Быстро портится туша на южной жаре -
Раздуваясь, живот заурчал, заблажил.
 
 
Облепили покойника сотни клопов -
Продовольственным складом им труп послужил.
 
 
Липкий, мыльный над берегом запах повис
И случайных прохожих нещадно душил.
 
 
Так смердело, что самый матерый турист
Там метание харча немедля вершил.
 
 
Объясняли туристы стоявшую вонь
Тем, что голову там дельфиненок сложил.
 
 
"Да, такое бывает",- кивал головой
Постоянно нетрезвый один старожил.
 
 
Обманулся, увы, отдыхающий наш -
Разыскать его тело никто не спешил.
 
 
Все сочли, что он просто был вызван в Москву
Той компьютерной фирмой, в которой служил.
 
 
Совершенно забыла подруга о нем
И весь мир на него как бы хрен положил.
 
 
К сожалению, наш неразумный герой
Слишком сильно любовью своей дорожил.
 
 
А когда бы он трезво смотрел на нее -
Посмеялся бы просто и жил бы как жил.
 

 
Юля, знай, что последние несколько лет
Постоянно мне видится твой силуэт -
Ты, как юная фея, по небу летишь,
Разливая повсюду ласкающий свет.
 
 
Я хотел бы тебе нашептать на ушко:
Это ложь, что поэт забывает легко.
Я увидел тебя - и забыть не могу.
Как ужасно, что ты от меня далеко!
 
 
Наподобие солнцем пронизанных лоз
Завитки золотистых пушистых волос.
Где они?! Только вспомню - и плачу опять,
И брожу по квартире, распухший от слез.
 
 
"Он все шутит",- ты можешь подумать в ответ,
Но, махая руками, воскликну я:"Нет!" -
Я такими вещами вовек не шутил,
Хоть на свете живу уже тысячу лет.
 
 
Было время - дружил с мушкетерами я
И красотку-миледи любили друзья,
Но миледи - уродина рядом с тобой,
А по складу характера - просто змея.
 
 
По сравненью с тобою мадам Бонасье
Оценил бы я максимум в десять у.е.
Королеву - и ту ты затмишь без труда,
И ее не спасет дорогое колье.
 
 
Я считал, что легко через вечность пройду,
Но, увы, в девяносто девятом году
Я увидел тебя и покой потерял,
И с тех пор я покоя никак не найду.
 
 
Сквозь века пролегает поэта тропа,
Но условье одно выдвигает судьба:
Я живу лишь надеждой на встречу с тобой,
А отнимешь надежду - и всё, и труба.
 

 
Как приятно в Доме журналиста
Кофе пить и просто выпивать!
В ресторане там светло и чисто,
А в подсобке - мягкая кровать.
 
 
Там три куртуазных маньериста,
Нализавшись, любят почивать,
А потом приводят им таксиста,
Сообщают, что пора вставать.
 
 
Им же хочется продолжить пьянку;
На худой конец - официантку
Требуют они на полчаса.
Что поделать - им ее приводят.
Через полчаса они выходят,
Мутным взором ресторан обводят,
Силятся пригладить волоса,
А в подсобке чистоту наводит
Плачущая девица-краса.
 

 
Мне ведомо, что в Доме журналиста
Есть коридоры вроде катакомб.
Их не найдут вовек криминалисты,
Хоть проявляют чванство и апломб.
 
 
Там в кабинетиках капиталисты
Ласкают восхитительных секс-бомб,
И женщины смеются серебристо,
И их зрачки напоминают ромб.
 
 
А если закупорит сердце тромб
У пылкого не в меру мазохиста -
Здесь все дела обделывают чисто:
Его несут на шум далеких помп,
 
 
Что гонят воду прочь из подземелья,
И голова любителя веселья
Мотается в пути туда-сюда.
Промолвит некто:"Ну, прощай, болезный",-
И заскрежещет ржавый люк железный,
И далеко внизу плеснет вода.
 

 
(Это и следующее стихотворения не верстать)
 
 
Дом журналиста посещать не надо,
Там все непросто, черт меня возьми,
Там призраки, восставшие из ада,
Уныло бродят, лязгая костьми.
 
 
Там не поможет глупая бравада,
Поскольку вечером, часам к восьми,
Полезет, как из лопнувшего зада,
Вся эта мразь глумиться над людьми.
 
 
Там в туалете жирный Жданов-Выхин
Душить внезапно начинает сзади -
Палач культуры сталинских времен;
Живой покойник, Юрий Щекочихин,
Покусывает всех, почти не глядя,
Чтоб стали все вампирами, как он;
Но коль в карманы миллион запихан,
Гулять без страха можешь в ихнем стаде,
Ведь нечисть уважает миллион.
 

 
Дом журналиста был особым залом
Снабжен еще на стадии проекта.
Туда меня провел сырым подвалом
Неразговорчивый безликий некто.
 
 
Вдруг двери распахнулись, тьмы не стало,
И журналистов потайная секта,
Похабно извиваясь, заплясала
Вокруг весьма зловещего объекта.
 
 
То был кумир, весь умащенный салом,
С гляделками без тени интеллекта.
Понятно, что нормальный человек-то
В него лишь плюнул бы, как в яму с калом.
 
 
Но журналисты вкруг него скакали,
Валяясь, если говорить о кале,
В зловонных испражнениях кумира;
В нем жизнь своя какая-то кипела
И он гримасы строил то и дело -
От смеха феи до морщин вампира,
В толпу выплевывая денег пачки,-
И падали сектанты на карачки
И грызлись, как злодеи у Шекспира,
И наконец какой-нибудь проныра
Завладевал добычею помятой.
И мне сказал мой мрачный провожатый:
"То журналистика, властитель мира".
 

 
Если дама тебе непослушна
И нейдет за тобою в кровать,
Посмотри на нее равнодушно
И начни заунывно зевать.
 
 
Пусть тоску и тяжелую скуку
Помутившийся выразит взгляд;
Заведи себе за спину руку
И почесывай спину и зад.
 
 
Утомительна женская прелесть,
На которой костюм и трусы.
Вправив косо стоящую челюсть,
Выразительно глянь на часы.
 
 
Если женскую суть в человеке
Кружевные скрывают портки,
То свинцом наливаются веки,
Опускаются рта уголки.
 
 
Бесконечно скучна и никчемна
Человечица как существо,
Коль пытается выглядеть скромно,
Удивляя незнамо кого.
 
 
Вот развратница - дело другое,
Чрезвычайно занятна она.
Изучать ее тело тугое
Можно целые сутки без сна.
 
 
Но занятного в дамочке мало,
Если тряпки с нее не сорвать.
Так начни, наклоняясь к бокалу,
Угрожающе носом клевать.
 
 
Эта цаца довольна собою,
Потому что тебе не дала,
Ну а ты, задремав, головою
Долбанись о поверхность стола.
 
 
Превзойди самого крокодила
По зевательной строгой шкале,
Чтоб гордячка себя ощутила
Лишним грузом на этой земле.
 

 
Иногда ты бываешь горячей, как печка,
Иногда же - прохладной, как тихая речка,
На тебя посмотрю я - и плачу невольно:
Так исходит слезами горящая свечка.
 
 
Надо мною смеются: разводит, мол, слякоть,
Но подумайте, критики,- как мне не плакать?
Посмотрите, как женщина эта прекрасна,
Ну а я собираюсь ей в душу накакать.
 
 
Я сдружился с плохими ребятами рано
И влияли они на меня неустанно,
Мне внушая, что должен мужик лицемерить
И что он не мужик без вранья и обмана.
 
 
Всей душой я сожительницу обожаю
И по мере физических сил ублажаю,
А потом говорю, что пора на гастроли,
Ну а сам к проституткам в бордель уезжаю.
 
 
Совершенно не хочется мне проституток,
Но у них я болтаюсь по нескольку суток,
Вспоминаю любимую в доме разврата,
И мой взор от раскаянья пьяного жуток.
 
 
Сам себе я противен, как скользкая жаба,
Но едва начинаю противиться слабо -
Степанцов, Пеленягрэ и рыжий Григорьев
Заорут на меня:"Ты мужик или баба?!"
 
 
К сожалению, жить по-другому нельзя мне,
А иначе метать в меня примутся камни
Степанцов, Пеленягрэ и рыжий Григорьев,
Обзывая слюнтяем, девчонкой и мямлей.
 
 
Всё в любимой гармония, всё в ней отрада,
Но мне важно, чтоб слово сказала бригада -
Степанцов, Пеленягрэ и рыжий Григорьев:
"Как Андрюха вести себя с бабами надо".
 
 
Ложь выводится быстро на чистую воду,
И любимая, вскрытие сделав комоду,
Заберет чемоданы и к маме помчится,
И печальную мне предоставит свободу.
 
 
Не успею я вдуматься в ужас разлада,
Как появятся с гоготом члены бригады -
Степанцов, Пеленягрэ и рыжий Григорьев: "Это дело отметить немедленно надо".
 
 
И потащат меня в рестораны и клубы,
И промоет мне водка телесные трубы,
Потеряю я вскоре сознанье от водки
И начну заговаривать девушкам зубы,
 
 
Угощать их у стойки,- но, глядя с насеста,
Я увижу, как мне из укромного места
Степанцов, Пеленягрэ и рыжий Григорьев
Корчат рожи и делают гнусные жесты.
 
 
Буду девушку я с отвращением гладить,
Потому что пойму, что с судьбою не сладить,
Потому что пойму: все опять повторится
И опять мне придется ей в душу нагадить.
 
 
Ничего не могу я поделать с собою,
Ибо стали моей непреложной судьбою
Степанцов, Пеленягрэ и рыжий Григорьев
И растопчут с хихиканьем чувство любое.
 
 
Мой читатель, страшись нехороших компаний,
А не то и тебя средь житейских порханий
Охмурят Степанцов, Пеленягрэ, Григорьев
И нагадят на клумбу твоих упований.
 

 
"Задержка" - кошмарное, жуткое слово,
Сводящее холодом сердце мужчины,
Обдумывать требуя снова и снова,
Какие у этой задержки причины.
 
 
Несчастный ведет себя вроде бы чинно,
На службе бранит подчиненных сурово,
Но он только с виду такой молодчина,
Ведь жизни его покривилась основа.
 
 
Подруга лгала, обещая беречься -
Теперь, задремав, он увидит в тревоге
Орущих младенцев паскудные лица.
От ужаса впору в могилу улечься,
И он, кто вовеки не думал о Боге,
Внезапно взахлеб начинает молиться.
 

 
Коль может плохое случиться на свете,
Оно и случится скорее всего.
От шалостей плотских заводятся дети
С характером злобным - известно в кого.
 
 
Сидишь как в осаде в своем кабинете,
От ихнего шума уж малость того,
Но вломятся злобные карлики эти
В любое укрытье отца своего.
 
 
Тебя изведут миллионом вопросов,
А после нажрутся каких-то отбросов
И с явною радостью станут болеть.
Стремись, избегая такого удела,
Чтоб смолоду шишка уже не твердела,
А просто висела в штанах, словно плеть.
 

 
Красота для того и придумана,
Чтоб всех прочих людей услаждать.
Я и есть эти прочие люди,
Так чего же нам, собственно, ждать?!
 
 
Если ждать - можно быстро дождаться,
Что поблекнет вконец красота,
Поредеют на темени волосы
И запахнет трупцом изо рта.
 
 
Вы, допустим, красивая женщина,
Но пока это только слова.
Где возбужденный вами мужчина,
Где мужская его булава?!
 
 
Нет, любовь проверяется делом,
Так пройдемте же в этот подъезд.
Как, в подъезд не желаете? Ладно,
Мне известно тут множество мест.
 
 
Как, совсем никуда не желаете?
Ну, не ждал я такого от вас:
Безобразным поступком является
Этот глупый поспешный отказ.
 
 
Значит, вы провалили экзамен
На изящество и красоту.
Значит, вы - безобразная бабища,
Вызывающая тошноту.
 
 
Значит, глазки у вас поросячьи
И запойного пъяницы нос.
Вы противная, злая, плохая,
И меня довели вы до слез.
 
 
Вы противная, злая. плохая,
Я сейчас вас за за это побью.
Вы противная ,злая, плохая,
Уходите, я вас не люблю.
 

 
Да, у меня зарплата куцая,
И потому, а не со зла
Жена моя до проституции,
Устав от бедности, дошла.
 
 
Для бедных женщин проституция,
Конечно, никакой не грех,
Но все же не могу не дуться я,
Коль жинка стелется под всех.
 
 
Пойду в палатку близлежащую,
Стремясь нажиться поскорей,
И жидкость спиртосодержащую
Куплю за двадцать шесть рублей.
 
 
И буду сам себе втолковывать,
Что в этом мире всюду ложь,
И пить портвейн, и густо сплевывать
На землю, где окурки сплошь.
 
 
Кого бы факт такой обрадовал,
Что он среди обмана жил?
Скажи она - налево надо, мол,-
Да разве б я не разрешил?!
 
 
Не вправе требовать я верности -
Доходы у меня не те,-
Зову я только к откровенности,
Открытости и прямоте.
 
 
Как только станешь откровенна ты -
Сама почувствуешь подъем,
И над болванами-клиентами
Мы сможем хохотать вдвоем.
 
 
Начнем ехидно комментировать
Их внешность и нелепый шик
И, попивая чай, планировать
Поездку летом в Геленджик.
 
 
И книгу выну я амбарную,-
Пора тебе, уж ты прости,
Хоть самую элементарную,
Но бухгалтерию вести.
 
 
Запомни, дорогая мурочка,
Что деньги очень любят счет
И что сыта бывает курочка,
Хоть лишь по зернышку клюет.
 

 
Печальны были наши встречи:
Хотя я был одет в пальто,
Но зябнул, слыша ваши речи,
И бормотал:"Не то, не то".
 
 
Меня прохватывал морозом
Ваш пошлый материализм
И был для вас сродни психозам
Мой куртуазный маньеризм.
 
 
Такую чушь от раза к разу
Ваш милый ротик изрыгал,
Как будто выпустил все газы
Наружу "Мосводоканал".
 
 
Мечтая вслух о разной дряни,
Вы тупо пялились окрест,
А где-то врезал в небо грани
Моих раздумий Эверест.
 
 
Взлететь со мною вы могли бы,
Держась за мой духовный хвост,
В такую высь, где мыслей глыбы
Сверкают под лучами звезд;
 
 
В такие хляби окунуться
Духовных потаенных рек,
Пред коими не содрогнуться
Не может умный человек.
 
 
Но тут-то мы и подобрались
К тому, что вызвало облом:
Вы чем угодно выделялись,
Но, к сожаленью, не умом.
 
 
Коль мозгу в даме не хватает,
"Пропало" ты на ней пиши,
И пусть вино тебе латает
Прорехи в корпусе души.
 
 
Ты не без помощи спиртного
К простому выводу придешь:
Ни мысль высокая, ни слово
Не пронимают молодежь.
 
 
Да, юность - материалистка,
Ей нас понять не суждено,
Однако же ее пиписка
Готова к шалостям давно.
 
 
Так не гляди на юность зверем,
А вкрадчиво подстройся к ней
И злоупотреби доверьем,
И сделай маленького ей.
 
 
Обман, царящий в мире пошлом,
Надежней всех духовных школ.
Ведь был и ты обманут в прошлом,
И вот - к духовности пришел.
 

 
Я знаю, это будет дивно:
На Днепр подругу пригласить,
Там выпить с нею водки "Гривна"
И нежным сальцем закусить.
 
 
И теплоходик на Черкассы
Пройдет, приветственно трубя,
И я начну читать Тараса,
Франко Ивана и себя.
 
 
Моя подруга прослезится
И будет плакать до утра,
И будут падать с неба птицы
Над серединою Днепра.
 
 
И будет все мои приказы
Подруга выполнить не прочь,
В момент особого экстаза
Стихи выкрикивая в ночь.
 
 
Тараса тень, гремя цепями,
Пройдет и скажет:"Гарно, брат",-
И над уснувшими степями
Расчертит небо звездопад.
 
 
И попытается на части
Меня подруга разорвать...
В Московщине подобной страсти
Мне не пришлось переживать.
 
 
Свершу с хохлушкою румяной
На травке до восьми грехов,
Чтоб услыхать:"Еще, коханый!"
"Чего - "еще"?" - "Еще стихов!"
 
 
И понесется, словно буря,
Мой стих во все концы Земли...
Я украинец по натуре,
Идите на хуй, москали.
 

 
Немало ядовитых
На эту жизнь излил поэт,
Но поэтическое жало
Сточилось вместе с ходом лет.
 
 
На жизнь он налетал, как кочет,
Пока не обнаружил вдруг,
Что если он чего и хочет,
То лишь пшена из щедрых рук,
 
 
Что, мутной пленкой глаз заклея,
Приятно тяготить насест,
Что смрад курятника милее
Различных романтичных мест,
 
 
Что из-за глупых сантиментов
Не стоит гребешком трясти
И можно сотни аргументов
На эту тему привести.
 
 
Всем петушкам закон натуры
Втолкует с возрастом одно:
Что лучше драк насест и куры,
Пригляд хозяйский и пшено,
 
 
И коль по доброму согласью
Желаешь курочек топтать,
То позабудь мечты о счастье,
На эту жизнь не смей роптать.
 
 
Ты где-то видел жизнь другую?
Ну и лети туда скорей,
А если нет - какого хуя
Ты будоражишь всех курей?
 
 
И хлопать крыльями не стоит -
Мол, я певец, а жизнь - говно.
Сама природа успокоит
Тебя с годами все равно.
 
 
Да, это просто неизбежно -
Хотя бы на меня взгляни:
Как я лениво-безмятежно
Свои препровождаю дни.
 
 
И я, как змей, плевался ядом,
Подскакивал, как тот петух,
Но охладел к былым отрадам,
За исключеньем только двух:
 
 
Еды, что куплена на рынке
И мной состряпана самим,
И толстой продавщицы Нинки,
Всегда согласной на интим.
 

 
Среди родных долин и взгорьев
Живет красавица Аннет.
С ней дружит Константэн Григорьев,
Ему ни в чем отказу нет.
 
 
Он на Аннет имеет право -
Ведь он невероятно щедр,
Ведь по Москве гуляет слава
Про кое-что длиною в метр.
 
 
Не только в том, конечно, дело,
Что у поэта уд большой:
Коль хочешь посягнуть на тело,
Обзаведись сперва душой.
 
 
Аннет я звал однажды в гости,
Но только фыркнула она:
"Та, что слыхала пенье Кости,
Пребудет век ему верна.
 
 
Я буду вечно с Костей рядом,
Согревшись у его огня,
И нечего холодным взглядом
Гипнотизировать меня".
 
 
Аннет болезненно поддела
Меня посредством этих слов:
Во мне ведь сердце охладело,
И взгляд поэтому таков.
 
 
Хотя вкушаю я известность,
Имею деньги и почет,
Но только грубая телесность
Теперь меня к себе влечет.
 
 
Теперь духовность мне противна,
Я ей гримасничаю вслед,
И отвергает инстинктивно
Меня поэтому Аннет.
 
 
И мысль меня не покидает:
Григорьев, этот медный лоб,
Аннет открыто обладает
И вообще живет взахлеб.
 
 
Я понял: надо выбрать случай
И их обоих усыпить,
И крови жаркой и кипучей
Из жил Григорьева испить.
 

 
Теперь иметь бойфрендов модно,
Но я скажу подруге:"Глянь
На то, как мерзки все бойфренды,
На то, какая это дрянь.
 
 
Будь мужественной - на бойфрендов
Без розовых очков взгляни.
Для государства, для народа
Что в жизни сделали они?!
 
 
Ты, может быть, не россиянка?
А если россиянка - то
Как можешь ты якшаться с ними?!
Ведь у тебя их целых сто.
 
 
Бойфренды только жрать горазды
И делать глупости с тобой.
Они влекут тебя в болото,
Тогда как мы идем на бой
 
 
За будующее Отчизны,
И Путин возглавляет нас.
Он согревает нас, как Ленин,
Лучами благосклонных глаз".
 
 
Заплакав, скажет мне подруга:
"Я понимаю пафос твой,
Но я уже во все врубилась
Вот этой самой головой.
 
 
Разогнала я всех бойфрендов,
Свирепо кидаясь на них,
Теперь как раз Владимир Путин -
Судьбой мне даденный жених.
 
 
И это в принципе трагично,
Поскольку недоступен он",-
И заревет моя подруга,
Как в чаще одинокий слон.
 
 
Я возражу ей, утешая:
"Хвалю порыв твоей души,
Но не хватайся за бутылку,
Отчаиваться не спеши.
 
 
Не мастурбируй безнадежно
На свежий путинский портрет,-
Ты лучше с важным сообщеньем
Зайди однажды в Интернет.
 
 
А сообщение пусть будет
Про то, как жить должна страна.
Его прочтет на сайте Путин
И лишь присвистнет:"Вот те на!
 
 
Мы все тут головы ломаем,
Как пособить своей стране,
А вот девчока догадалась!
А ну скорей ее ко мне!"
 
 
Тебя примчат на членовозе
К нему в барвихинский дворец,
И пробежит искра в пространстве
Меж ваших с Путиным сердец.
 
 
Поймет, тебя увидев, Путин,
Что он всю жизнь тебя искал,
Тебя он звал когда-то в детстве
С угрюмых прибалтийских скал.
 
 
Тем более "Идущих вместе"
Наколка у тебя на лбу...
И распрострет объятья Путин,
В тебе признав свою судьбу.
 
 
Ну а жене своей Людмиле
Пинка под зад он вскоре даст.
Зачем ему такая баба -
В борьбе бессмысленный балласт?
 
 
Ему нужна другая баба -
С твоею головой большой,
С твоим большим патриотизмом
И сильно развитой душой.
 

 
Вот девушка. Вас в комнате лишь двое.
Назрело предложенье деловое:
Вступить скорей в сношенье половое,
А то некстати кто-нибудь войдет.
 
 
И не бубни, что, дескать, неохота,
Ведь быть самцом - не праздник, а работа.
Коль рядом есть женоподобный кто-то,
Забудь про хворь, усталость - и вперед.
 
 
Действительно, тут захворать недолго,
Но помни, что кудрявенькая щелка -
Предмет не удовольствия, а долга,
Желание тут не берут в расчет.
 
 
Желается теперь мне лишь покоя,
Но мнение господствует такое,
Что будь ты даже инвалид с клюкою,
Однако все же блуд тебя влечет.
 
 
Мне словно свыше спущено заданье,
И, вне зависимости от желанья,
Я женщин трогаю холодной дланью -
Центральный Мозг лишь этого и ждет.
 
 
А сам бы я охотней рухнул в кресло
И мирно продремал бы сколько влезло,
Не утруждая понапрасну чресла,
Не суетясь, как полный идиот.
 
 
Да, есть в пространстве некий Высший Разум -
Он нас зовет к наскучившим проказам
И механическим движеньям тазом
Фальшивую духовность придает.
 
 
А поутру, чуть в окнах забелело,
Я обнаружу рядом чье-то тело,
Сперва его потрогаю несмело,
А после понимание придет
 
 
Того, насколько это все ненужно.
Да, я был возбужден, но лишь наружно,
Я восторгался и острил натужно,
На сердце ощущая скуки гнет.
 
 
А веселился только Мозг Центральный.
Он не послал мне Дамы Идеальной
И лишь в очередной роман банальный
Запутал, как в подобие тенет.
 
 
И с вымученной жалкою улыбкой
Я дергаюсь в той паутине липкой
И бормочу:"Любовь была ошибкой",-
На самом деле все наоборот.
 
 
Не делает ошибок Высший Разум,
А мы живем лишь по его приказам,
И дамы нас не балуют отказом
И не похожи на бетонный дот.
 
 
Ты говоришь:"В начале было слово",-
Но поправляю я тебя сурово:
В начале - чувство долга полового,
А от него все прочее идет.
 

 
Мне сообщила женщина,
Упрека не тая:
"Когда меня вы бросили,
Страдала страшно я".
 
 
А я ответил сухо:
"Чего ж вам было ждать?
Ведь женщинам положено
Вообще всегда страдать.
 
 
Ведь недовольны вечно
Хоть чем-нибудь они
И потому в страданиях
Свои проводят дни.
 
 
И если я вас бросил,
Вам надо бы плясать
И в воздух с воплем радости
Бюстгальтер свой бросать.
 
 
Ведь вас же раздражало
Во мне буквально всё:
Что ночью вслух читаю
Я Мацуо Басё,
 
 
Что часто выпиваю
С друзьями по двору,
Что деньги без отдачи
Я в долг у вас беру,
 
 
Что сочиняю глупости
И не хочу служить...
Вам было неприятно
Со мной совместно жить.
 
 
Мне это опостылело,
И я ушел во мрак...
Случилось все по-вашему,
Так что опять не так?!
 
 
Так что же вы смандячили
Теперь такой кисляк?
Нет, таковы все женщины,
Им вечно все не так".
 
 
И женщина спросила:
"Вы хочете сказать,
Что женщинам положено