Пора, солдат, он прав, пора! Смирнов кинул свою девяностокилограммовую тушу на человека, ударил его позвоночником о железные перильца балкона, подсев, перекинул за ноги податливое в шоке чужое тело через балконное ограждение и сел на кафельный пол.
      В открытый космос вышел не он, вышел другой, чье тело издало несильный звук, встретившись с землей.
      Смирнов метнулся к входной двери - закрыть, закрыть как следует. Закрыл на все замки и опал, сполз вниз на преддверный пыльный коврик. Нос намокал внутри и снаружи - от слез, от пота ли? Смирнов шмыгнул влажным носом, привалился к двери и закрыл глаза.
      Сколько он так сидел - ему неизвестно. Открыл глаза потому, что изменился световой режим: из дверного проема столовой легла на коридорный пол жесткая полоса нестерпимо яркого света. Электричество врубили. Он встал, включил дополнительно и верхний свет, включил лампочку в прихожей, включил лампочку в коридоре.
      Решился наконец: выйдя на балкон, посмотрел вниз.
      Не было там ничего: ни толпы, ни кареты "скорой помощи", ни разбитого падением тела. Вполне сносно освещенный окнами тротуар, чуть дальше скверик, еще дальше - пустые сгоревшие дома. Смирнов решительно направился на кухню, достал из холодильника початую бутылку водки, кривой пупырчатый огурец, а из шкафа - стакан. Налил полный, не отрываясь, принял его и, закусив несоленым огурцом, стал ждать, когда в желудке уляжется доза. Дождался и пошел в столовую искать.
      Палку нашел сразу: она была на виду. А штуку, которой ему хотели проломить башку, обнаружил после долгого ползания на четвереньках под телевизионным столиком.
      Нет, не проламывать башку должна была эта штука. Отключать без следов. Добротно и изящно исполненная резиновая короткая дубинка со свинцовым стержнем внутри.
      Смирнов сел в кресло, положил дубинку на журнальный столик, придвинул к себе телефон, но звонить медлил, ожидая водочного удара. Снизошло-таки: обнаружился добрый костерок в желудке, отпустило напряженные мышцы живота, сладостно загудели суставчики.
      Он набрал номер, долго слушал длинные звонки и сказал в ответ на хриплое - со сна - казаряновское "да":
      - Ты мне нужен, Рома.
      - Ты знаешь, который сейчас час?! - закричал возмущенный Казарян.
      Смирнов глянул на часы. Было без двадцати минут час. Ответил:
      - Знаю.
      - Пьяный, что ли? - уже миролюбиво поинтересовался Казарян.
      - Рома, моя машинка у тебя далеко запрятана?
      - Так серьезно, Саня?
      - Да.
      - Буду через полчаса. Жди.
      - И с машинкой, - распорядился Смирнов.
      Через полчаса он спросил у закрытой двери:
      - Кто?
      - Открывай, Саня, - ответил неподражаемый казаряновский голос. Смирнов открыл, и в прихожую ввалился оживленный, энергичный, успокаивающий Роман:
      - Ну, что тут у тебя?
      ...После того, как он в подробностях узнал, что у Смирнова, они сидели в креслах, и Казарян небрежно вертел в руках резиновую дубинку. Повертел, повертел, положил на журнальный столик, заломил за спину правую свою руку, и, задрав куртку, вытащил из-под ремня хорошо упакованный сверток:
      - Держи.
      Смирнов, щелкнув резинкой, размотал пластиковый пакет, гремя вощеной бумагой, раскрыл непонятное, в промасленной тряпке, раскинул на столе тряпицу и обнаружил пистолет с пятью снаряженными обоймами. Родной свой парабеллум, принесенный им в сегодняшний мир с той войны.
      - С ним спокойнее, - признался Смирнов и, виновато улыбнувшись, стал тщательно обтирать тряпкой свою машинку. Ствол, рукоять, обоймы.
      - Уж куда как спокойнее! - проворчал Казарян. - Теперь нам бы догадаться, зачем тебя убивают.
      - Яснее ясного. "Привал странников".
      - Это - повод, Саня, а причина? Ну, что тут особенного? Посуществовало недельку кооперативное кафе, оказалось нерентабельным и закрылось.
      - Рентабельность не неделькой определяется. Но для чего-то оно существовало - вот это я и хочу знать.
      - Знание - сила, - согласился Казарян. - Страшная сила. Выходит, ты хочешь знать такое, что лучше этого и не знать.
      - И, значит, такое скверное, что для сокрытия этой скверноты без колебаний идут на убийство.
      - Пойди туда, не знаю куда, найди то, не знаю что. Не нравится мне эта детская игра, Саня. Ох, не нравится!
      - Я тебе не успел сказать кое-что, Рома. Я узнал гражданина Советского Союза, которого запустил в космос. Это Андрей Глотов, известный на Москве бомбардир.
      - И что, от этого тебе легче или тяжелее?
      - От этого мне все еще непонятней. Глотов, как раз перед моим отъездом в Среднюю Азию, был осужден за избиение, приведшее к смерти, на двенадцать лет. В конце, следовательно, восемьдесят второго года. Как тебе известно, за такие дела срок не косят. Ему бы в лагере строгого режима чалиться, а он с балконов прыгает.
      - Шуточки у вас, боцман...
      - Я себя бодрю, Рома. - Смирнов смотрел на Казаряна. - Тот автомобиль, который должен был увезти мой труп, увез труп Глотова. Ни шума, ни криков, ни следов - ничего не было. Сон, бред, галлюцинация. Только вот дубинка здесь. Почему увезли? Боялись? Чего? Труп ничего не скажет.
      - Может, живой еще был? - перебил Казарян.
      - Если и живой, то ненадолго. Оставить его - хороший шанс связать мне руки. Примитивного грабителя я выбрасываю с балкона. Длинное дело о превышении мер необходимой самообороны, гражданин под следствием, оправдывается, некогда ему "Привал" копать, да и веры ему маловато... Почему увезли труп Глотова, увезли быстро и без колебаний? Скорее всего боялись, что его опознают.
      - Он же в бегах, Саня.
      - Ну и что ж? В данном случае он не беглый, он - мертвый. Зачем его прятать? Я буду копать "Привал" дальше, - сказал Смирнов и тоже выпил.
      - Чем я могу тебе помочь? - повторил Казарян.
      - Это опасно, Рома.
      - Я испугался, - зло сказал Казарян. - Но все-таки?
      - Я пытался расколоть Дениса, бармена из "Космоса", твоего знакомого. И мимо...
      - Ну конечно. Куда тебе, с твоими старомодными представлениями о добре и зле, на такую межконтинентальную штучку. Что тебе от него надо?
      - Какие-нибудь концы. Кто его в "Причал" нанимал, через кого, был ли кто-нибудь из известных ему клиентом этого кафе? В общем, на кого можно выйти?
      - Он мой, Саня. Еще что?
      Смирнов встал с кресла, взял самшитовую свою палку, подкинул, поймал.
      - До чего же я умный, Рома! Помогла мне эта палочка! Ой, как помогла! - Пошел к двери выключить верхний свет. Выключил. Уютнее стало, интимнее. Добавил: - А ничего они с электричеством придумали!
      - Они и с тобой неплохо придумали. Только не предполагали, что старичок еще в такой приличной форме.
      - Надо завтра узнать, что там с электричеством было. - Смирнов вернулся в кресло.
      - А что это тебе даст?
      - Ничего. Просто хочется знать, как они работают.
      - Судя по всему, чисто. Серьезная шайка...
      - Это не шайка, Рома. И даже не банда. Это команда. Спецотряд особого назначения.
      - Чей?
      - На этот вопрос я и ищу ответ.
      Казарян придвинул телефон. Набрал номер и ждал, ждал, ждал.
      - На кой черт ты ее будишь?! - возмутился Смирнов.
      - Ничего, пусть жирок растрясет. - И в трубку: - Я здесь у Сани заночую.
      И все. И бросил трубку.
      - Зачем ты так с Зоей-то?
      - А жена! Хочу - казню, хочу - милую.
      - Я до сих пор не пойму, почему ты на ней женился.
      - Она мне сына родила.
      Светлело небо за окном. Не сговариваясь, они вышли на балкон. Долго вглядывались в темно-серую муть асфальта внизу. Ничего, естественно, не увидели.
      - Спать, - сказал Смирнов. - Завтра как следует посмотрим.
      - Сегодня, - поправил его Казарян. - И ни хрена не найдем.
      - Скорее всего, - согласился с ним Смирнов. - Но все-таки посмотрим с утра.
      Какое там утро! Глаза еле продрали к десяти, кое-как позавтракали и спустились вниз. На асфальте, как раз под Алькиными окнами, дети нарисовали классы (или ранее были нарисованы?) и, расставляя-соединяя ноги, прыгали увлеченно. Два мальчика и девочка. Казарян попрыгал тоже. Дети на это время прервались и снисходительно наблюдали за причудами пожилого дяди.
      Другой пожилой дядя оглядывал окрестности. Пожалуй, только здесь, в старых переулках, сохранилась истинная Москва. Малолюдство, отлаженный покой, привычное течение жизни. Бабка вешала белье. Суровый пролетарий ковырялся во внутренностях древнего "Москвича". Представители самых разных сословных слоев, знающих друг друга с пеленок, обсуждали, стоя вольным кругом, нечто важное. Скорее всего игру "Спартака". Жены представителей с детскими колясками сидели в тени. А на солнцепеке в скверике тяжело дремал похмельный. Порядок. Картиночка понятная, приятная на вид.
      - Пошли, - подойдя, сказал Казарян.
      - Коли так, то пошли, - откликнулся Смирнов, и они отправились к казаряновскому автомобилю.
      Автомобиль уехал, и тогда похмельный и ничем не приметный мужичок лет тридцати перестал дремать, поднялся со скамейки и пошел по своим делам.
      В машине Смирнов спросил:
      - Ты пьяного в скверике видел?
      - Видел. Вполне убедителен.
      - Вполне, вполне, - подтвердил Смирнов. - Только одно смущает: если бы свой, местный, не дремал бы, а трепался со своими, если приблудный, с ночи потерянный, то какого черта на солнцепеке, а не в тени, свободные скамейки и в тени имеются.
      - Теневые скамейки спинками к подъезду, с них выходящих из дома не понаблюдаешь, - догадался Казарян и огорчился. - Ты начал психовать, Саня, ты ищешь логики в поступках пьяного.
      - Может быть. Все может быть. Но почему ты думаешь, что после того, что произошло, они меня с поводка спустят?
      - Короткий поводок - заметен. Если тебя и ведут, то на длинном. Мы куда, Саня?
      Они катили по бульварам. А сейчас остановились на светофоре у площади Пушкина.
      - Сначала к тебе, а потом к Альке на дачу.
      - Дела! Туда же сто верст! - горестно вспомнил Казарян. Спохватился: - А ко мне зачем?
      - Ты мне не все отдал, Рома.
      - Глушитель тебе на кой черт?! Ты же защищаешься!
      - В данном случае защищаться надо, не привлекая ничьего внимания.
      - Господи, втянешь ты меня в историю! Да и тебя, Саня, вполне могут прикончить. Я к Альке на дачу Галочку приглашу? - предложил Казарян и остановил машину у телефона-автомата.
      - Валяй, - разрешил Смирнов.
      - Порядок, - констатировал быстро вернувшийся Казарян, включил мотор.
      - Она что - не замужем? - поинтересовался Смирнов.
      - Почему? Замужем. Муж - гениальный физик. А постоянно с гением скучно.
      - С тобой - интересней, - пробурчал Смирнов.
      - Скорее всего. Но, главное, мне с ней интересно. Такая разница в годах сильно меня бодрит.
      Роман привычно поцеловал жену в щеку и проследовал вглубь обширной, полученной в наследство от отца-профессора квартиры. Смирнов и Зоя остались в передней целоваться всерьез. Раздобрела, раздобрела тоненькая машинистка из муровского машбюро. Смирнов отпустил Зойкины бока:
      - А крестник где мой?
      - Смылся, чтобы с тираном-папашей сегодня не встречаться.
      - Завтра-то все равно встретится.
      - Ну, к завтраму наш армянин остынет.
      Неостывший армянин издали, от двери кабинета крикнул:
      - Слава богу, нашел - в столе валялся! - и направился на кухню. Оттуда явился с набитой матерчатой сумкой.
      - Ну, мы поехали, - сказал жене Казарян и погладил ее по щеке.
      - Куда? - робко поинтересовалась Зоя.
      - К Альке на дачу. Армену скажи, что я ничего не забыл.
      - Когда будешь?
      - Когда буду, тогда и буду.
      - Вот так и живу, Александр Иванович, - пожаловалась Зоя.
      - Хорошо живешь, - осадил ее Казарян и Смирнову: - Поехали.
      Смирнов поцеловал Зою еще раз. На прощанье.
      В машине Казарян вытащил из сумки пистолетную сбрую:
      - Дома не стал отдавать. Зойка увидела бы, забеспокоилась. Держи.
      Смирнов скинул легкую куртку, вмиг приспособил сбрую, вытянул из-за пояса пистолет, засунул его в положенное место, под мышкой, вновь надел куртку и сказал:
      - А глушитель где?
      Казарян вынул глушитель из кармана и помедлил отдавать, полюбовался:
      - Были же умельцы, Саня! Кто его тебе делал?
      - Шофер Шадыкин. По американскому образцу.
      Довольно долго ехали молча. Вдруг Казарян спросил:
      - Дня не прошло, как ты, Саня, человека убил. Каково тебе, а?
      - Я об этом не думаю, Рома. Я думаю о другом: дня не прошло, как меня тихо и деловито хотели убить.
      - Наверное, так и надо, - согласился Казарян и затормозил у Галочкиного подъезда.
      - Нас здесь муж на засечет? - забеспокоился Смирнов.
      - Я же тебе сказал - гений.
      Из подъезда выпорхнула небрежно-спортивная молодая Галочка, подбежала к машине, заглянула в салон, улыбнулась очаровательно и приветствовала:
      - Здорово, отцы!
      - Привет, дочурочка, - отозвался Смирнов, а Казарян назидательно укорил:
      - Отцам про то, что они тебе в отцы годятся, неприятно слушать, мадам.
      - Вы отцы-молодцы! - пояснила Галочка, усаживаясь рядом с Казаряном. До этого понятливый Смирнов, нарочито кряхтя, перебрался на заднее сиденье. Перебрался и подтвердил:
      - Эге!
      Галочка молниеносно поцеловала Казаряна в щеку, и тот неохотно смирился:
      - Не очень вдохновляет, но приемлемо.
      - Крути, Гаврила! - приказал Смирнов.
      - Опять по Ярославке? - обеспокоенно спросила Галя, на светофорах ВДНХ вспомнив позавчерашнюю поездку в Болшево.
      - Но не туда, - успокоил ее Смирнов. - На этот раз прямо.
      За Кольцевой, у Тайнинки, Казарян приткнулся к обочине и разрешил:
      - Вези нас, Галочка.
      Только перевалило за полдень. За город ехать уже поздно, а в Москву возвращаться рано. Не шоссе - автодром. Галочка с удовольствием пересела к баранке, подогнала под себя кресло и, повернув ключ, посоветовала:
      - А теперь покрепче держитесь!
      - До Тарасовки не очень-то, - предупредил Казарян.
      - Знаем, знаем, - успокоила его Галочка и с ходу перешла в первый ряд.
      На спидометре было сто двадцать. Хорошо!
      Через десять минут Казарян распорядился:
      - Сейчас направо.
      Направо так направо. По более узкой дороге "восьмерка" катила медленнее. Вдоль бесконечного забора начальнических дач.
      - Чьи? - спросил Смирнов.
      - Моссоветовские, - ответил всезнающий Казарян. Он опустил свое стекло, Смирнов - свое, и теплый ветер прилетел в машину. Гулял как хотел: ласково бил по глазам, поднимал волосы, щекоча теплом, забирался под рубахи. Открыв левый глаз, Казарян приказал:
      - Теперь налево.
      Галочка послушно повернула налево, в пробитую сквозь густой ельник асфальтированную просеку. Тотчас скомандовал Смирнов:
      - Остановись, Галя.
      - Одни начальники кругом! - посетовала Галя, прижалась к кювету и остановилась.
      Казарян и Смирнов выбрались на обочину.
      - Проверяешься, Саня?
      - Береженого бог бережет.
      Подождали три минуты. За это время мимо них проследовала лишь доисторическая "Победа", набитая детьми.
      Вышли напрямую к Кержачу. Не доезжая до Кержача верст пятнадцать, они увидели дачный поселок на берегу скудной речушки. Дачный - слишком громко сказано. Садово-огородные, или, как их величал Смирнов, навозно-гнойные участки института, где преподавала Варвара. Проехали мимо деревни, проскочили мостик и осторожно вкатили в поселок. Ну а домики ничего. Интеллигентные садовники-огородники, утомленные педагогической деятельностью, здесь трудились с энтузиазмом с понаставили ряды нарядных нерусских миниатюрных коттеджей. Игрушечный швейцарский кантон Ури.
      - Нам вон к той, - указал на единственную в стиле "рюс" дачку Казарян. Шикарно тормознули у ее калитки. Их встречали как в деревне: все семейство у забора. Алик в шортах, Варвара в шортах, и Ксюшка без порток.
      - Милости просим, - пропела Варвара и, работая под крестьянку, низко поклонилась.
      - Гость - говно, не бывал давно, - бабкиным присловьем отметил факт прибытия друзей Алик. А Ксюшка ничего не сказала. Пускала пузыри и беззвучно хохотала.
      Занесли казаряновскую сумку в дом и пошли играть в футбол за околицу. Команда прибывших против команды местных. На опушке отметили ворота, в которые встали Варвара (за команду местные) и бесполезный в поле хромой Смирнов (за команду прибывших). Ксюшка пока за основной состав не могла выступать, ее застегнули в сидячей коляске, а в напарники Алику был приглашен соседский десятилетний разбойник. Поначалу все было на равных, и прибывшие даже открыли счет: совершенно неожиданно для себя Галочка забила мяч в ворота Варвары, но Казарян не забивал, а Смирнов пропускал.
      - Все, не могу, смирился с поражением Казарян и лег на траву.
      - Ура! - заорал десятилетний разбойник и закривлялся в восторге.
      - Пойду что-нибудь пожрать приготовлю, - горестно определила свою незавидную женскую обязанность Варвара и покатила коляску с Ксюшкой к дому.
      - Я вам помогу, Варвара Викторовна, - вежливо напросилась ей в помощницы Галочка и направилась вслед за ней. Разбойник постоял, постоял, было неинтересно - и отправился неизвестно куда искать интересное. Трое лежали на траве.
      - Что случилось, ребята? - спросил Алик.
      Ему рассказали, что случилось.
      - Сурово, - понял, как обстоят дела, Алик.
      - Это все у вас на квартире произошло, так я сразу вот к тебе и кинулся. Виниться, - отнюдь не виновато пояснил появление их компании на даче Смирнов.
      - Иди ты! - вяло отмахнулся Алик. - Главное, чтобы тебя не кокнули. Что будем делать, Рома?
      - Для начала ни под каким видом не оставлять его одного, откликнулся Казарян. - С ним всегда или я, или ты.
      - Вы мне пока не нужны.
      - Зато ты нам пока нужен. И потом тоже, - немедленно срезал Смирнова Алик.
      - Ребята, мне необходимо вызвать их огонь на себя. А откроют они его только по мне одному. Такая вот альтернатива.
      - Ты там, у моря, что, словарь иностранных слов изучаешь? полюбопытствовал Казарян.
      - Началось, - Смирнов пошарил руками вокруг - искал палку, - нашел, поднялся. - Меня, пацаны, интересует сейчас один вопрос: каким образом покойник столь свободно ориентировался в твоей, Алик, абсолютно темной квартире?
      - Скорее всего они навестили квартиру днем, в твое отсутствие, предположил Казарян.
      - Все может быть, - без энтузиазма согласился Смирнов, а Алик оскорбленно заметил:
      - Так уж и навестили! У меня замки западногерманские, с секретом...
      - Хи-хи, - прокомментировал это заявление Казарян.
      - Что - "хи-хи"? - злобно вопросил Алик.
      - "Хи-хи" - это, мой друг, означает, что для такой команды, которая там орудовала, твой западногерманский замок - и хиханьки, и хаханьки. Я понятно излагаю? - Казарян тоже встал и потянулся: после футбола нетренированные мышцы затекли. Алик спросил снизу, с травы:
      - Ребята, а дубинка эта где?
      Казарян подошел к своей куртке, временно изображавшей стойку футбольных ворот, поднял ее, нашарил в кармане дубинку и кинул ее Алику. Тот поймал ее и, рассматривая, ликовал, как дитя:
      - Изящная какая вещь!
      - Слава богу, что эта изящная вещь не соединилась с темечком уважаемого Александра Ивановича Смирнова, - заметил Казарян.
      - Да, об этом я как-то не подумал. Но все равно - прикладистая штучка. - Алик вскочил и замахнулся дубинкой на Казаряна. - Ну, держись!
      Казарян присел от неожиданности, но тут же выпрямился и, злясь на себя, все презрение вылил на Алика:
      - Дурак ты, боцман, и шутки твои дурацкие.
      - Ничего, паренек, это оперативнику пугаться не положено, а кинорежиссеру - можно! - успокоил его Алик - и Смирнову: - Саша, подари ее мне.
      - Она и так твоя, в твоей квартире найдена.
      Потом обедали на маленькой террасе. И опять было хорошо, даже замечательно. Попивая "Эчмиадзинское", вспоминали былое. В связи с истечением срока давности мужская часть позволяла себе воспоминания несколько двусмысленные. Варвара великодушно посмеивалась, а Галочка смущалась, застенчиво прыская. Роль у нее сегодня такая была пай-девочки.
      Часов в шесть налетчики стали собираться домой. Собрались и потянулись к машине, и тут Алик умильно заканючил:
      - Варь, можно я с ними поеду?
      - Тебе же завтра на телевидение только во второй половине дня! возмутилась Варвара. - Мне, ты думаешь, здесь одной очень интересно?
      - Ну, ты пойми, мне на записи нужно быть свеженьким, как огурчик! Какой я после рейсовых автобусов буду?! Я же старый, Варвара! - завыл Алик.
      - А твой автомобиль где? - поинтересовался Смирнов.
      - Он его Нюшке отдал, - объяснила положение дел Варвара.
      - Так Нюшка в отпуске!
      - А ему лень! Ему все лень. На стоянку съездить, машину водить... Варвара махнула рукой и отправилась к заревевшей вдруг Ксюше, которая, видимо, не хотела, чтобы уезжали эти беспрерывно и громко говорящие люди.
      - Варь, ну как? - опять заныл Алик.
      - Да убирайся ты с глаз моих долой! - решила Варвара.
      Алик кинулся в помещение - переодеваться.
      Только помахав ручкой через заднее стекло уплывающему назад забору, за которым, провожая их, стояли Варвара и Ксюшка, он вздохнул освобожденно:
      - Ну, все!
      - Трусливый раб, замыслил я побег, - как всегда, цитатой оценил происходящее Казарян, сидевший рядом с шофером Галочкой. - К соньке тянет... - признался он, зевнув.
      - Так вы поспите! - предложила Галочка. - Пока в придорожные кусты не тянет.
      - Сейчас заснем, - пообещал Смирнов. - Алька, пока Нюшка в отъезде, дай мне машину, а? А то надоело на кривой ноге пешком передвигаться.
      - У тебя права с собой?
      - У меня всегда все документы с собой, - нравоучительно ответил Смирнов.
      - Раз ты у нас такой молодец, завтра обязательно на тебя доверенность оформим, - пообещал Алик.
      - Мешаете спать, пацаны, - глухо проворчал с переднего сиденья Казарян. Галочка успокаивающе запела:
      - Спи, моя радость, усни...
      Они и заснули.
      Галочка заблудилась в обильно разветвляющихся солидных военных дорогах и выбралась на Ярославское шоссе аж почти у Загорска. Выбралась и наддала.
      - Где мы? - хрипло осведомился проснувшийся от перемены скорости Смирнов.
      - У Загорска, - раздраженно ответила Галочка.
      - Мы что, в Ярославль помчались?
      - Да заблудилась я немного, Александр Иванович, - призналась Галочка. - Теперь наверстываю.
      - А, ну тогда давай, - Смирнов опять пристроился поспать, но уже не спалось. Стал смотреть. Первый по-настоящему европейский бан при Москве, и поэтому Галочка без напряжения держала сто двадцать-сто тридцать. Без напряжения и с острым удовольствием. Мчались назад неразличимые леса, как забор выстраивались километровые столбы, жалобно-однообразно звенел рассекаемый воздух. Проскочили мост - поворот на Пушкино, и Смирнов попросил:
      - Сейчас бабы местные с цветами будут. Ты останови, Галина.
      Бабы были всякие: с огурцами, с помидорами и с цветами, конечно. Галина остановила. Смирнов долго прицеливался, долго приценивался. У интеллигентной старушки купил букет роз и вернулся на свое место.
      - Тебе, Галина. За храбрость.
      - Спасибо. - Галочка взяла букет, наклонилась к розово-алым цветам, вдохнула их запах. Еще раз сказала: - Спасибо, Александр Иванович, вы настоящий рыцарь!
      - Мы когда-нибудь поедем?! - подал недовольный голос Казарян, и Алик, тоже проснувшийся, подал голос:
      - И орут, и орут!
      - Эх вы, представители творческой интеллигенции! - огорчилась за всю творческую интеллигенцию Галочка и сказала уже одному Казаряну: - Раз до рыцаря не доросли, оставайтесь пажом. Будете букет держать.
      Казарян взял букет и от растерянности понюхал. Поехали.
      К Москве их снова убаюкало. Не спал один Смирнов. Путепровод у Северянина, ВДНХ, Рижский вокзал. У перекрестка проспекта Мира с Садовым встали вслед за троллейбусом. И, как открылся зеленый, Галочка, привыкшая за долгий день ехать по прямой, рванула вслед за муниципальным транспортом. Прямо на Сретенку, улицу с односторонним встречным движением. Неизвестно от чего, скорее всего от интуитивного ужаса, первым проснулся Казарян и взревел:
      - Куда, куда?!!
      Но было поздно - они ехали по Сретенке.
      - Быстро, Галочка, направо, в переулок, - приказал Смирнов, и они покатились вниз. - Теперь еще раз направо и во двор. Стоп. Ты молодец, Галочка.
      Казаряновская "восьмерка" стояла с выключенным мотором. Милицейских свистков не было слышно.
      - Такой уж молодец, что прямо деваться некуда! - уже успокоенный Казарян сказал это всего лишь с легкой укоризной. Смирнов хлопнул его сзади по плечу:
      - Дурашка, она гениально отрубила хвост!
      - А был? - быстро спросил Казарян.
      - На Ярославском ждали. У поворота на Алькину дачу. Оттуда и повели.
      - Ребята, вы о чем? - спросил окончательно проснувшийся Алик.
      - О том, дорогой товарищ Спиридонов, - ответил Смирнов, - что игроки той команды знают, где находится твоя дача. Поэтому и хвостом за нами не последовали в безмашинные места. Откуда знают - вот вопрос.
      - Ничего не понял, - признался Алик.
      - После поймешь, - прекратил Алькину болтовню Казарян. - Саня, зачем им так пристально за тобой следить?
      - Контакты контролируют. А у меня сегодня никаких контактов. Галочка, вези нас домой.
      Осторожно, еще опасаясь милиции, выехали на бульвары. Неторопливо доехали до Алькиного дома. Вылезли все - прощаться.
      - Мы с Галочкой - в Дом кино, поужинать, - сообщил Казарян, - а часов в одиннадцать я вам позвоню.
      Так и расстались. Алик и Смирнов пошли домой, а Казарян с Галочкой поехали в Дом кино.
      Не соврал Казарян, ровно в одиннадцать позвонил. И не просто так - с новостями:
      - Я, Санек, совместил приятное с полезным. Бармен твой, Денис, в нашем ресторане гулять изволил.
      - Ты его щупал?
      - Зачем же молодому человеку вечер портить. Но главное не в этом, Саня. Главное, в какой компании гулял. Занятная компания... Если б надо было, я, конечно, этого Дениса за пищик пощупал. Но больно компашка перспективная. Думаю с нее начать.
      - Завтра утром, - посоветовал Смирнов.
      - Или днем. Или вечером. А в общем, с тобой надо посоветоваться.
      И короткие гудки - конец разговору.
      Творческие работники и пенсионеры спят до упора - пока не выспятся. Так делали и Смирнов с Аликом. Но довести до конца это дело им не дал телефонный звонок.
      - Ромка, что ли? - догадался криком из кабинета Смирнов.
      - Сейчас узнаем, - пообещал из спальни Алик и босиком пошлепал к телефону. Помолчал немного, сняв трубку, потом сказал недоуменно:
      - Саня, тебя.
      - Здравствуйте, Александр Иванович! - раздался в трубке молодой жизнеутверждающий голос. - Это Леонид Махов беспокоит. Мне бы повидаться с вами надо.
      - Чудеса! А я сегодня собирался тебе звонить, просить рандеву.
      - Так я приеду?
      - Обязательно! Когда будешь?
      - Через пятьдесят минут.
      - Прелестно. К завтраку поспеешь. - Смирнов положил трубку.
      - Ты хочешь поведать милиции о субботнем происшествии? - тихо поинтересовался Алик, почесывая голое толстое пузо.
      - Нет, Алька. Пока нет.
      - По-моему, правильно, - успокоился Алик. - Пойду под душик, а потом завтрак готовить. Милиционера кормить.
      Ровно через пятьдесят минут прибыл лощеный, одетый с иголочки капитан Махов, очень похожий на артиста Абдулова. Но и старички к этому времени были ничего себе: умыты, бриты, приодеты с позволительной для старичков шикарной небрежностью.
      Уселись, естественно, на кухне, и с неожиданной жадностью - все трое - набросились на пищу. Первым опомнился Махов, смущенно признавшись:
      - Я сегодня позавтракать не успел.
      - Ты не стесняйся, ты рубай! - приободрил его Смирнов, продолжая рубать. Замели все: огурцы, помидоры, жареную колбасу, макароны. На чае сбавили темп и приступили к разговору.
      - Я с вами, Александр Иванович, посоветоваться хочу, - начал Махов и оглянулся на Алика.
      - Чай допью и уйду, - пообещал ему тот.
      - Да вы не мешаете, я из вежливости, только из вежливости, - заверил его Махов. - Просто боюсь, что вам это будет неинтересно.
      - Может, и интересно, но я ухожу. - Алик допил чай и поднялся. Махов, понаблюдав за тем, как уходит Алик, встал, прикрыл дверь и начал:
      - У меня сомнения, Александр Иванович...
      - Сомнения - это хорошо, - перебил его Смирнов. - Еще чаю хочешь?
      - Если можно, - обиженно выразил желание еще попить чайку Леонид Махов. Смирнов налил ему покрепче и посоветовал:
      - Пей и не торопись. - Сам свой чай допил, как водку, и стал смотреть, как элегантно обращается с чашкой Махов. Без звука поставив чашку на блюдце, Махов укорил Смирнова:
      - Вот вы перебили, Александр Иванович, и не знаю теперь, с чего начать.
      - Раз не знаешь, значит, действительно сомневаешься. Давай с конца, с результата.
      - Взял я этого остоженского наркотического супербосса. Вчера с поличным.
      - Ну и что это такое?
      - Гнида, - коротко охарактеризовал наркобосса Махов. И признался: Особой моей заслуги тут нет. Шел по трындинской схеме. Просто Трындин не имел права давить свидетелей, а я в связи с находкой тайника такое право имел. Ну и, естественно, придавил слегка. А наркоманы, когда не в кураже, - материал податливый.
      - Поздравляю.
      - Еще не все, Александр Иванович. Поляков этот признался, что тайник на крыше - его.
      - Вон как чистенько у тебя все получается!
      - Чистенько, да не совсем. Товар, что при нем был, когда его брали, с московской базы аптекоуправления. Там у него единственный канал - два грузчика, щипавшие по самой малости. Товар же из тайника областной базы. А Поляков не знал об этом: очень подробно мне рассказывал, как он копил понемногу этот запасец за счет поступлений с московской.
      - Прячет второй канал?
      - Вряд ли. Мелок он, мелок для серьезного разворота.