Глава 9

СПАСЕН!

Остров остался далеко позади и постепенно скрылся из виду. Небо над горизонтом, бледное по сравнению с морем, походило на кольцо, раскаленное добела; только на юге виднелась гряда облаков. Они казались стаей лебедей, оттеняя голубизну вод.

Гаспар втащил в лодку весла и встал, всматриваясь в горизонт. Далеко на западе виднелась светлая точка. Она горела, словно звезда. Парус!

Гаспар все стоял, прикрывая глаза рукой. Уверенность в благополучном исходе приключения покинула его. Воображение уже рисовало картину того, как корабль проходит мимо, теряется вдали, а он, стоя в лодке, зовет и проклинает удаляющееся судно. Губы шепчут проклятья, лоб влажен от пота.

Гаспар вытер лицо рукавом куртки и почувствовал, что больше не может оставаться в бездействии. Он схватился за весла и начал грести в ту сторону, где виднелся парус.

Время шло. Постепенно вырисовывались очертания судна. Оно было уже в каких-нибудь десяти милях от Гаспара. Корабль держал курс прямо на лодку. Ее, безусловно, должны заметить, если только будет светло.

Гаспар со страхом следил, как под косыми лучами солнца росла его собственная тень, падавшая на перекладины лодки, на доски, устилающие ее дно. До захода оставалось меньше часа. Неужели солнце опустится за горизонт до того, как с судна заметят лодку?

Корабль и солнце двигались наперегонки. Гаспар знал, что корабль может пройти на значительном расстоянии от лодки, и по мере того, как судно приближалось, волновался все больше.

Теперь лодку от корабля отделяло не более пяти миль. Очертания его приобрели четкость, утеряв прежние таинственность и великолепие. Еще через полчаса уже можно было разглядеть, что это небольшое трехмачтовое судно.

Взгляд Гаспара был прикован к солнцу, садящемуся за кораблем. Оно выходило победителем из гонки. Западная часть неба стала менять окраску, приобретая оранжевый оттенок. Вода тоже окрасилась в желтый цвет, словно золотая пыль припорошила ее.

Но в эту минуту корабль, подобно участнику состязания в беге, который напрягает силы у финиша, казалось, сделал последний рывок, чтобы перегнать солнце. С каждой минутой он становился все ближе, ветхие паруса перестали быть неопределенно розовыми, какими они рисовались в отдалении, и озарились золотом заката. Нос судна, как лезвие меча, рассекал воду, словно это был искрящийся шелк.

Гаспар вскочил на ноги. Несмотря на то, что ветер дул навстречу, он принялся кричать, не считаясь с расстоянием, и размахивать курткой.

Как раз в это время солнечный свет стал меркнуть, словно по мановению злого чародея. Корабль, приближавшийся к лодке, внезапно окутала темнота, он точно потерял свой разбег.

Гаспар посмотрел на солнце. Оно скрылось за горизонтом, только в том месте, где оно нырнуло в воду, еще сияла яркая полоска. Сквозь нее, подобно темно-синему ветру, крадется ночь.

Судно, едва видневшееся в фиолетовой мгле, кажется призраком. Гаспар с трудом различает его очертания.

Но вот темнота сгустилась, на небе появились звезды, усыпав море своим отражением, словно инеем.

Корабль плавно приближался со скоростью не выше четырех узлов. На палубе никаких огней, людей тоже не видно. Он должен пройти в каких-нибудь пяти кабельтов, и Гаспар, схватив весла, направляет лодку ему наперерез.

Он гребет и кричит, и если кто-нибудь и услышал этот крик на борту судна, то, наверное, вообразил бы, что это чайка, так тонок и резок был этот призыв. Но, по-видимому, никто ничего не слышал, так как ни один огонек не прорезал тьмы.

Теперь корабль выступал по носу лодки огромной массой, на серебристом от ярких звезд небе вырисовываясь в форме черной трапеции.

Гаспар бросил весла. Судно было так близко, что провансалец слышал, как о его борт бьется вода, скрипят снасти и бьются паруса. Собрав последние силы, он снова закричал, и на этот раз его услышали.

Глава 10

КАПИТАН САЖЕСС

У штирборта загорелся фонарь, с палубы раздался резкий окрик. На носу все пришло в движение, словно в потревоженном улье.

Еще через минуту вокруг груди Гаспара обвился канат. Он ухватился за него, и лодка последовала за своим спасителем, качаясь на волнах.

Гаспар, прикрепив конец каната к переднему сиденью и нацепив на себя перевязь с сумкой, стал во весь рост и ухватился за руслень[1]. С помощью второго каната, который ему сбросили сверху, он через минуту очутился на палубе.

Со всех сторон провансальца окружили негры. Они подталкивали друг друга и, что-то лопоча, с любопытством его рассматривали. Человек в панаме, который помог Гаспару перебраться через борт и теперь, не обращая на него внимания, резким голосом отдавал по-французски приказания негру, соскользнувшему в лодку, казался единственным белым на судне.

Наконец, отдав все необходимые распоряжения, мужчина обернулся, дал подзатыльник чернокожему, ставшему ему на дороге, схватил фонарь и подошел к Гаспару. Он так долго его рассматривал, как будто провансалец был произведением искусства.

— Француз? — спросил человек в панаме по-французски, впиваясь в Гаспара черными и круглыми, как бусины, глазками.

Лицо его, освещенное светом фонаря, было кругло, добродушно, но от пристального взгляда Гаспару стало несколько не по себе.

— Да, я француз, — ответил он. — Мой корабль потерпел крушение, и я носился по волнам в этой проклятой лодке, пока вы чуть не пустили меня ко дну.

— Какой корабль?

— «Рона» Трансатлантической компании.

— «Рона»? Я видел ее в Гаване. Значит, она погибла?

— Да, погибла, напоровшись килем на риф, и пошла ко дну со всеми находившимися на ней.

— Вы один только и спаслись?

— Да.

— Boufre! — сказал собеседник Гаспара, и это словечко выдало в нем провансальца. — Был и я когда-то таким матросом, как и вы, раньше чем выйти в люди. Ладно, я спас вас, и я забираю лодку. Меня зовут капитан Сажесс, а это моя шхуна — «Красавица из Арля».

Он схватил Гаспара за куртку и повторил:

— Лодка моя, понимаете?

— Ах, лодка! Берите ее себе на здоровье.

— Она стоит не менее пятисот долларов, а мазок белой краски сотрет с нее имя «Роны». Давайте договоримся: я нашел вас на плоту, нет, на клети от кур… Нет, на бревне…

Капитан Сажесс взял Гаспара под руку и повел в помещение на корме.

— Вы носились по волнам на бревне, так и порешим… Вот моя каюта. Входите!

Он толкнул дверь.

В каюте капитана стоял стол, над ним горела висячая лампа. Несколько стульев, сундук — вот и вся ее обстановка.

Капитан бросил панаму на стол. Гаспар опустился на стул и наблюдал, как Сажесс, выдвинув ящик стола, вытаскивал оттуда бутылку с ромом, стаканы и корзинку с сухарями. Его поразило, что этот круглолиций человек в первый же момент знакомства пошел на мелкую плутню.

Гаспар счел нужным разъяснить:

— Видите ли, эта лодка не имеет никакого отношения к «Роне».

Сажесс обернулся.

— Но ведь вы же сказали…

— Да, но вы не выслушали меня до конца. Я действительно спасся на бревне при крушении «Роны» и попал на остров. Через несколько дней волны прибили к берегу лодку…

— О! — воскликнул Сажесс, наполняя ромом два стакана.

Капитан казался огорченным. Можно было подумать, что он сожалел об упущенном случае обставить Трансатлантическую компанию, завладев ее лодкой.

Залпом выпив рома, Сажесс достал сигару, закурил и обратился к Гаспару:

— Значит, вы единственный, кто спасся с «Роны»? Я видел ее в Гаване. Какой тоннаж? Знаю, знаю, семь тысяч тонн. Она и «Рокселана» — близнецы. «Рокселана» регулярно заходила в Сен-Пьер. О да, мне, старожилу этих мест, она хорошо знакома. Не думайте, что я родился на острове. Нет, я родился в Арле, но в этих морях проплавал тридцать лет. Деньги здесь зарабатывать можно, но память о родине никогда не изгладится. Вы где родились? В Монпелье? Ну все одно, все провансальцы земляки. Неужели вы думаете, что, подобрав в море голландца, англичанина или француза-северянина, я стал бы угощать их ромом в своей каюте?

Размякнув от рома, капитан облокотился на стол и продолжал болтать и задавать вопросы, не интересуясь ответами на них.

Глава 11

ПОД ДЕЙСТВИЕМ РОМА

Много славных дел числил за собой капитан Сажесс с того дня, как тридцать лет тому назад дезертировал с французского корабля и поселился в Сен-Пьере. Забрасывая Гаспара вопросами, он не забывал рассказывать о себе. Когда капитан удовлетворил свое любопытство, не слишком-то сильное, относительно Гаспара и его приключений, то вернулся к собственным делам и стал беседовать со спасенным, точно со старым другом.

Гаспар почти засыпал от усталости и словно сквозь сон слушал болтовню Сажесса. Тот избегал называть имена, даты, бросая небрежно такие неопределенные фразы, как: «Это был островок на пятьдесят миль не то к северу, не то к югу от подводной скалы, но не все ли это равно?» или: «Назовем ее Гонориной, правда, она звалась не так, но все же я расскажу, как она разыграла Пьера Сажесса, и как затем Пьер Сажесс разыграл ее».

Вдруг мозг Гаспара, усыпленный было действием спиртного, прояснился, восприятие обострилось. Он испытывал блаженство после двух стаканов крепкого рома и гаванской сигары, которой угостил его капитан. Каюта уже казалась ему чуть ли не дворцом, Сажесс — величайшим из людей, а он, Гаспар Кадильяк, парнем, ни в чем не уступающим капитану.

— И заметьте, — продолжал между тем Сажесс, наполняя стакан Гаспара, — она оказалась в моих руках, потому что, черт возьми, я запомнил те два словечка, которые она шепнула в тот вечер штурману «Байоннесс». Они полагали, что я пьян, но я никогда не напиваюсь пьяным, и у меня ничего не вылетает из головы.

— Точно так же и я, — заявил Гаспар.

В его уме всплыло воспоминание об Анизетте и Ивесе, и он стукнул кулаком по столу.

— Я тоже расправился с кем следовало. Нет, я никогда не забываю. Вот послушайте-ка…

Но Сажесс уже перешел к другому рассказу, на этот раз о денежной операции. Гаспар раскачивался на стуле, глаза его были воспалены. С сигарой во рту, опершись кулаками о стол, он был преисполнен сознанием собственного величия, но к этому примешивалось какое-то раздражение. Гаспар смутно вспоминал о том, как его обошли, как предпочли ему другого, и всему виной был этот проклятый Ивес.

— …И это стоило семь тысяч американских золотых долларов, — говорил Сажесс.

Тут Гаспар, вытащив сумку с золотыми монетами, с такой силой швырнул ее на стол, что они покатились.

— Посмотрите на эту штуку! — заорал Гаспар. — Как по-вашему, разве не стоило из-за этого пырнуть кое-кого ножом?

Сажесс замолчал на полуслове, уставился на золото и окинул Гаспара подозрительным взглядом. Затем он протянул руку за монетой.

— Вот как? Вы убили его? Но где он раздобыл золото? Уж не обокрал ли он какой-нибудь музей?

Гаспар кивнул с важным видом.

— Вы попали как раз в точку. Он обокрал одну из таких сокровищниц на острове и не пожелал делиться.

— Ага, — произнес Сажесс. — Значит, вы убили его на острове? Ну-ну, да вы парень в моем вкусе! Скажите, пожалуйста, а вашего товарища, вы говорите, звали?..

— Ивес.

…Гаспар был совсем пьян. Он навалился на стол, уронив голову.

— Ивес… А какова была его профессия? — продолжал капитан.

— Кочегар.

— Так… Но он ведь и еще как-нибудь звался. Ивес — имя, а фамилия?

— Кто? Что? — пробурчал Гаспар, делая попытку приподняться.

Сажесс повторил свой вопрос, но провансалец уже спал. Голова его покоилась на столе, правая рука сжимала сумку с монетами.

Некоторое время Сажесс презрительно смотрел на него, затем подошел к двери и крикнул:

— Жюль!

В дверях показался босой рослый негр с обнаженной грудью и великолепной шевелюрой.

Сажесс указал на Гаспара. Жюль, ухмыляясь, взвалил его на себя. Вдвоем с капитаном они отнесли провансальца в каморку у штирборта. Уложив Гаспара на койку, Сажесс положил на пол сумку с золотом и захлопнул дверь.

В своей каюте капитан достал карту, разложил ее на столе и задумался. Гаспар сказал, что вышел в море утром. Если это правда, то единственным островом, от которого он отплыл, мог быть только вот этот крошечный кусочек суши, окруженный рифами с севера, юга и востока.

Сажесс знал воды Атлантического океана близ Багамских островов как свои пять пальцев. Даже без карты он мог с уверенностью сказать, что существует один лишь островок в этих краях, отплыв от которого, лодка в течение одного дня достигла бы точки, где была подобрана «Красавицей из Арля». Сажессу был знаком этот остров, который он не раз рассматривал в подзорную трубу: на его берегу росли семь пальм.

Капитан вытащил из ящика перо и чернильницу, поставил маленький крестик на том месте, где был островок, убрал все со стола и вышел на палубу.

Взошла луна. Отблески ее играли на волнах, как солнечные зайчики, к горизонту по воде тянулась прерывистая лунная дорожка. Ветер усилился, и в ночной тишине отчетливо слышались звяканье рулевой цепи, всплески волн у носа судна, скрип канатов и блоков. Казалось, что судно разговаривает с морем.

Глава 12

«КРАСАВИЦА ИЗ АРЛЯ»

Около шести часов утра Гаспар проснулся. От спертого воздуха в каморке было трудно дышать, горло пересохло. В его уме пронеслись события прошлой ночи. Он вспомнил разговор с Сажессом, вспомнил, что снял с себя перевязь и бросил ее вместе с сумкой на стол, но что случилось потом, совершенно стерлось в его памяти.

Гаспар ощупал пояс: перевязь и сумка исчезли. Он спустил ноги с койки и собрался встать, когда нога наткнулась на что-то твердое. Это была сумка. Чтобы удостовериться, что деньги целы, Гаспар раскрыл сумку и пересчитал монеты при скудном свете, проникавшем через отверстие вверху. Двадцать один золотой, увесистые, блестящие, твердые. Он обернул перевязь вокруг пояса и, застегнув куртку поверх сумки, вышел на палубу.

«Красавица из Арля», держа курс на Мартинику, скользила по водной глади. На юге темной полосой чернел берег Гаити.

В то время как Гаспар пристально всматривался в далекий остров, Сажесс вышел из рубки и пожелал своему пассажиру доброго утра, ни словом не обмолвившись о том, что произошло накануне. В руках у капитана была подзорная труба. Облокотившись на борт, Сажесс принялся внимательно рассматривать в трубу береговую линию.

«Что я наболтал ему вчера вечером? — мучительно размышлял Гаспар. — Помню, как швырнул монеты на стол и что-то говорил про Ивеса. Но что именно? Деньги он, должно быть, подобрал и положил в сумку, затем отнес ее к моей койке, на которой я валялся, пьяный в стельку… Но что же я в конце концов ему рассказал?»

Сажесс, как ни в чем не бывало, указывал пальцем на возвышающиеся горные вершины и болтал, не умолкая. Когда Жюль, орудуя за их спиной, подал завтрак, они уселись за стол. За дымящимся кофе, ветчиной и бананами капитан продолжал молоть какую-то ерунду, перескакивая с одной темы на другую.

Гаспар его почти не слушал. Наконец, чтобы не молчать, он предложил заняться каким-нибудь делом. Но Сажесс и слышать ничего не хотел об этом.

— Вы мой земляк, провансалец, — сказал он. — Я подобрал вас в открытом море, вот и весь сказ. У меня на корабле рабочих рук больше чем нужно, а ваше пропитание стоит гроши. Кроме того, мы можем рассчитаться в Сен-Пьере. Сен-Пьер на Мартинике — вот моя база. Вы никогда не бывали там? Нет? Ну, так в таком случае вы никогда еще как следует не наслаждались жизнью. В Сен-Пьере люди умеют смеяться, а любовь там стоит дешевле бананов.

— Ладно, но я не останусь у вас в долгу, — вынужден был согласиться Гаспар. — Если только можно чем-нибудь отплатить за то, что вы для меня сделали.

Сажесс засмеялся. Его добродушное лицо, если не считать какой-то жесткости взгляда, странным образом лишалось приятности, когда он смеялся.

Глава 13

ТОРГ

По мере того как продолжалось плавание, Гаспар знакомился с порядками на корабле. Его повергла в изумление дисциплина на судне. Когда капитана не было видно, матросы горланили и болтали между собой, но стоило ему показаться на палубе, они замолкали, подобно стае щебечущих птиц при приближении пернатого хищника. Это казалось странным, так как Сажесс никогда не ругался и не повышал голоса. Если кто подворачивался ему под горячую руку, как это, например, случилось в тот вечер, когда Гаспар попал на корабль, он не задумываясь давал пинка, подобно тому как хозяин пинает свою собаку. Но если исключить эти мелочи, капитан обращался с экипажем хорошо. Все члены команды были с Барбадоса, кроме Жюля, уроженца Гаити. Негры говорили по-английски, но Сажесс бегло болтал с ними на их родном языке. Капитан владел французским, испанским, английским и португальским. Знание иностранных языков понадобилось ему для того, чтобы успешней торговать. Впрочем, пронырливость пригодилась ему не меньше.

Однажды вечером, когда море, волнуемое дыханием теплого ветра, под светом звезд походило на парчовое покрывало, Гаспар застал Сажесса за столом перед картой.

— Если ветер не изменит направления, — заявил капитан, — то завтра на рассвете мы увидим берег Мартиники.

Он поднял голову и спросил:

— Что вы собираетесь предпринять, когда попадете на остров?

— Право, не знаю, — ответил Гаспар. — Наверное, явлюсь в Трансатлантическую компанию, получу причитающееся мне жалованье и попытаюсь добиться возмещения за потерянные пожитки.

— На вашем месте, — возразил Сажесс, — я бы остерегся действовать подобным образом.

— А как же быть?

— Как быть? Черт возьми! Держать язык за зубами, по возможности помалкивать и не добиваться никаких компенсаций.

— Почему?

Сажесс рассмеялся.

— Потому, мой друг, что не следует углубляться в некоторые обстоятельства; вы предстанете перед одним из этих клерков с пером в руке, который станет записывать каждое ваше слово, вы потребуете вознаграждения, а он в ответ: «Да, да! Конечно, вы вправе требовать, но прежде всего, мой друг, докажите, что вы действительно то лицо, за которое себя выдаете, и сообщите нам подробности катастрофы». Он вывернет вас наизнанку, а… — Сажесс большим пальцем постучал по столу, — вовсе нехорошо быть вывернутым наизнанку, когда приходится кое-что скрывать.

— Скрывать?

— Да, скрывать! Например, чиновник компании начнет расспрашивать: кто у вас был главным машинистом, кто вторым машинистом, были ли у вас товарищи, и кто да что…

Сажесс не сводил пристального взгляда с Гаспара, лицо которого покрылось потом.

— А вы ведь не скажете, что вашего товарища звали Ивесом, что он спасся вместе с вами и что вас прибило к острову, — продолжал Сажесс. — Вы не скажете, что Ивес нашел сумку, полную золотых монет, а вы убили его и завладели золотом. Но выражение вашего лица, какой-нибудь жест, случайно вырвавшееся слово могут вызвать подозрение. Начнется расследование, и вы тысячу раз пожалеете о том, что не сожгли труп.

Точно холодный клинок вонзился Гаспару в сердце, по телу пробежала дрожь. Так значит, он все выложил вчера капитану! Охватившее его чувство не было похоже на раскаяние, Гаспар не считал себя преступником. Он испугался того, что выдал себя. Под действием винных паров он так расписал все дело, что Сажесс видит в нем убийцу. Капитан уверен, что Гаспар прикончил Ивеса из-за золота.

— Я вовсе не убивал из-за денег! — взволнованно воскликнул Гаспар. — Если я даже так сказал, то не верьте мне, все произошло случайно. Правда, мы повздорили из-за денег, но я не убивал Ивеса, нож лишь оцарапал его. Наоборот, я спас ему жизнь, когда «Рона» пошла ко дну. Кто же станет убивать того, кого он спас? Я просто ошалел от вашего проклятого рома. Убей я его действительно, стал бы я вам об этом говорить? Мы поссорились не из-за золота, поверьте!

— Друг мой, — ответил Сажесс, — я вам верю, но вы ведь сами признаетесь, что совершили убийство.

— Да, но случайно.

— И взяли деньги.

— Они не принадлежали ему. Он только нашел в кустах перевязь с сумкой. Почему вы качаете головой, вы мне не верите?

— Не все ли равно, верю я вам или нет? Этот человек нашел деньги, вы убили его нечаянно и забрали деньги. Разве ваш рассудок не подсказывает вам, что разоблачение подобной истории может довести до виселицы самого архиепископа парижского? Но поступайте как хотите; мой же совет, как я только что сказал, не ворошить всего этого. Пусть все покроется мраком забвения. Мне ничто не помешало бы выдать вас властям завтра на Мартинике. Место, где я вас подобрал, отмечено у меня на карте, я знаю также, где находится этот остров. Но, причиняя вам все эти неприятности, я ровно ничего не выиграл бы. Ровно ничего! Поэтому я предпочитаю помочь вам. Итак, к делу! Эти золотые монеты вы должны для безопасности обменять на доллары. Давайте их сюда, я их разменяю.

— Ни за что, — отказался Гаспар. — Я не хочу иметь дела с вами, пока вы не поверите, что я честным путем добыл эти деньги, что они не запятнаны кровью, что все случившееся на острове было несчастной случайностью, что я не убийца.

Сажесс хлопнул по столу рукой.

— Ну да, я верю вам, и не будем больше возвращаться к этой теме. Поверят ли вашим словам другие — не моя забота, но бросим все эти разговоры и перейдем к делу. Гаспар развязал сумку и высыпал золото.

Сажесс пересчитал монеты.

— Черт возьми, — сказал он, подбрасывая на ладони одну из них. — Страшно подумать, как на вас будут смотреть в банкирской конторе или в меняльной лавке, если вы явитесь к ним. Я-то могу сбыть золото с рук, правда, это будет нелегко. Но я не хочу рисковать, не получив при этом хорошего барыша. За все это я вам дам сорок долларов.

— Как, меньше, чем по два доллара за штуку? — удивился Гаспар.

— Именно.

— Да я скорее выброшу их за борт!

Сажесс оперся локтями на стол и рассмеялся. Начался торг.

— Ну хорошо, шестьдесят долларов, — вздохнул Сажесс через полчаса. — Неужели вы не согласны? Конечно, я кое-что наживу, но я же коммерсант! К тому же я вам дам еще добрый совет.

— А именно?

— Не нанимайтесь снова в кочегары. С шестьюдесятью долларами на Мартинике вы можете начать маленькое дело. Вступите пайщиком в рыболовную артель, займитесь торговлей фруктами — вы молоды и энергичны, а на Мартинике шестьдесят долларов равносильны шестистам в Гавре или в Париже. Я вам укажу, как выйти на большую дорогу. Мой дорогой, я, Пьер Сажесс, поставил на ноги на Мартинике добрый десяток людей, которые сейчас процветают.

С этими словами капитан принялся шарить в том ящике, где держал карты. Наконец он вытащил небольшой замшевый кошелек и вытряхнул на стол его содержимое. В кошельке оказалось как раз шестьдесят долларов и немного мелочи.

— Вот так штука, точнехонько нужная сумма! — усмехнулся Сажесс. — Разве это не примечательно, разве это не хороший знак? Вот деньги, перевязи же и сумки мне не нужно, пусть они останутся у вас.

Гаспар находил более чем странным, что в кошельке капитана оказалась как раз требуемая сумма. Конечно, Сажесс еще несколько дней назад решил, сколько платить за монеты, и заранее приготовил нужную сумму. Значит, он неспроста хранил молчание об Ивесе. Провансалец не сомневался, что Сажесс выдал бы его властям, будь это в его интересах. Он молча положил деньги в карман и вышел из каюты.

Мысль о том, что случилось на острове, неотвязно преследовала Гаспара. И хотя от острова его теперь отделяли сотни миль, Гаспар чувствовал, что ему никогда от него не отделаться. И разговор с Сажессом подтверждал это.

Глядя на море, усеянное звездными бликами, Гаспар видел остров, каким он оставил его в то утро. Освещенные солнцем пальмы, горячий песок на пляже, пенная лента прибоя, белоснежные чайки — в ушах у него еще звенел их крик.

«Кью-кью-кью! Эй ты, там, на судне, назад! Назад! Кью, ты думаешь улизнуть от нас? Кью-кью-кью! Темная синь моря, волны, ветер, солнце — это наша стихия, и ты наш навсегда, навсегда, навсегда, кью!»

Глава 14

ВОЛШЕБНЫЙ ГОРОД

На следующее утро Гаспара разбудил лязг якорной цепи. Через пять минут провансалец был уже на палубе.

«Красавица из Арля» готовилась бросить якорь в гавани. Окружающая природа была так красива, что Гаспару казалось, что он попал в рай: подернутая облаками шапка вулкана Монтань-Пеле, освещенная солнцем, изумруднозеленая растительность, ниспадающая каскадами к городу, который прилепился у гористого склона. Улицы города прорезали его, спускаясь к набережной. Над красными черепичными крышами высились верхушки пальм. Всюду дома, пальмовые рощи, кружево садов, скверов; крутые лестницы, поросшие мхом, соединяли улицы. Дома были тяжелой старинной постройки, но, ярко окрашенные, удивительно гармонировали с изумрудной зеленью и ультрамариновой водой гавани.

Поверхность моря была еще подернута голубой дымкой, хотя солнце уже поднялось над горой. Здесь, в гавани, находящейся в западной части острова, из-за тени, которую отбрасывала гора, природа, казалось, не очнулась от дремы. Город, видимый как бы сквозь неясную дымку газового покрывала, будто повис на грани ночи и утренней зари. Однако, присмотревшись, Гаспар различил снующие по улицам фигуры людей.

Гаспару не раз случалось бывать в городах, лежащих под тропиками: повсюду оцинкованные крыши пакгаузов, грубые очертания всякого рода миссионерских построек нарушали гармонию природы. А тут Сен-Пьер лежал перед ним, полный великолепия, прекрасный, как старинный гобелен, подобный волшебному городу в стране чудес.

Трудно было представить себе более изумительное зрелище, чем эта лавина леса, спускающаяся с горы, леса, состоящего из канн и пальм, тамариндов и гигантских папоротников. В сыром полумраке извивались лианы, толстые, как канаты, шевелились молодые побеги деревьев. Над всем этим великолепием возвышалась усеченная вершина Монтань-Пеле, пылающая в небесной лазури, а внизу просыпался город, уступами спускавшийся к морю.

В гавани стояли суда, от них к берегу и обратно сновали лодки, звонкий звук горна доносился с форта, на парусниках скрипели кабестаны, слышались крики матросов. Запах моря смешивался с ароматом тропических цветов, жасмина, ванили.

Гаспар повернулся спиной к городу и увидел Сажесса. Тот только что вышел из каюты. Прежде чем заговорить с провансальцем, капитан некоторое время молча смотрел на берег.

— Это вам не кочегарка, — наконец сказал он, стряхивая невидимую пылинку с белоснежного кителя. — Не похоже на машинное отделение, не правда ли? Смотрите, видите вон ту лодку? Портовые власти будут у нас на борту раньше, чем мы успеем позавтракать.

Пока капитан разглагольствовал, из камбуза появился Жюль с подносом дымящегося кофе. Сажесс пригласил Гаспара в каюту завтракать, но как бы в подтверждение правильности его слов в самый разгар трапезы появились портовые чиновники.

Сажесс угостил их вермутом и сигарами. Они были в приятельских отношениях с ним и, как представлялось Гаспару, им ничего не стоило выдать разрешение на разгрузку, на освобождение от карантина, на что угодно. Пока прибывшие раскуривали свои сигары и обменивались новостями с Сажессом, провансалец вышел на палубу.

Солнце ударило ему в глаза. Голубое небо, голубое море — все было полно торжества, прозрачных переливов, ослепительного блеска, и среди этого великолепия, словно выточенный из нежной ляпис-лазури, поднимался Сен-Пьер, разбуженный солнцем.

Город стряхнул с себя сон, унесенный на крыльях утреннего ветра, который раскачивал верхушки деревьев и пел в лесной чаще, и пришел в движение. Особенно это было заметно на набережной, где море лизало борта судов в гавани.

Воздух был так чист и прозрачен, что можно различить черепицу красных крыш и листья пальм, выглядывавших из-за них. Над одной из крыш развевался флаг, верхушки пальм раскачивались под напором бриза, горячее дыхание которого доносило запах сырой земли.

Вокруг «Красавицы из Арля» вертелись лодки с желтолицыми подростками, весело перекликавшимися с матросами. Увидев Гаспара, мальчики стали кричать, чтобы он бросил монетку, за которой они могли бы нырнуть, но раньше чем он успел опустить руку в карман, Сажесс и чиновники вышли на палубу.

Они предложили отвезти Сажесса и Гаспара на берег. Капитан, очевидно, уже сообщил им об участи «Роны», так как Гаспар стал объектом их любопытства, его забросали вопросами.

Как только Сажесс появился на палубе, лодки бросились врассыпную. Гаспар слышал, как ребята тоненькими голосами пели песенку, в которой слово «Сажесс» повторялось много раз, но из-за своеобразия наречия он мог уловить лишь общий смысл распеваемых куплетов: они носили издевательский характер. Капитан, видимо, был не в почете у лодочников Сен-Пьера.

Сажесс, распрощавшись на берегу с чиновниками, направился в город в сопровождении Гаспара. Они поднялись по ветхим лестницам и оказались в густой тени от домов, над которыми сияло лазурное небо. Повсюду слышалось журчание воды, бегущей по канавкам, выбивающейся из фонтанов, шум моря отдавался эхом, словно город находился в какой-то огромной раковине.

Улицы кишели людьми. Все они торопились по своим делам, болтали, что-то продавали или покупали.