— Наверное, это звучит дико, но я знаю, что могу играть, — пробормотала она. — Я это чувствую!

— Как и каждая вторая девушка в городе. Меня интересует, чем вы от них отличаетесь?

Худенькие плечи опустились, Хелен молчала.

— Послушайте, я не знаю, какие игры вы затеяли, черт побери, но то, что вы дочь Бренды Гэллоуэй, уже отличает вас от остальных.

— Откуда… как вы догадались?

— В моем деле приходится запоминать лица. Я видела вас однажды на премьере. Но я не понимаю — зачем весь этот маскарад?

Хелен нервно сглотнула:

— Мне ничего не нужно от моей матери, даже имени. Я могу пробиться сама.

Ретта взяла карандаш и, постукивая им по переполненной пепельнице, постаралась вспомнить все, что слышала о Бренде Гэллоуэй и ее дочери. Имя Бренды без конца мелькало в скандальной хронике, но газеты не упоминали о каких-либо конфликтах между дочерью и матерью.

— Почему вы так к себе суровы? Один звонок от Бренды — и ваши пороги будет обивать толпа агентов, умоляющих разрешить представлять вас.

— Потому что я ненавижу свою мать, — просто ответила Хелен.

По спокойной уверенности в голосе Ретта поняла, что это не просто временная размолвка. Хелен Гэллоуэй двигало не только желание славы и признания. Она хотела превзойти свою мать на ее же собственной территории.

— Вам никоим образом не удастся это скрыть. Как только о вас начнут писать, газеты до всего докопаются.

— Возможно. Но пока я хочу быть Хелен Грегори.

Ретта замолчала и задумалась. Интуиция подсказывала ей, что Хелен Гэллоуэй обладает огромным звездным потенциалом, но в ней также чувствовалось что-то трагическое, аура нестабильности, которая могла помешать любому успеху. А Ретта находилась не в том положении, чтобы позволить себе серьезный финансовый крах. Кроме всего прочего, потребуется много времени и денег, чтобы развить ее внутренний талант, однако эти инвестиции вполне могут окупиться. Так или иначе, Ретта решила поставить на Хелен, рискнуть всем, но не упустить свой шанс и выбиться в первые ряды.

— Ладно, Хелен. Давай поговорим о реальных вещах.

Сейчас на тебя надо только тратить деньги. У тебя нет ни подготовки, ни опыта — ничего, кроме твоего имени, а им ты отказываешься воспользоваться. Почему я должна рисковать большими деньгами ради тебя?

— Потому что во мне есть то, что делает большую актрису. Я буду очень стараться. Я вас не разочарую.

Ретта наклонилась над столом, вглядываясь в Хелен.

— Этого мало. Я буду полностью контролировать твою жизнь. Ты не сделаешь ни одного движения, предварительно не проконсультировавшись со мной. Если я велю тебе побрить голову, ты купишь бритву. Если я прикажу тебе пройтись по бульвару Сансет в полиэтиленовом пакете, ты не будешь спорить. Только на таких условиях я согласна тебя представлять.

Хелен улыбнулась, и солнечный свет, проникающий сквозь окно, сразу же стал ярче.

— Это означает, что вы меня берете?

— Я попрошу Милли напечатать контракт. Контракт был подписан и заверен, и Хелен ушла из офиса в полном восторге, а Ретта налила себе добрую дозу виски из бутылки, которую держала в ящике стола. Она позволяла себе это не слишком часто, но в данный момент нервы у нее разыгрались. Ее радость от того, что удалось найти Хелен Гэллоуэй, приглушалась растущим беспокойством. А вдруг она только что совершила самую большую ошибку в своей жизни, поставив под удар годы каторжного труда?

Мысль о том, что она рискнула всем, чего удалось добиться, заставила Ретту вздрогнуть, как от озноба. Но и альтернатива была не лучше. Если она упустит эту возможность, то другой может никогда и не представиться. Вероятность того, что в ее офис забредет еще одна Хелен Гэллоуэй, была ничтожной. Судьба наконец-то решила дать ей шанс. Только полный дурак откажется от такой возможности.

Все еще волнуясь, Ретта закурила сигарету и подошла к окну. Унылый вид снова вызвал ненужные воспоминания о ее детстве в Алабаме. Она до сих пор страдала от того, что была шестым и нежеланным ребенком в семье бездарного мелкого жулика. Отец был груб и часто дрался, запугав мать до полного и безоговорочного подчинения. Он колотил дочерей каждый раз, когда ему хотелось утвердиться как мужчине, а с этим делом у него становилось все хуже и хуже. К тому времени, как Ретте исполнилось шестнадцать, она уже пришла к выводу, что любовь бывает только в сказках, а дети — всего лишь никому не нужная обуза.

Но все изменилось, стоило ей познакомиться с Джилли Джонсом. Она только что окончила среднюю школу и работала официанткой в местном кафе, когда Джилли забрел на ленч, весь из себя нахальный и взъерошенный, как петушок. Он ловко воспользовался своей привлекательностью, чтобы завлечь ее в машину, они катались весь вечер, и в конце концов она добровольно отдала ему свою девственность.

Ретта обожала Джилли. Он помог ей избавиться от постоянного ощущения, что она родилась не в той семье. Она не обращала внимания на его самодовольную ухмылку при встрече со старыми друзьями и на то, что он никогда не садился рядом с ней в церкви. Он был ее первым бойфрендом, и даже если его поведение порой казалось странным, она была слишком ему благодарна, чтобы высказывать недовольство.

Их отношения могли бы длиться бесконечно, если бы по истечении трех месяцев Ретта не обнаружила, что беременна. Уверенная, что Джилли на ней женится, она не слишком волновалась, когда сообщала ему эту новость.

— Я сегодня была у доктора, — прошептала она. — Ты скоро будешь папой.

Джилли сразу напрягся, лицо его стало пунцовым.

— Чертасдва!

Ретта смущенно засмеялась и погладила его по щеке.

— Я знаю, мы еще не планировали завести ребенка, но все будет хорошо, вот увидишь. Ты на фабрике хорошо зарабатываешь, я тоже буду работать до самых родов…

— Ничего не выйдет, Ретта.

— Что ты имеешь в виду? Это же твой ребенок!

Она еще раз повторила эту фразу, боясь, что он сразу не понял, но его ответ развеял все ее сомнения:

— Кто сказал, что это мой ребенок?

— Как ты можешь так говорить, Джилли?! Ты же знаешь, что, кроме тебя, у меня никого нет.

На его лице появилось злое и презрительное выражение.

— Да я никогда не женюсь на такой девке, как ты. Меня на смех поднимут, придется бежать из города.

Ретта с ужасом поняла, что ею попользовались и бросили. Она кинулась в бой:

— Я всем расскажу, что ты сделал!

Он больно вцепился ей в руку и прошипел:

— Только попробуй! Я найду десяток парней, которые подтвердят, что трахали тебя.

Ретта расплакалась — ее мечты о любви испарились, а будущее представлялось сплошным кошмаром.

Со временем она взяла себя в руки и в конце концов уехала в Феникс, чтобы дождаться родов. Она сразу решила отдать своего ребенка на усыновление в методистское общество, но, когда настало время расставаться с крошечной девочкой, она ощутила жуткую пустоту в душе, которую ничто так и не смогло заполнить.

Потребовалось долгое время, чтобы смириться с мыслью, что дочь для нее навсегда потеряна. Когда это произошло, Ретта перебралась в Калифорнию и устроилась работать клерком в престижное театральное агентство «Стэндиш». Поскольку она была одна во всем мире, работа целиком захватила ее, и она быстро начала делать успехи. К тридцати годам Ретта была уже полноправным агентом, прославившись тем, что упрямо выбивала самые лучшие контракты для своих клиентов.

Через несколько лет ей пришло в голову, что она может добиться большего, если откроет собственное агентство. Ей показалось глупым продолжать обогащать и без того богатого Дэна Стэндиша, когда у нее достаточно связей, чтобы заняться делом самостоятельно.

Подумав еще с год, Ретта ушла с работы, сознавая, что рискует, и уже начала вставать на ноги. Она еще не разбогатела, но постепенно улучшала свою финансовую ситуацию, каждый месяц приобретая новых клиентов. Теперь же она снова рисковала. Было ясно, что раскрутка Хелен Гэллоуэй потребует много денег и почти фанатической привязанности, а это наверняка не понравится другим клиентам. Она собиралась вложить все свое будущее в молодую женщину, выглядящую крайне уязвимой. Но Хелен разбудила в ней материнские инстинкты. Ретте вдруг захотелось пригреть ее и защитить. Кто знает, может, Хелен каким-то образом пришла к ней вместо того ребенка, которого она бросила много лет назад, давая ей шанс искупить свою вину?..

Раздраженная этими пустыми размышлениями, Ретта вернулась к столу, сняла трубку и набрала номер. Услышав знакомый голос с сильным акцентом, она улыбнулась.

— Надя? Это я, Ретта.

— А, Ретта! Давненько тебя не слышала. Как ты поживаешь?

— Неплохо. У меня все еще есть крыша над головой. Надя рассмеялась:

— Брось хитрить со старушкой. Я все знаю про твои успехи. Ты неплохо справляешься, Ретта.

— Более или менее. Но сейчас, представь себе, я хочу рискнуть всем — просто потому, что инстинкт мне так подсказывает. И мне нужна твоя помощь.

После продолжительной паузы Надя сказала:

— Ты ведь знаешь, я уже не работаю.

— И еще я знаю, что ты лучший учитель по актерскому мастерству в Голливуде.

— Это было давно.

Чушь собачья! Ты единственная, кому я доверяю. Сегодня утром со мной подписала контракт Хелен Гэллоуэй. Я думаю, что при хорошей подготовке она поставит весь этот город на колени.

Надя снова помолчала, но Ретта уловила, что дыхание ее слегка участилось.

— Ну, что скажешь, Надя? Хочешь на нее взглянуть?

— Завтра. Но я ничего не обещаю. Посмотрим, сможет ли она соперничать со своей матерью.

На следующее утро Хелен снова сидела напротив Ретты, которая учила ее, как произвести впечатление на Надю.

— Она попросит тебя что-нибудь прочесть — скорее всего, из классики. Она знает, что у тебя нет подготовки, так что не старайся никому подражать. Веди себя естественно.

— Зачем вы вообще это затеяли? Надя Ростофф — легенда, она никогда не согласится со мной работать!

Ретта улыбнулась:

— Согласится, если поверит в тебя. Но я должна честно признаться, Хелен, она знает, кто ты такая.

— Зачем вы ей сказали?!

— Она и так бы сообразила. Такую женщину, как Надя, не обманешь. Она очень проницательна.

Хелен поневоле заинтересовалась и постаралась отогнать от себя ощущение, что ее предали.

— Какая она?

— Великолепная. И очень требовательная. Она не довольствуется ничем, кроме идеала.

— Тогда у меня нет никакого права отнимать у нее время. Она просто посмеется надо мной.

— Все может быть, но что мы теряем? Пошли, нам пора. Она ненавидит ждать.

Хелен вышла за Реттой на парковочную площадку, и, пока они ехали с бульвара Сансет к Бель-Эйр, она пыталась представить себе возможный диалог между собой и Надей. Она все еще не могла поверить, что из этой затеи что-то получится. Ей казалось, что Надя сразу увидит ее насквозь, прочитает ее самые сокровенные мысли, разглядит все ее недостатки.

Когда Ретта остановила свой побитый желтый «Фольксваген» у очаровательного кирпичного дома, Хелен удивилась, что такой простой с виду дом угнездился между роскошными и претенциозными особняками. Этот район считался жемчужиной Голливуда и по престижу обгонял даже Беверли-Хиллз. Хелен решила, что Надя Ростофф, очевидно, сложная женщина, раз она предпочла жить так скромно среди такой кричащей роскоши.

Усохший от старости дворецкий встретил их у дверей и проводил в гостиную, где уже был подан чай.

— Мисс Надя выйдет через минуту, — сказал он.

Хелен нервно ходила по комнате, иногда останавливаясь, чтобы взглянуть на фотографии, которых здесь было великое множество. Она взяла с каминной полки выгоревшую фотографию мужчины в иностранной военной форме, когда позади нее раздался незнакомый голос:

— Аккуратней. У старых женщин нет ничего дороже воспоминаний.

Хелен круто повернулась и покраснела, совсем как ребенок, которого застали за чем-то стыдным. Надя смотрела на нее ясными и проницательными серыми глазами.

— Простите, я…. Надя улыбнулась:

— Не надо извиняться. Это хорошо, что вы любознательны. Я уже вижу, что вы поумнее своей матери. — Повернувшись к Ретте, она раскрыла объятия. — А ты, бессовестная, совсем меня забыла!

Ретта обняла ее и поцеловала в морщинистую щеку.

— Тебя забыть невозможно. Просто я так закрутилась…

— Я знаю, ты слишком занята, делая деньги, чтобы позаботиться о выживающей из ума старой даме.

— Выживающей из ума?! Как же! Да ты самая хитрющая старушка в Голливуде!

Женщины рассмеялись, глядя друг на друга с явной симпатией. Затем Надя повернулась к Хелен:

— Подойди к окну. Хочу увидеть тебя на свету. Раздвинув тонкие кружевные занавески, Надя взяла Хелен за подбородок сухими тонкими пальцами и внимательно изучила ее лицо.

— Ты очень красива, — просто сказала она. — Но в Голливуде красавиц пруд пруди. Посмотрим, можешь ли ты играть. Но сначала выпей чаю, пока я решаю, что дать тебе почитать.

Ретта начала разливать чай в тонкие фарфоровые чашки, а Хелен тем временем украдкой разглядывала Надю. Она казалась такой хрупкой, сгорбленной, высохшей, но в ее проницательном взгляде не было ничего немощного. Хелен сразу поняла, что эта женщина очень умна, учиться у нее — огромное везение, шанс быть рядом с настоящим мастером. И внезапно ей так захотелось заслужить ее одобрение, как не хотелось ничего в жизни.

Надя выбрала сцену смерти из «Ромео и Джульетты». Роль идеально подходила Хелен — измученная молодая женщина, готовая скорее покончить с собой, чем жить без любимого человека. Хелен потребовалось всего несколько минут, чтобы заглянуть в себя и окунуться в глубокий омут, наполненный болью и ощущением потери. Затем чувства захватили ее стремительным потоком, подобно бурной весенней реке, и она начала читать бессмертные строки.

Когда она умолкла, никто долго не произносил ни слова. Затем Надя медленно поднялась. Ее высохшие руки заметно дрожали.

— Начнем завтра. Я чувствую: ты будешь моим самым великим триумфом.

В теплом воздухе сладко пахло можжевельником и жимолостью. Начальник полиции Эдварде оглянулся на особняк Гэллоуэй и неохотно залез во взятый напрокат «Форд». Он злился, поскольку его многочисленные попытки побеседовать с Хелен Гэллоуэй так и не увенчались успехом. Прислуга была вышколена блестяще и не пускала в дом никаких незваных визитеров. А его уж точно никто не приглашал.

Раздосадованный, Эдварде завел машину и поехал прочь от особняка. Миновав первый же поворот, он увидел мчащийся прямо на него «Ягуар» и резко вильнул в сторону, чтобы избежать столкновения. Через секунду «Ягуар» со скрежетом остановился, оттуда выскочила молодая женщина и кинулась к нему.

— С вами все в порядке? — задыхаясь спросила она.

У Эдвардса не было никакого сомнения, что перед ним Хелен Гэллоуэй, но он сохранил спокойствие и вылез из машины.

— Все хорошо, мисс.

— Слава богу. Я не ожидала здесь никого встретить. Простите меня.

Эдварде улыбнулся:

— Не за что извиняться. По правде говоря, я приехал, чтобы поговорить с вами.

Она сразу насторожилась и отпрянула от него, как дикое животное при виде хищника. Ее темные глаза сверкали в полутьме.

— Кто вы? — спросила она. — Что вам нужно?

Не желая напугать ее, Эдварде спокойно представился и объяснил, зачем он приехал. Тем не менее, когда он закончил, то заметил, что она почти перестала дышать и застыла в абсолютном оцепенении.

— Мисс Гэллоуэй, что с вами?

Ее тоненькие руки начали дрожать, и снова она напомнила Эдвардсу дикое лесное существо, хрупкое и беззащитное. Он почувствовал себя настоящим злодеем из-за того, что так напугал ее, но тут же вспомнил о своем расследовании.

— Мисс Гэллоуэй; я хотел бы задать вам несколько вопросов относительно той ночи, когда исчез Рик Конти.

Хелен привалилась к машине и покачала головой.

— Я не помню, — тихо промолвила она. — Я была пьяна… накурилась… Я ничего не помню.

Эдварде смотрел на нее, удивляясь такой странной реакции. Он ожидал услышать тщательно отрепетированный рассказ, она могла вообще отказаться говорить, но к такой обнаженной уязвимости он не был готов.

— Здесь не лучшее место для разговора, — сказал он после долгого молчания. — Может быть, пройдем в дом?

— Нет, вы не поняли. Мне нечего вам сказать… Нечего! Мне стало плохо, я потеряла сознание, когда проснулась на следующий день. Рик уже был… его уже не было.

— Вы не видели, как он уходил?

Она снова потрясла головой, шелковая грива волос цвета вороного крыла рассыпалась по плечам.

— Извините. Я ничем не могу вам помочь. Мне надо идти.

Она повернулась и побежала к машине. Эдварде некоторое время не мог двинуться с места, потрясенный ее неземной красотой. Затем, кляня себя за нерасторопность, поспешил за ней.

— Подождите, мисс Гэллоуэй! Пожалуйста, подождите! Но «Ягуар» уже исчез в темноте, оставив его стоять на дороге в одиночестве.

Через несколько часов Эдварде налил себе чашку кофе и присоединился к Мику Тревису, сидящему в своей гостиной в роскошном доме на пляже в Малибу. Прохладный ветерок задувал в окна, издалека доносился глухой плеск волн. Когда Эдварде устроился в прожженном оранжевом кресле, Мик бросил на него вопросительный взгляд.

— Ну, как все прошло? Удалось загнать в угол Хелен Гэллоуэй?

Эдварде пожал плечами и нахмурился, не представляя, как описать свою странную встречу с Хелен. Он был страшно недоволен собой.

— Она утверждает, что была в отключке в ту ночь, когда исчез Конти.

— Что это значит, черт побери?

— Говорит, что потеряла сознание и ничего не помнит, — Эдварде отрешенно посмотрел в окно. — Странно только, что остальные ни разу об этом не упоминали.

Мик наклонился вперед, глаза его блестели предвкушением удачи.

— Похоже, дамочки что-то скрывают. Эдварде кивнул:

— Да, только что? Если Конти и в самом деле сбежал, им нечего скрывать.

После длинной паузы Мик сказал:

— А что, если они прикончили несчастного мерзавца? Хотя Эдварде уже несколько месяцев прокручивал в голове такую возможность, он вздрогнул, когда Мик высказал его собственные подозрения. Было что-то неестественное в предположении, что четыре порядочные молодые женщины могли совершить такое кошмарное преступление.

— Зачем им его убивать? — сказал он. — Насколько я могу судить, у них не было никакого мотива.

— Может быть, несчастный случай? Они подрались, он попал под горячую руку…

— Все может быть, но Конти был любовником Бренды Гэллоуэй. Что, если это она его убила, а другие ее только покрывают?

Мик кивнул и пожевал нижнюю губу.

— Пока не найдено тело, все это домыслы. Ну, и что теперь?

Вздохнув, Эдварде покачал головой:

— Я возвращаюсь в Хайянис. Без ордера мне к Хелен Гэллоуэй снова не подобраться.

Мик удивленно поднял светлые брови:

— Ты что же, »сдаешься?

Может, и покопаюсь еще в свободное время, но ты прав: без трупа нет дела. Вполне вероятно, что Рик Конти жив-здоров и греет свою задницу где-нибудь у Карибского моря.

— Ты в это веришь не больше, чем я, — заметил Мик.

— Не верю, — тихо согласился Эдварде. — Но сейчас у меня нет никаких улик. Это вполне может оказаться одним из дел, которые так никогда и не будут раскрыты. — Он ущипнул себя за переносицу и внезапно стал выглядеть на несколько лет старше. — Самое противное, что я теперь до конца жизни буду думать, что же случилось с Конти. Незаконченные дела всегда сводили меня с ума.