Это было странно, но кости вдруг словно снова начали собираться в одно целое, и на них из густого, сваренного из его же мышц и сухожилий бульона начало оседать нечто новое. И наступил момент, когда Сашка понял, что у него снова есть руки и ноги, что он уже начал что-то слышать и даже видеть.
— Скоро новый шаман родится, — счастливо шепнул кто-то невидимый.
Сашка попытался пошевелить конечностями, глотнуть воздуха, но вокруг были только вязкие околоплодные воды и мягкие, но прочные стенки котла. Он чувствовал себя выросшим в просмоленной бочке царевичем, которому уже тесно в прежнем вместилище, но сил разломать эту тюрьму еще не хватает.
— Давай, сынок! — болезненно выдохнула мать. — Ну!
Он поднатужился, но жерло котла, в которое он легко вошел по частям, для него целого было слишком узко.
— Давай, племяш! Поднатужься! — ободряюще произнес дядя Женя. — Еще немного!
Сашка протиснул голову и понял, что уже выглядывает из продымленной, лишенной кислорода пещеры на холодные, жестокие звезды беспощадного внешнего мира. И ему туда не хотелось.
— Давай, внучек! — заорал шаман. — У тебя нет выбора, родиться или нет! Но ты должен родиться живым!
Сашка заплакал: он не хотел рождаться.
— У меня от тебя будет ребенок, — тихо, в самое ухо, шепнула ему Марго. — Но если ты его не хочешь, я и сама его выращу.
— А-а-а!!! — заорал Сашка и прорвался наружу.
— Коля! Гляди! Он живой!
Сашка жадно схватил воздух и понял, что он действительно жив.
— Я знал, что ты сможешь, — уходя в задымленное никуда, произнес шаман. — Давай, внучек, держись...
Сначала его отпоили кипятком из черного от сажи, побитого эмалированного чайника. Затем бомжиха рискнула предложить ему треть булки черствого, отдающего плесенью и запахом застарелой селедки хлеба, и Сашка привстал на своем картонном ложе и жадно сожрал его.
— Объест... — недовольно буркнул Коля.
— Помолчи, — мягко осадила своего сожителя бомжиха. — Смотри, какой он еще слабенький... и беленький, как ангелочек. Аж светится... такая прелесть!
Сашка глянул на свои черные от сажи руки.
— Ты, эта... парень, — шмыгнул носом Коля. — Ешь и уматывай.
Сашка кивнул, до хруста потянулся и вскочил на ноги. Он чувствовал себя необычайно сильным и энергичным.
— Я уйду.
Коля на секунду затих, а потом снова забеспокоился:
— А ты вообще кто такой?
— Избранник Силы, — улыбнулся Сашка.
— Сектант, что ли? — непонятно почему, но сразу догадался бомж.
— Сектантский бог, — поправил его Сашка и подошел к маленькому подвальному окошку. На улице стояли сумерки. — Сейчас что: вечер или утро?
— Утро, — поспешила вставить свое слово женщина.
Сашка повернулся и сразу, даже в почти полной тьме увидел, что она не такая уж и старая: просто, грязная, да еще и лицо недавно обморозила.
— Тебе сколько? Пятьдесят два?
— Ага, — насторожилась женщина.
— Дети выгнали? — Женщина сразу насупилась:
— Не твое дело.
Сашка усмехнулся. Он прекрасно понимал, в чем дело. Просто она панически боится стать объектом насмешек.
— А ты, Коля, как я вижу, в Бога веруешь? — повернулся он к бомжу.
— Верую, — глотнул Коля. — А тебе-то что?
— Да так, ничего, веруй на здоровье... — улыбнулся Сашка и вольготно расселся на трубах. — Что хоть там, в городе, творится? Не знаете?
Бомжи переглянулись. Эта новая, хозяйская интонация нежданного «жильца» совершенно выбивала их из колеи.
— Так выборы сегодня... — переглянулась со своим сожителем женщина. — Менты везде шныряют, дружинники тоже, на нашу голову... А больше че еще?
— Ну что ж, и это новости, — понимающе кивнул Сашка. — Вы присаживайтесь, в ногах правды нет.
Бомжи снова переглянулись и сели на поставленные возле труб перевернутые деревянные ящики. Сашка снова выглянул в окно и вдруг подумал, что его наверняка скоро возьмут, но что это не имеет ровным счетом никакого значения. Потому что он принял Силу. А значит, ничего плохого с ним случиться не может.
Он тщательно, с удовольствием умылся под протекающей трубой, тепло попрощался с бомжами и вынырнул из утробного тепла подъезда на улицу. Ярко светило солнце, ослепительно сияло пронзительно-голубое небо, щеки хватал легкий морозец, и на душе было спокойно и хорошо. Он действительно словно переродился: ни старых мыслей, ни старых тревог — только острое, сочное, пронзительное ощущение полноты бытия. Сашка неторопливо прошел в центр и остановился возле мэрии.
Повсюду висели плакаты, извещающие, что именно сегодня — выборы мэра города. Асфальт на автостоянке горадминистрации уныло скребли неплохо одетые подростки. А с афишного стенда неподалеку свисали наполовину ободранные плакаты с улыбающейся физиономией Лося. Сашка усмехнулся: он ясно осознал, что Лось и не хотел мэрского кресла, и единственное, в чем он действительно нуждался, так это еще несколько процентов акций — обычный торг, если не сказать шантаж. Но это было не важно: отработанный материал Сашку больше не интересовал. Ему вообще никто не был нужен. Всё и так шло как надо.
Он пересек площадь наискосок, прошел в городской сквер и невольно притормозил: здесь происходило что-то интересное. Выстроившиеся вдоль длинной главной аллеи человек двести или даже больше разновозрастных мужиков, разбившись на пары, оттачивали мастерство рукопашного боя.
— Начали! — скомандовал тренер, и одна шеренга сделала шаг вперед и попыталась нанести противнику удар в шею. — Ну что это такое?! — моментально расстроился тренер. — Это что за нападение? Бабу в кровать небось с первой попытки валите!
Мужики нестройно засмеялись.
— Разошлись! — хлопнул в ладоши тренер. — Всё по новой!
И тут он увидел Сашку.
— Почему чужие в зале?! То есть... — Он не знал, как правильно назвать место тренировки. — Дежурные! Где дежурные?!
Из кафешки вылетели два всполошенных мужичка. Быстро просекли, в чем проблема, подхватили Сашку под руки и, преодолевая легкое, шуточное сопротивление, выдворили с охваченной тренировками территории.
— А в чем дело, мужики? — хохотнул Сашка.
— У тебя че, глаз нету? Не видишь?
— Да я, мужики, двое суток в горотделе парился! — рассмеялся Сашка. — А вышел — ничего не пойму! Чего в городе-то происходит?
Дежурные пригляделись к нему, но перепачканный сажей с ног до головы парень излучал только жизнелюбие и заинтересованность.
— Скоро сектантов... в позицию ставить будем. Вот так-то, братишка...
— Давно пора, — с энтузиазмом поддержал их Сашка. — А то эти козлы вконец оборзели: Царство Божие на земле, блин, устроить задумали! А скоро? Ну... «мероприятие»?
Мужики пожали плечами: мол, сказали бы, да сами еще не знаем. Они душевно распрощались, и Сашка быстро зашагал прочь. Он проходил квартал за кварталом, перекресток за перекрестком и почти на каждом углу видел в общем-то одно и то же: или офицера в окружении десятка гражданских мужиков с трехцветными повязками на рукавах, или милицейский наряд. Город явно готовился к новым ощущениям, и готовился азартно.
Сашка с любопытством наблюдал за приготовлениями, он знал: чем больше контактов случится между людьми, тем шире будет сфера распространения вируса — главного Инструмента Силы. Не сказать, чтобы он радовался этому, нет. Сашка вовсе не собирался вставать на чью-либо сторону, даже на сторону Силы. Да это было бы и невозможно, как невозможно встать на сторону силы земного притяжения, потому что она сама всех расставляет по местам.
К дому Оли и Саши он добрался без проблем. Нажал кнопку звонка и, едва дверь открылась, приветливо кивнул и по-хозяйски прошел в квартиру.
— Мамочки! — всплеснула руками хозяйка. — Что с вами?!
Сашка принюхался к обсыпанному сажей плечу:
— Мне бы помыться... Да и поесть не мешает.
— Покорми Учителя, а я пока воду в ванну наберу, — мгновенно распорядился хозяин дома. — Апостолов пригласить?
— Да, пожалуй, — кивнул Сашка. — Пусть придут.
Он быстро стащил с себя пропахшую дымом куртку, прошел на кухню и сел за стол. Оля поставила сковородку на плиту, и Сашка отметил, что аура у нее приятная и, кстати, кажется, она беременна — энергетические «оболочки» уже были как бы двойные...
— Мальчик будет, — улыбнулся он. Хозяйка резко развернулась.
— Да-да, у тебя, — кивнул Сашка. — Побольше рыбы ешь, ему надо.
В ее глазах блеснули слезы.
— И не переживай, — кивнул он, — мальчик будет здоровый. Главное, сама ничем не заболей.
Женщина молча кивнула и отвернулась к плите. Это было очень странное ощущение, но Сашка словно стал прозревать ее судьбу насквозь: какие-то серьезные проблемы в ближайшем будущем, страдания, а потом утешение и глубокий душевный покой. Он видел это совершенно ясно и отчетливо, но каким-то непривычным образом, так, словно обрел какие-то новые органы чувств.
— Кушайте на здоровье, — поставила тарелку перед ним хозяйка.
— Спасибо, Олюшка.
Сашка пододвинул тарелочку с жареной рыбой поближе и начал неторопливо — даже не есть — вкушать. Гармоничность этого мира буквально пронизывала его насквозь. Он всей кожей и, даже больше, всем своим существом видел, как правильно поставлена эта тарелочка на стол, как удачно сочетаются цвета обшарпанного кухонного пластика и легкого халатика хозяйки, как превосходно дополняет звуки радиопередачи скрип ножа в хлебной булке. Вселенная работала, словно великолепно отлаженный гигантский часовой механизм, где каждому предмету определено свое место в пространстве и времени и где каждый должен исполнить свою уникальную роль.
Стены кухни поплыли перед глазами, и Сашка замер от восторга. Он вдруг отчетливо начал прозревать скрытую доселе за формой внутреннюю суть вещей: суть воды в чашке, суть огромных серых шлакоблоков, спрятанных под толстым слоем штукатурки, суть всего этого потешного своей претензией на реальность мира.
Он видел даже суть этого «плодового тела» — прекрасного, зрелого «яблочка» по имени Оля, призванного смешать в маленьком «семечке» внутри себя новый генетический набор со встроенным в него микроскопическим звеном нового ретровируса Силы.
Хлопнула входная дверь, и Сашка вздрогнул и очнулся.
— Их никого нет, — резко и как-то неприятно прогремело рядом.
Сашка тряхнул головой и с трудом примирился с реальностью. Рядом с ним почтительно замер хозяин квартиры Сашка.
— Совсем никого?
— Я всех, кого знал, обзвонил, — покачал головой мужик.
— Странно...
Сашка попытался опять войти в это особое состояние всезнания, чтобы разобраться, в чем там дело, но проделать это специально не получалось.
— Ладно, Саша, и на том спасибо, — кивнул он и улыбнулся: — Жену береги.
— Чего? — не понял мужик.
— Я пошел, ребята, — поднялся он из-за стола. — Спасибо за вашу заботу.
— А как же ванна? — всполошилась Ольга. — И одежда? Хотя бы переоденьтесь — у Саши как раз ваш размер.
Сашка глянул на себя и согласился, что она права: одеться можно было и поприличнее. Всё-таки он Избранник Силы...
Он быстро принял душ, насколько это было возможно, отмылся, с удовольствием надел чистое белье, хозяйские брюки и самую красивую в доме рубашку, затем не новую, но всё еще неплохую кожаную курточку — и попрощался. И хозяева стояли в дверях, дружно смотрели ему вслед, а в глазах у них так и светилось выражение немого обожания...
Щурясь от нестерпимо яркого солнечного света, Сашка почти дошел до центра, когда его остановили крепкие парни с повязками на рукавах:
— А ну, тормози!
— Да? — развернулся он.
— Документы, — на американский манер, беспрерывно жуя жвачку, по-хозяйски протянул руку старший.
Сашка привычно сунул руку в нагрудный карман и хмыкнул: паспорт остался в его испачканной сажей куртке, которая так и валялась в малюсенькой прихожей квартиры Оли и Саши.
— Я в гостях был, мужики, — улыбнулся он, — там и оставил...
— Не колышет, — шевельнул квадратной челюстью дружинник.
— Что значит, «не колышет»? — криво усмехнулся Сашка. — Я же вам сказал...
Старший команды указующе мотнул головой, и Сашку подхватили под руки и потащили во двор, к стоящему там крытому металлом газончику.
— Что, еще одного взяли? — поинтересовался милиционер и щелчком отбросил почти докуренную до конца сигарету.
— Ага, — дружно подтвердили дружинники. — Без документов.
— Нормально, — кивнул мент, — план почти есть.
Сашке завернули руки за спину и мгновенно сцепили кисти наручниками. Охлопали по карманам, убедились, что они пусты, и досадливо зацокали языками:
— Пустой, сука! А ну-ка, повернись! — Сашка развернулся.
— Кто такой? — сквозь зубы поинтересовался милиционер.
— Гражданин Российской Федерации.
— Смотри-ка! Он еще и с юмором! — Его несильно двинули под дых.
— Ну, ничего! Ты у нас еще посмеешься!
Их в машине собрали человек двадцать. Время от времени грузовик останавливался, и менты выпрыгивали наружу, чтобы спустя когда пять минут, а когда и десять с грохотом открыть дверь и впихнуть очередного нарушителя паспортного режима.
— Вперед, красавец!
Сашка смотрел на этих людей и ловил себя на странном ощущении: ему отчетливо казалось, что он их всех знает как облупленных — и этого дышащего на ладан старичка в покоробленном, испачканном полушубке, и этих сизых от суррогатных спиртных напитков алкашей... И даже когда машина остановилась и его вместе с остальными провели в здание горотдела, Сашка не переставал наблюдать, таким интересным это ему показалось.
Он совершенно ясно видел, что сидящий в застекленной будке дежурный офицер испускает приятное зеленоватое свечение, а у сидящего в фанерном кресле молодого парня аура рваная и целиком состоит исключительно из алых и багровых кусков.
— Вперед! Не задерживай! — ткнули его в спину.
— Елки зеленые! Вы никак террориста привезли?!
— Который?!
— Да вот этот! — выскочил из «аквариума» дежурный. — Я его в аэропорту видел! Вот Бугор обрадуется!
— Чего, отдельно сажать?
— Куда? У нас и мест давно уже нет, всё забито! Давай к остальным.
Сашку снова толкнули в спину, отделили от оставшихся в вестибюле бомжей прочих нарушителей общественного порядка и повели по коридору. Поставили лицом к стене, с грохотом открыли тяжелую железную дверь и толкнули в спину:
— Вперед!
Сашка с облегчением вздохнул:
— Слава Силе!
Здесь, в полумраке битком набитой камеры, его расширенным от повышенной дозы адреналина глазам было намного легче.
Народ сидел и стоял почти на каждом квадратном метре. Часть — явно с глубокого похмелья, но часть — совершенно трезвая. Сашка встал на цыпочки и в дальнем углу заметил свободное пространство. Протолкнулся вперед и сразу же понял, почему столь удобное место никем не занято: у стены сидел Сека. И он умирал.
Сашка присел рядом, положил Секе руку на грудь и присмотрелся. Вирус уже проделал внутри колоссальную работу, но Сека так и не смог приспособиться; его тело всё еще боролось против чужеродных генов, вместо того чтобы признать их превосходство и слиться в единую, гармоничную структуру.
— Не трогай его, парень, — коснулись Сашкиного плеча, и Сашка убрал руку.
— Врача ему надо, — сказал кто-то рядом. — А то пацан и до утра не протянет.
— Менты... скоты...
— Бесполезно, мужики, — покачал головой Сашка. — Ему уже никто не поможет.
Шли часы, и мужики тихонько переговаривались, но Сашкино сознание было далеко за пределами этой камеры; он переживал состояние принятия Силы. Теперь он особенно ясно понимал, что имела в виду Неля, когда говорила ему о сути вещей. Потому что теперь он не только видел эту суть, он в ней буквально купался.
Мириады событий проплывали и смешивались перед ним, выстраивая полную картину мироздания: синусоидальные гармоники активности солнца накладывались на причудливые гармоники активности финансовых бирж, а смена времен года четко диктовала начало и конец жизненного цикла риса, а значит, и приход и уход бирманских партизан. Он видел, как, подчиняясь сезонным миграциям селедки, рыбаки далеких островов упорно тралят соленую морскую воду и как, подчиняясь таким же сезонным колебаниям инвестиций в строительство, лидеры профсоюзов не менее упорно пробуют на прочность своих работодателей. Он видел, осязал и даже обонял все глубинные взаимосвязи, даже самые немыслимые из них, и теперь был солидарен с Нелей во всем, даже по поводу Лося. Этот лишь на первый взгляд независимый от Силы «гомо сапиенс» играл в истории своего вида необычайно важную, почти судьбоносную роль, и то, что он этого не осознает, никакого значения не имело. Ибо только благодаря Лосю и началась эта предвыборная гонка, давшая вирусу — нет, не надо его так называть! — давшая Инструменту Силы прочно войти в соприкосновение с людьми и начать свою сложную и ответственную работу.
Но не менее важными для Силы виделись теперь и мэр города Николай Павлович, и главный городской милиционер Федор Иванович Бугров. Немного пикантный на вкус, причудливый график колебаний их гражданской активности накладывался на график развития эпидемии, как хорошо сшитое пальто — на фигуру своего хозяина.
Мир вообще в точности соответствовал своей судьбе, во всех самых мелких и незначительных деталях. И то, что на первый взгляд казалось катастрофой, на второй оказывалось естественным ходом событий, а то, что еще вчера коробило и вызывало смятение, теперь порождало умиление и восторг своей глубинной правильностью. Так что Сашке почти ничего не оставалось, да и не хотелось делать, кроме как просто разрешать всему этому быть — таким, как есть.
Наутро по всему горотделу загрохотали двери, и народ встревожился, а Сашка неторопливо повернул голову. Он уже чувствовал там, за стеной, нервное, торопливое дыхание ведущего орудия Силы подполковника МВД Федора Ивановича Бугрова.
— Я тебе говорю: на хрен! — прогремел зычный бугровский баритон.
— Вы же сами сказали... — обиженно затараторил невидимый оппонент.
— Мало ли чего я сказал сутки назад! — заорал Бугров. — Всё! Выборы вчера закончились, если кто еще не понял! Мне через пару часов каждый квадратный метр понадобится! А ты здесь бомжей держишь!
Сидящие в камере мужики оживленно зашевелились.
— Почему бомжей? — обиделся уже подошедший ближе оппонент.
— Я сказал, выпускай! — жестко распорядился Бугров. — По тяжким и особо тяжким здесь же никого нет?
— Никого...
— Ну и вперед! Давай-давай, не задерживай! Чтоб через пятнадцать минут всех отфильтровал!
Загрохотали двери, и мужики возбужденно загудели. Происходило что-то невероятное: Бугров отменял свое собственно распоряжение.
Послышались громкие голоса, бугровский баритон стих, и тогда конвойный подошел и к их двери.
— Сергей Ильич! — позвал он. — Открывать?
— Я сейчас! — гулко громыхнуло в коридоре. — Ты открывай пока...
Лязгнул запор, и тяжеленная железная дверь отворилась, впуская свежий воздух и доходящий откуда-то издалека дневной свет.
— Всем оставаться на местах! — рявкнул конвойный.
— Ну, скоро вы там?!
Раздались торопливые шаги, и в дверях остановился рослый офицер со списком в руках.
— Лучков!
— Здесь... — отозвался Лучков.
— На выход.
Невысокий хмурый Лучков пробрел к дверям.
— Не задерживай, Лучков! Быстрее! Вот, распишись. Вот паспорт, вот повестка, вот деньги. Пересчитай. Всё, свободен! Завтра явишься.
Народ зашевелился.
— Степанов! — выкрикнул офицер и тут же поправился: — Стоп, не то. Остаешься, Степанов. Конопелько! На выход!
К выходу бодро двинулся очередной задержанный, затем следующий, затем еще... Люди выходили и выходили, и Сашка отчетливо осознал, что его фамилии в списках на досрочное освобождение из-под стражи быть не может. И хотя вчерашнее наваждение прошло, от него осталось легкое, смутное ощущение, что ему давно пора на волю — работать.
— Секачев! — крикнул офицер. Никто не отозвался.
— Секачев, я сказал! На выход! Понравилось, что ли?!
Сашку осенила невнятная догадка, и он тронул Секу. Тот уже не дышал.
— Здесь Секачев! — не медля ни секунды, отозвался Сашка и, уверенно рассекая оставшихся сидельцев, направился к выходу.
— Так... за паспорт... распишись...
Офицер внимательно посмотрел на Сашку, затем в паспорт, сличил, но Сашка знал, что в эту секунду службист не сумеет найти отличий. Просто потому, что так нужно Силе.
— Чего ждешь?! — рассердился офицер. — Расписывайся!
Сашка нагнулся над столом, поставил свою подпись и принял Секин паспорт и повестку, распрямился и замер.
Чуть поодаль стоял и внимательно смотрел ему в глаза пожилой милиционер. И было в его взгляде какое-то... узнавание, что ли?
«Всё, — понял Сашка. — Выход не состоялся!»
— Свободен, Секачев! — напомнил Сашке офицер. — Чего столбом стоишь? Не задерживай!
Сашка на негнущихся ногах тронулся прочь, мимо старика, но тот его подхватил под руку и повел по коридору. А у турникета свернул и, прикрыв его своим телом от дежурного, вывел на крыльцо и только здесь, оглянувшись по сторонам, остановился.
— Слушайте меня, Александр Иванович, — глотнул он.
— Да?
— Бугров сегодня будет... сегодня он хочет... короче, всех ваших брать будут.
Сашка насторожился. Ничьей ауры он сейчас не видел и понять, что это — бугровская провокация или тонкий тактический ход, не мог.
— Вы ничего такого не подумайте, — чувствуя его недоверие, напряженно проговорил милиционер. — Я к вам очень хорошо отношусь...
— Почему?
— Ваш дядя мою Машеньку, считай, из могилы вытащил, — дрогнувшим голосом произнес милиционер. — Ее даже врачи списали, а он от нее двое суток не отходил... пока на ноги не поставил.
Старик вытер кулаком непрошеную слезу и тяжело вздохнул:
— Попробуйте ваших как-то от этой затеи отговорить... Иначе совсем плохо будет!
— Какой затеи? — насторожился Сашка.
— Нелли Тимуровна, бывшая жена бугровская, надумала всех в одно место собрать, — быстро продолжил старик. — Я не знаю зачем. Может, чтоб помолиться, а может, еще что... Вот тут их и всех и возьмут.
Сашка заинтересовался. Для провокации это выглядело слишком просто.
— Вы уж скажите им, чтобы по домам сидели, не ходили никуда. Хотя бы сегодня. Иначе — беда...
— Понял, — кивнул Сашка. — Это всё?
— Всё.
Сашка стремительно сбежал вниз по ступенькам, отошел метров на десять и оглянулся. Старик так и стоял на крыльце и тщательно осматривал округу, словно хотел убедиться, что никакой опасности для беглого подследственного Александра Ивановича Никитина нет.
Сашка покинул центр города в считанные минуты и остановился лишь неподалеку от городской больницы. Где искать Нелю и прочих апостолов, он и понятия не имел, а здесь наверняка какая-то информация о текущих событиях была. Он быстро миновал корпус травматологического отделения и подошел к инфекционному.
На двери красовался приклеенный скотчем листок дешевой серой бумаги с оплывшей от влаги надписью фломастером «Не входить!». Сашка улыбнулся и потянул дверь на себя. Она заперта не была.
— Михаил Львович! — громко позвал он. — Владимир Карлович!
Никто не откликался.
Сашка прошел мимо зеркала, остановился и заглянул в отражение: зрачки как зрачки.
— Михаил Львович! — весело заорал он.
— Чего шумишь?! — высунулась из гардеробной толстая санитарка. — Занят главврач!
— У себя? — властно, как Силу имеющий, поинтересовался он.
Санитарка окинула его оценивающим взглядом: легкая, не по погоде, курточка, молодое лицо... Но он уже видел, что она не посмеет преградить ему путь.
— Только тише... и куртку давайте... у нас тепло.
Сашка бросил ей куртку и, громко стуча подошвами, подошел к дверям кабинета главврача. Стукнул два раза и вошел.
Врачи были здесь. Все.
Сидящий ближе остальных Рейнхард побледнел. Он прекрасно помнил безумную Сашкину выходку на встрече областной делегации и теперь просто не знал, как реагировать на этот визит.
— Здравствуйте, господа, — сдержанно кивнул Сашка медикам и сел неподалеку. Он почему-то уже знал, что никто его отсюда не выгонит.
Рейнхард снова покосился в его сторону.
— На поруки отпустили, — громко шепнул ему Сашка.
Врач сокрушенно покачал головой и отвернулся.
— Продолжим, товарищи, — постучал карандашом по столу Михаил Львович. — Владимир Карлович, вас это тоже касается.
— А что продолжать? — печально произнесла золотозубая тетка. — Вы и сами всё знаете. Инфекционное отделение переполнено, у большинства — вторая-третья стадия — от агрессивности до попыток суицида, а если они еще и сектантов нам подкинут? Вы представляете, что здесь будет твориться?
— Не подкинут, — покачал головой главврач. Сашка замер.
Завязалась легкая перепалка, главврач принялся объяснять, и Сашка только и делал, что ошалело моргал и улыбался. Нет, он превосходно, всем своим существом, чувствовал, что всё в руках Силы и никто бы из них помешать этому не смог. Но такое своеобразное развитие событий ему бы и во сне не привиделось!
Понятно, что результаты микробиологического исследования всё еще не были готовы. Исследовать новый биологический материал в два-три дня, а при необходимости передать его более узким специалистам, возможно, даже в Москву, а тем более еще и вынести какие-то рекомендации в такие сроки просто технически невозможно. Но даже в отсутствие таковых результатов и рекомендаций местная администрация уже начала действовать по-своему. По крайней мере, массовые шествия и сборища запретили, что и само по себе было прекрасно.
— Николай Павлович прямо сказал мне, — вертел карандаш главврач, — что отсутствие результатов экспертизы еще не повод, чтобы расслабляться.
Теперь, после выборов, мэрия допускала возможность того, что имеет дело с массовым психозом. Более того, Николай Павлович намеревался предпринять самые решительные меры к восстановлению контроля над городом.
Другое дело, что ни маленькая горбольница, ни даже область пока не были готовы принять столько людей. Над этим Николай Павлович активно работал и обещал убедить губернатора принять помощь городских строителей, чтобы досрочно сдать в эксплуатацию новый корпус областной психиатрической больницы. Отчаянное сопротивление главврача областной психиатрической в расчет уже не бралось.
— А при чем здесь психиатры? — подал голос Сашка.
Врачи дружно обернулись.
— А при том, молодой человек, что, сказав "а", надо говорить и "б", — холодно пояснил Михаил Львович. — Это ведь вы самолет делегации громили?
— Я, — честно признал Сашка.
— А вы хоть представляете себе, сколько сил пришлось приложить Николаю Павловичу, чтобы убедить делегатов, что вы — обычный психопат и опасности заражения нет? Особенно после того, что вы там им орали.
— И что? Они теперь всех инфицированных в психушку уложат?
Главврач пожал плечами:
— Кто знает? Но пока нет результатов...
Притихшие врачи снова начали обсуждать сложившееся положение, и Сашка узнал, что наиболее здравомыслящее, а главное, оппозиционное к мэру крыло помаленьку пробивает в области идею объявления карантина. Но даже они понимают: город не готов оказать медпомощь в таких масштабах, и тоже склоняются к мысли о временной подмене таковой помощи посильными административными мерами, то есть хотя бы локализацией, изоляцией и последующим принудительным контролем состояния здоровья членов наиболее одиозных группировок.
— Это не выход, — покачал головой Сашка. — Вы сами понимаете, что изоляция «Идущих за Силой» ничего не решит. У вас полгорода инфицировано.
— А что вы предлагаете?
— Если вы хотите чего-нибудь добиться, вам нужно шоу, — улыбнулся Сашка. — Насильно задержите в инфекционном отделении всю областную делегацию, а когда их начнут освобождать, возьмите с них подписку об уголовной ответственности за распространение. Как при СПИДе.
Врачи нервно засмеялись.
— Боюсь вас разочаровать, юноша, — едва сдерживая улыбку, произнес главврач, — но делегация уже убыла обратно в область.
В груди у Сашки полыхнуло. Он вдруг отчетливо осознал, что в нем всё это время боролись два человека: тот, что пытается разделить с этими людьми бремя их профессиональной ответственности, и тот, что уже познал Силу и поэтому не имеет иллюзий.
— Тогда сливайте воду, господа, — улыбнулся он и поднялся со стула, чтобы уйти: здесь ему делать было нечего.
Сашка аккуратно закрыл за собой дверь и подошел к гардеробной.
— Я тебе чего и говорю, — висела на телефоне толстая санитарка, — у меня соседка из «этих»! Она мне и говорит: мы в этой содоме с гоморрой не останемся!
Сашка облокотился о широкий голубой «прилавок». Он никуда не торопился.
— А при чем здесь дети? Кто у них детей отымет? Ты чего? Чего ты слышала? Кто сказал? А я тебе говорю, не пойдут они в психушку! Ихняя эта... как ее? Неля? Точно, Неля. Она так и сказала: лучше со зверями лесными, чем рядом с такими людями!
Сашка насторожился.
— Ой, подожди, Лен! У меня человек!
Санитарка, тяжело переваливаясь, побежала за курткой, а когда вернулась, Сашка поинтересовался:
— Я что-то не понял, чего эта Неля хочет?
— Так это... в сопки уйти!
— Зачем? — оторопел Сашка. Старуха пожала плечами:
— Боится, что в психушку всех посадят...
— И когда они... ну, в сопки уходят? — не особенно надеясь на ответ, поинтересовался он.
— Да прямо сейчас. Они уже возле Шаманки стоят... — Она сунула ему куртку, снова схватила трубку, а Сашка лишь ошарашенно моргал. Вот это была новость!
Он вышел на улицу и начал обдумывать положение. Сашка не знал, понимает ли Неля, что психушка — это еще не конец света, а для Силы — просто бездна, неисчерпаемый кладезь новых возможностей! Поскольку каждый контактный врач понесет Инструмент Силы сначала в свою семью, а затем десяткам приходящих и уходящих пациентов. Что даже сама локализация служит Силе, потому что каждый новый мент, следователь или конвойный понесет Ее Инструмент десяткам и десяткам задержанных и отпущенных им граждан.