвлекаем этих бедняг.

Пит и Катринко установили взрывные устройства, укрылись на потолке и с удовольствием наблюдали взрыв стены.

Выравнивая давление, в межзвездное пространство вырвался бешеный порыв ветра, насыщенный пылью и листьями. Местные жители от взрыва полностью обалдели, но когда показались ремонтные роботы, быстро вернули себе боевой дух. Разразилась страшная битва, всеобщая мстительная горячка уничтожения крабов и полосования губок.

Женщины и дети гонялись за цыплятами и жучками. Солдаты в кожаных кирасах дрались с машинами побольше, используя пики, арбалеты и огромные сокрушающие роботов палицы.

Роботы были неимоверно глупы, но совершенно не замечали собственных ран и не знали пощады.

Местные жители использовали открывшуюся возможность полностью. Зарядив в торсионную катапульту тяжелый гарпун, они стрельнули в космос. Целью их был соседний звездолет, третий и последний.

Зазубренный наконечник соскользнул с корпуса, и люди смотали его привязь обратно на огромный бамбуковый барабан, ругаясь и крича как бешеные.

Все население звездолета бросилось в битву, стены и переборки дрожали от топота разъяренных ног. Подавленные численным превосходством роботы сдали назад. Пит и Катринко воспользовались этой неповторимой возможностью, чтобы выскользнуть в дыру. Быстро взобравшись на корпус, они оказались в стороне от битвы.

Люди снова выстрелили большим гарпуном. На этот раз острие вошло и застряло, дрожа.

И тут по тросу полез мальчишка, полуголый, с молотком, крючьями и продетой сквозь пояс веревкой. На голове у него была корона из капающих свеч.

Катринко оглянулась и остановилась как вкопанная.

Пит потянул ее за собой и тоже остановился.

Ребенок ловко продвигался вдоль гарпунного линя, таща за собой веревку побольше. Летающая машина бросилась его сбивать и упала, дергаясь, истыканная злобными стрелами арбалетов.

Пит смотрел как загипнотизированный. Он не ощущал отчаянности обстоятельств, пока не увидел, что храбрый мальчишка готов свалиться навстречу смерти. Много он видал скалолазов, рисковавших просто от безумия. Он видал и профессионалов, таких, как он сам, игравших со смертельным риском как мастера. Но никогда он не видал такого акта простой и отчаянной жертвенности.

Героический ребенок долез до зернистого корпуса чужого корабля и стал забивать крючья отчаянными ударами молотка. Корона из свеч тряслась и мерцала от усилий, мальчик еле видел. Он бросил себя в стигийскую тьму навстречу року.

Пит подполз к Катринко и быстро подключился к кабелю.

— Надо уходить, детка. Теперь или никогда.

— Еще нет, — ответила она. — Я это снимаю.

— Наш лучший шанс.

— Потом уйдем. — Катринко смотрела, как пролетел мимо пылесос и вцепился в ноги мальчишки. Она повернула голову в маске к Питу, все ее тело окостенело от яростного возбуждения. — Остались у тебя штыковые веревки?

— Три штуки.

— Дай. Я должна ему помочь.

Катринко отстегнулась, скользнула управляемым долгим движением по стене звездолета и прыгнула на натянутую веревку. К полному удивлению Пита, Катринко высветилась на вибрирующем канате и просто побежала вперед. Она бежала по тросу неуловимо быстро, настолько неожиданно для местных людей, что они даже стрелять по ней не могли.

Стрелы жужжали вокруг и мимо, чуть не задевая испуганного мальчишку. Катринко прыгнула в пустоту, раскинув перчатки и ножные захваты. И просто исчезла.

Это был чемпионский ход, если есть в мире хоть один, достойный такого названия. Легендарный ход.

Пит сам отлично умел держаться на натянутом канате.

У него был опыт, отличное чувство равновесия и сообразительность. В конце концов, он был профессионалом. И мог бы пройти по канату, если бы работа требовала.

Но не в полном снаряжении для лазания, не с ножными захватами. И не на провисшем, плетенном вручную, самодельном канате. Не когда канат кое-как закреплен самодельным чугунным гарпуном. Не когда он тяжелее Катринко на двадцать килограммов. Не посреди бешеного цирка летающих роботов. И не под градом стрел.

Просто Пит больше не был сумасшедшим. Он должен был последовать за Катринко по разумному пути. Надо было взобраться по звездолету, пройти по потолку и спуститься на дальнюю сторону третьего звездолета. Тяжелая трехчасовая работа в лучшем случае. Четыре часа, если хоть сколько-нибудь заботиться о безопасности.

Пит прикинул шансы, принял решение и отправился.

Он еще успел увидеть, как Катринко штыковой веревкой прокладывает себе путь в третий звездолет. Облако белого света плеснуло наружу, когда пустотелая пробка скользнула в сторону. На смертоносное мгновение Катринко оказалась очерчена светом как призрак, и камуфляж стал бесполезен. Одежда ее билась на мощном ветру выходящего воздуха.

Мальчишка тем временем успел закрепиться на стене и привязать вторую свою веревку. Подняв глаза на вдруг полыхнувший сноп света, он завопил так громко, что зазвенела вся вселенная.

Его многочисленные родственники реагировали инстинктивно — колючим дождем арбалетных стрел. Они кувыркались и ныряли в порыве ветра, но их было слишком много.

Катринко пригнулась, дернулась и головой вперед прыгнула внутрь звездолета. Она снова исчезла.

Попали ли в нее?

Пит поставил якорь, привязался и попробовал связаться по рации. Но без оставшихся в рюкзаке ретрансляторов слабому сигналу было не пробиться.

Пит терпеливо полез дальше — ничего другого не оставалось.

Через полчаса его стал душить кашель. Звездная космическая пещера наполнилась ужасным запахом. Вонь шла из пробитого звездолета, куда ворвалась Катринко. Настоявшаяся, смертельная вонь горелой гнили.

Пробираясь по потолку в одиночку. Пит старался изо всех сил. Болело поврежденное плечо, и самое худшее — стал барахлить спекс. Наконец Пит добрался до выбитого Катринко отверстия. Местные уже прибыли большой массой, протягивая за собой веревки и привязывая их к здоровенным болтам. Они тащили факелы, копья и арбалеты, отбивая неустанные атаки роботов. По выражению яростной радости на лицах было ясно, что они об этой минуте мечтали годами.

Пит проскользнул незамеченным. Вдохнув мерзкий воздух, он тут же подался назад, вставил новые фильтры в маску и вернулся.

Остывающее тело Катринко он нашел под потолком.

Шальная арбалетная стрела пробила ей костюм и левую руку. Катринко со своим обычным присутствием духа привязалась к скобе и спряталась подальше от суматохи. Кровь она остановила быстро. Несмотря на неловкое положение, она даже смогла перевязать себе рану.

И ее медленно и незаметно задушил мерзкий воздух.

С побитыми ребрами и раной руки Катринко ошибочно приписала головокружение шоку. Когда ей стало плохо, она расслабилась и попыталась перевести дыхание. Фатальная ошибка. Здесь она и висела, не замечаемая никем и невидимая. Мертвая.

Пит обнаружил, что она не единственная такая. Погиб весь экипаж звездолета. Погиб много месяцев, если не лет тому назад. Большой пожар в звездолете. Электрический свет все еще горел, машины работали, но от людей остались только мумии.

Такой хорошей одежды, как у этих мертвецов. Пит в жизни не видел. Они явно много времени проводили за вязанием и вышиванием, разгоняя утомительную скуку своего вечного заключения. У трупов были самые разнообразные слоистые рукава, кружевные передники, плетеные пояса и лакированные заколки для волос, потрясающе изящные сандалии. В мрачном инферно они все страшно обгорели, вместе с кошками, собаками, огромными курами задохнулись внезапной волной дыма и газов, за минуты наполнившей корабль.

Это было что-то куда как сложное для простого незатейливого геноцида. Пит считал мандаринов джентльменами-технократами, специалистами с лучшими намерениями. Оставалась возможность, что это было массовое самоубийство. Но по зрелом размышлении Пит был вынужден предположить, что это очень печальный, очень удручающий инцидент социальной инженерии.

Хотя в Вашингтоне, конечно, сказали бы по-другому.

Нет большей грязи в политике, чем политика национальная.

Пит не мог не заметить, что эти законопослушные жители звездолета никак не повредили обильную аппаратуру наблюдения корабля. Но камеры были отключены, и звездолет все равно был мертв, как пень.

Воздух в корабле стал очищаться. Двое жителей звездолета номер два спустились, топая, по стене, и стали умело обшаривать трупы. Они были наверху блаженства, эти мародеры, и улыбались восторженно.

Пит вернулся к окоченелому телу напарницы. Снял с нее камуфляжный костюм — ему нужны были аккумуляторы. Тощее, бесполое тело топорщилось подкожными карманами, пузырями кожи, где Катринко держала свои инструменты бегства на крайний случай. Сломанные ребра распухли и посинели. Пит не мог продолжать обыск.

Он вернулся к пробоине, куда рвалась охочая толпа.

Захватчики пришли по веревочному мосту и ломились толпой, морща носы и крича в дикой экзальтации. Они победили роботов: здесь просто не было достаточно машин, чтобы сопротивляться всему разозленному населению. И роботы эти были слишком тупые, чтобы перехитрить вооруженное и координированное сопротивление людей — без полного их истребления, а на это они не были запрограммированы. И потому были разбиты наголову.

Пит отпугнул ликующих победителей лентой светошумовых.

Потом он аккуратно нацелился на край дыры, обхватил тело Катринко и выбросил ее далеко-далеко, кувырком, в кипящие лужи.

Пит отступил в первый звездолет. Это был очень трудный переход, и когда он кончился, плечо у Пита сильно ныло знакомой болью хронической травмы. Спрятавшись .среди ничего не подозревающего населения. Пит прикинул варианты.

Прятаться он мог бы до бесконечности. Камуфляж постепенно терял заряд, но Пит был уверен, что и без него проживет. В звездолете было очень много запретных территорий, огороженных мест, куда вход воспрещен — где был когда-то скандал, или кровопролитие, или странные звуки, или странный, плохой и страшный запах.

В отличие от буйной и беспокойной толпы звездолета номер два, жители этого поверили в легенду. Они честно считали, что летят в глубинах космоса, направляясь к некой лучшей, светлой доле в этом каменном звездном небе.

И это звездное гетто было полно суеверных предрассудков.

Погруженные в пучину невежества, жители считали, что -'каждый грех заставляет вселенную дрожать.

Пит знал, что надо бы попытаться доставить добытые данные к глайдеру. Этого хотела бы Катринко. Погибнуть, но оставить после себя легенду — об этом мечтал бы любой Спайдер.

Но трудно было представить себе, как пробиться сквозь оживших роботов, взобраться по стенам с раненым плечом, потом пройти отчаянный четырехдневный путь сквозь вымораживающую пустыню — и все это в одиночку. И глайдеры тоже не живут вечно. Шпионские глайдеры на это не рассчитаны. Если Пит придет к глайдеру и обнаружит, что аккумуляторы сели или гель-мозг прокис, то это конец.

Будь он даже совсем здоров и при полном наборе снаряжения, пеший переход через Гималаи в одиночку радужных перспектив не сулил бы.

И зачем вообще рисковать? Не похоже, чтобы эти подземные сцены произвели сенсацию. Им уже много-много лет. Кто-то задумал, спланировал и осуществил это все давным-давно. Важные люди с мозгами и большими возможностями тоже давно это знают. Кто-то знает. Может, не Подполковник из психов-маргиналов военной разведки НАФТА, но кто-то все же должен знать.

И когда Пит действительно задумывался, то получалось, что требуются колоссальные усилия ради не слишком большой отдачи. Потому что сейчас в этом курятнике не так уж много народу — тысяч пятнадцать максимум. В Азиатской Сфере должны быть десятки тысяч не до конца ассимилированных племен, если не сотни тысяч. Миллионы. И что с того? Это не только азиатская проблема, это проблема общая.

Национальные меньшинства, люди-изгои, которые просто не могут или не хотят играть в игры двадцать первого века.

Сколько у красных китайцев было испытано бомб в Такламакане? Ему, Питу, никогда не давали брифинга по древней истории. Но сейчас Пит подумал, что, быть может, они эти звездные идеи подарили Европе и НАФТА. Сколько забытых скважин, реликтовых карманов, пробитых под шкурой двадцать первого века, кроется в Южных Морях, в Австралии, в Неваде? Смертоносный мусор давно забытого Армагеддона. Свалки, куда никто и заглянуть не захочет.

Да, он мог бы все свои силы тела и духа бросить на то, чтобы мир взглянул в лицо этому всему. Только зачем? Не лучше ли будет сперва самому все продумать?

Пит не мог сам себе сознаться, что просто утратил волю к жизни.

Отчаяние медленно отпускало Пита, и он постепенно искренне заинтересовался местным людом. Его занимали чахлые пределы их жизни, их вселенной, занимало, какое смятение он может устроить в этих узколобых головах. Никогда не появлялось среди них сверхъестественное существо, они только воображали такие существа. Пит начал с небольших демонстраций полтергейста — просто чтобы позабавиться. Крал украшенные шляпы местных седых мудрецов. Перепутывал тома в священных библиотеках. Пару раз спер абак.

Но это все было ребячество.

У местных был небольшой храм, их святая святых. Естественно, Пит должен был туда пробраться.

Там была заперта девушка. Очень хорошенькая и слегка тронутая, что делало ее идеальной кандидаткой на пост Девы Святого Храма. Она была Жрицей Храма первого звездолета. Естественно, что небольшая община могла позволить себе иметь только одну-единственную, несравненную Верховную Жрицу-Девственницу. Народ это был практичный, поэтому довольствовался возможным.

Верховная Жрица была молодой красивой женщиной, ведущей до одури простую жизнь, У нее были служанки, гардероб ритуальных платьев и прическа, требующая очень много времени. Всю свою жизнь она проводила, выполняя весьма сложные и совершенно бесполезные ритуальные действия. Возжигание благовоний, стирание пыли с идолов, омовения и очищения, земные поклоны, бесконечное выпевание заклинаний, нанесение особых меток на руки и ноги. Она была священной и явственно безумной, и люди смотрели на нее с неотрывным интересом. Она значила для них все. Она делала все эти болезненные глупости, чтобы им самим не приходилось все это делать. Все в ее жизни было полностью и окончательно предрешено.

Пит просто восхищался Священной Девой Храма. Она была совершенно его типа, и он ощущал к ней искреннюю тягу. Она была единственной из местных, с кем Пит мог бы провести часть своего времени.

И потому после долгого изучения девушки и ее действий Пит однажды показался перед ней. Сначала она испугалась. Потом попыталась его убить — естественно, без малейшего успеха. Когда до нее дошло, что он невероятно мощный, совершенно волшебный и абсолютно для нее непостижимый, она задергалась на полированном полу храма, раздирая на себе одежды и громко воя, явно в смятении страха-надежды, что ее сейчас ужасно и неописуемо осквернят.

Пит ощутил притяжение этой ее мысли. В молодости он бы поддался этой возможности демонического порабощения. Но сейчас он был совсем взрослым и не видел, чем это может хоть как-нибудь помочь или в чем-то изменить обстоятельства.

Они так и не узнали языка друг друга. Они никак не общались физически, умственно или эмоционально. Но в конце концов выработали некий статус-кво, когда могли сидеть в одной комнате и спокойно рассматривать друг друга, строя бесплодные догадки о том, что делается в чужой голове. Иногда они даже могли совместно съесть что-нибудь вкусное.

Лучшего понимания с этими невероятно далекими людьми достичь было нельзя.

Питу не приходило в голову, что звезды могут погаснуть.

Он вырыл себе священную, демоническую нору в запретной зоне корабля. Время от времени он выходил через заделываемые роботами пробоины и разглядывал искусственный космос. Это как-то его успокаивало. И у него были для того и другие мотивы — вполне обоснованная забота, что жители звездолета номер два могут как-нибудь проложить себе сюда путь для дикой расистской оргии убийства, грабежа и насилия.

Но население звездолета номер два было слишком занято роботами. Любая победа над булькающим гель-мозгом и его кошмарными инструментами могла быть только временной. Как наступающий оползень, стекались роботы, обходя препятствия, используя любую эволюционную возможность, и всегда, всегда продолжали давить.

После сокрушительного поражения булькающие ванны вошли в биохимический форсаж. Старый режим был свергнут, равновесие нарушено. Машины вернулись в свои кибернетические сны. Все стало возможно.

Звездные стены покрылись толстым слоем бурлящей массы новых моделей тюремщиков. Звездолет номер два был снова побежден, ввергнут в очередное горькое историческое унижение. Наказанная родина превратилась в массу нелепых цементных глыб. Даже иллюминаторов не осталось, безжалостно заделанных технологической слюной и слизью. Живая могила.

Пит полагал, что это действительно будет конец работы. В конце концов, это вполне соответствовало начальным параметрам, заданным творцами системы.

Но система могла теперь совершенно не интересоваться пределами человеческих намерений.

Когда Пит выглянул в иллюминатор и увидел, что звезды гаснут, он понял, что игра кончена. Что-то грабило звезды, присваивало их энергию себе.

Он покинул звездолет. Снаружи небо сорвалось с места. Неисчислимые орды невероятных созданий мигрировали по стенам, прыгая, ползя, крадясь, подтягиваясь на паутине слизистых веревок. И все стремились в зенит.

К выходу. К исходу.

Пит проверил изношенные перчатки и захваты и присоединился к потоку.

Ни одна из тварей его не беспокоила, он стал таким же, как они. Его снаряжение упало к ним, было поглощено и вышибло новые двери для эволюции. То, что может породить консервный нож, может породить и скальный крюк, и захват, и блок, и карабин. Его и Катринко рюкзаки были набиты концентрированным человеческим гением, и цель у всего этого была одна. ВВЕРХ.

Стремление вверх. Вверх — и наружу.

На сцене лунного пейзажа Такламакана развернулся театр войны роботов, ширящаяся механическая прерия ползущих, кусающих, выворачивающих, прыгающих механических мутантов. Столбы огня — военные спутники Сферы. Лучи, бьющие с подлинных небес, невидимые смерчи энергии, взметающие гейзеры пылающей пыли. Последний кошмар биоинженера, разумный, автоматизированный ад.

Явление такого масштаба не удастся убить так быстро, чтобы сохранить в тайне. Не удастся вовремя сжечь. Для этого придется взломать купола, и древний мусор из них разольется по всей земле.

Подобно пальцу Бога, ударил за горизонт луч, сметая все на своем пути. Небо и земля кишели летающими тварями, жужжащими, кувыркающимися, машущими крыльями. Луч ударил в большую машину, и она полетела штопором вниз, как многотонное кленовое семечко, отскочила от купола, перевернулась погибающим гимнастом и упала рядом со Спайдером Питом. Он сжался в камуфляжном костюме, снимая все это.

Машина глянула на него. Это был не простой робот — это был механический журналист. Ярко раскрашенный, ультрасовременный автономный летающий снаряд европейской работы, нагрузившийся камерами, как медиамагнат — коктейлями. Машину здорово ударило о стену, но она не сдохла. Смерть в ее программу не входила, входило совсем другое. Пита она заметила без труда — он представлял интерес для репортажа, и машина смотрела на него.

Поглядев в холодное весеннее небо. Пит увидел, что машина привела кучу своих приятелей.

Робот скорректировал свои пережженные схемы и взял Пита в кольцо камер. Потом поднял многосуставчатую конечность и пересказал все чудеса, которым был свидетелем, в небо, в темную глубину Всемирной Паутины.

Пит поправил маску и камуфляж, чтобы выглядеть как надо.

— Черт побери, — сказал он.