– Моя рыжая.
      – Они обе рыжие, – напомнил я.
      – Которая совсем рыжая.
      – Это как?
      – Сними очки.
      – Сам знаешь, что случится, когда сниму.
      – Музей восковых фигур, – кивнул Боря. Два шага после этого раздумывал, на третий определился: – Короче, братишка, моя та, что с короткой стрижкой. Фирштейн?
      – Не парься, – успокоил я его. – Не претендую ни на одну.
 
На что Боря мудро заметил:
 
      – Ещё не вечер.
      Поскольку мы уже подошли, произнёс он эти слова заговорщицким шёпотом. И уже в полный голос представил меня подругам:
      – Егор Тугарин, дракон.
 
Потом показал на одну:
 
      – Ирма.
 
И на другую:
 
      – Варвара.
      Шаркнув ножкой и сообщив дамам, что мне ужас как приятно с ними познакомиться, я предусмотрительно сел напротив той, которую представили Варварой. Именно у этой, лет двадцати на вид, красотки каштановые волосы были собраны в длинный хвост. А Боря сел напротив своей пассии, напротив Ирмы. Эта стриженная девица, внешне чем-то похожая на героиню фильма "Греческая смоковница", казалось на пять-шесть лет старше своей подруги. Но это лишь так казалось, на самом деле была моложе минимум лет на восемьдесят. Я это сразу понял. По глазам понял. У Варвары они много чего повидали и когда-то голубые стали свинцовыми от накопленной стервозности. Опытной ведьме молодухой прикинуться – раз плюнуть, только вот глаза колдовству неподвластны. Зеркало души однако. Звучит банально, но оттого не менее верно. Вот у Ирмы, у той, глаза светились, поскольку душа ещё не покрылась коркой. И искренне восхищаться барышня пока не разучилась.
      – Вы, Егор, и вправду дракон? – спросила она, обмирая от восторга.
      – Есть такое дело.
      – Поверить не могу!
      Я слова не сказал, всё сделал молча. Быстро выхватил из ножен висящий на боку у молотобойца кортик (почему-то, кстати, вовсе не морской, а егерский), завернул рукав свитера, сжал несколько раз ладонь в кулак и рубанул по набухшей вене.
      Когда первые капли тягучей чёрной крови упали на подставленную салфетку, спросил:
      – Теперь веришь?
      – Верю-верю-верю, – испуганно захлопала ресницами Ирма. – Да я и без этого верила. Просто… Просто… Просто в голове не укладывается.
      – Ничего, уложится, – пообещал Боря и, уверенным движением опытного бражника свернув пробку на бутылке с кедровкой, добавил: – Всё со временем, сестрёнка, уложится. Я прав, Варвара?
      – Со временем – обязательно, – ответила та и протянула мне носовой платок. – Держи, дракон. – После чего, не отрывая взгляда от почерневшей салфетки, спросила: – Слушай, а какой ты масти?
      – Разбираешься? – поинтересовался я, плотно зажав рану, кровь в которой уже, впрочем, начала свёртываться.
 
Варвара кивнула:
 
      – Немного.
      Я предусмотрительно спрятал в карман окровавленную салфетку и только после этого ответил:
      – Золотой я.
      – Золотой – это круто, – тоном знатока произнесла Варвара. – Маг, Поэт и Воин – это очень-очень круто. А у нас в Ебурге трутся два серебряных. Был ещё и медный, в районе Синих Камней жил, но один питерский Охотник из клана Брро его ещё при Хрущёве завалил.
      – Бывает, – протянул я, а сам подумал, вот почему её не знаю – потому что приезжая. Как, собственно, и я.
      – Ты сам-то из каких краёв будешь? – будто прочитав, а может, и действительно прочитав мои мысли, спросила Варвара.
      – А с чего ты взяла, что не местный?
      – Да так, угадала. Поди, в пещерах Зилантовой горы твоя мамка яйцо отложила?
      – Чуть-чуть ты, Варвара, промазала. Не в пещерах Зилан-Тау, Змеиной горы, а в у подножий Сары-Тау, Жёлтой горы.
      – Значит, не казанский, а саратовский?
      – Получается, – кивнул я. – Только когда я родился, города ещё не было. Давно это было, и с тех пор многое изменилось.
      – И родная гора твоя называется нынче Соколовой, – в подтверждение моих слов заметила Варвара.
      – Вижу, места знакомы?
      – А как же. Там же и Лысая рядом.
      – Вот как. Интересно. Случаются, значит, весёлые ночи на Лысой горе?
      – Ну да. Не регулярно, но иногда на шабаш выбираюсь.
      – Завидую.
 
Ведьма прищурилась:
 
      – Что, тянет на родину-то?
      – Редко, – ответил я предельно честно, после чего признался: – Но сильно.
      – А сюда, в Сибирь, какая напасть тебя закинула?
 
Этот вопрос был вторжением в запретную зону, и я ответил уклончиво:
 
      – Судьба.
      Было видно, что ведьму мой ответ устроил не совсем, точнее – совсем не устроил, но славе Силе к тому времени Боря уже наполнил разбросанные по столу рюмки. Само собой разумеется, со свойственной ему щедростью, что означает – с горкой.
      – Что отмечаем? – спросил я, принимая стопку.
 
Молотобоец подмигнул мне и показал на Ирму:
 
      – Вот у этой чудесной, я бы даже сказал прелестной, девушки сегодня Тринадцатый день.
      Это означало только то, что означало: двенадцать дней назад барышня по имени Ирма (которую до этого, бьюсь об заклад, звали как-то иначе) прошла обряд первой ступени посвящения и по прошествии отмеренного срока не отказалась от решения стать ведьмой. Проще говоря, прошла точку возврата. После заката ещё могла опрокинуть память, с рассветом лишилась такой возможности. Причём, лишилась навсегда.
      Что можно на этот счёт сказать? Только сакраментальное: каждый в своём праве. Или ничего.
      – Поздравляю, – кинул я новоявленной ведьме и не столько из интереса, сколько для поддержания светской беседы обратился к старой: – А ты, Варвара, надо понимать, её наставница?
 
Та замотала головой:
 
      – Нет-нет, я лишь родственница. Дальняя. Прилетала на Ночь Инициации, да вот задержалась. Город ваш – омут.
      – Это точно, – согласился я с такой лестной оценкой. – У нас, что не топь, то трясина. – После чего обратился к Боре: – Дай угадаю. Был на Инициации наблюдателем от Поста? Так?
      Молотобоец, сумевший накануне совместить полезное с приятным – и порядок на празднике Тёмных отследить, и виновницу торжества закадрить, ничего не сказал, лишь лукаво улыбнулся.
      – А наставницей у меня согласилась быть Ирида Витальевна Немоляева, – запоздало пояснила неофитка. – Знаете такую?
 
Я кивнул:
 
      – Разумеется.
      – И что на её счёт скажете?
      – Скажу, что повезло тебе, Ирма. Слободская маковница – тётка толковая. Хорошему не научит, но и на плохое не подобьёт.
      – А почему это вы её, Егор, маковницей называете?
      – На то есть своя причина. Лет сто тому назад занималась отхожим промыслом, пекла медовые лепешки с маком и торговала ими в районе рабочей слободы. Оттого и прозвище такое.
 
Ирма хотела ещё что-то спросить, но Боря её перебил:
 
      – Братишки-сестрёнки, хорош трепаться, продукт выдыхается. Давай, Змей Тугарин, скажи слово. Пожелай нашей новенькой чего-нибудь такого эдакого.
      – Запросто, – легко согласился я. – Вставать не буду, но скажу от души.
      – Давай, давай, – подбодрил меня молотобоец и сделал знак, чтобы все умолкли.
 
Дождавшись полной тишины за столом, я стал выдавать тост на-гора:
 
      – Наша жизнь, Ирма, устроена таким образом, что у каждого из нас обязательно есть два неприятеля. Первый теснит нас сзади, второй преграждает путь. Хотим мы того или не хотим, но нам приходится бороться и с тем, и с этим. И вот что интересно: первый наш неприятель поддерживает нас в борьбе со вторым, поскольку хочет протолкнуть вперёд, а второй, отталкивая нас, помогает бороться с первым.
      – И вечный бой, покой нам только снится, – улучив момент, ввернул Боря своё хмельное слово.
 
Я согласился:
 
      – Точно, Боря, вечный. – Выдержал паузу и, обведя взглядом присутствующих, поднял рюмку над головой. – Так вот, Ирма. Желаю тебе, чтобы однажды ночью, такой ночью, темнее которой никогда до этого не было и никогда после этого не будет, ты сумела сойти с линии этого вечного боя и, став судиёю над своими союзниками-неприятелями, обрела душевный покой. Пью за это.
 
И потянулся к ней рюмкой.
Ирма охотно со мной чокнулась и пролепетала смущённо:
 
      – Спасибо, Егор.
      Когда все выпили до дна за небывалую ночь, молотобоец похлопал меня по плечу:
      – Хорошо, братишка, сказал.
      – Правда, хорошо, – простодушно поддакнула Ирма, – только я не поняла, что это за противники такие и союзники? Кого вы, Егор, имели в виду?
      – По условиям жизни в этой задаче два неизвестных, – зажевав ломоть солёного груздя, процитировал я Земфиру Рамазанову.
      Ирма непонимающе пожала плечами и тогда Варвара, глядя на меня с лёгкой укоризной, дескать, чего, дракон, туману-то зазря наводишь, пояснила родственнице:
      – Первый наш противник, Ирма, – это добро, а второй – зло. Или наоборот. Так, дракон?
 
Я кивнул.
 
      – Совершено верно. – Подумал секунду и добавил: – Или наоборот.
      А тем временем Боря разлил по новой и – антракт между первой и второй – вражьи происки – предложил вновь выпить. Не просто так, разумеется, а за то, чтобы Ирма благополучно прошла порог аредовых годов. Хотя до этого было ещё о-го-го сколько, все согласились. И не замедлили.
      Третий тост, как это и положено, подняли за наставницу, за Ириду Немоляеву. С появлением преемницы распахнулись для старой ведьмы врата загробной страны, теперь, если устанет, сможет упокоиться. Грех за это не выпить.
      После третьей рюмки действо за столом на какое-то время приобрело сумбурный характер, Боря зачастил и в течение каких-то двадцати минут мы выпили: за долгий путь из вымершего леса, за мир, за дружбу, за любви глоток, за безусловный двигатель прогресса – свердловский рок. А затем ведьмы ненадолго отлучились в дамскую комнату. Сказали, чтоб подтянуть чулочки, но я так думаю – припудрить носики спорами сатанинского гриба.
      Когда вернулись и расселись, я, методично кромсая на куски поданную Крепышом отбивную, обратился к Ирме:
      – Скажи, а тебе не страшно?
 
Та посмотрела на меня с недоумением:
 
      – Нет. А чего мне бояться?
      Ну да, подумал я, конечно. Совсем нечего. Ведь жизнь прекрасна, полна весёлых тайн и беззаботных приключений. И никаких тебе дневных опасностей, и никаких тебе ночных кошмаров.
      Подцепив вилкой кусок мяса, я рассмотрел его зажаренные бока и пояснил, что имею в виду:
      – Не боишься, что изловят и на костре сожгут?
      – Кто?
      – Люди.
      – Шутите?
      – Отнюдь.
 
Она отмахнулась:
 
      – Да ну вас, Егор! Сейчас же не Средние века.
      – Как сказать, как сказать, – произнёс я с предельной серьёзностью. – Давно живу, много чего видел, ни могу не заметить: любой век на поверку оказывается средним. А времена – смутными.
      – Но сейчас ведь не сжигают, – сказала Ирма предательски дрогнувшим голосом. – Ведь да?
 
И посмотрела на Варвару.
Та отвела глаза.
 
      – Что ли сжигают? – заволновалась Ирма.
      – А ты про то у Бори спроси, – посоветовал я. – Пусть для примера расскажет про недавний случай в Квазулу-Наталь.
      Выдал и закинул кусок в рот. И чуть не поперхнулся, потому что молотобоец, сделав "страшные", ударил меня кулаком в бок. Хотел незаметно, но Ирма заметила.
      – Боря, про что это говорит дракон?
      – Не знаю, детка.
      – Ну, Боря-я-я! – потребовала девица тоном избалованной принцессы и даже ножкой топнуа.
      – Ну, Егор, ну, удружил, – проворчал молотобоец. – Лучше бы я тебя, зверюгу бессердечного, и не приглашал вовсе.
      – Угу, семь раз теперь подумаешь, прежде чем пригласить в следующий раз, – заметил я, проглотив прожёванное. – Знай наперёд: мы, драконы, существа коварные, и у нас всегда в запасе есть парочка подлых вопросов.
      А юная ведьма ждала. Сложила губы бантиком, нахмурила бровки и уставилась на молотобойца. Боре ничего не оставалось, как поведать эту грустную историю.
      – Квазулу-Наталь, детка, – глядя куда-то вверх и в сторону, начал он, – это такая провинция в Южноафриканской республике. На последней читке приказов нам в части касающейся довели, что месяц назад случилась там нехорошая бяка. Бяка такая: старшеклассники одной из тамошних школ заподозрили двух пожилых тёток в колдовстве, изловили, отдубасили и придали их очистительному огню. Проще говоря, сожгли. Не к столу будет сказано.
      – Как сожгли! – ахнула Ирма.
      – Ну, как сожгли, – пожал плечами Боря. – Ну, так сожгли. Навалились, связали, отвели на футбольное поле, плеснули из канистры и… И того самого. Одна на месте скончалась, другая в больнице.
      – Ужас! – воскликнула Ирма и закрыла ладошкой рот.
      – Не ходите, дети, в Африку гулять, – пробормотал я назидательно. – В Африке гориллы, в Африке акулы, в Африке… Короче говоря, царит в чёрной Африке чёрный беспредел.
      – А они на самом деле ведьмами были? – поинтересовалась Варвара. При этом голос её дал "петуха". Она смутилась, прокашлялась в кулак и потянулась к пачке сигарет.
      – Одна – точно, – ответил Боря. – И самосуд, надо сказать, детишки учинили не без причины. Натворила тётка дел. Ох, и натворила. Лютых духов вызывала и на пацанов науськивала, мстила таким образом за опозоренную внучку. Тамошний Пост это дело прошляпил, вот и вышло всё, как оно вышло. Ну а вторая тётка вроде как не при делах была, просто попала под раздачу.
      На некоторое время за столом воцарилась тишина. Нарушила её расстроенная Ирма.
      – Но у нас же, – промямлила она, – не Африка. Ведь да?
      – Это точно, – поддержал я бедняжку на словах. – Страна у нас, слава Силе, менее ритмичная.
      А про себя подумал: и страна у нас менее ритмичная, и Молотобойцы у нас не такие расхлябанные. Случись с тобой, детка, нечто подобное, сжечь бы не позволили, сами бы жало вырвали через одно место. Причём без наркоза. Тот же Боря Сейф и вырвал бы. Даром что всю сегодняшнюю ночь будете друг друга вылизывать.
 
Молотобоец будто догадался, о чём я думаю, и шмякнул по столу кулаком.
 
      – Давайте не будем о грустном, давайте лучше хряпнем.
 
И потянулся к новой бутылке.
После выпитой рюмки ведьмам заметно полегчало, а ещё через две напряг за столом и вовсе рассосался. Вскоре изрядно опьяневшей Ирме стало настолько хорошо, что она даже спросила у меня о том, о чём бы на трезвую голову ни в жизнь бы не спросила:
 
      – Егор, а это правда, что с драконом ночь провести, всё равно как с тремя мужиками?
 
Смутившись, я лишь поправил очки, а Боря хохотнул:
 
      – Слышала звон, не знает, откуда он.
      – Их трое, – показывая на меня дымящей сигаретой, пояснила Варвара.
      – В каком смысле трое? – непонимающе мотнула чёлкой Ирма.
 
И пришлось Варваре кое-что ей растолковать.
 
      – Дракон – тварь огромная, – сказала она. – Он не может превратиться в одного человека, он превращается в трёх. Поэтому у Егора есть два… ну типа брата-близнеца, что ли. Так дракон?
      – Не брата, а нагона, – поправил я и в тот же миг почувствовал, что Варвара, скинув туфельку с левой ноги, осторожно коснулась моей правой.
      Когда женская лодыжка трётся голодной кошкой о твою штанину, надо что-то решать, и решать безотлагательно. Вообще-то, ничего не имел против того, чтобы продолжить знакомство со свердловской ведьмой на заднем сиденье своего болида. Признаться, падок я на хорошеньких ведьм, особенно рыжих. Падок-то падок, но не было у меня в тот день времени на куртуазное веселье, ни часа, ни полчасика. Дело самоубийц звало в дорогу. Бросив взгляд на часы, я напомнил себе, что в ответе за тех, за кого в ответе, и решил: покуда окончательно не засосало, покуда тина ещё по грудь, надо сваливать с этого развесёлого фестиваля. После чего задумался над тем, как это сделать поизящнее.
      Сходу ничего путного на ум не приходило, и я уже было собрался, наплевав на этикет, уйти по-английски: через коновязь и кухню. Но тут, слава Силе, мне на помощь пришёл Адлер. Подкрался неслышно (вот в чём вампиры великие мастера, так именно в этом) и прошептал прямо в ухо:
      – Есть разговор, дракон.
 
От неожиданности я вздрогнул, оглянулся и покрутил пальцем у виска:
 
      – Дурак, что ли. Так, между прочим, и заикой сделать можно.
 
Не сводя с меня мутных, как у дохлой рыбы, глаз, вампир повторил:
 
      – Есть разговор.
      – Что за разговор?
 
Вампир скосился на молотобойца.
 
      – Не здесь.
      – Тогда жди под обезьяной.
      Адлер тут же отвалил, а я развёл руками, призывая всех присутствующих, войти в моё положение.
      – Извините, дамы-господа, но дела. – Слегка поморщился, когда Варвара обиженно пнула меня ногой в колено, и, поднявшись из-за стола, сказал: – Приятно было познакомиться.
      – Может, загнуть пиявку? – предложил молотобоец, целясь в спину вампира из указательного пальца.
      – Обязательно, Боря, – кивнул я. – Но не здесь и не сейчас.
      – А на посошок?
      – Нет, Боря, я пас.
      – Ну, как знаешь.
 
Совсем запьяневшая Ирма подергала меня за рукав:
 
      – Егор, Егор, а вы, Егор, покатаете меня, когда… Ну тогда… Когда у вас… крылья будут.
      – Покатаю, Ирма, обязательно покатаю, – отбрехался я. – Только купи себе для начала парашют.
 
Девочка задумалась.
Покуда я так раскланивался, Варвара не будь дурой потянулась к перепачканному чёрной кровью платку. Ишь, ты, размечталась, подумал я и обронил на платок корпускул Силы. Лоскут батиста равно надежда рыжей проныры обрести чуток власти над золотым драконом вспыхнула малиновым пламенем и сгорела в доли секунды. Скатерть при этом не пострадала.
 
      – Ну и ловок же ты, дракон, – усмехнулась Варвара, одёрнув руку.
 
Я сдержано улыбнулся:
 
      – Потому до сих пор и не чучело.
      – Мы ещё увидимся? – спросила она и при этом в её серых глазах промелькнула усмешка. Создавалось впечатление, что она бросает мне некий вызов.
 
Принимая его, я ответил уклончиво:
 
      – Почему бы, собственно, и нет.
      Положил на стол визитку, сделал ручкой и направился к своему столику. И пока шёл, чувствовал жжение в том месте, откуда у драконов растут крылья, а у бывалых сыскарей расходятся ремни портупеи.
      Присев напротив вампира, я сначала закурил, и только потом, стараясь не глядеть в сторону Варвары, сказал:
      – Выкладывай, чего хотел. Только живо, времени нет.
      – Мы тут с корешем поиздержались малёха, – нервно постукивая обгрызенными ногтями по белой скатерти, просипел Адлер, – пора расплатиться, а титей-митей…
 
Сообразив, к чему он клонит, я огорчил его:
 
      – Чувачок, ты, похоже, обратился не по адресу.
      – Сам на двойном подсосе? – удивился вампир.
      – Напротив, на двойном форсаже. Но дело не в этом.
      – А в чём?
      – Откровенно?
      – Ну.
      – Не нравитесь вы мне, – признался я. – А тем, кто мне не нравится, я не занимаю. Такое уж у меня правило. Извини, если обидел.
      – Плевать, – одарил меня гнусной полуулыбкой вампир. – Только это… Я занимать и не собирался. Слышал, ты с кольтом ходишь?
      – Допустим. Что с того?
      Адлер не ответил, но натянул перчатки из грубой кожи (натурально – вратарские краги) и вынул из внутреннего кармана ветровки футляр, похожий те, в которых дарят обручальные кольца.
      – И что это? – поинтересовался я, когда вампир поставил обшитую алым бархатом коробочку на центр стола.
      Вновь не проронив ни слова, Адлер откинул крышку и аккуратно вытащил из паза патрон сорок пятого калибра с серебряной пулей.
      – Откуда маслина? – опешил я.
      – Заговорённая, – ответил он на вопрос, который я не задавал.
      – Спрашиваю, откуда?
 
Вампир и глазом не повёл.
Варианты, конечно, могли быть разные, но самый из них очевидный: ухайдакали и обчистили истребителя-одиночку. По себе знаю, любая Охота – штука обоюдоострая, так что могло случиться. Вполне. Сильно заморачиваться на этот счёт я не стал (окрещу мародёром, ответит – боевой трофей) и попросил назвать цену.
 
      – Пять штук, – выпалил вампир. – Или по курсу – восемьдесят кроулей.
      – Однако, – удивлённо хмыкнул я, но торговаться не стал.
      – Тут вот ещё что, – сказал Адлер, скомкав протянутую купюру. – У моего кореша ещё есть. Две заводские упаковки. Интересует?
 
Я уточнил:
 
      – Тоже заговорённые?
      – Нет, чистые.
      – И у какого это такого кореша?
 
Адлер показал на трущегося возле стойки дружка:
 
      – Вот у него, у Гурона.
      – Его Гуроном погоняют? – удивился я. – Почему так затейливо?
      Никак этот парень с грубым шрамом на выбритом черепе не походил на индейца. Ни на гурона, ни на могиканина, ни на чероки, ни тем более на ирокеза.
      – Так это, – стягивая с рук перчатки, криво усмехнулся Адлер. – Пользует кровь только первой группы, потому и Гурон.
      – Я пожал плечами:
      – Не вижу связи.
      – У всех индейцев первая группа, – пояснил вампир. – Поголовно.
      – Да неужели?
      – Точно. И у эскимосов ещё. Ну, так что, дракон, берёшь товар?
      – Денег хотите или Силы? – спросил я.
      – Тут это… – Вампир замялся. – Нам бы твои Зёрна Света. Одна банка против одной упаковки. А за две – две.
      – Про Зёрна забудь, – осадил я его.
      – Чего так?
      – Говорю же: не нравитесь вы мне.
      – Ладно, забей. Тогда вот. – Он вытащил из кармана и протянул мне кастет. – Ты это… Закатай в него две тысячи кроулей.
      Я повертел пустой артефакт в руках. Ничего особенного в нём не было, обычная кустарная поделка с одним широким отверстием для пальцев и грубо приваренными к боевой части роликами от подшипника. Правда, на одной стороне кто-то шибко умный нанёс несколько древних рун. Но настолько коряво нанёс, что толком и не понять какие. Одну только и разобрал, ту, что обозначает "семя".
      – А влезет две тысячи? – засомневался я.
      – Раньше влезало, – уверил вампир.
      – Слово какое?
      – Набир.
      – Как своим сделать?
      – Просто на руку надеть.
      – Хорошо, допустим. Товар у вас с собой?
      – Нашёл дураков.
      – Тогда где и когда?
      – Лодочную станцию за Ухашовским мостом знаешь?
      – Само собой.
      – Вот там. Сегодня. В полночь.
 
Я проворчал для порядка:
 
      – Чего так поздно-то?
      – Детское время, – хищно улыбнулся Адлер в ответ.
 
Больше ничего не сказал, спрятал клыки, поднялся и двинул к стойке.
Пока он шёл, я смотрел на него и думал, до чего же омерзительны бывают иные существа. И дело даже не в том, что вампир. Что с того, что вампир? Ну да, у всех рождённых по воле слепого случая на границе Пределов и Запредельного душа отделена от тела и оттого всякая мораль чужда им, но ведь некоторые из них умудряются жить, соблюдая приличия. Взять, к примеру, приятеля моего, Афанасия Воронцова. Тоже ведь вампир, а на поверку – человечнее иного человека. Отнимет другой раз у бедолаги какого-нибудь чуток Силы через кровушку, но не убивает. Нет. Мало того, ещё и облегчение донору устраивает, принимая на себя часть его мирских страданий. Всё потому что понятия блюдет, и инстинкты свои держит в узде. А дикие не держат. Дикие им потакают. И откликается им на такое ауканье всеобщим презрением. Впрочем, им общественное порицание до одного места. Дикие ведь.
О Воронцове я вспомнил очень кстати, имелся у меня к нему один животрепещущий вопрос. Не как к вампиру, разумеется, а как к следователю по особо важным делам городской прокуратуры. И я тут же, пока из головы не вылетело, набрал его рабочий номер. Получилось удачно.
 
      – Воронцов на проводе, – сразу отозвался вампир.
      – Привет, майор.
      – Тугарин?
      – В точку.
      – Как сам?
      – Да ничего так. Ты?
 
Он вздохнул.
 
      – Лучше и не спрашивай. В запарке. Переводят в Следственный комитет, ношусь как бобик, дела подбиваю.
      – Сочувствую.
      – Терпеть ненавижу все эти реорганизации. Веришь, Егор, штук двадцать их на моей памяти было, и не одна толку не принесла. – Воронцов ещё раз горько вздохнул, помолчал секунду и спросил: – Чего звонишь? Думаю, не о житье-бытье расспросить?
      – Угадал, майор. Тема есть.
      – Объявляй. Только в темпе.
 
Сказал он это таким тоном, что я поторопился:
 
      – Двенадцатого на Озёрной дорожно-транспортное приключилось, грузовик женщину сбил. Хочу перетереть с водилой. Пробьёшь, майор? С меня коньяк.
      – Зёрна, Егор, Зёрна.
      – Можно и Зёрна. Сегодня сделаешь?
      – Постараюсь. Это всё?
      – Всё.
      – Целую.
 
И бросил трубку.
Действительно в запарке, подумал я. И следом: суета сует – отличная обманка для выжирающей нутро пустоты. Правда, временная и не очень надёжная. Но тут ничего не поделать, коль судьба такая. Тут хоть как-то.
Когда поднимался по ступеням на выход, оглянулся на Варвару. Она этого ждала, и, послав воздушный поцелуй, опалила мне чёлку. Стерва рыжая. Будь мы в другом месте, чего похуже бы учудила. Точно-точно. Да и то, что сделала было не слишком приятно. Но я не обиделся. Дракон на женщину? Никогда. Пропел под нос "Тебя я лаской огневою и обожгу, и утомлю", прижал кулак к уху – звони, и, пропустив в дверях чьего-то горбатого хомма, вышел вон.
 
 
Глава 4
 
 
На встречу с господином Холобыстиным я опоздал на три минуты. Не в моих правилах опаздывать, но, видит Сила, произошло это не по моей вине. Человеческая алчность вцепилась в меня по дороге своими мохнатыми ручищами. Еле отцепился, пришлось даже чуток потратиться. А случилась такая вот катавасия. Еду себе, никого не трогаю, размышляю о взятом в производство деле. Говоря конкретнее, примеряю все известные мне способы наложения смертельного проклятия к повальному мору, что приключился в редакции "Сибирских зорь". Ведь тут как: раз не знаешь, кто и за что, разберись каким образом, глядишь клубок и распутается.
Вообще-то, мне как практикующему магу, известны три способа энвольтования на смерть. И первый из них заключается в следующем. Колдун входит в прямой контакт с объектом воздействия, заводит близкое знакомство, подсовывает список проклятия, наделяет необходимой порцией Силы и всякими разными методами (включая использование дури, гипноза и морока), принуждает человечка к тому, чтобы сам на себя беду накликал. Процедура безотказная, стопроцентная, но её применение в данном конкретном случае казалась мне маловероятной. Хороша, даже очень хороша, когда объект один. Но если кандидатов в самоубийцы несколько, то чересчур много возни. А если учесть, что все объекты знакомы между собой, то и вовсе такая процедура никуда не годится, поскольку утечки информации при таких делах избежать практически невозможно, а раз так, то запалиться – как нефиг делать.
Второй способ восходит к практикам колдунов-вуду. Используя его, маг-киллер прежде всего устанавливает ментальную связь с намеченной жертвой, для чего похищает какую-нибудь принадлежащую ей вещицу, например, носовой платок, перчатку или заколку, затем лепит из воска фигурку, называемую вольтом, и цепляет к ней украденный предмет. Установив подобным образом надёжную и постоянную связь, колдун совершает над фигуркой чёрный ритуал, при этом всю силу своей ненависти направляет на жертву. Способ тоже верный, однако и тут я сомневался. У одного носильную вещь стырить – ещё куда ни шло, но у двух, трёх, пятерых – целое дело. Причём дело рискованное, поскольку способность к колдовству – это одно, а способность к банальному воровству – совсем другое. Один косяк, и весь план к чёрту.
Отвергая первый и второй способ, я ставил на тот, который в наших палестинах называют "деревенским". При этом способе колдун уничтожает своего врага с помощью подброшенного предмета – так называемой гоги. Делается так. Сперва-сначала "гогу женят с магогой", то есть пристраивают вблизи от жертвы какое-нибудь заговорённое непотребство: к примеру, дохлую жабу под ворота зарывают, кривой гвоздь в дверь вбивают или втыкают в подушку ржавую иглу. Ну, или ещё что-нибудь куда-нибудь. После этого с помощью особых ритуалов устанавливают связь между жертвой и подброшенной вещью. Если всё вышло как надо (а выходит в девяти случаях из десяти), подброшенная вещь употребляется в качестве опорной точки для приложения злой воли. Дальше – понятно.
На месте колдуна, подвязавшегося извести на корню целый коллектив, я бы лично применил именно этот способ. Заявился бы в офис типа по делам, ля-ля фа-фа, фиговину какую-нибудь мутную на многоуважаемый шкаф между делом забросил, раскланялся, а на другой день – тих-тиби-дох, активировал смертельные эманации. Чего тут мудрёного? Ничего. Если, конечно, при Силе.
Ну и вот, размышляю я, значит, о всяком таком, а сам тем временем уже качу по улице Лермонтова: под колёсами лужи в разводах, над крышей небо в солдатских портянках, по обе стороны ржавые тополя. Одна радость – в салоне звучит регги группы "Ай-Да":
 
 
Не пугайся, если я молчу
И не вижу ничего вокруг,
Если мне не хватает воздуха даже здесь.
Ты ни о чём не спрашивай меня,
Ведь я знаю, что есть
Где-то там, похожий на сон,
Город Золотого Дракона.
 
 
Под такую вот замечательную телегу думы свои думая, выстукиваю ритм пальцами по баранке, невольно подвываю певцу и поглядываю на свои "командирские", успеваю, нет к назначенному сроку? Вроде как успеваю, но закавыка: впереди еле тащится зелёная "калдина". От самого Свердловского рынка тащится, не только меня, весь трафик тормозит. Оно понятно, что тише едешь, дальше будешь, но какой русский дракон не любит быстрой езды?