Глава 1

Очнуться в мчащейся «скорой помощи», с раскалывающейся от воя сирены башкой – ощущение не из приятных. А еще неприятнее обнаружить, что находишься в мешке для перевозки трупов, плотно застегнутом на «молнию», и не можешь пошевелиться.

Запертый в удушливой тьме, стянутый прорезиненным брезентом, ты понимаешь, что если это смерть, то предстоящая вечность в могиле будет подлинным адом.

Лямка поперек груди и другая, чуть выше колен, плотно притягивали меня к каталке. Они не давали мне свалиться, когда каталка стукалась о заднюю стенку, подпрыгивала и моталась из стороны в сторону на крутых поворотах. Водитель газовал немилосердно, и вой двигателя бился в окна, словно хотел разнести их вдребезги.

Мерзкая смесь резиновой вони и запаха протухшего мяса была способна свести с ума. Я попытался дышать через рот, но не смог разлепить губы. Борясь с параличом, сковавшим мои челюсти, я обнаружил, что и все мое тело находится в том же состоянии. Я чувствовал, как в меня врезаются лямки, ощущал пальцами скользкую поверхность мешка, но мускулы не работали. Больше того – я не мог даже открыть глаза.

Не требовалось особого ума, чтобы догадаться, что я попал в серьезную переделку. Похоже, ребята из "скорой помощи" решили, что я мертв, и мне тотчас представились все ужасы погребения заживо или того хуже – кремация. Я едва не впал в панику, но постарался сохранить ясную голову, ибо это было единственное, чем я располагал, чтобы выбраться из сложившейся ситуации.

И выбраться из нее было намного важнее, чем тратить силы, пытаясь сообразить, как я в нее угодил.

Сирена перестала вопить, и «скорая» начала тормозить. Под покрышками защелкал гравий, каталка стукнулась о переднюю стенку машины, и мы остановились.

Хлопнула правая дверца, оборвав шорох помех в радиоприемнике, потом я услышал, как открывается кузов.

Меня выкатили и крепко приложили о землю.

– Полегче, Джек.

– Мертвецу все равно.

– Мертвецу все равно, но Гарри вычтет с нас за поломанную каталку. – Я ничего не видел, но про себя назвал этого типа Хриплым.

Джек закашлялся.

– Не беда, хоть что-нибудь да останется. У этого парня денег – завались. Да и его кредитные карточки тоже должны чего-то стоить.

– Зачем терять деньги, если можно обойтись без этого. – Хриплый сделал пару шагов в сторону, потом я услышал, как он прошел вдоль каталки, от ног к голове. – Ну, где же они?

– Сейчас будут, – снова кашель. – Гляди, подъезжают.

Оба замолчали, и я услышал, как подъезжает другой автомобиль. Его двигатель громко стучал, а когда откатилась дверца, я понял, что это фургон или маленький грузовичок.

Джек приветствовал вновь прибывших:

– Здорово, друзья.

– Предыдущая партия оказалась неудовлетворительной, – в новом голосе не было ни малейшего намека на дружелюбие.

Джек сделал попытку скрыть нотки страха в своем голосе, но я даже через мешок чувствовал, как он напуган.

– Я знаю и прошу прощения, но вот, взгляните – это как раз то, что вам нужно.

Раздались два щелчка, давление на грудь и ноги исчезло, и я услышал треск расстегиваемой «молнии». Ворвавшийся в мешок воздух на мгновение показался холодным, но потом стал горячим и очень сухим. В ной мне ударил резкий запах выхлопных газов и кипящего радиатора; ноздри моментально забились пылью, и я почувствовал, что медленно высыхаю, пока эти ребята болтают рядом.

Хриплый тоже боялся и захихикал, пытаясь скрыть страх.

– Взгляните, ему лет тридцать пять, чистый, выглядит хоть куда! Вы сможете взять у него почки, печень и сердце. Глаза, наверное, тоже хорошие. Черт побери, мы могли бы взять его легкие и вставить их вот хотя бы Джеку.

На меня вновь накатила паника. Меня продают по частям, а я еще даже не умер! Так нельзя! Надо дать им понять, что я еще живой!

– Чего ради? Он и их точно так же угробит. – Меня ощупали, потом приподняли, чтобы осмотреть спину; моя голова откинулась, и я громко икнул. Джек и Хриплый отскочили, и кто-то из них – я слышал – стукнулся о машину.

– Господи Иисусе!

Ну вот, теперь они знают, что я живой.

Тот, что осматривал меня, резко рассмеялся.

– Спокойнее – специалисты вроде вас должны знать, что в трупах скапливаются газы. Этого покойничка вы больше не увидите, разве что в страшном сне.

У меня упало сердце.

– Э, мы не так долго вертимся вокруг них, как вы, «Жнецы». Мы же только привозим их. А потом они идут на запчасти.

– Это верно. Так. Еще теплый. Хорошо. На вид чистый. Где вы его взяли?

Я услышал, как Джек громко сглотнул.

– Час назад пришел вызов. Он валялся в берлоге скваттеров в Слаймингтоне. Честно говоря, все выглядело так, будто его туда подбросили. Но вопросов никто не задавал, люди из "Скорпионз секьюрити" еще не доехали, так что мы быстренько его сцапали и вызвали вас.

– Сколько?

– Кусок плюс десять процентов со всего, что найдем на нем помимо обычного.

– Один кусок? Вы шутите? Да я могу получить три, распродавая его по частям, и еще набегут проценты за использование ДНК.

Джек старался говорить сердито, но Жнец не дал взять себя на пушку.

– Если хочешь, попробуй. Сразу увидишь, Джек, что на этом рынке цену назначает покупатель, а не продавец. Могу пойти на полтора куска, но тогда за экзотику только семь процентов.

– И два процента за ДНК?

– Один, да и то лишь потому, что я забываю, как ты сбагрил мне двух червивых жмуриков, не годных даже на корм собакам. В буквальном смысле, между прочим, – мы бросили их в пустыне, и ни один койот к ним не притронулся.

– Его барахло оставляем себе?

– Да, Джек. Суетные дела нас не касаются. – Жнец взял меня за лоб и повернул мою голову из стороны в сторону. – Кости хорошие, черепных травм нет. Думаю, удастся сохранить мозг. Отлично. Итак, по рукам?

– По рукам. Всегда рад иметь дело со Жнецами.

– Ты жалкий лжец, Джексон, но мы тебя терпим, единственно ради твоих поставок. – «Жнец» щелкнул пальцами. – Горд, Кенни, прицепите этому красную бирку и положите его сзади. Надо поспешить с обработкой, пока не испортился.

"Молния" снова закрылась, заперев меня в душном мирке, полном резиновой и трупной вони. Двое взялись за ручки, приделанные к мешку в голове и в ногах, и я провис, перегнувшись пополам. Меня понесли, покачивая, потом я услышал, как загромыхала, сдвигаясь вверх, дверь грузовичка.

– С какой стороны положим? – неразборчиво спросил чей-то голос.

– Пристроим поближе, он скоропортящийся.

Меня качнули три раза, и я полетел в грузовик, приземлившись на что-то твердое. Дверца громко хлопнула, закашлял двигатель, заскрежетали шестерни, и мы с грохотом тронулись.

За стуком двигателя я уловил в кузове грузовичка еще один звук – ритмичное бряканье – и заметил, что оно не прерывается. Но я недолго гадал, что бы это могло быть: холод начал пощипывать мне кончики пальцев. Меня не удивило, что в грузовичке с мертвецами имеется рефрижератор, но осознание этого факта вытолкнуло мне в кровь порцию адреналина.

Холод и адреналин сделали то, чего я не мог добиться силой воли: я начал дрожать и с надеждой подумал, что больше не скован параличом.

Впрочем, когда я попытался пошевелить рукой, у меня ничего не вышло. Слишком честолюбиво, решил я. Я попробовал открыть глаза, но сообразил, что в темном мешке все равно не понять, удалось ли мне это. Сделав попытку дышать через рот, я обнаружил, что по-прежнему не могу его открыть.

Отчаяние распахнуло пасть над моей душой, но надежда, порожденная дрожью, спасла меня. Прежде чем бегать, научись ходить. Прежде чем ходить, научись дрожать. Дрожать – хорошо. Дрожь – это уже кое-что.

Думай спокойно. Пусть твое тело ЗАХОЧЕТ того, что ты не сумел ЗАСТАВИТЬ его сделать.

Я отдал себя в руки страха и холода, пресекая собственные невольные попытки овладеть собой. Я понимал, что каждый выброс адреналина в кровь помогает мне, хотя и питал врожденное отвращение к панике.

Паника означает потерю самоконтроля, а это обычно приводит к беде. У меня было такое чувство, словно в глубине души я был уверен, что, признав опасность серьезной, не смогу с ней бороться.

У меня мелькнула мысль отследить движение грузовика, но, поразмыслив, я решил этого не делать. Запомнить все зигзаги и повороты нетрудно – просто детская игра. Оценив скорость и медленно считая про себя, я мог бы потом найти точку, из которой мы выехали, – но зачем? У меня почему-то не было уверенности, что мне захочется туда возвращаться.

Тем не менее было ясно, что водитель грузовика делает все, чтобы его маршрут было как можно труднее восстановить. Он переходил с одного уровня эстакады на другой, петлял по городским улицам и автострадам.

Грузовичок больше не останавливался – я с гордостью отнес это на счет моей ценности, – и наше путешествие закончилось продолжительным спуском.

Задняя дверь открылась, и я сразу же перестал дрожать. Все мои чувства обострились, я как бы старался мысленно выглянуть из мешка и понять, куда я попал.

Конечно, ничего у меня не получилось, и мои попытки были прерваны рывком за ручку мешка у головы. Мое тело съехало по другим телам, выскользнуло из грузовика, и я крепко ударился ногами о землю.

– Горд, пьянчуга, придержи ему ноги!

– Брось, Кении, парень жаловаться не станет.

– Зато доктор станет. Повреждение мягких тканей, так она это называет.

Ничего мягкого в том, как Горд потянул меня за ноги, не было. Удар о землю оказался болезненным, и, не будь мои челюсти скованы, я бы закричал. От злости у меня скрутило живот. Я хотел было позволить ярости разгореться, как панике, но передумал и волевым усилием успокоился.

А успокоившись, заметил, что мои пальцы сжались – то ли от холода, то ли от гнева. Я по одному заставил их снова выпрямиться. Они были как деревянные, но могли шевелиться, хотя и не все. На правой руке первым отозвался мизинец, потом безымянный палец и указательный. Я возобновил попытки, и средний палец тоже послушался.

Левая рука реагировала хуже, но все же повиновалась. Я попробовал согнуть пальцы ног – они тоже работали. Старательно сосредоточившись, я заставил пальцы снова согнуться, и правая рука почти сжалась в кулак.

Левая попыталась, но неудачно. Зато пальцы правой послушно распрямились снова, и я сумел напрячь ее от локтя до кисти, чему изрядно порадовался.

Я был так поглощен восстановлением способности управлять конечностями, что, когда Горд и Кенни грохнули меня на стол, не успел подготовиться. Я ударился затылком, и перед глазами у меня заплясали звезды.

Они мелькали, словно кометы «Текниколора», а я тем временем услышал, как расстегивается «молния», и почувствовал" как меня поворачивают с боку на бок, вытаскивая из-под меня мешок.

Меня оставили лежать голым на холодном металлическом столе. Глаз я по-прежнему не мог открыть, но сквозь веки видел золотое сияние ламп и чувствовал тепло, идущее от них. Я поскреб поверхность стола пальцами правой руки и обнаружил неглубокие канавки, выходящие из-под моей спины и направляющиеся к краю.

Отворилась дверь, и я услышал женский голос:

– О, замечательный экземпляр. Благодарю вас. Андре, обмерь его. Надо его задокументировать.

– Да, доктор.

Я услышал, как к столу подкатилась тележка. Ее движение сопровождалось позвякиванием инструментов, и мне не понравилось, что этот звук раздается в излишней близости к моей голове.

Справа сверху я услышал женский голос:

– Объект – мужчина, белый, рост шесть футов, вес приблизительно сто семьдесят пять фунтов, растительность на теле умеренная, темная. Находится в отличном состоянии, следов травмы не видно. Будут сделаны пробы жидкостей для токсикологического анализа на предмет установления причины смерти.

Я не мертвый! Я сжал правую руку в кулак.

– Признаки облысения отсутствуют, и можно попытаться при извлечении мозга сохранить скальп неповрежденным.

Я вновь распрямил пальцы и шлепнул ладонью по столу. Должна же она услышать!

– Доктор, его правая рука двигается, – услышал я голос Андре. – Кажется, он еще жив.

– – Кажется, Андре, ты прав. Это осложняет дело.

Я улыбнулся бы, если бы мог.

– Скорее, Андре, вон там, в шкафчике.

Давай, парень, неси что-нибудь, что поднижет меня на ноги.

– Здесь?

Да, Андре, придурок, делай, что тебе говорят.

– Да, Андре, принеси их сюда.

– Этого хватит?

– Четыре? Надеюсь, но лучше захвати еще пару, на всякий случай. – Я услышал, как она перебирает инструменты на столике. – Положи здесь. У живых всегда столько крови… Не напасешься салфеток.

Глава 2

Пронзительное жужжание хирургической пилы, нависшей надо мной подобно злобной осе, выжало мне в кровь последние капли адреналина. Когда пила пошла вниз, мои глаза внезапно открылись. Женщина в белом опускала пилу, держа обеими руками. Я вскинул правый локоть в отчаянной попытке защититься и что было сил оттолкнул от себя ее руки.

Лезвие пилы врезалось ей между бровями, и старушечье лицо исчезло в красном тумане. Женщина опрокинулась назад и пропала; металлический табурет с мерзким стуком покатился по кафелю. Я перекинул левую ногу через правую – "ножницами", – перевалился через край стола и упал, потому что ноги подо мной подогнулись.

Не повезло, подумал я, но оказалось, что мне, наоборот, повезло, потому что, когда я свалился на пол, Андре, нацелившийся пнуть меня в голову, промахнулся вчистую. Лягнув его между ног, я сразу вышиб из него весь боевой дух. Он со стоном сложился пополам, а я поймал его за волосы и с размаху ударил лицом о кафель.

После этого подвига я осел на пол, почти такой же беспомощный, как и он. Ощущение было такое, словно из меня вынули все кости. Руки и ноги двигались, словно свинцовые болванки под легким ветерком, но все же, перебирая руками по ножке стола, я дюйм за дюймом вытащил себя в вертикальное положение. Единственным признаком жизни в палате был резак, все еще жужжавший в правой руке женщины-доктора. Андре, даже если он не упокоился навечно, можно было списать со счетов, и на некоторое время я почувствовал себя в безопасности.

Теперь мне предстояло удрать, не зная, где я и сколько народу снаружи. Как ни странно, оценив ситуацию таким образом, я нашел ее не столько неразрешимой, сколько досадной. Она отнимала время. Но кто бы ни причинил мне это неудобство, он за это поплатится.

Я сдернул брюки с Андре и натянул их на себя, хотя они и были коротки дюйма на три. Точно так же я поступил с его ботинками – мягкими кожаными мокасинами, которые налезли на меня только после того, как я распустил шнуровку, – и с белым лабораторным халатом. В карман халата я сунул четыре скальпеля и подобрал одну из салфеток, которые уронил Андре.

После этого я осмотрелся. Если не считать плесени, проступавшей кое-где в швах между плитками, помещение вполне могло бы сойти за обычную реанимационную палату в больнице. В стеклянных шкафчиках лежали маленькие ампулы с лекарствами и хромированные хирургические инструменты. На шкафчике с картотекой я увидел три больших прозрачных сосуда с человеческими органами, а на столике в углу заметил еще четыре, пустых и открытых. В задней стене имелись три ряда маленьких прямоугольных дверок, за которыми скорее всего хранились мертвецы на разных, так сказать, стадиях уборки урожая.

Я шлепнул салфетку в кровавую лужу, растекшуюся возле доктора, а потом прижал ее к своей голове. Кровь скрыла мое лицо, и теперь я мог сойти за Андре. Я прошел к двери, рывком отворил ее и остановился в дверном проеме.

– У нас сложности! Он живой! – выкрикнул я, с удивительной для самого себя точностью подражая голосу Андре.

По всему помещению, похожему на склад, зашевелились люди. Человек, стоявший шагах в четырех, вытащил пистолет и поспешил ко мне. Едва он приблизился, я швырнул окровавленную салфетку ему в лицо и вывернул руку с оружием. Отняв пистолет, я сдвинул предохранитель и в упор всадил ему пулю в живот.

Двое рослых мужчин, перегружавших на тележку тела из грузовичка для развозки мороженого, тоже побежали ко мне, но при звуке выстрела резко остановились. Они полезли за пазуху за оружием, но достать его не успели. Быстро развернувшись, я выстрелил навскидку, и один повалился наземь, схватившись за горло. Второму пуля попала в плечо, развернула, и я добил его выстрелом в грудь.

Я взглянул на пистолет, чтобы увидеть своими глазами то, что уже ощутила рука. "Кольт крайт". Десятимиллиметровый патрон, дульный тормоз, открытый прицел. Четырнадцать патронов в обойме, один – в стволе.

Я уже истратил четыре.

Над моей головой раздался гулкий топот ног по подвесному мостику. Я нырнул вперед, перекатился через голову и увидел, как какая-то женщина с автоматическим пистолетом поливает огнем то место, где я только что был. На мгновение наши глаза встретились, а потом я всадил ей пулю в грудь, и она вывалилась спиной вперед с другой стороны мостика.

Из кабины грузовичка выскочил худощавый человек в черном плаще армейского покроя. Он закричал, указывая на меня, и я узнал голос. Это был тот самый Жнец, что торговался: с Джеком и Хриплым.

– Стреляйте в него, но только не в голову! Берегите голову!

За каким чертом ему сдались мои мозги?

Я опустил «крайт» пониже, поймал его силуэт на мушку и выпустил две пули одну за другой. Обе попали в грудь и отбросили его назад. Справа из-за угла выбежали двое с автоматами, но их обманул мой белый халат. Выстрелом в голову я уложил первого, а пуля в живот сложила второго пополам, как перочинный нож, и швырнула его на скользкий бетон.

– Я рванулся к грузовичку. Ключи зажигания торчали в замке. Я упал на водительское сиденье, перебросил пистолет в левую руку и запустил двигатель. Он завелся с пол-оборота и застучал, как часы в часовой бомбе. Я выжал сцепление и включил первую передачу. Грузовичок неуверенно двинулся вперед, и я закрутил баранку, выруливая по широкой дуге к пандусу с большими воротами, который должен был вывести меня на уровень улицы.

Скорее бы выбраться из этого склепа. Свежий воздух. Небо. Жизнь!

В зеркальце заднего вида плясали трупы, беспорядочно вываливающиеся из кузова. Потом я увидел еще двоих парней с пистолетами, бегущих за грузовиком. Они открыли огонь, но я знал, что, если даже они стреляют лучше меня, им в меня не попасть. Выжав газ, я переключил передачу и направил машину на пандус со скоростью тридцать миль в час.

Внезапно дверца со стороны водителя распахнулась, и на подножке, цепляясь за зеркальце, появился давешний «Жнец» в черном плаще. Он зашипел на меня, как разозленный кот, и изо рта у него вырвалось облачко кровавых брызг. Левой рукой он ухватился за руль и рванул его на себя.

Я понятия не имел, что собирается делать этот бледнолицый полутруп, но зато хорошо представлял, как отбить у него охоту соваться ко мне. Я ткнул «крайт» ему в лицо и нажал «собачку». Он пропал в облаке огня и дыма. Его правая рука отпустила зеркальце, но левая мертвой хваткой продолжала держать баранку.

Я прижал «крайт» к его запястью и выстрелил. Тело «Жнеца» с глухим стуком вывалилось из машины, но за то время, что он провисел на руле, грузовик успело увести к левой стороне пандуса. Со скрежетом и искрами борт заскользил по ограждению, и я рванул руль вправо. Грузовик оторвался от ограждения, но его занесло, и он врезался в металлическую опору на другой стороне пандуса.

Правое крыло смялось в лепешку, и в кабине тут же развернулась предохранительная подушка. Разметав полузамороженных мертвецов по всему пандусу, машина развернулась на пол-оборота и ударилась задом о закрытые ворота. Меня швырнуло на спинку сиденья, потом – снова на руль. С душераздирающим треском раздвижные створки ворот сорвались с креплений и вывалились на улицу, покрыв мостовую ковром из металла.

Ошарашенный, весь в синяках, измазанный кровью, текущей из разбитого носа, я прополз в кузов, перелез через оставшиеся трупы и выбрался на улицу. Оказавшись на свободе, я повернулся и разрядил пистолет в бензобак грузовичка. Бурлящий оранжево-черный шар устремился к небу, но не достиг его.

В сотне футов над улицей он разбился о странную конструкцию из черных панелей, стальных балок и натянутых тросов, оставив после себя странный пылающий предмет, похожий на птичье гнездо, пристроенное под карнизом крыши дома. Только это гнездо было таким большим, что в нем запросто могли бы жить люди, а крыша простиралась над всем городом. Дым расползся по нижним панелям, как грозовое облако, а потом начал оседать на землю зловещим туманом.

Весь город был накрыт крышей! Внутри меня что-то рухнуло, и чувство, что я снова заперт в мешке для трупов, нахлынуло на меня, как возвращающийся кошмар.

Небо, солнце, луна для меня всегда означали свободу, но сейчас я чувствовал себя тараканом, которого поймали, Закрыв черной стальной чашей. Как только люди могут здесь жить?

Что-то потянуло меня за штанину, и, опустив взгляд, я увидел, что в мои брюки, снятые с Андре, вцепилась оторванная выстрелом кисть «Жнеца». Я с отвращением стряхнул ее и пинком отправил в костер, закрывший вход в святилище этих стервятников.

Вокруг задвигались тени. Из окружающих зданий, волоча ноги, выходили люди, одетые, несмотря на удушающую жару, в многослойные одежды. Они шли шаркающей походкой, загипнотизированные огнем. Его красные и желто-золотистые языки были единственными яркими цветами в этом мире, и люди смотрели на них, как на воплощение некоего загадочного божества, пришедшего освободить их из «серых» домов.

Куда, черт побери, я попал? Убийцы охотятся за людьми ради их внутренних органов. Жители воздвигли крышу между собой и небом. Эти люди безумны. Как я здесь очутился?

Изумление пригвоздило меня к мостовой, но вслед за этими вопросами возник новый – и я ощутил внутри себя пустоту. Мое сердце замерло, и я упал на колени посреди вонючей улицы.

Что толку гадать, куда я попал и зачем, если у меня нет даже малейшего намека на то, кто я такой?

Глава 3

Кошмар, от которого я, вздрогнув, очнулся, был навеян событиями дня, хотя я едва мог припомнить их. В гнетущей жаре я побрел по темным улицам.

Позади к ревущему пламени собирались пожарные, словно мотыльки, летящие на огонь. Безликий и ослабевший, с пустым пистолетом, заткнутым за пояс, я, пошатываясь, ковылял по замусоренным переулкам, с каждым шагом чувствуя, как мое тело вновь охватывает паралич. В конце концов ноги мои одеревенели, и я повалился ничком позади каких-то мусорных баков.

Но сейчас, когда я внезапно поднялся и сел, простыня соскользнула с моей мокрой от пота груди на колени, и я обнаружил, что лежу на мягкой кушетке с вытершимися подлокотниками, деликатно прикрытыми кружевными салфетками ручной вязки. В углу стоял телевизор, и я поразился, какой у него большой корпус и какой маленький кинескоп. Среди десятка черно-белых фотографий, разместившихся на телевизоре, пряталась комнатная антенна, а рядом, на столике, на постаменте из толстых телефонных книг покоился массивный черный телефон с наборным диском.

Я содрогнулся. Все выглядело так, словно я проснулся в начале фильма пятидесятилетней давности. Это ощущение усилилось еще больше, когда я оглянулся на комод, встроенный в стену, и увидел на нем огромный радиоприемник с желтым огоньком рядом с ручкой настройки. Из динамиков негромко лилась монотонная испанская мелодия, сопровождаемая металлическим призвуком духовых инструментов и щелканьем кастаньет, похожим на щелканье челюстей очень большого и очень голодного таракана.

На стене, между окнами, задернутыми шторами, я увидел часы. Прежде всего меня поразило, что они не цифровые, а стрелочные. Впрочем, с этим я справился быстро. Я взглянул на запястье, где полагалось быть моим собственным часам, и вспомнил, что всегда носил часы с комбинированным циферблатом, так что расшифровать показания комнатных часов не составило для меня особого труда. Удивительнее было другое – вместо чисел;на циферблате стояли короткие слова.

Эти слова чем-то меня обеспокоили, но лишь через секунду или две я понял, чем именно. Не тем, что они были написаны кириллицей и означали числа, которые должны были стоять на их месте, – в этом еще можно было найти какой-то смысл. Но зачем владельцу дома, кто бы он ни был, вешать на стену советские часы?

Никто не станет покупать ничего русского, если может без этого обойтись.

Часы, безотносительно к языку, показывали одиннадцать тридцать.

Негромкий смешок заставил меня обернуться и взглянуть, что делается сзади. На меня смотрела маленькая девчушка со светло-карими глазами. Удивленная и обрадованная тем, что я заметил ее, она зажала ладошками рот и убежала сквозь темный коридор в спальню. С моего места виден был край кровати; девочка вскочила на нее и запрыгала к изголовью. Я услышал голоса, но не разобрал слов.

Потом заскрипели пружины, и в дверном проеме появился худощавый мужчина среднего роста. На нем была майка, которую он заправлял на ходу в парусиновые рабочие брюки, заляпанные краской. Медный цвет лица и темные волосы давешняя девчушка наверняка унаследовала от него.

Мужчина улыбнулся мне, продемонстрировав то, что осталось от его зубов.

– Как вам спалось?

Говорил он по-испански.

– Хорошо, – быстро ответил я, тоже по-испански. – Добрый вечер.

– Добрый день. – Незнакомец поскреб скудную поросль на подбородке. – Вы проспали почти двое суток.

Сейчас одиннадцать тридцать утра, сеньор…

Я сосредоточился, но так и не сумел вызвать в памяти свое имя.

– Прошу прощения, но, боюсь, я не знаю, кто я такой. Я даже не помню, где нахожусь.

– Вы в Фениксе. – Он подошел к стулу, стоящему у стены. На нем были сложены мои брюки и белый лабораторный халат. Сверху покоился «крайт», но магазина в нем не было. – Меня зовут Эстефан Рамирес.

Эта девочка – моя дочь Мария. Моя жена, Консуэла, пока еще спит. – Он переложил одежду и пистолет на подставку для телевизора и сел.

– Феникс?

"Какого черта я делаю в Фениксе?"

В глубине души я сознавал, что существует ответ на этот вопрос, но, как ни старался, не мог его отыскать.

– Как я попал в ваш дом?

Эстефан криво усмехнулся:

– Эти Жнецы – очень плохие люди. Прошел слух, что кто-то неплохо им всыпал, и многие думали, что это был Койот. Я думал иначе, но на всякий случай пошел посмотреть и нашел вас.

– Почему вы решили мне помочь?

Рамирес пожал плечами:

– Пять лет назад, когда я приехал сюда, один человек помог мне. Не пытайтесь расплатиться со мной – сказал он, лучше заплатите следующему. Вот я и плачу.

Слева от меня, где-то напротив спальни, послышался стук в дверь. Эстефан улыбнулся, но после того, что мне пришлось пережить, я не ощущал особого оптимизма. Я потянулся за «крайтом», а Эстефан бросил мне заряженный магазин. По тому, с какой легкостью он это сделал, я понял, что этот человек мне доверяет. Вогнав обойму на место и передернув затвор, я подумал, что кем бы я ни был, мне бы хотелось быть достойным его доверия.

Эстефан вышел, а вернувшись, привел с собой самого рослого человека, какого я только видел. Чтобы пройти в дверь, огромному негру пришлось пригнуть голову.

Росту в нем было, самое малое, футов семь с половиной, а под его свободной рубашкой и вылинявшими джинсами скрывались мускулы, достаточно мощные, чтобы он не выглядел худым как жердь, какими обычно кажутся такие высокие люди. Выпрямляясь, этот бородатый, но уже начинающий лысеть гигант одарил меня широкой белозубой улыбкой и протянул мне руку, в которой свободно могла бы утонуть не только моя ладонь, но и «крайт», если бы я не переложил его в левую руку.

– Я – Хэл Гаррет. Судя по тому, что рассказывает Эстефан, вы – человек загадочный.

Что-то во мне отозвалось на это имя, но я не мог понять что.

– Вы преувеличиваете.

– Всякий, кто сумел так разозлить "Жнецов", – мой друг. – Гаррет занял стул, на котором прежде сидел Эстефан, а сам хозяин дома удалился в спальню и прикрыл за собой дверь. – Я хотел бы помочь вам, если это возможно.

Как и у Эстефана, интонации его гулкого голоса и непринужденность, с которой он держался, говорили о том, что мне доверяют и искренне хотят помочь. Это было лестно, но вместе с тем и подозрительно. Впрочем, для лишенного памяти одиночки, заброшенного в чужую страну, любой союз на пользу.

– Что вы хотите знать?

Плечи Гаррета шевельнулись, как горы во время землетрясения.

– Все, что вы сумеете припомнить, чтобы нам было с чего начать.

– Нам? Это значит – вам и мне, или в поиски будут вовлечены и другие?

– Пока только вам и мне, но у меня есть друзья, которые в состоянии помочь нам разгадать вашу головоломку. – Его голос стал жестче, и это меня обрадовало. Я решил, что Хэл Гаррет из тех людей, что гордятся своими способностями, но не настолько тщеславны, чтобы не искать содействия, если понадобится. – Не так уж много найдется тех, кто очнулся на консервной линии «Жнецов» и дожил до того момента, когда может об этом рассказать. Уже из одного этого видно, что вы человек примечательный.

– Более или менее. На самом деле я очнулся еще до разделочной. Я был в полном сознании, но при этом не мог сделать ни одного движения. Впрочем, что бы мне ни вкололи, похоже, против этого помогает адреналин, а его-то выплеснулось достаточно, когда я услышал, что меня собираются распродавать со скидкой, словно на барахолке.

Гаррет слегка кивнул:

– Могу представить.

Я прикрыл глаза и обнаружил, что воспоминания приходят легко, но, к моему разочарованию, они охватывали самое большее последние тридцать шесть часов.

– Я был в машине "Скорой помощи". Одного из двух санитаров звали Джек или Джексон. Я был не первым, кого они продавали «Жнецам». В предыдущий раз им не повезло, и два трупа оказались некондиционными. Упоминался некий Гарри, как человек, который может контролировать компанию "Скорой помощи". Санитары говорили, что нашли меня в Слаймингтоне.

– Перекресток Двадцать четвертой и Кэмелбэк-Эспланада, – кивнул Хэл. – Район Билдмор. Немного на север отсюда.

– Джек говорил, что они нашли меня у скваттеров, и все выглядело так, словно было подстроено. Он сказал, что люди "Скорпионз секьюрити" еще не прибыли, поэтому они забрали меня и вызвали «Жнецов». Не прошло и часа, как они меня продали. За меня было получено полтора куска, семь процентов за все необычное и один процент за использование ДНК из моего тела. Должен ли я чувствовать себя польщенным?

– Вы не похожи ни на отбросника, ни на близняка, а это значит, что из ваших внутренних органов можно извлечь пользу. Столько же долмарок вы могли бы заработать за неделю, нанявшись щекотать нервы любителям дешевых кабаков, но за пищу для червей цена неплохая. – Гаррет снова одарил меня обезоруживающей улыбкой. – Что ж, для начала сведений мне достаточно. Вероятно, нам удастся выследить водителей. Я сделаю несколько запросов.

– Хорошо. Кстати, по условиям сделки они оставили себе мои вещи, а значит, есть шанс, что мы сбережем время, разгадывая эту загадку.

– Надеюсь. – Хэл встал, и мы снова обменялись рукопожатием. – Итак, слушайте, мистер Тайна. Сейчас мне нужно отправляться на слет местных уличных шаек. Сам я не смогу помочь вам выследить этих рыцарей "скорой помощи", но пришлю парня, который это сделает. Его зовут Рок Пелл. Эстефан его знает. Пелл возьмет вас с собой, так что вы сможете с ними встретиться и задать пару вопросов, а если они попытаются отмахнуться, он сумеет их убедить.

Я улыбнулся:

– Спасибо. Еще один вопрос.

– Да?

– Не вы ли тот Койот, о котором упомянул Эстефан?

Хэл запрокинул голову и разразился смехом, больше похожим на львиный рев.

– Нет, нет, это не я. Но я с ним знаком. Наши цели во многом совпадают, и я с удовольствием помогаю ему, когда есть возможность.

– А то, что вы помогаете мне, поможет ему?

– Не знаю. Не слышал от него ничего, что касалось бы вас, но подозреваю, что ваш случай его заинтересует.

Кстати, Рок тоже помощник Койота, так что у него могут быть и другие новости. Надеюсь, мы еще увидимся.

– Буду ждать с нетерпением. Спасибо.

Гаррет ушел. Эстефан по-прежнему оставался в спальне, и у меня было время поразмыслить. На некоторые мои слова Гаррет не обратил особого внимания, но чего наверняка не пропустил, так это того, что моя «смерть», по всей видимости, была подстроена. Из этого следовало, что у меня есть враг, а скорее всего даже несколько, но из-за амнезии я не имел ни малейшего представления, кто они такие. В плане выживания это не сулило ничего хорошего.

Я сосредоточился на том, чтобы собрать воедино все, что мог узнать о себе на основании недавнего опыта. Я, очевидно, знал по меньшей мере два языка, поскольку понимал и говорил по-английски и по-испански, однако некоторые выражения из уличного сленга, на котором говорил Хэл, удивили меня, и понял я их исключительно по контексту. Я совершенно не представлял себе, что такое «отбросник» или «близняк», но предположил, что это те, кто считается низшими, в том или ином смысле.

Если сопоставить мою неосведомленность с тем потрясением, которое я испытал, увидев в доме Эстефана часы, телевизор и радиоприемник советского производства, можно было предположить, что я не часто соприкасался с этим социальным слоем.

Какое бы вещество ни использовали для имитации моей смерти, оно было неестественного происхождения. Как правило, растительные яды, парализующие нервно-мышечную систему, вызывают смерть от удушения, потому что перестают работать мышцы диафрагмы, и я не слыхал, чтобы против какого-то из них помогала доза адреналина.

Что бы мне ни ввели, это был какой-то особый состав, специально разработанный для того, чтобы парализовать мышцы, но не центральную нервную систему.

Из всего этого напрашивался вывод, что враг у меня не простой, а особенный. С другой стороны, мое знакомство с «крайтом» и умение точно стрелять на больших дистанциях предполагали, что я в состоянии о себе позаботиться. Даже пинок, которым я вывел из строя Андре, был скорее рефлекторным, нежели осмысленным, и это говорило о том, что я обучен борьбе без оружия.

Сопоставив эти детали, я мог представить себя специалистом по безопасности в какой-нибудь корпорации или каким-то еще более странным обитателем корпоративного мира.

Но оставались некоторые неясности, и я не знал, что с ними делать. Я слышал, как Андре сказал всего пару фраз, но распознал его манеру произношения и сумел имитировать ее настолько убедительно, что обманул по крайней мере одного охранника. Это мог быть природный дар, но он определенно был отшлифован практикой. Мое удивление и отчаяние при виде крыши над городом не оставляли сомнений, что я совершенно не знаком с Фениксом. Если я действительно был специалистом по безопасности из какой-то корпорации, то явно не из местной, и меня прислали сюда, чтобы разобраться с некоей проблемой.

Вполне вероятно, что именно эта проблема стоила мне потери памяти и едва не стоила жизни. Не зная, кто я такой и какое задание я получил, я имел шансы выжить немногим больше, чем слепец, перебегающий автостраду. Но нравилось мне это или нет, на эти исчезающе малые шансы мне предстояло поставить свою жизнь.

Глава 4

Эстефан возвратился с дочкой и очень застенчивой женой, которой на вид можно было дать лет двадцать, а то и меньше. Не говоря ни слова, она прошла прямо в кухню и принялась греметь кастрюлями и сковородками. Мария заняла позицию в дверном проеме, откуда ей было видно и мать и меня, а Эстефан снова уселся на стул.

Пистолет я держал под простыней.

– Гаррет сказал, что пришлет еще одного человека по имени Рок Пелл, чтобы он помог мне найти тех, кто продал меня "Жнецам".

– Сеньор Пелл хороший человек. Если этих людей можно найти, он их найдет. Моя жена, она готовит нам ленч. – Рамирес показал на одежду, сложенную на подставке для телевизора. – Это вам не подходит. С вашего позволения, я от этого избавлюсь.

– Ради бога, и если вам удастся что-то выручить за эти вещи, оставьте себе в возмещение за беспокойство. – Я оглянулся на коридор. – У вас есть душ?

Эстефан опустил глаза.

– У нас нет душа, но есть ванная, и там вы можете Привести себя в порядок.

– Очень хорошо, спасибо.

Завернувшись в простыню, словно в тогу, я прошлепал по истертому коврику в ванную и запер за собой дверь. Пистолет я повесил на крючок и прикрыл простыней. Стоило мне осмотреть ванную, как на меня вновь накатила гнетущая волна тоски.

Арматура была старой и ржавой, а трубы не были даже упрятаны в стену. Над унитазом, оборудованным приспособлением для экономии воды, стоял ручной насос, от которого шла труба с вентилем, переключавшим воду либо 6 бачок унитаза, либо во встроенный в стену титан для нагрева воды.

Под титаном размещалась треснувшая раковина, вся в пятнах ржавчины; правее, ближе к двери, впивалась когтями в кафельный пол колченогая ванна. От мозаичного узора на полу, многократно залатанного плиткой всех цветов и размеров, почти не осталось следа.

Я перекинул вентиль, включил подогрев, потом уселся на унитаз и принялся качать воду в водяной бак и бачок унитаза. Занятие предельно скучное, но если недавно был скован параличом, то и в нем находишь своеобразное удовольствие. Кроме того, в пустыне качание воды можно приравнять к колке дров, и это было самое малое, чем я мог отблагодарить Эстефана и его семью за кров и еду.

Невзирая на ветхость ванной, Консуэла, как могла, постаралась ее украсить. Единственное окно закрывали аккуратные занавески с оборочками. Маленькие картинки в рамочках, изображающие нестерпимо миловидных ангелов – скорее всего лицевые половинки рождественских открыток, – висели на стене напротив унитаза.

На небольшой настенной полочке лежали четыре журнала, все на испанском; три из них представляли собой сценарии "мыльных опер" и я воздержался от чтения.

Запасной рулончик туалетной бумаги прятался под юбками вязаной куклы.

В зеркало на дверце аптечки, висящей над раковиной, я бросил взгляд на себя. Хотя мое лицо показалось мне знакомым и мелькнула мысль, что черные волосы немного длинноваты, вспышки озарения по поводу собственного имени не последовало. Я поскреб черную щетину на подбородке, но бритвы на раковине не было, а рыться в аптечке Рамиресов мне не хотелось.

И кстати, подумал я, если кто-то собирается меня убить, может быть, борода послужит хоть какой-то маскировкой и затруднит ему эту задачу.

Встав на колени в ванне, я заткнул сток черной резиновой пробкой и пустил воду. Она лилась из двух кранов, смесителя не было, и я торопливо отстранился, чтобы не ошпариться. Но я беспокоился зря – холодная вода у Рамиресов была «теплая», а горячая – "чуть-чуть потеплее". Она оказалась такой жесткой, что мыло почти не давало пены, но тем не менее я без особых усилий вымылся, а потом вытерся потрепанным полотенцем, некогда принадлежавшим какому-то отелю.

Повязав полотенце наподобие шотландского кильта, я вышел из ванной и застал Эстефана за разговором с чисто выбритым англосаксом примерно одного с ним роста. У англосакса были голубые глаза и стриженные ежиком рыжие волосы.

– Вы, вероятно. Рок Пелл?

– Именно так, приятель. – Он бросил мне толстым пакет размером чуть побольше телефонной книги, лежавшей под телефоном. – Здесь кое-какая одежда. Вое должно подойти. Если нет, Коймен сказал, что я могу спустить пару нуль-нулевок, чтобы вам не ходить в обносках.

При словах «нуль-нулевки» лицо Эстефана просветлело, и я понял, что Пелл имел в виду стодолларовые банкноты, которые, судя по состоянию дома, не были бы лишними в хозяйстве Рамиресов. В то же время я почувствовал, что Эстефан боится, как бы Рок не предложил ему деньги за оказанную мне любезность: тогда Эстефану пришлось бы отказаться – потому что, по его же словам, он сделал это в возмещение за услугу, когда-то оказанную Койотом.

Еще я почувствовал, что Пелл и в самом деле предложит Эстефану деньги – не из-за недостатка сочувствия к нему и его семье, а потому, что это легче, чем придумывать другой способ помочь им. Я взглянул на хозяина дома.

– Эстефан, ведь вы, после того как привезли меня сюда, ходили покупать патроны к моему пистолету?

– Да.

– Значит, вы платили по цене перекупщика. – Я пристально взглянул на Пелла. – Если вы говорите, что Койот готов пожертвовать какой-то суммой, вероятно, можно вернуть Эстефану деньги за боеприпасы? Пистолет я возьму с собой, и мне хотелось бы забрать и остальные патроны. Полсотни на покрытие ваших расходов достаточно, не так ли, Эстефан?

Эстефан хотел возразить, но Пелл не стал его слушать.

– Полсотни, Эстефан? Дружище, тебя бессовестно обобрали, ты это понимаешь?

– Не думаю. Рок, что на этом рынке цену назначает покупатель, – вмешался я. – Эстефан торопился, и я рад, что он добыл патроны, потому что свои я все расстрелял.

Пелл вытащил пачку банкнот и начал отслаивать по одной. Остановившись на трех десятках с портретом Рейгана и четырех пятерках с Линкольном, он сложил их и вручил Эстефану. Хозяин дома опять попытался протестовать, но я покачал головой.

– Предоставив мне убежище в своем доме, вы оказали услугу Койоту. Покупая патроны для меня, вы оказали услугу мне. Мне еще предстоит заплатить следующему, а это примите в знак моих добрых намерений.

– Благодарю, сеньор. – Эстефан сунул деньги в карман и отдал мне почти полную коробку патронов.

– Не стоит благодарности. Я вернусь через пару минут.

Я удалился в ванную и содрал с пакета пластиковую обертку. Широкие трусы на резинке мне не понравились, но все же я их надел; белые носки с синими полосками пришлись впору, и джинсы сидели на мне отлично, хотя были совершенно новыми и жесткими, как накрахмаленные. Черная футболка с непонятной надписью "Rollerblades does slalom" показалась мне чересчур вызывающей, но положение мое было не таково, чтобы предъявлять претензии.

Одевшись, я вернулся в гостиную и обнаружил, что Пелл с Эстефаном перебрались в кухню. Консуэла ставила на стол фасоль с рисом и тортильями. Пелл смотрел на еду голодными глазами, но, бросив беглый взгляд на кастрюли, я понял, что семья Рамиресов останется голодной, если попытается нас накормить.

– Рок, нам пора.

Он взглянул на меня у как на сумасшедшего.

– Отказаться будет невежливо…

– Знаю и надеюсь, что Эстефан и Консуала найдут в себе силы простить меня. – Я демонстративно заткнул «крайт» за пояс сзади. – Если кто-то охотится за мной, то, пока я здесь, им угрожает опасность.

Пелл немного помедлил. Голод в нем боролся с благоразумием. Наконец он кивнул и поднялся.

– И, кроме того, надо найти вам подходящую обувь.

– Это не считая всего прочего.

– Верно.

Я повернулся к Эетефану и пожал ему руку.

– Большое спасибо, друг мой. – Я нарочно говорил по-испански.

Он улыбнулся:

– Не стоит благодарности. Счастливого пути.

– До свидания.

Мы вышли из домика, и я впервые увидел дневной Феникс. Разумеется, из-за крыши, висящей на высоте десяти этажей, отличить день от ночи было нелегко, но понять, что сейчас светлое время суток, можно было по потоку тепла, исходящему от кровли. На ее нижней стороне я увидел буквы ОСА, написанные распылителем.

– Рок, что это там, наверху?

– Это Застывшая Тень, любезность, оказанная городу "Лорика Индастриз" и Общественной Службой Аризоны, более известной, как Оголтелые Сквалыги Аризоны.

– Впечатляет. А это?

– Солнечные батареи, дружище. Ими покрыт весь город, это наши электростанции.

Я прищурился, разглядывая Застывшую Тень. Мощные стальные балки, отливающие черным, поддерживали панели с двух сторон. Сами панели были величиной примерно в четверть мили по каждой стороне. В нескольких местах я увидел небольшие хижины, приютившиеся на балках или в промежутках между ними и ближайшими зданиями. Еще я заметил цилиндрические кожухи, приткнувшиеся, как пузыри темноты, к панелям в местах сочленения с балками.

– Панели двигаются?

– Да. Когда песчаная буря заносит все грязью, ОСА наклоняет их примерно на двадцать градусов и моет с помощью встроенной системы распылителей. Лишь тогда здесь, в Затмении, идет дождь. В другое время они раскрывают панели, только если в городе становится настолько душно, что духота начинает проникать в цитадели.

Мы подошли к его автомобилю – это был спортивный двухместный "форд ревлон элита", – и он набрал код замка на дверце водителя. Автомобиль был не правдоподобно белым. На нем осел лишь тонкий слой копоти. Усевшись в кабину, Пелл открыл противоположную дверцу. Прежде чем сесть, я вытащил из-за пояса «крайт», потом захлопнул дверь и дозволил автомобилю пристегнуть меня.

– Эти ремни придумал садист, да, Мистериозо?

Я вежливо улыбнулся в ответ. Пелл включил двигатель, и мы тронулись. Ища, куда бы приткнуть пистолет, я открыл отделение для перчаток. Панель скользнула вниз, и за ней обнаружился тщательно подобранный набор косметики. Одновременно противосолнечный фильтр с моей стороны ушел в сторону, и на мгновение меня ослепили сдвоенные фонари по обеим сторонам зеркала.

– Это заводской стандарт или по спецзаказу?

– Стандарт. До того как «Ревлон» купил компанию, справа сверху действительно был перчаточный ящик.

Знаете шутку? Пора покупать новую «элиту», а то у меня помада кончилась. – Пелл смеялся, пока не заметил, что я не заражаюсь его весельем. – Я-то, конечно, никогда этим не пользуюсь, разве что черным лаком для ногтей и тенями для век, когда приходится бывать в Драк-Сити.

– Драк-Сити?

– В девяностых годах компания чокнутых ведьмочек-хиппи и панк-вампиров решила обосноваться в Скоттсдэйле и стала разрастаться. Из-за них "самый западный из западных городов" превратился в кусочек Трансильвании. Они отбеливают себе кожу и вставляют клыки.

Еще там есть какие-то свихнувшиеся христиане, которые провозглашают, что Иисус воскрес из мертвых потому, что был вампиром – ну, знаете: "Он пролил кровь за нас и теперь хочет, чтобы мы ее вернули", – что-то в этом роде.

– Понятно, – сказал я, хотя ничего не понял. Но даже не имея представления, кто я такой, я точно знал, что у меня нет ничего общего с тем миром, который описывал Пелл. – Послушайте, мне кое-что нужно. Подходящая обувь, наплечная кобура, несколько запасных магазинов для «крайта» и пуленепробиваемый жилет.

Как вы думаете, Койот на это раскошелится?

– Вы хотите разыскать свою личность, или собираетесь на войну?

– Может статься, и то и другое, приятель. Готовы ли вы мне помочь?

Пелл не ответил, и я, откинувшись на мягком сиденье, принялся рассматривать проплывающий мимо город. Вверху проносились стыки солнечных панелей. Они шли точно над серединой улицы, и я подумал, что в этом есть смысл, если, как говорил Рок, панели могли наклоняться, чтобы сбросить воду и мусор. Здания по пути попадались разные – от ветхих развалюх до высоченных многоквартирных домов. Перекрестки были отмечены торговыми рядами и магазинами, а иногда целый квартал занимал огромный открытый рынок.

В этом краю постоянной ночи все цвета были приглушенными, если они вообще были. Кое-где мигали яркие неоновые вывески, зазывая посетителей в бар или видеосалон, но душный воздух, казалось, высасывал из огней жизнь. – Проезжая по городу в пелловской «элите», я вновь почувствовал себя тараканом, торопливо бегущим через кухню в страхе, что вот-вот кто-то войдет, включит свет и раздавит его.

– Неужели в городе удалось набрать столько голосов, чтобы накрыть его этой штукой?

Пелл принужденно пожал плечами, и я сразу решил, что любое его объяснение будет наполовину выдумкой.

– В конце восьмидесятых городской совет Феникса проиграл несколько референдумов. Поняв, что таким путем ничего не добьешься, они с помощью ФБР заставили Агентство по охране окружающей среды предъявить городу иск, поскольку с истощением озонового слоя участились заболевания раком кожи. Потом они устроили небольшой саботаж на атомной станции Пало-Верде, а ответственность за него свалили на экотеррористическую группу, которую они называли "Голубой гром", – из-за этого пару человек поджарили на электрическом стуле. А потом все эти древолюбцы и антиядерные маньяки начали проталкивать идею альтернативных источников энергии. Город предложил покрыть солнечными батареями неиспользуемые участки пустыни к юго-востоку, но те же самые средозащитники не согласились. В качестве блестящего компромисса Сьерра-Клаб и прочие группы, которые живут, между прочим, ВНЕ города, милостиво согласились разрешить строить солнечные батареи НАД городом. Нас называют Долиной Солнца, и для тех, кто живет наверху, это отвечает истине, но для нас здесь – Долина Полуночи.

– Невероятно. – Разговаривая, я заметил, что в некоторых местах футах в сорока над нами проходит параллельная дорожная сеть. – А зачем было дублировать дороги?

– В Фениксе невозможно зарыться в землю, потому что грунт спекся в камень. Верхние дороги соединяют между собой некоторые башни, но ими имеют право пользоваться только законтрактованные работники. Видите, у них нет въездов, и все они идут по прямой?

– Да.

– Поэтому обычные путешественники не могут туда попасть. Войти и выйти можно только в корпвиллах, вроде «Лорики» или "Ханивел и Кох". Или из Центра, если нам суждено когда-нибудь увидеть его изнутри.

Попытки Рока включить меня в число "своих парней" мне не понравились – и не понравились нотки горечи в его голосе, когда он упомянул о Центре. Я не знал, кто или что я такое, но знал точно, что я не из таких, как он. И все же я мог понять, почему Койот счел его полезным. У этого человека было открытое лицо, за которым прятался коварный ум. Пелл ясно видел, что не произвел на меня приятного впечатления, и пытался это изменить. Хотя со мной у него ничего не вышло, посреднику между различными группами эта способность к мимикрии была, без сомнения, необходима.

Рок завел автомобиль на стоянку и посигналил. Дверь гаража в стене большого склада отворилась, но ровно настолько, чтобы протиснулась его «элита». Нажатием кнопки на приборном щитке Рок убрал антенну и подал машину вперед.

– Там, внутри, следите за собой. Эти свихнувшиеся неонацисты – паршивый народ, но дело свое знают, Будьте осторожны, в этих выбеленных башках чувства юмора – ни капли. – Он нахмурился. – Знаете, лучше бы у меня был "бенц".

"Элита" вкатилась в неосвещенный склад, а у меня зачесались ладони. Дверь за нами закрылась, и внезапно вспыхнули две дюжины дуговых ламп. На мгновение я ослеп, а прищурившись, увидел, что Пелл надевает зеркальные солнечные очки.

Ладно, Рок, раз тут идет такая игра, поиграем…

Рок открыл свою дверцу и выбрался наружу. Я последовал его примеру, двигаясь медленно и спокойно, что бы тем, кто смотрел на нас, стало видно, что я безоружен и почти ослеплен. Широко раскинув руки, Рок приветствовал коротышку с длинными светлыми волосами. Они обнялись, похлопывая друг друга по спине.

– Генрих, сын эльзасской сучки, ты отлично выглядишь!

Генрих, который выглядел не здоровее альбиноса, работающего на грибной ферме, широко оскалился.

– Штайн, ты не изменился! Что могу для тебя сделать?

Рок кивнул в мою сторону.

– Ему нужны ботинки, жилет и, возможно, куртка.

Генрих обошел «элиту» и всмотрелся в мое лицо.

– Gut, они зеленые.

– Прошу прощения? – Я знал, что по-немецки нужное мне выражение – «Verzeihung», но не был склонен его использовать по двум причинам и в основном потому, что немецкий язык Генриха и его акцент были, несомненно, следствием просмотра бесчисленных нацистских кинополлюций на военную тему.

– Я говорю, что у вас зеленые глаза, и это хорошо.

Значит, в вас нет крови грязных людишек.

Я улыбнулся.

– Или что у меня зеленые контактные линзы. – Я терпеть не мог расистов и злился, что Рок затащил меня к ним.

Генрих придвинулся, чтобы получше рассмотреть мои глаза, но Рок хлопнул его по спине и рассмеялся.

– Он пошутил, Генрих.

– Мы, "Воины Арийского Мирового Союза", не так легко относимся к чистоте расы. Я слышал, он провел ночь у фасольщиков.

– Он просто спал, Генрих, а не смешивал кровь. – Рок неодобрительно посмотрел на меня, обнял Генриха за плечи и отвел его подальше в глубь склада. – Это по делу, понимаешь?

– А что, Генрих, если бы я оказался "нечистым"?

Коротышка повернулся и медленно кивнул:

– Герр Штайн заплатил бы больше, а вы получили бы меньше. Впрочем, то же самое может случиться и из-за ваших взглядов.

– Полегче, Генрих, ты и так уже должен нашему человеку-тайне. Он стер в порошок лабораторию Жнецов. Кто их знает, с кого они там собирали урожай, который продавали на трансплантанты?

– Ja, хорошее замечание. – Генрих повернулся и повел Рока в лабиринт широких стеллажей, вздымающихся от пола до потолка.

После их ухода я смог оглядеться. Если не считать неизбежных портретов Адольфа Гитлера, Эвана Мехема и Тома Метцгера, склад выглядел довольно обыкновенно. Он был двухэтажным, но в этой части перекрытие было снято, и вдоль стен на высоте примерно двенадцати футов шли висячие мостки. По мосткам прохаживались вооруженные охранники с автоматами, старательно отрабатывая высокомерные ухмылки.

Все «воины» были одеты в ту же униформу, что и Генрих: «серые» бриджи, заправленные в блестящие сапоги до колен и снабженные черными подтяжками. У всех, кроме троих человек, торсы были обнажены, а эти трое – один мужчина и две женщины – носили «серые» футболки с нацистским орлом на груди – видимо, в знак особых достижений.

Все они были одинаково жилистыми и волосы стригли коротко, причем мужчины предпочитали стоячий ежик, как у "зеленых беретов" или секьюрити в корпорациях, а женщины носили прически поэлегантнее, но и у них волосы не спускались ниже плеч. И, разумеется, у всех они были обесцвечены.

Не совсем обычным показалось мне то – я не сразу сумел это разглядеть, – что каждый подвергся небольшой косметической операции по вставке под кожу на голове прокладки, увеличивавшей высоту черепа. Высокие лбы могли бы придать им умный вид, если бы не поросячье невежество, сквозившее в глазах.

Зато пушки у них были впечатляющие. Не знаю, каким образом, но я сразу узнал автоматы МР-7 фирмы "Ханивел и Кох". Как и мой «крайт», они заряжались десятимиллиметровымн патронами, по тридцать штук в изогнутых магазинах. Генрих вместо автомата носил пистолет. Я не смог разглядеть, какой именно, но предположил, что это древний «вальтер», хранимый, скорее, в качестве амулета или символа, нежели оружия.

Рок и Генрих быстро вернулись со всеми вещами, которые были мне нужны. Наплечная кобура «бианчи» отлично мне подошла, и Генрих лично пристегнул на положенное место два снаряженных магазина для «крайта». Кевларовый жилет, который они мне вручили, был способен остановить практически любую пулю. Я хмыкнул и бросил его на сиденье.

Еще они принесли две пары ботинок – это была, вероятно, идея Рока. Первые оказались просто хламом. Я отверг их сразу и выбрал более привлекательные шварцкопфовские. Примерив и убедившись, что они моего размера, я принялся их зашнуровывать, а Рок тем временем удалился куда-то, оставив меня наедине с Генрихом.

– Знаете ли, друг мой, вам не следует думать о нас так плохо, – сказал он, широким жестом обводя свою братию. – Мы защищаем все, чего достигли представители высшей расы. Вы же неглупый человек. Даже после одной ночи, проведенной в этой берлоге, вы должны были понять, что это за люди. Они ослабляют нас и тянут человечество назад, на животный уровень.

Я завязал второй ботинок, медленно выпрямился и взглянул на Генриха сверху вниз.

– Никакими силами не могу вообразить себя вашим другом. Единственное, что я увидел в том доме, – так это дружную семью, которая старается изо всех сил восполнить средства к существованию. Они угрожают вам значительно меньше, чем, например, я.

Я дал своим последним словам повиснуть в воздухе. Если бы взглядом можно было бы воспламенить что-то, Генрих испепелил бы меня – зато я смотрел на него холодно. Двое охранников остановились посмотреть на нас, и воздух, казалось, сгустился, словно в субмарине во время экстренного погружения. Я глядел Генриху в глаза и читал в них острейшее желание выхватить свой древний пистолет и выпалить в меня – но он понимал, что я заставлю его съесть эту пушку.

Появился Рок и встал рядом, скрестив на груди руки.

– Стоит мне отойти позвонить по телефону, как вы опять за свое. Ну что мне с вами делать?

Генрих отступил, и Рок бросил мне черную ветровку.

– Доброго дня тебе, Штайн. Только не стоит больше приводить сюда этого человека.

– Остынь, Генрих, он еще новичок в городе. Ему надо изучить местные нравы. – Рок полез в карман. – Сколько я тебе должен?

Нацист раздраженно поскреб правую ладонь большим пальцем левой руки.

– Полторы сотни, а патроны считайте моим подарком, человек-тайна. – Он взял у Рока пачку банкнот. – Надеюсь, вам хватит ума не истратить их все.

– Не волнуйся, Хэнк, – сказал я, подмигивая ему. – Последний патрон я оставлю тебе.

Глава 5

Вырулив на дорогу, Рок включил кондиционер на максимум, взглянул на меня и покачал головой.

– Теперь я понимаю, почему Хэл сбыл вас мне. Он за милю учуял, что от вас неприятностей не оберешься.

Я стянул с себя наплечную кобуру, потом футболку.

– А мне вот весьма любопытно, как это тот самый Койот, который сумел заслужить уважение Хэла и Эстефана, сквозь пальцы смотрит на вашу торговлю с расистами.

– В самом деле? – На лице Пелла появилось суровое выражение. – Если вы такой умный, скажите-ка мне, что вы заметили, пока были внутри? Эту игру в кто-кого ты проиграешь, Пелл.

– Ну, начнем с того, что я видел дюжину неонацистов, вооруженных самым современным оружием. Бронежилетов на них не было, значит, в своем убежище они чувствуют себя в безопасности. Далее, я заметил, что Генриху не хватило бы времени снарядить два магазина к «крайту», а следовательно, у них имеется склад. Вывод:

Воины Арийского Мирового Союза" очень хорошо финансируются и готовы к войне.

Пелл дважды мигнул. Несомненно, он принял мои наблюдения к сведению.

– Для моих целей вполне достаточно. Но если вы так много заметили, то должны понимать, что я – человек разносторонний. Койот использует меня, поскольку ему нужен человек, способный вести переговоры с различными группировками. Вы видели то, что видели, а я побывал на складе и могу написать подробный доклад обо всем, что у них есть. Если дело дойдет до войны, скажем, с «Кровопускателями», это поможет Койоту уравнять шансы.

Я почему-то испытывал большие сомнения в том, что "уравнивание шансов" в сражениях уличных банд является целью Койота в Фениксе, но промолчал на этот счет. Натянув на себя кевларовый жилет и аккуратно застегивая его, я сказал:

– Хорошо. Стало быть, вы разведчик и «Воинам» нравится вести с вами дела. Но не думайте, что если вы им удобны, то я только поэтому стану лучшим приятелем Генриха.

– Да плюньте вы на него, мне до него дела нет! – с нарочитой беспечностью откликнулся Пелл. – Я с детства знаю Энрико Витале и не думаю, что, став блондином, он выглядит лучше. – Рок свернул на Сороковую улицу и поехал на север. – Послушайте, по телефону я звонил еще одной помощнице Койота. Она – специалист по компьютерам и определила тех, о ком вы говорили, как Карла Джексона и Вилли Харриса. Они работают в компании "Скорой помощи" "Колесо жизни".

Два дежурства назад их отделение получило вызов в Слаймингтон.

Натягивая футболку, я зло усмехнулся.

– Как мы их найдем?

Пелл приподнял уголки губ в торжествующей улыбке.

– Джитт порылась в платежных файлах Джексона и обнаружила, что он частенько засиживается в "Дью Дроп Инн". У него открытый счет по карточке "Диджитал Экспресс", и полчаса назад он ею воспользовался. Еще миля после Томаса, и мы на месте.

Я кивнул:

– Превосходно.

– Только, когда мы войдем, предоставьте мне вести дело. «Дью» не такое уж плохое местечко.

– Ну да, там столуются только самые выдающиеся похитители трупов.

– Ладно, ладно, ваши чувства я понимаю, но вмешиваться не надо. Это просто пивная и бильярдная, и все.

Тамошние парни не любят насилия.

Я прищурился и кивнул:

– Игра ваша, но результаты – мои.

– Договорились.

"Элита" остановилась перед трехэтажным зданием, построенным лет сорок назад. Судя по сломанному тележному колесу на внешней стене и дощатому тротуару, ведущему к входной двери, когда-то его переделывали в стиле Дальнего Запада. Если бы не «харлеи», прикованные цепями к коновязи, можно было бы подумать, что передо мной – декорация к вестерну.

Едва мы вышли из автомобиля, жара ударила меня, как кулаком. Я заправил в джинсы футболку с бронежилетом и надел наплечную кобуру. Рок нахмурился, но я, не обращая на него внимания, вытащил из перчаточного ящика «крайт» и, проверив предохранитель, сунул его в кобуру. Несмотря на жару, я накинул ветровку, чтобы скрыть пистолет.

– Вам он не понадобится.

– Значит, я им не воспользуюсь.

Войдя вслед за Пеллом внутрь, я невольно поморщился. Интерьер заведения явно не менялся со времен его основания. Дым, висящий в воздухе, гасил все цвета, но неоновые трубки, обвитые вокруг грубых колонн, и многочисленные серебряные полоски несколько оживляли общую атмосферу. Дрожащий свет рекламных надписей, призывающих покупать пиво таких марок, о которых никто не слыхал вот уже четверть века, озаряли три бильярдных стола в дальнем углу. Я медленно двинулся к ним, стараясь по мере возможности держаться в тени, а Рок направился к длинной стойке и заговорил с барменом.

Клиентура заведения состояла в основном из "си них воротничков" и белых подонков, ищущих, где бы перехватить рюмочку за чужой счет. Обе официантки когда-то были симпатичными девушками, но работа в этой забегаловке выбила из них всю жизнерадостность.

Когда я смотрел на них, та, что поменьше ростом, как раз смерила уничтожающим взглядом мужика, который похлопал ее пониже спины, а другая, пышнотелая блондинка с глубоким вырезом платья, устраивала настоящее шоу, наклоняясь над столиком, чтобы вытянуть у клиента чаевые побольше. Пили тут в основном дрянное мексиканское пиво, но и любителям опрокинуть стаканчик виски или текилы тоже нашлось бы, чем промочить глотку.

Пелл что-то втолковывал бармену, а тот пожимал плечами, и вдруг сквозь треск шаров я услышал голос Хриплого:

– Никому не сделать эту комбинацию.

Другой парень, на дюйм или два ниже меня ростом, улыбнулся:

– Как бы не так, Билли, я ее сделаю.

При звуке их голосов меня вновь захлестнул ужас той ночи, проведенной в мешке для трупов, и мои мускулы моментально напряглись, словно желая доказать мне, что больше не скованы параличом. Я присмотрелся к обоим парням, оценивая каждое их движение и прикидывая, способны ли они доставить мне неприятности.

Впрочем, кроме бильярдных киев у них не было никакого оружия, а это означало, что доставить неприятности им я могу совершенно свободно.

Больше всего я желал нагнать на них столько же страху, сколько его натерпелся в ту ночку я.

Когда Джек нагнулся, прицеливаясь, я подошел к нему сзади и шлепнул ладонью по толстому концу кия.

Джек промазал, чиркнув кием по столу, и обернулся.

Он начал ругаться, но вдруг осознал, кто стоит перед ним.

Его лицо стало мертвенно-бледным.

– Иисусе!

– Ты прав только наполовину. – Я сгреб его за ворот джинсовой куртки и, приподняв, усадил на угол стола, прямо над лузой. – Он тоже воскрес из мертвых, но был более склонен к прощению, нежели я. – Хриплый двинулся было вокруг стола, но я остановил его взглядом. – Быть проданным на сувениры – это кого хочешь взбесит, Джек. К счастью для тебя, я понимаю шутки. – Я улыбнулся, и Джек улыбнулся вслед за мной; пот бисеринками выступил у него на лбу.

– Что тебе нужно?

Я потянулся и взял шар с цифрой "восемь".

– Мне нужно, чтобы ты подумал, что я имею в виду, заказывая шар номер восемь в угловую лузу. – Я прижал холодный шар к его губам. – Можешь оставить себе все, что получил от Жнецов. Мне эти деньги ни к чему, а они едва ли потребуют возмещения. – Я подождал немного, чтобы мои слова дошли до его сознания, и продолжал:

– Но ты забрал все, что у меня было, все мое «барахло». Я хочу получить назад свои вещи. И кредитные карточки.

Едва ли Джеку удалось бы сказать что-либо осмысленное сквозь бильярдный шар, поэтому я убрал его, но недалеко – к левому глазу Джека, чтобы парень о нем не забыл.

– У меня нет ни того ни другого, – буркнул Джек. – Я сразу же все продал.

Я нахмурился, хотя на самом деле огорчился не слишком. Конечно, по документам и кредитным карточкам легко было бы установить мою личность, но ведь меня собирались убить, а какая-то там Джитт только что продемонстрировала, как легко можно выследить человека.

В этом смысле толпа людей, вовсю использующих мои кредитные карточки по всему городу, служила надежным прикрытием.

– А мои деньги?

– Наличных у вас было немного. Всего двести долларов, половина в долмарках, половина – в сертификатах "Лорики".

Долмарки являлись самой устойчивой валютой – более или менее. Официально в Северной Америке по-прежнему имели хождение доллары, но их стоимость сильно колебалась в зависимости от обменного курса дойчмарки, поэтому и был введен этот гибрид. Сертификаты корпораций основывались на чистой стоимости предприятия и тоже были довольно стабильны. Более того, их можно было использовать в магазинах, принял лежащих компании, а значит, они были самой твердой валютой, какая могла попасть в руки простых людей.

Только, строго говоря, лишь у работников корпораций и дельцов «черного» рынка могли быть такие деньги. Не работал ли я на "Лорику"?

– Деньги вернешь. Что еще у тебя осталось?

– Ничего, ничего, честно!

– Этими милыми словами ты надеешься завершить наши отношения, не правда ли, Джек? – Я взглянул на Пелла:

– Рок, закажи пива этому нераскаявшемуся лжецу: ему понадобится обмыть восьмой шар, чтобы лучше прошел.

Рок соображал быстро. Он кивнул и громким голосом заказал пиво.

– Ничего от меня не скрывай, Джек, а то я настроен сыграть партию-другую, и уж тогда точно загоню этот вот шарик в лузу. Не думаю, что тебе это понравится. – Я взглянул на Хриплого, который опять придвинулся ближе. – И поверь мне, приятель, он тебе не НАСТОЛЬКО хороший друг.

– Джек, бумажник. Ты взял себе его бумажник.

У Джека был вид проповедника, которому подсказали забытую цитату из Библии.

– Точно, у меня ваш бумажник. – Его рука нырнула под куртку, но я отбросил ее. Он оскорбление взглянул на меня, но вдруг сообразил, как я истолковал это движение, и судорожно сглотнул.

Я бросил шар номер восемь на стол и сам распахнул куртку Джека. Из внутреннего кармана торчал бумажник, который показался мне гораздо больше знакомым на ощупь, нежели на вид. Я раскрыл его и начал по одной вытряхивать купюры на пол. Вынув все, кроме двух сотен, о которых говорил Джек, я пошарил по другим отделениям, удовлетворенно хмыкнул и сунул бумажник в задний карман.

– Спасибо за партию, Джек. – Я одарил его самой ледяной улыбкой, на которую был способен. – Надеюсь, нам с тобой больше играть не придется, а то в другой раз дело может кончиться скоропостижной кончиной.

Пожимая ему руку, я заодно сдернул у него с запястья свои часы, и вряд ли он заметит их отсутствие раньше, чем через неделю.

Не оглядываясь, я пошел к выходу, каким-то сверхъестественным образом ощущая страх, почтение и подозрительность всех, кто был в баре. Казалось, они стали физическими объектами, доступными зрению. Разумеется, отчасти это объяснялось тем, что я видел ошеломление на лицах завсегдатаев, отчасти тем, что слышал приглушенную ругань, но было и нечто большее. Я чувствовал себя акулой, воспринимающей вибрации косяка насмерть перепуганных рыб, и, что хуже всего, ловил себя на том, что на многих смотрю, как на возможные жертвы.

Рок на пару секунд задержался – несомненно, для того, чтобы погреться в лучах моей славы. В конце концов я заговорил с ним и назвал его по имени. Учитывая работу Рока, «Дью» наверняка был для него источником и заказов, и информации. В ближайшем будущем здесь этому хамелеону не придется менять цвет.

С другой стороны, я бессознательно принялся разыгрывать личность, способную внушить трепет любому посетителю этого заведения. Входя, я не собирался ни во что вмешиваться и был более чем готов предоставить всю инициативу Пеллу. Бармен указал ему на Джексона, Пелл купил бы тому пива, закинул удочку насчет моих бумаг и потратил бы кучу Койотовых долмарок, чтобы купить то, что я отобрал даром. Результат был бы тот же, и я никак не мог решить, хотелось ли мне порисоваться перед Пеллом или просто вернуть Джеку часть того страха, который я испытал, когда меня продавали.

Я подозревал, что второе объяснение более верное, но увидеть изумление на лице Пелла тоже было неплохо.

Рок вышел из бара, но ничего не сказал, пока мы не забрались в кондиционированный кокон "элиты".

– Он бы отдал и жену, и любовницу, стоило вам только сказать.

– Вероятно.

Я вытащил из заднего кармана бумажник и снова раскрыл его. Под пластиковым окошком, куда полагалось вставлять карточки, обнаружился твердый кусочек картона, и я его вытащил. На лиловом фоне был оттиснут номер, а край картонки – зазубрен, словно ее откуда-то вырвали.

– Вы знаете, где находится "Эрнесто Апстрит"?

Пелл покосился на кусочек картона – талон платной автостоянки – в моей руке.

– Вы были у "Эрнесто"?

– А что, это запрещено?

– Нет, просто не думал, что вы – нюхач. Наверняка вы вели там теневую игру. – Он улыбнулся кривой улыбкой. – Разумеется, я могу предположить, что вы там обедали.

– А предположить, что вам известно., где это, вы в состоянии?

– Да. Перекресток Тридцать шестой улицы и Индиан-скул, на Втором уровне. – Пелл поджал губы. – Я поеду к «Билдмору». Хорошо бы пройти нам обоим, но, боюсь, наверх пропустят только вас.

– Ну так поехали.

– Уже едем. Нашли что-нибудь еще?

Я кивнул. В отделении для банкнот был кусочек гибкого пластика, вшитый при изготовлении. Под него кладут запасной ключ от машины или от дома, но маленький плоский ключ с крупными зубчиками на бородке, который я обнаружил там, был явно от чего-то другого.

Впрочем, я знал, от чего.

– Ключ от сейфа. Вероятно, гостиничного, но, может быть, и банковского. Здесь есть серийный номер.

– Интересно, – ухмыльнулся Рок. – Таинственный клад.

– Все может быть.

Я улыбнулся в ответ и, предоставив Року мечтать о несказанном богатстве, откинулся на сиденье. Я очень надеялся, что клад даст мне ответ на главный вопрос:

"Кто я такой"?

Глава 6

Пропускной пункт «Билдмора» напоминал скорее военную базу, нежели городскую службу. Его стены, возвышающиеся от земли до самой Застывшей Тени, напомнили мне виденные когда-то изображения старой Берлинской стены со встроенными в нее фасадами домов, чьи окна и двери были заложены кирпичом. Кое-где их украшали рисунки самозваных художников, обрывки старых объявлений, но над всем царила эмблема "Билдмор".

Мы попытались въехать с перекрестка Тридцать второй и Кэмелбэк, но билдморовские охранники не пустили Рока на пандус, хотя у него был талон на автостоянку, и машина выглядела опрятно.

– Вот номер моего телефона, – сказал он, протягивая мне визитную карточку. – Вам придется подняться наверх самому и добраться до «Эрнесто» на «ультрашаттле». Когда получите свой автомобиль, возвращайтесь сюда и съезжайте вниз. Если возникнут сложности, звоните мне.

– Понятно.

Я вылез из автомобиля и предъявил найденный в бумажнике талон одному из охранников, который отказался пустить нас. Он взял у меня карточку и, держа свой "армалит стормклауд" у правого плеча, тщательно изучил ее. Потом, отвернувшись, он сунул талон под ультрафиолетовую лампу. На лицевой стороне засветились зеленые полоски кода, замерцал красный луч считывающего лазера. Через несколько секунд по маленькому дисплею побежали какие-то буквы.

– В порядке. – Охранник проштамповал на пропуске контрольное время. – Это допуск на второй уровень, сэр. «Ультра-шаттл» прибудет минут через пятнадцать.

Забирая билет на автостоянку и пропуск, я улыбнулся.

– Благодарю вас.

– Сэр, и еще. – Охранник нагнулся ко мне. – Я знаю, что вы, распорядители, считаете игры внизу, в Тени, захватывающими, но я бы вам не рекомендовал. Время от времени кто-нибудь из ваших не возвращается, если вы понимаете, о чем я.

Да, у меня есть на этот счет кое-какая идейка.

– Спасибо за предупреждение, друг. Я запомню.

Он указал мне на лифт с табличкой «Транзитный», и я вошел в кабину. Подчиняясь указаниям синтезированного голоса, я вставил пропуск в приемную щель, и лифт немедленно вознес меня на следующий уровень.

Двери открылись, и тот же компьютерный голос посоветовал мне, как пройти к остановке справа.

С высоты сорок футов город выглядел иначе. Отсюда ясно просматривался лабиринт дорог верхнего уровня, и по сравнению с его двойником внизу, казался совершенно пустынным. Кроме того, верхние улицы были "не правдоподобно чистыми, видно было, что за ними хорошо ухаживают. Они не копировали рисунок улиц внизу, и, помня, о чем говорил Рок, я сделал вывод, что верхние дороги соединяют лишь точки, имеющие определенную важность, и им нет надобности проходить повсюду.

Осматриваясь, я видел несколько высоких зданий, но ни одно из них не доставало до Застывшей Тени. Взглянув на юг, я различил вдали комплекс «Лорики», а на западе – сплошную стену, ограждающую Центр.

В ожидании «ультра-шаттла», который должен был доставить меня к "Эрнесто Апстрит", я подошел к газетному киоску-автомату и сунул пятерку в приемную щель.

Размышляя над выбором, я отметил, что сейчас середина июня, и, наконец, взял журнал "Феникс Метро". Раз уж я застрял здесь, неплохо бы узнать побольше об этих местах.

Получив свой журнал и две медные долларовые монеты с профилем Колумба, которые автомат выдал на сдачу, я начал пролистывать страницы и на одной внезапно увидел знакомую физиономию. В "Где они теперь?" красовался Хэл Гаррет, окруженный улыбающимися подростками. Я прочел:

Когда Хэл Гаррет отказался от годового контракта стоимостью пять с половиной миллионов долларов, многие полагали, что он окончит свои дни в государственной богадельне на углу Двадцать четвертой улицы и Ван Бюрен. «Нелегко было отказаться от такой суммы, но я почувствовал, что упускаю что-то более важное». Гаррет, который набирал по двадцать восемь очков за матч, выступая за «Феникс Санз» в прошлом сезоне, был, казалось, настроен продолжать игру и после сорока лет, поэтому его отказ играть в следующем году ошеломил большинство наблюдателей.

Гаррет, ныне главный исполнительный директор благотворительного фонда «Солнечный луч», говорит, что оставил баскетбол, но не высшую лигу. "Как только выпадает возможность, я отправляюсь в парк и играю с подростками. Спорт может послужить способом выбраться из Затмения, но лишь для немногих счастливцев. Если наши ребята хотят жить лучше, чем их родители, они должны научиться не убивать друг друга и найти себе дело.

По контексту я понял, что фонд "Солнечный луч" помогает подросткам получить средства и подготовку, необходимые, чтобы закончить образование. Еще в статье отмечалось, что Гаррет, поселившись на углу Тридцать шестой улицы и Палм Лэйн, обитает не так уж далеко от своего прежнего жилища в Центре, но утверждает, что теперь, в отличие от тех дней, чувствует, что вернулся домой. Этот пассаж почему-то вызвал у меня легкую улыбку, и я не спешил с ней расставаться.

Сине-желтый «ультра-шаттл» оповестил о своем прибытии пронзительным визгом тормозов. Двери открылись, и, ступив на борт, я сунул свой пропуск в считыватель рядом с водительским местом. На маленьком экране справа появилось название пункта назначения.

Водитель закрыл двери и рванул с места прежде, чем я успел сесть, но я смело бросил вызов силе инерции и без особых затруднений уселся.

Статья о Гаррете добавила кое-что к моим догадкам о Койоте и его организации. Койот помог Эстефану, когда тот впервые появился в городе. Не менее вероятно было то, что Койот заметил усилия Гаррета в "Солнечном луче" и организовал взаимодействие, чтобы эффективнее использовать ресурсы и избегать дублирования. В эту схему отлично вписывался и Рок Пелл в роли проныры, который перелетает между различными группировками и собирает информацию.

Общая картина стала яснее, но на заднем плане моего сознания затаился назойливый вопрос: "Зачем они мне помогают?" Поразмыслив, я решил, что дело все-таки было в том, что я попал в беду. Еще я подозревал, что в будущем они захотят, чтобы и я им помог. Я вспомнил слова Эстефана о "плате следующему" и подумал, что раз Койот помогал другим неудачникам, то мой случай не является чем-то особенным. Это немного успокоило мою подозрительность.

Исполнив еще одну симфонию для визжащих тормозов, «ультра-шаттл» высадил меня возле «Эрнесто-Апстрит». Здание удивительно напоминало изысканный ресторан, и, если ряд дорогих автомобилей на стоянке о чем-нибудь говорил, ресторан, посещаемый людьми преуспевающими. Фасад его, с гладкими дорическими колоннами, был облицован искусственным мрамором и украшен уменьшенной копией микеланджеловского «Давида», благопристойно снабженной фиговым листком.

Привратник выжидательно положил руку в белой перчатке на дверную ручку, но я покачал головой, прошел к стоянке и протянул талон прыщавому юнцу, сидевшему в маленькой будке.

– Машина была здесь последние два дня. Я немного задержался.

Юнец пожал плечами и, отложив книжку с комиксами, сунул талон под считыватель, похожий на тот, которым пользовался охранник на пропускном пункте "Билдмора".

– Нет проблем, она еще здесь. С вас причитается за хранение. Двадцать семь пятьдесят.

Я вынул из бумажника три банкноты с портретом Рейгана, и он деловито пропустил их кодовые полосы через считыватель.

– Сдачи не надо, – сказал я.

На юнца моя щедрость не произвела ни малейшего впечатления. Он встал и пошел за моим автомобилем.

Я взглянул на экран, но не смог разобраться в кодах. Из этой мешанины цифр и букв можно было бы многое узнать о моей жизни, но я был слеп.

Однако слепота моя не распространялась на автомобиль, который привел юнец. Огненно-красный «лансер» выглядел скорее не машиной, а акулой, охотящейся на пешеходов. Разумеется, он был местного производства, собранный скорее всего на заводе «Джи-Ди-Эм» в западном Фениксе, но на международных состязаниях он мог обставить кого угодно. Я смутно припомнил уличные гонки на «лансере» против "мицубиси-феррари камикадзе" – это вполне могло сойти за вторую битву при Мидуэе.

Улыбка на лице юнца была вызвана не банкнотой с Рейганом, которую я ему дал, а короткой поездкой в моем автомобиле.

– Я о нем хорошо заботился.

– Уж я ценю это, поверь. – Я скользнул за руль, и парень захлопнул дверцу. Я пристегнул поясной ремень, но прежде чем закрепить сдвоенные ремни через грудь, открыл перчаточный ящик. Он был не таким большим, как в «элите» Рока, никакой косметики в нем не оказалось, но зато я нашел там нечто такое, что для меня было дороже золота.

Я быстро развернул прокатную квитанцию и улыбнулся. Удача! Автомобиль был выдан напрокат некоему Тихо Кейну. Имя было мне незнакомо, но я произнес его про себя пару раз, и оно мне понравилось. Подходящее имя, подходящий автомобиль. Теперь бы еще найти того, кто пытался меня убить, и все в порядке. Я аккуратно сложил квитанцию и сунул ее в карман ветровки.

Пристегнув остальные ремни, я включил сцепление и вырулил на дорогу. «Лансер» шел легко, словно вода, текущая по льду. На Тридцать второй улице впереди меня никого не было, и мне невыносимо захотелось как следует разогнать автомобиль. Взглянув в зеркальце в поисках машины "Скорпионз секьюрити" – которую, как я отлично понимал, мне все равно не удалось бы опознать, – я заметил "крайслер ле беф", который выехал со стоянки сразу за мной и быстро меня догонял.

В моей голове словно включилась машинка, оценивающая вероятность одновременного выезда со стоянки двух автомобилей. В городе с трехмиллионным населением они были невелики, если не учитывать того обстоятельства, что в последний раз меня видели именно здесь.

Я покинул «Эрнесто» явно не один и не по собственной воле. Меня отвезли в Слаймингтон и бросили подыхать.

Тот, кто хотел видеть меня мертвым, ждал сообщения о найденном трупе, и не дождался. Услышав о неприятностях у Жнецов, он мог установить наблюдение за моим автомобилем в надежде, что я заявлю свои права на него.

Едва я пришел к выводу, что это погоня, мое сердце забилось чаще. Кровь быстрее побежала по жилам, ноздри расширились. Я почувствовал такой же прилив энергии, как в тот раз, когда сцепился с Джексоном. Меня ошеломило собственное желание остановить машину, вытащить «крайт» и открыть огонь.

Впрочем, я быстро подавил в себе жажду крови и резко свернул вправо, на восток по Кэмелбэк, зная, что есть только один способ определить, за мной ли гонятся эти парни. На Тридцать шестой улице я еще раз повернул направо, но "ле беф" остался висеть у меня на хвосте. Более того, водитель понял, что я его заметил, прибавил газу и перестроился в левый ряд. Из правого «крайслера» окна высунулась рука с пистолетом.

Я утопил педаль газа, и мотор громко взревел. «Лансер» рванулся вперед, и "ле беф" ринулся вдогонку. Я нажал на тормоз, выключил передачу, и «крайслер» ракетой промчался мимо. Его пассажир выстрелил, но на такой скорости точно прицелиться в мой автомобиль было практически невозможно.

Я рванул ручной тормоз. «Лансер» немедленно занесло и развернуло в обратную сторону. Когда "ле беф" снова возник в зеркальце заднего вида, я сбросил скорость, дал ему приблизиться и опять дал полный газ.

"Лансер" дернулся, вдавив меня в спинку сиденья, и помчался как стрела. На ближайшем перекрестке я резко свернул направо, потом налево и потерял «крайслер» из виду.

Но, въехав на эту узкую боковую улицу, принадлежащую к редкой сети дорог над Фениксом, я понял, что тому, кто хочет ускользнуть от преследования, необходимо знать поле битвы лучше, чем противник. Я, очевидно, не удовлетворял этому требованию, иначе не стал бы сворачивать прямо под табличку «ТУПИК». Через сотню ярдов, останавливая «лансер» у глухой стены, я подумал, что в этой надписи есть что-то пророческое.

"Крайслер" закрыл собой улицу, не оставляя мне возможности выбраться. Его фары тускло отсвечивали на металлическом ограждении дороги. Он двигался медленно, словно механический зверь, подкрадывающийся к жертве.

Я отстегнул ремни и вылез из «лансера». Сделав два шага навстречу "ле бефу", я вынул «крайт», сдвинул предохранитель и, опустившись на колено, тщательно прицелился, держа пистолет обеими руками.

Редкий человек, оказавшись под прицелом, не впадет в панику. Пассажир "ле бефа", в попытке опередить события, по пояс высунулся из окна и прицелился в меня.

Первые две его пули ударили в асфальт слева. Я ответил ему, и он обвис в окне, заливая кровью автомобиль, но тот, кто сидел за рулем, вероятно, решил, что я у него в руках.

Перенеся прицел на кабину, я быстро понял, откуда у водителя уверенность. "Ле беф" был снабжен пуленепробиваемыми стеклами и пулестойкими шинами. Корпус тоже был бронирован, и я безрезультатно высекал искры из капота и заливал свинцом ветровое стекло.

"Крайслер" прибавил скорость. Я заменил израсходованный магазин и выстрелил еще дважды, не двигаясь с места. «Крайслер», дьявольски завывая мотором, надвигался на меня. Я шагнул вправо, и водитель повернул, целясь в меня капотом с серебристой эмблемой фирмы. Он даже начал сбрасывать газ: ему не хотелось врезаться в мой автомобиль и вывалиться с эстакады.

Я метнулся влево, уклонившись от раскачивающих рук мертвеца в окне, и трижды выстрелил через открытое правое окошко «крайслера». Не знаю, куда я попал, но, видимо, куда нужно, потому что «крайслер» потерял управление. Я вжался в ограждение, а "ле беф" ударом захлопнул левую дверцу моего "лансера".

Зрелище было завораживающее. Фибергласовые боковые панели отлетали, взмывая в воздух. Стекла рассыпались искрами осколков, и они дождем потекли вниз, сверкая в уличных фонарях. С оглушительным треском «лансер» проломил ограждение и стремительно пропал из виду.

"Крайслер", высекая днищем искры, перевалился через край и канул следом за "лансером".

Яркая вспышка осветила улицу, и я бросился наземь. Меня осыпало обломками, и второй взрыв сотряс эстакаду. Снизу протянулись языки пламени, словно в поисках новой пищи, и вдалеке послышался резкий вопль сирен.

Я убрал пистолет и рысцой побежал вдоль эстакады, к бетонной опоре. Барельефы на ней позволили мне спуститься без особого труда, тем более что благодаря пожару я хорошо видел, куда ставить ногу. Столкнувшись, автомобили разрушили и подожгли клинику каких-то хилеров.

Отыскав телефон-автомат, я сунул в щель медный доллар с профилем Колумба и, выудив из кармана карточку Пелла, набрал его номер.

– Рок, это твой человек-тайна. У меня был "лансер".

– Был? Что случилось?

– Ничего особенного. Подбери меня, и я тебе расскажу.

– Как я тебя найду? Где ты?

– Не знаю точно, – рассмеялся я. – Но я зажег сигнальный костер. Ты его не пропустишь.

Вешая трубку, я увидел, что у меня дрожат руки, и, глядя на бушующий в квартале от телефона пожар, почувствовал запоздалый страх. Промедли я долю секунды, меня бы зажало между автомобилями, и сейчас я бы тоже поджаривался в этом костре.

По спине у меня пробежала дрожь, и я искренне понадеялся, что двое, бывшие в «крайслере», умерли от моих выстрелов до того, как их автомобиль свалился вниз.

"Скорпионз секьюрити" сноровисто оцепили место происшествия, потом прибыло пожарное подразделение, и яркое пламя быстро превратилось в удушливый дым.

Когда прикатил Рок, пожарные уже начали разбирать дымящиеся, покрытые пеной обломки, снова и снова поглядывая то на полурасплавленные автомобили, то вверх на эстакаду.

– Вас понял, – сказал Рок в радиотелефон, пока я садился в машину. Он бросил взгляд на останки автомобилей и поморщился. – Если я когда-нибудь предлагал тебе свою машину, забудь о моем предложении.

На моем лице появилась слабая улыбка.

– Меня зовут Тихо Кейн. «Лансер» был взят напрокат.

– Рад слышать твое имя. – Рок развернул машину по широкой дуге и покатил прочь от пожара. – Я говорил с Хэлом. Он получил указания от Койота. Ты приглашен на большой совет. Койот решил, что твои проблемы – это и наши проблемы.

Глава 7

Рок привез меня к дому, похожему на заброшенное административное здание. Его окружала сетчатая изгородь, увенчанная спиралью из колючей проволоки, и повсюду висели знаки, угрожающие судебным иском за вторжение на территорию. Окна, выходящие на улицу, были заколочены, а стены покрыты непристойными рисунками и надписями. Рок набрал код номер на клавиатуре у ворот, и створки откатились в сторону. Как только мы въехали внутрь, ворота снова закрылись.

Рок объехал здание вокруг и поставил автомобиль на некое подобие закрытой стоянки. Набрав еще один код, он открыл заднюю дверь. Мы вошли. Удостоверившись, что дверь за ним закрыта надежно, Рок достал из кобуры, пристегнутой к лодыжке, небольшой, но грозный на вид автоматический «намбу» и положил его на столик в прихожей. Он бросил взгляд на мою наплечную кобуру, и я с неохотой проделал то же самое с "крайтом".

После этого Рок провел меня в хорошо освещенный конференц-зал с большим столом посередине. В зале было пять человек.

– Здравствуйте, – обратился Рок к ним. – Это Тихо Кейн, человек, у которого много врагов и никаких воспоминаний. Хэл Гаррет тебе уже знаком.

Я кивнул, и мы с Хэлом обменялись рукопожатием.

– Надеюсь, встреча прошла хорошо.

– Настолько хорошо, насколько можно было ожидать.

Рок показал на с иголочки одетого латиноамериканца.

– Алехандро Хигуэра.

Хигуэра протянул мне руку, и я крепко ее пожал.

Сложением и чертами лица он был очень похож на Эстефана, но в культурном плане между ними была огромная разница. Алехандро был чисто выбрит и носил густые усы. Его волосы были подстрижены по последней моде, а" костюм стоил раза в три больше, чем Эстефан зарабатывал за месяц. Когда он поправлял узел галстука, на запястье у него блеснул золотой «ролекс», а на мизинце я увидел большое кольцо с бриллиантом.

– Очень рад.

– Как и я, сеньор Хигуэра.

Рок двинулся дальше и представил мне стоящую отдельно от остальных необычную пару.

– Нэтч Ферал и Бат.

Нэтч Ферал означало "Дикая Плясунья", и я решил, что это прозвище. На первый взгляд девушка выглядела довольно изнеженной, но потом я заметил, что ее длинные вьющиеся волосы заплетены и заправлены под ворот кожаной куртки, чтобы за них нельзя было ухватиться в драке. Маленькая и, несомненно, быстрая, она носила перчатки без пальцев, открывающие острые ногти, выкрашенные в черный цвет. У нее были черные волосы и кожа цвета кофе со сливками, но ярко-синий цвет миндалевидных глаз не оставлял камня на камне от расовых теорий старины Генриха.

Что касается Бата, то он выглядел как ожившая статуя героя социализма с квадратным подбородком. Бат уступал ростом Гаррету дюймов на восемь, но был фунтов на двадцать пять тяжелее и попадал, таким образом, в разряд супертяжеловесов. Этот немалый вес, судя по тому, что я мог разглядеть под его белой футболкой, делился в пропорции девяносто к десяти между мускулами и шрамами. Руки его были сжаты в кулаки, и на костяшках пальцев я тоже увидел шрамы. Кем бы ни был этот человек, он выдержал много боев и, судя по его виду, выигрывал значительно чаще своих противников.

– Привет, – сказал я.

Нэтч покосилась на меня и что-то проворчала. Бат не стал утруждаться, решив, что она поприветствовала меня и за него.

Зато женщина, следующая по порядку, радушно протянула мне руку:

– Здравствуйте, мистер Кейн, меня зовут Марит Фиск.

Я широко улыбнулся и увидел в ее голубых глазах удовольствие от произведенного ею впечатления.

– Пожалуйста, называйте меня Тихо, мисс Фиск.

– Тогда и вы зовите меня Марит.

– Как пожелаете.

Пожимая ей руку, я почувствовал, что Рок рассержен. Я взглянул на него и увидел, что его глаза сузились. Впрочем, меня это мало заботило. Если у него есть сложности с Марит, пусть сам с ними и разбирается. На, хотя я не знал, были они любовниками сейчас или в прошлом, или только в мечтах Рока, я не мог упрекнуть его в отсутствии вкуса.

При довольно большом для женщины росте у Марит были пышные плечи и тонкая талия. Длинные черные волосы доходили ей до середины спины. Сложенная атлетически, она была одной из тех немногих женщин, которые могут позволить себе носить спортивный костюм в обтяжку, не поплатившись за эту дерзость. Двухдюймовые каблуки подчеркивали длину ее ног. У нее была замечательная улыбка, и когда она улыбнулась мне, я понял, что встретил женщину, с которой хотел бы провести остаток жизни.

Уголком глаза я заметил, что Нэтч тоже улыбается мне.

– Где Джитт? – проворчал Рок.

– Здесь. Мне надо было кое-что закончить.

Из другой двери появилась женщина, увидев которую, я непроизвольно насторожился. На первый взгляд ее можно было бы назвать красавицей. У нее были великолепные золотистые волосы и простенькое джинсовое платье, хотя и застегнутое наглухо, не могло скрыть безукоризненности ее фигуры.

Когда она вышла на свет, я понял, отчего включился мой подсознательный сигнал тревоги. Ее лицо было начисто лишено жизни. Казалось, она носила маску. Темные глаза абсолютно не сочетались с цветом волос и светлой кожей, и несмотря на идеальное телосложение, она двигалась с неуклюжестью молодого жеребенка, и ее движения напоминали рывки автомобиля с ручным переключением передач, когда за рулем сидит человек, не умеющий толком водить.

Я протянул ей руку:

– Привет, меня зовут…

– Тихо Кейн, я знаю, – на моем лице, вероятно, отразилось недоумение, а Джитт слегка прищурилась. – Рок сообщил мне об аварии, и я влезла в данные местного отделения «скорпионов». Проследив регистрационный номер автомобиля и идентификационные номера, я получила запись о сдаче в прокат. Теперь у меня есть ваши финансовые файлы и я знаю даже ваш счет в "Диджитал экспресс". В "Мизуно Шератон" в Центре за вами все еще числится номер.

Марит оперлась рукой на мое плечо и ввела меня в курс дела.

– Джитт Рэйвел у нас – координатор связи и, к счастью для нашей организации, входит в число лучших компьютерных эмпатов в мире. Я думаю, ей куда сложнее было замести за собой следы, чем получить саму информацию.

Мне было известно, что компьютерные эмпаты – это те, кого раньше называли просто хакерами. С помощью сверхъестественной интуиции и невероятно искусного программирования они могли проникнуть в любую компьютерную сеть. Я с признательностью улыбнулся Джитт и почтил ее искусство легким поклоном.

После слов Марит Джитт, казалось, немного оттаяла.

Я протянул ей руку, и она, чуть помедлив, пожала ее.

Кожа у нее была прохладной на ощупь, а рука – необычно легкой. Мою ладонь она взяла очень осторожно, и мы почти сразу разомкнули рукопожатие.

Хэл подошел к креслу, стоящему во главе стола.

– Джитт, есть ли сведения о тех двоих, которых Тихо спустил на землю?

Джитт, двигаясь как автомат, села ближе к середине стола и кивнула:

– Я заставила компьютер опознать одного из них как Тихо Кейна и внесла в его файлы достаточно беспорядка, чтобы ошибку не заметили еще пару дней. Другой – это Пол Грей. Он частный сыщик, работал преимущественно на "Лорика Индастриз". Как правило, пользовался услугами человека по имени Уоллес Гриффин, и я подозреваю, что и на этот раз они были вместе.

"Ле беф" принадлежал "Лорике".

Мне показалось, что Джитт попыталась нахмуриться, перед тем как сказать следующую фразу.

– Мистер Кейн пользовался собственной кредитной карточкой для страховки прокатного автомобиля, но счета шли на подставную компанию «Лорики». Кто-то на сто первом этаже принимает эти счета.

Я выбрал место напротив Хэла, а Марит села по правую руку от меня. Нэтч устроилась напротив Джитт, Алехандро сел рядом с ней, а Рок мрачно опустился в кресло между Джитт и Хэлом. Бат остался стоять, сложив на груди могучие руки.

– "Лорика" оплачивала мои счета? В таком случае зачем им кого-то на меня натравливать?

Хэл пожал плечами:

– Возможно, вы не уложились в срок. А может быть, кто-то решил сэкономить деньги. – Он взглянул на Рока:

– Не случилось ли чего-нибудь любопытного с "Лорикой"?

Рок покачал головой:

– На заседании совета головы не полетели, если вы это имеете в виду. После переворота, который был два месяца назад, Ведьма полностью закрепила за собой власть. Нерис Лоринг не слишком приглядно выглядит в этой истории, но способ, которым она выставила своего папашу, Неро – это произведение искусства. Возможно, он и стареет, но все-таки не настолько стар. Основное достоинство инженера – опыт, у человека, который спроектировал Застывшую Тень и сеть маглева, в голове наверняка есть еще пара замыслов.

Нэтч поцокала языком.

– На улицах болтают, что какие-то верноподданные быстренько убрали папочку в Каса Васио. Ведьма не знает, где он, и желает, чтобы его нашли. – Она посмотрела на меня со злой усмешкой. – Хорошо ли вы играете в прятки, Кейнмен?

– Не знаю. – Я положил ладони на стол. – До сих пор у меня неплохо получались поджоги и стрельба по движущимся мишеням.

Усмехнулись все, кроме Бата.

Он хмыкнул, и не могу сказать, что это улучшило мое самочувствие.

Марит похлопала меня по руке и на мгновение задержала пальцы на моем запястье.

– Хэл, похоже, что двойная связь с «Лорикой» – по моей части. Мне кажется, если удастся провести мистера Кейна на завтрашний прием «Лорики» в Центре, нам что-нибудь обломится.

Великан широко улыбнулся и наклонил голову:

– Хорошая мысль. А получится?

Алехандро уверенно кивнул:

– У меня есть приглашение.

Марит хищно улыбнулась.

– Значит, составим тройку. – Хэл поднял на нее глаза, и она добавила:

– Хэл, дорогой, ты же не думаешь, что они посмеют меня не пустить?

Бат снова хмыкнул, а Хэл покачал головой.

– Нет, не думаю. Отлично, твое присутствие выбьет кое-кого из колеи, и нам может как следует повезти.

– Джитт, ты можешь изменить файлы «Мизуно» так, чтобы перевести мистера Кейна в другой номер?

В ответ на вопрос Марит Джитт утвердительно кивнула.

– Ты хочешь, чтобы я изменила комбинацию на двери в номере, где лежат его вещи, правильно?

– Да. Если ты это сделаешь, мы сможем их забрать. – Марит оглянулась на Хэла:

– Не знаю, что там окажется, но нам, возможно, придется купить ему новую одежду для приема.

– Действуйте. Койот сказал, у него карт-бланш.

Джитт кивком подтвердила слова Хэла. В соседней комнате зазвонил телефон, и она вышла, чтобы ответить на звонок.

Рок откинулся в кресле.

– Ладно, приятель, когда получим твое барахло в отеле, я покажу местечко, где можно подыскать тебе сногсшибательные шмотки.

– Вот именно – шмотки. – Марит продела левую руку под мой правый локоть. – Будет лучше, если я отвезу его в отель, а потом поеду с ним покупать одежду. Это прием на самом верху, Рок, а не те вечеринки в Затмении, где высший свет плющит пивные банки о твой лоб.

Рок побагровел и хотел возмутиться, но Хэл его перебил:

Она права. Рок. И потом, ты понадобишься здесь.

Мне нужен полный отчет о том, что ты видел на складе у «Воинов». Я добился, чтобы «Кровопускатели» отложили большое наступление, но тебе предстоит испытать свое обаяние на вамсовцах и «Зомби». – Он оглядел остальных. – Смотрите и слушайте. Если узнаете, что в «Лорике» происходит что-то необычное, сообщите Джитт.

Она все передаст Койоту.

Словно в ответ на упоминание этого имени, в дверях снова появилась Джитт.

– Мистер Кейн, Койот хотел бы с вами поговорить.

Она протянула мне телефон.

Я взял трубку и поднес к уху. В ней слышалось легкое гудение, словно какое-то электрическое устройство создавало помехи.

– Алло?

– А, мистер Кейн, я рад наконец поговорить с вами.

Вы были порядком заняты с тех пор, как появились в нашем городе.

– Несомненно.

– Именно так. – Койот сделал паузу, и я понял, что голос у него неестественный. Без сомнения, измененный с помощью механизма, чтобы нельзя было бы опознать. – Мистер Кейн, я и мои люди сделаем все, что в наших силах, чтобы разрешить загадку вашей личности. Я уверен, что мы добьемся успеха, но в обмен хотел бы попросить вас об одном одолжении.

Я улыбнулся.

– "Заплатить следующему", так?

– Точно так. – Я услышал смешок. – И я рад, что вы столь сообразительны, потому что, видите ли, один из людей, сидящих с вами в этой комнате, предатель. Мне хотелось бы, чтобы вы обнаружили и обезвредили его прежде, чем он успеет убить вас.

Глава 8

Марит посадила меня в свой "ариэль Джи-Ди-Эм".

Я пристегнулся и молчал, пока она пробиралась сквозь поток транспорта на Скво Пик Паркуэй. Для человека, склонного вдвое превышать скорость, она водила неплохо, а ее низко сидящий спортивный автомобиль держался на дороге так, словно его шины были сделаны из «велкро». Дорога шла то вверх, то вниз, как на горках в Диснейленде, и я воспользовался этим, чтобы изучить конструкцию эстакад.

Я сохранял на губах улыбку, которую Марит могла принять за молчаливое одобрение ее водительского умения, но на самом деле я улыбался, чтобы скрыть замешательство. Я только-только встретился с этими людьми и уже начинал им доверять, как Койот пустил крылатую ракету прямо в окно моего доверия. Разумеется, я немедленно принялся раскладывать его помощников по ящичкам и анализировать возможные мотивы, но я знал о них слишком мало, чтобы делать какие-то выводы. Рок Пелл попадал в список возможных кандидатов под номером первым, поскольку имел возможность позвонить из автомобиля, чтобы предупредить «Лорику» о том, что я отправился на стоянку. Но я уже придумал объяснение тому, почему меня там поджидали, и оно было более убедительным. На самом деле против Пелла говорили только его эгоизм и неосмотрительность, но если считать эти качества серьезным преступлением, то у меня не хватило бы патронов, чтобы воздать по заслугам каждому, кто в нем повинен.

Койот не сказал, каким способом я должен «обезвредить» предателя, но я не сомневался, что он предполагает убийство. Как ни странно, особой сложности я в том не видел, и это укрепило меня в убеждении, что я специалист, которого привлекают именно для устранения такого рода проблем. Я чувствовал уверенность, что раскрою предателя прежде, чем он или она успеет что-то сделать со мной, и надеялся только, что Койот не ошибся в своих подозрениях, и предатель действительно один. Будь их хотя бы двое, задача излишне бы усложнилась.

– Прикройте глаза, – вдруг сказала Марит.

– Что?

– Прикройте глаза, мы выезжаем из Затмения. – Марит включила поворот и направила «ариэль» на правую полосу. Над ней я увидел щит, гласящий: "Вы въезжаете в Городской Центр. Автомобили с отсутствием допуска подлежат конфискации, а их владельцы преследуются в уголовном порядке".

– У отцов города туговато с чувством юмора, а?

– Нет. – Она прибавила газу перед крутым подъемом. – В течение примерно двадцати лет они делали все, что могли, от фестивалей до финансирования Гранпри, чтобы привлечь новых жителей в нижний город.

Но чем сильнее они старались, тем больше народу выезжало в глубинку поглазеть праздники и средневековые ярмарки. Стремление заново открыть Центр возникло не раньше, чем доступ сюда был ограничен кругом высокопоставленных персон, как и предполагалось с самого начала.

– Запретный плод?

– Вот именно. А теперь прикройте глаза.

Я поднял правую руку как раз в тот момент, когда автомобиль достиг верхней точки подъема и вынырнул на дневной свет. Сперва глаза у меня заболели, но быстро привыкли, и я опустил руку.

– Какая красота!

– Мы между Тартаром и Олимпом.

Городской Центр был похож на сияющий хрустальный город будущего, вздымающийся из глянцевито-черного океана. Высотой в пять этажей, он простирался через весь западный горизонт. Дюжина башен торчали над ним словно горы, и три из них насчитывали больше сотни этажей. Зеркальное серебро небоскребов вплеталось в блеск меди и свет розового мрамора основного города.

Правее я увидел «серые» опоры – скорее всего линию маглева, поезда на магнитной подвеске, входящую в Центр с южной стороны. Бросив взгляд вдоль линии, я увидел на юге еще два рукотворных острова, только поменьше.

– А там что?

– Прямо на юг – цитадель «Сумитомо-Диал», а к юго-востоку – комплекс "Ханивел и Кох". Кольцо маглева связывает семь цитаделей-спутников, а радиальные линии соединяют их с Центром. Нога того, кто живет в башнях, никогда не ступает на грешную землю.

Дорога снова пошла вниз, упираясь в центр массива зданий, которые были этажей на восемь выше Застывшей Тени. Мимо поплыли стены из зеркального стекла, и я внезапно заметил, что мы находимся внутри чего-то, напоминающего огромный торговый центр. Небо надо мной перечеркивали крытые переходы и самодвижущиеся дорожки, переносящие людей из одной башни в другую, а ниже, спускаясь сквозь два очень высоких яруса, эскалаторы несли людей в невообразимую путаницу беломраморных коридоров, усеянных магазинами и магазинчиками.

Марит свернула на автостоянку. Мы выбрались из машины, и на водительское место уселся румяный паренек. Он протянул Марит талон, а она ему – пять долларов. Как только мы ступили на тротуар, парнишка направил «ариэль» по узкому проезду, ведущему в туннель.

– Куда он увел ваш автомобиль?

Марит взяла меня под руку.

– Сейчас мы на четыре яруса выше Застывшей Тени, то есть на уровне восемнадцатиэтажного дома. Пятый уровень, как раз на высоте Застывшей Тени, занят автостоянками. Если мы соберемся уезжать, машину доставят на любую дорогу, по нашему выбору.

Мы встали на эскалатор, ведущий вниз, и я задумался.

– Центр довольно велик. Как же мы будем передвигаться без автомобиля?

– Поезда по всей внешней части Шестого уровня и по диагоналям Седьмого доставят нас куда угодно, – свободной рукой Марит указала наискось через широкую площадь. – Вестибюль "Мизуно Шератон" как раз на Седьмом уровне, иначе нам пришлось бы спускаться лифтом на Шестой и ехать по кругу.

– Дайте-ка мне сообразить: значит, на Пятом уровне гаражи и стоянки, а на Шестом – поезда?

– Поезда и магазины. Причем преимущественно универсальные. Туда может пойти любой, и там же у нас театры, залы игровых автоматов и рестораны для средней публики. На Седьмом уровне рестораны более высокого класса и специализированные магазины. Там можно купить европейские или высококачественные латиноамериканские товары. На Седьмом уровне есть даже новый Меркадо – выглядит точь-в-точь как мексиканская деревня. Это восхитительно, вам непременно понравится.

Пока мы медленно опускались сквозь Девятый и Восьмой уровни, я осматривался и заметил, что названия кое-каких магазинов мне знакомы. Цены явно возрастали от уровня к уровню, равно как и качество товаров. Восьмой уровень, который можно было принять за кусочек Токио, был переполнен. Девятый, по всей видимости, принадлежал немецким производителям и некоторым из лучших американских компаний, причем последние торговали почти исключительно оружием.

– Если доступ ограничен, кому дозволяется входить?

Марит успокаивающе пожала мне руку.

– Служащие магазинов и учреждений занимают уровни с Первого по Четвертый. Вне работы они редко бывают выше Шестого уровня, хотя им это не запрещается. Мне говорили, что многие из них отмечают праздники здесь, наверху. Администраторы и квалифицированные специалисты живут в башнях – учреждения идут с Пятнадцатого уровня и выше. Самые богатые, вроде Нерис Лоринг, обитают над облаками. Люди, занимающие промежуточное положение, как правило, поселяются вне города, в Парадиз Вэлли, если могут себе это позволить, а на работу приезжают сюда. Жителям Затмения запрещено входить в Центр, но если их пригласили в гости, тогда дозволяется.

– Это значит, редко, а скорее всего никогда.

– За исключением мужчин с вашей внешностью, – усмехнулась Марит.

Мы сошли с эскалатора и двинулись сквозь толпу к "Мизуно Шератон". Я его не узнал, но, поскольку не был знаком ни с чем здесь, не испытал особого потрясения. Толпа не отличалась густотой, а по разинутым ртам и указующим пальцам легко различались «недочеловеки», впервые приехавшие в Центр, и те, кто провел здесь достаточно времени, чтобы ничему не удивляться.

Несмотря на то что люди выглядели чистенькими и благополучными, я почувствовал к ним нечто вроде жалости. Человеческого в них было столько же, сколько в хомяках, обученных бродить по лабиринту на забаву хозяину.

В одном месте я увидел гигантский балкон, где был разбит самый настоящий городской парк. Его ограждал аккуратный беленький заборчик, в пруду плавали игрушечные кораблики. Няньки в униформе присматривали за детишками, играющими в мяч и качающимися на качелях. Все детишки были нарядно одеты: мальчики – в шорты, гольфы и белые рубашечки, девочки – в платьица с оборками, перчатки и капоры. Я огляделся, отыскивая признаки того, что это какая-то пьеса или костюмированное представление, но, судя по всему, передо мной была подлинная жизнь.

– Что, здесь действительно так одевают детей, чтобы пустить их играть в этот террариум-переросток?

Марит вполне серьезно кивнула.

– Бартон Барр Парк – только для тех, кто может себе его позволить. Для тех, кто хочет, чтобы его дети получали самое лучшее. Одним словом, здесь выращивают людей, которые когда-нибудь будут править и Центром, и окружающими корпвиллями.

В дверях отеля нас приветствовали две девушки. Мы вежливо улыбнулись в ответ, и Марит рассмеялась, услышав, что одна из них шепнула другой ее имя. Мы не задерживаясь прошли вестибюль к нужному ряду лифтов. Пока я разговаривал с Койотом, Марит получила все сведения о моем номере и теперь шла уверенно.

– Четыре-три-три-семь, – прошептала она, набирая код на двери. Красный светодиод сменил цвет на зеленый, и дверь со щелчком открылась. Марит пропустила меня вперед, и я не стал возражать, уповая, вопреки всякой логике, что увижу внутри что-нибудь достаточно знакомое, чтобы высечь искорку памяти.

Ничего подобного я не увидел.

Из окна открывался захватывающий вид на закат солнца, но в остальном – ничего примечательного. В конце концов, подумал я, в гостиничном номере нет места личному. Более того, если не считать окурков в пепельнице, номер выглядел так, словно я никогда в нем не бывал.

Я вздохнул.

– Наступило время тщательных, методичных поисков.

Марит кивнула в знак согласия.

– Начну с платяного шкафа. – Она открыла дверку и уважительно присвистнула. – У вас хороший вкус.

Костюмы, я думаю, итальянские. Ботинки определенно "Буччи импорте".

Я улыбнулся и принялся выдвигать ящики комода.

Там я увидел четыре пары аккуратно сложенных трусов-плавок. Под ними оказались четыре пары цветных носков, так же аккуратно сложенных. В следующем ящике лежали четыре рубашки. Три были белые, а одна – светло-голубая. Все были свежевыстиранными и накрахмаленными до хруста.

Марит сняла с вешалки один из пиджаков.

– Странное дело.

Пиджак выглядел так, как и полагается выглядеть черному двубортному пиджаку с темными пуговицами.

– Что такое?

Марит нахмурилась и очаровательно надула губки.

– Я знаю, что это костюм от Армандо, потому что на одном из последних моих фотоснимков был мужчина в таком костюме.

– И?

– А на этом нет никаких ярлычков. – Она распахнула пиджак, показывая мне подкладку. – Марка модельера, инструкции по чистке, ярлычок с размером – все срезано.

Я взглянул на рубашки во втором сверху ящике.

– Здесь то же самое. Вы думаете, костюм ношеный?

– Не знаю, не знаю. Но в чемодан его не укладывали, это уж точно.

Я прошел в ванную и включил свет. На полочке были аккуратно расставлены бритвенные принадлежности, предположительно принадлежавшие мне. Зубную пасту выдавливали из тюбика не более одного раза. Кисточка для бритья выглядела абсолютно свежей, как и лезвие в бритве. Флакон с гелем для бритья тоже казался новехоньким. Бутылочка с аспирином даже не была откупорена.

Озадаченный, я вернулся в комнату и обнаружил, что Марит перебралась от платяного шкафа к комоду. Она уже успела открыть другой верхний ящик и присвоить лежавшие там солнечные очки.

– "Серенгети вермильонз", весьма элегантно. Свитер от Диора, еще один – от Айсеберга, и прелестный набор золотых запонок с бриллиантами. Кто бы ни покупал для вас эти вещи, у него был хороший вкус и еще, возможно, подмазка от продавца.

Я помотал головой.

– Не совсем понимаю.

Марит подняла свитер, и хотя на нем тоже не было марки, я поверил, что эта вещь от Диора.

– Он вашего размера и подходящего стиля, но горчично-желтый – не ваш цвет. У вас замечательные зеленые глаза и такие резкие черты лица, что этот мягкий цвет вам вряд ли понравился бы. И запонки – ни у одной из ваших рубашек нет манжет под запонки. Подозреваю, что тот, кто покупал их, получил от продавца мзду за то, что согласился их взять.

– Что вы имеете в виду?

– Я имею в виду, дорогой мой, что это, возможно, ваш номер, и вы, возможно, действительно жили в нем, но этих вещей вы не надевали. Они просто ждали здесь вашего прибытия.

Я бросил взгляд на платяной шкаф.

– Даже чемодан и саквояж?

Марит улыбнулась:

– На них нет и следа багажных ярлычков. – Она пожала плечами. – Если в этой комнате и есть какие-то секреты, то к ним чертовски трудно отыскать ключ.

– Ключ! – Я ударил себя ладонью по лбу и, сунув руку в карман, достал бумажник, а из него – ключ от сейфа. – Возможно, секреты лежат в специальном хранилище.

Имея ключ, получить сокровище, которое я когда-то запер в сейф, не составляло труда. Правда, бойкая девушка за конторкой потребовала, чтобы я расписался на карточке, но подделать собственную подпись оказалось нетрудно. Девушка взяла у меня ключ и вскоре вернулась с алюминиевым атташе-кейсом.

Поблагодарив ее, мы с Марит вернулись в вестибюль отеля, где я, громко извинившись, удалился в ближайший мужской туалет. Я проверил все кабинки, выбрал последнюю и заперся там. Устроившись поудобнее, я положил кейс на колени и, глядя на него, осознал, что не имею ни малейшего представления о правильной комбинации цифрового замка, и времени перебирать все возможные сочетания цифр у меня нет. Как правило, люди, устанавливая такую комбинацию, выбирают какую-то важную дату, но, поскольку я забыл даже кто я такой, этот способ был для меня бесполезен.

Я принялся размышлять. Судя по работе моего подсознания, я был очень методичным человеком, и потеря памяти не разрушила основ моей личности. Я по-прежнему еще действовал в соответствии со своим характером, только не знал, кто я такой. Чтобы отыскать комбинацию, приходилось, что называется, включить автопилот.

Исходя из особенностей моей натуры и, как я надеялся, опыта, было сомнительно, чтобы я выбрал для комбинации дату своего дня рождения или что-то в этом духе. Такой код легко взломать любому, у кого есть основные сведения обо мне. Весьма вероятно, что, устанавливая комбинацию, я выбрал случайное число. А если так, то либо я зазубрил его, либо прибег к какому-то приему, чтобы запомнить получше.

Мнемонические трюки – интереснейшая вещь. Взять хотя бы знаменитое "Каждый охотник желает знать, где сидит фазан". Я знал, например, что сам накрепко запомнил разницу между штирбортом и бакбортом только потому, что в словах «штир» и «прав» поровну букв.

Я постарался внушить себе, что какой бы мнемонический трюк я ни использовал на сей раз, он должен оказаться простым, вроде «штир-прав», и не зависящим от случайностей.

Я таращился на цифры замка, и внезапно меня озарило. В словах «низ» и «чет» букв тоже поровну. Если, заперев кейс, я начал с какой-то определенной цифры и сдвинул все четные на одну позицию вниз, а нечетные – на одну позицию вверх, то мнемоника могла помочь мне таким же образом восстановить комбинацию.

До тех пор, пока я буду проверять теорию "низ-чет, верх-нечет", используя нечетные цифры, чтобы зафиксировать изменения, формула будет сама собой меняться на обратную.

Улыбаясь, я принялся за дело. Подсознательно я уже был уверен, что ключевым числом должна являться восьмерка. Ведь в имени "Тихо Кейн" – восемь букв.

Привязка комбинации к собственному имени должна работать хорошо, поскольку, если не происходит ничего сверхъестественного, никто его не забывает.

С другой стороны, если это был псевдоним, я мог выбирать разные от задания к заданию.

Эта мысль ударила меня как пуля между глаз. В конце концов, может быть, я уже не Тихо Кейн.

Я с дрожью нажал большими пальцами на кнопки защелок, и кейс открылся. Я осторожно приподнял крышку и прикусил нижнюю губу. Неудивительно, что «крайт» пришелся мне по руке.

Внутри кейса я увидел несколько предметов, уложенных в выемки, сделанные в поролоне. Сверху лежал "кольт крайт". Единственная разница между ним и тем, что был в моей кобуре, заключалась в том, что этот пистолет был вороненым, а не никелированным, и мушка его была помечена оранжевой флуоресцирующей точкой. Он был заряжен и готов к действию, а возле рукояти покоились в вырезах поролона два запасных магазина.

Над ним и вокруг я увидел части разобранной снайперской винтовки "Армалит М-27 Кихолер", стреляющей 7,62-миллиметровыми патронами натовского образца, три большие обоймы по тридцать патронов в каждой и одна малая с пятью патронами, пули в которых были надпилены крест-накрест, чтобы сделать их разрывными. Винтовка была снабжена ультрафиолетовым лазерным прицелом "Аллард Текнолоджиз Эспайон". Нажав кнопку проверки батарей, я обнаружил, что он готов к работе и пристрелян на дистанцию 750 метров. Почему-то я знал, что на половине фокальной дальности отклонение пули у этой винтовки от линии визирования составляет плюс два дюйма, но достаточно хороший стрелок может попасть точно в прицельную метку.

Почему-то мне было известно, что я достаточно хороший стрелок.

Помимо оружия я нашел в кейсе четыре стопки стодолларовых банкнот, уложенных в пачки по десять тысяч. Одну из них я сунул в карман. Следующее небольшое отверстие в поролоне принесло мне десять золотых десятидолларовых монет, каждая из которых стоила около шести сотен долмарок в банке и примерно вдвое дороже на «черном» рынке. В последней прорези обнаружился паспорт и водительские права на имя Тихо Кейна.

Я тщательно закрыл кейс и восстановил комбинацию по найденному мнемоническому приему.

Когда я вернулся в вестибюль, Марит приветливо улыбнулась мне.

– Ну как, нашли что-нибудь?

– Похоже, да. – Я взял у нее солнечные очки «Серенгети», прихваченные из моего номера. – Меня зовут Тихо Кейн. И насколько можно судить, я приехал в Феникс не ради поправки здоровья – своего или кого-то еще.

Глава 9

– Так, значит, вы не доктор? Мамочка так мечтала, чтобы я вышла замуж за доктора. – Марит вновь завладела моей рукой и повела прочь от отеля. – А не могли бы вы сформулировать поточнее род ваших занятий?

– Поточнее не знаю. Похоже, я уполномоченный по улаживанию конфликтов, специализация – скоропостижные отставки. – Я интонацией выразил нежелание обсуждать этот вопрос. – Однако финансируют меня неплохо. Учитывая, что, забрав этот кейс и выехав из отеля, я поднял где-то тревогу, мне понадобится новая одежда и другие вещи.

– И вам нужен костюм для завтрашнего приема.

– Ну да. – Я махнул кейсом в сторону торгового центра. – Прошу вас, ведите.

Марит не производила впечатления человека, который шарахается от магазинов. Мы поднялись на Восьмой уровень и пустились в странствие по широкой галерее, окружавшей открытую торговую площадь. Марит, хохоча, указывала на витрины. На секунду-другую она задержалась возле радужной коллекции туфель, усеянных блестками, но тут же потянула меня к следующему магазину.

– Если я посмотрю на них слишком долго, то просто вынуждена буду купить пару. Не могу устоять, как другие не могут устоять перед щенком в зоомагазине.

Ну вот, нам сюда.

Я взглянул на вывеску и прочитал знаки японской "кана".

– Вы, наверное, шутите.

Она нахмурилась:

– Нет, "Одежда для джентльменов", пожалуй, лучший магазин мужской одежды во всем Центре.

Услышав английское название магазина, я рассмеялся.

– Вы знаете, как он называется по-японски?

– Нет.

– "Дансей но ниндзен". Это значит – "полноценный мужчина". Во всех смыслах.

– Поверьте мне, – хихикнула она, – вы подходите.

Служащие магазина узнали Марит с первого взгляда и, убедившись, что я ее друг, сделались крайне предупредительными. Роджер, человек на год или два моложе меня и такого же телосложения, снял с шеи мерную ленту и принялся за работу. Делая измерения, он диктовал их двум помощникам, стоявшим за его спиной с ручками и блокнотами наготове.

– Желает ли Кейн-сан просто костюм, или речь пойдет о полной перемене облика?

Марит улыбнулась с напускной скромностью.

– Мистер Кейн желает полный гардероб. Качественный, но слегка консервативный. Ему требуется официальная одежда для завтрашнего приема, два деловых костюма и четыре смены повседневной одежды. Еще ему нужно белье, носки и полный набор бритвенных принадлежностей.

– Понятно, мисс Фиск. – Роджер выпрямился и, заставив меня развести руки в стороны, опоясал мне грудь мерной лентой. – Будем ли мы учитывать кобуру и бронежилет, или что-то одно?

– Пожалуй, только бронежилет, Роджер, – ответил я, а следующие мои слова вызвали у него улыбку. – Вся одежда консервативная, кроме того, что я надену на завтрашний прием. Я хочу произвести впечатление.

Роджер возвел глаза к небесам.

– Если вы будете в обществе мисс Фиск, вы его произведете. Тем не менее мы можем пойти вам навстречу. – Он отвернулся и принялся диктовать цифры своим ассистентам. Один из них помчался отбирать заказанные вещи, а другой продолжал тщательно записывать все, что говорил Роджер. Наконец, Роджер отобрал у помощника ручку с блокнотом и знаком отослал его.

Роджер перевернул страницу блокнота и искоса взглянул на меня. Сделал набросок, нахмурился, добавил несколько линий потолще. Потом снова взглянул на меня, внес в рисунок последние поправки и с улыбкой показал его мне.

– Вот, что вы скажете? В нем присутствуют традиционные элементы, и вместе с тем он достаточно экстравагантен, чтобы на вас обратили внимание. И еще учтите, что при таком покрое легче скрыть кобуру, если вы все же решите ее надеть.

Изучив рисунок, я улыбнулся.

– А вы успеете приготовить все это к завтрашнему вечеру?

– Срочность работы скажется только на ее цене. – Роджер приподнял левую бровь. – Скажем, мэр мог бы примириться и с прошлогодним костюмом, но его в любом случае никто не замечает.

– Вы хорошо работаете, Роджер.

– Очень любезно с вашей стороны, сэр.

Я полез в карман и вытащил десятитысячную пачку банкнот. Десяток сотенных с портретом Трумэна я оставил себе и вручил Роджеру девять тысяч.

– Давайте положим это на мой счет. Мои размеры у вас есть, и вы можете начинать работу. Вознаградите свой персонал. Мне еще придется к вам обратиться.

Засовывая в карман тысячу долларов, я повернулся к Марит:

– Если вы проголодались, можно поесть где-нибудь, а готовые вещи заберем позже.

Она покачала головой.

– Роджер, доставьте все ко мне на квартиру.

– Как вам угодно, мисс Фиск. Мистер Кейн, очень приятно было познакомиться.

– Я стал на девять кусков беднее, и мне нечего даже показать за эти деньги, – расхохотался я, когда мы вышли из магазина.

– Роджеру вы можете доверять. Что касается цены, тут он вас надует, но в остальном он честен. – Она обвела взглядом торговые ряды. – Вам нравится японская кухня?

Я пожал плечами:

– Не знаю.

– Чувствуете любовь к приключениям?

– Марит, последние тридцать шесть часов я прожил в сплошном приключении. В меня стреляли, за мной гнались, меня чуть было не анатомировали заживо. Какой ресторан и чем может меня испугать?

Не отвечая, она указала на здание в четверти мили от нас.

– "Осоми". Он вам понравится. Пойдем.

Я предложил ей руку, и мы тронулись в путь.

– Судя по поведению служащих в отеле и в магазине, у меня сложилось впечатление, Марит, что вы стоите несколько выше, чем большинство людей, с которыми я сегодня встречался. Я прав, или амнезия просочилась и в мои умозаключения?

– Боюсь, что я личность скорее пресловутая, чем знаменитая. – Она провела рукой по волосам, убирая за ухо непослушную прядь. – Было время, когда мне бы не позволили даже близко подойти к Центру – как и почти всем, кого вы сегодня видели, кроме Алехандро и, может быть, Хэла. Как н они, я выросла среди номадов…

– Номадов?

– А, это сленг бюрократов. Низкое Образование, Минимально Адекватный Доход. НОМАД – классификация, применявшаяся ооновскими бюрократами к различным группам населения в освободившейся Восточной Европе. Это было в девяностых годах. Номады – это те, кого признавали способными поддерживать минимальный уровень жизни без государственной помощи, но чьи шансы на продвижение в обществе можно было считать нулевыми. Термин просочился в народ. – Она взглянула на толпу, заполнявшую Центр. – У нас он сохранил первоначальное значение и теперь им пугают непослушных детей. С другой стороны, люди Затмения демонстративно держатся за него. Всякий раз, когда в их жизни что-то улучшается, они переходят некую грань и гордятся своей победой.

Мы вошли в ресторан и сняли обувь у входа. После того как мы надели тапочки, японка в кимоно проводила нас к низкому столику. Столики были остроумно размещены над углублениями в полу, куда люди, не привыкшие в течение всего обеда сидеть по-японски, могли спустить ноги. Я пристроил в этом углублении кейс и опустился на колени перед столиком.

Марит взглянула на меня и слегка надулась:

– Так вы и ножку мне не пожмете.

Я улыбнулся и покачал головой:

– В таком ресторане это был бы признак дурного воспитания. Вы уже большая девочка и способны немного последить за своим поведением.

– Немного – может быть. Я отложу это на потом.

Подошла официантка, и мы заказали суси. Марит попросила еще виски с лимоном, а я предпочел воздержаться от выпивки.

– Марит, вы говорили, что выросли среди номадов? – спросил я, понизив голос.

Она кивнула:

– Мои родители держали небольшой магазинчик на углу Оук и Тридцать шестой. Это довольно близко от «Лорики», и мы кое-что имели с пролов, работающих там. Я как раз заканчивала школу, когда кто-то упомянул, что «Лорика» отбирает кандидатов в свою службу безопасности. Я подала заявление, и благодаря какой-то сложной формуле набора, составленной самой Нерис, меня зачислили курсантом. Я училась и через шесть месяцев поступила на работу. Это было пять лет назад – Чему же вас обучали?

– Тренировки с оружием, рукопашный бой, антитеррористическая тактика, разгон толпы. Еще нам преподали курс хороших манер и познакомили с основными принципами работы детектива. По большей части нас учили, как оставаться незаметными, как охранять администраторов и как не пускать в цитадель тех, кому не полагается там быть.

– Интересно. – Пока она говорила, я прикидывал, что мне грозит, если я встану «Лорике» поперек дороги. – Но все-таки эта деятельность не могла вас особенно обесславить.

Она застенчиво улыбнулась, но ее голубые глаза озорно блеснули сквозь тонкую завесу черных волос.

– Нет-нет, дело не в этом. Я поработала чуть больше года, когда «Лорика» решила, что ей нужен специальный видеофильм, дабы проинструктировать администраторов, как следует вести себя в критических ситуациях. Войны уличных шаек в Затмении иногда угрожают и цитаделям, поэтому мы хотели, чтобы наши люди знали, что делать в экстренных случаях. Меня выбрали на роль сотрудницы службы безопасности.

Она замолчала, потому что официантка принесла суси и виски с лимоном. Марит разломила палочки для еды и потерла их друг о друга, чтобы убрать заусенцы. Не уверенный, что сумею ими пользоваться, я повторял за ней все движения, но, когда я попробовал взять их так же, как она, палочки сами легли в мои пальцы. Подняв с тарелки крупинку риса, я положил ее в рот.

Марит кивнула, одобряя мои способности, и продолжила:

– Прежде во мне было не очень много такого, на что стоило бы посмотреть. Моя мать принадлежала к довольно пуританской церкви, так что косметика и яркая одежда проходили по ведомству дьявола. Мне с детства внушали, что я встречу своего принца, когда он будет разгружать поддоны с пивом в отцовском магазинчике, и потому я никогда не пыталась принарядиться, чтобы кого-нибудь привлечь.

– Итак, Золушка дождалась прикосновения феи-крестной?

Она улыбнулась.

– Сказка о гадком утенке, от начала и до конца.

Когда они поработали надо мной, я не узнала себя в зеркале. Я внезапно стала красавицей. Я делала на съемочной площадке все, что мне говорили, и видеофильм стал хитом среди сотрудников «Лорики». Мне говорили, что его копии появлялись даже в прокатных лавочках в серии "Сражения – Приключения – Сделай сам". – Она помолчала. – В результате отдел маркетинга обратил на меня внимание. Меня вдруг вытряхнули из бронежилета и начали облачать в облегающие платья, чтобы я "улыбалась и указывала на продукт". Меня отловил агент, и я подписала контракт фотомодели, хотя нанимала меня исключительно «Лорика». Внезапно я оказалась в числе "номенклатуры".

– В числе деятелей. – Я намазал немного васаби на текка-маки и улыбнулся. – При таком успехе довольно странно, что вы торчите все время в Затмении.

– О, первый год был просто чудесным. Я переселила родителей в цитадель «Лорики», а себе купила собственное жилье. Я путешествовала, бывала на приемах и даже снялась в парочке эпизодов в голликрутских фильмах.

Я была на вершине счастья. Мне только-только минуло двадцать, и я была настоящим enfant terrible.[1] – Она отпила немного зеленого чая. – Как говорится, «гордость предшествует падению».

– На самом деле "погибели предшествует гордость и падению надменность" – Притчи, глава шестнадцатая, стих восемнадцатый.

Мои слова заставили ее вскинуть голову.

– Вы поразительный человек, мистер Кейн. – Она улыбнулась. – Конечно, если у вас такое имя, можно ли удивляться, что вы цитируете Библию.

И в самом деле – человек, носящий имя первого убийцы. Каина, и винтовку убийцы наемного, цитирует Библию на память. Что это – злая ирония, или в этом есть скрытый смысл, которого я пока не заметил?

– Итак, насколько же глубоко вы пали? От enfant terrible до enfant perdu?

– Думаю, не так глубоко. Один высокопоставленный администратор из «Лорики» решил, что раз «Лорика» владеет моим контрактом, значит, она владеет и мной. А когда он попытался настаивать на своих притязаниях, то обнаружил, что в «Лорике» очень хорошо обучают сотрудников безопасности. Я испортила ему улыбку, а еще больше – самооценку. После этого жена устроила ему ад при жизни, а теща, у которой имелся внушительный пакет акций, заставила «Лорику» избавиться от меня. Сведения о скандале просочились в желтую прессу, и я красовалась на первых полосах вместе с историями о детоедах с НЛО и человеке, который переспал со своей бабушкой, чтобы подарить отцу долгожданного брата.

– Звучит ужасно.

– Какое-то время так и было. Мой агент нашел мне работу в Японии, и я прожила там около года. Когда вернулась, волны улеглись, но кое-какая рябь осталась.

Через друзей моих друзей я вышла на Рока и купила у него пистолет. Рок ввел меня в круг людей Койота, а я, в свою очередь, помогла найти Алехандро нескольких постоянных покупателей для его галереи на Седьмом уровне. Это в Меркадо.

– Мне хотелось бы как-нибудь зайти туда. – Я перегнулся через столик и ласково погладил ее по руке. – Значит, последние два года вы предоставляете Койоту доступ к обществу Городского Центра?

– Более или менее. Койот не просил меня вводить его в общество. Я встречалась с ним только дважды – если можно назвать встречей беседу с тенью внутри темного склада. По большей части я получаю указания через Джитт или по телефону, как вы сегодня. Койот описывает мне проблему в общих чертах и спрашивает, нет ли у меня на примете какого-то деятеля, способного ее разрешить.

– И склонны ли деятели решать проблемы Затмения?

– Конечно, если правильно представить им дело. – Она окунула в бокал кончик указательного пальца и слизнула с него капельку. – В большинстве своем они совсем неплохие люди, только чересчур озабочены собственной жизнью и карьерой. В разговоре с одними можно воззвать к их чувству справедливости, особенно если провести какую-то параллель из их собственной жизни, когда кто-то помог им самим. Другие любят пощекотать нервы, работая с выходцем из Затмения. Иные соглашаются потому, что желают отомстить кому-то из Центра, а лучший способ для этого – устроить силовые игры в Затмении. – Марит озорно улыбнулась. – Я просто занимаюсь своим делом, а еще собираю сведения, слухи, враки и сливаю все это Койоту. Ну а когда ему нужно, чтобы я сама что-то сделала, я это делаю.

– Например, помогаете мне?

– Именно.

Я слегка сжал ее руку.

– У Джитт странный вид. Что с ней случилось?

Марит смущенно пожала плечами.

– Джитт очень скрытная, но кое-что она мне рассказывала. Вы извините меня, если я не стану злоупотреблять ее доверием?

Я покачал головой:

– Был бы огорчен, если бы вы это сделали. Просто я хочу увидеть ее в подлинном свете. Она явно подвергалась пластической операции. И, как я понимаю, операция прошла неудачно.

Марит пригубила из бокала.

– У нас часто ходят слухи о ком-то или чем-то, чеку дали имя "Пигмалион".

– Вроде того скульптора из греческой мифологии.

– Верно. Говорят, он любит привносить в жизнь красоту. Он крадет некрасивых людей и изменяет их. Я думаю, это было бы неплохо, если бы он еще спрашивал этих людей, хотят ли они, чтобы их изменили.

Я кивнул.

– Судя по Джитт, этот Пигмалион мог бы заработать своим искусством кучу монет.

– Да, только для этого требуются две вещи: делать то, что хочет клиент, и позволять клиенту с миром уйти.

Джитт бежала от него, но воспоминания о том, что с ней случилось, у нее смутные. У нее даже нет представления, кто такой Пигмалион. Несколько раз в Драк-Сити или в Бокстоне находили брошенные тела невиданной красоты, и жители Затмения считают, что это творческие неудачи Пигмалиона. Большинство из них оказались самоубийцами. Наверное, некоторые люди просто не в силах вынести, когда их превращают в забаву.

– Не могу их за это винить.

– Я тоже. – Марит улыбнулась. – Джитт постепенно примирилась с судьбой, но гораздо лучше чувствует себя дома, среди своих компьютеров. Не могу припомнить, когда я последний раз видела ее где-то еще, кроме наших собраний.

Мы закончили трапезу в относительном молчании, потому что столики вокруг нас постепенно начали заполняться. Во многих отношениях наш разговор был довольно необычен, тем более что Марит лучше умела собирать информацию, нежели делиться ею. Хотя о себе она рассказывала без утайки, но подробности опускала, так что мне трудно было связать имена с конкретными людьми. Я подозревал, что это привычка, выработанная после того, как она вознеслась так высоко и пала так низко, но чувствовал, что Койот поощряет в ней эту склонность.

Разумеется, если бы разговор перешел на меня, то эта тема исчерпалась бы очень скоро. В течение этого дня я выяснил лишь, что умею читать по-японски, на память цитировать Библию и проявляю исключительный вкус к оружию индивидуального поражения. Сомнительно, чтобы эти открытия могли послужить темой застольной беседы. Еще меньше годилась для этого моя экскурсия к Жнецам.

Я оплатил счет и добавил хорошие чаевые, но деньги, – оставил на той стороне столика, где сидела Марит, чтобы официантка запомнила ее, а не красавчика, пришедшего вместе с ней. Марит заметила это и, когда мы выходили из ресторана, рассмеялась достаточно громко, чтобы привлечь к себе внимание и вызвать множество перешептываний, прикрывших меня дополнительной завесой анонимности.

Она повела меня вдоль всего торгового центра к лифтам между Башнями Годдарда. Одна из них была чуть ниже другой, и Марит, естественно, вызвала лифт второй.

– Куда мы идем?

– Увидите.

Чувствуя себя немного неловко в преддверии неизвестности, я утешался тем, что снаряжения в моем кейсе хватило бы, чтобы продержаться против отряда тяжеловооруженной охраны. Когда двери лифта закрылись, Марит вставила кодовую карту в щель в стене.

– Выбран двадцать седьмой этаж. Благодарю, мисс Фиск, – произнес лифт.

– Мило.

Она улыбнулась.

– А будет еще лучше.

Она была права. Лифт сорвался с места так, что у меня чуть не подогнулись колени.

– Благодарю за предупреждение.

– Не стоит.

На двадцать седьмом этаже мы перешли в другую кабину. Марит нажала кнопку, кабина закрылась и помчалась в сторону. Наконец, она замедлила ход и перед окончательной остановкой сдвинулась влево. Передняя стенка открылась прямо в холл обширной квартиры.

– Добро пожаловать в мое жилище.

Я вышел из кабины трансверсора, и стена закрылась у меня за спиной. Холл, величиной с гостиную в доме Эстефана, открывался в гостиную и столовую, где запросто мог бы поместиться весь его дом. За прозрачной стеной, выходящей на юг, открывалась панорама цитадели корпорации «Сумитомо-Диал» и Южного Горного Парка у ее подножия, но в вечерних сумерках я мог разглядеть только черный силуэт гор на фоне звездного неба и красные сигнальные огни на телевышках.

Комнаты казались сошедшими со страниц журнала по домашнему дизайну. Гостиная была обставлена кушетками и стульями, обтянутыми белой кожей, стеклянными столиками и направленными светильниками, подсвечивающими абстрактные картины на стенах. Столовая была выдержана в более традиционном стиле; стол и стулья вишневого дерева были отполированы почти до зеркального блеска. В буфете и шкафчиках сверкал хрусталь и поблескивал фарфор. Люстра из золота и хрусталя свисала над столом, почти касаясь чаши с фруктами, стоящей посередине.

Марит указала на правую, меньшую часть квартиры.

– Там кухня. Можете есть все, что найдете. Не знаю точно, что у меня имеется, но Хуанита и Анна не жалуются на отсутствие еды, когда бывают здесь днем.

Повернувшись, она показала на двери в правой стене длинного коридора, обшитого деревянными панелями.

– Там спальня для гостей, мой кабинет и просмотровая комната. В конце коридора – моя спальня.

Я нахмурился и поставил кейс у стены.

– Не вижу вещей, которые мы купили.

Марит на мгновение задумалась, потом пожала плечами.

– Возможно, Роджер велел посыльному повесить костюмы в шкаф, а все остальное убрать. Мы могли произвести на Роджера не совсем правильное впечатление. – Ее улыбка стала немного шире. – И, конечно, нам еще надо решить, где вы собираетесь провести эту ночь.

До сих пор я об этом не думал; этот вопрос даже не приходил мне в голову. Разумеется, возвращаться в отель было ничуть небезопаснее, чем пытаться получить мой автомобиль, – возможно, даже опаснее, после того как Пол Грей погиб, пытаясь убить меня. Точно так же неразумно было бы возвращаться в дом Эстефана: я не только подверг бы риску его семью, но и, по сути, сам бы отдал себя в руки преследователей. Эстефан мог уважать Койота и чувствовать себя в долгу перед ним, но это не значило, что его соседи не заметили меня или промолчали бы, если заметили.

– Отель и дом Эстефана исключаются. – Я сердито уставился в пол. – А без кредитной карточки мне не добыть нового номера в отеле ни за какие деньги.

Марит покачала головой.

– Вы меня не так поняли. Я заранее предполагала, что вы проведете эту ночь у меня. Я только хочу выяснить, удовлетворитесь ли вы спальней для гостей или, возможно, чувствуете любовь к приключениям?

Я поднял брови.

– Не хотите ли вы сказать, мисс Фиск, что желаете предложить мне место в хозяйской спальне?

Она подошла ко мне, ее руки скользнули по моей груди и обвились вокруг шеи.

– Я могла бы сказать и так, но хотела бы, чтобы вы подумали вот о чем. Можете вы вспомнить, скажем, последние сорок восемь часов?

Я слегка коснулся губами ее губ.

– Приблизительно.

– И все это время вас старались убить?

– Похоже на то.

Она стянула с меня куртку и уронила на пол.

– Так почему бы нам не провести эту ночь так, чтобы завтра, вспоминая свою жизнь, вы припомнили что-то, чему стоит порадоваться?

Глава 10

Очнуться в сердце черного тайфуна, когда оглушительный вой ветра вонзается в уши, – ощущение не из приятных. Я сел в постели, хватаясь правой рукой за простыни в поисках Марит, но ее не было. Пот струился с меня, словно кровь из перерезанного горла.

Я хотел спустить ноги с кровати, но что-то мне помешало. Взглянув вниз, я увидел, что нижняя часть моего тела заключена в серый шелковистый кокон.

Когда завывание ветра перешло от звуков к цветам, не менее омерзительным и режущим глаз, я понял, что сплю и вижу сон. Но даже осознание того, что я пойман всего лишь во сне, не лишало фантазию силы. На месте радужных ветров появилась вихревая воронка, собравшаяся за восточным окном и затмившая собой восходящее солнце. Вихрь вспыхивал малиновым и неоново-зеленым, пульсировал, из него вытягивались голубые электрические щупальца, словно плющ, ползущий на стену.

Я ненавижу сны и всегда ненавидел, потому что в них мой разум ставит проблемы, которые, и он это знает, я не в состоянии разрешить. Он ставит меня перед ситуациями, которых я стараюсь избегать. Как древний оракул, он загадывает загадки, называя их ответами, и предоставляет мне мучиться над их смыслом, который в лучшем случае оказывается банальным и почерпнутым из опыта, которого я толком не помню.

Сны провоцируют умственное напряжение, которое наяву могло бы свести с ума.

Но мой сон был странным, и я это сразу понял. Я не удивился, что воспринимаю сновидение как чуждое мне, и хотя его истоки могли крыться в воспоминаниях, доступ к которым был прекращен, я чувствовал, что сон пришел извне. Он не был порожден мною, хотя был навязан мне и пользовался моей символикой. Подобно раковой опухоли, он маскировался под узнаваемые предметы, и поэтому я не мог уйти от него.

Едва шипящие голубые щупальца зацепились за край воронки, как картина сна сдвинулась. Я увидел, как щупальца утолщаются, словно то, из чего они росли, протаскивало себя сквозь отверстие воронки, которое теперь лежало параллельно полу. По мере того как оно приближалось кверху, щупальца теряли гибкость и затвердевали, одеваясь тонким хитином, усеянным шипами, шишками и рогами. Хозяин их представлялся мне густым дымно-серым облачком, впитывающим свет заслоненного им солнца.

Первыми проявились когти и суставы, существо вытаскивало себя из дыры, две руки превратились в четыре. Я не мог видеть его лица, но на голове разглядел корону с семью остриями и еще одним более высоким выступом в центре. Невозможно было сказать, носило ее существо, или корона росла из него.

Появилась одна пара ног, потом другая, и они вцепились в края воронки. Существо нависло над ней как паукообразная горгулья, глядящая на меня с церковной кровли. Одна рука протянулась ко мне, хитиновые сегменты выдвигались, как телескопическая антенна. Три когтя, расставленные под углом в сто двадцать градусов, почти дотянулись до меня, и я услышал, как хитин клацнул в миллиметре от моего носа.

– З-забава больже не желает моей лазки? – Создание говорило запахами и оттенками цветов, но в мозгу у меня раздавались слова. – З-забава не реж-жается?

Внезапно я почувствовал, что кто-то стоит сзади меня, где никого не могло быть. Когда этот кто-то заговорил, я услышал его голос. Я хотел повернуться и посмотреть, но обнаружил, что меня держит хватка покрепче тисков парализующего токсина.

Это сон. Твое тело спит. Все, что ты видишь, не настоящее.

Даже зная это, я почему-то был в ужасе.

– Забавой ты называешь рабов?

Создание подняло взгляд на меня:

– Езли бы твоя зила равнялазь твоей наглости, ты был бы назтолько могущезтвен, что мог бы зделачя" рабом даже меня.

– Но, наверное, не забавой.

Я почувствовал на своих плечах руки и, повернув голову, увидел тень руки с золотым кольцом на безымянном пальце. На кольце был узор, который на первый взгляд был похож на египетский "Глаз Гора", но все же немного отличался. Зеленый глаз уставился на меня, и ужас начал меня отпускать.

Существо вновь потянулось ко мне, но я сумел отдернуть голову и избежать удара когтей.

– Не межай мне играть с моей з-забавой. Она-щаинадлежит мне. Отдай мне мое.

– Твоя забава принадлежит только себе. Он не твой, и это место не твое. Уходи.

Золотая молния прорвала голубую дымку, высекая золотые искры из шипастой короны. Существо вытянуло задние лапы в попытке ухватиться за дальний край воронки, но промахнулось и зашаталось, стараясь восстановить равновесие. Широко разбросав все восемь пар рук, оно распласталось, словно огромный механический кран, и его конечности дрожали от напряжения.

– Вы, малые твари, так назлаждаетезь своими ничтожными победами. – Его голос начал искажаться, словно существо было и близко и далеко одновременно. – Ва-а-аж-ж-жа-а-а раз-за зта-а-анет на-а-аж-ж-жей пи-иищ-щ-щей ка-а-ак то-о-олько-о-о мы захотим. – Оно взглянуло на меня. – Иди ко-о-о мне-е-е, моя з-забава. Я во-оОзнаграж-ж-жу-у-у тво-о-ою-у-у пре-е-еданно-о-ость.

– Уходи, – повторил мой страж.

– Я вернуз-з-зь. – Существо судорожно пыталось удержаться в воронке, потом, словно прыгун, уступающий силе тяжести па середине прыжка, разжало лапы и кануло. Свет по краям воронки сделался ярче, но только потому, что дыра стала затягиваться. Приподнявшись на постели, я видел, как она сжимается от размеров железнодорожного туннеля до дырочки от булавки и исчезает.

Позади раздался негромкий смех. Я повернулся, но успел увидеть лишь тающее видение человеческого силуэта. Он исчез, едва лучи солнца упали сквозь незавешенное окно спальни. Я оглянулся, и свет впился мне в голову. Мои руки подогнулись, и я рухнул носом в подушку.

– Прошу прощения, синьор.

Щурясь, я взглянул в угол комнаты. Мне улыбалась миловидная, чуть-чуть полноватая женщина. На ней было серое платье – по сути дела, униформа, – застегнутое на все пуговицы, с белым воротничком и манжетами.

– Синьорита Фиск, она сказала, чтобы я дала вам поспать, но через полчаса придет синьор Гаррет, поговорить с вами.

Я кивнул и перекатился на спину. Кокон, обвивавший во сне нижнюю половину моего тела, обернулся шелковой простыней цвета лаванды. Пожалуй, хорошо, что я завернулся в нее, хотя это и вызвало мое сновидение: под простыней я был совершенно голым и не желал попасть в неловкое положения.

– Хуанита или Анна?

– Хуанита, синьор.

В животе у меня заурчало.

– Который час?

– Полдень. Синьорита Фиск сказала подать вам завтрак, когда вы проснетесь. – Хуанита улыбнулась. – Я положила для вас в ванной свежие полотенца, и пока вы принимаете душ, я приготовлю еду.

– Ладно. Пожалуй, только сандвич.

– Хорошо, синьор.

– Спасибо, – сказал я ей вслед, потом выпутался из простыни и побрел в ванную. Закрыв за собой дверь, я увидел себя в трехстворчатом зеркале и вспомнил, что не брился по меньшей мере три дня. Черная щетина выгодно оттеняла черты моего худощавого лица. Может быть, не сбривать все?

Здесь мне не пришлось накачивать воду в бак, как в доме Эстефана. Овальная ванна, расположенная наискось в углу комнаты, была достаточно велика, чтобы вымыть в ней мой злополучный «лансер». Забираясь в нее, я подумал, не понадобится ли мне лесенка, чтобы вылезти. Задернув занавеску, я пустил воду и принялся мыться.

Освобожденный от важных дел, мой разум принялся прокручивать недавнее сновидение. Единственным отчетливым образом, если не считать чудовища, был странный узор на перстне человека-тени. Он был образован комбинацией буквы «R» с рисунком "Глаза Гора".

Я не мог припомнить, чтобы я видел его раньше, но, возможно, что-то всплыло из того времени, когда я еще не потерял память. Я мысленно сделал заметку спросить об этом Хэла.

Появление чудовища и то, что оно называло меня «забавой», было неудивительно, особенно после того, как Марит употребила это слово, описывая жертвы Пигмалиона. В данное время я не управлял ситуацией, и во многих отношениях это выглядело так, словно мной забавляются другие. Человек-тень был, конечно, метафорой моей скрытой личности или Койота. Казалось, сновидение ясно говорило, что, если мне помогут, я смогу уйти от кошмара.

Я улыбнулся. Сновидения никогда не бывают настолько простыми.

Я выключил воду и вытерся. Электрической бритвой из бритвенного набора, присланного Роджером, я снял почти всю щетину, кроме узкой полоски до самых усов.

Я понимал, что этого недостаточно, чтобы сбить с толку тех, кто охотится за мной, но мне нравилось, как это выглядит.

Вернувшись в спальню, я пошарил по шкафам и обнаружил, что мою одежду принесли в хозяйскую спальню. Я подобрал к своим джинсам голубую рубашку, надел под нее бронежилет и завершил свой костюм свитером цвета морской волны. У Марит было довольно прохладно.

В гостиной меня уже дожидался Хэл. Он встал и тепло улыбнулся мне. На нем была спортивная футболка с эмблемой «Санз» на груди.

– С каждым днем вы выглядите все лучше и лучше. Как вы себя чувствуете?

– Чувствую ли я себя все больше собой?

Гаррет расхохотался и пошел вместе со мной в столовую. Я увидел, что Хуанита накрыла на двоих, и возле каждого прибора стоит открытая бутылка пива.

– Надеюсь, вы меня извините. Хуанита предложила, а я не припомню, чтобы когда-нибудь отказывался от еды.

Я сел за стол поближе к окну.

– Разумеется, прошу вас. Я люблю, когда есть с кем поговорить за едой.

Хэл уселся слева от меня.

– Марит отправилась подготовить решение одной небольшой проблемы, которую Койоту предстоит решить.

Через пару часов она вернется, и вы будете готовиться к приему.

– Эта проблема – «Воины» и "Кровопускатели"?

Хэл, поставив локти на стол, взял свой сандвич с индюшатиной обеими руками.

– "Воины" хотят расширить свою территорию или по крайней мере вернуть участки, потерянные два года назад. Они напирают на «Кровопускателей» с востока и при этом прижимают их непосредственно к «Лорике». "Кровопускателям", по сути дела, не нужна территория, на которую претендуют «Воины», так что я пытаюсь решить все мирным путем. Но переговоры продвигаются туго.

– Представляю себе. – Я захрустел ломтиком жареной картошки. – Есть ли новости о моих делах?

Хэл стер следы майонеза с губ.

– Джитт утверждает, что, по официальным источникам, вы все еще мертвы. Деньги, которые вы дали Роджеру, были положены в банк на имя Юрайи Томпсона – единственно для того, чтобы сохранить видимость вашей смерти. Роджер об этом знает, и замена была произведена раньше, чем на его компьютере появилось что-либо еще.

Мы даже имитировали запрос из Сан-Франциско от ваших родственников, которые требуют выдать им то, что осталось от вас после катастрофы.

Я задумался на секунду, а Хэл снова вгрызся в сандвич.

– Роджер работает на Койота?

Глаза Гаррета на миг остановились.

– Койот однажды помог Роджеру – так же, как мне, так же, как и всем нам. Поэтому он, конечно, сообщил обо всем Джитт. – Хэл оглянулся туда, где я поставил кейс, взятый из сейфа в отеле. – Нет, Марит не говорила мне о содержимом кейса, но упомянула, что вы его забрали, и поэтому Джитт смогла стереть все упоминания о нем.

– Как он завербовал вас? – Я взял сандвич и откусил немного.

Гаррет натянуто улыбнулся.

– Однажды вечером мне позвонили. Я как раз подумывал, не уйти ли из баскетбола. Высокооплачиваемый игрок изнашивается быстро, и я чувствовал, что иду пересекающимся курсом с законом больших чисел. Я уже организовал фонд "Солнечный луч", но считал, что могу провести еще год в НБА, рекламируя его и заработать побольше денег, чтобы в него вложить. Тот человек, он позвонил по моему домашнему номеру, которого не было в справочниках, и назвался Койотом. Я никогда о нем не слыхал, но он сказал мне, что если я решусь играть в этом сезоне, то на десятой игре мне сломают левую руку. Я оправлюсь как раз вовремя, чтобы успеть к играм чемпионата, но на седьмой игре умру и отправлюсь в сборную ада.

– Хм-м-м… – Я откусил от сандвича. – На вашем месте я бы решил, что либо это сумасшедший, либо меня хотят запугать.

– Да, он меня напугал, но, слушая его, я понял, что угрожает мне вовсе не он. – Хэл отпил глоток пива. – Он каким-то образом умудрился подсоединить мой факс к сети владельцев, и я увидел достаточно, чтобы понять: игры сезона уже режиссированы таким образом, чтобы в последний круг вышли вполне определенные команды, и хотя среди них победители будут, победа их станет в лучшем случае пирровой. Сумма и итог сезона были совершенно неутешительными.

– И вы подали в отставку.

– Верно. Я целиком посвятил себя фонду "Солнечный луч". Анонимные пожертвования пополнили мою казну, и сейчас даже банды с южных окраин, частенько воздерживаются от войны, чтобы поискать более мирное решение своих проблем. – Он улыбнулся. – Койот нередко намекал мне, когда намечается очередной инцидент, и я успевал предупредить события. За последние пять лет уровень насилия среди молодежи снизился на тридцать процентов.

– А теперь Генрих со своими ребятами хочет оживить эту отрасль?

– Вы верно схватили картину.

Я подумал о снайперской винтовке в мое"! кейсе.

– Если он станет вам чересчур докучать, дайте мне знать.

Хэл покачал головой.

– Вы с Батом мыслите одинаково. Решение данной ситуации состоит в том, чтобы понять, чего хочет Генрих, и придумать способ помочь ему, не заставляя других терять лицо – и терпение.

– Нелегко следовать этим путем, друг мой. – Я выудил ломтик картошки поподжаристее. – Некоторые способны выслушивать доводы, – я откусил от ломтика половину, – а иных приходится убивать.

Хэл откинулся на спинку стула.

– От человека, очнувшегося в мешке для трупов, так и тянет холодом.

– Это ближе к истине, чем вам самому кажется. – Я потянулся и выдернул авторучку из-за воротника его футболки. Разгладив салфетку, я нарисовал знак, увиденный во сне. – Не знаете ли вы, что это такое?

Его рука, словно громадный коричневый тарантул, опустилась на бумагу и повернула ее.

– Не могу припомнить, чтобы когда-нибудь это видел. Что это?

Я пожал плечами:

– Понятия не имею, я увидел это во сне. Хотите еще пива? – Он кивнул, и я позвал:

– Хуанита, два пива, пожалуйста.

– Многие люди верят в сны, но только не я.

– А почему бы и нет?

– Потому что мне все время снится, как я промахиваюсь по кольцу.

Хуанита появилась из кухни с бутылками пива в каждой руке. Она поставила бутылки на стол и тут увидела салфетку.

– Эль Эспектро! – Она торопливо перекрестилась.

Я схватил салфетку и поднес к ней поближе.

– Вы с этим встречались?

Хуанита подняла руки, загораживаясь от рисунка.

– Пожалуйста, синьор, пожалуйста! – Она повернулась и мгновенно исчезла.

Мы с Хэлом обменялись недоуменными взглядами.

– "Призрак"… Что она имела в виду?

Хэл выразительно пожал плечами.

– В Затмении этих «призраков» может быть миллион. Я слыхал истории о «подлинных» вампирах в Драк-Сити, или о том, что какой-то таинственный «брухо» – колдун – ведет постоянную войну с демонами и дьяволами. Еще я слыхал о волках-мутантах и других чудовищах, что бродят вокруг города… После этих штучек с атомной станцией Пало Верде – кто знает… Но насколько я могу судить, все это фантазии.

Я поднял брови:

– Кто-нибудь мог бы сказать то же самое и о Койоте.

– Койот это другое дело.

– А именно?

– Он реален. Я его видел, разговаривал с ним. Я знаю, когда он собирается на войну, и знаком с людьми, которым он помогал – при моем участии, и через других. Например, Марит, или тот же Эстефан.

Я смял салфетку.

– Вы правы. Оставим призракам войну со сновидениями. – Я похлопал по бронежилету. – А Койот пусть управляется с реальностью.

Глава 11

После ленча Хэл отправился в Меркадо, чтобы вместе с Алехандро сделать некоторые приготовления к вечернему приему. Я предложил пойти с ним, но он отказался.

– Вы пока еще мертвы. Джитт говорила, что сможет продержать вас в могиле по крайней мере до вечера. А вечером ваше неожиданное воскрешение поразит кого-нибудь и поможет нам распутать клубок.

– Будем надеяться. – Я пожал ему руку. – Последний вопрос: ходят ли какие-нибудь слухи о Неро Лоринге?

– Никаких.

Я не отпускал его руку.

– Причастен ли Койот к его освобождению от дочери и корпорации?

Хэл слегка стиснул мои пальцы.

– Если и причастен, меня он в это не вовлекал.

Мы разомкнули рукопожатие, и Хэл вошел в кабину трансверсора. По светящемуся красному табло цифровых часов я увидел, что уже один час пополудни. У меня не было представления, когда вернется Марит и на какое время назначен прием, так что я побрел в просмотровую, нашел пульт дистанционного управления и принялся обозревать телевизионный ландшафт.

Телевидение, несмотря на все свои сто семьдесят восемь каналов, оказалось безлюднее Пустынного Заповедника в Южных Горах. Если отбросить платные каналы, которые, как только я стал перебирать их, начали выставлять счета в нижнем углу экрана, подавляющее большинство станций транслировало лишь черно-белое изображение. Смотреть это на настенном светодиодном экране «Сони» все равно что заказывать сушеный корм для собак в японском ресторане. Я ждал, что передачи будут банальными, но целый канал, посвященный повторному показу советских фильмов сорокалетней давности в духе "Рабочего и колхозницы", – это уже чересчур. Тем не менее я подумал, что на советских телевизорах, которые были у большинства людей, эти фильмы смотрелись бы очень неплохо.

Городской общественный канал позволял немного проникнуть в нравы Феникса. Его программы варьировались от рекламных видеофильмов, посвященных невероятно оптимистичным картинам того, каким станет Феникс через пять лет, до крайне причудливой смеси коротких сюжетов, отражающих резкий разрыв между Центром и Затмением. Хиропрактики и натуропаты диагностировали болезни и предлагали исправить позвоночник тем пациентам, которые прижмутся спиной к экрану. Душевнобольные предупреждали о грядущих бедствиях и опаснейших заговорах, неведомых никому, кроме них. Почетные члены разнообразных сумасшедших домов – от "Аризонцев за охрану черных скорпионов" до "Скептиков Феникса" – призывали присоединиться к ним, заполняя эфир бесконечным потоком противоречивых и запутанных "фактов".

– Город мог бы назвать этот канал хорошим, плохим и безобразным, – пробормотал я, и тут на экране появилось лицо Генриха.

Его программа называлась "Люди чистоты". Он зачитывал, одно за другим, сообщения о преступлениях, совершенных людьми с цветной кожей, на фоне кадров, скопированных из программ новостей. Под конец, когда пошла лента, в которой он и его "почетная стража" забивали ногами чернокожего юношу, Генрих провозгласил: "Люди Феникса, придите к нам. Встаньте за наш город. Фениксу предначертано возродиться из пепла к, величию. Грязные людишки – это пепел человечества.

Придите к нам и верните себе свое наследие!"

Я невольно прицелился в него указательным пальцем, а большой отставил, словно взведенный курок "крайта".

– Когда-нибудь, Генрих.

За спиной у меня раздались аплодисменты. Я развернулся вместе с глубоким креслом и увидел Марит, стоявшую в дверях.

– Я не слышал, как ты вошла.

– Эта комната звуконепроницаемая. Мне нравится твой вкус в выборе мишеней. Присматриваешься к врагу?

Я пожал плечами:

– Хэл не думает, что пуля весом сто восемьдесят гран, пролетающая три тысячи или около того футов в секунду, способна прочистить Генриху мозги, так что охота запрещена. – Я поднял левую руку и посмотрел на часы. – Сейчас шесть. Во сколько начинается вечеринка?

– Смотря по обстоятельствам. – Она собрала волосы на затылке в "конский хвост" и стянула их эластичной лентой. – Официально начало – в семь тридцать.

Мы явимся не раньше, чем на час позже, но к чему торопиться? Я иду в душ. Не хочешь потереть мне спинку?

По телевизору "Скептики Феникса" рьяно доказывали, что два тела, найденные в пустыне, определенно не могут быть троллями.

– Мусор туда, мусор оттуда. – Я нажал кнопку на пульте, и экран погас. – После таких передач просто необходимо помыться. Ведите, миледи.

Два часа спустя я смотрел на свое отражение в трехстворчатом зеркале. На мне были черные ботинки, черные носки, черные брюки со стрелками, наутюженными до бритвенной остроты, и жестко накрахмаленная белая рубашка с ониксовыми запонками в манжетах. Воротничок я застегнул крупной серебряной прямоугольной запонкой из гематита, а галстук надевать не стал. Сам воротничок, без отворотов, неприятно давил на кадык.

– Чувствую себя волком в сутане.

Марит, сидящая за туалетным столиком, подняла взгляд и посмотрела на мое отражение в своем зеркале.

– Рада познакомиться, отец Кейн. Не могли бы вы потом позаботиться и о моих духовных нуждах?

Я улыбнулся ей:

– Ты так говоришь только потому, что я не выгляжу ни набожным, ни святым.

– О, я бы сказала, что ты вызываешь священный ужас.

– Сегодня вечером я должен произвести впечатление не на тебя.

– Восстав из могилы, ты нагонишь на них адский ужас.

– Аминь. – Я надел наплечную кобуру и сунул туда вороненый "крайт".

Марит помедлила, держа в руке тушь для ресниц.

– Ты думаешь, это необходимо?

– Надеюсь, что нет, но помню поговорку: "Восхваляй Господа, а патроны готовь". – Я вынул из шкафа пиджак. – Мне позволят его пронести?

– По правилам – нет, но я тренировалась вместе с тем, кто руководит охраной сегодняшнего приема. Я сказала ему, что со мной будет телохранитель Он тебя пропустит.

– Хорошо.

Я надел пиджак и широко улыбнулся. Это был многоцелевой пиджак. Он был уместен в обществе, достаточно необычен, чтобы его заметили, но не настолько причудлив, чтобы над ним стали смеяться – и совершенно скрывал кобуру. Судя по рисунку, Роджер взял за основу обычный пиджак с вырезом до талии, потом отвернул и расширил левый лацкан, в результате чего получился асимметричный двубортный пиджак, и с левой стороны было достаточно места, чтобы спрятать пистолет. Более того, благодаря тому, что Роджер оставил просвет в полоске велкро, на которую застегивался пиджак, я мог выхватить «крайт», не расстегивая его.

Я одернул пиджак и еще раз взглянул на себя в зеркало. Небольшой вырез на горле открывал запонку с гематитом. Пиджак сидел превосходно, и в нем мне было удобно. Даже моя узкая бородка подходила под образ, создаваемый одеждой, – образ человека, настолько опасного, насколько, боюсь, был опасен я.

Марит подошла ко мне сзади и поцеловала в правое ухо.

– Если я скажу, что ты священник, тебе весь вечер придется исповедовать женщин и обращать грешниц на путь истинный.

Я подмигнул ее отражению в зеркале:

– Скажи им, что я очень серьезно отношусь к обету безбрачия.

– Ха! Это только подольет масла в огонь. – Ее глаза потемнели и сузились. – Слух об этом может даже привлечь внимание самой Ведьмы.

– Нерис Лоринг?

Ноздри Марит раздулись.

– Той, Что Пожрет Своих Детей. – Она помотала головой. – Сейчас мне и думать о ней не хочется. – Отступив на два шага, она протянула руки:

– Ну, скажи мне, хорошо ли я выгляжу?

Повернувшись к ней, я не мог скрыть довольной улыбки. На Марит было кожаное малиновое мини-платье, открытое и прилегающее к телу немного плотнее, чем кислород к водороду в молекуле воды. Губная помада и туфли на двухдюймовых шпильках были того же цвета. Она изогнулась, разглаживая белые чулки, и бросила на меня невинный взгляд, чтобы убедиться в полноте произведенного впечатления.

Я прокашлялся.

– Если ты сделаешь это на приеме, мне придется стрелять.

Марит хихикнула и выпрямилась. Она добавила к своему костюму кулон с рубином и такие же серьги, потом натянула черный жакет, настолько короткий, что он едва прикрывал грудь.

– Мы с тобой подходим друг к другу. Я одета ошеломительно, а ты – просто убийственно.

Чтобы попасть на прием, мы добрались трансверсором до лифта и спустились на Девятый уровень. Оттуда прошли пешком к Центральной башне и поднялись скоростным лифтом на сорок пятый этаж. Двери медленно открылись. Сияние осветителей видеокамер ворвалось в кабину и вытравило все цвета, кроме самых ярких.

Я поднял руку, прикрывая глаза, но Марит потянулась к свету, словно цветок к солнцу.

Фотовспышки мелькали, как взрывы во время авианалета, оставляя в глазах отпечатки, похожие на следы трассеров. Марит то и дело окликали по имени, и она поворачивалась на крики, улыбаясь, словно лиса, перехитрившая охотников. Охрана «Лорики» расчистила ей путь сквозь толпу репортеров, а я двигался в кильватере. Какой-то репортер спросил обо мне, но Марит с непринужденным равнодушием отмахнулась от него.

Охранник провел нас в короткий коридор, ведущий к скоростному лифту на самый верх башни. Марит первой прошла через металлодетектор и сказала лейтенанту охраны, сидевшему за конторкой:

– Привет, Чарли. Это Гюнтер, мой телохранитель. Я говорила о нем капитану Вильямсу.

Пожилой седой лейтенант встал и жестом велел мне обойти барьер. Я подошел и распахнул пиджак. Лейтенант потянулся и вынул «крайт» из кобуры. Ударив по защелке, он вытряхнул обойму, потом оттянул затвор, и патрон выскочил ему на ладонь.

– Мне нравится «крайт», мистер Гюнтер, Вернувшись к конторке, он вытащил флуоресцентный оранжевый стопор, вставил его в патронник и отпустил затвор, оставив стопор торчать из казенника примерно на четверть дюйма. Потом вставил на место обойму и вернул пистолет мне.

– Обычная процедура. Мы не хотим, чтобы личные охранники стреляли первыми. Если заметите что-то необычное, сообщите одному из нас, идет?

– Идет. – Я постарался, чтобы мой голос звучал, как у человека, которого можно назвать Гюнтером. – Могу я получить назад свой патрон?

Пожилой лейтенант кивнул:

– Разумеется.

Он бросил мне патрон. Я сунул его в карман пиджака, застегнулся, улыбнулся лейтенанту и последовал за Марит к скоростному лифту. Лифтерша в белых перчатках нажала кнопку, и мы стали смотреть на табло, отсчитывающее этажи в обратном порядке, начиная с девяноста.

Я кивнул в сторону остальных лифтов:

– Ну и зоопарк.

Марит улыбнулась и слегка пожала мне руку.

– Местная пресса. Им нужны сплетни и звезды, чтобы сдобрить подборку новостей. Материалы о местных знаменитостях всегда хорошо расходятся. Они мечтают под них о том, как когда-нибудь сами переберутся в Центр. Помнится, в детстве я только об этом и грезила.

Лифт прибыл, и мы вошли в кабину. Чернокожая лифтерша вежливо улыбнулась и повернула рукоятку, посылавшую лифт к небесам. Поднимаясь, ни о чем не говорили. Когда мы проезжали восьмидесятый этаж, Марит в последний раз проверила свой макияж перед зеркальной стенкой лифта.

– Приготовься.

Двери открылись, и я напрягся, ожидая еще одного фейерверка, но ничего не произошло. Мы вышли в небольшой холл, выглядевший вполне обычно – только освещение было немного слабее. Широкие двери справа от нас были открыты в зал, занимавший и девяностый, и девяносто первый этаж Центральной башни. Его пол лежал на пол-этажа ниже холла, а верхний балкон нависал над входом. Стены были стеклянными, и, видимо, поэтому лампы в огромных люстрах были притушены – чтобы гостям не досаждали блики.

Войдя в зал, я заметил, что он, по сути дела, представляет собой кольцо, почти неощутимо вращающееся против часовой стрелки. Средняя часть девяносто первого этажа была больше в диаметре, чем холл, расположенный под ней, и немного нависала. Я улыбнулся, заметив, что толпа слегка дрейфует в направлении, противоположном вращению пола. Люди, сами того не замечая, безуспешно пытались удержаться на одном месте по отношению к наружным ориентирам.

В окнах открывалась поистине великолепная панорама Феникса. Восходящая полная луна подсвечивала башни «Лорики», и в свете ее эстакады маглева были похожи на контрфорсы старинного собора. Мигающие красные и синие огни на верхушках башен вторили мерцанию звезд, а вдали я увидел огни самолета, заходящего на посадку в аэропорт на юго-востоке от города.

Что удивило меня больше всего – насколько хорошо черные панели, накрывающие Затмение, отражают звезды и лунный свет. В темноте солнечные батареи можно было принять за гладь океана, и если бы я не стоял на полу, то затруднился бы определить, где верх, а где низ. Лунный свет – два осколка, обрамляющие силуэт "Лорики", – блестел на резких линиях стыков, но и эта картина не слишком отличалась от той, которую можно увидеть ночью на море.

Марит ступила в зал, и тотчас несколько человек окликнули ее по имени. Она шла сквозь толпу, кого-то целуя в щеку, с кем-то обнимаясь. Некоторые из мужчин прижимали ее теснее и задерживали дольше, чем ей хотелось бы, а тех, кого она по-настоящему терпеть не могла, Марит встречала преувеличенным протестом, и их лица сразу мрачнели.

Я хотел догнать ее, но меня перехватил человек в темно-синем костюме.

– Я капитан Вильяме, Брэд Вильяме.

– Гюнтер.

– Хорошо, Гюнтер. – Он посмотрел на Марит и улыбнулся. – Видите ли, здесь приняты некоторые правила.

Не разговаривайте, пока с вами не заговорили. Если заметите что-то необычное, сообщите об этом мне. Если вам покажется, что Марит вовлечена в неприятный разговор, или ситуация принимает скверный оборот, подойдите к ней и скажите, что ее зовут к телефону. Если действительно что-то начнется, стрельбу предоставьте нам. Если вам придется выводить Марит из затруднительного положения, постарайтесь не убивать гостей.

– Без проблем.

– Хорошо. Пить вам нельзя, но закусывайте сколько угодно.

– Благодарю.

Я неторопливо двинулся в зал, предоставив ему отлавливать и инструктировать очередного телохранителя. Марит по-прежнему работала в режиме приветствия.

Спустившись еще на ступеньку, я быстро обвел взглядом доступное пространство в поисках возможных опасностей, но ничего особенного не увидел. Зная, что не буду чувствовать себя уверенно, пока не обойду полный круг, я спустился в зал и двинулся по кильватерному следу, который оставляла за собой Марит.

Сам прием, хотя его финансировала и устраивала «Лорика», был дан в честь фонда "Исполнение желаний". В зале, на внутренней, не вращающейся стене, были размещены картины и скульптуры, и рядом с каждой имелось небольшое табло. Администраторы «Лорики» подходили, беседовали о работах и о художниках, а потом брали листки бумаги и, прочитав их, набирали числа на маленькой клавиатуре. На табло рядом с картинами вспыхивали цифры, показывая текущие цены этого сдержанного и беззвучного аукциона.

Гости, несомненно, представляли собой сливки городского общества. Благодаря сегодняшнему просмотру телепрограмм, я без труда узнал в седовласом, аристократического вида мужчине Дариуса Мак-Нила, основателя корпорации «Билдмор». Но имена двух молодых женщин, цеплявшихся за него, я припомнить не мог, как ни старался, хотя, судя по их возрасту, это вполне могли быть его внучки. Мак-Нил оглушительно расхохотался шутке, которую отпустил мэр Феникса, и продемонстрировал свою любовь к семье, ткнувшись носом в стройную шею одной из своих спутниц.

Посреди этого сборища сновали с подносами официанты и официантки. С заказом на спиртное я не торопился, но не мог отказать себе в удовольствии, когда официантка с подносом суси оказалась в пределах досягаемости. Текка-маки была настолько хороша, что я начал гадать, не «Осоми» ли поставлял на прием продукты.

Марит вернулась ко мне и взяла меня под руку.

– Пришествие. Я уверена, тебе захочется увидеть это зрелище.

Не говоря больше ни слова, она пробуксировала меня на другую половину зала, туда, где из люкса на девяносто первом этаже спускалась широкая лестница. Мы заняли места немного выше по течению, и нас медленно понесло к подножию лестницы. Справа мелькнул Алехандро, но, прежде чем я успел показать на него Марит, на вершине лестницы появилась Нерис Лоринг.

С первого же взгляда она показалась мне поразительно красивой женщиной. Выглядела она лет на сорок пять и обладала той зрелой уверенностью в себе, которая делает женщину подлинно обольстительной. Ее черные волосы спадали на плечи, обрамляя энергичное лицо. Из-за темных глаз и бровей в сочетании с кроваво-красной помадой на губах она казалась бледной, словно вампир. Корсаж ее черного открытого платья поблескивал немногими продуманно размещенными украшениями и подчеркивал безупречную фигуру. Бархатные юбки расширялись книзу, скрывая ноги, но спускаясь по лестнице она не проявила ни малейшего беспокойства. Нитка жемчуга обвивала ее шею, а когда Нерис легко коснулась перил кончиками пальцев, на правой руке блеснуло кольцо с бриллиантом.

Она улыбнулась с удовлетворением властителя, которого почтительным поклоном приветствуют верноподданные. Она знала, что заслужила преклонение, и приветствовала его. Подсознательно я был возмущен тем, как она греется в лучах нашего внимания, но понимал, что с тем же успехом солнце могло бы возмущаться красотой цветка, который оно лелеет. Это была женщина привлекательная, умная и наделенная властью – опасное и крайне возбуждающее сочетание, – и она явно умела использовать любое из своих качеств или все вместе, чтобы получить все, что пожелает.

Нерис спустилась с лестницы, и окружающие едва ли не с благоговением прошептали слова приветствия.

Она не обратила на них никакого внимания и направилась прямо в зал. Я почувствовал, как насторожилась Марит, и увидел, как она выпрямилась во весь рост и вывела улыбку на полную мощность, когда директриса-распорядительница «Лорики» нацелилась на нее. Она собрала всю свою волю для столкновения, которое, учитывая ее отношения с «Лорикой», могло стать весьма опасным.

Нерис нейтрализовала Марит небрежным взглядом и протянула мне руку.

– Нас не представили друг другу официально. Я Нерис Лоринг. – Она крепко сжала мои пальцы и подарила мне улыбку, грозящую поглотить меня целиком. – Если бы я знала, что вы в Фениксе, мистер Кейн, то лично пригласила бы вас на этот прием.

Глава 12

Несмотря на два предупреждения, полученные мной, даже покойный Мел Гибсон, игравший в шекспировских пьесах, не смог бы на моем месте скрыть изумления, вызванного таким приветствием. Я увидел отражение своего изумления в глазах Нерис, и ее пожатие сделалось чуть крепче. Вымучивая улыбку, я почувствовал, как кровь приливает к моим щекам, и потупился, встретив взгляд ее черных глаз.

– Прошу прощения, мисс Лоринг. Мне следовало дать вам знать, но я не решился отрывать вас от дел. – Я снова взглянул ей в глаза. – Кроме того, мне казалось, что слишком самонадеянно просить у вас приглашения. Мисс Фиск попросила меня присоединиться к ней, и мне подумалось, что это наиболее легкий выход из положения.

– А, Марит, – сказала Нерис, даже не взглянув в ее сторону.

– Вы выглядите очень… подходященько, Нерис, – парировала Марит. Она слегка наклонилась и поцеловала меня в щеку. – Милый, я, пожалуй, попробую сторговать какую-нибудь картину. Я еще вернусь.

Она удалилась, а Нерис слегка скривила губы в довольной усмешке.

– Вы интересный человек, мистер Кейн. Насколько я понимаю, это из-за вас двое из моих служащих вчера оставили "Лорику".

Что за игру она ведет?

– Должно быть, это были независимые подрядчики.

Они были слишком неуклюжи и глупы. Я и не думал, что они могут быть вашими людьми. Мне не нравится, когда за мной следят.

Она продела руку под мой локоть, вытянув все тепло, оставшееся после Марит.

– Я предпочитаю, чтобы работа была под контролем. Я рассматриваю это как гарантию качества.

Я был предупрежден и сумел спрятать свое удовлетворение, когда она подтвердила, что я нанят для некоей работы. Учитывая снаряжение, найденное в кейсе, и сумму, которую я получил, не приходилось сомневаться, что речь идет об убийстве. Если слова Нэтч Ферал о том, что Нерис разыскивает отца после того, как на него покушались два месяца назад, соответствовали истине, логично было бы предположить, что моей мишенью может быть он.

Мы начали неторопливо прогуливаться. Я нацепил фальшивую улыбку, но позволил проскользнуть в своем голосе нетерпеливым ноткам.

– Если вы нанимаете специалиста, то по каким критериям вы можете судить о его качестве?

– Прошу вас, скажите сами, мистер Кейн.

– Конечный продукт. – Я взглянул в окно. – Я думаю, вы должны обнаружить, что ваша проблема выдала за край земли.

Она понимающе улыбнулась.

– Мир круглый, мистер Кейн.

– Только для тех, кто не знает, как находить углы. – Я похлопал ее по руке и мягко высвободился. – Не смею занимать ваше время, у вас есть и другие гости.

– Интересный вы человек, мистер Кейн. Не думала, что встречусь с вами лично. Если бы не те двое, что недавно оставили мою службу, я бы так и не узнала, как вы выглядите. – Ее глаза сузились, она оглядела меня с ног до головы. – Цена профессионала очень высока.

– Но цена любителя еще выше. Не беспокойтесь, ваши деньги потрачены не зря.

– Как я и предполагала, положившись на превосходные рекомендации Скрипичника. – Она раскрыла руки, словно обнимая весь зал. – Прошу вас, пользуйтесь случаем – хотя вы и неудачно выбрали спутницу, – и если вы пожелаете что-то купить, я чувствую себя в долгу перед вашим великодушием.

Я поднес ее руку к губам и поцеловал.

– Для меня удовольствие служить вам.

В ответ она приподняла брови и повернулась, приветствуя тех, кем пренебрегла, увидев меня. Их негодование растаяло, как воск под паяльной лампой, а дух пал под ее испепеляющим взглядом. Не прошло и десяти секунд, как Нерис исчезла из виду, и в глубине души я засомневался, была ли она здесь вообще.

– Ла Бруха вцепилась в вас, как вампир в гемофилика. – Алехандро отпил шампанское из высокого бокала. – Сказала ли она что-нибудь полезное?

Я прикрыл глаза и сосредоточился.

– Каково бы ни было мое задание, фрахт оплатила она. И она же натравила на меня тех двоих возле «Эрнесто», но не потрудилась извиниться за то, что они пытались меня убить. Я подумываю, не работали ли они еще на какую-то группу внутри "Лорики"?

– Не знаю. – Алехандро потеребил пуговицы своего двубортного пиджака цвета морской волны в тонкую светлую полоску. – Но мне точно известно, что внутри «Лорики» до сих пор идет какая-то борьба. Уже прошла пара чисток.

– Есть у вас какие-нибудь шансы найти людей, знавших ее отца до увольнения? Каких-нибудь старых сотрудников, уволенных после того, как он ушел?

Галерист кивнул:

– Это нетрудно. Некоторые из них даже живут в Центре.

– А в Затмении?

– Я могу разузнать.

– Прошу прощения, мистер Хигуэра? – Женщина средних лет тронула Алехандро за правый рукав.

Он повернулся к ней и широко улыбнулся:

– Миссис Россон, чем могу служить?

Она улыбнулась мне, небрежно бросила: «Здравствуйте» и снова заговорила с Алехандро:

– Не могу припомнить, чтобы я прежде видела у вас в галерее сюрреалистические работы Элизабет Тернер, но картину, выставленную здесь на аукцион, предложили именно вы. Она – одно из ваших недавних открытий?

Алехандро кивнул с заговорщическим видом:

– Я нашел ее два месяца назад. Она годами писала эти картины и тут же бросала. Я убедил ее расстаться с некоторыми.

Миссис Россон смущенно улыбнулась:

– Должна признаться, что цена на картину, выставленную здесь, уже великовата, но меня могли бы заинтересовать другие ее работы. Могу ли я позвонить вам завтра?

Алехандро важно кивнул:

– У меня есть еще два полотна, я даже не вставил их в рамы. Буду с нетерпением ждать вашего визита. – Женщина ушла, и он повернулся ко мне:

– Извините, это окупает аренду. Еще что-нибудь от Лоринг?

– Она употребила слово «Скрипичник» так, словно это чье-то кодовое имя. Вам оно ни о чем не говорит?

– Нет, боюсь, что нет.

– Возможно, кому-то из бывших служащих оно что-то скажет… Если вы найдете хоть одного.

– Можно надеяться.

Подошла Марит и восстановила свои права на мою левую руку. На лице у нее была широченная ухмылка, и я почувствовал, что с тех пор, как она оставила меня, ее настроение намного улучшилось.

– Это просто замечательно!

– Да?

– Это самая жуткая картина на всем аукционе – не хочу вас обидеть, Алехандро, – и она называется "Ничто у меня в животе", автор Элизабет Тернер. Это, ну, это…

Алехандро указал туда, где были развешаны полотна.

– Чтобы поверить, вы должны сами увидеть.

Марит кивнула, и мы втроем стали пробираться сквозь толпу. На картине было изображено человеческое тело, но в мертвенных тонах, с серо-зеленоватой кожей покойника. Впрочем, оно выглядело обтянутым скорее резиной, чем кожей, и туго свернулось в клубок в центре полотна. Лицо искаженной фигуры пряталось в тени, но рот у нее был – отчетливый рот со стиснутыми зубами, расположенный на правой пятке.

Я содрогнулся. Зрелище было ужасное, но тем не менее вызывало во мне сочувствие, ибо в нем я увидел себя. Спрятанное лицо было моей утраченной личностью, а попытки разомкнуть рот и выкрикнуть правду могли означать какое-то ключевое воспоминание. Расползающаяся кожа напоминала о моих попытках изменить себя. Нерис Лоринг явно считала, что наняла убийцу, чтобы убрать своего отца, и возможно, я действительно прибыл ради этого, но теперь у меня не было никакого желания становиться убийцей.

– Несомненно, впечатляющее полотно, – выдавил я.

Алехандро улыбнулся:

– Оно заговорило со мной, когда я его увидел. Образ отталкивающий, но техника прекрасная, и превосходное знание анатомии.

– Но могли бы вы прожить в одном доме с этим? – спросил я.

Он покачал головой, а Марит хихикнула.

– Вот почему это прелестно, – прежде чем сказать что-то еще, она оттащила нас подальше от картины. – Я считаю ее отвратительной и противной, но я выставила на нее цену. Нерис немедленно перекрыла мою ставку, и теперь у нас с ней небольшое сражение. Она победит, но ей это обойдется недешево.

Я поднял бровь:

– Ас чего ты взяла, что она не хочет просто взвинтить цену, чтобы заставить тебя выложить деньги?

Алехандро покачал головой:

– Нерис никогда не проигрывала – за исключением, может быть, того случая, когда отец не согласился с ней и освободил Марит от пункта о "запрещении конкуренции" в контракте. Вот где истоки этой вражды.

Она ни за что не сдастся.

– А значит, ей придется любоваться этой штукой до конца своих дней, – прошептала Марит.

Наверху, на балконе девяносто первого этажа, я увидел Нерис, пристально разглядывающую картину. Она еле заметно кивнула, и на табло появилась новая цена.

Я видел удовлетворение на ее лице, но оно было вызвано не только тем, что она перекрыла ставку.

Она тоже отождествляла себя с картиной и, я это чувствовал, будет часами любоваться ею.

Глава 13

На следующее утро, едва открылись двери лифта, я подумал, что спустился в ад. Жара ударила меня словно боксер. Я ступил в нее, надеясь, что найду местечко попрохладнее, но не тут-то было. Обжигающий жар не спадал, и я чувствовал, как мой нос раскаляется изнутри.

Нэтч Ферал перешла через улицу.

– Добро пожаловать в реальность, Кейнмен.

– Добрый вечер… – начал я, но вдруг сообразил, что сейчас день. – Я хотел сказать…

– Ничего. В Затмении всегда ночь. – Она повернулась и пошла, предоставив мне догонять ее. – Вроде у нас есть наводка на одного малого, с которым ты захочешь поболтать. Только сперва зайдем к Вату.

Я кивнул ей в спину и быстро нагнал ее. На приеме Нерис быстро покончила с ценовой войной, затеянной Марит, и Марит, побитая, но непобежденная, отступая, разыграла целое представление. Поскольку Нерис разговаривала со мной в течение заметного, хотя и недолгого, времени, Марит, уходя, слегка укусила меня за ухо, намекая, что Нерис, может быть, и выиграла битву, но войну еще предстоит завершить.

Мы вернулись к ней домой, и она предельно красноречиво принесла извинения за то, что так бесстыдно использовала меня, чтобы дать сдачи Нерис.

Я проснулся, не помня никаких сновидений, и не стал тревожить Марит, предоставив ей наслаждаться заслуженным отдыхом. В просмотровой комнате я набрал номер оперативного каталога муниципальной библиотеки и выбрал всю информацию по теме "Скрипичник".

Самое большее, что мне удалось найти, была весьма заслуживающая доверия статья о буром пауке-отшельнике, известном также под названием «скрипичник». Но, хотя они и встречаются в Фениксе, "черная вдова" попадается гораздо чаще, а скрипичников обычно считают несуществующими.

Как Койота.

В десять позвонил Алехандро и сказал, что они с Джитт составляют список членов старой гвардии «Лорики», отправленных в отставку после того, как Нерис сделала из своего папаши короля Лира. Большинство из них жили на виллах для отставных сотрудников, а счета и уход оплачивала «Лорика». Алехандро не оставил у меня сомнений в том, что Нерис будет держать их под контролем до тех пор, пока вся информация о «Лорике», которой они располагают, не потеряет рыночную ценность.

Еще он сказал, что Джитт нашла человека, который работал в «Лорике» со времени ее основания. Фил Костапан, чернокожий, всю жизнь проработал уборщиком в «Лорике». Она добавила его в список потому, что он был самым первым служащим Неро Лоринга, и тот лично присутствовал на обеде по случаю выхода Фила на пенсию. Она заметила, что эти двое всегда брали отпуск в одно и то же время, а Алехандро добавил, что им удавалось очень хорошо скрывать свою дружбу.

– Нэтч, ты уверена, что знаешь, где живет Костапан?

Она кивнула:

– Знаю, но он чем-то сильно напуган. Пошли слухи, что он уже умер.

– Умер?

Нэтч пожала плечами.

– Мертвый мертвому рознь, Кейнмен. Костапан не хочет, чтобы его искали, вот и считается, что он живет в могиле. Мне посчастливилось узнать больше. – Она проворно пробежала между автомобилями, а на той стороне оглянулась на меня и покачала головой.

Я подождал более безопасного разрыва в потоке движения и догнал ее перед бетонным зданием, похожим на бункер.

– Я просто умираю в ветровке и джинсах. Как ты можешь таскать на себе столько одежды?

Ответом мне было движение плеч, поднявшее и опустившее просторную кожаную куртку Нэтч. Под курткой у нее была свободная полосатая рубашка, а дальше – темно-зеленое гимнастическое трико. Прорехи джинсов, располосованных опытной рукой от бедер до лодыжек, открывали ноги, обтянутые черным эластиком. Белые кроссовки выглядели новыми, но шнурки она явно никогда не завязывала.

– Послушайте, я тут прожила всю жизнь. Сейчас только конец июня. До середины июля жарко не будет.

Вы тут новичок. – Она кивнула на дверь бункера. – Пошли, это здесь.

Я с подозрением взглянул на здание.

– Что – "это"?

– "Ров". – Нэтч сунула руки в карманы и направилась к двери. – Ват здесь работает.

Эта краткая информация пробудила во мне серьезные опасения, а переступив порог, я убедился, что в этом заведении есть все, что нарисовало мне воображение, и даже больше. Поскольку во «Рву» стояла кромешная темень, приходилось довольствоваться запахами, и первое, что я ощутил, была вонь пота и дыма, крови и пива.

Человеческие тела громоздились во мраке, обвиснув на стульях, словно их привязали за плечи к спинкам, выдернув позвоночники. По сравнению с этим местом "Дью Дроп инн." был просто прием в "Лорике".

Понимая, что моим глазам понадобится целый геологический период, чтобы привыкнуть к темноте, я ощупью последовал за Нэтч в глубину «Рва». В свете, падавшем от кассового аппарата, я мельком заметил стойку бара, тянувшуюся вдоль всей левой стены. Избегая официанток, которые могли показаться красотками, когда не видно их лиц, мы погружались в «Ров», пока не достигли того, что мне показалось шеренгой людей, стоящих лицом к абсолютной черноте черной стены.

И тут во «Рву» зажглись огни.

Своим названием бар был обязан одной интересной особенности. В его дальнем конце была действительно вырыта яма глубиной футов двадцать. Вокруг нее были нарезаны узкие террасы, снабженные перилами и держателями для пластиковых пивных кружек. На террасы вели висячие мостики, по которым сновала прислуга, обслуживая клиентов, созерцающих ров.

Яма была ограждена бортиками и плексигласовыми стенками, позаимствованными, как мне показалось, с хоккейной площадки. Кое-где плексиглас был разбит, и там его заменяла проволочная сетка. Другая сетка, с ячейками покрупнее, крепилась к потолку бара, образуя купол, замыкающий мирок рва в самом себе.

Нэтч провела меня по мостику с правой стороны мимо вышибалы у лестницы. Мы спустились на дно ямы и встали в проходе. Сквозь плексиглас, покрытый потеками крови, я увидел Вата. Он как раз поворачивался лицом к двум последним противникам.

Два дня назад Ват показался мне крупным человеком, но сейчас, в центре ямы, он выглядел, как Геркулес.

Кровь стекала по его обнаженной груди, но я знал, что это не его кровь. Ват подпустил противника ближе та, развернувшись всем телом, нанес ему по ребрам мощный удар правой. Я вздрогнул, услышав хруст, и сжался от отвращения, когда левый кулак Вата, описав дугу, едва не оторвал человеку голову.

Последний противник когда-то обучался боевым искусствам. Он взвился в воздух, целя ногой в голову Вата.

Ват пригнулся и выставил левое предплечье вперед. Оно вошло между ног летящего на него человека, и локоть Вата с отвратительным чмоканьем ударил его в пах.

Зрители непроизвольно качнулись, а противник Вата взвыл от боли. Он даже не успел упасть: правой рукой Ват обхватил его и, разбежавшись, ударил о плексиглас.

Потом оттащил и ударил еще раз. И еще. И еще.

Наконец Ват отшвырнул обмякшее тело и начал осматриваться в поисках нового противника. Остальные четверо спасались бегством, торопясь добраться до двери в дальнем конце арены. Бат подбодрил их пинками, а когда один из них попытался выставить перед собой руку, со злобной усмешкой сломал ее и громко расхохотался в ответ на мольбы о пощаде.

Я взглянул на Нэтч. Она пожала плечами.

– Любительский вечер. Ничего стоящего.

Бат вернулся туда, где лежал мастер боевых искусств.

Подняв за пояс, он протащил его лицом по грязи, а потом кинул в дверь, словно мешок с мусором. Оставшись один на арене, Бат торжествующим жестом воздел руки.

Половина толпы одобрительно взревела, а остальные принялись проклинать его и швырять в него пластиковые кружки. Пиво выплескивалось на сетку, смешиваясь с кровью и грязью, но это Бата не задевало.

Он поворачивался, упиваясь обожанием толпы, и вдруг я увидел его глаза. Это были глаза волка, приглядывающегося к стаду овец. Все люди были для него жертвами, и он ничуть не насытился тем, что сокрушил пятерых.

Хуже всего, что было видно с первого взгляда: он выходил на арену не ради денег, славы или желания доказать самому себе, что он стоит выше всех.

Он дрался потому, что ему нравилось причинять боль.

Огни снова померкли, и Бат покинул арену. В полумраке я увидел, как стальная маска жестокости, застывшая на его лице, смягчилась, когда он увидел Нэтч. На миг она снова вернулась, когда он взглянул на меня, и в этой вспышке, промелькнувшей в его темных глазах, я прочел открытое приглашение сразиться с ним в любое время.

Я покачал головой:

– Если мне захочется испытать свое здравомыслие, я лучше пойду в суд.

Нэтч на мгновение смутилась, потом пожала плечами, прошла за мостик и открыла дверь в раздевалку.

Бат сразу влез в душевую кабинку, и полдюжины жестких струй ударили с разных сторон. Грязь размякла, кровь потекла в водосток. Бат закрыл кран, помотал головой, стряхивая воду с волос, вышел из душевой и направился к своему шкафчику.

Нэтч бросила ему полотенце, которое когда-то было пушистым и белым. Бат скинул боксерские трусы и вытерся, следя в основном за тем, чтобы не осталось следов крови. При такой жаре вода моментально испарялась, и на смену ей выступал пот.

Полотенце осталось чистым, зато на левом плече Бата проявился огромный синяк. Бат сел на скамейку перед шкафчиком и открыл дверь. Я ожидал увидеть внутри фотографии журнальных красоток, но шкафчик Бата украшало изображение крылатого ангела с копьем, свергающего демона с облаков. Бат благоговейно коснулся правой рукой картинки и перекрестился.

Потом он взглянул на меня:

– Спрашивай.

Я нахмурился:

– Спрашивать?

– Что ты хочешь обо мне знать? – Он натягивал белье. – Покончим с этим сразу.

– Идет. Почему "Бат"?

Он пожал плечами, но за него ответила Нэтч:

– Его настоящее имя Хвалибог Кабат. Это польское – его родители приехали оттуда незадолго до того, как открылась Восточная Европа.

– Бат легче произнести, и люди его не перевирают, – кивнул я, понимая теперь, что это за ангел на картинке. – Святой Михаил?

Бат кивнул.

Покровитель воинов. Но если Бат – поляк, значит, скорее всего католик, и в этом есть какой-то странный парадокс. Христианин, который работает гладиатором, потому что находит удовольствие в том, чтобы увечить людей. Мысленно возвращаясь к увиденному во «Рву», я не сомневался, что, кто бы ни был духовником Бата, этому священнику причитается дополнительная оплата за вредность, а Бат обречен на нескончаемое покаяние.

– Последний вопрос: что связывает вас с Койотом?

Бат встал и заправил футболку в джинсы.

– Я выступал в турнире профессионалов. Один антрепренер похитил моего друга, чтобы заставить меня отказаться от боя. Койот освободил заложника, а антрелренер скончался" когда мой противник вылетел с ринга и упал на него.

Нэтч, притулившаяся на краю скамейки, подняла прямые ноги и притянула к груди.

– После того боя один уборщик из «Лорики» очень благодарил Бата за победу. Он много поставил на Бата – ему нужны были деньги на лечение жены. Потом она все-таки умерла, но от случайной пули, а не от болезни.

Я сложил на груди руки.

– Этим уборщиком был Фил Костапан, и поэтому ты идешь с нами. Костапан тебе верит?

Закрывая шкафчик, Бат ответил мне одним-единственным кивком. Он не стал запирать шкафчик, и достаточно было взглянуть на него, чтобы понять, почему ему это не нужно. Он протянул руку, Нэтч ухватилась за нее, и Бат одним плавным движением поставил девушку на ноги. Они улыбнулись друг другу и направились к выходу.

Я пошел следом, но не думаю, что они заметили меня прежде, чем мы оказались на улице.

Глава 14

Фил Костапан умудрился выбрать себе убежище, где можно было бы укрыться от лучшего следопыта в мире. Вдобавок к тому, что его считали мертвым, он жил там, где слились и широко разрослись две стоянки передвижных домов на месте бывшего Гринвудского мемориального кладбища. Шоссе номер десять проходило сквозь этот район, сразу за ним поворачивая к дорожной развязке, именуемой «Штабель», но не оказывало никакого воздействия на Бокстон.

Добраться туда оказалось не так трудно, как я думал, узнав, что ни у Нэтч, ни у Бата нет автомобиля. Мы вскочили в автобус, и он потащил нас наискось через западную часть Феникса, время от времени вытряхивая пассажиров и подбирая тех, кто голосовал на дороге.

Неуклюжий, размалеванный яркими красками, горящими во мраке Затмения, он протискивался сквозь законченные улочки с грацией жука, страдающего водянкой.

Мы трое разместились за спиной водителя. Войдя в автобус, Бат заплатил за проезд, а потом уставился на оглушенного наркотиками бродягу, растянувшегося на сиденье. Малый приоткрыл глаз и моментально сообразил, что наркотическое путешествие грозит завести его в края злых духов. Он быстро слинял, а Бат пропустил к сиденью Нэтч и пожилую негритянку.

Компания, сидящая сзади, выглядела так, что можно было подумать, будто нас по ошибке занесло в автобус Министерства исправительных учреждений. Бат взялся за поручень и взглядом заставил этих парней сгрудиться в дальнем конце салона. В конце концов у кабины водителя остались только мы трое и пожилая негритянка, сидящая в тени Бата. Я ободряюще ей улыбнулся.

Тусклый свет автобусных фар прятал больше, нежели освещал, но все же я получил достаточно полное представление о том кошмаре, который являла собой большая часть Затмения. Здания, когда-то пригодные для жилья, теперь полностью обветшали. Целые кварталы выглядели заброшенными и были окружены баррикадами мусора. Казалось, что их построили для того, чтобы удержать тех, кто внутри, а не запретить входить кому-то снаружи. Еще удивительнее было то, что я нигде не увидел детей.

Фонари в этой части города были снесены, сбиты выстрелами или просто отключены, поэтому улицы освещались небольшими кострами. Нелепость этих костров в жаркий день посреди пустыни усугублялась облаками жирного дыма, который висел низко, захваченный панелями Затмения, откуда, словно закопченные опухоли, свисали скваттерские гнезда. Они не могли быть обитаемы в серьезном смысле слова, и тем не менее сверху на нас смотрели бесцветные лица.

Очередной пассажир, входя, толкнул меня, и я почувствовал, как бумажник выскользнул из заднего кармана моих джинсов. Прежде чем вор успел миновать Бата, я выдернул «крайт» и ткнул стволом ему в затылок.

– Раз ты взял мой бумажник, можешь прихватить в придачу и это. Тебе целиком или частями?

Человек с усилием сглотнул, повернулся и попытался улыбнуться, обнажив щербатые зубы.

– Прошу прощения, я стараюсь исправиться. В самом деле. – Он протянул мне бумажник, и я его взял.

Вор попробовал протиснуться мимо Бата, но Ват остановил его и сгреб за правую руку.

– Ты должен заплатить пошлину.

– Пошлину?

– Пошлину. – Лицо Бата утратило всякое выражение, глаза потемнели. – Какой у тебя" любимый палец?

– Ч-что?

– Ответ неверный. – Мускулы на плече и руке Бата вздулись, и он вздернул воришку вверх и ударил запястьем о крышу автобуса. Пальцы сломались, словно сухие макаронины. – Ну вот, теперь ты исправлен.

Человек вскрикнул, но страх заставил его замолчать.

Прижимая сломанную руку к груди, он, спотыкаясь, побрел в заднюю часть салона, где парни заставили его сделать со всеми "дай пять", изо всех сил ударяя ладонями по искалеченной руке, и только потом пропустили к сиденью.

– Спасибо, пожалуй.

Бат кивнул:

– Ты быстрый. Хорошо.

Я уловил в его голосе уважение, и это меня порадовало. Вместе с тем мне не понравилось, что мне приятно уважение "'ого, кто способен так легко и небрежно сломать руку человеку, который ему ничего не сделал. Впрочем, поразмыслив, я подумал, что Бат, вероятно, истовый католик и, как таковой, попросту подверг вора наказанию за нарушение заповеди "не укради". Бат в своем роде был на удивление последователен, и я хорошо мог представить, как после каждого боя он самым искренним образом исповедуется и, может быть, даже кается.

Автобус остановился в квартале от места нашего назначения. Нэтч вышла первой и уверенно направилась через улицу к четырем парням, сшивающимся на углу.

На всех четверых были куртки с черным кругом на спине и надписью «Плэттермен». Увидев Нэтч, они начали охорашиваться, двигаясь как ленивые змеи. На меня они воззрились с подозрением, пытаясь понять, т© ли я переодетый полицейский, то ли потенциальная жертва. Потом из автобуса вышел Бат, и они сразу насторожились.

Нэтч провела с одним из парней сложный ритуал приветствия, состоящий из постукивания кулаками, шлепков ладонями и тычков, а потом подозвала меня.

– Кейнмен, это Зингер. Он получил на всю катушку и сидел во Флоренсе, а потом дал тягу и прибился сюда.

Зингер, долговязый и вялый чернокожий парень, не вынимал рук из карманов.

– Кейн. Это вроде как леденцы "Кенди кейл"?

Я пожал плечами.

– Я ничуть не сладкий, и языком меня не слизнешь, так что, наверное, нет. Просто Кейн – или Кейни.

– Вроде как убийца, – спокойно добавил Бат.

Зингер оглядел меня сверху донизу и глумливо ухмыльнулся.

– Чего ему, Нэтч?

– Он хочет засвидетельствовать уважение покойному.

Парень задумался, а потом медленно кивнул и повернулся к своему приятелю с красной повязкой на голове.

– Бак вас проводит.

– Ладно.

Зингер схватил Нэтч за плечо.

– Если что случится…

С быстротой атакующей кобры Бат перехватил его запястье и сжал так, что пальцы раскрылись, как лепестки цветка. Нэтч повернулась и погладила Бата по свободной руке.

– Все в порядке, Бат, никто не пострадал.

– Пока что. – Бат улыбнулся жуткой улыбкой, показав крепкие, острые зубы. – Ты был на самом краешке, Зингер. – Он выпустил его руку. – Скажи ей спасибо.

Уличный босс отдернул руку, но не подал и виду, что ему больно.

– Милашка, налей этому малому брома или чего похожего. Ему надо остыть. Бак, веди.

Бак был поменьше ростом и покоренастее Зингера, во. Двигался расхлябанно, словно у него вместо мускулов!были резиновые ленты. Он не говорил ни слова и брел ленивой походкой, словно не имел к нам никакого отношения. Его окликали, а он подмигивал, свистел или ухал в ответ, но ни разу не сказал ничего членораздельного.

Бокстон выглядел в полном соответствии со своим названием. Передвижные дома и обычные здания громоздились в ужасающем беспорядке, образуя кучи, порой почти достигающие Застывшей Тени. Замусоренные переулки между трейлерами превращали Бокстон в крысиный садок, полный кривых тропинок и тупиков. Там, где переулки были достаточно широки, чтобы могла протиснуться машина, они то и дело петляли с целью затруднить продвижение и превратить любой автомобиль, особенно полицейский, в ловушку.

Бак провел нас в один из самых нижних трейлеров.

Мы вошли не постучавшись, и Бак даже не подал виду, что заметил семью, сгрудившуюся в задней части дома.

В тусклом сиянии телевизионного экрана мелькнули лица с приоткрытыми ртами – на нас никто не обращал внимания. Дед, сидящий в кресле-качалке, потягивал пиво, почесывал живот сквозь заляпанную чем-то футболку. Мать и старшая дочь качали на коленях детей, а двое ребят помладше сидели на полу так близко к телевизору, что я видел только их глаза.

Единственной искрой жизни в них было отражение телеэкрана. На обшарпанной плите стояли кастрюли с чем-то засохшим – рисом или бобами, но ели это, по-моему, в основном крысы. Корки от пиццы и заляпанные жиром коробки были набросаны на откидном столике, прикрепленном к стене. Из крана сочилась в раковину ржавая вода, оставляя рыжие пятна на пластиковых тарелках.

Трейлер насквозь провонял несвежим пивом и человеческим потом, но возле раковины в пятнах ржавчины вонь перешибал другой запах – острый и не менее омерзительный запах плесени, словно мех, облепившей тарелки, кран и сливную трубу.

Мы прошли через внутренний дворик. Бак прислонил к куче мусора алюминиевую лесенку и полез сквозь дыру в днище другого трейлера. За ним последовала Нэтч, потом я, а Бат прикрывал тылы. Если бы не густой дым и не бабка вместо деда, я мог бы поклясться, что мы вернулись в трейлер, лежащий ниже.

Таким образом мы миновали еще четыре трейлера, и везде было одно и то же. Если бы хомяки каким-то образом выросли до человеческих размеров, они бы чувствовали себя уютно в таких жилищах – и почти повсюду пол был словно заранее устлан слоем газет.

Бак провел нас через туннель, проходящий под автострадой, и узкой тропинке, которая упиралась в дыру в изгороди Гринвудского кладбища. Здесь, в самом сердце Бокстона, трейлеры были поставлены всего в два яруса и выглядели очень неплохо. Здесь явно жили местные лидеры и, судя по всему, чувствовали себя довольно уютно.

Они устроили водопровод из дренажной системы кладбища и, похоже, подключили электричество, присоединившись прямо к солнечным батареям над головой.

Бак остановился и показал нам на мавзолей, встроенный в искусственный холм. На табличке я прочитал имя – "Фримен".

– Внутри, ребята, вы найдете то, что вам нужно.

Пройдя через темный проем и спустившись на две ступеньки, мы оказались в небольшой комнате с брезентовой раскладушкой в углу. На донышке перевернутой банки из-под кофе горела небольшая свеча. Рядом, подложив под поясницу подушку, сидел, опираясь спиной на бетонную стену, чернокожий старик. В узловатых руках он держал дешевую книжку с оторванной обложкой. Снаружи доносился рев легковых автомобилей и грузовиков, мчащихся по автостраде.

Старик поднял очки на лоб и, мигая, взглянул на нас.

– Кто вы такие? – Он заложил страницу открыткой и убрал книжку.

Нэтч опустилась на колени и оперлась спиной о раскладушку. Бат устроился возле двери, а я остался стоять в тени, в ногах раскладушки. Нэтч послала старику умильнейшую улыбку и, немного помедлив, ответила:

– Мы здесь для того, чтобы спросить о Неро Лоринге.

Костапан медленно покачал головой:

– Знать не знаю никаких мистеров Лорингов.

Я присел на корточки. Наши головы оказались на одном уровне, и старик инстинктивно подтянул колени к себе.

– Я понимаю, что у вас нет причин доверять нам, но нам известно, что вы хорошо знали Лоринга. Вы были его первым служащим, и он присутствовал на обеде по случаю вашей отставки. – Я ткнул большим пальцем в сторону Бата. – Вам знаком мистер Кабат, и вы знаете, что он не пришел бы сюда, если бы мы собирались причинить вам вред. Прошу вас, это очень важно.

Голос старика утратил акцент необразованного человека:

– Сынок, я же ни черта о тебе не знаю. А Бат просто дерется за деньги, я видел его на арене. Ему и горя нет, что со мной станет. Нэтч я встречал здесь, но она не из Бокстона. Ты, на мой взгляд, похож на служащего «Лорики». А теперь, если вам нечем меня переубедить, я хочу почитать спокойно.

Я кивнул и сложил руки на коленях.

– Скажу напрямик: понятия не имею почему, но двое служащих «Лорики» по приказу Нерис Лоринг пытались меня убрать. Полагаю, если бы кто-то нашел ее отца и сохранил ему жизнь, ей бы это не слишком понравилось. Мне хотелось бы это сделать. Мне хотелось бы сделать многое.

– Вы его не найдете. Никто не найдет. – Костапан криво усмехнулся, и на его лице появилось отстраненное выражение, словно он припоминал что-то далекое. – Даже я не знаю, где сейчас Неро.

В этот момент я заметил странный красный отблеск в его левом глазу.

– Бак, – крикнул я, – сюда, скорее!

– Чего те… а-а-а-х!

Бак перекрыл своим телом луч прицельного лазера, отражение которого я увидел в глазу Костапана. Казалось, его сбил с ног звук выстрела, а не пуля. Бак скатился по ступенькам и растянулся на полу. На спине, с левой стороны, в его куртке была маленькая дырочка, и черная жижа уже начала растекаться под телом.

Костапан скрючился и подхватил Нэтч. Он свалил ее на раскладушку, и сам убрался с линии огня. Тем временем я взлетел по ступенькам, выскочил наружу и откатился вправо. Вскочив на ноги, я отпрыгнул назад, одновременно выхватывая "крайт".

Наверху, на пешеходном мостике через автостраду, я увидел голого по пояс парня с обесцвеченными волосами. Он подхватил винтовку и рысцой побежал к фургону «фольксваген». Под вопли жителей я взбежал на небольшой холмик, повернул на два оборота лимб прицела, упал на колено, сдвинул предохранитель и поймал на мушку снайпера как раз в тот момент, когда он швырнул винтовку в раздвижные двери фургона.

Я нажал на собачку. Снайпер ткнулся головой вперед, но на таком расстоянии у меня не было уверенности, упал ли он потому, что пуля свистнула у него над головой, или оттого, что она ударила ниже, в затылок. Я выстрелил еще дважды, разбил правое зеркало заднего вида и продырявил дверь, но фургон рванулся с места так, что задымились покрышки, и исчез в потоке непрерывно сигналящих автомобилей.

Я поднялся на ноги. У подножия холмика стоял Бат, оценивая взглядом расстояние от меня до автомобиля.

Он кивнул и слегка усмехнулся. Нэтч и Костапан вышли из склепа. На руках, рубашке и рыжевато-коричневых штанах старика была кровь.

– Эти сукины дети пытались меня убить.

Я взглянул на него.

– Вас? – Я стволом пистолета обвел зону обстрела, видимую с автострады. – Это были "Арийские Воины", и они, я думаю, искали любую мишень. Увидели снаружи Бака и решили его шлепнуть. К счастью, я заметил луч лазера. Двигайся Бак чуть быстрее, он мог бы добраться до укрытия.

Костапан вытер руки о штаны.

– Может статься, так и было, как ты говоришь.

– Может. А теперь скажите мне, зачем кому-то желать вашей смерти? – Я сунул «крайт» в наплечную кобуру. – Вы же сказали, что не знаете, где Неро Лоринг.

Плечи старика опустились, и внезапно он показался старше своего возраста.

– Нэтч, поди принеси мою книжку. У меня там открытка, на которой то место, куда мы ездили рыбачить.

Она не подписана, и ничего на ней нет, но я знаю, что она от Неро. Он жив и здоров.

– Вы думаете, он там?

Костапан покачал головой.

– Об этом месте все знают. Если Нерис хотела его убить, она бы его там нашла. Нет, он не там. – Фил взял книгу у Нэтч и вытащил открытку. – Но здесь почтовый штамп «Седона». Там живет много отставников. Хорошенькое местечко. Самое большое, что я могу вам сказать, так это, что он может быть там.

– Спасибо. – Я спустился с холмика. – Мне кажется, вам стоит поехать с нами и побеседовать с Хэлом Гарретом насчет другого жилья. «Плэттермены» вам не защита.

– Что? – Костапан показал на пешеходный мостик. – Стоит мне выйти из Бокстона, как меня сразу прикончат.

– Если вы останетесь здесь, прикончат наверняка.

Спросите себя сами – если вам хотели сохранить жизнь, то почему поселили там, где вас можно застрелить прямо с автострады? Вас держали про запас, но в доступном месте. – Я взглянул на труп Бака. – Вероятно, они выжидали, пока Нерис Лоринг до того разволнуется, что назначит за вас приличную цену.

– Вот как? – Костапан скрестил руки на окровавленной груди. – Так вы думаете, что это был случайный выстрел, или что он предназначался мне?

– Как я уже сказал, по всей вероятности, случайный.

– Да-а, и вы, по всей вероятности, окликнули Бака, чтобы спасти именно его.

Бат понял, я видел это по его глазам. Нэтч понимать не хотела, а старик, так или иначе, знал всю правду.

– Мистер Костапан, живой вы мне нужнее, чем мертвый. Вы знаете или можете вспомнить что-то, что может оказаться полезным. Если отбросить все остальные причины, мне тоже хотелось бы сохранить вас про запас.

Старик взглянул на меня и поскреб в затылке.

– Похоже, это наиболее близко к честному разговору, чем все, что я слышал за последнее время. Я чертовски устал просиживать задницу, пока кто-то охотится на меня. Драться я уже стар, но если вам нужна гончая, чтобы найти лису, то я присоединяюсь к охоте.

Мы покинули Бокстон тем же путем, что и пришли, и отыскали небольшой круглосуточный магазинчик, откуда Нэтч позвонила Джитт. Сделав довольно полный доклад, она повесила трубку и сказала, что Рок уже выехал и скоро нас подберет. Я купил на всех содовой, а Костапан взял пачку сигарет.

У него так тряслись руки, что Бату пришлось помочь ему зажечь дешевый «гвоздик». Старик поднял глаза и заметил, что я смотрю на него.

– Вредная привычка, знаю. Я бросил десять лет назад.

Я пожал плечами и принялся оглядывать улицу.

– Нервы. Никотин успокоит вас и немного взбодрит. Он же потом убьет вас. Вы когда-нибудь слышали слово "скрипичник"?

Костапан глубоко задумался, а потом покачал головой:

– Я так понимаю, что вы имеете в виду не паука.

– Нет. Что-то связанное с "Лорикой".

– Ничего не могу припомнить.

– Вы знаете, над чем работал Лоринг, когда его выставили?

Плечи старика поднялись и опустились, вишневый огонек сигареты засветился ярче.

– Как раз был закончен последний участок маглева, и, думаю, он приступил к приемочным испытаниям. Он всегда делал такие отчеты по своим проектам задним числом. Говорил, что это помогает понять, где ты поступил правильно, а где – нет.

Едва ли это могло послужить причиной для отставки, но все же такое было возможно. Неро мог обнаружить крупный обман и финансовые махинации, раздувшие стоимость проекта. Его дочь намеревалась свить собственное гнездышко, и если Неро собирался донести на нее, она попробовала бы его остановить. Не исключено, что она отправила его в отставку, прежде чем убить, именно для того, чтобы скрыть мотив.

– Нэтч, если бы Нерис убила отца, какое агентство вело бы расследование?

– "Скорпионы". Они контролируют легальный бизнес в восточном районе.

– Купить их можно?

– Ты имеешь в виду, стали бы они прятать доказательства, связывающие ее с убийством? Наверное, нет. Во главе «Скорпионов» стоит настоящий ковбой, он воспитывает своих людей в духе аризонских рейнджеров. Они почти неподкупны, но даже у тюрьмы есть второй выход. Здесь лучшее правосудие, какое только можно купить за деньги.

– Что-то не сходится.

Я нахмурился, пытаясь сообразить, что важного мог знать Неро Лоринг – настолько важного, чтобы его потребовалось убивать. Скандал с раздутием цен можно было потушить одеялом взяток. Когда речь идет об отце и дочери, скорее всего нужно искать личную причину для ненависти, и я подозревал, что за всем этим кроется нечто большее.

Рок подкатил к магазину в "мерседесе 720 SLX" и остановился, не выключая двигателя. Мы забрались в машину. Костапан сел на заднем сиденье между Батом и Нэтч, а я свалился на пассажирское место рядом с Роком. Едва я захлопнул дверцу. Рок тронул машину.

– Не могли найти местечко получше? – поморщился он.

– Я рад, что кавалерия явилась на наш вызов.

– Да уж. – Он взглянул в зеркальце заднего вида. – Нэтч, выброси, ради всего святого, сигарету в окно? Извини, приятель, здесь курить не разрешается.

Бат взял у Костапана недокуренную сигарету и сунул себе в рот. Рок скривился, но промолчал, зная, что Бата лучше не трогать, и повернулся ко мне.

– А где Марит? Я слышал, вчерашний прием не удался, и вам пришлось рано уйти. У вас с ней, наверное, ничего не вышло.

Я покачал головой:

– Вышло. Сегодня мы заспались допоздна.

Рок ударил по кнопке сигнала и круто обогнул шарахнувшийся в сторону «фиат». Бат улыбнулся, развеселился даже Костапан. Я вынул «крайт» и установил прицел на дистанцию пятьдесят футов. Рок облаял еще одного водителя, потом набрал код на клавиатуре кондиционера и снизил температуру до семидесяти двух по Фаренгейту. В довершение всего он запустил цифровую кассету с "Роллинг Стоунз" – "Живи в мире досуга".

С этой минуты никто из нас не произнес ни слова.

Говорить на фоне музыки было бессмысленно, зато знакомая мелодия "Инвалидной коляски" немного успокоила нервы всем. Будь я в настроении, я бы попытался разговорить Рока насчет "Воинов Арийского Мирового Союза", но мне не хотелось делать это при Костапане.

Если бы старик вообразил, что у нас есть что-то общее с теми, кто убил Бака, он бы нам ничего не сказал.

Рок высадил нас у резервной штаб-квартиры Койота, где я уже побывал, и умчался. Я оставил пистолет на столике в прихожей, и мы вошли в комнату для совещаний.

Хэл Гаррет уже был на месте, а в соседней комнате я заметил силуэт Джитт и свет компьютерного терминала.

– Мистер Костапан, я – Хэл Гаррет. Рад, что вы в безопасности.

– Я тоже, мистер Гаррет. Очень приятно с вами познакомиться. Я ваш большой поклонник. – Костапан подтянул к себе кресло и сел; сели и остальные.

– Благодарю. – Хэл взглянул на меня. – Я слышал о том, что случилось. Каковы ваши выводы?

Я пожевал нижнюю губу.

– Итак, как мне представляется, перед нами стоят три различные проблемы. Первая – обнаружить, где находится Неро Лоринг. Его дочь по какой-то причине желает его смерти. Эту причину можно узнать несколькими путями, но проще всего услышать об этом от самого Лоринга. Он может не только рассказать нам, в чем состоит проблема, но, я подозреваю, у него уже есть разработанное решение, которым мы могли бы воспользоваться.

Гаррет кивнул.

– С тех пор как позвонила Нэтч, Джитт пытается найти хоть какую-то компьютерную информацию по Седоне, связанную с Лорингом. Но пока безрезультатно.

Костапан развел руками.

– Честно говоря, это все, что я могу сделать. Не представляю, где он может быть, если не там. Если он уехал оттуда после того, как послал мне открытку, я ничем помочь не могу.

– О, я думаю, вы можете помочь нам во многом, мистер Костапан. – Я похлопал его по плечу. – Вы сорок лет работали на Лоринга. Вам, как никому другому, известны все входы и выходы в цитадели «Лорики». Если бы вы согласились поделиться своим опытом, мы могли бы начать разрабатывать план. Зная обстановку, нам будет гораздо легче решить загадку «Лорики» – если, конечно, она существует.

– Понимаю.

– Это была первая проблема, Тихо. Какова следующая? – спросил Хэл.

– Вторая проблема – Скрипичник. Нерис произнесла это слово, как произносят имя человека или название корпорации и таким заговорщицким тоном, словно оно связано с моим прошлым. Возможно, это имеет отношение к ее отцу – вернее, к тем трудностям, которые он ей доставляет. Как мне представляется, Скрипичник – это решающий элемент в загадке «Лорики». – Я откинулся на спинку кресла. – Ну а третья проблема – это ваши попытки не допустить столкновения «Кровопускателей» и ВАМС. Снайпер «Воинов» убил одного из «плэттерменов» в Бокстоне. Я стрелял в него и, может быть, даже попал, так что, возможно, они квиты.

Лицо Хэла помрачнело.

– Каковы, по-вашему, шансы на то, что «Лорика» платит «Арийцам», чтобы те устраивали неприятности?

– Низкие. Не вижу в этом выгоды для "Лорики".

Бокстон примыкает к «Джинентех-Карбайд». "Кровопускатели" находятся близко к «Лорике». Расовая война никому из них не принесет ничего хорошего. – Я поднял раскрытые ладони. – Я по-прежнему уверен, что «Арийцев» кто-то финансирует, но этому «кому-то» хочется устроить неприятности всем компаниям в южной части долины.

– Согласен, и это отсекает кое-какие подозрения, хотя и не все. – Хэл сделал заметку на листке бумаги, сложил его и сунул в карман рубашки. – Есть у вас какой-нибудь план решения этих проблем?

– Разумеется. Давайте рассмотрим их в обратном порядке. Вам нужно удержать под контролем «Кровопускателей» и прочие шайки. Предложите им вместе со «Скорпионами» приглядывать за «Арийцами». Я знаю, что им этого не захочется, но если начнется война, многие будут убиты. Вы этого не хотите, но не хотят и они. – Я тяжело вздохнул. – Впрочем, если все же случится худшее, возможно, понадобится прямое вмешательство. Шайки все одинаковы, но «Арийцы», к сожалению, абсолютно не способны проявить благоразумие. Если их убрать, ситуацию вполне можно держать под контролем.

По лицу Хэла я заметил, что мысль об убийстве Генриха понравилась ему не больше, чем в прошлый раз.

– По этому пути мы пойдем, только если не будет иного выбора. Мне кажется, что пока я могу удержать крышку котла. У «Арийцев» не хватит людей, чтобы получить перевес, необходимый для победы в войне, так что какое-то время у нас в запасе имеется. А что нам делать со Скрипичником?

Я улыбнулся.

– У меня есть идея, которую я хотел бы обсудить с Алехандро. Поверьте мне, кое-что нам на этом обломится.

– Ладно. Я дам знать Алехандро, что вы зайдете поговорить к нему. А как насчет поисков Неро Лоринга?

– Если Джитт не добьется успеха, я думаю съездить в Седону.

Впервые я увидел страх в глазах Хэла и потрясение в глазах Бата. Обоих словно ударило током. Бат медленно скрестил руки на груди, а Хэл сцепил пальцы и поставил локти на стол.

– Возможно, вы пересмотрите это решение. Тихо.

– Я стараюсь не подставлять себя под пули, Хэл. В чем дело?

Он глубоко вздохнул, а Нэтч беспокойно заерзала в кресле.

– Седона совсем другая.

– Другая?

Гаррет серьезно кивнул:

– Лет двадцать – тридцать назад Седона была рассадником «мистиков». Люди ездили туда, чтобы заняться медитацией в силовых узлах, которые они называли «воронками». Желающих становилось все больше, и постепенно там сформировались небольшие секты, следующие учению разных гуру. Сперва они вели себя мирно, но когда правительство и фермеры попытались ограничить им доступ на частные земли и в заповедники, секты перешли к прямой конфронтации.

Нэтч слабо усмехнулась.

– Представьте себе «Арийцев», которые судят о вас не по цвету вашей кожи, а по цвету ауры, Кейнмен.

– Вот именно. – Хэл уставился в точку на столе, футах в двух от его рук. – Тамошняя пресса трубит о странных вещах, происходящих в Седоне, а на местных радиостанциях есть целые программы, посвященные "медиумическим явлениям". Семь лет назад там вспыхнула перестрелка, и погибли две съемочные группы, освещавшие ход событий.

Я замигал в изумлении:

– Не хотите ли вы мне сказать, что люди отправляются туда и не возвращаются? Там что, людоеды живут или еще что?

– Или еще что, – сказали сзади.

Я оглянулся и увидел в дверях Марит.

– Что ты имеешь в виду?

– Как говорил Хэл, там есть всякие секты. Если не будешь осторожен, тебе запросто могут промыть мозги.

Приемы известны еще со времен Корейской войны. Но если ты будешь в компании здравомыслящего человека и не станешь слишком тесно с ними общаться, можно туда войти и выйти оттуда.

Я подмигнул Бату:

– Попытка не пытка. Бат пойдет со мной, не так ли?

Бат помотал головой:

– Разбить себе череп, это еще куда ни шло, но только не разум.

Марит подошла и встала у меня за спиной, положив руки мне на плечи.

– Пойду я. Я уже была там и да сих пор в своем уме.

Хэл вскинул голову:

– Да ты свихнулась!

– Нет, поэтому я и пойду. В гараже Центра у меня есть "рейндж-ровер II". Можно даже договориться о проводнике – я фотографировала там одного парня для "Аризона Хайуэйз". – Марит слегка сжала мне плечи. – Мы могли бы выехать утром и вернуться к следующему вечеру.

Из соседней комнаты вышла Джитт с сотовым телефоном в руке:

– Койот хочет поговорить с вами, Тихо.

Помня предыдущий разговор, я взял телефон с некоторым трепетом.

– Кейн слушает.

– Ах, мистер Кейн, как приятно слышать ваш голос.

Могу только восхищаться вашим умением обращаться с пистолетом. Надеюсь, вы не пострадали.

– Нет, сэр, но один «плэттермен» схватил пулю. Мы привезли мистера Костапана, и он согласился помочь нам.

– Прекрасно, хотя с «плэттерменом» получилось нехорошо. Вы понимаете, что Неро Лоринг – это ключ к тайне вашей личности, не так ли?

– Да, сэр. – Я чувствовал, что Хэл не станет удерживать нас с Марит от поездки в Седону, но хотел укрепить свои позиции. – Кстати, Марит и я собираемся в Седону, чтобы исследовать единственную нить, ведущую к Лорингу.

– Седона? – механически измененный голос помедлил мгновение. – Это опасно, но я уверен, вы достаточно опытны, чтобы позаботиться о себе. Будьте осторожны и не путайте безрассудство с отвагой. Если почувствуете страх, выбирайтесь оттуда.

– Понятно, сэр.

– Превосходно. Доброй охоты. А теперь, если вам не трудно, дайте мне, пожалуйста, поговорить с Хэлом.

Я передал телефон Хэлу. Он слушал внимательно, два или три раза вставил "Да, сэр" и выключил телефон.

– Койот одобрил вашу поездку и велел обеспечить вам всю возможную помощь.

– Замечательно. – Я встал и взял Марит за руку. – Я встречусь с Алехандро прямо сейчас, а с утра мы отправимся. Будем звонить перед выездом, в полдень, в четыре и далее каждые четыре часа, пока не вернемся. Если в течение двенадцати часов звонка не будет, высылайте кавалерию или вычеркивайте нас из списков.

Хэл кивнул.

– Не хотите ли увеличить свою огневую мощь?

Я подумал немного и покачал головой:

– Если, чтобы найти Неро Лоринга, придется стрелять, значит, проблема слишком велика и не зависит от размера пушки. Если нам хоть чуть-чуть повезет, я надеюсь обойтись вообще без единого выстрела.

Глава 15

В машине Марит мы вернулись в Центр и пробились в Меркадо сквозь толпы людей, возвращающихся с работы. Стены здания, в котором находилась галерея Алехандро, имитировали кладку из адобы в центре псевдомексиканской деревушки. Они были украшены рисунками по испанским и индейским мотивам, но краски были слишком яркие, древние таких просто не знали. В качестве имитации старины это смотрелось неплохо, но по сути было чуждо тому народу, чья культура подразумевалась.

С другой стороны, интерьер галереи мог быть позаимствован у любого центра изящных искусств. В полукруглом холле было достаточно солнечного света, и Алехандро снабдил его удобными креслами и небольшой стойкой с прохладительными напитками. Красочные плакаты на стенах рекламировали прошлые и будущие выставки, но подлинное искусство хранилось в верхней и центральной галереях.

В противоположность холлу галереи были длинными и узкими. Лестница поднималась крутым зигзагом – она начиналась в центральной галерее, уходила в сторону холла и только потом поворачивала в противоположную сторону, к верхней галерее. Возле подножия лестницы разместилась миловидная секретарша. Она сидела за массивным столом из красного дерева – довольно редкая вещь для нашего времени. Один уголок стола был обломан, и я мог убедиться, что он цельнодеревянный, не фанерованный и не пластиковая подделка.

Секретарша улыбнулась Марит:

– Мисс Фиск, как приятно вновь встретить вас.

– Добрый день, Пац. Алехандро здесь?

Секретарша кивнула:

– У него сейчас клиент, но они должны скоро закончить. Если вы желаете подождать…

– Мы посмотрим картины.

– Я ему передам, что вы ждете.

Мы прошли в центральную галерею и медленно двинулись вдоль нее, любуясь картинами. Стены были выкрашены в нейтральный бежевый цвет, который в сочетании с угольно-серым ковром не отвлекал внимания от выставленных работ. Направленные светильники давали ровно столько света, сколько нужно, чтобы выявить цвета, но не забить их и не создавать бликов.

– Алехандро известен тем, что достает новые и профессиональные работы для очень разборчивых клиентов. Большинство людей считает, что у него дар подмечать истинные произведения искусства и вкладывать в них деньги прежде, чем цена достигнет астрономической цифры. – Марит указала на сюрреалистическую картину, изображающую женщину-сильвана в алом плаще, стоящую на тропинке, ведущей к таинственному городу. На втором плане воин с мечом и маленькое нечеловеческое создание играли в какую-то игру раскрашенными палочками. – Вот еще одно полотно той художницы, что написала ту вещь, которую я пыталась купить прошлым вечером.

– Тернер, как ее там?

– Элизабет Тернер. Алехандро выследил ее по работам для рекламы и уже продал несколько ее картин.

Я внимательнее взглянул на полотно. У художницы была хорошая техника, и она умела придать фантазии убедительность.

– Может ли он устроить заказ на картину?

– Могу, разумеется. – Алехандро расцеловал Марит в обе щеки, а мне пожал руку. – Вы хотите картину? Вероятно, портрет?

– Не совсем. Где мы можем переговорить?

– В моем кабинете. – Он направился к холлу. – Марит, вы с нами?

Она покачала головой:

– Нет, как ни жаль, я оставлю тебя здесь. Тихо, и займусь подготовкой на завтра. Это сбережет нам время.

Я быстро поцеловал ее.

– Встречаемся у тебя через час?

Она опять покачала головой:

– И снова – нет. Встретимся в "Дэнни Плэйс" около восьми. Пообедай заранее. – Она озорно улыбнулась, но больше ничего не сказала и вышла из галереи. Я, в свою очередь, последовал за Алехандро на верхнюю галерею к двери в дальнем ее конце. Открыв кабинет, Алехандро жестом пригласил меня внутрь.

Здесь было так же просторно и чисто, как в галерее.

Алехандро работал стоя, за старинной конторкой, где не держал ничего, кроме черного телефона, блокнота и письменного прибора. Справа от двери был устроен уголок для переговоров: три удобных кожаных кресла и круглый кофейный столик. Он пригласил меня сесть, но меня задержали картины на стенах. За конторкой я увидел полотно явно кисти Пикассо, только я не мог его узнать. На левой стене висел Моне вместе с Сезанном и Поллоком. Позади, у самой двери, я увидел портрет работы Вьет Хельга, а напротив него – вариант «Подсолнухов» Ван Гога. Присмотревшись, я понял, что, хотя ни в одном каталоге нет этой картины, она столь же прекрасна и очаровательна, как и любая из тех, что я видел прежде.

Алехандро закрыл дверь.

– Вам нравится Ван Гог?

Я кивнул:

– Действительно нравится, но это, конечно, не подлинник. Иначе вы приняли бы куда более серьезные меры предосторожности. С другой стороны, это не копия известной картины, поэтому ее нельзя считать подделкой. Если бы вы решили продать ее в качестве недавно «найденного» полотна, то выручили бы немало. – Я взглянул на него. – Это вы написали?

Он покачал головой:

– Мой жребий в жизни – находить таланты, а не обладать им. Ее написал компаньон, умерший несколько лет назад. Те, другие полотна, написаны другими.

Я усмехнулся:

– Представляю, как соблазнительно было предложить богатому клиенту полотно, которое никто не осмелится отдать на экспертизу, особенно после, скажем, ограбления музея изящных искусств, получившего определенную огласку.

– Да, это было соблазнительно. – Алехандро скрестил руки на груди. – По сути, именно так я впервые стал работать на Койота.

– Как это?

– По каким-то причинам, известным только ему, Койот решил освободить кого-то от бремени частного собрания картин. Среди других полотен там был Дали сомнительного происхождения. – Алехандро сел и, закинув ногу на ногу, обнял колено руками. – Я слышал о краже, а потом мне позвонили. "Я Койот, – сказал мне звонивший. – Ваши люди проделали замечательную работу, и вашим клиентам, несомненно, интересно было бы узнать, насколько она замечательна".

Я присел на краешек кресла напротив него.

– Он вас шантажировал?

Алехандро прикрыл глаза.

– Это был не шантаж в прямом смысле слова, скорее предложение защиты. Он сказал, что я могу получить картины обратно, в обмен на информацию, которая есть у меня и может оказаться ценной для него. Он предположил, что, если бы мы работали вместе, это было бы выгодно для нас обоих.

– Мне не совсем ясно. Что он имел в виду, когда сказал, что вы можете получить картины обратно?

Алехандро улыбнулся, словно кот, слизавший сливки.

– Поразительно, сколько людей боятся повесить картину в комнату, проверенную экспертами по безопасности. Похоже, они считают, что в этой службе любой может стать вором. Пассивного «жучка» и так нелегко обнаружить, а найти «жучка», которого нет, совершенно невозможно.

– Понятно. – На месте Алехандро я тоже был бы удивлен и напуган, получив звонок от Койота, который раскусил меня и предлагает. Интересно было отметить, что Хэла Койот предупредил, а в случае с Алехандро использовал мягкое принуждение. Я догадывался, что, обрабатывая Рока, ему пришлось прибегнуть к более сильным средствам.

– Так что вы хотели бы. Тихо?

– Мне нужен Феникс, на котором гигантский паук-, скрипичник раскинул бы паутину по вершинам цитаделей и Центра. Пусть он цепляется за башню "Лорики Индастриз" или сидит на ней.

– Интересно. А в каком стиле?

Я задумался.

– Пожалуй, как можно ближе к фотореализму. Разумеется, это сюрреалистическая фантазия, только нельзя, чтобы она открывала слишком широкий простор для интерпретации. Оригинал должен появиться на выставке, но не подлежать продаже. Зато неплохо было бы отметить в каталоге, что можно заказать литографии.

Алехандро наклонил голову.

– Приманка. Вы хотите, чтобы я проследил за теми, кто будет о нем спрашивать, так?

– Прямо в точку. – Я встал. – Когда картина будет готова, я заплачу пять тысяч долларов. Кого вы можете предложить?

– Полагаю, вы хотите получить ее как можно скорее. – Я кивнул, и Алехандро мне улыбнулся. – Эстефан Рамирес работает в нужном стиле и быстро. Эти деньги ему пригодятся.

Я припомнил пятна краски на брюках Рамиреса.

– Хорошо. Я верну долг за то, что он для меня сделал. Как скоро?

– Возможно, всего два дня, считая от сегодняшнего.

Он очень быстро работает.

– Замечательно.

Алехандро встал и протянул мне руку:

– Очень приятно было иметь с вами дело, сэр.

– Мне тоже, сэр.

– Есть какие-нибудь мысли насчет названия?

Я кивнул:

– Пусть паук готовится проглотить «Лорику», и мы назовем картину "Пожирающий сообщницу". Если даже эта вещь ничего не вытряхнет, тогда я уже не знаю, что нам может помочь.

Глава 16

Покинув галерею Хигуэры, я решил поесть, прежде чем уйти из Меркадо. В двух псевдомексиканских харчевнях публика мне показалась вульгарной, так что я остановил выбор на китайском ресторане под названием "Сесаме инн". Не знаю, почему они держали филиал в Меркадо, но здесь я обрел знакомое и безмятежное святилище посреди пластиковых ацтекских ягуаров и грингоизированного Мехико.

Я заказал сингтао, поражаясь тому, как Китай умудряется экспортировать продукты, не будучи способным накормить свое собственное население, и устроился в отдельной кабинке. Присматриваясь к тонкой резьбе по дереву и рисункам на рисовой бумаге, я испытал смутное чувство, что когда-то был здесь или в похожем месте, но амнезия свела на нет все мои попытки связать прошлое с настоящим.

Запустив решение проблемы со Скрипичником, я чувствовал удовлетворение. Учитывая, что круг клиентов Алехандро включал в себя богатейших людей Феникса, слухи о картине должны были распространиться быстро. Выследив того, кто проявит интерес к картине, и допросив его, мы бы, возможно, сумели понять, кто такой или что такое Скрипичник. Я был уверен, что на приманку клюнут, а уж Койот любого сумеет склонить к сотрудничеству – у него по этой части большой опыт.

Перечисляя Хэлу стоящие перед нами проблемы, я умолчал об одной – я не сказал о предателе. Хэлу я мог бы довериться, но присутствие остальных заставило меня придержать язык. Каждый из них мог оказаться "тем самым", и пока считалось, что я ничего не знаю, у меня было определенное преимущество.

Почему тем не менее я доверял Гаррету? Койот сказал, что предатель сделает все, чтобы меня убить. Хотя у всех помощников Койота хватило бы духу нажать на спусковой крючок, в отношении Хэла это было не так.

Вся его деятельность, начиная от создания фонда и возни с подростками и кончая отказом от моего предложения пристрелить Генриха, говорила о том, что этот человек искренне ненавидит насилие.

Моим первым кандидатом на роль предателя по-прежнему оставался Рок Пелл. Я видел, что это бесчувственный и пустой человек, которому наплевать на все, кроме собственной выгоды. Нетрудно было представить, как он продается тому, кто больше заплатит. И все же, поскольку Койот не указал мне на него прямо, я понимал, что должен быть и другой кандидат – возможно, и не один.

Бат, несомненно, был более всех склонен к насилию, и я не должен был вычеркивать его из списка только потому, что мне приятно его уважение. Марит тоже была подходящей кандидатурой – хотя она-то уже десять раз могла прикончить меня без всякого риска. Алехандро ежедневно встречался с такими людьми, которые позвали в Феникс, а значит, его вполне могли нанять, чтобы избавиться от связанных со мной сложностей. Нэтч я с трудом мог представить в роли предателя, но дитя улицы знает, что порой ради того, чтобы выжить, приходится делать неприятные вещи. Например, перерезать мне глотку. А уж если она была заодно с Батом, справиться с этой парочкой было бы нелегко.

Джитт представляла для меня и наибольшую, и наименьшую угрозу. Являясь связной, она располагала большей информацией, чем любой другой. В принципе именно она могла дать мне ключ к тому, кто может оказаться предателем, – но добиться этого от нее было непросто, а если предателем была сама Джитт, она преспокойно бы навела меня на ложный след.

С другой стороны, Койот оказывал ей доверие, поддерживая связь со мной через нее. Эта кукла, сроднившаяся с компьютерами, вполне могла следить за нашими переговорами. Если Койот подозревал бы ее, он связывался бы со мной так или иначе, или вообще перевел бы в другую ячейку.

Тем не менее я пока еще был не готов посвятить Джитт в свои планы. Хотя ее искусство могло бы мне здорово помочь, я не был уверен, что она сохранит все в секрете, особенно от Марит. Но если «крот» – это именно Марит?

Приходилось действовать одному. Койот знал, что так получится и, думаю, хотел этого. У меня было странное чувство, что ему нужно не только, чтобы я нашел предателя, но и что-то еще. Однако не в силах догадаться, что именно, я мог только продолжать расследование и надеяться прожить достаточно долго, чтобы это узнать.

Подошел официант, и я заказал горячий кислый суп с пряностями и мясо в мандариновом соусе. Я отпил глоток пива, наслаждаясь его острой горечью. Мне пришло в голову, что единственный способ раскрыть предателя – это начать выдавать ограниченную информацию. Противник стал бы действовать, основываясь на ней, и я легко бы вычислил, кто переметнулся на другую сторону.

Заказ принесли быстро, и я заставил себя есть не торопясь. Суп был настолько острым, что у меня защипало в носу, и уксуса было не слишком много. Покончив с ним, я перешел к мясу. Это было еще одно жгучее блюдо, но его острота скрадывалась сладким, даже чуть приторным соусом. Оно понравилось мне настолько, что я подумал: если я когда-нибудь пробовал его, то непременно бы вспомнил это и разорвал тиски своего беспамятства. Я методично прокладывал себе путь среди кусочков сухого красного перца и встал из-за стола гораздо более сытым, чем входило в мои намерения.

Веселее, сказал я себе. Если Седона такова, как думает Хэл, это может быть оказаться твоим последним хорошим обедом.

Я заплатил по счету и побрел обратно в Меркадо.

Блуждая по извилистым улочкам, вымощенным булыжником, я наткнулся на интерактивный адресный справочник Центра. Потыкав пальцами в сенсорный экран, Я выяснил, где находится "Дэнни Плэйс". Чтобы добраться туда, надо было подняться на один уровень выше и наполовину пересечь Центр. До восьми времени было много, и я решил пройтись, вместо того чтобы ехать поездом.

Во время этой прогулки я впервые смог по-настоящему увидеть тот мир, в котором жили люди вроде Нерис или Марит. Беломраморные галереи сверкали на солнце, на бронзовой отделке зданий не было и следа грязи. Окна сияли чистотой, в фонтанах журчала прохладная, кристально чистая вода. Пышная зелень ласкала глаз, и Центр скорее напоминал джунгли, нежели оазис в пустыне.

Неожиданно взгляд мой упал на трех парней-латиноамериканцев, грузивших бочку с кактусом, поддон и все прочее на прицеп маленького электромобильчика.

Все они были в накрахмаленной и отглаженной униформе и выглядели шикарно. Правда, пот пятнами проступал у них на спинах, но это было неудивительно, если учесть, с каким усердием они трудились. Дружно взявшись, парни взгромоздили растение на прицеп, и один из них сразу же взял метелку, чтобы убрать землю, упавшую с поддона.

Прохожие шли мимо, словно их не существовало.

Зато у каждого из парней не сходила с лица широкая словно приклеенная улыбка. Пот заливал им глаза, но они продолжали идиотически-радостно улыбаться. На мгновение я подумал, не находятся ли они под действием наркотика, но быстрый умный взгляд их темных глаз опроверг это предположение.

Эти латиноамериканцы носили улыбки, как маски на Рождество. Иначе было нельзя. Они работали в Центре, и для них это было вершиной счастья. Рожденные в темных трущобах Затмения, они каким-то образом пробились к свету и были полны решимости сделать все, чтобы не скатиться обратно. При этом они думали не о себе, а о своих детях и внуках. Великое дело – зацепка в Центре!

Я стал приглядываться к другим людям-невидимкам – они работали по всему Центру. Женщины в униформе мыли окна. Юноши с метелками и совками патрулировали торговую площадь, подхватывая каждый окурок, брошенный местными жителями. Они кланялись и отступали в сторону, улыбаясь во весь рот в ответ на нелюбезные замечания, и лезли из кожи, чтобы продемонстрировать небожителям свою учтивость, на которую те не обращали никакого внимания.

Социал-дарвинисты заметили бы, что наиболее приспособленные к выживанию в данном обществе по праву получают то, чего другие добиваются на протяжении поколений. Еще они сказали бы, что эти трудолюбивые члены низших классов заполняют нишу, оставшуюся незанятой высшим обществом и со временем сами медленно, но верно перейдут на вершину социальной лестницы.

Я понимал, что теоретически это верно. У Алехандро Хигуэры была собственная картинная галерея, но я подозревал, что его отец или дед пришли в Феникс из самых низов. Эстефан Рамирес мог использовать свой талант, чтобы претендовать на звание состоятельного человека, но пропасть между ним и Нерис Лоринг не заполнишь никакими деньгами. Расовые, социальные и экономические преграды помешали бы ему и подорвали бы в нем веру в себя. Даже если бы Эстефан все же пробился, он стал бы игрушкой, а не человеком, к которому относятся как к равному. Забавой.

Это слово звучало в моей голове, пока я поднимался на эскалаторе к "Дэнни Плэйс". «Забавой» называло меня существо из сновидения. Не было ли у меня хозяина, покровителя, который содержал меня так же, как некоторые богачи, разбирающиеся в искусстве, могли бы содержать Эстефана? Мог ли он зваться Скрипичником?

Кстати, это объяснило бы появление во сне паукообразной твари.

Самым печальным из увиденного в Центре было вот что: таким, как Эстефан, потребуются целые поколения, чтобы достичь того, что люди, подобные Марит, имеют уже сейчас. К тому времени, конечно, богатые станут еще богаче. Между новыми и старыми всегда останется барьер, который будет лишь раздражать и разочаровывать новых. Огромная энергия будет растрачиваться впустую на ненависть к тем, кто не заслуживает даже презрения.

И, несомненно, это пороховая бочка. Генрих и его ребята – отличный тому пример. Разгневанные потерей того, что они считали заслуженным "по праву", сдающие позиции белые набрасывались на меньшинства, берущие верх. У них были не только беспочвенные представления о своем расовом превосходстве – даже их взывания к Америке заведомо были бессмысленными.

Первыми американцами были американские индейцы, а испанцы, особенно на юго-западе, пришли сюда куда раньше англосаксов. Используя порочные доказательства и сфабрикованную науку, предназначенную для того, чтобы сеять страх и ненависть, «Арийцы» пытались уничтожить тех, с кем не могли конкурировать.

Логика говорила, что поскольку все люди равны от рождения, то со всеми следует обращаться одинаково.

Но этот мир игнорировал логику, разделяя людей и ограничивая их развитие. Дотации и благотворительные программы позволяли людям не голодать, но и не побуждали их искать лучшего жребия. Система, хотя и способная смягчать жестокость жизни, обрекала людей на сумеречное существование, которое не убивало, но и не давало никакой надежды, ничего, что я мог бы назвать жизнью.

Работа в Центре позволяла жителям Затмения увидеть, что могло бы принадлежать им, и она же показывала, как трудно будет добиться этого. Результатом была восходящая спираль нищеты и горечи со стороны «номадов» и счастливого неведения о растущем недовольстве со стороны богачей.

Когда все это развалится, зрелище будет не из приятных.

Я сошел с эскалатора и взглянул на "Дэнни Плэйс".

Сквозь огромные окна был виден выцветший интерьер, с первого взгляда сказавший мне, что это нео-ретро-бар в стиле шестидесятых. С угасающим чувством душевного трепета я переступил порог, подождал, пока глаза привыкнут к режущему сверканию флуоресцентных плакатов на стенах. В углу широкоэкранный проекционный телевизор показывал сцену из старой комедии о четырех молодых музыкантах, и битловское "Я хочу взять тебя за руку" грохотало из динамиков под потолком.

Увидев Марит, машущую мне рукой, я принялся прокладывать дорогу к ней через бар. По пути я заметил две вещи, которые показались мне крайне странными.

Все официантки были высокими и стройными и носили длинные парики с прямыми каштановыми волосами. На каждой была рубашка со свободными рукавами, полиэстеровый жилет и расклешенные брюки персикового цвета. Все они носили значки с надписью "Привет, у нас День куропатки".

Еще необычнее выглядели бармены. По-моему, все они были мужчинами, хотя поручиться я мог только за двоих, потому что у них были бороды. Все были одеты одинаково: облегающие шорты, сапоги до колен на двухдюймовых каблуках, цветастые блузы и длинные светлые парики. У каждого под расстегнутой рубашкой виднелась не только волосатая грудь, но еще и туго набитый лифчик. Я представил себе, как кто-то, основательно нализавшись, всерьез принимает бармена за женщину и пробует подцепить «ее». Ну и сюрприз его ждет.

– Ретро-шестьдесят с барменами-трансвеститами. – Я поцеловал Марит. – Интересные местечки ты знаешь.

Марит, одетая в джинсовое платье, которое, вероятно, считалось новинкой в те дни, когда люди полагали, что Спиро Агню это коровья болезнь, ответила на поцелуй достаточно горячо, чтобы произвести впечатление на двух наших соседей по столику.

– На самом деле бармены – не любители переодеваний, но Дэнни, владелец заведения, требует от них этого. Зато у них хорошие чаевые.

– От такой карьеры воняет. – Я протянул руку мужчине, сидящему напротив меня. – Тихо Кейн.

– Уотсон Додд, "Билдмор оперэйшнз".

Худой до такой степени, что казался голодающим, Додд носил джинсовую жилетку, подчеркивающую узкие плечи и тонкую, как карандаш, шею. Его очки под Джона Леннона хотя и соответствовали обстановке, но постоянно сползали с ястребиного носа. Кадык у него дергался, как поплавок, а рубаха из мешковины свисала, как кожа линяющей змеи.

Мою руку он пожал с таким видом, будто я переболел чумой и все еще заразен, а потом показал на женщину рядом с собой.

– Дотти, моя маленькая родильная фабрика.

Дотти пожала мне руку крепче, чем ее муж. Свободное платье-колокол «левис» не скрывало ее беременности. Лицо казалось припухшим, и судя по ее объему и внешним признакам, до пополнения высшего класса оставался примерно месяц.

– Рада с вами познакомиться, – произнесла она, имея в виду именно то, что сказала и улыбнулась. – Марит говорит, вы завтра собираетесь в Седону. Мы с Уотсоном встретились там.

– Я слышал, Седона довольно красива.

– Духовно обогащает, – вмешался Уотсон. Он поправил очки и напустил на себя вид мудреца. – Мы учились у Вождя Пробитананда Белое Перо, когда он был на связи с Кеш-Нуром, двадцать третьим императором Лемурии. Мы ходили по огню в Церкви Огненного Просвещения, и если бы я не предпочел новую работу, научились бы ходить и по воде.

Я постарался скрыть улыбку.

– Ходить по воде? Вот это фокус!

Уотсон остался серьезным.

– Никаких фокусов, Ти, по-настоящему. Научившись хождению по огню, мы могли преодолеть любые препятствия. Мы могли использовать силу разума, чтобы оградить себя, и не обжигались, проходя по горящим багровым углям. Босыми ногами, обратите внимание, и по углям, на которых то здесь, то там появлялись язычки пламени.

– По-моему, Уот, я видел по телевизору программу "Скептиков Феникса", и там говорилось, что все это чепуха…

Его ноздри расширились, удержав очки от самоубийственного прыжка на стол.

– Идиоты! Высмеивают то, чего не понимают. Есть вещи, перед которыми наука бессильна. Разум – вот ключ к освобождению всех возможностей. Еще год учебы, и мы смогли бы пешком перейти океан.

– Какое полезное умение в нашей пустыне, – лукаво подхватила Марит.

– Я хотела поучиться летать, но Уотсон боится высоты. – Дотти улыбнулась мужу. Он сердито оглянулся на нее, но она погладила левой рукой свой живот, и огни бара блеснули на ее обручальном кольце. Гнев немедленно покинул лицо Уотсона, и он снова стал самим собой.

Появилась официантка и приняла у нас заказ на напитки. Марит выбрала риппль с ломтиком лимона, а Дотти попросила дайкири. Уотсон, несомненно, чтобы поддержать репутацию настоящего мужчины, заказал неразбавленный бурбон, добавив "двойной со льдом", и официантка посмотрела на меня.

– Я бы тоже взял дайкири. – Я подмигнул Дотти и сжал под столом колено Марит.

Уотсон обладал органической неспособностью скрыть вид самодовольного превосходства.

Началась новая песня, и Марит дернула меня за рукав.

– Пойдем, Кейн, потанцуй со мной.

Я удивленно поднял брови, а она нагнулась и прошептала мне на ухо:

– Говорят, танцевать – это все равно что заниматься сексом стоя. Хочешь проверить?

Я кивнул, и мы присоединились к многочисленной толпе, запрудившей танцевальную площадку. Нас теснили и толкали, пока мы не добрались до относительно спокойного места около середины. Музыка представляла собой голый ритм, и под нее легко было танцевать. К собственному удивлению, я без особого труда постиг движения этого танца – возможно, они были известны мне в прошлой жизни.

Марит, хотя и была одета по моде шестидесятых и танцевала под музыку шестидесятых, ничуть не выглядела старомодной. Она целиком отдалась музыке и быстро проделала ряд чувственных плавных па. Волосы прятали и открывали ее лицо, словно вуаль, а она с бесовской усмешкой на губах не сводила с меня лазурных глаз. Здесь, посреди зала, она танцевала лишь для меня, и будь у меня на уме что-то хоть отдаленно напоминающее науку, я бы без тени сомнения счел теорию относительно связи танцев и секса доказанной.

Но в доказательстве теорий вся соль заключается в том, что эксперимент должен быть повторяемым. Когда первая мелодия плавно перешла в "Этим утром я пробудился с любовью", Марит, танцуя, прижалась ко мне, поцеловала, быстро провела руками по моей груди сверху вниз и отпрянула. Позади нее, едва осознавая это, я заметил Уотсона и Дотти, проталкивающихся к нам сквозь толпу. Я оглянулся на наш столик и увидел официантку, расставляющую бокалы. И еще я увидел, что кто-то стоит рядом с ней, кто-то, кого я должен был знать.

Мне понадобилось несколько мгновений, чтобы вспомнить это мучнисто-белое лицо, и тогда я понял, почему Не узнал его сразу. Если не считать синеватого звездообразного шрама на щеке, этот человек выглядел точь-в-точь как брат-близнец того Жнеца, которому я выстрелил в лицо первой ночью в Затмении. Он не замечал меня, и его руки, затянутые в перчатки, что-то делали над столиком, хотя я не мог разглядеть, что именно. Зато я обратил внимание, что его левая рука короче правой.

Не раздумывая, я начал пробиваться к нему сквозь толпу. Он поднял глаза, увидел меня, повернулся и невозмутимо потел к выходу. Потом бросил на меня взгляд через плечо и, увидев, что я почти добрался до края танцплощадки, рванулся и побежал к двери.

Понимая, что мне его не догнать, я стремглав бросился к нашему столику и опустился на колено. На полу я нашел половинку желатиновой капсулы с остатками белого порошка и сунул ее в карман. Выпрямившись, я заметил тонкую полосу пыли на столике, дугой соединяющую мой бокал с бокалом Дотти.

Подошла Марит. Я пошатнулся, наткнулся животом на столик, оперся на него, чтобы удержаться, и опрокинул. Бокалы полетели на пол, а я сумел вызвать на своем лице такую краску смущения, словно и впрямь готов был сгореть со стыда.

Марит нагнулась и похлопала меня по спине.

– С тобой все в порядке?

Я медленно кивнул и поднял столик. Лори, наша официантка, озабоченно взглянула на меня. Я поднял руку.

– Прошу простить, это просто головокружение. Такое иногда бывает со мной после танцев. Низкий уровень сахара в крови. – Я вытянул из кармана полусотенную банкноту. – Вот, принесите нам то же самое, а сдачу оставьте себе за беспокойство.

Девушка ушла за тряпкой, а Марит задумчиво убрала прядь волос за ухо.

– Что-то не так?

Вот именно, я только что увидел, как некто, воскресший из мертвых, пытался нас отравить.

– Просто мне показалось, что я заметил старого приятеля.

– Ты его вспомнил?

– Да. – Я пожал плечами. – Я вспомнил, что он мертв, и у него есть веские причины желать, чтобы я отправился той же дорогой.

Глава 17

Когда я подробно объяснил, что случилось, Марит была потрясена больше меня. Она сумела скрыть замешательство, когда вернулись Уотсон и Дотти, но сразу же торопливо извинилась за нас обоих, и мы вышли. Мы молча прошли к лифтам и направились домой.

Когда двери лифта за нами закрылись, Марит обняла меня, и я почувствовал, что она дрожит.

– Успокойся, Марит, все не так уж и плохо. Во всяком случае, никто не пострадал.

Спрятав лицо за завесой черных волос, она всхлипнула и вытерла слезу с правой щеки.

– Знаю, Тихо, но от мысли, что я могу тебя потерять… Я не думала, что это будет так больно. – Она подняла глаза и провела по моей щеке пальцем, мокрым от слез. – Ты у меня в крови, Тихо Кейн.

Я поцеловал ее руку.

– А ты у меня. – Лифт остановился, и открылась панель трансверсора. – Рано в кровать, рано вставать, в Седону – и убийцам нас не догнать.

Несмотря на угрожающие высказывания Хэла относительно Седоны и покушение, спал я хорошо. Я был готов к новому кошмару с чудовищами, но, к своему удивлению, вообще не видел снов. Проснулся я быстро, горя нетерпением отправиться в путешествие. Приняв душ и наскоро позавтракав, мы с Марит отправились вниз за ее "рейндж-ровером".

Марит надела бриджи цвета хаки, рубашку сафари такого же цвета и сапоги до колен. У ее левого плеча красовались четыре патрона к дробовику, а в руках она несла футляр, где лежал помповый «моссберг» с пистолетной рукоятью и укороченным стволом. На бедре у нее болтался "кольт-питон магнум" и обойм к нему было достаточно, чтобы выиграть небольшую войну. Черные очки и черная кепочка-бейсболка завершали ее наряд.

Мне пришлось довольствоваться своими ботинками, джинсами и одной из тех рубашек, которыми снабдил меня Роджер. Под рубашку я, как всегда, надел бронежилет, а сверху – наплечную кобуру и ветровку, скрывающую пистолет. Я прихватил два полных запасных магазина и сунул в ружейный футляр Марит коробку патронов. Хотя я и не думал, что нам представится случай пострелять, но считал, что ради чувства безопасности можно смириться с разочарованием.

Ярко-красный «рейндж-ровер», с которого еще капала вода после мойки, был заправлен под завязку. В нем имелся холодильник, который Анна забила прохладительными напитками, сандвичами и виноградом. Я пристроил ружейный футляр на заднем сиденье, а сам влез на штурманское место. Марит скользнула за руль, и мы отбыли в Седону.

Хотя мы выехали рано, я все равно предполагал встретить оживленный поток людей, торопящихся на работу, но когда я сказал об этом Марит, она только покачала головой.

– Не забывай, дорогой, что те, кто работает в Центре, обычно живут здесь или приезжают из Затмения на лифтах. Оживленное движение можно увидеть, как правило, только в августе, когда жители Феникса уезжают в Сан-Диего в связи с сезоном муссонов.

– Муссоны? В пустыне?

– Муссоны. Они обычно приходят неделей позже, в начале июля. Грозы с молниями, каких ты никогда не видел. – Она улыбнулась. – Забавно, но когда после бури раскрывают Застывшую Тень, люди все равно не могут увидеть звезды, потому что все небо затянуто тучами.

Разговаривая, Марит легко вела «рейндж-ровер» мимо легионов припаркованных автомобилей. Одни были в пыли, другие – даже в такую рань – уже натерты воском и отполированы. Если бы не разнообразие марок, можно было подумать, что мы едем по трюму гигантского корабля для перевозки машин.

"Рейндж-ровер" взлетел на пандус, ведущий на Десятую автостраду. Мы выехали на нее как раз за туннелем, проходящим под Центром, и почти сразу же попали на развязку с автострадой № 17. Когда мы свернули на север, я вытянул шею, пытаясь разглядеть то кладбище в Бокстоне, где погиб Бак, но ничего не увидел.

Марит, пользуясь отсутствием встречных машин, включила дальний свет.

– Надо вовремя заметить спринтеров, чтобы увернуться. Бедные ублюдки.

– О чем это ты?

– Система заботится о народе. Если ты ни на что больше не годен, можешь продать свое право голоса корпораторам или политиканам, и они о тебе позаботятся.

Для многих это не так уж и плохо: кормежка три раза в день, пива достаточно, чтобы напиться до одурения, и наконец, телевизор. Чертовски много для парней, которые не смогли удержаться на работе.

Я нахмурился.

– Не думаю, что участь этих ребят так уж хороша.

– Верно, зато устанавливается нижний уровень, дальше которого упасть невозможно. И при этом никто не запрещает тебе заниматься чем угодно и где-то работать – только большинство тех, кто выбрал этот путь, просто сдаются. Они вроде как умирают и ждут лишь того, чтобы прибрали и тело.

– А спринтеры?

– Это бегуны по автострадам. Самоубийцы. Они разочаровываются в жизни и решают уйти из нее, но на них лежит ответственность за семью. Вот они и выбегают на автостраду, а если ты идешь под сотню миль в час, как мы сейчас, гибнут не только эти придурки, но и водитель.

Внезапно я понял, куда она клонит.

– То есть человек надеется, что его семья получит страховку от твоей страховой компании?

– О крупных выплатах в таких случаях болтают по всему городу, но это не более чем легенды. Страховые компании, используя купленное право голоса, провели закон, по которому всякий, кто занимается спринтерством, признается, по сути дела, виновным в покушении на убийство. Закон не только освобождает страховые компании от любых выплат по отношению к спринтерам, но и возлагает на жертву и ее имущество ответственность за повреждение автомобиля. – Она покачала головой. – Я знаю семьи, целиком разорившиеся в результате этого, и не хочу, чтобы это случилось с кем-то еще из-за меня.

Мы выехали из Затмения вблизи умирающего городка Дель Вебб – когда-то здесь был процветающий интернат для отставников. Температура снаружи зашкаливала за сто десять по Фаренгейту, и в окно я видел пустыню, по большей части состоящую из растрескавшейся глины и низких колючих кустарников.

Начался затяжной подъем на Моголлонскую гряду к Флагстаффу. Мы проезжали по местам с веселенькими названиями вроде Ручей Большого Жука или Кровавый Пруд, а почва вокруг смахивала на черепки разбитых горшков из красной глины.

Чем дольше я всматривался, тем больше убеждался, что эта местность совершенно чужда мне. Скалы, скалы и опять скалы – повсюду. Камни, чудом удерживающиеся на крутых холмах, с которых давно снесло всю землю. Кактусы каким-то образом укоренились в спекшейся почве, и я не сомневался, что в каждой трещине, в каждой тени скрываются скорпионы и гремучие змеи.

По мере того как мы поднимались из долины, ландшафт понемногу менялся. Пустыня превращалась в засушливую прерию, хотя и не становилась при этом гостеприимнее. Редкие деревья, которые попадались на глаза, были чахлыми и засохшими. Рыжая пшеница, судя по цвету, созрела для уборки, но не поднималась выше колена.

Я поискал взглядом коров или другой скот, но не заметил ни одного живого существа.

Не было даже сбитых зверьков на дороге.

Я поглядел на Марит, но ее убогость пейзажа, по-моему, нисколько не трогала. На секунду меня это обеспокоило, но потом я вспомнил, что она смотрит на вещи иначе, чем я. Я взял с нее пример и попытался успокоиться.

– Марит, так как ты связалась с Койотом? Ты кое-что объяснила прошлым вечером, но не все.

Она взглянула на меня так, словно не слышала вопроса, но прежде чем я успел его повторить", с застывшим лицом ответила:

– Я надеялась, что до этого не дойдет, не ты имеешь право знать. В группу меня привел Рок.

Она искала на моем лице признаки осуждения, во не нашла.

– Я давно знала Рока и… Ну, я прибежала к нему в такое время, когда мне было очень несладко. Сначала мы просто дружили, а потом у Койота возникли кое-какие сложности, и Рок подумал, что я могу помочь. Он устроил нам встречу, вот и все.

Я сурово усмехнулся.

– Это ответ на многие мои вопросы. И давно ли вы с Роком расстались?

Марит смотрела прямо перед собой.

– Полтора года назад. Рок до сих пор ревнует, но наши миры пересекаются редко, так что он ничего не может поделать. – Марит слабо улыбнулась. – Надеюсь, ты не станешь терять рассудок? Разговор о прошлых любовниках не слишком приятен, но Рок частенько ведет себя как осел, и я чувствую себя лучше, если не принимаю это близко к сердцу. Ты-то, надеюсь, не сумасшедший?

– Ты не моя собственность. Я не знаю, что с тобой было неделю назад. Какое же я имею право сердиться на то, что произошло, когда меня вообще не было? – Я ободряюще похлопал ее по руке. – С другой стороны, если он начнет тебя беспокоить, а ты не захочешь разбираться сама, я к твоим услугам.

– А, галантность еще не умерла. – Она перекинула переключатель сигнала поворота и свернула на шоссе номер 179, ведущее в Седону. – Седона и страна красных скал – места необычные. Прошло два года с тех пор, как я была там последний раз, и тогда они были просто великолепны. Надеюсь, они не слишком изменились.

Я никогда не бывал здесь и не мог судить об изменениях, но согласился, что местность очень красива. Красные скалы вздымались со дна каньона, как горы, привезенные с Марса. Вдоль течения Оук Крик росли тополя и зелень составляла чудесный контраст с кроваво-красным цветом самой земли. Если бы даже предполагаемые энергетические узлы не существовали, одна красота Седоны привлекла бы сюда немало туристов.

К сожалению, из-за этих узлов здесь было больше населения, нежели бы хотелось. Мы въехали в Седону и припарковались перед Гостевым центром. Это был бы обычный купол, если бы не швартовочная мачта для НЛО, торчащая из него как шпиль, и не приветствия рядом с дверью. Помимо надписей на французском, английском, немецком, японском, корейском, китайском и испанском языках, я приметил еще три ряда причудливых символов, большей частью составленных из геометрических фигур, – нет сомнения, это были слова "Добро пожаловать" на внеземных языках.

Немного поспорив, Марит все же согласилась оставить дробовик в «ровере». Мы вошли в здание и были немедленно атакованы клубами мескитовых благовоний.

Приглушенная музыка, звучащая отовсюду, была раздражающе неуловимой, и, насколько я мог разобрать, то появлялась, то исчезала, без всякой закономерности. Настенные плакаты представляли собой мешанину из рекламных снимков конца шестидесятых и фотографий тех же ландшафтов с силуэтами НЛО, не то застигнутых в момент посадки, не то пририсованных позже с помощью аэрографа.

Человек за конторкой улыбнулся нам и на первый взгляд показался мне обыкновенным парнем, пока я не заметил подкладку из фольги на его бейсболке с надписью "Смотри, Седона, я это сделал".

– Приветствую вас. Не встречались ли мы в наших. прошлых жизнях при дворе Елизаветы, королевы-девственницы?

Я улыбнулся ему в ответ:

– Не знаю, друг мой. Моему отцу идет седьмой десяток, и он скоро выйдет в отставку. Мы хотели бы поинтересоваться, не могли бы вы дать нам какие-нибудь сведения об интернатах для отставников в этих местах.

Мы хотим забрать его из Феникса и привезти сюда.

– Город в Озере. – Человек поскреб свою кепочку, и я заметил у него на груди карточку с именем: "Рамзес".

– Это интернат для отставников?

– Нет, так мы называем Феникс. – Рамзес нагнулся и застучал по клавиатуре компьютера, потом бросил взгляд на старый телевизор, приспособленный вместо монитора, двинул его в бок и уставился на экран. – Есть ли у вашего отца членство какой-нибудь группы?

Я покачал головой:

– Членство?

– Масоны? Иллюминаты? Церковь Огненного Просвещения Вождя Пробитананда Белое Перо?

– Нет, боюсь, что нет.

Рамзес с шипением втянул в себя воздух и снова набросился на клавиатуру. Наконец он ударил по клавише ввода и взглянул на меня.

– Поиск займет некоторое время, но я бы не возлагал на него особых надежд.

– Почему же?

Он улыбнулся сочувственно – насколько мог.

– Большинство зданий в этих местах принадлежат различным фондам, церквям, ассоциациям, сетям и межзвездным союзам, которые пришли в Седону ради силы, сосредоточенной здесь. Вряд ли удастся подыскать что-то человеку без членства. – Компьютер запищал, и он с удивлением уставился на экран. – Во имя Богини!

Этот вопль вызвал во мне интерес.

– Да?

– Как странно… Должно быть, Мари ввела на прошлой неделе… – Рамзес широко улыбнулся. – Вам повезло, мистер… нет, не говорите, я медиум…

– Кейн, – сказал я.

– Лэйн, конечно. Ну, мистер Лэйн, Ранчо Скрипичника, возможно, именно то, что вам нужно.

– Извините, меня зовут Кейн. Как вы назвали это место?

– Ранчо Скрипичника. Это интернат для высокопоставленных отставников. Его открыли месяца два назад, но в контакт с нами вошли только сейчас. Здесь написано – "Мы рады забавам". Проедете из города примерно четыре мили по Фон Фалькенберг-роуд, а там увидите.

Я кивнул:

– Спасибо, Рамзес, вы очень мне помогли.

– Вы наш желанный гость, сэр. Если вам и миссис Мак-Лайн захочется еще раз встретиться с нами, мы будем рады вас принять.

Мы с Марит поспешно ретировались к «роверу». Отпирая автоматические замки на дверцах, она покачала головой:

– Тебе не кажется, что все получилось подозрительно удачно?

– Если вон те облака будут продолжать двигаться с такой скоростью, то нет.

– Это Аризона, к твоему сведению. Если погода тебе не понравилась, подожди минутку, и она переменится.

На горизонте, быстро приближаясь, скользили по небу охваченные паникой стада грозовых облаков. Между ними вспыхивали желтые молнии, а ниже облаков висела стелющаяся по земле грязно-бурая завеса, поглощающая все детали.

– Что это?

– Пыльная буря. Кстати, может оказаться опасной.

Я вытащил солнечные очки "Серенгети вермильонз" и надел их. Обычно цветные линзы отфильтровывают свет так, что позволяют неплохо различать детали в тумане или в пыли, но это был не тот случай. Куда бы ни упал мой взгляд, он словно упирался в стену.

– Поедем или переждем в городе? – Марит повернула ключ зажигания, и мотор заурчал.

– Как скажешь. Ты за рулем.

Она взглянула на карту и усмехнулась по-волчьи.

– Едем.

Я пристегнул привязные ремни. Мы двинулись по извилистой главной улице и на другом конце города увидели поворот на Фон Фалькенберг-роуд. То и дело сверяясь с картой, мы свернули с шоссе номер 197 на проселок, проходивший через небольшой каньон, и за облаком пыли от колес скрылся город и настигающая нас буря.

Мы миновали особенно крутой поворот, и вдруг тьма сгустилась над нами, словно мы снова оказались в Затмении. Ветер ревел как раненый бык, и песок шипел, стегая «рейндж-ровер». Гравий и камни забарабанили по автомобилю, и пыльная буря обрушилась на нас с полной силой. Марит немедля включила фары, и два световых конуса вонзились в бурую мглу, но почти сразу раздался резкий треск, и левая фара погасла.

Огромное перекати-поле пронеслось сквозь единственный луч света и ударилось о ветровое стекло. Марит вскрикнула и крепче вцепилась в руль.

– Я ее потеряла! Дорогу! Она пропала!

На одну тошнотворную, мучительную секунду движение «ровера» вновь стало плавным, словно мы возвращались в Феникс по автостраде номер 17. Потом сила тяжести вновь притянула его к земле, и мы помчались наугад в темноту.

Глава 18

Очнуться в смятом и разбитом «рейндж-ровере», чувствуя, как пыльная буря хлещет тебя по глазам, – ощущение не из приятных. А еще неприятнее обнаружить, что острый запах, который привел тебя в чувство, – это запах бензина из пробитого бензобака.

Повиснув на привязных ремнях, я помотал головой, чтобы прояснилось в мозгах, но в результате она только еще сильнее заболела.

Я поднял левую руку ко лбу, и мои пальцы стали красными от крови. Повернув зеркальце заднего вида, я увидел, что она сочится из здоровенной ссадины и стекает к правому виску. Из этого я сделал единственно верный вывод: машина лежит на боку.

– Хорошо, что жив остался. – Я ударил по кнопке разъединения ремней и грохнулся вниз, ударившись о приборную доску. Колени заныли, в голове застучало.

Развернувшись, словно червяк, я вылез через проем, где раньше было ветровое стекло. Судя по состоянию машины, мы скатились на дно оврага, но, пока я не выбрался из «ровера», у меня был более оптимистичный взгляд "на последствия аварии.

Панели кузова и детали машины рассыпались по склону повсюду, насколько позволяла завеса пыли. Чудом сохранившаяся часть капота была смята, как лист папиросной бумаги. Задняя часть «ровера» провисла там, где лопнула рама. Кабина не смялась в лепешку только милостью божьей, потому что в крыше виднелось несколько глубоких вмятин и пара дыр с зазубренными краями.

Ветер ударил мне в спину, и внезапно я смутно припомнил, что в машине со мной был кто-то еще.

– Марит! МАРИТ! – закричал я, борясь с ветром.

Водительской дверцы не было! Я начал карабкаться вверх по склону холма, с которого мы скатились, выкрикивая ее имя и пытаясь сквозь слезы и пыль разглядеть человеческий силуэт.

Только когда буря улеглась, я нашел Марит. Ее выбросило сразу после аварии, и каким-то чудом она почти не пострадала. Она лежала на левом боку, лицо ее было закрыто волосами. Опустившись рядом с ней на колени, я перевернул ее на спину и убрал их. Она дышала ровно и пульс был нормальный, но на левой руке у нее был серьезный перелом. Кость торчала сквозь кожу, и кровь кольцом стекала по руке. Ей, должно быть, было очень больно, но еще больнее было бы, если бы я попытался вправить кость. Укрытие. Ей нужно укрытие, а потом я должен найти помощь.

Я сам был в шоковом состоянии, но все же у меня хватило здравого смысла сообразить, что я не смогу отнести ее в безопасное место. Во-первых, я просто не представляю, где его найти, а во-вторых, сейчас у меня просто не хватит сил. Возможно, я сумел бы пешком вернуться в Седону и попросить Рамзеса послать кого-нибудь за Марит, но принести ее с собой я был не в состоянии.

Оставалось только надеяться, что, пока меня не будет, с ней ничего не случится. В конце концов пыльная буря кончилась…

И тут разразилась гроза.

Даже пострадав от амнезии, я знал, что никогда не видел такой грозы. Сначала появились черные тучи, которые казались еще плотнее и тяжелее, чем Застывшая Тень.

Потом многозубые вилки молний рванули к земле, и ослепительный свет на мгновение озарил глубины облачного покрывала. Словно взрывы гранат, загрохотал гром, и первые капли дождя ударили в меня, точно пули.

Они были крупные, полновесные, сильные – и такие теплые, что казались скорее кровью, а не водой. Ливень стремительно нарастал, словно хотел довершить то, что, начала буря.

Молнии то и дело заливали ландшафт серебряным огнем, и в этих вспышках красные скалы выглядели и впрямь залитыми кровью. Дождь, похожий на кровь, бичевал меня, а я старался своим телом прикрыть Марит.

Миллионовольтные разряды безжалостно штурмовали землю, и раскаты грома сливались в моих ушах в один непрерывный рев. В свете молний казалось, что полотнища дождя останавливаются на лету, чтобы потом еще сильнее обрушиться на меня.

Грозовой фронт прошел почти так же быстро, как налетел, и ливень сменился моросящим дождем. Какое-то время я оставался в напряжении, ожидая возобновления атаки; я понимал, что стихия обманывает меня и, как только я попытаюсь встать, снова швырнет меня на колени. Мы осмелились бросить ей вызов, мы хотели бежать от нее, и она сбила нас, как охотничий сокол сбивает кролика на бегу.

Когда гром замер вдали, и в ушах у меня перестало звенеть, я встал и огляделся. Высокие скалы, стоявшие на страже вокруг каньона, сияли лиловым огнем. Я потянулся к ближайшей, но не ощутил тепла, а отдернув руку, обнаружил на каждом пальце конус лилового пламени. Оно поползло по руке вниз, к эластичной манжете ветровки, окружило запястье огненным ореолом, но единственное, что я чувствовал, было мягкое, игривое щекочущее пощипывание. Словно буря, избив меня, теперь хотела загладить свою вину.

За спиной у меня вспыхнуло золотое сияние, и на Марит упала моя длинная тень. Я повернулся и поднял руки, заслоняясь от яркого света. В шести футах плыл на высоте моей головы сияющий золотой шар, увенчанный медной короной. Он медленно облетел меня по кругу, словно наблюдая за мной и пытаясь решить, чем может быть это жалкое промокшее создание.

Откуда-то из глубины моего сознания всплыло название того, что я видел. Лиловое свечение на скалах и на моих пальцах было огнями святого Эльма, а золотая сфера – шаровой молнией. Рассудком я понимал, что атмосферные условия идеальны для образования и того и другого, то есть это естественные явления, но, только что пережив грозовой блицкриг, я почувствовал в сердце страх. Что бы ни представляли собой эти явления, какие бы объяснения ни давали им бесстрастные ученые, я знал, что они – не от природы.

Золотой шар закончил облет и вдруг подпрыгнул в воздух на высоту футов двадцать. Пока я на него смотрел, с ним начали происходить странные метаморфозы. Золотой свет превратился в зеленый, а сфера перетекла в яйцевидную форму. Потрескивая, она продолжала вытягиваться, превращаясь в голубоватый прут, и на середине этого превращения от него отделилось множество крохотных зеленых шариков, очень похожих на молодые горошины.

Я не успел помешать: шарики, которых было неисчислимое множество, устремились к земле и заключили Марит в светящийся зеленый кокон. Я протянул руку, чтобы смахнуть их, но голубой прут налетел на меня, шипя и искрясь. Я отпрянул и почувствовал запах горелого пластика: на рукаве ветровки расплывалась оплавленная дыра.

Прут пронесся мимо меня и пробил треснувший бензобак «ровера». Голубое сияние утонуло в кипящем шаре красно-золотого огня, который покатился по дну каньона.

Горящий «ровер» наполовину вкатился на дальний склон, лениво вернулся обратно и улегся в огненной луже.

Взрывная волна с силой толкнула меня и бросила на Марит. Я успел выставить руки, чтобы не упасть на нее, и камень вонзился мне в левую ладонь. Отдернув руку, я увидел порез, но он не причинил мне боли – зато снова заныли ушибленные о приборный щиток колени.

Зеленый кокон пропал, и в колеблющемся свете горящего «ровера» я увидел, что Марит открыла глаза и повернула голову ко мне.

– Только спокойнее, Марит. Мы попали в аварию.

Тебя ранило. Я приведу помощь.

Она нахмурилась и приподнялась, опираясь на правый локоть. Левой рукой она схватила меня за запястье.

– Сдается мне, милый, что ранило только тебя.

Я уставился на ее левую руку. Сложный перелом исчез. Крови не было. Я вгляделся внимательнее, но не увидел даже шрама в том месте, где была рана.

– Твоя рука. Она была сломана.

Марит осторожно дотронулась до раны у меня на лбу.

– Ты уверен? Как ты себя чувствуешь?

Что же, мне все это привиделось?

– Я не сошел с ума, Марит. Я помню, что я видел. У тебя была сломана рука, а потом золотой шар начал… – Я замолчал, сообразив, как нелепо звучит эта история. – Надо выбраться отсюда.

– Согласна. – Она поднялась на ноги и помогла подняться мне. Накатила волна головокружения, и я чуть не упал, но Марит поддержала меня.

– Спасибо.

– Не стоит. Эта ссадина у тебя на голове выглядит скверно. – Она отвела меня под защиту скалы и усадила. – Посиди здесь. Я вернусь в Седону и приведу помощь.

– Нет, я сам! – Я почувствовал себя беспомощным и слабым. Одежда вдруг показалась тяжелой и холодной, я начал дрожать. Последние раскаты грома таяли вдали, как и моя уверенность в том, что увиденное мной было на самом деле.

Яркая вспышка молнии высветила на краю каньона двоих. Их силуэты казались свитыми из колючей проволоки и внушали угрозу. Я с трудом преодолел побуждение выхватить пистолет и выпустить в этих двоих всю обойму – но, честно говоря, я сомневался даже в том, что они вообще существуют, не говоря уже о том, что опасны так, как подсказывало мне подсознание.

Впрочем, вопрос, реальны ли эти люди, решился сам собой: они пустили лошадей вниз по узкой тропке, и в свете горящего «ровера» я увидел, что они одеты в широкие черные дождевики и ковбойские шляпы. Потом послышалось цоканье копыт, звяканье шпор и скрип кожи.

Всадники достигли дна каньона и направились к нам.

– Здорово, друзья, – приветствовал нас мужчина, который ехал первым. – Кажись, ваша железка приказала долго жить.

Марит, хоть и была насквозь мокрой и вымазанной в грязи, пустила в ход свое обаяние.

– Буря застигла нас врасплох.

– Бывает. – Мужчина сплюнул, и я понял, что вздутие у него на щеке – это табачная жвачка. – А мы тут проверяли стадо, когда накатила гроза. Возвращались домой и заметили огонь. Решили посмотреть.

Второй всадник выехал вперед, и когда он поднял голову, я увидел нежный женский профиль.

– Вы можете поехать с нами. Приведете себя в порядок, а потом мы отвезем вас в город на грузовике. – Женщина негромко рассмеялась, но почему-то это выглядело неестественно, и я насторожился. – Или вы настроены оставаться здесь и ждать, пока мы не вернемся домой и не позвоним в полицию?

Мужчина взглянул на нее.

– Если только буря опять не порвала провода.

– Верно, буря была ужасная. – Женщина улыбнулась Марит. – У меня найдется сухая одежда – если вас, конечно, не беспокоит, что она будет вам малость тесновата.

Мужчина освободил одно стремя и протянул руку Марит. Она поставила ногу в стремя и села позади него.

Он взглянул на меня, пожал плечами:

– Надо уравнять груз лошадей, – и сказал Марит через плечо:

– Держись за меня покрепче, милашка, а то, не дай бог, упадешь.

Женщина подъехала ко мне. Поскольку Марит не проявила признаков беспокойства, то и я подавил искушение сдернуть женщину с лошади и всадить в нее пять-шесть пуль. Вместо этого я поставил левую ногу в свободное стремя и был удивлен, с какой силой она помогла мне забраться в седло.

– Прижмитесь сильнее, иначе можете соскользнуть с седла, когда мы станем взбираться по склону. Обнимите меня за талию и держитесь крепче. – Женщина ухватила меня за бедро и подтянула к себе, заботясь, по-моему, больше о собственном удовольствии, чем о моей безопасности. – Не бойтесь, – прошептала она, – я не сломаюсь.

Горящий «ровер» быстро остался позади, и когда мы начали подниматься на край каньона, мне в самом деде пришлось обхватить ее крепче, чтобы удержаться в седле.

На горизонте сквозь поредевшие тучи пробивался золотистый солнечный свет, но над равниной, по которой мы ехали, еще сверкали молнии, и очередная вспышка вырвала из темноты что-то приземистое и угловатое – дом, к которому мы направлялись.

Когда мы подъехали ближе, я увидел, что он стар и потрепан непогодой.

– Похоже, света нет, – заметил мужчина, который вез Марит.

Женщина кивнула:

– Пожалуй, придется опять зажигать свечи.

Мужчина полуобернулся к Марит:

– Знаете что-нибудь о лошадях?

– Я ездила верхом, только немного.

– Хорошо, – спешившись перед домом, он повернулся и, взяв Марит за талию, вынул ее из седла и осторожно поставил на землю. Его руки задержались на ее талии немного дольше, чем необходимо, но кроме меня, казалось, никто этого не заметил. – Тогда вы поможете мне устроить лошадей, а ваш друг и моя жена тем временем соберут что-нибудь на стол.

– Я не прочь поработать за харчи, – улыбнулась Марит.

– Вот и отлично.

Его жена подождала, пока я слезу, потом быстро спешилась, повернулась и внезапно столкнулась со мной грудь в грудь. Она ухватила меня за запястье, чтобы удержаться на ногах, и улыбнулась.

– Простите, я думала, вы уже отошли.

Муж взял поводья ее лошади, а она, не отпуская моей руки, потащила меня на веранду.

Марит, которая увлеченно шепталась и пересмеивалась с мужчиной, ничего не заметила.

На столбике у веранды висела деревянная дощечка с выжженной надписью: "Доннеры".

Женщина открыла дверь без ключа.

– Нам тут не от кого запирать двери. Иногда во двор забредает койот или искатель энергетических воронок, но с ними хлопот не бывает.

Войдя в дом, она скинула дождевик и шляпу, чиркнула спичкой и поднесла ее к свече на столике у двери.

Когда запах серы рассеялся, в ноздри мне ударил затхлый дух старого дома и ветхой мебели. Воздух был слегка застоявшимся, словно в доме долгое время никто не жил.

Подозрения вновь проснулись во мне, но я отнес их на счет мнительности, одолевшей меня после взрыва «ровера». Вполне может быть, что, регулярно объезжая стада, они действительно бывают здесь редко – или, что даже более правдоподобно, дом показался мне затхлым после свежей, омытой дождем равнины.

Женщина двинулась в глубь дома словно какое-то сказочное создание. Касаясь горящей свечой других свеч, она буквально озарила путь в кухню, и теперь я своими глазами увидел то, в чем уже убедились мои руки во время поездки. При среднем росте у женщины была очень тонкая талия и широкие бедра. Мокрые джинсы облегали ее словно вторая кожа, и фигура у нее была, несомненно, куда выигрышнее, чем у Марит.

Пламя свечей зажгло золотистые искорки в ее длинных белокурых волосах. Она повернулась и, встретив мой восхищенный взгляд, улыбнулась, а потом рассмеялась гортанным смехом.

– Давайте посмотрим, что у нас найдется перекусить.

Как зачарованный, я пошел за ней в кухню. Выдернув длинный хлебный нож из чурбана возле печи, она показала им на большую прямоугольную глыбу, смутно видневшуюся в углу комнаты. Свет маленьких огоньков отразился на острой кромке лезвия.

– В леднике есть мясо. Можно нарезать его и сделать сандвичи.

С большой неохотой я отвел от нее взгляд и пошел к холодильнику. От растерянности я не придал значения тому, что она назвала его ледником. Меня не насторожил свет в холодильнике: я знал, что лампочке положено загораться, когда открывается дверца, и мой разум не связал это воедино с предполагаемым отсутствием электричества в доме. Не это включило сигнал тревоги у меня в голове.

Включила его стариковская голова, лежащая на верхней полке. В выпученных глазах застыл весь ужас его последних мгновений. Под головой на разных полках были аккуратно разложены другие части тела, и подгоревший ломоть мяса на тарелке лежал в застывшем соусе рядом с остатками печени, завернутой в прозрачную пленку.

Выброс адреналина прошел сквозь меня словно молния. Я повернулся, уже выхватив «крайт», и отскочил в сторону. Холодильник залил светом безумную женщину, несущуюся на меня с поднятым ножом. Она рубану, да по тому месту, где я только что был, и зарычала, словно дикое чудовище в облике человека.

Я сдвинул предохранитель «крайта» и нажал на спуск. Первая пуля попала ей в плоский живот и бросила ее на кухонный стол. Нож выпал из ее пальцев, и я выстрелил снова. Пуля ударила ей в левое плечо, развернула и опрокинула наземь.

Я хотел перепрыгнуть через упавшее тело, но та, кого я уже считал мертвой, протянула руку и поймала меня за лодыжку. Я упал, больно ударившись левой рукой, а когда перекатился на спину, она снова нависла надо мной угрожающей тенью. Я инстинктивно ткнул в нее пистолетом и нажал спусковой крючок.

Первая пуля швырнула ее в холодильник и голова старика скатилась на пол. Вторая пуля попала ей в горло, и свет сразу стал красным. Последний выстрел разнес женщине череп, а заодно и бутыль с вином, стоящую на верхней полке.

На полу возле холодильника растеклась багровая лужа. Я ногой отпихнул голову старика и встал, неотрывно глядя на женщину и готовый при малейшем движении стрелять снова. И тут я услышал снаружи, крик. Явственно представляя себе вместо головы старика голову Марит, я рванулся через прихожую к двери, выскочил на веранду, перемахнул через перила и побежал к конюшне.

Мужчина, волоча Марит за руку, выбежал из дверей и нырнул за угол. Я сделал рывок через открытое место, прижался спиной к стене конюшни и быстро выглянул из-за угла. Мужчина стоял неподалеку, сжимая левой рукой запястье Марит. Он был безоружен. Я сделал глубокий вдох и выскочил из-за угла, выставив перед собой Пистолет.

Никого!

Я рванулся вперед, туда, где они только что были, и не увидел никаких следов. И вдруг, сделав еще один шаг, я увидел их снова, но на расстоянии, большем, чем "можно было пройти за эти мгновения.

– Отпусти ее!

Мужчина остановился. Его дождевик медленно превращался в плащ. Рубашка "в красную клетку и джинсы стали алой "туникой и голубыми средневековыми панталонами. Ковбойские сапоги превратились в ботфорты с отворотами, напомнившие мне корсаров далекого прошлого. Шляпа плавно преобразилась в черный бархатный берет, из которого проросло длинное зеленое перо, и я впервые заметил, что уши у него заостренные.

Марит вцепилась ногтями ему в запястье и вырвалась. Быстрее нападает змея – он ударил ее тыльной стороной руки, и она, упав на землю, осталась лежать неподвижно. Мужчина поднял правую руку, и его глаза вспыхнули фосфорическим блеском.

– Теперь ты в моих владениях, дитя человека! Здесь ты и умрешь!

Огни святого Эльма замерцали на кончиках его пальцев и собрались в большой огненный шар. Шар устремился ко мне, но я выстрелил два раза, и он взорвался, не долетев. Я перенес прицел на мужчину и еще дважды нажал спуск. Обе пули попали ему в грудь и опрокинули наземь.

Помня о схватке с его «женой», я подбежал и разрядил в него весь магазин, пустив последнюю пулю в голову. Вогнав в «крайт» новую обойму, я некоторое время следил за ним и, только удостоверившись, что он мертва отступил туда, где в желтоватом тумане, стелющемся п6 земле, лежала Марит.

На лице у нее был синяк, из рассеченной губы сочилась кровь, но в остальном она выглядела вполне сносно, хотя и была без сознания. Я улыбнулся и погладил ее по здоровой щеке.

– Не бойся, малыш, теперь мы вернемся домой.

Уловив мерный шелест ее дыхания, я внезапно осознал, что больше не слышу грома. Я сделал шаг, но гравий не заскрипел под моими ногами. Туман у самой земли бывает и в Аризоне, особенно после грозы, но желтый?!

Повернувшись, я не увидел ни дома, ни конюшни – вообще ничего. Насколько хватало глаз, расстилался подернутый желтым туманом невыразительный серый ландшафт с редкими вкраплениями каких-то лиловых пятен.

Я поднял глаза, ожидая увидеть звезды, но небо было пустым. Мой рассудок возопил о мести, и я пожалел, что позволил этому человеку умереть столь легкой смертью – если только он в самом деле был человеком.

Я опустился на колени рядом с Марит и отогнал туман от ее лица.

– Я обязательно верну нас домой, Марит. Обещаю.

"Как только соображу, к какому черту нас занесло".

Глава 19

Можно щелкнуть каблуками и повторять "Лучше дома места нет", но сомневаюсь, что в данном случае это поможет.

Я обернулся и увидел человека – или, если быть точным, человеческий силуэт. Он был черным на черном, и я бы даже подумал, что это моя собственная тень, если бы не очертания бородки-эспаньолки и неяркий золотой ободок кольца на безымянном пальце его правой руки.

Тень пошевелила рукой, и я разглядел на кольце тот самый загадочный рисунок, который я видел во сне и нарисовал Хэлу, – символ, принадлежавший, по словам Хуаниты, Эль Эспектро.

– Впервые я увидел вас во сне. Быть может, я и сейчас сплю?

Тень вежливо рассмеялась.

– Нет, вы не спите, а если бы спали, то это, разумеется, был бы кошмар.

– Если верить горничной Марит, вы Эль Эспектро.

Человек рассмеялся снова, и на этот раз более искренне.

– Я думаю, что это возможно, хотя я уже позабыл, сколько разных имен носил. – Раскрыв руки, он обвел окружающую местность. – И еще я думаю, что лучше бы нам покинуть это место.

Я взглянул на гладкую, лишенную особых примет равнину.

– Где мы?

Эль Эспектро подошел к мертвецу и потрогал его ногой.

– Вероятно, это пристанище в протоизмерении он веками использовал для доступа в ваш мир. Это нехорошо, потому что оно соединяется с его родным измерением, и из-за этого у нас могут быть неприятности.

– Измерение? Кто этот чертов Доннер и что вы называете измерением? – Во рту у меня внезапно пересохло, и я почувствовал, что желтый туман отдает серой. – Откуда этот запах?

Человек-тень повернулся ко мне:

– Я отвечу на все ваши вопросы, хотя, возможно, вас не слишком обрадуют мои ответы, а потом нам надо будет уходить, если вы хотите остаться в живых. Вам придется делать все, что я скажу, не спрашивая ни о чем. Вы поняли?

– Да.

– Хорошо. Это был драолинг – по-вашему, законченный социопат в полном смысле этого слова. Он занял место Льюиса Кезеберга на Траки Лэйк в 1846 году и инспирировал акты каннибализма, связанные с легендой о "пирушке Доннеров". Когда полиция напала на след, он вернулся сюда и предоставил настоящему Льюису Кезебергу расхлебывать кашу. Он, или кто-то другой из его гнусного рода, ответствен за деятельность Джека Потрошителя, а сорок лет назад тоже, возможно, именно он подписался именем «Зодиак» под серией убийств в Калифорнии. Судя по имени, которое он себе выбрал, у него было чувство юмора. – Эль Эспектро указал в направлении, которое я считал южным; – Скажите мне, что вы видите?

– Серый ландшафт, пятна лилового. – Я пристальнее всмотрелся в пейзаж. – У лиловых пятен строение сложное. Вероятно, скалы или растительность. Еще я вижу в низинах желтый туман, такой же, как здесь.

– Хорошо. Какой запах вы чувствуете?

– Тухлые яйца, сера.

– Превосходно. – Он подошел ко мне и пощупал мой лоб. Его прикосновение напомнило мне огни святого Эльма, только оно не причиняло вреда и было чуть более щекочущим. – Последствия удара по голове проводят. Ваше восприятие этого места постепенно будет обостряться. Когда-нибудь вы можете даже научиться сюда приходить.

– Не думаю, чтобы мне этого захотелось.

– Понимаю вашу сдержанность, но, возможно, со временем вы обнаружите, что это место в некотором роде полезно для вас. – Эль Эспектро поднял левую руку ладонью вверх, и неподвижное тело Марит всплыло в воздух и остановилось примерно на уровне пояса. – Насколько легче проделывать это здесь! Если вы готовы, можно отправляться. В нашем распоряжении не более двух часов.

– И мы пойдем пешком? Неплохо! – Я взглянул на часы и увидел странную картину. Секундная стрелка двигалась как положено, и минутная с часовой были вроде в порядке, зато цифровое табло мигало и вспыхивало узором из линий и точек. Иногда в нем проскальзывала какая-то упорядоченность, и казалось, что он определяется некой формулой, которая выше моего понимания.

Если я буду слишком много размышлять над тем, что вижу, голова у меня заболит еще сильнее, а дела ничуть не улучшатся.

– Так вы сказали – домой?

– Да, обратно в Затмение. В Седоне вы не найдете ничего, что помогло бы вам в вашем задании. – Эль Эспектро двинулся на юг, и Марит плавно поплыла следом. Он сделал всего несколько шагов и, казалось, ушел очень далеко, но когда я побежал следом, то нагнал его в несколько прыжков.

– Откуда вы знаете, зачем мы в Седове?

– Знаю, потому что знаю многое. – Он искоса взглянул на меня, и хотя его взгляд был лишен выражения, в нем чувствовалась веселость. – В, нашем конкретном случае мне известно, что вы прибыли в Седону в поисках Неро Лоринга. Вы приехали сюда потому, что друг Лоринга получил от него открытку со штемпелем Седоны.

– Да, это правда. Но как вы узнали?

"Не мог ли предатель продать меня ему?"

– Нет, между вашим предателем и мною нет связи.

А об открытке я знаю потому, что сам послал ее, по просьбе Лоринга.

Я потрясенно уставился на него.

– Или вы читаете мои мысли, или вы – это Койот.

– Койот? О нет, что вы! Я встречался с ним, и это весьма интересная личность, но я не он. – Эль Эспектро вел меня вверх, мимо сероватого камня, увенчанного колючим лиловым кустарником. – Я способен, в определенных местах и в определенные моменты, схватывать поверхностные мысли. А сейчас, поскольку вы ранены и к тому же слишком расстроены, вы не в состоянии так владеть своим разумом, как было бы в другом случае. Даже во сне вы превосходно владели собой. И если вы действительно собираетесь поставить миллион долмарок на то, что я не в своем уме, я могу найти вам немало желающих поддержать это пари.

Я покраснел.

– Простите, но моя память охватывает только события последней недели. Все эти штуки с измерениями сбивают с толку, и если честно, в них трудно поверить. – Теперь мы спускались со склона холма сквозь облако желтого тумана. – Я полагаю, что раз вы послали открытку по просьбе Лоринга, вы знаете, где он сейчас?

– Знаю.

– Скажите мне. Я обязан его найти.

Мы вышли из тумана, и Эль Эспектро покачал головой.

– Без разрешения Неро я этого не сделаю. Я не могу нарушить его доверия или создать угрозу его безопасности.

По его тону я понял, что бесполезно приводить аргументы.

– Но вы скажете мне, если он разрешит?

– Даже смерть не помешает мне доставить вам эту весть.

Он произнес это настолько решительно, что я невольно проникся доверием. Да, я верил, что человек, созданный из тени, живущий в измерении, которое явно лежит параллельно Земле, восстанет из мертвых, чтобы поделиться со мной информацией. Черт возьми, ведь латиноамериканцы зовут его «Духом». Может быть, он уже мертв.

– Во имя Господне, кто вы такой?

– Имена ничего вам не скажут, и я искренне подозреваю, что, "во имя Господне", я немногим более, чем просто никто. Я некто, кто годы назад, когда мир еще был разумным, узнал тайны, которые мне не полагалось знать. Я побывал в местах, не предназначенных для человека, и видел вещи, терзавшие мою душу. Я открыл в себе силы и способности, которых обычный мир не способен признать. Благодаря им я кое о чем узнал, и это заставило меня действовать, а потом я уже не смог остановиться. Во многих отношениях я похож на Койота, о котором вы говорили. Я выбрал путь борьбы с тем, что считаю злом и стараюсь помочь тем, кого осаждают тревоги. Разница между мной и Койотом в том, что он действует в материальном мире, потому что ему недостает врожденной способности к эмпатии, которая позволяет вам хоть что-то разглядеть в этом мире. Я же сражаюсь со скверной здесь или в царстве снов.

Я покачал головой.

– Не стану даже притворяться, что понял хоть что-то.

: " – В настоящий момент это самое мудрое решение. – Он поднял руку и присел. Марит плавно опустилась на землю, и я рядом с ней. – А вот этого я не ожидал.

Он положил левую руку мне на глаза. Полсекунды было темно, потом зрением более острым, чем мое, я увидел вдали кольцо. По краям его стояло больше десятка существ в одежде, напоминающей ту, в которой был убитый мной драолинг.

– Приятели Кезеберга?

– Вряд ли приятели, но не думаю, чтобы они наградили вас за его смерть. – Эль Эспектро убрал руку, и ко мне вернулось прежнее зрение. – Сколько у вас патронов?

– Двадцать восемь в двух магазинах.

Эль Эспектро нахмурился.

– И у вас десятимиллиметровый "кольт крайт"?

– Да.

– Маловато. Считайте по три пули на каждого драолинга, если не промахнетесь.

– Не промахнусь. – Я вспомнил., как стрелял по снайперу в Бокстоне.

– Превосходно. – Эль Эепектро встал и стряхнул с колен невидимую пыль. – Мы придем туда очень быстро. Это кольцо – пространственные врата, которые вернут вас в Феникс, только сначала надо взять над ними контроль. Если у нас будет время, хорошо бы разделаться по крайней мере с девятью драолингами, но, думаю, вам придется уложить всего шестерых. Только действовать надо быстро, потому что энергия, которую мы высвободим, убивая их, привлечет нежелательное внимание.

– Понятно.

– Хорошо. Я оставлю мисс Фиск здесь, а потом перенесу к нам.

Я снял «крайт» с предохранителя и взвел курок.

– Я готов.

– Пойдем.

Ей-богу, удар по голове сказался на моем глазомере: едва я сделал первый шаг, расстояние между нами и пространственными вратами стало стремительно таять.

Драолинги не замечали нас, пока мы не подошли на выстрел. Эль Эепектро наставил на них палец, сжал руку в кулак и быстро раскрыл пальцы, поворачивая ладонь кверху.

Драолинг, стоявший в центре, внезапно загорелся и закричал на языке, который шептал мне в кошмарах.

Его собратья повернулись к нему, но тут же отпрянули и бросились прочь. Горящий драолинг вертелся на месте, а остальные устремились на нас.

Я помнил слова Эль Эепектро, что нужно три пули, чтобы убить драолинга, и мой опыт с Доннерами подтверждал это. Вместе с тем я понимал, что, пока буду валить одного, остальные набросятся на меня. Поэтому я быстро всадил по пуле в трех драолингов, потом добавил ближайшему еще две, на четвертом выстреле разнес ему голову и рванулся влево, отвлекая, а Эль Эепектро двинулся вправо.

Четыре драолинга приближались словно акулы, почуявшие кровь. Один свалился, когда пуля угодила ему в плечо, почти оторвав правую руку. Две пули в живот заставили следующего сложиться вдвое, но третий прыгнул через него прямо на меня. Я встретил его ударом ноги в лицо. Удар сломал ему шею, но, уже мертвый, драолинг повалил меня и прижал к земле.

Четвертый стремительно приближался. Я изогнулся вправо и вытянул руку с пистолетом. Первый выстрел пропал даром, но второй перебил ему бедро и он. тоже упал, не добежав до меня. Он рвал землю, пытаясь ползти, но еще две пули разнесли ему голову и убили в нем желание убить меня.

Я столкнул с себя мертвого драолинга и встал. На противоположной стороне кольца, возле обсидианового обелиска, обрамленного золотом, я увидел Эль Эепектро.

Вокруг пылало несколько костров, которые только что были драолингами. Я помахал ему, и он помахал в ответ, а потом тяжело привалился к обелиску. Сунув пистолет в кобуру, я подбежал и подхватил его.

– Не обращайте внимания. Жить буду. – Он вытянул руку в ту сторону, откуда мы пришли, и Марит поплыла по воздуху к нам, но не так высоко, как раньше. – Держите ее, пока я не уронил.

Я подбежал к Марит и, принимая ее на руки, почувствовал, что мой рукав мокрый от крови.

– Вы ранены!

– Царапина. Пустяк. – Эль Эепектро настойчиво показывал на кольцо. – Шагайте в самую середину. Я отошлю вас в Затмение. Не знаю точно, куда выходят эти врата, но как только окажетесь там, бегите прочь со всех ног.

– Почему?

– Я был неосторожен. Мой враг почуял энергию, которой я пользовался. И еще он почуял, что мы уязвимы.

Я должен отослать вас, а затем уничтожить эти врата, иначе вас найдут – а вам бы это вряд ли понравилось.

Я перепрыгнул через кромку кольца и побежал к середине. Черная обсидиановая мозаика, вкрапленная в золотой ободок, очень напоминала проводящие дорожки на печатных платах. Они прерывались возле ромбов из дымчатого кварца, внутри которых пульсировал серо-розовый свет.

Вдоль кольца побежал ослепительный свет, становясь с каждым кругом все ярче и ярче.

– А вы? – прокричал я сквозь нарастающий визг, раздавшийся от кольца.

"Не бойся за меня. Тихо Кейн. Мы со Скрипичником много раз играли в эту игру".

Свет и звук растаяли одновременно, и внезапно я увидел, что нахожусь в темном подвале многоэтажного дома.

Прямо передо мной начиналась лестница, освещенная слабым светом натриевых ламп, сочащимся сверху. Я переступил то, что выглядело как нарисованный на полу желтый круг, и помчался по ступенькам, держа Марит на руках. Поднявшись, я перекинул ее через плечо и бросился к двери, ведущей наружу.

Верный своему слову, Эль Эспектро вернул нас в Затмение. Выскочив за дверь, я увидел справа пирамиду из трейлеров и сразу узнал место. Бокстон. Напрягая последние силы, я вскарабкался на баррикаду из ржавых обломков и соскользнул по бывшему кузову автомобиля на ту сторону.

Позади меня сверкнула золотисто-белая молния, и на мгновение под Застывшей Тенью поселилось солнце.

Я упал на землю, прикрывая собой Марит, а когда поднял голову и обернулся, дом, из которого я только что выбежал, начал медленно оседать. Кирпичная пыль заволокла окна и хлынула наружу, когда здание обрушилось внутрь себя. Несколько ударов сердца – и от шестиэтажного дома остались только воспоминания.

Я вновь взвалил Марит на плечо. Эль Эспектро сказал, что они со Скрипичником много раз играли в эту игру. Надеюсь, он успел и на этот раз. Потом я вспомнил его обещание.

– Я знаю, он победит! – расхохотался я во весь волос. – Скрипичнику не выстоять против духа случайности!

И все же, смеясь, я глядел на свою левую руку и видел на рукаве незасохшую кровь.

Глава 20

Как только я привез Марит домой и Хуанита помогла уложить ее в постель, мы вызвали доктора.

Доктор сказал – ничего серьезного, только сильное истощение и принялся задавать наводящие вопросы явно с целью определить, не я ли тому виной В конце концов, с большой неохотой удовлетворившись версией о том, как мы из любопытства бродили по трущобам Затмения и стали жертвами неудачной попытки ограбления, он выписал ибупрофен – сильнодействующее лекарство, – и Анна отправилась его покупать.

Доктор прописал Марит постельный режим и обильное питье, а потом осмотрел и меня, промыл рану на голове и наложил повязку.

– Если голова заболит, можете принять одну-две из ее таблеток. При симптомах серьезного сотрясения мозга позвоните мне и приходите в Главную башню.

– Спасибо, док. – Я проводил его до трансверсора, но кабина была занята, а когда она открылась, из нее вышел посыльный. Подождав, пока за доктором закроется дверь, я повернулся к нему:

– Чем могу быть полезен?

– У меня послание для мистера Кейна. Это вы, сэр? – Посыльный, совсем юный паренек со свежим лицом, протянул мне блокнот:

– Распишитесь под номером 33.

Я нацарапал свое имя, и он вручил мне маленький конверт цвета слоновой кости без обратного адреса. На лицевой стороне было каллиграфическим почерком выведено мое имя. Я перевернул конверт и вскрыл. Внутри оказался другой, поменьше, тоже надписанный моим именем. Из второго конверта я вытащил прямоугольный кусочек тисненого картона. На нем было написано:

"Мисс Нерис Лоринг просит мистера Тихо Кейна оказать ей честь своим присутствием на частном обеде сегодня в восемь часов вечера. Одежда официальная, коктейль в семь часов вечера. Просьба прислать ответ с посыльным".

Я задумчиво постучал карточкой по пальцам левой руки. Судя по показаниям цифрового табло на моих часах, Эль Эспектро вернул нас в Затмение в два часа пополудни, хотя стрелки в этот момент показывали десять вечера. Бросив взгляд на циферблат, я убедился, что до начала приема еще три с половиной часа, и понял, что не в силах отклонить приглашение. Нет сомнений, это будет захватывающее приключение.

Я поднял глаза:

– Вы ждете ответа?

Посыльный кивнул.

– Приглашение принято.

– Очень рад, сэр. Мне ведено сказать вам, что пропуск для высокопоставленных гостей на маглев до башни «Лорики» ждет вас на станции Мэдисон-стрит. Вы можете воспользоваться верхним вестибюлем. По прибытии вас встретят.

Я нажал кнопку вызова трансверсора и сунул посыльному банкноту в десять долмарок. Попросив Хуаниту проводить его, я пошел в кабинет Марит и нашел в телефонной книге номер фонда "Солнечный луч". Услышав голос Хэла, я ничуть не удивился.

– Хэл, это Кейн. Мы вернулись. – Я вкратце рассказал ему о нашей прогулке, но опустил все невероятные события. По моим словам получалось, что нам рассказали о ранчо, показали дорогу, по пути нас застигла песчаная буря, и мы добирались до Феникса другим транспортом.

Я сказал, что Марит ранена, но не слишком серьезно, а потом кинул бомбочку – приглашение Нерис.

– Ну и ну, быстро же вы продвигаетесь. Значит, обед в восемь часов? Ну что ж, к полуночи вы освободитесь – если только не захотите провести побольше времени с Нерис.

– Спасибо, это не входит в мои планы. – Я вспомнил картину, из-за которой была битва на аукционе. – Не думаю, что ее представления об удовольствии совпадают с моими.

– Отлично. В час ночи у меня назначена встреча, здесь, дома. Мне хотелось бы, чтобы и вы присутствовали, если сможете. – Он помедлил, словно бы в нерешительности. – Ко мне придут лидеры «Кровопускателей», "Нефритовых драконов" и «Дьяволов». Их все труднее успокоить. Мне думается, если они убедятся, что у меня есть средства обуздать "Арийцев"…

– То есть вы – бархатная перчатка, а я – стальной кулак?

– Нечто вроде этого. Мне не понадобится никого убивать, просто я хочу, чтобы вы произвели на них впечатление. Увидев новое лицо, они подумают, что я делаю какие-то ходы, которые помогут сохранить статус-кво.

– Понятно. Я буду.

– Спасибо. Значит, увидимся.

– Увидимся.

Повесив трубку, я набрал еще один номер. Поскольку официального костюма у меня не было, я позвонил Роджеру в "Одежду для джентльменов".

– Боюсь, я снова вынужден прибегнуть к вашим услугам, Роджер.

– Не беспокойтесь, мистер Кейн, – успокаивающе сказал он. – Мы уже начали работу над смокингом для вас. Он выполнен в том же стиле, что и остальные костюмы, но более строг. Мисс Лоринг будет поражена.

– Уж не умеете ли вы читать мысли, Роджер?

– Хотелось бы, мистер Кейн. Тогда бы мне не пришлось платить уйму денег службам доставки за списки приглашенных на приемы. – Он старался говорить тоном человека, уставшего от жизни, но я уловил в его голосе немалое самодовольство. – Ваше имя прозвучало сегодня утром, и мы тотчас же принялись за работу.

Я нахмурился.

– Зачем службам доставки нужны списки гостей?

– Дорогой мой мистер Кейн, не думаете же вы, что старейшие члены общественной элиты блестящей метрополии дадут прием ниже установленных стандартов?

В нашем городе поставщики располагают обширными базами данных, куда заносятся сведения обо всем, от ограничений диеты до степени взаимной ненависти. Список приглашенных неукоснительно прогоняется через сложную программу, которая разрабатывает меню, советует, как лучше рассадить гостей за столом, устанавливает протокол и даже определяет расстояние между гостями в зависимости от того, насколько теплые между ними отношения и насколько скандальным был последний развод. Вам гарантируется, что вы никогда не отведаете одно и то же блюдо в течение года, а если у вас есть собственный винный погреб или винокуренный завод, на стол будет подаваться только самое лучшее из того, что вы можете предложить. Довольно впечатляюще, не так ли?

– Да, пожалуй. – Я задумался на мгновение, а потом спросил:

– Так если у вас есть список гостей, может быть, вы скажете мне, кто еще там будет?

– Только ради такого заказчика, как вы, мистер Кейн.

Сегодняшний прием будет для очень узкого круга. Вы единственный гость, и насколько я могу судить, мисс Лоринг намерена подать вас на десерт.

– Что ж, я предупрежден. Спасибо, Роджер.

– Спасибо и вам, мистер Кейн. Ваш смокинг будет готов к шести вечера.

Слова у Роджера не расходились с делом. Я задремал и спал без сновидений, но в шесть часов вечера Хуанита меня разбудила: посыльный принес смокинг. Я принял душ, сменил повязку на голове и оделся. Смокинг сидел превосходно. «Крайт» я решил не брать, но все же надел под рубашку бронежилет. Хотя я и не предполагал, что на приеме может что-то случиться, но встреча с человеком из "Дэнни Плэйс" научила меня осторожности.

Хуанита любезно проинструктировала меня, как добраться до станции маглева на Мэдисон-стрит. Забавно, что она называла маглев "магломаным поездом", – я подумал, что в этом, вероятно, отразились тайные пожелания жителей Затмения, чем настоящие аварии. Вооружившись ее указаниями, я спустился на лифте до Двадцатого уровня, по самодвижущейся дорожке перебрался из Башни Годдарда номер один в Тихоокеанскую башню и спустился на Десятый уровень. На станции Мэдисон-стрит я удостоверил свою личность и, получив пропуск, был допущен в вестибюль для высокопоставленных гостей.

На стене висела гигантская схема маглева, которую я внимательно изучил. «Местные» поезда связывали Центр с цитаделями корпораций. «Кольцевые» курсировали против часовой стрелки между цитаделями. Еще. имелся экспресс от Мэдисон-стрит и отделения Тихоокеанского вокзала в Затмении до аэропорта, расположенного к юго-востоку от города. На протяжении всего маршрута он шел в туннеле, и пассажиры были избавлены от необходимости видеть, как живет большинство горожан. Вместо окон у него были экраны, и можно было по выбору либо смотреть местные телепередачи, либо наслаждаться синтезированным на компьютере видом пустыни.

Чтобы окончательно добраться до цели, я должен был проехать на местном поезде до станции "Ханивел и Кох". Там мне достаточно было перейти через вестибюль к кольцевой линии и сесть на поезд, который доставил бы меня прямо к "Лорика Индастриз". Чтобы попасть на местный поезд к «Лорике», мне пришлось бы ехать через Центр к станции Рэндольф-роуд, и если сопоставить скорости маглева и местных поездов, круговой маршрут сберегал по меньшей мере пятнадцать минут.

Поезд маглева, медленно вкатившийся на станцию, был в сечении треугольным. Нижняя, широкая часть обслуживала работников Центра, направляющихся к кольцевой линии, и людей, приезжающих в Центр на вечер. Верхняя палуба, более узкая, предназначалась для высокопоставленных гостей. Судя по виду тех, кто ждал в вестибюле вместе со мной, это были чиновники корпораций и гости из-за рубежа.

В вагон я вошел одним из последних. Роскошная обстановка верхней палубы могла поспорить красотой и удобством с квартирой Марит. Вместо жестких сидений из фибергласа, стоящих внизу, к нашим услугам были комфортабельные кресла, обитые плюшем и бархатом, а под покатой крышей я увидел кольцо телеэкранов. Стюардесса радушно приветствовала нас и помогла пристегнуть ремни. Она показала мне, как настраиваются маленькие наушники, потом уделила внимание остальным и дала сигнал машинисту, что мы гитовы к отправлению.

Поезд стартовал со станции в шесть тридцать. Заходящее солнце отбрасывало длинные тени башен на восточную часть города. Когда мы вознеслись над Застывшей Тенью, я сразу понял, почему те, кто живет в Затмении, и администраторы корпораций, никогда не сходились во взглядах на мир. Поднимаясь сюда, люди высшего круга видели город беспримерной красоты. Застывшая Тень казалась ровным и спокойным черным океаном. На стыках ее играл солнечный свет, и цитадели вздымались из черных волн, как пики подводных гор.

Отсюда не было и намека на грязную, жестокую жизнь Затмения. Как ангелам в небесах или богам, обитающим в горных чертогах, сильным мира сего было ни к чему пачкать ноги, спускаясь на грешную землю.

Застывшая Тень давала им энергию, нужную, чтобы поддерживать существование их мира, и она же избавляла их от необходимости знать хоть что-то о людях, живущих вне их владений.

Местный поезд доставил меня в самое сердце цитадели "Ханивел и Кох". Я быстро пересел на кольцевую линию и прибыл к «Лорике» десятью минутами раньше, чем предполагал. Я слегка опасался, что не узнаю встречающих – или они не узнают меня, – но, вспомнив, что Нерис Лоринг – умная женщина, перестал об этом тревожиться.

Впрочем, лишь выйдя из поезда, я полностью осознал, насколько она умна. Меня ждали трое, и ошибиться в том, кого они ждут, было невозможно. Двое были необычайно велики ростом – их костюмы пришлись бы впору цементным сточным трубам, – а третий был одет хотя и не так хорошо, как я, но все же намного лучше, чем в тот день, когда я видел его в последний раз. Его глаза прятались за стеклами темных очков. Он протянул мне руку.

– Добро пожаловать в «Лорику», мистер Кейн. Я Раду Лейх. Мисс Лоринг попросила меня встретить вас.

Глядя на него вблизи, я убедился, что у него действительно есть звездообразный шрам на правой щеке и некоторая асимметрия в лице, словно кто-то лишил его части скулы. Тем не менее сейчас шрам не так бросался в глаза, как вчера, в "Дэнни Плэйс", да и левая рука, без перчатки, не очень сильно отличалась от правой – только на ней не проглядывали сквозь кожу голубоватые вены.

Совпадение, сказал я себе. Да, Лейх был удивительно похож на того Жнеца, которому я выстрелил в лицо, и звездообразный шрам вполне мог быть напоминанием об этой ране – разумеется, если предположить, что пуля, пробив ему голову и выйдя через затылок, не убила его.

Но это же невозможно.

Не более невозможно, чем возвращение из Седоны т серо-лиловым полям.

– Сделайте милость, мистер Лейх" проводите меня к вашему руководителю.

Он кивнул и повел меня прочь из вестибюля. С узкого мостика, по которому мы шли к центральным лифтовым шахтам, была видна вся цитадель "Лорики".

Лифтовые шахты образовывали ось комплекса, а мостики подходили с шести направлений, словно спицы колеса. В Центре, построенном из белого мрамора, преобладали яркие цвета, но «Лорика» отдавала предпочтение темным оттенкам и зеркальным поверхностям. Изнутри комплекс выглядел словно туннель, соединяющий небеса с адом.

Двое горилл топали за мной, не говоря ни слова. От них волнами расходилась непомерная скука, чуть скрашенная надеждой на развлечение. Я почувствовал, как возросла эта надежда, когда мы остановились возле лифта и Лейх вставил в щель карточку. Кабина опустилась по прозрачной шахте и остановилась перед нами. Дверь открылась, но Лейх покачал головой.

– Вы двое останетесь здесь.

Я вошел в кабину вслед за Лейхом, и он вставил в панель другую карточку. Лифт не стал разговаривать с ним, а молча взвился в высшие сферы цитадели. Сквозь дымчатые стеклянные стены я смотрел, как мимо проплывает этаж за этажом. Потом начался непрозрачный бетонный отрезок, и футах в двадцати над ним лифт остановился.

Выйдя, в первое мгновение я был ошеломлен сходством расцветки и планировки холла с вратами измерений. Стены и пол были облицованы черными мраморными плитами, соединенными между собой золотыми скрепами. С золотого полированного потолка лился отраженный свет ламп, скрытых на стыке со стенами. Слева от меня два эбеновых сатира держали над головами плиту из черного мрамора, служившую столом, а над ней висело зеркало в золотой раме – чтобы гости могли привести в порядок одежду.

Напротив лифта возвышались двери, обитые золотом. При моем приближении они медленно отворились, и из них выползла белая туманная мгла. Я прошел сквозь нее, уловив легкий аромат сосны, и ощутил слабое дуновение, когда двери закрылись за мной. Я постоял, ожидая, пока уляжется туман, и когда он осел, мне на минуту показалось, что я каким-то образом вознесся на небеса.

В отличие от холла, во владениях Нерис можно было найти любые цвета, кроме черного. На первый взгляд создавалось впечатление, что своим цветом она избрала белый, но такое описание ее апартаментов было бы прискорбно неточным.

Когда остатки тумана рассеялись, я обнаружил, что стою на узком беломраморном мостике между двумя журчащими ручейками. Их русла были выложены перламутром – вероятнее всего, створками раковин, – и так искусно, что я, как ни присматривался, не мог разглядеть стыков.

Над ручьями, словно переливающаяся стена, была растянута между дорическими колоннами белоснежная шелковая занавесь. В просветах виднелись другие колонны и занавеси, образовывавшие, насколько я мог понять, призрачный лабиринт, способный измениться в любую минуту. Прикинув его размеры, я пришел к выводу, что жилище Нерис вполне может занимать всю верхнюю часть цитадели, а значит, мне предстоит искать хозяйку на площади приблизительно в полторы квадратные мили.

Я подошел к фонтану. Вода поднималась и падала вдоль центральной спирали, похожей на витой рог. Я подумал, не рог ли это нарвала-мутанта, но вспомнил, что последний представитель этого вида сдох четыре года назад. Спираль тоже была отделана перламутром, так же как и желобок, по которому вода выливалась из чаши фонтана и стекала в ручьи.

Миновав небольшой хрустальный мостик над правым потоком, я очутился в белом коридоре. Мягкий шелк приглушал шаги. В конце коридора я опять повернул направо и улыбнулся красивой девушке, стоящей там. Мне пришлось сделать над собой усилие, чтобы сохранить на лице невозмутимо-вежливую улыбку, потому что, кроме полоски темно-синего шелка, стягивающей черные волосы, и такого же цвета набедренной повязки, на ней ничего не было.

– Прошу вас, мистер Кейн, следуйте за мной.

– Как пожелаете.

Следовать за ней было нетрудно, но появление других девушек, одетых точно так же, несколько отвлекло мое внимание. Теперь мне было понятно, чего ждали и почему были так разочарованы гориллы. Что еще интереснее, мистер Лейх даже не сделал попытки заглянуть в дверь. Странно, а у меня не сложилось впечатления, что женщины его не интересуют. Возможно, подумал я, он глядит на меня и на них, как на возможный источник дохода для Жнецов или, что еще хуже, питается людьми так же, как драолинги.

Девушка привела меня на островок в океане сплошной белизны. По пути мы пересекли еще один хрустальный мостик, и я поразился, как гармонично журчание воды сочетается с красотой обстановки. На островке я увидел тележку из стекла и золота с дюжиной графинов, ведерком льда и несколькими бокалами из резного хрусталя. За тележкой, ожидая заказа, стояла блондинка в зеленой набедренной повязке.

Подумав о том, что ночью мне еще идти к Хэлу, я счел за лучшее отказаться от крепких напитков и, улыбнувшись, попросил содовой с лимоном. Пока блондинка готовила мне заказ, я осмотрелся. Кроме нее, меня и тележки в круглой комнате, образованной белыми занавесями, не было ничего, но меня не покидало раздражающее ощущение, что за мной наблюдают.

Блондинка подала мне бокал. Я поблагодарил ее, но она не сказала в ответ ни слова. Глаза у нее тоже были зеленые, как и лента в волосах. Довольно привлекательная, она тем не менее не вызвала во мне особой чувственности, поскольку была абсолютно равнодушна к собственной наготе и держалась так же непринужденно, как я в своем костюме.

– Прелестное дитя, не правда ли? – раздался у меня за спиной голос Нерис.

Я обернулся, немного рассерженный тем, что не увидел и не услышал, как она подошла, но как только я взглянул на нее, мое раздражение сразу прошло, и я невольно расплылся в улыбке. Нерис была одета в черное платье со стоячим воротничком и сердцевидным вырезом, подчеркивающим шею и грудь. У платья был тесный корсаж, но ниже талии оно было свободным. Подол доставал почти до полу, а длинные рукава заканчивались треугольными выступами, прикрывающими ладони. Еще на Нерис было ожерелье из киновари и такие же серьги, каждая с изображением паука – впрочем, насколько я мог судить, это была "черная вдова", а не " скрипичник".

– Ее красота меркнет в вашем присутствии.

Я не знал, всегда ли ее служанки одеваются, вернее, раздеваются, как сегодня, но не мог не признать, что в этом есть своя мудрость. В платье, которое больше обещало, нежели показывало, Нерис Лоринг на их фоне становилась еще загадочнее и обольстительнее. Ее зрелая красота и сила характера сразу бросались в глаза, а обаяние и ум заставляли забыть о почти обнаженных служанках.

Нерис подошла ко мне и провела рукой по моему смокингу.

– Роджер хорошо поработал. Этот костюм вам к лицу.

Ее духи пахли орхидеями и вызывали мгновенное, мимолетное воспоминание о жаркой темноте.

– Благодарю. Вы в этом платье выглядите просто убийственно.

– Занятно вы подбираете слова, мистер Кейн. – Нерис кивнула блондинке, и та поднесла ей, как мне показалось, стопку неразбавленной водки с ломтиком лимона. Нерис приняла стопку правой рукой, а левой мягко взяла блондинку за подбородок. Слегка касаясь длинным, изогнутым, кроваво-красным ногтем загорелой кожи, Нерис провела большим пальцем по щеке служанки и жестом отпустила ее. Девушка удалилась молча, но по ее походке было видно, что она рада тому, что хозяйка ею довольна.

– Вы, конечно, обратили внимание, Тихо, что мне прислуживают красивые женщины. Знаете почему?

Я покачал головой и отпил немного содовой.

– Согласитесь, они очень эффектны. Их нежные, мягкие линии радуют глаз, а плавная грация чудесно гармонирует со всем этим. – Она обвела рукой свои апартаменты и, продолжая движение, погладила меня по плечу. – В отличие от мужчин, они не угловаты, не жестки, не агрессивны. Это инь, женское начало моего мира, а там, снаружи – янь. Они служат мне и не пускают в мое святилище ничего, что могло бы меня потревожить.

Я понимающе улыбнулся.

– Счастлив тот, кто способен так легко изолировать собственный мир.

– Моя цель – оградить, а не изолировать. Управление многонациональной корпорацией опустошает душу, и тогда я удаляюсь сюда, чтобы восстановить силы в этом раю. – Держа руку у меня на плече, она скользнула мне за спину и прошептала на ухо:

– Если бы я подумала, что вы хотите ее, я бы отдала ее вам. А она, по моей просьбе, отдала бы вам себя. Ей бы это доставило удовольствие, как и вам, я уверена. Вы могли бы остаться здесь навсегда, с ней и другими, но я чувствую в вас стремление к чему-то большему, чем быть просто… забавой.

Я сделал еще глоток из бокала, чтобы скрыть замешательство. Мне не понравилось слово "забава".

– А что навело вас на эту мысль?

Она обошла меня и встала передо мной лицом к лицу, так же, как я стоял с женщиной-драолингом в это утро.

– Мне известно, что у вас есть привычка, выполнив задание, возвращаться домой и ждать нового назначения. Еще я знаю, что, готовясь к этому визиту, вы должны были довольно тщательно изучить «Лорику» и все, что ей сопутствует. Не сомневаюсь, вы понимаете, что здесь перед вами открываются определенные возможности. Но вы поймете, и очень скоро, что я могу предложить вам безграничную власть.

Я заглянул в глубину ее черных глаз.

– И что я должен сделать ради того, чтобы ее получить?

– Я не предлагаю вам становиться моим любовником. Ваши таланты слишком важны, чтобы расточать их на сексуальные излишества. Мой голод могут утолить и другие, но у вас есть мастерство, в котором я нуждаюсь. Бедняга Раду до сих пор был лучшим из того, чем я располагала, но его, как вы знаете, едва ли можно считать компетентным в этой области. – Она погладила меня по лицу. – А теперь скажите мне, ради чего вы остались в Фениксе?

Я задумался, прежде чем ответить: кое-что постепенно начало проясняться.

– Как вы и предполагали, я остался, чтобы изучить ситуацию. Я хотел лично увидеть состояние дел.

– О, вы увидели – ведь вы живете у нее. – Нерис громко рассмеялась. – Будь наша дражайшая Марит хоть вполовину красива так, как она о себе думает, я предложила бы ей место здесь, в моем святилище. И все же я хочу, чтобы вы работали на меня. Если вы пожелаете, я приму ее здесь и даже скажу мистеру Лейху, чтобы он воздержался от покушений на ее жизнь – тем более что он все равно ничего не добился в своей безнадежной вчерашней попытке.

– Я буду это ценить.

Глаза Нерис сузились, и она отвернулась.

– Сегодня вы ездили с ней в Седону. Зачем?

"Интересно, удастся ли ее встряхнуть?"

– До меня дошли слухи о вашем отце.

На мгновение Нерис застыла, потом окунула палец в бокал и уронила каплю напитка с ногтя себе на язык.

– Я думала, это дело улажено.

– Как и я – вот почему я решил проверить эту нить.

– И куда она вывела?

– В тупик – хотя, может быть, это лишь кажется. – Я слегка пожал плечами. – Придется пройти по ней дальше.

Нерис резко повернулась ко мне, и лицо ее было похоже на застывшую маску.

– И вы сообщите мне, если что-нибудь найдете?

– Разумеется.

Она отрывисто кивнула.

– Прошу простить меня, мистер Кейн. У меня вдруг разболелась голова. – Она взглянула на прислужницу. – Лилит, детка, развлеки мистера Кейна вместо меня. Позаботься, чтобы все его желания были удовлетворены.

Блондинка молча кивнула.

– Запомните, мистер Кейн, – шепотом прошипела Нерис. – Любое удовольствие, которое она даст вам, я способна продлить до бесконечности. И я это сделаю, когда вы скажете мне, что со слухами покончено. Но запомните также, что и мой гнев будет безграничен, если вы потерпите неудачу. Вам от него не скрыться.

Глава 21

Внезапная перемена в настроении Нерис свела на нет все надежды на приятный вечер. Лилит извинилась передо мной и исчезла; другая служанка проводила меня в столовую, которая, впрочем, больше напоминала альков. Как и везде, границы комнаты были обозначены шелковыми занавесями, но одна сторона оставалась открытой, и гости могли наслаждаться великолепной картиной ночного Центра.

За столом я устроился так, чтобы окно было от меня справа. На противоположном конце, за двумя подсвечниками, между которыми стоял букет орхидей, стоял прибор, предназначавшийся для Нерис. Вернулась Лилит и села по левую руку от меня; ей подали отдельный прибор. Несмотря на то что хозяйки не было с нами, я живо ощущал ее присутствие.

Лилит переоделась и теперь была в изумрудно-зеленом платье того же покроя, что и у Нерис. Она оказалась умной и интересной собеседницей, у нее было хорошее чувство юмора, и она вежливо смеялась моим шуткам. Только благодаря ей обед прошел сносно, а иначе можно было бы подумать, что мы оказались на каких-то странных поминках.

Каждое блюдо – от закусок и супа до горячего и десерта – сначала ставилось перед пустующим креслом Нерис. Через пару минут его убирали, и тарелка с меньшей порцией того же самого появлялась перед Лилит. В этом явно была какая-то символика – но смысл ее от меня ускользал, а Лилит, казалось, не замечала ничего и с аппетитом съедала все, что ей подавали.

Я был огорчен, что Нерис ушла: она больше всех остальных могла помочь мне восстановить утерянную личность. Разгадка этой тайны была единственным моим желанием, и Лилит, к сожалению, была не в силах его удовлетворить. Тем не менее я был признателен ей за очаровательную компанию и беседу, которая помогла мне слегка успокоить нервы.

Будь Нерис здесь, телефонный звонок не смог бы прервать обед. Женщина в синем протянула мне маленький радиотелефон.

– Прошу прощения, мистер Кейн, просят вас, и очень настойчиво.

– Благодарю. – Я взял телефон и прижал к уху. – Кейн.

– Мистер Кейн, уходите оттуда немедленно. В Затмении вас ждет автомобиль. Уходите сейчас же! – Щелчок, и звонивший повесил трубку, но я без труда узнал этот голос, с легким механическим оттенком. Почему Койот хочет, чтобы я отсюда ушел?

Я закрыл телефон и вернул его женщине в синем.

– Лилит, мне придется уйти, у меня срочное дело.

Лилит потянулась за телефоном.

– Я вызову вам автомобиль.

– Спасибо, меня уже ждут. – Я улыбнулся и поцеловал ей руку. – Боюсь, все мои желания ограничатся просьбой показать мне, где выход.

Она взяла меня за руку и, отдавая телефон, велела служанке:

– Вызовите лифт и позаботьтесь, чтобы он не уехал.

Скажите, чтобы его зарезервировали для срочной поездки. – Она взглянула на меня и добавила:

– В Затмение.

– Пользуясь только ей известными ориентирами, она вывела меня к холлу с лифтами. Дверь была открыта, кабина лифта пуста.

– Войдите и, нажмите любую кнопку. Он привезет вас в Затмение.

– Спасибо. – Я нахмурился. – У вас не будет неприятностей из-за моего ухода? Нерис не рассердится?

Лилит легонько поцеловала меня в щеку.

– Не тревожьтесь. Она все понимает. Вы пожелали транспорт, и я его обеспечила. – Все в порядке. Идите.

Я вошел в лифт и ткнул пальцем в первую попавшуюся кнопку. Двери закрылись, и кабина начала почти что свободное падение. Мелькающие этажи сливались в одну сплошную полосу, и мне пришлось ухватиться за поручни: закружилась голова. Я уже начал прикидывать, что от меня останется, если лифт не остановится, но тут падение начало замедляться, и когда я вышел в Затмение, только учащенный пульс напоминал мне о путешествии.

Я услышал сигнал автомобиля и увидел Алехандро. машущего мне с водительского сиденья зеленой «мазды» с откидным верхом. Подбежав к машине, я прыгнул на пассажирское сиденье, пристегнул ремень, и мы рванулись с места, почти как падающий лифт.

– Что случилось?

– Стреляли в Хэла. "Воины Арийского Мирового Союза".

Я взглянул на часы на приборной доске – половина двенадцатого, полтора часа до запланированной Хэлом встречи с бандами южной стороны.

– Подробности?

Алехандро вдавил до упора педаль газа и обогнал грузовик.

– Трое парнишек, еще не вступивших в ВАМС, пришли к Хэлу и сказали, что хотят помочь. Он их впустил, а они открыли стрельбу. Дети Хэла живы, но жена погибла. Сам он ранен. Похоже, будто она заслонила его собой. Двое вамсовцев убежали, а один запаниковал, сунулся в стенной шкаф, и тот захлопнулся. Сейчас Бат его стережет.

Алехандро заложил головокружительный вираж, обгоняя «кадиллак», и вылетел на Макдауэлл-роуд там, где Сорок шестая улица выходила из цитадели «Лорики». Нас занесло, развернуло и стукнуло о бордюр, но Алехандро умело выправил машину и вновь надавил на газ. Над головой у меня неслись мигающие огни, отсвечивающие от Застывшей Тени.

– Кто мог знать о встрече?

– Кто угодно. Мы не держали это в секрете.

– Генрих послал не своих ребят, так что он сможет отпереться.

– Похоже на то. – Алехандро проскочил на красный свет на перекрестке с Сорок четвертой улицей, оставляя за собой скрежет тормозов и сердитые гудки. – В ящике для перчаток.

Я открыл перчаточный ящик и увидел там «бульдог» калибра ноль тридцать восемь в кобуре.

– Спасибо. Что, дело настолько плохо?

– "Кровопускатели", "Нефритовые драконы" и «Дьяволы» окружили дом Хэла. Они уже поймали одного из тех, что удрали, и ждут не дождутся, когда получат того, кто остался в доме.

Светофор на перекрестке Тридцать шестой улицы и Макдауэлл замигал, переключаясь на красный, но Алехандро нужно было повернуть. Он срезал угол, стукнулся о бордюр на Тридцать шестой улице, выкрутил руль вправо, возвращаясь в наш ряд, резко свернул в проезд и припарковал автомобиль на тротуаре у школьного двора. Мы перебежали Тридцать шестую и протолкались сквозь толпу, запрудившую улицу возле дома, где жил Хэл.

– И никакой полиции?

Алехандро покачал головой.

– "Скорпионы" держатся подальше от таких мест.

Я пробежал мимо "скорой помощи", распахнул дверь и влетел в гостиную. Там я остановился. Ковер и диван были пропитаны кровью. Линии пулевых пробоин в стенах начинались низко и уходили под потолок. Кровавые отпечатки пальцев на стене и кровавые следы вели в спальню. Я пошел туда, миновав Бата, который стоял на страже у закрытого стенного шкафа.

– Алехандро, кто забрал детей?

– Нэтч. Она отвезла их к деду и бабке, на западной стороне. «Дьяволы» расчистили путь, а «Кровопускатели» – обеспечили безопасность.

– Хорошо.

– В спальне лихорадочно суетились два санитара; коробки с инструментами и приборы были раскиданы по всей комнате. Хэл лежал на каталке, на лице у него была кислородная маска. Две тугие повязки – одна на груди, другая на животе – уже пропитались кровью.

Правая рука Хэла была присоединена к капельнице, левая притянута лямкой к каталке.

Увидев меня, Хэл попытался пошевелиться, Один из санитаров повернулся ко мне показал:

– Только говорите быстрее. Ему нельзя больше ждать.

Он умрет, если… – Санитар внезапно побледнел.

– Привет, Джек! – весело приветствовал я его. – Давненько не виделись. Заигрался в бильярд допоздна?

Не дожидаясь ответа, я опустился на колени у изголовья Хэла.

– Держись, Хэл.

Левой рукой Хэл схватил меня за рукав.

– Что с детьми?

– Они в безопасности.

– Кенди?

– С Кенди все будет хорошо, Хэл, – солгал я. – Послушай, пусть эти ребята отвезут тебя в больницу, идет?

Теперь твоя работа – выжить. Об остальном позаботимся мы.

Лицо Хэла исказилось от боли.

– Позаботься о моих малышах, Кейн. И никакой войны.

Я кивнул:

– Никакой войны.

– Кейн, никаких убийств. Никаких, пока есть хоть какой-то выбор.

– Никаких убийств, Хэл. Пусть санитары заберут тебя в клинику.

Он сжал мою руку.

– Дай слово, Кейн, никаких убийств.

– Никаких убийств, Хэл. Даю слово – только и ты дай мне слово не умирать.

– Идет.

– Идет. – Я осторожно освободил свою руку и встал. – Забирайте его.

Знаком я велел Джеку задержаться, и когда второй санитар укатил Хэла за пределы слышимости, сгреб его за воротник:

– Если он умрет по дороге или если я узнаю, что его жену не довезли до морга, ты будешь умирать долго.

Понял?

– Д-да.

– Хорошо. Одолжи мне вон тот зеленый травматологический набор. Заберешь его после.

– К-конечно. Отпустите меня?

Я отпустил его, прошел следом за ним в гостиную и остановился возле Бата.

– Парнишка в шкафу?

Великан кивнул.

– Патронов у него нет. Ножа тоже.

– Вытащи его, завяжи глаза и свяжи. – Я указал на Лужу крови на полу. – Поставь его на колени вон там.

Я вышел из дома. «Скорая» уже отъезжала, медленно прокладывая себе дорогу через толпу. Чуть в стороне стояли три группы людей – несомненно, представители трех банд, приглашенных Хэлом на переговоры.

"Дьяволы" – почти сплошь латиноамериканцы – были одеты в черные футболки-безрукавки, на которых красной краской была изображена перевернутая звезда, сочащаяся кровью. Как и вамсовцы, «Дьяволы» подвергли себя косметической операции, которая сводилась, судя по первому взгляду, к добавлению рожек на лбу и заострению кончиков ушей. Ногти у них были окрашены в черный цвет, а более старшие члены банды носили зловещие мефистофельские бородки.

"Нефритовые драконы" тоже прибегли к услугам пластической хирургии. Прежде всего в глаза бросалась, разумеется, чешуя, покрывающая их лица, шеи, грудь, спины и руки. В отличие от «Дьяволов», у которых старшинство явно определялось длиной рожек, здесь на положение в банде указывал цвет чешуи. У младших членов она была бледно-голубой, а у старших постепенно приобретала глубокий зеленый тон, с золотой каемкой. Наиболее заслуженные члены банды переделали себе уши, удлинив и сделав их плоскими, так что они напоминали крылья летучей мыши, покрытые зеленой чешуей. Их предводителя отмечал еще и большой гребень на спине, который вздувался и опадал в такт дыханию, как рыбий плавник.

По сравнению с ними «Кровопускатели» в своих красно-синих кожаных куртках выглядели почти как нормальные люди. Когда-то это были несколько враждующих банд, но на пороге тысячелетия им пришлось объединиться, чтобы выжить в конкурентной борьбе. Они тоже прибегли к услугам хирургов, но, как мне показалось, в сугубо утилитарных целях. Они увеличили надбровья и скулы, чтобы глаза были лучше защищены, и вшили, судя по гладкости кожи, в кисти рук металлические вставки, чтобы сподручнее было драться и справляться с отдачей оружия. Почти все они были неграми и, видимо, у своих предков переняли обычай наносить на лицо ритуальные шрамы.

Я указал на двух «Дьяволов» с самыми длинными рогами.

– Вы, двое, заходите.

Потом я выбрал главаря «Драконов» и того, кто больше всего смахивал на его помощника.

– Заходите и вы.

Наконец я повернулся к «Кровопуекателям»; их предводителем был самый угрюмый малый, какого я только встречал.

– Ты и твой заместитель, заходите.

Предводитель медленно повернулся боком" картинно складывая на груди руки.

– Всякий воображала будет еще мне приказывать.

Главари других банд остановились, ожидая моей реакции.

– Видя, что более достойного способа провести время у вас нет, а также потому, что мистер Гаррет просил меня действовать вместо него, я прошу вас оказать мне честь и составить мне компанию там" внутри – и немедленно.

– Или что?

Мой голос перешел в сдавленное рычание:

– Я тебе не скажу "или что", потому что пустых. угроз не терплю! Зато я скажу вот что: очевидно, что ваш союз, который сколотил Хэл, кого-то здорово напугал. Если вы будете заодно, вам никто не страшен, но если хотите, чтобы «Кровопускатели» остались вне круга, пожалуйста. Можете уходить хоть сейчас.

Я повернулся и пошел в дом. Двое «Дьяволов» и двое «Драконов» последовали за мной. «Кровопускатели» тоже пришли – только немного позже и, словно бы сами по себе.

Поддерживая приличествующее расстояние между собой, главари молча рассматривали «Арийца», стоявшего на коленях в луже крови. Она уже начала пропитывать его вылинявшие джинсы и белые носки. Бат скрутил ему руки и ноги и полоской ткани, оторванной от его же футболки, завязал ему глаза. Парнишка дрожал и немного покачивался.

– Вот, джентльмены, один из тех, кто пытался убить Хэла Гаррета. Безусловно, Генрих будет открещиваться, но именно он послал этих мальчишек на задание без самой элементарной подготовки. По следам пуль на стене вы можете убедиться, что они не могли даже удержать оружие при отдаче. – Я присел на корточки перед парнишкой. – Как тебя зовут?

– Заткнись, негролюб!

Главарь «Кровопускателей» шагнул вперед и проломил бы мальчишке череп ногой, если бы Бат не сцапал его за воротник и не оттащил назад.

– Чего тебе, ты? Я раздавлю этот кусок дерьма!

Я покачал головой.

– Нет. Никаких убийств. Хэл взял с меня слово не убивать.

"Кровопускатель" ткнул себя большим пальцем в грудь.

– Эй, Рейф ничего не обещал Хэлу!

– Впрочем, и я, кажется, не обещал Хэлу не убивать тебя, так что мы на равных, а? – Я схватил юного вамсовца за подбородок. – Так как твое имя?

Юнец излучал страх, как костер излучает тепло. Он хотел бы держаться с презрением, но его хватило только на один выкрик. Да и много ли можно ждать от мальчишки, который с завязанными глазами стоит на коленях в луже липкой крови, понимая, что вокруг него люди, которые хотят лишь его смерти? Он поднял голову и сказал по-немецки:

– Меня зовут Биллем.

– Хорошо. А теперь слушай, Биллем. Я знаю, что почти бесполезно вытягивать из тебя что-то о Генрихе. У меня не так уж много способов напугать тебя до нужной степени, особенно если я уже сказал, что не собираюсь никого убивать. Итак, я решил сделать кое-что другое – и, как ни странно, это может спасти тебе жизнь. Тебе это не понравится, но я стараюсь ради твоего же блага, поверь мне. – Я взглянул на Алехандро. – Принесите-ка мне, пожалуйста, ЗЕЛЕНУЮ коробку из спальни.

Услышав слово «зеленую». Биллем забеспокоился, и я этим воспользовался.

– Я не сомневаюсь. Биллем, что Генрих, твой неустрашимый вождь, рассказал тебе все о "грязных людишках". Он говорил тебе, какие они дикие, и Рейф едва не подтвердил это, сплясав у тебя на голове. – Я быстро прочел имя, вышитое на груди Рейфова заместителя. – Зато Джалал, с другой стороны, довольно сдержан и цивилизован. Одним словом, парнишка, ты в плену предвзятого мнения, и я хочу дать тебе возможность исправиться.

Алехандро принес коробку. Открыв ее, я выбрал самый большой шприц, какой там только нашелся, сорвал с него обертку и провел шприцем под ногами у Виллема так, словно предлагал ему высокосортную сигару.

– Вот, друг мой, этот шприц и послужит инструментом твоего просвещения. Ты, разумеется, знаешь, что белые люди – высшая раса, потому что у них чистая кровь.

Да-а, Биллем, боюсь, что отныне твоя фамилия будет "Грязник".

Рейф свирепо взглянул на меня.

– Чего ты делаешь, ты? Ты хочешь, чтобы он раскололся, или вкатить ему образования через задницу? Дай его мне, я ему покажу, кто тут низшая раса. А потом мы пойдем и замочим еще парочку беленьких неженок.

– Заткнись, олух, не то я скажу Бату, чтобы открутил тебе голову и отнес в кегельбан. – Биллем истерически захохотал, но я оборвал его смех пощечиной. – Руки-ноги пойдут на кегли, а запасных частей никто не найдет, идиот. Что я собираюсь сделать, так это наполнить шприц кровью и закачать ее тебе. Биллем. Твоя кровь станет смешанной. Потом мы вывезем тебя в пустыню и оставим на солнышке, пока ты не почернеешь хорошенько.

– О Господи, – возопил Рейф. – Крови беляшек я Достану тебе сколько угодно.

– Вот именно! – Я, вытащил из травматологического набора иглу, распечатал ее и вставил в шприц. – Рейф" поскольку у тебя в голове не больше одной извилины, я думаю, ты подойдешь. Бат, заверни ему рукав и подержи его, чтобы не дергался.

Рейф хотел отскочить, но Бат сдернул ему куртку на локти и лишил возможности сопротивляться. На бицепсе Рейфа пульсировала превосходная толстая вена.

– Отвали от меня, ты! Я не дам свою кровь этой мрази!

Я покачал головой и рассмеялся.

– Этой мрази? Какое извращенное чувство заставляет тебя думать, что ты его лучше? Ты, тупица, всегда готов пойти воевать, а из-за чего? Из-за того, что стреляли в человека, который хотел чего угодно, только не войны! Лежа на каталке, с дырой в груди и дырой в животе, он взял с меня слово, слово, черт побери, что я не допущу войны. Хэл явно сумел разглядеть в тебе гораздо больше, чем я, раз считал, что у тебя хватит мозгов понять, что смерть никому не поможет. – Я повернулся и взглянул на других главарей. – Вы все можете проваливать и браться за свои пушки, если хотите. Попробуйте пойти и перестрелять всех «Арийцев», если вам так неймется. Я позабочусь, чтобы вам дали общий стол в морге. Черт, да я, пожалуй, сам, распродам вас «Жнецам», а денежки отправлю в фонд "Солнечный луч", потому что это единственный способ сделать так, чтобы война помогла хоть кому-то. – Я перевел дыхание и ухмыльнулся Рейфу. – Я думаю, не закачать ли тебе потом немного и его крови? Вы так сходно мыслите, что вам на роду написано быть кровными братьями.

– Не тронь меня этой штукой. – Рейф выпучил глаза и беспомощно забился в руках Бата.

Я сдернул с иглы пластиковый колпачок. Увидев это, Рейф закатил глаза и потерял сознание. Бат был немало удивлен, когда главарь банды повис у него на руках.

Я знаком велел Бату посадить Рейфа на пол и сделал вид, будто беру у вождя кровь.

– Ох, Рейф, великолепно! Черная, дымится – как раз то, что мне нужно. – Внезапно я увидел, что Джалал осторожно пробирается к двери. – Куда это ты собрался?

"Кровопускатель" улыбнулся.

– Я так рассудил, что, если вкатить Виллему столько черной крови, он будет меняться быстро. Я хотел сгонять кого-нибудь из ватаги за жареными цыплятами и арбузом. – Негритянский акцент придал его словам издевательскую убедительность.

– Какое внимание с твоей стороны.

Джалал ухмыльнулся во весь рот:

– Для братца – все что угодно.

Снова порывшись в травматологическом наборе, я достал маленькую ампулу с эпинефрином – синтетическим адреналином – и набрал в шприц достаточно жидкости, чтобы Виллема пробрало до костей. Протирая ему руку ваткой, смоченной в спирте, я сказал:

– Это совсем не больно, сынок, – и взглянул на "Драконов":

– Когда начнет действовать, я попрошу и вас поделиться с ним кровью, чтобы он получил раскосые глаза и способности к математике. А «Дьяволы» научат его говорить по-испански и есть тортильи.

– Все что угодно, лишь бы спасти его от арианизма.

Я воткнул Виллему иглу в дельтовидную мышцу.

– Ну, понеслась. Эй, взгляните ка! Уже начинается!

Биллем, подстегнутый эпинефрином, начал трястись.

– Цвет слабого чая, но уже темнеет.

– Ого, скоро он будет черным как боб!

– Цвет красного дерева, точно, – добавил главарь "Драконов".

Я запустил руку Виллему в волосы и осторожно взъерошил их.

– Взгляните-ка, как темнеют. Ох и сильная кровь у тебя, Рейф!

– Парень, – подколол Джалал, – а девочка у тебя есть? Моя сестричка как раз скучает.

Главарь «Дьяволов» покачал головой:

– Нет уж, моей сестре он тоже понравится.

Биллем вспотел так, что промокла повязка на глазах.

– Нет, вы не сделаете это со мной! Не сделаете!

– Мы уже сделали, Виллем, и после того, как вытащим тебя на солнышко, ты таким и останешься. Ты навсегда станешь одним из грязных людишек. Ты читал книгу "Черный, как я"? Нет? Обязательно почитай. когда будет время. Правда, книжка старая, но я уверен, ребята помогут тебе советами. Есть у кого-нибудь часы?

Который час?

– Полночь.

Я зашипел сквозь зубы.

– Черт, он меняется быстро, а до восхода еще шесть часов. Он может вернуться к прежнему виду, прежде чем мы зафиксируем изменения. Кто из вас знает, есть ли тут поблизости солярий?

– Да, есть, на перекрестке Тридцатой и Томаса, мили полторы отсюда. – Алехандро похлопал Виллема по спине. – Я могу его подбросить в два счета.

– Нет, не надо!

– Надо, Биллем, иначе к тебе вернется твое прежнее глупое «я». – Я положил тяжелую ладонь ему на плечо и дружески сжал. – У меня руки связаны, сынок.

– Нет, пожалуйста! Нет! – Он начал кричать и неудержимо трястись. Я знал, что эта дрожь вызвана эпинефрином, но и страх тут тоже сыграл свою роль: Биллем был напуган до глубины души и даже еще глубже. – Нет, пожалуйста!

– Биллем, – начал я тихим голосом, – ты просишь меня о милости, а ведь ты стрелял в моего друга. Ты должен доказать мне, что сожалеешь об этом и предложить компенсацию за то, что ты сделал. Ты едва не убил человека, который впустил тебя в дом, потому что ты просил его о помощи. Если бы я не дал ему слово, ты был бы уже мертв.

– Что вы хотите? – В голосе Виллема прозвучало отчаяние, и он начал заваливаться в сторону Алехандро.

– Ответов на некоторые вопросы.

– Если я знаю – конечно, на все, какие угодно!

– Ну вот, Биллем, мы почти дома.

Я встал и отвел главарей банд к двери.

– Вы знаете, что Гаррет хотел мира, так?

Они ответили кивками.

– Хорошо. То, что он сейчас скажет, может лишить вас благоразумия. Гаррет доверил мне переговоры с вами, и теперь вам придется доверить мне уладить это дело.

Вам лучше уйти и увести своих людей. Идет? Положитесь на меня и уходите.

Уши главаря «Драконов» шевельнулись и замерли.

– Идет. – Он взглянул на двух других главарей. – Продолжим перемирие, по крайней мере до тех пор, пока Гаррет не встанет на ноги?

Джалал и «Дьяволы» дали согласие. Потом Джалал кивнул мне:

– Я попридержу Рейфа.

– Спасибо.

Джалал выволок Рейфа из дома, и толпа снаружи стала рассасываться. Я снова присел на корточки перед Виллемом.

– Биллем, вопрос вот какой: Генрих получает изрядные субсидии, чтобы закупить оружие и начать войну здесь, на южной стороне Феникса. Его кто-то финансирует, и финансирует с умом. У них оружие от "Ханивел и Кох", но их цитадель находится в зоне военных действий, так что они скорее всего здесь ни при чем. Так вот, скажи мне, кто обустраивает фатерланд для фюрера Генриха?

Мальчишка поник головой.

– "Билдмор".

– Имена?

– Имени я не знаю, но он из службы безопасности, и у него куча долмарок.

– Хороший мальчик. Алехандро отведет тебя туда, где ты сможешь поспать до утра. К этому времени ты уже придешь в себя. А повязку на глазах мы оставим, потому что превращение делает их слишком чувствительными.

Алехандро помог парнишке подняться. Я перерезал веревки скальпелем, взятым из травматологического набора и, вставая, посмотрел на Бата.

– Ты все слышал?

Он кивнул.

– Отлично. Этим займется Джитт. Посмотрим, сумеет ли она отыскать вероятных кандидатов. Пусть запустит проверку конфликтных областей между «Билдмэр», "Лорикой", "Ханивел и Кох", «Сумитомо-Диал» и «Джинентех-Карбайд». Я хочу знать все о нашей мишени. Да, и пусть составит досье на Нер-ис'Лвринг.

Бат медленно кивнул.

– Ты хорошо поработал. Я бы начал с того, что стал бы ломать ему кости.

– Искушение было и у меня, но я обещал.

– Я никогда не даю обещаний, которые не собираюсь выполнить.

– Ну а я даю только такие, которые, как мне кажется, выполнить в состоянии. – Я выглянул в окно Толпа уже рассосалась, – Надеюсь только, что обстоятельства не помешают мне это сделать.

Глава 22

Я вернулся домой, к Марит, около часа ночи. Заглянув к ней и увидев, что она мирно спит, я не стал беспокоить ее, разделся в комнате для гостей и рухнул в постель. Хотя мне было бы и уютнее, и спокойнее, если бы она лежала рядом со мной, я не был уверен, что мне сейчас нужны спокойствие и уют.

Я не сомневался, что тот предатель, о котором говорил Койот, передал сведения о встрече у Хэла Генриху.

Информация, полученная от Виллема, могла бы помочь выйти на того, кто нанял предателя, но тут в моей логике имелся большой пробел, который мне хотелось бы устранить. Подгонять под теорию факты – последнее дело. Надо искать теорию, соответствующую фактам.

Итак, каковы же факты, которыми я располагаю? Из того, о чем спрашивала Нерис и по ее реакции на мои слова, следовало, что меня пригласили со стороны, чтобы убрать со сцены ее отца. Ее настроение внезапно и резко изменилось именно в тот момент, когда я намекнул, что ее отец, возможно, еще жив. Очевидно, информация, которой он располагал, представляла опасность для Нерис – но я даже не мог предположить, к чему она относилась.

Еще меня интриговала ненависть Нерис к Марит, которой, по-видимому, объяснялось вчерашнее происшествие в "Дэнни Плэйс", ч я по-прежнему терялся в догадках, имеет ли Лейх отношение к тому «Жнецу», которого я застрелил во время побега. Я был уверен, что после таких ранений выжить невозможно, но после визита в иную реальность, когда я на собственном опыте убедился, как нелегко убить драолинга, моя уверенность заметно поколебалась.

И оставалась, разумеется, проблема предателя. Поскольку все члены ячейки знали о предстоящей встрече, на эту роль годился любой. Единственным способом выявить его, был отбор по принципу ограниченной информации. Несмотря на странность того, что произошло в Седоне, Рок Пелл выглядел наиболее подходящим кандидатом. Там нас заманили в заранее устроенную засаду, и он знал, что мы туда собираемся.

Тем не менее это был всего лишь повод для дальнейшего расследования в этом направлении, но никак не доказательство вины.

Пытаясь придумать различные задания для разных людей, я постепенно погрузился в сон. Но мое подсознание продолжало мусолить эту проблему, и результатом стало странное сновидение. Дело происходило на шикарной вечеринке с коктейлями, где каждый, с кем я встречался, казался существом из плоти и крови, но как только я отворачивался, превращался в тонкий, как лист бумаги, силуэт. Одна его сторона выглядела такой, каким человек выглядел при поверхностном рассмотрении, зато другая представляла его в наихудшем свете.

Например, Рок, облаченный в нацистский мундир, пересчитывал тридцать серебряных монет.

Что самое странное, Койот появился сразу в виде белого силуэта и постоянно держался спиной к стене. Я не мог добиться от него ничего, кроме редких одобрительных кивков. Меня это разочаровало, но, когда я оказался перед зеркалом, оттуда на меня тоже глянул белый силуэт. Значит, в моем подсознании Койот и я были единым целым, и эта мысль встревожила меня – но по какой-то причине я бы и сам не смог объяснить.

Внезапно в мое сновидение вторглась черная тень. Я повернулся и увидел знакомое золотое кольцо.

– Эль Эспектро. Вы действительно здесь, или мне только снится?

Тень повернулась, оказавшись более вещественной, чем прочие обитатели моего сна.

– Здесь, так сказать, во плоти.

– Вы говорили с Лорингом?

Человек-тень кивнул:

– Я связался с ним, и это оказалось до странности легко. Боюсь, что он вступил в реальность, к встрече с которой не готов.

– То есть?

Эль Эспектро сделал правой рукой движение, словно отгоняя от зеркала туман, и фон моего сновидения тотчас исчез. Теперь я видел перед собой красноватую равнину, а над ней – черную чашу неба с мигающими звездами. Эль Эспектро шагнул в зеркало, и я последовал за ним. Обернувшись, я увидел, как мир моего сновидения сжимается в точку, взмывает и становится третьей звездой в поясе Ориона.

– Мы с вами только что сменили одну реальность на другую. О способности к этому говорит, в частности., умение видеть цветные сны, а не черно-белые, значит, ваше сознание способно справиться с большим количеством сигналов на входе. Некоторые люди слепы к этим сигналам, другие не могут их обрабатывать – я имею в виду, сами, без посторонней помощи.

– Не уверен, что понимаю, о чем вы мне говорите. – Я пожал плечами. – Насколько я себя помню, хотя это не очень много, я всегда видел цветные сны.

– Мы с вами принадлежим к одаренному меньшинству. Мы – те, кого шарлатаны и медиумы называют сенситивами. У нас есть природный дар принимать и обрабатывать больше сигналов, чем другие люди. По сути дела, это разновидность эмпатии, сродни способности видеть в ультрафиолетовом или инфракрасном диапазоне электромагнитных волн. Мы знаем, что первое доступно некоторым насекомым, а второе – змеям. Для нас, пока мы не обучены и не вооружены умением, эмпатия немногим более, чем умение чувствовать беспокойство в опасных ситуациях и воспринимать тревогу других.

Я улыбнулся.

– В то время как вы, обученный и вооруженный своим искусством, способны читать мысли и творить прочие чудеса.

Эль Эспектро наклонил голову в знак согласия с моим замечанием.

– Верно, хотя на самом деле мои чудеса не слишком отличаются от салонных фокусов. Телекинез, пирокинез, телепатия, психометрия, ясновидение – все это лишь следствие того, что отличает нас от прочих. Мы такие же люди, как все, только сведущи в том, к чему другие слепы.

– И Неро Лоринг один из слепых.

– Именно. К несчастью. Как творческий человек, это один из самых блестящих умов, с какими я имел удовольствие встретиться. Его разум работает настолько быстро и таким сложным образом, что я способен уловить не более чем отзвуки поверхностных мыслей.

Мне легче было бы прочитать "Войну и мир" по-эскимосски, чем углубиться в его разум. И все же, если бы он вчера оказался с нами в протоизмерении, то обнаружил, что попал в мир, наполненный серым желе. Он не видел бы ничего, кроме вас и меня, а если бы мы покинули его, то остался беспомощным.

Комета неудачи черкнула по небу.

– В том, как вы произнесли "к несчастью", мне чудится опасность.

– И к тому же немалая. Года четыре назад, как я теперь понимаю, Лоринг впервые заметил тревожные признаки и начал, по меньшей мере, подозревать о существовании измерений, отличных от того, в котором существует Земля. Он придумал устройство, которое, по его замыслу, должно было позволить ему обнаружить иную вселенную. Неро назвал его радиотелескопом, просматривающим другие измерения. Это было нечто вроде грубого аналога тех пространственных врат, через которые я отправил вас и мисс Фиск обратно в Затмение. Неро занимался этим в свободное время, но примерно четыре месяца назад он обнаружил нечто такое, что его потрясло. Два месяца спустя дочь выставила Лоринга из компании и попыталась убрать совсем, но верные люди помогли ему скрыться.

– И меня вызвали, чтобы я его убил.

Эль Эспектро вскинул голову.

– Умозаключение или вы знаете точно?

– Умозаключение, но весьма обоснованное. Признаки есть, хотя, – я скрестил руки на груди, – я все еще страдаю от амнезии и до конца не уверен. Я сделал этот вывод на основании поведения Нерис. Она очень встревожилась, когда я сказал ей, что ездил в Седону по поводу слухов об ее отце.

– Это может многое усложнить. – Человек-тень ненадолго задумался, потом покачал головой. – Вам придется действовать очень осторожно.

– Не сомневайтесь. А теперь поскорее расскажите о Неро.

– А, да. Когда Лоринга выгнали, он потерял доступ к своей машине. Он провел много времени за изучением некоторых мистических текстов, описывающих иные измерения, иных существ и тому подобное. Не думаю, чтобы он верил в какие-то конкретные описания – скорее искал соответствия тому, что открыл с помощью своего димензиоскопа. У Эдгара По он нашел то, что искал, и решил поверить злобной клевете на мистера По, обнародованной Руфусом В. Грисуолдом.

– То есть о том, что По пристрастился к опиуму? – вставил я.

– Верно, или, скорее, неверно. По мог быть, как мы с вами, эмпатом с большим творческим даром и способностью заглядывать в иные измерения. Неро, начав с этого, укрылся там, где мог получать и использовать психотропные средства, с целью освободить свой разум и странствовать там, куда мог проникнуть с помощью димензиоскопа.

– И это не сработало?

– Представьте себе человека, который изучает географию, прыгнув на плот в надежде, что случайное течение перенесет его из Нью-Йорка в Европу. Неро разрушает свой разум – и разрушает его впустую. – В голосе Эль Эспектро зазвучала тревога. – Каким бы важным ни представлялось ему это дело, в любом случае ему с ним не справиться.

– А чего вы хотите от меня?

– Рана, которую я получил, оказалась опаснее, чем я думал. Я не могу прийти к Неро и отрезвить его. Нужно, чтобы это сделали вы. Вы должны забрать его оттуда, где он сейчас, и оставить у моих друзей в Затмении.

– То есть выступить в качестве посредника?

– Это скорее ради вашей безопасности, нежели моей. – Эль Эспектро приложил ладонь к моему лбу. По коже пробежали мурашки, и я внезапно увидел маршрут, которым должен был ехать туда, где был Лоринг. – Вот, это вам поможет. Желаю удачи и счастья – и, пока вы не знаете, кто предатель, езжайте один.

Силуэт Эль Эспектро начал бледнеть, его голос постепенно затих. Там, где он только что стоял, над краем нашей планеты стал заниматься рассвет. Отвернувшись от яркого света, я почувствовал простыни, обвившиеся вокруг моих ног, и открыл глаза. В зеркальном фасаде цитадели «Сумитомо-Диал» отражалось восходящее солнце.

Я почувствовал запах кофе и взглянул на дверь. Там стояла Марит, в свободно подпоясанном шелковом халате, синем, как брюшко комнатной мухи. Когда она прислонилась к косяку, халат распахнулся, открывая шею, ложбинку на груди и плоский живот. Она держала у лица дымящуюся чашку и, казалось, собиралась вдыхать аромат кофе, чем пить его.

Я улыбнулся:

– Если кофе на вкус таков же, как и на запах, это высший класс.

Марит глубоко вдохнула и улыбнулась:

– Мне надо было проснуться. У меня был кошмар.

– О?

– Да, мне приснилось, что я просыпаюсь, а тебя нет рядом.

– Извини, ночью я не хотел тревожить твой сон.

– Понимаю, но, зная о Хэле, я беспокоилась.

Я сел в кровати и протянул ей, руки. Она поставила чашку на ночной столик, забралась камне в постель, и я обнял ее.

– Не думал, что ты знаешь о Хэле.

– Джитт позвонила ночью и рассказала. Бедная Кенди!

Я почувствовал, как она вздрогнула.

– Да. Но мы живы, и у меня есть след, который нужно исследовать Джитт и Бату.

– Правда? Я могу помочь?

Я покачал головой:

– В этом деле – нет. Но если ты еще один день проведешь в постели…

Она крепче прижалась ко мне.

– С тобой вместе?

– Хотелось бы. – Я приподнял ей подбородок и поцеловал ее в губы. – Мне надо съездить в индейскую резервацию. Если бы ты позвонила вниз и попросила приготовить для меня свой «ариэль», я был бы тебе очень признателен.

– Ради тебя я могу позвонить. Когда он тебе нужен?

– Через час.

– Через ча-а-ас? – Марит произнесла это, надувшись, и таким жалобным тоном, словно я говорил о наносекунде. Навалившись мне на грудь, она припечатала меня к постели. – Сойдемся на двух часах, мистер Кейн, и сделайте мне первый взнос в счет вашей признательности, чтобы скрепить договор.

– С удовольствием, мисс Фиск.

– Взаимно, мистер Кейн.

Глава 23

Покинув постель спустя изрядное время после того, как проснулся, я принял душ и облачился в повседневную одежду. Марит предложила потереть мне спинку, но я напомнил ей, что она должна еще позвонить насчет автомобиля. Она пошла звонить, заметив, что рассчитывает на выплату остальных девяноста процентов моей признательности по возвращении. Я предложил дать расписку, но она согласилась принять устное обязательство.

Чувствуя себя неспокойно, я взял с собой не только "кольт крайт", но и тот пистолет, что отобрал у «Жнецов», и свою снайперскую винтовку, хотя и оставил ее в кейсе. В индейской резервации Солт-Ривер нелишне иметь при себе дальнобойное оружие.

Марит одобрила мои приготовления.

– Если ты прав и Ведьма наняла тебя убить своего папашу, то взять на его поиски столько оружия, сколько можешь унести, – неплохая идея. И все-таки лучше бы мне поехать с тобой – просто на всякий случай.

Я покачал головой:

– Нет. Я хочу, чтобы ты еще денек отдохнула. Если то, что мы узнаем от Лоринга, потребует решительных действий, ты должна быть готова.

Марит неохотно согласилась с этим аргументом и велела Хуаните приготовить мне с собой ленч. Я взял коричневый пакет с едой, и Марит поцеловала меня, словно домохозяйка, провожающая мужа на работу.

– Будь осторожен.

– Как всегда. – Я подмигнул ей. – Да, кстати, никому не говори об этом, ладно? Хэлу лишние заботы ни к чему – да у меня еще, может, ничего и не получится.

– Ладно.

Я спустился на Пятый уровень и взял «ариэль» возле транспортной зоны Макдауэлл. Служитель показал мне «преисподник» – на местном жаргоне так называли подъемник, доставляющий автомобили прямо наверх, если это было быстрее, чем выезжать из Центра по автострадам. Поскольку я собирался отправиться в резервацию прямо из Макдауэлла, я решил, что это сэкономит мне время.

Вероятно, в глубине души я был готов к тому, что за мной будет слежка, но никак не ожидал, что она окажется такой вульгарно открытой. В первый раз я заметил «хвоста» на перекрестке Шестнадцатой и Макдауэлл, а к тому времени, когда проезжал под Скво Пик Паркуэй, уже не сомневался. Я нажал на газ, и отражения уличных фонарей замелькали на капоте. Преследователь, понимая, что обнаружен, тоже прибавил скорость.

Я вытащил «крайт» из наплечной кобуры, положил его на сиденье рядом с собой и, опустив стекло с левой стороны, принялся следить в зеркальце заднего вида за грузовичком-пикапом с двумя «Арийцами» в кабине и третьим в кузове. Тот, что был в кузове, поднял винтовку, и я увидел вспышку выстрела за мгновение до того, как заднее стекло треснуло и разлетелось угловатыми ледяными брызгами.

Я был настолько поглощен тем, чтобы затруднить прицельную стрельбу по моему автомобилю, что едва не пропустил другую опасность. Во всякой ловушке должны быть приманка и жало. Я ошибся, приняв пикап за жали, в то время как он сделал именно то, что требуется от приманки, – отвлек на себя внимание. Он очень хорошо справился с этой задачей, и я чуть было не опоздал.

Из боковой улочки наперерез движению вылетел «харлей», на котором восседал беловолосый, голый по пояс «Ариец». На нем были зеркальные очки, но под левой линзой виднелся след звездообразного шрама. Он развернулся на меня, и я увидел на его груди еще два круглых шрама, таких старых на вид, что вряд ли они не могли быть следом пулевого ранения недельной давности. Затянутой в перчатку левой рукой он сжимал рукоять обреза-двустволки.

Я ударил по тормозам, и «харлей» проскочил мимо.

Лейх перекинул обрез в другую руку, но я крутанул руль влево и ударил капотом по его мотоциклу. Он выронил обрез, и пока он боролся, пытаясь удержать руль, я поравнялся с ним, высунул в окошко «крайт» и всадил в него две пули. Одна ударила его в бедро, другая – в грудь, и мотоцикл, вильнув, ушел в сторону.

В одном отношении Лейху повезло. "Форд-ревлон элан", в который он врезался, двигался не очень быстро.

Лейх перелетел через руль, ударился в лобовое стекло, и его перебросило через крышу автомобиля. Он приземлился на ноги, но не удержался и заскользил на спине по осколкам стекла, мусору и кускам хромированной облицовки у обочины дороги, Его мотоцикл, завершив вслед за, ним кувырок через «элан», придавил Лейха сверху.

Пикап остановился возле распростертого Лейха, а я доехал дальше. В ушах звенело от выстрелов, во рту чувствовался сухой и терпкий привкус кордита. Возможно, Марит была права. Возможно, мне лучше было остаться вместе с ней в постели.

На Тридцать шестой улице я остановился на красный свет позади "троттера Джи-Ди-Эм". Это была моя ошибка. Нижние этажи цитадели «Лорики», видимые слева, настойчиво советовали попытаться связать мистера Лейха и с мотоциклистом, которого я только что убил, и со «Жнецом», которого я застрелил в первую ночь моей новой жизни. Я отчаянно надеялся, что это окажется нелегко, но все три образа сливались в моем сознании легче, чем патроны, вставляемые в магазин.

Он не похож на драолингов, но…

Я осознал, что красный свет горит дольше, чем ему положено, в ту же секунду, когда заметил пикап в зеркальце заднего вида. Я вывернул руль вправо и, дав полный газ, выскочил на тротуар. Правое крыло заскребло по стене, посыпались искры. Пешеходы выпрыгивали на проезжую часть, а я влетел прямиком в металлическую тележку, набитую всяческой гастрономией. Жестянки с супом и овощами забарабанили по капоту, а я снова вырулил на дорогу и дал полный газ.

За мной, проходя перекресток по широкой дуге, мчался пикап. Водитель сгорбился за рулем, пассажир рядом с ним выставил в окно пистолет. Я вильнул перед самым грузовичком и сбил им прицел, но водитель попытался протаранить меня, и я едва отвернул.

Пока мы проскакивали перекрестки с Сороковой и Сорок четвертой, грузовичок все пытался поравняться со мной, но я не давал. И тут, как раз на другой стороне Сорок четвертой, в кузове грузовичка встал стрелок и приложил к плечу винтовку, уперев левое предплечье за лямочную петлю, чтобы точнее целиться. Я резко крутанул баранку влево, и очередь прошла через правую часть автомобиля.

Я взглянул в зеркальце и включил последнюю передачу. Внезапно до меня дошло, что на первом стрелке не было перчаток. Я присмотрелся. Ветер размазывал по его лицу две красные полосы, идущие от уголков рта.

Лоскут кожи на плече хлопал на ветру, открывая дельтовидную мышцу. В довершение ко всему на бедре и в боку у парня-с винтовкой я увидел пулевые ранения.

Это Лейх. Невозможно!

Еще две пули вонзились в подголовник пассажирского сиденья, и я увидел, как Лейх яростно дергает затвор винтовки. Когда мы промчались через Пятьдесят вторую улицу и начали подъем между Папаго Баттс, я убрал ногу с педали газа и свернул в правый проезд.

Водитель, обрадовавшись, что я сбросил скорость, проскочил вперед, чтобы занять позицию, откуда Лейх мог палить сколько душе угодно.

Но не тут-то было. Пока водитель крутил баранку, разворачивая грузовичок поперек дороги, я снова нажал на газ и поддел пикап точно под правое заднее колесо.

Кабина у грузовичка была тяжелее, и его сразу же занесло. Я ударил снова и отстал, а он устремился под углом сорок пять градусов к первоначальному направлению.

Летя на скорости миль шестьдесят в час, пикап ударился о бордюр, подпрыгнул на добрых три фута и врезался в низкую стенку на другой стороне велосипедной дорожки. Мистера Лейха и тело первого стрелка выбросило из кузова, как катапультой. Стрелок шлепнулся, как и положено мертвецу, но Лейх пытался управлять своим полетом. Он приземлился на правую ногу, по инерции перекувырнулся через спину и попытался удержаться на ногах с помощью штурмовой винтовки "армалит".

Разумеется, он упал и покатился, оставляя на асфальте клочья кожи, но все же сумел встать на ноги в десяти ярдах от места аварии.

Я подбил «ариэлем» его ноги. Лейх развернулся, ударился о крыло, вылетел на разделительную полосу и завопил, приземлившись в объятия большого кактуса. Он повис там, словно в мрачной пасхальной мистерии, а на другой стороне дороги пикап привалился к насыпи и замер, задрав в воздух четыре вертящихся колеса.

Уезжая прочь от этой картины, я задавал себе два вопроса. Первый: что за черт этот Лейх? Я стрелял в него в общей сложности шесть раз. Я пустил его мотоцикл навстречу автомобилю на скорости шестьдесят миль в чае и видел, как он принимает массаж на асфальте.

После этого он утолил жажду кровью своего сообщника и стоял на ногах достаточно твердо, чтобы метко стрелять из кузова мчащегося грузовика. Наконец, после того как его выбросило из пикапа, он покатился и встал. Я сбил его «ариэлем», но он все-таки умудрился остаться в живых и заорать, когда его накололо на кактус.

Где-нибудь в протоизмерении это, может, и было в порядке вещей, но появления бессмертного существа на улицах Феникса я никак не ожидал.

– Логично предположить, что этот Лейх, скажем, один из четверых близнецов, разделяющих между собой свои увечья с помощью той эмпатии, о которой говорил Эль Эспектро.

Оттого, что я произнес это предположение вслух, оно лучше не стало. Напрашивался вывод, что Лейх, как и драолинги, был порождением иного измерения, – но как он сюда попал, как связался с «Лорикой» и Нерис, и откуда знал, что ему нужно гнаться за мной именно в это утро, оставалось полем, открытым для умозаключений. Из этого набора загадок меня больше всего беспокоила последняя, но я отложил размышления до тех пор, пока не оставлю Неро Лоринга в безопасности у друзей Эль Эспектро.

Другой вопрос, разумеется, заключался в том, как объяснить Марит, что случилось с ее автомобилем.

– Да, приятель, – сказал я себе. – Тебе придется быть ОЧЕНЬ признательным.

Застывшая Тень накрывала собой восточную часть того, что прежде называлось Долиной Солнца, до самой Солт-Ривер. Я видел границу на карте, но никак не предполагал, что она окажется такой резкой. Чтобы улавливать утреннее солнце, панели Застывшей Тени перекрывали восточную часть Скоттсдэйла, оставляя просвет в двадцать футов лишь над основными дорогами.

По счастью, Макдауэлл-роуд принадлежала к ним, и я попал в резервацию, без остановки проскочив под Сто первой эстакадой. Снаружи, под восхитительными лучами солнца, я разогнал машину до семидесяти миль в час и предоставил встречному ветру выдувать через заднее окно осколки стекла и клочья набивки сиденья. Я наслаждался теплом, и под ярким светом мой, страх перед Лейхом отчасти растаял.

Я свернул на шоссе номер 87, ведущее на северо-восток, и поехал через самые сухие и негостеприимные земли, какие я только видел. В отдалении мелькали маленькие ветхие домики цвета рыжей грязи. Я не сразу сообразил, что они сделаны из адобы, и это меня поразило. В этот день, в этом веке, в тени одного из величайших городов Северной Америки, люди живут в домах, слепленных из грязи!

Недалеко за тем местом, где Билайн-хайвей пересекает Аризонский канал, я свернул на север по грунтовой дороге. Я ехал по ней, поднимая огромные клубы пыли, дважды вспугивал диких кроликов, и трижды мне попадались ржавые остовы автомобилей. Но несмотря ни на что, я уверенно держал курс на гору Соуик.

Эта гора, округлый красный кусок скалы, лежит на окружающей плоской равнине, словно комок глины, пришлепнутый гончаром. Я обогнул ее с востока и остановился у дальнего края. Снова убрав в кобуру вороненый «крайт», я взял из машины кейс с винтовкой и пакет с сандвичами. Кейс был помят срикошетившей пулей, а в одном из двух сандвичей зияла большая дыра.

Я перебрался через пару небольших лощин и нашел тропинку, ведущую в неширокую расщелину между самой горой и большим утесом, – я видел ее, когда Эль Эспектро мысленно передавал мне карту. У подножия горы я встретил двух индейцев – молодого и очень старого.

– Здравствуйте, джентльмены. – Я старался держаться открыто и непринужденно, поскольку у молодого индейца висел на правом локте древний винчестер с рычагом для перезарядки. – Хороший день для прогулки.

Старик хрипло расхохотался. Молодой поднял ружье и положил на сгиб левой руки.

– Мистер, если вы проделали этот путь ради прогулки, вынужден вас разочаровать. Это земля резервации, и она закрыта для туристов. Можете разворачиваться и уходить.

В моем подсознании всплыла фраза, упрятанная туда Эль Эспектро, – Я просто ищу видений, друзья. "Отдел Ведьм" нуждается в моей помощи.

Молодой готов был меня прогнать, но старик что-то ему сказал, и ствол винчестера качнулся к земле.

– Положите пакет и кейс. Снимите ветровку.

Я выполнил приказание и остался в одной тенниске-безрукавке с пристегнутой на груди кобурой.

– Что дальше?

Старик бросил бурдюк с водой к моим ногам.

– Поднимите мешок, который бросил мой дед, – приказал молодой, – и вымойте руки. Мойте их хорошенько.

После всего, что случилось утром, я и сам был не прочь сполоснуться. Подняв бурдюк, я полил на руки и понюхал воду. Она ничем не пахла. Я вымыл руки, заткнул бурдюк и снова бросил его старику.

– Если вы попросите меня надеть хирургический халат и пройти в операционную, то я сейчас же уйду.

Молодой поморщился на мою шутку, но старик снова залился хриплым смехом. Мы постояли минут пять; старик то и дело поглядывал то на солнце, то на меня.

Наконец он что-то сказал молодому, ствол винтовки поднялся и ушел в сторону.

– Входите. Вы чисты.

Я нахмурился, пытаясь собраться с мыслями.

– Чист?

Старик заговорил тихим, докучливым и в то же время властным голосом:

– В прежние дни создания зла не могли устоять против солнечного света. Но теперь у них есть защита от солнца. – Он положил трясущуюся руку на сильное плечо внука. – Ты подождешь здесь, Уилл. Будь на страже, а мы пойдем в Пещеру Сновидений.

– Да, дедушка.

– Старик, чьи длинные седые волосы были прихвачены ремешком вокруг головы, повел меня по узкой тропке.

– Тебя послал Дух, Что Живет. Сказал ли он тебе, что ты должен найти?

– Нет.

Старик взглянул на меня через плечо пронзительными серыми глазами.

– Здесь мы далеко от того мира, который ты знал в Фениксе. И Неро Лоринг так же далек от нас, как ты 6 т Феникса. Лоринг доверился мне, и я согласился помочь ему в поисках, но больше я ничем помочь ему не могу.

Это дело для тебя.

– Кстати, меня зовут Тихо Кейн.

Старик негромко рассмеялся.

– Данное мне имя на твоем языке звучит: Тот, Чьи Гримасы как Свет в Глазу Ворона. Оно мне не льстит.

Можешь называть меня Джордж.

– Джордж?

Он пожал плечами.

– В дни моей юности я учился писать по-английски, срисовывая надписи на монетах. Когда меня призвали во время Корейской войны, то предложили выбирать между Джорджем и Новусом. Первое имя сержанту легче было запомнить.

За разговором мы подошли к крутой извилистой тропинке, жавшейся к склону горы. Годы выветрили, но не сгладили вулканический камень. Один неверный шаг, и я разобьюсь в лепешку не хуже Лейха.

Джордж остановил меня на широком уступе. Слева шли зацепки для рук и ног, вырезанные в камне прежними поколениями. Наверху, над краем следующего уступа, виднелась верхняя часть чего-то, похожего на пещеру. Старик указал на нее.

– Это священная гора, а Пещера Сновидений – волшебное место. Неро Лоринг там уже три недели. Мы с Уиллом каждый день приносим ему еду и воду. Еще мы следим, чтобы его не потревожили те, кто желает ему зла. Когда поднимешься, ничего ему не говори, пока он сам не заговорит с тобой. Он беседует с богами, и не нужно мешать этой беседе. – Старик вздохнул и присел в тени. – Не знаю, что ты там найдешь. Я не был в пещере с тех пор, как впервые привел его туда. Но что бы ты ни увидел, не трогай ничего – для него это может быть священно. Может быть, только это и поддерживает в нем жизнь. Слушай его внимательно, и когда он заговорит с тобой, как с тобой, значит, ты можешь забрать его. А я между тем, – он указал на мою кладь, – присмотрю за твоими вещами.

Я поставил кейс на землю и, бросил старику пакет с сандвичами.

– Если хотите, поешьте, но берегитесь отравления свинцом.

Он кивнул с серьезным видом.

– Портить еду – преступление.

Я начал подниматься, прислушиваясь к звукам, доносящимся сверху. Подъем оказался нетрудным, и всякий раз, когда я оглядывался, Джордж помахивал мне все меньшим и меньшим куском сандвича. На самом верху я заметил кувшин с водой и пустую пластиковую тарелку, стоящие на уступе, который был немногим шире двуспальной кровати.

Отверстие в горе явно было сделано человеческими руками и вело в туннель шириной фута, три и длиной десять футов. Я пригнулся, чтобы не снять себе скальп о скалу, потом медленно выпрямился и вошел в Пещеру Сновидений.

Пещера освещалась только через отверстие в сводчатой крыше, и яркий луч света омывал сидящего в позе лотоса Неро Лоринга. Я не сразу понял, что он довольно мал ростом. Солнце играло на его безволосой макушке и голых плечах. Лоринг сидел, закатив глаза, и казалось, что он заключен в световой кокон в преддверии духовного преображения.

Касаясь рукой стены, я осторожно двинулся по внешнему краю пещеры к небольшой нише. У меня было немного свободы передвижения, потому что Лоринг покрыл весь пол пещеры сложным рисунком из песка. Я видел песчаные рисунки, которыми торговали в Фениксе, но, хотя техника была мне знакома, смысл изображения был непонятен.

Центр рисунка был там, где сидел Лоринг. Семь линий делили его на равные части, и в каждой было изображено странное существо. Безусловно, это были символы, но символы чего, я не мог догадаться. Например, треснувшее яйцо, из которого выползало насекомоподобное чудовище. Или ненасытная большеротая тварь, загребавшая себе в пасть землю конечностями, которые заканчивались экскаваторными ковшами. Внезапно меня охватило чувство, что все это мне знакомо. Ключ к разгадке был где-то внутри меня – не хватало только маленького кусочка головоломки.

Этим кусочком был внешний круг. Он был почти полностью сделан из черного песка, кроме тех мест, где на него наслаивался обычный. Эти части имели форму углов, начинающихся и заканчивающихся точками. Я знал, что уже видел такой рисунок, но не сразу вспомнил где.

Пространственные врата! Лоринг построил их из песка! Я перевел дыхание. Вот это да, здесь, наверное, не обошлось без сильнодействующих снадобий.

В семи маленьких горшочках, помещенных там, где на внешней окружности заканчивались расходящиеся линии, тлели какие-то благовония. Толстые струйки дыма плавали в воздухе, словно облака космической пыли в мировом пространстве. Едкий запах, который я не смог распознать, обжег мне нос, и у меня заслезились глаза. И когда слезы сделали окружающий меня мир расплывчатым и мутным, все вдруг переменилось.

Я увидел себя там, где был с Эль Эспектро. Я плыл над красной планетой, но теперь вокруг было множество человекоподобных существ в индейской одежде. Они пристально разглядывали меня, их очертания непрерывно менялись, они делались похожими на стеклянные витражи и вновь становились богами этого мира. Они не говорили ничего, но я чувствовал, что они побуждают меня действовать. И в то самое время, когда я почти поверил в то, что они существуют, фигуры начали исчезать, словно являлись всего лишь отражением мыслей, таившихся в моем сознании.

Внизу я увидел Неро Лоринга, сидящего в пыли красного мира. Шевельнув ногами, как рыба хвостом, я направил свой медленный полет к нему. И тут позади него, на голом скальном обрыве, появились образы, словно на гору проецировали кинофильм. Я увидел голову и плечи Лоринга и увидел, как скользят по ним тонкие нитки прицела. Я увидел лиловую точку, которой ультрафиолетовый лазер "Аллард Текнолоджиз Эспайон" метит жертву. Точка легла на лоб Лоринга, словно библейская Каинова печать, и я почувствовал, что мой правый указательный палец свело судорогой.

В мучительно точном замедленном движении я видел, как стовосьмидесятиграновая пуля с рассверленным сердечником входит в точку прицела. При столкновении капля ртути внутри пули ударила вперед и вырвалась из оболочки. Крохотные шарики ртути пронзили мозг, словно дробь. Пуля раскололась и вышла над шеей, Оставив в черепе "выходное отверстие, впятеро больше входной раны.

Голова Лоринга резко качнулась вперед, выпав из кадра, и фильм кончился. Я понял не рассуждая, что все увиденное было моим воспоминанием, относящимся к тому времени, когда я еще не попал в мешок для трупов, не знаю, что за снадобье тлело в горшочках, но именно оно освободило это видение. Теперь я знал, что стрелял в Лоринга и убил. Я чувствовал это всей душой. Я убил Неро Лоринга – и все же он сидел передо мной.

Его глаза опустились, и обжигающий взгляд пронзил меня насквозь. Он заговорил, и голос его звучал так же безжизненно, как механический голос Койота в телефоне:

– Он сказал, что вы придете. Один раз как разрушитель, другой – как спаситель. – Лоринг протянул ко мне руки, словно передавая невидимую ношу. – Вы должны найти ее и привести ко мне. Ей нельзя у него оставаться.

Я нахмурился, пытаясь проникнуть в смысл его слов.

– Кого «ее», и кто это – "он"?

– "Он" – Скрипичник. – В глазах Лоринга вспыхнуло "безумие. – «Ее» – Нерис. В ваши руки предаю я душу своей дочери. Если вы не спасете ее, мы все погибнем!

Глава 24

Реальный мир вновь обрушился на меня, когда Лоринг упал посреди своего рисунка. Чувствуя, как по спине у меня пробегают мурашки, я позвал Джорджа. Довольно скоро он явился на зов и, осторожно переступая через линии, подошел к центру рисунка.

Вдвоем мы подняли Лоринга, и я поразился тому, как он истощен. Человек его роста должен был весить фунтов сто тридцать, а в нем не было даже сотни.

Мы с Джорджем протащили бесчувственного Лоринга через туннель и с помощью Уилла донесли до автомобиля. Я пристегнул Лоринга к простреленному сиденью, а кейс с винтовкой положил сзади. Захлопнув дверцу, я повернулся к Джорджу, чтобы его поблагодарить, и увидел, что он крадется вокруг автомобиля, широко расставив руки, словно птица, увидевшая змею.

Мы с Уиллом отступили, не сводя с него глаз. Джордж дошел до заднего бампера и вдруг упал наземь. Когда подбежали мы с Уиллом, он, извиваясь, выползал из-под машины, держа в руке липкий шелковистый кокон серого цвета. Он немедленно положил его на плоский камень и расплющил другим камнем.

– Когда ты ехал сюда, за тобой следили.

Я взглянул на черную жидкость, сочащуюся из-под камня, и на расстрелянный автомобиль.

– Да.

Джордж гордо кивнул.

– Вот почему. Это Зло. Лучше тебе не возвращаться той же дорогой, потому что там собраны силы, которые хотят остановить тебя.

Поскольку я с самого начала не собирался этого делать, то с легкостью согласился.

– Спасибо за все.

Уилл нахмурился.

– Я люблю и уважаю деда, но вы, белый, не можете всерьез верить во все эти мумбо-юмбо, которым он меня учил. Древность и древние чудовища не имеют силы в подлинном мире.

По этим словам Уилла я понял, что парень на перепутье. Один Уилл, современный, как многие его ровесники, грезил о жизни в Центре. В этом мире не было места суевериям и призракам. Это был поверхностный мир, где оказаться в нужном месте в нужный момент было важнее, чем сделать что-то реальное. Хотя попасть туда и удержаться там было трудно, во многих отношениях этот путь был легче, поскольку требовал только преданности работе в сочетании с такой же преданностью гедонизму и любовью к восхождению по социальной лестнице.

Другой Уилл, тот, что с младенческих лет слышал рассказы о старине, за свою жизнь увидел достаточно, чтобы у него появились вопросы. Дед, несомненно, учил его древним ритуалам и, если Уилл обладал тем, что Эль Эспектро называл скрытыми эмпатическими способностями, мог использовать их, чтобы помочь внуку овладеть этим даром. Уиллу хватало опыта догадаться, что чудеса, о которых говорил дед, могут быть настоящими, и понимал, что, если так, его мир становится листом на дереве, а не целым деревом.

– Не знаю, что ответить тебе, Уилл. Я видел вещи, которые заставили меня усомниться в том, что реально, а что нет. – Открывая дверцу машины, я кивнул Джорджу. – Если бы я мог поучиться тому, чему твой дед может меня научить, я бы обязательно это сделал. Если он не прав, ты по меньшей мере спасешь от забвения традиции, которые древнее письменной истории. А если аи все-таки прав, то будешь куда лучше ориентироваться в том мире, который сам для себя выберешь.

Я сел в машину и завел двигатель. Отъезжая, я видел, как оба индейца возвращаются к Пещере Сновидений. Джордж протянул Уиллу половину сандвича, а юноша положил руку на плечо старику.

Другой дорогой я проехал к Фаунтейн-Хиллз и вырулил на проспект Ши. По нему я вернулся в Скоттсдейл и вошел во мрак Затмения в районе Сто двадцатой улицы. Выехав на Сто первую эстакаду, я двинулся на юг, до самого Томаса. Там я свернул, обогнув сердцевину Драк-Сити, и оставил Лоринга у друзей Эль Эспектро в маленьком домике, расположенном между Хейденом и Пимой, далеко от шоссе. За всю дорогу он ни разу не проснулся, и когда я уезжал, его зрачки все еще были расширены от зелья, которым он пользовался.

Я проверил, нет ли за мной «хвоста», и, остановившись у лавочки, где был телефон-автомат, позвонил Марит.

– Привет, Тихо. Ну как?

– Кто-нибудь еще знал, что я собираюсь в резервацию?

– Нет, я никому не говорила, как ты просил, – ее голос утратил игривость. – Что случилось?

– "Арийцы" подцепили меня сразу, как только я выехал из Центра. Мне удалось уйти, но твоя машина порядком попорчена. – Я нахмурился. – Может быть, они просто следили за твоим автомобилем. Точно больше никто не знал?

– Нет… Хотя погоди. Когда мы вчера уезжали в Седону, Рок забрал «ариэль» на обслуживание. Он всегда это делает. Прежде чем позвонить в гараж, я звонила ему, узнать, там ли она уже или ее еще ремонтируют. Я не говорила, куда ты поедешь, но сказала, что автомобиль нужен тебе. – Внезапно она осознала, что говорит. – У Рока могут быть дела с «Арийцами», но он бы не натравил их на тебя.

Конечно нет, дорогая, он просто продал меня «Лорике» по приказу Нерис.

– Ты права. Вероятно, у Генриха связи по всему городу. Не сомневаюсь, что эта история с Виллемом его разозлила. Надо предупредить остальных, чтобы тоже остерегались.

– Верно. – Марит помедлила, и ее голос немного оживился. – Слушай, звонила Джитт, говорила, что закончила ту работу, о которой ты просил. Она на обычном месте – если хочешь, съезди туда и узнай, что получилось.

– Я съезжу. Увидимся позже?

– Я остаюсь здесь, согревать тебе простыни. – Я услышал на том конце звук взбиваемой подушки. – Слушай, а сильно повреждена моя машина?

– Ох, мне надо идти, тут еще хотят позвонить. Пока.

Я повесил трубку и вернулся к «ариэлю». Подъезжая к штаб-квартире, я высматривал «Арийцев», а под конец сделал широкий круг, чтобы удостовериться, что за мной не следят. Машину я оставил на обычном месте и, войдя, как всегда, положил оружие на полку у двери.

В конференц-зале я увидел Вата, сидящего перед устрашающей грудой папок.

– Что-нибудь стоящее, Бат?

Он заворчал и кинул мне одну папку. Я поймал ее на лету и решил, что для своего заголовка она слишком тонкая.

– Нерис Лоринг. Увлекательное чтиво?

– Светский треп, несколько стенограмм, медицинские записи. Как у всех управляющих корпорациями – сплошная кожа и никаких костей. – Бат взглянул через плечо на стоянку. – Над «ариэлем» неплохо поработали.

Я улыбнулся.

– Надеюсь, это только начало. Похоже, уличным шайкам скоро найдется другое развлечение помимо того, чтобы стрелять друг в друга. У меня была ниточка к Лорингу, и кое-кому показалось, что ее нужно обрезать.

Сейчас Лоринг в безопасном месте, и если нам повезет, из него можно будет вытянуть что-нибудь полезное.

Бат кивнул и вернулся к папке, которую держал в руках. Я сел и тоже взялся за чтение. Прочитав страниц десять из семидесяти, я решил, что Бат прав.

Жизнь Нерис, изложенная по датам, была почти обычной для женщины, которой за сорок. Дочь преуспевающего инженера и изобретателя, она родилась в 1968 году и прошла через все, что проходили обычные дети в те времена, включая отряды «Домовых» и герлскаутов. Отзывы учителей свидетельствовали, что она была блестящей ученицей; судя по тестам, ее способности к языку несколько превосходили способности к математике. В двенадцать лет она даже выиграла конкурс поэтов штата Аризона.

Все изменилось в четырнадцать лет. На день рождения ей подарили щенка, и она назвала его Пуговкой.

Через неделю щенок забежал в бассейн и начал тонуть.

Нерис нырнула за ним, но сама запуталась в чем-то и пробыла под водой по меньшей мере шесть минут. Отец вытащил ее, когда она была уже в состоянии клинической смерти.

Спасательная команда «Рурал-Метро» сумела восстановить сердцебиение и наладить дыхание. Ее самолетом перевезли в детскую больницу Феникса, и там она три месяца пролежала в коме. Энцефалограмма была почти ровная, а работу легких поддерживал респиратор.

Родители были вынуждены согласиться на его выключение, но, когда респиратор выключили, она продолжала дышать. Электроэнцефалограф показал оживление деятельности мозга. Через день Нерис очнулась, а через неделю выписалась из больницы. После этого она полгода проходила интенсивную физиотерапию: врачи сказали, что при таких повреждениях головного мозга заново учиться владеть своим телом – обычная вещь. В, конце концов она была признана здоровой и даже сумела наверстать пропущенные полгода в школе имени Герарда.

Окончив школу, Нерис поступила в Аризонский университет, где специализировалась по бизнесу и инженерному делу. Она поступила в «Лорику» на низшую должность и прокладывала себе путь наверх до тех пор, пока не стала помогать отцу в конструкторской работе.

Как раз тогда начались работы над проектом маглева.

По окончании начальной фазы проектирования она целиком посвятила себя связям с деловыми партнерами «Лорики» и положила начало многим проектам. Это диверсифицировало компанию и помогло «Лорике» устоять во время кризиса 2005 года.

Впрочем, за это время Нерис упрочила не только компанию, но и свое положение в ней – упрочила настолько, что два месяца назад сумела с легкостью отправить отца в отставку. Как только он был уволен, она начала вычищать его приверженцев, и поток данных, использованных для составления доклада, почти совсем иссяк.

Конец.

Я снова вернулся к разделу школьных отчетов. До несчастного случая Нерис была весьма образованной и ее способности к языку были выше средних. После инцидента они ненамного снизились, зато способности к математике возросли скачкообразно – по сути, она в этом плане приблизилась к совершенству настолько, насколько это вообще дано человеку.

Из своей комнаты вышла Джитт:

– Достаточно?

Я кивнул:

– Превосходная работа, особенно за такое короткое время. Вы заметили изменения в оценках после несчастного случая?

Джитт кивнула, как деревянная кукла:

– Я сверилась с литературой и просмотрела все, что относится к изменениям личности и интеллекта в результате травмы мозга, вызванной кислородным голоданием. То, что случилось с ней, нетипично и далеко выходит за рамки тех улучшений, которые в редких случаях наблюдались. Учитывая, что травма сопровождалась гипотермией, я бы сказала, что ее случай – единственный.

– Вот это да! Впечатляет!

Джитт подала мне еще один листок.

– "Скорпионы" провели баллистическую экспертизу относительно оружия, из которого застрелили Бака.

Они считают, что это был "штейр марксман SSG P-IV" калибра ноль триста восемь. Не автоматический, магазин на пять или десять патронов, поставляется со скобой под оптические прицелы натовского образца. Очень хорошее оружие, но до модели «P-VI» ему далеко.

– Знаю. Спасибо. – Джитт повернулась, чтобы уйти, но я остановил ее. – Еще немного о Нерис. Нет ли у нас образцов ее почерка до происшествия, чтобы сравнить с тем, что она писала с тех пор?

Джитт покачала головой:

– Я искала их, но ничего не нашла. Сейчас я пытаюсь найти адреса ее школьных друзей, но школу Герарда закрыли в 1988 году, так что получить эти данные нелегко. Как только я их получу, сразу свяжусь с этими людьми – быть может, у них что-то найдется.

– Желаю удачи.

Джитт посмотрела на меня странным взглядом и пошла прочь. Холодноватая и умелая, она легко могла показаться всего лишь подвижным приложением к компьютерам, с которыми работала, но я понимал, что это не так. Она получила сильнейшие физические, эмоциональные и умственные травмы. Потеря памяти была для нее благословением, но, лишенная прошлого, она неизбежно определяла себя только через работу и измененное тело.

Размышляя о ней, я засомневался, действительно ли мне так уж охота узнать, кем я был. Несомненно, я убивал людей за деньги и не испытывал угрызений совести. Только встретив Хэла, проявившего такую заботу о чужестранце, я качал понимать, что люди – это нечто большее, чем ходячие мишени. Я по-прежнему считал, что иные да них, вроде Лейха или Генриха, заслуживают смерти, но только не из-за денег иле детому, что они встали на пути у некоего бюрократа.

Вместе с тем я понимал, что вряд ли смогу успокоиться, не узнав все о собственной личности. А для этого мне предстоит проделать сложные маневры между мегакорпорациями этого мира и всем, что может обнаружиться за его пределами. Надеюсь, навыки, приобретенные мной в прошлой жизни, помогут мне в этом – как уже не раз помогали до сегодняшнего дня.

Вздохнув, я забрал у Бата половину папок и принялся их просматривать. В большинстве своем это были короткие сообщения, обрисовывающие области конкуренции между корпорациями южной части Феникса и «Билдмором». Из прочитанного я сделал вывод, что «Билдмор» пытается расшириться и диверсифицироваться так же, как «Лорика» под управлением Нерис четыре года назад. Экспансия привела к тому, что «Билдмор» начал конкурировать со всеми компаниями южной стороны, д я попытался свести воедино все конфликтные моменты, чтобы прикинуть, кто же выигрывает гонку.

Алехандро приехал довольно поздно и избежал смерти лишь потому, что воздержался от смеха при виде нас, по уши зарывшихся в бумаги.

– Тихо, я хотел показать вам цветной аскиз-картины. Эстефан сегодня его принес.

Он протянул мне лист бристольского картона размером примерно шесть на восемь дюймов. Эстефан изобразил Феникс с высоты птичьего полета, как если бы зритель летел в сторону Центра. Гигантский коричневый паук цеплялся за нити исполинской паутины, покрывающей линию маглева и соединяющей все башни.

Он выползал из темного туннеля возле цитадели «Лорики», и Эстефан, для пущего колорита, нарисовал обвитое паутиной тело какого-то насекомого на одной из башен.

– Мне нравится.

Алехандро гордо кивнул.

– Эстефан говорит, что картина будет три на, четыре фута, и он закончит ее дня через два. Я позвоню, вы приедете и посмотрите. – Он слегка усмехнулся и постучал пальцем по наброску. – Я уже показывал эскиз нескольким людям, и кое-кто снял с него фотокопию для рассылки по факсу. Через два дня о ней уже будут знать все.

– Замечательно! Как только вы позвоните, я, возьму деньги и приеду прямо к вам.

– Хорошо. – Алехандро спрятал набросок и направился к двери. – Да, кстати, если Марит хочет избавиться от автомобиля, я его приобрету. Я нашел покупателя на произведения ретро-геваристов-реалдстов.

Узнав о предложении Алехандро, Марит слегка успокоилась. Она была очень расстроена – не столько тем, что погибла машина, сколько тем, что едва не погиб я. Я был ей очень за это признателен, и она отплатила мне не меньшей признательностью. Следующие два вечера мы проводили за обедами и за созерцанием представлений в центре «Аванти» и у «Винсента» в Башне Макао.

Зато дни у меня были заняты в конференц-зале, где я прорывался сквозь гору докладов. Марит помогала, когда могла, и втроем мы кое-как справлялись с потоком информации, которую Джитт вытягивала из компьютерной сети. В конце концов мы пришли к двум заключениям.

Во-первых, все сошлись на том, что «Билдмор», покровительствуя «Арийцам», не ставил целью уничтожить какого-то одного конкурента – этот удар был нацелен на всех. Как оказалось, стратегия «Билдмора» состояла в том, чтобы причинить неприятности и посмотреть, чем пожертвуют другие корпорации ради того, чтобы укрепить безопасность. Если какая-то из дочерних компаний в результате оставалась в пренебрежении, «Билдмор» предпринимал решительные действия и присоединял ее к своей империи.

Джитт подчеркнула, что эта стратегия является, модификацией тактики, которую в двадцатом столетии использовали якудза. Поскольку японцы не, способны на открытый конфликт, они платили якудза, и те делали так, чтобы их оставили в покое. В Соединенных Штатах, чтобы вытряхнуть что-нибудь, необходимо было подорвать бизнес, и эта тактика применялась компаниями в Чикаго, Нью-Йорке и Майами – везде с несомненным эффектом.

Джитт сравнила списки работников «Билдмора» со списками тех корпораций, где раньше использовались похожие приемы, и обнаружила кандидата того человека, которого мы искали. Некто Барни Корвик работал во всех компаниях, которые действовали таким способом, и был недавно принят консультантом в «Билдмор» – чтобы научить компанию бороться против него. В «Билдморе» явно опасались, что «Лорика» начнет применять тактику сильной руки, чтобы увеличить свое влияние в Фениксе.

Его блестящим учеником и связующим звеном с компанией был Синклер Мак-Нил, один из четверых сыновей деспотичного основателя «Билдмора» Дариуса Мак-Нила. Синклер уже умудрился добиться того, что отец от него отрекся, и прожил некоторое время в Японии, где работал в корпорации, интересы которой явно противоречили интересам компании отца. Три года назад он вернулся в «Билдмор» в качестве специалиста по безопасности и быстро сделал карьеру на этом поприще. Было очевидно, что Синклер и есть тот, кто нам нужен.

– Думаю, придется нам поговорить с мистером Мак-Нилом, – сказал я, и тут зазвонил телефон.

Джитт взяла трубку, послушала, сказала: "Я ему сообщу". Положив трубку, она повернулась ко мне:

– Алехандро говорит, что Эстефан Рамирес привез картину. Несколько человек приглашены сегодня вечером на частный просмотр, но он подумал, что вам захочется взглянуть на нее первым.

– Я приду. Марит? Бат? Джитт?

Марит покачала головой:

– Через полчаса мы с Дотти отправимся по магазинам, так что я пас. Надеюсь узнать у нее что-нибудь о Синклере Мак-Ниле, ведь ее муж работает в "Билдморе".

Бат кивнул.

Джитт перевела взгляд с Марит на Бата, потом посмотрела на меня.

– Я не могу отсюда уйти. – Она отправилась в свое темное святилище, но на полдороги остановилась и обернулась:

– Спасибо, что спросили.

Мы втроем погрузились в новый «ариэль», арендованный Марит, и отправились в Центр. Служащий на стоянке, принимая автомобиль, вопросительно взглянул на Бата, но придержал язык и тронул с места без визга покрышек. Марит пошла к Дотти, которая ждала ее на Девятом уровне, а мы с Батом направились через ярус и на другой стороне отыскали эскалатор, который вел на один уровень вниз, к Меркадо.

Я заметил, что Бат все время смотрит по сторонам.

– Ты не был здесь раньше?

Он покачал головой:

– Неофициально.

– Но ты бывал в Центре?

– Один раз, в "Букбиндер Билдинг". Богатый любитель предложил мне десять тысяч долмарок за бой с тайским бойцом, которого он привез самолетом. Устроил ринг в своем люксе, в пентхаусе.

– И чем же закончилось? – Я улыбнулся. – Я знаю, что ты победил.

– Бой вышел за пределы ринга. Я выкинул этого тайца в окно. Ну и еще кое-что побил.

– Что?

– Вазу династии Мин. Серебряный сервиз для почетных гостей. Роденовскую бронзу. – Бат свел брови. – Да, и еще одного профи, полузащитника "Кардиналов".

Он слегка улыбнулся, а я расхохотался от души.

– Так что больше тебя не приглашали?

– Догадливый. – Он указал на закусочную, мимо которой мы проходили. – Точно в такой я дрался в Акапулько.

– Вот здесь, – сказал я Бату, когда мы вышли к галерее Алехандро. – Постарайся ничего не разбить.

Внезапно в окнах галереи полыхнул огонь. Пламя и черный дым рванулись сквозь оконные решетки, и на асфальт посыпались брызги стекла и куски деревянных переплетов. Земля содрогнулась от взрыва, и одна из дверных створок бешено заплясала на мостовой. Взрывной волной нас швырнуло на землю, и по всему Меркадо зазвенели разбитые стекла.

Мы с Батом были далеко от места взрыва и отделались царапинами. Из бара напротив выбегали охваченные паникой люди. На тех, кто сидел у окна, одежда висела клочьями, и по ней ручьями стекала кровь.

Бат поднялся и помог встать мне. Мы побежали к галерее, но огонь, бушующий внутри, был таким жарким, что мы не смогли подойти к двери ближе чем на пять футов. Пламя ревело, оконные решетки были раскалены докрасна. Я попытался заглянуть внутрь, но в дыму ничего не было видно.

Прибыли пожарные, и Бат оттащил меня к скамейке. Я тяжело опустился на нее, а он стоял рядом.

– Господи, Бат, я и подумать не мог…

– Спишут на несчастный случай, короткое замыкание, или скажут, что виновата краска, забытая в кладовке. – Щека у Бата подергивалась. – Это Ведьма.

– Откуда ты знаешь?

– Ты сам говорил мне, что у нее нет вкуса. Она убирает картину с пауком и убирает Алехандро за то, что он привел кого-то на аукцион. Это она.

Я сжал губы и медленно кивнул.

– Ладно, ты это знаешь, и я знаю. Доказать мы не можем.

– Доказательства не нужны, я ЗНАЮ. Доказательства оставь своим друзьям и Неро Лорингу.

– Хорошо, что теперь?

– Я хочу познакомить тебя с одним моим другом. – Бат ухмыльнулся. – Он тебе понравится Он торгует оружием.

Глава 25

Бат привел меня к зданию, похожему на лавочку ростовщика, приютившуюся в тени Центра. Толстый слой пыли наводил, скорее, на мысль о музее, нежели о торговом заведении. Старые потускневшие музыкальные инструменты занимали левую стену, а многочисленные ружья – правую. Они были похожи на старых вояк, готовых атаковать потрепанные телевизоры, радиоприемники и тостеры, нагроможденные посередине. В стеклянных ящиках, вдоль стен, я увидел пистолеты и несколько любопытных ювелирных изделий, но ничего похожего на то, что требовалось, чтобы разгромить «Лорику» и дотянуться до Ведьмы, я не заметил.

Бат прошел сквозь тускло освещенную лавочку, не глядя по сторонам. Подросток, сидевший в кабинке кассира, взглянул на него, нажал кнопку, открывавшую проход в задней стене, и снова уткнулся в старую книжку фантастики. На меня он не обратил никакого внимания.

Поворот налево, затем направо – и мы остановились перед толстой стальной дверью. Камера под потолком изучила нас, послышался зуммер. Дверь со щелчком открылась, и Бат повел меня вниз по узкой винтовой лестнице. Ему приходилось пригибать голову, чтобы не задеть потолок, а его широкие плечи постоянно терлись о стены.

– Бат, я думал, что в Фениксе слишком твердый грунт, чтобы строить подземные сооружения.

– Так оно и есть. Это очень старые туннели. Когда-то здесь был Чайна-таун. Опиумные берлоги.

Бат продолжал пригибаться, даже когда мы вошли в помещение, напоминавшее, скорее, бомбоубежище, чем магазин. Стены были увешаны стендами для оружия, но они выглядели такими же недоделанными, как и потолок. Пол во многим местах прогнил и был застелен фанерой. В углу доски просели под тяжестью крайслеровского боевого экзоскелета. Я не мог представить, как его протащили сквозь такую дыру. В бывшей опиумокурильне имелось электричество и телефон, но вся проводка была открытой и проходила по толстым деревянным брускам.

Из-за конторки вперевалочку вышел карлик.

– Дзень добри, Хвалибог.

– Дзень добри, Бронислав. – Рука маленького человечка утонула в ручище Бата, и Бат оглянулся на меня. – Тихо Кейн, это Бронислав Джониак.

Я протянул карлику руку. Его пожатие было сильным, а ладонь – твердой и мозолистой.

– Рад познакомиться, мистер Джониак. Бат говорит, вы можете удовлетворить нашу потребность в оружии.

Человечек пригладил каштановые волосы и скрестил на груди руки.

– Я занимаюсь высококачественным оружием, мистер Кейн. Если вы намерены взять приступом телефонную будку, то вернитесь наверх. Там есть все, что для этого нужно.

Я покачал головой:

– Я несколько более честолюбив. Мне надо снарядить отряд из восьми человек. Речь пойдет об основательных закупках – автоматическое вооружение, личное оружие, боеприпасы, связные устройства и взрывчатка.

Заплатить могу наличными или золотом, по вашему выбору.

Лицо человечка медленно расплылось в улыбке еще до того, как я упомянул о деньгах.

– Приятно видеть человека, знающего, что ему нужно. – Бронислав вернулся за конторку и взобрался на высокий табурет. Положив на колени блокнот, он от крыл чистую страничку и взял карандаш. – Не начать ли нам сначала?

Я кивнул:

– Итак, восемь портативных раций с наушниками-микрофонами, в комплекте с питанием.

Бронислав начертил закорючку.

– Возможно, хотя, может быть, придется купить японские.

– Не имеет значения. Еще мне понадобятся два килограмма взрывчатки, «Семитек» или «Си-4», двенадцать радиовзрывателей, двадцать четыре чистых чипа памяти и программатор, чтобы прожечь их для речевой команды на подрыв. Неиспользованные чипы и программатор я верну.

Человечек поднял на меня черные глаза.

– Дальше?

– Штурмовые винтовки, восемь штук. – Я повернулся к стенду, на который он указал. На нем было развешано с дюжину различных винтовок. – Бат, Нэтч умеет стрелять?

Великан кивнул:

– Мы все умеем.

– Отлично, это уже легче. Дайте мне восемь карабинов "кольт AR-15-A2" и к ним – по шесть полных двадцатизарядных магазинов с дуплексными патронами. Еще две тысячи патронов россыпью, тоже дуплексные. Справитесь?

Карлик пожал плечами.

– Дуплексные патроны добыть трудновато, но я могу.

Полные автоматы, так?

– Я предпочел бы переключатель на одиночный огонь, короткие очереди и автомат.

– Ясно. Дальше?

– Личное оружие. – Я посмотрел на Вата:

– Ты, наверное, знаешь вкусы своих друзей.

Бат принялся изучать стенды, и вдруг зазвонил телефон. Бронислав и Бат не обратили на него внимания, и это меня поразило. Но еще больше поразило меня собственное непреодолимое желание ответить на звонок.

Не задумываясь, я поднял тяжелую трубку и приложил к уху:

– Кейн слушает.

– Это я, Эль Эспектро. Мне надо немедленно с вами встретиться. – Я узнал его голос, и сейчас же в голове у меня вспыхнула мысленная картина, как тогда, когда он показывал мне, как найти Лоринга. – Поторопитесь.

– Дайте мне полчаса.

– Это важно.

– Здесь тоже.

– Ладно. Поторопитесь.

– Пока. – Я положил трубку и, подняв глаза, увидел, что Бронислав и Бат смотрят на меня странным взглядом. – Ну ни один из вас даже не взглянул на него.

Бронислав медленно покачал головой:

– Он не звонил.

– Он звонил. – Я взглянул на Батя:

– Вызывали меня.

Ват прищурился:

– Ни за что не поеду в Седону.

Я поглядел на телефон и нахмурился.

– Может быть, я поднял трубку прежде-, чем он зазвонил.

Бат фыркнул. Бронислав проверил по списку:

– Итак, два «кольта» сорок пятого калибра, четыре «беретты-девять» и "дезерт игл магнум" для вас, Бат. – Карлик повернулся ко мне:

– А что предпочитаете вы?

Я хотел было сказать, что мне достаточно моего «крайта», но вспомнил о живучести Лейха и передумал.

– Мне нужен пистолет, который стреляет мощным патроном и делает большую дырку. Одним словом, автоматический пистолет под винтовочный патрон «Магнум», наверное, лучшее, что вы можете предложить, так?

Бронислав соскользнул с табурета, и усмешка на его лице свидетельствовала о том, что случай с телефоном отнюдь не забыт. Он прошел в глубину комнаты, порылся за крайслеровским экзоскелетом и вернулся с ящичком розового дерева, похожим на дар волхвов. Он поставил ящичек на конторку, влез на сиденье и почтительно открыл крышку.

– Здесь, друг мой, ответ на вашу просьбу. Это "вилди вулф" с десятидюймовым стволом. Стреляет патронами "вилди магнум" калибра ноль четыреста семьдесят пять, это нестандартный патрон, с пулей в двести пятьдесят гран от патрона к винчестеру ноль двести сорок восемь.

В магазине семь патронов. Пистолет весит больше четырех фунтов, с автоматикой на отводе газов, так что отдача у него меньше, чем у "дезерт игл" Бита Дульная скорость 1750 футов в секунду, давление – 1725 фунтов на фут. Если оно может умереть, вы его убьете.

– А если не может?

– Вгоните в него одну пулю, и оно захочет умереть Я взял «вулф» и улыбнулся. Рукоять и вес были как раз мне по руке. Оружие с ребристым стволом, отделанное стальными щетками, выглядело как винтовка, переодетая пистолетом.

– Продано. – Я положил пистолет "в ящичек и закрыл крышку.

– Еще что-нибудь?

– Разве что вы сможете обеспечить воздушную поддержку.

Карлик улыбнулся.

– Только не в Затмении. – Он пробежал глазами список, отмечая пункты. – Все, что вам нужно, есть у меня на складе, или можно достать немедленно. Завтра вы получите полный комплект.

– Хорошо, я подготовлю деньги…

Человечек оборвал меня, подняв руку:

– Заплатите Бату. Он привел вас, он вам доверяет, и, что еще важнее, я у него в долгу.

– Сделаю так, мистер Джониак. – Я снова пожал ему руку. – Очень приятно было иметь с вами дело. – Я хлопнул Бата по плечу. – Увидимся в конференц-зале через два часа. Проследи, чтобы Джитт вызвала всех.

Нам кое-что надо спланировать.

Здание на углу Двенадцатой улицы и Рузвельта выглядело здесь совершенно неуместно – по многим причинам. Оно приютилось в небольшом прямоугольном каньоне, вдающемся в стену Центра. В отличие от остальных, этот дом каким-то чудом избежал внимания уличных художников. Точно так же не коснулся его и общий упадок, видный везде и повсюду. Грязь, копоть и мусор покрывали соседние здания и даже стену Центра, но не затрагивали это жилище.

Двухэтажное здание было сложено из кирпича, и фасад его был украшен толстенными колоннами. Двускатная крыша выглядела необычно среди приземистых, ядовито раскрашенных домов с плоскими кровлями.; казалось, этот дом перенесен сюда из другого места и другого времени.

Я открыл калитку в сварной железной ограде и прошел по каменной дорожке к дверям. Я поднялся по ступенькам, пересек веранду, но, прежде чем я успел постучать в стеклянные двери, они сами открылись передо мной. Я вступил в маленький холл, двери закрылись, и я остался наедине с двумя животными, похожими на доберман-пинчеров ростом с ирландского волкодава. Их размер в сочетании с низким рычанием и грозным красным огнем в глазах заставил меня пожалеть, что я не прихватил с собой "вилди вулф".

– Кара, Амхас. – Голос Эль Эспектро раздавался отовсюду. – Проводите мистера Кейна.

Одна собака осторожно взяла в пасть мою левую руку, а другая обошла меня и подтолкнула сзади. Выбора у меня не было, и я пошел, куда меня повели. Первая собака, Кара, отпустила мою руку и поднялась по ступеням с правой стороны узкого коридора, ведущего в глубину дома. Взобравшись за ней, я увидел, что она ждет в полутемном дверном проеме.

Большую часть комнаты со скошенным потолком занимала старинная кровать на четырех столбиках. Человек, в котором я узнал Эль Эспектро, лежал в постели, одетый в халат. Левая рука у него была на перевязи. Светильник на ночном столике оставлял половину его лица в тени. Толстая книга с пожелтевшими страницами лежала у него на коленях, а на кончике носа сидели очки.

Две вещи, которые удивили меня больше всего. Во-первых, на руках у Эль Эспектро были жемчужно-серые перчатки. Странная привычка, хотя я слышал о людях, помешанных на чистоте, – быть может, благодаря этому, да еще собакам, дом оставался в безукоризненном состоянии. Впрочем, в этой причуде не было ничего такого, с чем я не мог бы примириться. Куда больше поразил меня его возраст.

Во сне или в измерении драолингов Эль Эспектро казался не больше, чем силуэтом, но это был силуэт гораздо более молодого человека. У Эль Эспектро, лежащего на постели, были седые волосы, усы и эспаньолка.

В его зеленых глазах оставалось достаточно огня, но тело было худым, а под глазами набухли темные мешки.

Он показал на кресло возле маленького письменного столика в углу, и оно скользнуло по паркету к ножке кровати.

– Прошу вас, садитесь.

Я принял приглашение, и собаки устроились по обеим сторонам от меня. Они легли на пол, но я не сомневался, что по первому слову они вскочат и разорвут меня в клочья.

– Я пришел.

– Итак, вы здесь. – Эль Эспектро загадочно улыбнулся мне, снял очки и положил их на ночной столик. – Позвольте представиться.

Маленький белый прямоугольничек взлетел с ночного столика и подплыл ко мне. Я взял карточку и прочел вслух:

– Деймон Кроули.

Человек в постели слабо улыбнулся.

– Я мог бы добавить «Нечестивый», но это избитая шутка, ее придумал еще мой дед. Прошу прощения, что не назвался раньше, но у нас не было времени для посторонних разговоров.

Я пожал плечами и сунул карточку в карман пиджака.

– Как вы себя чувствуете?

– Клинок драолинга оказался чистым, что само по себе уже чудо. Больше, чем рана, меня беспокоит сломанное ребро. Я становлюсь староват для этого.

Я откинулся на спинку кресла, и оно заскрипело.

– Уточните, что значит "это"?

– Я делаю то же самое, что и Койот, но, как я уже говорил, в мирах, ему недоступных. В данном конкретном случае я сумел разгадать, чего искал Неро Лоринг.

Но чтобы решить эту задачу, мне нужно ваше содействие и содействие всех остальных.

– В чем дело?

Он сел на подушках повыше и поморщился от боли.

– Нам придется немного вернуться в прошлое. Когда родилась Нерис Лоринг, ее отец был крайне озабочен тем, что она может пострадать от "синдрома внезапной детской смерти". Как и многие другие родители, озабоченные тем же самым, он принял меры. В данном случае он, инженер и изобретатель, подключил к своей дочери электроэнцефалограф и записал ее энцефалограмму. Он повторил запись, когда ей было четыре года, и врачи предположили у нее редкую форму эпилепсии. Предположение оправдалось, энцефалограмма девочки приобрела характерные признаки, но ее состояние было урегулировано с помощью медикаментов. Действия Неро могут показаться странными, но он просто делал то, что мог, используя те средства, которыми располагал.

Моя мысль обогнала Кроули.

– Итак, когда его дочь вышла из комы, у него были базисные энцефалограммы. Он сказал об этом врачам и, возможно, даже отметил расхождения. Врачи сказали, чтобы он не тревожился, что это вообще чудо и что он должен быть счастлив, так?

– Именно. И он был счастлив, особенно когда Нерис пошла по его стопам. Неро счел ее помощь при работе над Застывшей Тенью и маглевом очень полезной, но когда она отдалилась от него во время реализации проекта маглева, старые страхи вновь возродились. – Кроули поднял голову. – Вы знаете, что такое подменыш?

Я покачал головой.

– В старых волшебных сказках говорится об эльфах, которые похищают человеческих младенцев, подкладывая вместо них своих детей. Точно так же, как кукушка откладывает яйца в гнезда других птиц. Но в сказках упор делается на попытках вернуть похищенное и ничего не говорится о том, какую выгоду получает Маленький Народец, поместив одного из своих на место человека. Неро не сомневался, что в бассейн нырнула его дочь, но из воды он вытащил не ее. Он решил, что в другом измерении, где время течет намного быстрее, чем у нас, некие создания, наблюдающие за нашим миром, могли успеть создать подменыша и подкинуть его вместо Нерис.

Я прикусил губу.

– Знаете, если бы я не побывал: в измерении драодингов, я бы назвал это бредом сумасшедшего.

– Именно так. Неро подумал о том же самом и начал работать над димензиоскопом. Он подключил к нему оборудование, на котором записывал энцефалограмму дочери, и воспользовался ее энцефалограммой для поиска подходящего измерения. Незадолго до отставки он его отыскал.

– Что?

Кроули медленна кивнул.

– Он обнаружил сигналы, соответствующие энцефалограмме его дочери. Шансы на случайное совпадение не превышали миллион к одному.

– Где она?

Эль Эспектро слегка улыбнулся:

– В 1924 году Владимир Обручев опубликовал книгу под названием «Плутония», где подробно описал путешествие русской экспедиции в места, которые ее члены считали лежащими у центра Земли. Они назвали эту страну Плутонией. В самом центре ее они обнаружили громадный вулкан, окруженный черными скалами и песками. Этому месту они дали название Черной Пустыни. Там, в обширном лесу, им встретились гигантские муравьи, которые строили огромные, похожие на небоскребы, муравейники. Судя по тому, что мне был сказано, Нерис находится там.

– Не хотите же вы сказать, что эта экспедиция была на самом деле?

Кроули пожал плечами:

– Была или не была, не имеет значения. Описание Обручева согласуется с тем, как описывал Плутонию Неро. Я думаю, что есть личности, обладающие, как По, или Кинг, или Дональдсон, достаточной способностью к эмпатии, чтобы перехватывать образы иных измерений.

Единственное, в чем ошибся Обручев, так это в том, что он приписал созданиям, которых назвал «муравьями», лишь рудиментарный интеллект. И теперь крайне важно, чтобы мы проникли в Плутонию, забрали Нерис и вернулись с ней обратно.

Я нахмурился:

– Почему?

– Потому что, если вы не спасете мою дочь, этот мир подвергнется величайшему вторжению в его истории.

Я повернулся в кресле и увидел Неро Лоринга. Он тяжело привалился к косяку и едва стоял на ногах. Я быстро встал и предложил ему кресло. Он, пошатываясь, добрел до него и сел. Он казался очень больным, и по глазам его было видно, что его поддерживает единственно сила воли. Неро спрятал лицо в ладонях, потом отнял руки и вытер их о полосатую пижаму.

– Я понял, но слишком поздно, что, сам того не ведая, включил в димензиоскоп некоторые части системы маглева. Это и позволило ему просматривать места, находящиеся вне нашего измерения. Когда я начал переоценку проекта маглева, обнаружилось, что все эти особенности были введены по настоянию Нерис. Она всегда придумывала убедительные обоснования и чаще всего ссылалась на то, что в будущем они упростят расширение системы. Я видел в этом залог того, что она продолжит нашу работу, и «Лорика» останется жить вечно. Я делал все, что она говорила, потому что считал ее своими вратами в бессмертие.

Лоринг дрожал, выговаривая эти слова. Если бы не ровный тон его голоса, я бы подумал, что он обезумел.

Все это звучало как бред сумасшедшего, но я тщательно следил за ходом его мысли и не мог не признать, что, если допустить существование иных измерений, сказанное им было вполне логично.

– Я решил, что мою дочь украли, и, разумеется, захотел ее вернуть. Я написал программную заплатку и использовал ее энцефалограмму в качестве ключа к энергопитанию пространственных врат. Я знал, что им придется доставить ее сюда, чтобы запустить свое устройство, и думал, что, контролируя «Лорику», сумею вырвать ее у них. Теперь я вижу, что не сумею, если мне не помогут.

Я покачал головой.

– Я что-то не понимаю. Им нужна энцефалограмма вашей дочери, чтобы стабилизировать энергетическую структуру пространственных врат?

– Да. Поддерживать открытые врата несложно, но открыть их очень трудно. Энергия должна быть правильно распределена, иначе нагрузка сбросится. Этим вратам требуется невероятно большая мощность, и только объединив всю энергию Феникса с энергией грозы, они могут надеяться на успех.

– Ладно, – что-то все еще не складывалось у меня в голове. – Где эти врата, почему нельзя их разрушить и кто такие "они"?

Лоринг повернулся и вцепился в мою руку.

– Врата здесь, и они слишком велики, чтобы их взорвать.

– Нет ничего, что было бы слишком велико для этого, мистер Лоринг.

– Вы что, не слышали, что я сказал? – Лоринг рванул на себе волосы. – Врата измерений окружают нас.

Они – часть маглева и составляют с ним единое целое!

У меня отвисла челюсть. Я поглядел на Кроули.

– "Они"?

Кроули кивнул:

– Скрипичник.

Глава 26

Видение гигантского паука с картины Эстефана, нависшего над Фениксом среди грозы, взорвалось в моей голове словно бомба. Я видел, как огромные паукообразные твари лезут на Феникс из дыры, открытой пространственными вратами. Они спускались на Застывшую Тень на шелковистых парашютах из собственной паутины. Они проламывали панели солнечных батарей, как рыбаки зимой проламывают лед. Они ныряли в проломы и устраивались наверху, раскинув тенета из липкого шелка.

– Почему, Кроули, почему?

Старик покачал головой:

– Не знаю. Возможно, они будут нас есть – или питаться нашей мысленной энергией. А может быть, мы и ни при чем, но наша планета оказалась узлом нескольких измерений. Скрипичник может использовать Землю как форпост в войне с драолингами или бежать от вторжения на его собственную родину. Причин может быть бесконечно много.

Если бы я не был в измерении драолингов, я бы решил, что эти два старика пьяны или выжили из ума. Но я был там, я видел Лейха, выжившего после смертельных ран, и верил в то, что они говорили.

– Значит, вам нужна команда, чтобы пойти и вызволить Нерис из этой Плутонии?

Кроули кивнул:

– Я могу забросить вас очень близко к тому месту, где ее держат. Неро сохранил вещи, которыми дорожила его дочь, и я чувствую ее душу. Ошибка не превысит ста метров.

– Сотня метров в паучьем гнезде, так? – Я немного подумал. – Вы оба идете?

Они кивнули одновременно.

– Я помню, как говорил вам, что Неро Лоринг не сможет видеть вне нашего измерения, но если я буду с вами, то смогу поделиться своим зрением с ним и с другими. Это облегчит вам задачу.

– Забрав Нерис, мы должны пойти в «Лорику» и убить Ведьму. И еще – разрушить механизм управления пространственных врат. С какой точностью вы сможете забросить нас в "Лорику"?

– С какой угодно. Если у вас есть карта, можете заказывать место прибытия.

Я улыбнулся, припомнив план «Лорики», который составили Костапан и Марит.

– Идет. Мне еще нужно собрать отряд, но мы это сможем. Как я понимаю, медлить нельзя?

– Завтрашний полдень – крайний срок. – Кроули постучал по газете, лежащей рядом с ним на постели. – Завтра начинаются муссоны, и ожидается самая большая гроза за последнюю сотню лет.

Покинув жилище Кроули, я вернулся в квартиру Марит, чтобы собрать кое-какие вещи, и примерно через два часа прибыл в штаб-квартиру Койота. Я положил алюминиевый кейс на столик, достал двадцать тысяч наличными и снова запер кейс. К этим деньгам я добавил еще пять тысяч, выигранных на собачьих бегах.

"Крайт" я оставил рядом и с улыбкой отметил, что все наши покупки уже сложены на полках в передней.

Я вошел в конференц-зал и через стол толкнул стопку денег Бату. Я ждал хоть какой-то реакции, но он даже не пошевелился. Нэтч стояла за его спиной, разминая ему плечи, а Марит и Костапан вяло обсуждали подробности одной из карт. Марит подняла на меня покрасневшие глаза.

– Слава Богу, ты жив. Где тебя носило?

Я нахмурился и указал на деньги.

– Сходил в Грейхаунд-парк, сделал несколько ставок. Мне нужно было развеяться и подумать. Что случилось?

– Я боялась, что они и тебя убьют. – Марат стерла слезу со щеки. – Рока застрелили.

– Что? Когда, где, как?

Словно вызванная моим вопросом, Джитт заозиралась в дверях своей обители.

– Я только что восстановила записи телефонной компании по мобильному телефону Рока и по тому таксофону, возле которого он умер. В семь вечера Року позвонили по телефону в автомобиль. Разговор продолжался тридцать секунд. Оттуда он перешел к таксофону на углу Шестнадцатой улицы и Томаса. Звонок с другого таксофона, расположенного в "Вонг Плаза" через улицу напротив, пришел на эту группу таксофонов. Этот таксофон стоит рядом с тем, откуда звонили на автомобильный телефон Рока. Разговор продолжался две минуты. По всей видимости, Рок тут же набрал номер, который занесен в мой список номеров "Воинов Арийского Мирового Союза". Последний разговор продолжался пять минут и был прерван, когда пуля пробила трубку и разорвалась у Рока в голове.

– Черт побери! Он был нам нужен. – Я нахмурился и сел. – Минутку, а зачем это Рок звонил Генриху?

– Не имеет значения" Он мертв. – Марит взглянула на опустевшие кресла. – Хэл в больнице, Алехандро погиб, а теперь и Рок. Они пытаются убить и тебя, и меня. Вернуть тебе память оказалось куда опаснее, чем решать мелкие проблемы для Койота.

– Это опаснее, чем тебе кажется, но я должен это сделать. У меня нет выбора, и мне нужна твоя помощь. – Я положил ладони на стол. – Если точнее, Марит, мне нужно, чтобы ты позвонила Дотти. Мне нужно узнать, где сейчас Синклер Мак-Нил. Бат, нам с тобой придется его навестить и заставить придержать «Арийцев». Джитт, вы, Марит и Нэтч подберете всем броню – включая шлемы, если достанете. – Я указал на деньги, лежащие перед Батом. – Должно остаться достаточно, чтобы покрыть расходы. Нам понадобится: семь комплектов, по одному для каждого, еще один размера Марит и один моего размера.

Лицо Джитт застыло, она покачала головой:

– Я не могу отсюда уйти.

– Боюсь, что придется. Рок погиб, и мне нужен еще один стрелок, а я знаю от Бата, что вы умеете стрелять.

Кроме того, нам может понадобиться человек, умеющий обращаться с компьютерами. Так что вы избраны. – Я встал и мягко положил руку ей на плечо. – Я знаю, что вам тяжело, но вам придется пойти. У меня нет другого выбора, кроме как призвать вас. Можете позвонить Койоту, если хотите, но не думаю, чтобы он возражал.

Джитт стояла неподвижно не меньше десяти секунд, и с каждой из них напряжение в комнате нарастало. Я, новичок, которому они помогали, осмелился приказывать координатору группы. Я даже обнаглел до того, что велел ей позвонить своему боссу. Если она откажется, мне придется действовать в одиночку. С другой стороны, если она согласится, то и у всех исчезнут сомнения насчет того, кто командир в группе.

Джитт кивнула:

– Мне нужен час – запустить все в автоматическом режиме. Этого достаточно?

– Более чем. Спасибо. – Я сцепил руки. – Когда мы с Батом вернемся, я прожгу чипы для радиодетонаторов, так что мне потребуются образцы ваших голосов для ключевых слов. Если мы получим броню к полуночи, то успеем снарядиться, и я расскажу вам вкратце, что происходит.

Фил Костапан взглянул на меня:

– А мне что делать, сынок?

– Только то, что вы делали до сих пор, сэр. Карта башни «Лорики», которую вы составили, очень важна. – Я постучал по карте между лифтами, ведущими в апартаменты Нерис. – Это залог того, что нам удастся войти и остановить Ведьму.

Марит вышла из святилища Джитт с телефоном в руке и положила его на стол.

– Дотти говорит, что Синклер устраивает у себя совершенно официальную холостяцкую вечеринку для нескольких японских бизнесменов; Я звонила Роджеру – все гости в списке из Сорока Семей. Может, ты передумаешь заходить к нему сегодня.

Я ухмыльнулся Бату:

– Спорим, твой старый приятель из Центра тоже там?

Он улыбнулся и хрустнул костяшками пальцев.

– Не беспокойся, Марит, мы будем очень осторожны. – Я присел на край стола. – Если Бат вздумает кого-то проткнуть, я прослежу, чтобы он воспользовался подходящей вилкой.

Телефон на столе зазвонил. Джитт взяла трубку, послушала, кивнула и передала мне.

– Кейн, это вас, Койот.

– Насколько я понимаю, мистер Кейн, проблемы с предателем больше не существует?

Я кивнул:

– Полагаю, что так, сэр.

– Хорошо. У вас одной заботой меньше. Меня ввели в курс того, о чем вы говорили с Кроули. Похоже это надо сделать. – Голос Койота звучал отдаленно, словно он сам говорил из иного измерения. – Вы можете ему доверять.

– Я ему доверяю, как и всякому другому, Скорее всего дело будет мокрым.

– Примите меры предосторожности, но делайте то, что сочтете нужным. Все в ваших руках.

Я помедлил:

– Вы хотите сказать, что вас с нами не будет?

– Мне трудно это объяснить, но обстоятельства не позволяют мне участвовать в операции. Впрочем, если командуете вы, я уверен в успехе. И не беспокойтесь.

Мы с вами уже встречались однажды и встретимся еще раз, когда все закончится.

Телефон отключился прежде, чем я успел потребовать, чтобы он объяснил свое последнее замечание. Внезапно я понял, что если мы уже встречались, то Койот мог бы рассказать обо мне гораздо больше, чем я узнал до сих пор. Лгал ли он мне, или манипулировал мною все это время? Я был ему нужен, чтобы отделить зерна от плевел, и в этом мои навыки принесли пользу. Собирался ли он сказать мне, кто я такой, после того, как я уберу предателя, но решил помедлить с наградой, потому что возникло дело Неро Лоринга?

Кроули заметил, что он делает то же самое, что и Койот, но там, куда Койот не может попасть. Проблема Лоринга была из тех, которые Койот решить не мог. В обмен на тайну моей личности он мог бы предложить мне действовать вместо него в том месте, куда ему вход заказан. Как и в случае с Алехандро, я был вынужден действовать в пользу Койота. Койот использовал все средства, что были под рукой, заставляя людей делать то, что ему нужно.

Я охотно принял бы такую сделку, если бы Койот предложил мне ее открыто. Однако он этого не сделал, и это напоминало мне, что в его глазах я был всего лишь средством. Меня можно было использовать и выбросить, почти так же, как я раскрыл и убил Рока, позвонив ему по телефону. Мое упоминание, что мы с Батом раздобыли оружие, необходимое для удара по Генриху, заставило Рока предупредить "Арийцев".

Пуля в голову была для него милостью.

Койот искусен, сказал я себе, и вынужден вести эту игру, чтобы выжить. Я улыбнулся и поманил Бата за собой. Интересно, насколько искусен я?

У меня было тревожное предчувствие, что мне придется узнать это скорее, чем хотелось бы.

Марит сказала, что обед официальный, и по этому случаю я приоделся – сунул в кобуру серебристый «крайт». Если не считать этого, мы с Батом были одеты одинаково: в ботинки, джинсы, футболки и черные кожаные куртки. Я купил куртку в Центре, напротив того заведения, где Бат приобрел свою черную футболку "Красотки Ада".

Когда мы встретились, я взглянул на рисунок, изображающий трэш-гитаристку, всю в черной коже, попирающую шипастыми ботинками кого-то очень похожего на Уотсона Додда, и покачал головой.

– Я не уверен, Бат. Марит сказала "официальный".

– Знаю, потому-то я и купил эту, – буркнул Бат и пошел к станции, маглева на Рэндольф-стрит.

Я догнал его.

– Слушай, Бат, «официальный» это немножко больше, чем просто "чистый".

– Знаю. Вот почему Хейди Стилетто не голая. – Он оскалил зубы в свирепой ухмылке.

– Похоже, тебе это нравится, а?

– Люди давят муравьев каждый день. Удивительно ли, что муравьи так любят пикники?

– Хорошая мысль.

Мы вошли в общую секцию поезда маглева. Свободных сидений хватало, но Бату доставляло удовольствие прогуливаться вдоль вагона. Он ничего не говорил, только пристально поглядывал на служащих корпораций, одетых так же, как и мы. Эти бедняги могли воображать себя шикарными, одеваясь, как жители Затмения, или настолько храбрыми, чтобы и в самом деле поискать приключений под Застывшей Тенью, но встреча с Батом, несомненно, дала им повод усомниться в таких затеях.

Цитадель «Билдмора» можно было бы назвать "Холлским Архипелагом" из-за великого множества холлов, расположенных на пересечениях коридоров. В каждом холле стояла по меньшей мере одна модель какого-нибудь здания, построенного компанией. Я быстро понял, что вся цитадель была спланирована в виде карты мира, и по завершении очередного проекта уменьшенная модель занимала место в холле, ближайшем к расположению здания на карте.

В том холле, который был нам нужен, царила модель Сиерс Мегалит из Рио. Лифт остановился этажом ниже жилища Мак-Нила. Бат вытолкнул меня через люк в потолке, потом подтянулся сам и встал на крыше кабины. Мы поднялись по переплетению ферм, и Бат рычагом раскрыл двери лифта.

Мы, разумеется, оказались еще в одном холле, но на этом уровне башни было всего четыре жилища. Мы нашли апартаменты Мак-Нила, и Бат налег плечом на двустворчатую дверь. Она распахнулась, и мы неторопливо зашли, словно запоздавшие гости, слегка обиженные, что их оставили снаружи. Дворецкий сделал все, что мог, чтобы остановить нас, но Бат просто подхватил его и отнес в комнату, из которой тот только что вышел.

Марит не ошиблась, говоря, что все гости принадлежат к Сорока Семьям Феникса. Эта неформальная группа тяжеловесов бизнеса правила городом с шестидесятых годов, передавая дела от отца к сыну или от главного администратора к главному администратору. Она давно уже насчитывала куда больше, чем первоначальные сорок членов, но название сохранилось. Из дюжины мужчин, находившихся в комнате, обшитой ореховой панелью, семерых я узнал по рекламам, которые видел по телевизору. Четверо были японцами, и только последний, англосакс, был достаточно молодым, чтобы оказаться тем, кто нам нужен.

Марит упомянула, что вечеринка – для холостяков, но двенадцать очаровательных молодых леди, сидящих подле самых могущественных мужчин города, ставили под сомнение это утверждение. Я улыбнулся – и не только потому, что на них приятно было посмотреть.

Поскольку они здесь, никто не станет без крайней необходимости устраивать расследование об этом собрании, официальное или в прессе.

Мне предстояло убедить всех, что крайней необходимости нет.

– Леди и джентльмены, прошу извинить за вторжение, но мне необходимо переговорить с мистером Мак-Нилом. – Я указал Синклеру на дверь. – Если позволите, сэр, я предпочел бы побеседовать приватно.

Синклер начал вставать, двигаясь нарочито медленно, чтобы показать, что он не боится, но отец железной рукой схватил его за запястье и пригвоздил к креслу, а потом седовласый патриарх Мак-Нил сверкнул на меня голубыми глазами.

– Я вас помню по другой вечеринке. Если у вас есть дело к моей корпорации, приходите в приемные часы. Я могу принять вас, скажем, через месяц.

Его шутка вызвала вежливый смех остальных гостей. Синклер, с другой стороны, начинал злиться. Он вертел в свободной руке серебряную вилку, его голубые глаза горели тем же огнем, что и у отца, только его гнев был направлен не на меня. Он сжал руку в кулак, и попытался вырваться, но старик держал его крепко, а устраивать скандала никому не хотелось. Зная, как высоко ценят японцы почтение к старшим, я понимал, что Синклер сдерживается изо всех сил, и уважал его за это.

Я взглянул на Бата:

– Бат, очисти помещение.

Я был почти готов к тому, что он швырнет дворецкого на стол, разбрасывая подсвечники и круша фарфоровые чашки и тарелки. Я не хотел, чтобы он кого-то изувечил, но времени на уговоры не было, да я и сам был не прочь отомстить за Хэла. Я знал, что Бату нравится калечить людей, и он умеет это делать, но мне и не снилось, что у него есть свой стиль.

Он отпустил официанта.

– Есть в Затмении бар, называемый "Потерянный Голландец", – начал он. – В углу там стоит плевательница, которая стояла еще в те дни, когда в окна светило солнце и каждый день ее подогревало. В нее попадало все: жвачка, плевки, пиво – все что угодно, и никто никогда ее не чистил.

Он медленно двинулся вокруг стола и остановился напротив огромной серебряной супницы, наполненной похлебкой из моллюсков по-новоанглийски.

– Ага, примерно такая. Так вот, на прошлой неделе пришел один малый. Он сказал, что он золотоискатель, последние двадцать лет прожил в пустыне, и теперь ему хочется пить. Еще он сказал, что у него нет с собой даже медного доллара. Бармен велел ему выметаться, но золотоискатель сказал, что мог бы что-нибудь сделать за выпивку.

Бат улыбнулся, и тут я наконец разгадал его подлинную натуру – ему не просто нравилось увечить людей, ему нравилось быть безжалостным.

– Бармен показал ему на плевательницу. Он сказал:

"Я дам тебе пива, сколько ты сможешь выпить, если ты сделаешь один глоток вон из той плевательницы".

Бат был великолепен в своей безжалостности.

Женщины беспокойно заерзали. Мужчины начали передергиваться. Японцы сбились в кучку, один из них переводил монолог. У меня вспотели ладони, а во рту пересохло.

Бат медленно поднял супницу и уставился на суп так, словно это была основательно перебродившая смесь слюны и табачной жвачки.

– Золотоискатель поднял плевательницу. Посмотрел на нее, посмотрел на бармена. И сделал так!

Бат поднес огромную серебряную чашу к губам и начал пить, громко глотая. Суп проливался, расплескиваясь о его плечи. Ломтики картофеля и крупинки, покрытые сливками, разлетались словно шрапнель, поражая гостей, но никто не пошевелился. Все смотрели на Бата, как загипнотизированные. Наконец он опрокинул супницу вверх дном и поймал последние капли на кончик языка. Темные глаза Бата наполнились весельем.

Он втянул язык в рот и уронил супницу на пол.

– Бармен взглянул на золотоискателя, не веря своим глазам. "Старина, тебе достаточно было сделать один глоток!" – пробулькал Бат сквозь остатки супа, выливавшиеся у него изо рта. – "Знаю, я пробовал", – теперь Бат говорил голосом золотоискателя, – "но это все было… целиком".

У меня свело живот на ключевой фразе, но, в отличие от тех, кто был в комнате, я работал на пустой желудок. Американских гостей стошнило первыми, за ними – японцев, как только им перевели. Дариус Мак-Нил оттолкнул кресло и перегнулся пополам. Синклер воспользовался этим, высвободил руку и встал. Он приложил ко рту носовой платок и ничего не говорил, а гости тем временем один за другим вылетали за дверь.

Синклер, одетый в смокинг, был стройным и держался с достоинством. Он был на добрых пять дюймов ниже меня, атлетически сложен и настолько владел собой, что сумел подавить тошноту, вызванную шуточкой Бата. Когда в комнате остались только он и старший Мак-Нил, Синклер поднял брови и взглянул на Бата:

– Надеюсь, суп пришелся вам по вкусу?

Бат звучно рыгнул.

– Я передам ваш комплимент шеф-повару. – Синклер взглянул на побледневшее лицо отца, потом на меня. – Я весь внимание.

– Вы финансируете "Воинов Арийского Мирового Союза" в надежде, что они развяжут войну между уличными бандами, и она позволит вам подавить конкурентов. Я хочу, чтобы вы это прекратили.

– Нет.

Я нахмурился.

– Нет?

Синклер взял бокал с белым вином и отпил немного.

– Нет, вы не правы в своем предположении, будто я плачу Генриху и его ребятам, чтобы они начали войну.

Я знаком с этой техникой и знаю, как их остановить. Я держу их на поводке, чтобы они не навредили нам. Вот и все. И ничего более.

Я слушал его внимательно, почти уверенный в том, что он лжет, и все же понял, что он говорит правду. И тем не менее я не верил ему: ведь Биллем говорил вполне определенно, а Синклер был единственным, кто подходил под описание.

– Вы признаете, что давали им деньги?

– Признаю? Вы говорите так, словно это преступление. – Он поставил бокал на стол. – Я вошел с ними в контакт, я организовал выплату ежемесячных пособий, я даже платил им премиальные, когда они отваживали воришек, которые пытались нас потрошить. Но я не финансировал войну. Война не только порождает больше проблем, чем решает, это еще и дорого. Я даю им достаточно, чтобы они были пьяны и веселы, но не более. Только дурак может вооружить их и указать мишень.

– Если вы не делали этого, тогда кто же?

Дариус Мак-Нил выпрямился на стуле и громко расхохотался.

– Я!

– Что?! – Синклер повернулся к отцу. – Мы же договорились! Ты же дал слово!

Старик так грохнул кулаком по столу, что фужеры подпрыгнули.

– "Билдмор" – моя корпорация! Здесь я решаю, и я не обязан отчитываться перед тобой! Зачем платить за имущество, если не собираешься его использовать? И что такого, если эти фашистские ублюдки пойдут обстреливать «Лорику»? Кого это волнует?

– Меня, мистер Мак-Нил. – Я облокотился на один из опустевших стульев. – Это волнует меня, потому что один из моих друзей оказался под перекрестным огнем. Его жену убили, а сам он в больнице.

Синклер вскинул голову.

– Хэл Гаррет…

– Верно, – кивнул я.

– Кто?

Синклер недоверчиво уставился на отца.

– Хэл Гаррет, баскетболист. Ты встречался с ним в прошлом году, когда давал почетный банкет в честь его фонда "Солнечный луч". Ты произнес хвалебную речь и передал ему десять тысяч в ценных бумагах корпорации.

Старик покачал головой.

– Что? В самом деле? Не припоминаю.

– Позвольте сказать вам нечто такое, что вы наверняка запомните, мистер Мак-Нил. – Я встретил его вызывающий взгляд взглядом, сулившим полное уничтожение. – Если Генрих и его люди сделают еще что-нибудь, хоть что-нибудь, я лично обеспечу вам похороны в закрытом гробу, не успеет пройти и неделя.

– Вам меня не запугать!

– Я не запугиваю, мистер Мак-Нил, просто предоставляю вам выбор.

Синклер покачал головой.

– Не беспокойтесь, дела с «Арийцами» сейчас же прекратятся.

– Черта с два они прекратятся! – Дариус Мак-Нил встал и одернул пиджак. – Я владею «Билдмором», и я определяю политику.

– Если вы будете платить Генриху и дальше, я ухожу с работы.

Мак-Нил посмотрел на Синклера, как дезинсектор на таракана.

– Ты не можешь уйти с работы, потому что уже уволен.

Лицо Синклера вспыхнуло.

– Ладно, тогда я не постесняюсь пинком вышибить тебя из моего дома.

– А я, как домовладелец, не задумаюсь выселить тебя.

Даю тебе неделю – и выметайся.

– Еще одно, мистер Мак-Нил, – прорычал я. – Вы платили за то, чтобы они угрохали «Лорику». Сколько бы вы дали за голову Ведьмы на блюде?

Мак-Нил прищурился.

– Назовите цену.

– Миллион долларов, выплаченных в фонд "Солнечный луч".

– Миллион! Это семь лет работы "Арийцев".

Я улыбнулся:

– Сколько платишь, столько и получаешь?

Он кивнул:

– А как я узнаю, что вы это сделали?

– Не беспокойтесь, – рассмеялся я, – это будет во всех газетах.

Глава 27

Когда мы уходили, Бат заметил одного из гостей и, громко рыгнув, заставил его снова блевать. Мы смеялись над этим всю дорогу до Центра. Потом мы расстались: Бат пошел подработать на карманные расходы вольной борьбой, а я направился в крепость Койота.

Следующие два часа я занимался тем, что отбирал речевые команды и программировал чипы для взрывателей. Я еще раз проверил оборудование, доставленное Брониславом, кое-что модифицировал и разложил все по кучкам, пометив снаряжение каждого цветными метками. Теперь моим людям оставалось только прийти и одеться – и мы были готовы к выходу.

Я вернулся к Марит за полночь. Когда открылась дверь трансверсора, я на мгновение испугался. Все лампы были погашены – их заменили свечи, мерцающие в темноте. Перед моими глазами встало воспоминание о доме близ Седоны, но оно испарилось, как только я увидел Марит, вышедшую мне навстречу.

Прозрачное платье облегало ее, как белый туман. В дрожащем полусвете она казалась скорее призраком, чем живой женщиной. Я уловил запах цветов, и когда она остановилась, свет свечей отразился золотом в ее синих глазах. Она сложила обнаженные руки на талии и пальцами смяла ткань на левом бедре.

– Тихо, если мы пойдем против «Лорики», мы погибнем.

Она говорила трагическим шепотом, каким обычно произносятся такие зловещие предсказания. Ее руки покрылись мурашками, соски напряглись. Она не отводила от меня глаз, но в колеблющемся свете свечей казалось, что в них пляшут тысячи чертенят. Ее лицо было лишено выражения – с таким лицом люди ходят на похороны.

– Если ты так уверена в этом, Марит, откажись. Не ходи.

Она едва заметно покачала головой – таким легким движением, что даже волосы не шевельнулись, можно было подумать, что это игра света.

– Нет, я пойду. Я должна. Я обязана перед остальными. – Она моргнула, и лицо ее слегка ожило. – Я только хотела, чтобы ты знал, что я чувствую. Я хочу, чтобы ты понял, почему так важно, чтобы ты был со мной в эту ночь. Есть только один способ победить смерть – прогнать ее по-настоящему.

Она повернулась и за спиной протянула мне руку.

– Пойдем со мной, любовь моя. Посмеемся над смертью вместе.

На следующее утро мы с Марит пришли в штаб Койота рука об руку. Джитт была уже там; Бат и Нэтч пришли сразу же за нами, и, укладывая снаряжение для Лоринга и Кроули в вещевые мешки, я приступил к инструктажу.

– Ваше снаряжение маркировано цветными метками. Бат, у тебя красный цвет, у Марит – синий, у Нэтч – зеленый и у Джитт – золотой. Сначала надевайте броню, потом – все остальное. Если нужна будет помощь, скажите.

Нэтч нахмурилась.

– В Затмении еще ничего, но как мы попремся в таком виде в «Лорику»? Я хочу сказать, не лучше ли сперва пробраться туда и уже внутри надеть это все?

Я кивнул:

– Хорошая мысль, но план немного изменился. Расставшись с Батом, я побеседовал с Лорингом и Кроули.

Бат содрогнулся.

– Кроули? Нельзя было подпускать тебя и на полсотни миль к Седоне.

– Верно. Лоринг сказал мне, что женщина, которая управляет «Лорикой», на самом деле не его дочь. Он сказал, что настоящую Нерис похитили, а эту подбросили вместо нее. Он пришел к этому выводу совсем недавно, и его выставили из «Лорики» прежде, чем он смог что-то сделать. Да и вряд ли бы он смог что-то сделать" если его дочь в плену. Так что сначала нам нужно спасти ее, а потом уже разбираться с Ведьмой.

Я ждал обвинений в сумасшествии, но все восприняли новость довольно легко. Как бы то ни было, в жизни Затмения странностей было более чем достаточно. Жители окрестностей Бокстона явно считали здание, через которое мы с Марит вернулись в Затмение, пристанищем чего-то сверхъестественного, но возвели баррикады против того, что могло оттуда прийти. Точно так же индейцы выработали весьма эффективные способы борьбы с созданиями вроде Лейха. Вместо того чтобы тревожиться о великом значении этих нелюдей и "иных мест", они просто-напросто расправлялись с ними.

Я начал снаряжаться. Надел оголовье радиостанции и сунул в правое ухо наушник. Рацию я пристегнул к поясу, включил ее, послушал шум помех и выключил.

Наушник, он же микрофон, принимавший звуки, доходящие по евстахиевой трубе, точно подходил к уху, но не мешал слышать и все остальное.

Проверив рацию, я навьючил на себя боевое снаряжение, застегнул пояс и подтянул плечевые лямки. На животе у меня висело три подсумка, по два магазина к «AR-15-A2» в каждом. На спине был ранец, в котором лежали шесть брусков взрывчатки «семитек» со вставленными радиодетонаторами. В кобуре у правого бедра покоился "вилди вулф", а на левом, для равновесия, три магазина к нему. Под левую руку я надел кобуру «бианчи» с одним из моих «крайтов», под правую – три магазина, опять-таки для равновесия.

Включая карабин и сумку с запасными патронами на левом боку, на мне было более тридцати фунтов снаряжения. Поскольку ремни помогали распределять вес, он не так ощущался и не должен был стеснять движений, даже если пришлось бы бежать или быстро увертываться. С живой массой намного легче управиться, чем с мертвым грузом, но слишком большая живая масса могла бы догнать меня и превратить меня всего в мертвый груз.

Мы с Батом помогли остальным влезть в снаряжение. У каждого его было поровну, и различие состояло только в том, что Бат и я несли пластиковую взрывчатку, а Нэтч, Марит и Джитт достались медкомплекты.

Джитт, несмотря внешнюю хрупкость, была выносливее, чем Нэтч или Марит. Марит проверила свое оружие и быстро ознакомила Джитт с доверенными ей смертоносными инструментами.

Потом мы погрузились в «ванагон», который я с Марит взял напрокат этим утром. Когда мы подъехали к дому Кроули, ворота автоматически открылись, и я загнал машину на маленькую стоянку. Деревянная изгородь отделяла двор от улицы, но калитка отворилась, как только мы подошли.

Кроули и Лоринг ждали нас во дворе. Лоринг оделся, как на рыбалку, но в его коричневых брюках имелось достаточно карманов для боевого снаряжения. Марит Помогла ему влезть в его сбрую, и у них завязался приятный разговор о том, какова была «Лорика», пока Нерис не взяла на себя правление. Лоринг был польщен вниманием и рад Обрести нового союзника.

Кроули взглянул на предназначенное для него снаряжение и улыбнулся.

– Карабины – хороший выбор, поскольку, если мои предположения верны, нам предстоит ближний бой. Мое оружие и патроны можете оставить, потому что я предпочитаю вот это.

Он опустился на колено и расстегнул молнию на синей нейлоновой сумке. Из нее он извлек два небольших кургузых пистолета, калибром лишь чуть-чуть уступавших моему "вилди вулфу". Один он протянул мне, и я улыбнулся.

– "Ингрэм мак", калибр сорок пять, со свободным затвором. Хорошенький пистолетик. – Я повертел оружие в руках. – Старенький, но все еще смертоносный.

Похоже, он пережил несколько войн.

– Реликвии ушедшей юности, друг мой.

Кроули пристегнул рацию, потом надел снаряжение.

Магазины к «AR-15-A2» он отстегнул и заменил магазинами к своим «инграмам». Один пистолет он положил в пустую сумку за плечами, а другой подвесил к наплечной лямке у правого плеча. У него и у Лоринга уже была броня, так что его карабин и оба бронежилета остались в вещевом мешке.

– Если вы готовы, – объявил Кроули, – мы можем начать.

Двор за его домом был примечателен тем, что деревья и кусты там были в полной листве. Кроули поманил нас к прудику «кои» у задней стены его владения и присел на корточки возле большой механической скульптуры, похожей на потомство от брака парового катка с мотоциклом «харлей-дэвидсон». Он перекинул переключатель, и внутри машины суетливо зачавкал насос.

Кроули встал и вытер руки о штаны.

– Один из прежних владельцев этого дома вскоре после Второй мировой войны устроил здесь бомбоубежище. Еще до начала века, когда я купил этот дом, он был галереей авангардистов – тогда и появился этот пруд, прикрывающий вход в убежище. Я его восстановил, но приспособил совсем для других целей. Прежде оно служило для того, чтобы оберегать то, что внутри. Теперь оно служит для того, чтобы оберегать то, что снаружи.

Пока он говорил, вода из пруда сошла, открыв выпуклый люк, как на подводной лодке. Бат открутил штурвал, люк зашипел и открылся, разбрызгивая воду, накопившуюся в уплотнениях. Бат первым спустился по лесенке, вделанной в стену, за ним последовали мы и последним – Кроули. Люк с лязгом захлопнулся, и я услышал, как щелкнули еще два переключателя.

Один из них, без сомнения, запускал насос на обратный ход. Другой, очевидно, включил свет: флуоресцентные лампы замигали и наполнили светом небольшое помещение. Если не считать нескольких потрепанных мечей, щитов и прочих старинных орудий убийства, развешанных по стенам, комната показалась мне пустой, но, шагнув влево, я увидел в дальнем углу небольшой черный ящик. Через мгновение он исчез и возник снова, как только я сделал движение.

– Что за черт?

Кроули прошел в угол, где стояло «оно», протянул руку в пустоту и сморщился, словно его ударило током.

Прикосновение руки, казалось, ненадолго «заземлило» устройство, и я смог разглядеть его получше.

На первый взгляд это показалось мне большой деревянной конструкцией. Она была высотой в половину телефонной будки, такой же ширины и глубиной фута четыре. Она стояла вплотную к дальней стене комнаты, словно росла из нее. И я бы высказал вслух это предположение, если бы не боялся, что Кроули его подтвердит.

Мне показалось, что Кроули работает с какой-то панелью управления на дальней стене. Я подошел поближе, и в этот момент середина ящика вскипела серыми зигзагами, как на экране телевизора, оставшегося без антенны.

Синие и красные искры бежали по серо-белому фону, но звука не было. Насколько я мог судить, ящик был просто большим телевизором без звукового канала.

Старик отступил от панели управления.

– Позвольте объяснить вкратце. Мы отправляемся в иное место, в иное измерение, которое, по сути дела, лежит довольно близко к нашему. Это место называется Плутония, хотя сомневаюсь, что тамошние жители знают об этом.

Там применимы все физические законы, если не считать некоторых местных флуктуации времени.

Джитт склонила голову набок:

– Поясните пожалуйста.

Кроули вздохнул:

– Не знаю, сумею ли. Иные измерения часто имеют особые свойства. Скажем, в греческом Аиде имеется область, именуемая Тартаром. Это, в сущности, небольшой набор замкнутых измерений, где физические законы сильно деформированы. Сизиф вечно катит свой камень в гору, потому что там, в его измерении, любое направление ведет в гору. Гиганта Тития весь день пожирают заживо коршуны, но за ночь он регенерирует, как и птицы, поэтому его мучения могут длиться до бесконечности. Регенерация не его свойство, а свойство того места, где он заключен. В Плутонии, насколько я мог определить, существуют "фиксированные ячейки", где время течет не так, как обычно. Я думаю, что местные жители используют их в качестве холодильников, но, по сути, они способны замедлить старение. – Он ткнул большим пальцем в панель управления, которая мне показалась опаловым экраном с пульсирующими огоньками. – Я установил эту штуку так, чтобы она привела нас как можно ближе к тому месту, где держат Нерис Лоринг. Там находятся еще одни пространственные врата, и мы можем практически сразу столкнуться с враждебными действиями.

Я помотал головой:

– Минутку. А почему бы вам не доставить нас в какое-нибудь другое место?

Кроули тяжело вздохнул:

– У измерений существуют границы. Врата – это просто место, где можно пройти. Если бы я шел один, я не использовал бы это устройство. Я пошел бы сам по себе и выбрал бы наиболее выгодный маршрут. Но я не могу вас всех взять с собой, вот в чем штука. Впрочем, хотя существа Плутонии разумны, им нечего противопоставить нашему оружию. – Он вставил магазин в рукоятку «инграма». – И потом, имейте в виду, что эти существа опасны только тогда, когда их разозлишь.

– Замечательно. – Я подошел к ящику. – Что, просто пройти насквозь?

– Просто пройти.

– Ладно, друзья, включайте рации. Проверка связи, черный. – Я услышал, как они называют себя, каждый своим цветом, и улыбнулся. – Увидимся на той стороне.

Мерцающая завеса оказалась ледяной, и от холода у меня онемело все тело. Потом я почувствовал вспышку тепла и вынырнул на другой стороне. На мгновение у меня закружилась голова, потом я подпрыгнул, перекувырнулся вперед и приземлился уже вне пространственных врат.

Врата Плутонии были шестиугольными – и такого же цвета, как ящик в убежище Кроули, – только там зигзаги сбегались к центру, а здесь, наоборот, расходились 6 т центра к краям.

Другая трудность состояла в том, что врата Плутонии помещались в углублении в полу большой камеры.

Свесившись через край, я протянул руку Бату, чья голова как раз вынырнула из ряби. Я дал ему время сориентироваться, потом он подпрыгнул, как я, и я помог ему вылезти.

Мы оба присели на корточки бок о бок, и я услышал в наушнике, как он шепотом бранится по-польски. Мы разом оттянули затворы карабинов и взяли на прицел единственный выход, который был виден в слабом свечении мха на стенах пещеры.

Бат огляделся и помотал головой.

– Что такое?

Он пожал плечами:

– Когда я был маленьким, у меня был искусственный муравейник.

– И что?

– Мне все снилось, что я так уменьшился, что смог забраться туда. – Он нахмурился. – Ну и дурак же я был.

– Почему?

– Я называл это мечтами. – Великан обвел пещеру стволом карабина. – А это были кошмары.

Глава 28

Остальные без проблем прошли через врата, и только Неро Лоринг на этой стороне стал слеп. Джитт взяла его за руку и не отпускала, пока не прибыл Кроули. Он появился в виде такого же темного силуэта, каким я его знал до встречи в Затмении.

Бат взглянул на него и помрачнел:

– Ну вот. Как только вернусь, спалю Седону к чертовой матери.

Кроули заразительна рассмеялся.

– Я одолжу вам спички.

Он прижал левую ладонь к глазам Неро Лоринга, и тот, оглядев помещение, скрывался и смахнул со щеки слезу, очевидно, представив себе, что его дочь провела столько лет в таком месте.

Потом он передернул затвор карабина.

– Чего же мы ждем? Пошли.

Кроули поднял руку.

– Минутку. – Он поднял другую руку, смешно растопырив пальцы, и, когда он повел ею вокруг, я заметил, что пальцы его дрожат. Кроули проделал несколько странных и сложных пассов и наконец указал на проход.

– Мы на два уровня ниже. По наклонному коридору, сперва сразу направо, потом второй поворот налево.

Она в третьем помещении слева.

Марит нахмурилась, глядя на него:

– Откуда вы знаете?

– Неро дал мне медальон, который обычно носила его дочь. Я сопоставил его эманации с тем, что чувствую здесь. Надо спешить. Что-то здесь не так.

Мы с Батом первыми выбрались в коридор. Блестящие полосы слизи бежали по стенам и потолку круглого туннеля. В темноте я не мог увидеть никакой разницы между ними, но, приблизившись, ощутил густую смесь запахов, словно сидел в баре между двумя женщинами, объявившими друг другу парфюмерную войну. Сначала я принял их за какую-то биологическую проводку, а потом подумал, что это просто местные украшения.

Джитт потрогала одну из линий.

– Феромоны. Все равно что цветные линии на стенах больницы. По-моему, вот эта средняя, толстая, ведет к чему-то важному, вроде еды или царицы.

Я присел на корточки чуть дальше по коридору и вытащил из сумки пластиковый заряд.

– Бат, поставь красный напротив меня, здесь, на стене.

Я прижал мину к грубому камню и перекинул маленький переключатель, взводящий ее. Загорелся крохотный огонек – знак того, что мина готова к действию.

Первый правый поворот, о котором говорил Кроули, привел нас из одного наклонного коридора в другой, который постепенно расширялся, пока не превратился в большую горизонтальную галерею. Медленно продвигаясь вперед, я видел лишь лоскуты зеленого мерцания, плавающие в море черноты. В отдалении слышались какие-то постукивания и пощелкивания, словно какой-то чокнутый музыкант стучал барабанными палочками друг о друга.

– Кейн, стойте! – прошипело радио прямо мне в ухо.

Я остановился бы и без предупреждения Кроули, потому что уже уловил дуновение ветерка: что-то двигалось совсем рядом. Пощелкивания и потрескивания зазвучали ближе, потом остановились. Я услышал скрипучий звук, словно растягивали старую кожу. Два резких щелчка, словно кто-то ударил кремнем, раздались прямо у меня над головой. Я вздрогнул и замер.

В наушнике зазвучал голос Кроули:

– Спокойнее, Кейн, спокойнее. Тот, что возле вас, всего лишь рабочий. Для него вы пахнете не так, как еда, так что не беспокойтесь. Стойте тихо. Не стреляйте.

Как чревовещатель, я заговорил без голоса, и микрофон в ухе легко воспринял звук.

– Вы можете его видеть? В такой темноте?

– Этим навыком вы еще овладеете, если останетесь живы. Стойте тихо.

Я неслышно втянул в себя воздух сквозь сжатые зубы. Щелканье приблизилось, и на меня нахлынула волна густого, горьковато-сладкого запаха, похожего на запах увядших цветов. Я снова и снова слышал звук, над головой и справа, но, как ни старался разглядеть, что это такое, видел только тень, заслоняющую дальние лоскуты зеленого мха.

Капля пота скатилась с виска и медленно поползла по лицу. Моя правая рука начала дрожать, словно тяжесть карабина выпила всю ее силу. Бронежилет на мне стал влажным, и я почувствовал, что мне становится жарко. На лбу выступил пот, и еще одна капля проложила себе путь между бровями, по переносице, и ужалила меня в правый глаз.

Мое сердце билось так, что я боялся, как бы его не услышала тварь. Припомнив замечание Бата, я представил ее в виде огромного муравья, собирающегося схватить меня жвалами. Огромные, словно косы, лезвия на его челюстях перережут меня пополам. Это не тот путь, каким я собирался идти. Я чувствовал, что стоит мне двинуть стволом карабина, как я коснусь этой твари.

И вдруг пощелкивания и потрескивания начали удаляться. Я медленно перевел дыхание.

– Кроули, что это было?

– Плутонианин, насколько я могу представить. – Его голос пресекся на мгновение, и за эту паузу куда-то испарился весь его юмор. – Мне это не нравится. Двенадцать шагов вперед и налево.

Я буквально выполнил его приказание и обнаружил, что нахожусь достаточно близко к другому коридору, освещенному чуть получше.

– Кроули, что вам не нравится?

Зеленый свет тонул в его черной фигуре.

– Этот рабочий выписывал усиками классический поисковый узор, но повернул, не коснувшись вас.

– Мое счастье.

– Или кто-то его отозвал. – Кроули указал дальше в туннель.

Марит проследила за направлением и привела нас к третьему проему слева. Там она вытащила из-за сапога нож и принялась отковыривать покрытый воском пласт паутины, закрывающий отверстие.

– Здесь дюймов шесть. Все равно что резать глину.

Там, на той стороне, есть свет, настоящий.

Бат вынул свой нож и всадил восьмидюймовое лезвие на уровне плеча. Обхватив рукоять обеими руками, он потянул вниз, ступая из стороны в сторону. Восковая паутина отслоилась, как китовое сало, когда его отделяют от туши. Нэтч оттянула толстую мембрану, и Неро Лоринг первым нырнул внутрь.

Его крик в наушнике едва не оглушил меня. Я торопливо пролез в дыру и оказался в небольшом помещении. В нишах вдоль стен горели свечи, наполняя комнату мирным золотистым светом. Если бы не правильная форма комнаты, ее обстановка, состоящая из двух полок, забитых романами, вполне могла бы сойти за скудную обстановку спальни в какой-то частной школе с военным уклоном. Во всяком случае, она не была похожа на ужасный застенок, да и Нерис Лоринг, дремлющая на кровати с книгой на груди, отнюдь не казалась страдалицей.

Так что я не сразу сообразил, отчего ее отец в отчаянии упал на колени перед кроватью. Он обнял дочь и привлек к себе, но она даже не пошевелилась. Я подумал, что ее, может быть, усыпили, но, когда Неро приподнял ее, я понял, в чем дело.

Кожа на голове, вместе с черными волосами, откинулась, как плохой парик, и повисла на шее, словно капюшон. Вся затылочная часть черепа была срезана, мозг отсутствовал.

– Нет, нет! Она не мертва! Тело еще теплое! – стонал отец.

Я повернулся к Кроули и показал на кровать.

– Это невозможно. Мозг удален, та, при этом ни капли крови? Так не бывает.

– Еще как бывает. – Он взял у Бата нож и полоснул меня по запястью. Я почувствовал остроту лезвия и, взглянув на свою руку, увидел порез. Он был неглубоким и недлинным, но совсем не кровоточил.

– Как это?

– Я вам уже говорил, что это место особое. Взгляните на свечи. – Он подошел к ближайшей свече и попытался ее задуть. Пламя даже не дрогнуло. – Они горят и не кончаются. Таковы свойства этого места.

Кроули нагнулся и поставил Неро Лоринга на ноги, а когда тот стал сопротивляться, сильно ударил его по лицу и оторвал его руки от тела девочки.

– Оставьте ее!

– Нет, это моя дочь!

– Это была ваша дочь. Вы говорили, что закодировали ее энцефалограмму в программе, управляющей маглевом, так?

– Нерис!

Кроули снова ударил его и приподнял за ворот рубашки.

– Слушайте меня, Неро Лоринг! Они взяли мозг вашей дочери. Они используют его, чтобы запустить схему. Вы можете их остановить?

– Не знаю. – Лоринг покачал головой, утирая слезы глаз. – Думаю, что могу, но не знаю.

Держа его одной рукой, Кроули повернулся и ткнул пальцем в Джитт:

– Вы, вы были компьютерным эмпатом у Койота.

Вы сумеете остановить машину?

– Возможно, если получу доступ к ней.

– Вы получите доступ. Кейн, подойдите.

Но прежде чем я успел сдвинуться с места, от входа послышалось громкое клацанье и треск рвущейся ткани. Я резко повернулся, вскидывая карабин. Разрывая головой остатки преграды, в комнату лез самый большой муравей, какого я только видел. Он был шоколадно-коричневого цвета, а размером – немногим меньше, чем самец почти вымершего африканского слона.

Я инстинктивно нажал на спуск. Из ствола карабина вырвалось пламя, и поток дуплексных пуль проделал дюжину дыр в голове муравья. Отстреленная жвала загремела по полу, как лезвие косы из черной слоновой кости. Тварь отпрянула и врезалась в противоположную стену, потом забарахталась, пытаясь встать на все свои шесть ног, и тут длинная очередь Бата проделала у нее в груди дыру величиной с тыкву.

Я ждал предсмертного вскрика, но создание осталось безмолвным. Вместо этого комнату заполнил отвратительно едкий запах. У меня закружилась голова, Марит упала на колени, и ее стошнило. Я едва не упал, но ухватился за стол. Кроули уронил Лоринга и, пошатываясь, подошел ко мне; воздух в комнате понемногу начал очищаться.

– Слушайте внимательно. Вы должны протащить Неро и Джитт в «Лорику». Вы должны остановить Нерис и Скрипичника. – Он коснулся рукой моего лба, и в голове у меня вспыхнул образ опалесцирующей панели управления. – Управляющая последовательность:

"Каждый охотник желает знать, где сидит фазан" – всякий раз, как вы тронете огонек, он поменяет цвет на следующий по спектру. Узор, который я запрограммировал для вас, приведет вас в подножие башни «Лорики». Я знаю, что он сработает. Я уже побывал там.

– Когда помогали Койоту вытаскивать Неро, так?

Кроули вскинул голову и посмотрел на меня. Я почти видел его глаза сквозь тень.

– Вы очень проницательны, Кейн, но у нас нет времени щеголять проницательностью. Идите. Возвращайтесь тем же путем, которым пришли, и пройдите в башню через пространственные врата. Надеюсь, вы успеете.

– Вы должны пойти с нами.

Он покачал головой:

– Не могу. Здесь Скрипичник думает быстрее нас.

Бат вскинул карабин к плечу и выпустил две очереди в коридор.

– Они накапливаются, Кейн.

– Идите и возьмите Лоринга. Шанс, что он сможет пробиться к ней, мал, но все-таки существует. – Кроули взглянул на тело девочки. – А я посмотрю, нет ли отсюда другого выхода.

– Не рискуйте.

Кроули тихонько хихикнул.

– Я старик, но мы со Скрипичником еще не окончательно свели счеты.

– Ладно, идем. – Я полез в ранец, достал брикет пластиковой взрывчатки, взвел взрыватель и присел на корточки рядом с Батом. – Далеко они?

– Футов тридцать. Потолок низкий, осторожно.

– У меня есть идея получше. – Я вставил в ухо наушник и скатал пластик в небольшой шар с взрывателем в середине. – Не знаю, играл ли я на кегельбане, но…

Я сделал шаг из проема и запустил шарик вниз по коридору. По вогнутому полу круглого туннеля бомбочка катилась точно посередине. Маленький синий огонек мигал, а шар катился все дальше и дальше в глубину коридора. Когда он удалился на достаточное расстояние, я прижал наушник к уху и сказал: "Синий гребень".

Бомба взорвалась прямо под одним из плутонианиан и разнесла его на куски. Брюхо отлетело футов на десять, обрызгав вонючей жидкостью других тварей. Голова свалилась на землю, и усики подергивались, выписывая поисковый узор, а жвалы судорожно сжимались.

Бат шагнул в коридор и выпустил еще две очереди.

– Чисто, пошли.

Я пропустил вперед Нэтч и Лоринга, а следом послал Марит и Джитт. За ними метнулся Бат, и вскоре я снова услышал стрельбу. Я обернулся пожелать удачи Кроули и увидел, что остался один.

– В любом случае счастливо, старина. Надеюсь, что Скрипичник не доберется ни до одного из нас.

Глава 29

Яркие вспышки выстрелов освещали Бата, который возвышался посреди коридора подобно мраморной статуе. Он и поливал огнем галерею, а остальные прикрывали короткий наклонный проход вниз.

– Пошевеливайся, Кейн.

Я вытащил из сумки новую бомбу.

– Иди, Бат. Я догоню. Когда услышишь ключевое слово, береги глаза.

Я побежал вперед, ориентируясь при свете выстрелов, а он выпустил еще несколько очередей и отступил.

Добежав до начала коридора, я присел за тушей издыхающей твари и стал ждать, пока отойдет мой отряд.

Вспышки выстрелов давали достаточно света, и, приглядевшись, я обнаружил, что плутониане на самом деле не так уж похожи на гигантских насекомых. Тот, за которым я прятался, смахивал скорее на броненосца, благодаря толстой шкуре, покрытой костяными пластинками, и был теплым на ощупь, а вдоль хребта у него росли густые пучки шерсти. Если бы носорог принял облик насекомого, как раз получился бы плутонианин.

Твари выстроились в ряды и медленно продвигались по галерее. Взрыв в середине строя мог бы их дезорганизовать, но я, помня, что Кроули называл их роевым разумом, искал особь с антеннами подлиннее, надеясь, что это и будет подвижной командный центр.

Неудачно.

Плюнув, я скатал «семитек» в шар и взвел взрыватель. Светодиод засиял желтым. Опираясь левой рукой о тушу плутонианина, я закинул бомбу под самые верхние пятна света, какие только мог разглядеть в главной галерее.

– Пригнись! – Я выждал мгновение и добавил ключевое слово:

– "Желтый хвост".

Бомба взорвалась под самым потолком и с невероятной силой. Несколько крупных, неуклюжих плутониан рухнули на пол, словно их сбило грузовиком. Другие слоноподобные муравьи наткнулись на своих собратьев и сцепились с ними не на жизнь, а на смерть. Те, кому взрывом оторвало усики, просто завертелись на месте.

Шелковистая паутина под потолком вспыхнула, отслоилась и накрыла плутониан огненным одеялом. Она облекала их, как вторая кожа, и поджаривала заживо.

Удушливый предсмертный запах, смешанный с дымом и вонью горелого мяса, заполнил галерею ядовитым туманом.

Теперь света было даже больше, чем нужно. Я побежал к наклонному коридору и проскочил мимо Джитт и Марит. Они выпустили еще по паре очередей и побежали за мной вниз. Мы догнали Нэтч и Лоринга на повороте, и я увидел Бата, который махал рукой от входа в комнату, где были пространственные врата.

Когда все собрались вместе, я кивнул Бату, и он произнес: "Красный щелкун". Пол подпрыгнул – заряды взрывчатки, которые мы заложили в самом начале, взорвались и перекрыли проход, по которому мы пришли. Я указал на пространственные врата и велел всем рассесться по краю.

– Я разберусь с этой штукой. Перезарядите магазины, скорее всего нас ожидает горячий прием.

Я подбежал к консоли управления. На ней не было ни кнопок, ни ручек, но она была разделена на сетку десять на десять, в ячейках которой на мгновение вспыхивали красные, синие, зеленые островки.

Я тронул первый квадратик. Он изменил цвет с белого на красный, и одновременно я уловил легкий, слабый запах: вероятно, обоняние для плутониан играло ту же роль, что для нас зрение. Я снова нажал на квадратик, и он стал оранжевым. Одновременно сменился запах.

Я быстро обнаружил, что после фиолетового цвета опять появляется белый – без запаха, – и начал менять цвета, подбирая рисунок, который Кроули впечатал в меня. Как только я закончил узор, по вратам побежали зигзаги, сходящиеся к центру.

– Пошли! – Я вытащил из сумки еще один брусок «семитека», взвел взрыватель и прилепил взрывчатку к консоли управления. Со словами: "Счет пять, зеленый меч" я ступил на волны, и меня поглотил жгучий холод.

На той стороне я свалился лицом вниз в липкую вязкую массу, но, когда встал, она легко отлипла от рук и лица. Оглядевшись, я обнаружил, что слизистая субстанция обволакивает стены и упруго прогибается под ногами, вместо того чтобы тянуться за ними.

– Где мы? – Мы оказались внутри какого-то огромного цилиндра. Пол под слоем слизи слегка вибрировал, и я слышал приглушенные скрежещущие звуки, которые то приближались, то пропадали в отдалении. Я сравнил мысленный образ панели с тем, что передал мне Кроули, – они совпадали. – Либо мы в «Лорике», либо Кроули сделал большую ошибку.

Я поднял голову и, увидев, что Бат, пожимает плечами, стоя на потолке туннеля, начал склоняться к последнему выводу. Неро Лоринг, опустившись на одно колено, погрузил руку в слизь, ощупывая бетон под ней.

Остальные, словно спицы в колесе, стояли внутри цилиндра, без всякого уважения к силе тяжести.

– Мы в центральном цилиндре, вокруг которого расположены главные лифты «Лорики». – Лоринг вынул руку из жижи и встал. – Я спроектировал здесь особый лифт, исключительно для себя. По этому цилиндру диаметром двадцать футов можно было подниматься до самого пентхауса. – Он показал назад через плечо. – В обычном смысле низ там, а мы обращены лицом вверх.

Не знаю, каким образом здесь манипулируют с силой тяжести, но, похоже, что она концентрируется в слизи.

Возможно, это механизм для доставки еды. Если мы будем осторожны и если это вещество доходит до самого верха, нам остается пройти всего метров триста.

Послышался отдаленный удар, и все, как по команде, упали ничком.

– Атака?

Нэтч покачала головой.

– Гроза. В Затмении она всегда так звучит.

– Гроза? Я думал, что буря не соберется до вечера, пока город не охладится настолько, чтобы над ним могли сгуститься облака.

– Она и не собиралась. – Марит взглянула на часы. – Смотрите, как странно.

Пока она говорила, я бросил взгляд на твои часы.

Циферблат со стрелками показывал четверть десятого утра, и это совпадало с моим ощущением времени. Но цифровое табло говорило, что сейчас половина девятого вечера – то есть самое время начаться грозе.

– Похоже, время в Плутонии течет очень медленно.

Лоринг указал вверх.

– Не имеет значения, который час, буря надвигается. Мы должны остановить Ведьму.

Идти вверх по цилиндру было довольно странно, особенно потому, что Бат упорно оставался в прежнем положении и казался мне висящим на потолке. Мы двигались медленно и осторожно, но не встретили никаких препятствий. Слой слизи нигде не прерывался и не отказывался держать нас.

В дальнем конце цилиндра открылся проход меньшего размера. Он был вполовину меньше в диаметре, и слизь покрывала только его стены и пол. Проход уходил по спирали вниз, и из-за изгиба я не мог судить о его длине.

Вероятно, здесь был своего рода шлюз, где гравитация трубы совмещалась с силой тяжести во внешнем мире.

Лоринг сказал, что ничего не знает об этом, но подтвердил мои догадки относительно назначения спирального спуска.

– Это новая конструкция, но, насколько я могу понять, она должна вывести нас в пентхаус.

– Я пойду первым и дам сигнал, если все будет чисто.

Я вставил обойму в карабин и пошел по боковому туннелю. Я двигался по стене, во вскоре слизь кончилась, проход пошел горизонтально и открылся" в бело-шелковый мир Нерис Лоринг.

Я помедлил у выхода, взглянул в обе стороны, но за колеблющимися, хлопающими стенами ничего нельзя было разглядеть.

– Кажется, чисто, – прошептал я в радиоприемник. – Идите медленно – вдруг я ошибся.

Шагнув из проема, я обнаружил, что действительно ошибся – да еще как! Кто-то спрыгнул на меня со стены и опрокинул на землю. Я перекатился, уходя от удара, и хотел развернуться, но сильный пинок по ребрам не дал мне этого сделать. Мой карабин загремел по полу и свалился в ручей, а сам я отлетел к невысокой стене и врезался в нее загривком.

Мистер Лейх, затянутый в черное с головы до пят, стоял посреди комнаты и негромко смеялся. Он вытер руки о бедра и сжал кулаки. Позади него, как раздавленные жуки на чистой белизне стен, виднелись два отпечатка ладоней на слизи, точно над входом.

– Надеюсь, я не заставил вас провисеть слишком долго, мистер Лейх?

Темные очки «рэйбан» скрывали его глаза, но я не ожидал увидеть в них веселье. Впрочем, оно достаточно ясно прозвучало в его голосе.

– Вы большой шалун, мистер Кейн. Я вам должен, и она сказала, что я могу делать с вами все что угодно. – Он сладострастно облизал губы и улыбнулся.

Я подобрал под себя ноги и встал.

– Если я вам так нужен, возьмите, – и положил руку на рукоять "вилди вулфав'.

Лейх покачал головой.

– Ты все еще не понимаешь, да, человечек? Ты стрелял в меня четыре раза. Ты заставил меня ободрать всю кожу, проехавшись по асфальту. Когда ты ударил меня автомобилем, ты сломал мне ногу в восьми местах. Парамедик сказал, что я никогда не буду ходить, но я выпил его кровь и вышел из кабинета, приплясывая. Ты можешь сражаться со мной не больше, чем корова с мясником. – Он показал на мой пистолет:

– Валяй. Сделай свой лучший выстрел. Ничему ты не научился.

Я вытащил «вилди» и снял его с предохранителя.

– Напротив, мистер Лейх, я научился многому.

Первая пуля ударила его в правое плечо, и очки упали на пол. Лейх вновь развернулся ко мне, показывая, что может выдержать все мои сюрпризы, но вдруг осознал, что предмет, лежащий на полу позади него, не что иное, как его правая рука.

– Не разваливайтесь дальше, мистер Лейх, – укоризненно сказал я, – или мне вас называть "мистер Левша"?

Он посмотрел на меня, и чистая сверхчеловеческая ненависть пылала в его глазах. Он зарычал что-то, но мой второй выстрел перебил ему гортань и позвоночник. Кровь залила белые полотнища, хлопающие как паруса под ветром. Тело Лейха свалилось в ручей, где уже лежал мой карабин, а голова ударилась о пол и подскочила, как мячик. Лежа на боку, она еще секунд пять грызла воздух, а потом мистер Лейх успокоился в луже крови.

В проеме появились Бат и Джитт с карабинами на изготовку.

– Есть затруднения?

– Нет, Бат, все в порядке. – Я сунул пистолет в кобуру. За Батом вылезли Нэтч и Лоринг. Марит замыкала строй. – Она оставила на страже только его. Либо она очень глупа, либо…

–..либо вам меня уже не остановить!

Слова, подкрепленные раскатом грома, разнеслись по всему помещению. Я обернулся кругом, стараясь высмотреть Нерис в ее шелковом лабиринте. Как паук в паутине.

Кровавые пятна на полотнищах слева от меня начали медленно расползаться и расти. Они расширялись до тех пор, пока не поглотили всю белую ткань, потом перешли на следующее полотнище, и дальше. Все шелковые занавеси напитались кровью, она капала на мрамор и стекала в ручьи. Они переполнились, алая жидкость выплеснулась на пол и потащила прочь тело Лейха.

Потом она просочилась в мои ботинки, теплая и липкая, как и полагается крови.

И внезапно все занавеси вспыхнули ярким магниевым пламенем, словно на представлении иллюзиониста. Я едва успел заслонить глаза и закашлялся от едкого дыма. Помещение наполнилось жаром, я испугался, что на мне вот-вот загорятся волосы, но жар так же внезапно пропал.

Я открыл глаза в новом мире. Все, что было белым, сделалось черным, и теперь, когда занавеси исчезли, стали видны бесчисленные маленькие ниши. Не считая цвета, они ничуть не изменились с того памятного вечера. Свет померк, и пентхаус погрузился во мрак – за исключением одного предмета.

Три сводчатых окна на западе были обращены к городу, и за ними открывался захватывающий и ужасный вид. Грозовые облака заполняли все небо, и призрачные белые вспышки окаймляли их серебром.

Я и за мной остальные молча подошли к окнам. Перед ними, на постаменте, напоминающем алтарь, стояла Нерис. На ней было белое платье в классическом греческом стиле, только очень короткое. Золотая шнуровка корсажа была не затянута, и она сжимала в руках украшенные кистями концы шнуров, словно только так могла сдержать свою силу.

Когда я ступил на хрустальный мостик перед постаментом, во мне проснулось тревожное чувство просителя, приближающегося к божеству, чтобы молить о благодеянии, но я отогнал его и прорычал:

– Все кончено, Нерис. Мы все знаем.

– Вы не правы, Кейн, все еще только начинается. – Она гортанно рассмеялась. – Вы не в состоянии остановить меня, и этим обязаны самому Неро Лорингу.

Она ленивым жестом показала на стойку с аппаратурой, медленно поворачивающуюся к нам. В тени она показалась мне чем-то вроде блестящего полировкой и хромом макета, но когда стойка окончательно выехала на свет, я понял, что создать такое человеку не под силу.

Черные кабели, бегущие из угла в угол, могли бы быть оптическими волокнами, если бы на концах они не расширялись, превращаясь в псевдоподии, присосавшиеся к корпусу, словно пиявки. Кабели пульсировали в такт проходящей энергии, и в панелях, к которым они сходились, менялись цвета. Сами панели сначала показались мне сложным набором светодиодов, но я тут же разглядел, что это чешуйчатая кожа, меняющая цвета подобно хамелеону.

Пока я смотрел, в середине устройства поднялся полупрозрачный люцитовый столбик и развернулся: веером, как хвост павлина. В верхней, широкой части я увидел странные кольца, погруженные в полупрозрачную массу, и с ужасом понял, что это тонкие срезы мозга, зажатые между слоями синтетика.

Ведьма с восторгом взглянула на машину.

– Поздоровайся, дорогая.

Черная мембрана в передней части машины задрожала, как диффузор динамика, и послышался голос девочки:

– Прости, папа. Я не хочу этого делать, но не могу остановиться.

– Нерис! – закричал Лоринг и ткнул пальцем в Ведьму. – Что ты с ней сделала?

Глаза Ведьмы сузились.

– Только то, к чему ты вынуждал меня сам, глупец.

Ты тщился помешать мне и моему повелителю. Ты использовал ее энцефалограмму, я использовала ее мозг.

Все, что ты видишь, – дело твоих рук. – Она повернулась и взглянула на линию маглева, на которой заиграли первые огни святого Эльма. – Это невозможно остановить.

– Мы можем взорвать линию. – Я указал туда, откуда мы пришли. – Бат, идем.

Ведьма расхохоталась мне в лицо.

– Никуда вы не пойдете.

– Уж не вы ли собираетесь меня остановить?

– Нет. – Ведьма покачала головой. – Ну, забава моя, можешь показать себя. Ты хорошо поработала.

Марит отступила на шаг и подняла карабин.

– Вы понимаете, что на таком расстоянии я не промахнусь, и бронежилеты не помогут. Не заставляйте меня убивать вас. Я этого не хочу. Просто положите оружие.

Наш арсенал загремел по полу.

Ведьма сложила руки на груди.

– Видите ли, мистер Кейн, Скрипичник не единственный, кто держит людей для забавы. Я бы убила вас за то, что вы сделали, но наказывать чужие игрушки не моя обязанность. Я отложу это до прибытия Скрипичника. – Вспышка молнии на миг превратила ее лицо в серебристую маску. – А оно, судя по тому, как развиваются события, не заставит себя ждать.

Глава 30

Я взглянул на Марит и покачал головой.

– Марит, как ты могла?

– Я не хотела ранить тебя, Тихо. Я не хотела.

Я слышал ее слова, но мольба о понимании, звучащая в ее голосе, умерла в ее черных зрачках.

– Остановись, Марит. Стреляй в нее. Вернись.

– Я не могу. Тихо, не могу. – Марит вздрогнула. – Я слишком далеко зашла, чтобы дать себя обмануть.

Ведьма слегка усмехнулась.

– В этом ваша ошибка, мистер Кейн. Все, что вы ей можете предложить, это теплая постель. Я, с другой стороны, могу предложить ей бессмертие. Я могу предложить ей вечную красоту и богатство. Я могу дать ей все, по чему она тосковала еще ребенком. Взамен я хотела, чтобы она привела мне Койота. Она не сумела, но на данный момент вы гораздо более ценный приз. – Нерис простерла руки, словно мать, призывающая детей. – Вы все проявили находчивость. Я признаю это, и мое уважение к вам больше, чем вы полагаете. Придите ко мне. Обнимите меня. Станьте моими слугами, и милостью Скрипичника все ваши мечты осуществятся.

Бат скрестил на груди руки.

– Ты хочешь сказать, что тогда я смогу тебя убить дважды?

Ведьма покачала головой.

– Как это забавно, мистер Кабат. – Марит, обойдя нас кругом, встала рядом с хозяйкой, и Ведьма указала ей на Бата. – Когда я скажу, моя дорогая, прикончи его так, чтобы он умер медленно и в мучениях.

– Как пожелаете, госпожа.

– А остальные? Неро, ты досадил мне, но я позволю тебе жить. Ты, Ферал, сможешь получить все, что пожелаешь. А тебе, Джитт Рэйвел, я помогу освоиться с твоим телом. Я верну тебе цельность. Выбор за вами.

Снаружи небо взорвалось серебряными зигзагами, и у меня в наушнике затрещали разряды. Буря накатывалась от Скво Пик, и гром клокотал, как рычание в волчьей глотке. Молнии словно шагали вниз по склону горы. Они били в громоотводы, защищающие Застывшую Тень, и на краткие мгновения извивающиеся канаты энергии привязывали облака к земле. Когда они разрывались, тьма снова окутывала город, но лиловое кольцо маглева светилось все ярче.

Нэтч прикусила губу и покачала головой:

– Я бы не пошла к тебе, даже будь ты на самом деле такой мудрой и могущественной, какой себя воображаешь. Никаких сделок, сучка.

Глаза Ведьмы сверкнули.

– Рэйвел?

– Ты и твой род воруете у людей человеческое. Единственный способ, которым ты можешь вернуть мне цельность, это украсть ее у других. – Джитт качнула головой один раз. – Бесполезная сделка.

– Глупцы! Разве вы не видите того, что видит она?

– Нет, не видим. – Бат помотал головой. – Но глаза у нас открыты.

– Марит, – печально прошептал я по радио.

Она взглянула на меня.

– Тихо?

– Прости.

– Простить? За что?

Я попытался вспомнить, какой она была накануне ночью.

И не смог.

– Вот за это. Саломея.

Едва отзвучало это слово, заряд «семитека», вмонтированный в корпус ее рации, взорвался. Свинцовая пуля, помещенная в центре выемки заряда, вырвалась из пластикового корпуса рации, раздробив пряжку ремня. Осколки пластика и пуля рассекли лямку и ударили в бронежилет. Сила взрыва развернула Марит, а пуля, пройдя через грудь, пробила легкое и разорвала легочную артерию. Поворачиваясь, Марит подняла ствол карабина, и он ударил Ведьму по лицу.

Ведьма упала с постамента и пропала из виду. Я бросился на пол и встал уже с «вулфом» в руке. Бат опустился на колено и подобрал карабин. Нэтч схватила Неро Лоринга и оттащила его от постамента, а Джитт бросилась к компьютеру. Внезапно рядом с ней что-то мелькнуло, и Джитт отлетела в сторону, опрокинув Нэтч вместе с Лорингом.

Ведьма вернулась в своем подлинном обличье. Поверх ее настоящего лица все еще была маска Нерис, но бледная кожа натянулась, и сквозь нее просвечивало зеленое. Кожа рук превратилась в мертвенно-бледные перчатки, заканчивавшиеся на запястьях рваными краями.

Острые черные когти проткнули кожу на кончиках пальцев и поблескивали каплями яда.

Скользя вперед, она выползла из шкуры, которую носила в облике подменыша. Черный язык, раздвоенный как у змеи, облизывал красные губы Нерис. От горла по груди, почти человеческой, и животу, вдоль всех двадцати футов змеевидного тела шли желтые чешуйки цвета старой слоновой кости. Зеленые чешуйки защищали руки и плечи. Она смигнула мембраны, изображавшие прежние глаза Нерис, и я увидел эллиптические зрачки с янтарной радужкой.

– Мне больше не нужен этот обман! Пришествие моего повелителя близко!

Мы с Батом открыли огонь одновременно, но он выпустил полный магазин быстрее, чем я. Дуплексные пули прочертили линию через торс Ведьмы, от того места, где полагалось быть левому бедру, до правого плеча. Мои пять выстрелов пришлись в горло и голову, раскроив маску человеческого лица.

Ведьма упала с постамента и на мгновение пропала из глаз, но тут же поднялась снова. Я видел разбитые чешуйки там, куда угодили пули Вата, но они на глазах заживали.

– Вам меня не убить! Ваше оружие слишком слабо!

Я непобедима!

Позади меня захохотал Неро Леринг, а Бат, Нэтч и Джитт сосредоточили огонь на Ведьме. Пули отскакивали от ее головы и груди, дробя стекла за ее спиной.

Буря ворвалась в разбитые окна и хлестнула ее по лицу черными волосами, которые она носила, когда притворялась человеком. Крупные осколки мокрого стекла, кувыркаясь, пропадали в ночи. Я вспрыгнул на постамент и вывернул карабин из мертвых пальцев Марит. Вода струилась по спине Ведьмы, сбегала по чешуе, и капли отлетали от нее, как и пули.

Хохот Лоринга пробивался сквозь раскаты грома, и казалось, ранил ее сильнее, чем наши выстрелы. Свернувшись у основания разбитого окна, Ведьма зашипела и уже готова была броситься на него, но потом повернула голову и взглянула на меня. Ее руки дернулись, и она устремилась ко мне.

Ведьма двигалась быстро, но пол был усеян мокрым стеклом, и кольцам ее змеиного тела не за что было зацепиться. Она сделала выпад, и сила отдачи наполовину выбросила ее за окно. Растопыренные когти прошли мимо меня и сквозь пластиковую облицовку вонзились в плиту постамента.

Она взглянула на меня снизу вверх, змеиным языком смахнула с лица остатки человеческой кожи и, подтягивая себя руками, угрожающе прошипела:

– Это еще не конец!

Зеленое змеиное кольцо появилось над краем окна, но Джитт очередью из карабина сбросила его в ночь, – Конец.

Я спрыгнул с постамента, и он, освобожденный от моей тяжести, медленно пополз к разбитому окну. Я прицелился и выпустил в него весь магазин. Пули превратили постамент в щепы и пластиковую крошку, а ветер выдул обломки, прихватив заодно Ведьму и тело Марит.

Я подбежал к окну и выглянул, держась за раму.

Сквозь полотнища дождя падало что-то маленькое, черное, похожее на хлыст, бьющий по воздуху. В яркой вспышке молнии было видно, как оно ударилось о Застывшую Тень. Взлетели искры, и возле основания цитадели «Лорики» вспыхнуло огненное "S".

Я отвернулся от окна и прокричал, перекрывая воющий ветер:

– Неро, Джитт, что там с компьютером? – Маглев разгорался все ярче, и семь спиральных радуг уже поднимались от линий маглева, связывающих цитадели с Центром. – Что бы она ни начала, это нужно остановить.

Джитт взглянула на машину и покачала головой:

– Я не уверена, что могу что-то сделать. Будь у меня время, я разобралась бы в нейронных связях, которые заставляют ее работать. – Она указала на два толстых кабеля, подходящих к основанию веера со срезами мозга. – Все входы и выходы собраны здесь и фильтруются через мозг Нерис. Расшифровать мозг четырнадцатилетней девочки невозможно.

Я повернулся к Неро:

– Вы закодировали энцефалограммы?

Ветер бил в бронежилет Лоринга и развевал остатки его волос.

– Она ненавидела математику, и ее я использовал для запуска программ. Энцефалограмму, снятую во время решения математических задач!

– А остановка?

– Пение. Ее любимая рождественская песенка, "Тихая ночь"!

Сильный и очень близкий удар молнии очертил перед окном силуэт Бата.

– Так заставь ее петь, Лоринг, не то нам всем придется затянуть «Реквием»! Господи Иисусе, ты только взгляни, Кейн!

Радуги оторвались от цитаделей и закружились над Центром, как лопасти винта вертолета. Они вращались все быстрее и быстрее, сливались в плоскость, которая медленно выгибалась, превращаясь в чашу, накрывающую город. Фейерверк крутился с безумной скоростью, молнии били все чаще, пронзая светящийся купол и втягиваясь в его вихревое движение.

Края чаши коснулись маглева. Еще мгновение она продолжала вращаться, потом застыла. Давление внутри купола возрастало, у меня заложило уши. Внизу, в цитадели, посыпались стекла. Сердце забилось тяжело, стало трудно дышать. Я хотел отойти от окна, но воздух сделался плотным, словно бетон.

Внезапно середина чаши поднялась вверх, и вся воронка опять начала вращаться. Я упал навзничь и на секунду потерял небо из виду, а когда поднялся, все изменилось, и я почувствовал себя так, словно последние три дня обедал только бритвенными лезвиями, заедая их толченым стеклом.

Светящаяся воронка исчезла, от нее осталось только зеленое и неоново-красное сетчатое сплетение, которое, возможно, составляло ее каркас. Вокруг и сквозь него были видны бурлящие тучи, а середина, казалось, уходила за облака, и в сердцевине воронки не было ничего, кроме пустоты. Разряды молний били в сеть, и тогда она на мгновение вспыхивала желто-золотым цветом – но потом вновь возвращался красно-зеленый.

Я крикнул Джитт и Лорингу:

– Лучше бы вам что-нибудь сделать! Это что-то сверхъестественное!

Джитт в ярости стиснула кулачки.

– Эта Ведьма знала, что делала. Большинство срезов из левого полушария. Математика, логика и практически нет языка.

Лоринг стоял на коленях перед машиной.

– Давай, Нерис, мы должны это сделать. "Ночь святая мирно спит…"

Мембрана ответила:

– Не могу, папочка. Не могу.

– Придумайте что-нибудь! – Первое голубое щупальце уже зацепилось за край воронки. – Бат, сматывайся живее и прихвати Нэтч. Не знаю, далеко ли ты сможешь уйти…

Бат помотал головой. Из воронки появилось второе щупальце.

– Я не побегу.

Он вогнал в карабин новую обойму и передернул затвор.

Щупальца уплотнялись, создание вытягивало себя из дыры, пробитой в небе. Появился панцирь, усеянный крючьями, шишками и шипами. Вместо прежнего дымчато-серого он обрел свой естественный светло-коричневый цвет. Как и плутониане оно, без сомнения, явилось в своем собственном виде: голова и лицо паучьи, фасеточные глаза и острые жвала, способные откусить вершину одной из Башен Годдарда.

Держась за сеть одним щупальцем, существо вытянуло другое от центра города к цитадели "Лорики".

Одним из трех расставленных пальцев существо подцепило горящее тело, которое было Ведьмой, поднесло палец к пасти и ощутило вкус пепла.

Жужжащий, трескучий голос возник в моей голове.

– 3-знова ее з-занезло. Низ-зшая, но з-з претензаиями.

– Джитт! Сделай что-нибудь!

– Ничего нельзя сделать, Кейн. Эти части мозга просто не могут петь!

Создание повернуло голову и взглянуло на меня:

– Моя з-забава, ты идеж-жь против меня?

– Я тебе не забава!

– 3-зильный выз-зов. Как бы з-зломить твою режжимость, но оз-зтавить твой раз-зум в целоз-зти?

– Пожалуйста, детка, спой мне, – молил Лоринг перед черным ящиком.

– Не могу, папочка.

Создание потянулось ко мне, но тут молнии в двух местах ударили в сеть. Нацеленные на меня когти снова превратились в голубой силуэт, от металлических оконных рам полетели искры. Когти прошли сквозь рамы, запахло озоном. Я отпрыгнул, а Бат успел пригнуться.

– Он еще уязвим! Пой! – закричал я.

– Не могу, – простонала машина.

Не зная, есть ли у нее визуальные датчики, я указал на паука.

– Ты должна. Если не сможешь, Скрипичник убьет твоего отца.

– Нет, только не папу!

Я уставился на машину, но голос, ответивший мне, раздавался слева. Я повернулся и увидел, как девочка в тунике из плутонианского шелка пробежала через комнату и приникла к Неро Лорингу.

– Папа, я не дам им тебя обидеть. Не дам!

– Нерис! – Лоринг отстранил ее на вытянутую руку и снова прижал к себе. – "Тихая ночь", ты должна спеть "Тихую ночь".

– "Ночь святая мирно спит…" – послушно запела девочка.

Я взглянул на воронку. Она оставалась такой же яркой. С площадки в Центре взлетел вертолет и направился к Скрипичнику.

– "Скорпионы", – уверенно сказал Бат.

– Джитт, это не действует.

Скрипичник презрительно смахнул вертолет с неба.

Тот взорвался, когда когти прошли сквозь него. Пылающие обломки закувыркались в воздухе, и еще одна панель Застывшей Тени вспыхнула и погасла.

Бат взглянул на компьютер:

– Джитт, это и вправду не действует!

Джитт указала на черный ящик:

– Нерис не подключена к машине.

Она ухватилась за кабели и потянула, но они не поддавались. Кукольное личико Джитт превратилось в оскаленную маску ярости. Она рванула изо всех сил. Один кабель отошел, новый рывок освободил и второй.

Тонкие цепочки желтых искр протянулись между пластинами рецепторов.

– Будет больно, Нерис, но тебе это не повредит. Пой, девочка, пой!

Электроды с шипением коснулись висков девочки, и над головой у нее поднялись два облачка дыма. Нерис застыла, ее голова дернулась, но потом она справилась с болью и, подавшись вперед, взглянула прямо на Скрипичника.

– Ночь святая мирно спит… – запела она дрожащим голоском.

С каждой нотой нити воронки вздрагивали и колебались, словно струны гитары или рояля. Там, где по ним пробегала рябь, свет мерк на мгновение, а потом разгорался бело-золотым. На соединениях вспыхивали искры, и в ответ им из туч били молнии.

– Все уснуло, все молчит…

Очертания Скрипичника дрогнули и замерцали. Голубой свет запульсировал по всему его телу. Нити воронки, за которые он цеплялся, начали оплавляться, как лед под паяльной лампой.

– В мирном свете глаз родных… Спит младенец, кроток и тих…

Образ Скрипичника вытянулся и расплылся. Воронка утратила твердость, и радужные огни помчались в обратную сторону. Они вихрем неслись по небу, и Скрипичник завертелся вместе с ними, подобно гигантской юле. Теперь его почти невозможно было рассмотреть.

– Ив небесной вышине… Дремлют звезды в тишине.

Хватка Скрипичника ослабла, и радужный водоворот втянул его в себя, словно таракана, смытого в унитаз.

Глава 31

Очнуться в сердце грозы, чувствуя, как молнии заставляют содрогаться саму землю, – ощущение не из приятных. Под ногами у меня хрустело стекло. Я положил левую руку на металлическую стойку и позволил буре ударить и поглотить меня, надеясь, что ей это не удастся.

Гроза, которую мы видели до сих пор, была не более чем увертюрой к буйству стихий, хлеставших город сейчас: Мать-Природа приняла и освободила энергию, аккумулированную в воронке. Почти непрерывные удары молний высвечивали здания резким, контрастным светом. Казалось, будто Земля после нападения из иных измерений хочет промыть рану начисто, чтобы не оста лось и следа заразы.

Капитан Брэд Вильяме дежурил в эту ночь и прибыл с отрядом охранников вскоре после того, как воронка исчезла. Он узнал Неро Лоринга и принял предложенную им версию о коротком замыкании, которое и причинило все повреждения. По его глазам я понял, что он не поверил ни одному слову, но ему отчаянно нужно было хоть какое-то мало-мальски разумное объяснение.

Он забрал с собой Неро и Нерис, а вместе с ними и всех помощников Койота, оставив меня наедине с бурей и мыслями.

Так много произошло за столь короткое время, что я попросту был растерян. Десять дней назад я был никем.

Я не знал, кто я и что. За следующие полторы недели выяснилось, что я – наемный убийца, нанятый, чтобы убить Неро Лоринга. Развернувшись на сто восемьдесят градусов, я начал работать на него, пытаясь уничтожить создание, которое заняло место его дочери и оплатило мой контракт. Попутно я убрал двоих предателей в организации Койота и способствовал провалу попытки иномерной твари захватить господство над человечеством.

Забава повернулась против своего господина и по крайней мере на этот раз от него ускользнула. Я был не столь наивен, чтобы считать, что мы уничтожили Скрипичника. Существо, способное разработать такой сложный и долговременный заговор, создать пространственные врата величиной с целый город, безусловно, предусмотрело и запасные варианты прорыва. Я послужил орудием его поражения и понимал, что возмездие будет жестоким и беспощадным.

Погруженный в свои мысли, я бродил по разгромленным владениям Ведьмы. Как только жизнь в цитадели «Лорики» стала входить в нормальное русло и в пентхаусе появилось электричество, я нашел в задней комнате телевизор и поймал специальный выпуск новостей, посвященный событиям в цитадели "Лорики".

Диктор рассказал все, как было, хотя Скрипичник на видеопленке получился неважно, а потом пошел ролик, в котором глава Скептиков Феникса комментировал происшедшее. Их исполнительный директор объяснял случившееся сложным взаимодействием огней святого Эльма, необычно мощного полярного сияния и приступа массовой истерии.

Он говорил очень убедительно – неверно, но убедительно. Я вполне мог представить, как огромное большинство людей – вроде Брэда Вильямса – поступится свидетельством собственных глаз в пользу его объяснения. Странным образом я понял, что в своей жизни действовал точно так же. Я видел Лейха, но отвергал то, что было у меня перед глазами, потому что самое простое объяснение – что он быстро регенерирует – лежало далеко за пределами возможностей, которые меня учили принимать.

Я видел Леина. Я видел Ведьму в ее подлинном облике. Я побывал в измерениях, лежащих за пределами того, в котором существует наш мир. Я многое пережил, и мое отношение к понятию «нормальное» несколько переменилось. И все же, если бы мне довелось рассказать Скептикам обо всем, что я видел и сделал, у меня бы не нашлось убедительного доказательства, что это было на самом деле, и они бы решили, что я обманщик или обманутый.

Внезапно я отчасти понял, что двигало Кроули и Койотом. Это были люди, осознавшие, что существует нечто, лежащее вне обычного человеческого опыта. Кроули сказал, что Койот был бы слеп в иных измерениях, и поэтому ограничил свои действия Землей, в то время как сам Кроули действовал повсюду. Вместо того чтобы пытаться объяснить природу вселенной людям, неспособным принять ее или понять, они взяли на себя ответственность за решение проблем, которым большинство людей даже отказывало в существовании.

– Кажется, вы очень хорошо понимаете суть вещей, Тихо.

Я обернулся и увидел человека примерно моего роста, с темными волосами, усами и эспаньолкой. Он спокойно шел через опустошенный пентхаус и улыбнулся, когда я протянул ему руку.

– Тихо Кейн. А вы, наверное, Койот.

Человек рассмеялся, и я уловил в его голосе знакомые нотки, но не мог припомнить, где я их слышал.

– Вы уже второй раз приходите к этому заключению. – Он снял серую перчатку, и на его правой руке блеснуло золотое кольцо.

– Кроули? Но вы так молоды. Вы же не могли…

– По логике этого мира, может, и нет, но где-то это возможно. – Его пожатие было сильным, он энергично тряхнул мою руку. – Это был решительно неприятный эксперимент.

Я прищурил глаза.

– Вы забрали тело Нерис Лоринг в то измерение Тартара, где Титий отращивает за ночь все, что коршуны съедают за день?

Он кивнул:

– Благодаря особенностям своей темницы, Нерис не была по-настоящему мертва. Я доставил ее прямо туда, и путешествие было не из легких. Поскольку у нее сохранилась большая часть ствола мозга, сам мозг восстановился. На это ушло шесть месяцев, но приятно видеть, что твои усилия окупились.

Я уставился на него.

– Время, как я вижу, течет там гораздо быстрее, чем здесь?

– Это действительно так, но, находясь там, этого не почувствуешь. Она восстанавливала мозг, а я залечивал свои немощи – возраст. Если бы не Нерис, я бы решил, что это отвратительнейшее место. Делать совершенно нечего, разве что стрелять коршунов и слушать, как малограмотный титан денно и нощно поносит Аполлона.

– Это вы доставили Нерис сюда? Я вас не видел.

– Вы были немного заняты. Я ушел быстро, мне надо было замести следы. Кроме того, я установил контакт с Койотом. – Его зеленые глаза сощурились. – Если пожелаете, н провожу вас к нему.

– Прошу вас, Кроули ухватился за ремень моего снаряжения.

– Очистите свой разум. Сосредоточьтесь на том, чтобы ничего не чувствовать и все же чувствовать все. Следите за дыханием. Вы хотите открыть врата между вами и измерениями, находящимися вне нашего.

– Понимаю. – Я глубоко вдохнул и позволил воздуху медленно выходить. Я заставил себя забыть о боли и огорчении, я представил себе стену реальности в виде театрального занавеса и осторожно попытался раздвинуть ее.

– Хорошо.

Я почувствовал, как Кроули тянет меня за ремень, и двинулся вперед. Промелькнули манящие цветные вспышки, и каждая была окном в иное измерение. Некоторые, вероятно, самые близкие к Земле и больше всех похожие на нее, дышали теплом и поддерживали мой дух. Других мы избегали – и пока двигались, пространство темнело и искажалось все больше, но единственный способ описать это – сказать, что с движением вперед мне становилось все холоднее и холоднее.

Наконец мы прибыли в голое, пустынное место, которое сперва показалось мне той самой красной планетой, где я видел Неро Лоринга. Но когда глаза мои привыкли, я понял, что красная она только в круге, центром которого был силуэт Кроули. За его линией колыхались лишь белые, черные и «серые» тени. В черном небе ярко пылало солнце, но мне было холодно.

Вне круга я увидел человека. Он показался мне невысоким, и я понимал, что это не только потому, что он больше смахивал на кадр из фильма, словно был спроецирован передо мной. Он выглядел лет на сорок, черноволосый, с четкими чертами лица. В его темных глазах была глубина, и я мог заглянуть в них, хотя весь образ был плоским. Уголок его правого глаза подергивался, и я подумал, что человек, который задумал все это, имеет право проявить свое напряжение.

Он открыто улыбнулся, и тревога покинула его лицо.

– У вас был трудный вечер, мистер Кейн. Примите мои соболезнования о том, что случилось с мисс Фиск, и мое почтение за то, что вы подготовились на случай, если Пелл окажется не единственным предателем. Я такой возможности не учел. Итак, вы закодировали Марит как Саломею. Полагаю, остальным вы дали такие же библейские мнемоники.

– Да, – хотя радио давно смолкло, я все же машинально потянулся проверить, выключена ли моя рация. – Ват был Самсоном, Нэтч – Далилой, а Джитт – Лилит. Лоринг – Адам.

За его спиной чиркнул по небу метеор.

– А Кроули? Вы подготовили и его, или вы ему доверяли?

Я взглянул на человека-тень и пожал плечами:

– Люцифер.

Койот помедлил немного, потом кивнул:

– Вы именно таковы, как я думал. Вы заслужили ответ, и вы наконец его получите.

– Буду очень рад. Так кто же я?

Маленький человек скрестил руки на груди.

– Должен извиниться перед вами за то, что я столь невежливо вами манипулировал. Как сказал вам Кроули, я не способен свободно проходить через измерения.

Я понимал, что мне нужен кто-то вроде вас, чтобы работать там за меня, но чтобы заставить вас это сделать, нужен был сильный стимул. В вашем случае это была ваша личность. Прошу прощения, но я знал, кто вы, еще до того, как вы очнулись, и знал я это потому, что именно я похитил вашу личность.

У меня отвисла челюсть.

– Вы – что? Так все это был обман?

– Да, но, думаю, необходимый. – Лицо Койота затвердело. – Я расскажу вкратце, а Джитт обеспечит вас файлами, которые подтвердят мои слова. Как вы уже догадывались, вы – наемный убийца. Один из лучших в мире. Возможно, вы в первой семерке, в первой десятке – наверняка. Это я знаю потому, что… Ну, я знаю это. У вас впечатляющий послужной список, особенно в том, что касается жертв, которых надо выслеживать. Вы были одним из фаворитов Скрипичника, и в этом причина того, что вас послали в Феникс за Неро Лорингом.

Насколько мне известно, вы никогда не промахивались.

Вы поразительный и ужасный человек. Однако, исследуя вас, я обнаружил два слабых места. Одним было пристрастие к дорогим прокатным автомобилям, что позволило нам провести нить к тому имени, которое вы использовали здесь. Вы сами избрали его, и я нахожу в нем интересную символику: «Тихо» происходит от греческого «Тихон» – "попадающий в цель". Ну а Кейн – Каин – имя братоубийцы. Все остальное, что вы знали о Тихо Кейне, было подделкой, которую мне пришлось состряпать, поскольку было известно, что после каждого удара вами овладевал приступ азарта. Подозреваю, что, убив кого-то, вы подсознательно хотели дать вселенной шанс расквитаться. Мои агенты нашли вас, одурманили, и после того как мы создали Тихо Кейна, которого вы должны были искать, они вас освободили.

– Стоп, стоп, стоп! – Я повернулся к Кроули:

– А что из этого знали вы?

Он загадочно пожал плечами:

– Достаточно много. Койот сообщил мне по секрету, что намерен повернуть против Скрипичника одно из его орудий, и попросил помочь. Я оказал помощь и ему, и вам.

Я снова взглянул на Койота:

– Но в этом нет никакого смысла! Раз вы знали, кто я, почему бы вам было не убить меня и не покончить со всем этим сразу? Если учесть вашу деятельность и то, чем занимается Кроули, не могу представить, чтобы кто-то из вас захотел оставить мне жизнь.

Койот опустил глаза.

– У меня были свои причины.

– Значит, это причины неверные. Такие же неверные, как и ваше утверждение, что я никогда не промахивался. Я встретил Неро Лоринга. И промахнулся.

Койот медленно пошел вдоль границы цветного круга.

– Я хотел, чтобы вы нашли предателя и остановили Нерис Лоринг. С первой задачей я мог бы справиться и сам, но решил, что лучше перепоручить ее вам. В этой группе единственной, кому я мог доверять, была Джитт. Все остальные попадали под подозрение, и я не был уверен, что сумею решить задачу единственно возможным путем. Вы смогли это сделать. Проблема Нерис Лоринг требовала человека, обладающего уникальными навыками и способностями. То, что вам удалось ее остановить, доказывает, что вы именно, тот, кому я могу сделать следующее предложение: я хочу, чтобы вы заменили меня.

– Заменить вас? Не понимаю.

Койот остановился.

– У меня редкое заболевание головного мозга, синдром Герстманна-Штраусслера-Шейнкера. Он вызывает перерождение нервов, слабоумие и смерть. Мне поставили диагноз всего за месяц до того, как вы прибыли в Феникс, и это заставило меня изменить планы. Доктора обещали мне не так уж много времени, и я был вынужден сделать некоторые приготовления. Они включали и вас.

Я взглянул на человека-тень:

– Почему вы не взяли его к Титию? Он бы излечился.

– Нет. – Кроули горестно покачал головой. – Это генетический синдром. Если он начинается, это естественный процесс. Регенерация могла бы только усилить заболевание, а не излечить. Физически он бы восстановился, но его мозг разрушился бы даже быстрее.

Я был ошеломлен просьбой Койота и рассказом о его болезни.

– Здесь, э-э-э, есть о чем подумать. – Я протянул ему руку. – Пойдем с нами, ведь можно обсудить это я позже. Мне нужно время подумать…

Тот, кого звали Койотом, покачал головой:

– Боюсь, что не смогу вам его дать.

– Что вы хотите сказать? Вы еще мыслите. Мы могли бы все отработать.

– Поздно. – Койот присел на корточки. – Я знал, что вы откроетесь моим людям только после того, как нанесете удар по Неро Лорингу. Тогда вы попали бы йод мою власть, но я не имел права сорвать борьбу против Нерис и понимал, что не смогу обмануть вас и заставить поверить в успех, используя какой-нибудь трюк.

Поэтому я занял место Неро Лоринга, и в тот день, когда вы видели, как умер Лоринг, в вашем прицеле был я.

Я не отвел глаз от взгляда мертвого человека и вспомнил видение на обрыве, в Пещере Сновидений. Все-таки я убил его. Я убил Неро Лоринга выстрелом в голову, но у меня не было способа узнать, что это кто-то другой, переодетый. Само представление о том, что человек может пойти на верную смерть, в моем мире не существовало.

– Вы умерли?

Легкая улыбка тронула губы Койота.

– Я никогда не смог бы обмануть вас при жизни, так что пришлось сделать это после смерти. Джитт сумела создать программу – синтезатор Койота, которая, если снабжать ее входными данными, генерировала расплывчатые, но внешне разумные послания. Я мог предугадать, как пойдут дела, мы составили диалоги, и я их записал заранее. Компьютер при необходимости вырезал и вставлял записи. Пока вы верили, что я жив, и работали, чтобы разрешить загадку вашей личности, мы с вами делали одно дело. Вы узнали стиль моей работы и цели, а в файлах, оставленных мной, найдете ответы на вопросы, которые могут у вас появиться. – Он безнадежно покачал головой. – Мне жаль, что пришлось загадать вам эту сложную загадку, но только заставив вас взглянуть на мир глазами обычного человека, я мог донести до вас, как отчаянно я нуждаюсь в человеке, который, обладая вашими навыками, заменил бы меня. Если вы займете мое место, у вас появятся средства строить там, где вы прежде сжигали, и создавать там, где разрушали.

Возможно, вам не удастся оставить после себя улучшенный мир, но замедлить его падение в глубины ада вы сможете.

Я хрипло проговорил:

– То есть заплатить следующему.

– Именно. – Койот сжал руки. – Я взял вашу жизнь, а вы берете мою. Джитт приготовила для вас инъекцию, которая, если вы пожелаете, разблокирует искусственную амнезию. Вы можете вернуться к своему прежнему «я», и если вы все объясните Скрипичнику, он, возможно, даже примет вас снова. Если нет, я уверен, что другие Темные Властелины будут счастливы заиметь такого сотрудника.

Я помотал головой:

– Не знаю… Я просто не знаю.

– Джитт может рассказать вам больше, намного больше, но выбор за вами, Тихо Кейн. – Койот пожал плечами, и мир вокруг него начал темнеть. – Мое время в облике Койота закончилось.

– Погодите, ответьте мне, почему Койот?

Меркнущий призрак рассмеялся.

– Темные Властелины – те, что вроде Скрипичника и даже хуже него, – считают нас вредными животными, которых нужно истребить. Когда в прошлом, в девятнадцатом и двадцатом веках, проводились программы истребления вредных животных, койоты не только отказались вымирать, они процветали. Койоты переселились в города и обманули тех, кто пытался их уничтожить. Какой еще тотем я мог выбрать?

Мир вне красного круга провалился в черноту. Я повернулся к Кроули и увидел, что сквозь тьму пробивается свет. Он нарастал, разгорался все ярче, и внезапно я увидел, что мы снова находимся в Фениксе и стоим на склоне горы Кэмелбэк, глядя на юго-запад поверх Застывшей Тени. Оглянувшись, я заметил, что мы вернулись на Землю возле одного из просторных особняков, построенных на склоне горы.

Кроули молча указал на ступени, вырезанные в скале.

Он поднялся вслед за мной к парадной двери, вошел и, затворив ее за собой, повел меня вниз, в подвал через стальную дверь, скрытую за дубовыми панелями в кабинете.

Прямоугольная потайная комната была обставлена просто. Войдя, я прежде всего увидел широкоэкранный проекционный телевизор. Справа стоял ряд компьютеров, напротив выстроились вдоль стены десять картотечных шкафов. В центре разместился длинный стол, вокруг которого – двенадцать кресел. Ближе вдоль стен стояли лабораторные столы со всевозможным оборудованием – от химических анализаторов и сканирующих электронных микроскопов до электронных приборов и инструментов оружейника.

У стола стояла Джитт – и одна-единственная слеза скатилась по ее безупречному лицу, когда она поставила рядом с сотовым телефоном, серебряный поднос, на котором лежал шприц. Одна-единственная капля блестела на кончике иглы. Я взглянул на Джитт, гадая, что творится за этой застывшей маской.

– Койот говорил, что у вас есть информация, которая поможет мне принять решение.

Джитт кивнула:

– По соглашению, которое Койот заключил с Неро Лорингом, вас представят как его племянника, Микаэля Лоринга. Вы станете главным исполнительным директором "Лорики Индастриз", со всеми прилагающимися правами и привилегиями. Неро тщательно подобрал совет директоров, который будет управлять компанией, так что тяжесть повседневных дел ограничится лишь теми, что вы выберете сами.

– Или, – заметил я, – тем, что позволят невзгоды, связанные с превращением в Койота.

– Как пожелаете. У «Лорики» есть отделения по всему миру. Вам будут доступны поистине неограниченные ресурсы, а те средства, которые Койот использовал в своей работе, позволят вам действовать скрытно и с беспримерной легкостью.

По спине у меня пробежала дрожь.

– Кем он был, Джитт? Кем был Койот? Как его звали по-настоящему?

Она мигнула один раз.

– Эта информация мне неизвестна. Он был Койотом. Я не знаю, был ли он первым, единственным и будет ли он последним Койотом. Вы видели его и знаете столько же, сколько и я.

Койот. Человек, который натравил на собственных людей профессионального убийцу, чтобы найти того, кто его предавал. Человек, заставлявший других работать на него. Он украл мою личность и отправил в погоню за ней, которая не только поставила под угрозу мою жизнь, но и заставила меня убить многих людей, включая его помощников, которым он прежде доверял. Он послужил причиной смерти ни в чем не повинных людей, в том числе и жены Гаррета.

Я посмотрел на шприц. По сути дела, так ли уж велика разница между мной и Койотом? Я убивал за плату, и это приносило мне удовлетворение. Он делал то же самое. А то, что ему казалось, будто он делает мир лучше, не имело никакого значения.

Или имело?

Он сам подставил голову под пулю в надежде на то, что его дело не умрет.

Я протянул руку и взял телефон. Быстро набрал номер и, когда на том конце мне ответил сонный голос, слегка улыбнулся.

– Алло, мистер Синклер Мак-Нил? – Он выругался, а я по-прежнему улыбался. – Я понимаю, что в настоящее время вы не у дел, но, мне кажется, мы могли бы неплохо поработать вместе. Послушайте, не так уж важно, кто я такой, но вы, исключительно простоты ради, можете называть меня Койотом.

1

Буквально "потерянный ребенок" – французское название часового в передовом дозоре.