Современная электронная библиотека ModernLib.Net

Орден куртуазных маньеристов (Сборник)

ModernLib.Net / Поэзия / Степанцов Вадим / Орден куртуазных маньеристов (Сборник) - Чтение (стр. 23)
Автор: Степанцов Вадим
Жанр: Поэзия

 

 


 
 
Но я вас не смог удержать,
Не смог удержаться от гнева,
Зато продолжал ублажать
Свое ненасытное чрево.
 
 
Я ближних посмел презирать
И, тешась довольством и ленью,
Я мог равнодушно взирать,
Как вы приближались к паденью.
 
 
Блудливая влажная ночь
В душе моей властно царила.
Я мог бы, я мог бы помочь,
Но воли моей не хватило!
 
 
И перед затихшей толпой
Со скорбью безумной, звериной
О крепкий асфальт мостовой
Я бьюсь головою повинной.
 
 
Грызи меня, мука, грызи,
Тебе предаюсь я охотно,
Но, с плачем валяясь в грязи,
Я голоса жду безотчетно,
 
 
Который мне тихо шепнет,
Что я, с воспаленной душою,
Побольше, чем весь этот сброд,
Так тупо глазеющий, стою.
 
 
Ласкающий шепчет язык
Слова о моем превосходстве,
Которым я ныне велик,
О горьком моем благородстве.
 

* * *

 
Высокопарные слова
Тверди, пожалуй, сколько хочешь,
Но намотай на ус сперва:
Ты мне мозги не заморочишь.
 
 
Я вижу и тебя насквозь,
И под тобой на три аршина.
Не проведет меня небось
Твоя геройская личина.
 
 
Какую мину ни скрои -
Мне всё ясны до отвращенья
Мечты заветные твои,
Твои укромные влеченья.
 
 
Ты любишь власть, и ты при том
Не чужд ее восторгов злобных -
Ты чувствуешь отраду в том,
Чтоб унижать себе подобных.
 
 
Пожрать и выпить ты не прочь,
Особенно на дармовщину;
До женщин дьявольски охоч,
Покуда скромен ты - по чину.
 
 
И ты всего достигнешь вдруг,
Добившись тепленького места.
Да не смущайся, милый друг,
Я сам из этого же теста.
 
 
И что мне вслух ни говори -
Немых не скроешь примечаний:
Та гниль, что у меня внутри,
Есть ключ для чтенья умолчаний.
 

* * *

 
Мы мечемся в умственном блуде,
Разброда признавшие власть,
Но есть еще добрые люди,
Что нам не позволят пропасть.
 
 
Никто их подмоги не просит,
Мы холим гордыню свою, -
В беде они все же не бросят
Ослабшую нашу семью.
 
 
И нам, кто вкушает беспечно
Сомненья чванливого яд,
Те люди, что правы извечно,
Извечно противостоят.
 
 
Как славно, что это наитье
На них с малолетства сошло:
Надежно каркас общежитья
Скрепляет их мудрое зло.
 
 
Натянет надежные вожжи
Изложенный ими закон,
И мы покоримся, - а позже
Нам даже полюбится он.
 

* * *

 
На чей это сделано вкус?
Уж верно, совсем не на мой,
Но если принять откажусь -
Спознаюсь с сумой и тюрьмой.
 
 
Так мне устроитель сказал,
Вернее, шепнул, как в бреду,
И цепью бесчисленных зал
Теперь я уныло бреду.
 
 
Создатели этих картин -
Крутой, очевидно, народ,
Недаром здесь лозунг один
Развешан: <Замолкни, урод!>
 
 
Наверное, он для меня,
Ведь я уж устал замечать:
Кому полюбилась мазня,
Тот вправе здесь даже кричать.
 
 
Порой человек пробежит,
А следом - создатель картин
Вот-вот кровожадно вонзит
Бегущему в зад мастихин.
 
 
Подарки творцы раздают,
Хвалебный приветствуя раж:
Причуда, друзья, из причуд -
Прийти на такой вернисаж.
 

* * *

 
Зачем мне нужно вас понимать?
Я этого не люблю,
Ведь я могу вас просто сломать,
Чтоб жили как я велю.
 
 
Все ваши действия неверны,
Все ваши замыслы - вздор,
Но вы самомненьем детским полны,
Не нравится вам надзор.
 
 
Вы мне противитесь, дураки,
А я вам вовсе не враг,
Ведь вы без твердой моей руки
Попали б давно впросак.
 
 
Но, о правах своих гомоня,
Забыли вы свой шесток,
Ведь вы зависите от меня
И мой жуете кусок.
 
 
Я вам желаю только добра,
Но вам благодарность чужда.
Ну что ж, придет лихая пора,
Спохватитесь вы тогда.
 
 
Тогда, чтоб стать за моей спиной,
Забудете про права,
Но преклониться передо мной
Я вас заставлю сперва.
 
 
Я не злопамятен, - наоборот,
Отходчив и добр весьма,
Но кто перед старшим хребет согнет -
Докажет скромность ума.
 
 
А если воротит рыло гордец,
Кичась правотой своей, -
Пусть пропадает! Ведь я, отец,
Таких не люблю детей.
 

* * *

 
Забудусь под музыку Грига,
Но думаю всё об одном:
К насилию сильная тяга
Живет в моем сердце больном.
 
 
Забудусь под пение скрипок,
Но злоба по нервам течет;
Свершить безобразный поступок
Меня всё сильнее влечет.
 
 
В буфете я выпью ликерца,
В крови растворю алкоголь,
Однако разбитого сердца
Крепчает все более боль.
 
 
Скрипичные слушаю стоны,
А хочется так поступить:
Порвать эти звучные струны,
А скрипку отнять и разбить.
 
 
А после с чудовищным жаром
Вцепиться маэстро во фрак.
Могу я служить дирижером
Получше, чем этот дурак.
 
 
Я фрачные буду лохмотья
Топтать, закрутившись волчком.
Все вещи желаю ломать я,
Все лица - разбить кулаком.
 
 
Весь мир, что стремится упрямо
Испытывать кротость мою,
Лишу я гармонии - примо;
Секундо - в куски разобью.
 
 
Я буду орать безобразно,
Нервически губы кривить,
Угрозы выкрикивать грозно
И палочкой воздух рубить.
 

* * *

 
Пора за меня приняться,
Притом без всякой пощады,
Чтоб даже на свет рождаться
Боялись такие гады.
 
 
Чтоб я не пытался скрыться -
Ведь я такой осторожный, -
Советую притаиться
В засаде, вполне надежной.
 
 
Сидите и тихо ждите,
А чуть поравняюсь с вами -
Вскочив, на землю валите
И сразу бейте ногами,
 
 
Как можно сильней, с размаху,
Дав волю законной злости.
Носком достаньте до паха,
А пяткой бейте по кости.
 
 
Затем, прекратив побои,
В молчании станьте кругом,
Брезгливо следя за мною,
За жалким моим испугом.
 
 
И, мне приказав подняться,
Отметьте самодовольно,
Как ноздри кровью сочатся
И как мне двигаться больно,
 
 
Как явственно вздулась морда,
Как пеной красной дышу я.
Когда же встану нетвердо -
Приблизьтесь ко мне вплотную,
 
 
С притворной лаской осклабясь,
Никчемный вопрос задайте,
А чуть отвечу, расслабясь, -
Под дых внезапно ударьте.
 
 
Согнусь со звуком утробным,
Как будто дуют в бутылку,
А вы с придыханьем злобным
Добавьте мне по затылку,
 
 
Сцеплёнными кулаками,
Чтоб враз башка загудела,
А после - снова ногами,
Но тоже зная пределы:
 
 
Сверх сил себя не нудите,
Ведь я же того не стою.
Присядьте и отдохните
Средь мягкого травостоя.
 
 
Ведь вам предстоит устроить
Мне взбучку еще похлеще,
Чтоб знал, каково оспорить
Ваш правильный взгляд на вещи.
 

* * *

 
Крот по характеру крут,
Круче, чем кот или спрут,
Если обидеть его -
Он не щадит никого.
 
 
Темную душу крота
Будет терзать правота.
Бросит он зов - и на зов
Явятся сотни кротов.
 
 
К вашему дому проход
Лапами он проскребет
И над дырой во весь рост
Встанет, серьезен и прост.
 
 
Молча и без суеты
Следом полезут кроты,
Вас одолеют числом,
Пустят жилище на слом;
 
 
Свяжут и в коконе пут
Вас в темноту повлекут,
Чтобы судить там потом
Страшным подземным судом.
 

* * *

 
Я известный богатырь, богатырь.
Я огромен и силен, словно слон.
Поднимал я каждый день много гирь,
И не страшен мне теперь даже зверь.
 
 
Говорят, опасен лев? - Нет, не лев.
Говорят, ужасен бык? - Нет, не бык.
Всех зверей страшнее я, озверев,
Хорошо, что я звереть не привык.
 
 
Пусть смеются дураки, дураки,
Повторяют, что я глуп, словно пуп.
Все они передо мной - червяки,
Я их только захочу - растопчу.
 

* * *

 
Отчего ты вдруг решил,
Что опасен крокодил,
Добрый, нежный, как вода,
И улыбчивый всегда?
 
 
Он нам пасть открыл свою,
Чтоб мы жили как в раю,
Нас зовет в свое нутро,
Чтобы сделать нам добро.
 
 
Там, в нутре, тепло и тишь,
Там сидишь и не шалишь,
Не утонешь в бочаге,
Не заблудишься в тайге.
 
 
К сожаленью, для людей
Баловство всего милей:
Крокодила увидав,
Прочь бегут они стремглав.
 
 
И опять он на песке
Плачет в горе и тоске:
Нету в мире никого,
Кто бы мог понять его.
 

* * *

 
Прокравшись тихо садом,
Залягу за кустом.
Вдруг завиляю задом,
Как, впрочем, и хвостом.
 
 
Дрожа, с безумным взглядом
Броска поймаю миг,
И вот уже над садом
Раздастся детский крик.
 
 
Приятнее детишек
Нет кушанья, друзья, -
Из чтенья детских книжек
Усвоил это я.
 
 
Люблю их крови запах
И пью ее, как квас,
Затем на задних лапах
Пускаюсь в дробный пляс.
 
 
Пляшу, стуча когтями,
Вовсю вертя хвостом,
А детскими костями
Полакомлюсь потом.
 

* * *

 
Конечно, ты скажешь <угу>,
Увидев баранье рагу,
Конечно, ты скажешь <ага>,
Увидев кусок пирога.
А помнишь, как некогда в срок
Не смог приготовить урок,
Не слушался старших и лгал,
Плохие отметки скрывал?
Права не у каждого есть
Обильно и вкусно поесть,
И прежде чем сядешь к столу,
Постой-ка сначала в углу,
Припомни проступки свои
И в школе, и в лоне семьи.
Покуда обед твой горяч,
Раскайся и горько заплачь.
Когда же распухнешь от слез -
Не вытерев щеки и нос,
Ступай потихоньку туда,
Где пахнет так вкусно еда,
Где старшие шумно едят.
Они на тебя поглядят,
Заметят твой жалостный вид
И как ты понур и убит.
А ты не теряйся меж тем
И поочередно ко всем
Прощенья просить подойди,
Затем стань поодаль и жди -
Поверь, что желаемый плод
Смиренье твое принесет.
При виде смешного мальца
Растопятся старших сердца,
Взглянув на тебя свысока,
Они усмехнутся слегка,
И сдвинутся стульев ряды,
Тебя допустив до еды.
 

* * *

 
Хоть я традициям не враг,
Хочу заметить вам, однако:
<Собака> пишется не так,
Как вы привыкли, а - <собакка>.
 
 
Два <к> здесь выражают то,
Как дробно собачонка злая
Заскачет у полы пальто,
Как в кашле, заходясь от лая.
 
 
Вы ей отвесите пинка;
Вертясь, как бес при освященье,
Завоет! - здесь нужны два <к>,
Чтоб отразить ее вращенье.
 
 
Два <к> потребны и затем,
Чтоб передать собачью спешку,
Когда бежит, являя всем
Трусливо-дробную побежку.
 
 
В привычном слове мы найдем,
Рассматривая случай этот,
Ошибку, - при условьи том,
Что применяем верный метод.
 
 
Но лжет привычное, наш бог,
Подчас не только в единичном.
Примите это как урок
Не слишком нянчится с привычным.
 

* * *

 
Внутрия с нутрией схожа,
Но только живет в нутре,
И скрыса есть крыса тоже,
Но та, что скрылась в дыре.
 
 
Скажут вам даже дети -
Есть лев, а есть еще млев.
В кустарниках Серенгети
Он спит, вконец разомлев.
 
 
И в жаркой стране Потогонии
Бегемота зовут <гегемот>,
Так как его гегемонию
Все озеро признает.
 
 
Слон славен силой и крепостью,
Но если он разозлен -
Бежит, ужасая свирепостью,
Сквозь чащу не слон, а злон.
 
 
И встречного носорога
Он хватит хоботом в рог -
На жизненную дорогу
Выходит так косорог.
 
 
Мышь думает, видя это:
Тут и затопчут, глядишь,
И взмоет ввысь, как ракета,
От страха взмокшая взмышь.
 
 
Запомните это, дабы
Быть сведущим наперед.
Так говорит вам лжаба,
Она никогда не лжет.
 

* * *

 
Хвалилась глупая гиена,
Что ни к чему ей гигиена
И что совсем не так уж плохи
Короста, лишаи и блохи,
Что лучшая на свете участь -
Паршивость, вшивость и вонючесть, -
Пока не окатила смрадом
Слона, слонявшегося рядом.
Схватил он за уши гиену
И хряснул мордой о колено.
Затем без всяких сожалений
Он выдрал длинный хвост гиений,
Свернул ей челюсть, нос расквасил,
Всю синяками разукрасил,
Пнул напоследок два-три раза,
Сломав при том ей кости таза.
Затем он объяснил гиене,
Валявшейся в кровавой пене:
Чтоб все не кончилось плачевно,
Нам нужно мыться ежедневно
И старших возрастом и чином
Не злить упрямством беспричинным,
А, повинуясь их советам,
И их самих любить при этом.
С тех пор, увы, не по капризу
Гиена зад свой держит книзу,
И знай, что вовсе неспроста
Гиена лишена хвоста.
 

* * *

 
В лес войдет ездок иль пеший
По грибы иль на охоту, -
Сразу из берлоги леший
Лезет, подавив зевоту.
 
 
Шишковатый и корявый,
Мышцы - древесины вздутья,
Только взгляд его лукавый
Скачет голубою ртутью.
 
 
В бурой графике тропинки
Мелких черт не в меру много -
Иглы, веточки, травинки
Видятся, а не дорога.
 
 
Это леший из укрытья
Так хитро глаза отводит, -
То-то, словно по наитью,
Вдруг прохожий с тропки сходит.
 
 
Тишь чащобная морочит,
Жуть витает над трясиной,
Бурелом беду пророчит,
И, прикинувшись осиной,
Мелко леший захохочет.
 
 
Кто весь лес ходьбой промерил,
Жил все время по соседству, -
Даже тот в него не верил,
Только я поверил с детства.
 
 
С чертом в ряд его не ставьте,
Он ведь вам не зложелатель,
И к тому ж, сказать по правде,
Он - старинный мой приятель.
 
 
Не ружейной мрачной властью,
Не горячей кровью зверя
Я добыл лесное счастье, -
Просто в лешего я верю.
 
 
Я ношу ему съестное,
Да и курево в придачу,
Потому-то все лесное
И приносит мне удачу.
 
 
Он мою закурит <Шипку>
И ворчит, пуская кольца,
Что народ разжился шибко,
Да достаток не на пользу.
 
 
Он бормочет недовольно,
Дожевав мое печенье:
Стал народ ученым больно,
Да не впрок ему ученье.
 
 
А потом он убегает
И, подкравшись тихомолком,
Девок-ягодниц пугает,
Обернувшись страшным волком.
 
 
На тропиночных извивах,
Насмеявшись до упаду,
Девок хлопает визгливых
На прощание по заду.
 

* * *

 
О люди, о жестокое зверье,
Вы, за вину неведомую мстя,
Клевещете на детище мое,
А в чем повинно бедное дитя?
 
 
Я прозорлив и потому пойму:
В вас мстительность и злоба говорят,
Когда твердите - чаду моему
Присущи зависть, подлость и разврат.
 
 
Ведь на него достаточно взглянуть
Без всякого пристрастья - и поймешь,
Что этот взгляд не может обмануть,
Что эти губы не приемлют ложь.
 
 
Хотели вы, чтоб я, как дикий зверь,
Терзал дитя, поверив в ваш рассказ.
И раньше не любил вас, но теперь
За клевету я ненавижу вас.
 
 
Ребенку вы наставили сетей,
Так вам за зло и воздается злом,
И ежели он ваших бьет детей,
То им, паршивцам, только поделом.
 
 
И я им с удовольствием влеплю,
Как только мимо побегут, пинка.
Пусть поревут! Ведь я не потерплю,
Чтобы на нас глядели свысока.
 
 
Свои права я знаю наизусть
И скоро, как отец и патриот,
Я вместе с чадом смело к вам явлюсь,
Чтоб требовать моих законных льгот.
 

* * *

 
Я отвечаю только <нет>,
Затем что никому не верю.
Согласье обещает вред,
Вам - выгоду, а мне - потерю.
 
 
Суля мне изобилье благ,
На благо общества ссылаясь,
Вы зря сочли, что я дурак,
Что в эти сети я поймаюсь.
 
 
Я кое-что имею, но
Зачем же с вами мне делиться?
Я тем, что приобретено,
Смогу и сам распорядиться.
 
 
С чего б вам о других радеть?
Лишь тот до общей пользы прыток,
Кто хочет что-то сам иметь,
Кто чует для себя прибыток.
 
 
Но пусть я верно понял вас -
Мне ваше горе непонятно.
Чтоб вас не огорчал отказ,
Совет я вам дарю бесплатно:
 
 
Тут не годится унывать,
Вам будет лишь вперед наука -
Чем прямо с деда начинать,
Надуй сперва меньшого внука.
 

* * *

 
Я нынче веселюсь на славу,
Смеясь, как филин на болоте:
Как старый содомит, слащаво
То, что искусством вы зовете.
 
 
Я хохочу, - затем что с вами
Я разучился удивляться,
Я понял: сладкими словами
Вам просто нужно умиляться.
 
 
Воспоминанием о чувствах,
Испытанных сегодня в зале,
Свою разборчивость в искусствах
Навек себе вы доказали.
 
 
Восторга вспученной яишней
Не зря артистов вы глушили,
Хотя чувствительностью лишней
Доселе в жизни не грешили.
 
 
Пусть кто-то с завистью глухою
Поступки ваши судит криво,
Но вам-то ясно, что душою
Отзывчивой наделены вы.
 
 
И вам недаром столь отрадна
Жизнелюбивость содомита:
Вы жизнь устроили неладно,
А с ним все это позабыто.
 

* * *

 
Пусть мне уже никто не верит,
За стыд я этого не чту.
Как в неудобном месте - веред,
Я в вашей жизни прорасту.
 
 
Но сам я вовсе не недужен,
Я всех вас втрое здоровей,
Ведь я же знаю - я вам нужен
Со всею подлостью моей.
 
 
Ужимки ваши отмечаю
И сдерживаю смех едва,
Когда, мне дело поручая,
Вы подбираете слова.
 
 
И с наслажденьем вечно новым
Я не желаю вас понять,
Прикидываюсь бестолковым
И заставляю повторять.
 
 
Я так люблю стесненье ваше:
Сквозь зубы олуха кляня,
Как кот вокруг горячей каши,
Вы ходите вокруг меня.
 
 
Не беспокойтесь, я избавлю
От совершения грешков,
Но прежде говорить заставлю
Впрямую, без обиняков.
 
 
Мы в этой правде неприглядной
Близки, как братья, и равны.
Моей натурой плотоядной
Вы более не смущены.
 
 
Кому какая в том досада,
Коль жить я весело люблю?
Я дело сделаю как надо -
И в дело мзду употреблю.
 
 
Пусть кто-то в праведности киснет,
Но я-то выучен от вас,
Что брань на вороту не виснет
И стыд не выедает глаз.
 

* * *

 
От злобы я смеюсь невольно:
Меня вы больно укололи,
Но жизнь устроить произвольно
Я все равно вам не позволю.
 
 
Вы жаждете обособленья,
Меня надменно избегая,
Но я влекусь за вами тенью,
Обиды все превозмогая.
 
 
Себя вы ставите особо,
Что от гордыни происходит,
Но не взыщите, если злоба
В ответ в душе моей забродит.
 
 
Да, тень бессильна и бесстрастна,
Но я - весь ненависть и сила,
Не зря же правота так властно
Все существо мое пронзила.
 
 
Вы рыщете, ища решенья,
За вдохновением охотясь,
Но на лишенную движенья
Мою фигуру натолкнетесь.
 
 
Вы взгляд отводите смущенно,
Стараясь с мыслями собраться,
Но в мой, блестящий напряженно,
Всегда он будет упираться.
 

* * *

 
Блаженно жжет раздраженье
И сладостно гнев язвит.
Любое ваше движенье
Я вставлю в список обид.
 
 
И разве не мне в досаду
Всей вашей жизни возня?
Ведь я вам сказал, что надо
Учиться жить у меня.
 
 
Но шепчет вам кровь дурная,
Чтоб волю свою вершить,
Как будто я хуже знаю,
Как нужно правильно жить.
 
 
Ошибочными шагами
Избита ваша стезя,
И мне поэтому с вами
Мириться никак нельзя.
 
 
И я наблюдаю в оба,
Привязан кровно к врагу:
Без этой борьбы и злобы
Я жить уже не могу.
 

* * *

 
Дитя умрет, наевшись волчьих ягод,
И мать его умрет - от рака матки,
И бабушки, и дедушки полягут,
В гриппозной задохнувшись лихорадке.
 
 
Отец, уставший от житейских тягот,
Проглотит яд в веселенькой облатке, -
Так все семейство менее чем за год
Уснет в одной кладбищенской оградке.
 
 
Я вам мешал магнитофонным ревом,
Меня считали вы преступным типом,
И я за это вас подвергнул порче,
И в комнате своей с лицом суровым
Я упивался вашим жалким хрипом
И ощущал всем телом ваши корчи.
 

* * *

 
Лязгнет крюк, называемый кошкой, -
Я на крыше его закрепил,
Чтобы к вашим спуститься окошкам
Черной тенью в чащобе светил.
 
 
Я ворую без всякого взлома
И не бренные вещи краду,
А секреты нечистые дома,
Клады злобы в семейном ладу.
 
 
И картиной обманчиво мирной,
Что неведомой дышит бедой,
Я аквариум вижу квартирный
С электрической желтой водой.
 
 
И не красок подводного царства,
Что скопились в подводном дворце, -
Я ищу здесь оттенков коварства,
Затаенного в каждом лице.
 
 
Мимо окон спускаясь все ниже,
Не спеша, от узла до узла,
Я мгновенные взгляды увижу,
Несказанного полные зла.
 
 
Жалки люди, сведенные вместе
Среди мебельных глянцевых скал,
Выдающий стремление к мести
Их улыбок натужный оскал.
 
 
Лучше псом околеть подзаборным,
Не прельстившись семейным углом,
Чем нечаянно в сумраке черном
Вдруг увидеть лицо за стеклом.
 
 
Ночью ветреной вспять возвращаясь
Посреди теневой беготни,
Я свободой сполна насыщаюсь, -
Той, что горечи тесно сродни.
 

* * *

 
Я умер незаметно как-то,
Свой труп носил в себе самом,
И лишь недавно эти факты
Мне удалось объять умом.
 
 
Я с трупом медленно сливался,
Пока не слился до конца,
И потому не взволновался,
В себе увидев мертвеца.
 
 
Унынье кажется мне глупым,
Я стал активней и живей,
И женщины милее трупам,
И женщинам они милей.
 
 
Меня теперь не избегают,
И я не прежний нелюдим,
И лишь мой взгляд порой пугает
Того, кто мне необходим.
 
 
Я ожил только в час кончины,
Вкус жизни знает только труп,
Он не тоскует без причины,
Он величайший жизнелюб.
 
 
Я тяготею к размноженью;
С подругой верною своей
Я воспитаю поколенье
Веселых трупиков-детей.
 

* * *

 
Липкий, словно грибковая слизь,
Легкий, как шелуха псориаза,
Я неслышно войду в вашу жизнь,
Словно сифилис или проказа.
 
 
Я поважусь к вам в гости ходить,
<Это я!> - отвечая на <Кто там?>,
И сидеть, и тоску наводить,
Не внимая обидным остротам.
 
 
Унижаясь без тени стыда,
Знаю я, что достигну прогресса,
Потому что никто никогда
Не испытывал к вам интереса.
 
 
Я могу быть вонючим козлом,
Быть ничтожней последних ничтожеств:
Без меня ведь вы были числом,
Единицей в теории множеств.
 
 
Я придурок, паскуда, гнилье,
Я творю непотребства не прячась,
Но для вас вожделенье мое
Есть признанье таившихся качеств.
 
 
Вы решите, что, верно, и в вас
Что-то все-таки есть человечье,
И смиритесь с блудливостью глаз,
С бестолковой и сбивчивой речью.
 
 
И научитесь не замечать
То, что было так мерзостно прежде,

  • Страницы:
    1, 2, 3, 4, 5, 6, 7, 8, 9, 10, 11, 12, 13, 14, 15, 16, 17, 18, 19, 20, 21, 22, 23, 24, 25, 26, 27, 28, 29, 30, 31, 32, 33, 34, 35, 36, 37, 38, 39, 40, 41, 42, 43, 44, 45, 46, 47, 48, 49, 50, 51, 52, 53, 54, 55, 56, 57, 58, 59, 60, 61, 62, 63, 64, 65, 66, 67, 68, 69, 70, 71, 72, 73, 74, 75, 76, 77, 78, 79, 80, 81, 82, 83, 84, 85, 86, 87, 88, 89, 90, 91, 92, 93, 94, 95, 96, 97, 98, 99, 100, 101, 102, 103