Сашка напрягся. Отступать не хотелось, но и оставаться лицом к лицу с этой вершиной творения природы было жутковато.
— Ты чего язык распустил, щенок?!
— Я сказал губернатору правду, — с трудом сглотнул Сашка.
— Какую такую правду?! Ты на кого пасть свою раззявил? — сделал еще один шаг вперед начальник горотдела.
— Вы больны, — с невероятным трудом остался стоять на том же месте Сашка.
— Я больной? — ткнул себя в грудь подполковник. — Это ты, щенок, больной! Ты! Потому что не въезжаешь уже, на кого тебе можно тявкать, а на кого нет! Понял?! Ты!
Федор Иванович пребольно ткнул Сашку в грудь пятнистым от напряжения кулаком, но главврач и Рейнхард уже опомнились и обступили начальника горотдела с обеих сторон.
— Покиньте больницу, Федор Ива...
— Не устраивайте здесь КПЗ...
Бугров покраснел и медленно, всем корпусом развернулся:
— Ах вот вы как запели?! Как не делаешь ни хрена, так менты для вас твари продажные! А как порядок начали наводить, так не устраивайте здесь КПЗ!
Врачи невольно попятились.
— Не выйдет, господа! Вышло ваше время! — Врачи испуганно и недоуменно переглянулись.
— Вы больны, Федор Иванович, — членораздельно проговорил начальнику горотдела в спину Сашка. — И с этим ничего не поделаешь.
Бугров снова развернулся.
— Вам надо ложиться на обследование, — собирая остатки мужества в кулак, произнес Сашка. — И поменьше контактировать с людьми.
— Че-го?!
— Это заразно, товарищ подполковник, понимаете?
— Он прав, Федор Иванович, — поддержал Сашку Рейнхард. — Это действительно заразно.
— Я вам покажу заразу! — еще больше разъярился Бугров. — Чего вы из меня дурака-то делаете?!
Он вдруг пошатнулся, схватился рукой за дверной косяк и, было видно, попытался преодолеть мощный рвотный приступ.
— Это болезнь, — пряча трясущиеся от напряжения руки за спину, возразил Сашка. — И ее надо...
— Да хоть вы заткнитесь! — оборвал его встревоженный Рейнхард.
— Вы у меня кровью харкать будете... — тяжело дыша, продолжил Бугров, но приступ ярости резко шел на спад. — Я вас... я вас...
Он вытер огромной красной рукой сбегающие по лбу крупные, с горошину, капли пота, развернулся и, продавливая половицы, вышел в распахнутые настежь двери. В дальнем углу палаты кто-то громко, беспрерывно икал.
Они просидели в кабинете Михаила Львовича часов до четырех, и всё это время врачи возбужденно обсуждали, является ли очевидное падение агрессивности начальника горотдела в конце «диалога» следствием накопления продуктов распада адреналина и последует ли за этой фазой заболевания депрессивность и резкое понижение двигательной активности вследствие общего торможения ЦНС.
Это могло быть правдой. По крайней мере, Сашка вдруг ясно вспомнил, в каком нежизнеспособном состоянии был его дядька после приступа в тот, последний день. Но только он хотел об этом сказать, как в дверь кабинета без стука влетел молодой тощий парень в белом халате:
— Михаил Львович! Михаил Львович!
— Что еще?
— Москва по радио про нас передала! — Сашка обмер.
— Че-го?! — аж подскочили врачи. — Когда?!
— Прямо сейчас!
Явно прибежавший из соседнего корпуса парень никак не мог отдышаться.
— Сказали, что у нас серьезная эпидемия и врачи настаивают на карантине...
Рейнхард и главврач переглянулись.
— А администрация противодействует! Из-за... — Парень судорожно глотнул. — Из-за выборов...
— Елки-зеленые! — выдохнул главврач. — Этого нам еще не хватало!
Раздался звонок, Михаил Львович схватил трубку, приложил к уху, мгновенно побледнел, схватился за верхнюю пуговичку воротничка, а потом, не попадая на рычаги, вернул трубку на место и встал из-за стола
— Всё, Володя, собирайся.
— Мэр? — судорожно вытер взмокший лоб Рейнхард.
— Он... — Главврач кинулся собирать разложенные на столе бумаги, сунул их в толстую кожаную папку и только тогда посмотрел на Сашку — холодно и отстраненно. — И вы, молодой человек, тоже... Мэр вас персонально пригласил.
У Сашки всё оборвалось.
Только в эту самую секунду до него дошло, что проверить, по какому номеру он вчера звонил, для того же чекиста проще простого.
— Идемте-идемте, молодой человек! — окликнул его главврач. — Сказали, срочно.
В мэрию они отправились на всё той же дребезжащей, как связка эмалированных кастрюль, «скорой помощи». Врачи активно переговаривались, выстраивая общую линию защиты, а Сашка уныло смотрел на заснеженные улицы и пытался высчитать, сколько дней здоровой жизни ему осталось. Потому что по истечении инкубационного периода болезнь войдет в активную фазу, и тогда у него начнутся «галлюники» — как у всех.
Внезапно «скорая помощь» притормозила и принялась отчаянно сигналить. Сашка глянул вперед и увидел множество чьих-то мелькающих перед лобовым стеклом спин.
— Свободу Лосеву! — громыхнул многоголосый хор впереди.
— Ничего себе! — охнул сидящий на переднем сиденье Рейнхард и развернулся к Сашке: — Это, случаем, не ваши «соратники»?
— Может, скажете, чтобы пропустили? — с ходу предложил главврач.
Сашка открыл дверцу и спрыгнул на укатанную дорогу. Подъезд к мэрии был заполнен мятущейся толпой.
— Свободу Лосеву! — звонко выкрикнул кто-то. — Даешь карантин!
«Карантин? — удивился Сашка. — А у них-то какой интерес?»
— Нет, Миша, это бесполезно, — покачал головой Рейнхард. — Проще пешком дойти. Пойдемте, Саша!
Не теряя времени, они покинули машину и вышли на относительно свободный тротуар, но и здесь их немедленно остановили.
— Назад, — преградил путь молоденький патрульный милиционер.
— Я чего-то не понял, юноша, — усмехнулся главврач. — Вы что, с этими заодно?
— Назад, я сказал, — выдвинул челюсть вперед патрульный. — А то щас дошутишься у меня, козел.
Врачи переглянулись.
— Ну-ну, — покачал головой Рейнхард. — Надо будет Бугрову спасибо сказать за такое пополнение.
— Ты давно в городе, отрок? — в тон ему поинтересовался главврач. — Башку еще не пробивали?
Патрульный ощетинился и потянулся к дубинке.
— Потому что, когда пробьют, — наступал главврач, — а тебе ее с таким гонором обязательно пробьют, я же тебя и зашивать буду. Понял, сопля зеленая?
Он повернулся к спутникам и подал разрешающий знак рукой:
— Пошли, мужики.
Они в наглую отпихнули оторопевшего патрульного в сторону, прошли несколько метров и моментально поняли, как были не правы. Толпа стронулась, хлынула на тротуар, мгновенно разделила их, спрессовала телами и, качаясь, как в море в шторм, выдавила на площадку перед зданием администрации.
— Свободу Лосеву! Даешь карантин!
— Владимир Карлович! — заорал Сашка. — Где вы там?!
— Да здесь я! — отозвались из-за его спины, но ни повернуться, ни даже оглянуться толком не удавалось.
Под натиском сзади толпа качалась из стороны в сторону и медленно продвигалась вперед, к ступенькам администрации, туда, где ее ждали два десятка напряженных, закамуфлированных сверху донизу милиционера.
— Всем назад! — на всю площадь рявкнул мегафон, но это было без толку: передние не могли сдвинуться назад ни на шаг, а задним было как-то всё равно.
— Свободу Лосеву! Даешь карантин! — ревела толпа.
— Я сказал, назад! — уже без мегафона заорал офицер и вытащил из кобуры пистолет, чтобы выстрелить вверх.
И в тот же миг, словно по чьей-то неслышимой команде, толпа вздохнула и пошла вперед, сметая со ступенек и подминая всех, кто не успел отскочить. Послышался знакомый звонкий голосок, и Сашка вздрогнул и вывернул голову в его сторону.
— Неля! — заорал Сашка. — Где ты, Неля?!
— Саша?! — отозвался издалека знакомый звонкий голос и тут же потребовал: — Тихо!
— Тихо... тихо... тихо... — пошло от человека к человеку. — Матушка Неля сказала «тихо»...
Сзади сразу же перестали давить вперед, и, хотя толпа еще качалась из стороны в сторону, вокруг воцарилась относительная тишина. Только сопели пробивающиеся из толпы наружу помятые менты.
— Ты что здесь делаешь, Саша? — громко, через десятки голов, спросила Неля.
— Я-то к мэру на планерку иду, — ответил Сашка. — А вот ты что творишь?
— Лосева арестовали, — на мгновение дрогнувшим голосом сообщила Неля.
— За что? — удивился Сашка. Он прекрасно знал, что таких людей не арестовывают.
— Обвинение пока не предъявлено, — отозвалась Неля. — Вот мы и протестуем.
— А при чем здесь карантин?!
— Так надо, Саша...
— Понятно, — пробормотал Сашка и начал пробиваться сквозь толпу. — Да пустите же!
И толпа мгновенно раздалась на две части, пропуская его к зданию администрации.
— Рейнхард! Михаил Львович! Где вы?! Пропустите их! — крикнул Сашка, и врачи тут же отозвались, а толпа пришла в движение и выплюнула их наружу.
— А вы кто такие? — ошарашенно смотрел сверху вниз на поднимающихся по лестнице трех помятых мужиков офицер.
— К мэру на планерку, — недовольно буркнул главврач и сдвинул офицера в сторону. — Развели здесь, понимаешь, бардак, а потом еще и спрашивают!
Мэр кричал так неистово, что они услышали его голос, едва ступили на второй этаж.
— Ты когда со своей бабой разберешься?!
— Бу-бу-бу, — невнятно оправдывался Федор Иванович.
— Что ты мне баки заколачиваешь?! Ты когда нормально работать начнешь?! На Лося — ни хрена не нашел! Баба — что хочет, то и делает!
Врачи набрали воздуха и нырнули в приемную, а затем и в кабинет. Сашка двинулся следом.
— Прибыли?! — язвительно встретил их мэр и мгновенно переключился на врачей. — Вы когда утечку информации прекратите, господа?! Вы хоть знаете, что о нас уже в Москве говорят?! А?!
— Мне сообщили, — сгорбился главврач.
— Ему сообщили! — негодующе пыхнул мэр. — А вы знаете, кто туда насчет карантина стуканул?
Сашка втянул голову в плечи.
— Лосев! — торжествующе завершил мэр. — Так что могу поздравить: вы со своим долбаным карантином теперь его лучшие кореша!
— А Лосю-то это зачем? — оторопел главврач.
— А затем, что задержан Лось! В камере сидит! И теперь ему перенос выборов как воздух нужен!
Мэр сделал паузу и с отчаянием взмахнул рукой:
— Садитесь.
Врачи и Сашка дружно кивнули и пристроились неподалеку от дверей. А мэр снова переключился на Бугрова, и до Сашки постепенно стало доходить, в чем, как говорится, прикол.
Лося взяли в области. И поскольку, как верно сказал господин мэр, ничего на Лося нет, выпустят его через день-другой. Но эта пауза была крайне важна: она позволяла безнаказанно украсть у нежелательного кандидата в мэры время для предвыборной агитации. Не говоря уже о компрометирующей стороне вопроса. А тут эта передача из Москвы!
Теперь вся так называемая «общественность» только и говорила о том, что администрация города наплевала на острую необходимость карантина, лишь бы пропихнуть на выборах своего кандидата. И понятно, что Лось моментально всё просек и тут же через своих людей в области подхватил идею о карантине, что могло сместить дату выборов до лучших времен. Но вот доставалось от мэра прежде всего врачам.
— Нам без карантина так и так не обойтись, — не поднимая глаз, бубнил несгибаемый главврач.
— Не надо меня азбуке учить! — взорвался мэр. — Я, в отличие от вас, прекрасно осознаю свою ответственность перед городом! А вот вы, Михаил Львович, так и не поняли: выборы — это не моя придумка! Это важное государственное мероприятие. И сорвать его мы права не имеем!
— Насчет мероприятий я не специалист, — уперся главврач, — а без карантина тут всем крышка будет.
— Да что вы уперлись в этот карантин?! — с размаху стукнул по столу мэр. — Нам вертикаль власти укреплять надо, а он мне со своим карантином... в рожу тычет! Вам же губернатор лично два рейса с препаратами отправить обещал! Под честное слово, без единой бумажки! Чего еще вам надо?! Или вы с уголовниками заодно? А?! Не слышу!
Врачи молчали. А мэр отдышался и перевел взгляд на Сашку:
— И кстати, что это за выпады, молодой человек? С каких это пор вы Федора Ивановича к себе в секту записали?
— Он у меня не состоит... — начал Сашка.
— Но вы же сказали губернатору, что Бугров — больной!
— Сказал.
— А на каком основании? Он что, молится на каждом углу?
— Болезнь не разбирает...
— Помолчите! И вообще, что это за привычка старших перебивать?!
Сашка поднял голову и вдруг увидел, что зрачки у мэра... на всю радужку! Не хуже, чем у Бугрова во время последнего буйства в инфекционной палате.
"Господи! И он туда же! — мысленно охнул Сашка. — А этот-то от кого успел подцепить?! Неужели от Бугрова? "
Он судорожно оглядел участников планерки, но никто, кроме него, в глаза мэру не смотрел.
— Садитесь, — разрешил мэр, и Сашка осознал, что всё еще стоит, и сел.
Дальше обсуждение пошло уже ровнее. Памятуя о пикетчиках на ступеньках мэрии, кто-то предложил использовать врачебное заключение для запрета всех шествий и демонстраций. И понятное дело, предложение не прошло, потому что, сказав "а", пришлось бы говорить и "б", то есть признавать состояние чрезвычайного положения, а значит, и точность утверждений московской радиостанции, включая обвинения в политической подоплеке отказа от карантина.
Затем начали обсуждать возможные меры силового характера, и главврач сцепился с начальником горотдела, поскольку Бугрова слюнтяйская позиция доктора буквально приводила в бешенство.
— А как с ними иначе?! — ярился он. — Если они другого языка не понимают! Им сказали разойтись? Сказали! Не понимают? Пеняйте на себя!
— Как просто всё у вас получается! — не сдавался Михаил Львович. — А завтра весь мир будет говорить, что у нас репрессируют больных! Вам что, нужна слава эсэсовца?!
Раскрасневшийся Бугров сразу умолк, но, было видно, еще не сдался.
— А ведь Михаил Львович прав, — неожиданно поддержал врача мэр. — Нет, Федор Иванович, здесь надо что-то другое придумать.
— А что я могу придумать? — растерялся Бугров. — В нашем деле давно уже всё придумано, еще до меня...
— Дружинники нужны, — тихо произнес чекист. — И лучше, если без регистрации. Чисто народное движение за порядок.
Публика затихла. Это было что-то новенькое.
— Если они чего и напортачат, так это не вина администрации, — пожал плечами чекист. — А работу не хуже милиции сделают.
— Вот! — аж подскочил мгновенно просиявший мэр. — Вот это — то, что надо! Как субботник! Чисто народное волеизъявление!
На Федора Ивановича мгновенно насели, требуя от него конкретики, и помаленьку оправившийся от первого шока начальник горотдела признал, что набрать и обучить дружинников реально. И тут снова вмешался главврач:
— А если эти ваши «обученные» голову кому проломят, в суд на кого подавать? На вас?
— Почему это на меня? — негодующе пыхнул начальник горотдела.
— Тогда на МВД?
— Зачем на МВД? — встревожился Бугров. — Я вообще думаю, это не государственный подход — вопрос так ставить. Сектанты порядок нарушают, им за всё и отвечать!
— Они же больные люди! — заорал главврач. — Да и кое-кто из вас тоже! Нам всем карантин нужен, медикаменты, терпение, наконец! Не все проблемы дубинкой решаются! Не все!
И тут снова вмешался мэр.
— Я вижу, Михаил Львович, вам всё неймется! — раздраженно произнес он. — Всё лавры душеспасителя снятся...
— Они больные люди... — тихо повторил врач и вдруг возвысил голос: — Вы же глава администрации, Николай Павлович! Должны понимать!
Присутствующие испуганно втянули головы в плечи. Это был откровенный «бунт на корабле».
— Я-то как раз и понимаю, — жестко и внятно проговорил мэр. — Поэтому у меня в городе каждый будет заниматься своим делом: я — руководить, Бугров — следить за порядком, а вы — лечить. И не дай бог, если вы, Михаил Львович, будете это плохо делать! Вам всё понятно?
В кабинете повисла гробовая тишина. Мэр властно осмотрел притихших подчиненных и, повернувшись к главврачу, добавил:
— И кстати, карантин — это в первую очередь ваша забота. Но вы занимаетесь этим отвратительно. По крайней мере, я пока у себя на столе ни одной официальной бумаги не увидел.
— Вы же знаете, что область результаты анализов задерживает, — дрогнувшим голосом напомнил главврач.
— А вот это меня уже не касается.
Публика подавленно молчала. Мэр еще раз доказал, что он по праву занимает свое место. Глава города обвел подчиненных тяжелым взглядом и остановил его на Бугрове.
— И вот что, Федор Иванович, мне всё равно, как вы решите вопрос с этой сектой. Но сделайте это до того, как Лось выйдет. В крайнем случае, до выборов. И с народной дружиной поторопитесь.
Бугров кивнул.
Домой Сашка отправился вместе со всеми через двор здания горадминистрации — встречаться с Нелей не хотелось. И в голове его был полный бардак. Еще вчера угрожавший ему Лось теперь настаивает на карантине. Неля, и понятия не имеющая, о каком именно карантине идет речь, тупо рубит сук, на котором сидит, только для того, чтобы выполнить уговор и поддержать Лося. Врачи признали инфекционный характер психоза, но поделать ничего не могут, а насквозь больные, не хуже Бобика, власти связывают болезнь исключительно с религией и правонарушениями. В общем, дальше некуда!
Сашка добрался до квартиры, с полчаса рассматривал свои зрачки в зеркале, а затем совершенно механически приготовил себе ужин и, не чувствуя вкуса пищи, набил живот до отказа. Но ему было всё так же плохо. Может быть, потому, что он отчетливо видел: эта «игра» проигрышна при любом раскладе. Что бы он ни сделал, это будет истолковано против него.
Пустит всё на самотек — и уже начинающий терять рассудок мэр посадит его при помощи такого же неадекватного начальника горотдела.
Будет вместе с врачами настаивать на карантине, дабы снизить распространение психоза, — и мэр посчитает его пособником Лося — и опять-таки посадит.
Не будет настаивать на карантине, и численность инфицированных, а значит, и сектантов вырастет еще больше... И снова мэр посчитает, что он виновен.
Но главное, пока он будет доказывать, что не в нем проблема, его с десяток раз успеют и обвинить, и зарезать, и посадить... просто потому, что сделать это намного проще, чем провести полный микробиологический анализ.
И когда Сашка это окончательно понял, он сразу решил: бараном на заклании не будет, и начал упаковывать вещи. Заставил себя лечь пораньше и заснуть, а рано утром, приняв душ и через силу сделав зарядку, закинул рюкзак на плечо и отправился в аэропорт.
«Приеду в область и сразу же в инфекционку, — думал он. — Объясню всё по-людски, потребую для себя жесточайший карантин, глядишь, и здесь дела быстрее пойдут!»
Город еще спал, и только на центральной площади уныло скребли метлами заспанные дворники. Сашка аккуратно обошел одного справа, как вдруг его словно что-то остановило, и он обернулся. Прямо перед ним, лицом к лицу, стоял... Бобик. Незадачливый наркодилер, или за что там его пытались поиметь менты, уныло мел тротуар длинной косматой метлой.
— Привет, Боб, — оторопел Сашка. — Ты чего это здесь делаешь?
— Отвали, — мрачно отозвался Бобик.
— А его на перевоспитание направили! — весело крикнул кто-то сбоку, и Сашка повернулся.
Это был Сека, тот самый, что протыкал себе щеку спицей.
— Не понял...
— А чего тут не понять? — широко улыбнулся Сека. — Доказать ничего не смогли, вот и впаяли административное взыскание.
— За что?
— Было б за что, он бы вообще хрен из ментовки вышел! — рассмеялся Сека. — Правда, Боб?
— Иди ты! — мрачно отозвался Бобик, но не выдержал и криво усмехнулся.
«Батя в последнее время как с цепи сорвался...» — вспомнил Сашка слова Маргариты и тут же вспомнил вчерашнюю планерку, где Федору Ивановичу давался полный карт-бланш.
— Да... порядочки у вас... — покачал он головой.
— Как говорят наши менты, — оперся на метлу Сека, — если ты еще на свободе, это не означает твою невиновность. Это означает нашу недоработку.
— А ну работать! — рявкнули сзади, и Сашка развернулся. К ним шел сержант.
— Говорил я тебе, Боб, надо по-крупному дела делать, — хохотнул неунывающий Сека и задвигал метлой интенсивнее. — И был бы ты теперь как Мишка Лось, а так — улицы метешь... го-го-го!
— На себя посмотри, — усиленно зашуршал метлой Бобик.
— Ладно, пацаны, я пошел, — попрощался Сашка и, понимая, что с местной милицией теперь опасно даже стоять рядом, отправился дальше.
Он почти бегом спустился к Шаманке, перевалил через мосток и так, по обочине, по обочине, минут через тридцать вышел к аэропорту. Сразу же попытался купить билет на ближайший самолёт — и тут же «обломался». Как оказалось, мест на ближайшую неделю просто нет.
— Горадминистрация все места забронировала, — пояснила улыбчивая девушка в окошке.
«Для своих семей, что ли? — растерялся Сашка. — Как в Киеве после Чернобыля? Они же вроде не верили?»
Он мысленно матюгнулся, развернулся и помчался на автостанцию. Снова пересек мосток, пробежал через весь город и, мокрый, как мышь, растерянно остановился перед не подающей признаков жизни автостанцией. Побегал вокруг, достучался до сторожа, и тот сообщил, что все рейсы абсолютно беззаконно отменены до особого распоряжения городской санэпидстанции. Сторож был страшно расстроен тем, что теперь ему приходится торчать здесь в два раза дольше, чем положено, тем более что отгулов в их системе так и так не дают.
«Оп-паньки! — дошло до Сашки. — А я ведь попал!» Он не знал, как врачам удалось этого добиться, возможно, обманом, но, волюнтаристски перерезав коммуникации, они со своей точки зрения поступили более чем правильно. Он прошел около двух кварталов и присел на лавку. Он признавал, что врачи поступили единственно верным образом. И теперь ему было до чертиков стыдно за свою малодушную попытку слинять из города с риском занести эту заразу еще и в областной центр.
«А если я не заразился? — нет-нет да и принимался он себя оправдывать, и сам же язвительно усмехался: — Ага! Человек трехсот коснулся — и чистеньким вышел!»
— Предъявите ваши документы.
Сашка поднял голову. Над ним возвышались трое парней.
«Менты? Вроде не похоже...»
Он вздохнул, полез в карман и вытащил паспорт.
— А почему без регистрации?
— Не до того было.
— Как это не до того? Сколько дней вы в городе?
Сашка принялся вспоминать и понял, что формально его уже вполне можно привлекать за административное правонарушение.
— В чем проблемы, мужики? — нахмурился он. — Я прибыл в город по личному приглашению Николая Павловича Хомякова.
Парни критически присмотрелись к нему и весело переглянулись.
— А ну, пошли с нами, земляк. Щас проверим...
— Без проблем, — поднялся он и закинул рюкзак на плечо. — Только и у меня к вам вопрос: а вы-то кто такие?
— Как это кто? — всё так же весело хмыкнул один. — Народная дружина.
«Ах, вот оно в чем дело! — дошло до Сашки. — Ну, Федор Иванович! Уже успел!»
— А почему не представились, прежде чем к человеку подходить? Вас что, никто не инструктировал?
Парни почуяли что-то чужеродное и рефлекторно притормозили.
— Ну, Бугров! — осуждающе покачал головой Сашка. — Лишь бы на планерке отчитаться!
— А ты че, Бугрова знаешь? — насторожился один.
— Да уж, наверное, знаю, — язвительно покривился Сашка. — Почитай, каждый день на планерке вижу...
Парни немного поникли, но какая-то тень недоверия к этому молодому, ушлому всезнайке в их взглядах сквозила.
— Стоп-стоп, — притормозил Сашка, сообразив, что они идут не в центр. — А куда это вы меня ведете?
— Как куда? В опорный.
— На фига мне опорный? — зло хмыкнул он. — Давайте уж сразу в горотдел.
— Зачем?
— Чтоб я вас Бугрову показать мог. А то он вчера полчаса в грудь себе стучал, все доказывал, что нарушений не будет! А тут не представились, документов не предъявили, суть нарушения с указанием статей Административного кодекса не указали...
И вот тут они приуныли.
— Чего стоите? — развернулся к ним Сашка. — Пошли. А то у меня времени в обрез!
— Слышь, мужик, — шмыгнул носом один. — А может, не надо в горотдел?
— Может, и не надо, — криво усмехнулся Сашка. — Только тогда уж в следующий раз, прежде чем человека из толпы выдергивать, инструкции изучите. Ферштейн?
Парни дружно закивали, развернулись и чуть ли не бегом помчались прочь, а Сашка тяжело выдохнул и стремительно пошел в противоположную сторону. Он понимал, как невероятно ему повезло, — если бы его доставили в горотдел с этим подготовленным к побегу рюкзаком... м-да.
Пока он дошел до квартиры, дружинники встретились всего один раз. И это было понятно: дело новое, нераскатанное. Но вот ненормально активных, снующих с пачками листовок агитаторов кандидата Хомякова, да точно таких же, но в придачу еще и благоухающих сандалом и розовым маслом и совершенно безумных от возбуждения агитаторов кандидата Лосева Сашка видел на каждом углу.
Город уже проснулся, и вокруг то звучали бравурные патриотические марши, то прорывался откровенный уголовный «шансон», то, как ниоткуда, возникала плавная, «духовная» музыка с явными вставками из индийского кино. В общем, полный бардак.
Старательно огибая агитаторов, Сашка прибежал домой, первым делом проверил у зеркала зрачки, тщательно вымыл руки и лицо, подумав, что можно еще и постирать белье и принять дезинфицирующую ванну, и тут в дверь позвонили.
Сашка вздрогнул, глотнул и тихо, на цыпочках подошел к двери — он никого не ждал. Звонок снова нахально тренькнул два раза. Сашка перевел дух и, набравшись отваги, повернул щеколду, осторожно открыл дверь.
— Ну что, пустишь?
Это была Марго.
Она пришла с двумя пакетами еды, какой-то новой бутылкой и как-то сразу заполнила собой всё пространство огромной четырехкомнатной квартиры.
— А чего ты мебель обратно не поставишь?
— Да как-то...
— А ну-ка давай. Где тут у тебя стол? — Сашка пожал плечами — он не знал.
— И этот отстой давно пора снять, — рванула она со стены репродукцию Рериха с видом вечерних Гималаев. — Ты молишься на них, что ли?
— Нет, — булькнул от смеха Сашка и подумал, что она — прелесть.
— Ну и вперед!
Они дружно, в четыре руки, оборвали все репродукции, включая портреты Ошо и Рабиндраната Тагора, затем отыскали в дальней комнате целое кладбище вполне приличной мебели, перетащили в зал и стол, и здоровенный, обитый табачного цвета велюром диван. Поначалу Сашка всё порывался сказать ей, что не это важно, а важно то, что и мать, и отец, а может быть, и сама Марго больны и что всё это еще неизвестно, чем кончится! Но каждый раз Марго или что-то такое говорила, или рождала какую-то совершенно безумную и такую же увлекательную дизайнерскую идею, и Сашка мрачнел и откладывал этот важный разговор на полчаса, затем еще на час и еще...
Через два часа он пылесосил и протирал пыль, а Маргарита живо отыскала, отгладила и развесила упакованные в целлофан шторы, извлекла из картонных коробок какие-то вазы, дешевые настенные часы в виде кошачьей морды с лукаво бегающими глазами, и все это начало двигаться, блестеть и тикать...
— А ты чего свою машину до сих пор у Лехи не забрал?
«Как это не забрал? Вон она во дворе стоит...»
— Да я это...
— Ты забери, тебе отдадут. Отец сказал, у тебя тут все права. Что, правда, что ли?
— Ну, в общем, да.
— Тогда забирай. На рыбалку бы с пацанами съездил. Или со мной. Я тоже неплохие места знаю.
— Ты?!
— А чего? Я с мужиками из горотдела с пяти лет по рыбалкам мотаюсь. Во-от такую кету брала!
Сашка рассмеялся.
— А чего ты смеешься? Я бы и тебя научила! Э-э, да ты же, я слышала, ихтиолог!
— Ну да.
— А рыбы нашей так и не видел?
— Только на столе.
Теперь уже рассмеялась Маргарита.
Они чистили и полировали, подначивали один другого, и Сашка поймал себя на том, что чувствует себя так, словно очнулся от векового летаргического сна. Потому что в этой новой реальности форма точно соответствовала сути, и рыба всегда оставалась рыбой, а чашка чая — просто чашкой чая, безо всяких там вывертов. Мир стремительно становился реальным, плотным и осязаемым.
Маргарита расстелила на вытащенном в зал столе светло-зеленую скатерть, а потом поставила Сашку к мойке чистить кальмаров, а сама занялась салатами.
— Ты всегда нападаешь без предупреждения? — весело поинтересовался он.
— Никогда, — упрямо мотнула она новой прической. — Я только на фиг без предупреждения посылаю.
Сашка хмыкнул и намотал на ус.
— А чем тогда всё закончилось? — с усилием преодолевая неловкость, всё-таки спросил он.
Марго на секунду приостановилась:
— Блин! Я думала, он тебя застрелит.
«Я тоже так думал», — мелькнуло у него.
— Но потом на него Серега с Димкой навалились, пистолет отняли — и всего делов. Да он потом и сам остыл, фанеру вон приказал приколотить вместо стекла, и всё у меня прощения просил.
— Федор Иванович — прощения?! — обомлел Сашка. — За что?
— Как — за что?! — возмутилась Марго. — А если б я к ним на мальчишник с пистолетом ввалилась?! Ты прикинь, да!
Сашка рассмеялся. Хотя, если честно, ему было проще вообразить Марго с пистолетом, чем виноватого, извиняющегося подполковника Бугрова.
— Да ты, Саша, полегче к этому относись, — подошла и, держа испачканные руки в стороны, прижалась щекой к его плечу Марго. — Если б я так переживала, меня б давно в психушку определили! Особенно с моими предками...
Сашка уклончиво кивнул.
— Точно-точно! А тебе сейчас и вовсе переживать не надо. А что на планерке досталось, так у Николая Палыча всем достается. А теперь, когда Лося отпустили...
— Как это? — обмер Сашка. — Как это Лося отпустили?!
— Ну да, — уверенно кивнула Марго. — Тебя теперь вообще дергать не будут.
Сашка непонимающе тряхнул головой и осел на табурет. До него только теперь дошло, что никаких пикетов он поутру не видел — только агитаторы. А значит, Лось и впрямь, скорее всего, на свободе.