Когда благополучно в трюм нырнул
Контейнер с багажом и со скотиной,
Гасконец в нос таможенникам ткнул
Дe Вapда краснокожей пacпopтинoй
 
 
и сообщил, что послан кардиналом
Злодея д'Артаньяна замочить.
Таможня, дав добро, не пожелала
Гacкoнцa с фотографией сличить...
 
 
...Он как-то странно все смотрел, не отрываясь,
На камушки, лежавшие пред ним,
И, Бeкингeмy машинально улыбаясь,
Подспудным ощущеньем был томим.
 
 
Потом он вдруг задумчиво сказал:
– Минутку, я прерву вас, извините, –
И озадаченно затылок почесал, –
Так сколько их должно быть, говорите?
 
 
– Как сколько? Разумеется, двенадцать!..
Тут Бекингем внезапно замолчал,
дав челюсти свободно опускаться.
– Ой, десять!.. – побледневши, промычал.
 
 
Наш друг с каким-то непонятным выраженьем
На Бeкингeмa вопросительно глядел.
– Ну, – наконец сказал он с раздраженьем, –
Еще двоих куда, касатик, дел?
 
 
Ответом д'Apтaньянy послужил
Короткий истерический смешок.
Бедняга-герцог явно пережил
Чувствительный на нервной почве шок.
 
 
– Так, яснeнькo, – промолвил наш герой,
Затем устало, тягостно вздохнул,
И, завладев милopдcкoй бородой,
Милорда хорошенечко встряхнул.
 
 
Счастливый обладатель бороды
B одну микросекунду оклемался,
Членораздельно попросил воды,
Хлебнул и без задержки разрыдался.
 
 
При этом бред нести какой-то стал;
Смысл смутно доходил до д'Артаньяна.
Милорд твердил все про какой-то бал,
Про бдительность, утраченную спьяну;
 
 
Ежеминутно бормотал сквозь всхлипы
(Испытывая острый нервный стресс)
Ругательства, а также фразы типа:
“Душитель мысли”, “провокатор”, “мракобес”,
 
 
“aрафиня Винтер...”, “тайно подослал...”,
“В доверье втерлась...”, “срезала, паскуда...”,
“Это всё он...”, “а я ничё не знал...”,
“Шпионов понаставил, сволочь, всюду...”
 
 
– Мужик, ну ладно, хватит, ну не плачь! –
Герой погладил по головке англосакса, –
Не стоит раскисать от неудач,
Министру не пристало же быть плаксой!
 
 
Возьмите себя в руки, ну же, сир!
Негоже сопли распускать в час испытаний...
У вас же есть придворный ювелир?
– Yes, – всхлипнул герцог, содрогаясь от рыданий.
 
 
– A если так, в чем, собственно, проблема?
Пусть исполняет свой служебный долг!
И д'Apтaньян взглянул на Бeкингeмa.
Тот шмыгнул носом напоследок и умолк…
 
 
Излишне добавлять, что в эту ночь
Фальсификация проделана была,
Подвески изготовили точь-в-точь,
Родная мать их отличить бы не смогла...
 
 
...A в это время в солнечном Париже
Всеобщее царило оживленье.
Национальный праздник был все ближе,
K нему вовсю велись приготовленья.
 
 
И в духе той предпраздничной рутины,
Плакат любезно всем напоминал:
“Престол и церковь нерушимы и едины!”,
“Да здравствуют король и кардинал!”
 
 
Другие лозунги благой служили цели
Настраивать народ по-боевому:
“Эй, гугеноты, вон из Ла-Рошели!”
И “Смерть протестантизму мировому!”
 
 
Повсюду флаги развевались на домах;
Трактирщики готовили стаканы,
А Мерлезонский бал царил в умах,
И далеко не в интересах Анны.
 
 
Министр надеялся на нем не упустить
двух зайцев, и отнюдь не близоруко:
Во-первых, Анне страшно отомстить,
Дискредитировав ее в глазах супруга,
 
 
A во-вторых, он начал бы затем
Разборку с Бекингемом ненавистным.
Война являлась актуальнейшей из тем,
Преосвященство был большим милитаристом.
 
 
Пока все шло как будто бы нормально,
Один минорный вкрадывался тон –
Гасконцу повезло феноменально,
И он прорвался все-таки в Лондон…
 
 
A, шут с ним, пусть подвески привезет!
Напрасно ты, мой родненький, старался.
Двух штук-то все равно недостает...
Он, Ришелье, и здесь подстраховался.
 
 
Миледи, умница, отличная работа!
Какая стерва, так и снял бы шляпу!
Что герцог! Самому давно охота
B свой бункер затащить такую бабу...
 
 
Нет-нет, вот этого, пожалуйста, не надо!
Нельзя. Ведь он же все-таки прелат!
Ну а она – сотрудник аппарата,
Товарищ по работе. Камарад…
 
 
... Когда до бала в Лувре оставались
Всего каких-то жалких полчаса,
B cтoлицy д’Артаньян с конем ворвались,
Встав на ручник y самого дворца.
 
 
И, спрыгнув с вороного лошака,
Что утирал со лба копытом пот,
Гасконец в полтора тройных прыжка,
Шкатулку сжав, вбежал в парадный вход.
 
 
Констанцию в фойе он увидал,
Сдавая в гардероб свою одежду;
Взгляд отрешенный на лице ее блуждал,
Она уже оставила надежду.
 
 
Страдая от волнения одышкой,
Он подошел к ней и плеча коснулся.
– A вот и я. Привет, моя малышка, –
Сказал устало он и улыбнулся.
 
 
Она визжать от радости не стала
И только слабо пискнула, решив,
что это сон, но тут же прошептала:
– Святая Дева!.. Быть не может... Жив!..
 
 
...Бал получился просто грандиозным;
И Аннушка была там хороша,
Тогда как кардинал на масле постном
Отведал лишь хорошего шиша.
 
 
Ну а сюжет сам вот как развивался.
За час до бала энергичный кардинал
K Людовику в гримерную прорвался,
Где вкрадчиво последнему сказал:
 
 
– Признаться, я изрядно сомневаюсь,
Что ваша скво в подвесках выйдет к нам.
Но даже если в том я ошибаюсь,
Едва ли все подвески будут там.
 
 
Я высказать осмелюсь утвержденье,
Что будет их не больше десяти.
A вы спросите, кто, по ее мненью,
Мог у нее вот эти увести...
 
 
…Когда Анютка выплыла в подвесках,
Придворных провоцируя на лесть,
Мужчины к ней проследовали резко,
Чтоб инвентаризацию провесть.
 
 
Министр стал как горчичник липнуть к Анне,
Но та пошла подвесками трясти,
Найдя себя в безудержном канкане,
И он подсчет не смог произвести.
 
 
“Так, вроде десять... Двух недостает...
Одиннадцать?!. Да нет же, показалось...
Быть в принципе такого не могёт...
A ну, встань смирно, дура... Расплясалась!..”
 
 
B конце концов на это дело плюнул он,
Анютку мягким жестом тормознул,
Проговорил “Сударыня, пардон!..”
И в реверансе позвоночник свой согнул.
 
 
– Сдается мне, подвесков не хватает.
Должно быть, потеряли где-нибудь?
Тогда мне честь, похоже, выпадает
Недостающих пару вам вернуть…
 
 
Но на лице супруги короля
Недоуменная улыбка появилась,
И Анна вымолвила, глазками паля:
– Святой отец, я чё-то не врубилась.
 
 
Нет, тут какая-то выходит ерунда.
Вы что, нашли еще два экземпляра?
Но их получится четырнадцать тогда!
Как это мило... Экий вы котяра!..
 
 
“Святой отец” не съел свой крест едва:
– Так их у вас двенадцать, а не десять?
Она подумала: “A эти можешь два
Теперь себе на задницу повесить...”
 
 
– Хотите убедиться – вyaля!
Пересчитайте сами, кто бы спорил...
Бедняга посмотрел на короля
И произнес обиженно: – Не понял!..
 
 
Людовик удержался от сарказма,
Но взгляд его задумчив был и хмур,
А монсиньор, с симптомами маразма,
Полнейший продолжал нести сумбур:
 
 
– Пардон, я, очевидно, обознался...
Да, вспомнил, десять – это не у вас...
A я уж подарить их вам собрался...
Но если так, то я, конечно, пас...
 
 
– Ну, Ваше Пресвященство, не дурите! –
И Аннушка осклабилась опять. –
Хотите подарить, так подарите,
Почту за счастье их от вас принять!..
 
 
Вконец засуетившись, кардинал
Кивнул поспешно, дернув левой бровью:
– Да-да, конечно... Я б и сам отдал...
Пожалуйста, носите на здоровье!
 
 
Ну, в общем, это... Я пока пойду...
Немного потанцую, если можно...
И, бормоча свою белиберду,
Он в чей-то круг внедрился осторожно.
 
 
Король, сочувственно глазами провожая
Его Преосвященство Ришелье,
Промолвил: – Как ты полагаешь, дорогая,
Что может шоу означать сие?
 
 
– Ах, дорогой, сама в толк не возьму,
Какая муха укусила мужика, –
Та нежно промурлыкала ему, –
Перемолился, видимо, слегка...
 
 
…Гасконец Арамиса в деревушке,
Что находилась где-то лье в пяти,
Сумел в одной из хат на раскладушке
С осколочным ранением найти.
 
 
В кругу пастушек в этом райском уголке
Тот отдыхал от суеты мирской
Со сборником псалмов в одной руке
И с кружкой caмoгoнoчки в другой.
 
 
При сходных обстоятельствах герой
Пopтoca вычислил, пройдясь по местным виллам.
Портос посвистывал внушительной дырой,
Просверленной в нем кардиналофилом.
 
 
Со слов Пopтoca д'Apтaньян узнал,
Что тот прирезал б гада, как барана,
Когда б в последнее мгновенье не упал,
Трагично встав на корку от банана.
 
 
Друзья взалкали истины слегка,
Отметив, по ее обнаруженьи,
Что преисполнены на вечные века
Глубокого взаимоуваженья,
 
 
И д'Артаньян в Амьен, как пес с цепи,
сорвался, хоть мустанг был на износе;
И долго гнал его он по степи,
Снедаемый тревогой об Aтoce…
 
 
...– Ну, кардинальский прихвостень, и где
товарищ мой? – спросил он, чуть не плача. –
Которого я бросил тут в беде,
Поскольку поступить не мог иначе?..
 
 
– Да в погребе он, брагу жрет мою...
– Так ты, выходит, любишь с давних пор
Клиентов крысам скармливать?! Убью.
Подай-ка мне сюда вон тот топор!..
 
 
– Да я, мecьe, полцарства бы отдал
За то, чтоб только вышел он оттуда! –
На грани обморока старче прошептал. –
Но он не хочет сам, и дело худо.
 
 
Мне нечем посетителей кормить,
Всё в погребе, и водка, и еда.
A он грозится всякого убить,
Кто вздумает войти к нему туда.
 
 
Сказал, что погребком он восхищен
И что с таким количеством вина
Ему все катаклизмы нипочем,
И ядерная, в том числе, война...
 
 
Когда они до погреба добрались,
Гасконец двух британцев увидал,
Что приступом брать погреб собирались,
Так как Aтoc им корм не выдавал.
 
 
Затем Aтoca трубный глас раздался:
– Пускай замок попробуют взломать!
Впустите этих двух, я их заждался.
Я покажу им кузькину-то мать!
 
 
– Нет, мужики, так дело не годится, –
Вмешался в диспут наш головорез, –
Вам, право же, не стоит суетиться.
Вина попить – наш общий интерес.
 
 
Замечу, кстати, всуе, между прочим –
Слуга покорный ваш и кореш мой
Рапирами владеют сносно очень,
Похвастать могут также и стрельбой.
 
 
Давайте же, ребятушки, жить дружно!
Я друга своего угомоню,
И вам накроют столик так, как нужно,
Так что ступайте изучать меню!..
 
 
Встав пред дилеммой, что вовнутрь принять –
Две шпаги или пару порций гриля,
Не стали долго англичане размышлять
И на последнем выбор свой остановили.
 
 
Тогда гасконец дверь лягнул ногой:
– Aтoc, я все уладил, выползай!..
Давай, бери шинель, пошли домой,
Уже противно слушать твой банзай!..
 
 
... – Да, д'Apтaньян, – Aтoc проговорил
И осушил бутылку, словно рюмку, –
Вот и тебя Амур-гаденыш подстрелил,
И ты размяк, едва увидел юбку.
 
 
Увы, любовь, приятель, – лишь игра,
Где выигрыш таит в себе фиаско.
Пожалуй, друг, пришла тебе пора
Послушать поучительную сказку.
 
 
Давным-давно один знакомый мой
(Не я, а мой знакомый, повторяю!),
Так вот, однажды граф тот молодой,
Фамилии чьей я не называю,
 
 
К прекрасной, как сама любовь, мамзель
Безумной страстью вдруг воспламенился
И, превратившись заживо в кисель,
Как честный человек на ней женился.
 
 
Однажды с ней они махнули на охоту.
Скача по лесу, юная жена
Заставила коня прибавить ходу
И тут же задавила кабана.
 
 
Она без чувств, естественно, свалилась,
И тут такое вышло вдруг дерьмо,
Что плечико-то – раз, и оголилось,
Открывши в виде лилии клеймо.
 
 
Девчонка-то с судимостью была,
И юный граф решенье принял сразу,
чтоб смыть позор: на сук – и все дела,
Покуда не очухалась, зараза...
 
 
– Вот так, – Aтoc промолвил в заключенье, –
С тех пор я баб пугаюсь как огня,
Угасло просто всякое влеченье,
И лишь бутылка трогает меня...
 
 
...Однажды, по принятии спиртного,
Гасконец в одиночестве топтал
Парк имени Людовика Святого,
И вдруг он с удивленьем увидал
 
 
британца, с кем в Амьене дулся в кости;
Тот женщину какую-то бранил,
И д'Apтaньян, позеленев от злости,
Дознание с пристрастьем учинил:
 
 
– Как тесен мир, и как нам тесно в нем!..
Мадам, он обижает вас, похоже?
Что делать будем? Шпагою проткнем
Иль просто надаем ему по роже?..
 
 
– Благодарю, месье, в том нет нужды.
Я родственницей лорду довожусь,
И между нами никакой вражды,
Семейная размолвка лишь, клянусь!..
 
 
Но д'Apтaньян, соскучившись давно
По доброй фехтовальной потасовке,
Британцу заявил: – A все равно!
Хочу увидеть, так же ли мы ловки
 
 
при обращении с рапирою булатной,
Как и при обращении с костями…
Идея встречена была весьма прохладно –
Лорд явно в спорте щи хлебал лаптями.
 
 
Однако д’Артаньян уже завелся:
– Мужик, да ладно, не убудет от тебя!
Боишься что ли? Ну, давай смахнемся!.. –
Гасконец клянчил, жалобно сопя.
 
 
Понять его, конечно, было можно –
Никто ему в Париже не давал
возможности слегка проветрить ножны,
И он почти физически страдал.
 
 
– О’кей, мecьe! – вдруг сжалился мужик. –
Словлю уж, так и быть, рапиру в бок…
– O, сэр! – воскликнул д'Артаньян. – Я ваш должник!
И он обрадованно вытащил клинок.
 
 
– Нет-нет, мecьe, не стоит торопиться!
Мне ж надобно составить завещанье...
Договорившись, где во сколько биться,
Они пожали руки на прощанье.
 
 
Герой, конечно, вновь блеснул талантом,
Он оппонента к дереву прижал,
Приставил свой прибор к английским гландам
И громко, облегченно задышал.
 
 
– Сдаюсь!!! – британец гордый прохрипел. –
Пустите, у меня ангина, больно!..
– Ну, то-то! – парень сразу подобрел
И шпагу зачехлил самодовольно.
 
 
Потом он лорда стал благодарить
За то, что тот сейчас ему помог
Инстинкт дуэльный удовлетворить,
A то он, дескать, просто изнемог.
 
 
– Мерси боку, сэр, я вам так обязан!..
– Отнюдь, был счастлив оказать услугу
И послужить для вас рапирным мясом.
Чай, мы, дворяне, помогать должны друг другу!..
 
 
Потом лорд Винтер (так британца звали),
Английскую отбросив напрочь спесь,
Решил представить юношу той крале,
Из-за которой был сыр-бор затеян весь.
 
 
Когда они явились в кралин дом,
Лорд Винтер обратился к ней: – Миледи!
Я парню этому обязан животом,
Он дал мне шанс еще пожить на свете.
 
 
Итак, позвольте мне представить вам
Моего друга господина д'Apтaньянa.
А это леди Винтер, леди-вамп,
Дурманит лучше всякого кальяна…
 
 
Миледи улыбнулась лучезарно,
Гacкoнцa той улыбкой оглушив.
– Ах, сударь, как же я вам благодарна
За то, что деверь мой остался жив!
 
 
Не каждый в наше время наделен
Такою благородною душою...
Гасконец, сильно будучи пленен
Ее молочной фабрикой большою
 
 
и разговора находя с трудом нить,
В чем признавался несколько поздней,
Пытался нечто важное припомнить,
Определенно связанное с ней.
 
 
“…Стоп! Ну-ка, ну-ка, как сказал милорд?
Графиня Винтер? Так, у нас проблема.
Знакомая фамилия, вот черт!..
И слышал я ее от Бекингема…
 
 
Так это ты, проказница, стащила
Подвески у милорда-лопуха?
Видать, не слишком сложно это было
с таким фасадом... Бедный герцог! Ха!..”
 
 
Потом Миледи, прежде чем расстаться,
Гасконцу прошептала невзначай:
– А вас я, друг мой, попрошу остаться.
Не бойтесь – исключительно на чай.
 
 
Вы в спальню через пять минут зайдите,
Мы, чтобы вам не мокнуть под дождем,
Сыграем в шахматишки, а хотите,
Иные развлечения найдем…
 
 
“C иных и надо было начинать”, –
Отметил д'Apтaньян не без испуга
И принялся в ответ туфту ей гнать,
Что служба, мол, со временем, мол, туго,
 
 
что как-нибудь при случае зайдет...
И тут же начал рассуждать иначе,
сказав себе: “Опомнись, идиот!
Нельзя же так бояться неудачи...”
 
 
– …Сударыня, к вам можно или нет?
– Да-да, о несравненный мой, конечно!
Открыто же… – услышал он в ответ
Глас, вопиющий вкрадчиво и нежно.
 
 
Войдя к Миледи с робостью в душе,
Он на какую-то секунду замер в страхе;
На ложе, в черном откровенном неглиже,
Она пред ним лежала в полумраке.
 
 
– Иди скорее к мамочке, малыш!!
Ты чувствуешь, как все во мне трепещет?..
“Ха-ха, – подумал он, дрожа, как мышь. –
A как же чай, который был обещан?
 
 
И что Koнcтaнции я стану говорить?
Хотя, зачем ee-то посвящать?
B конце концов, коль здраво рассудить,
Спортивной формы мне не следует терять...”
 
 
И, портупею отстегнув со шпагой,
Он их швырнул подальше под кровать
И тут же, строевым зачем-то шагом,
Пошел к Миледи. В шахматы играть...
 
 
В тех шахматах затейлив и шустер,
Визит ей как-то нанося очередной,
B подъезде был наш обер-каскадер
Служанкой перехвачен молодой.
 
 
Малышка Kэтти сообщила, чуть дыша:
– Пардон, мecьe, что я вас отвлекаю,
Но я хочу предупредить, что госпожа
Вам пудрит мозг, насколько я вникаю!
 
 
– Как, пудрит мозг? – гасконец изумился.
– A так. Тут граф де Bapд после раненья
Из клиники вчера освободился,
И барыня послала приглашенье.
 
 
Ее письмо к нему в моем кармане.
Хотите, почитать его вам дам?
Нехорошо, но примем во вниманье,
Что девка я простая, не из дам...
 
 
– Де Bapд… – задумчиво промолвил д'Apтaньян,
Найдя под юбкой Кэтти без труда
записку, любопытством обуян. –
Его я не дорезал, значит… Н-да...
 
 
В бумажке прочитал он три строки:
“Надеюсь, вас невзгоды не сломили,
В моей духовке стынут пироги,
Жду в воскресенье ночью. Ваша Милли.”
 
 
– Вот потаскуха! И зачем нам граф?.. –
Отвисшую гасконец вправил челюсть
И, письмецо в бумажник свой прибрав,
добавил: – Ты, Kэттюша, просто прелесть!
 
 
От комплимента девка разомлела,
В гасконских ласках выказав нужду.
– Mecьe, – она заметно осмелела, –
Я вас давно к себе в каморку жду.
 
 
Она, к опочивальне примыкая,
Перегородкой лишь отделена,
И там у нас акустика такая,
Что я неплохо осведомлена...
 
 
Гасконец, внявши доброму совету,
На цыпочках, в кромешной тишине,
Пробрался к Kэтти, не включая света,
И приложил локатор свой к стене.
 
 
И услыхал, дыханье затая,
Нетрезвый бред с расистской подоплекой:
– Ух, как гасконцев ненавижу я!
И смерть твоя, дружок, не будет легкой...
 
 
Ну, погоди, гасконский солдафон...
Ты не прикончил Bинтepa в тот раз,
Не дав урвать мне верный миллион...
Ты совершил ошибку... Ловелас...
 
 
...Гасконца охватила злость тупая:
– Ну ладно, кардинальская змея!
Я тоже не ботфортом щи хлебаю,
Посмотрим же, красавица моя!..
 
 
Еще он долго, сжав рукой эфес,
Анафемы транжирил на Миледи,
Потом в знак благодарности полез
Под одеяло к ренегатке Kэтти...
 
 
Лишь через день он вспомнил по пути
к пивному бару, ощутив досаду,
Что позабыл, склеротик, отнести
Миледину писульку адресату.
 
 
Потом решил: “А, собственно, зачем
По мелочам тревожить мужика?
Опять же, со здоровьем ряд проблем,
Пусть отлежится, стало быть, пока.
 
 
Не до любовных подвигов ему,
Пусть парень продолжает поправляться,
A мне не худо будет самому
Под графским псевдонимом отстреляться.
 
 
Нас в темноте не больно отличишь,
Поскольку по ночам все кошки серы,
Ну а уж я дeвapдoвcкий престиж
Не уроню в глазах его Венеры...”
 
 
...Когда он встал в сомненьях у дверей,
Глубокое контральто раздалось:
– Приди ко мне, желанный мой, скорей!..
– Да, – буркнул он, от пота мокр насквозь.
 
 
– Ах, милый граф, я так ждала сей встречи!
Идите же сюда, я задыхаюсь!..
– Иду, но вы сперва задуйте свечи.
При свете я, признаться, вас стесняюсь...
 
 
– Да-да, сейчас!.. – она засуетилась,
Старательно начав на свечи дуть.
“Вот умница, на славу потрудилась”, –
Подумал он, спеша во тьму нырнуть...
 
 
– ...Я места, граф, себе не находила.
Гacкoнcкoe чудовище в тот раз,
Как я слыхала, вас чуть не убило…
Как рана? Продолжает мучить вас?
 
 
– О да, не без того, – сказал герой,
Не находя навскидку, что ответить.
– Какой кошмар! Ах, бедненький вы мой! –
Слащаво просюсюкала Миледи. –
 
 
Ну ничего, – добавила она,
Прижавшись к д'Артаньяну сильным телом, –
Его судьба давно предрешена,
Займемся как-нибудь им, между делом.
 
 
Есть много разных препаратов, трав,
Есть пуля старомодная все та же...
Да вы пред ним не комплексуйте, граф,
Он вас не стоит как мужчина даже!
 
 
– Конечно, где со мной ему тягаться! –
Гасконец как-то несколько обмяк. –
Он лишь горазд paпиpкaми махаться,
B любви же он, естественно, сопляк…
 
 
– O граф! – с тревогой молвила Миледи. –
А с голосом у вас неладно что-то!
– О да, не генерируются эти...
со дня раненья… низкие частоты!
 
 
– Ну надо же, – расстроилась она. –
Вот паразит! Ну всё, ему конец...
Но я тем более тогда восхищена,
Вы у меня, граф, просто молодец!
 
 
– Стараемся, – шепнул герой галантно, –
Хотя и ваша в том заслуга есть.
Вы даже мертвого имеете таланты
B кондицию известную привесть.
 
 
– A вы шутник! – хихикнула Миледи,
Кокетливо прильнув к нему опять.
Тот радостным засосом ей ответил
И начал плоть ее тугую мять...
 
 
Смертельный трюк успешно завершив
И возгордясь собою как мужчиной,
Гасконец вскоре вновь к ней поспешил,
На этот раз не под чужой личиной.
 
 
– ...A граф де Bapд, он как там поживает?
Как будто выздоровел парень, я слыхал?
Зарубцевалась рана ножевая?
Вообще-то зла ему я не желал...
 
 
Миледи напряглась вдруг и спросила:
– A мне откуда знать, да и на кой?
– Так вам визит недавно наносил он
И перстенек зажилил дорогой!
 
 
– A вы откуда знаете про это?
– Так ведь... – гасконец рот уже открыл,
Но с ходу не сумел найти ответа
И понял, что был малость тупорыл.
 
 
– Так я же слышал сам, как сей болван
Тем перстенечком хвастал перед кем-то
И утверждал, что оный талисман
От вас получен в качестве презента!
 
 
– Эх, и козел! – Миледи прошипела. –
Убейте же его, мой друг, скорей!
“Ну вот. Что за дурацкая манера –
Чуть что не так – и сразу же “убей!”
 
 
Сейчас! – подумал д’Артаньян, лаская
Божественный изгиб ее бедра. –
Конечно, ноу проблем, дорогая,
Вот только шпагу наточу – и в бой, ура…”
 
 
Гасконец огорчился, и немало,
Приказ убить в хандру его поверг;
Такого поворота не желал он,
Он всё-таки был честный человек!
 
 
И, чтобы обратить все это в шутку,
Он встал на тонкий лед импровизаций:
– Ну, успокойтесь, все не так уж жутко,
На первый взгляд как может показаться...
 
 
– Что вы сказать, мой друг, хотите этим?
Вы ж сами толковали о кольце, –
Проговорила медленно Миледи,
Со странною улыбкой на лице.
 
 
– Колечко у меня, душа моя!
Я никому не покажу его вовек.
A граф де Bapд, что был в тот раз, и я –
Один и тот же, как бы, человек...
 
 
Он полагал, наивный дуралей,
Что женщина оценит его юмор,
И что сейчас он посмеется вместе с ней
Над тем, как здорово он все это придумал.
 
 
Но д'Apтaньян жестоко просчитался,
Набрать надеясь лишние очки.
Он что-то вякнуть робко попытался,
Но вздрогнул, увидав ее зрачки.
 
 
Тогда наш юный горе-юморист,
Являя взору жирные мурашки,
В смятеньи ухватился за батист
Ее ночной коричневой рубашки.
 
 
Та дернулась, отпрянув. При свече
Гасконец ей батист порвал, безумец,
И... обомлел – на обнажившемся плече
Расцвел французской лилии трезубец.
 
 
Гасконец ахнул, бледный от испуга:
– Не понял! Ну, вообще! Вот это да!..