Я выразил свою искреннюю благодарность и даже извинения за то, что принес ему столько беспокойства. При этом удержался от вопросов, которые могли бы показаться ему невежливыми - типа, какого черта его занесло в Течение Алькионы вообще! Ко мне проявили крайне мало участия. В конце концов, я решил, что лучше не буду ни с кем разговаривать, просто буду лежать на койке и принимать овсянку, которую они вручали мне с такой радостью, на какую я только мог рассчитывать. Команда присматривала за мной, как могла, но Пиран имел на меня зуб и вечно маячил за их спинами.
      Я видел - у капитана здесь, внутри Течения, было беспокойное время а у кого было иначе - но даже несмотря на это, простить его поведение я не мог. Я бы охотно заплатил ему за все хлопоты, но у меня не было ни одного су. Вещи, которые я засунул себе в рюкзак, когда собирался идти встречать "Эллу Мариту", были барахлом. Главным образом, барахлом Лэпторна сувениры и подарки. Даже у Лэпторна не было ничего ценного - нельзя возить за собой в космическом корабле дорогую коллекцию, а продав то, что там было, ни в одном космопорту галактики нельзя было купить и рубашки.
      Я намеревался смыться с корабля и исчезнуть, как только мы коснемся посадочного поля, где бы мы ни были, но ничего не вышло. Рэмрод-базой был Холстхэммер, и до него мы добрались довольно быстро. Пирон все еще злился, когда мы сели. Ему по-прежнему нужен был козел отпущения в связи с его неудачным путешествием, а таковым был я. Он арестовал меня и переправил в П-шифтер, который во флоте "Карадок" служил для связи с базой на Земле.
      П-шифтер доставил меня на Новый Рим, где юристы компании "Карадок" привлекли меня к суду, требуя компенсации за вынужденное изменение курса "Эллы Мариты" ради моего спасения. Должно быть, известие о том, что меня подобрали, распространилось очень быстро, потому что на Новом Риме я стал предметом насмешек еще до своего фактического приземления. Сама мысль потребовать компенсацию за спасение космонавта казалась им смешной. Нельзя сказать того же обо мне, особенно, когда я увидел, что в этом деле все против меня. Законы Нового Рима распространяются на всю Галактику неважно, каковы местные законы. Чтобы так было, он должен быть надежным, осуществим и в высшей степени справедливым. Жители Нового Рима не утверждают, что их система имеет какое-нибудь отношение к справедливости это закон и только закон. Однако, главным образом он защищал все же наши интересы в ущерб их интересам. Случай же с "Эллой Маритой" был для них чистой победой. Двадцать тысяч - такой была затребованная сумма, и все, что бы я ни заработал, шло им на ее погашение. Я мог бы чувствовать себя польщенным - никто до этого не говорил мне, что моя шкура стоит таких денег - но первые несколько дней мне было совсем не по себе. Кроме того, компания "Карадок" застраховалась на случай невозвращения своих денег, и страховые налоги должен был платить я. Это означало, что если бы мне посчастливилось прожить сто лет, "Карадок" и страховое агентство делили бы каждый пенни, который я зарабатывал, между собой, и даже если бы я умер через неделю, "Карадок" ничего не потеряла бы, ну разве что в случае, если бы они убили меня сами.
      Все это не сулило мне хорошего будущего. По крайней мере, пока П-шифтер находился на Новом Риме, я был удостоен незначительно медицинского внимания и начал превращаться в нечто, имеющее вид разумного существа. Алахак услышал, что меня нашли, и прислал свои поздравления. Очевидно, он не знал о юридической западне, в которую я попал. До Венца новости доходят медленно.
      После всего от избытка душевной доброты люди "Карадок" позволили мне прокатиться на П-шифтере, когда он возвращался на Землю. Все совершенно бесплатно - проявление настоящего расположения. Человек должен быть благодарен за мелкие услуги.
      Возможно, более разумным было подождать, пока я смогу перескочить на Пенафлор, где были в основном сосредоточены все космические линии и где находились главные строительные верфи. Но попутные полеты на космических кораблях - нелегкое дело, и мне пришлось пожить за счет благотворительности, пока я был на Новом Риме. По крайней мере, "Карадок" согласна была кормить меня овсянкой. В обмен на свои паршивые деньги. Кроме того, я чертовски устал и единственное, чего мне хотелось - удрать домой и спрятаться. Земля - вот дом, который у меня был. Может быть, меня там никто не знал (кроме старого Хэролта), но я там начинал. Там я родился (по крайней мере, я предполагал, что это так - хотя этому и нет надежного подтверждения, и вполне возможно, что меня туда зашвырнула в раннем возрасте).
      Так или иначе, путь мой окончился в Нью-Йоркском космопорту. Мелочи у меня в кармане было ровно столько, чтобы купить себе пару раз еду и проехать на автобусе до города, вот и все. Дело было не в том, чтобы ехать в сам Нью-Йорк - порт, практически, тоже был городом, и, если мне и суждено было найти работу, то, конечно же, здесь.
      Помня о том, что даже приговоренный к смерти имеет право на хорошую еду, я нашел дешевую харчевню в северной части портового жилого комплекса и снова вкусил восторг от искусственной пищи. Можно сказать, что это была моя первая приличная трапеза за два года. Что ни говори, а на вкус она была прекрасна, особенно в сравнении с овсянкой, обычной в космическом полете, и чужеродной травой.
      После того, как я уделил время ублажению своего желудка, я откинулся назад, расслабился и позволил себе чуть-чуть пожалеть самого себя.
      Это отворило дверь.
      - Какой смысл горевать об этом?
      Я объяснил, что не горюю. Я ни в коей мере не являюсь рабом своих эмоций. Я сказал ветру, что просто сожалею о наиболее неудачных сторонах сложившейся ситуации, и думаю, что все изменится к лучшему.
      - Ты притворщик, Грейнджер, - сказал ветер. - Железным тебя не назовешь. Ты чувствуешь, то же, что и все остальные. Тебе просто стыдно в этом признаться.
      В то время ветер еще недолго находился со мной. Поэтому он ошибался. Он уютно устроился у меня в голове, но еще не совсем акклиматизировался. Он все еще не знал меня, не говоря о том, чтобы меня понять.
      Оставь меня в покое, попросил я. Кончай спорить. С этого момента я решил думать о ветре, как об одушевленном существе. Я решил, что это будет существо мужского пола. И не потому, что его голос и манеры были мужскими, а просто потому, что придать ему женский пол означало бы внести некие сексуальные тона в это присутствие, кстати, совершенно незаконное. Ветер так и не рассказал мне о себе ничего, кроме того, что он был выброшен на скалу Течением Алькионы точно так же, как и я. Я ничего не знал ни о его природе, ни о его истории. Только то, что он собирался остаться со мной на всю жизнь и что он, казалось, был настроен уважительно по отношению к своему новому дому, чего заслуживает хороший дом. Мне говорят, что дети часто разговаривают с несуществующими друзьями, но с возрастом это проходит. Иногда мне кажется, что просто с возрастом они перестают рассказывать другим о своих несуществующих друзьях.
      Было поздно - около полуночи - и хозяин вышвырнул меня прежде, чем я успел насидеться у него на стуле. Оказавшись на холоде, я сразу же снова нос к носу столкнулся со своими проблемами. Куда мне идти и что делать?
      Пришлось идти искать Хэролта. Никого другого у меня не было на всей планете и, конечно, никого в окрестностях Нью-Йорка. Естественно, надо было идти туда - действительно, единственный шанс. Но мне было неохота, потому что я знал, что скорее всего никакого Хэролта не найду. Он, казалось, не знал, что такое возраст и время, но это было семь лет назад. Уже тогда он был стариком. В земных условиях, особенно в условиях Нью-Йорка, люди редко доживают до шестидесяти, а Хэролту столько должно было исполниться еще десять лет назад. Яд у Земли накапливаются у всех ее детей: какими бы сильными и несгибаемыми они не были. А умственный стресс от образа жизни, которую мы не понимаем, держит в напряжении наши сердца. Даже в последний день своей жизни, я уверен, Хэролт работал. Но не мог же он жить вечно.
      Не хотел бы я прийти к двери Хэролта, постучать и услышать от открывавшего мне незнакомого человека, которому наплевать на то, жив Хэролт или нет, что с таким именем там никто не живет. Но что мне оставалось?
      Я был в десяти милях от дома Хэролта и уже прошел три мили или четыре от космодрома. Но тем не менее, я все еще тащился в правильном направлении. Я был не в лучшей своей форме после двух лет жизни на Могиле Лэпторна (так я экспромтом назвал этот мир), а впереди было еще десять миль. Я потратил более трех часов, и когда, наконец добрался, то одеревенел от холода и смертельно устал.
      Никаких признаков жизни я не видел.
      Хэролт жил над своей мастерской, где ремонтировал различные приборы, необходимые для нормальной работы средств передвижения различных типов автомобилей, кораблей, даже летательных аппаратов. Казалось, мастерская должна быть полна инструментов, верстаков, незаконченной работы, всяких обломков и запахов масла. Но этого не было. Я попал внутрь, открыв незапертую дверь. Было ясно, что здесь недавно убрали. От Хэролта осталась только маленькая кабинка в одном из углов мастерской. Я включил в кабинке свет и заглянул в ящики стола.
      Ничего. Выметено все до последнего клочка бумаги. Хэролт умер, это ясно. Он забыт. Стерт с лица Земли.
      Кресло в кабинке было закреплено на петлях таким образом, что его можно было временно превращать в кровать. Хэролт жил очень близко к своей работе. Здесь внизу он не спал - так уж получилось: его собственная кровать была наверху. Однако, он ночевал и здесь - иногда, когда ему этого хотелось. Чтобы быть готовым к работе в любой момент. Я здесь тоже иногда спал, но это было почти двадцать лет назад. Я разложил кресло и лег на него.
      Было чересчур холодно, и я не мог чувствовать себя уютно, но через некоторое время мне удалось погрузиться в сон.
      2
      Утром, когда я проснулся, то почувствовал, что надо мной кто-то стоит.
      - Который час? - спросил я, пытаясь отряхнуть остатки сна.
      - Одиннадцать часов, - сказал он и добавил, - мистер Грейнджер.
      Я сел и пристально посмотрел на него. Он был молод, что-то около двадцати или двадцати одного. Спокоен и непринужден. Если он и удивился, обнаружив меня здесь, то к этому времени уже овладел собой. И он знал, как меня зовут.
      - Люди, которые меня знают, - сказал я, - зовут меня просто Грейнджер. Следовательно, ты меня не знаешь. Так откуда тебе стало известно, кто я такой?
      - Последний раз, когда я вас видел, я называл вас мистер Грейнджер.
      Семь лет назад; тогда я в последний раз видел Хэролта. В мастерской был мальчуган. Его внук. Родители подались на Пенафлор в поисках работы для зятя. Хэролту зять не нравился, не ладил он и с дочерью. Но ребенок совсем другое дело. Хэролт забрал мальчугана к себе. Мальчуган вырос.
      - Джонни, - сказал я, - я тебя помню. Но как-то запамятовал имя твоего отца.
      - Сокоро, - ответил он. - Я - Джонни Сокоро. - И он протянул мне руку.
      Я не спеша пожал ее.
      - Дед умер, - добавил он.
      - Я знаю, - сказал я, обводя глазами пустую мастерскую.
      - Я было хотел продолжить его дело, но ничего не вышло. Я знал техническую сторону, но не деловую. А дела стали идти плохо еще до его смерти. В порту никакой работы нет, а следовательно нечего и ремонтировать. Я закрыл мастерскую и нашел себе работу на линиях, пока еще не слишком поздно.
      - Так ты - космонавт?
      - Нет, здесь не готовят людей для полетов на кораблях. Я просто присматриваю за ними, пока они находятся в ангарах. Мне бы, конечно, хотелось в космос, но компании эта идея не слишком нравится. У них своя политика. Это - тупик, но такова Земля. Если вашему кораблю необходима какая-нибудь помощь, я рад буду оказать вам содействие, сколько бы вы ни заплатили.
      - Такового не имею, - сказал я.
      - Что-то случилось?
      - Шлепнулся на одной из планет края Течения Алькионы пару лет назад. Прошло всего несколько недель после того, как меня подобрал рэмрод. У меня ничего нет, кроме колоссального долга и кое-каких безделушек, которые принадлежали моему партнеру.
      - Хотите позавтракать?
      - Конечно. А тебе не надо на работу?
      Он покачал головой.
      - В порту нет кораблей. Унылое время до завтрашнего дня, пока "Аббенбрук" не прибудет с Теплара.
      Я был удивлен. Тоскливые времена в Нью-Йорке для меня было чем-то новым. Это говорило о том, что центром операций на линиях стала какая-то другая планета. "Наверное, Пенафлор или Валериус", - подумал я. Я все еще помнил времена, когда Земля была центром человеческой вселенной, как от нее произошла вся цивилизация. Я еще не считал себя старым. Да, времена меняются с большой скоростью. Новый Рим создал святой межзвездный закон. Новая Александрия наводнила рынок чужеродными знаниями, достижениями чужеродной науки. Неизбежно, что космические линии переместятся наконец на новые планеты. Горячие звезды ядра где много энергии, способствовали созданию пояса планет с хорошо развитой тяжелой индустрией, протянувшегося от Пенафлора до Ансельма. Земля осталась только там, где были люди. Но и они покидали ее, охваченные бесконечным стремлением вырваться во внешние миры.
      Просто Земля больше не была нужна. Она приходила в упадок сотни лет. Она вынашивала в своем чреве космическую эру больше миллиона лет и выкармливала молодые миры еще пять веков. Но в эту ночь она была пустынной и умирающей.
      Завтрак был хорош.
      - Это все, что я могу вам предложить. Простите, - сказал Джонни.
      - До вчерашнего дня я питался чужеродным салатом и овсянкой, ответил я, - завтрак великолепен.
      - Я зарабатывал в порту не слишком много, - объяснил он.
      - Отправляйся на Пенафлор, - сказал я.
      - Если тебя учил Хэролт, то тебе хватит знаний, чтобы выбиться там в люди. Несмотря на дурную репутацию, жизнь на планетах тяжелых металлов не слишком сурова. Там полно хороших людей, легко зарабатывающих на жизнь. Ты тоже получишь хороший корабль если хочешь летать.
      - Я же сказал, что зарабатываю мало, а компания не разрешит мне работать на корабле, летящем на одну из этих планет. Мне, черт возьми, не на что купить билет.
      - Ты можешь попасть туда короткими перелетами: Фило, Адлай, Валериус. Или что-то вроде этого. На каждой из планет подзаработай немного, пока не накопишь денег на дорогу до следующей. Потом, когда ты попадешь на Кольцо, будет гораздо легче. Первый шаг - самый тяжелый.
      - Об этом я тоже думал.
      - И что же?
      - Я еще думаю.
      - Хорошо, Джонни, - сказал я, чувствуя, что немного надоедаю мальчишке. - Извини. Все это не к спеху. Делай, как хочешь. - Я подумал, что, возможно, говорю несколько назидательно, поэтому заткнулся и сосредоточил внимание на еде.
      - А что вы собираетесь делать теперь? - спросил он, принеся кофе.
      - Не знаю, - признался я. - Я притащился сюда потому, что это единственное место, куда можно было притащиться.
      - Вы знаете кого-нибудь еще в порту?
      - Если и знаю, то они здесь всего лишь транзитом, и я не знаю, где их искать. Если бы я поторчал в больших барах, может быть и узнал бы некоторых. Но это всего лишь лица и имена. Никого из них я не знаю по-настоящему.
      - Почему же вы опустились здесь, а не на Внутреннем Кольце? Там было бы гораздо лучше. Вы что, не знали, что здесь увидите?
      - Я знал, что начиная с Нового Рима я все делал не так, - признался я. - Но мне предложили перелететь сюда. А я был в таком же положении, как и ты; ни денег, ни перспективы. И к тому же, у меня вещи Лэпторна. Я смутно представляю, как их отправить в его старый родовой дом.
      - Какие вещи?
      - Так, ерунда. Но мамочка с папочкой, наверное, будут рады получить их, особенно сейчас, когда они перестали получать от него письма. Думаю, они даже делают слабую надежду, что он еще жив. Лучше мне повидаться с ними.
      - Вы знаете, где они живут?
      - Я их никогда не видел, но Лэпторн рассказывал мне о них довольно много, и, думаю, мне не трудно будет их найти. Родители и сестра все еще благоденствовали, когда я слышал о них в последний раз.
      - Внизу есть телефон, - сказал мальчуган.
      Я должен был в конце концов столкнуться с этой проблемой нос к носу. Но не сейчас. Я бы чувствовал себя настоящим негодяем, если бы мне пришлось просить милостыню у старшего Лэпторна для того, чтобы вручить ему то, что осталось от его сына.
      - Ты чересчур беден, чтобы думать о гордости, - вмешался ветер.
      Знаю, ответил я. Должно быть, я пробормотал это вслух или зашевелил губами, потому что Джонни спросил:
      - Что?
      - Ничего, - сказал я. - Разговариваю сам с собой. - Я снова умолк, размышляя о телефоне, старшем Лэпторне и дорогостоящем проезде в поезде.
      - Вы упомянули о колоссальном долге, - сказал Джонни. - Как вы умудрились заиметь его?
      - Банда под названием "Карадок" потребовала с меня деньги за свои услуги, необходимые для моего спасения со скалы, на Новый Рим и выколотили из меня двадцать тысяч.
      - Черт возьми! - Джонни был должным образом потрясен. Даже сейчас можно судить о социальном положении человека по суммам которые производят на него впечатление. - Каким образом они остановились именно на этой сумме?
      Я пожал плечами.
      - Наверное, прикинули, до каких пределов распространяется моя благодарность.
      - "Карадок" - одна из компаний, имеющих флот в Течении? - спросил мальчик. - Пытается выудить "Потерянную Звезду"?
      Эти слова обрушились на меня, словно тонна кирпичей. Радиосигнал с "Потерянной Звезды" был своего рода легендой глубокого космоса. Его можно было слышать по всему Течению и в его окрестностях, но из-за нелинейной метрики пространства место его нахождения определить не могли. Он завлек несколько отличных ребят в темную туманность в когти безвременной смерти. Многие корабли, капитанам которых не хватило здравого смысла, отправились за ней.
      Но карт Течения не было, зато было полным-полно пылевых облаков, и чем дальше ты продвигался, тем искаженнее становилось пространство, в котором ты летел. При сверхсветовых скоростях ядра фактически невозможно было достичь. Тяжелый бронированный, медленно движущийся корабль с прочным рангоутом и надежной ходовой частью мог бы добраться до нее, если бы нашел. Но не иначе. Искривления пространства разорвали бы корабль на части во время полета на большой скорости.
      Да, во внешней части Течения работали корабли, но обычно это были корабли с планеты Хормон. А сейчас и у компании "Карадок" там был флот, состоящий из рэмродов. Так вот почему Пиран был в таком дурном расположении духа. Течение измотало его нервы, а кроме того, этот дурак попался не на тот сигнал. Могу себе представить: он был более, чем несчастлив, увидев, что его желанная "Потерянная Звезда" оказалась всего-навсего заблудившимся пиратом. Впрочем, все это не делает его выходку с двадцатью тысячами менее гнусной.
      - Наверное, они посходили с ума, - сказал я. - Они потеряют людей и корабли. Даже если им чертовски повезет и они все же найдут "Потерянную Звезду", чего, я уверен, не случится, это никогда не окупится.
      - Говорят, что груз "Потерянной Звезды" очень ценный.
      - Сплетни. Любой корабль, посылающий радиосигнал о помощи в течение восьмидесяти лет неизменно вызовет пустую болтовню и романтические представления о несметных сокровищах. И никакой груз не сможет оправдать риск.
      "Потерянная Звезда" вызвала особый интерес год назад, когда Новая Александрия предложила открытый контракт на ее груз. Никто не полетел бы к ней, вообще вокруг этого было много шума, кто-то даже пытался объявить Течение запрещенной зоной, чтобы пресечь любые попытки добраться до нее. Тем не менее, компания "Карадок" хочет добиться привилегий на Внутреннем Кольце, а найдя "Потерянную Звезду", она привлечет к себе внимание. Они алчны, и думают, что спасение "Потерянной Звезды" стоит нескольких месяцев, которые проведут рэмроды в Течении. Их там около тридцати, они составляют карту ядра с разных углов, приближаясь к нему со всех сторон и пытаясь точно определить места, где может находиться "Потерянная Звезда".
      - Хорошо, - сказал я. - Все равно я думаю, что все это - безумная затея. Это просто трата сил, и я считаю, что компания "Карадок" пожалеет об этом. Она откажется от этой мысли, как только начнет терять людей. Большего экипажи не вынесут. К черту, я бы никогда не стал проводить лучшие годы своей жизни в шатаниях по Течению ради какого-нибудь бестолкового жирного босса.
      В нашем споре возникла пауза, пока Джонни убирал остатки завтрака. Черт возьми, сейчас он выглядел значительно лучше, чем в тринадцать лет. Тогда это был маленький тощий мальчик с резким неприятным лицом. Сейчас он был среднего роста, с гораздо более мягкими чертами лица. Хотя в его глазах и не было отражения чужих миров. Не было следов эмоциональных потрясений.
      Без сомнения, нечеловеческая рука к нему не прикасалась. Я подумал, что в один прекрасный день из него получится прекрасный инженер. И, возможно, он займет место Лэпторна, если у меня когда-нибудь будет корабль. Он был немного похож на Лэпторна - жаждой встреч с чужеродным, хотя может быть, это просто потому, что он еще не сталкивался с необходимостью прятаться за броню.
      - Телефон, - напомнил он мне, так как я не двигался несколько минут.
      - Да, - сказал я. - Телефон. - Я встал медленно и неохотно.
      - Мистер Грейнджер... - сказал он.
      - Просто Грейнджер, - поправил я его.
      - У вас что, нет имени?
      - Нет.
      - Ну, тогда, Грейнджер... - он снова замолчал.
      - Что ты хочешь?
      - Когда вы навестите семью своего напарника, ну, если вы вернетесь сюда... Мне бы хотелось знать, что вы намерены делать. Кажется, мы с вами в одинаковом положении, и если вы собираетесь зарабатывать себе на жизнь в ядре, мне бы хотелось отправиться с вами, ну, если вы согласны...
      - Может быть, - сказал я. - Но не будем загадывать.
      Он вежливо меня поблагодарил.
      - Я сказал, - снова повторил я, - не будем загадывать. Я еще не решил, что с собой делать. Но это не значит, что я возьму на себя обязанности твоей няньки. - Казалось, он расстроился, но не отчаялся окончательно.
      3
      Мне ответила женщина средних лет, но явно относящаяся к тому типу женщин, которые делают все, чтобы избежать разрушительного действия времени. Она была оживленной и настороженной. Что-то положительное было уже в том, как она включила экран. Она осмотрела меня сверху донизу.
      - Да? - ее голос был резок и показался мне враждебным, хотя, возможно, это было мое воображение.
      Я решил, что будет осмотрительно проявить немного робости перед лицом врага.
      - Я бы хотел поговорить с мистером Вильямом Лэпторном, если это возможно, - сказал я.
      - О чем? - несколько бестактно спросила она.
      - Это дело личного характера, - ответил я, чувствуя себя неловко. Я знал, что такое хождение вокруг да около может выглядеть не совсем хорошо, но не мог найти другого способа укротить эту старую леди.
      - А кто вы такой?
      - Мое имя - Грейнджер.
      Мертвая тишина. Ее лицо не изменилось. Но мое имя было ей знакомо. Думаю, меня снова подвело воображение, но мне показалось, что ее глаза стали ближе, высматривая внутри меня что-то, словно она собиралась меня проглотить. Я резким усилием воли взял себя в руки и решил вести себя естественно.
      - Дело связано с вашим сыном, - сказал я спокойно. - Мы вместе работали. - Я надеялся, что прошедшее время, в котором я упомянул ее сына, не допечет ее до истерики. Но она не была истеричкой.
      - Скажите мне все, что вы должны сказать, - ответила она.
      - Ваш муж здесь, миссис Лэпторн? - настаивал я.
      - Говорите мне.
      - Два года назад, - сказал я, пытаясь убрать из своего голоса все механическое и холодное, "Джевелин" потерпела аварию в Течении Алькионы. Ваш сын погиб во время посадки. Меня подобрали всего несколько дней назад. Вчера я добрался до Земли. У меня есть кое-какие вещи вашего сына.
      Женщина отодвинулась к краю экрана. Кто-то еще находился там, он отодвигал ее в сторону, чтобы посмотреть на меня. Но сам несколько минут на экране не появлялся. Было ясно, что это отец Лэпторна. Лица их были мало похожи, но узнать его было можно, главным образом по подбородку и рту. Хотя глаза у него были совсем не такие, как у сына. Глаза Лэпторна представляли собой продукт тысяч чужих солнц.
      - Где вы находитесь? - спросил Вильям Лэпторн спокойно. Внезапно меня поразило то, что он был довольно молод, чтобы быть моим отцом. Лэпторн попал на "Пожирателя Огня" сразу из колыбели, в то время как я до этого несколько лет работал на Хэролта. До этого момента я никогда не ощущал разницы в возрасте.
      - В космическом порту Нью-Йорка.
      - Вы можете выбраться оттуда?
      Я заколебался.
      - Нет денег?
      - Нет, - сказал я. Все было удивительно легко. Мне даже не пришлось просить его.
      - Я перешлю вам немного через ближайший пункт.
      - Я в Северной Зоне, - сказал я.
      - Как ваше полное имя?
      - Грейнджер. Это все, что у меня есть. В картотеке есть удостоверение личности - никаких недоразумений не будет. Скажите, что я прилетел вчера, тогда можно будет справиться у администрации порта.
      - Приезжайте как можно скорее, - сказал он. - Мы не можем говорить на эту тему по телефону. - Я подумал, что последние его слова были адресованы к жене.
      - Хорошо, мистер Лэпторн, - сказал я. - Спасибо. - Он отсоединился посреди моих благодарностей.
      Джонни принес мне рюкзак из кабинки, пока я звонил. Он отдал его мне.
      - Будут деньги? - спросил он.
      - Будут, - ответил я с кислым видом.
      Я похлопал его по плечу.
      - Спасибо за завтрак, Джонни; я вернусь после того, как повидаюсь со стариками.
      - Вы можете оставаться, сколько захотите, - сказал он.
      - Конечно, - спокойно ответил я.
      - Мы еще увидимся, Грейнджер, - прокричал он, когда я выходил из дома. Я помахал ему рукой, не то приветствуя, не то прощаясь.
      Пункт находился недалеко, через улицу за углом. На улицах было пусто. Даже несмотря на то, что было утро, я чувствовал себя неуютно и одиноко в городе, который когда-то был полон жизни и энергии.
      "Может быть, - подумал я, - вся Северная Зона спит, когда на линии, где работает Джонни, нет кораблей".
      В пункте я набрал номер кибера в Иллинойсе и назвал себя. Нью-Йоркская сеть проверила и подтвердила мое соответствие и после мгновенного совещания обе линии решили, что я действительно имею право получить деньги от Лэпторна. Кредитная карточка, полосатая и прокомпостированная, медленно прошла через щель и упала на прилавок. Я изучил ее, но ни черта не мог разобрать в коде. Такого рода вещи обычно меняются очень быстро.
      Я набрал запрос на панели, интересуясь, на какую сумму была карточка. Надпись показала: шестьсот. Это была большая сумма, если только единый индекс цен не был выше уровня общепланетного. Я спросил. Оказалось, что не был. Два плюс два все еще давало четыре, и шестьсот было суммой, на которую я мог бы заехать гораздо дальше Иллинойса. Я мог бы долететь на Флипджете до Чикаго и на поезде добраться до дома Лэпторнов, истратив всего лишь десятую часть денег.
      Думаю, что Лэпторну-старшему казалось логичным свободно распоряжаться мелкими деньгами, но эта чрезмерная благотворительность парализовала меня. Интересно, что он пытается купить?
      - Он не может купить тебя за паршивых шесть сотен, - сказал ветер, и в его голосе прозвучало что-то похожее на ухмылку.
      И двести в месяц страховой компании, чтобы я не отделался слишком легко, - добавил я. Интересно, что у них за политика. Ни одна компания не стала бы страховать меня, если бы я собрался на Венец, в глубокий космос. Но это не имеет значения. Шестьсот - приличная сумма на мелкие расходы.
      - Старик знает, что ты без гроша. Он знает, что ты был другом его сына. Он думает, что ты предпринял путешествие на Землю только для того, чтобы сообщить ему все и вручить то, что осталось от мертвого. Так неужели же он оставит тебя голодным? Он попытается помочь тебе.
      Спасибо, - сказал я. Ты - большое утешение для космонавта, который находится в отчаянии.
      - Всегда пожалуйста, - заверил меня ветер.
      Мне пришло в голову, что ветер начинает разговаривать, как я. Он зарывается все глубже и глубже. Я подумал о дне, когда я стану больше похож на него, чем он на меня, но не стал распространяться по этому поводу, оставив его своему воображению.
      От пункта до внутреннего поля, на котором находились летательные аппараты, было всего пара миль, но я остановил такси. Я подумал, что если я и должен что-то Вильяму Лэпторну, так это скорость, с которой я доберусь до него.
      На летательном аппарате я задумался о людях, которых мне предстояло увидеть. Какие родители, соединив свои половины, могли дать миру Лэпторна? Он представлял собою странное сочетание беззащитности и неразрушимости. Какой дом мог породить его феноменальную ненасытность ко всему незнакомому и нечеловеческому? Я еще недостаточно знал родителей Лэпторна, чтобы сделать какой-нибудь разумный вывод. Мать его была суровой, отец деятельным. Всего лишь поверхностные оценки. Возможно, - подумал я, - они были чересчур рациональны, а поэтому далеки от своего сына. Это породило атмосферу неуверенности и ожидания. Я представил юного Лэпторна, живущего, как автомат, привязанного к бесконечному неизменному настоящему, не имеющего в перспективе ни прошлого, ни будущего. Может накопился долг, который он должен был заплатить? Может быть, и так, но если это было все, то звездные миры сожгли бы его за несколько недель. Что заставило Лэпторна продержаться так долго?
      Ему было двадцать, столько, сколько сейчас Джонни Сокоро, когда "Пожиратель Огня" впервые коснулся чужой почвы. Ему было тридцать пять, когда "Джевелин" упала. Пятнадцать лет - большой срок, если постоянно впитываешь чужой воздух и чуждый образ мысли. Я был намного старше, к тому же, я высечен из твердого камня, но то, что я выжил - просто чудо. Гораздо большим чудом было то, что Лэпторн остался непокоренным, непострадавшим, непомеркшим.
      Можно ли то же самое сказать о его родителях? Непостаревшие, непокоренные, непомеркшие? Были ли они сегодня теми же, что и в тот день, когда он отправился в глубокий космос? Семнадцать лет, возможно, даже не коснулись их в неизменном механическом окружении.