Свет стал жарче в инфракрасном диапазоне спекса. Внизу разлеглась металлическая ширь со щелями, блестящая, как никелированная мойка, жалюзи с горячими щелками света. Катринко приделала пенную скобу к стене туннеля, закрепилась на ней, отклонилась назад и запустила глаз сквозь щель.

У Пита были слишком заняты руки, чтобы тянуться к спексу.

— Что ты видишь? — шепнул он по кабелю.

Катринко вывернула шею назад, прижимая руки в перчатках к очкам на лице:

— Все вижу! Сады Эдема и города из золота!

Когда-то пещера была сплошным камнем, континентальной толщей. Ее высверлили буром русской работы.

Сухой колодец в очень сухой земле. А потом несколько очень усталых, очень выгоревших на солнце и очень решительных оружейников коммунистического Китая заложили на дно сухого колодца водородную бомбу в одну мегатонну. Когда начался термоядерный синтез, сейсмографы заплясали фавнами аж в далекой Калифорнии.

От термоядерного взрыва остался гигантский газовый пузырь в самом сердце безумной паутины впадин и трещин. Глубокий пустой пузырь затаился под ложем пустыни в зловещем и нерушимом молчании на целых девяносто лет.

А потом новые хозяева Азии послали туда новое и более утонченное действующее начало.

Пит видел, что далекие крутые стены каверны измазаны светом звезд. Белые созвездия, целиком и полностью. А посреди пещеры, в огромной и сладковато-влажной воздушной пустоте, висели три огромных светящихся косоугольника, три вертикальных цилиндра размером с городской небоскреб.

Просто висели в воздухе.

— Звездолеты, — произнес тихо Пит.

— Звездолеты, — согласилась Катринко. Замелькали меню общего визуального пространства соединенных спексов. Палец Катринко очертил набор крошечных бегущих искорок на стенах. — Но ты на это посмотри.

— А что это?

— Тепловые следы. Маленькие двигатели. — Визуализованное слово беззвучно крутилось колесом. — И вот сюда тоже посмотри, тут их дюжины ползают. А вот это видишь, Пит? Больших? Вроде как в дозоре.

— Роботы.

— Ага.

— И за каким чертом они тут нужны?

— Есть у меня одна идея. Если ты окажешься внутри одного из этих липовых звездолетов и выглянешь в окно — наверное, лучше сказать «в иллюминатор», то не увидишь ничего, кроме сияющих звезд. Глубокий космос. Но с помощью спекса мы видим все четко. И еще, Пит: эти каменные небеса приводятся в действие машинами.

— Ничего себе!

— И никто в этих звездолетах не может глянуть вниз, вот что. Потому что на дне этой пещеры творится чертова уйма странного. Там, внизу, полно кипящей воды в камнях и трещинах.

— Воды или ароматного супа, — сказал Пит. — Химического супа.

— Биохимического.

— Автономная самоорганизующаяся протеиноидная технология. Строго запрещенная Договором о нераспространении в рамках Манильских соглашений 2037 года, — автоматически отбарабанил Пит. Очень часто эту фразу ему приходилось слышать на инструктаже.

— Огромное озеро горячего, нелегального, самоорганизующегося студня.

— Ага. То самое варево, которое наши тайные техники варили последние десять лет под Скалистыми горами.

— Ну, Пит, каждый слегка балуется с соглашениями.

Так, как это делается у нас в НАФТА, не опаснее, чем гнать самогон в сортире. Но тут — ты посмотри масштаб! И бог один знает, что там, в звездолетах.

— Наверное, люди, детка.

— Ага.

Пит медленно вдохнул влажный воздух:

— Тринк, мы надыбали крупную штуку. Настоящую.

Мы с тобой теперь войдем в историю разведки.

— Если ты хочешь мне сказать, что мы сейчас должны возвращаться к глайдеру, то не трать дыхание.

— Мы должны вернуться к глайдеру, — настаивал Пит, — с фотографическими доказательствами того, что сейчас видим. Такова была цель нашего задания. За это нам платят.

— Тру-ту-ту.

— И это будет патриотично. Ты согласна?

— Я бы еще поиграла в патриотку, будь на мне форма, — ответила Катринко. — Но бесполых в армию не берут. Я урод и абсолютно свободный агент, и не для того я сюда пришла, чтобы увидеть волшебную страну и тут же повернуть назад.

— Да-да, — сказал Пит. — Это чувство мне знакомо.

— Я иду туда, — сказала Катринко. — Ты за мной?

— Нет, детка, не выйдет. На этот раз я пойду впереди.

Пит пролез в грубо пробитую дыру и выбрался на широкий каменный потолок. Скалолазания он никогда особо не любил. Скала — неприятный материал, естественный, никаких гарантированных инженерных спецификаций. И все же приличный кусок жизни Пит провел на потолках. В потолках он разбирался.

Пришлось пробираться через натеки лавы, пока не попалась нормальная твердая щель. Пит быстро прошел по ней на распорах, поставил пару пенных крючьев и привязался к якорю.

Медленно придя на потолок вверх ногами, Пит методично огляделся через спекс. Большие участки потолка были сильно изъедены, будто сверлами или кислотой. Можно было разглядеть в неземном инфракрасном свечении, что три фальшивых звездолета на самом деле стояли на столбах. Большие полые трубы, кружевные и почти невидимые, сделанные из чего-то черного и невероятно прочного, может быть, углеродных волокон. Внутри колонн шли водоводы и электрические силовые кабели.

По этим колоннам проще всего было бы добраться до звездолетов. И они, колонны, были здорово на виду. Идеальное место, чтобы быть убитым.

Пит знал, что для человеческого глаза он невидим, но со своим тепловым излучением он мало что мог поделать.

Как он сам понимал, сейчас он светился как рождественская елка на сенсорах тысяч тяжеловооруженных роботов.

Да, но невозможно держать тысячи машин готовыми к срабатыванию в течение многих лет. И кто станет их программировать на слежение за потолком?

Напряжение мышц в плечах и спине стало ослабевать.

Пит подбросил крови к пальцам, потряся кистями, отстегнулся и стал спускаться на захватах. По дороге он миновал фальшивую звезду — большую светящуюся колбу размером с корзину для белья. Она была зацементирована в большой каменный монолит и переливалась холодным, чарующим огнем как светляк. Пита настолько отвлекла эта смелая подделка, что промахнулся захватом, и левая нога повисла свободно. В левом плече что-то противно щелкнуло.

Пит ухнул, поставил оба захвата и шлепнул на стену пятно клея, потом пропустил в ушко скобы карабин и повис на обвязке, тяжело дыша.

В поле зрения спекса появился палец Катринко, куда-то указывающий. Там что-то двигалось — Пит был не один.

Он выпустил из рукава ленту светошумовых гранат, потом затаился на месте, доверившись своему камуфляжу, и стал наблюдать.

К нему среди темных ям фальшивых звезд шел робот, качаясь и дрожа.

Никогда Пит не видал даже похожего устройства. У робота была пористая пенистая шкура, будто из пробки и пластика. Вместо головы — слепой выступ; четырнадцать длинных волокнистых ног, будто перепутанное месиво старых веревок, заканчивались до абсурда сложными ступнями.

Повиснув вниз головой среди неровностей каменного потолка, мешающих видеть, робот открывал большую бородавчатую голову и выбрасывал вперед раздвоенный сенсор, похожий на змеиный язык. Иногда он припадал к потолку, будто прилипшее к камню химическое пятно.

Пит с убийственным терпением смотрел, как робот отползал прочь, подползал ближе, крутился на месте, еще приближался, петляя, еще присасывался к потолку, принимал какое-то решение, переставлял хватающиеся ноги, еще подбирался, терял след, отходил назад, долго нюхал воздух, задумчиво сосал конец своего длинного веревочного щупальца.

Наконец робот дошел до Пита, ловко перебирая ногами, и с энтузиазмом стал лизать следы, оставленные хватательной паутиной. Его будто зачаровал вкус эластомера перчатки на камне, и робот повис на своих четырнадцати ногах, с громким чмоканьем вылизывая потолок.

Пит выбросил кирку. Заточенное острие с тупым хлюпом вошло в пробковую голову.

Робот тут же обмяк, приколотый к потолку. Потом с противным скрежетом он развернул совершенно неожиданный набор блестящих тонких принадлежностей. Сложные штуки вроде языков, скребущие жвала, тонкие шпатели, все это вылезало, дрожа, из щелей шкуры.

Робот не собирался умирать. Он и не мог умереть, потому что никогда не был живым. Это была биотехнологическая машина, и понятие умирания не было в ней заложено. Пит тщательно сфотографировал устройство, которое с механическим идиотизмом пыталось выработать приемлемые решения при изменившихся параметрах среды. Потом Пит вытащил кирку из потолка, встряхнул ее и уронил проколотого робота ко всем чертям.

Теперь он полез быстрее, оберегая растянутое плечо.

Методично прокладывал он себе путь к относительно легкому участку вертикальной стены, где нашел большую выработанную жилу в созвездии Стрельца. Жила оказалась извилистой рецессией, откуда выцарапали и вытравили какую-то руду. Судя по виду, камень сжевали орды термитов — мелкие роботы с пастями вроде маникюрных ножниц.

Пит по спексу дал сигнал Катринко. Бесполая полезла за ним по прижатой и заякоренной веревке, таща за собой один из рюкзаков. Когда Катринко добралась до нового базового лагеря. Пит вернулся к пробоине взять второй рюкзак. На обратном пути плечо уже здорово болело, и нервы отказывали.

Катринко поставила закупоривающую паутину без излучения на устье трещины. Когда Пит вернулся в относительную безопасность лагеря, она развернулась в саморастягивающихся веревках и достала порцию сахара.

Пит раскрыл две пухообразующие капсулы и с удовольствием влез в теплую ткань.

Катринко сняла маску. Она вся дрожала от энтузиазма.

Молодость, подумал Пит, молодость и восемь процентов преимущества в метаболизме, связанного с отсутствием половых органов.

— Здорово опасная ситуация, — шепнула Катринко с горячечной улыбкой, заметной в красном свечении единственной индикаторной лампочки. Она уже не была похожа на мальчишку или молодую женщину, вид у нее был совершенно дьявольский. Создание, лишенное пола. Пит всегда думал о ней «она», потому что так было проще, но на самом деле надо было бы говорить «оно». Сейчас «оно» было полно ликования, потому что поставило себя наконец в подходящую и приятную ситуацию. Жестокая и яростная вражда была для этого жестокого и яростного маленького создания как вода для рыбы.

— М-да, действительно, — согласился Пит и приложил жирного накачанного медикаментами клеща к вене на сгибе руки. — Первая вахта твоя.

Пит проснулся через четыре часа, вынырнув из глубин химически наведенного дельта-сна. Им владело оцепенение и небольшая сонная одурь, будто бы он проспал четыре дня подряд. В объятиях лекарства он был совершенно беспомощен, но дело стоило такого риска, потому что теперь он полностью отдохнул. Пит сел, осторожно попробовал шевелить левым плечом. Намного лучше.

Растерев лицо и голову, чтобы восстановить чувствительность, Пит снова надел спекс. Катринко сидела на корточках, светясь собственным излучаемым теплом, изучая мерзкую массу шипов, хлопьев и студня.

Пит тронул рукоятки спекса и наклонился вперед:

— Что это у тебя?

— Мертвые роботы. Они жрали наши пенные крючья на потолке. Они все жрут. Я убивала тех, что пытались вломиться в лагерь. — Катринко вытащила меню в воздух, потом протянула Питу соединительный кабель для спекса. — Посмотри, что я наснимала.

Она наблюдала с помощью гель-камер, снимая роботов в их собственном инфракрасном свете, а потом сохраняла и редактировала наиболее информативные кадры.

— Эти малыши, у которых ноги как шарики, я их назвала «цыплятами», — сопровождала она голосом заснятые кадры, показываемые спексом Пита. — Они маленькие, но чертовски быстрые, и они повсюду — я убила троих. Вот этот, со спиральным острым носом, это «шуруп». А это пара «дублей». Они всегда ходят парами.

Вот эта здоровенная штука, похожая на пролитый кисель с большими глазами и шаром на цепи, называется у меня «шатун» — видишь, как он ходит? Но он куда быстрее, чем кажется.

Катринко остановила показ, вернулась к реальному зрению и осторожно пошевелила поломанные останки возле своих сапог. Самое большое устройство в этой куче напоминало рассеченную кошачью голову, набитую проводами и усами.

— Еще я его назвала «медведем». Его нелегко убить.

— И их здесь много?

— Думаю, сотни, если не тысячи. Самых разных видов, и все глупы как пробка. Иначе нас бы уже сто раз убили и разобрали на атомы.

Пит глядел на рассеченных роботов, на остывающую массу нервных сетей, аккумуляторов, жилистых броневых плит и желатина.

— Почему у них такой дикий вид?

— Потому что они сами по себе выросли. Никто их никогда не проектировал. — Катринко подняла глаза. — Помнишь эти большие виртуальные пространства для проектирования оружия, которые были в Аламогордо?

— Да, помню, Аламогордо. Физическая эмуляция на сверхбольших квантовых гель-мозгах. Здоровенные виртуальные реальности с ультрабыстрым воспроизведением и ультратонким разрешением. И Нью-Мексико я тоже помню, можешь не сомневаться! Люблю налеты на большие компьютерные лаборатории. Хакерство — в этом есть глубокое уважение к традиции.

— Ага. Понимаешь, для нас, жителей НАФТА, физические виртуальности — это военная техника. Мы всегда отдаем технику военным, если она начинает казаться опасной. Но допустим, что ты не разделяешь ценностей НАФТА. Ты не хочешь испытывать в огромных виртуальностях новые системы оружия. Допустим, ты хочешь создать новый консервный нож.

Катринко во время своей бдительной стражи явно успела хорошо обо всем этом подумать.

— Ну так вот, можно начать с того, чтобы изучить существующие ножи и попытаться улучшить конструкцию.

А можно просто создать колоссальное виртуальное пространство с виртуальными банками всех видов. Дальше создаешь несколько имитаций консервного ножа, которые по сути своей — блямбы студня. Они имитируют студень, но они еще и программы, и эти программы обмениваются данными и развиваются. Когда они вскрывают банку, ты их вознаграждаешь, создавая их копии. Прогоняешь день за днем миллионы поколений миллионов возможных консервных ножей в этой самой эмуляции.

Это понятие не было Спайдеру Питу совсем незнакомым.

— Да, я слыхал такие слухи. Что-то вроде фокуса с искусственным интеллектом. На бумаге получается все хорошо, а реального результата нет.

— Да, а теперь это еще и запрещено. Хотя и трудно уследить за соблюдением запрета. Но теперь допустим, что ты ведешь экономическую войну и думаешь, как это лучше сделать. Наконец ты все-таки вырабатываешь свой супернавороченный сверхнож, который никогда ни один человек изобрести не смог бы. Не смог бы даже вообразить, поскольку он вырос как гриб в полностью альтернативной природе. Но у тебя есть все спецификации его формы и размеров — вот в этом суперкомпьютере. Так что тебе, чтобы сделать его в реальном мире, достаточно распечатать фотографию. И ведь получается! Работает! Понимаешь?

Моментальный и дешевый потребительский товар.

Пит обдумал слова Катринко.

— Так ты говоришь, что население Сферы сумело осуществить эту идею и эти роботы вот так и были построены?

— Пит, я просто не могу себе представить, как это могло произойти иначе. Эти машины — они просто слишком нам чужды. Они должны были появиться в совершенно нечеловеческом, полностью автономном процессе. Даже лучшие японские инженеры не могут спроектировать студенистого робота из шерсти и веревок, который умеет ползать, как гусеница. Всех денег мира не хватит, чтобы оплатить человеческие мозги, которые бы это выдумали.

Пит тронул студенистые останки ледорубом:

— Да, вроде бы ты права.

— Кто бы ни построил все это, он нарушил кучу правил и договоров. Но сделано все это действительно дешево. Настолько дешево, что это выходит за пределы экономики. — Катринко задумалась и повторила:

— Далеко за пределы экономики, и вот именно потому это и противоречит всем правилам и договорам.

— Быстро, дешево и неконтролируемо.

— В точку, Пит. Если это дело вырвется в реальный мир, это будет означать конец всего, что нам известно.

Это последнее утверждение Питу совсем не понравилось. Никогда он не любил апокалиптических предчувствий.

Сейчас они нравились ему еще меньше, потому что при данных обстоятельствах казались весьма правдоподобными. В Сфере было самое молодое и самое большое население среди всех трех больших торговых блоков, и идеи были тоже самые молодые и самые большие. Люди Азии знали, как добиваться своего.

— Знаешь, Лайл Швейк мне говорил, что сейчас самые навороченные велосипеды в мире приходят из Китая.

— И он прав, так и есть. А эти китайские электронные чипы, которые они демпингуют на рынок НАФТА? Они дешевле грязи и четко работают, но полны каких-то остаточных электронных связей, дублированных, перепутанных... Я всегда думала, что это просто человеческая неряшливость. Так вот, ничего человеческого в этом нет.

Пит мрачно кивнул:

— Да. Чипы и велосипеды — это я еще могу понять.

Это куча денег. Но кому, черт возьми, надо было делать такую дыру в земле, полную роботов и ложных звезд?

Зачем?

Катринко пожала плечами:

— Такие люди живут в этой Сфере, друг. Они все еще делают что-то просто потому, что это им любопытно.

Дно мира кипело. За прошедшее столетие полость для испытания бомбы создала собственный водоносный слой, искусственный подземный оазис. Дно пузыря оказалось причудливо затопленным лабиринтом разбитых трещин и химических отложений, и все это превратилось в копошащиеся лужи механической самосборки. Кислородные гейзеры черного моря плесени.

Ровно поднимался пар из темноты между утесами, конденсировался холодными струйками и стекал вниз по сферическим стенкам. Внизу, возле дна, вся вода жадно поглощалась отбившимися от рук устройствами из одушевленных губок и лент. Катринко тут же назвала их «кузнецами» и «пушистиками».

Кузнецы и пушистики представляли собой кошмарные мочалки и выдавленные насосом спагетти, они прыгали, мокро шлепая, с утеса на утес. Катринко с неожиданной простотой давала имена машинам и фотографировала их.

Теории с пугающей легкостью возникали в юной голове, похожей на волчью, моментально приспособившейся к этому чужому игрушечному миру. Похоже, это юное бесполое существо жило куда ближе к будущему, чем Пит.

Они пробирались от камня к камню, от трещины к трещине. Сняли свежевозникшие личинки роботов, проедающие себе путь к свободе от темноты сквозь бляшки студня и ткани. Это было сотворение в миниатюре, задуманное в бессмысленных студенистых ядрах китайских суперкомпьютеров из гель-мозгов, воплощенное в реальность в горячей пене неживого механического белка.

Такого захватывающего зрелища Пит никогда в жизни своей не видел и потому погружался в мрачное настроение. Знание в его мире было силой. И он со свинцовой уверенностью знал, что сейчас схватился за линию слишком высокого напряжения.

Он был профессионал. Он мог себе представить, как украсть военные секреты сверхдержавы и остаться в живых. Это очень рискованно, но в конечном счете — всего лишь военный объект. Ракетная база, например. Азиатская тайная ракетная база — это было бы даже весело.

Но это — не военный объект. Это совершенно новые средства промышленного производства. Пит понимал с интуитивной уверенностью, что техника такого уровня революционности — это дело не для шпионов, не для спортивного интереса, даже не для солдат. Это вопрос больших, очень больших денег. Узнав о ней, он еще может выжить.

Рассказав — ни за что.

Восторг удивления тем, что он видел, действительно его доставал. Восторг удивления — это пройдет. А трезвость отдаленных последствий душила, как мокрое полотенце.

Можно было представить себе, что отсюда удастся уйти целым, но никакого приемлемого будущего он для себя не видел, если передать эти аккуратные фотографии неимоверного чуда шпионам на Потомаке. И представить себе невозможно, что будут существующие власти делать с этим знанием. Страшно подумать, что они сделают с ним самим за то, что им это передал.

Пит смахнул с шеи пот, ливший, как в сауне.

— Так что я думаю, тут либо геотермальная энергия, либо термоядерный генератор, — сказала Катринко.

— Я бы сказал, что термоядерный, учитывая обстоятельства.

Скалы под ножными захватами кишели насекомыми: падальщиками и мусорщиками, разборщиками и поглотителями клея, поедателями мозгов. Это были абсолютно лишенные разума устройства, специализированные как многоножки. Особо агрессивными они не казались, но наверняка было бы смертельной ошибкой среди них присесть.

Что-то похожее на рачка с диафрагмальной пастью и глазами на длинных стебельках решило попробовать сапог Катринко. Она с воплем отпрыгнула на выступ.

— Маску надень! — выговорил ей Пит.

Влажная жара была благословением после разъедающей стужи Такламакана, но почти все отдушины и щели густо чадили запахом горячего бифштекса и горелой резины, всеми вариантами побочных продуктов механического метаболизма. У Пита стало саднить в легких при одной этой мысли.

Он направил запотевший спекс на ближайшую углеволокнистую колонну и на золотые, сияющие, невероятно манящие огни иллюминатора звездолета.

Катринко пошла вперед. На фоне кружевных решеток она была безжалостно заметна. Чтобы не рисковать быть обнаруженными при движении в обе стороны, каждый взял рюкзак с собой.

Сперва подъем шел легко. Потом из мокрой темноты вылетела машина, похожая на шестикрылую стрекозу. Жалящий хвост хлестнул по нитчатой колонне как удар лошадиного копыта. Катринко отлетела назад, прокувыркалась десять метров и повисла тряпичной куклой на своем последнем крюке.

Летающая тварь описала восьмерку, пытаясь что-то сообразить несуществующим разумом. Потом из звездного неба вылетела более медленная, но куда более огромная машина и напала на повисший рюкзак Катринко. Рюкзак лопнул рождественской хлопушкой среди вскипевшего хаоса когтистых крыльев. Баснословной цены оборудование плюхнулось вниз, в горячие лужи.

Катринко вяло дернулась на своей веревке, и тут же стрекоза бросилась на это движение. Пит выпустил ленту светошумовых.

Мир взорвался вспышкой, жаром, сотрясением и летящими лохмотьями. Невыносимо жаркий и громкий грохот грозы в пещере. Лучший способ волшебного исчезновения: полное ошеломляющее отвлечение, единственное реальное волшебство в мире.

Пит подплыл к Катринко как воздушный шар на резиновой нитке. Когда через двадцать семь наполненных сердцебиением секунд он подлез к звездолету снизу, обе саморастягивающиеся веревки он пережег.

Серебристый дождь лохмотьев свел искусственных насекомых с ума. Дно каверны вдруг закишело подпрыгивающими механическими жаркими призраками, смесью прыгунов, ползунов, летунов. На краю поля зрения из глубин луж поднимались новые твари, большие и чешуйчатые, как зеркальные карпы навстречу рыбьему корму.

Свой рюкзак Пит бросил у основания колонны. Явно в этом мире рюкзаку недолго было жить.

Пит и Катринко нашли нижнюю сторону огромного иллюминатора и распластались по его поверхности.

Там они прождали совершенно неподвижно около часа.

Катринко сумела перевести дыхание. Ребра перестали кровоточить. Потом они прождали еще час, пока ползучие и летучие жаровые призраки яростно шныряли вокруг их укрытия, следуя обрывкам собственных программ. И еще третий час прождали.

И тогда к ним в их небесах присоединилась беспамятная орда машин с засасывающими юбками и тачками вместо голов. Роботы нашли уклон и стали заполнять его большими жвалами, выплевывая каменную известку, наляпывая ее и выглаживая на месте, без устали и без жалости.

Пит воспользовался возможностью и попытался спасти утерянное снаряжение. Там такие были знаменитые федеральные штучки: аудиожучки с собственным интеллектом, высокого разрешения гель-камеры, сенсоры и детекторы, блоки, зажимы и захваты, бесценные флаконы запрограммированной нейронной ткани... Пит пополз по дну звездолета.

Все это уже давно исчезло. Даже саморастягивающиеся веревки сожрали длинные вереницы фуражирующих цыплят. Машинки все еще копошились в черном кружеве колонны, вынюхивая и выщипывая все молекулярные следы с явным удовлетворением.

Пит вернулся к Катринко и разбудил ее, застывшую и онемевшую в укрытии. Они осторожно пробрались вокруг искривленного края корпуса звездолета, выискивая слабину. Потеряв снаряжение, они оказались в очень трудной ситуации, но это было не важно. Образ действий был теперь очевиден, и потеря альтернатив прочистила мысли Пита. Его поглощало горячее желание проникнуть внутрь.

Он пролез под навес большого, глубоко изъязвленного выступа. Там оказалась спутанная веревка, сплетенная из мертвых и разлохмаченных органических волокон, похожих на волосы в выпуске раковины. Она вся окаменела от каменного лака слюны роботов.

Это были веревки скалолазов. Кто-то вырвался здесь наружу — пробился через корпус звездолета изнутри. Роботы пришли устранять повреждение, тщательно запечатали дыру и оставили этот уродливый горб каменной рубцовой ткани.

Пит достал гель-камерную дрель. Запасы сахара пропали вместе с рюкзаком, а без сахара работающий на энзимах механизм вскоре проголодается и станет бесполезным. Тут уж ничем не поможешь. Пит прижал прибор к корпусу, подождал, пока тот пробьется насквозь и впрыснет туда гель-камеру.

Пит увидел ферму. Вряд ли что-нибудь могло удивить его сильнее, но это действительно была сельскохозяйственная ферма. Симпатичная игрушечная ферма, вся под каменным синим потолком, перекрещенным горячей сеткой лучистого света, заключенная в каменной дуге корпуса. Рыбные пруды с камышами. Канавы и деревянное ирригационное колесо. Бамбуковый мостик. Мохнатые плети дынь в жирной черной земле и аккуратные, почти без сорняков поля карликовых красных злаков. И ни души не видно.

Катринко подползла и подсоединила кабель.

— И где же все? — спросил Пит.

— Торчат возле иллюминаторов, — ответила Катринко, кашляя, Что? — удивился Пит. — Почему?

— Из-за твоих светошумовых, — просипела Катринко.

У нее все еще болели побитые ребра. — Они все у иллюминаторов, таращатся в темноту. Ждут, что дальше будет.

— Но это же было много часов назад?

— Зато большое событие, друг. Здесь же ничего не происходит.

Пит кивнул, принимая решение:

— Ладно. Тогда вламываемся внутрь.

Катринко это было по душе.

— Наконечниками?

— Слишком заметно.

— Кислотой с фибрилляторами?

— Они в рюкзаках остались.

— Значит, остаются штыковые веревки, — заключила Катринко. — У меня их две.

— У меня шесть.

Катринко с удовольствием кивнула:

— Шесть штыковых веревок! Пит, ты снарядился на медведя!

— А я их уважаю, — буркнул Пит. Он помогал их изобрести.

Через восемь минут двенадцать секунд они уже были внутри звездолета. Выдранный кусок обшивки они аккуратно вставили на место и приклеили, замазав волосяные разрезы.

Катринко шагнула в сторону, в рощицу бамбука. Камуфляж тут же стал переливаться зеленым, коричневым и желтым так удачно, что Пит просто перестал ее видеть. Она помахала рукой, и детекторы контуров на спексе показали ее силуэт.

Пит приподнял спекс, чтобы понять, что видит невооруженный человеческий глаз. Их обоих просто не было.

Катринко исчезла, даже призрака не осталось, будто ее смело взмахом ресниц.

Так что им здесь ничего не грозит. По этой засунутой в кувшин ферме они могут плыть как два дурных сна.

Звездолет они обшарили сверху донизу, выискивая опасные и интересные явления. Может быть, центры управления с азиатскими космонавтами, или большие смертоносные роботы, или видеомониторы — что-то, что может им помешать или убить. Но на всех тридцати семи этажах звездолета ничего подобного не было.

Пять тысяч обитателей в часы бодрствования занимались сельским хозяйством. Экипаж звездолета составляли доиндустриальные, родоплеменные азиатские крестьяне.

Мужчины, женщины, старики, дети.

Местные крестьяне вставали каждое утро с рассветом — когда оживали горячие сети в потолке. Они доили коз, кормили овец и каких-то очень странных, ростом до колен, двугорбых верблюдов. Они резали бамбук и ловили неводом рыбу в прудах. Они рубили на дрова тамариски и тополя. Они ухаживали за плетьми дынь и выращивали сливы и коноплю.

Они ставили брагу, мололи зерно, варили просо, давили масло из рапса. Из конопли, необработанной шерсти и кожи они делали одежду, плели корзины из камыша и соломы. И очень много ели карпов.

И еще они выращивали уйму кур. Кто-то извне корабля с этими курами что-то сделал. Наверное, это были космические суперкуры, побочный лабораторный продукт от серьезных попыток изменить куриную ДНК. Несушки несли каждый день пять-шесть крупных яиц, петухи были размером с собаку и разных цветов, очень пахучие и отчетливо похожие на пресмыкающихся.

Очень тихо и мирно было в звездолете. Животные мычали и кудахтали, крестьяне что-то пели про себя на крохотных круглых полях, и пощелкивали ритмично ножные насосы для воды, но городских шумов не было. Ни моторов, ни экранов, ни репродукторов.

Денег здесь не было. Группа племенных старейшин сидела под цветущей сливой рядом с большим каменным амбаром. Они щелкали бусинками на проволочках и что-то писали деревянными палочками. Потом солдаты или полицейские — ребята в грубой кожаной броне, с копьями — маршировали группами, вверх и вниз по лестницам, по десяткам этажей. Маршировали как кретины, реквизировали продукты, разносили на спинах и раздавали людям. Простейшее распределение богатств.

Почти все эти странные белобородые старики были дворцовыми счетоводами, но среди них были и другие. Эти сидели на камышовых циновках в домотканых одеждах, соломенных сандалиях и шляпах с блестками, обсуждая важные дела, медленно и крайне продолжительно. Иногда они что-то писали на пальмовых листьях.

Пит и Катринко специально решили понаблюдать за Этими, в блестящих шляпах, потому что пришли к выводу, что это — местное правительство. Очень было на то похоже. Только эта группа населения не работала до изнеможения.