Анатолий Яковлевич СТЕПАНОВ
      ФУТБОЛИСТ
      Повесть
      Почему он, похмельный, опять в этой комнате? Это было, было, этого не может быть!
      Он сидел на диване, по-восточному свернув ноги кренделем. Он стриг ногти на пальцах ног. Он страдал оттого, что ногти были мраморной твердости, а большой и плотный живот не позволял вглядываться в проделываемую работу. Он был утомлен и одинок. Он кончил свое занятие и ощутил в пальцах ног ненужную чувствительность. Натянув носки и спустив с дивана ноги, он думал, ни о чем не думая.
      В раскрытую балконную дверь втекал дрожжевой запах помойки. На балкон прилетели голубь и голубка. Они любовно ворковали и гадили.
      - А жизнь, как посмотришь с холодным вниманьем вокруг... - сказал он и испугался своего голоса.
      В комнате беспричинно обнаружились двое громадных. Один, правда, был поменьше, ухмылялся неопределенно почти невидимой пастью. А другой стоял полупрозрачным серым столбом.
      - С чего начнем? - поинтересовался, уже не пугаясь своего голоса, он - хозяин.
      - Мы - штангисты, - доложил меньшой и хихикнул, мерзавец. Большой утвердительно заколебался. Хозяин сквозь него явственно видел книжный шкаф.
      Возникло то, что запомнилось навсегда: пустынная Инвалидная улица и он, решивший ради экономии носового платка высморкаться посредством большого и указательного пальцев, и достойная дама, вышедшая из-за угла, и звонкий щелчок сопли у ног дамы, и взгляд дамы, и стыд на всю жизнь.
      Он шлепанцем небрежно швырнул в большого. Растерзанный тапок беспрепятственно прилетел к книжному шкафу.
      - Какие вы, к черту, штангисты?! - обиженно сказал он.
      В окошке неработающего телевизора появилось испуганное, несчастное, смешное лицо Жаботинского с дурными глазами. А над лицом - блестящее, очень тяжелое, бессмысленное железо. Почему Жаботинский? Почему не Курлович, не Тараненко?
      Опять перекресток Инвалидной с Красноармейской. Он переходил Инвалидную, а из-за угла, с Красноармейской, выехал грузовик, сверкнул на него фарами и перевелся в профиль. Уже не глядя на грузовик, он интуицией переждал положенные мгновенья и шагнул на мостовую. Грузовик вез железные прутья, и их концы только-только выходили из Красноармейской. Огромная метла прутьев весело мчалась на него. Он уронил себя спиной на булыжник. Он лежал лицом вверх, а над лицом пронеслось тяжелое, колышущееся бессмысленное железо.
      - Ты куда ее тащишь, куда?! - зарыдал во дворе мощный бабий голос.
      Он с радостью прошел на балкон: интересно было узнать, кто на кого кричит. Сутулый, истощенный пьянством жэковский слесарь-водопроводчик Витя двигался по направлению к складу, неся на плече извивающуюся тонкую трубу. А кричала на него дворничиха Халида, прервавшая для этого беседу с двумя соплеменницами.
      - Куда надо, туда и тащу, - с достоинством ответил Витя, продолжая движение.
      - Закрыто там, нету никого! - Халида сделала свое дело и вернулась к прерванной беседе. Витя бросил трубу на землю и полез за папиросами.
      Ничего любопытного. Витя заметил его на балконе и подмигнул. Боясь, что Витя потребует на четвертинку, он поспешно последовал в комнату и сел за письменный стол. Достав из ящика пачку бумаги и любовно отточив карандаш, он записал на белом листе все свои долги. На память. А потом сверился с записной книжкой.
      Сквозь балконные прутья на него смотрела дьявольская рожа люмпен-пролетария Витьки. Она лежала на краю балконного пола, как голова Иоанна Крестителя на блюде, и была чрезвычайно довольна этим. В голубых ее младенческих глазах стояли веселые старческие слезы.
      - Выпить хочешь? - спросил он. Витькины глаза ответили: "Да, да, да!"
      - А зачем и для чего?
      Голова исчезла, видимо, упала с четвертого этажа. Ударившись об асфальт, она подпрыгнула до уровня его окна и зависла в высоте, окончательно обретя форму идеального шара. Оттолкнувшись от балконных перил сильнейшей левой ногой, он воздухом побежал по направлению к голове.
      Снизу вверх, из-под живота к лицу, с треском взметнулись сизые голуби, ужасно его напугав. Он потерял равновесие, но, сделав резкое движение руками и стремительно перебирая легкими ногами, вновь обрел его и, радуясь, уже уверенно побежал к голове. Голова приближалась и становилась все более похожей на футбольный мяч. На ней отчетливо прорезались кожаные дольки. Ему было прекрасно, как в Черном море в начале сентября.
      Он привычно ударил по мячу внешней стороной стопы. Мяч не был мячом так, воздушный шар. Но и нога была невесомой. Кренясь под немыслимым на земле углом, он гнал мяч над Русаковской улицей к Сокольникам, к Ширяеву полю. Внизу мелькали пыльные крыши троллейбусов и провода делили улицу на аккуратные, геометрически правильные загоны, в которых беспорядочно перемещались разноцветные головы прохожих.
      Сначала он почувствовал, что мяч начал обретать вес, а потом ощутил свои собственные ноги, отталкивающиеся от глиняного грунта Ширяевки. Он длинно перевел мяч направо открытому игроку и, отрываясь от опекуна, пошел на ворота. Сообразительный партнер, не медля, сделал жесткий прострел. Он выпрыгнул и, вновь ощутив невесомость, подождал, когда мяч приблизится, а затем легким акцентированным кивком опустил его в дальний от вратаря угол.
      Он упал на землю лицом к траве, и ему сразу же вонзили нож в спину. Нож слегка зацепил ребро и холодным острием вошел в теплое сердце, и сердце заболело, заныло, заплакало. От любви к себе заплакал и он, а от беспомощности и ненависти к ножу вцепился зубами в траву. Он кусал траву, он злобно драл ее, прихватывая губами колючую землю. Набив сыпучим прахом рот, он заскрипел зубами, вернее, земля скрипела на зубах, и он двигал челюстями и слушал скрип. Стало легче, и боль приручилась, и приблизилась женщина.
      Он узнал ее шаги, которые гулко отдавались в траве. Она положила руку ему на голову. Включились невидимые репродукторы, и низкий женский голос запел про любовь. Не снимая руки с его головы, женщина спросила:
      - Наша любовь будет вечна и светла?
      Он знал, что их любовь не будет вечной и светлой, сейчас он знал все наперед, он видел конец этой любви, но так хотелось вечной и светлой любви, что он забыл о ноже. И она сердобольно вытащила нож из его спины. Он с трудом удержал свою душу, которая чуть не вылетела в дырку, утомился и прикрыл глаза. Легкий ветерок обдал его лицо, и, открыв глаза, он увидел, что ветер создал светлые брюки, которые вместе с туфлями подходили к нему. И к ней.
      - Что ты здесь делаешь? - спросили у нее брюки с ботинками.
      - Это он, - сказала она.
      - Это не он. Это мертвое тело. Пойдем со мной.
      - Но это его мертвое тело.
      - Я живой, - сказал он и встал.
      Они не поверили, что он живой, и он ушел. Он шел, а его догоняла ночь. По косой, как дождь. Он опять испугался. Звука своих шагов. Все же он пришел.
      Площадь была вымощена брусчаткой. Пять неровных улиц, которые кончались в ней, круто поднимались вверх. Площадь была дном котлована. Ее небрежным кольцом окружали очень старые серые каменные дома с темными блестящими окнами.
      Он лежал посредине площади. Было темно, но его обнаруживал неизвестный источник света. Невидимый город над площадью ждал представления. Он лежал посредине площади, и он же стоял за одним из темных окон серого трехэтажного дома. Он догадывался, что сейчас произойдет.
      С пяти концов - в каждой улице - раздался скрежет металла о камни. Сверху по пяти улицам люди в серой форме спешно тащили пулеметы, колесами высекавшие из камня голубые бенгальские искры. В устьях улиц люди в серой форме развернули пулеметы стволами к нему и громко заговорили на незнакомом языке. Он слышал, как отскочили пулеметные затворы и как были вставлены в пулеметы ленты. Офицерский голос грубо и картаво прокричал команду. Стало тихо, и тот, кто стоял за темным окном, не выдержал и отвернулся...
      - Тебя к телефону! - позвал громкий прокуренный голос.
      Он открыл глаза. Глуховатая восьмидесятилетняя мамуля стояла в дверях его кабинета. Где же та комната в коммунальной квартире? Он помотал башкой, спустил ноги с тахты и спросил у пола:
      - Кто же сейчас лежит там, на площади?
      Мать не поняла, сказала строго:
      - Наши играют, а ты дрыхнешь.
      - Кто там звонит-то?
      - Не представился. Но, кажется, Гоша.
      В прихожей он взял трубку, осведомился хрипло:
      - Что надо, Гоша?
      Перейдя дорогу у Госкомспорта, он через калитку вошел в Лужники. Прошагав немного по асфальту, он свернул на пробитую своевольными болельщиками грунтовую дорожку. Оставив слева общественный сортир и бассейн, он пересек пустынное асфальтовое озеро и в полном одиночестве направился к западной трибуне Большой спортивной арены, от которой почти неслышимо, но абсолютно явственно несся гул единого дыхания тысяч людей. Там, за выцветшей бледно-розовой стеной, кончался первый тайм футбольного матча.
      Страж хитрого входа узнал, закивал башкой, весело, как и положено, приветствуя:
      - Здравствуйте, Олег Александрович.
      - Добрый день, - вежливо откликнулся Олег Александрович и осведомился: - Как?
      - Один - ноль наши ведут!
      Олег Александрович, поблагодарив стража легким похлопыванием по бицепсу, проник, спустившись на несколько ступенек, в полутемное после улицы чрево стадиона.
      Сразу же пройти на трибуну не удалось: навстречу двигались две оравы вонявших ядовитым потом парней. Команды шли на заслуженный перерыв.
      Олег Александрович как бы принимал парад. Серая голова, рассеченная устоявшимся пробором, подсохшее лицо немолодого человека, держащего форму, безукоризненный воротничок, безукоризненный узел галстука, идеально отглаженный светлый костюм, небрежно расстегнутый темный дорогой плащ с поднятым воротником, руки глубоко в карманах - генерал от футбола.
      Проходящие мимо него футболисты оглядывались, многие почтительно здоровались:
      - Здравствуйте. Здравствуйте. Здравствуйте.
      И наконец, поднятая рука и радостное:
      - Олег Александрович!
      - Здорово, Игорек! - Олег Александрович тоже поднял руку и сморщил нос от удовольствия видеть высокого, ладного, на тяжелых ногах парня с красивым и счастливым лицом.
      Семь лет тому назад он был ничего не умеющим и самым беспомощным пацаненком из всех, кого Олег отобрал к себе в группу. На первом занятии он долго недоумевал, за что зачислил его. Одиннадцатилетний Игорек посмотрел на него, их взгляды встретились, и Олег понял: в мальчишеских глазах было понимание, что он хуже всех, но смирения не было. За этот взгляд и взял его Олег Александрович и возился с ним семь лет. За взгляд и еще за имя. Красиво звучало: Олег и Игорь. Он, Игорек, сейчас оттуда, с зеленой поляны, где много лет княжил Олег. И тоскливой безнадегой резануло по сердцу: никогда, никогда там не быть.
      Протопали шипами футболисты, и рядом кто-то сказал:
      - Давно не видел тебя, Олежек.
      Олег Александрович обернулся, увидел знаменитого тренера. Обнялись, ударяя друг друга по спинам.
      - Как играете, Валера? - поинтересовался Олег Александрович.
      - В свою силу, - ответил тренер.
      - Выиграете? - спросил на сглаз, чтобы подразнить.
      - Мяч круглый, - недовольно скривившись, промямлил тренер и быстро добавил: - Мне к ребятам надо. Извини, - и зарысил в раздевалку.
      В ложе для привилегированных было сегодня довольно людно. Он шел нижним проходом, а сверху неслось доброжелательное:
      - Здравствуйте, Олег Александрович! Здорово, Олег! Как жизнь, Олежек? - И - окончанием - тяжелый бас: - Привет профессору!
      Быстро выбежали на поле элегантные, как вороны, судьи. Потом лениво вывалились футболисты обеих команд. Не торопясь, все разбрелись по своим местам, заверещал свисток...
      Наши как наши. Ведя в счете, изящно катали пузырь, надеясь выиграть мяч стоя. Получалось иногда остроумно, но чаще - нет.
      Южане как южане. Овладев мячом, каждый из них стремительно рвался вперед, обыгрывая двоих-троих. Но, обязательно проиграв мяч в борьбе с третьим-четвертым, устало выключался из борьбы, наблюдая со стороны, что будет дальше.
      Так и катилась игра - без мысли, без страсти, - до тех пор, пока не произошел казус: гол в ворота наших. Загнанный к лицевой линии и наглухо перекрытый двумя защитниками полузащитник сильно пробил неизвестно куда, и вдруг мяч, задев колено одного из опекунов и получив непонятное вращение, по немыслимой дуге, мимо застывшего у ближней стойки вратаря влетел в ворота.
      Вот тут и заиграли по-настоящему. К южанам от неожиданного подарка пришел кураж, и они задвигались всерьез - все вместе. Наши, отбиваясь, постепенно копили хорошую спортивную злость.
      За пятнадцать минут до конца случилось то, что и должно было случиться: контратака с разбегу, на разрыв. Игравший задним центральным защитником Игорек, резко выйдя вперед, на опережении овладел мячом и точно передал его в круг, где, освободившись от опеки, на свободе принял пас диспетчер. Получив мяч, диспетчер попаузил, ожидая, когда Игорек наберет скорость, а затем, длинной передачей в обвод за спины защитников, кинул Игорька в левый край. Смещаясь к центру, Игорек шел на ворота. Видя только его, защитники кинулись к нему. А он, дойдя до лицевой линии, подождал малость и, когда защитники приблизились почти вплотную, мягко скинул мяч подбегавшему одинокому, будто в пустыне, своему нападающему. Тот, как на разминке, закатил пузырь в уголок.
      И опять все пошло по-прежнему. Некоторые нетерпеливые зрители, поняв, что игра сделана, сформировавшимися в проходах ручейками покатили к темным дырам выходов.
      За три минуты до конца случилось то, что не должно было случиться. Техничный и быстрый форвард южан, умело прикрывая мяч, шел вдоль линии штрафной площадки. Но делать ему было нечего: и нанести удар невозможно, и дать пас некому. Вдруг Игорек попятился назад: перекрывать еще одного нападающего южан.
      - Куда ты?!! Он же в офсайде! - взвыл кто-то рядом с Олегом.
      Но было поздно. Тот, что владел мячом, мгновенно вошел в коридор, сделанный Игорем, получив секунду-другую на подработку мяча, прицельно выстрелил в верхний угол. Тут же на него восторженно взгромоздились темпераментные партнеры.
      Олег Александрович не стал ждать финального свистка и спустился вниз. Опять принимал парад. Первыми прошли устало-довольные южане. Их тренер увидел Олега Александровича, подошел, двумя руками - искренне уважал пожал ему руку и сказал с милым акцентом:
      - Рад видеть вас, Олег Александрович!
      - И я тебя, Тэд.
      Южане скрылись в своей раздевалке. Наконец появились и наши. Олег Александрович, увидев Игоря, тихо позвал:
      - Иди сюда!
      Игорь подошел. Олег Александрович, коротко размахнувшись, ладонью сильно ударил его по лицу и зашагал к выходу.
      Семнадцатый троллейбус выехал на Садовую, сделал поворот над тоннелем у Нового Арбата и остановился. Олег Александрович выпрыгнул из троллейбуса и, немного пройдя вниз, вошел с Проточного переулка в дом с башенкой.
      На седьмом этаже позвонил в тридцать четвертую квартиру.
      - Кто там? - осведомились через некоторое время из-за двери хорошим басом.
      - Воров боишься, что ли? - раздраженно осведомился Олег Александрович.
      - Я без порток, - пояснил через закрытую дверь бас, и дверь открылась.
      Басом обладал могучий, но сильно обросший жиром амбал под два метра. Амбал был в трусах, с мокрыми волосами, горячий - только что из-под душа.
      Олег вошел в нелепую, с кухней посередине, роскошно обставленную антиквариатом квартиру, скинул плащ на предтелефонное кресло, прошел в гостиную, уселся на финский мягчайший диван и спросил без любопытства:
      - Собрался куда?
      - У меня в десять встреча, - ответил амбал, причесываясь.
      - Где, если не секрет? - Олег глянул в окно - там уже темнело, глянул на часы - было девять.
      - В ресторане Битцевского пансионата. - Амбал влезал в рубашку, и поэтому ответ прозвучал глухо.
      - Что ж не у себя в заведении? Или как директор, знающий качество собственной кухни, остерегаешься принимать изготовленную там пищу?
      - Не остерегаюсь. Просто у меня сегодня - санитарный день, а следовательно, выходной. Что ж ты, Алик, все вокруг да около ходишь? Кто оказался прав?
      - Ты все видел по телевизору, Гоша. Зачем же спрашиваешь? Ну, а если тебе необходимо, чтобы я признал свое поражение - пожалуйста. Да, ничья. Да, два - два. Да, ты прав.
      Гоша от восторга загоготал, как гусак.
      - Не надо быть наивным дурачком, Алик. Годы у тебя не те.
      - Ты спешишь? - догадался Олег.
      - Да. Пора, - признался Гоша и, оправдываясь, добавил: - Ты же знаешь, я никогда не опаздываю.
      - Знаю, знаю... Ну что ж... - Олег поднялся с дивана.
      - А то поехали со мной. Ты ведь поговорить хочешь. - Гоша вдруг загорелся этой идеей. - Ты в глубокой завязке, я за рулем, так что спиртное исключено. Посидим, потреплемся, пожрем как следует.
      - А твое свидание? Я не помешаю?
      - Свидание сугубо деловое. С поставщиком. Разговор на раз, два, три. Ну, едем?
      - Едем, - решил Олег.
      Битый-перебитый Гошин "жигуленок" через Даниловскую заставу выбрался на бесконечную Варшавку, вдоль которой тянулись удручающие кварталы города будущего. Олег и Гоша помалкивали. Не выдержал первым Гоша:
      - Говорить хотел, а молчишь.
      - Все думаю.
      - И что надумал?
      - Вопрос, - ответил Олег и тут же его задал: - Как это делается, Гоша?
      - Как играют на футбольных результатах, что ли? Очень просто, как в рулетку. На выигрыш - проигрыш, на конкретный счет, на несколько матчей, на весь тур. В Москве и Питере это сложнейшие перекрестные пари, а на юге, говорят, все всерьез, и даже букмекерские конторы имеются.
      - Подсудное же дело - азартная игра. И не боятся?
      - Кого, Алик? Играют все свои: центровые, цеховые, посредники.
      - Но их же единицы, Гоша. Откуда капитал?
      Гоша опять загоготал. Отгоготавшись, напомнил:
      - Я же тебе говорил - не будь дурачком. По почти официальным данным, в Москве тридцать тысяч миллионеров. Это подсчитанных. А неподсчитанных сколько? Миллионеры - люди скромные. Особенно подпольные. Про Закавказье я уже и не говорю.
      - А ты - миллионер? - выстрелил вопросом Олег.
      - Я-то? Нет, к сожалению.
      - Что ж так?
      - Мне есть что терять, Алик. Папа-генерал квартиру с богатыми трофеями оставил, сам, когда за сборную играл, кое-что подсобрал, директорское место довольно хлебное...
      - Стало быть, подворовываешь по малости?
      - Не подворовываю. Просто в руках само собой немного застревает. В рамках неподсудности.
      Помолчали недолго. Потом любознательный Олег снова полюбопытствовал:
      - А на твое водное поло играют?
      - Мое водное поло, Алик, - забава сугубо камерная. Кто им интересуется? Играется футбол. В Москве и Питере - отчасти хоккей. Скоро, думаю, за баскетбол зацепятся, он в зрелище постепенно превращается.
      - Все-то ты знаешь, - с сожалением констатировал Олег.
      В ресторане Гоша уверенно направился к столику, за которым сидел опрятный человек средних лет, без интереса глядевший на огонек свечи.
      - Ты что-нибудь заказал, Семен? - спросил у опрятного человека Гоша. Тот вяло пожал плечами и признался:
      - Я есть не хочу. Мне бы с тобой парочкой слов перекинуться, и все.
      Опрятный человек неодобрительно посмотрел на Олега. Лишнего при разговоре. Тот поймал его взгляд и успокоил:
      - Я вам не помешаю.
      - Мы с тобой в холле пошепчемся, - пояснил Семену Гоша. - А ты, Алик, нас здесь подожди. Я по пути заказ сделаю и минут через пятнадцать буду. Пятнадцать минут нам хватит, Семен?
      - Хватит.
      И они ушли, а Олег стал разглядывать полутемный зал и вдруг встретился взглядом со знаменитым тренером, сидевшим с дамой у барьерчика на противоположной стороне зала. Легкое облачко прошло по лицу тренера, легкое, почти незаметное, но делать было нечего, и он приветственно и приглашающе замахал рукой.
      Грянул рок-марш, и под него, стараясь попадать в ритм, Олег зашагал к столику Валерия. Когда он подошел, Валерий привстал с кресла и предложил:
      - Знакомься, Олег. Это - Зоя.
      Очень красивая дама в широкой амплитуде возраста - от тридцати до сорока - мило улыбнулась Олегу, который, поцеловав ей руку, признался Валерию:
      - С Зоечкой мы давно знакомы. Здравствуй, красавица.
      Зое подобное приветствие понравилось, и поэтому она спросила:
      - Как живешь, Олег?
      - Отлично, родная моя.
      И верно, родная. Годиков двадцать тому, даже с хвостиком, самая преданная подружка, а также адъютантша и наперсница жены знаменитого футболиста семнадцатилетняя Зоенька, воспользовавшись моментом, расчетливо уложила в постель не совсем трезвого футбольного маэстро. Так и породнились. После этого было плохо, очень плохо. Всем троим. Потом, правда, все быстро рассосалось. Знаменитый футболист как-то сразу превратился в сильно пьющего гражданина без определенных занятий, и дамы, в одночасье поняв, что они обе горько ошиблись в этом человеке, в горе вновь раскрыли друг другу объятья.
      - Вот и хорошо, - порадовалась за него Зоя.
      Олег уселся и, откинувшись на стуле, еще раз восхитился ею:
      - Как и тогда (мы, естественно, не будем уточнять, когда), ты по-прежнему страстно и верно предана нашей футбольной команде. Похвальное постоянство истинного болельщика. А для женщины-болельщицы - просто удивительное!
      - Удивительное - рядом, - довольно оригинально нашлась Зоя.
      Олег покосился на Валерия и подтвердил:
      - Совсем рядом!
      Валерий ревниво, как будто следя за игрой в теннис, переводил взгляд с Олега на Зою. Олег успокоил его:
      - Зоя была подругой моей бывшей благоверной. Младшей подругой, - и поинтересовался мимоходом у Зои: - Кстати, как она?
      - Давно не виделись, - прохладно сообщила Зоя.
      Покончив с любезностями, Олег с дуболомной простотой спросил о том, ради чего он и позволил себе нарушить их интимный тет-а-тет:
      - Это была договорная ничья, Валера?
      - Нет, - твердо ответил Валерий.
      - Ты уверен на все сто процентов?
      - Да, - подтвердил Валерий и сам спросил: - За что ты набил морду Игорю?
      - За дело. Он пропустил в коридор того паренька. Нарочно.
      - Ему всего девятнадцать лет, Олежек. С его малым опытом позиционно ошибаться - не такая уж редкость.
      - Он не умеет позиционно ошибаться. Он мой ученик. Мой любимый ученик.
      - Ты был великий игрок, Олежек. Но вспомни себя в девятнадцать лет. Я-то отлично помню твой дебютный год. Сколько же ты ошибок наворотил!
      - Я - самоучка. У меня не было школы, не было учителя. И приходилось изобретать велосипед. А у Игоря был хороший учитель. Я.
      - Теперь понятно. Бережешь свое реноме.
      - Не совсем так, Валера. Берегу реноме футбола, которому отдал жизнь.
      - Красиво говоришь. Как на трибуне.
      Они вели диалог на повышенных тонах, почти кричали. Но не потому, что ссорились, а потому, что гремел и рычал тяжелый рок. Олег глянул на свой столик, увидел уже вернувшегося Гошу и поднялся с кресла:
      - Ну, будьте здоровы. Зоенька, как говорили в одном из фильмов моего детства, - имеешь шанс убить медведя. Наш Валерий - вдовец.
      - Я знаю, - хладнокровно парировала Зоя, а Валерий раскипятился:
      - Не хами. Если хочешь знать - это я имею шанс.
      - Пусть будет так, - согласился Олег, раскланялся окончательно и пошел через прыгающе извивающийся танцующий зал к своему столику.
      - Это Марков там сидит? - спросил Гоша.
      - Он самый, - подтвердил Олег, усаживаясь. - Тренер номер один советского футбола.
      - Завидуешь ему?
      - Когда-то завидовал. Теперь - нет. Как только понял, что команда высшей лиги - не мое дело. Делать не футбол, а футболиста - вот что я умею по-настоящему.
      - Потом эти футболисты делают команду Маркову. А ты вроде ни при чем.
      Официант принес вазончик с икрой, блюдо с лососиной, блюдо с осетриной горячего копчения, груду зелени, помидоры, огурцы. Расставил все мастерски и удалился!
      Задумчиво делая себе бутерброд, Олег вопросил нерешительно:
      - Скажи мне, Гоша, а Валера Марков замазан?
      - Точно не знаю, но вряд ли. Зачем ему?
      - Логично. - Олег откусил от бутерброда, пожевал. - А может быть, все это случайное совпадение, Гоша, а? Просто вышло так?
      Гоша оторвался от рыбки и посмотрел на Олега жалеючи, как на юродивого:
      - Опомнись, Алик. Хочешь, я тебе еще два результата на юге предскажу? Новость свеженькая, с пылу с жару.
      - Откуда у тебя эта новость?
      __________________________________________________________________________
      Стр 125. Разрыв. __________________________________________________________________________
      ся кабине красного дерева и открыл дверь своим ключом.
      В передней его ожидала мать.
      - Ты где пропадаешь? - строго прогремела она.
      - Дела, мать, дела, - успокоил он.
      - Какие могут быть дела в два часа ночи?
      - Важные, - объяснил он, сбрасывая плащ и снимая туфли.
      - На плите котлеты, сырники и гречневая каша. Разогрей и поешь.
      - Я сыт, мама, - отказался Олег и пошел по коридору к себе в комнату, щелкая шлепанцами.
      Мать не отставала.
      - Как дела на работе? - спросила она, входя за ним в комнату.
      - Хорошо, - сказал он, снимая пиджак.
      - Я смотрела матч по телевизору. Как грубо ошибся Игорек, правда, сын?
      - Мама, ты не видишь, что я раздеваюсь? - раздраженно намекнул он на ненужность ее присутствия.
      Мать не поняла намека:
      __________________________________________________________________________
      Стр. 126. Разрыв. __________________________________________________________________________
      чам, услужливо подаваемым счастливыми заворотными пацанами. Что-что, а бить он умел. Не очень сильно, но очень точно он, как машина, посылал мячи по углам. Правый нижний, левый верхний, правый верхний, левый нижний...
      Из-за ворот его окликнули:
      - Олег Александрович!
      Он поднял глаза. В семнадцати метрах от него, разграфленный сеткой на мелкие квадраты, стоял хорошо одетый, ладный, неотразимо обаятельный Игорь. Олег отпустил вратаря:
      - Свободен, - и спросил у Игоря: - Почему не на базе?
      - Сейчас поеду, - пообещал тот, осторожно приближаясь.
      - Вот и езжай, - равнодушно согласился Олег.
      - Мне с вами очень надо, поговорить.
      - Мне не о чем с тобой говорить.
      - Олег Александрович! - прорыдал Игорь.
      - Ты превратился в дерьмо, Игорек, в собачье дерьмо, - сказал Олег. Когда только успел?
      - Я все объясню, Олег Александрович, я все объясню, - заверил Игорь.
      Они дошли до деревянной трибуны Ширяева поля, и Олег уселся на серую от дождей и снегов деревянную скамью. Уселся и Игорь. Слегка на отшибе.
      - Объясняй, - разрешил Олег.
      - Он сказал, что его убьют...
      - Он - это паренек, который забил второй гол? - перебил Олег.
      - Ну да, Арсен. Он очень хороший парень, Олег Александрович. Мы с ним с мальчиков дружим, как первый раз в сборную попали. И никогда не врет.
      - И ты решил помочь ему?
      - Нет, я поначалу наотрез отказался. А вот за три минуты до конца... Да вы видели все, Олег Александрович, только не слышали, как он крикнул: "Игорек!" Так крикнул, что я пропустил его в коридор...
      - Интересные вещи ты рассказываешь, Игорек, - злобно-весело констатировал Олег.
      - Что же это происходит, Олег Александрович?! - в отчаяньи воскликнул Игорь. - Что мне делать?
      - Делать тебе надо только одно: играть в футбол, как я тебя научил.
      Табличка на закрытой стеклянной двери ресторана, где директорствовал Гоша, сообщала, что свободных мест нет, Олег Александрович забарабанил по стеклу. Явился швейцар, спросил через дверь:
      - Что надо?
      - Надо внутрь, - разъяснил Олег Александрович.
      - Ясно же сказано: мест нет! У нас все столики по предварительной записи.
      - Мне ваш директор нужен!
      - Не положено его беспокоить, - завершил беседу швейцар и пошел от двери. Олег Александрович вновь забарабанил по стеклу. Все началось по второму кругу.
      - Что надо? - опять спросил швейцар.
      - Мэтра позови, - устало велел Олег Александрович.
      - Попробую, - милостиво согласился швейцар.
      В небольшом своем кабинете Гоша трепался по телефону. Увидел Олега, сообщил в трубку:
      - Ну, ладно, пока. Ко мне пришли, - положил трубку и озабоченно спросил: - Что-нибудь случилось, Алик?
      - Ничего не случилось, - успокоил его Олег и, расположившись в кресле, добавил лениво: - Просто я сегодня оформил отпуск и завтра улетаю на юг.
      - А следует ли это делать? - посомневался Гоша.
      - Что именно? Отдыхать или развлекаться? - смеясь, уточнил Олег Александрович.
      - Влезать в это дело, Алик.
      Затевать дискуссию о том, что можно делать, а что нельзя, Олег не стал. Он сказал:
      - Мне нужны деньги. Дашь?
      - Сколько?
      - Тысячи три, если с запасом.
      - Не многовато ли для отдыха и развлечений?
      - В самый раз. Так дашь?
      - Нет у меня сейчас таких денег.
      - Достань, - жестко предложил Олег и тут же успокоил: - Я кредитоспособен. В ноябре - декабре у меня две книги выходят: учебник в "Физкультуре и спорте" и мемуары, так сказать, в "Молодой гвардии".
      Гоша молчал, теребя себя за нос.
      - Что молчишь? - раздраженно прервал паузу Олег.
      - Думаю, где эти три тыщи достать. Ты когда летишь?
      - В шесть вечера.
      - Зайди завтра часиков в двенадцать ко мне домой. Будут тебе деньги.
      - Спасибо. - Олег поднялся.
      Слегка опоздавший самолет скатился с высоты в южную черную ночь и побежал по освещенным плитам посадочной полосы, чуть подпрыгивая на швах. Самолет подрулил прямо к аэропорту, и Олег, спустившись по трапу, кинул свой умело не сданный в багаж круглый баул с колесиками на бетон и, пиная, погнал его к выходу.
      Олега встречали. Рыже-розовый (рыжие волосы изрядно поредели, и проглядывала розовая плешь) добрый молодец под пятьдесят и черноволосый южный красавец с усиками чуть помоложе. Добрый молодец растопырил руки для объятий и заорал:
      - Олежка, старый черт, приехал наконец!
      Обнялись, расцеловались. Красавец почтительно пожал руку Олегу:
      - Счастлив приветствовать вас, Олег Александрович.
      - Здравствуйте, Эдуард.
      - Ты, случаем, чемодан свой в багаж не сдавал? - обеспокоился добрый молодец. - А то еще часа полтора ждать придется!
      - Знаю я ваши порядки, - ворчливо заметил Олег и кивнул на баул. Все свое ношу с собой... На футбол завтра пойдем?
      - А как же! - заорал Сергей. - Что мы такое без футбола, Олежек?!
      - Ну, и как ваши сыграют?
      - Э-э-э! - издал безнадежный крик Сергей и махнул рукой, а Эдуард улыбнулся тонко и изрек идиотский, навязший на зубах футбольный афоризм:
      - Мяч круглый.
      - Ну, а все-таки?
      - Не порти настроения, Олег! - взмолился Сергей. - Так все хорошо: ты приехал, старую дружбу вспомнил, радость нам доставил. Зачем же о неприятном?
      Олег рассмеялся и решил:
      - Тогда поехали.
      Стадион был набит битком, но Олег, Сергей и Эдуард сидели вольготно: их устроили в хитрой ложе. Трибуны гудели, трибуны ревели, трибуны попеременно рыдали от восторга и горя. Мяч в сетке! Мяч в сетке! Гол! Их было семь.
      Когда десятка гостей, забив эффектный мяч головой, третий свой мяч, сделала счет четыре - три и свела преимущество хозяев до минимума, Сергей застонал:
      - Что же это такое?! Когда это кончится?
      Олег глянул на стадионные часы и успокоил:
      - Через семь минут. И не волнуйся: все будет как надо.
      - А как надо? - ироничный Эдуард улыбнулся. - И кому надо?
      - Как? Да так, чтобы ваши выиграли. Кому? Вам, конечно, патриотам, болельщикам, фанам своей команды, - разъяснил все Олег и, посмотрев в шоколадные глаза Эдуарда, в свою очередь поинтересовался: - Надеюсь, вы поставили на своих, Эдик?
      - Я всегда ставлю на своих, - двусмысленно ответил Эдуард.
      Прозвучал наконец длинный финальный свисток. Трибуны восторженно взвыли. Трое в ложе встали и пошли к выходу. На табло были цифры 4 : 3. На ходу Олег, обеспокоясь, вспомнил:
      - Эдик, вы не забыли? Никаких: я за рулем, вы сегодня мой гость.
      - Мы же договорились, Олег Александрович, - мягко укорил суетного Олега Эдуард.
      Они шли в толпе счастливых и шумных болельщиков, которые, все как один, кричали друг другу о том, что у них и их кумиров появился реальный шанс.
      Пешком добрались до гостиницы. Олег пересек уютный темноватый пустынный вестибюль и, подойдя к портье, с тихой безапелляционностью (знал, как холуев держать в ежовых) распорядился:
      - К одиннадцати часам вызовите такси.
      И, не дождавшись ответа, направился к Сергею и Эдуарду.
      В номере их встретил роскошно накрытый стол. Чревоугодник Сергей, с удовольствием разглядывая напитки и закуски, с завистью отметил:
      - Умеешь ты, Олег, с этой публикой! А со мной они или хамят, или амикошонствуют.
      - Олег Александрович - гость нашего города, - напомнил Эдуард.
      - Ну и что? - огрызнулся Сергей. - А я - его знаменитый гражданин.
      Уселись. Олег в две рюмки налил коньяку, а себе - пепси-колу. Эдуард с Сергеем переглянулись, вспомнили и вздохнули, подняв рюмки.
      - За победу! - провозгласил Эдуард, и они быстро выпили.
      Посмотрев на них, скривившихся и быстро закусывающих, Олег отхлебнул из фужера и уточнил:
      - За нашу победу.
      - Кино "Подвиг разведчика"! Я его мальчишкой раз двадцать смотрел! до смерти обрадовался Сергей и тут же изобразил: - Вы болван, Штюбинг!
      - Штюбинг в данном случае я, - решил Олег, - и в связи с этим один вопрос: я - болван от рождения или из меня сегодня болвана делали?
      - Ты о чем? - спросил Сергей, разливая по второй.
      - Я о сегодняшней игре, Сережа, и о результатах этой игры.
      - И игра и результат нас устраивают, - встрял Эдуард.
      - Тебя, Эдик, - уточнил, перейдя на "ты", Олег.
      - Почему только меня? И Сережу, и всех болельщиков, и город, и республику...
      - Игра, конечно, не ахти, - признался Сергей, но тут же спохватился: - Но голы - красавцы!
      - Помнишь, Сережа, лет тридцать тому назад приезжала к нам негритянская профессиональная баскетбольная команда "Глоб троттерс"? До чего же они красивые мячи в корзинку забрасывали! Но играли-то они между собой, и не игра это была, а спектакль.
      - Я, Олег, не хочу ничего знать, - признался Сергей. - Когда я вижу на поле команду, за которую отыграл пятнадцать лет, я из профессионала превращаюсь в скудоумного фаната. Наши выиграли, и я счастлив.
      - Хорошо тебе, - позавидовал Олег.
      В одиннадцать они вышли из гостиницы. Таксомотор их ждал. Распахнув заднюю дверцу, Олег пропустил на сиденье Сергея и Эдуарда, а сам устроился рядом с шофером.
      - А ты куда? - удивился сильно поддатый Сергей.
      - Хочу вас проводить, - объяснил Олег, - сначала тебя домой доставим, потом Эдика. Ты не возражаешь, Эдик?
      - Да что вы, Олег Александрович! - обиделся Эдуард.
      - А уж потом я немного по городу покатаюсь. На прощанье.
      Машина, преодолевая крутые подъемы, кряхтя и стеная, добралась до Сергеева дома. Олег и Сергей вышли из такси и страстно обнялись. Целовались, молотили друг друга по лопаткам.
      Распрощавшись с Сергеем, Олег сел на свое место в машине и, посмотрев на шофера загадочно, сунул ему в верхний карман пиджака сиреневую бумажку:
      - Будь добр, браток, погуляй минут десять, ножки разомни.
      Ни слова не говоря, шофер вылез из машины. Эдуард спросил с заднего сиденья:
      - Вы хотите сообщить мне что-то очень серьезное, Олег Александрович?
      Положив подбородок на спинку сиденья, Олег рассматривал Эдуарда:
      - Я хочу услышать от тебя нечто секретное, Эдик.
      - У меня от вас секретов нет, - сообщил, улыбаясь, Эдуард. - Да и вообще, я весь как на ладони.
      - На чьей?
      - Не надо обижать меня, Олег Александрович.
      - Я не хочу тебя обижать. Наоборот, я хочу тебя расположить. Я тебя мало, точнее будет сказать, совсем не знаю, Эдик. Три встречи в сборной в мой последний год, многие годы только "здравствуйте - до свидания". Вот и все. Но мы - футболисты, Эдик, и я надеюсь, что ты будешь со мной откровенен.
      - Мы уже не футболисты, - напомнил Эдуард.
      - ...А деловые люди, - догадался о несказанном Олег. - Что ж, деловые так деловые. У меня к тебе предложение: ты - нужную мне информацию, я тебе - очень ценный совет на будущее. Идет?
      - Это смотря какая информация и какой совет.
      - Выясним в течение разговора, - решил Олег и встал коленями на свое сиденье. - Договорились?
      - Договорились, - согласился Эдуард.
      - Насколько мне известно, главная контора подпольного футбольного тотализатора находится там. - Олег мотнул головой в ту сторону, где должны быть, по его понятию, горы. - Я не спрашиваю тебя, кто заправляет местным филиалом, я догадался об этом по некоторым твоим реакциям. Не отрицай и не подтверждай, мы же договорились. Скажи мне только одно: кто глава всего предприятия? Не номинальный там директор-распорядитель, а подлинный хозяин?
      - Только-то и всего? - удивился Эдуард. - Не такой уж это секрет. Да вы его должны знать. Помните, Человек-гора?
      Пришло время удивляться и Олегу:
      - Это Гришка-то тяжеловес? Тюлень этот усатый?
      - Он не тюлень, Олег Александрович, он - носорог.
      - Так, - Олег уселся на сиденье как следует, открыл дверцу и крикнул в черную, как чернила, ночь: - Водила!
      Водила вернулся, и они поехали, и очень быстро приехали. Эдуард пошел было к своему подъезду, но вернулся тотчас, и Олег предупредительно опустил стекло.
      - Моя информация, видимо, не очень вас удовлетворила, но я вам ее дал. Очередь за ценным советом.
      - Не ставь в послезавтрашнем матче на итальянцев. - Сказав это, Олег поднял стекло.
      Эдуард двумя пальцами взял под несуществующий козырек и удалился. Шофер включил мотор и ждал указаний. Не дождавшись, спросил:
      - Теперь куда, шеф?
      Олег благодарно кивнул (всего двадцать пять рублей, и уже не он, таксист, - шеф, а он, Олег, - шеф) и дал задание весьма неопределенное:
      - Мне бы фирменных сигарет. Блок.
      - Понятно, - уяснил для себя маршрут шофер.
      Они ехали в тот странный район города, название которого по причудливой случайности совпадало с названием подмосковного дачного поселка. Миновав официальный социалистический город, таксомотор завертелся в узких извивающихся темных переулках. Попетляв довольно долго, шофер уверенно затормозил и выключил мотор.
      - Теперь мне куда идти? - спросил Олег.
      - А никуда. Сидите и ждите. Сами подойдут, - сказав это, шофер потянулся через Олега и предусмотрительно открыл дверцу с Олеговой стороны.
      На открытую дверцу облокотился худенький высокий паренек лет четырнадцати - пятнадцати и спросил:
      - Что надо?
      - А что ты можешь мне предложить? - вопросом на вопрос ответил Олег.
      - Все, - с достоинством отвечал паренек.
      - Тогда блок "Ротманс".
      - Готовьте деньги, - предупредил паренек и исчез.
      Шофер, откинувшись в угол, насвистывал с закрытыми глазами, отдыхал. Олег пытался хоть что-нибудь разглядеть в кромешной мгле. Кроме силуэтов одноэтажных домов, не видно было ничего. Появился паренек, кинул на колени Олега кубический блок и потребовал:
      - Деньги.
      Зная местный прейскурант, Олег протянул пареньку соответствующую бумажку:
      - Спасибо. Держи.
      Паренек взял купюру и потребовал еще, разъясняя:
      - Еще красненькую. "Ротманс" плоский.
      Олег мелкими деньгами набрал десятку, протянул ее пареньку и сказал:
      - Мне твой хозяин нужен. Можешь его позвать?
      - А зачем он вам? Все, что вы хотите, я исполню.
      - Он мне сам нужен. Дело у меня к нему.
      - Тогда ждите. - И паренек исчез.
      Через некоторое время подошел, судя по короткому и тяжелому дыханию, толстый и немолодой человек. Не наклоняясь, а потому не видя Олега, толстяк спросил:
      - У кого тут ко мне дело? Выходи, говорить будем.
      Олег вылез из автомобиля. Плешивый толстый усач лет шестидесяти взял его под руку и повел. Отвел, правда, недалеко, остановился и приступил:
      - Давай дело.
      - Мне ствол нужен, - свободно информировал толстяка Олег.
      Толстяк, не мигая, довольно долго смотрел на него, потом скучно осведомился:
      - Пистолет, револьвер, автомат?
      - Пистолет.
      - Есть офицерский "вальтер" с двумя запасными обоймами. Семьсот.
      - Я цены знаю. Пятьсот.
      - Шестьсот.
      - Пятьсот, дядя. Я не миллионер.
      - Шестьсот, - твердо решил толстяк. - Еще одна обойма и сбруя в придачу. Под мышкой "вальтер" будешь носить. Совсем незаметно.
      - Черт с тобой, - согласился Олег. - Давай.
      - Рустамчик, - не повышая голоса, позвал толстяк. Рядом с ними тотчас оказался знакомый паренек. - Погуляй с клиентом, Рустамчик.
      - Пошли, - скомандовал Рустамчик.
      Он довольно долго заставлял Олега протискиваться через узкие проходы, обходить какие-то кусты, прыгать через дувалы до тех пор, пока они не наткнулись на ожидавшего их толстяка.
      - Долго мне тут через дувалы прыгать? - раздраженно спросил Олег. - Я вам не козел.
      - А может, козел? - грозно спросил толстяк и приставил пистолет к Олегову животу.
      - Не пугай меня, дядя. У меня сердце слабое, - сообщил Олег и отвел руку с пистолетом в сторону.
      - Зачем пугать? - радостно изумился толстяк. - Просто товар показываю. Мы ведь с тобой коммерцию ж делаем, да? Давай деньги.
      Пятьсот Олег вынул из внутреннего кармана пиджака, дополнительную сотню - из заднего брючного:
      - Считай.
      - Зачем считать? Я честного человека сразу вижу. - Толстяк передал деньги Рустамчику и предложил Олегу: - Снимай пиджак, сбрую примерим.
      Олег снял пиджак, толстяк ловко приспособил сбрую и в гнездо воткнул пистолет. Олег снова влез в пиджак, одернул его, разносторонне пошевелился и одобрил:
      - А что, удобно!
      - Я же тебе говорил: благодарить будешь! - обрадовался толстяк, вручая Олегу аккуратно упакованные обоймы.
      Неторопливый южный поезд притащился к месту своего назначения к концу дня. Олег стоял у открытой двери вагона и с удовольствием смотрел на приближающиеся буквы названия города, который он любил. Поезд еще катил, а рядом с площадкой, на которой стоял Олег, уже шагал немолодой, очень подвижный, хорошо одетый человек среднего роста. Он шел рядом, смотрел на Олега и улыбался.
      - Миша, Мишенька, - узнал человека Олег и выпрыгнул на ходу.
      - Не молодые, а безобразничаете, - криком осудила его проводница.
      Немолодым было не до нее: положив руки на плечи, они рассматривали друг друга.
      Новый бордовый Мишин "Москвич" побежал от города в горы.
      - У тебя-то как? - спросил Олег, рассматривая через стекло полузабытые скалы. - По-прежнему столовой заведуешь?
      - Я эту столовую в аренду взял, - отвечал Миша. - Ресторан теперь у меня. "У футболиста" называется. Клиенты довольны, государство довольно, а мне почему недовольным быть? Сам себе хозяин.
      - Ах, какой ты молодец, Мишка! - искренне восхитился Олег.
      "Москвич" бежал недолго. Километров через двадцать он свернул и, въехав в большое село, остановился у дома с вывеской, на которой и впрямь было написано: "У футболиста".
      Они поднялись по ступенькам, и Миша сорвал со стеклянной двери рукописное объявление.
      - Что там написано? - спросил Олег, увидев, что написано не по-русски.
      - Извините меня, я сегодня не работаю, потому что ко мне приехал мой лучший друг, великий футболист Олег Норов, - перевел Миша и открыл дверь.
      В зале столиков на пятнадцать никого. Олег осмотрелся. Камень, тяжелое, без дураков, дерево, отличные, в изящных рамках, фотографии по панели - футболисты.
      - Где я? - полюбопытствовал Олег.
      Миша молча указал на фотографию, открывающую экспозицию. Молодой Норов в падении забивает головой гол. Красиво. Олег обернулся к Мише:
      - А ты?
      Фотография Миши была последней в ряду. Молодой Миша, обхватив голову руками, в отчаянье сидит рядом с лежащим вратарем. А мяч в сетке.
      - Вот так я играл в защите, - горестно признался Миша.
      - Самоуничижение - грех пуще гордыни. Я-то знаю, как ты играл в защите.
      Из внутреннего помещения в зал вошла статная женщина с подносом в руках и от двери уже сказала чудным грудным голосом:
      - Здравствуй, Алик.
      Олег бросился к ней, отобрал поднос, поставил его на ближайший столик, осторожно взял ее руки в свои, поцеловал их поочередно.
      - Тома, Тома, Тома, - говорил Олег, - сестричка ты моя...
      Тамара освободила руки, взяла Олега за уши, поцеловала в обе щеки, отстранилась и снова взяла в руки поднос:
      - Садитесь, мужчины.
      Они послушно сели за столик у окна.
      - Любимый столик Человека-горы, - сказал Миша.
      - Да ну его! - отмахнулся Олег и, наблюдая за тем, как Тамара расставляет закуски, добавил: - Пока. А сейчас будем вспоминать старое, да, Тома?
      Последним на стол был поставлен стеклянный графин, полный сверкающей воды. Осмотрев дело рук своих, Тома разрешила:
      - Приступайте, мужчины.
      - А ты? - обиделся Олег.
      - У вас мужские дела. Поговорите, подумайте, а потом уж и я приду, ответила Тамара и ушла.
      Миша разлил воду по фужерам.
      - Ты что, тоже воду будешь пить? - удивился Олег.
      - Ты не пьешь вина, и я не пью вина. Зачем мне пить, когда ты не пьешь?
      Опередив Мишу, Олег поднял фужер:
      - С этим маленьким бокалом, но с большим чувством... Я хочу выпить за память, Миша. Я помню, как двенадцать лет и десять месяцев назад ты разыскал меня в Ростове пьяного, грязного, вонючего. Я помню, как ты привез меня к себе. Я помню, как я лежал на диване, а ты, скрипя зубами, носил мне кувшины с вином. Я помню, как однажды, проснувшись среди ночи, я увидел вас с Тамарой. Ты смотрел на меня, а Тамара плакала. Я помню твой взгляд и Тамарины слезы. Я помню, что подумал тогда о вас и о себе. Я помню, как умирал, а ты сидел рядом и гладил меня по голове, лишая меня возможности просить о выпивке. За память, Миша. И за дружбу, твою дружбу, которая спасает.
      Они чокнулись и выпили воду до дна.
      Консерватор Олег Александрович Норов любил старину. Эта гостиница была построена в начале века в стиле модерн.
      - Хорошо, - сказал Олег, разглядывая замысловатое антре отеля.
      Миша не ответил, потому что смотрел на черную "Волгу", которая остановилась впритык к его "Москвичу". Из "Волги" вышел молодой человек в строгом костюме и шляпе, подошел к Олегу и осведомился:
      - Олег Александрович?
      Олег кивком подтвердил, что он Олег Александрович. Тогда молодой человек вынул из кармана незапечатанный конверт:
      - Велено вам вручить.
      Олег, не заглядывая в конверт, осведомился:
      - Что это?
      - Авиационный билет на первый завтрашний рейс в Москву. Вам.
      Олег вынул из кармана билет и клочок бумаги, на котором было написано грубым почерком: "Счастливого пути, Олег. Гриша".
      - Передайте Грише, что он ошибся. Я уезжаю послезавтра. У меня в этом городе на завтра запланирован ряд серьезных мероприятий. Кроме того, я хочу посмотреть матч.
      - Я передам, - серьезно ответил молодой человек.
      - И еще, - не давая ему уйти, добавил Олег, - я хотел бы повидать Гришу.
      - Я передам, - серьезно ответил молодой человек.
      - И еще, - ощерился в улыбке Олег, - передайте ему три слова: "Ай да Эдик!"
      - Я передам, - серьезно ответил молодой человек и направился к черной "Волге".
      Олег и Миша проследили за тем, как исчезла во тьме черная "Волга".
      - Пойдем по городу погуляем, - предложил Олег, - я его почти забыл.
      Они спустились по проспекту, свернули направо и вышли на мост через реку. Посредине моста они остановились и стали глядеть на воду.
      - Нас ведут, - сообщил Миша.
      - А ты как думал? Они же начали.
      - А мы?
      - А мы возвращаемся в гостиницу.
      До часу ночи Олег, валяясь на громадной кровати, увлеченно читал по-английски истрепанный том Микки Спилейна "Я сам - суд присяжных". В час, с сожалением отложив Спилейна, выбрался из кровати, цепляясь (иначе и не вылезешь), за извилистую, стиля модерн, спинку, погасил торшер, настольную лампу, люстру с висюльками и в темноте уселся в кресло - ждать.
      Потрескивала прямо под его окном неоновая буква, слабо освещая номер малоприятной неживой голубизной.
      Олег сидел и ждал. В коридоре протяжно ударили напольные часы полвторого. Наконец пробило два. Олег подошел к двери, прислушался. Тихо было в гостинице, совсем тихо. И тотчас в дверь поскреблись.
      - Кто там? - негромко спросил Олег.
      - Я, Олег Александрович, - шепотом, откликнулись из коридора.
      Не включая электричество, Олег открыл дверь.
      База была отгорожена монументальным забором от пылких поклонников команды, и проникнуть на ее территорию можно было только через калитку, у которой стоял страж в шикарных усах, необъятной кепке и почему-то с красной повязкой на рукаве. Когда вылезшие из машины Олег и Миша направились к калитке, страж, как Раймонда, встал на их пути и крикнул гортанно:
      - Не пущу!
      - Почему? - тоже закричал Миша.
      - Потому что запрещено!
      - Ты меня знаешь?!
      - Я вас знаю, Михаил Илларионович!
      - Тогда пропусти!
      - Не пущу!
      Из уважения к Олегу ругались по-русски. А от жилого здания уже бежал, размахивая руками, маленький, с выпученными глазами, человечек, пронзительно шипевший:
      - Тише, тише!
      - Что тише? Почему нас не пускают?! - кричал на него Миша.
      Человечек уже подбежал к ним:
      - Команда отдыхает, команда на карантине перед сегодняшним матчем, и к ней не пускают никого, дорогой Михаил Илларионович, - вежливо объяснил человечек.
      - Нам твоя команда не нужна, - невежливо сказал Миша. - Нам тренер нужен.
      - Теодора Георгиевича на базе нет, - с плохо скрываемым торжеством сообщил человечек.
      - Это как же так?! - пришло время удивляться Олегу. - Перед таким матчем - и не с командой?!
      - Теодора Георгиевича срочно вызвали в комиссию народного контроля, а оттуда он поедет на совещание в Спорткомитет.
      Они сели в "Москвич" и поехали. Серый "жигуленок", стоявший все это время в отдалении, тотчас тронулся вслед за ними.
      - В открытую ведут, - глядя в зеркальце, понял Миша.
      - А зачем им теперь стесняться? - парировал Олег.
      Опять повороты, скалы, деревья, верстовые столбы. И гостиница.
      Выйдя из машины, Олег через открытое оконце пожал Мише руку:
      - До скорой встречи, старый хрыч!
      Он обедал в полупустом гостиничном ресторане. Рано обедал, потому что не завтракал. Прикончив харчо, он поднял глаза и увидел рядом с собой знакомого молодого человека в строгом костюме, который на этот раз шляпу держал в руке.
      - Разрешите? - спросил молодой человек, отодвигая от стола свободный стул.
      - Валяй, - разрешил Олег, откинулся на стуле и, рассматривая молодого человека, промокнул бумажной салфеткой губы.
      Молодой человек присел на стул:
      - Вы хотели встретиться с Григорием Давыдовичем. В четыре часа за вами приедут.
      - У тебя все? - спросил Олег.
      - У меня все, - ответил, подчеркнув "меня", молодой человек.
      - Тогда пошел вон, - негромко предложил Олег.
      Ровно в четыре Олег был в черной "Волге". На заднем сиденье. Сидевший рядом с шофером все тот же молодой человек, обернувшись к нему, заботливо предложил:
      - Устраивайтесь поудобнее, Олег Александрович.
      Олег покосился на своего соседа по сиденью - квадратного паренька с гордо демонстрируемыми крутыми плечами - и фразой из старого анекдота поблагодарил всех:
      - Спасибо за компанию.
      Знакомый молодой человек жаждал вести светскую беседу:
      - Как вам нравится наш город, Олег Александрович?
      - Смею надеяться, что город пока что не ваш, - ворчливо заметил Олег. Молодой человек охотно захохотал, а отхохотавшись, оценил Олегову реплику:
      - Приятно беседовать с остроумным человеком. И я уверен, что общение с вами доставит радость и Григорию Давыдовичу.
      - Доставит, доставит, - пообещал Олег.
      Черная "Волга" выбралась за город. Олег с интересом глянул в окошко:
      - Мы что, к Мише едем?
      Молодой человек, опять с удовольствием похохотав, подтвердил:
      - А куда же еще? Посидим "У футболиста", поболтаем по-свойски, а потом все вместе на футбол.
      На стеклянной двери ресторана опять висела надпись не по-русски.
      - Что здесь написано? - спросил Олег.
      - Закрыто по техническим причинам, - перевел молодой человек и распахнул дверь. - Прошу.
      Олег шагнул в ресторан. Квадратный из машины и еще один, что выскочил из-за двери, схватили его за руки, а молодой человек в строгом костюме уверенно сунул руку Олегу за пазуху, выдернул из-под пиджака "вальтер".
      - Здравствуй, Олежек, - поприветствовал его со своего любимого места Человек-гора.
      Он и впрямь превратился в гору, бывший боксер-тяжеловес Гриша, даже слегка смахивал на Казбек. Маленькая головка, необъятные покатые плечи, расходящиеся, как склоны, локтями поставленные на стол руки.
      - Ай да Эдик! - сказал Олег и увидел сидевших в противоположном от Человека-горы углу Мишу и Тамару. - Миша, эти мерзавцы чем-нибудь обидели вас?
      За Мишу ответила Тамара:
      - Они здесь хозяйничают с самого утра, как только Миша к тебе поехал, Алик.
      - Молчи, женщина! - прикрикнул на Тамару Человек-гора и предложил Олегу: - Иди ко мне за стол, Олежек. Говорить будем.
      Олег пошел к столу, а трое остались у дверей. Человек-гора сидел спиной к окну. Олег устроился слева от него и боком, так, чтобы и солнце из окна не слепило, и было видно, что делает троица у дверей.
      - Кушать будешь? - заботливо поинтересовался у Олега Человек-гора.
      - Иди ты, Гриша, знаешь куда, - тоскливо отозвался Олег.
      - Какой грубый! - удивился Гриша. - Не хочешь, так говори культурно: не хочу кушать. И зачем меня посылаешь - ведь сам хотел встретиться со мной?
      - Я хотел встретиться с тобой наедине, чтобы поговорить о жизни.
      - Так говори.
      - Я хотел спросить у тебя, Гриша, как ты, знаменитый в прошлом спортсмен, сейчас превращаешь спорт в дешевую распродажу, лишаешь людей истинного удовольствия от спортивной борьбы, неправедными деньгами растлеваешь мальчишек, которые могли бы стать футбольными звездами и приносить радость миллионам?
      - Сколько громких слов и нервных вопросов! - оценил Олегов монолог Гриша. - Не вмещаются они в тупую голову неученого бывшего борца! Очень умный ты, Олежек, и умно говоришь. Но я на все это имею простой ответ. Когда я боролся и завоевывал медали, я был всем нужен и все восхищались мной. Когда я перестал бороться и завоевывать медали, я стал никому не нужен и все отвернулись от меня. Я был бедный, я ходил по кабакам и показывал дешевые фокусы, чтобы пьяные жирные скоты из жалости покормили и напоили меня. В один прекрасный день я понял наконец, что мне недоплатили по моим спортивным счетам, и решил взять недоплаченные деньги. Я беру свое, Олежек.
      - А также мое, Мишино, всех тех, кто любит футбол? - перебил Олег.
      - Такие, как вы, не делают ставок. Я беру у богатых.
      - Да я не о деньгах, дурачок ты мой десятипудовый! - в сердцах воскликнул Олег. Трое у дверей зашевелились. - Они что, за тебя обиделись? - спросил Олег.
      - Зато я не обиделся, - ответил Гриша. - Сейчас пообедаем вместе и на стадион поедем. Тамара, давай что-нибудь!
      Тамара поднялась из-за стола.
      - Посиди пока, Тамара, - жестко приказал Олег. - Мы еще не договорили.
      - Спрашивай тогда быстрее, - велел Гриша. - Кушать очень хочется.
      - Скажи мне, пожалуйста, кто сегодня тебе будет делать счет? Кого из игроков команды купили на сегодняшнюю игру?
      - Не могу, дорогой. Коммерческая тайна.
      - А может, все-таки скажешь?
      - Не проси, дорогой. Не скажу.
      - Я не прошу, Гриша, - отрезал Олег. Он сидел, навалясь грудью на край стола. А руки были под столом. И вдруг жахнул оглушительный выстрел. После выстрела Олег слегка придвинулся к Грише и тихонько спросил: - Ты понимаешь, куда я буду стрелять, если ты и твои мальчуганы попытаются сдвинуться с места?
      Шок от выстрела уже прошел. Миша и Тамара подняли головы от стола, к которому они инстинктивно прижались, а мальчуганы у дверей мягко двинулись вперед.
      - Стоять! - приказал им Гриша, а Олегу пожаловался со смешком: - Даже ногам горячо стало. Ты мне брюки, наверное, испортил.
      - У них, - Олег кивнул на троицу, - оружие помимо моего "вальтера" имеется?
      - Имеется, - признался Гриша.
      - Пусть они все свои цацки Мише отдадут. Мишенька, обшмонай их, будь добр.
      Миша выбрался из-за стола и подошел к троице. Все трое, держа руки в карманах, грозно смотрели на Мишу.
      - Гриша, пусть они не делают глупостей. И чтоб ручонки подняли и к стеночке личиками своими стали. Ну!
      - Делайте, что вам приказывают, - глухо отозвался Гриша.
      Мальчуганы встали к стенке, подняв руки, а Миша быстренько и деловито их обыскал. Олегов "вальтер" он засунул себе за пояс, а два пистолета и три ножа отнес к столу, где сидела Тамара. Тамара сложила оружие в компактную охапочку и завернула в скатерть.
      - Теперь, Миша, проводи их всех на кухню и покарауль там вместе с Тамарой. Мало ли что: ребята молодые, горячие. Когда они мне понадобятся, я их кликну. - Олег смотрел, как троица удалялась. Ушел и Миша. Ушла и Тамара, оставив сверток на столе.
      - Где взял пистолет? - спросил Гриша.
      - Не пистолет, а наган. Я его еще вчера под столом скотчем приклеил.
      - Откуда знал, что у нас здесь с тобой свидание будет?
      - Так это проще простого. Тебе нас обоих надо было под наблюдением держать, меня и Мишу. Меня-то еще можно было куда-нибудь заманить, а Мишу - нет. Ты и решил: удобнее всего здесь, вдали от города, на отшибе. Тем более что и столик у тебя в этом ресторане любимый имеется.
      - Ты - хитрый, - догадался Гриша.
      - Я - умный, - поправил его Олег. - Вопросов больше нет? Тогда у меня есть вопрос. Все тот же, надоевший тебе. Кого из игроков ты купил?
      - Не скажу, - твердо решил Гриша.
      - Я буду считать до пяти. И если за время счета ты не скажешь, то я отстрелю к чертовой бабушке то, чем ты так гордишься и ради чего, по сути, живешь. Я сделаю это, ты знаешь меня. Хотя бы только для того, чтобы сдержать свое слово. Раз...
      - Ты псих, - перебил его Гриша.
      - Тогда говори. По номерам и месту в игре. По фамилиям я ваших плохо знаю.
      - Первый - вратарь. Третий - задний защитник. Шестерка - опорный полузащитник. Восьмерка - левый полузащитник. Десятка - нападающий.
      - Десятый - это Арсен? - уточнил Олег. Гриша кивнул. Олег заорал: Миша, давай сюда кого-нибудь одного!
      Вошел квадратный.
      - Проверять меня будешь? - догадался Гриша. - Так этот не знает ничего.
      - А кто из них знает?
      - Один Роберт.
      - Ты иди, - приказал квадратному Олег, - и Роберта позови.
      Квадратный удалился на кухню. Вошел молодой человек в строгом костюме.
      - Ну-ка, быстренько, Роберт, перечисли по номерам игроков, купленных вами на сегодня.
      Роберт повел глазами в сторону Гриши.
      - Говори, - разрешил Гриша. - Правду говори.
      - Первый - вратарь, - медленно, вспоминая, заговорил Роберт, третий. Шестой. Восьмой. Десятый.
      - Фу-у-у! Рука затекла! - Олег вытащил руку с наганом из-под стола. Миша, давай всех сюда!
      - Ноги онемели, - признался Гриша. - Можно, я встану?
      - Разомнись, Гришаня, разомнись, сиротка! - ликуя, разрешил Олег.
      Гриша выпростал себя из-за стола и стал приседать в проходе. Пришедшие из кухни с интересом наблюдали за ним.
      - Раз-два, раз-два! - помог ему командой Миша, направляясь к дверям. Вышел на крыльцо, сорвал объявление и вернулся.
      Гриша закончил упражнения и, шумно дыша, поинтересовался:
      - Сколько времени?
      - Четверть шестого, Григорий Давыдович, - отрапортовал Роберт.
      Гриша повернулся к Олегу, Гриша сиял:
      - Ты опоздал, Олежек. Протокол заполнен, и через четверть часа мои ребята выйдут на поле на разминку.
      В это время стали по одному входить в зал посетители, все, как на подбор, - здоровые молодые мужики. Они рассаживались за столики у выхода. Набралось их человек десять.
      - Поехали, Олег, - позвал Миша, и уже Грише: - Мы все-таки постараемся успеть. А ты здесь со своими ребятками посиди минут десять, подожди. Мои друзья составят вам компанию.
      На электронных часах стадиона было без пяти шесть. Как наскипидаренный кот, Олег помчался к служебному входу. Его попытались остановить, но он отбился и оказался под трибунами. В раздевалке команды уже не было.
      - Тэд! - отчаянно позвал Олег.
      - Я здесь, Олег Александрович, - тут же отозвался интеллигентный, с милым акцентом голос.
      Олег оглянулся - тренер стоял в дверях.
      - Слава тебе, господи! - Олег сразу обмяк и сказал расслабленно: - Мы сегодня ночью почти все правильно просчитали, Тэд. За исключением восьмерки. Он - тоже их.
      - Не беда, заменим через десять минут. Да вы успокойтесь, - Тэд мягко обнял Олега за плечи, - все будет в порядке.
      Они прошли темными коридорами и оказались на беговой дорожке стадиона. Они вышли на свет тогда, когда команды уже были в центре поля. Футболисты поочередно приветствовали трибуны, а трибуны яростно гудели в ответ. Олег и Теодор Георгиевич не торопясь брели по беговой дорожке вдоль лицевой линии. Вдруг Олег остановился и ахнул:
      - Ты с ума сошел, Тэд! Почему играет Арсен?
      - Потому что он очень хорошо играет, - ответил Тэд.
      - Сегодня он будет очень хорошо играть на них. - Олег махнул рукой и поплелся за Тэдом.
      Тэд взял его под руку и на ходу стал ласково объяснять:
      - Он - мой любимый ученик, Олег Александрович. И сегодня он будет играть в футбол, которому я его учил.
      Они устроились под веселеньким матерчатым навесом на скамейке запасных.
      Осторожничая, итальянцы, овладевшие мячом, таскали мяч на своей половине поля. Наши выжидали у средней линии. Так продолжалось до тех пор, пока трибуны не засвистели. Делать было нечего, и наши пошли в отбор.
      - Готовь Славу. Будем менять восьмерку, - отдал распоряжение второму тренеру Тэд.
      - Прямо сейчас? - удивился второй.
      - Прямо сейчас, - подтвердил Тэд.
      Второй корявой рысью потрусил за ворота, туда, где энергично разминались запасные.
      - Где обычно сидит Гришка? - спросил Олег у Тэда.
      - В важной ложе, Олег Александрович. Гриша - наша знаменитость.
      Знаменитость в окружении холуев вошла в важную ложу, когда по стадиону объявили о замене. Услышав это, Гриша забыл сесть. Он стоял и смотрел на поле. Кто-то услужливо протянул ему бинокль, и он стал шарить окулярами, подсчитывая убытки.
      Наблюдавший за ним из-под навеса Олег отвернулся и весело посмеялся. Посмеялся, как тут же оказалось, преждевременно. Двумя переводами мяча с края на край, разорвав жидкий задок темпераментно атаковавших наших, итальянцы вывели на удар своего лидера. Лидер находился под острым углом к воротам, и поэтому вратарь и защитники ждали передачи, но он пробил. Подрезанный мяч пролетел по крутой дуге и ввинтился в дальнюю девятку. Такое удается раз в год.
      - Что же это такое? - прорыдал Олег.
      - Гол, - ответил Тэд и заскрипел зубами.
      В ватной тишине наши начинали с центра. Олег обернулся и посмотрел в сторону важной трибуны. Гриша уверенно сидел, раскорячив толстые ноги.
      - Что делать, что делать? - ни к кому не обращаясь, бормотал Олег.
      - Выигрывать, Олег Александрович, - решил Тэд. - Будем выигрывать.
      Наши наступали. Самолюбиво, отчаянно, залихватски.
      Арсен, получив мяч в центре, сместился вправо. На него шел защитник. Показав ему, что он сейчас пойдет в центр, Арсен прокинул мяч в правый край и стал обегать защитника. Тот понял, что проиграл позицию, и сблокировал Арсена. Перелетев через его бедро, Арсен упал на траву.
      - У-у-у! - возмутился стадион, потому что Арсен продолжал лежать.
      К нему уже бежали врач и массажист. Заграничный судья, остановивший игру, жестом показывал, чтобы пострадавшего уносили с поля. Опираясь на плечи врача и массажиста, Арсен на одной ноге допрыгал до линии и улегся на траву за пределами поля.
      - Пойдемте, Олег Александрович, - предложил Тэд, и они направились к страдающему Арсену.
      Подошли. Тэд сверху обратился к хлопотавшим медработникам:
      - Идите на место. Я его вылечу.
      Врач и массажист послушно удалились.
      - Ты сейчас встанешь и будешь играть, маленький негодяй, наклонившись, с тихим бешенством произнес Тэд. - Ты понял меня?
      - Я не могу, - признался Арсен.
      - Можешь! - закричал Тэд.
      - Подожди, Тэд, - сказал Олег и присел на корточки рядом с Арсеном. Ты помнишь, что сделал для тебя мой Игорь? Не от страха, не из-за денег он пожертвовал честью футболиста. Он сделал это ради тебя, во имя вашей дружбы. Я понял это и простил его. Если же ты сейчас не выйдешь на поле, прощения тебе не будет.
      - Они убьют меня, - тоскливо сообщил Арсен.
      - Даю тебе слово: они тебя не убьют. - Олег положил Арсену руку на плечо. - Единственный человек, который сегодня может убить тебя, - это ты сам. Вставай, Арсен.
      Арсен поднялся. Тэд несильно толкнул его в спину и сказал:
      - Иди, мой мальчик. Иди играть в футбол, которому я тебя учил.
      Арсен играл так, как не играл никогда. Арсен играл так, как, может быть, не будет играть никогда. Защитники ждали его паса - он шел в обводку. Защитники выстраивали против него эшелон - он уходил от них при помощи стенки. Он играл с мячом и без мяча, он был вездесущ и неуловим. Он потащил команду, и команда заиграла в футбол. Стадион застонал от восторга и наслаждения.
      Два мяча забил Арсен, а третий был забит с его подачи. Наши выиграли со счетом три - один. Они не отыгрались, но они выиграли.
      Футболисты и судьи ушли с поля. С трибун уходили зрители. Олег и Тэд сидели на скамейке запасных. Не было сил встать.
      - Не век же нам здесь сидеть, - решил наконец Тэд и поднялся.
      Встал и Олег. Встал и обернулся к важной ложе. Среди опустевших скамеек сидел в окружении холуев Человек-гора. Олег сделал ему ручкой.
      Под трибунами, у раздевалок, их ждал Миша. Он обнимал их, торжественно целовал и приговаривал:
      - Ай, какие мы молодцы! Ай, какие мы молодцы!
      - Молодцы-то, конечно, молодцы. Но ведь не отыгрались, Михаил Илларионович. - Тэд уже хотел большего.
      - К черту арифметику, Тэд! Главное - как играли, как играли! Выплеснув эмоции, Миша осведомился уже деловито: - А куда вы сейчас?
      - Мы - к ребятам, - сообщил Тэд.
      - Тогда я побегу. У меня в городе дела, - решил Миша.
      - А потом - сразу ко мне в гостиницу! - крикнул ему вслед Олег. Стол уже заказан!
      Усталые, в пропотевшей форме ребята сидели в низких креслах. Никто не пошел в душ. Все ждали тренера, ждали с достоинством людей, честно и хорошо исполнивших свою работу, ждали слов, оценивающих эту работу.
      - Что я могу сказать? - начал Тэд. - Что вы - молодцы? Вы это и без меня знаете. Что вы сегодня блестяще сыграли? Так и это вы понимаете. Просто я хочу низко поклониться вам за то, что я сегодня видел на поле. О чем мечтал, как в несбыточном сне, с того дня, как стал вашим тренером. И все это - мое счастье.
      - И ваше, ребята, тоже, - добавил Олег. - Поверьте мне: я знаю об этом по невеселым итогам собственной жизни: пройдут дни, недели, месяцы, пройдут годы, но, вспоминая, вы всегда будете гордиться этим днем.
      Уже стемнело, когда к их "Волге" подбежал складный, франтоватый жаркая мечта всех девушек города - Арсен с сумкой через плечо.
      - Извините меня, что заставил ждать, - сказал Арсен, садясь на заднее сиденье рядом с Олегом.
      - Мы не торопимся, - успокоил его Тэд и приказал шоферу: - Трогай!
      Они ехали через город, и Арсен с жадностью смотрел на дома, тротуары, улицы, людей. Он знал, что и эти, которые гуляют по вечернему городу, и те, что сидят по домам, говорят о нем. Потом он подсказывал шоферу:
      - Теперь направо. Еще раз направо. А теперь в этот переулок. Остановитесь, пожалуйста.
      - А ты разве в этом доме живешь? - удивился Тэд.
      - Да нет. Просто возле нашего дома перерыто все, а отсюда мне сейчас удобнее: вон по этой лесенке, и я у своего подъезда. - Арсен указал на каменные ступени, круто взбирающиеся наверх.
      - Твои родители на матче были? - спросил Олег.
      - Я не хотел, чтобы они смотрели этот матч, - честно признался Арсен. - Но отец с братом все равно пошли. А мама по телевизору смотрела.
      - У них сегодня праздник, Арсен, - сказал Олег.
      Арсен вылез из автомобиля и поблагодарил:
      - Спасибо вам, Олег Александрович, спасибо вам, Теодор Георгиевич, за все, что вы для меня сделали. До свидания.
      Из машины они наблюдали, как взбирается по ступенькам Арсен. И чем выше он поднимался, тем лучше его было видно: рядом с лесенкой находился на высоком столбе фонарь, и с каждой ступенькой Арсен приближался все ближе к источнику света.
      В переулок на безрассудной скорости ворвался "жигуленок", почти заваливаясь, круто развернулся правым боком к лесенке. Олег все понял первым и закричал неистово:
      - Падай, Арсен! Падай!
      Арсен упал и покатился по ступенькам вниз именно в то мгновенье, когда из "жигуленка" послышались пистолетные выстрелы. Олег и Тэд одновременно выскочили из "Волги" и кинулись к стреляющим. Но было поздно: завершая разворот, "жигуленок" въехал на тротуар, дал газу и умчался из переулка.
      Арсен уже сидел на нижней ступеньке и держался за плечо. Сумка валялась рядом.
      - Они ранили тебя, мерзавцы! - скривился Тэд, видя, как намокает кровью рукав светлой куртки.
      - Увезите меня отсюда, увезите меня отсюда, - лихорадочно просил Арсен, - чтобы мама ничего не знала.
      - Куда тебя везти? - в растерянности спросил Тэд.
      - Куда, куда - в больницу! - вмешался Олег.
      Они осторожно подняли Арсена и под руки повели к "Волге". Шофер наконец догадался выйти из машины и открыть заднюю дверцу.
      - Я сам, - твердо сказал Арсен и, вырвавшись, сам сел на заднее сиденье. Тэд сел рядом с ним.
      Олег подобрал сумку Арсена и устроился рядом с шофером. Распорядился:
      - В самую лучшую хирургическую клинику давай! И поживее!
      Шофер согласно кивнул и включил мотор.
      Они ехали через город по ярко освещенным улицам, где вальяжно прогуливались солидные мужчины, неспешно обсуждая прошедший матч.
      - Кровь идет? - задал дурацкий вопрос Тэд. Арсен оторвал руку от плеча, тупо посмотрел на ладонь с густеющей кровью, ответил:
      - Не знаю. - И удивился: - А дырка от пули только сзади, спереди нет.
      - Значит, пуля в тебе застряла, - понял Олег и заорал на шофера: Быстрее не можешь?
      - Теодор Георгиевич, вы папе позвоните, скажите, что вы меня на базу увезли. Только маме не говорите, только чтобы мама не знала, - попросил Арсен и обмяк.
      "Волга" ворвалась на ярко освещенную площадку перед дверью, над которой горела красная надпись "Приемный покой". Шофер подкатил к самой двери.
      - Ты сейчас в гостиницу давай. Там Мишу найдешь и немедленно его сюда! - приказал шоферу Олег, помогая Тэду извлекать Арсена с заднего сиденья. Арсен, утратив истерическую моторность, покорно подчинялся чужим рукам.
      Олег и Тэд сидели на длинной скучной скамье в ожидании врача, который увел Арсена на операцию. Держа Арсенову сумку на коленях, Тэд механически ковырял указательным пальцем дырку в блестящей материи. Дырку от пулевого входа. Олег внимательно наблюдал за манипуляциями Тэда. Понаблюдал, понаблюдал и посоветовал:
      - Ты сумку открой и посмотри, что там пуля попортила.
      - А? - очнулся Тэд. - А-а-а...
      Он открыл сумку и обнаружил там любовно упакованные в целлофан адидасовские бутсы, простреленные насквозь.
      Ворвался Миша с криком:
      - Ну как там? Мне шофер все рассказал.
      - Оперируют, - информировал его Олег.
      - Дела. - Миша уселся рядом с Тэдом, отобрал у него бутсы, поковырял тоже дырочку, повторил: - Дела.
      С дребезжанием растворилась стеклянная дверь, и появился оживленный самоуверенный врач. Трое молча смотрели на него.
      - Вот что значит - настоящие мужчины, футболисты! - радостно констатировал врач. - Другие бы уже кричали: "Ну как там? Ну как там?" - а они с достоинством молчат.
      - Ну как там, доктор? - спросил Тэд.
      - Да все в порядке, - небрежно ответил врач. - Кость не задета, пуля застряла в мягких тканях, почему-то она была на излете... - Он взял в руки протянутые Мишей бутсы, посмотрел на них, осознал: - Теперь понятно... Вот что, футболисты, я обязан сообщить о происшедшем органам милиции.
      - А почему не сообщить? Сообщай, сообщай, - разрешил Миша.
      Шофер "Волги", открыв заднюю дверцу, в размышлении созерцал сиденье.
      - Ты мне больше не нужен. Отдыхай! - сказал ему Тэд.
      - Отдохнешь тут с вами. - Шофер был ужасно недоволен. - Мне полночи сиденье отмывать придется.
      - Поговори у меня! - проворчал Тэд, последним садясь в "Москвич".
      "Москвич" опять бежал за город.
      - Он далеко живет? - спросил Олег.
      - Да нет, километров пятнадцать от города, - ответил Миша.
      - Ты на всякий случай мою машинку прихватил?
      - Прихватил, прихватил, но, думаю, она не понадобится.
      - А зачем мы к нему едем? - задал недоуменный вопрос Тэд.
      - Спросить, зачем он это сделал, - невозмутимо пояснил Олег, а Миша конкретизировал:
      - Сначала он расскажет нам, кто стрелял, а потом мы его отвезем в милицию.
      - А действительно, зачем он это сделал? - вдруг задумался Олег.
      - Не понимаешь, да?! - завелся Миша. - Сказал - сделал. Пригрозил привел угрозу в исполнение. Слово держал, идиот!
      Дом Гриши - миниатюрная дурацкая крепость - стоял на склоне, окруженный обширным покатым садом, который был освещен спрятанными в траве матовыми фонарями.
      Втроем, не таясь, подошли к двери в могучем каменном заборе и позвонили. Звонок раздался где-то поблизости. Очень скоро из-за двери поинтересовались:
      - Кому что надо?
      - Гришка дома? - грубо спросил Миша.
      - Григорий Давыдович отдыхает. Не надо его беспокоить.
      - Открывай, а то дверь сломаем к чертовой матери! - заорал Миша.
      - Зачем же ломать? - донеслось из-за двери. - Хочешь, чтобы открыл? Открою.
      Открыл ветхий старичок.
      - Ты кто? - грозно полюбопытствовал Миша.
      - Дядя, - исчерпывающе ответил старичок.
      - Кто в доме?
      - Совсем один Григорий Давыдович. Одинокий.
      - А шпана его где?
      - Шпана Григория Давыдовича привезла и уехала.
      Миша отстранил старичка, и они пошли к дому. Сад светился в ночи, а дом был темен. Они шли к дому выложенной каменными плитами дорожкой.
      Миновав громадную террасу, проникли в огромную гостиную, полуосвещенную садовыми фонарями. Миша решительно включил электричество.
      Пусто было в гостиной. Миша потребовал объяснений у старичка, который плелся за ними:
      - Где он?
      - В кабинете, наверное. - Старичок рукой указал на дверь наверху, к которой вела красного дерева винтовая лестница. Все трое поднялись по этой лестнице, и Миша открыл дверь. В кабинете было совсем темно. Миша долго шарил рукой по стене, прежде чем нащупал выключатель. Вспыхнула люстра. Прижавшись к ней и слегка оттеснив ее в сторону, на короткой веревке, привязанной к фундаментальному люстровому крюку - он мог выдержать и десять пудов - висел Гриша без пиджака и ботинок. Ноги в носках всего сантиметров на десять не доставали до пола, накрытого ковром.
      Неразделимая в этот день троица устало ввалилась в гостиничный вестибюль. У ресторанной двери их ждал метрдотель. Он распахнул эту дверь и возгласил:
      - Прошу!
      В ресторанном зале, как и положено по нынешним правилам - шел первый час ночи - посетителей не было. Но строем стояли официанты. Но нетронутой гастрономической роскошью на белоснежной скатерти предлагал себя накрытый посредине стол. Но замер оркестр на эстраде.
      Как только они вошли, оркестр рявкнул футбольным маршем Блантера, тем, который в сороковые - пятидесятые годы любовно звался "Мазуркой Синявского".
      - Все валяешься, - недовольно заметил Миша, входя в гостиничный номер. Действительно, тщательно одетый Олег беспечно валялся в огромном кресле. - Вот билет. Летишь завтра, как барин, первым классом.
      - А почему не сегодня? - капризно поинтересовался Олег.
      - Потому что сегодня ты будешь давать показания в милиции. Вставай, нам надо произвести кое-какие расчеты, - и выложил на стол три банковских упаковки десяток.
      Олег поднялся, подошел:
      - Что это такое?
      - Твоя тысяча, которую я ставил, и выигрыш.
      Олег положил в карман одну упаковку, а две другие пододвинул к Мише:
      - Этих денег мне не надо.
      - А я их куда дену? - злобно спросил Миша.
      - Гришке на венок.
      - Гордый очень, да? А сколько ты на все это дело потратил, ты считал? Бери, это твои деньги!
      Олег засмеялся и взял еще одну упаковку:
      - Ты прав. Что ж, буду, как Деточкин, - и вдруг понял: - Выплата-то какая большая! Гришка что - миллионы ставил?
      - Свои и чужие - под расписку. Вчера вечером он стал несостоятельным должником.
      - Выходит, мы его погубили.
      - Выходит, он сам себя погубил, - поправил Миша.
      Олег отошел к окну, посмотрел на улицу. Хорошо там было, солнечно. Ярко.
      - Мы повалили букмекерскую контору, - Олег резко обернулся к Мише, его контору. Чья теперь заработает? Твоя?
      - Я в эти игры не играю, Олег.
      Олег подошел к письменному столу, оперся о него руками и, заглядывая в Мишины глаза, спросил:
      - Те, которые стреляли, не из Гришкиной команды. Кто они?
      - К сожалению, я не знаю, кто они.
      - Да, тебя же не было с нами. Откуда тебе знать! Может, твои мальчики знают?
      - Мои мальчики в деревне сидят по домам. Тебе нужно их алиби? Может, тебе нужно мое алиби? Тебе очень скоро станет стыдно, Олег.
      Стыдно Олегу стало тотчас же. Злобный пар вышел, и он, как подкошенный, рухнул в кресло.
      - Мне уже стыдно, извини меня, Миша. - Олег двумя руками безжалостно растер свое лицо. - На кого-то я очень хорошо поработал. Из меня сделали дурачка, Миша.
      - А ты постарайся сделать дураков из них, - посоветовал Миша и выбрался из-за стола.
      На трап он взбирался последним. Баул был сдан в багаж, но обе руки были заняты: в одной - бочонок с вином, - в другой - немыслимый букет. Остановившись на площадке, Олег умоляюще сказал бортпроводнице:
      - Билет в нагрудном кармане. Возьмите его, будьте добры.
      Бортпроводница вытащила из кармана билет, увидела первый класс и улыбнулась ободряюще:
      - Все в порядке. Проходите, пожалуйста.
      Но он не торопился. Он повернулся лицом к выходу из аэропорта, где у железного барьерчика стояли Тамара, Миша, Тэд, и помахал букетом.
      В первом классе он оказался в одиночестве. Загнал под сиденье бочонок, букет положил на стол и сел у иллюминатора, поглядеть что там, на воле.
      Трап не убирали. Видно, кого-то ждали. И дождались. Лихо промчавшись по полю, черная "Волга" резко затормозила у трапа. Из "Волги" вышли трое хорошо одетых молодых людей. Постояли у трапа немного, посмеялись и один из них - поджарый, легкий, - пожав руки приятелям, взбежал по ступенькам. И через несколько секунд оказался в отсеке, где пребывал Олег.
      - Ба! Кого я вижу! - оптимистически вскричал поджарый (видимо, хорошо его проводили). - Олег Александрович! Какими судьбами?!
      - Здравствуй, большой начальник Сева, - приветствовал его Олег.
      Начальник Сева бросил свой кейс на одно сиденье, сам сел на другое, расстегнул пуговичку твердого воротничка, приспустил галстук (хороший галстук, французский) и, озорно улыбнувшись, отметил доброжелательно:
      - Очень правильно вы все понимаете, Олег Александрович, просто приятно слушать. За исключением нюанса, пожалуй. Лучше бы на "вы" и по отчеству.
      - Ишь ты! И сразу рогами! Во-первых, я не знаю твоего отчества. Помню, на взлете моей спортивной карьеры, забегал у нас в дубле один паренек, забегал, прямо говоря, средне, но я все-таки поинтересовался: кто такой? Сказали - Сева. А во-вторых, я тебя на пятнадцать лет старше. Так-то, большой начальник.
      Засвистели моторы, и самолет потащился на взлетную полосу.
      - Неужели шуток не понимаете, Олег Александрович? - прокричал Сева.
      - Мимо тещиного дома я без шуток не хожу. - Олег не любил начальнических шуток. - Ты что здесь делал?
      - Республиканское совещание по перестройке управленческого аппарата проводил.
      Оба замолкли, потому что самолет, дрожа и воя, готовился взлететь. Сначала побежал, ускоряясь, - плиты под колесами щелкали все чаще, - и перестал бежать по неровному - взлетел. Когда в иллюминаторе показались горы, к ним заглянула бортпроводница. Обаятельно улыбнувшись, Сева попросил:
      - Нам бы попить, лапочка.
      Лапочка улыбнулась в ответ и, согласно кивнув, исчезла, чтобы вскорости появиться с двумя бутылками воды, фруктовой и минеральной, и двумя стаканами на подносе. Расставила бутылки и стаканы на столе, пожелала:
      - Пейте на здоровье, - еще раз улыбнулась и исчезла. Хорошо летать в первом классе!
      Сева раскрыл кейс, достал бутылку марочного коньяка и отвинтил ей головку:
      - Конечно, мы с этим боремся, но по маленькой... - и нацелился налить Олегу. Олег накрыл ладонью свой стакан. - А-а-а... Чуть не забыл...
      Плеснул себе грамм семьдесят, еще раз порылся в кейсе, извлек румяное яблочко, сразу принял всю дозу и яблочко надкусил, Олег дождался окончания процесса и спросил:
      - Давно хотел узнать: как начальниками становятся, Сева?
      Сева попил водички, поставил стакан на стол и ответил строго:
      - По уму. По энергии. По знаниям. - Он откинулся в кресле, с удовольствием ощущая всем телом действие принятого. - Я на всю жизнь запомнил один ваш ответ журналистам, Олег Александрович. Кто-то спросил, почему вы не учитесь в инфизкультуре. А вы ответили: "Зачем? Меня болельщики и сейчас профессором зовут. А по знанию футбола я хоть завтра могу баллотироваться в академики". У вас так и нет высшего образования?
      - Так и нет.
      - И стало быть, теперь вы, интеллигент во множестве поколений, человек, свободно говорящий на трех языках, за двести пятьдесят рублей возитесь с сопливыми пацанами.
      - Много же ты про меня знаешь, - перебил его Олег.
      - Изучал вашу судьбу как негативный пример. Я никогда не считал себя профессором футбола.
      - Ты им просто не был.
      - Не в этом дело! Я понял то, что надо. И зубами, когтями... Институт, аспирантура, комсомол...
      - Ты на вчерашнем матче был? - перебил его Олег.
      - Был. А что? - Сева несколько ошалел от перемены курса.
      - И как тебе игра?
      - Игра как игра. Главное и огорчительно: не отыгрались. Никак в европейских кубках не можем завоевать твердых позиций. Вообще, если широко взглянуть на эту проблему...
      - Да я не о проблеме тебя спрашиваю, - еще раз перебил его Олег. - Я о том, как блистательно играли и выиграли ребята.
      - Выигрыш, проигрыш - какая разница? Результат один: из кубка вылетели.
      - Ну, а наша с тобой команда как сезон завершит?
      - Киевлян нам не достать, а в тройке будем.
      - Второе или третье место - какая разница? - подхватил Олег. Правильно я понимаю?
      - В общем правильно.
      - Ты, случаем, в подпольной тотожке на результаты не ставишь?
      - Я не знаю, что это такое, Олег Александрович, - абсолютно трезво заявил Сева.
      - Жаль, мог бы иметь хороший навар. Я знаю один неожиданный результат завтрашнего тура.
      - Какой именно?
      - Наши проиграют этим. - Олег мотнул головой в ту сторону, где, по его разумению, должен был находиться первый город его турне. - Они за высшую лигу зацепятся, а нашим какая разница - второе или третье место? Будет третье, только и всего. Зато кое у кого перспективы - ого-го!
      - Уже стихами говорите, Олег Александрович.
      Олег придвинул к себе букет, выбрал розу попригляднее, колясь, отломил от стебля, воткнул себе в петлицу пиджака и провозгласил:
      - Морали нет, есть только красота, как говаривал знаменитый эсер и литератор Савинков-Ропшин. Он правильно говорил, Сева?
      Когда они приземлились, в Москве уже было темно.
      - Я вас могу подвезти, Олег Александрович, - вяло предложил Сева.
      - Спасибо, Сева. Ты езжай, мне багаж получать.
      Сева с радостью убежал в толпу встречающих, из которой вдруг вычленился Игорь и позвал:
      - Олег Александрович! Олег Александрович!
      - Ты почему здесь? - хмуро поинтересовался Олег.
      - Вас встречаю, - обиженно пояснил Игорь.
      - До Москвы слухи докатились, что ли?
      - Ага, - простодушно подтвердил Игорь. - Что с Арсеном?
      - Да пустяки, царапина. Через неделю на поле выйдет.
      - Как он играл, как он играл! - восхищенно вспомнил Игорь.
      - А ты как завтра играть будешь?
      - Меня не ставят на завтра, Олег Александрович. Поэтому и встретить вас разрешили.
      - Почему не ставят?
      - Говорят, сильно сдал физически. Функционально не готов.
      - Кто говорит?
      - Валерий Сергеевич и врач тоже.
      - Что же ты так, Игорек? - непонятно высказался Олег и ощерился.
      В Неопалимовском Олег расплатился с таксистом, сунул Игорю червонец, чтобы доехал, куда надо, и кинулся в свой подъезд. Поднялся в лифте, открыл дверь своим ключом и был оглушен ревом телевизора, включенного на полную громкость. Глуховатая мама смотрела "Взгляд". Оставив баул, бочонок и букет у вешалки, Олег прошел, на ходу прикрыв мамину дверь, к телефонному столику, сел в кресло и набрал номер:
      - Валерий? Здравствуй, это Олег. Мне необходимо срочно увидеть тебя... А хоть сегодня... Прямо-таки сейчас... Без тебя не могут обойтись? Ну что ж, тогда я завтра с утра буду у вас на базе.
      Олег швырнул трубку, потом, опомнившись, набрал еще один номер. Прослушал шесть длинных гудков, положил трубку на аппарат, откинулся в кресле, закрыл глаза и сидел так долго.
      Вышла из своей комнаты мама с чашкой в руках, увидя его, несильно удивилась:
      - Это ты? Я тебя не ждала сегодня...
      - "Я тебя не ждала сегодня и старалась забыть, любя", - и, не желая объяснять маме, что это - из Иосифа Уткина, вскочил, поцеловал ее в щеку, привычно-заботливо осведомился: - Как ты себя чувствуешь?
      - Я-то как всегда, - мама включила торшер и приступила к осмотру путешественника, - а ты вот неважно. Похудел, синяки под глазами...
      - Устал, - ответил Олег, - пойду душ приму.
      Он принял душ, натянул штопаный свитер, домашние портки и уселся рядом с мамой досматривать бойкий "Взгляд". Волосатые, полуголые, в кожаной рванине и кандалах молодые люди приступили к тяжелому року. Мать с неослабным вниманием продолжала смотреть на экран, а Олег решил идти спать.
      Он чистил зубы, когда раздался телефонный звонок. Глянул на часы двадцать минут второго. В одних трусах прошествовал в коридор, поднял трубку, сказал искусственно сонным голосом:
      - Да.
      - Олег, это Зоя говорит, - как всегда в ночи, трубка орала, как реальный собеседник.
      - Какая еще Зоя? - решил не узнавать Олег.
      - Да ты что, Олег, меня не узнал?
      - Узнал, узнал, - заверил ее Олег. - Это я так шучу, по ночам.
      - Не до шуток, Олег. Только что мне с базы позвонил врач. Валерию плохо.
      - Что с ним?
      - Врач говорит - серьезнейший сердечный приступ. Я сейчас к нему еду. Поедешь со мной?
      - А чем я могу ему помочь?
      - Да не помочь! Он все время тебя поминает, поговорить хочет.
      - Где встречаемся?
      - Ты по-прежнему в Неопалимовском живешь? - и в ответ на подтверждающее Олегово хмыканье: - Так вот, я через пятнадцать минут буду у автобусной остановки. Той, что между Плющихой и Садовым.
      - Договорились. Буду ровно через пятнадцать минут.
      Олег натянул джинсы, надел кроссовки, влез в джемпер и уже на ходу напялил куртку.
      У самой двери его прихватила мать:
      - Куда это ты в такую пору, сын?
      - Приятелю одному плохо, мама. Сердце.
      - А ты что - доктор?
      - В какой-то степени! - рявкнул Олег и выскочил на лестничную площадку. Не стал вызывать лифт, помчался вниз по лестнице - так быстрее. Выскочил из подъезда, слегка остолбенел от ночной переулочной московской тишины и понял, что торопиться не надо.
      Он шел по переулку. Еле слышно шумели на осторожном ветерке полысевшие тополя, чуть потрескивая, шумела под ногами сухая листва.
      Вот и остановка. Он уселся на скамейку в стеклянном закутке, стал ждать. Из-под не доходящего до земли стекла поддувало. И скучно было в закутке. Решил погулять. Он прогуливался по тротуару и слушал редкие звуки автомобильных моторов. Чаще - на Садовом, реже - на Плющихе. Все заглушили дьявольским ревом рокеры, промчавшиеся по Плющихе в Лужники. Опять тишина. И наконец, вывернулся с Плющихи в переулок "жигуленок", который приближался, слепя включенными фарами и тормозя. Олег поднял руку.
      "Жигуленок" остановился рядом с ним. Ослепленный фарами, он не видел, кто за рулем, но ведь некому здесь останавливаться, кроме Зои. Он шагнул на проезжую часть и протянул руку, чтобы открыть переднюю дверцу.
      Он не почувствовал удара, не успел почувствовать, просто то, что он видел, закрылось сиреневой пеленой, и ему стало все безразлично.
      Через неопределенное время он на мгновенье прорвался сквозь сиреневую пелену и понял, что его куда-то везут. Но за пеленой было лучше, и он опять ушел за нее.
      Олег пришел в себя, когда его волокли по страшной лестнице без перил. Его руки были крепко схвачены сзади чем-то жестким и холодным. Волокли его двое, волокли неаккуратно, рывками, которые больно отзывались в затылке. Дотащили до второго этажа и хотели привалить к стенке у рваной нежилой двери, но он замычал, и тогда его поставили на ноги.
      Ушла пелена, все прояснилось, будто киномеханик поправил фокус. Где-то вверху, этажа через два, желто светила забытая лампочка, давая возможность кое-как рассмотреть место действия. Лестничная площадка дома, поставленного на капитальный ремонт, к которому еще не приступали. Двое плохо различимых граждан на площадке. Один возился у двери с ключом открывал, другой, прислонившись к стене, посматривал на Олега.
      - Входи, - сказал Олегу тот, что возился с ключом, он наконец открыл ее.
      Олег вошел во тьму. Сзади щелкнули выключателем.
      Вероятно, здесь когда-то была однокомнатная квартира, остатки перегородок наталкивали на эту мысль. Теперь же Олег находился в помещении, которое и комнатой назвать нельзя: справа - руины кухни, слева - неэстетично открытый взорам сортир, два наглухо заколоченных досками окна. Правда, мебель весьма сносная: широкая тахта, большой круглый стол с придвинутыми к нему четырьмя стульями, два кресла по углам, сервант с посудой.
      - Садись, Олег, - указал на стул тот, кто открывал дверь. Сам он устроился в кресле.
      Олег присел на край тахты и, разглядев говорившего, начал беседу:
      - Мне говорили, что ты, Альберт, в бомбардиры подался, а ты, оказывается, вертухаем шестеришь.
      - Не цепляй меня, Олег, а? - попросил Альберт.
      - Руки мне освободи, вертухай.
      - В наручниках посидишь.
      - Чего боишься-то? Ты же боксер, чемпион, меня одним ударом уложить можешь.
      - Что я, тебя не знаю? Мало ли чего сотворишь: ты же припадочный.
      - Зачем я здесь?
      - Не знаю, Олег. Мне сказали, чтобы я тебя сюда доставил, и я доставил. - Альберт посмотрел на свои наручные часы и приказал второму: Иди встречать.
      Второй - помоложе Альберта, лет сорока - послушно удалился.
      - Этот-то откуда? Я его вроде не знаю, - спросил, Олег.
      - Тебе не все равно? - справедливо заметил Альберт.
      - Интересно, - признался Олег.
      - А мне интересно другое, - сказал Альберт. - Зачем ты в эти дела лезешь, Олег?
      - В какие дела?
      - В коммерческие. Тебе там делать нечего. Ты же лох натуральный.
      - А ты?
      - И я - лох. Только я понимаю, что я - лох, а ты - нет. Вот тебе рога и ломают.
      - Кто мне рога собирается ломать?
      - Сейчас узнаешь.
      И точно: почти сразу же в помещении появились элегантный Гоша и прекрасная Зоя. Альберт почтительно встал и доложил:
      - Доставили, Георгий Станиславович!
      - Ишь ты! - встрял Олег. - Он же у тебя лет тридцать назад на Гошку откликался!
      - Времена меняются, - за Альберта ответил Гоша. - Здравствуй, Алик.
      - Не желаю я с тобой здороваться, - признался Олег.
      - Дело твое, - миролюбиво заметил Гоша, прошел за дверь, затащил в комнату громадную сумку и, заметив, что Зоя стоит, предложил ей: - Садись, Зоенька, в ногах правды нет.
      Зоя села, а Гоша, раскрыв сумку, стал извлекать из нее и расставлять на столе многочисленные бутылки и закусь, упакованную в картонные коробочки. Занимаясь делом, он приговаривал:
      - Посидим, выпьем, поговорим по-человечески, - и к Альберту: - Ты посуду расставь.
      Альберт кинулся к серванту.
      - Как поживаешь, Олег? - светски заполняя паузу, осведомилась Зоя.
      - Дешевка, подстилка, дрянь, - спокойно обозвал ее Олег.
      - Я обижусь, Олег, - предупредила его Зоя.
      - Она обидится, Алик, - подтвердил Гоша, - и мы обидимся за нее.
      - Обидитесь - это, значит, бить будете? - поинтересовался Олег.
      Ему не ответили, не стали связываться с дураком. Суетились, накрывали на стол. Накрыли на четыре персоны. Гоша полюбовался содеянным, спросил:
      - Ну, как у нас, Зоенька?
      - Лучше, чем тогда в ресторане, правда, Олег?
      - Дешевка, подстилка, дрянь, - скучно, как заученный урок, повторил Олег.
      - Нет, ты невыносим, Алик! - отозвался на грубость Гоша. - Я тебе хотел приятное сделать, а теперь уж и не знаю... Впрочем, я сегодня терпим и великодушен. На, держи!
      Гоша, достав из внутреннего кармана пиджака банковскую упаковку пятидесятирублевок, кинул ее на тахту.
      - Плата, надо полагать, за то, что Гришкину контору повалил и помог тебе куш сорвать? - понял Олег.
      - Ты - догадливый, - согласился Гоша. - Только не плата, а доля: ты в деле, Алик.
      - А не пожадничал ли ты, бывший мой приятель?
      - Все по справедливости, симпатичный мой друг. Капиталом ты не входил, так что пять процентов - доля серьезная. К тому же я должок твой зачел. Восемь тысяч ты заработал, Алик. Неплохо, а? Как раз гонорар за две книжки. Ты же над ними года два корпел.
      - Ты, я вижу, все подсчитал. А Гришкину смерть во сколько оценил?
      - Гриша сам себя погубил. Он был наивным злодеем, Алик. Мне говорили, что он каждый вечер смотрел по видео "Крестного отца". И стал выдумывать для себя нечто подобное. Черный лимузин, телохранители в шляпах и пиджаках в талию, виллы, таинственные сборища, пистолеты... Дурацкий, выдуманный в стиле ориенталь мир... А в общем, жаль его. - Гоша налил две рюмки коньяку, взял их в руки, подошел к Олегу и протянул ему одну рюмку, будто не замечая, что руки у него связаны за спиной. - Давай, Алик, за упокой раба божьего Григория.
      Падая на спину, Алик ногой ударил по протянутой рюмке и крикнул:
      - Мразь!
      Гоша рукавом утерся - малость коньяку попало ему на лицо - и сказал:
      - Не хочешь, значит. Как в армии-то говорится? Не умеешь - научим, не хочешь - заставим. Научим его, ребятки? А потом заставим.
      Альберт с напарником в момент связали Олега. Связали ноги до паха, придавили к тахте и накрепко к ней прикрутили - хорошая веревка была припасена заранее. Олег лежал на тахте как усмиренный клиент дурдома из буйных.
      Гоша стоял у стола, задумчиво глядя на бутылки:
      - Так что же ему выпить? Виски, водка, коньяк для начала жестковаты, пожалуй. - Он выбрал бутылку португальского портвейна, сорвал свинцовую фольгу, вытащил пробку и спросил у Зои: - Ты мне поможешь, радость моя?
      - С удовольствием, - откликнулась Зоя и взяла протянутую ей бутылку портвейна.
      Втроем они склонились над Олегом. Гоша зажал ему нос и сдавил челюстные мышцы, чтобы ротик открылся. Ротик открылся, в него, как в воронку, Зоенька налила портвейну. Но, видимо, воронка оказалась засоренной: портвейн внутрь не уходил.
      - Пей, дурачок, а то захлебнешься, - посоветовал Гоша.
      Олег сначала не внял его совету - держал марку, - но скоро понял: терпеть не было мочи, дернул кадыком, и портвейн, понижаясь в уровне, потек внутрь. Проглотив портвейн, Олег закашлялся.
      Зоя, отпрянув, пожаловалась:
      - Он мне платье брызгами испортит!
      - Ничего, Зоенька, - успокоил ее Гоша, - давай новую порцию.
      Зоя лила портвейн, а Гоша уговаривал Олега, как капризное дитятко:
      - Пей, Алик, пей, родной, пей, борец за справедливость, пей, завязанный алкоголик.
      Вылили бутылку. Зоя поставила посуду на пол и спросила:
      - Все, Гоша?
      - Да, пожалуй, нет. Тренированный, в отличной спортивной форме. И пил ведь раньше, как лошадь, ведрами. Давай для страховки еще. Чтоб в переводе на водяру пол-литра.
      Он открыл вторую бутылку. Когда вылили половину, Гоша решил:
      - Думаю, достаточно. Теперь пусть дозревает.
      - Устала, - призналась Зоя.
      - Сейчас отдохнем. - Гоша прошел к столу, отодвинул стул, но не сел, вспомнив важное, и сказал напарнику Альберта: - Извини, Юра, но у меня к тебе просьба. Мы тут расслабимся с устатку, а мало ли что... Будь добр, погуляй снаружи, посматривай, что и как. Договорились?
      - Договорились, Георгий Станиславович. - Юра, как пионер, был всегда готов.
      Гоша налил стакан коньяку, помазал бутерброд икоркой и протянул все это Юре. Юра споро опрокинул стакан и, на ходу закусывая, отправился на пост.
      - Ну, а теперь посидим в семейном кругу, - решил Гоша и сел за стол.
      Уселись и Зоя с Альбертом.
      - С чего начнем? - деловито спросил у Гоши Альберт.
      - С водочки, пожалуй, - выбрал Гоша и, взяв бутылку "Золотого кольца", вежливо обратился к даме: - А тебе чего налить, Зоенька?
      - Я тоже водки выпью. Немного.
      Гоша разлил по рюмкам, поднял свою и провозгласил:
      - Со свиданьицем, дорогие мои.
      Выпили и закусили. Жуя, сердобольный Альберт поинтересовался состоянием Олега:
      - Ну, как ты там?
      - Поневоле ловлю забытый кайф, - расслабленно сообщил Олег.
      - Развяжем, Георгий Станиславович? - предложил Альберт.
      - Куда спешить? К тому же человек кайф ловит. Зачем ему мешать?
      - Руки затекли, - подал голос Олег. - Сними наручники, Альберт.
      - Он что, еще в наручниках?! - удивился Гоша. - Варварство какое! Сними сейчас же, Альберт!
      Альберт встал из-за стола, подошел к Олегу, посмотрел на него, запеленутого, и понял:
      - Его все равно развязывать надо. Иначе наручники не снимешь.
      - Что ж делать, развязывай тогда, - согласился Гоша.
      Альберт развязал узел, смотал веревку, которой Олег был привязан к тахте, приподнял его и расстегнул наручники. Олег, охая, растирал свои кисти.
      - А ноги развязать? - потребовал инструкций Альберт.
      - Алик, у тебя ноги не затекли? - поинтересовался Гоша.
      - Гоша, у меня ноги не затекли, - уже кривляясь, ответил Олег.
      - Тогда не развязывай. Пусть так за столом сидит, - распорядился Гоша.
      Альберт взял Олега на руки и понес к столу. Ногой отодвинул стул и на него посадил обезноженного.
      - Что будешь пить, Алик? - осведомился любезный хозяин.
      - Скорее всего то, что вы в меня вливали.
      Альберт из ополовиненной бутылки тотчас налил в фужер, стоящий перед Олегом.
      - За что выпьем? - спросил Гоша.
      - Каждый в этой компании пьет за свое, - ответил Олег и медленными глотками опустошил фужер. Гоша, с удовольствием понаблюдав за действиями Олега, опрокинул в себя рюмочку. Альберт и Зоя тоже засандалили. Трое закусывали, а Олег закусывать не стал. Было у него занятие - растирать запястья.
      Закусив, Гоша откинулся на стуле. Побеседовать захотелось.
      - Извини меня за бесцеремонность, Алик, но ужасно хочется получить ответ на такой вот вопрос: когда ты меня вычислил?
      - Когда Гришку на люстре увидел. - Олег вытянул под столом связанные ноги, растекся по стулу, засунув руки в карманы джинсов. - Также имеется вопрос: меня Валерий тебе отдал?
      - Не догадался на этот раз, - с удовлетворенным смешком заметил Гоша, - мимо...
      - Значит, большой начальник Сева, - понял Олег. - Ты хорошо обставился, деятель.
      - На том стоим.
      - Валеру на этой роскошной женщине прихватил? - Олег мутно посмотрел на Зою.
      - Хорошо говоришь, Олег, - одобрила его речи Зоя.
      - Дешевка, подстилка, дрянь. - Олег был постоянен, но однообразен, за что и получил: через стол, резко вскинувшись, Зоя хлобыстнула его по мордасам. Хлобыстнув, руку не убрала и, показывая Олегу нечто на этой руке, сказала:
      - Видишь перстень? Семь тысяч стоит. Валерий подарил.
      - Следовательно, ему уже заплачено, Гоша? - спросил Олег, осторожно отводя ее руку. Гоша, подхватив в движении Зоину руку и благодарно поцеловав ее, ответил:
      - Это задаток пока, Алик.
      - Жаль, ужасно жаль паренька. - Олег битой щекой потерся о плечо. Дело делал, работал в удовольствие, гордился, что он единственный знает петушиное слово. Была жизнь. Пришли Гоша с Зоей - и нет ее. Ай да Гоша с Зоей! Альберт, наливай. За них выпьем.
      Альберт с готовностью налил в Олегов фужер, опорожнив бутылку. Гоша налил в рюмки водочки, подтвердив тост:
      - За нас с Зоенькой! - и, выпив, приступил к монологу: - Ты романтик, Алик. А я - реалист. Можно даже сказать - социалистический реалист. Где это было видано в нашей стране, чтобы дело - это главное в жизни? Ну да, Валера Марков - лучший тренер наш. А что его отличает от худшего? Ничего. Ты, когда-то великолепный футболист, умеешь сделать из сопливого мальчугана отличного игрока, умеешь, как никто не умеет. Что тебя отличает от бездельника, существующего под вывеской детского тренера? Ничего. А ты говоришь - жизнь! Вся ваша с Валерой жизнь - горькое и яростное сознание того, что ваши, так сказать, дарования никому не нужны. Один я оценил вас. Тебе предоставил возможность удовлетворить гордыню - по моей подставке ты на некоторое время стал вершителем судеб. С Валерой же проще: материальный эквивалент его деятельности - Зоенька и деньги, которыми удовлетворяются потребности той же Зоеньки.
      - Налей-ка мне еще, Альберт, - попросил Олег.
      - Портвейна больше нет, Олег, - с сожалением констатировал Альберт.
      - Пиво кончилось, ресторан закрыт, - вспомнил старое присловье Олег. - Тогда коньяку налей.
      Не жалея, Альберт налил коньяку и осторожно осведомился:
      - Не частишь?
      Олег рассматривал коньяк на просвет. За него ответил Гоша:
      - Пусть себе. В кои веки.
      - Зоенька, а какого хрена ты сюда заявилась? - выпив в одиночестве, вопросил Олег.
      - Маленькое удовольствие себе справить, Олег. О тебя, пьяного, ножки вытереть.
      - Ах ты, моя проказница! - Олег потянулся, чтобы похлопать ее по заднице, и упал со стула. Альберт встал, поднял его, усадил. Олег тут же объяснил свою неловкость: - Забыл, что ноги связаны.
      Гоша сам взял бутылку коньяка и предложил:
      - Еще, Алик?
      - Наливай.
      Гоша налил, и он сразу же выпил.
      - Вот и все, - сказал Гоша.
      - Нет, не все, - неожиданно жестко возразил Олег. - Бойся меня, Гоша!
      - А почему я должен тебя бояться? Что ты можешь мне сделать? Донести на меня? Да нету у тебя никаких доказательств! Поломать мне мою игру? Поздно, Алик!
      - Плохо ты, оказывается, меня знаешь! - хвастливо угрозил Олег.
      - Может быть, может быть. Зато я очень хорошо знаю алкоголиков. Вскорости ты уйдешь в отключку, а утром, я полагаю, единственная мысль, которая будет тебя беспокоить - где бы найти опохмелку. Я ее тебе предоставлю, ты опохмелишься, еще раз опохмелишься, потом еще и еще. Так и пройдет для тебя день, в который я сорву хороший куш.
      Олег размахнулся, чтобы ударить по ненавистной роже, и рухнул на стол. Рухнул - и не поднялся. Поднялся Гоша, жалеючи, погладил Олега по волосам:
      - Мы пойдем, Альберт, а ты оставь у дверей Юру и тоже отдохни до утра. Пойдем, Зоя.
      Зоя встала и, некрасиво раскорячившись, ударила Олега ногой.
      - Пьяная скотина! - возвестила она с радостью.
      ...Она ударила голой пяткой по мокрому песку. Узкая ямка заполнилась водой. Вода в ямке была желтая, мутная; в ней вертелись песчинки.
      Затем маленькая, влажная и прохладная нога наступила на его горячую спину и медленно погладила вдоль позвоночника, и песчинки скрипели под ее ступней, и песчинки корябали его спину. Он перевернулся и посмотрел на нее. Ее купальник был холодный-холодный, и он вздрогнул.
      Он бежал вдоль воды по песку. Бежать было трудно: ноги вязли и подворачивались; но бежать было легко: ни полуфинальных, ни финальных забегов.
      Он надел шиповки, стараясь не рассматривать соперников. Свободно и изящно взмахивая ногами, они разминались перед стартом. Они поочередно делали рывки, каждый со своей дорожки - примеривались. Они бежали - мощно, резко, стремительно. Нет, он так не умел и вряд ли сумеет. Он тоже попробовал свою дорожку. Когда он выпрямился после пробного старта, то увидел впереди красную майку знаменитости.
      "Салочка, дай колбаски! Салочка, дай колбаски!" Мальчишки убегали и разбегались. Модный чубчик бил по бровям, а из-под бровей лил пот, лил в глаза. Наконец он увидел нужную спину: спина горбилась - встречный ветер раздувал полосатую рубашку. Спина ближе, ближе. Лишь бы не поскользнуться на траве. Теперь осалить, теперь увернуться, а теперь можно самому звонко и победно кричать: "Салочка, дай колбаски! Салочка, дай колбаски!"
      Он снял брюки и свитер, сложил их на зеленой травке. Рядом раздевались они. Все одинаковые в тренировочных костюмах, они теперь выглядели по-разному. В разных майках, с различными прическами, с разноцветно загорелыми фигурами. "На старт!" - раздалась команда. Они шли впереди, и мышцы играли на их могучих ногах. Раздался выстрел, и разноцветные майки впереди помчались. Но они не удалялись, они стремительно стояли на месте, а мчался он. Нет, и он не мчался - ведь майки не приближались. Лишь когда скорость завалила его на вираже, он понял, что и он и они - бегут.
      На прямой все сблизились и плотной группой важно побежали вдоль бровки. Коротким рывком обойдя одного, он пристроился в затылок знаменитости. У знаменитости была конопатая спина, а на правом плече небольшой красный прыщ. Прыщ успокоил его. И он, радуясь своему спокойствию, пробежал за знаменитостью весь первый круг.
      Идти было некуда. А нужно было идти. Он шагнул вперед. Он шагнул вперед, а знаменитость осталась сзади. Метров сто продолжалось одиночество, но знаменитость снова вышла вперед, и конопатая спина стала медленно удаляться. "Салочка, дай колбаски! Салочка, дай колбаски!" Откуда-то из-под бровей лил крупными каплями пот, лил в глаза. Спина все ближе, ближе. И в последнем вираже он обошел знаменитость. Теперь можно звонко и победно кричать: "Салочка, дай колбаски! Салочка, дай колбаски!"
      Он вышел на последнюю прямую. Он бежал один. Он бежал вдоль воды по песку. Бежать было трудно: ноги вязли и подворачивались, бежать было легко: ни полуфинальных, ни финальных забегов.
      Как он пробежал последние десять метров, он не понял. Он пересек финиш и упал.
      Он упал там, на площади...
      Сон алкоголика беспокоен и краток. Олег проснулся, увидел перед собой незнакомые обои и долго пялился на выцветший, с подтеками, нарисованный букетик. Видимо, вспомнил, что было, и застонал. Постонав, спустил с тахты ноги и сел, обхватив обеими руками голову. Заботливый Альберт раздел его до трусов и пледом накрыл.
      Он встал и чуть не упал, запутавшись в пледе. Зло отшвырнув его, Олег осмотрелся в полутьме. Первое, что ему попалось на глаза - серый свет в щелях между досками, которыми были забиты окна. Потом - стол, на котором стояли две бутылки шампанского, две бутылки коньяка, бутылка водки, бутылка виски и два блюда - с яблоками и виноградом.
      Он отвернулся и увидел свою одежду, аккуратно повешенную на стул у тахты. Покряхтывая, натянул джинсы, постанывая, влез в джемпер, куртку пока не стал надевать, с неимоверным трудом зашнуровал кроссовки.
      Отдохнул самую малость, затем подошел к двери и дернул ее за ручку.
      - Что надо? - еле слышно спросил из-за толстой двери Юра.
      Олег не ответил и, не глядя на стол, прошел к умывальнику. Воды в кране не было, водопровод, вероятно, отключили, но рядом стояло полное ведро, на умывальнике - кружка. Поливая себе из кружки, он небрежно умылся.
      Вернулся к двери, зажег противный желтый электрический свет и сел у стола. Долго сидел, разглядывая бутылки. Оторвал виноградный шарик, вяло пожевал и выплюнул в угол кожуру. И решился наконец. Мастерски придерживая пробку, почти без звука открыл бутылку шампанского, выпустил газ и, наклонив стакан, осторожно, по краю, стал наливать. Наливал малыми дозами, чтобы пена успевала оседать. Стакан был полон, и он поднял его.
      Альберт взобрался на нужный этаж на мягких лапах, так, что даже Юра не слышал. Увидев Альберта в самый последний момент, он вскочил со ступеньки, на которой сидел.
      - Проснулся? - деловито спросил Альберт. - Не ты, а он?
      - Давно уже, - отрапортовал Юра.
      - Ну, и как?
      - Дернулся в дверь сначала, а потом притих. Минут через сорок песни петь начал.
      - Какие песни пел?
      - Из Окуджавы. "Синий троллейбус", "Вы слышите, грохочут сапоги" и еще что-то...
      - Понятно. Я пойду к нему. Если ты понадобишься - позову.
      Юра передал ему ключи. Альберт открыл дверь и проник в помещение.
      Олег лежал на тахте лицом вниз, раскидав руки-ноги. Спал. Альберт подошел к столу - бутылка из-под шампанского была пуста, а в одной из коньячных оставалось на донышке.
      Альберт щелкнул выключателем: больно уж противен днем желтый электрический свет. Но стало сумрачно и тоскливо - еще противней. Он снова включил электричество. Присел на тахту рядом с Олегом и слегка потрепал его за плечо. Олег не реагировал никак. Тогда Альберт перевернул его на спину и стал хлестать по щекам - довольно чувствительно.
      - Почему дерешься? - плохо произнося слипающимися губами слова, промямлил Олег. В мутных его очах соображения не было.
      - Как ты тут? - с брезгливой жалостью спросил Альберт.
      - А, это ты, Альберт. - Олег, коротко дыша, присел на тахте, и его осенило: - Сдавай по-быстрому!
      Желание выпить придало ему сил, и он, слегка пошатываясь, направился к столу и сел на стул.
      Альберт устроился напротив и засомневался:
      - Не много ли будет, Олег?
      - В самый раз. Еще сто пятьдесят - и все.
      - Как знаешь, - уступая, Альберт открыл непочатую бутылку коньяка, налил рюмку Олегу, налил рюмку себе и поднял свою: - За то, чтобы все это кончилось как можно скорее.
      Разом маханули. У Олега не пошло: кашель с одновременным позывом к рвоте выбросил, разбрызгал коньяк. Откашлявшись и вытерев слезы, он сказал извинительно:
      - Жестковат мне коньяк для начала. Шампузея лучше пойдет, - взял в руки откупоренную бутылку шампанского, посмотрел на просвет - была пуста, поставил ее на пол и занялся второй, закупоренной. На этот раз открыл варварски: с громом, взрывом, пеной. Налил себе стакан, а Альберту предложил: - Ты себе коньяку наливай, - и, проследив за тем, как наливал себе Альберт, поддержал его тост: - Ну, за что, чтобы все кончилось.
      Альберт откинулся, принимая дозу, и в этот момент Олег, выхватив бутылку из-под стола, стремительно нанес ему удар по темени. С мягким стуком Альберт упал на пол.
      - А, черт! - громко заговорил Олег. - Сверзился! Ну, ничего, встану. Вот и встал. А теперь мы с тобой, Альберт, споем, что-нибудь из Окуджавы.
      Говоря, он наклонился над Альбертом и быстро прощупал его. Из внутренних карманов извлек ключ от двери, кнопочный нож и короткую дубинку. Кончив говорить, поднялся с колен и запел:
      - "Из конца в конец апреля путь держу я. Стали ночи и теплее, и добрее. Мама, мама, это я дежурю, я дежурю по апрелю", - прервал пение для реплики: - Да ты сиди, сиди, я его позову, - и опять запел: - "Может быть, она тебя забыла, знать не хочет, знать не хочет!" - подошел к двери, приоткрыл ее, крикнул Юре, сидевшему на ступеньках: - Юра, шеф кличет! - и пьяно засмеялся.
      Юра шагнул в помещение и тут же получил жесткий удар дубинкой по голове. Рухнул. Олег подтащил его к Альберту. Вчерашняя веревка валялась в углу. Отрезав кнопочным ножом два куска, Олег тщательно связал каждому руки-ноги. Встал на колени, приложил ухо к груди Альберта, приложил ухо к груди Юры. Вроде бы в порядке. Живы. Поднялся с колен, влез в рукава куртки. По тяжести понял, что в кармане имеется нечто. Вчерашние деньги. Он усмехнулся, надорвал упаковку, выдернул две пятидесятирублевки, а пачку кинул на пол. Поближе к ребятам. Вышел из помещения и закрыл дверь на ключ.
      Вырвавшись на волю через дыру в заборе, он сначала не понял, где он. Но, увидев в конце переулка здание бывшего кинотеатра "Колизей", вмиг сориентировался.
      Перейдя Сретенку, он дворами вышел на Рождественский бульвар и пересек его у дома, где некогда жил пролетарский поэт Демьян Бедный. Было глухое время - где-то около одиннадцати, - и он легко поймал такси. Посмотрев на табличку за ветровым стеклом, на которой значилось 20.00, он уселся рядом с водителем.
      - Куда? - спросил таксист.
      - Подожди, - сказал Олег и вынул из кармана пятидесятирублевку, - вот тебе для начала пятьдесят, и до шести часов ты в полном моем распоряжении. После шести - еще пятьдесят. Договорились?
      - Договорились, - весело согласился таксист. - Так куда?
      - За город. По Ярославке, - обозначил первый маршрут Олег.
      С Ярославки свернули налево, в дачный поселок, и, проехав немного, остановились у больших деревянных ворот с эмблемой футбольного клуба.
      - Минут через двадцать я вернусь, - сказал Олег таксисту, вышел из машины и открыл калитку.
      - Лелька! - увидев его, безмерно возликовал усатый сторож. - Сколько лет, сколько зим!
      - Здорово, Степаныч, - приветствовал его Олег и тут же приступил к делу: - У меня к тебе просьба - проведи меня к главному так, чтобы ребята не заметили.
      - Будет сделано! - Сторож продолжал радоваться, - Лелька, Лелька, сколько же лет прошло!..
      Валерий Марков лежал, закинув руки за голову, на диване. Лежал и смотрел в потолок. Когда раздался шум - кто-то открыл дверь, - он опустил глаза и увидел в дверном проеме Олега.
      - Откуда ты, Олег? - удивился Марков.
      - Мы же вчера договорились о встрече.
      - А мне сказали, что ты заболел.
      - Я вылечился, Валера.
      - Ну, раз вылечился - говори. Ведь ты мне сказать что-то хочешь?
      Они не меняли позиций. Так и вели разговор. Валерий - на диване, Олег - в дверях.
      - Ее подставил тебе Гошка.
      - А какое это имеет значение?
      - Она - дешевка, подстилка, дрянь.
      - Уходи отсюда, Олег.
      - Я еще не кончил, Валера. Перстенек, который ты в порыве страсти преподнес любимой, вернулся в их общий котел. Ты им ничего не должен, Валера.
      - Пошел вон! - заорал Валерий, но с дивана не встал.
      - Последнее, Валера: если ты сегодня сделаешь так, как они хотят, жизни у тебя не будет. Каждый раз при виде меня, а я постараюсь, чтобы ты видел меня как можно чаще, ты будешь сознавать себя продажным подонком и предателем. Все, Валера.
      Он шагнул в коридор и с треском захлопнул за собой дверь.
      - Быстро вы управились! - восхитился таксист, включая мотор.
      - Долго ли умеючи! - ответил Олег. - В город давай.
      У ВДНХ он распорядился:
      - Налево. Через Сокольники.
      У Ширяева поля приказал:
      - Остановись-ка.
      За редким забором шла двусторонняя тренировка. Но мальчишки не тренировались - играли. Азартно, яростно, забыв все на свете.
      По Кропоткинской пересекли Зубовскую площадь и с улицы Бурденко въехали в Неопалимовские. Мать сидела в кресле у телефона:
      - Слава богу, явился! Ну, как у твоего друга с сердцем? Я ужасно волновалась.
      - Я думаю, мать, оклемается, - ответил Олег и пошел бриться.
      Таксист его поначалу и не узнал: в машину лез иностранец из деловых кругов. Узнав, покрутил головой и восхитился:
      - Ну, вы даете! Теперь куда?
      - В Проточный переулок.
      Олег позвонил в тридцать четвертую квартиру.
      - Кто там? - осведомились через некоторое время из-за двери поставленным басом.
      - К твоему огорчению, это я, Гоша.
      Дверь открылась, и одетый также с иголочки Гоша предстал на пороге. Он ждал. Олег протянул ему ключ:
      - Езжай туда и развяжи ребят. Не дай бог, случится что.
      Гоша взял старомодный ключ, оглядел его внимательно и дунул в дырочку. Раздался жалкий свист. Гоша поморщился, спросил:
      - Почему ты обыграл меня, Алик?
      - Потому что ты держал меня за мелкое дерьмо.
      - Я пожалел тебя, Алик.
      - И это тоже. Так сказать, рудименты былого спортивного братства. Но не беспокойся, это скоро пройдет. Навсегда.
      - Ты успел, Алик?
      - Я успел, Гоша.
      - Если ты не блефуешь, то я - несостоятельный должник.
      - Как Гришка, - согласился с ним Олег, развернулся и стал спускаться по длинной лестнице.
      Завершая причудливую петлю, такси остановилось у пиццерии на Рождественском бульваре. Олег спустился на несколько ступенек вниз и подошел к стойке.
      - Три фужера шампанского, - сказал он буфетчице и добавил после того, как она исполнила указания: - Один - ваш. Выпейте со мной за удачу.
      - Нельзя, мне не положено, - испугалась буфетчица.
      - А мы незаметно. Сделайте мне такое одолжение.
      Они незаметно выпили. Потом Олег выпил второй фужер.
      Из такси он вышел под метромостом и через калитку проник в Лужники. На этот раз он шел не один, он шел вместе с болельщиками, которые ждали игры.
      Страж у служебного входа весело его приветствовал:
      - Здравствуйте, Олег Александрович!
      Опять он принимал парад. Проходящие мимо него футболисты почтительно здоровались:
      - Здравствуйте, здравствуйте, здравствуйте, - и вдруг радостное, громкое: - Оказывается, я сегодня играю, Олег Александрович?!
      - Играй, Игорек, играй по-настоящему, и все будет в порядке.
      В ложе для привилегированных он, вежливо раскланиваясь по ходу, через разрыв в барьере прошел в ту ее часть, где не было пластиковых кресел. Расстелив на досках вчерашний "Советский спорт", он уселся на серый куб.
      В поле бодро выбежали элегантные, как вороны, судьи.
      Кто же сейчас лежит там, на площади?