- Да, дела неважнецкие! Вы что, частным сыском занялись? Так у нас это законом воспрещается. Ваши действия, Александр Иванович, антиконституционны. Сегодня, в период кардинальных, я бы сказал, революционных перемен, нарушение не то что духа, буквы закона будет караться самым решительным образом. Я не собираюсь вас стращать, но запомните: никакие старые заслуги, никакие связи не дают вам права попирать социалистическую законность.
      - Опомнись, Сережа, - попросил Смирнов. Но Ларионов не опомнился:
      - Вы, кажется, живете теперь в Москве? Где остановились? В гостинице?
      - Я живу у своего друга журналиста Спиридонова.
      - Там и прописаны?
      - Я не прописывался.
      - Так вот, Александр Иванович. Еще одно противозаконное ваше действие, и вы будете высланы из Москвы. В двадцать четыре часа.
      Генерал встал за своим столом. Встал и Смирнов.
      - Будь здоров, Сережа, - попрощался он и направился к двери.
      - Советую не забывать, что я вам сказал, - в спину Смирнову, вдогон напомнил генерал.
      Смирнов исчез за дверью. Казарян вдоль стола для заседаний прошел к генеральскому письменному и через него схватил Ларионова за лацканы тужурки, притянул к себе:
      - Учти, генерал, если ты сделаешь какую-нибудь пакость Саньке, я тебя под землей найду и размажу по первой попавшейся стенке, - и оттолкнул Ларионова так, чтобы тому ничего не оставалось, как усесться в свое служебное кресло.
      В дверях Казарян остановился и, умело копируя ларионовские интонации, закончил:
      - Советую не забывать, что я вам сказал.
      Не принимая во внимание уши секретарши, Смирнов спросил:
      - Порезвился?
      - Самую малость.
      Они вышли из приемной и поспешили навестить Махова вторично. На этот раз Махов сидел барином, засунув руки в карманы брюк и далеко вытянув ноги.
      - Как насчет завтрашнего? - спросил Смирнов.
      - Только что звонил Демидов. Рабочие будут после обеда.
      - Ты, я вижу, своего генерала не боишься.
      - А я его никогда не боялся. Уважал - это было. А после сегодняшнего, боюсь, перестану.
      - А ты давай в адвокатуру! - темпераментно предложил Казарян. - Дело по нынешним временам весьма и весьма перспективное. Могу содействовать. Руководство коллегии - все мои кореши по юридическому.
      - Есть над чем подумать, - Махов улыбнулся. А Смирнов все в одну дуду:
      - От Сырцова пока ничего?
      - Пока ничего. Вы домой езжайте, Александр Иванович. Отдохните, вам, я так понимаю, тоже было отпущено. Если что - я звоню.
      - Все-то ты сечешь, сыщик! - с одобрением заметил Казарян.
      У "восьмерки" маялся Алик.
      - Ну что там? - азартно полюбопытствовал он.
      - Там - ничего хорошего, - Казарян обошел машину, сел за руль. Садись, поедем.
      - Куда? - обиженно спросил Алик.
      - К тебе! - заорал Казарян. - Садись, кому говорю!!!
      - Нервные все очень, - ворчал Алик. - Что там Ларионов, можете сказать?
      Они выехали к Пушкинской площади. У светофора остановились, и тогда Казарян удостоил его ответом:
      - Скот твой Ларионов.
      - Ну, допустим, он не мой, а ваш...
      - Санька! - Казаряна вдруг осенило. - Не мог он так, ни с того ни с сего! Может, откуда-нибудь надавили?
      - Все может быть, - вяло согласился Смирнов. И тут Казаряна осенило еще раз:
      - Алик, а твоего однокашника Грекова Владлена за бока взять можно?
      - Владлена Грекова можно взять за бока, - подчеркнуто официально ответил Алик. - Только вот на какой предмет? Вы же не изволили мне ничего объяснить.
      - Приедем к тебе - объясним, - пообещал Казарян.
      Приехали и объяснили. Алик взялся за телефон. Помощник Грекова сказал ему, что Владлен Андреевич проводит ответственное совещание, и, как только он хоть ненамного освободится, то он - помощник - доложит ему.
      - А как скоро это может произойти?
      - Не ранее чем через час, - не порадовал Алика помощник. - Как только это произойдет, я немедленно вам позвоню. Продиктуйте, пожалуйста, ваш телефон. - Алик продиктовал и повесил трубку.
      - Он кто теперь? - спросил Смирнов.
      - Большой бугор. Куратор нашей бывшей конторы, - ответил за Алика Казарян.
      - Начальники растут, как грибы, - непонятно, радуясь или огорчаясь, отметил Смирнов.
      - Ни дня оперативной работы, и гляди-ка ты - знаток сыскного дела номер один! - прямо-таки задыхаясь от восторга, воскликнул Казарян.
      - Да ладно, ребята, - попытался утихомирить их Алик. - Сами же на прием к нему напрашиваемся и сами загодя обсираем.
      - А мы что? А мы ничего, - ернически обнародовал их общую со Смирновым лояльность Казарян.
      - Хуже нет - ждать да догонять, - зевнув, заметил Алик. - И не выспался.
      - Хуже - убегать, когда догоняют, - поправил его Смирнов и решил за всех: - Будем ждать.
      - Вот так сидеть и ждать? - Алик вопросом хотел уточнить их будущее времяпрепровождение.
      - Вот так и сидеть и ждать, - отрезал Смирнов.
      - Алик, а почему мы беспрекословно подчиняемся ему? - вдруг прозрев, изумился Казарян. - Кто он такой, по сути? Отставной старый хрен с весьма сомнительным высшим образованием! А мы, интеллигенты, интеллектуальная элита, к мнению которой с почтением прислушивается всесоюзная общественность, покорно, не рассуждая, исполняем его капризы.
      - Комплекс поколения, - четко ответил Алик. - Мы исторически обречены смотреть на них снизу вверх.
      - Это почему же? - всерьез заинтересовался Смирнов. - И кто это - вы?
      - Мы - поколение с четко определенными границами, - Алик основательно усаживался на своего любимого конька. - Границы эти определила война. Мы это те, кто не воевал, но хорошо помнит войну. Мы - люди рождения с двадцать восьмого года по тридцать седьмой. Мы твердо знаем, что воевавшие, такие, как ты, Санька, спасли нас. И сознаем это не разумом, не логическими построениями, а звериным ощущением тех лет. Эмоциональной памятью о пустом желудке, привычке опасности бомбардировок, о желтом язычке коптилки, о сыпном тифе на вокзалах, о вокзалах, набитых бабами с детьми, неизвестно куда едущими и когда уезжающими. Я помню, Саня, время вашего возвращения. Именно тогда вошла в нас вина за то, что вернулись немногие из вас. Разница между нами и вами от двух до десяти лет, но эта граница решила все. Вы - мужчины, солдаты, мы - пацаны. На всю жизнь робость перед вами и вина. И это - беда наша. Мы навсегда остались мальчишками, боявшимися, не из-за трусости, нет, из-за беспредельного благоговения перед вами, сделать самостоятельный решающий шаг, определяющий историческую значимость того или иного поколения. И не сделавшие этого шага. Поэтому мы, по серьезному счету, взрослые, созревшие для реальных действий люди, никаких действий не совершили, проигрывая по очереди год пятьдесят третий, год пятьдесят шестой...
      - Выходит, мы во всем виноваты, - иронизируя, пробубнил Смирнов.
      - Не во всем, но виноваты. Скорее даже не вы, а война. Она приучила вас к мысли, что приказ командира - закон для подчиненного. И вы все эти годы ждали приказа. А мы глядели на вас и ждали, что сделаете вы.
      - Ты знаешь, Алька, почему самая любимая моя картина - "Зеркало" Тарковского? - перебил его Казарян. - Вот из-за этого чувства неизбывной вины. Вины за все: за прошлое, за настоящее, за будущее всех людей. Вина и боль за то, что нам не дано ничего исправить в этой жизни. Ни ему, ни тебе, ни мне.
      - Пытаемся, Рома, пытаемся. Вы заметили, как авангард, яростно бьющийся сегодня за перемены - люди нашего поколения. Мы еще пытаемся сделать тот не сделанный тридцать лет тому назад шаг.
      - Что же ты на днях орал, что вы выдохлись, что на пенсию пора? торжествующе уличил Алика Смирнов. - Тогда врал или сейчас врешь?
      - Не врал тогда, не вру и сейчас. Конечно, поздно начинать второй раз, в одну и ту же реку не войдешь дважды. Но кому-то надо начинать! Вы одряхлели, как воспитано следующее поколение и кем, мы знаем.
      - Вами, вами воспитанное! - уличил уязвленный замечанием о дряхлости Смирнов.
      - И нами тоже, - согласился Алик. - Еще одна наша вина...
      Зазвонил телефон. Алик снял трубку:
      - Тебя, Саня. Махов.
      Смирнов взял трубку, долго слушал. Потом сказал озабоченно:
      - Да, хреновато у нас с вами получается. Опаздываем. Пусть дома спросит, по приятелям пройдется. - Опять стал слушать. - Ну, тогда пусть по официальным каналам.
      Положил трубку, растер ладонями лицо.
      - Что там, Саня? - спросил Казарян.
      - Водила, который, вероятнее всего, залил из бетоновоза подвал в "Привале", пропал. В журнале диспетчера значится, что он из-за испорченного мотора в ночь с двадцать первого на двадцать второе вынужден был слить бетон на свалке. С ним бы задушевно про эту свалку поговорить, а он пропал.
      - Думаешь, они? - осторожно поинтересовался Казарян.
      - А кто же еще! - раздраженно ответил Смирнов.
      - Тогда вряд ли найдут.
      - Вот именно! - Смирнов встал и вышел на балкон. "Привалом" еще раз полюбовался. Опять зазвонил телефон.
      - У меня зазвонил телефон. Кто говорит? Слон. Откуда? От верблюда, обратился к Чуковскому Казарян. Алик снял трубку и скорчил лицо: заткнись, мол, Казарян.
      - Да. Да. Да. Спасибо вам большое, - и положил трубку.
      - Ну и что тебе сообщили от верблюда?
      - Сообщили, что верблюд ждет нас в шесть часов. Санька, иди сюда! позвал Алик. Смирнов вернулся с балкона. - Греков приглашает нас к шести.
      Смирнов глянул на часы и взвыл:
      - Господи, еще три часа!
      - Как раз неторопливо успеем пожрать.
      - У меня жрать нечего, - предупредил Алик. - Вообще-то на рынок и в магазин надо смотаться.
      - Рынок, магазин отменяется. Все, как один, в "Узбекистан", возгласил Алик и поднялся.
      - Лагманчика бы неплохо, - помечтал Алик, - но там очередь всегда.
      - Это смотря для кого, - срезал Казарян. - Вперед, бойцы! И бойцы двинулись вперед.
      На обширной стоянке у тоскливого квадратного здания они выбрались из казаряновской "восьмерки". Было без десяти шесть.
      - А ты что делать будешь? - спросил Алик у Казаряна.
      - Я-то? Вас подожду.
      В это важное здание Смирнов и Алик проникли без пропуска: от самых входных дверей их уважительно сопровождал молодой предупредительно вежливый помощник Грекова.
      Поднялись каким-то особым лифтом и прошли в отдельную коридорную загогулину, в которой находился кабинет Грекова.
      Все-таки жидковат современный интерьер: светлое дерево, долженствующее придавать помещению легкость и праздничность, выглядело как покрашенная картонка, которой поспешно и на короткий срок перегородили необъятный нежилой сарай.
      Греков, ожидая их в приемной, вяло перебрехивался с хорошенькой секретаршей.
      - Ну, здравствуйте, - сказал он, обнял Алика и Смирнова за плечи и повел их в кабинет.
      Как был одет Владлен Греков! Светлый, почти белый костюм, ярко-голубая крахмальная рубашка без галстука, голубой замши легчайшие мокасины - все, как влитое, сидело на ладном, ловком теле. Греков за свой стол не сел. Все трое устроились в углу на креслах, у журнального столика.
      - Так что же у вас там, братцы мои, произошло?
      Братцы рассказали, что произошло. Точнее, один братец - Смирнов.
      - Да... Как говорится, формально - прав, а по сути - издевательство. Особенно эти угрозы насчет двадцати четырех часов. - Греков встал с кресла, подошел к столу, сказал в селектор секретарше: - Светочка, с Ларионовым соедини... Если он, конечно, на работе.
      Ларионов на работе был.
      - Греков. Ты что ж, Сергей Валентинович, заслуженных людей обижаешь?.. Я Смирнова, Смирнова имею в виду... Так ведь боевой конь при звуке трубы... Понимаю тебя, понимаю... Но эти твои угрозы... Учти, мы в обиду наших ветеранов никому и никогда не дадим... Он не будет... - Греков ладонью прикрыл микрофон и спросил у Смирнова: - Саня, не будешь?
      - Буду, - голосом из подземелья отозвался Смирнов. Греков захохотал. Отхохотался, снял ладошку с микрофона и сказал:
      - Он больше не будет. У меня все.
      Греков вернулся к журнальному столику, завалился в кресло:
      - Я его не оправдываю, братцы, но его понять можно. Теперь страшнее зверя, чем прокурорский надзор, нет. - Греков был строг, но справедлив в оценках. Оценив все, решил покончить с делами: - В общем, Саня, живи спокойно и спокойно действуй, но действуй в рамках дозволенного. Договорились?
      - Я всегда стараюсь действовать в дозволенных рамках, - противным голосом начал Смирнов, но Греков, прерывая, положил руку на его плечо:
      - Ну, ну, не ершись, Саня. Я сказал, все будет в порядке, значит, все будет в порядке. По чашечке кофе? Света живо сварганит.
      - Нас Роман в машине ждет, - подал голос Алик.
      - То-то я смотрю: третьего мушкетера не хватает. Что ж с вами не зашел?
      - Счел неудобным, Влад.
      - Вот, вот, так и живем! - Греков возмущенно переменил позу: была правая нога перекинута на левую, теперь левую перекинул на правую. - Дела, спешка, суета и условности, условности табели о рангах. Поэтому теряем старые дружеские связи, видимся друг с другом только по необходимости. Когда мы с тобой, Алик, последний раз по-человечески поговорить смогли? У тебя на остоженском новоселье. Это ж года полтора тому назад. Я не ошибаюсь?
      - В апреле прошлого года, - уточнил Алик.
      - Ребятки, - осенило Грекова, - приезжайте ко мне на дачу в это воскресенье. Старое вспомним, посидим как следует. У меня дача на водохранилище. Да ты же, Алька, у меня там был! Я сейчас один, семья на Рижском взморье...
      - Был. Три года тому назад. Спасибо за приглашение. Постараемся. Алик поднялся.
      Встал и Смирнов. Греков провожал их до дверей. И у дверей его осенило второй раз:
      - А что, Саня, может, вернешься на преподавательскую работу. Дурацкие и подлые наветы за Азию давно отметены. Твои же опыт, хватка, принципиальность - бесценны и очень нужны сегодня, именно сегодня. Ну, как ты, Саня?
      - Я подумаю, - вежливо ответил Смирнов.
      - Что ж, это твое право, - сказал Греков и сердечно пожал им руки.
      В сопровождении помощника они спустились вниз.
      - Ну что там? - полюбопытствовал Казарян, когда Смирнов и Алик подошли к машине, не дотерпев, пока они обоснуются в салоне. Но они не спеша устраивались, и только после этого Алик загадочно заявил:
      - Нет, начальники - не чета нам, начальники - великие люди. Непримиримо конфликтующие стороны остались при своих и в то же время почему-то довольны донельзя. Если б начальников не было, все рухнуло бы в ожесточенной борьбе.
      - Ты конкретно о деле можешь говорить? - рассердился Казарян.
      - Могу. Во всяком случае, в ближайшее время Саньку из Москвы не вышлют.
      - С паршивой овцы хоть файф-о-клок, - удовлетворенно заметил Казарян. - Куда теперь, солдаты невидимого фронта?
      - Подкинь меня в редакцию, - попросил Алик. - А сами решайте, чем вечер занять.
      Доставили Алика на Пушкинскую.
      - Я дома буду к двенадцати, - сказал он, вылезая. - Ты доставь Саньку к этому времени.
      Казарян позвонил, и они поехали за Галочкой. Влетев на переднее сиденье, она сообщила:
      - Вас, Роман Суренович, на студии обыскались. Актив какой-то, на котором вы должны были выступать.
      - Не до активов мне сейчас, - сказал Казарян и вдруг обиделся: - И вообще я в простое, что хочу, то и делаю. Могут не беспокоиться!
      - А они уже не беспокоятся. Побеспокоились, побеспокоились и успокоились.
      - Вот и слава богу, - удовлетворился Казарян.
      - Что физик? - бестактно спросил Смирнов, чтобы влезть в беседу.
      - А что физик? - беспечно сказала Галочка. - В связи с какой-то научной победой в лаборатории спирту нажрались, и он пришел домой в полных кусках. Сейчас спит.
      - Хорошо физикам, - позавидовал Смирнов.
      - Чем займем вечерок? - спросил Казарян. - Думай, Галка.
      - Кататься. Хочу кататься. Чтобы из Москвы уехать, чтобы скорость, чтобы ветер. Одурела от жары, от каменных зданий.
      - В Загорск давай, - предложил Смирнов. - И церкви посмотрим, и трасса отличная.
      - Не надоела тебе эта дорожка? - ехидно осведомился Казарян.
      - Да иди ты...
      - Только чур, после Окружной я за рулем! - хищно потребовала Галочка.
      - Ехать так ехать! - Казарян решительно развернулся, и они понеслись привычным путем.
      Поселки, перелески, мосты. И ветер, желанный ветер. С ходу приступом взяли пригородную горку и ворвались в Загорск.
      С непривычки слегка обалдели от смены темпа, когда, припарковав машину, они вышли на волю у монастыря. Неторопливо передвигались по горбатым улицам прохожие, почтительно молчаливы были иностранные туристы, дисциплинированным ручейком вливаясь в "Икарус", целеустремленно, но благолепно ходили монашки по своим божеским делам.
      - Одессуе - природа, богом благословенная, ошуе - храмы рукотворные. Лепо, - перешел на церковнославянский Казарян.
      В умиротворении походили по монастырю, а когда стало смеркаться около десяти - заторопились: хотели успеть поужинать в "Сказке".
      - Осоловела от еды. Дремать буду, - решила Галочка и уступила руль Казаряну. Казарян вел машину без Галочкиного взвинченного азарта, уверенно, плавно, но на той же скорости. Казарян, не отрывая взгляда от дороги, одной рукой включил приемник и попал на "Рапсодию в голубом" Гершвина. Галочка с закрытыми глазами тихонько и удачно начала подмурлыкивать. Стало совсем хорошо, дальше некуда.
      Доставили Галочку.
      - Физику привет передавай, - сказал на прощанье Смирнов.
      - Когда проспится, передам, - пообещала Галочка.
      А вот и дом родной. Спустились от Остоженки и остановились у подъезда.
      - Спасибо, Рома, за прекрасный вечер, - захлопнув снаружи дверцу, в окошко сказал Смирнов.
      - Завтра к девяти я у вас, - ответил Казарян на невысказанный вопрос и медленно тронулся.
      Смирнов стоял и смотрел, как "восьмерка" катила к набережной.
      - Помогите, помогите! - призвал вдруг пронзительный женский голос, и сразу же неподдельный, звериный от дикой боли крик: - А-а-а!!!
      Крик шел сверху, от пустыря на месте снесенного ветхого дома. Смирнов кинулся туда, на ходу вытаскивая пистолет. Когда он вырвался из черной ночной тени дерева, опять бог, солдатский бог отдал мгновенный приказ: падай! Одновременно с его падением раздалась резкая автоматная очередь. Мимо, мимо! Смирнов скатился с высокого тротуара в его тень на проезжую часть, тщетно стараясь вырвать запутавшийся в ремнях пистолет.
      Из каменной подворотни появился человек. Он целился в Смирнова из миниатюрного автомата, целился тщательно, наверняка.
      Ниоткуда на освещенной мостовой возник второй человек. Раскорячившись и держа пистолет двумя руками, он слал пулю за пулей в человека с автоматом, который на свою беду за миг до этого видел только Смирнова. Человек с автоматом опустил автомат, постоял секунду и рухнул.
      От набережной на бешеной скорости неслась казаряновская машина. Человек с пистолетом помог Смирнову подняться.
      - Саня, ты живой?! - проорал вырвавшийся из машины Казарян. Стоявший на слабых ногах Смирнов очнулся вдруг и заорал тоже:
      - Рома, там наверху, на пустыре, только что баба была. Поймай ее! И, вытащив наконец парабеллум, протянул его Казаряну. Казарян схватил пистолет и рванулся наверх.
      В окнах ближайших домов загорался свет.
      Человек с автоматом лежал лицом вниз и раскинув руки. Смирнов и человек с пистолетом направились к нему. Смирнов хромал сильнее обычного.
      - Вас не задело, Александр Иванович? - спросил человек с пистолетом. И только сейчас Смирнов узнал его:
      - Сырцов.
      - Я, Александр Иванович. Что у вас с ногой?
      Смирнов с трудом согнул хромую ногу, посмотрел на ботинок. Каблук его выходного австрийского башмака был срезан, как ножом. Засмеялся нервно, пояснил:
      - Кривая нога лечь вовремя не успела. Вот каблуку и досталось.
      От подъезда бежал Алик. Добежал, прижал Смирнова к себе:
      - Ты живой, живой, старый дурак!
      Смирнов осторожно освободился от Алькиных рук и предложил Сырцову:
      - Давай-ка клиента повнимательней осмотрим.
      Подошли к телу вплотную, не трогая, стали рассматривать.
      - А что у него за машина? - спросил Смирнов. Сырцов не успел ответить - опередил Алик:
      - Укороченный "калашников". - И, оправдываясь, под удивленными взглядами Смирнова и Сырцова пояснил свою осведомленность: - Во всех американских проспектах он изображен.
      - Кто ты такой? - Смирнов присел на корточки, чтобы получше рассмотреть клиента. И первое, что он увидел, была наколка на правой руке. Голубыми контурами изображенные спасательный круг и якорь. Смирнов спросил у Сырцова:
      - Леонид где? Паренек по его части.
      - Патрульная машина подъедет, и я его вызову.
      - А ты как здесь оказался?
      - У нас здесь вторые сутки пост, Александр Иванович.
      - Ясненько. Ай да Махов! - Смирнов еще раз глянул на тело молодого человека без особых примет. - А стреляешь ты, Сырцов, лихо.
      - Я не стрелять должен был, а взять его. Как же я его не заметил до вашего приезда!
      - Ты не одного, ты по крайней мере троих не заметил.
      - Как троих?
      - Да так. Этого вон, сигнальщика, который его оповестил.
      - Саня, - перебил его Алик. - Ромка бабу какую-то ведет.
      - А третий с этой бабой был, - завершил перечисление тех, кого не заметил Сырцов, Смирнов, глядя, как сверху приближаются Казарян с бабой.
      Казарян вел расхристанную зареванную не бабу - молодку, - вел, придерживая ее за плечо, чтобы не побежала куда не надо. Молодка была титяста до невозможности - того женского генотипа, в котором торжествует странная закономерность: чем больше бюст, тем стесаннее бедра. Милая эта парочка подошла. Молодка всхлипывала.
      - Ты почему звала на помощь? - спросил Смирнов.
      - Он попросил, - ответил молодка и зашлась икотным плачем. Смирнов терпеливо дождался, пока рыдания поутихли малость, и задал второй вопрос:
      - Кто он? Рассказывай подробно.
      - Леопольдом назвался. В честь меня, говорит, кота в мультяшке назвали. Он со мной в баре на Остоженке познакомился, я Лариску ждала, а он подсел.
      - Где ж ты надралась? Бар-то безалкогольный.
      - У него с собой было. Мы в баре посидели, посидели, а Лариски все нет. Он и говорит: пойдем, Таня, на волю, выпьем. Стакан в баре взяли и пошли. Здесь вот на лавочке устроились. Выпили, а он и говорит: "Хочу, Таня, своего приятеля проверить - смелый он или трусливый. Когда он домой будет возвращаться, ты закричишь: "Помогите, помогите!" "Если он сюда побежит, то храбрый, если не побежит, то трус". Вот я и заорала громко, как он просил.
      - А взвыла так громко отчего?
      - Тут взвоешь. Я крикнула два раза "помогите", а он как за сосок крутанет, крутанет! Да так больно, так больно!
      - Как же он сразу так точно за сосок твой ухватился?
      - А он не сразу. Он для своего удовольствия у меня за пазухой шарил.
      - Контрактованная, что ли, лимитчица?
      - Какая я вам лимитчица, - обиделась Таня. - Я пятый год в Москве. А он, как только меня за сосок помучил, вскочил и убежал.
      И сверху, от Остоженки, и снизу, от набережной, донеслись тоскливые звуки милицейских сирен.
      - Наконец-то, - облегченно сказал Сырцов.
      Сверху прибыла патрульная - "газик", снизу оперативная - "Волга". Сырцов подошел к "Волге", предъявил в окошко удостоверение и громко сказал:
      - Общемосковская операция. Прошу срочно соединиться с дежурным и доложить следующее: "Немедленно необходим капитан Махов. На участке старшего лейтенанта Сырцова ЧП".
      В "Волге" засуетились, стали кричать в телефон. Смирнов подсказал Сырцову:
      - Скажи им, чтобы пустырь сейчас же прочесали. Пусть бутылку и стакан ищут. А то вон столпились, дармоеды чертовы!
      Действительно милиционеры из "газика" с интересом рассматривали труп.
      - Дело есть, ребята! - бодро оповестил милиционеров Сырцов и повел их на пустырь.
      Освещенные окна вокруг распахнулись: с прибытием милиции для зрителей экстраординарного происшествия безопасность была обеспечена, и зрители с комфортом приступили к основному занятию зрителей - зреть.
      - А мне что сделают? - встрепенулась Таня, с надеждой глядя на Казаряна и Смирнова.
      - Еще раз сосок крутить будут, - пообещал Казарян.
      - Сейчас начальник большой приедет, он с тобой разберется, - успокоил ее Смирнов.
      - А в тюрьму не посадят?
      - Не посадят.
      - Саня, из автомата по тебе стреляли? - спросил Алик, зная, что это так.
      - Знаешь, он мне башмак испортил! - вспомнил Смирнов и, стоя на одной ноге, снял испорченный башмак. Смирнов стоял, как аист, а Казарян и Алик рассматривали башмак.
      - Новый каблук набить, и все. Плевое дело. Завтра к сапожнику снесем, и будет твой австрийский башмак как новый, - успокоил Смирнова Казарян, а Алик обеспокоился:
      - Саня, где твоя палка?
      - Черт ее знает. Где-то здесь должна быть.
      Поискали и нашли. Вернулся Сырцов. Предложил заботливо:
      - Александр Иванович, может, вы домой пойдете? Отдохнете пока? Когда нужда в вас появится, мы с Маховым к вам придем.
      - Бутылку и стакан нашли?
      - Бутылку нашли, а стакан ищут.
      - Пойдем, Саня, - поддержал Сырцова Алик.
      Смирнов залег в кресло и попросил:
      - Водки. Стакан. Полный.
      Алик метнулся на кухню, а Казарян присел рядом.
      - Худо, Саня? - осторожно спросил он.
      - Хуже не бывает, - признался Смирнов. - Трясусь, как овечий хвост. Помнишь, как полчаса тому назад я сказал про прекрасный сегодняшний вечер. Ничего себе вечерок выдался.
      Вернулся Алик с гладким полным стаканом и куском черного хлеба: смирновские вкусы знал. Чтобы удобнее было пить, Смирнов перевел себя из лежачего положения в сидячее. Вздохнул глубоко, решился и, не отрываясь, перелил содержимое стакана в себя. Сдерживая дыхание, нюхнул хлебушка, потом откусил кусочек и, покатав его во рту, проглотил.
      - Прошло, - через некоторое время признал он, откинулся в кресле ждать благодетельного удара.
      - Как же ты, Рома, допустил такое? - с упреком спросил Алик.
      - Я его к порогу, понимаешь, к порогу подвез, а когда поехал, в зеркало за ним следил. - Казарян вину свою знал, он просто объяснял, как это получилось. - В башку не пришло, что они его бабьим криком от подъезда выманят.
      - Не казнись, Рома. - Смирнов слегка поплыл и заговорил: - Просто они хорошо продумали свою операцию, а мы слегка расслабились.
      - Хорошо продумали, а в тебя промахнулись! - не ощущая кощунственности своей фразы, уличил Смирнова в неточности Алик.
      - Это не они промахнулись, это я от них ушел, - высокомерно отпарировал Смирнов. - Оказывается, фронт сидит во мне и будет сидеть до конца жизни. Недаром один знакомый танкист все время приговаривал: "Болванка до моего танка пяти метров не долетела, а я, сталинский танкист, уже в кювете".
      - Как ты все-таки смикитил? - осторожно спросил Казарян.
      - Вот только сейчас просек: свет фонаря, освещенная площадка. Я из тьмы на нее шагнул, и вдруг понял: если выстрелит, то сейчас. Ну и рухнул как подкошенный.
      - Бог за тебя, Саня, - признал это Алик.
      - Солдатский бог, - уточнил Смирнов, - Алька, давай кино посмотрим, а? Но сегодня без выстрелов чтобы. Веселое что-нибудь. И еще полстакана налей.
      Алик начал с последнего - принес полстакана и начал перебирать кассеты. Нашел что надо, включил телевизор, включил деку. На экране возник Париж, а затем Мулен-Руж. Пошла программа знаменитого варьете. На уютную сцену вырвался новаторски обнаженный традиционный кордебалет. И тут Казаряна пробил неудержимый смех.
      - Ты что, Рома? - встревожился Алик. Указывая пальцем на экран, Казарян продолжал хохотать. - Сбрендил, что ли?
      Не отрывая глаз от обнаженных французских титек, Казарян сказал, давясь:
      - Их бы, как Таньку, всех разом за соски крутануть... - И уже закатился, не сдерживаясь. Тут смех напал и на Алика со Смирновым. Алик грохнулся на диван и дрыгал ногами. Смирнов никак не мог выпить полстакана.
      Задребезжал дверной звонок. Не прекращая смеяться, Алик пошел открывать.
      Махов вошел в комнату и остановился в растерянности. Глядя на него, троица стала утихать.
      - Садись, капитан, - смог наконец предложить Смирнов. - А Сырцов где?
      - Занят пока, - ответил Махов, косясь на обнаженных девиц на экране. Троица на экран не смотрела: боялись нового приступа.
      - Хороший он у тебя паренек, - сказал Смирнов.
      - Хороший-то хороший, а навалял.
      - Ты его не дави, Леонид. Он один больше того, что сделал, сделать не мог. Для того чтобы их опередить, нужно было перекрестное наблюдение. Как у них. Должно было быть задействовано не меньше трех оперативников, порассуждал Смирнов и выпил наконец свои полстакана.
      - Одного-то - на свой страх и риск, а вы - трое. - Махов не удержался, полюбопытствовал: - А что это вы такое смотрите?
      - Программа французского варьете, - объяснил Алик.
      - Да, - опомнился Махов. - Ни сегодня, ни завтра мы вас, Александр Иванович, беспокоить не будем. А денька через три вы уж дайте показания следователю. Договорились? Теперь насчет завтрашнего дня. Я попробую нажать, чтобы рабочие были...
      - А Ларионов-то что?
      - А Сергей Валентинович пока меня не вызывает. Ну и я не высовываюсь. Да, я совсем забыл про вас, товарищ Казарян. Вы ведь свидетель...
      - Я, пока Смирнов в Москве, с ним одной веревочкой. Так что, Леонид, всегда к вашим услугам.
      - Тогда все, - решил так и не присевший Махов и направился к дверям. Погоревал на прощанье: - С вами бы посидеть, кино посмотреть, да дел невпроворот.
      Было два часа ночи. В три уехал Казарян, Смирнов и Алик легли спать.
      В девять часов утра бритый и уже позавтракавший Смирнов наяривал по телефону, Махова искал. Нашел и огорчился: не получилось у Махова, рабочие могли быть только после двух. Рассказал об этом Алику. Пригорюнились.
      - Чем бы заняться? - с тоской вопросил Смирнов.