Эта стриженная девица, внешне чем-то похожая на героиню фильма "Греческая смоковница", казалось на пять-шесть лет старше своей подруги. Но это лишь так казалось, на самом деле была моложе минимум лет на восемьдесят. Я это сразу понял. По глазам понял. У Варвары они много чего повидали и когда-то голубые стали свинцовыми от накопленной стервозности. Опытной ведьме молодухой прикинуться – раз плюнуть, только вот глаза колдовству неподвластны. Зеркало души однако. Звучит банально, но оттого не менее верно. Вот у Ирмы, у той, глаза светились, поскольку душа ещё не покрылась коркой. И искренне восхищаться барышня пока не разучилась.
      – Вы, Егор, и вправду дракон? – спросила она, обмирая от восторга.
      – Есть такое дело.
      – Поверить не могу!
      Я слова не сказал, всё сделал молча. Быстро выхватил из ножен висящий на боку у молотобойца кортик (почему-то, кстати, вовсе не морской, а егерский), завернул рукав свитера, сжал несколько раз ладонь в кулак и рубанул по набухшей вене.
      Когда первые капли тягучей чёрной крови упали на подставленную салфетку, спросил:
      – Теперь веришь?
      – Верю-верю-верю, – испуганно захлопала ресницами Ирма. – Да я и без этого верила. Просто… Просто… Просто в голове не укладывается.
      – Ничего, уложится, – пообещал Боря и, уверенным движением опытного бражника свернув пробку на бутылке с кедровкой, добавил: – Всё со временем, сестрёнка, уложится. Я прав, Варвара?
      – Со временем – обязательно, – ответила та и протянула мне носовой платок. – Держи, дракон. – После чего, не отрывая взгляда от почерневшей салфетки, спросила: – Слушай, а какой ты масти?
      – Разбираешься? – поинтересовался я, плотно зажав рану, кровь в которой уже, впрочем, начала свёртываться.
      Варвара кивнула:
      – Немного.
      Я предусмотрительно спрятал в карман окровавленную салфетку и только после этого ответил:
      – Золотой я.
      – Золотой – это круто, – тоном знатока произнесла Варвара. – Маг, Поэт и Воин – это очень-очень круто. А у нас в Ебурге трутся два серебряных. Был ещё и медный, в районе Синих Камней жил, но один питерский Охотник из клана Брро его ещё при Хрущёве завалил.
      – Бывает, – протянул я, а сам подумал, вот почему её не знаю – потому что приезжая. Как, собственно, и я.
      – Ты сам-то из каких краёв будешь? – будто прочитав, а может, и действительно прочитав мои мысли, спросила Варвара.
      – А с чего ты взяла, что не местный?
      – Да так, угадала. Поди, в пещерах Зилантовой горы твоя мамка яйцо отложила?
      – Чуть-чуть ты, Варвара, промазала. Не в пещерах Зилан-Тау, Змеиной горы, а в у подножий Сары-Тау, Жёлтой горы.
      – Значит, не казанский, а саратовский?
      – Получается, – кивнул я. – Только когда я родился, города ещё не было. Давно это было, и с тех пор многое изменилось.
      – И родная гора твоя называется нынче Соколовой, – в подтверждение моих слов заметила Варвара.
      – Вижу, места знакомы?
      – А как же. Там же и Лысая рядом.
      – Вот как. Интересно. Случаются, значит, весёлые ночи на Лысой горе?
      – Ну да. Не регулярно, но иногда на шабаш выбираюсь.
      – Завидую.
      Ведьма прищурилась:
      – Что, тянет на родину-то?
      – Редко, – ответил я предельно честно, после чего признался: – Но сильно.
      – А сюда, в Сибирь, какая напасть тебя закинула?
      Этот вопрос был вторжением в запретную зону, и я ответил уклончиво:
      – Судьба.
      Было видно, что ведьму мой ответ устроил не совсем, точнее – совсем не устроил, но славе Силе к тому времени Боря уже наполнил разбросанные по столу рюмки. Само собой разумеется, со свойственной ему щедростью, что означает – с горкой.
      – Что отмечаем? – спросил я, принимая стопку.
      Молотобоец подмигнул мне и показал на Ирму:
      – Вот у этой чудесной, я бы даже сказал прелестной, девушки сегодня Тринадцатый день.
      Это означало только то, что означало: двенадцать дней назад барышня по имени Ирма (которую до этого, бьюсь об заклад, звали как-то иначе) прошла обряд первой ступени посвящения и по прошествии отмеренного срока не отказалась от решения стать ведьмой. Проще говоря, прошла точку возврата. После заката ещё могла опрокинуть память, с рассветом лишилась такой возможности. Причём, лишилась навсегда.
      Что можно на этот счёт сказать? Только сакраментальное: каждый в своём праве. Или ничего.
      – Поздравляю, – кинул я новоявленной ведьме и не столько из интереса, сколько для поддержания светской беседы обратился к старой: – А ты, Варвара, надо понимать, её наставница?
      Та замотала головой:
      – Нет-нет, я лишь родственница. Дальняя. Прилетала на Ночь Инициации, да вот задержалась. Город ваш – омут.
      – Это точно, – согласился я с такой лестной оценкой. – У нас, что не топь, то трясина. – После чего обратился к Боре: – Дай угадаю. Был на Инициации наблюдателем от Поста? Так?
      Молотобоец, сумевший накануне совместить полезное с приятным – и порядок на празднике Тёмных отследить, и виновницу торжества закадрить, ничего не сказал, лишь лукаво улыбнулся.
      – А наставницей у меня согласилась быть Ирида Витальевна Немоляева, – запоздало пояснила неофитка. – Знаете такую?
      Я кивнул:
      – Разумеется.
      – И что на её счёт скажете?
      – Скажу, что повезло тебе, Ирма. Слободская маковница – тётка толковая. Хорошему не научит, но и на плохое не подобьёт.
      – А почему это вы её, Егор, маковницей называете?
      – На то есть своя причина. Лет сто тому назад занималась отхожим промыслом, пекла медовые лепешки с маком и торговала ими в районе рабочей слободы. Оттого и прозвище такое.
      Ирма хотела ещё что-то спросить, но Боря её перебил:
      – Братишки-сестрёнки, хорош трепаться, продукт выдыхается. Давай, Змей Тугарин, скажи слово. Пожелай нашей новенькой чего-нибудь такого эдакого.
      – Запросто, – легко согласился я. – Вставать не буду, но скажу от души.
      – Давай, давай, – подбодрил меня молотобоец и сделал знак, чтобы все умолкли.
      Дождавшись полной тишины за столом, я стал выдавать тост на-гора:
      – Наша жизнь, Ирма, устроена таким образом, что у каждого из нас обязательно есть два неприятеля. Первый теснит нас сзади, второй преграждает путь. Хотим мы того или не хотим, но нам приходится бороться и с тем, и с этим. И вот что интересно: первый наш неприятель поддерживает нас в борьбе со вторым, поскольку хочет протолкнуть вперёд, а второй, отталкивая нас, помогает бороться с первым.
      – И вечный бой, покой нам только снится, – улучив момент, ввернул Боря своё хмельное слово.
      Я согласился:
      – Точно, Боря, вечный. – Выдержал паузу и, обведя взглядом присутствующих, поднял рюмку над головой. – Так вот, Ирма. Желаю тебе, чтобы однажды ночью, такой ночью, темнее которой никогда до этого не было и никогда после этого не будет, ты сумела сойти с линии этого вечного боя и, став судиёю над своими союзниками-неприятелями, обрела душевный покой. Пью за это.
      И потянулся к ней рюмкой.
      Ирма охотно со мной чокнулась и пролепетала смущённо:
      – Спасибо, Егор.
      Когда все выпили до дна за небывалую ночь, молотобоец похлопал меня по плечу:
      – Хорошо, братишка, сказал.
      – Правда, хорошо, – простодушно поддакнула Ирма, – только я не поняла, что это за противники такие и союзники? Кого вы, Егор, имели в виду?
      – По условиям жизни в этой задаче два неизвестных, – зажевав ломоть солёного груздя, процитировал я Земфиру Рамазанову.
      Ирма непонимающе пожала плечами и тогда Варвара, глядя на меня с лёгкой укоризной, дескать, чего, дракон, туману-то зазря наводишь, пояснила родственнице:
      – Первый наш противник, Ирма, – это добро, а второй – зло. Или наоборот. Так, дракон?
      Я кивнул.
      – Совершено верно. – Подумал секунду и добавил: – Или наоборот.
      А тем временем Боря разлил по новой и – антракт между первой и второй – вражьи происки – предложил вновь выпить. Не просто так, разумеется, а за то, чтобы Ирма благополучно прошла порог аредовых годов. Хотя до этого было ещё о-го-го сколько, все согласились. И не замедлили.
      Третий тост, как это и положено, подняли за наставницу, за Ириду Немоляеву. С появлением преемницы распахнулись для старой ведьмы врата загробной страны, теперь, если устанет, сможет упокоиться. Грех за это не выпить.
      После третьей рюмки действо за столом на какое-то время приобрело сумбурный характер, Боря зачастил и в течение каких-то двадцати минут мы выпили: за долгий путь из вымершего леса, за мир, за дружбу, за любви глоток, за безусловный двигатель прогресса – свердловский рок. А затем ведьмы ненадолго отлучились в дамскую комнату. Сказали, чтоб подтянуть чулочки, но я так думаю – припудрить носики спорами сатанинского гриба.
      Когда вернулись и расселись, я, методично кромсая на куски поданную Крепышом отбивную, обратился к Ирме:
      – Скажи, а тебе не страшно?
      Та посмотрела на меня с недоумением:
      – Нет. А чего мне бояться?
      Ну да, подумал я, конечно. Совсем нечего. Ведь жизнь прекрасна, полна весёлых тайн и беззаботных приключений. И никаких тебе дневных опасностей, и никаких тебе ночных кошмаров.
      Подцепив вилкой кусок мяса, я рассмотрел его зажаренные бока и пояснил, что имею в виду:
      – Не боишься, что изловят и на костре сожгут?
      – Кто?
      – Люди.
      – Шутите?
      – Отнюдь.
      Она отмахнулась:
      – Да ну вас, Егор! Сейчас же не Средние века.
      – Как сказать, как сказать, – произнёс я с предельной серьёзностью. – Давно живу, много чего видел, ни могу не заметить: любой век на поверку оказывается средним. А времена – смутными.
      – Но сейчас ведь не сжигают, – сказала Ирма предательски дрогнувшим голосом. – Ведь да?
      И посмотрела на Варвару.
      Та отвела глаза.
      – Что ли сжигают? – заволновалась Ирма.
      – А ты про то у Бори спроси, – посоветовал я. – Пусть для примера расскажет про недавний случай в Квазулу-Наталь.
      Выдал и закинул кусок в рот. И чуть не поперхнулся, потому что молотобоец, сделав "страшные", ударил меня кулаком в бок. Хотел незаметно, но Ирма заметила.
      – Боря, про что это говорит дракон?
      – Не знаю, детка.
      – Ну, Боря-я-я! – потребовала девица тоном избалованной принцессы и даже ножкой топнуа.
      – Ну, Егор, ну, удружил, – проворчал молотобоец. – Лучше бы я тебя, зверюгу бессердечного, и не приглашал вовсе.
      – Угу, семь раз теперь подумаешь, прежде чем пригласить в следующий раз, – заметил я, проглотив прожёванное. – Знай наперёд: мы, драконы, существа коварные, и у нас всегда в запасе есть парочка подлых вопросов.
      А юная ведьма ждала. Сложила губы бантиком, нахмурила бровки и уставилась на молотобойца. Боре ничего не оставалось, как поведать эту грустную историю.
      – Квазулу-Наталь, детка, – глядя куда-то вверх и в сторону, начал он, – это такая провинция в Южноафриканской республике. На последней читке приказов нам в части касающейся довели, что месяц назад случилась там нехорошая бяка. Бяка такая: старшеклассники одной из тамошних школ заподозрили двух пожилых тёток в колдовстве, изловили, отдубасили и придали их очистительному огню. Проще говоря, сожгли. Не к столу будет сказано.
      – Как сожгли! – ахнула Ирма.
      – Ну, как сожгли, – пожал плечами Боря. – Ну, так сожгли. Навалились, связали, отвели на футбольное поле, плеснули из канистры и… И того самого. Одна на месте скончалась, другая в больнице.
      – Ужас! – воскликнула Ирма и закрыла ладошкой рот.
      – Не ходите, дети, в Африку гулять, – пробормотал я назидательно. – В Африке гориллы, в Африке акулы, в Африке… Короче говоря, царит в чёрной Африке чёрный беспредел.
      – А они на самом деле ведьмами были? – поинтересовалась Варвара. При этом голос её дал "петуха". Она смутилась, прокашлялась в кулак и потянулась к пачке сигарет.
      – Одна – точно, – ответил Боря. – И самосуд, надо сказать, детишки учинили не без причины. Натворила тётка дел. Ох, и натворила. Лютых духов вызывала и на пацанов науськивала, мстила таким образом за опозоренную внучку. Тамошний Пост это дело прошляпил, вот и вышло всё, как оно вышло. Ну а вторая тётка вроде как не при делах была, просто попала под раздачу.
      На некоторое время за столом воцарилась тишина. Нарушила её расстроенная Ирма.
      – Но у нас же, – промямлила она, – не Африка. Ведь да?
      – Это точно, – поддержал я бедняжку на словах. – Страна у нас, слава Силе, менее ритмичная.
      А про себя подумал: и страна у нас менее ритмичная, и Молотобойцы у нас не такие расхлябанные. Случись с тобой, детка, нечто подобное, сжечь бы не позволили, сами бы жало вырвали через одно место. Причём без наркоза. Тот же Боря Сейф и вырвал бы. Даром что всю сегодняшнюю ночь будете друг друга вылизывать.
      Молотобоец будто догадался, о чём я думаю, и шмякнул по столу кулаком.
      – Давайте не будем о грустном, давайте лучше хряпнем.
      И потянулся к новой бутылке.
      После выпитой рюмки ведьмам заметно полегчало, а ещё через две напряг за столом и вовсе рассосался. Вскоре изрядно опьяневшей Ирме стало настолько хорошо, что она даже спросила у меня о том, о чём бы на трезвую голову ни в жизнь бы не спросила:
      – Егор, а это правда, что с драконом ночь провести, всё равно как с тремя мужиками?
      Смутившись, я лишь поправил очки, а Боря хохотнул:
      – Слышала звон, не знает, откуда он.
      – Их трое, – показывая на меня дымящей сигаретой, пояснила Варвара.
      – В каком смысле трое? – непонимающе мотнула чёлкой Ирма.
      И пришлось Варваре кое-что ей растолковать.
      – Дракон – тварь огромная, – сказала она. – Он не может превратиться в одного человека, он превращается в трёх. Поэтому у Егора есть два… ну типа брата-близнеца, что ли. Так дракон?
      – Не брата, а нагона, – поправил я и в тот же миг почувствовал, что Варвара, скинув туфельку с левой ноги, осторожно коснулась моей правой.
      Когда женская лодыжка трётся голодной кошкой о твою штанину, надо что-то решать, и решать безотлагательно. Вообще-то, ничего не имел против того, чтобы продолжить знакомство со свердловской ведьмой на заднем сиденье своего болида. Признаться, падок я на хорошеньких ведьм, особенно рыжих. Падок-то падок, но не было у меня в тот день времени на куртуазное веселье, ни часа, ни полчасика. Дело самоубийц звало в дорогу. Бросив взгляд на часы, я напомнил себе, что в ответе за тех, за кого в ответе, и решил: покуда окончательно не засосало, покуда тина ещё по грудь, надо сваливать с этого развесёлого фестиваля. После чего задумался над тем, как это сделать поизящнее.
      Сходу ничего путного на ум не приходило, и я уже было собрался, наплевав на этикет, уйти по-английски: через коновязь и кухню. Но тут, слава Силе, мне на помощь пришёл Адлер. Подкрался неслышно (вот в чём вампиры великие мастера, так именно в этом) и прошептал прямо в ухо:
      – Есть разговор, дракон.
      От неожиданности я вздрогнул, оглянулся и покрутил пальцем у виска:
      – Дурак, что ли. Так, между прочим, и заикой сделать можно.
      Не сводя с меня мутных, как у дохлой рыбы, глаз, вампир повторил:
      – Есть разговор.
      – Что за разговор?
      Вампир скосился на молотобойца.
      – Не здесь.
      – Тогда жди под обезьяной.
      Адлер тут же отвалил, а я развёл руками, призывая всех присутствующих, войти в моё положение.
      – Извините, дамы-господа, но дела. – Слегка поморщился, когда Варвара обиженно пнула меня ногой в колено, и, поднявшись из-за стола, сказал: – Приятно было познакомиться.
      – Может, загнуть пиявку? – предложил молотобоец, целясь в спину вампира из указательного пальца.
      – Обязательно, Боря, – кивнул я. – Но не здесь и не сейчас.
      – А на посошок?
      – Нет, Боря, я пас.
      – Ну, как знаешь.
      Совсем запьяневшая Ирма подергала меня за рукав:
      – Егор, Егор, а вы, Егор, покатаете меня, когда… Ну тогда… Когда у вас… крылья будут.
      – Покатаю, Ирма, обязательно покатаю, – отбрехался я. – Только купи себе для начала парашют.
      Девочка задумалась.
      Покуда я так раскланивался, Варвара не будь дурой потянулась к перепачканному чёрной кровью платку. Ишь, ты, размечталась, подумал я и обронил на платок корпускул Силы. Лоскут батиста равно надежда рыжей проныры обрести чуток власти над золотым драконом вспыхнула малиновым пламенем и сгорела в доли секунды. Скатерть при этом не пострадала.
      – Ну и ловок же ты, дракон, – усмехнулась Варвара, одёрнув руку.
      Я сдержано улыбнулся:
      – Потому до сих пор и не чучело.
      – Мы ещё увидимся? – спросила она и при этом в её серых глазах промелькнула усмешка. Создавалось впечатление, что она бросает мне некий вызов.
      Принимая его, я ответил уклончиво:
      – Почему бы, собственно, и нет.
      Положил на стол визитку, сделал ручкой и направился к своему столику. И пока шёл, чувствовал жжение в том месте, откуда у драконов растут крылья, а у бывалых сыскарей расходятся ремни портупеи.
      Присев напротив вампира, я сначала закурил, и только потом, стараясь не глядеть в сторону Варвары, сказал:
      – Выкладывай, чего хотел. Только живо, времени нет.
      – Мы тут с корешем поиздержались малёха, – нервно постукивая обгрызенными ногтями по белой скатерти, просипел Адлер, – пора расплатиться, а титей-митей…
      Сообразив, к чему он клонит, я огорчил его:
      – Чувачок, ты, похоже, обратился не по адресу.
      – Сам на двойном подсосе? – удивился вампир.
      – Напротив, на двойном форсаже. Но дело не в этом.
      – А в чём?
      – Откровенно?
      – Ну.
      – Не нравитесь вы мне, – признался я. – А тем, кто мне не нравится, я не занимаю. Такое уж у меня правило. Извини, если обидел.
      – Плевать, – одарил меня гнусной полуулыбкой вампир. – Только это… Я занимать и не собирался. Слышал, ты с кольтом ходишь?
      – Допустим. Что с того?
      Адлер не ответил, но натянул перчатки из грубой кожи (натурально – вратарские краги) и вынул из внутреннего кармана ветровки футляр, похожий те, в которых дарят обручальные кольца.
      – И что это? – поинтересовался я, когда вампир поставил обшитую алым бархатом коробочку на центр стола.
      Вновь не проронив ни слова, Адлер откинул крышку и аккуратно вытащил из паза патрон сорок пятого калибра с серебряной пулей.
      – Откуда маслина? – опешил я.
      – Заговорённая, – ответил он на вопрос, который я не задавал.
      – Спрашиваю, откуда?
      Вампир и глазом не повёл.
      Варианты, конечно, могли быть разные, но самый из них очевидный: ухайдакали и обчистили истребителя-одиночку. По себе знаю, любая Охота – штука обоюдоострая, так что могло случиться. Вполне. Сильно заморачиваться на этот счёт я не стал (окрещу мародёром, ответит – боевой трофей) и попросил назвать цену.
      – Пять штук, – выпалил вампир. – Или по курсу – восемьдесят кроулей.
      – Однако, – удивлённо хмыкнул я, но торговаться не стал.
      – Тут вот ещё что, – сказал Адлер, скомкав протянутую купюру. – У моего кореша ещё есть. Две заводские упаковки. Интересует?
      Я уточнил:
      – Тоже заговорённые?
      – Нет, чистые.
      – И у какого это такого кореша?
      Адлер показал на трущегося возле стойки дружка:
      – Вот у него, у Гурона.
      – Его Гуроном погоняют? – удивился я. – Почему так затейливо?
      Никак этот парень с грубым шрамом на выбритом черепе не походил на индейца. Ни на гурона, ни на могиканина, ни на чероки, ни тем более на ирокеза.
      – Так это, – стягивая с рук перчатки, криво усмехнулся Адлер. – Пользует кровь только первой группы, потому и Гурон.
      – Я пожал плечами:
      – Не вижу связи.
      – У всех индейцев первая группа, – пояснил вампир. – Поголовно.
      – Да неужели?
      – Точно. И у эскимосов ещё. Ну, так что, дракон, берёшь товар?
      – Денег хотите или Силы? – спросил я.
      – Тут это… – Вампир замялся. – Нам бы твои Зёрна Света. Одна банка против одной упаковки. А за две – две.
      – Про Зёрна забудь, – осадил я его.
      – Чего так?
      – Говорю же: не нравитесь вы мне.
      – Ладно, забей. Тогда вот. – Он вытащил из кармана и протянул мне кастет. – Ты это… Закатай в него две тысячи кроулей.
      Я повертел пустой артефакт в руках. Ничего особенного в нём не было, обычная кустарная поделка с одним широким отверстием для пальцев и грубо приваренными к боевой части роликами от подшипника. Правда, на одной стороне кто-то шибко умный нанёс несколько древних рун. Но настолько коряво нанёс, что толком и не понять какие. Одну только и разобрал, ту, что обозначает "семя".
      – А влезет две тысячи? – засомневался я.
      – Раньше влезало, – уверил вампир.
      – Слово какое?
      – Набир.
      – Как своим сделать?
      – Просто на руку надеть.
      – Хорошо, допустим. Товар у вас с собой?
      – Нашёл дураков.
      – Тогда где и когда?
      – Лодочную станцию за Ухашовским мостом знаешь?
      – Само собой.
      – Вот там. Сегодня. В полночь.
      Я проворчал для порядка:
      – Чего так поздно-то?
      – Детское время, – хищно улыбнулся Адлер в ответ.
      Больше ничего не сказал, спрятал клыки, поднялся и двинул к стойке.
      Пока он шёл, я смотрел на него и думал, до чего же омерзительны бывают иные существа. И дело даже не в том, что вампир. Что с того, что вампир? Ну да, у всех рождённых по воле слепого случая на границе Пределов и Запредельного душа отделена от тела и оттого всякая мораль чужда им, но ведь некоторые из них умудряются жить, соблюдая приличия. Взять, к примеру, приятеля моего, Афанасия Воронцова. Тоже ведь вампир, а на поверку – человечнее иного человека. Отнимет другой раз у бедолаги какого-нибудь чуток Силы через кровушку, но не убивает. Нет. Мало того, ещё и облегчение донору устраивает, принимая на себя часть его мирских страданий. Всё потому что понятия блюдет, и инстинкты свои держит в узде. А дикие не держат. Дикие им потакают. И откликается им на такое ауканье всеобщим презрением. Впрочем, им общественное порицание до одного места. Дикие ведь.
      О Воронцове я вспомнил очень кстати, имелся у меня к нему один животрепещущий вопрос. Не как к вампиру, разумеется, а как к следователю по особо важным делам городской прокуратуры. И я тут же, пока из головы не вылетело, набрал его рабочий номер. Получилось удачно.
      – Воронцов на проводе, – сразу отозвался вампир.
      – Привет, майор.
      – Тугарин?
      – В точку.
      – Как сам?
      – Да ничего так. Ты?
      Он вздохнул.
      – Лучше и не спрашивай. В запарке. Переводят в Следственный комитет, ношусь как бобик, дела подбиваю.
      – Сочувствую.
      – Терпеть ненавижу все эти реорганизации. Веришь, Егор, штук двадцать их на моей памяти было, и не одна толку не принесла. – Воронцов ещё раз горько вздохнул, помолчал секунду и спросил: – Чего звонишь? Думаю, не о житье-бытье расспросить?
      – Угадал, майор. Тема есть.
      – Объявляй. Только в темпе.
      Сказал он это таким тоном, что я поторопился:
      – Двенадцатого на Озёрной дорожно-транспортное приключилось, грузовик женщину сбил. Хочу перетереть с водилой. Пробьёшь, майор? С меня коньяк.
      – Зёрна, Егор, Зёрна.
      – Можно и Зёрна. Сегодня сделаешь?
      – Постараюсь. Это всё?
      – Всё.
      – Целую.
      И бросил трубку.
      Действительно в запарке, подумал я. И следом: суета сует – отличная обманка для выжирающей нутро пустоты. Правда, временная и не очень надёжная. Но тут ничего не поделать, коль судьба такая. Тут хоть как-то.
      Когда поднимался по ступеням на выход, оглянулся на Варвару. Она этого ждала, и, послав воздушный поцелуй, опалила мне чёлку. Стерва рыжая. Будь мы в другом месте, чего похуже бы учудила. Точно-точно. Да и то, что сделала было не слишком приятно. Но я не обиделся. Дракон на женщину? Никогда. Пропел под нос "Тебя я лаской огневою и обожгу, и утомлю", прижал кулак к уху – звони, и, пропустив в дверях чьего-то горбатого хомма, вышел вон.

Глава 4