Лангуасс с трудом пришвартовал судно к стоянке, хотя ветер не мешал ему. Буруту находился в десяти милях от берега, поэтому суда всегда с трудом достигали причала, особенно в сезон дождей, когда течения становились сильными. Иногда туземным каноэ приходилось буксировать торговцев к причалу. Хотя честным торговцам было сложно, зато частокол в Буруту защищал не только от местных мародеров, но и от непрошеных гостей из-за океана. Опасность чаще всего приходила оттуда. Шесть пушек форта смотрели в море, а не на внутреннюю дельту.
Белый бабалаво по имени Квинтус подошел к лестнице вместе с Яаном де Гротом, чтобы узнать новости, но когда Нтикима крикнул: “Стингрей!”, де Грот свернул в сторону. Он, как Нтикима, не любил Лангуасса и знал, что от его визитов толку мало. Но Квинтус подошел к Ноэлу Кордери и Нтикиме, встал за ними, пока те смотрели на судно, боровшееся с течением.
На каравелле не подавали сигналов, но Нтикима увидел женщину, любившую Ноэла Кордери, она стояла на мостике и махала рукой. Нтикима не мог понять, почему Ноэл не купит ее у Лангуасса себе в жены, но было сложно представить отношение белых к женщинам, которое отличалось от их отношения к другим видам собственности.
— Надо зарезать хорошего теленка, — вздохнув, сказал Квинтус. — Блудный сын опять вернулся.
Это была бессмыслица, так как в Буруту не было коров, и ужин будет состоять из горсти муки, хлеба из пшена, супа из земляных орехов. Нтикима, однако, знал, что Лангуасс всегда привозил бутылки с экзотическим вином и с друзьями обычно напивался им, не притрагиваясь к пальмовому вину, пшенному пиву, сделанным черными.
— Помочь им причалить? — спросил Квинтус Ноэла Кордери.
— Они войдут с приливом, — сказал Ноэл. — У них достаточно парусов, чтобы взять бриз.
Квинтус потрепал Ноэла по плечу с наигранным энтузиазмом:
— Они привезут небылицы, ничего больше. В течение недели обязательно придет “Феникс” с товарами для нас и увезет наши запасы слоновой кости, пальмового масла, каучука.
Нтикима прислушивался к разговору. Квинтус проявлял большой интерес к обещанному приходу “Феникса” и в последние недели был очень внимателен к подсчету, накоплению запасов, как перед осадой или путешествием. Возможно, был более предусмотрителен и знал, что скоро Огбоне пришлет за ним. Еще до прихода Нтикимы он начал держать ослов за внешним частоколом, Нтикима угадал, что это для грузового каравана. Квинтус, очевидно, знал, что ему предначертано судьбой идти в Адамавару. Нтикима не был удивлен: бабалаво всегда должен знать что-то о будущем.
Пока население фактории встречало Лангуасса и его команду, Нтикима наблюдал, слушал. Белые редко обращали на него внимание, его интерес к ним забавлял, но не тревожил. Он всегда был на побегушках, с удовольствием учил английский язык, слушал рассказы о дальних странах. Ноэл Кордери и Квинтус любили его, помогали учиться.
Нтикима постоянно улавливал любые нюансы отношений белых. Он заметил, например, что Квинтус организовал встречу, а Ноэл Кордери был сдержан. Это определенно не нравилось смуглой женщине — Лейле, которая ожидала более теплого приема от того, кто был ее любовью. Казалось, она жила надеждой, что Ноэл однажды научится смотреть на нее с большим желанием.
Когда она спрыгнула на причал, он спокойно принял ее поцелуй в щеку и не ответил поцелуем. Сдержанность Ноэла не пришлась по вкусу и Лангуассу, но у него были собственные причины. Нтикима уже раньше заметил, что так называемый пират всегда придерживался оптимистического мнения о том, что все должны быть в восторге от его компании. Нтикиму не удивляло, что празднику, который торговцы устроили гостям, не очень радовались участники, хотя было ясно, что свежая пища пришлась по вкусу изголодавшимся Лангуассу и его команде.
Единственным человеком за столом, путавшим молодого уруба, был обезображенный турок Селим, всегда пребывавший в дурном настроении. Нтикима ненавидел его обезображенное лицо, напоминавшее об Эгунгуне, вставшем мертвеце, или о видении, посланном Шигиди, пугающем людей во сне. Лангуасс всегда приглашал своего верного слугу к столу, хотя некоторые хотели, конечно, чтобы он приказал турку есть с матросами на судне. Нтикима был рад, когда обед закончился и турок ушел. Женщина ушла тоже, правда, не совсем охотно.
Оставшись за столом с Квинтусом и Ноэлом Кордери, Лангуасс выставил подарок, которым явно надеялся завоевать расположение хозяев, — бутыль мадеры, — и принялся развлекать компанию рассказами о последнем шторме и портах, в которых бросал якорь. Нтикима молча сидел на полу в углу комнаты. Он не все понимал из сказанного, но жаждал узнать названия заморских стран и услышать рассказы о них.
Время от времени Нтикима плыл на своем каноэ в лес, где рассказывал колдуну или странствующему рассказчику акпало все, что слышал. Даже не совсем понимая его рассказы, они важно качали головой и хвалили. Несомненно, Огбоне понимало больше него смысл всех рассказов.
Сегодня Лангуасс говорил о Марокко, Испании, о стране за океаном по имени Атлантида. Эти названия Нтикима уже слышал, в них не было ничего нового, но он насторожился, когда Лангуасс спросил Квинтуса, слышал ли тот о царстве под правлением Пресвитера Иоанна.
— Это легендарное христианское царство в Азии, объяснил Квинтус Лангуассу, — говорят, что оно нахoдится за Валашским княжеством, в пустыне на краю Китая. Византийцы посылали людей, чтобы найти его и приобрести там союзников, когда мусульмане прогнали армии вампиров из Малой Азии, но назад никто не вернулся, позже Влад Цепеш самостоятельно вернул утраченные земли.
Мысли Нтикимы путались, когда он старался запомнить эти странные имена.
— Вампиры — правители Гранады сейчас убеждены, что царство находится в Африке, — сказал Лангуасс. — Они говорят, что это то же, что и страна под названием Адамавара, о которой вы мне говорили раньше, где в начале мира были сады Эдема. По слухам, туда выводит большая река, Кварра может быть одной из этих рек. Зимой испанцы собираются послать в Сенегал три судна, если французы им позволят, с ротой солдат, лошадьми. Они надеются на успех, хотя французы говорят, что там ничего нет, кроме пустынь и безводных гор. Арабы смеются над испанцами за их спиной. Как вы думаете, может Кварра привести к этому чудесному царству?
— Я не могу поверить этому, — покачал головой Квинтус. — Не верю, что существует царство Пресвитера Иоанна, и, конечно, это не та страна, которую уруба называют Адамаварой.
Лангуасс пожал плечами:
— Кто-то пустил слух о белом царе в Адамаваре. К тому же где-то якобы написано, что христиане давно пришли туда. Возможно, в эту страну ведет третья река, упоминаемая в легендах, — ее устье лежит много южнее.
— Там река побольше Кварры, — согласился Кринтус. — Представители племени оба в Бенине утверждают, что суда их предка Эвуаре Великого пошли туда двести лет назад. Может быть, это правда, хотя суда Бенина не очень хороши.
Нтикима слышал все истории о Эвуаре Великом. Он знал, что далеко, за землями, признающими мудрость элеми, есть еще одна большая река. Тем не менее белые ошибались. Кварра была одной из трех рек, по которым можно достичь Адамавары, и хотя там действительно жили белые, они не правили. И никакого Джона там не было.
— Как вы думаете, придут ли сюда испанцы? — спросил Ноэл Кордери.
— Возможно, — сказал белый бабалаво. — В поисках легенд люди путешествуют дальше, чем для практических потребностей. Капитан “Розы Тюдоров” рассказал нам о судах, выходящих из Бристоля в поисках Атлантиды через великий океан, в надежде найти путь в Китай. Иногда я боялся, что истории об Адамаваре, которые мы рассказывали мореходам, привлекут сюда исследователей, выполняющих приказ какого-нибудь любопытствующего князя-вампира. Это только вопрос времени — наш мир уменьшается, и интересы Галльской империи выходят за ее пределы.
— Возможно, пришло время нам самим предпринять исследовательский поход, — сказал Ноэл.
— Возможно, — согласился Лангуасс. — Подобные мне и тебе никогда не станут купцами. Море уже устало от моего бедного “Стингрея”, лучше мне пойти в поисках удачи вверх по Кварре. Интересно, какое удовольствие сидеть здесь в деревянной клетке, когда вы слышите так много рассказов о богатых землях вокруг. Почему вам не поехать в Ойо или Ифе, или же в Адамавару? Зачем вам сидеть здесь, выменивая хорошую сталь за скудные горсти золотой пыли или случайные самоцветы из их сундуков? Я не могу довольствоваться торговлей слоновой костью, маслом и каучуком, когда люди получают сокровища в стране Джона или в любых других в центре континента. Разве вы не знаете, как мир жаждет золота?
Кордери эти слова не понравились, и он резко сказал:
— Континент опасен. Там больше болезней, нищеты, чем золота и славы.
Белый бабалаво ответил спокойнее:
— Не думаю, что черные роют золото. Они используют самородки, как медь в своих украшениях, которую легче переплавить, чем найти. С тех пор как мы стали покупать золото, камни, они отыскали для нас все, что могли, потому что железо и жесть для них важнее. Сомневаюсь, что у них есть набитые золотом тайные сундуки. Все путешественники рассказывают истории о сказочных сокровищах в странах, где никогда не бывали. Думают, что если континент загадочен, он должен быть богат. Вы, как и мы, знаете, что многие ушли вверх по реке, но не вернулись.
— У них не было твоих знаний, — возразил Лангуасс. — Если я кому поверю как проводнику в этой языческой стране, так это только тебе. Обещаю, что если ты пойдешь на континент, я пойду с тобой — не ради золота, но чтобы увидеть страны, где вампиры живут и не правят, страны, откуда они пришли в Европу.
Квинтус повернулся к Нтикимe и встретился с ним взглядом.
— Здесь есть человек, — сказал он, — который расскажет вам об Адамаваре. — Он махнул рукой, Нтикима встал, подошел к бабалаво, ощущая враждебный взгляд моряка.
— Но это еще мальчик, — проговорил Лангуасс небрежно.
— Он — уруба, — быстро сказал Ноэл, — и он мужчина, прошел обряд икеика, заслужил свое место в мире. Его родители умерли от болезни, но он в лесу встретил бога, и мальчика отдали на воспитание колдунам. Он очень умен, и за три года узнал английский язык лучше, чем Нгадзе за десять. Расскажи нам, Нтикима, что ты знаешь об Адамаваре.
— Адамавара — это страна тигу, — послушно начал Нтикима. — Она находится в стране мкумке, откуда пришел первый элеми, когда мир был молод. Ее создали, когда Шанго пустил молнию, так что Олорун смог предложить свое сердце самому мудрому человеку.
Лангуасс стал выказывать признаки нетерпения, но Ноэл Кордери жестом остановил его.
— Тигу, — объяснил он, — значит “законченный”. Элеми являются тигу, потому что прошли ритуал перехода: как икеика превращает юношей в мужчин, этот ритуал, называемый Ого-Эйодун, превращает людей в вампиров. Эйодун — значит “сезон крови” и так уруба называют кровавые жертвоприношения. Верно, Нтикима?
Нтикима кивнул в ответ.
— Где находится Адамавара? — спросил Ноэл.
— На закате солнца, — ответил Нтикима, — но чтобы добраться туда, нужно плыть по рекам — сначала по Кварре, потом по Бенуаи, потом по Логоне. Это опасное путешествие, потому что будущие элеми должны выжить в мертвом лесу, где серебряная болезнь валит их и куда приходит Эгунгун судить их.
— Центр страны уруба — на западе, — прибавил Ноэл Кордери, — но уруба полагают, что их предки сначала пришли в Ифе и Ойо из другой страны, ведомые Огбоне, так же как дети Израиля пересекли пустыню во времена Моисея.
— В Адамаваре есть золото? — саркастически спросил Лангуасс.
— О нет, — сказал Нтикима, — совсем нет.
— Откуда ты это знаешь?
Нтикима пожал плечами. Он знал, потому что входил в Огбоне, но сказать не мог.
— Как делают элеми в Адамаваре? — спросил Ноэл Кордери.
— Их делает Они-Олорун, мудрейший из старейшин. Они готовят сердце Олоруна, его дают мудрейшему и лучшему, вдыхают в него жизнь, а недостойные умирают.
Ноэл посмотрел на Лангуасса и сделал жест, как бы говоря: вот оно.
— Белые были в Адамаваре? — прохрипел пират.
Этот вопрос никогда не задавали ни Квинтус, ни Ноэл Кордери.
— О да, — сказал Нтикима, — уже давно. Теперь там всего несколько человек.
Все трое с удивлением смотрели на него.
— Как давно? — спросил Ноэл Кордери. Нтикима пожал плечами.
— Давно, — повторил он.
— Но там еще кто-то есть? — опять спросил Ноэл. Есть белые элеми в Адамаваре?
— О нет, — терпеливо объяснил Нтикима. — Они не элеми, потому что они айтигу, но они жили долго. Там есть женщина, которая старше старейшины, хотя выглядит молодо. Есть также мужчины, и хотя они не станут тигу, возможно, они не умрут.
Нтикима видел, что эти слова вызвали замешательство среди слушателей, хотя, казалось, они не совсем понимали его.
— Когда ты говоришь айтигу, мы можем сказать незаконченный, — обратился к уруба Квинтус, — ты имеешь в виду обыкновенных людей? Элеми являются тигу — законченными. Но ведь есть и не тигу, но живущие дольше обычных людей?
— О да, — подтвердил Нтикима.
— Вампиры, — констатировал Лангуасс. — Ты говоришь, что в Адамаваре есть белые вампиры?
Нтикима нахмурился и не ответил.
— Нтикима, — продолжал Квинтус. — Ты знаешь это от арокина или акпало? — Арокины были летописцами, обязанными знать поколения предков, и им верили. Рассказчикам акпало, знавшим приключения паука Ананси и черепахи Авон, нельзя было доверять целиком. Нтикима на этот вопрос не мог ответить. Он пожал плечами.
Ноэл Кордери рассмеялся.
— Помните, — сказал он собеседникам, — перед вами мальчик, в которого когда-то вселилась душа мертвого ребенка и он изгнал ее ядом, мальчик, встретивший в лесу бога, обещавшего научить его медицинским тайнам.
Нтикима знал, белый сказал это, чтобы подчеркнуть, что его словам не всегда можно доверять. Но когда он был маленьким, а его мать и отец умерли, в него действительно вселился абику, злой дух, которого изгнал колдун. После этого он встретил в лесу Арони с такой смелостью, что не погиб, а был отдан в Огбоне, которое однажды научит его тайнам медицины, он станет одетым в белое колдуном и после этого — элеми. Он знал то, что знал, и мысли белых его не беспокоили.
Квинтус вмешался и велел Нтикиме идти спать. Нтикима знал, что его отправляют, так как белые будут разговаривать между собой, но поклонился и вышел. Но он не отправился в хижину, а остался стоять у окна большого дома, хотя и не слышал большей части сказанного.
Только когда белые пошли к своим кроватям, закрытым пологом, Нтикима оставил свою засаду, пошел спать. Больше ничего не произошло, но он не жалел о времени. Знал, теперь нужно бежать к своим хозяевам и рассказать, что белые планируют экспедицию в Адамавару, потому что в планы Огбоне входило именно это, они будут рады услышать новость. Будущее было определено и должно разворачиваться, как надежда на дыхание жизни.
2
“Феникс” пришел и ушел. Дожди стали идти реже и вскоре вообще прекратятся до весны. Буруту кишел, как муравейник, потому что Квинтус собирал запасы, подсчитывал, сколько ослов, пороха, соли, иголок, ножей, зерна, одеял понадобится для экспедиции. Монах и Лангуасс спорили о количестве участников. Квинтус расспрашивал туземцев из полудюжины племен о притоках большой реки, прибрежных жителях, ландшафте на пути к загадочной земле Адамавара.
Ноэл оставался в стороне от сумятицы подготовки, опять занявшись микроскопом. Перспектива путешествия в загадочную Адамавару интриговала его, но он не мог поверить в африканский Эдем, где Адам-вампир ощутил священное дыхание жизни.
Единственным, кто заметил равнодушие Ноэла, была Лейла. Цыганка считала, что имеет право вмешиваться в его занятия, и, хотя это ему не нравилось, наступил день, когда он даже обрадовался этому, потому что микроскоп уже не поглощал полностью его внимание, не отвлекал от раздумий о будущем.
— Ты не любезен со мной, — сказала Лейла с укоризной, имея в виду сдержанность Ноэла, особенно в беседах наедине. В последнее время он говорил с ней более доверительно, в ответ она делилась своими сокровенными мыслями. Не будучи прилежной христианкой, Лейла не имела другого исповедника, да и не хотела, ей нравилось думать о Ноэле как о друге, если уж она не могла сделать его своим любовником. Цыганка получала удовольствие, делясь с ним мыслями, которые остались бы в тайне, однако сейчас она не могла вызвать Ноэла на откровенность.
— Извини, — сказал он ей, — у меня много работы, из-за “Феникса” отстал. В микромире надо увидеть еще очень многое, а я далеко не все понимаю.
Лейла сидела на веранде рядом с ним.
— Ты печален, — заметила она, — в плохом настроении. Знаю, тебе не очень нравится путешествие в джунгли, но ты не можешь отказаться.
Она говорила по-английски лучше, чем при первой их встрече, и, хотя знала различия между “ты” и “вы”, в разговоре с Ноэлом упрямо употребляла менее официальное обращение. Он ей отвечал тем же.
— Ты поняла меня правильно, — сказал Кордери. — Лес — плохое место, там мы уязвимы. Уже пять лет на факторию не нападали, но это потому, что черные, живущие рядом, получают больше от нашего присутствия здесь, чем от грабежа наших складов. Они держат дальних соседей ни расстоянии эффективнее наших пушек. Квинтус привык доверять туземцам, и надеется жить с ними в мире. Я в этом не уверен.
Кроме того, здесь свирепствует лихорадка. Квинтус годами искал лечение. Он оставил кровопускание как безрезультатное, пробовал местные лекарства, но все напрасно. Днем здесь жарко, ночью холодно. Я знаю, что Квинтус исходил пешком пол-Европы и что посланцы папы и князей не задумываются о тысячемильных путешествиях, но в Европе есть дороги, колодцы и климат более мягкий. Не знаю, далеко ли Адамавара, если она вообще существует, но дорога туда и обратно будет длинной, эта затея напоминает мне игру в кости с чертом, где кости падают не в нашу пользу.
— Тогда не иди, — сказала она просто. — Я останусь здесь с тобой ожидать возвращения наших друзей.
— Могу ли я оставить Квинтуса? — возразил Ноэл. — Могу ли пожелать ему удачи, если уверен, что его может подстерегать опасность? Со смертью матери он кажется мне единственным настоящим другом на свете, даже родственником. Я не могу оставить его: не верю, что Лангуасс будет о нем заботиться.
Лейла не обиделась на его слова о родственниках, так как не хотела быть ему сестрой.
— Это копия прибора, построенного твоим отцом? — спросила она, указывая на микроскоп после небольшой паузы. — Можно мне посмотреть?
Он показал, как смотреть правым глазом в микроскоп, закрывая левый, положил ее пальцы на колесико наводки резкости.
— Что это? — спросила она.
Ноэл объяснил, что это маленькое семечко, начинающее расти, и здесь можно рассмотреть росток, корешок.
Потом рассказал немного о работе с микроскопом Кенелма Дигби в Гэйхерсте. Объяснил, что Дигби оспаривал теорию присутствия, утверждавшую, что все органы животного уже есть в яйцеклетке и растут вместе с зародышем вплоть до рождения. Вместо этого Дигби поддерживал теорию эпигенезиса, по которой все части организма появляются постепенно, а яйцеклетка очень проста и в своем развитии резко изменяется.
Ноэл объяснил, что Дигби, доказывая свою теорию, брал кладку яиц, разбивал их в разное время и наблюдал развитие зародыша с помощью микроскопа.
Рассказал, что Дигби был атомистом, верившим, что все состоит из мельчайших частичек и все можно объяснить, если описать атомы, их взаимодействие, изменения. Но объяснения стали слишком сложными, Лейла с трудом следила за ними. Она попросила рассказать, чем занимается сам Ноэл.
— Я тоже изучаю развитие семян, зародышей, — объяснил Ноэл, — думаю, что процесс развития, посредством которого мельчайшие организмы становятся законченными живыми существами, — это размножение, в котором живые атомы постоянно делятся. Полагаю, что они изменяются по заранее установленной схеме. Я видел, что ткань простых растений состоит из множества похожих частиц, живых атомов. Такие же атомы я наблюдал в тканях животных: печени, коже. Жидкость в организмах, кровь, сперма состоят из частиц в сыворотке, вода в реке полна живых существ, некоторые похожи друг на друга.
Мне интересны эти атомы, потому что они могут переносить болезни: мой отец однажды обсуждал это с Кармиллой Бурдийон. Нас учили думать о болезни как о нарушении функций организма, но наши тела сложнее такого простого понятия. Думаю, что болезнь — это повреждение частичек тела, возможно, что-то меняет их плохо или неправильно. Думаю, что в организм, особенно в кровь, часто проникают посторонние частицы и атомы. Может быть, кровопускание лечит некоторые болезни не восстановлением равновесия функций тела, а тем, что освобождает чужие частицы, но оно как метод работает несовершенно, не борется с основной причиной заболевания. Действенными лекарствами могут быть те, атомы которых борются с атомами болезни, а не нашего тела.
Ноэл понимал, что Лейла не может следовать логике его рассуждений, достаточно скрытой для нее, но она не сказала об этом, а лишь смотрела на него мягким взглядом. Он продолжал, пытаясь находить слова попонятнее.
— Если это так, — сказал он, — тогда я надеюсь понять, что такое вампиры. Не верю грегорианцам, что это черти в человечьем обличье, ни им самим, утверждающим, что различие кроется в душе, а не плоти. Возможно, частички тела вампиров подверглись изменениям, которые не произошли у обыкновенных людей. Ясно, что долгая жизнь вампиров зависит не от Божьей схемы для человечества, а заложена в них процессом, о котором только они одни и знают. Возможно, существует приводящее к изменениям средство, которое африканские вампиры применяют на ритуалах Ого-Эйодун, как галльские вампиры — на шабашах. Я не верю в действие молитв или песнопений вампиров. Только изменения в теле, вызванные прибавлением новых частичек, вызывают превращение обычной ткани в ткань вампиров. В это верил мой отец, хотя не успел все объяснить до своей смерти. Он, наверное, думал, что ткань вампиров можно обратить в человеческую ткань — возможно, введением какой-то клетки в их кровь. Может быть, своей смертью он хотел доказать это. Чтобы уничтожить вампиров, сначала их надо превратить в людей.
— Ты этого хочешь? — спросила она. — Не самому стать вампиром, но уничтожить тех, кто является ими?
Кордери покачал головой:
— Пока я только хочу понять, отодвинуть занавес, закрывающий механизм обычной жизни и тайны ткани вампиров. В росте растений или жизни существ, невидимых простым глазом, больше тайны, чем я представлял. Поэтому сначала нужно узнать правду: только тогда я смогу применить ее против пороков мира.
— А что говорит Квинтус о твоих атомах и частицах? — невинно спросила она.
Иногда Ноэл задумывался, всегда ли он должен быть в тени своего учителя. Когда Квинтус приобрел репутацию мудрейшего англичанина, первым вопросом по любому поводу всегда было: “Что говорит Квинтус?” Здесь повторялось то же самое. Квинтус был заокеанским бабалаво, которого слушали черные. Ноэл же оставался тем, кто смотрел в странный прибор.
Прежде чем он ответил, к ним подбежал Нтикима с новостью, переполнившей его так, что он едва мог ее произнести.
— Еще одно судно? — воскликнул Ноэл, вскакивая.
Но Нтикима тряс головой, показывая не на море, а на лес на северном берегу. Он взволнованно повторял: “Мкумкве! Мкумкве!”
— Что это? — спросила Лейла.
— Не знаю. — Ноэл слышал это слово, но забыл его значение.
Нтикима что-то говорил, захлебываясь, на уруба, но Ноэл не очень хорошо владел этим языком, и он перешел на английский.
— Идут люди, — сказал Нтикима. — Люди Адамавары. Они идут с элеми за бабалаво с моря. Время идти в Адамавару. Они идут! Они идут!
Ноэл смотрел на него, не веря своим ушам. Только двенадцать дней назад Квинтус и Лангуасс решили, что экспедиция продлится год. Как могли элеми узнать об этом? Когда эти путешественники отправились из своей страны?
— Откуда он знает об их приходе? — спросила Лейла.
— Живущие в лесу могут общаться звуком барабанов, — объяснил Ноэл. — Возможно, он услышал сигнал или новость сообщили спустившиеся по реке. Прибрежные племена посылают товары по реке на каноэ, новости по воде приходят быстрее, чем по суше. Африканские вампиры редко посещают дельту, и если они приходят, об этом знают все.
— И никто не пытается убить их?
— Конечно, нет. Эти вампиры — не князья, правящие как тираны, но боги, плетущие узоры из веры и магии, и туземцы полагают, что они плетут их хорошо.
Прибежали дети, раздосадованные тем, что не они первые сообщили новость, но стремящиеся исправить положение рассказами о подробностях. В гаме трудно было выделить что-то определенное, но других новостей, видимо, не было. Ноэл призвал к тишине и, убедившись в отсутствии важных сообщений, приказал всем разойтись.
— Что-то плохо? — неуверенно спросила Лейла.
— Трудно сказать. Элеми — это загадка, мы не знаем, могут ли они принести нам зло. Если они пришли за Квинтусом, они могут и уничтожить его, и помочь ему в путешествии.
— Как они могли узнать, что им надо прибыть сюда именно сейчас?
— Возможно, это совпадение, или они способны угадывать, этого мы не можем понять. Но судьба фактории в руках этих вампиров. Если бы они огласили наш смертный приговор, туземцы уже начали бы бойню. Мы видели черных вампиров раз или два, но они были безразличны к нам, будто мы принадлежим другому миру. Я всегда думал, что здесь, как и в империи, лучше не привлекать внимания таких существ.
— Так или иначе, “Стингрей” у причала, — сказала она, — и в случае необходимости рядом с твоей пушкой мы поставим много других.
Он засмеялся:
— Возможно, нам придется подняться на борт и оставить это место. Если элеми желают нам зла, в их стране нас ничто не спасет, лучше довериться дырявому судну и истрепанным парусам. Но если они хотят показать нам путь, тогда можно надеяться попасть в Адамавару живыми и здоровыми.
Ноэл смотрел на детей, которые побежали с новостью к Квинтусу, возившемуся с ослами. Он увидел, как монах взял Нтикиму за плечо, успокаивая его. Затем Квинтус бросил взгляд на веранду, где стояли он и Лейла, и хотя голубые глаза монаха не были видны под широкими полями шляпы, Ноэл знал, что они блестят от любопытства и множества заманчивых мыслей.
3
Нтикима с жадным интересом смотрел на черных воинов, прибывших в поселение на каноэ. Они явно отличались высоким ростом, круглой и большой головой, широко расставленными миндалевидными глазами, жесткими черными волосами, собранными в косички. Носы у них были плоские, губы толстые, щеки, лбы, предплечья раскрашены красным и желтым. Это были мкумкве.
Воины мкумкве отличались высокомерием, что Нтикима полагал характерным для жителей гор. Горцы, оценивавшие человека по количеству скота, которым тот обладал, казалось, презирали жителей джунглей с их домашней птицей и несколькими козами, ведущих, по мнению горца, отвратительно бедную жизнь. Мкумкве были вооружены длинными пиками с широкими железными лезвиями и украшены белыми перьями и медными браслетами. Они объявили на языке уруба Квинтусу и Ноэлу Кордери, что великий Они-Олорун ждет в соседней деревне, чтобы поговорить с ними.
Нтикиме было ясно, что Ноэлу Кордери не понравился тон приглашения, но Квинтус предложил ему не обращать на это внимание, так как для священника Олоруна, элеми и старейшины Адамавары, проделавшего столь долгий путь, приезд белых будет делом чести.
Белый бабалаво позаботился об определении собственного положения, перед тем как отправиться на встречу. Он спросил что-то у воинов, те ответили повторением его слов. Нтикима знал, что мкумкве никогда не отвечают на прямые вопросы, и помог Квинтусу, сказав, что воины привезли Они-Олоруна из Адамавары, так как старейшины в Адамаваре слышали об излечении его лекарствами и хотели научиться немного заокеанской мудрости. Мкумкве согласились с этим предположением.
Квинтус попросил Мбурраи и Нгадзе — самых внушительных черных работников фактории — перевезти его и Ноэла на северный берег. Он не упомянул Нтикиму, но не возражал, когда тот сел в каноэ. Ноэл был одет достаточно просто — в белой рубашке и плотно облегающих штанах, но в сапогах из тонкой кожи. Бабалаво оставался в своем обычном белом одеянии, коротких сапогах и большой широкополой шляпе, наполовину скрывавшей блестящие очки. Нтикима гордился внешним видом своих белых покровителей: для него они превосходили воинов в перьях и татуировке уже только ростом — были выше самого высокого из гордых горцев на пол-ладони.
Путь по лесу не вызывал трудностей, хотя Нтикима посоветовал бы белым проделать его на ослах. Обычно, когда Нтикима шел здесь в неверном утреннем свете, лес молчал, был безлюдным, но сейчас здесь собрались взрослые и дети ибо, чтобы увидеть мкумкве и поговорить о цели их прихода. Нтикима был рад этому вниманию, идя в экзотической компании, он шагал с уверенностью, выделяющей воина уруба среди подчиненных ему туземцев.
Когда они пришли в деревню, солнце поднялось уже высоко. Нтикима видел, Квинтус и Ноэл надеются, что встреча не затянется. После полудня жара становилась ощутимей, ведь после сезона дождей облака больше не смягчали лучи солнца. Дорога домой после полудня была бы слишком утомительной для белых.
Деревня ибо стояла на берегу озера, ее окружал частокол от крокодилов. Хижины были высокими, в виде глиняных бутылок, с крутыми коническими крышами из тростника, защищавшими от ливней в сезон дождей.
Двери хижин смотрели на юго-запад, закрытые от харматтана: ветры сухого сезона часто приносили мелкую, всепроникающую пыль даже сюда, далеко на юг.
Они-Олорун ожидал на площади перед хижиной вождя. Нтикима смотрел на него с любопытством, как и белые. В сравнении со своим ярким сопровождением он казался спокойной птицей без ярких перьев и богатого узора из цветных шрамов. Однако, вероятно, когда-то его татуировали, потому что на морщинистой коже виднелись следы цветных линий — светлая сетка на черном фоне. Они-Олорун был невысокого роста, не выше пяти футов. Тем не менее он имел начальственный вид, требовавший послушания, которое ибо с удовольствием ему демонстрировали.