Однако Гасси уже не могла остановиться. Теперь, дав волю гневу, она почувствовала нечто похожее на восторг — как будто внутренний гнойник внезапно лопнул, очистив ее тело от скверны.
— Именно из этих соображений вы заставили меня выйти замуж за Ричарда? Потому что очень беспокоились о моем счастье? — Она хрипло рассмеялась. — Ну, мамочка, вы ошиблись. Мой брак — настоящее фиаско. Я с трудом могу находиться с ним в одной комнате. От его прикосновений мурашки ползут у меня по коже!
Элизабет обмахнула платком лицо.
— Немедленно прекрати! Ты ведешь себя как безумная!
Гасси покачала головой:
— Я не безумная. Я всего лишь говорю тебе правду. Элизабет на мгновение потеряла присутствие духа. Рот ее приоткрылся, худенькие руки бессильно упали на колени, но это была лишь временная слабость. Через секунду она снова надела железную маску достоинства.
— Нет смысла продолжать это обсуждение, раз ты не можешь держать себя в руках, — спокойно сказала она. — Но я предупреждаю тебя, Огаста, будь осторожна. Ты должна помнить о своем положении. Даже маленькая глупость с твоей стороны может вызвать скандал.
Гасси показалось, что внутри у нее что-то лопнуло, как туго натянутая резинка. Даже теперь мать не хочет ничего слушать о ее несчастье, не пытается ее утешить.
— Поверить невозможно! — воскликнула она. — Я только что тебе призналась, что несчастлива, а ты беспокоишься только о репутации семьи. Что с тобой? Я же твоя дочь! Разве я тебе совсем безразлична?
Даже под градом таких обвинений Элизабет осталась спокойной и невозмутимой. На лице ее не отразилось никаких чувств. После долгой паузы она встала и разгладила ладонями серую юбку.
— Зря ты устроила эту неприятную сцену, Огаста. Ты должна передо мной извиниться.
Гасси посмотрела на мать и медленно покачала головой:
— Нет… не в этот раз. Я не стану извиняться за то, что сказала правду.
Элизабет побледнела, лицо ее исказилось от ярости, но она быстро взяла себя в руки и величественно направилась к двери.
— Поговорим об этом потом, когда ты будешь в нормальном состоянии, — ледяным тоном произнесла она. — А пока я советую тебе взять себя в руки и хорошенько подумать о тех ужасных вещах, которые ты тут наговорила.
Гасси молча смотрела, как мать, подобно королеве, выплывает из комнаты, и презирала себя. Даже сейчас ей безумно хотелось, чтобы Элизабет посмотрела на нее с любовью и уважением! Господи, ну что в ней не так? Почему она всегда рвется получить хотя бы крохи одобрения?
Проклиная себя за слабость, Гасси вскочила с кровати и с силой хлопнула дверью. Грохот, прокатившийся по всему дому, несколько ее успокоил. Какого бы мнения ни придерживалась ее мать, она имеет право на счастье! На этот раз ничто не помешает ей развестись с Ричардом и провести остаток жизни с Тони и их ребенком.
Через несколько дней Гасси сидела в парадной гостиной и с трепетом ждала Ричарда. От одной только мысли, что она собирается просить у него развода, у нее по спине бежали холодные мурашки. Хотя она была уверена, что Ричард никогда не любил ее, он действительно считал ее частью своего общественного имиджа. И этот имидж будет замаран разводом.
Она сжимала руки на коленях и старалась успокоиться, глядя в окно на алый закат. День выдался на редкость жарким, и теперь небо было расцвечено в яркие красные и оранжевые тона. Но прекрасный вид не оказал на нее успокаивающего действия. Она не могла думать ни о чем, кроме Ричарда и конца их ужасного брака. Тут она услышала шаги в холле и замерла.
— Ну, что ты хотела мне сказать, Огаста? — раздраженно спросил Ричард, входя в гостиную. — Выкладывай, если у тебя что-то важное. У меня выдалась дьявольски тяжелая неделя.
Гасси смотрела, как он подошел к бару и налил себе коньяка. Несмотря на жару, на нем был белый летний костюм и голубой шелковый галстук, как будто он ждал, что его вот-вот начнут фотографировать.
— Ну, ты начнешь говорить или так и будешь сидеть и смотреть на меня? — спросил он, поворачиваясь к ней.
Гасси встретилась с его холодным взглядом и почувствовала, что ее решимость убывает. Она долго придумывала, что ему скажет, но сейчас боялась все перепутать. Однако ей было ясно: если не сказать сегодня, на другой раз у нее уже не хватит смелости.
— Я уже давно очень несчастна, Ричард, — сказала она. — Мы поженились не по тем причинам, по которым люди обычно женятся, и я устала притворяться. Я хочу развестись с тобой.
Вместо того чтобы удивиться и разозлиться, Ричард взглянул на нее как на неразумного ребенка, подошел к дивану и сел.
— Развестись? — повторил он. — Ты совсем сошла с ума, Огаста. Ведь в этом году выборы.
Гасси была слишком потрясена его реакцией, чтобы что-нибудь ответить. Ей казалось, что она пребывает в каком-то странном сумеречном мире, где все искажено. Ричард должен был сейчас кричать и угрожать. Почему же он так спокойно потягивает коньяк?
— Мне жаль, что ты несчастна, — продолжил он. — Но ты знаешь правила не хуже меня. Развод в данной ситуации исключен.
— Плевать мне на правила! Я хочу развода! Ричард вздохнул и покачал головой:
— В этом твоя проблема, Огаста. Ты отказываешься смириться с реальностью. Мы — общественные фигуры и должны жить в соответствии с определенными правилами. У нас с тобой совершенно нормальная договоренность, и я не вижу оснований что-то менять.
Гасси наклонилась вперед, чувствуя, как стучит в голове.
— Ричард, ты меня не слушаешь! Я тебя не люблю. Нашему браку пришел конец.
Его губы изогнулись в злобной усмешке.
— Любовь никогда не входила в наш контракт. Зачем вспоминать об этом сейчас?
— Потому что… я люблю другого человека.
«Ну вот, — с облегчением подумала Гасси, — теперь он знает правду». Но, глядя, как Ричард багровеет от злости, она внезапно ощутила себя маленьким ребенком, играющим со спичками. Она только что разожгла огромный костер и не имела понятия, как его затушить.
— Не хочешь ли ты этим сказать, что изменяла мне? — угрожающе спросил он.
Гасси кивнула. Стук в голове стал таким громким, что она едва слышала Ричарда.
— Я беременна, Ричард.
Тишина, которая последовала за этим признанием, казалось, заполнила всю комнату. Затем Ричард издал странный звук, будто его душат, и грохнул кулаком по столу, разбив дорогую статуэтку.
— Ах ты, сука! Да я тебя убью за это!
За все годы совместной жизни Гасси никогда не видела Ричарда в такой ярости и испугалась. Она инстинктивно обхватила руками живот, пытаясь защитить ребенка, но Ричард не сделал попытки ее ударить.
— Я предупреждал тебя насчет других мужчин! — заорал он. — Я предупреждал тебя, чтобы ты не смела ставить меня в неловкое положение!
Гасси судорожно сглотнула, поморщившись от горького вкуса своего собственного страха.
— Я не хотела этого, Ричард. Но я люблю Тони, люблю очень давно… Поверь, мне никогда не хотелось причинить тебе боль!
Ричард уставился на нее гневным взглядом, он просто трясся от ненависти.
— Боль?! Это не то слово, Огаста! Если бы мне это сошло с рук, я бы с радостью придушил тебя. Ничто в мире не доставило бы мне большего наслаждения!
Он внезапно вскочил на ноги, бросился к ней, и Гасси почувствовала, как у нее перехватило дыхание. Но Ричард в шаге от нее остановился.
— Как ты думаешь, Огаста, есть у меня шанс убить тебя и выйти сухим из воды?
— Ричард, прекрати! Ты меня пугаешь!
Он хрипло рассмеялся и в этот момент показался ей немного сумасшедшим.
— Это плохо, потому что я только начал, моя дорогая. Ты давно наставляешь мне рога?
Гасси забилась поглубже в кресло. Ей хотелось исчезнуть, оказаться как можно дальше отсюда.
— В чем дело, Огаста? Вдруг застеснялась? — Он наклонился и больно схватил ее за плечи. — Отвечай! Как долго ты трахаешься со своим любовником?
— Несколько месяцев.
— Кто он?
Его лицо было, не расстоянии нескольких дюймов от ее лица. Гасси чувствовала запах алкоголя в его дыхании, видела волоски, растущие в носу. Неужели он в самом деле решил ее убить? Ричард принялся трясти ее, как тряпичную куклу, потом резко толкнул и отошел к окну. Было ясно, что он пытается взять себя в руки, и в конце концов ему это удалось.
— Ты мне отвратительна, — сказал он довольно спокойно. — Но я ни за что не дам тебе развода. Ты поняла. Огаста? Если ты попытаешься добиться развода, я тебя уничтожу.
Гасси покачала головой:
— Почему ты не можешь меня отпустить? Господи, ведь я беременна от другого мужчины!
Он одним глотком допил коньяк.
— Все очень просто, дорогуша. Развод помешает моей избирательной кампании. И что еще важнее — я привык опираться на поддержку твоего отца.
Гасси смотрела на него и была в ужасе от его хладнокровия.
— Ты не можешь заставить меня остаться, Ричард!
— Да что ты? — насмешливо бросил он. — Ну так послушай, что я тебе скажу. Если ты все-таки решишься подать на развод, мне ничего не останется, как раструбить всему белому свету про твой романчик. Все в Вашингтоне будут знать, что ты шлюха. И можешь не сомневаться, твои родители никогда не простят тебе, что ты вываляла имя Тремейнов в грязи. Ты этого хочешь, Огаста? Хочешь жить как пария?
Гасси поежилась, чувствуя, что силы ее иссякают. Она пыталась подбодрить себя, думая о ребенке Тони, представляя себе, как они будут жить вместе и счастье их будет безоблачным. Но все фантазии быстро улетучились, стоило ей представить, как это будет на самом деле. Унизительный, безобразный развод. Ричард представит себя невинной жертвой развратной жены, и от ее репутации ничего не останется. Но больше всего ее пугала мысль, что от нее отвернутся родители. Милостивый боже, ей уже тридцать три года, а она все еще боится перерезать пуповину! Почему она позволяет Ричарду ее шантажировать?..
Гасси едва не стошнило, когда она поняла, что рассматривает возможность остаться с Ричардом. Наконец-то у нее появился шанс стать любимой и счастливой, но она слишком слаба, чтобы протянуть руку и ухватить его. Еще раз ей приходилось выбирать между Тони и всем остальным, что было ей дорого.
— Ну, Огаста, ты изменила свои намерения? — спросил Ричард.
— Пожалуйста… не поступай со мной так! Давай тихо разведемся, и я выйду замуж за Тони. Умоляю тебя, Ричард!
Но в его глазах она видела лишь жестокость.
— Не пройдет. Если ты выйдешь замуж за своего любовника, то заплатишь за это полную цену.
— Но подумай, что за жизнь будет у нас с тобой! Как можешь ты после всего, что было, хотеть меня?
Ричард расхохотался:
— Хотеть тебя?! Ты все перепутала, дорогая. Да я видеть тебя не могу!
— Тогда отпусти меня!
Он вздохнул и с отвращением посмотрел на нее.
— Мне уже надоел этот разговор. Решай, Огаста. Что ты будешь делать?
Гасси показалось, что внутри ее образовалась огромная бездна, куда канули все ее надежды. Бесполезно продолжать врать себе. Она боится уйти от Ричарда, боится последствий своей любви к Тони. Но на этот раз у нее было, за что цепляться.
— А как же мой ребенок? — прошептала она.
— Разумеется, ты сделаешь аборт.
— Нет. Если я останусь, я рожу ребенка, и ты примешь его как своего. Вот мои условия, Ричард.
Он молча смотрел на нее, словно пытаясь оценить, как далеко она пойдет, — и наконец кивнул.
— Хорошо. Но ты должна обещать мне, что немедленно прекратишь свой роман. И если я когда-нибудь узнаю, что ты снова была мне неверна, я уничтожу не только тебя, но и ребенка. Я добьюсь, чтобы тебя признали плохой матерью, и ты никогда не увидишь своего драгоценного младенца.
— Не надо мне угрожать, — тихо сказала Гасси. — Что бы ты ни думал, я не потаскушка. Я люблю Тони. Другого никого не будет.
— Тогда мы договорились. Завтра я перенесу свои вещи в одну из спален, а сейчас поеду в клуб и переночую там.
Гасси обрадовалась, что больше не придется спать с ним водной постели, но эта маленькая радость тут же исчезла перед разрушающим ощущением потери. Она только что приговорила себя к жизни без Тони, к одиночеству до гробовой доски. Даже ребенок не сможет полностью заполнить пустоту в ее сердце…
Гасси остановила машину на парковке у мотеля и положила голову на руль, борясь со слезами. Сегодня она в последний раз увидит Тони, последний раз почувствует себя женщиной, которую любят. Сегодня день траура.
Даже дождь, стекающий по лобовому стеклу, был таким же унылым, как ее настроение. Все утро небо было затянуто огромными пузатыми тучами; полумрак, который они создавали, казался чем-то вроде дурного предзнаменования. Гасси сидела в машине и думала, хватит ли у нее сил уйти от Тони.
После нескольких дней сомнений она решила ничего не говорить ему о беременности. Он никогда ее не отпустит, если хотя бы заподозрит, что она носит его ребенка. Ее мучила вина — ведь она обманывала Тони, лишала его возможности полюбить собственного ребенка. Гасси знала, что это преступление будет терзать ее до конца дней. Но разве у нее был выбор?..
Гасси вышла из машины и быстро прошла мимо старой гостиницы к домику, который, как она считала, принадлежал им. Тони открыл дверь в ту же секунду, как она постучала, и обнял ее.
— Господи, как же я соскучился, — пробормотал он. — Мне показалось, я целую вечность тебя не видел.
Гасси была слишком расстроена, чтобы говорить. Она прижалась лицом к его груди, запоминая аромат его кожи, зная, что эти воспоминания будут поддерживать ее во время долгих бессонных ночей.
— Что такое, сага? — спросил он. — Почему ты дрожишь?
До этого момента Гасси надеялась, что ей удастся в последний раз заняться с ним любовью. Теперь она поняла, что придется сразу сказать правду.
— Кое-что случилось, — сказала она. — Нам надо поговорить.
Они вошли в комнату, Гасси сняла пальто и села на край кровати, бездумно проводя пальцами по знакомому желтому рисунку покрывала.
— Так что ты хотела мне сказать?
— Ричард знает про нас. Тони резко выдохнул воздух.
— Прости, сага, наверное, для тебя это было ужасно, но, возможно, оно и к лучшему. Мы теперь сможем устроить свою жизнь.
— Нет… ты не понимаешь. Мы не сможем больше видеться. Он мне угрожал. У меня… нет выбора.
Темные глаза Тони сверкнули гневом.
— Негодяй! Я убью его за то, что он угрожал тебе! — Он сел рядом с ней на кровать и взял ее за руку. — Забудь про все угрозы. Я не позволю ему тебя обидеть.
Гасси покачала головой:
— Ты ничего не сможешь сделать. Если я с ним разведусь, он меня уничтожит, настроит против меня моих родителей… Мне придется остаться с ним.
Тони не сводил с нее глаз. Она с ужасом видела, как в его глазах отражается осознание происходящего и как все его лицо перекашивается от такого яростного гнева, что у нее сердце замерло.
— Что ты такое говоришь, черт возьми? — закричал он. — Я думал, ты меня любишь. Я думал, ты хочешь выйти за меня замуж.
— Я и в самом деле тебя люблю! — воскликнула она. Он взглянул на нее с отвращением:
— Да ты просто не знаешь, что это такое.
Гасси вздрогнула, когда он отдернул руку и вскочил на ноги. Лицо, которое она так любила, было искажено болью и яростью. Тони считал, что она предала его. Все оказалось куда хуже, чем она себе представляла, значительно хуже.
— Я должен был догадаться, — с горечью сказал он. — Ты все та же избалованная девчонка, какой была десять лет назад. Каким же надо было быть идиотом, чтобы поверить, что ты стала женщиной! Мне жаль тебя, Гасси. Ты всего лишь пустая скорлупа.
Бросив на нее последний презрительный взгляд, он схватил плащ и пошел к двери.
— Тони, подожди! — крикнула она, но он не остановился, оставив ее с разбитым вдребезги сердцем, наедине с воспоминаниями.
23
Ретта с ужасом смотрела, как Хелен споткнулась о толстый кабель, не смогла удержать равновесия и упала на пол. В следующую секунду на площадку выскочил Джек Голден, яростно размахивая руками.
— Ну, все! — завопил он. — Уберите ее на хрен отсюда! Она слишком пьяна, чтобы работать, черт побери.
Ретта пробралась сквозь путаницу оборудования и опустилась на колени рядом с Хелен.
— Хелен, что с тобой? Детка, взгляни на меня!
Хелен медленно открыла затуманенные, налитые кровью глаза. От нес сильно пахло алкоголем.
— Извини, — пробормотала она. — Я… я потеряла равновесие.
— Дерьмо! — заорал Голден. — Ты снова нажралась! Ты алкоголичка, черт бы тебя побрал, и ты губишь мой фильм! — Он повернулся к Ретте и показал на Хелен, будто она была всего лишь кучкой мусора. — Вези ее домой, и пусть она проспится. Если она завтра утром не явится на работу трезвой, я ее уволю к такой-то матери.
— Джек, подожди, — пробормотала Ретта. — Угрозы ничему не помогут…
— Это не угрозы, радость моя, — огрызнулся он. — Еще раз покажется здесь пьяной — и ей конец. А теперь убери ее отсюда к чертям собачьим.
Как ни хотелось Ретте возразить, она понимала, что он прав. Съемки начались всего две недели назад, а Хелен была уже совсем плоха. Она пила постоянно, а таблетки делали остальное. С тяжелым сердцем Ретта кивнула:
— Я прослежу, чтобы она выспалась. Ей нелегко пришлось после смерти Сета.
Джек только фыркнул и ушел, качая головой, а Ретта наклонилась над Хелен и коснулась ее щеки.
— Я отвезу тебя домой, — ласково сказала она. — Отдохнешь и почувствуешь себя лучше.
Хелен моргнула, пытаясь прогнать туман перед глазами.
— Почему Джек так на меня злится, Ретт? Я оступилась. Я не нарочно упала.
Репа заставила себя улыбнуться.
— Ты же знаешь Джека. Он постоянно на что-нибудь злится. Вставай, пойдем отсюда. Держись за мою руку, я помогу тебе подняться.
Когда Хелен заснула, Ретта пошла на кухню и налила себе добрую порцию коньяка. Сев за полированный дубовый стол, она скинула туфли, зажгла сигарету и расплакалась. Она обманывала себя уже несколько недель, но после сегодняшней сиены в студии она отчетливо поняла, что Хелен очень больна, что она медленно убивает себя алкоголем и наркотиками.
И она не знала, как ее остановить.
Взяв стакан, Ретта отпила глоток. Коньяк так обжег ей горло, что дыхание перехватило. Господи, как же она ненавидела это ощущение беспомощности! Она любила Хелен как дочь и вот теперь вынуждена была смотреть, как она гибнет. Но как вызвать у человека желание жить? Как вылечить сердце, разорванное в клочки невыносимой потерей?..
Наверное, это невозможно. Хелен, скорее всего, уже нельзя помочь, ей суждено уничтожить саму себя. Ретта почувствовала, как заболело сердце при этой мысли. Должен же быть какой-нибудь способ оттащить ее от края! Но Хелен так хрупка и уязвима. В последнее время она редко говорила о Сете, но его постоянное присутствие ощущалось в ее загнанных глазах. И один господь знает, какие мысли ее мучили. Она казалась потерянной и одинокой, скользящей по жизни, подобно тени.
Внезапно Ретта услышала шорох, подняла глаза и удивилась, увидев стоящую в дверях Хелен. В прозрачной белой ночной рубашке она казалась невесомой, нереальной — черные волосы рассыпаны по плечам, лицо худое и бледное, какое-то прозрачное.
— Почему ты не спишь? — нахмурилась Ретта. Слабо улыбнувшись, Хелен села рядом с ней за стол.
— Тебе не обязательно оставаться, Ретт. Я справлюсь. Ретта взглянула на ее дрожащие руки, остекленевшие глаза и внезапно ощутила жуткий страх.
— Нет, ты одна не справишься, — сказала она. — Ты убиваешь себя выпивкой и таблетками. Тебе нужна помощь, Хелен.
Хелен покачала головой:
— Не нужна мне помощь. Оставь меня в покое.
— Я не могу. Я слишком тебя люблю, чтобы позволить тебе уничтожить себя. Есть клиники, тебя вылечат, где помогут пережить потерю Сета…
Хелен навалилась грудью на стол.
— Они смогут мне»его вернуть? — совершенно серьезно спросила она.
Ретта замерла, потом вскочила и обняла ее.
— Нет, детка, ничто не вернет его, но они смогут облегчить твое горе. Попробуй. Позволь им помочь тебе.
— Слишком поздно.
— Нет, никогда не бывает поздно, — упрямо возразила Ретта. — Только ты должна захотеть попробовать.
— А как же Джек и фильм? Я же не могу просто так уйти.
— К черту Джека! — воскликнула Ретта. — Сейчас нужно спасать тебя. Позволь, я кое-куда позвоню. Мы найдем хорошее место, обещаю!
Хелен подняла на нее глаза, полные безнадежного отчаяния.
— Ладно, как скажешь.
Вместо облегчения Ретта почему-то ощутила резкую боль в груди. Хелен согласилась только потому, что ей все безразлично. Она устала бороться, и это было куда страшнее, чем все остальное.
— Что вы почувствовали, когда умерла ваша мать, Хелен?
Хелен взглянула на старательного молодого психиатра и попыталась сообразить, какого ответа он от нее ждет. Доктор Вульф так старался, ей всегда было стыдно его разочаровывать. Но она была абсолютно не способна рыться в своем подсознании и выбалтывать свои самые тайные мысли.
— Да ничего особенного я не почувствовала, — наконец сказала она. — Мы никогда не были близки.
— А почему, как вы думаете?
Хелен пожала плечами:
— Наверное, потому, что у нас не было ничего общего. Доктор Вульф сдвинул очки на лоб и внимательно посмотрел на нее.
— Вы здесь у нас уже месяц, Хелен, и все еще противитесь лечению.
Внезапно он перестал казаться ей добрым. Губы его были сжаты в узкую линию, глаза смотрели серьезно и напряженно. Хелен почувствовала, как участилось дыхание. Почему он на нее давит?
— Я хочу вернуться в свою комнату, — сказала она.
— Сначала я хотел бы услышать, почему вы боитесь открыться мне.
Хелен сжала руки. Они казались ледяными. Боже, ну почему все мучают ее?!
— Зачем вы здесь, Хелен? — настаивал доктор. — Вы действительно хотите, чтобы вам помогли, или просто делаете вид?
— Оставьте меня в покое, — сказала она. — Я устала. Не могу думать.
Он откинулся в кресле, не сводя с нее проницательного взгляда.
— Вы снова прячетесь. Как только я подбираюсь ближе, вы убегаете.
Хелен посмотрела вниз на яркий оранжевый с желтым палас. Он был прав. Она согласилась прийти сюда, потому что любила Ретту и ей не хотелось ее огорчать. Но сама-то она знала, что безнадежна. Внутри она уже была мертва.
— Хорошо, Хелен, — мягко сказал он. — Попробуем еще раз завтра.
Ей хотелось сказать ему, что он зря тратит свою доброту и заботливость на труп, но слова не сложились. Она молча кивнула и поспешно вышла.
Оказавшись в коридоре, Хелен замедлила шаг и туманно улыбнулась другим гостям. Здесь никто не называл их пациентами. «Эвергрин» больше походил на элегантный отель или санаторий — все номера разные, украшенные оригиналами картин, обставленные сделанной на заказ мебелью. Все было предусмотрено, чтобы богатые «гости» чувствовали, как о них заботятся. Но вся эта роскошь была лишь ширмой для прикрытия уродства мятущихся душ, борющихся с безумием и наркоманией. Никакой роскоши не удавалось скрыть дикие крики, раздающиеся в тишине ночи, и искаженные лица наркоманов в ломке.
Хелен вошла в свой номер и закрыла дверь. Заходящее солнце окрасило гостиную в золотистый цвет, но оно не согрело Хелен. Ее бил настоящий озноб. Она села на диван и прижала к себе подушку. В течение дня ей еще как-то удавалось сдерживать темные мысли, но как только на горизонте возникали вечерние тени, ее демоны выползали из темноты, подобно ночным хищникам.
Господи, как же ей хотелось выпить! Только чтобы прогнать эти видения. Но в «Эвергрине» не держали алкоголя, и никаких таблеток тоже достать было нельзя.
Она подобрала под себя ноги и с тревогой посмотрела на небо. Сейчас на нем появятся алые полосы, потом стемнеет, и тогда…
Ее ночные кошмары стали значительно страшнее. Хелен мучили не только воспоминания о Сете — она начала припоминать другие, ужасные события. Все призраки, которых она, как ей казалось, похоронила навечно, вернулись, чтобы преследовать ее.
Хелен снова вздрогнула, встала и медленно подошла к окну. Раздвинув легкие белые занавески, она прижалась лбом к прохладному стеклу и стала смотреть, как тени поглощают солнце…
Много часов спустя Хелен неподвижно лежала в кровати, а забытье воспоминания поднимались из темного внутреннего ада и медленно заполняли ее. Внезапно все стало четко и ясно. Те туманные образы, которые роились в ее голове все эти годы, стали рельефными и понятными. Она теперь кристально четко видела свое прошлое, и охватившие ее боль и ужас казались невыносимыми.
Впрочем, осознание правды дало ей и определенное успокоение. Наконец-то она поняла, почему ей когда-то пришлось прибегнуть к алкоголю и наркотикам, почему ее жизнь была такой внутренне неспокойной. И еще она осознала, почему невозможно ее спасти.
Хелен смотрела в потолок и чувствовала странное умиротворение и смирение, которое окутывало ее подобно теплому, ласковому потоку воды. Исчезли все темные места в ее сознании. Она внезапно как на ладони увидела свою судьбу, и все ее страхи улетучились.
Совершенно успокоившись, Хелен зажгла настольную лампу, сняла трубку и вызвала лимузин. Затем слезла с кровати, прошла через комнату и уселась за изящное чиппендейловское бюро. Слезы застилали ей глаза, пока она писала письма — одно деловое, во втором она очищала свою душу.
Почти рассвело, когда она вышла в коридор. За столом возле ее комнаты сидела усталая медсестра. Заметив Хелен, она выпрямилась и спросила:
— Что-нибудь не так, мисс Гэллоуэй? Хелен улыбнулась:
— Нет, но я решила уехать. Лимузин придет через несколько минут.
Медсестра окончательно проснулась.
— Уехать? Так ведь еще пять часов утра. Вы не можете сейчас уехать.
— Здесь не тюрьма, мисс Дженкинс. Я могу уйти, когда захочу, — мягко сказала Хелен.
— Конечно, но вам… лучше сначала спросить доктора Вульфа. Хотите, я ему позвоню?
В этом нет надобности. Я уже все решила. Я пришлю кого-нибудь за своими вещами. Прощайте, мисс Дженкинс.
Мягко улыбнувшись, Хелен повернулась и пошла по коридору в холл, за стеклянными дверями которого уже виднелись горящие фары лимузина. Охранник уставился на нее с нескрываемым любопытством, но задержать не попытался. Она бросила письма в почтовый ящик и навсегда покинула «Эвергрин».
Новый день уже разгорался на горизонте, когда Хелен отпустила водителя и вошла в дом на ранчо. Она сразу почувствовала знакомый запах сушеных трав и горячего дерева. Так приятно было оказаться дома, под прикрытием прочных стен единственного места, где она была счастлива! Проходя по тихим комнатам, она прихватила бутылку виски и направилась к спальне.
Солнце уже пробивалось сквозь бамбуковые занавески, раскрашивая белые стены в мягкие розовые и желтые цвета. В чистом утреннем свете все казалось чистым и свежим. Она чувствовала присутствие Сета где-то рядом, но уже не испытывала боли, только глубокую ясность.
Хелен села на край кровати, поставила бутылку на столик и принялась рыться в ящике в поисках валиума. Она не испытывала ни малейшего страха, глотая одну за другой таблетки, оставшиеся в флаконе и запивая их виски. Потом потянулась к фотографии Сета в рамке, заглянула в любимые глаза и тихо, с мольбой попросила его прийти за ней.
По мере того как солнце поднималось все выше и выше, она яснее ощущала, что его присутствие накрывает ее, подобно теплому одеялу — мягкому, ласковому, любящему. Вся боль исчезла, и маленькая одинокая девочка, живущая в уголке ее сознания, наконец-то успокоилась.
24
Взмокшая от изнуряющей жары Диана вылезла из пыхтящего автобуса возле здания студии и с облегчением вздохнула, войдя в прохладное фойе. Люди вокруг нее торопились к лифтам, чтобы поскорей попасть в свои офисы, она же двигалась медленно, с ужасом думая еще об одном дне в гаком жутком напряжении.
Пока она не получала никакого официального уведомления насчет ее положения на канале. У нее не отобрали кабинет, но работы продюсера ей не поручали. Эд Блейк с наслаждением засаживал ее за подготовку скучнейших проектов, и она представления не имела, как долго это будет длиться, когда начальство решит ее судьбу.
Напряженное ожидание все больше действовало ей на нервы. Она постоянно раздражалась, срывалась на Майкле и Кэрри, а потом ругала себя. Иногда ей приходила в голову мысль уйти с работы и направить свою жизнь в какое-нибудь новое русло, но разум всегда брал верх. Она любила свою работу и помнила, сколько тяжелых лет у нее ушло на преодоление барьеров дискриминации по половому признаку. Без борьбы она не собиралась сдаваться.
Выйдя из лифта, Диана направилась прямиком в свой кабинет, обходя толпу, собравшуюся у кофейного автомата. После постигшего ее позора она старалась держаться обособленно. Ей казалось, что коллеги сторонятся ее, словно боясь, что общение с ней бросит тень на их собственную карьеру.
Оказавшись в кабинете, она с облегчением вздохнула, но через минуту в дверь влетела возбужденная Энджи. В руке она держала скомканный листок бумаги.
— Это только что пришло в офис. Я подумала, ты захочешь поскорее прочитать…
Диану сразу охватило тяжелое предчувствие. Она взяла листок и быстро прочитала сообщение. Потом прислонилась к стене и глухо застонала, схватившись за сердце.
— Диана, сядь, а то упадешь.
Диана закрыла ладонью рот, чтобы заглушить стоны, и, шатаясь, добралась до кресла.
— Хелен умерла. Хелен умерла…
Она повторяла эти слова снова и снова, но боялась понять их значение.
— Успокойся, дорогая. Хочешь, я позвоню Майклу? Диана слабо покачала головой.
— Нет, не надо. Я уже пришла в себя. — Слезы ручьем текли по ее щекам. — Я просто поверить не могу, что она умерла.
— Господи, мне так жаль, — прошептала Энджи. — Могу я что-нибудь сделать для тебя?
— Я бы хотела несколько минут побыть одна. Энджи кивнула:
— Конечно. Я буду рядом. Позови, если понадоблюсь.
Оставшись одна, Диана закрыла лицо ладонями и зарыдала. Так много предстояло сделать — позвонить Ретте Грин и узнать печальные подробности, известить Рейчел и Гасси, чтобы они подготовились к перелету в Калифорнию. Но в данный момент она могла только плакать и вспоминать Хелен.