Старик пожал плечами:

– Я помню то кольцо, но не знаю, что с ним сталось. Я могу попытаться найти вам что-нибудь подходящее, хотя время уже позднее.

Я покачал головой:

– Не стоит. Отцовское кольцо все равно принадлежит Джофу как старшему сыну, да я никогда не носил колец. Даже не знаю, с чего мне это пришло в голову.

Еще раз взглянув на свое отражение, я мысленно увидел вместо него статую, на руке которой скульптор поместил кольцо. Должно быть, просто воображение разыгралось.

– Как скажете, сударь. – Джеймс оглядел меня с ног до головы. – Что-нибудь еще?

Отступив от двери, я распахнул зеркальную створку и заглянул в оружейную.

– Как ты полагаешь, Джеймс, выдержит этот поясок, если подвесить к нему кинжал?

– Зачем, мастер Лахлан? – укоризненно спросил Джеймс. – Я понимаю, вы целый месяц ели у костра в дороге, но уверяю вас, на столе будет достаточно приборов. И что бы вам ни рассказывали о столичных интригах и заговорах, нынче вечером вам вряд ли придется сражаться за свою жизнь.

Я расхохотался, представив себе кое-кого из каравана на торжественном обеде в бабушкином доме. Отсмеявшись, я объяснил:

– Не в этом дело, Джеймс. Просто у меня на этой одежде нет значков, вот я и подумал, что по кинжалу все поймут, что я воин.

Джеймс возвел глаза к небу:

– Чему же вас учили в вашем Харике?

– А?

– Мастер Лахлан, поскольку этот прием состоится в доме вашей бабушки, вы – один из хозяев. В подобных случаях значки и эмблемы вышивают на знаменах, которые вывешивают перед входом. Ко времени следующего приема, на который вы отправитесь, мы, разумеется, обеспечим вас всеми подобающими знаками ранга.

Я поклонился ему:

– Как вижу, мой успех в обществе в надежных руках. Я во всем полагаюсь на тебя.

– Буду рад служить вам в этом качестве, пока это необходимо, – он направил меня к двери взмахом руки. – Вас ожидают гости.

Мы, в провинции, праздновали наступление Медвежьего дня несколько иначе, чем в столице. В Быстринах угощение устраивали вскладчину. За этим следили старые вдовы. Каждый старался принести самое лучшее. Запасы для Медвежьего дня делались еще в пору жатвы и в середине зимы радостно напоминали о прошедшем лете.

Мы празднуем только одну ночь, канун месяца Медведя. В очаге зала Собраний разводят огромный ревущий огонь. Все собираются там, одетые в лучшее платье. Подарки своим домашним дарят в семейном кругу, а в Собрании обмениваются сувенирами с соседями. Особое зрелище представляет обмен подарками между людьми, которые поссорились или расстались в уходящем году.

Всем известно, что нельзя вступать в новый год со злобой в душе – это дурная примета. Подарки помогают забыть старые обиды и делают светлее долгую зимнюю ночь. Угощение и выпивка, песни и танцы напоминают более теплые и счастливые времена года и украшают нелегкую зиму.

В столице праздновать начинали уже за неделю. Бабушка устраивала прием не в городском дворце, а у себя в бальном зале, который оказался много просторнее нашего зала Собраний. Столы в середине зала были уставлены едой, а на небольших круглых столиках по углам сверкали полированные серебряные кубки и кувшины вина.

Гости, появившиеся часа через два после захода солнца, выглядели празднично и казались искренне обрадованными приглашением. У дверей их встречал один из четверых внуков Ноба. Он помогал раздеться, а заодно принимал подарки, предназначенные для бабушки. Большую часть подарков составляли мелочи, обычные знаки внимания, но близкие друзья преподносили по-настоящему ценные вещи.

Потом Джеймс провожал гостей в залы и представлял их бабушке. Он называл имена отчетливо, чтобы я мог их разобрать, за что я был ему весьма благодарен. Оказалось, что я способен удерживать имя в памяти то время, которое требовалось гостю, чтобы спуститься с возвышения, где стояло бабушкино кресло, и подойти ко мне. Как только он обращался к следующим членам семьи и, наконец, к маршалу, я моментально забывал его и готовился к встрече со следующим.

Трое внуков Ноба откапывали в куче деревянных коробочек, обернутых в яркую бумагу и перевязанных ленточками, коробочку, предназначенную названному гостю, и ставили ее рядом с другими. Закончив с процедурой представления, приглашенный немедленно получал свой подарок к Медвежьему дню.

Многие из гостей говорили мне о знакомстве с моим отцом. Они крепко сжимали мое предплечье, и я отвечал тем же жестом, как научил нас дед. Почти все женщины протягивали мне руку для поцелуя, а ровесницы бабушки обнимали меня и целовали в щеку. Кто-то из них шепнул мне, что давно не видел мою бабушку такой счастливой.

Я счел это вежливой ложью, однако мне хотелось оправдать радость бабушки, и я стал представлять гостям Марию. Мне это казалась естественным, раз она стояла рядом с бабушкиным креслом, но я погрешил тут против этикета. Как-никак, она была всего лишь воспитанницей.

Гости из вежливости желали ей счастья в наступающем году. Но вскоре Джеймс указал мне на мою ошибку. Я покраснел, но теплая улыбка Марии утешила меня.

Вдруг промелькнуло знакомое лицо. Ярко-рыжие волосы на фоне зеленого платья резко выделяли Ксою в толпе гостей. Тугой корсаж и низкий вырез подчеркивали ее грудь. Теперь было ясно, что она уже не ребенок, хотя ей еще не хватало самоуверенности, присущей другим столичным красавицам ее возраста. Немного краски и румян подчеркивали огромные голубые глаза.

Я поцеловал ей руку:

– Не ожидал увидеть вас здесь, госпожа Ксоя.

Когда я назвал имя, в ее глазах мелькнули удивление и растерянность.

– Моя бабушка – добрая подруга вашей бабушки, мастер Лахлан. Но разве мы с вами уже встречались?

Помедлив, я кивнул:

– Да, по пути в Геракополис из Города Магов.

– Кажется, вспоминаю, – она одарила меня улыбкой. – Вы не пригласите меня на танец?

– Право, не знаю…

– О, мы будем танцевать! – в ее голосе вдруг прозвучала уверенность, какой я прежде не замечал.

– Но… – начал было я, однако она уже исчезла в толпе.

Я оглянулся на Марию и обнаружил, что она хихикает, прикрывшись ладошкой. Следующий вновь прибывший уже требовал моего внимания, и я не успел поинтересоваться, что ее так развеселило.

К концу сбора приглашенных появился весьма необычный гость. Дверь распахнулась, и высокий юноша швырнул внуку Ноба свою накидку. Под ней оказалась военная форма, причем отнюдь не тот парадный вариант, в котором прошествовала мимо меня добрая половина мужской части общества. Правда, маршал был одет по-деловому, но все же появление этого молодого человека вызвало у меня необъяснимую тревогу.

Он был почти на голову выше меня, и его карие глаза, темные волосы и нечто неуловимое в чертах лица напоминало брата Дальта. Только подвижное лицо и тонкие стрелки усов придавали ему живое и целеустремленное выражение, каким Дальт не отличался даже в лучшие свои минуты. Мой брат вечно ходил, словно в воду опущенный, а в этом парне ярко горел огонь, который не залить водой.

Когда он прорвался сквозь ряды терпеливо дожидавшихся представления гостей, я было принял его за местного стражника, вздумавшего незваным заявиться на пир, но Карл загадочно улыбнулся, а Джеймс жестом задержал гостей.

Бабушкино лицо осветилось радостью при виде воина, преклонившего колено у ее ног.

– Прости, что явился без приглашения, – сказал он. Она взяла его лицо в ладони:

– На Медвежьем празднике не бывает незваных гостей, а уж тебе-то здесь всегда рады, – она любовно растрепала ему волосы. – Я надеялась тебя повидать.

Бабушка поманила меня к себе:

– Лахлан, познакомься со своим кузеном Кристофоросом.

Парень поднялся и с легким поклоном представился:

– Кит. Добро пожаловать, Лахлан!

– Лок, – я крепко сжал его руку ниже локтя. – Наилучшего тебе года.

– И тебе того же.

Мы обменялись рукопожатием, Джеймс указал Киту место в ряду встречающих рядом со мной. Кит согласно кивнул, однако передернул плечами:

– Надо было прийти на часок попозже и увильнуть от этих церемоний.

– Это еще на целый час? – ошеломленно переспросил я.

Он подмигнул:

– Ну, может, немного меньше. Конечно, стой я рядом с Марией, время для меня бежало бы намного, намного скорее.

Мария улыбнулась ему так ласково, как кошка мышонку:

– Для вас, может, и скорее, мастер Кристофорос.

Кит прижал ладонь к груди:

– Ты ранишь мое сердце!

– Полагаю, рана не смертельна, милорд! – она улыбнулась мне:

– Он свое уже получил!

Новый поток гостей положил конец их пикировке. Один из ветеранов похлопал Кита по отрядной эмблеме и заметил, что в свое время тоже послужил в Конной страже.

– Я слышал, вы этой зимой в дозоре на границе Хаоса под Меналом, – добавил он.

– Так и есть, но кто-то должен доставлять в столицу донесения и получать приказы, так что я здесь по службе. – Кит отдал честь и поблагодарил ветерана за то, что он принял приглашение. – Я обязательно расскажу полковнику Гримандсу о встрече с вами.

Переход от легкомысленной перебранки с Марией к суровой официальности так поразил меня, что я сразу почувствовал неискренность. Дождавшись, пока ветеран погрузится в беседу с маршалом, я шепнул, стараясь удержать на лице вежливую улыбку:

– Ты ведь не с донесениями прибыл, верно?

Улыбка на лице Кита на мгновение стала суше:

– Военные тайны не обсуждаются на светских приемах, Лок, – он оглядел зал и снова повернулся ко мне. – Ты не сочтешь меня сумасшедшим за предположение, что по крайней мере один из гостей может быть знаком с кем-нибудь из членов Черной секты?

Я пожал плечами:

– Насколько я знаю, любой может… – взглянув на него, я осекся. – Сразу и наповал!

Кит громко рассмеялся:

– Давно я не слыхал этой поговорки. Так и слышишь голос Адина. Как… забавно.

Что-то в его тоне задело меня, но я не нашел ответа и промолчал, занявшись знакомством с бесчисленными гостями, имена и лица которых тут же исчезали из памяти. Когда последняя пара наконец прошествовала вдоль ряда встречающих, я с облегчением размял затекшие ноги и хотел заговорить с Китом, но тот уже исчез. Я повернулся к Марии. Но и она отправилась за плетеным креслом на колесиках, на котором передвигалась бабушка, а бабушка тем временем углубилась в разговор со своими подружками-вдовушками.

На минуту я оказался всеми покинут. В животе у меня заурчало. Я решил, что мой долг как хозяина убедиться, что угощение, поданное гостям, съедобно, и направился к ближайшему столу. К несчастью для меня, там в полуоткрытой раковине на блюде со льдом красовалось нечто вроде огромных мясистых насекомых. Гости поглощали их с наслаждением, но я еще не сталкивался с морской живностью в качестве еды и решил подождать с этим, пока мне не присвоят хотя бы ранг ученика в кулинарии.

– Цориты так вкусны, что стоит повозиться со скорлупой, – заметил кто-то рядом.

Я обернулся и увидел Ксою.

– Никогда их не пробовал, – объяснил я. – Даже не знаю, как за них взяться, да и не уверен, что мне понравится.

– Обязательно понравится! – пообещала она. – Цориты – удивительные создания. Они растут всю жизнь, а когда панцирь становится им тесен, они его сбрасывают и просто отращивают новый. Как будто каждый раз рождаются заново. – Она улыбалась, устремив взгляд в пространство. – Так и наши жизни…

Я покачал головой:

– Не понимаю намека.

– Не понимаешь? – она указала на двери, над которыми висели знамена с эмблемами нашей семьи. – Эти значки определяют нам границы и даже сковывают нас, как панцирь сковывает цоритов. Если твой ранг недостаточно высок или не соответствует твоему уровню, ты не имеешь чего-то. Мы меняемся, учимся и совершенствуем свое мастерство, и тогда мы отбрасываем старые ранги и знамена, и нас определяют уже другие символы.

– Это не ново, леди. Всем известно, что жизнь идет по ступеням. Мы проходим из младенчества в детство, потом юность, зрелость и, наконец, старость.

– Не забудь о смерти.

– Я считаю смерть не частью жизни, а ее прекращением.

– Но конец становится началом, когда наши души одеваются новой плотью и начинают новую жизнь.

Я кивнул.

– Конечно, и тогда смерть тоже ступень жизни. Я только хотел сказать, что твои рассуждения очевидны.

Она насмешливо улыбнулась:

– Право? Вот цориты проходят все эти превращения. Каково же их предназначение?

– Предназначение? – я тряхнул головой. – Не знаю. Размножение?

– Для некоторых, может быть, и так, – она указала тонким пальчиком на замороженные тушки цоритов. – А предназначение вот этих – быть съеденными. С самого рождения они были обречены оказаться здесь, сейчас, насыщая нас.

– А может быть, и нет?

– Но ведь они здесь.

Я понял, что наш спор опять касается свободы воли и предназначения… Я не думал, что у цоритов достаточно разума для сознательного выбора, но не мог себе и представить, что единственная цель существования этих созданий – заполнение пробела в видениях какого-то мага, провидевшего в будущем этот пир.

– У тебя получается порочный круг. Раз они здесь – значит, им было суждено здесь быть.

– А ты в это не веришь?

– Нет.

– Ну а почему ты здесь оказался? – она развела руками. – Не потому ли, что так было суждено?

Я покачал головой:

– Не думаю. Я здесь потому, что выиграл состязание за эту честь у своих братьев.

– И это единственная причина?

– Откуда мне знать? – я пожал плечами. – Другие причины могут быть мне неизвестны.

– Ты их узнаешь.

Она снова говорила со стальной уверенностью, которая начала меня раздражать. Не улучшал настроения и ее взгляд, направленный сквозь меня.

Я спросил довольно сердито:

– И что же это за причины?

Ксоя тихонько рассмеялась.

– Я знаю – они существуют. Проклятие второго зрения – видишь только обрывки, а не цельную картину.

– И что же ты увидела?

– Что меня ищет моя бабушка, – Ксоя с улыбкой коснулась моего плеча. – Тебе еще многое предстоит узнать, Лок, и ты это узнаешь. И мы с тобой еще потанцуем, – снова рассмеявшись, она исчезла.

Теперь я чувствовал себя не только заброшенным, но и сконфуженным. Напомнив себе о своих обязанностях, я поискал глазами почетного гостя – маршала. При его росте он должен был возвышаться над толпой, однако мне не удалось его высмотреть. Зато я увидел, как Кит выскользнул из бального зала и нырнул в недра дома.

"Может быть, он решил переодеться во что-нибудь более подходящее к случаю", – подумалось мне. Совсем растерявшись, я решил отыскать Джеймса: пусть скажет мне, чем заняться. Но не только Джеймс, даже внуки Ноба куда-то запропастились. Остановившись на минутку почесать в затылке, я услышал над головой звук шагов. Звук затих, и я нахмурился: кто бы ни был там, наверху, он только что вошел в мои комнаты.

Я бросился к ближайшей лестнице и взлетел наверх, прыгая через две ступеньки. Уроки тактики, вбитые в голову дедом с помощью бесконечных повторений, превратились в руководство к действию.

Один шаг в комнату, и я смогу выхватить со стойки у двери меч. Я улыбнулся, поняв, что Кардье расположил оружие справа от двери не только для красоты.

Тот, кто находился в моей комнате, зажег лампу и оставил дверь приоткрытой. Распахнув ее ударом левой руки, я правой выхватил из стойки рапиру.

– Кто бы вы ни были, но нехорошо грабить хозяина в праздничный день!

Захлопнув за собой дверь, чтобы отрезать им дорогу к бегству, я нацелил клинок на двух мужчин, разглядывавших узор из кинжалов на левой стене.

Ничуть не смущенные моим угрожающим видом, на меня спокойно смотрели Кит и Гарн Драсторн. Кит держал в руках кинжал. Даже в полутьме я разобрал, что он изготовлен не в Империи.

– Может, это и невежливо, ведь мы только что познакомились, кузен, но я убью тебя на месте, если ты сейчас же не удовлетворишь мое любопытство, – сказал я, направляя рапиру в середину его груди. – Ты ведь сейчас не из Хаоса примчался, так что же делает кинжал бхарашади в руках императорского дозорного, и где бы ты мог его взять по Эту Сторону Стены?