- Вы куда меня хотите увезти? - опомнился Денис, когда Казарян, открыв дверцу, стал настойчиво усаживать его на сиденье. Опомнился, но сопротивлялся вяло: Казарян его все-таки усадил. Тронувшись не спеша, он продолжил свой монолог:
      - Сейчас я отвезу тебя в надежное место, где они тебя не достанут. Не из-за твоих красивых глаз и усов, не из-за какой-то моей особой привязанности к тебе. В принципе ты мне сильно не нравишься, особенно после того, как обидел моего лучшего друга. - Казарян говорил и говорил, не давая Денису сосредоточиться. - Но ты по-прежнему очень нужен этому моему другу, вернее, не ты, а то, что ты знаешь. Мы сейчас приедем, попьем чайку, если хочешь, я тебя даже коньячком угощу, и ты мне, как доктору, все-все расскажешь...
      По набережной Яузы, мимо Котельников они выехали на набережную Москвы-реки и вдоль Кремлевской стены, задами бассейна подъехали к знакомому переулку и повернули в него.
      - Нет, нет! - закричал Денис. - Я туда не пойду.
      - Туда ты не пойдешь, дурашка, - успокоил его Казарян, тормозя у подъезда. - Мои друзья вот здесь живут, ты что, забыл?
      Расслабившийся от того, что не придется смотреть на трупы, Денис послушно проследовал за Казаряном в лифт.
      В квартире был один Алик.
      - Махов тебя все время спрашивал. Будет еще звонить, - доложил Алик.
      - Свиреп?
      - До невозможности. От Демидова, который Саньку упустил, только перья летели. А когда я ему передал, что Санька рекомендует ему, Махову, советоваться с Казаряном, он аж до потолка подпрыгнул. Орал: "Пожилая шпана! Бандиты-пенсионеры!"
      - Тебе-то досталось?
      - Еще как! Он ведь сразу сообразил, кто у Саньки на подставе с машиной был.
      Денис стоял смирно, слушал и не слышал, ожидая своей участи. Казарян наконец вспомнил про него.
      - Узнаешь, Алик? - И после Алькиного утвердительного кивка обрисовал перспективу: - Перед нами молодой человек, обеими ногами вляпавшийся в дерьмо. Для того чтобы выбраться из вышеупомянутого дерьма, ему надо очень сильно стараться. И сейчас он будет стараться - рассказывать. Приготовь, Алик, чайку, можешь коньячок выставить, я ему обещал, и начнем слушать нашего дорогого бармена. Надеюсь, очень надеюсь, что он будет правдив.
      На последнюю фразу Казарян нажал, но, посмотрев на Дениса, понял, что и нажимать-то особенно не надо. Как поплыл во дворе, так и плывет до сих пор. Подтолкнув в спину, Казарян тем самым указал Денису, куда ему сесть. Денис сел в кресло и выдохнул:
      - Господи!
      - А совсем недавно было так хорошо! Да, Денис? Иностранцы с конвертируемой валютой, щедрые перекупщики с большими пачками советских денежных знаков, девочки, у которых глаза становятся квадратными при виде как инвалюты, так и обильных червонцев. Живи - не хочу! Почему же ты не захотел жить, а Денис? - Казарян трепался, ожидая возвращения Алика. Играть таким мячиком, как Денис, следовало с партнером.
      Пришел Алик с большим подносом, на котором - чайники, малый и большой, чашки, початая бутылка коньяка, рюмки и по мелочи кое-что к чаю и коньяку. Расставил все на столике, сам уселся на диван и поднос на диван кинул. Спросил у Казаряна:
      - Что он тут тебе без меня говорил?
      - Пока ничего. Мы ждали твоего прихода. Ты пришел, и мы начинаем. Справка для моего юного клиента: хозяин дома, сидящий напротив тебя, так же, как и я, мастер спорта по боксу в тяжелом весе. Я только в полутяже. Конечно же, давным-давно прошло то времечко, когда мы выступали на ринге. Но ударить по-настоящему еще сможем.
      - Вы меня бить будете? - впервые заговорил в этой квартире Денис.
      - Если понадобится. А если не понадобится, не будем, - дал соответствующие разъяснения Казарян. - Засим приступим. Вопрос первый, ты видел, как их убивали?
      - Нет, - мгновенно ответил Денис. - Они меня отпустили до этого.
      - Но ты знал, что их будут убивать?
      - Откуда? Откуда мне знать?!
      - Но ты только что сказал, что тебя отпустили до этого, - встрял в разговор Алик. - Значит, знал, что это будет.
      - Логично, - похвалил Алика Казарян. - Что ты, Денис, на это ответишь?
      - Ну, не знал, честное слово, не знал! Только потом стал догадываться!
      - Так. - Казарян потер уже заросший стальной армянской щетиной подбородок. - Уже теплее. Стал догадываться. Но для догадок нужны какие-то основания. Какие же основания у тебя были?
      - Да вроде не было никаких оснований. Просто показалось.
      - Что же тебе показалось?
      - Вспомнил, что ребята, которые вместе со мной центровых обслуживали, были вооружены. Я у двоих пистолеты под мышкой заметил, когда в подсобке все вместе суетились. Правда, подумал сначала, что раз они милиционеры, то, может, им положено. Может, операция какая...
      - А они - милиционеры? - тихо спросил Казарян.
      - Ну конечно же! Меня с ними Покатый познакомил. Они из особой группы.
      - Покатый - кто это?
      - Да капитан Покатилов, у нас в гостинице сидит.
      - Что ты его слушаешь, Рома? - вдруг взбесился Алик. - Он тебе бесстыдно врет, туману нагоняет, турусы на колесах разводит, чтобы только в главном не признаться, что он тоже убивал!
      - Не убивал я, не убивал! - тоже закричал Денис.
      Ах, как удобно, когда партнер тоже чувствует ситуацию! Пугай его, Алик, пугай! Долби одно и то же: "Ты убийца, ты убийца!" - и пучь истеричные глаза, тогда для клиента любой другой вопрос, не относящийся к убийству, - отдушина, освобождение от ужаса, и ответ на него он будет давать сразу, не задумываясь, и даже, может быть, искренне.
      - Кто же вот так, сразу, возьмет на себя убийство? Даже если он убивал, он сейчас не признается, конечно. Будет проведена экспертиза, снимут отпечатки пальцев, проверят его на детекторе лжи - вот тогда, с фактами в руках, можно будет заставить его заговорить. - Казарян нес хренотень, прикидывая, когда повыгоднее перейти на вопросы о связях.
      - И ничего ваша экспертиза не установит!
      - Рома! - опять закричал Алик. - Видишь, он и это знает! В перчатках работал!
      - Да что вы говорите?! - плачуще ахнул Денис. - Какие перчатки?!!
      - Резиновые! Ты их уничтожил? - продолжал орать Алик.
      - Ничего я не уничтожал!
      - Уже хорошо. Тогда где они?
      - Не было у меня никаких перчаток!
      - Убью, паскуда!!! - невменяемый Алик вскочил, за грудки поднял Дениса, затряс.
      Вскочил и Казарян, растащил их, раскидал по местам. Отдышавшись, сказал спокойно:
      - Ладно, Денис, успокойся. Может, ты и правда никого лично не убивал.
      - Не убивал я, не убивал я! - как за соломинку, схватился Денис за последние казаряновские слова, глядя на Казаряна как на звезду надежды.
      - Тогда ответь мне на один вопрос. Миня Мосин с этим делом связан?
      - Да что вы! - освобожденно позволил себе легкомысленное восклицание Денис. - Разве может допустить Михаил Самойлович связь с чем-то противозаконным?
      - А связь с тобой? - мрачно возразил ему Алик.
      Денис покосился на него, но отвечать продолжал Казаряну:
      - Михаил Самойлович - человек искусства, и ничто, кроме искусства, его не интересует.
      - Не искусства, а произведений искусства, - уточнил Казарян.
      - Что? - не понял Денис.
      - Миня Мосин - человек, любящий не искусство, а произведения искусства. Коллекционер.
      - Ну, я и говорю! - не видел разницы Денис. - Знаток! Знаете, какая у него коллекция?
      - Знаем, - утвердительно ответил Казарян. - Только ты-то какое имеешь отношение к искусству?
      - Я-то? Я-то никакого. Я просто помогал Михаилу Самойловичу.
      - В чем?
      - Ну, Михаил Самойлович интересовался, где и что из картин продается, какие новые вещи из старых вдруг всплыли, через меня просили его проконсультировать, как эксперта, какую ценность имеет то или иное произведение искусства.
      - Кто просил? Кто они?
      - В основном один Глеб Дмитриевич. Были, конечно, другие скоробогатеи, но они обычно разок картинку покажут, и все. А Глеб Дмитриевич - постоянный. Тоже, видимо, коллекционер, но в живописи, понятно, разбирался не как Михаил Самойлович. Вот и советовался.
      - Кто такой Глеб Дмитриевич?
      - Глеб Дмитриевич и Глеб Дмитриевич. Больше я ничего не знаю.
      - Как же ты с ним познакомился?
      - Меня с ним Покатый на работе свел.
      - На какой еще работе?
      - Да в баре у меня. Он мне и говорит, Глеб Дмитриевич, значит, - ты, Денис, Мосина знаешь. Устрой мне его постоянные консультации.
      - И ты, влюбленный в искусство, бескорыстно все устроил.
      - Почему бескорыстно? Я для него дело делал, он - платил.
      - И сколько же твоя любовь к искусству стоит?
      - Он мне платил по сотне за сеанс.
      - А сколько он Мине платил?
      - Вот этого я не знаю. Они между собой договаривались.
      - Где живет твой Глеб Дмитриевич?
      - Я не знаю.
      - Как это не знаешь? А картины где он показывал?
      - На какой-то даче в Кратове. Что не его эта дача - сразу видно. Запущенная, нетопленая. Если хотите, я могу показать.
      - Связывался как с ним?
      - Всегда он со мной связывался, а не я с ним. Он мне своего телефона не давал.
      - Он опять темнит, Рома? - устав сидеть молча, громко заявил Алик.
      - Я правду говорю... - обращаясь к Казаряну, заявил Денис и вдруг сейчас осознал, что не знает, как по имени-отчеству обращаться к своему спасителю.
      - Роман Суренович, - представился тот.
      - Роман Суренович! - радостно обратился Денис. - Я вам говорю чистую правду.
      - Верю, верю, - успокоил его Казарян, а нетерпимый Алик добавил:
      - К сожалению, слово "чистое" несоединимо с тобой, бармен.
      Чай остывал, Казарян разлил его по чашкам. Всем налил по рюмочке, но, поглядел на Дениса, сходил на кухню, принес стакан и налил половину.
      - Выпей, расслабься, - сказал Казарян и придвинул стакан Денису.
      Тот быстро выпил, закусил шоколадкой и в ответ на доброе казаряновское отношение доложил о том, что еще забыл рассказать:
      - Да! По рекомендации Покатого мы с Михаилом Самойловичем два раза милицию консультировали. По конфискованным вещам.
      - Чего, чего, чего? - живо заинтересовался Казарян. Перебив их, резко зазвонил телефон. Алик глазами показал, чтобы Казарян снял трубку.
      - Да, да, да... Леонид, пену взбивать поздно. Да, будем ждать двух часов. Да знаю я вашу писанину! Ты бы пораньше подъехал, кое-что занятное имеется. Не по телефону... Да ты пойми, не могу! Понял? Вот и хорошо. Ждем. - Казарян положил трубку. Часто помигал, отряхиваясь от разговора, ловил нить здешнего. Поймал: - И где же это милиционеры показывали вам с Миней конфискованные вещи?
      - Как - где? В милиции.
      - Весьма интересное кино. А не позвонить ли мне Михаилу Самойловичу? То-то обрадуется! - И скоренько, по памяти, набрал телефон. Ждал довольно долго, звонков пять-шесть. Сняли трубку наконец. - Здравствуй, Миня, здравствуй, родной! Нет сил дождаться субботы, вот и звоню. И повидаться с тобой хочу не в субботу, а сегодня. Как не знаю, знаю. Детское, половина одиннадцатого... Никто над тобой не издевается... И не будь столь категоричен. Здесь, у Алика Спиридонова, мы сидим и беседуем с Денисом. С ним, с ним самым. Он поведал мне массу увлекательных вещей, в которых ты не на последнем месте. А так как ваша с Денисом совместная деятельность вольно или не вольно, пока не знаю, - серьезнейшим образом переплелась с отъявленной уголовщиной, боюсь, что, если мы сегодня не выясним кое-какие обстоятельства, тебе придется общаться с правоохранительными органами... Казарян скучающе послушал долгое телефонное бульканье, а потом продиктовал Алькин адрес.
      Через двадцать минут прибыл Миня Мосин. Он был еще в прихожей, когда вновь задребезжал дверной звонок. Казарян, встречавший Миню, открыл дверь следующему посетителю. На пороге стоял капитан милиции Махов. В форме.
      - Вот и верь тебе после этого, - с горечью произнес Миня.
      Неведомыми путями они выбрались на Киевское шоссе.
      - Который час? - спросил Алексей - машинные часы, по Алькиному разгильдяйству, естественно, не работали, а на свои посмотреть - надо было отвлекаться от дороги. Смирнов ответил:
      - Одиннадцать.
      - Опередим их?
      - Если у них нет связи с оставшимися в городе, опередим.
      - Что у них - радиопередатчики, что ли?
      - Кто их знает - шпана серьезная, - не обнадежил его Смирнов. Теперь, когда не трясло по буеракам, можно было и поговорить спокойно. - Кто этот человек, Леша?
      - Я же сказал вам: самый богатый человек в Москве, делец.
      - Цех? Валюта? Перевал?
      - Посредничество.
      - И на посредничестве - самый богатый? - удивился Смирнов.
      - Если бы вы знали, между кем - и кем, вы бы так не говорили.
      - Так между кем и кем?
      - Это вы у него спросите.
      - Дело на него в моей бывшей конторе имеется?
      - Если только довоенное.
      - В возрасте, значит. Фамилия, имя, отчество?
      - Что вам это даст? Глеб Дмитриевич Ферапонтов. Настоящее это личико или лица - не знаю...
      - Какая официальная крыша?
      - Сейчас пенсионер, лет пять как на пенсию ушел, а до этого - много лет директор клуба на Пресне.
      - Где живет? - спросил Смирнов. Алексей не отвечал. - К нему же едем, опомнись!
      - На Масловке.
      - Эх, черт, через всю Москву! - раздосадованный Смирнов вдруг спохватился. - Постой, а у тебя права-то при себе?
      - Нет, они у меня в бардачке моей колымаги валяются.
      - Да ты что, спятил?! Скоро Внуково, сплошные посты, не хватало, чтобы орудовцы нас минут на сорок зацепили, тормози, дальше я поведу!
      Алексей остановился на широкой обочине, они вышли - каждый со своей стороны. Тишина была на Киевском шоссе, тишина, далеко-далеко еле слышно гудел дизельный мотор тяжеловоза, за лесом брехали собаки, а совсем рядом внезапно зашелся соловей.
      - Куда бежим, от кого спасаемся, кого за глотку берем? - спросил у тишины Алексей.
      - Поехали, - сказал Смирнов и сел на водительское место.
      Москву миновали без приключений. Без двадцати двенадцать были у Белорусского вокзала. На Масловку заезжали с Ленинградского проспекта, повернули направо, у конца сквера развернулись и после кинотеатра поскакали по трамвайным путям. Вильнув раза два в закоулках, машина остановилась у респектабельного кооперативного дома. Смирнов выключил мотор и молча сидел: ждал Лешиных действий. Леша, пристегнутый ремнем безопасности, не шевелился - никак не мог решиться. Смирнов, повернув голову, посмотрел на него. Леша ответил непонятным взглядом, хлопнул себя по коленям, отстегнулся и решительно распахнул дверцу:
      - Пойдемте, Александр Иванович.
      Смирнов закрыл машину и пошел следом за ним.
      - В девяносто девятую, - сказал Алексей консьержке, вопросительно глянувшей на него из закутка. Первым подошел грузовой лифт и они в него сели. До восьмого этажа Алексей успел погулять по обширной кабине. Когда дверь расползлась, он спросил у попутчика:
      - А вы к разговору готовы? С ним непросто будет.
      - Готов. Звони.
      Алексей подошел к двери и позвонил четырьмя звонками. Короткий, два длинных, короткий. Довольно быстро, без вопросов в щель, дверь широко отворилась.
      - Здравствуйте, Глеб Дмитриевич, - сорвавшимся голосом поздоровался Леша. - Я не один.
      - Вижу, - откликнулся сухой, с офицерским поставом спины и шеи, седовласый человек в домашней верблюжьей куртке. - Что ж, представь нас.
      - Александр Иванович Смирнов, полковник милиции. В отставке.
      - О вас, Глеб Дмитриевич, я наслышан, - перебил Лешу Смирнов, - так что давайте сразу же приступим к делу, тем более что времени у нас в обрез.
      - И я о вас, Александр Иванович, как вы изволили выразиться, наслышан. - Глеб Дмитриевич не поддался, не счел нужным существовать в ритме Смирнова. - Прошу. - И свободным жестом пригласил гостей в свою скромную двухкомнатную квартиру.
      Неудобно расселись вокруг журнального столика.
      - Вот такие пироги, - не выдержал паузы Алексей.
      - А что, у тебя другого выхода не было? - обратился к нему Глеб Дмитриевич.
      - Не было, - признался Алексей. - Ни у меня, ни у вас.
      - Тебе - верю, - успокоил его хозяин квартиры и обратился к Смирнову: - Слушаю вас.
      - Сегодня вечером, в помещении бывшего кафе "Привал странников" милиция, не без моей наводки, обнаружила трупы людей, убитых там в ночь с двадцать первого на двадцать второе. Пока эти трупы не были найдены, реальная опасность для того, кто приказал это сделать, исходила только от меня. Трижды он пытался избавиться от меня, но не удалось. По моим прикидкам и, полагаю, по вашим тоже, он уже знает - трупы обнаружены. Теперь для него главная и смертельная опасность - вы, единственный и сокрушающий свидетель. Его люди сидят у меня на пятках, они уже в Москве, и, как вы понимаете, сейчас, именно сейчас, их переориентируют на вас. У меня все. - Насколько я вас понимаю, Александр Иванович, у вас имеется какой-то план. - Глеб Дмитриевич спокойно и грустно смотрел на Смирнова. Каково мое место в вашем плане? Что я должен сделать сейчас?
      - Забиться в нору, из которой вас ему не достать. В милицию я вас, по крайней мере сегодня, сдать не могу из-за соображений, вам понятных. Мало ли что: вызов на срочный допрос, автокатастрофа, попытка к бегству - не мне вам объяснять. Вы его лучше знаете. Итак, нора.
      - Моя? - поинтересовался Глеб Дмитриевич. - Что ж, нечто похожее на нору имеется.
      - Вы же стеклянный, вы же у них на просвет! - удивился несообразительности Глеба Дмитриевича Смирнов. - Ваша нора - не нора, а угол, из которого они вас без труда достанут. Вся надежда на Алексея. Леша, у тебя должна быть глухая ямка, не может не быть! Так есть?
      - Есть, Александр Иванович.
      - Тогда поехали. - Глеб Дмитриевич встал. - Мне понадобится пять минут на сборы.
      - Мы ждем вас в машине, - решил Смирнов.
      Смирнов и Алексей спустились на лифте. Не выходя на улицу, Смирнов передал ключи от машины Алексею и распорядился:
      - Выйдешь один, сядешь за руль и сделаешь небольшой кружочек по переулкам. А я осторожненько посмотрю и дождусь, Глеба. Как только ты вернешься, мы выйдем.
      Все было проделано в соответствии с смирновскими указаниями. Пока осады не было.
      Леша остановился у подъезда, Смирнов с Глебом Дмитриевичем уселись, и "Нива" побежала подальше от опасности.
      На Дворцовой аллее, у стадиона "Динамо", Смирнов поменялся местами с Алексеем и спросил:
      - Куда?
      - Серпуховка.
      - Серпуховка так Серпуховка, - согласился Смирнов.
      И опять Москва, ночная, по-провинциальному вымершая к ночи. Улица Горького, Библиотека Ленина, Большая Полянка. Полутьма, асфальтовые просторы, слепые дома.
      - Надеетесь его побороть, Александр Иванович? - вдруг спросил Глеб Дмитриевич.
      - А зачем же я вас тогда обеспокоил? - Смирнов поднял глаза, чтобы в зеркальце увидеть собеседника. - Оставил бы вас с ним один на один, и разбирайтесь сами.
      - Как вы вышли на это дело?
      - Ну, это уж секрет фирмы, - засмеялся Смирнов.
      - Тогда прошу извинить.
      - Теперь куда? - спросил Смирнов у Алексея, когда они пересекли Садовое. - Указания давай.
      Алексей давал указания, а Смирнов их исполнял, вертясь в переулках. Наконец остановились у хрущевской пятиэтажки, окруженной разросшимися палисадными деревьями.
      Не шумя, поднялись на пятый этаж. Алексей позвонил, долго не открывали, спали, вероятно.
      - Кто там? - спросил наконец испуганный женский голос.
      - Я, - ограничился последней буквой алфавита Алексей, и тут же его радостно признали за дверью:
      - Леша!
      Загремела задвижка, зажурчала цепочка, и дверь открылась.
      - Ой! - испугалась женщина в ночной рубашке и убежала внутрь квартиры. Алексей легко и хорошо рассмеялся, обернулся к спутникам и сказал:
      - Проходите, проходите, нас приглашают.
      Милый, спокойный, московский уют, все, как надо, в комнате, куда их провел Алексей: круглый стол посередине, громадный оранжевый абажур с кистями над ним, по стенам - комод, диван, буфет, книжный шкаф. Заметив, что гости заинтересованно осматриваются, Алексей решительно оправдался:
      - Я ей все время предлагаю заменить эту рухлядь, но она ни в какую...
      - И правильно делает, - заметил Смирнов, а Глеб Дмитриевич спросил:
      - Прости, Леша, но она - кто?
      - Как кто? - удивился Алексей, - Люба.
      - Спасибо, теперь я знаю, как зовут хозяйку этого дома, поблагодарил Алексея Глеб Дмитриевич.
      - Это называется - выволочка, - прокомментировал происходящее Смирнов. - Не будь сявым, Алексей.
      Вошла Люба, в хорошем платье, причесанная, даже ресницы подкрасить успела - или всегда в боевой форме ждет Алексея? Улыбнулась, обнаружив ямочки на щеках, сказала тихонько:
      - Здравствуйте, вы уж извините меня, что так встретила вас, думала, Леша один...
      Извинилась и быстренько стала накрывать стол. Веселая в движении, ловкая, пухленькая, Люба делала дело и улыбалась от того, что так забавно все получилось. Такая и должна быть подруга у рискового человека - услада воина.
      Смирнов уловил момент, положил ладонь на круглое Любочкино предплечье и сказал:
      - Я скоро уйду, Любочка, и тогда вы их накормите.
      - Люба, пойдем в другую комнату или на кухню, им поговорить надо, распорядился догадливый Алексей, и они ушли.
      - Спрашивайте, Александр Иванович, - предложил Глеб Дмитриевич.
      - Как вы думаете, почему он пошел на крайние меры?
      - Вы, как мне кажется, и сами понимаете, почему, просто ждете подтверждения. Пожалуйста. Вы, конечно, уже проверили по спискам умерших в лагере? - И, дождавшись смирновского кивка, он продолжил: - И, конечно, знаете национальный состав: два армянина, три азербайджанца, три грузина и двое из Молдавии. Так вот...
      - Вы насчитали десять, а я по спискам выявил одиннадцать...
      - Одесский умер в прошлом году. Я продолжаю. Так вот, почти все они народ кавказский: шумливые, широкие, хлебосольные, любящие быть на людях и покрасоваться перед людьми. Первое время, после того как они исчезли из лагеря, они вели себя как надо, но в последнее время, надо признать, распустились. Гостили в тех местах, где их брали, почти не скрывали прошлой своей жизни, намекали и ненужно хвастались, дошло до того, что двое из них полгода тому назад нажали на него, пытаясь шантажировать. Да и нынешняя обстановка, атмосфера демократии и гласности, так сказать...
      - Ясно. В Москву вызывали их вы?
      - Да.
      - Предлог?
      - Создание треста по производству спиртных напитков, организация сети транспортировки и сбыта.
      - Ишь ты, как серьезно! И клюнули?
      - Как не клюнуть! - Глеб Дмитриевич откинулся на стуле и слегка посерьезнел. - В свое время Карл Маркс писал о том, что за триста процентов прибыли буржуа пойдет на любое преступление. А тут государство своими ограничениями и запретами дает возможность подпольному дельцу иметь тысячу процентов. Не мне вас учить, что всякий запрет порождает злоупотребление. Алкогольный подпольный бизнес - сейчас самое лучшее место для вложения капитала.
      - Вы знали, что их ликвидируют?
      - Мне об этом нетрудно догадаться, но так я говорю сегодня в последний раз, только вам, без свидетелей. На следствии и на суде я и мой адвокат будем утверждать обратное.
      - А он что будет утверждать на суде?
      - Вы думаете, он будет фигурировать на суде в качестве обвиняемого?
      - Не прокурора же.
      - Позвольте скептически отнестись к вашей уверенности.
      - Мы отвлеклись, - Смирнов жестко придерживался регламента. - Почему "Привал странников"?
      - Их, осторожных, битых, приехавших вместе с телохранителями, собрать вместе можно было только на нейтральной территории. Его команда и создала нейтральную территорию.
      - Понятно, всех разом. Поодиночке убирать и хлопотнее, и можно наследить, во всяком случае, шансов наследить больше, - дополнил Глеба Дмитриевича Смирнов. - Последний вопрос: вы же не душегуб, почему же вы согласились на такое?!
      - У меня не было выбора.
      - Прижал?
      - Не то слово - удавил. Загнал в угол и удавил.
      - Леша! Люба! - позвал Смирнов, и они тотчас вошли в комнату. - Я уезжаю. Спасибо, Любочка.
      Смирнов не отказал себе в удовольствии поцеловать хозяйку дома в круглую щеку. Глеб Дмитриевич продолжал сидеть за столом, обхватив голову руками и разглядывая скатерть. Когда Смирнов двинулся к двери, он, не оборачиваясь, спросил:
      - А вы не боитесь оставлять меня здесь, ведь я очень просто могу раствориться в воздухе?
      - Не боюсь. Если вы спрячетесь от меня и милиции, вы тем самым оставите его на свободе. И тогда от него вам спрятаться не удастся. Ну, я пошел.
      - Нам что делать? - поинтересовался Алексей.
      - Сидеть здесь и до моего появления не высовывать носа.
      - Сопьемся мы здесь, Александр Иванович, - высказал опасение Алексей.
      - Мне бы ваши заботы, - позавидовал им Смирнов, сделал общий поклон и покинул квартиру.
      Выбрался на Садовое. Пусто впереди и сзади, но береженого и бог бережет: по Ленинскому проспекту рванул к Воробьевскому шоссе, ныне Косыгина улицу - роскошное место для обстоятельной страховочной проверки. Постоял на смотровой площадке - трилистнике дорог, доехав до Мичуринского, свернул и, сделав поворот, промчался по Университетскому до светофора на Комсомольский. Проверился последний раз, слегка нарушая, срезал левый поворот на переключении зеленого на желтый и без паузы пошел на метромост. Чисто.
      На Комсомольском, у Третьей Фрунзенской глянул на часы - было без двадцати два. Управился, как обещал. Слева выскочил развеселый Никола в Хамовниках, и он выехал на эстакаду. С горба эстакады он увидел, как на проезжую часть Остоженки вышел орудовец со светящимся жезлом и указал ему этим жестом поворот направо, на набережную. Притормозя рядом с орудовцем, Смирнов недовольно спросил:
      - Почему по Остоженке нельзя?
      - Остоженка перекрыта на час по распоряжению МУРа. Если тебе на бульвары, давай прямо по Турчанинову и на набережную. У бассейна повернешь, - многословно объяснил скучающий, видимо, здесь милиционер.
      Непонятные дела. Смирнов по Турчанинову скатился к набережной. Хотел сделать поворот, как вдруг увидел перед собой черный радиатор большого "лендровера", на бешеной скорости выскочившего из-за угла. "Лендровер" ударил его "Ниву" в лоб. Несмотря на ремень, он сильно ушибся о баранку.
      Зашлось сердце, помутилось в голове. Последнее, что он неотчетливо видел: распахнутая дверца, чужое лицо в проеме и опускающаяся короткая дубинка.
      Очнулся он на грязном полу "лендровера", к которому его прижимали две пары ног. Дернулся слегка - на руках наручники. Смирнов в гневе и бессилии зарычал, но из-под пластыря, которым был заклеен его рот, донеслось мычание. Сверху сказали раздраженно:
      - Не мычи, падла, нервируешь!
      Сидевший слева наклонился и краем смирновской куртки стал чистить свои ботинки.
      Без пяти два в спиридоновскую квартиру явился генерал Ларионов. Открывший ему дверь Алик сказал, не поздоровавшись:
      - Не квартира у меня, а пункт охраны общественного порядка.
      - Нехорошо встречаешь давнего приятеля, Алик, нехорошо, - осудил его Ларионов и, повесив фуражку на вешалку, пригладил волосы, спросил: - Куда идти?
      - Вот сюда, - указал Алик, склоняясь перед ним подчеркнуто подобострастно. Ларионов вошел в комнату, по порядку фотографируя, рассмотрел Махова, Дениса, Миню, Казаряна, который, поймав суровый генеральский взгляд, спросил:
      - Пугаешь, что ли?
      - Тебя испугаешь, - сказал Ларионов и, не садясь, продолжил: - Через три минуты истекает смирновский контрольный срок. Махов, Казарян, ваши предложения.
      - Гляди ты, какой бойкий! - восхитился Казарян. - Он уже во главе, он уже распоряжается! Где ты был, когда Санька все раскручивал?
      - Я с тобой препираться не собираюсь. Все. Два часа. Предложений нет? Ну, тогда начинаю я. Пустите меня к телефону, - обратился Ларионов к Мине Мосину. Освобождая место у телефона, тот из кресла пересел на диван. Ларионов устроился поудобнее и набрал номер:
      - Дежурный? Ларионов. Сводку происшествий по городу за последний час.
      - Когда ты успел все ему выложить? - шепотом спросил Казарян у Махова.
      - Сегодня, в двадцать ноль-ноль, докладывая все обстоятельства дела по "Привалу странников", - ответил тот, косясь на начальство. А начальство, слушая трубку, по диалогу передвигало глаза с Казаряна на Махова. Не отрывая трубки от уха, Ларионов негромко приказал Махову:
      - Там у подъезда твои топчутся, позови кого-нибудь.
      Махов вышел на балкон, позвал:
      - Сырцов! Быстро сюда.
      Из кружка оперативников и шоферов вычленилась фигурка и кинулась в подъезд. Махов пошел открывать Сырцову дверь. Ларионов положил трубку на аппарат, отодвинул его от себя и сказал Казаряну насмешливо:
      - Не нравлюсь я тебе, Рома, да?
      - Я хамов в принципе не люблю, - с античной прямотой откликнулся Казарян.
      Махов ввел в комнату Сырцова.
      - А, стрелок! - узнал Сырцова генерал. - Срочно садись в машину и на угол Турчанинова и Кропоткинской набережной. Пять минут назад патруль сто седьмого отделения обнаружил там пустую и покореженную "Ниву". Алик, номер твоей машины какой?
      - Восемнадцать - тридцать семь, - упавшим голосом доложил тот. - Все. С Санькой беда.
      - Номер запомнил, Сырцов? Тут недалеко, у Крымского моста, на все про все тебе десять минут.
      Сырцов выскочил из квартиры как ошпаренный.
      - Можно и не проверять, - сказал Алик. - Это он, его похитили.
      - Допустим, что он, допустим, его похитили, - условно согласился с этой версией Ларионов. - Проиграем ситуацию: почему он ехал на набережную или с набережной?
      - Он не мог ехать по набережной, следовательно, и с набережной тоже, - впервые косвенно вступил в нормальный диалог с генералом Казарян, - с набережной ему незачем сворачивать в Турчанинов, с набережной - в наш переулок, и все дела. Вероятнее всего, что он свернул с Остоженки. По причинам, уже изложенным, он не мог ехать из центра. Абсурд, бессмыслица, он спешил успеть к двум и обязательно свернул бы в наш переулок. Он ехал по Комсомольскому и, въезжая на Остоженку, был вынужден спуститься по Турчанинову. Какое-то препятствие помешало ему продолжить путь по прямой.