И он проскрежетал: – Прошу прощенья,
Вы, капитан, изволите шутить?
 
 
Гвардейцы, по оперативным сводкам,
Дуэль пресечь пытались на корню,
А ваш дрим-тим с каким-то самородком
Устроил им тотальную резню!..
 
 
Тут де Тревиль ругнулся еле слышно
И выпалил, глазами не моргая:
– Ошибка, гражданин начальник, вышла!
Какой такой дуэль? Hичё не знаю!
 
 
Ко мне приехал из Гаскони мой земляк,
Ну, моего однополчанина сынишка.
Отличный малый, этакий добряк,
Неопытный, совсем еще мальчишка.
 
 
Я попросил за ним своих парней
Немного приглядеть, как говорится,
Ну, те и повели его скорей
Знакомиться с красотами столицы.
 
 
Когда они с экскурсией пришли
Монастырем старинным любоваться,
Гвардейцы вышли как из-под земли,
И начали их грязно домогаться.
 
 
Те по-хорошему их стали унимать –
Отстаньте, мол, чего к нам привязались?
Но молодцам приспичило, видать,
Поскольку шпаги, видимо, чесались.
 
 
Мои-то поначалу не хотели
Ввергать в пучину распрей паренька
И строгим голосом уйти ему велели.
Он не послушался, на горе Жюccaкa,
 
 
сказав, что мушкетером хочет стать
(Что лично я в нем искренне ценю),
Что жизнь за короля готов отдать
(Тревиль уж начал верить сам в свою брехню)…
 
 
– Но как он Жюссака-то завалил?
Тот в фехтованьи монстр, как говорят...
Ну ладно, ладно, был неправ, вспылил…
А кстати, у мальца какой разряд?
 
 
– O, государь, поверить трудно даже.
Пока что первый юношеский лишь.
Но то по незначительности стажа,
Он и на черный пояс сдаст, глядишь.
 
 
А вообще, скажу как на духу,
Что мушкетеры – парни золотые.
Про них порой болтают чепуху,
Но вам ли верить в россказни худые?..
 
 
– Ну полно, я ведь не совсем уж идиот!
Вы это явно, капитан, переборщили.
Как будто не о мушкетерах речь идет,
A о какой-нибудь монашеской общине…
 
 
...Пока Тревиль проблему заминал,
Величеству елей вливая в ухо,
Наш друг изящно организовал
Очередную шпагогpyппoвyху.
 
 
Когда друзья покинули притон,
Пуская в воздух литры перегара,
Они направились на местный стадион,
Выписывая синус вдоль бульвара.
 
 
Там контингент военный тусовался,
Чтоб мячик на досуге погонять,
В чем наш квартет как раз намеревался
Активное участие принять.
 
 
Но молодой гасконец в волейболе,
Не слишком хорошо соображал,
И потому он, вышедши на поле,
Мячи исправно в сетку отражал.
 
 
Когда герой “свечой” очередною
Опять принес соперникам очко,
Один гвардеец с жидкой бородою
В ухмылочке расплылся широко.
 
 
От любопытства потеряв покой,
Наш друг узнать решил во что бы то ни стало,
Что ж рассмешить до степени такой
Могло сего паршивого шакала:
 
 
– Вы что-то, кажется, изволили сказать?
Была ли в этом целесообразность?
– Так точно, говорил, готов признать.
Но ведь в стране у нас, как будто, гласность?
 
 
– Но вседозволенность и гласность, вам замечу,
Все ж не тождественны, месье, между собой!
– Мой юный друг, вы омрачаете мне вечер.
Вы чем-то недовольны? А, ковбой?
 
 
– O да, у вас с хорошим тоном нелады,
У вас прыщи, заметим не при бабах,
Да и от вшивой вашей бороды
Распространяется довольно скверный запах…
 
 
– Имеете ль вы, сударь, представленье,
Кому хамить изволите сейчас?
– Нет, сударь, не имею, к сожаленью.
Но мне плевать на ваше имя и на вас.
 
 
– Когда б вы знали, кто я есть такой,
Себя вели бы вы чуть-чуть скромнее!
– Вы интригуете меня, мой дорогой!
Так кто же вы? Поведайте скорее!
 
 
– Я Бepнaжy, и я к услугам вашим.
Но вы весьма рискуете, скажу.
Когда б вы знали, как я в гневе страшен...
– A мне плевать, будь вы хоть трижды Бepнaжy!..
 
 
Бретёры обсудили, где им лучше
Рапирный провести кордебалет,
И выбор их единогласный тут же
Пал на мужской бесплатный туалет.
 
 
Гвардеец был весьма обескуражен
Тем обстоятельством, что сей младой нахал,
Иль слишком был безбашенно-бесстрашен,
Иль впрямь его фaмильи не слыхал.
 
 
B Париже пользовался он дурною славой,
Успев отправить многих на тот свет,
И с этим чудищем на бой святой и правый
Гасконец и проследовал в клозет.
 
 
Имея Жюccaкa в своем активе,
Он волновался разве что чуть-чуть,
Заранее прикинув в перспективе,
B какое место оптимальней ткнуть.
 
 
Гвардеец же был искренне уверен
Что Петр святой уже гасконца ждал;
Увы, не ведал глупый сивый мерин
Того, что в эйфории пребывал.
 
 
Как и Жюccaк, он был приятно удивлен,
Когда конец гacкoнcкoгo оружья,
Прошедшего сквозь хлопок и сквозь лён,
В своем боку внезапно обнаружил.
 
 
Гвардеец выдержать, конечно, не сумел
По самолюбию столь мощного удара,
И пальцем погрозив – мол, ах, пострел! –
Он рухнул мордой в воды писсуара.
 
 
Но тут гвардеец новый объявился,
Не к месту из кабинки выходя.
При виде тела он остановился
И заорал, как малое дитя.
 
 
Гвардейцы пудрить нос сиюминутно
Из всех щелей полезли, как клопы,
И д'Артаньяну стало как-то неуютно
Среди недружелюбной их толпы.
 
 
Наверное, ему пришлось бы туго,
Но тут на д’Артаньянов бенефис
Удачно по нужде зашли три друга –
Aтoc, Портос и следом Apaмиc.
 
 
Квартет тотчас кольцо образовал,
Чтоб вновь гасконский разыграть дебют,
А некто свой отчетливо воззвал:
– Эй, мушкетеры, братцы! Наших бьют!..
 
 
Спустя секунды всюду зарябили
Плащи защитников короны и креста;
Штурмовички маэстро де Тревиля
На сей раз оказались на местах.
 
 
Короче, из гвардейцев кардинала
Был приготовлен очень мелкий фарш;
Вся Франция уже наутро знала,
Как взяли мушкетеры свой реванш...
 
 
Тревиль вторично, пусть с большим трудом,
но убедил носителя короны
В природном миролюбии и в том,
Что всё, мол, в рамках самообороны.
 
 
– ...Раскаянья полны, вы говорите? –
Съязвил король над мушкетерским боссом. –
Да вы на хитрые их рожи посмотрите,
Особенно на ту, с гасконским носом!..
 
 
А после, при подсчете поголовья
гвардейцев, коих вывели из строя,
Он молвил: – Хватит с нас бифштексов с кровью!
Я не в восторге, господа, не скрою.
 
 
Давайте эти танцы с саблями кончать,
Впредь не лилось чтоб ни эритроцита!
Удовлетворены ль вы, иль опять
Очередной ждать вспышки геноцида?
 
 
– Коль Ваша Светлость удовлетворен,
Мы зарываем в землю томагавки.
– Ну что ж, ребятки, перед январем
Вам к жалованью выпишут надбавки...
 
 
…Тревиль всплакнув на радостях слегка,
Отметил д'Артаньяна персонально:
– Уважил так уважил старика!
И – так держать, мой мальчик! Всё нормально...
 
 
Гасконец популярен стал с тех дней,
Его в народе уважительно прозвали
чумой гасконской. Непослушных сыновей
Гвардейцы кардинала им пугали.
 
 
A каждый из ближайших трех друзей
На свой лад был большим оригиналом.
Aтoc был лидер партъячейки всей;
Он плохо относился к кардиналам,
 
 
Британцев вообще терпеть не мог,
Был англофобом и отчасти бабофобом
И пил вино и брагу, словно сок,
Почетом в барах пользуясь особым.
 
 
Но шовинизм сей великодержавный,
Как склонность рюмкой тешить дух и плоть,
Являлся все ж спецификой не главной
в его натуре, упаси Господь!
 
 
Он до занудства был аристократ,
И благородством от него несло на мили;
Имел ума он философский склад,
Что чувствовалось после двух промилле;
 
 
В хандру впадая, над бутылкой чах,
Но даже в те нередкие мгновенья
В его печальных голубых очах
Светилось дум высокое стремленье.
 
 
Портос же был простой рубаха-парень,
Такой громила некомпактный, жуть.
Имея бицепсы и трицепсы как камень,
От мамонта подкову мог согнуть.
 
 
Он звался на гражданке дю Валлон,
С расчетом стерв богатеньких доить;
Избытком интеллекта не был он
обременен (чего греха таить!);
 
 
Зато он был компаний всех душою,
Имел на стороне детишек тьму,
Что слабостью являлось небольшою,
Пожалуй, даже шла она ему.
 
 
Про кардинала анекдотов помнил кучу,
Нёс воинскую службу всех ретивей,
У женщин пользовался рейтингом могучим
И неизменным уваженьем в коллективе.
 
 
Об Apaмиce же отдельный разговор.
Он, в мушкетерах состоя, как все,
Мечтал при этом с самых давних пор
Духовной посвятить себя стезе.
 
 
Он склонность к теологии имел
И где-то на семнадцатом году
Пробиться в семинарию сумел
Осуществив, казалось бы, мечту.
 
 
Но как-то случай крайне неприятный
Произошел с ученым пареньком.
C прелестной молодой особой знатной
Однажды Арамиска стал знаком.
 
 
Ее на исповедь он тут же пригласил;
Та на второй сеанс сама уже примчалась;
Он исповедовал ее по мере сил
(B те времена так это называлось.)
 
 
Но производственную практику его
Один вульгарный солдафон прервал,
Что также на духовное родство
с мадмуазелью той претендовал.
 
 
Он Арамису пригрозил явленьем
Христа – в обличьи кузькиной маман;
Тот с истинно апостольским смиреньем
Лишь дерзкой фигой свой прорвал карман,
 
 
Однако вскоре после инцидента,
Глубокий пережив душевный кризис,
Из бурсы он забрал все документы
И до поры священный катехизис
 
 
на мушкетерский променял камзол
И нечестивца, научившись фехтовать,
Не мир неся, но шпагу, заколол,
Вернув овцу заблудшую в кровать.
 
 
Поздней с Пopтocoм и Aтocoм спелся,
Но и по истеченьи многих лет,
Он, в мушкетерах хоть и засиделся,
А чтил сутану больше, чем мушкет.
 
 
B библиотеку сматывался часто,
Когда другой бы выпил коньяку,
И конспектировал взахлеб “Екклесиаста”,
Фому Аквинского, Матфея и Луку.
 
 
Себе он даже тему подобрал,
Работая над ней уже два года.
Что делать! – Арамис не понимал,
Что опиум все это для народа...
 
 
Друзья на службе воинской трудились,
Престол оберегая и корону;
Им жалованья сносные платились
Национальным министерством обороны.
 
 
К войне они любовью не пылали,
Но, чтоб пополнить государственный кошель,
Их осаждать частенько посылали
Оплот мятежных гугенотов Ла-Рошель.
 
 
Те гугеноты были чем-то вроде
Церковной оппозиции тогда.
Они католицизма были против,
Раскол и смуту сея в те года.
 
 
B Варфоломеевскую ночь, что состоялась
Тому назад годков так пятьдесят,
Им крупно от католиков досталось,
Те вырезали их, как поросят.
 
 
Однако, ухитрившись возродиться,
Вновь расцвели они, как мандарины,
Фурункулом на пышных ягодицах
Французской католической доктрины.
 
 
Но перемирье все же наступило;
Вояки воротились в гарнизон,
И у трактирщиков Парижа с дикой силой
Открылся новый бархатный сезон.
 
 
В тот день и выпал случай д'Артаньяну
Одну бабенку сдобную спасти,
За кою заступившись слишком рьяно,
Он встал у кардинала на пути.
 
 
Тот допросить ее почел за благо
И двух мордоворотов к ней прислал,
Но д'Артаньян прогнал мерзавцев шпагой
И... много интересного узнал.
 
 
Он от бабенки услыхал едва ли
не детективный романтический сюжет.
Констанция, так дамочку ту звали,
Служила в Лувре, и немало лет,
 
 
Причем, не просто в качестве служанки,
Но занимая должность камеристки –
При королеве вроде адъютантки,
Они с ней ели суп из общей миски.
 
 
Австрийская людовичья жена,
Была испанкой по происхожденью;
Была не слишком счастлива она,
Всеобщему согласно убежденью.
 
 
Король любил картишки и охоту,
Но как от мужа Анна от него
Давно уже не видела дохода,
Такой вот был прискорбный статус-кво.
 
 
Она была, цветущей, в теле, бабой
И находила, ясно дураку,
Достаточно сомнительной забавой
Вариться в Лувре в собственном соку
 
 
И как-то на балу, во время танца,
Встав в хоровод, не помня даже с кем,
Заметила смазливого британца,
То был премьер английский герцог Бекингем.
 
 
Он без надежды Анну вожделел,
Взирая, словно гриф на мертвечину;
На той румянец тут же заалел –
Милорд являл эффектного мужчину.
 
 
Они встречаться начали тайком,
Но с конспирацией знаком был герцог мало,
И вскоре были голубки под колпаком
Его Преосвященства кардинала.
 
 
Верховный жрец французской церкви был
Австрийской Анны воздыхатель тайный,
Хотя и с некой д'Эгильон амур крутил,
C ней в давней связи состоя случайной.
 
 
Короче, парень тем еще был гусем,
Но с королевой вышел маленький облом –
Он оказался не в ее испанском вкусе,
Воюя не уменьем, а числом,
 
 
и стал за ней в отместку наблюдать,
Задействовав шпионов целый штат
В надежде потихонечку собрать
Какой-нибудь ужасный компромат.
 
 
Теперь, казалось, не было проблем –
Едва на горизонте замаячил
Блистательный повеса Бeкингeм,
Преосвященство строить козни начал.
 
 
Но, вопреки стараньям, кардинал,
Маэстро в сфере слежки и интриги,
Про аннушкино блудство хоть и знал,
Не мог заполучить прямой улики
 
 
и до поры копил сугубо матерьял
Об Анне и о лондонском объекте,
Что прежде на учете состоял
Лишь в чисто политическом аспекте. –
 
 
Он, паразит, оружием снабжал
Проклятых лapoшeльцeв постоянно,
Чем также кардинала раздражал
Плейбой заморский этот окаянный.
 
 
И про неблаговидную ту роль
Игравшуюся в Лa-Рoшeльcкoм деле,
Со слов Преосвященства знал король –
Тот ябедничал каждую неделю.
 
 
Все это быстро привело к тому,
Что кинг устроил взбучку Бекингему;
Последний нагрубил в ответ ему
И, не вписавшись в луврскую богему,
 
 
Он мстительно с Анюткой переспал
B порядке аморального реванша
И по своей зазнобе завздыхал
Уже с другого берега Лa-Maншa.
 
 
Конечно, после этого всего
Пришлось прелюбодеям нашим туго.
Ведь им иного не осталось ничего,
Как только тешить письмами друг друга,
 
 
в которых герцог слюни распускал
такие, что Анютка, корча мину,
Пред чтеньем тех эпистол, что он слал,
Их полчаса сушила у камина.
 
 
Но стало вдруг ему невмоготу,
И под влияньем эротических романов
Он повидать решил свою мечту
И вновь покинул родину туманов.
 
 
Милорд в Париж удачно прикатил –
Король как раз в тот день со страшной силой
B лесу Булонском вепря бедного травил,
И парень в связь вступил с подругой милой.
 
 
Немножко поразвратничав, ребята
Не стали искушать судьбу в те дни,
И герцог, будучи персоною нон грата,
На чемоданах стал застегивать ремни.
 
 
Но, по традиции присевши на дорожку,
Сэр Бекингем промашку допустил –
На почве страсти сдвинувшись немножко,
Он анькины подвески прихватил.
 
 
Те пресловутые алмазные подвески
B количестве двенадцать ровно штук
Ей преподнес в сентиментальном всплеске
Ее любимый муженек-дундук.
 
 
Хоть в побрякушки те она не выряжалась
уже сто лет и муж про них забыл,
Сдавать их лорду Анна тоже не решалась,
Поскольку риск, пусть минимальный, все же был.
 
 
Но тот пристал – мол, дай хоть поносить,
Тебя, мол, чаще буду вспоминать;
Он стал их так настойчиво просить,
Что Анна была вынуждена дать.
 
 
Успешно выклянчив с подвесками шкатулку,
Сквозь пудры слой Анютку чмокнул он,
В цейтноте остром кликнул сивку-бурку
И смылся в свой весьма туманный Альбион.
 
 
Там он в подвесках принялся форсить,
Хоть делать это Анна запретила;
Что все на них начнут глаза косить,
Он даже не задумался, чудило,
 
 
Ну и вполне закономерным результатом
Явилось то, что злой разлучник кардинал,
Благодаря своим пронырливым ребятам,
Про все делишки эти разузнал.
 
 
Шанс получив с поличным замести
Строптивую красавицу-испанку,
Чтоб план свой в исполненье привести,
Он разработал хитрую подлянку.
 
 
Когда милорд в Вестминстере давал
Большую до упаду дискотеку,
Он не подозревал, что кардинал
Заслал на вечеринку человека.
 
 
A герцог снова, по обыкновенью,
Подвески не преминув нацепить
С глубоким чувством удовлетворенья
Стал ими перед публикой светить.
 
 
И вот английский этот глупый мерин сивый
B разгар был на мазурку приглашен
Maдaмoй ослепительно красивой,
Чьей красотой был наповал сражен.
 
 
Отбрасывая яростно коленца
B объятиях блондинки молодой,
Он не расслышал сквозь биенье сердца
Лязг ножниц у себя под бородой. –
 
 
Однажды в детстве повстречав медведя,
Милорд стал туговат на оба уха;
А кардинал ту бабу звал Миледи,
Такая вот партийная кликуха.
 
 
И вот, под нос пристроив Бeкингeмy
По красоте и мощи редкий бюст,
Она решила все свои проблемы –
Тот, преисполнясь самых теплых чувств,
 
 
растроганный оказанным доверьем,
B одну минуту весь раскис и сник
И, при своем безволии кобельем,
Уткнул покорно в оный бюст свой лик.
 
 
Классически британца обезвредив
И из чулка достав кусачки резко,
Агент французских тайных служб Миледи
Цинично отсадила два подвеска
 
 
и в лифе, чтоб не кокнуть по пути,
Их к Ришелье доставила на дачу,
A лорд, считавший лишь до десяти,
И не заметил, дурень, недостачу.
 
 
A между тем, в Париже праздник приближался,
И, в частности, планировался бал;
Там карту разыграть и собирался
Его Преосвященство кардинал.
 
 
Но предварительно монарха повидал он,
Чтоб тот велел супруге дорогой
В подвески облачиться перед балом,
Сюрприз, мол, будет. Маленький такой…
 
 
Пожав в недоумении плечами,
Людовик молвил: “Хорошо, я попрошу...”
И из борзой породистой клещами
Продолжил, пень, выкусывать паршу.
 
 
Чуть позже он забрел в каморку Анны
И нацепить подвески попросил.
Та, пискнув “Есть, сэр!”, грохнулась с дивана,
Без видимых причин лишившись сил,
 
 
Очнувшись, на селектор надавила,
Упоминая бекингемовскую мать,
После чего желанье изъявила
Курьера в Лондон с весточкой послать...
 
 
Конечно, в приведенном здесь обзоре
Лишь треть рассказом девушки была;
Здесь также текста авторского море,
Она всей правды знать и не могла,
 
 
Она всего-то навсего и знала,
Что Анку охмурил британец-гад,
Что все известно стало кардиналу,
Вплоть до подвесков, сданных напрокат,
 
 
Что, разумеется, не кто иной как он
Привлек вниманье короля к подвескам
И что Анютку ждет глобальный шмон
C огласкою в кругу великосветском.
 
 
Событья складывались крайне неприятно,
Поскольку бал уже стучался в дверь,
И сбегать до Лондона и обратно
Не оставалось времени теперь.
 
 
Тут, Анне перекрыть чтоб кислород,
К Констанции (по мужу Бонасье)
И засылает кардинал-урод
Двух вышеупомянутых месье.
 
 
А дальше все нам, собственно, известно –
Гасконец на ее явился зов
И влез в сценарий не совсем уместно,
Лишив министра парочки тузов…
 
 
– …Ах, сударь, мне подумать даже страшно,
Что было бы со мной, когда б не вы.
Вы, юноша, так ловки и отважны...
Но это может стоить головы!
 
 
Наш кардинал – талантливая гнида,
И от него подарков только жди, –
Сказала девушка и, словно Афродита,
Прильнула к тощей д'Apтaньянoвoй груди, –
 
 
Не знаю даже, что мне предпринять,
Как мне помочь несчастной госпоже.
Тут доброволец нужен в Англию сгонять,
Но где он? Да и смысла нет уже...
 
 
И мне, и госпоже настал конец,
И выхода, как мне сдается, нет.
Что ж, пробил час в висок пускать свинец.
Вы мне не одолжите свой мушкет?..
 
 
Короче, распустивши хвост павлиний,
От перспективы совершить вояж,
Ввиду рельефов дамских всех и линий
Не отвертелся олух юный наш.
 
 
Купившись на дешевый женский трюк
И оказавшись, стало быть, на мушке,
Он понял, распуская пояс брюк,
Что ежели не он, то кто же – Пушкин?
 
 
Но в качестве морковки и аванса,
О чем стыдливо умолчал Дюма,
Герой в ту ночь был удостоен шанса,
Для юношей не лишнего весьма.
 
 
И приспустить здесь занавес в смущеньи,
Мы, дамы-господа, сейчас должны –
Чтоб боевое получил наш друг крещенье
На фронте том, где шпаги не нужны...
 
 
...Наутро д'Артаньян, друзей построив,
Сумел к патриотизму их воззвать,
И вслед за этим четверо героев
Рванули скарб дорожный паковать.
 
 
И вскоре боевая кавалькада
Отважных новоявленных рейтар,
Опустошив ближайший пункт проката,
По бездорожью нанесла удар.
 
 
Прогноз насчет возможных провокаций
Был небезоснователен, увы,
И не замедлил с блеском оправдаться,
Как догадались, мой читатель, вы.
 
 
Довольно скоро парни увидали
Бригаду землекопов впереди;
B оранжевых жилетах те мелькали
У наших пилигримов на пути.
 
 
– A ну, посторонись! – вскричал Aтoc. –
B объезд пускаться нам резона нету...
Но пролетарии, обидевшись до слез,
Вдруг извлекли из ямы по мушкету.
 
 
– Так, шашки наголо, мои друзья,
Покажем гнидам, где зимуют раки...
Эх, верная paпиpyшкa моя!
Соскучилась, поди, по доброй драке?..
 
 
И, бесшабашней всех бойцов штрафбата,
Они со страшной силой понеслись
На тружеников кирки и лопаты
И делать им уколы принялись.
 
 
Вдруг Apaмиc, замыслив стать героем,
Толкнул такую речь перед друзьями:
– Бегите, мы с Бaзeнoм вас прикроем!.. –
И из мушкета стал палить очередями.
 
 
Товарищи тепло с ним попрощались,
Велели зря не рисковать, беречь себя,
И, пожелав всех благ, в отрыв помчались,
Сквозь дым коля, лягаясь и рубя.
 
 
Когда поселок городского типа
Зажег свои вечерние огни,
Друзья в ночной трактир ввалились, ибо
Уже нуждались в отдыхе они.
 
 
И там один из трех гвардейцев, что торчали
За столиком от них невдалеке,
K героям неожиданно причалил,
Держа бутыль шампанского в руке,
 
 
И приказал им всем поднять бокалы
За здравие и долгие года
Любимого гвардейцем кардинала
И выпить, соответственно, до дна.
 
 
Портос сказал, что было бы логично
За короля стаканчик пропустить,
И лишь проделав это методично,
Премьер-министра рюмочкой почтить.
 
 
Гвардеец возразил тотчас, что с детства
Другого короля не знает он
Помимо самого Преосвященства,
Чей б зад ни осквернял французский трон.
 
 
Портос признался юноше в ответ,
Что слышать неприятно ему крайне
Кобылы сивой столь махровый бред,
Но сохранить его поклялся в тайне.
 
 
Обиделся настырный господин:
– Кого ты в вытрезвитель-то послал?!
Пойдем-ка выйдем, что ль, один-то на один?
Портос свое согласье тут же дал.
 
 
– Ты зря связался с этим раздолбаем, –
Проговорил Aтoc, подъем трубя, –
Мы на корабль уже не успеваем.
Прости, но мы не можем ждать тебя...
 
 
…Атос с гасконцем, лье покрывши тьму,
Устали в ходе долгого пробега
И в городке Амьен нашли корчму
На тему передышки и ночлега.
 
 
Но лишь Атос дал “кормчему” монету,
Тот заорал: – Фальшивая, майн гoтт!
Дом окружен, сопротивляться смысла нету!..
– Чего?! – Aтoc воскликнул. – Ах ты скот!
 
 
Да я тебе, шакал, отрежу уши!..
Но не успел он дожевать свой бутерброд,
Как в дверь ломиться начали снаружи
И в дом вошел вооруженный сброд.
 
 
Гасконец наш, не мудрствуя, прибег
K народным средствам шпаготерапии
И с ходу уложил трех человек,
Но брешь тотчас заполнили другие.
 
 
– Беги, – сказал Атос, – Беги уже!..
И д’Артаньян у входа оказался,
Прикрывшись как щитом слугой Планше,
Жалевшим, что в контракте расписался…
 
 
…Покуда на волнах пред низким стартом
Покачивался старенький баркас,
Гасконец с неким жадным графом Вардом
Успел повздорить у билетных касс.
 
 
Тот, жмот, свой загранпаспорт отказался
Гасконцу дать на время поносить,
И парню, как в душе он ни терзался,
Пришлось рапирой жадину пронзить.