Глава сорок первая

Противная естеству природа западных пределов Долосана по дороге в Иксилл беспокоила Моравена, он сам от себя такого не ожидал. В жизни ему довелось многое повидать, но ничего, вроде Пустошей, встречать прежде не доводилось. В то же время все вокруг казалось ему смутно знакомым, напоминавшим полузабытый сон.

В западных пределах встречались места, которые, казалось, вообще не имеют отношения к этому миру. Путникам потребовался день, чтобы пересечь заросшую темно-бордовыми растениями с тяжёлыми голубыми цветами долину. Их стебли и листья пульсировали. Лошади отказались есть эти растения. Тайрисса сорвала цветок, и тут же словно рябь прокатилась по долине: цветы поочерёдно захлопнулись длинной полосой. Келес раскопал почву, и они уверились, что корни растений объединены, образуя сеть.

А потом долина начала смещаться. Двигалась сама земля, долина углублялась, принуждая путников поторопиться. Ни разу, впрочем, дело не доходило до грани, за которой им угрожала бы опасность быть раздавленными. Изменения происходили неторопливо и мягко. Моравен чувствовал, что долина подталкивает их вперёд, словно живая; так пальцем стряхивают с листа гусеницу.

Он взглянул на вирука, рысцой двигавшегося рядом.

— Ведь эта долина не может быть живым существом?

— Не в большей степени, чем джианриготы; однако это не мешает им двигаться.

Им попадались все более странные вещи. Каждая следующая долина или равнинный участок были словно перестроены заново согласно какому-то плану. Они ехали через луг, когда Рекарафи вдруг остановился, как вкопанный, а потом принялся бродить с отсутствующим видом. Кирас шёпотом произнёс:

— В Тирате есть манускрипты, очень древние. На них изображены давно вымершие растения.

Он оглядел цветы и продолжил:

— Именно так они и выглядят.

Воин подъехал к вируку.

— Если хотите, мы можем побыть здесь какое-то время.

— И позволить мне провалиться в прошлое, которого уже не вернуть?

— Позволить вам погрузиться в радостные воспоминания.

Рекарафи внимательно посмотрел на Моравена.

— Даже счастливые воспоминания могут приносить боль. Противоречие…

Моравен отъехал, чтобы вирук мог побыть один. Слова существа, куда более древнего, чем люди, отозвались в его душе. В Пустошах было что-то неопределённое, что Моравену решительно не нравилось. Он пытался приписать свои чувства постоянному ощущению присутствия магии, однако прежде магия не вызывала у него никакой неприязни. Он привык управлять магией, а теперь ощущение неуверенности заставляло его постоянно быть настороже. Это выматывало.

Однако как бы беспокойно ни было на душе у Моравена, Кирас чувствовал себя ещё хуже, и его учителя это волновало. Он был не так юн, как Кирас, когда впервые ощутил прикосновение джейдана, и перед этим он долго учился — в нескольких школах. Ничего из этого Моравен не помнил, но знания остались, и Мастер Ятан помог ему восстановить навыки, хотя память так и не вернулась.

Школа серрианцев научила его выдержке и умению учиться на собственном опыте. Он быстро схватывал знания, и вскоре сумел достичь уровня мастерства, достаточного для обретения магической силы. Фойн Ятан оценил его талант и возможности. Его заботила и дальнейшая судьба Моравена, он простыми словами объяснил ученику, что тот добрался до жизненного перекрёстка. Если он станет рассматривать джейданто как нечто, дающее власть, эта сила исковеркает его. Он будет жить долго, очень долго, но потеряет покой.

Моравен принял близко к сердцу наставления Мастера Ятана и стал учиться сдерживать новообретенную силу. Однако учился он медленно. Лишь со временем Моравен понял глубину слов учителя. Он так и не смог забыть ужас в глазах юного Матута, когда на дороге в Морианд, не задумываясь, убил напавших на путников разбойников. С этого дня Толо избегал сражения, если это было возможно. Он избегал убийства, если приходилось драться. В противном случае он убивал быстро и почти безболезненно.

Кирас же пока не осознал разницы между совершенствованием мастерства и последствиями применения военных навыков. Он утверждал, что в убийстве бандитов в Асате не было ничего плохого, оно было необходимо, чтобы предотвратить шумиху вокруг исчезновения Келеса. Моравен соглашался и с тем, и с другим. Иначе он не стал бы убивать противников. Конечно, смерть негодяев мало что значила. Хотя любившие их, конечно, наверняка горевали. Но для Моравена важнее было другое.

Он не помнил всех своих жертв, и полагал, что дар джейданто помог ему освободиться от большинства неприятных воспоминаний. Но не от всех. Он убивал на полях сражений, на большой дороге, на поединках. Он помнил, каково это — чувствовать, как лезвие меча входит в плоть живого человека, распарывая живот, помнил, как кричат, когда отрубленная рука или нога отделяется от тела. Каждый раз, когда приходилось отнимать жизнь, Моравен приходил в подавленное состояние. Я совершенствуюсь, лишая этой возможности других.

Моравену было прекрасно известно, что в одной из школ это считается неотъемлемым свойством джейданто. Предполагалось, что для того, чтобы достичь высших уровней, воину необходимо вобрать силу тех, кого он поразил. Доказательство необоснованности такого мнения не нужно долго искать: взять хотя бы умелого сапожника, чьё искусство не убивало. Совершенствуясь с каждым днём, сапожник все больше приближался к джейданто. Возможно, к джейданто вело множество путей или дело обстояло так же, как с гениальными произведениями искусства: автор шёл к своему шедевру единственно верной дорогой, и никому другому не дано было пройти за ним.

Но независимо от различия во мнениях, все соглашались в одном: усердная работа, тренировки и терпение необходимы. Кирас же проявил во время их странствий нетерпимость, — хотя и не в бою, — которая легко обращалась в презрительное высокомерие, и это беспокоило Моравена. Кирас считал бесполезным Боросана Гриста и его джианриготы. В то время как Моравен восхищался тем, как наленирец собирал и перестраивал разные машины, Кирас обращал всеобщее внимание на то, что они быстро ломаются, или указывал на более простые, не требующие участия джианриготов способы выполнения различных задач.

Моравен, пытаясь отвлечь Кираса, дал ему поручение. Им часто попадались следы рыскавших в этих местах разбойников. Они обнаруживали последствия набегов на маленькие поселения искателей таумстона. Старатели были убиты, драгоценный минерал похищен. Они натыкались на надгробия, — от древних каменных пирамид до крошечных пещер. Многие заложенные камнями входы в эти склепы были разломаны, содержимое разграблено.

В обязанности Кираса входило внимательно отмечать все признаки деятельности разбойников. Это способствовало собранности. Его даже вдохновляла мысль о возможной встрече с головорезами, убийцами и осквернителями могил. Кирас был само внимание. Он даже дал некоторую волю воображению. Подробно рассматривая следы ног и лошадиных копыт, он научился различать отдельных людей и начал присваивать им вымышленные имена, а потом рассказывал товарищам о передвижениях других путников.

К несчастью, эта новая обязанность тоже требовала от Кираса терпения, которого ему так недоставало. Обнаружив свежие следы, он каждый раз рвался в погоню. Моравен запрещал это, ссылаясь на необходимость помогать Келесу. Кирас возражал, говоря, что поручение Мастера Ятана важнее, и они должны перехватить разбойников. Моравен напоминал ученику, что задание было дано ему, а не Кирасу; ему и решать, когда настанет время действий.

Наконец они наткнулись на нечто, явно требующее разбирательства. Их путь пролегал по низинной местности, а потом они вышли к ущелью, расколовшему надвое отвесную скалу. Бандиты въехали внутрь расщелины, но вскоре большинство вернулось в низину. Вернувшиеся продолжили путь на северо-восток. Но трое разбойников остались в ущелье, и Моравен почувствовал, как в нём просыпается любопытство.

Он въехал в расщелину первым, внимательно осматривая каменные стены. Проход был настолько узким, а скалы — такими высокими, что небо над головами превратилось в тонкую голубую полоску. Он не замечал на склонах никого; не было ни малейших признаков того, что кто-то пытался вскарабкаться по камням, но Моравен не терял бдительности. Он был уверен — бандиты понятия не имели, что их кто-то преследует, так что вряд ли устроили засаду наверху. Но предположить, что отставшая от своей компании троица мертва, означало бы признать, что их что-то убило. Что-то или кто-то, и точно так же эта неизвестность представляет угрозу для нас.

Они проехали около трех миль, и расщелина превратилась в неширокую долину длиной примерно в две мили. Она снова сужалась на дальнем конце. Моравен не смог разглядеть, что дальше, но предполагал, что дорога должна вести на вершину плато. На первый взгляд, это был очень удобный путь, и наверняка им пользовались и люди, и животные.

Но, похоже, путь этот не был безопасным. В тридцати сотнях ярдов от устья долины лежало небольшое озерцо диаметром приблизительно тридцать футов. Поверхность воды сверкала на солнце. Почти вся вода в Долосане на вкус была совершенно отвратительной, так что чистое на вид озеро казалось крайне привлекательным.

Картину портили только выбеленные временем кости, валявшиеся вокруг озерца, и явно свежие трупы. Большая часть лежала лицом к воде, но несколько мертвецов словно были застигнуты при попытке к бегству. Кольцо из мёртвых тел доходило до стен ущелья. Скелеты привалились к камням. Среди них попадались и воины в полных боевых доспехах.

Моравен осадил лошадь. Остальные остановились поблизости, сгрудившись на безопасном клочке перед входом в долину. Вирук присел на корточки в тонкой полосе тени, протянувшейся на восток. Лошади переступали с ноги на ногу и порывались повернуть назад, не желая оставаться в этой долине смерти.

Келес потрепал своего коня по холке.

— Я понимаю, почему тебе не по нраву это место.

Кирас подъехал к Моравену и указал хлыстом на лежащего бандита.

— Это Деревянная Нога, а вон тот гнедой жеребец — его конь. Два других — Косая Пятка и Дыроступ. Деревянная Нога упал первым, за ним — Косая Пятка, их вышибло из седла. Дыроступ свалился вместе с лошадью и пытался убежать. Возможно он пытался спрятаться за конём Косой Пятки — или просто упал, — а потом и он погиб.

— Думаю, так все и было, ты совершенно прав. — Моравен прикрыл глаза рукой от слепящего солнца и всмотрелся в тела разбойников. Оттуда, где он находился, невозможно было разглядеть, от чего погибли лошади. Но у Дыроступа на спине накидка была прорвана, и прямо посередине зияло отверстие, напоминавшее глубокий ожог. Ткань вокруг словно опалило. Точно такое же отверстие, похоже, было на доспехах скелета, принадлежавшего погибшему здесь когда-то воину. Однако с такого далёкого расстояния Моравен не мог определить, что именно могло поразить всех этих людей.

Он спешился.

— У этого круга определённо есть внешние границы. Оставайтесь здесь. Я хочу посмотреть, что произойдёт, если…

— Разрешите предложить кое-что, Мастер Толо?

Кирас смерил Боросана презрительным взглядом.

— Помолчи, джианридин. Мой Учитель знает, что делает.

Моравен засмеялся.

— Вот и нет. Не имею ни малейшего представления о том, что собираюсь делать. С удовольствием выслушаю ваше предложение.

— Было бы проще, если бы мы не оставили в Теларунде мою повозку, ну да ладно. — Боросан слез с седла и направился к вьючной лошади, которую все это время вёл в поводу. Вынув из сумки мышелова, он сказал:

— Попробуем использовать его, чтобы выяснить, что там происходит.

Воин кивнул.

— Отличная идея.

Джианридин размахнулся, и мышелов покатился по направлению к озерцу. Остановившись, он сразу же выпустил свои ножки, а потом стремительно побежал к мёртвому жеребцу, делая крутые повороты то вправо, то влево.

Озеро заволновалось. По воде из центра побежала рябь — равномерно во все стороны, словно кто-то кинул камень в самую середину. Волна ударилась о берег, но вместо того, чтобы обратиться в пену, она словно отразилась от невидимого препятствия и побежала обратно. Она набрала скорость, и в центре озера взметнулся в воздух водяной столб высотой футов десять. От него отделилась сфера и повисла, ослепительно сияя на солнце, в то время как столб обрушился обратно в озеро.

Сфера пульсировала, очертания её изменялись. Она расплющилась, превратившись в диск, потом в центре диска образовалось утолщение. Солнечные лучи свободно проходили через него. Неожиданно мышелов задымился. Маленький джианригот продолжал бежать к мёртвой лошади; он двигался зигзагами, вынуждая диск перемещаться и менять форму. На поверхности мышелова дымилось несколько чёрных шрамов, но он успел добраться до лошади и спрятался за крупом.

От косички на лошадином хвосте поднялся лёгкий дымок. Диск снова превратился в сферу и спокойно парил в воздухе, лучась солнечным светом. Он казался приветливым и совершенно безобидным.

Если бы я не видел собственными глазами того, что произошло, то без долгих размышлений начал бы спускаться к гостеприимному озеру.

Керу, подобравшись к самому краю смертоносного круга, заговорила.

— Я не знаю, что это такое. Я не знаю, живое ли оно, и можем ли мы его уничтожить. Я не знаю, стоит ли нам вообще пытаться это сделать, но, кажется, я почти влюбилась в крошку-мышелова.

— Жаль будет потерять его. — Моравен потёр рукой подбородок, потом взглянул на Кираса. — Что ты делаешь?

Его ученик аккуратно сложил свою накидку и принялся снимать рубашку, несмотря на холодный ветер.

— Я самый быстрый. Сбегаю за мышеловом и принесу его. Если я буду уворачиваться, как он, сфера не сможет меня убить.

— Жертвуешь собой ради того, к чему относишься с презрением? Может быть, ты и не безнадёжен, Кирас…

Моравен поднял руку.

— Возможно, это несколько необдуманно. Мастер Грист, а вы не можете просто позвать его обратно?

Боросан погрустнел.

— Боюсь, что нет. Последний раз, как вы знаете, я отправлял его на поиски таумстона в небольшую пещеру. Думаю, он побежал к лошади, поскольку в сумке, притороченной к седлу, лежит таумстон. Он учуял его, и теперь уже не отойдёт. А у меня с собой слишком мало таумстона, чтобы приманить его обратно.

Раздался звон доспехов и грохот костей, в которых рылся Рекарафи. Вирук швырнул в шар одетым в шлем черепом, но промахнулся. Его снаряд пролетел мимо сферы; вода снова мгновенно собралась в диск, и сфокусированный солнечный свет ударил по металлу.

— Неважно, что вы быстрее нас, Мастер Дейот. Вам придётся двигаться быстрее, чем это. — Вирук покачал косматой головой. — А вы не настолько быстры.

Кирас не обратил внимания на слова Рекарафи и принялся разминать мышцы.

— Я не подведу вас, Учитель.

— Подождите! Я кое-что придумал. — Келес принялся рыться в своей седельной сумке, потом слез с лошади. — Боросан, оно ведь собирало солнечные лучи и направляло их на мышелова, верно?

— Думаю, да. — Джианридин широко улыбнулся. — Какая потрясающая целесообразность, правда? Пока светит солнце, в его распоряжении неиссякаемый источник силы, а ночью оно, очевидно, может использовать лунный и звёздный свет. Некоторые из скелетов явно принадлежат ночным животным, и…

Кирас покачал головой.

— На небе ни облачка. Мы можем взять только скоростью.

Келес пожал плечами.

— Может быть, вы и правы. Но позвольте, я кое-что осмотрю.

Он передал поводья Тайриссе и направился вдоль границы круга на запад. Остановившись напротив вирука, он припал на одно колено и принялся рассматривать озеро. Келес взвесил в руке кожаный мешочек, потом развязал стягивавшие его тесёмки. Он явно прикидывал расстояние до воды, и Моравен был уверен, что Келес определит его с точностью до дюйма.

А потом, вместо того, чтобы вернуться к остальным и рассказать, какое расстояние придётся преодолеть Кирасу и с какой скоростью он должен бежать, Келес вскочил на ноги и бросился вперёд. Он бежал прямо к воде, перепрыгивая через груды костей. Он обогнул оплавленный шлем. Его ноги так и мелькали, поднимая песок. Келес мчался изо всех сил, опустив голову и размахивая руками. Моравен не ожидал, что тот способен бегать так быстро.

Впрочем, это всё равно не имело никакого значения.

Сфера ожила. По её поверхности пробежала зыбь, внутри закружился сверкающий вихрь. Шар снова начал уплощаться, края засветились. Келес мчался прямо на него, и диск мог нанести удар, даже не разворачиваясь. Он просто слегка наклонился, отслеживая движения Келеса с хладнокровной неторопливостью хищной птицы, парящей над обречённым кроликом.

Моравен хотел предостеречь, но его перебил вопль Боросана:

— Великолепно!

На мгновение Моравен подумал было, что восклицание джианридина относилось к диску, но потом и он заметил то, что видел Боросан.

— Быстрее, Келес, ты почти у цели!

Келес торжествующе рассмеялся, однако чувствовалось, что он напряжён до предела. Он начал движение с участка, залитого светом, и добрался до узкой тёмной полоски. Стену расщелины там венчала высокая острая скала, отбрасывавшая тень прямо на середину озера. Минута-другая — и солнце лишит Келеса этого укрытия. Но он был намерен действовать быстро.

Но что он собирается делать, добежав до озера?

Грудь Келеса тяжело вздымалась. Он упал на колени, раскрошив в пыль ветхий череп, лежащий у самой кромки воды, и выбросил вперёд и вверх руку с раскрытым кожаным мешочком. Чёрный порошок посыпался прямо на сияющий диск. Поверхность диска вскипела, он потемнел, а Келес перевернул мешочек и высыпал остатки порошка в озерцо. Прозрачная вода помутнела и теперь напоминала чернила.

Тайрисса захлопала в ладоши.

— Ну надо же! Чернильный камень!

Келес и сам покрылся чернильной пылью, только белки глаз и зубы сверкали на тёмном лице. Он громко рассмеялся.

— Если он не будет пропускать свет, то не сможет и убивать.

Моравен присоединился к рукоплесканиям.

— Славная работа, Мастер Антураси!

Ученик Моравена угрюмо спросил:

— Откуда вы знали, что это сработает?

Келес тряхнул головой.

— Попытаться спрятаться в тени было разумно.

Кирас кивнул.

— Понятно. Я тоже видел тень, но она была далеко от мышелова. Я имел в виду другое. Чернила.

Картограф сел на корточки.

— Вообще-то я не знал, сработает это или нет.

— Возможно, нам надо поторопиться. Неясно, как долго это будет работать. — Моравен взобрался в седло и тронул поводья. — Если оно и в самом деле живое, то, вполне вероятно, сможет очиститься от чернил. Если им управляет магия, то, без сомнения, дело обстоит ничуть не лучше.

Келес кивнул, поднялся на ноги и подобрал мышелова.

— Хотите, я заберу и таумстон?

— Да, пожалуйста! Это то, чего не может быть слишком много.

— Кирас, осмотри тела разбойников и забери всё, что может нам пригодиться, в том числе таумстон. Возможно, ты найдёшь что-то, что подскажет нам, кто они такие. — Моравен взял поводья лошади Кираса. — И поторопись. Если сквозной путь через это ущелье существует, мы окажемся наверху прежде, чем остальные бандиты из этой компании. Если мы узнаем, куда они направляются и что собираются делать, это сильно облегчит нам жизнь.

Глава сорок вторая

Правитель Кирон видел ярость Эйрана так ясно, словно о ней было написано чёрными чернилами на чистейшей бумаге. Но ему было всё равно. Весь день шёл снег — ярко-белый снег. Кирон не соглашался с тем, что снег — предзнаменование дурных времён. Он считал, что это очень красиво, и наслаждался каждым шагом по заснеженному зверинцу.

Восходящая луна посеребрила снежный ковёр. Света было достаточно, и Кирон видел, как просыпаются в своих клетках ночные звери. Некоторые плохо переносили холод и оставались в тёплых укрытиях, пока служители не приходили покормить их. Но любимцы Кирона услышали его шаги и выбрались навстречу Правителю, надеясь на угощение.

Кирон остановился возле клетки и улыбнулся. Внутри прятался среди ветвей дерева пятнистый линзанг. Рыжевато-коричневый мех с чёткими чёрными полосами и пятнами покрывал его тело. Правителю он казался помесью кошки и ласки. Почти как ты, Эйран. Правда, тебе недостаёт его изящества, самообладания и обаяния. Кирон поцокал языком, и животное повернуло голову.

— Двух таких зверей — самца и самку — привёз для меня из южного Уммумморара Джорим Антураси. Они очень плохо переносят заточение, лучше бы им свободно бегать по саду. Но, к сожалению, я не могу им этого позволить. Они любят лакомиться яйцами и могут повредить моим птицам.

Эйран выглядел жалко. Путешествие в Морианд было очень поспешным, но вчера вечером Кирон не принял Эйрана, не проявил даже малейшего интереса к его особе.

— Значит, моя сестра тоже на них похожа.

— Ваша сестра любит высасывать яйца? — Кирон распахнул плащ и вытащил маленькую корзинку, полную изящных голубых яиц. Он взял одно из них и поднёс к прутьям клетки. Линзанг встрепенулся и сел. Он взял яйцо передними лапами, сломал скорлупу и принялся лакать вытекающий белок.

— Нет, Правитель Кирон. Она тоже в плену. Правитель Пируст увёз её. Они, наверное, уж в Феларати. Как муж и жена.

— Спасибо, что напомнили. Нужно будет послать им подарок.

Эйран задрожал от гнева, бледное лицо залил румянец. Впрочем, если бы Кирон не научился в совершенстве владеть собой, его лицо сейчас тоже искажала бы ярость. Он не ожидал, что Совет Министров Гелосунда так быстро выберет правителя, и уж совсем не предполагал, что они остановят выбор на Эйране. Джейсаи была бы и то лучшим выбором, но гелосундцы, похоже, считали, что достойные уважения женщины могут быть только матерями, наложницами или Керу, а Джейсаи не относилась ни к тем, ни к другим, ни к третьим. Кирон не сомневался, что Эйрана сделали правителем в расчёте на то, что кто-то женится на его сестре и этим проложит себе дорогу к успеху. Именно так и поступил Пируст. Единственное, что Кирон мог сделать, чтобы воспрепятствовать восхождению Пируста на трон Гелосунда, — оставить Эйрана в живых и присматривать за ним, хотя больше всего на свете ему хотелось швырнуть этого идиота и тех, что избрали его, в клетку к тиграм.

Кирон полагал, что в случае необходимости быстрого выбора правителем станет генерал Падес. Это был бы разумный выбор, — он в прошлом воевал, и успешно. Пируст собственными глазами видел, как может быть опасен Падес, и, несомненно, ему доставило большое удовольствие отправить к Кирону Эйрана с отрубленной головой поверженного генерала.

При взятии Мелесвина погибли почти все лучшие военачальники Гелосунда и большинство достойных воинов, — кроме Керу, разумеется. Наёмники, или Почётная Стража, как они назывались, чтобы умилостивить богов и не дразнить людское самолюбие, оставались в своих горных крепостях. Пируст по-прежнему был недостаточно силён, — и не настолько глуп, — чтобы сунуться на юг, особенно во время снегопадов. Так что до весны положение на севере не изменится.

Видимо, мне стоит надеяться, что зима предстоит долгая и холодная. Тогда он вынужден будет остаться дома, а я легко смогу найти оправдание, чтобы урезать поставки зерна в Дезейрион. Кирон вздохнул, отвергая эту мысль. Жители Дезейриона тоже были узниками, в точности, как его линзанг. Если Кирон не накормит их, они будут голодать. А он не хотел, чтобы это случилось.

Правитель покачал головой и двинулся дальше по дорожке. Он слышал, как хрустит снег под ногами Эйрана, следующего за ним. В героических балладах обычно одна-две строчки посвящались описанию тяжёлой судьбы, свидетелем которой стал герой; увидев чужое страдание, он обещал, что когда-нибудь обязательно сотворит великое добро. Если бы Кирон был достоин подобной баллады, какой-нибудь бард придумал бы, почему он не позволил Дезейриону голодать. Возможно, это был бы рассказ о каком-то невиданном звере, купленном на мориандском базаре и выхоженном Кироном.

Голод в стане врага дал бы Кирону преимущество, но он не мог этого допустить.

Его отец или дед не стали бы сомневаться; они, не моргнув и глазом, обрекли бы дезейрионцев на голод. Но их детство прошло в более тяжёлые времена, когда жестокость считалась достоинством. Для Кирона же, во многом благодаря исследованиям, поощряемым его отцом, мир стал чем-то постоянно расширяющимся, дающим неограниченные возможности. Он не считал, что нужно пытаться захватить все богатства мира, распределяя в соответствии со своими замыслами. Благодаря торговле благосостояние народа Наленира росло, государство окрепло; большинство населения было довольно жизнью, а те, кто протестовал, просто не желали немного потерпеть, чтобы дождаться богатства. Но и они признавали, что Кирон тратит золото не зря, его начинания шли на благо народу, — к примеру, расчистка вод Золотой реки.

Наленирцы были хозяевами растущего мира, и у Кирона имелось время подумать о прошлом, — о разделении Империи. Во Времена Чёрного Льда народы Девяти отдалились друг от друга.

Людям нужно было чувствовать, что они не одиноки, что вокруг свои, нужны сплочение и общая цель. Снежные завалы разъединили Княжества, новости о том, что творится в остальном мире, почти не доходили, добраться до соседей было почти невозможно. Люди с трудом выживали, торговля стала роскошью, дерево шло на дрова, а не на постройку кораблей для далёких экспедиций.

Прочие Правители считали, что разделённая Кирсой Империя должна вновь объединиться — огнём и мечом. Несомненно, Императрица в своё время остановила выбор на семьях, которые должны были начать соревноваться между собой в могуществе.