Глава 24

Прошла неделя.

Сара закрыла волосы капюшоном плаща и опустила голову, потому что холодный моросящий дождик превратился чуть ли не в ливень. Резкий ветер откидывал полы пальто. Девушка быстро шла по дорожке, пытаясь на ходу застегнуть большие пластмассовые пуговицы.

Сара поежилась. Она все еще ощущала теплые прикосновения Лайама к своей коже. Все еще чувствовала прикосновение его щеки к своей, чувствовала на себе тяжесть его тела.

Справа появился громадный купол административного здания. Он словно плыл в темных клубах тумана. В Круге деревья склонялись под ветром и дрожали. Казалось, они молча танцуют зимнее танго.

Саре тоже хотелось танцевать. Холодный дождь струился по ее капюшону, но на лицо почти не попадал. Ей хотелось сбросить тяжелый теплый плащ, подхватить «под руку» фонарный столб и закружиться с ним под дождем. Ей хотелось танцевать так же, как Джин Келли.

Девушка подумала, что настоящая любовь и в самом деле сводит нас с ума. Это было совершенно необычное ощущение.

Лайам. Лайам. Лайам. Сара поймала себя на том, что, как школьница, повторяет его имя. Снова и снова пишет его на страничках тетради для семинаров.

Миссис Лайам О'Коннор.

Сара Морган-О'Коннор.

«Я и в самом деле школьница!» – подумала Сара и захихикала.

Школьница, которая выходит замуж за знаменитого профессора.

Последнюю неделю она проводила с ним каждую ночь. Сара занималась с ним любовью, беседовала, смеялась над его историями и над его забавными суевериями. Они строили планы на будущее.

Мэри Бет продолжала предостерегать ее.

– Ты просто сошла с ума! Все происходит слишком быстро. Ты же знаешь, что все твои увлечения кончаются для тебя очень плохо!

Увлечения?

Это не увлечение! Я собираюсь замуж! Я выхожу за Лайама в День Благодарения!

Бедная Мэри Бет! Она не знает, что это такое, когда тебе хочется сбросить пальто и танцевать под дождем! И если я и не испытываю к ней жалости, то и не могу принять ее советов.

Все эти дни, всю эту неделю и в настоящий момент Сара испытывала жалость ко всем, кто не чувствовал того же, что она. К тем, кто не понимал, что это такое, когда тебе кажется, что ты вот-вот взорвешься от переполняющих тебя чувств. Взорвешься и улетишь высоко в холодное небо.

Я могу летать! Могу!

Послышался звук шагов. Он вернул девушку на бренную землю.

Сначала ей показалось, что это просто дождь стучит по дорожке. Но по ровному ритму шагов, по трению подошв о дорожку Сара поняла, что кто-то идет позади нее.

Девушку охватил страх, заставивший ее повернуть голову и ускорить шаг.

Капюшон мешал ей увидеть того, кто шел сзади.

Вокруг было очень темно. Казалось, эта темнота хотела поглотить ее. Темные деревья раскачивались на ветру. Сара наступила в лужу. Лодыжку обдало ледяной водой.

Обеими руками девушка откинула капюшон. Побежала.

Шаги за спиной. Совсем близко.

Кто это?

Как темно! Какой туман!

Темная фигура позади. Нечеткие контуры. Кто-то быстро бежит. Темное пальто. Низко опущенная голова.

Он бежит слишком быстро. Я не смогу удрать от него.

Сара ворвалась в тусклый треугольник света. В бледном свете фонаря были видны падающие капли дождя, казавшиеся жемчужинами. Жемчужный дождь. Нереально. Все это не реально.

Все, за исключением темной фигуры, которая догнала ее. Мужчина тяжело дышал, его грудь вздымалась под черным пальто.

Он протянул к Саре обе руки. Поднял на нее глаза. Это были сердитые, чуть ли не безумные глаза, сверкавшие в полумраке.

– Чип! – воскликнула Сара.

Дождь стучал по ее лицу, по волосам.

– Что ты здесь делаешь?

Чип взял ее за плечи и укоризненно посмотрел ей в глаза. Молча и пристально. Он пытался отдышаться.

– Привет, Сара! – он сказал это почти робко.

«Как это не во время! – подумала она. – Как не к месту! Кажется, он до сих пор ничего не понял».

Я для тебя больше не существую! Нет! И мне нельзя сказать «Привет, Сара!»

– Я... Я шел за тобой...

Чип все еще держал ее за плечи. Он что, намеренно сжимает их так сильно?

Луч света упал на его светлые брови. На голубые глаза. Казалось, они были немного не в фокусе, расплывались.

Сара почувствовала, что от Чипа пахнет алкоголем. Может, это только пиво?

Еще несколько месяцев назад это лицо казалось ей таким близким! А теперь девушка смотрела на Чипа, как на совершенно незнакомого человека. Обрубочек носа, шрам на подбородке – такие знакомые ей в Нью-Йорке, сейчас были совершенно чужими. Сейчас его лицо было ей неприятно.

– Чип, так что же ты здесь делаешь?

– Нам нужно поговорить!

– Нет, не нужно!

Он пытался меня утопить. Он почти утопил меня. А теперь он и здесь меня преследует!

С какой целью?

– Давай зайдем куда-нибудь, Сара! Не на дожде же нам разговаривать! Посидим где-нибудь и, может быть ...

– Нет. Пожалуйста, Чип...

Обеими руками она попыталась убрать его руки со своих плеч. Девушка вдруг отчетливо увидела его правую руку.

И охнула.

– Это откуда у тебя?

На пальце у Чипа, с тыльной стороны, появилась маленькая татуировка. Длиною не больше дюйма. Крошечный черный кинжал с капелькой крови на кончике лезвия.

Молодой человек опустил глаза, потом неуверенно поднял голову. У него был такой вид, словно он очень смущен и видит эту татуировку впервые в жизни.

– Это?

– Я не верю своим глазам! Зачем ты сделал татуировку?

Чип поднес руку к глазам, чтобы получше рассмотреть. Нахмурился.

– Это все оттого, что ты уехала. Это случилось после того, как ты исчезла. Исчезла, не сказав ни слова. Кажется, однажды вечером я напился. Я точно не помню. Я был с какими-то друзьями. С какими-то ребятами. Я был не в себе. Я не понимал, что делаю.

Так значит, татуировка – моя вина? Сара почувствовала озноб, но не от дождя. Она сражалась с капюшоном, пытаясь накинуть его на голову.

– Чип, тебе не следовало сюда приезжать. Ты...

– Но я должен с тобой поговорить. Я так скучал по тебе, Сара!

Чип поднял на нее полные мольбы глаза. Он так хотел убедить девушку в своей искренности! Сколько раз она видела у него это выражение! И всегда уступала. А теперь оно казалось ей нарочитым, неискренним. А сам он – ничтожным. Незрелым.

– Ты знаешь, почему я уехала. Я была вынуждена это сделать, – в голосе Сары прозвучала такая холодность, которой она у себя прежде не помнила.

Молодой человек поднял воротник пальто. Ему тоже было холодно.

– Мы не могли бы зайти куда-нибудь под крышу? Там есть кафетерий... – он махнул в сторону кафетерия на Дейл-стрит.

Дождевые капли блестели на его светлых бровях, как алмазы.

«Золотой мальчик!» – подумала Сара. Просто удивительно, до чего он ей сейчас неприятен! Ее удивило то, как быстро проявилась эта неприязнь, и то, что эта неприязнь была такой сильной.

Он же «Золотой мальчик». У него все есть. Такой прекрасный парень!

Только никогда не говорите ему «нет»!

– Нет, Чип! Я не могу! Я хочу сказать, что не желаю с тобой разговаривать, – Сара тяжело вздохнула. – Я хочу, чтобы ты уехал. Я действительно этого хочу.

Сара почувствовала, как напряглись мускулы ее шеи. Почувствовала, как застучала в висках кровь.

Девушка повернулась и пошла прочь. Медленно, но решительно шагая.

Он побежал рядом. Она знала, что он так и сделает. Чип попытался взять ее за руку, но Сара отдернула руку.

– Сара, пожалуйста...

– Иди домой, Чип! Будь мужчиной! Иди домой!

Жестокие слова. Неужели это она их произнесла? Неужели это ее слова? Ей пришлось удрать от него, чтобы больше его не видеть. Удрать, не сказав ему ни слова. Ей очень хотелось избежать противостояния.

А теперь она сказала эти жестокие слова.

Чип схватил ее руку. Он ее не отпустит.

– Этот профессор слишком стар для тебя!

Голос его поднялся почти довизга.

Сара повернулась к нему. У Чипа был дикий взгляд. И опять эти голубые глаза словно утратили резкость.

Что это у него на лбу? Капли дождя или капли пота?

– Откуда ты узнал о Лайаме? – сурово спросила она сквозь зубы. – Как давно ты приехал во Фривуд, а, Чип? Ты что же, шпионишь за мной?

– Он слишком стар для тебя! Ты моя!

Порыв ветра откинул капюшон Сары. Она тяжело дышала. Задыхалась. Дождь барабанил по лицу, заставив ее прищуриться. Девушка пристально смотрела на Чипа, пытаясь найти ответ.

– Так как давно ты во Фривуде?

– Довольно давно, – ответ прозвучал неожиданно робко.

Сердито и в то же время робко.

– Ты губишь свою жизнь, Сара! Ты должна жить в Нью-Йорке! Со мной!

– Откуда ты знаешь о Лайаме?

Она будет повторять этот вопрос, пока не добьется ответа. И тут ей пришел в голову другой вопрос, еще более важный.

– Ты мне звонил?

Светлые брови удивленно выгнулись. Чип покосился на нее.

– Что?

– Ты мне звонил? Поздно ночью? Ты мне угрожал?

– Да нет!

«Он врет», – решила она.

Какое лживое лицо! Оно всегда было лживым. Такое привлекательное. Просто красивое. И, в сущности, такое уродливое.

Лживое насквозь.

– Ты звонил мне! Ты!

Губы ее дрожали. Язык неожиданно стал с трудом поворачиваться во рту.

– Да нет, Сара, я не звонил!

Лжец!

Все еще держа ее руку, он придвинулся поближе. Сара почувствовала запах алкоголя и сладковатый запах лосьона после бритья. Нового лосьона. Его запах чувствовался даже несмотря на дождь.

«Противный запах», – подумала она.

И что лее он собирается делать? Поцеловать ее?

Да. Голубые глаза теперь были широко раскрыты. Чип смотрел на нее. Крепче сжал ее руку. Светлые волосы, прибитые дождем, блестели. Полуулыбка. Полураскрытые губы. Вот он придвигается к ней.

– Нет! Отпусти меня!

Ее крик заставил его вздрогнуть. Чип откинул голову назад. Глаза его были закрыты.

Но он не отпустил ее руку.

– Поедем со мной, Сара! Поедем со мной в Нью-Йорк. Ты нужна мне. В самом деле нужна!

– Нет, Чип!

– Стал бы я приезжать сюда за тобой, если бы ты была мне не нужна? Был бы я таким кротким? Стал бы умолять тебя? Стал бы просить? Сара ...

– Нет! Все кончено! Все! Конец! Отпусти! Ты делаешь мне больно!

– Нет, не кончено! Послушай меня! Я стану великим. Помнишь, я собирался основать компанию по выпуску фильмов? Ну так отец сказал, что поможет мне со стартовым капиталом. И у меня вот-вот будет новая квартира. С потрясающим видом на реку. Ты должна ее увидеть. Тебе она понравится. И...

Девушка попыталась вырвать руку.

– Оставь меня, Чип! Я закричу! Я позову полицию! Я предупреждаю тебя!

– Ничто не кончено! Вовсе нет! Я изменился, Сара. В самом деле. Ты увидишь. Я теперь совершенно другой человек. Послушай меня! Я не могу жить без тебя! Я не могу...

Он поднял кулак. Перед лицом девушки оказался маленький кинжал с каплей голубой крови.

Насколько опасен Чип? Насколько он не в своем уме?

– Ничто не кончено! – повторил он. – Ни в коем случае. Не кончено.

– Отпусти меня! О-о-о! Что ты делаешь? Отпусти меня!

Глава 25

Детектив Гаррет Монтгомери говорил по междугороднему телефону со своим братом, когда поступило сообщение о третьем убийстве.

– Место в мебельном магазине уже занято, – сообщил ему Дуэйн Монтгомери голосом, которым обычно говорят на похоронах.

Словно это был последний шанс Гаррета.

– Будут и другие места, – сказал Гаррет брату. – Не расстраивайся, Дуэйн! Что, если я приеду и займу место, когда оно появится? Тогда Энджел и Мартин переедут к тебе!

«Не стоит придавать этому слишком большое значение, – сказал себе Гаррет. – Никакой трагедии не произошло. Просто это был удобный случай сбежать».

Сбежать из этого крошечного захолустного городка. Удрать, чтобы не смотреть на это бесконечное поглощение булочек за столом напротив. На Вальтера, в обсыпанной сахарной пудрой форме. Удрать от всех этих убийств, от этого кошмара, который не может происходить в тихом городке, населенном молодыми людьми и степенными преподавателями.

Удрать от кошмаров, из-за которых Гаррет уже не мог спать. Теперь по ночам он лежал и смотрел, как двигаются тени по низкому потолку, прислушивался к тихому, ровному дыханию Энджел рядом с ним. А перед глазами у него стояли расчлененные тела, сломанные спины, выступающие кости, белеющие во мраке.

Это были убийства, которые он и не надеялся разгадать. Убийства, которые заставили его ощутить собственную слабость и беспомощность. Заставили подумать о бегстве.

Конечно, Энджел не хочет ехать в Атланту. А если он начнет ее уговаривать, то она может обвинить его в том, что он пытается удрать в тот момент, когда ему брошен самый серьезный вызов в его жизни.

И будет права.

Но расследование зашло в тупик. Несмотря на все усилия, затраченные им самим и его людьми. Несмотря на то, что он много думал. Несмотря на всю упорную работу, расследование никуда не привело.

Шли дни. Дни складывались в недели, а убийства все еще давили на него. Днем и ночью.

Гаррет говорил себе, что во время обучения в академии его не готовили ни к чему подобному. Его не готовили к тому, что придется смотреть на серые кости, торчащие из вспоротой плоти. На кровь. На темные лужи, прямо-таки озера крови.

Да и как они могли меня подготовить?

Как можно подготовить человека к зрелищу этих разорванных и изломанных тел? Люди не поступают так с людьми! Люди так не поступают, правда?

А теперь Вальтер смотрит на него через стол. Трубка прижата к круглому лицу, рот открыт, подбородок дрожит. Свободной рукой он настойчиво машет Гаррету.

Гаррет уже видел у него подобное выражение лица.

– Мне надо идти, – говорит он Дуэйну. – Поцелуй за меня Барбару.

Гаррет швыряет трубку на аппарат. Вскакивает.

– Вальтер, что?

В свете люминесцентных ламп Вальтер выглядит бледнее, чем обычно.

– Еще одно!

На следующее утро Гаррет разложил на столе фотографии. «Хочешь побыстрее проснуться? – с горечью спрашивает он себя. – Нет проблем! Достаточно разложить на столе перед собой фотографии трех убийств».

Этот парнишка Андерс на удивление хороший фотограф! Гаррет потягивает кофе из картонного стаканчика и просматривает новую пачку фотографий. Андерс еще учился в средней школе, но он был ведущим фотографом местной газеты и делал снимки для полиции, когда это требовалось.

Минувшим вечером Гаррет видел, как худенький мальчуган щелкал затвором с таким видом, словно перед ним была Мисс Америка. Гаррет попытался сосредоточиться на Андерсе, чтобы отвлечься от изображений на снимках.

«Неплохая работа», – подумал он, поставил стаканчик на край стола и наклонился, чтобы получше рассмотреть, не пропустил ли он чего-нибудь. Черно-белые снимки были крупнозернистыми, но они отражали главное. А эти цветные «поляроиды» делают такие мелкозернистые снимки, от которых вовек не уснешь.

Третье убийство было таким же ужасным, как и первые два. Гаррету оно показалось еще более ужасным потому, что девушка была прелестной.

У нее была кремовая кожа с бледными веснушками и вьющиеся рыжевато-каштановые волосы, доходившие ей до талии.

Когда Гаррет с Вальтером прибыли на место преступления – на территории студенческого городка, менее чем в дюжине ярдов от места первого убийства – жертва лежала на спине. Волосы закрывали ей лицо, словно нежное одеяло.

Гаррету пришлось присесть на корточки и убрать волосы с лица. Так что он первый увидел, что глаза убитой выдернуты из глазниц и засунуты ей в рот.

Зеленые глаза смотрели на Гаррета изо рта погибшей.

Он резко отпрянул и сильно ударился о ствол дерева. Гаррет задыхался. Сердце стучало так сильно, что болела грудная клетка.

Может, именно так чувствуют себя люди при сердечном приступе?

А теперь он склонился над металлическим письменным столом, глядя на зернистые черно-белые фотографии и размышляя... ни о чем. Гаррет был не в состоянии ясно мыслить. Он ни о чем не мог думать.

Кроме того, как бы удрать?

Девра Брукс.

Убитую девушку звали Деврой Брукс. И опять жертва не была ни изнасилована, ни ограблена. У нее в сумочке оставались кошелек, наличные, кредитные карточки, водительское удостоверение.

Она была студенткой-старшекурсницей на факультете лингвистики. Декан по студенческим делам был, судя по голосу, просто потрясен, когда Гаррет обратился к нему за информацией. Гаррет его не винил. Три убийства. На территории колледжа или совсем рядом.

Три отвратительных, жестоких убийства.

Дрожащим хриплым голосом декан сообщил, что Девра училась в Мур-колледже сравнительно недавно. Прошлой весной она перевелась во Фривуд из Чикаго.

«Неудачный переезд», – подумал Гаррет, качая головой и глядя на черно-белую фотографию трупа.

Всю ночь он крепко прижимал к себе Энджел. Он держал ее так крепко, словно надеялся, что она не даст ему сойти с ума. Жена не сказала ни слова. Она понимала.

А сейчас ему не за что было ухватиться, кроме стола. Вот и кофе такой же черный, как его мысли.

– Шеф, мы тут кое-что получили, – услышал он взволнованный голос Вальтера.

Голос его звучал особенно громко, потому что было раннее утро.

Гаррет медленно перевел взгляд. Переход от черно-белого изображения к цвету был болезненным для его усталых глаз. Светлые волосы Вальтера были все еще влажными после душа. За ухом у него остался крем для бритья. Им же был выпачкан воротник форменной рубашки.

– Я принес снимки отпечатков пальцев, которые сделали ребята из лаборатории в Сомервиле, – объявил он, поднимая вверх большой серый конверт.

Гаррет вздохнул.

– Есть ли среди них хоть один отчетливый?

Он не ждал многого от этих снимков. С двух предыдущих трупов не удалось снять ни одного отпечатка, который можно было бы использовать.

Вальтер наклонился над столом, сунул конверт в руку Гаррету.

– Ужасно выглядишь, жеребчина! Всю ночь здесь провел?

– Пожалуйста, не называй меня жеребчиной, – сквозь зубы процедил Гаррет. – Не могу спать. Все время вижу эти глазные яблоки.

Он простонал.

– Я больше никогда не смогу есть вареные яйца!

Ему пришлось повозиться, прежде чем он сумел открыть конверт. И зачем они только их так крепко заклеивают?

– Итак? Хорошие? Что сказал тебе О'Брайан?

– На этот раз кое-что есть, – сообщил Вальтер, царапая нос. – Есть довольно четкие отпечатки, снятые с ее лица и одежды.

Вальтер внимательно следил за тем, как Гаррет мучается с конвертом.

– Я сам их не видел. Повторяю то, что сказал мне О'Брайан.

Гаррет дернул посильнее и оторвал клапан конверта.

– Он что думает, что по этим отпечаткам мы выйдем на удостоверение личности?

Вальтер пожал плечами.

– Об этом он ничего не говорил.

Осторожно держа негатив за краешек, Гаррет вынул его из конверта. Потом вынул фотографии. Только один негатив, но на нем зафиксировано несколько отпечатков. И они разные.

«Первая зацепка», – подумал он. – Три убийства и только сейчас мы, наконец, немного продвинулись".

Гаррет поднес отпечаток к свету. Прищурился.

Потом прищурился посильнее.

– Эй, Вальтер, что это за шутки? – резко спросил он. – Это О'Брайан нас разыгрывает?

Вальтер склонился над столом.

– Что? В чем дело, шеф?

– Эти отпечатки – они же не человеческие!

Глава 26

Лайам опустил большой палец на черную штемпельную подушечку. Секретарша, размеренно жующая жевательную резинку, прижала его палец в нужный квадратик.

Лайам неодобрительно посмотрел на черное пятно.

– Мне нужно проделать это обеими руками?

– Только правой.

Дыхание молодой женщины источало аромат жевательной резинки «Джуси фрут». Она приложила его указательный палец к подушечке.

– Вы, должно быть, последний!

Лайам нахмурился.

– Последний из тех, с кого снимают отпечатки пальцев?

Секретарша кивнула, продолжая энергично жевать.

– Мы здесь, в Мур-колледже, никогда раньше этого не делали. Но я думаю, что теперь это обязательно.

Она прижала его указательный палец в квадратик рядом с отпечатком большого пальца.

Лайам видел, как в маленькую комнатку вошла Сара. Ее каблучки звонко постукивали по твердому полу. Под серым, похожим на шинель, пальто, на ней было синее шерстяное платье-туника и темно-синие колготки.

Он подумал, что сейчас она выглядит лет на восемнадцать. Особенно с этой челочкой и собранными сзади волосами.

Сара рассмеялась и в ее золотисто-зеленых глазах вспыхнули веселые искорки.

– Лайам, ты что – арестован?

Он улыбнулся ей и поднял руку, показывая темные пятна на пальцах.

– Не забудь напомнить мне, чтобы я надел перчатки, когда сегодня вечером пойду грабить банк!

Секретарша не рассмеялась.

Она опустила голову и полностью сосредоточилась на снятии последних отпечатков.

– А вот у некоторых народов считается, что снять отпечатки – значит похитить душу. Вы сняли мои отпечатки, значит, вы забрали мою душу. Какое счастье, что у меня нет души, правда, Сара?

Девушка подошла к столу и ласково похлопала его по свободной руке.

– А я думаю, что ты очень душевный!

Лайам ласково сжал ее руку.

– С вами все, сэр! – объявила секретарша. – Вот, возьмите!

Она вынула из ящика стола рулон бумажных полотенец, оторвала два листка и протянула их Лайаму.

Он поблагодарил секретаршу и повел Сару в коридор, на ходу вытирая руки.

– Занятный обычай – снимать отпечатки! – пробормотал он.

Чернила пачкали полотенце, но не оттирались.

– Я чувствовал себя настоящим преступником, пока она все это проделывала.

Сара рассмеялась.

– Нечистая совесть, Лайам?

– На самом деле отпечатки пальцев – это уже каменный век, – рассказывал он ей, пока они шли по длинному, ярко освещенному коридору административного здания. – Это слишком грубо. В один прекрасный день колледж потребует, чтобы мы сдавали ДНК на анализ. Волосок, например. Или кусочек кожи. Можно так же проверить кровь, слюну или мочу.

– Лайам, прошу тебя!

Он засмеялся.

– А почему нет? Почему это тебя задевает? Почему это кажется тебе большим вторжением в твою личную жизнь, чем снятие отпечатков, которые будут храниться в личном деле?

Сара не ответила. Мысли ее были далеко.

– Ты уже собрался?

– Почти, – он пожал плечами.

– А мне еще нужно кое-что сделать. Я хочу привезти маме теплую футболку с эмблемой Мур-колледжа.

Лайам рассмеялся.

– Твоя мама из тех, кто любит такие футболки? А я представлял ее себе в льняном домашнем платье с белым кружевным передником.

Сара легонько ткнула его в бок кулаком.

– Господи, Лайам! В каком веке ты живешь?

Он сделал обиженное лицо. Девушка поцеловала его в щеку.

– Мне нужно сбегать в магазинчик на территории колледжа. Потом я закончу упаковываться. Наш рейс в пять часов. Ты можешь заехать за мной на такси в четыре?

Лайам кивнул.

– Нет проблем, как говорят мои студенты.

Он схватил ее за руку.

– Как ты думаешь, я понравлюсь твоей маме?

– Лайам, она уже в восторге от тебя. Я обеспечила тебе блестящие рекомендации. Половина населения Индианы приедет встречать тебя в аэропорт и...

Они повернули за угол, направляясь к выходу из здания и в этот момент в дверях своего офиса появился Мильтон Кон.

– Привет! – Мильтон сначала посмотрел на Сару, потом на Лайама.

– Так вы вернулись! – воскликнула удивленная Сара. – А мы с Лайамом собираемся уезжать. Я не думала, что вы уже вернулись из Атланты. Офис...

– Я не смог уехать. Из-за той девушки, – прервал ее Мильтон.

Лайам обратил внимание, что глаза у декана покрасневшие и усталые. Клок седых спутанных волос свисает на лоб.