Анатолий СТЕПАНОВ
      ПРИВАЛ СТРАННИКОВ
      Поезд был скорый - теперь все скорые, но медленный, грязный и шумный, как все южные поезда. До Москвы дополз кое-как.
      Смирнов, увидев сквозь мутное, узорами, стекло приближающиеся узкие перроны Курского, взял палку, взял сумку и вышел в тамбур. Открыв дверь, проводница протирала поручни. Смирнов дождался полной остановки и, хромая привычно, спустился в полутемный тоннель.
      Смирнов не любил этот новый Курский, не нравился он ему. В раздражении миновав необъятный зал, он выбрался к стоянке такси. Выгода непрестижного поезда: строй машин и кучка таксистов стоял в ожидании пассажиров. Смирнов подошел к головному таксомотору и громко спросил у кучки:
      - Кто на очереди?
      На мягких кроссовках подошел парень в травленых джинсах, в оранжевой куртке с выведенной умельцами Рижского рынка надписью "Хонда". Совсем молодой паренек.
      Паренек подошел, остановился и изучал Смирнова, вертя на указательном пальце ключи. Привычно-некурортно-загорелое лицо, рубашка, застегнутая на все пуговицы, неопределенный пиджак с затертой орденской планкой, отечественные портки, отечественная обувка. Вроде лох из Мухосранска. Но фирменная кожаная сумка через плечо, но легкая камышовая трость с монограммами... Ничего не поняв, водила полез к баранке. Непроизвольно покряхтывая, Смирнов устроился на заднем сиденье.
      - Куда едем, батя? - игриво осведомился парень.
      - Куда укажу, пасынок, - поставил его на место Смирнов и, выдержав паузу, дал начало маршрута: - Развернись на Садовом и через Обуха, на бульварное кольцо.
      От всесоюзной суеты Садового кольца к московскому уюту кривых улочек и переулков. Дом родной. Он дома. Последний подъем Яузского бульвара, Покровский, Покровские ворота, Чистые пруды. После Трубной Смирнов попросил:
      - Сейчас в переулок направо... - Шофер исполнил. - А теперь налево...
      Желтое здание стояло на месте. Они развернулись на Каретном и доехали до Пушкинской площади.
      - Вниз по Горького, - приказал Смирнов.
      Телеграф, "Националь", Университет. У Библиотеки Ленина Смирнов скомандовал еще раз:
      - С Лебяжьего на Ленивку и по набережной.
      - А с Лебяжьего проезд уже пять лет как закрыт, - с плохо скрытым торжеством объявил водитель.
      - Ну тогда с Волхонки.
      По крутому переулку вскарабкались к шестиэтажному, громадному здесь дому. Смирнов выбрался кое-как, отстегнул трешку, спросил на прощанье:
      - Так и не догадался, кто я?
      - Не-е... - признался водитель.
      - Думай, молодой, думай. Молодым много думать надо.
      И захлопнул дверцу.
      Лифт, слава богу, работал. Смирнов поднялся на пятый этаж. Нужная ему дверь была заново обита, и на ее темно-бордовой шкуре сиял мягким блеском старинный звонок с вежливой надписью: "Прошу крутить". Раз просят, Смирнов крутанул. И будто ждали: дверь тотчас открылась.
      - Ну, входи, - предложил здоровенный мужик в майке и шортах. - Я тебя с балкона увидел.
      - Хорош! - решил про него Смирнов и вошел. Обнялись как положено. Оттолкнувшись друг от друга, чтобы обоюдно рассмотреть получше. Смирнов добавил к первому впечатлению: - Но пузо.
      - На себя посмотри, сельский житель! - обиделся хозяин. - Пиджачок и штанцы со своего огородного пугала снял, что ли? Как тебя такого Лидка выпустила в Москву?
      - Я пенсионер, Алька, - напомнил Смирнов. - И вид у меня должен быть пенсионерский. Это ты у нас все мальчуганом прыгаешь. - И повторил: - Но пузо.
      - Грубо, - решил тот, кого назвали малоподходящим к его летам именем Алик, и предложил: - Можешь душ принять с дороги.
      - С удовольствием. Только сначала апартаменты покажи. Первый раз я же здесь у тебя.
      Походили по квартире, и Алик хвастался тем, как он в отличных условиях живет в сердце любимой старой Москвы. Минут пятнадцать хвастался, выводил на балкон, показывал Кремль, кивал на Москву-реку, махал руками.
      Потом Смирнов помылся, переоделся в подготовленный женой московский наряд, и они уселись на кухне. Алик оглядел Смирнова в светлых брюках, в летних тряпичных туфлях батумского производства, в рубашечке с карманчиками, погончиками и лейблом и одобрил:
      - Другое дело. Чувствуется Лидкина рука. - И разлил по первой.
      - Не рано ли? Нынче позволено только с четырех часов.
      - В ресторанах с двух.
      - Тогда будем считать, что мы в ресторане. - Смирнов поднял рюмку. За встречу, Алик.
      Выпили и загрустили.
      - Кисло мне, Алька, - сказал Смирнов. - Третий год, как уехал из Москвы к морю, век свой доживать. Но не доживается, понимаешь, не доживается! Лидке там хорошо, возится по хозяйству, цветы сажает, помолодела, поздоровела, общественной работой увлеклась. Первый там человек, ее все знают. А я на лавочке сижу. Летом курортников разглядываю, зимой - море. И по Москве тоскую. Зимой и летом. И весной, и осенью. Я сейчас к тебе на такси ехал, на контору глянул.
      - Ты туда не ходи, Саня, - посоветовал Алик.
      - Это почему же?
      - Не позовут, не надейся зря.
      - Это почему же? - повторил свой вопрос Смирнов.
      - Ты, брат, деятель периода застоя. И старый.
      - А ты - молодой, - съязвил Смирнов.
      - И я старый, и меня скоро на покой.
      - Значит, я - деятель периода застоя. - Смирнов встал, хромая, подошел к окну, закурил. - А то, что меня на пенсию выкинули, когда я в Азии копнул поглубже?
      - Не надо было тебе туда ехать.
      - Так послали, приказали и послали. Сейчас там вон как шуруют. А я начинал, понимаешь, я начинал! И в награду заработал пулю в колено и отставку.
      - Кто это помнит, Саня?
      Смирнов вернулся к столу, разлил по рюмкам, поднял свою:
      - За прошедшую нашу жизнь, Алик. - И выпил. А Алик не выпил и сказал:
      - Даю бесплатные советы. Во-первых, сними орденскую планку, чтобы о прошлом не жалеть. Во-вторых, пиджачок и брючки, в которых приехал, никогда не надевай. А в-третьих... Пойдем-ка...
      Алик опять вывел Смирнова на балкон и спросил:
      - Что видишь?
      - Перестройку, - мрачно догадался Смирнов.
      Внизу был милый скверик, и за сквериком выстроились двухэтажные, с заколоченными дверями и окнами дома, терпеливо ждавшие капитального ремонта.
      - Ответ неправильный, - голосом экзаменационной машины оценил Алик. А все потому, что смотришь не туда. Смотреть надо не туда, где еще собираются перестраиваться, а туда, где уже перестроились. Смотри вон туда!
      И Алик жестом фальконетовского Петра указал левее, где в угловом домике поселилось кооперативное кафе. Домик тот был весело выкрашен, чисто вымыт, затейливо наряжен занавесками, тентом и вывеской, на которой славянской вязью, белым по голубому было написано: "Привал странников".
      - Каких еще странников? - поинтересовался Смирнов.
      - Все мы странники в этом мире, - пояснил смысл названия предприятия общественного питания Алик и продолжал: - А ты что - хуже? Представляешь, вывеска: "Частное сыскное бюро полковника МУРа в отставке А. Смирнова "Всевидящий глаз". Или лучше: "Всевидящее око". А, полковник в отставке?
      - Дурак ты, Алька, - решил Смирнов и рассмеялся. Направились было на кухню - продолжать, но залихватский, оглушающе пронзительный бандитский свист с фиоритурами снизу остановил их. Глянули через балконное перильце вниз.
      Облокотившись о серо-белые "Жигули"-восьмерку, стоял оранжево-голубой волосатый плейбой Роман Казарян и смотрел вверх.
      - Что свистишь? - приструнил его Алик и пригласил: - Поднимайся.
      - Чего я у тебя не видел? А тут заведение, в котором я никогда не был. Спускайтесь, обновим "Привал странников".
      - Там не подают, - сказал Смирнов.
      - А вы наше с собой прихватите. Надеюсь, наше-то у вас есть?
      - Ты за рулем, - напомнил благоразумный Смирнов.
      - Разоримся, - заметил Алик.
      - Не твоя забота. Я сегодня богатый. - Казарян приложил руку к сердцу и к карману, где хранил богатство.
      - Обожди малость, штаны надену, - сдался наконец Алик.
      Смирнов, Казарян и Алик (в штанах) вошли в кооперативное кафе "Привал странников". С улыбкой на устах их встречал усатый здоровенный официант.
      - Добро пожаловать! - возликовал он.
      - Я тебя знаю, - сказал ему Казарян. - Ты бармен из "Космоса". Здесь что, выгоднее?
      - А я - здесь и там, - охотно объяснил официант. - Там день отдежурю и на два - сюда.
      - Значит, выгодно и здесь, и там, - понял Казарян и приказал: Устраивай-ка нас.
      - Прошу.
      Он просил их в зал. Они туда и последовали. Старинной обнаженной кладки кирпичные стены, пол из тяжелых мореных досок, двумя сводами синий с золотыми звездами потолок.
      - Красиво как! - оценил интерьер Смирнов, усаживаясь за деревянный стол (в тон полу). - Вот что значит старина!
      Казарян, который уже уселся, потыкал пальцем в стену. Кирпич прогибался под пальцем.
      - Старина эта хлорвиниловая. Производство отдела декоративно-технических сооружений киностудии "Мосфильм". А ничего, смотрится!
      - И все остальное - такая же липа? - спросил Алик.
      - Зачем же? По полу - ходить, за столом - сидеть, на эстраде - петь. Надо полагать, все из настоящих досок. Так, работник сферы обслуживания? потребовал подтверждения Казарян.
      - Однозначно, - согласился официант и напомнил: - Жду ваших распоряжений.
      - Забыл я, как звать-то тебя, - капризно заявил Казарян.
      - Денис.
      - Что предложишь нам, Денис?
      - Осетрина-фри, свежайшая телятина, жульены грибные, из вырезки, с ветчиной...
      - Мило. Тащи все.
      - Не съедим, Рома, - испугался Смирнов.
      - Не съедим, так слопаем, - решил Казарян. - Тащи.
      Алик поставил на стол две бутылки из-под минеральной воды, в которые он предусмотрительно перелил коньяк, и объяснил официанту:
      - Мы своей водички с собой принесли, так что рюмочки бы не помешали.
      - Будет сделано, - заверил официант и, ничего не записав, удалился. Казарян посмотрел на эстраду, где сиротливо стояло несовременное пианино, и сказал:
      - Сыграть вам, что ли, по старой памяти? - и негромко начал отчаянную из Высоцкого:
      Где мои семнадцать лет?
      На Большом Каретном!
      Где мой черный пистолет?
      На Большом Каретном!
      Допел всю песню, спрыгнул с эстрады, уселся за стол, обеими руками растер лицо.
      - Жалеешь, что из МУРа в кино переметнулся? - спросил Смирнов.
      - Нет, - ответил Казарян. - Глядя на тебя - нет.
      - Зачем ты меня так, Рома? - тихо укорил Смирнов.
      - А ты меня зачем так?
      - Выпьем, пацаны, - предложил Алик и разлил из черной бутылки по сверкающим рюмкам, которые неизвестно как появились на столе. Выпили, и расхотелось цепляться друг к другу. Захотелось доброе говорить.
      - Я твою последнюю картину видел, - сказал Смирнов Роману. - Мне понравилось.
      - Это не последняя, Саня, - ответил Казарян. - Последняя выйдет на экраны осенью.
      - Я ее видел в Доме кино. Тоже хорошая, - высказался про последнюю Алик.
      - Спасибо, - поблагодарил Казарян, разлил по рюмкам и начал тост: - Я хочу выпить за Саню. За нашего учителя, за солдата, который научил нас быть солдатами. Уроки твои, Саня, на всю жизнь. И я счастлив, что малый наш солдатский строй нерушим. Ни года, ни беды, ни чины не властны над ним. Мы идем, мы идем нашим строем под командованием не полковника, нет! под командованием солдата Смирнова, и нет для нас ничего дороже солдатской чести! За командира, за тебя, Саня!
      Чокались, целовались, умильно глядели друг на друга. Ели обильную пищу, которую принес официант Денис. Наелись до отвала, пришло время расплаты.
      - Шестьдесят семь сорок, - доложил Денис.
      - Да-а... - сказал Смирнов, не привыкший к кооперативным ценам. Алик полез за деньгами, но Казарян остановил его движением левой руки, правой же извлек из кармана ровно семь красных бумажек (фокусник!) и спросил:
      - Достаточно?
      - Мои чаевые входят в сумму счета, - с достоинством ответил Денис и отсчитал сдачу, которую кавказский человек Казарян, естественно, не взял.
      Гулять так гулять. Они пешком, игнорируя казаряновскую машину, отправились на Арбат.
      - Налетай, торопись, покупай живопись! - цитируя "Операцию Ы", громко взвыл Алик, когда они шествовали мимо разнообразных произведений изобразительного искусства: красивенько рыночных, доморощенно авангардических, наивно старательных.
      - Делайте с меня саржи! - радостно заорал Казарян, цитируя другую классику - Райкина. И уселся перед шаржистом-моменталистом. Делать шаржи с Казаряна с его армянской внешностью - плевое дело, и моменталист отработал свою пятерку моментально. Свернули шарж трубочкой, пошли дальше.
      Отстояв очередь, съели по мороженому в виде олимпийского факела. Решили сфотографироваться. Казарян, как в подзорную трубу, долго разглядывал через свернутый шарж щеголеватого молодого человека с "контаксом" на груди, прежде чем они отдались ему на растерзание. Молодой человек ставил их поперек Арбата, рассказывая одновременно о трудностях, с которыми ему приходится сталкиваться в поисках дефицитной и в то же время качественной пленки и бумаги фирмы "Кодак".
      - Небось у мосфильмовских ассистентов покупаешь, - ворчливо предположил Казарян. Молодой человек, глядя на них через видоискатель, ответил откровенно:
      - Пленку - да. - И щелкнул раз. Присел, щелкнул второй. - Завтра будет готово. Пять рублей фотография. Вам сколько?
      - Три. Каждому по штуке, - решил Казарян, и они тронулись к Смоленской. В комиссионке приобрели Смирнову в подарок хромированную ронсоновскую зажигалку и устали.
      День - пестрый, веселый, бездельный - кончался.
      - Пошли домой, - предложил Алик.
      Возвращались не торопясь, щадя хромую ногу Смирнова. Смеркалось, серело, когда они свернули в Алькин переулок. "Привал странников" зажег манящие огни.
      - Зайдем, кофейку выпьем, - предложил Роман.
      - Может, не надо? - робко попротестовал Смирнов.
      - Вам, может, не надо, а мне надо. Мне за руль садиться. - Казарян решительно двинулся к "Привалу". Алик и Смирнов потянулись за ним.
      На пороге "Привала" вежливо и виновато улыбался Денис.
      - К нам уже нельзя. У нас спецобслуживание началось, - сообщил он.
      - Какое еще спецобслуживание! - взревел Казарян.
      - Центровые все заведение откупили. Тихо гуляют, - пояснил Денис.
      Казарян попытался все-таки заглянуть в зал, но Денис стоял цербером:
      - Не велено, не велено, товарищ.
      - Я тебе не товарищ! - рявкнул Казарян. - Ну и черт с ними! Пошли к тебе, Алька?
      Пили не кофе - чай, потому что чай был хорош. Алик умело заварил, да и как можно плохо заварить липтоновский-то. Напились, и Казарян собрался.
      - Пахнет? - вопросил он Смирнова, дыхнув на него.
      - Вроде нет, - нетвердо сказал Смирнов.
      - Эх ты! - неизвестно за что укорил его Казарян, достал из кармана коробочку, насыпал в горсть мелких, как бы никелированных шариков и закинул их в пасть. Скривился, проглотил и сообщил, хвастая: - Японские! После них хрен что учуешь! Я двинул, братцы. Завтра с утра за фотографиями заеду и тебя, Санятка, навещу. Бывайте.
      Алик постелил Смирнову в своем кабинете, а сам устроился привычно, в спальне. Покряхтывая, Смирнов разделся и залез под одеяло. Нюхнул свежего белья, потянулся на жесткой, потрескивающей простыне, удлиненно зевнул и решил про себя, но вслух:
      - Господи, хорошо-то как!
      - Ты что? - громко поинтересовался Алик из спальни.
      - Хорошо говорю! - криком ответил Смирнов.
      - Саня, а что это такое - центровые?
      - Центровые-то? Верхушка среди деляг. Так сказать, короли теневой экономики.
      Недолго поговорили об экономике, замолкли и уснули.
      Следующим утром Казарян долго крутил медный рычажок у бордовой двери. Не открывали. Он снова крутил, потом ногой бесцеремонно стучал по бордовому. Собирался было уходить, но, услышав шаркающие неровные шаги, разогрел в себе обиду, скорчил недовольную рожу, собрался орать и заорал, как только Смирнов открыл:
      - Долго мне, как просителю, у порога ошиваться? Дрых, что ли?
      - Я на балконе был. Не слышал, извини, - повинился Смирнов и поздоровался: - Здравствуй, Рома.
      - Привет, привет, - ответствовал Казарян и, развернув бумагу, протянул Смирнову фотографии. - Полюбуйся на себя.
      - И на вас, - добавил Смирнов, разглядывая яркую кодаковую продукцию. Поперек Арбата, в разноцветной праздной толпе стояли, блаженно улыбаясь, три не очень молодых поддатых мужика.
      - А Алька где? - спросил Казарян.
      - На какой-то брифинг умотал. Зайди, чайку попьем.
      - Некогда мне. Я к вам вечером заскочу. А фотографию на стенку пришпиль. Пока, Саня.
      - Обожди чуток. Мне кое-что тебе показать надо. Пойдем.
      - Может, вечером? - вяло сопротивлялся Казарян, идя за Смирновым на балкон.
      - Сейчас, именно сейчас, - отрезал Смирнов и командирски предложил: Смотри.
      Не было весело раскрашенного и чисто вымытого домика, не было тента, не было затейливых занавесочек и вывески не было. Не было "Привала странников", а был ряд подготовленных к капитальному ремонту домов с заколоченными окнами.
      - Интересное кино... - задумчиво удивился Казарян. - Где же мы вчера гужевались?
      - В "Литературке", на шестнадцатой странице, иногда помещают фотографии под рубрикой "Что бы это значило?" и ждут от читателей остроумного ответа. Что бы это значило, Рома?
      - А черт его знает. - Роман почесал в затылке и решил: - Мне в Союз срочно надо, заседать. Я туда смотаюсь, часика в три опять к вам заеду. И тогда помаракуем вместе.
      - Я тебя провожу, - предложил Смирнов. В лифте Казарян спросил:
      - По старой памяти копать хочешь?
      - Посмотрю, - неопределенно ответил Смирнов.
      Казаряновская "восьмерка" вскарабкалась к Остоженке и исчезла. Смирнов направился к тому месту, где был "Привал".
      На проезжей части переулка стоял юный лейтенант милиции и тупо смотрел на заколоченную дверь - бывшее антре шикарного кооперативного заведения.
      - Вы - местный участковый, лейтенант? - спросил Смирнов.
      - Да, - подтвердил лейтенант и встрепенулся, вспомнив свои обязанности. - Я слушаю вас, товарищ.
      - Где кафе, лейтенант? Здесь же еще вчера кафе "Привал странников" было?
      - Сам удивляюсь, - признался лейтенант и вдруг спохватился. - А собственно почему вы мне задаете эти вопросы?
      - Ты меня не бойся, лейтенант, - успокоил его Смирнов и вытащил из кармана удостоверение почетного милиционера. Лейтенант раскрыл книжечку, посмотрел фотографию, поднял глаза, посмотрел на Смирнова и поинтересовался застенчиво:
      - Это ваш портрет, Александр Иванович, в нашем музее висит?
      - Глазастый, - одобрил его Смирнов и пригласил: - Пойдем в скверик, на лавочке посидим, поговорим, а, лейтенант?
      Они уселись. Дремали бабки на соседних скамейках, носились по дорожкам энергичные дети, солнышко, по-утреннему не припекая, ласково грело. Лейтенант, хозяйским оком окинув свои владения, расстегнул верхнюю пуговицу форменной рубашки, приспустил галстук.
      - Спрашивайте, товарищ полковник.
      - Какой я теперь полковник! - признался Смирнов и задал первый вопрос: - Как тебя зовут?
      - Лейтенант Трындин. - И тут же поправился: - Юрий. Юра.
      - Вот что, Юра. Когда это кафе открылось?
      - Сейчас точно скажу. Сегодня у нас среда, а открылись они в прошлый понедельник. - И заключил, подсчитав про себя: - Значит, девять дней тому назад.
      - А когда они вообще здесь появились?
      - Да самое большее - с месяц тому назад. Я еще удивился, как они быстро все отремонтировали.
      - Шустрые ребята...
      - Вы уж мне поверьте, Александр Иванович, у них все в порядке было: и патент, и разрешение райисполкома... Главный у них - Шакин Вадим Владимирович, пенсионер... Да у меня его данные записаны. - Трындин вытащил из кармана записную книжку, нашел нужную страницу. - Вот. Шакин В.В., 1927 года рождения, пенсионер, по профессии - инженер-экономист, прописан в городе Калининграде Московской области, Свободный проспект, дом 16 "а", квартира 178. Все точно, я собственноручно с паспорта списывал.
      - Дела! - сказал Смирнов. - На кой черт Шакину вся эта самодеятельность? Расходы по ремонту колоссальные, а торговал всего девять дней.
      - А может, его... - Трындин пальцем показал на небо. - Закрыли?
      - Тебя бы обязательно известили, Юра. Гласность нынче.
      - Это уж точно - гласность... - почему-то недовольно подтвердил Юра Трындин.
      - Достают тебя жильцы в связи с гласностью? - сочувственно догадался Смирнов.
      - Еще как! - обрадованно признался Трындин и тут же задал вопрос решился наконец о главном: - Подозреваете, Александр Иванович, что могут быть серьезные злоупотребления, нарушение законности, так сказать?
      - Да ничего я не подозреваю, просто не люблю, когда меня дурачат. Особенно вот так, бессмыслицей. Так говоришь, у них с бумагами все в порядке?
      Смирнов встал. Встал и Трындин.
      - Все в полном ажуре, я и в райисполкоме проверял.
      - Может, посмотрим, что там внутри? - предложил Смирнов.
      - Давайте лучше арендаторов подождем. И с ними вместе, по закону. А то мало ли что, обвинят нас с вами в превышении полномочий.
      - Вон как за вас взялись! - удивился Смирнов.
      - Демократизация, - констатировал Трындин. - Так что же нам делать, Александр Иванович?
      - Подождем малость, Юра, - решил Смирнов и пошел в дом - завтракать.
      Позавтракал и лег на диван с "Литературкой". Сквозь открытую балконную дверь пришел негромкий и мощный московский гул, под который так хорошо дремать днем. Смирнов позволил "Литературке" упасть на лицо, вдохнул с удовольствием керосинный типографский запах свежей газеты и задремал. Задремал, а затем уж и заснул.
      Вместе вернулись (у подъезда встретились) Роман с Аликом и разбудили Смирнова.
      Смирнов столь яростно потянулся, что свело шею. Покрутив головой, он встал и предложил:
      - Пойдем свежим воздухом подышим.
      Свежим-то воздухом - в Москве! Они стояли на балконе. Кругом - дымы, пары, клубы пыли, разноцветные облака черт-те чего. Они стояли на балконе и смотрели на "Привал странников", которого не было.
      - Имеются соображения ума? - спросил Смирнов.
      - Ни хрена не понимаю! - признался Алик.
      - Внутрь бы заглянуть, - сказал Роман.
      - Хотел, - сообщил Смирнов. - Но участковый не позволил. Законник.
      Что-то странное произошло внизу. Бросив трудовую вахту, зарысили вверх и налево дорожные рабочие, копавшие яму посреди мостовой, засеменили туда же предподъездные бабки, твердо убежденные, что бегут, даже от винно-водочной очереди недалекого продмага отделилось несколько нестойких. Всех тащил вверх и налево азарт любопытства. Явно было.
      Оповещая о беде, закричали сирены - милицейская и "скорой помощи". Торопливо переваливаясь на ремонтных колдобинах, от набережной мчались по переулку белый "рафик" с красным фонарем на крыше и серая "Волга" с синим.
      - Спустимся, ребята, - приказал Смирнов.
      - Вероятнее всего, автомобильная авария, - сказал Алик. Не хотелось ему на улицу.
      - Машина-то наша, оперативная, не гаишная, - ответил ему Смирнов, застегнул расстегнутую до пупа рубашку и двинулся к дверям.
      В соседнем переулке почти идеальным кругом стояла толпа, замыкая в себе и "скорую помощь", и милицейскую машину. Люди стояли тихо, не позволяя себе обсуждать случившееся. Значит, смерть.
      - Разрешите, - скорбно и вежливо попросил у шеренги Смирнов и, повесив палку на локтевой сустав, достал свою книжечку. С книжечкой пропустили. Внутри круга медики уже не суетились, а суетились три человека в штатском. Один, приседая, а затем вытягиваясь, щелкал фотоаппаратом, второй делал отметки мелом на асфальте, третий - на корточках - осторожно рылся в карманах лежавшего на тротуаре ничком милиционера в форме. Милиционер лежал, противоестественно вывернув руки-ноги. Так живые не лежат. На тротуаре лежал труп милиционера.
      - Участковый Трындин? - спросил Смирнов у спины четвертого штатского, который в суете не участвовал. Четвертый раздраженно обернулся и вдруг узнал радостно:
      - Александр Иванович?
      - Здорово, Леонид, - солидно поприветствовал четвертого Смирнов. Был Леонид хорошего роста, складный, франтоватый, на артиста Абдулова смахивал.
      - В Москве, а к нам не зайдете, - укорил он Смирнова.
      - А что мне у вас делать?
      - Как что? Пообщаться, соскучились мы без вас.
      - Соскучились? - непонятно спросил Смирнов и повторил вопрос, кивнув на тело: - Участковый Юрий Трындин?
      - Участковый Юрий Трындин, - соболезнуя голосом, подтвердил Леонид.
      - Что случилось?
      - С крыши сорвался.
      - Прямо-таки и сорвался?
      - Сейчас здесь закончим и наверх пойдем, пощупаем, что и как.
      Смирнов глянул вверх, на крышу пятиэтажного доходного дома, каждый этаж которого - полтора нынешнего. Высоко. Очень высоко.
      - Я с ним утром разговаривал, - сказал Смирнов. На труп он не смотрел, не хотел смотреть. - Что ж ты так, Юра Трындин?
      К Леониду подошел третий в штатском - совсем еще молодой, - протянул сложенный вчетверо лист бумаги:
      - В кармане нашел. Прочти, Леня.
      Леонид развернул бумагу. Смирнов нахально заглянул в нее через Леонидово плечо. Леонид обернулся на него, но ничего не сказал. Стал читать бумагу. Читал и Смирнов.
      "Околоточный! Пока ты даром копытами топочешь, малолетки ширяются как хотят. На твоем участке, козел. Коробейников сдавать не в моих правилах, а склад их сдам. На крыше шестого дома, под правым скатом слухового окна. Целуй меня в тухес за подарок, лох".
      Печатными корявыми буквами все это было написано. Смирнов спросил:
      - Вечерком ко мне можешь заглянуть, Леонид? Я вон в том доме живу у приятеля. - Смирнов тростью указал на видимый отсюда Аликов дом. - Пятый этаж, квартира восемнадцать. Я ведь с Трындиным утром сегодня разговаривал.
      - Загляну, - пообещал Леонид. - Обязательно загляну. - Он смотрел, как санитары задвигали в свою карету носилки, на которых было то, что осталось от участкового Трындина.
      - Не буду мешать. Работай, - сказал на прощанье Смирнов и выбрался из круга. Роман и Алик ждали его. Они были в курсе: предподъездные бабки рассказывали шепотом каждому подошедшему в кругу все в подробностях.
      - Пошли домой, Саня, - предложил Алик, и они пошли домой.
      Обедать расхотелось. Они попили чаю и уселись смотреть по видео (Алькина гордость - японский телевизор с декой) "Французского связного". По экрану бегал хулиган Хекмэн, беспрерывно стреляя с матерясь на английском языке. Отвлеклись и увлеклись. Когда Хекмэн напоследок, по запарке, укокошил агента ФБР и упустил мирового злодея и политического супербосса Шарнье, Алик загоготал радостно:
      - Все, как у вас, бойцы невидимого фронта! Главного никогда не ловите!
      - Красиво работалось, - с завистью сказал Смирнов.
      - Им легче: дави негров, пали сколько хочешь, разбивай любой автомобиль, все сходит с рук, - завистливо констатировал Казарян.
      - Да я не про сыщиков, я про киношников американских, - невинно пояснил Смирнов.
      - Меня кусаешь, значит, да? - всерьез обиделся Казарян.
      - Кого же еще?
      - А если бы ты у меня на картине милицейским консультантом был, позволил бы такое про нашу жизнь?
      - Не-е, - с удовольствием сообщил Смирнов.
      - То-то и оно, - успокоился Казарян.
      - А ты со мной борись, - предложил Смирнов. - Гласность уже и демократия.
      Забыли об участковом Юрии Трындине. Трепались, спорили, крича, о сегодняшней жизни, вспоминали старое, а из старого - самое смешное. Знали-то эти трое друг друга, считай, с войны.
      В девять вечера явился капитан Махов. Леонид. По приглашению хозяев уселся со всеми на кухне, опрокинул рюмочку, попил чайку. Смирнов его не торопил с рассказом, рассматривал, вспоминал его. Сырым мальчонкой помнил. Леонид понял, что его изучают, и поэтому был вызывающе надменен.
      - Вы меня просили зайти, и я зашел, Александр Иванович, - покончив с чаем, сказал он, давая понять, что делает Смирнову одолжение.
      - Спасибо, Леонид, - благодарно отозвался Смирнов. - Знаю, что ты человек занятой, а я - бездельный пенсионер, но я сегодня говорил с участковым Юрием Трындиным.
      Леонид посмотрел на Смирнова, потом - на Романа и Алика.
      - Ты нас не стесняйся, Леонид! - ободрил его Казарян и откинулся на стуле.
      - Ты их не стесняйся, Леонид, - сказал Смирнов. - Казарян из нашей конторы человек, а Спиридонов есть Спиридонов. Должен бы его знать, коль ящик смотришь.
      - Как же, знаю. Очень приятно познакомиться. - Леонид мягчал.
      - Тогда рассказывай, - уже командно предложил Смирнов.
      - Скорее всего несчастный случай, - начал Леонид и для продолжения рассказа решил закурить. Казарян протянул пачку "Мальборо". Леонид милостиво принял знак внимания, взял сигарету и прикурил от спиридоновской зажигалки. - Дому этому, номер шесть, вот-вот на капиталку становиться. Ну, и, естественно, отношение к нему наплевательское со стороны домоуправления. Кровля ветхая, ее сто лет не меняли, а зачем менять, коли капиталка скоро? Полез Трындин к тайнику, от окна отделился и заскользил вниз вместе с кровельным листом, державшимся на соплях. А края крыши рядом.
      - Тайник-то там действительно был? - спросил Смирнов.
      - Был, Александр Иванович, был! - оживился Леонид (о деле заговорил). - Серьезная такая укладочка, аптечная, с понтапоном. По рыночным их ценам - тысяч на семь-восемь.
      - Куш! - с уважением констатировал Роман.
      - Как ты думаешь, Леонид, зачем этот добровольный осведомитель сдал тайник Трындину? - спросил Смирнов.
      - Всего вероятнее одно: узнав о тайнике, сам взять опасался, будучи уверенным, что хозяева следят за марафетом неусыпно. Думаю, конкурент.
      - Может быть, может быть. - Смирнов покряхтел, прилег подбородком на замысловатую рукоять своей роскошной палки. - А почему Трындину?
      - Юра последнее время за наркоманов местных взялся, всерьез взялся. Выявил, кто просто так шуткует, кто всерьез на игле сидит. Даже схемку составил по участку: кто, где, когда, как. Серьезный паренек был. Эх, Юра, Юра!