За четверть часа до двенадцати, когда начинаются особенно "беспокойные" часы, Андрей и Жорж ушли, и вся компания разошлась.
      Таня ушла к себе в комнату, полная приятных впечатлений вечера. Она сняла свое элегантное платье, слишком элегантное и дорогое для девушки с ее взглядами. Жорж несколько раз горячо упрекал ее за любовь к нарядам. Сидя перед большим туалетным зеркалом, она стала заплетать свои длинные черные волосы на ночь. В общем, она была очень довольна своим новым знакомствам. Очевидно, желание такого человека, как Кожухов, сделаться ее другом льстило ее юному самолюбию.
      - Как смешно он смотрел на меня, прося позволения обращаться со мной как с товарищем! - воскликнула она и громко рассмеялась, показывая в зеркале два блестящих ряда маленьких белых зубов и пару сверкающих черных глаз.
      Но когда она стала припоминать подробности их необычайного разговора, ее чувства приняли другое направление. Кожухов был первый выдающийся революционер, с которым она встретилась. Жорж был, в сущности, крупнее его, но он был исключительной личностью, и к нему нельзя применять обычную мерку. Почему же Кожухов так заинтересовался ею? Лично для него она ничего не значила; но он был конспиратор и хотел убедиться, стоит ли привлекать ее в партию? Она была для него возможною полезностью, и он пришел оценивать ее. Вот и все! Эта мысль огорчила Таню и возбудила досаду на самое себя. Она не могла себе простить, что сама помогла его расследованиям. Он застал ее врасплох; в другой раз она проучит его. Образ Жоржа пробудил в ее сердце раскаяние и нежность. Она начала ценить его горячую привязанность и деликатную заботливость по сравнению с этим Кожуховым.
      Едва закрылась дверь дома Репина за выходившими приятелями, как Жорж схватил Андрея под руку и взволнованным голосом спросил:
      - Ну, скажи, как тебе понравилась Татьяна Григорьевна?
      - Ничего, понравилась, - последовал спокойный ответ.
      Жорж опустил руку друга и отвернул голову с молчаливой досадой. И это было наградой за его самопожертвование в течение целого вечера! Он был разочарован и даже обижен. Ну можно ли быть таким увальнем? Досада Жоржа, однако, скоро улеглась, и он стал находить оправдания своему другу. Нельзя же требовать от человека, чтобы он изучил характер после часового разговора! Но так как сам Андрей, очевидно, не собирался беседовать о девушке, то Жорж, чтоб утешиться, взял эту задачу на себя. Ресурсы его были велики, и он мог внести приятное разнообразие в сюжет.
      Андрей был очень хорошим слушателем, понимая с полуслова и возражая мало. Это обстоятельство было одной из первых причин их дружбы. Теперь он слушал Жоржа с обычной внимательностью, однако ни в чем не соглашался с ним.
      - Сила характера! - прервал он Жоржа. - Я сомневаюсь, есть ли у нее характер, - конечно, в том смысле, как ты это понимаешь.
      Жорж улыбнулся такой грубой ошибке своего друга.
      - Я вижу, ты совсем не знаешь ее! - сказал он.
      - Возможно, хотя мне кажется, что знаю, - ответил Андрей.
      - Тебя, вероятно, обманула мягкость манер, свойственная ей как светской барышне.
      - Ты считаешь ее светской барышней? Мне она показалась, напротив, очень простой и естественной - настоящая русская девушка, и больше ничего!
      - Больше ничего! Значит, она тебе совсем не понравилась? А ты сказал, что понравилась.
      Андрей засмеялся.
      - Ты ошибаешься, мой друг, - сказал он веселым голосом. - И чтобы доказать тебе, что она мне в самом деле нравится, я теперь же заявляю тебе, что если она так же полюбит тебя, как ты ее, я без колебания даю вам отеческое благословение.
      Андрей в первый раз так прямо заговорил с Жоржем о его сердечных делах. Ему нужно было видеть его с Таней вместе, чтобы убедиться кое в чем. Он знал, что часто "эти глупости", как он называл любовь вообще, могут раздуться в нечто серьезное благодаря доброжелательному вмешательству и поощрению со стороны. Но теперь, после того как он видел их вместе, всякое сомнение исчезло и не к чему было воздерживаться от откровенного разговора.
      Молодой философ не подозревал, что "глупость" пустила корни в его собственном сердце и что единственным средством для него уберечься от ее губительного яда было бы никогда больше не видать тех черных сверкающих глаз, чистого лба и обворожительной улыбки.
      Но так как некому было дать этот совет и в сердце его царило удивительное спокойствие, то Андрей и не собирался бежать от искушения. Он даже перестал думать о Тане, потому что в ту минуту его внимание отвлеклось в совершенно другую сторону.
      В течение некоторого времени он слышал за собою неотступные подозрительные шаги. Они всегда раздавались на одинаковом расстоянии и были неровные, то слишком смелые, то слишком осторожные, как измена. По всей вероятности, за ними следом шел шпион. Андрей ничего не сказал о своем подозрении Жоржу, опасаясь, что тот, как человек впечатлительный, повернет сейчас же голову и испортит этим все дело. Взявши друга под руку, Андрей ускорил шаги, как бы в пылу оживленного разговора. Человек, следовавший за ними, зашагал быстрее. Андрей повторил опыт, пошел медленнее, и результат оказался тот же. Несомненно, что за ними шел шпион, да вдобавок еще глупый. Андрей был уверен, что он пристал, когда они уже далеко отошли от дома Репиных. Это был, вероятно, бесцельно шатающийся шпион, привлеченный какими-нибудь подозрительными словами, сказанными слишком громко, когда они проходили мимо него. Дело было несерьезное, но все-таки следовало отделаться от неприятеля, тем более что они приближались теперь к квартире Жоржа.
      - За нами шпион, - тихо сказал Андрей своему спутнику, - только не обращай на него внимания. Мы разойдемся на углу Косого переулка, и я его беру на себя. До меня ведь дальше.
      - Хорошо, - ответил Жорж, кивнув головой.
      Они скоро дошли до угла. Жорж пошел своей дорогой, но Андрей, сделав несколько шагов, остановился закурить папиросу. Все сомнения исчезли, когда он увидел в лицо своего провожатого. Верзила, с большими красными руками, рыжими волосами и бородой, носил на лице печать своей профессии в характерно напряженном и испуганном выражении, которое он тщетно старался скрыть под напускной непринужденностью.
      Шпиону пришлось выбирать, за кем идти, и он колебался в течение нескольких секунд. Андрей был старше и претендовал на то, что имеет более серьезный и внушительный вид, чем Жорж. Он был уверен, что выбор остановится на нем. Так бы оно, по всей вероятности, и случилось, но спичка Андрея долго не зажигалась. Он простоял еще несколько секунд, и шпион, озадаченный выжиданием, круто повернул направо и решительно пошел по улице вслед за Жоржем. Андрей предвидел эту возможность и немедленно последовал за ним. Иметь одного неприятеля впереди, а другого позади, на пустынной улице, неприятное положение. Самый ловкий шпион не выдержал бы более трех минут, и в самом деле, несчастный остановился сейчас же, как бы для того, чтобы прочесть театральную афишу. Андрей прошел мимо него, спокойно куря папироску. Спустя несколько десятков шагов он опять услыхал за собой шаги. Этого он и ожидал. Так как он шел гораздо медленнее, чем Жорж, с видом человека, высматривающего извозчика, то друг его был уже далеко и вскоре исчез за углом.
      Теперь Андрей намеревался дать за собой следить несколько времени по пустынным улицам, потом взять извозчика там, где другого не было бы поблизости, и поехать в отдаленный конец города, оставив шпиона ни с чем. Но он был избавлен от лишнего расхода. Шаги его преследователя затихли и через некоторое время совсем замолкли. Убедившись, что его накрыли, шпион сам отказался от дальнейшего преследования. Догадка Андрея, что весь инцидент не имеет серьезной подкладки, подтвердилась. А все-таки почем знать?
      Вернувшись домой, он тщательно запер двери на засов, чтобы не быть застигнутым врасплох, и осмотрел заряженный револьвер и кинжал, которые всегда носил на поясе под сюртуком.
      Глава VII
      ПЕРВОЕ ОТЛИЧИЕ ТАНИ
      Случайное замечание Жоржа об опасностях, угрожающих сну Репина, оказалось худым предзнаменованием. Не успели два опасных гостя скрыться из виду, как нагрянула полиция.
      Репин не был трусом, но он весь похолодел при виде ненавистных синих мундиров в своей квартире. Его первой мыслью было, что обоих молодых людей арестовали на улице и что обыск у него был лишь следствием их ареста. Но первые же слова жандармов успокоили его. Незваный визит был результатом смутных подозрений, об источнике которых он никак не мог догадаться. Совпадение же с приходом двух революционеров было, очевидно, случайное. Репин вздохнул свободно. За себя ему нечего было бояться.
      Жандармы обыскали весь дом, но не нашли ничего компрометирующего. В три часа утра они ушли. Ввиду высокого общественного положения Репина он не был арестован, и ему пришлось только отправиться в участок и отвечать там на глупые и наглые вопросы.
      Его оставили в покое, но, не добившись ничего, полиция продолжала зорко следить за домом. Это могло бы иметь неприятные последствия для всех, если бы шпионы заметили посещения Зины или Жоржа. Необходимо было немедленно известить их о случившемся, а потому на следующее же утро Таня была командирована в революционный лагерь, чтобы предупредить друзей об опасности
      Она двинулась в путь с волнением молоденькой девушки, которой в первый раз поручают серьезное дело. Так как за их домом следили, то было более чем вероятно, что каждого из его обитателей будут сопровождать при выходе на улицу. Она страшно боялась вместо предупреждения привести к друзьям шпиона. Как избежать зоркого ока полиции? Полная фантастически преувеличенных понятий всех непосвященных о вездесущности и сверхъестественной ловкости полиции, она не знала, как убедиться, следят ли за нею или нет. Одевшись несколько иначе, чем обыкновенно, она вышла на улицу в ту минуту, когда подозрительный человек, стоявший на углу, зашел в портерную*. Но кто знает? Может быть, у того окна, через дорогу, стоит другой шпион за занавеской и, заметив ее, даст знак своему товарищу, когда тот вернется из портерной. Она быстро прошла улицу, чтобы убежать от призраков, созданных ее собственной фантазией, но они преследовали ее. Могла ли она быть уверенной, что эта почтенная старая Дама, идущая по одному направлению с нею, не шпионка? Гарантии, конечно, не было никакой. Дама повернула за угол и пошла по Невскому, ни разу даже не взглянув на девушку. Все это прекрасно, но, быть может, это только хитрость, и предполагаемая шпионка дала знак кому-нибудь, и за Таней продолжают следить. Или же, если дама не шпионка, то, может быть, за нею следует на некотором расстоянии настоящий шпион, которого она не заметила.
      ______________
      * Портерная - пивная.
      Бедная девушка совсем растерялась, и у нее голова пошла кругом, когда вдруг она вспомнила, что одна из ее кузин живет на Литейной, в доме, где есть проходной двор на Моховую улицу. Даже в разгар уличного движения мало кто пользуется этим проходом; в этот же утренний час в нем, наверное, никого нет. Если она пройдет через него, не имея за собой провожатого, тогда ей, несомненно, удалось спастись от страшных соглядатаев Третьего отделения. Средство оказалось такое простое, что она даже удивилась, как оно раньше не пришло ей в голову. Она взяла извозчика на Литейную и с радостью убедилась, что никто не поехал вслед за нею. Что же касается пешеходов, то она отважилась думать, что на них нечего обращать внимания. Она начала оправляться от своих суеверных опасений и стала обдумывать дальнейшие шаги. Первой ее мыслью было отправиться на квартиру Жоржа. Революционеры обыкновенно скрывают свои частные адреса по принципу, сообщая их только товарищам по делу, но Жорж сделал исключение для Тани. Она знала его адрес и была несколько раз в его берлоге; она могла найти его дом и добраться до квартиры, никого не спрашивая. Но застанет ли она Жоржа? Она обещала извозчику на чай и через десять минут очутилась у желанных проходных ворот. В эту минуту проход не был совершенно пуст; две прачки как раз входили в него с громадною корзиною белья. Но Таня уже достаточно оправилась от своих страхов, чтобы не заподозрить этих женщин в сношениях с Третьим отделением. Остальную дорогу она прошла пешком.
      На ее звонок дверь была отворена сейчас же. Жорж был дома. Он не мог удержаться от радостного восклицания при виде неожиданной гостьи.
      - Какой добрый ветер пригнал вас к моему берегу, Татьяна Григорьевна? Мои лучшие друзья собрались под моим кровом, и вас одной недоставало...
      Его радостное словообилие не позволило Тане проронить слово, прежде чем он открыл дверь из передней в комнату, служившую одновременно кабинетом, гостиной и столовой. Там сидели Андрей и высокая, незнакомая Тане дама.
      Это была Лена Зубова, только что вернувшаяся из Швейцарии.
      Девушек познакомили друг с другом. Чтобы извиниться в том, что она помешала людям, всегда, как ей казалось, занятым важными делами, Таня сейчас же объяснила причину своего прихода.
      Весть об обыске у Репина поразила всех. Но, услыхав, что ничего не было найдено и что он не был арестован, они успокоились.
      - Вас можно поздравить с первым политическим опытом, - сказал Андрей.
      - Он мог оказаться последним для нас, - заметил Жорж. Он рассказал Лене, как близки они были вчера к тому, чтобы быть арестованными у Репина.
      - Если бы мы остались еще на несколько минут, нас наверное схватили бы.
      - То же случилось бы, если бы полиция ускорила шаги и явилась немного раньше, - сказал Андрей. - Наше будущее записано в книге судеб, и избежать его невозможно, - прибавил он полушутя, полусерьезно.
      Жорж ответил, что человеку никогда не мешает самому помогать судьбе.
      Оба они поблагодарили Таню, что она пришла предупредить их.
      Лене первой пришло в голову спросить, как Тане удалось уйти из дома, за которым, наверное, следили.
      - Уверены ли вы, что вас не проследили сюда? - спросила она.
      Таня не могла сказать наверное, но ей казалось, что нет.
      Затем она откровенно рассказала про все свои сомнения и опасения и про маленькую хитрость, пущенную ею в ход, чтобы отрезать дорогу возможным преследователям.
      Лена захлопала в ладоши.
      - Да вы прекрасно исполнили свою роль, Татьяна Григорьевна, - сказала она. - Никто из нас лучше бы не сделал.
      - Неужели? - спросила девушка, краснея. - Я этого не подозревала.
      - Тем лучше, - сказал Жорж. - У вас, значит, врожденный талант к конспирациям.
      Он был в восторге, что Таня дала это маленькое доказательство своего присутствия духа и находчивости, и ему было особенно приятно, что его друзья оценили ее поведение.
      Исполнив свое поручение, Таня встала и начала прощаться. Ее светский такт подсказал ей, что не следовало оставаться дольше.
      Жорж посмотрел на нее с выражением глубокого разочарования. Уйти, не обменявшись с ним почти ни словом! Это было слишком жестоко с ее стороны. О внешней стороне событий прошлой ночи достаточно было рассказать другим; ему же самому хотелось еще расспросить дорогую девушку о ее внутренних ощущениях при первом столкновении с полицией. Но Таня стеснялась оставаться.
      - У вас, наверное, какие-нибудь дела, - сказала она ему шепотом. - Я не хочу мешать.
      - О нет, останьтесь, пожалуйста, - настаивал Жорж. - У нас не деловое собрание. Вам нечего торопиться.
      Андрей повторил уверение Жоржа и тоже стал ее упрашивать. Теперь дом ее отца небезопасен, и бог знает, когда они снова увидятся.
      Андрей почти не разговаривал с Таней, предоставив ее попечению Жоржа, и, по-видимому, не обращал на нее внимания. Его, казалось, совершенно поглощал рассказ Лены об Анне Вулич, подтвердивший его первые впечатления на границе. Но сознание присутствия Тани не оставляло его ни на минуту и наполняло тихой радостью все его существо, действуя подобно солнечному свету или красивому пейзажу, между тем как мысли отвлечены чем-нибудь совершенно иным.
      Когда, получасом позже, Таня поднялась, говоря, что отец будет беспокоиться, и ушла, Андрею показалось, что в комнате сразу потемнело и чего-то недостает.
      - Какое у нее милое лицо! - заметила Лена, когда девушка ушла.
      Андрей улыбнулся.
      - Я не знаю. Спросите мнение Жоржа на сей счет, - сказал он, указывая по направлению своего друга, вышедшего провожать гостью на лестницу. - Я в этом не судья.
      Андрей соскрытничал, на этот раз по крайней мере, потому что внутренне он был совершенно согласен с Леной. Сегодня лицо Тани было действительно прелестное. Но какое ему дело до этого?
      Жорж вернулся, и они возобновили разговор, прерванный приходом Тани.
      Около двенадцати часов к ним присоединились Зина и Василий Вербицкий, приехавший из Женевы вместе с Леной. Андрей исполнил данное им обещание и постарался об их скором возвращении.
      Зина пришла сильно взволнованная, и даже на невозмутимом лице Василия видны были следы возбуждения.
      - В чем дело? - спросил Жорж.
      Зина показала им письмо из Дубравника, полное ужасающих подробностей об обращении с политическими заключенными. Оно дошло до апогея в неслыханном до того факте: по приказанию прокурора молодая девушка, имя которой сообщалось, была раздета донага в присутствии тюремщиков и жандармов, прежде чем ее заперли в камеру, под тем предлогом, что тюремные правила требуют точного описания примет всякого заключенного.
      Известие это было встречено гробовым молчанием. Веселье товарищеской беседы исчезло. Мрачный дух мщения носился над ними, и каждый из присутствовавших был поглощен одними и теми же злыми мыслями.
      - Этого нельзя оставить безнаказанным!
      - Нужно сделать примерную расправу! - воскликнули Лена и Жорж почти одновременно.
      Андрей ничего не сказал, потому что считал лишним говорить о том, что было совершенно очевидно.
      - Так именно и решили наши в Дубравнике, - сказала Зина. - Они только просят в своем письме послать им опытную женщину для конспиративной квартиры. Потом им нужен человек с хладнокровной головой и твердой рукой.
      - Я готов к их услугам, - поспешно сказал Андрей.
      - Нет, - вмешался Василий своим медленным, ленивым голосом. - Я сказал Зине еще до прихода сюда, что поеду.
      Зина подтвердила его слова, прибавив, что гораздо лучше ехать Василию. Вопрос о первенстве не играл, конечно, никакой роли, но Андрей завязал уже кое-какие деловые сношения в Петербурге и занялся настоящим делом; Василий же только что приехал и как нельзя более подходил для предстоящего дела в Дубравнике.
      Ее голос оказался решающим.
      - Хорошо, пусть будет так, - согласился Андрей. - Но если вам понадобится кто-нибудь на подмогу, черкните мне слово.
      Выбор женщины решался сам собою. Зина была уже раньше в Дубравнике, и все права и все необходимые качества были на ее стороне.
      Таким образом, оба волонтера* были выбраны. Вопрос должен был еще обсуждаться на ближайшем заседании комитета, который имел решающий голос. Но это было одной формальностью. Они знали заранее, что никаких возражений не последует.
      ______________
      * Волонтёр - доброволец.
      - Кстати, - обратилась Зина к Лене, - не займете ли вы мое место во время моего отсутствия?
      Лена ответила, что была бы очень рада взяться сейчас же за какое-нибудь дело.
      Зина стала посвящать ее в подробности, и в результате обнаружилась работа довольно внушительных размеров: пропаганда среди молодежи, пропаганда между рабочими и тайная переписка с заключенными в крепости.
      - Не знаю, справлюсь ли я со всем этим, - нерешительно сказала Лена, особенно с перепиской: я совсем не знаю, как это ведется.
      Жорж обещал взять на себя эту обязанность и предложил ей свою помощь временно и в остальном деле.
      - Вы скоро пустите корни повсюду, - сказал он весело. - Завтра мы зайдем к моему приятелю, молодому студенту, члену одного из кружков, через него вы познакомитесь с остальными. В другом кружке вы уже имеете знакомую.
      - Кого?
      - Татьяну Репину, которую вы только что видели.
      - Это очень приятно, - сказала Лена.
      - Таня была здесь? Что-нибудь случилось? - спросила Зина.
      Известия из Дубравника заставили забыть незначительный инцидент обыска у Репина.
      Зина, однако, была поражена им более, чем остальные.
      - Репин знает о причине обыска?
      - Нет, ему ничего не сказали, и ни он, ни мы не можем понять, откуда это стряслось, - ответил Жорж.
      - А мне кажется, что я знаю, - сказала Зина.
      - Неужели?
      - Это в связи с арестами в Дубравнике. В письме оттуда есть отдаленный намек, но я его не поняла сначала. Они упоминают об аресте адвоката Новаковского, кажется хорошего знакомого Репина, и прибавляют, чтобы я предупредила "Пандекта* номер первый". Я никак не могла догадаться, к кому относится это прозвище. Теперь ясно, что они имели в виду Репина. Всегда так выходит при излишке усердия в конспирациях.
      ______________
      * "Пандект" - сборник древнеримских юридических, правовых постановлений; здесь: прозвище Репина, отражающее его профессию адвоката.
      - Но вы бы не успели его предупредить, если бы даже тотчас догадались, - сказал Андрей. - Приказание об обыске у Репина было дано, очевидно, по телеграфу. Кроме того, ему ничего дурного не сделали, и нам незачем особенно огорчаться.
      - Правда. Но я боюсь, что дело на этом не кончится. Новаковский серьезно замешан. Это может открыться каждую минуту, и у Репина еще раз сделают обыск, но уже с более серьезными последствиями. Нужно предупредить его, чтобы он не убаюкивал себя обманчивой безопасностью.
      Так как неблагоразумно было бы идти в дом адвоката, то и решили, что кто-нибудь зайдет к Криволуцкому и передаст ему письмо для Репина.
      Глава VIII
      РАЗМЫШЛЕНИЯ РЕПИНА
      Зина и Вербицкий отправились в назначенное время в Дубравник, и через несколько дней получилось письмо об их благополучном прибытии. Еще через десять дней пришло другое письмо, с известием от Зины, что дело идет на лад и что "счеты скоро будут сведены". Но эти счеты свести не удалось ни тогда, ни позже. Случилось так, что прокурор, по распоряжению которого учинено было гнусное издевательство, узнал о грозившем ему смертном приговоре. Охваченный паническим ужасом, он оставил город под предлогом внезапной болезни. Через месяц до революционеров дошло известие о его добровольной отставке.
      Как ни были злы на него революционеры в Дубравнике, им пришлось оставить его в покое. У террористов было ненарушимым правилом, что с той минуты, как официальное лицо добровольно сходит со сцены и перестает быть вредным, его ни в каком случае нельзя убивать из одной мести. Нескольким трусам удалось таким образом избежать назначенной им кары.
      Группа людей, собравшаяся для мщения, не была, однако, распущена. Так как они уже были на месте, имели конспиративную квартиру, часовых и все остальное наготове, то было предложено предпринять более трудное дело: освободить трех революционеров: Бориса и его товарищей - Левшина и Клейна, сидевших в ожидании суда в дубравниковской тюрьме. Зина написала об этом петербуржцам, и они от души одобрили новый план, обещая помочь товарищам деньгами и, если нужно, людьми.
      Андрей ждал каждый день, что его позовут в Дубравник, но не удивлялся, когда проходили недели за неделями, а он все еще оставался на старом месте. Было условлено, что Зина, заведовавшая приготовлениями, не будет звать его до приближения момента решительного действия, а он знал по опыту, как трудно организовать такого рода попытки.
      В Петербурге было пусто и скучно, как это обыкновенно бывает в летние месяцы. Палящий зной короткого лета гонит из душного, пропитанного миазмами города всех, кто только имеет возможность вздохнуть свежим воздухом. Рабочий и интеллигентный класс спешат в деревню: одни - для работы, другие - для отдыха, и этим ослабляется движение во всех отраслях общественной и интеллектуальной жизни в столице. Революция, как и все остальное, отдыхает во время жаркого сезона, и ее горючие элементы рассеиваются широко и далеко по всей стране.
      В этом году, впрочем, лето было оживленнее обыкновенного, главным образом благодаря пропаганде между фабричными рабочими, которых в столице довольно много и летом и зимою. Андрей посвятил этому делу всю свою энергию, пока его услуг не требовалось ни для чего другого. В прежние годы он усердно занимался пропагандой между рабочими. У него было в этой среде много знакомых, и некоторые из них были еще в Петербурге; теперь они приветствовали его как старого приятеля. Недели в две Андрей вполне свыкся с людьми и с делом. Рабочие любили его за простоту и серьезное отношение к занятиям и слушали с удовольствием его простые, понятные речи. С своей стороны, Андрей чувствовал себя хорошо среди рабочих и предпочитал пропаганду между ними всякой другой работе. В этом он представлял полную противоположность Жоржу, который находил более подходящую для себя сферу среди студентов и образованных людей, где его блестящие качества производили больше эффекта.
      Было светлое, жаркое воскресенье в первой половине августа. Андрей возвращался с рабочего собрания на Выборгской стороне, находившейся в его ведении. Дойдя до Литейного моста, он взглянул на свои никелевые часы. Было ровно шесть, и он стал размышлять, перейти ли ему мост и вернуться к себе на квартиру или же сесть на конку, которая в час времени подвезет его почти к самым дверям дачи Репина на Черной речке. День и час были самыми подходящими для визита. Но все-таки он не сразу решился. Он навестил Репиных два раза на прошлой неделе, и несомненно было бы благоразумнее не показываться опять так скоро. Туча, собиравшаяся два месяца тому назад над головой Репина, теперь рассеялась. Новаковского выпустили, так как полиция в Дубравнике не напала, к счастью, на следы компрометирующих его связей. Репина больше не трогали, и дом его был настолько безопасен, насколько это возможно в России. Но посещения "нелегальных" составляют опасность сами по себе и не должны повторяться слишком часто.
      Андрей решил быть благоразумным и пойти домой, хотя его комната представлялась ему в эту минуту пустой и мрачной. Он направился к мосту и даже перешел через него, стараясь сосредоточиться на мысли о том, что он будет делать дома. Но все это было чистым лицемерием, так как он отлично знал, что домой не пойдет. Когда, дойдя до противоположного конца моста, он увидел приближающуюся к нему дачную конку и на ней одно свободное место на задней площадке, около кондуктора, он поспешил вскочить, сообразивши вполне правильно, что сегодня воскресенье и следующие конки могут быть битком набиты.
      "Не нужно быть чересчур осторожным; это портит характер, - уговаривал он самого себя. - В загородных местах полиция вообще небрежна, все делается спустя рукава и бояться совершенно нечего. Лишний приезд не имеет ровно никакого значения, особенно в воскресенье, когда всегда бывают гости из города".
      Собрание, с которого Андрей только что возвращался, было очень удачное. На нем сообщили об образовании новой ветви на одной из очень больших фабрик по соседству; перспектива была самая блестящая, и он охотно смотрел на все глазами оптимиста.
      Через открытое окно он мог видеть пассажиров, сидящих вплотную, как сельди в бочонке, с детьми на коленях. Большинство едущих было в праздничных платьях и с праздничным выражением на лицах. Приказчики, мелочные торговцы, мелкие чиновники, не имеющие средств жить летом на даче, пользовались хорошей погодой для прогулки. Андрей помнил, что по воскресеньям бывает музыка в парке. Тане нужно будет иметь провожатого, так как отец ее занимается по вечерам. Если Криволуцкий не вздумает помешать им, они проведут чудный вечер.
      Со времени их первого знакомства, два месяца тому назад, не проходило недели без того, чтобы он не видел Тани - сначала случайно, а потом благодаря комбинациям, которые всегда как-то складывались в его пользу. С переездом же Репиных на Черную речку они видались еще чаще. Сравнительная свобода дачников от полиции допускала ослабление крайней осмотрительности, необходимой в городе. Большинство своих свободных вечеров Андрей проводил или у Репиных, или у Лены Зубовой, которая взяла на лето комнату по соседству; Таня была ее постоянной гостьей.
      Он был настолько старше Тани благодаря своему жизненному опыту, что эта девятнадцатилетняя девушка казалась ему почти ребенком. Но у них было много общего во вкусах, складе ума и в каком-то почти интуитивном взаимном понимании, придававшем ее обществу особую прелесть в его глазах. Он не боялся, чтобы эта близость с очаровательной девушкой стала опасной для его душевного спокойствия. За Таню же нечего было беспокоиться - в нем самом не было ничего такого, что могло бы пленить ее воображение. Многие женщины "очень любили его", но всегда выходили замуж за кого-нибудь другого. Такова была его судьба, и он охотно мирился с нею. Женская любовь - большое, но очень опасное счастье; революционеру лучше обходиться без него.
      Притом же Таню любил Жорж, который был для него более чем братом, и вначале ему казалось, что она отвечает Жоржу взаимностью. Это исключало всякую возможность смотреть на нее иначе, как на сестру. Через несколько времени он, правда, начал сомневаться относительно ее чувств к Жоржу. Но между ними уже установились братские, непринужденные отношения, и они закреплялись все более и более по мере сближения. Он с интересом наблюдал за ростом и развитием молодой души, с ее страстными порывами и робкими колебаниями, с ее надеждами и тревогами.
      Этому интересу, а не какому-нибудь другому, более сильному чувству приписывал он почти болезненное стремление видеть ее, грусть, находившую на него, когда что-нибудь лишало его этой радости, и постоянное направление мыслей все в одну и ту же сторону. Такое душевное настроение удивило, но не испугало Андрея, когда он недавно обратил на него внимание. И, странное дело, именно мысль о любви другого ослепляла его насчет своей собственной любви. Его трезвое отношение к молодой девушке представляло такой контраст с экзальтированностью его друга, что казалось невозможным, чтобы они оба находились под влиянием одного и того же чувства.