Оно было неразумным — в разуме оно не нуждалось — и бесполым. Способность размножаться обесценила бы его как товар. К тому же Паучиная Роза сомневалась, что такой сложный организм мог зародиться в утробе. Его гены надо было построить цепочка за цепочкой в какой-то невероятной лаборатории.

Проходили дни и недели. Способность существа улавливать малейшие оттенки настроения хозяйки казалась поистине чудесной. Оно всегда было рядом с Паучиной Розой, когда той хотелось этого, и наоборот. Иногда Роза замечала, как оно, странно кувыркаясь и подпрыгивая, что-то бормотало, словно разговаривало с самим собой, или охотилось и поедало тараканов. Существо не доставляло никаких хлопот и, случайно разлив или опрокинув что-нибудь, всегда незаметно убирало за собой. Его экскременты ничем не пахли, и существо пользовалось тем же туалетом, что и Паучиная Роза.

От неразумного животного его отличали только эти особенности поведения. Однажды, только однажды, оно слово в слово повторило предложение, сказанное Паучиной Розой, но немедленно уловило ее реакцию — неприятное удивление — и больше никогда не пыталось копировать человеческую речь.

Спали они в одной постели. Иногда во сне Паучиная Роза чувствовала, как существо обнюхивает ее кожу теплым носом, словно стараясь сквозь поры уловить искусственно подавленные чувства и эмоции. Нередко оно прижимало свои крепкие ручки к шее или позвоночнику Паучиной Розы, терлось о них, и тогда ее затекшие мускулы благодарно расслаблялись. Днем Паучиная Роза этого не допускала, но ночью, когда сон ослаблял самодисциплину, они становились ближе.

Со дня отлета инвесторского корабля прошло уже шестьсот дней. Паучиная Роза смеялась при мысли о предстоящей выгодной сделке.

Собственный смех ее уже не пугал. Она даже уменьшила дозы нейролептиков и депрессантов. Ее питомец был счастлив, когда она чувствовала себя счастливой, и ей в его присутствии было легче переживать свою застарелую грусть. Прижимая к груди своего любимца, роняя слезы исцеления в его сверкающий мех, Паучиная Роза понемногу научилась без страха думать о былых горестях и несчастьях. Она плакала и раскачивалась, а питомец слизывал ее слезы, пробуя на вкус химикаты эмоций и принюхивался к дыханию и коже хозяйки, крепко обнимая ее. Паучиная Роза чувствовала себя старой, ужасно старой, но какое-то дотоле неизвестное чувство целостности помогало переносить это. Ее прошлое было бурным и жестоким, а с мучительным чувством вины она так и не смогла справиться и поэтому искусственно подавляла его.

Впервые за последние десятилетия впереди у Паучиной Розы появилась смутная цель. Ей хотелось снова увидеть людей — десятки, сотни людей; ей хотелось, чтобы они восхищались ею, защищали ее, ценили, а она бы любила их, ведь с ними она была бы в большей безопасности, чем вдвоем со своим питомцем…

Ее паучиная станция вошла в самую опасную зону своей орбиты — в область пересечения с плоскостью Колец. Паучиная Роза, была постоянно занята, собирала дрейфующие в космосе осколки сырья: лед, углеродистые хондриты, железные руды — все, что находили и отправляли на станцию роботы-геологоразведчики. В районе Колец обитали бандиты: ненасытные космические пираты или сошедшие с ума колонисты, всегда готовые нанести удар.

На своей орбите вне плоскости эклиптики станция была в безопасности. Но здесь Паучиной Розе приходилось руководить работами и расходовать запасы энергии, к тому же горнодобывающие и транспортные механизмы оставляли на астероидах предательские следы. Избежать риска было невозможно. Даже самое совершенное жилище не может быть полностью замкнутой системой, а станция Паучиной Розы была стара и обширна.

Они нашли ее.

Три корабля. Паучиная Роза попыталась их отпугнуть, послав с радиоуправляемым маяком обычный запрет на приближение. Они нашли маяк и уничтожили его, тем самым обнаружив свое местонахождение и обеспечив ее путаной информацией, зафиксированной несовершенными сенсорами маяка.

Корабли были глянцевые, радужно переливающиеся, полуметалл-полуорганика, в форме капсул с длинными перепончатыми солнечными крыльями. Крылья были тоньше нефтяной пленки на воде. Это были корабли шейперов, облепленные со всех сторон куполами сенсоров, иглами магнитного и оптического оружия, длинными грузовыми щупальцами, сложенными наподобие лапок богомола.

Роза сидела, полностью подключившись к своим датчикам, и впитывала мерный поток информации: расположение, направление возможного удара, Количество оружия на борту. Использовать радар было слишком рискованно, и Роза следила за шейперами с помощью оптических приборов. С этих позиций можно было нанести лазерный удар, но лазеры были не самым сильным ее оружием. Один корабль она, возможно, и подбила бы, но тогда откроют огонь остальные два. Разумнее было затаиться, пока они прочесывали Кольца. Паучиная Роза осторожно вывела станцию из зоны эклиптики.

Но шейперы все же ее обнаружили, и Паучиная Роза увидела, как их корабли свернули снасти и включили ионные двигатели.

С корабля шли радиосигналы. Избегая дополнительной нагрузки на мозг, Паучиная Роза вывела их на дисплей. На экране возникло лицо шейпера, чья личность была создана на основе цепочек восточных генов: прямые волосы цвета воронова крыла, драгоценные заколки, темные глаза, тонко изогнутые черные брови, бледные губы, едва тронутые приятной улыбкой; гладкое, чисто выбритое лицо с блестящими безвозрастными глазами лунатика — лицо актера.

— Джейд Первый, — сказала Паучиная Роза.

— Полковник-доктор Джейд Первый, — поправил шейпер, продемонстрировав золотые знаки отличия на воротничке черной военной туники. — А ты все еще называешь себя «Паучиной Розой», Лидия? Или уже выкинула эту чушь из головы?

— Почему ты солдат, а не труп?

— Времена меняются, Паучиха. Блестящая молодежь исчезает, погубленная твоими старыми дружками, а тем из нас, кто строит планы на годы вперед, приходится платить старые долги. Помнишь старые долги, Паучиха?

— Что, Первый, думаешь на этот раз уцелеешь, верно? — Паучиная Роза почувствовала, что ее лицо перекосилось от жгучей ненависти; подавить это чувство не было времени. — Три корабля, укомплектованные только твоими клонами. Сколько лет ты скрывался за ними, словно червяк в яблоке? Все клонировался и клонировался. Когда ты последний раз касался женщины с ее согласия?

Его вечная улыбка сменилась злобным оскалом, обнажившим сверкающие зубы:

— У тебя нет выхода, Паучиха. Ты убивала меня уже тридцать семь раз, а я все возвращаюсь и возвращаюсь, так ведь? И что, черт побери, значит «червяк», а, ты, жалкая старая сука? Или это что-то вроде мутанта у тебя на плече?

Паучиная Роза не знала, что существо рядом, и ее сердце пронзила молния страха за жизнь любимца.

— Вы подошли слишком близко к моей станции.

— Так стреляй в нас, старая идиотка, стреляй!

— Ты не он, — внезапно сказала Паучиная Роза. — Ты не первый Джейд! Ха! Он сдох, не так ли?

Лицо клона перекосилось от ярости. Вспыхнули лазеры, и треть станции Паучиной Розы превратилась в лаву и клубы металлической плазмы. Три плавящихся телескопа послали в ее мозг последние обжигающие сигналы, и она ощутила вспышку невыносимого света.

Магнитная пушка Розы выпустила очередь тяжелых железных болванок. Со скоростью четыреста миль в секунду они изрешетили первый вражеский корабль, и из него повалили клубы воздуха и пара.

Два оставшихся корабля открыли огонь. Их оружие было совершенно неизвестно Паучиной Розе — подобно удару гигантского кулака, оно поразило две секции ее станции. От удара паутина накренилась и потеряла равновесие. Паучиная Роза мгновенно проверила оставшееся оружие и нанесла ответный удар металлическими капсулами аммиачного льда. Они прошили полуорганические бока второго корабля шейперов. Крошечные пробоины мгновенно затянулись, но вся команда погибла в считанные секунды: аммиак испарился внутри корабля, выделяя примешанные к нему нервно-паралитические яды, смерть от которых наступала мгновенно.

У последнего корабля был один шанс из трех поразить ее центр управления. Двухсотлетняя удача оставила Паучиную Розу. Электрический заряд ужалил ее руки, лежащие да клавиатуре. Свет на станции вырубило, компьютер был полностью выведен из строя. Паучиная Роза кричала в ожидании прихода смерти.

Смерть все не приходила.

К горлу подступила тошнота, Паучиная Роза открыла ящик и в темноте ввела в мозг нейролептик. Тяжесть в голове прошла. Искусственно подавив панику, тяжело дыша, Паучиная Роза снова села к панели управления.

— Электромагнитный импульс, — заключила она. — Теперь у нас нет ни капли энергии.

Существо что-то пробормотало.

— Если бы мог, Первый нас бы уже прикончил, — сказала ему Паучиная Роза. — Скорее всего, его достали защитные системы уцелевших секций.

Существо, трясясь от страха, мягко прыгнуло ей на руки. Паучиная Роза рассеянно обняла своего питомца и погладила его тонкую шею.

— Давай-ка посмотрим, — сказала она в темноте. — Ядовитый лед на нуле, я его весь израсходовала. — Она сбросила с шеи ставший уже ненужным электрошнур и скинула промокшую от пота тунику. — Значит, это был душ — такое милое густое облако ионизированной меди. У Первого все сенсоры полетели, так что он теперь, как и мы, ведет свой металлический гроб вслепую. — Она рассмеялась: — Только у старушки Розы осталась в запасе неразыгранная карта, малыш. Инвесторы. Они будут меня искать. А его искать некому. И я все еще при камушке.

Паучиная Роза сидела неподвижно, искусственное спокойствие позволяло думать о немыслимом. Существо нервно вертелось, принюхиваясь к ее коже. Ласки немного его успокоили — Паучиная Роза не хотела, чтобы питомец страдал.

Свободной рукой она зажала рот существа и надавила на его шею. Она сломалась. Благодаря гравитационной центрифуге Паучиная Роза была все еще сильна, и ее питомец не успел защититься. По его членам пробежала последняя судорога. Роза в темноте прижала его к груди, нащупывая сердце, и ее пальцы ощутили последнее биение за хрупкими ребрами.

— Слишком мало кислорода, — произнесла она вслух. Подавленные эмоции попытались прорваться, но не смогли. У нее еще осталось достаточно депрессантов. — Ковер из водорослей будет очищать воздух несколько недель, но скоро погибнет без света. Есть его нельзя. Слишком мало еды, малыш. Сады погибли, но даже если бы они уцелели, мы бы все равно остались без пищи. Я не могу управлять роботами. Не могу даже открыть шлюзы. Если я протяну достаточно долго, они вернутся и выкурят меня. Надо упрочить свои позиции. Это разумно. В таком состоянии я способна только на разумные действия.

Когда кончились тараканы, по крайней мере те, которых удалось поймать в темноте, Паучиная Роза долго постилась, а потом съела неразлагающуюся тушку своего любимца, даже в своем оцепенении надеясь, что отравится.

Увидев ярко-синие огни инвесторского корабля, проникающие сквозь покореженный шлюз, Паучиная Роза отползла на исхудавших локтях и коленях и закрыла лицо руками от нестерпимого сияния.

Инвестор был в антибактериальном скафандре. Он не чувствовал запаха ее темного склепа, и Паучиная Роза этому только радовалась. Он затворил с ней на своем музыкальном языке, но программа-переводчик была разрушена.

Тогда Паучиная Роза подумала, что Инвесторы оставят ее на станции — изголодавшуюся, ослепшую и полулысую, в паутине выпадающих синтетических волос. Однако они взяли ее на борт, накачав болезненными антисептиками и облучив кожу антибактериальным ультрафиолетом.

Сокровище Инвесторы уже забрали, она знала об этом. Но они еще хотели выяснить (что было крайне сложно) судьбу своего любимца. Понять их жесты и обрывки человеческой лексики было почти невозможно Паучиная Роза чувствовала, что чем-то себе навредила. Передозировки в темноте. Борьба во мраке с огромным темным жуком страха, разорвавшим хрупкие нити ее паутины. Ей было очень плохо. Из-за недоедания ее живот стал тугим, как барабан, на легкие словно что-то давило, все кости ныли. Не удавалось даже заплакать.

Инвесторы не оставляли Паучиную Розу в покое. Ей хотелось умереть. Ей хотелось, чтобы они любили ее и заботились о ней. Ей хотелось…

Горло перехватывало, и говорить она не могла. Голова сдвинулась назад, а глаза уменьшились под обжигающим светом иллюминации. Ее челюсти безболезненно вытягивались, было слышно, как они потрескивают.

Дыхание остановилось. Стало даже легче. Горло пульсировало, и рот наполнился жидкостью. С губ и из ноздрей по лицу текла живая белая слизь, пощипывая кожу, исцеляя и успокаивая глаза. Прозрачная жидкость окутывала ее волна за волной, стекала по коже, покрывала тело. Паучиная Роза почувствовала прохладу и усталость; она расслабилась, испытывая сонную благодарность. Есть не хотелось — у нее было много лишней массы.

Через восемь дней она разломила хрупкие пласты своего кокона и, неуверенно взмахивая чешуйчатыми крыльями, полетела навстречу новым привязанностям.