Мы плыли в лодочке подводной
На полюс Северный большой,
И капитана этой лодки
Я обожала всей душой.
 
 
Но он любил меня недолго,
Он скоро высадил меня
На полюс Северный огромный
Среди арктического дня.
 
 
Смотрю на снег, смотрю на льдины
И рыбку в проруби ловлю
И молодого капитана
Все так же искренне люблю.
 
 
Когда весна придет – не знаю,
Но все равно она придет,
И эта глыба ледяная
Меня по морю понесет.
 
 
Ах, глыба, глыба ледяная,
Плыви скорей в Москву-реку,
В Москве гуляет мой голубчик,
И я скажу ему:”Ку-ку”.
 
 
А капитановой шалаве
Я дам по морде от души.
Из-за нее меня покинул
Мой друг в арктической глуши.
 
 
Она его околдовала,
А он ни в чем не виноват.
Всегда такие проститутки
Дурачат грамотных ребят.
 
 
Таких шалав я предлагаю
Всегда казнить через расстрел,
Чтоб капитан подводной лодки
На них уж больше не смотрел.
 

 
Где это было – вряд ли я отвечу:
В толпе, в алкоголическом угаре
С тобой столкнувшись, я назначил встречу
И встретился назавтра в тихом баре.
 
 
В том баре всех твоя сразила внешность,
Ведь ты очаровать меня хотела
И юбку, открывавшую промежность,
Конечно же, недаром ты надела.
 
 
Но мне в уютном баре не сиделось –
Я водку поглощал с лицом бульдожьим.
Мне погулять по улицам хотелось,
Чтоб настроение поднять прохожим.
 
 
На улице я, будучи под газом,
Чтоб развлечение доставить даме,
Пел песни, открывал бутылки глазом,
Ругался матом, ссорился с ментами.
 
 
Ты попыталась юркнуть в подворотню,
Но я успел схватить тебя за платье
И попросил:”Побудь со мной сегодня,
Ведь в одиночку не люблю гулять я”.
 
 
Я утром в обезьяннике очнулся –
Я сидя спал, ты на скамье лежала.
Едва к тебе я робко прикоснулся,
Вскочила ты и дико завизжала:
 
 
“Спасите! Здесь маньяк со мною рядом!
Меня буравит он голодным взглядом
И осязает плоть мою тугую.
Пусть он уходит в камеру другую!”
 
 
Продемонстрировать свою свирепость
Милиция у нас всегда готова,
И обвинений явная нелепость
Нисколько не смутила часового.
 
 
Меня он выволок из-за решетки
И, колотя резиновой дубиной,
Сказал, что разговор у них короткий
С любой такой разнузданной скотиной.
 
 
Меня, красавца, короля бульваров,
Унизил неотесанный охранник
И парой заключительных ударов
Загнал меня обратно в обезьянник.
 
 
С тобой я деньги пропил до копейки
И вот в ответ с предательством столкнулся.
К тебе спиною сел я на скамейке,
Нахохлился, надулся и замкнулся.
 
 
Лишь в обезьяннике я понял, кто ты:
Тебе присущи дерзость и вульгарность,
И к развлеченьям даровым охота,
И вопиющая неблагодарность.
 

 
Вот девушка. Все в ней прекрасно,
Но что-то в ней все же не так.
Нервозность ее и стеснительность –
Ущербности явственный знак.
 
 
Ей шутки мужчин непонятны
И водку не любит она,
Не хочет ни с кем целоваться,
Не хочет гулять допоздна.
 
 
Все время она из компании
Стремится куда-то бежать.
Гармонии в ней не хватает,
И трудно ее уважать.
 
 
Но если мы волны радара
Направим на девушку ту,
То в центре ее организма
Покажет радар пустоту.
 
 
Та полость в конструкции женской
Оставлена вовсе не зря –
Ведь это особая втулка,
И ждет эта втулка штыря.
 
 
Не дело, коль в женском межножье
Подолгу живет пустота.
Там штырь помещаться обязан,
Входящий почти без люфта.
 
 
Самцы – инженеры природы,
Не терпят они пустоты,
И ходят мужчины за женщиной,
И ходят за кошкой коты.
 
 
Есть люди, что всякую втулку
Заполнят посредством штыря.
На стройке они – инженеры,
В постели они – ебаря.
 
 
А ежели штырь не сумеет
Заполнить весь женский проем,
То вызовут мастера Пепку
С его богатырским штырем.
 
 
Заклёпывать он предназначен
Любого отверстия ширь,
А значит, на всякую втулку
На сете находится штырь.
 
 
И ежели штырь подходящий
Однажды во втулку войдет,
То женского тела конструкция
Законченность вмиг обретет.
 
 
Возникнет сцепленье усилий,
Возникнет долбящий момент,
И замысел Бога откроется
Двум особям в этот момент.
 
 
И сцепка из двух организмов
Запустит свои мощностя
И будет всю ночь вырабатывать
Продукт под названьем “дитя”.
 

 
Схлестнулись противоположности:
Есть приносящие страданья,
Блудливые до невозможности,
До секса лютые созданья,
 
 
И я, затворник древней выделки,
Любви давно уже не ждущий,
В деревне Коптевские Выселки
Сто лет безвыездно живущий.
 
 
Я на чердачном возвышении
Сто лет взираю на светила,
И мысль о половом сношении
Доселе в мозг мой не входила.
 
 
А если и вошла бы все-таки,
То сразу вышла бы обратно.
Бессмысленность возни с красотками
Ученым всем давно понятна.
 
 
Усохшей ветвью эволюции
Не зря считаются красотки:
У них у всех умишки куцые
И скошенные подбородки.
 
 
Им всем присуще слабоволие,
Низкопоклонство перед плотью,
Не зря же променял без боли я
Их всех на дело звездочётье.
 
 
Метаемые потаскушками,
Читать я выучился взоры:
“Чтоб нас обвешать побрякушками,
Снеси в ломбард свои приборы”.
 
 
Но я вниманьем их не балую –
Сказали мне созвездий сферы:
Красотки – существа отсталые,
И к ним природа примет меры.
 
 
По всем канонам астрологии,
Которым я так чутко внемлю,
Вот-вот красотки длинноногие
Начнут врастать в родную землю.
 
 
Не стоит на лекарства тратиться,
Поскольку звезды не обманут:
Красотки вскоре оквадратятся
И походить на тумбы станут.
 
 
Мне все планеты, астероиды
И все небесные кривые
Твердят, что женские тумбоиды
Есть существа передовые.
 
 
Вот-вот придет такое времечко –
Ведь звездам ни к чему лукавить,–
Когда красавицам на темечко
Закуску можно будет ставить.
 
 
Заменит им все украшения
Лишь номер, выписанный жирно.
Их вынудит телосложение
Всегда стоять по стойке “смирно”.
 
 
Куда толкнешь, туда направятся
Они на ножках кривоватых
И будут часто в парке ставиться
Средь насекомых и пернатых.
 
 
И вот на темечке вино, еда,
Прекрасно елось и пилось бы,
Но, к сожаленью, от тумбоида
Вдруг о любви поступит просьба.
 
 
Чтоб не затронуть за живое дам –
Их чувства для меня священны –
Я технику любви с тумбоидом
Не стану объяснять со сцены.
 
 
Скажу одно: что жизнь устроена
С заметным элементом жлобства
И, ежели живешь достойно,
Изволь платить за все удобства.
 

СТИХИ