Современная электронная библиотека ModernLib.Net

Орден куртуазных маньеристов (Сборник)

ModernLib.Net / Поэзия / Степанцов Вадим / Орден куртуазных маньеристов (Сборник) - Чтение (стр. 13)
Автор: Степанцов Вадим
Жанр: Поэзия

 

 


и толком никогда не ест,
во время секса брови хмурит,
как будто с ней у нас инцест.
 
 
А ведь совсем ещё недавно
она другой казалась мне.
Как было весело и славно
мечтать о ней, как о жене!
 
 
Увы, теперь к другим мучачам
я взор свой пламенный стремлю,
подобно воинам-апачам
бесцеремонно их валю.
 
 
Потом, когда свершится чудо,
даю им огненной воды.
Что нос воротишь, пей, паскуда!
Ты голодна - поешь еды!
 
 
Когда девчонка ест как птичка
и не заходит в туалет,
знай - это вовсе не привычка,
у этих дев привычек нет.
 
 
Привычки могут быть у волка,
у павиана и свиньи,
а те, кто ест для виду только -
ненастоящие они.
 
 
Чем выделяем мы красотку
из мира всех живых существ?
Тем, что красотка хлещет водку
и йогурт с бодунища ест.
 
 
И ежели самец двуногий
покушать водки не дурак,
то в остальном он парень строгий
и йогурт он не жрёт никак.
 
 
Но пусть красотка ест, однако,
сметану, йогурт и кефир,
жуёт бананы, как макака,
и травку щиплет, как тапир,
 
 
пусть ест кожурку от колбаски,
глотает рыбу с чешуёй -
с такой целуйся без опаски,
скачи козлом вокруг неё.
 
 
Пусть блеванёт она немножко,
помой её - и вновь скачи,
целуй её коленку-ножку,
её батоны-калачи.
 
 
А тот, кто от посуды винной
мурло с презреньем отвернул
и кто за время вечерины
ни разу в дабл не заглянул,
 
 
тот, то есть та псевдокрасотка
есть скрытый киберорганизм,
ей не нужны еда и водка
и перекрёстный онанизм.
 
 
Твоя душа, твой ум и тело -
её ничто не веселит,
лишь одного она хотела -
поизучать тебя, как вид.
 
 
Исследовать разврат и пьянство,
дразнить людей, упитых в лоск,
из виртуального пространства
их шлёт Центральный Кибермозг.
 
 
И если ты шепнул ей: "Котик,
нет для уныния причин!
В моих штанах крутой наркотик,
давай как люди заторчим!" -
 
 
она как ведьма захохочет,
со скрипом ноги разведёт
и твой красноголовый кочет
в её утробе пропадёт,
 
 
и сам ты внутрь неё всосёшься,
как кучка слизи в пылесос,
в киберпространство унесёшься,
туда, где страшный Кибермозг
 
 
готовит нациям и странам
тотальную кибервойну,
откуда, видно, и прислал он
мою непьющую жену.
 

Девушка из морга

 
Я хохотал как сумасшедший,
когда узнал, что ты девица,
и глас любви, давно прошедшей,
заклекотал во мне, как птица.
 
 
Ах, Катя, девушка из морга!
Она девицей не была.
Мы трепетали от восторга,
косясь на мёртвые тела,
и корчились от наслаждения
средь жертв естественных смертей.
Когда ж спадало возбуждение,
она кивала на детей,
задавленных велосипедами
или зарезанных врачами,
и, шлёпая по полу кедами
и томно поводя плечами,
шептала: "Детки, как же с вами?
Затем ли Бог вам жизни дал?"
И разражалася слезами,
и вслед за нею я рыдал.
Шли дни, круша тела и лица,
и мы роптали на Творца,
и спирт, разбавленный водицей,
я пил из черепа отца,
когда прозрел, что нет причины
у Бога в ниспосланьи смерти,
что большей частию невинных
уносят ангелы и черти,
что Петр, ворот небесных ключник,
спит на посту с открытым ртом,
что всюду мучается мученик -
на этом свете и на том,
что нужно каждое мгновенье
у жизни вырывать и красть.
Сплошным триумфом наслажденья
бурлила в морге наша страсть.
Над царством смерти мы с Катюхой
порхали резво, как удоды,
но упорхнула эта шлюха
с завмагом из "Даров природы".
 
 
Природа... Я не осуждаю,
над ней не вправе мы глумиться.
И потому я утверждаю:
ты дура, если ты девица.
 

Давно я не писал о соловьях и розах

 
Давно я не писал о соловьях и розах,
и с Музой не шалил под плеск кастальских струй,
мой стих погряз в крови, в разборках и угрозах,
все чаще там и сям мелькает слово …
Где фижмы, парики, где юные кокетки,
в шуршащем домино сбегающие в сад,
где роговой оркестр, объятия в беседке,
галантный и смешной ребяческий разврат?
 
 
Царит в моих стихах опухший лысый урел,
а в урела внедрен Центральный Кибермозг,
в команде у него кодла отвязных фурий
и киберпацаны, растлившиеся в лоск.
 
 
И лысый кукловод с братвою ставит пьесы,
а в пьесах наркота, порнуха и содом.
Где барышни в цвету, где нежные повесы,
кто превратил Дворец Мечты в публичный дом?
 
 
Я это сделал, я, столп киберманьеризма,
действительность внедрил в хрустальную мечту.
В твоих глазах, мой друг, застыла укоризна.
ну ладно, не сердись. Исправлюсь я. Учту.
 

Дачный мотив

 
Ты хотела обольстить поэта,
но поэт был замкнут и угрюм.
В Подмосковье бушевало лето.
Соловей обгадил мой костюм.
 
 
Отцветал у дома куст сирени,
щебетала птичья мелкота,
ты несла мне водку и пельмени,
и плясала танец живота.
 
 
После двадцать пятой рюмки водки
я обмяк и как-то подобрел,
и сказать приятное красотке
почему-то даже захотел,
 
 
я сказал ей: «Леночка, пойдемте
потанцуем что ли, ё-моё!»
И в своей опрятной светлой комнате
ты дала мне снять с себя белье.
 
 
Ах, я не забуду это лето!
Ах, я не забуду этот день!
Сердце билось в печень до рассвета,
как непереваренный пельмень.
 

Гонец грядущих поколений

 
Ну что же, насладись минутным торжеством,
ласкай тугую плоть небесного созданья!
Но близок час, когда застынет в горле ком
и грудь твою пронзят и разорвут рыданья.
 
 
Ты вспомнишь, как губил чудесные цветы,
как ело их твоё тлетворное дыханье;
о судьбах их en masse не пожалеешь ты,
но вспомнишь лишь одно небесное созданье.
 
 
Вся в солнечных лучах, на лоне майских трав
лежит перед тобой, свернувшись, как котёнок,
свой самый чистый сок сполна тебе отдав,
невинное дитя, почти совсем ребёнок.
 
 
Как светел этот лик, как этот лепет мил -
о книгах и цветах, о бабочках и птицах...
Неужто это ты сей стебель надломил?
Подонок, негодяй, чудовище, убийца!
 
 
Ты дал ей надкусить порока терпкий плод -
как лёгкая пыльца невинность облетела.
Куда она теперь крыла поволочёт,
облитые смолой и липнущие к телу?
 
 
Её тугую плоть подхватит адский смерч
и бросит в чёрный зев любовной мясорубки,
и станет мять её и рвать, покуда Смерть
не облизнёт её пылающие губки...
 
 
И вот ты произнёс последнее "прощай",
и ждёшь потоков слёз, истерик и попрёков,
но девочка, вскочив и закричав "банзай!",
за бабочкой спешит, как Вольдемар Набоков.
 
 
С цветами в волосах, со шляпкою в руке
бежит в луга дитя беспечной новой эры!
И синий небосвод, и тучки вдалеке,
как пена на бедре смеющейся Венеры.
 
 
Что ж, закуси губу и подожми свой хвост,
перед тобой гонец грядущих поколений!
О мир, где никогда не будет женских слёз,
растоптанных сердец и горьких сожалений.
 
 
Где воцарится вновь забытый всеми Пан,
где будет Вакх плясать в кругу нагих камелий,
где перед смертью я, почтенный нимфоман,
вдруг вспомню свой укус на нежном детском теле...
 

Голова

 
О! Если б только голова
могла от тела отделяться,
чтобы ужимки и слова
любви могли бы не мешаться!
 
 
Чтоб ни прелюдий, ни речей
не требовалось на свиданьи
чтобы ненужных слов ручей
не отравлял поток желанья!
 
 
Недавно с крошкою одной
я познакомился в пельменной.
Какое тело, боже мой!
Не хуже, чем у "мисс Вселенной".
 
 
Она мне чинно отдалась
после пятнадцатой рюмашки,
поскольку даже слово "слазь"
произнести ей было тяжко.
 
 
И вот у нас любовь-морковь,
базар-вокзал по телефону,
и я через неделю вновь
стремглав тащу её до дому.
 
 
Ох, накопил я грусть-тоску
за эту самую недельку!
Я думал, мы попьём чайку
и быстренько нырнём в постельку.
 
 
Хоть наливал я и вина
и дорогого самогона,
но - странно - в этот раз она
всё отвергала непреклонно.
 
 
И бурный речевой поток
из уст красавицы струился,
и я сказал себе: "Браток,
ты зря так рано оголился".
 
 
Я перед ней в одних трусах
расхаживал, пыхтя, как ёжик,
бежали стрелки на часах,
но дева не сняла одёжек.
 
 
Молил я: "Боже, помоги!
Я так хочу любви и ласки!"
Она же пудрила мозги
и хитро строила гримаски.
 
 
Она вещала мне о том,
что вообще она фригидна
и что с каким-то там скотом
жила, блин, год, и что ей стыдно,
 
 
что он и руки ей крутил,
ее к сожительству склоняя,
винищем и дерьмом воняя,
и был он ей совсем не мил,
 
 
что был до этого араб,
хороший парень, но Иуда,
её, блин, лучшую из баб,
сменил на мальчика, паскуда;
 
 
что книги некогда читать,
что клубы вусмерть надоели...
А я стал живо представлять,
что вот лежит в моей постели
 
 
не тело с глупой головой,
которая уже достала,
которой хочется ногой
заехать поперёк оскала,
 
 
а тело дивное - одно,
твое неистовое тело,
которым ты так заводно,
так упоительно вертела...
 
 
Как жаль, что женщины Земли
не разбираются на части.
А то б на рандеву пришли,
башку долой - и всё, залазьте.
 
 
Но каждый киберманьерист
стремиться должен к идеалу
и заносить в свой личный лист
и маньеристские анналы
 
 
тех славных женщин имена,
что мигом голову теряют
и милому со вздохом "на!"
ворота рая отворяют
 
 
всегда, везде, в любой момент,
с полупинка, с полунамёка -
будь ты поэт, бандит иль мент -
всегда! Везде! В мгновенье ока!
 

Годы томлений

 
Пора надежд, пора мечтаний
и первых вздохов при луне,
пора бессмысленных топтаний
под силуэтами в окне.
 
 
Почти священный нежный трепет
на танцплощадке в медляке,
когда скула скулу зацепит,
когда рука в ее руке.
 
 
Проводишь, не сказав ни слова,
ты незнакомку до стены
и знаешь, что попытки снова
заговорить – обречены.
 
 
Хоть ты с дружками обсуждаешь,
как вдул бы той или другой,
но вот о чувствах рассуждаешь,
пожалуй, лишь с самим собой.
 
 
О немота любовей ранних –
ругать тебя? Благословлять?
Ведь иссушенный воздержаньем,
я стал башкою размышлять.
 
 
Годы томлений прошли,
водку я пить научился,
из романтичной сопли
я в кабана превратился.
Что я имею теперь?
Пьянки у гнойных уродов,
списки сердечных потерь,
списки ненужных расходов
на обольстительных дев,
коим о чувствах бормочешь,
и, на кого поглядев,
лишь одиноко подрочишь
(или (что хуже), раздев,
чувствуешь вдруг, что не хочешь).
 
 
Отдай мне тело напрокат,
мой юный друг, мой брат по крови!
Хочу в зеленых лягушат
вонзать железный жезл любови.
 
 
Хотя б на день в неделю раз,
хочу как джинн в тебя вселяться,
тонуть в сиянье юных глаз
и с юной плотью кувыркаться.
 
 
О как на склоне наших дней,
когда приходит опыт власти,
любить нам хочется нежней,
дарить незрелым девам счастье!
 
 
Да, я хочу быть телом юн,
хорош собой – и мудр душою,
на ребра те, что звонче струн,
возлечь симфонией большою.
 
 
Отдай мне тело, мальчик мой!
Нет, ты меня не понимаешь,
и резво вдруг бежишь домой,
и зад ладошкой зажимаешь.
 

ГЛАМУР

 
Задумчивый мальчик с глазами лемура,
сидишь ты печально и смотришь понуро
на то, как красивая девочка Света
выходит с пижонами из туалета
и пальчиком губки она подтирает,
и пятна белесые сних убирает.
Ах, Света, Светуля, гламурная сучка,
точеная ножка, изящная ручка!
Когда-то и мне ты давала бесплатно.
Ужели те дни не вернутся обратно?
А юноша бледный все смотрит и грезит,
рукой непослушной в трусы свои лезет,
и то, за чем лез он, в ладнонь его прыг! –
и счастье накрыло его в тот же миг.
Тут девочка Света к нему подошла,
салфетку бумажную взяв со стола.
Мальчишечка руки салфетками трет,
мальчишечка руки, а девочка – рот.
Девчонка одна и мальчишка один,
он сперму стирает, она – кокаин.
Мальчишка краснеет, девчонка глядит,
охранник по рации что-то трендит,
пижоны за стойкою цедят “мохито”,
под модного ди-джея пляшет элита:
плейбои и педики, стервы и твари,
плешивые дядьки в очках и в загаре –
все ярко, всем весело и позитивно.
 
 
Лишь мне и мальчишке темно и противно.
 

Вы опять мне сказали...

 
Вы опять мне сказали, что быть не хотите моей,
потому что я ветрен и в связях не очень разборчив.
"Вы разбили мне сердце, чудовище, бабник, злодей!" -
восклицали вы гневно, свой розовый носик наморщив.
 
 
Сразу все обвиненья оспоривать я не берусь,
но давайте посмотрим, мой ангел, в кого полетели
ядовитые стрелы из ваших хорошеньких уст,
и кого эти стрелы к моей пригвоздили постели.
 
 
Значит, я неразборчив? Но чем же вы лучше, чем я?
Оглянитесь: мы с вами вращаемся в замкнутом круге,
сплюсовать наши связи и дружбы - и будет семья,
одалиски мои - это лучшие ваши подруги.
 
 
Почему вы дарили их нежною дружбой своей,
коль они недостойны объятий моих и лобзаний?
Хорошо, хорошо, я чудовище, бабник, злодей.
Ну а кто меня сделал источником ваших терзаний?
 
 
Ваша холодность, милая! слышите? только она!
Год назад, когда я в первый раз станцевал с вами польку
как безумный я нёс караул по ночам у окна
вашей спальни. А вы? Вы мне строили глазки и только.
 
 
И расплата по счёту себя не замедлила ждать.
Как-то в полночь, в разгар моего неусыпного бденья,
я наткнулся на вашу подругу, пошёл провожать,
был напоен вином - и доведен до грехопаденья.
 
 
Я полгода почти кавалером её состоял
и, сжимая в объятьях её худосочное тело,
ваши перси, и плечи, и ноги себе представлял,
распалялся - и плоть нелюбимую грыз озверело.
 
 
Но эрзац не насытит гурмана. И я разорвал
с вашей первой подругой, вернув её робкому мужу.
А потом ваш папаша устроил рождественский бал,
где меня опоила другая подруга - похуже.
 
 
Эту я без стесненья спровадил, едва отрезвел.
Интересно: хвалилась она вам своею победой?..
Что же вы, несравненная, вдруг побелели как мел?
Я ещё далеко не про всех вам подружек поведал.
 
 
Что? Неужто вам больно? А мне-то, а мне каково
с нелюбимыми ложе делить из-за вашей гордыни?!
Утолите огонь! Я давно не хочу ничего,
кроме ваших объятий, холодных объятий богини.
 

Восточный мотив

 
Песню я сейчас спою про любимую мою:
у моей любимой грудь не какая там нибудь,
не похожа на арбузы грудь моей шалуньи-музы,
словно персики на блюде у моей любимой грудь.
 
 
У моей любимой тело и красиво и умело,
с тонкой щеточкой усов ниже линии трусов,
а под этой щеткой-щеткой есть разрезщики с трещоткой,
активирует трещотку мой магический засов.
 
 
Отворяет телеса моя девица-краса,
вытворяет чудеса моя девица-краса,
крутит уши как пропеллер - на пропеллер рифма "швеллер",
я реву как истребитель - ты внизу как полоса,
как радары и леса - губы, руки, волоса,
я взлетаю в небеса - мы взлетаем в небеса.
Нас взрывают террористы ровно через полчаса.
 

Восточный мотив-2

 
Когда ты приоткроешь створку
своих пурпурных райских врат,
я вспоминаю поговорку
о тех, кто истинно богат.
 
 
Сказал ведь некогда Саади,
а вслед за ним Назым Хикмет:
уж лучше крепкий хрен в помаде,
чем за плечами сотня лет.
 
 
И был Шекспир того же мненья,
и повторил за ним Бердслей,
что лучше яйца в день рожденья,
чем валерьянка в юбилей.
 
 
Но лучше всех сказал об этом
Некрасов Коля, Лехин сын:
пусть ты не можешь быть поэтом,
но трахайся, как гражданин.
 
 
«Мои года – мое богатство», --
грузин под окнами поет
и просит денег на лекарства,
ведь возраст счастья не дает.
 
 
А ты в изнеженную позу
ложишься, испуская сок,
и я в твою впиваюсь розу,
целуя каждый лепесток.
 

Воры в законе не сосут

      (песня)

 
Когда сосут воры в законе?
Воры в законе не сосут.
А кто от правила отступит,
тому грозит пацанский суд.
 
 
А где-то в параллельном мире
всё-всё-всё всё наоборот,
всем миром правит там Россия,
и все воры берут там в рот.
 
 
Там семь процентов натуралов,
и а пидорасов большинство,
и морды там у криминалов
от спермы вот такие во!
 
 
Там президент у нас лесбища,
в Госдуме гомики одни.
И если хрен там щелку ищет,
ему советуют: ни-ни.
 
 
В том мире малые народы
раз в год Америку бомбят,
там весь Нью-Йорк лежит в руинах,
но! –
стоит Белград, цветет Багдад.
 
 
Чечены там грузинов режут,
а русским все они друзья.
И все-таки в том дивном мире
навряд ли бы прижился я.
 
 
Смотрю по телеку я тупо
фильм про бандитов и ментов,
но к их оральному контакту
еще как зритель не готов.
 
 
Но жизнь меняется, однако,
мы скоро будем в мире том,
где Русь все страны ставит раком
вор венчается с ментом.
 

Волосы

 
Я помыл свои волосы модным шампунем,
мои волосы стали сильны и упруги,
так я встретился с новым весёлым июнем
и мгновенно понравился новой подруге.
 
 
Мои волосы стали сильны и упруги,
я шампунем их пестовал целое лето,
но одно не понравилось новой подруге:
что всё хуже и хуже я делал ВОТ ЭТО.
 
 
Мои волосы стали сильны и упруги,
мои мышцы, напротив, поникли, одрябли,
и всё чаще у ложа желанной подруги
я стоял как дурак, наступивший на грабли.
 
 
Моя главная мышца бессильно опала
и ведет себя нынче как дохлый мышонок;
он как крыса хозяйничал в норах, бывало,
в норах самых железобетонных девчонок.
 
 
Пусть прелестницы моются модным "Пантином",
"Хед'н'шолдерс", "Эльзевом" и "Джонсонсом" сразу,
ну а тем, кто себя причисляет к мужчинам,
я советую выкинуть эту заразу.
 
 
Настоящий самец моет волосы глиной,
он космат и свиреп, и грязней печенега,
за плечами его след шевелится длинный
из летящих с башки хлопьев белого снега.
 

Внутренние разборки поэтов

 
Когда закончились разборки
в журнале «Новая заря»,
где куртуазных маньеристов
обидел штатный критик зря,
когда горящие руины
у них остались за спиной
и быстроходные машины
умчали их в июльский зной,
когда в виду у водной глади
был постлан красный дастархан
и рядышком присели бляди,
взял слово Степанцов-пахан.
Он девкам приказал раздеться,
украсить наготой пейзаж,
и произнес: — Давайте выпьем
за Орден куртуазный наш.
Пускай наш Орден виртуален —
не сокрушить незримых стен.
Ты заложил мощнейший камень
в его фундамент, Константэн.
Не будь тебя, Кастет, в натуре,
и обаянья твоего,
вся наша банда по культуре
сидела б в жопе глубоко,
и тонкокрылые девчонки
к нам косяками бы не шли.
— А я?! — вскричал Андрей Добрынин.
Меня, начальник, похвали!
— Андрюха, ты, конечно, мастер,
но много ты в стихах пиздишь,
разводишь каплю меда в дегте,
моралью олухов гвоздишь.
В боевике американском,
наставив дуло на врага,
пиздит так конченый мудила,
пока ударом сапога
противник не расквасит яйца
и из руки не выбьет ствол,
и, вырвав гланды через жопу,
кричит: «Закрой ебло, козел!»
А надо в мозг хуячить сразу,
за пулей пулю посылать,
пока не взмолится читатель:
«Ну все, кончай, ебена мать!»
— Ты прав, Вадюшка, пусть Андрюха
поменьше пишет, заебал! —
ревниво вякнул Пеленягрэ,
обрюзгший архикардинал.
— Молчи, почетный приживала, —
вскричал Добрынин. — Цыц, кастрат!
— Всё! Бездуховность заебала!
Верните куртуазность взад! —
не унимался Пеленягрэ,
профукавший свой дивный дар
еврейским шоу-бизнесменам
за очень скромный гонорар.
— Сашок, уйми пенсионера, —
Добрынин Скибе приказал,
и командор нижегородский
Витюшку скотчем обвязал.
— Вы все мне дороги и любы, —
продолжил, выпив, Степанцов, —
и даже деградант Витюшка —
он нам родной, в конце концов!
Мы Орден, мы гроза поганых
интеллигентишек-чмарей!.. —
Умолк Магистр.
На телок пьяных
братва набросилась скорей.
 

Внутренние разборки поэтов - 2

 
Два бандюгана-поэта сходняк собирали,
собственно, двое и было на всем сходняке,
темой для терок пахан был по кличке Гроссмейстер:
как дальше жить и трудиться, под ним или без?
 
 
Тяжко сегодня живется братве криминальной,
всех выжимают с родных территорий менты,
если ж базар пойдет о бандюках-виртуалах,
сиречь поэтах, дела у них просто труба.
 
 
- Вспомни конец перестройки, зарю девяностых:
вдруг разрешили в поэзии секс и разбой,
и неформалы унылых совков оттеснили,
но куртуазная банда нагнула их всех, -
 
 
так распинался громила по кличке Добрыня,
нервно клешнями пальцуя, дымя косяком.
Рыжий домушник Кастет, затянувшись, хихикнул:
- А поначалу как ловко мы всех провели!
 
 
Нежным лапусиком вдруг наш пахан притворился,
мол, не бандиты мы, так шелупонь, щипачи -
дамские сумочки режем и девок морочим -
с шеек цепочки срываем, в кустах их нагнув.
 
 
- Только недолго цепочками мы пробавлялись, -
заволновался Добрыня, тряся сединой. -
Скинув камзолы альфонсов, мы миру предстали
кибербандитами с пушками в мощных руках.
 
 
- Точно! - воскликнул Кастет. - Настрогали мы монстров!
Ну, а особенно ты, корешок, лютовал.
Целую рать потрошителей, банды маньяков
ты наплодил и возглавил, ведя на Олимп!
 
 
- Только насилием мир мы очистим от скверны,
только насилие может искусство встряхнуть! -
вторил Добрыня. - Но помни, Кастет златоглавый:
кровь своим жертвам пуская, ты не сквернословь.
 
 
Сцена насилия выглядит мощно, эффектно,
коль потрошитель искусный искусен в речах,
с дамочки кожу сдирая и в попке ломая
старенький градусник, должен он так говорить:
 
 
"Милая барышня, за неудобства простите,
только ваш папа мне должен 500 косарей.
Черную родинку, ту что у вас под лопаткой,
он, я надеюсь, узнает и деньги пришлет".
 
 
Ты понимаешь, Кастет? Отморозок-убийца -
это не бомж, матерящийся в грязной пивной.
Впрочем, бомжи - матерьял для стихов благодатный,
ими не брезгуй, в борьбе пригодятся они.
 
 
Пятку добив, погрузился в молчанье Добрыня,
речь его в мыслях смакуя, молчал и Кастет.
- Путинский злобный террор, - вдруг прокашлял Добрыня, -
скоро падет, и Гроссмейстера надо решать.
 
 
- Да, брат, пора, - поддержал его кореш, - достало!
Вовремя он в шоу-бизнес активы метнул.
По телевизору смотришь - весь правильный, гладкий,
прямо министр Починок, а не кибер-бандит.
 
 
Надо нам тоже, Добрыня, пойти в шоу-бизнес,
с литературой, похоже, пора завязать,
поприжимали в издательствах все группировки,
снова Дементьев с Рубальской гребут тиражи.
 
 
- Точно, разборок не надо, уйдем в шоу-бизнес, -
взвился Добрыня, - я, в общем, недурно пою,
ты так вообще соловей и к тому же, я знаю,
песни писал для ансамблей "Компот" и "Лосьон".
 
 
- Суки, штемпяры, не ценят, - Кастет злобно сплюнул, -
петь перестали меня и бабла не дают.
Но я придумал названье "Кумиры подростков" -
с этим проектом страну мы, братан, покорим.
 
 
Будешь ты петь в том проекте сиротские песни,
я же плейбоем предстану, в голде, при делах.
Есть у меня на примете продюсер Зинковский,
также промоутер Мовшиц мечтает помочь.
 
 
В общем, линяем из банды в большой шоу-бизнес,
наш корешок Пеленягрэ жиров там нажрал!

  • Страницы:
    1, 2, 3, 4, 5, 6, 7, 8, 9, 10, 11, 12, 13, 14, 15, 16, 17, 18, 19, 20, 21, 22, 23, 24, 25, 26, 27, 28, 29, 30, 31, 32, 33, 34, 35, 36, 37, 38, 39, 40, 41, 42, 43, 44, 45, 46, 47, 48, 49, 50, 51, 52, 53, 54, 55, 56, 57, 58, 59, 60, 61, 62, 63, 64, 65, 66, 67, 68, 69, 70, 71, 72, 73, 74, 75, 76, 77, 78, 79, 80, 81, 82, 83, 84, 85, 86, 87, 88, 89, 90, 91, 92, 93, 94, 95, 96, 97, 98, 99, 100, 101, 102, 103