VIII

Хельга оказалась крупной брюнеткой с большим бюстом. Она занимала мансарду дома, построенного на рубеже веков. На полу, столе и шкафах ее комнаты были нагромождены горы книг, на плите кипел проржавевший чайник с водой.

Девушка с подозрением оглядела посетителей, включая и Ури Валписа.

— Почему вас так интересует древняя легенда? — спросила она. -Это ведь давно забытая старая сказка. Мы же живем здесь, в Лиелане, а Тирон — возле Еммери, далеко от нас.

— Расскажи, Хельга, — попросил Ури, — расскажи еще раз, пожалуйста.

— Ну ладно, — согласилась девушка. Хельга сняла кипяток с электрической плиты и заварила кофе. Ароматный запах поплыл по комнате. Хельга достала пять чашек, молоко и сахар.

— Сейчас будем пить кофе, — объявила она.

— Мы пришли не для этого, — нетерпели во произнес Ури. — Ну, рассказывай же нако нец.

Хельга села к столу и заговорила, обращаясь сама к себе.

— Когда я была маленькой девочкой, одиннадцати или двенадцати лет, моя бабушка рассказала мне легенду о монахах Тирона. Во времена первого и второго крестовых походов монахи-рыцари Тирона пользовались всеобщей любовью и уважением. Они принадлежали к могущественному ордену крестоносцев, имевшему замки по всей стране. Но к 1189 году, когда начался третий крестовый поход, епископом стал страшный человек. Его звали Зигфрид, но все употребляли только его прозвище — Черный Епископ. Ходили слухи, что он был незаконный отпрыск королевского дома. Его родственники отказались от него, ибо сочли сумасшедшим, как и его мать, наложившую на себя руки. Он пошел воевать в Святую Землю, однако попал в плен к Саладину и тронулся умом. Сарацины отпустили его, как блаженного, и он отправился к папе, не помню уж какому по счету Пию или Сиксту.

Он умолял папу дать ему какой-нибудь захудалый островок земли с тем, чтобы он мог превратить его в монашеский орден. Папе были обещаны колоссальные суммы денег от пошлин, которые рыцари-монахи будут взимать за проезд следующих мимо этого места купеческих кораблей и сухопутных караванов. Папа согласился и повелел выделить ему бедную обитель на островке в Балтийском море. К этому Зигфриду стали стекаться отставные рыцари со всех стран, лишенные почестей или наследства. Но он брал не каждого, а только выказавшего особую доблесть в бою и пренебрежение к добродетели после… после, как там? — она заглянула в конспект. — Ага, «после оного».

С ним когда-то праведные воины, жаждавшие послужить Господу, став монахами, превратились в дикую орду насильников и убийц. Они терроризировали всю округу, убивали, грабили и насиловали случайно попавшихся к ним в руки путников. Они обложили непомерной данью проплывавшие мимо корабли купцов из Бремена и Любека. — Короче, рэкет в натуре, — заметил Резо.

— Их порочные деяния в замке не остались безнаказанными, — продолжала свой рассказ Хельга. — Наместник Германии отлучил монахов от церкви. Но они продолжали бесчинствовать, и тогда римский папа под твердил отлучение. Но на Тироне только смеялись в ответ.

Бременские и любекские купцы оказались более последовательными: они снарядили двадцать кораблей с тысячей человек вооруженных воинов и направились к острову Тирон, чтобы сжечь и разорить замок. Высадка произошла одновременно в нескольких местах острова, и отряды начали осаду замка. У рыцарей ада не оставалось никакой возможности сопротивляться. Не считая прислуги, их было всего двенадцать человек-, включая Черного Епископа. Однако они рассчитывали на помощь Дьявола, которому так усердно поклонялись.

Чтобы обрести бессмертие и вызвать на помощь силы ада, они совершили жуткий кровавый ритуал поклонения Сатане, завершившийся убиением невинной девушки и вкушением ее молодой крови, и поклялись на верность Сатане. Но Бог не допустил торжества зла и внял последнему стону умирающей девушки. Он не допустил, чтобы демоны ада пришли на помощь бандитам. Монахи Тирона скончались в одночасье от чумы, неизвестно откуда пришедшей на остров. Воины, ворвавшиеся в замок, нашли только их окоченевшие тела на полу пиршественной залы. Подохли также их лошади, собаки и слуги. Совершив над отступниками все полагающиеся обряды, их замуровали в стенах замка. Вот тут, кстати, и картинка есть.

Все посмотрели на примитивный рисунок воинов в кольчужных доспехах, которые затягивали даже головы, оставляя лишь прорези для глаз, а Резо сострил:

— Но папа Пий наделал шмон и натравил на них ОМОН.

Хельга сделала паузу и выразительно посмотрела на него.

Год за годом проходили в каждодневном пьянстве, убийствах и грабежах. Порою численность рыцарей ордена достигала двухсот человек и пятисот слуг и наложниц. Никто в то же время не подсчитывал количество пленников, содержавшихся в подземных казематах замка Тирон. Среди последних были и простолюдины, и люди знатного происхождения, ожидавшие уплаты выкупа за свое освобождение. Но никому из них, вкусивших поцелуи вампиров, не суждено было снова увидеть свет Божий. Один за другим исчезали и слуги, и пришлые ландскнехты.

Первый удар был нанесен исподтишка. И нанес его Паоло. Он умудрился влюбиться в пленницу, молоденькую дочь новгородского купца. Он исповедался ей во всех грехах, рассказал обо всех мерзких деяниях рыцарей ордена, и она поверила ему, ответила любовью на любовь, и они бежали с острова.

Это значительно осложнило жизнь рыцарей ада. Число тринадцать идеально подходило для черной мессы. Теперь они не в силах были вызвать к себе на помощь силы стихий и преисподней. По крайней мере, до тех пор, пока не подготовят тринадцатого послушника. А для этого недостаточно было просто надкусить вену у первого попавшегося проходимца — процесс превращения просто вампира в сатанинского мага занимал годы.

Затем Доминико решил проявить инициативу и попытался обратить в сатанинство молоденького оруженосца. Но тот ухитрился вырваться от него и принялся бегать по замку, истекая кровью и рассказывая всем, что его хозяева — вурдалаки. После этого вдруг у всех слуг и и прочих ландскнехтов появились спешные дела на материке, и к моменту пробуждения главных членов ордена, остров был пуст. Лишь на горизонте маячили паруса ганзейских кораблей. Когда с крутобокого флагманского нэфа прогремел выстрел бомбарды и каменное ядро выбило зубец из угловой башни, Великий магистр ордена хрипло выругался.

— Ты что-то сказал, domine? — осторожно осведомился Людовик.

— Вот почему мы, вампиры, никогда не сможем править миром. Ведь этот дьявольский порошок был у бедуинов еще до Магомета, но им пользовались лишь факиры да маги, дурача народ. И мы за годы, проведенные на острове, могли бы иметь самую совершенную артиллерию в мире. Но мы — неторопливы, сын мой, мы так неторопливы. Еще бы, ведь мы бессмертны, куда спешить? Лучше поспать да полакомиться… А людям нет времени ждать, им отмеряно всего семьдесят-восемьдесят лет, и за этот ничтожный отрезок времени они хотят полностью насладиться жизнью. Они изобретают порох, пускаются в плавания, покоряют чужие страны, сочиняют стихи и музыку… А мы — до того ленивы, что нам недосуг даже покорить этот ничтожный мирок!

— Мы будем сражаться! — воскликнул Доминико, размахивая мечом.

— Боюсь, что вы слишком разжирели, чтобы делать это, — возразил магистр. — Полагаю, что нам самое время немного попоститься.

Хельга молчала целых три минуты, а когда заговорила, ее голос звучал еще тише и глуше, словно с того света.

— Но неумеренные притязания монахов на вечную жизнь сбылись чудовищным образом. Вместо того чтобы предаваться пиршествам и оргиям в своей крепости, они томились в мрачных склепах, не живые, но и не мертвые. Они не хотели жить, но и не могли умереть. Совсем скоро про замок Тирон стали рассказывать страшные истории. Якобы, души умерших блуждают в ночи, а их мумии выходят из могил и бродят по острову. Стали таинственно и загадочно пропадать люди. Рыбаки начали избегать появляться на острове.

Хельга наклонилась к самым лицам гостей и прошептала:

— Говорят, что дьявольские монахи пьют кровь своих жертв, которые после этого тоже превращаются в вампиров. Они тоже сходят с ума от жажды крови, но их укусы просто уби вают, и на этом цепь замыкается.

Ури Валпис тихо засмеялся. Его голос стал срываться на крик:

— Сказки! Это неправда! Я не знаю, поче му эти двое напали на нас. Возможно, их оши бочно приняли за мертвых, возможно, их ктото там загипнотизировал и они находились в трансе, но то, что души каких-то монахов, спустя столетия, бродят по острову — это со вершенно невероятно и фантастично. Я живу в двадцатом веке Я по телику каждый день ви жу, как люди в космос летают. А во всю эту поповскую чертовщину я не верю и не поверю никогда!

Он никак не хотел успокоиться.

— Хорошо, а если бы тебе сказали, что к этим чертовым монахам прилетела летающая тарелка с зеленым марсианином, ты бы поверил? — спросила его Алла.

— Ну, летающая тарелка., это еще куда ни шло.

— И что этот марсианин вживил в их тела особый ген, который стал в них развиваться, несмотря на внешнее высыхание тел. И что для дальнейшего существования им необходима подпитка в виде биоэнергетических полей человека? А биоэнергетическое поле заключено в крови человека. Понятно?

— Ну, теперь вроде как понятно… — юноша покрутил головой.

— А теперь назовем марсианина «Сатаной», назовем ген «заклятием», а биоэнергетическое поле — «душой», и ты должен будешь признать, что твоя подружка нам ничего такого сверхнеобычного не рассказала.

Тем временем Хельга разливала крепкий и ароматный кофе. Во время трапезы трое мужчин и две женщины еще раз попытались пережить эту ужасную историю.

— Есть еще кое-что, что вам необходимо знать, — добавила Хельга. — Монахи Тирона были очень богаты» Они собрали огромную коллекцию ювелирных изделий. Купеческая экспедиция так и не смогла найти сокровища. В подземельях Тирона сокрыты золото и драгоценные камни.

— Что ж, их час скоро пробьет, — сухо сказал Андрей. — После двойного убийства полиция обыщет каждый камушек этих про клятых развалин. Если там действительно что-то хранится, то мы в ближайшее время услышим об этом по радио или прочитаем в газетах.

Они поблагодарили Хельгу за интересный рассказ и вкусный кофе и попрощались. Вечерело, пора было ехать на встречу с инспектором.

Инспектор Райманис уже ждал их. За хорошим ужином в первоклассном ресторане Андрей признался инспектору, что надобность в ночном дежурстве в морге отпала, так как жертвы монахов мертвы, а остальные трупы уже никогда не превратятся в зомби.

Инспектор в раздражении порвал свою салфетку, его шея покраснела, как петушиный гребень.

— Именно этого я и ожидал, — взорвался он. — Сначала вы пудрили мне мозги, что мертвые по ночам оживают, а теперь пытаетесь убедить, что ничего подобного больше не произойдет. Вы что, считаете меня полным идиотом?

Райманис ударил кулаком по столу так, что стаканы жалобно зазвенели, а вилки с ножами градом посыпались на пол. Он так разбушевался, что гости перестали наслаждаться отменной едой и уставились на инспектора

— Я работаю полицейским уже тридцать лет. Я допрашивал убийц, воров, шлюх, суте неров, саботажников и агентов иностранных разведок. Каждый из них рассказывал мне разные глупости в надежде обмануть. Но ни у одного человека не хватило наглости прийти ко мне с подобной чепухой, как это сделала ваша троица. Я не знаю, что за всем этим кроется, но докопаюсь до правды. А вам я запрещаю удаляться от Лиелана дальше, чем на тридцать километров. Каждый день, в тринадцать часов, вы будете навещать меня в моем кабинете и отмечаться. Если вы не станете этого делать или хоть на пять минут опоздаете, то окажетесь за решеткой. Я все сказал. — Инспектор со свистом выпустил воздух. — Вы должны благодарить судьбу, что ваш дружок Иван Золотов был уже официально зарегистрированным трупом, когда вывалился из вашего окна, иначе бы вы уже давно находились в камере предварительного заключения. И хоть за убийство в нашей стране не казнят, но лет двадцать отсидки светит каждому из вас, дорогие мои умники!

Райманис сам заплатил за свой ужин и демонстративно покинул ресторан, ругаясь на латышском, литовском, эстонском, польском, финском, шведском и пяти других известных ему языках. Андрей, некогда специализировавшийся по этому региону и знакомый со всеми его диалектами, выяснил, что на его голову и голову его друзей и родственников падут всевозможные несчастья и болезни, если осуществится хотя бы самая малая часть сказанного инспектором.

Его так и дергало за язык обратить внимание инспектора на то, что подобные факты нельзя не учитывать, но Андрей сумел промолчать, так как кровать с гостиничным голубого цвета постельным бельем устраивала его значительно больше, чем полосатый тюфяк на нарах.

На следующее утро он горько сожалел, что не настоял на своем и не потребовал немедленно закрыть остров для всех посторонних. Но было уже поздно.

IX

Голова Ури Валписа гудела. Огромное количество водки, сдобренное хорошим нокаутом, доставило ему немало неприятных минут. Но, несмотря на нервное истощение и плохое самочувствие, мысль о сокровищах Тирона крепко засела в его больной голове.

Он ни секунды не сомневался, что полиция прочешет весь остров, когда займется поисками убийц.

Значит, у него был единственный шанс: сегодня же ночью переправиться на остров и разыскать клад, конечно, если он вообще существует.

Даже если в рассказе Хельги содержится доля правды, то его серебряный нож способен одолеть вампиров. Ури Валпис решил взять в компаньоны двух друзей.

Он оседлал свой видавший виды мотоцикл «Харлей» и отправился за своими друзьями.

Они встретились на старом литейном заводе, давно заброшенном и превращенным ими в место стрелок и разборок. Ури остановил «Харлей» на площадке перед цехом и несколько раз выжал сцепление, на что мотор мотоцикла ответил истошным ревом. На пороге цеха показались двое.

Первого из них звали Михаилом, это был огромный детина с толстыми окорокоподоб-ными татуированными руками и свирепым взглядом исподлобья. Ури мог только пожалеть, что его утром не было в портовом кабачке. И хоть в драке он был силен, но несколько неповоротлив. Ури считал его слишком глупым, чтобы он мог испытывать страх перед потусторонними силами.

Имя второго было Марцинкус. Это был низкорослый крепыш с хорошо накачанным, гибким и натренированным телом. Его длинные волосы были сзади схвачены веревкой. Он был поляком, имел в своем послужном списке убийство, изнасилования, прославился в нескольких драках и историях с поножовщиной. Среди блатной молодежи он слыл человеком, не имеющим ни моральных принципов, ни эмоций. Кроме того, Марцинкус той ужасной ночью не был в парке, а грабил палатку, и все рассказы о жутком нападении вампиров посчитал кокаиновым бредом.

Эти двое жили в этих ужасных развалинах, среди крыс и воя ветра, здесь они обделывали свои темные делишки, торговали наркотой и насиловали девчонок. Их прозвали «шоколадками Эм-энд-Эмс». Они не входили в банду Ури, они сами по себе были бандой.

— Хай, — сказал Ури, поставив мотоцикл и садясь поперек него. Он достал из кармана три сигареты с марихуаной и протянул друзьям.

Те оценили щедрый дар — не какие-нибудь там мастырки с чуйским планом, а натуральный фирменный шведский ароматизированный товар. Все взяли в рот по сигаретке и закурили.

— Говорят, твои пацаны хипеж затеяли на «собачьей площадке», — нейтральным тоном вопросил Марцинкус.

— Фигня, — бросил Ури. — Парочка зомбиков решили попробовать нашей крови. Ну, мы их — чик-чик — и почикали.

— А они ваших, говорят, тоже почикали, а?

— Фигня. Я только что узнал, что эти зомбики с острова Тирон. И там еще человек пять-шесть этих трупаков осталось. Как насчет того, чтобы оторваться на лоне?

Марцинкус посмотрел на Михаила. Тот смачно сплюнул и сказал:

— Классный у тебя план. Но слабоват. Не берет.

— Вы, наверное, блок этой дури искурили, если вам зомбики стали мерещиться, — резюмировал Марцинкус. — И пипл не андестандает, что ты тут нам гонишь?

— На острове есть рыжьё и камушки, это вам, козлам, понятно?

— Кто живет на острове? — серьезно спросил Марцинкус.

— Никого, кроме покойников, которых я лично гроб топтал. Любого из них можно заколоть серебряным ножом или вилкой. Но если ты их боишься…

— А за козла ответишь, — запоздало буркнул Михаил.

— Заткнись, — заорал на него Марцинкус. В их альянсе он был мозговым центром. С одной стороны, в гробу он видел этот остров и этих трупаков, в которых он, конечно, не верил, но с другой… В голове зазвучал припев из популярной песенки: «четыре тру-упа возле та-анка похабят праздничный пейзаж». Но опять же, жизнь без риска, как пресная редиска. — А если даром прокатимся?

— Блок сигарет с травкой с меня.

— Два..

— Начальник, это уже шмон! — возмутился Ури.

— … и десять пакетов кокаина. Кокаин вперед.

Ури сплюнул под ноги и сказал:

— Черт с тобой, но я его стоимость вычту из твоей доли.

На всякий случай, Ури вооружил свой эскорт серебряными столовыми ножами и вилками, украденными в одной из обворованных ими квартир.

Ножи были заточены и привязаны изолентой к палкам. Часть вилок они порубили и зарядили ими патроны к двуствольным обрезам. Затем они сели на мотоциклы и поехали на побережье по направлению к Еммери. Там они спрятали мотоциклы, украли моторную лодку и взяли курс на остров Тирон.

Алла и Андрей сидели в ее номере. Андрей чертил авторучкой на листе бумаги какие-то символы и стрелки. — Что это значит? — спросила его Алла.

— Алгоритм набрасываю наших будущих действий. Так называемый «план операции». Вот посмотри сама. Дано: тело, которое не берет ни меч, ни штык.

— Кроме серебряных, — напомнила Алла.

— Это еще не факт. Далее, это тело ведет боевые действия в течение ограниченного времени, а с рассветом дематериализуется…

— Ты хочешь сказать, что операцию против нечисти надо начинать на рассвете?

— Нет! Перед рассветом. Тогда большая вероятность поразить их материальное начало. Затем в течение дня мы будем их разыскивать, а ночью вновь придется отступить. Война, Алла, это цепь атак и отступлений.

— Я понимаю, — она кивнула. — Но почему же нам выпадают только отступления

Ее мысленному взору вновь представились безысходные дни и ночи в военном городке. Две недели назад, по договору с оппозицией, начали выводить войска, и первым вывели обезоруженный танковый полк. Партизаны расстреляли беспомощных солдат на горном перевале. Вместо того чтобы послать поддержку, столичные военачальники распорядились, чтобы вывели и передислоцировали и ракетный полк. Когда через три дня по столице республики стали колотить ракетами, стало понятно, куда «передислоцировали» полк. К тому времени даже полковым дворнягам стало ясно, что правительство в очередной раз продало интересы страны.

Скорее всего, на проведенных в верхах переговорах с оппозицией была достигнута договоренность о приходе ее к власти взамен одиозной фигуры падишаха. Поэтому им в замаскированной форме было передано оружие и боеприпасы. Те двинулись завоевывать столицу республики. И то, что при этом погибнут несколько тысяч русских мальчишек, посланных туда против своей воли, никого из политиков не шокировало При составлении плана будь то маневров или военной кампании всегда какой-то процент списывается на «естественную убыль». Поэтому патрули не открывали ответный огонь по бандитам, целые роты русских солдат сдавались им без боя.

Все пленные потом очень удивлялись, что с ними обращались как со скотом. «Ничего удивительного, — объясняла Алла подружкам, — по мусульманским понятиям, уважения заслуживает лишь мужчина-воин. Тот же, кто складывает оружие, баба и тряпка, недостойный коптить небо».

Самое страшное произошло, когда военный городок оказался отрезанным от аэродрома. Оппозиция захватила почти весь город. Падишах из последних сил отстреливался в своем дворце. Оппозиционеры разрешили выйти из городка женщинам и детям, затем солдатам, разоруженным и с поднятыми руками. Командующий, генерал Ербилин, после долгих переговоров с Москвой и оппозицией наконец отдал приказ сложить оружие. Спустя час должны были прибыть представители партизан для подписания акта о капитуляции.

Женщин и детей стали рассаживать по автобусам и грузовикам.

Несколько взбешенных офицеров, среди которых были Андрей и Иван, ворвались в кабинет генерала Ербилина.

— Генерал, мы — ваши боевые соратники и требуем объяснений, — заорал капитан Золотов.

Сидевший за столом генерал поднял на него свои усталые подслеповатые глаза

— Я выполняю договоренность, которая была достигнута на переговорах в верхах, — сухо сказал он. — Мы обязаны выполнять приказ президента.

— Человек, который распорядился передать наших жен и детей в качестве заложников в руки бандитов, а в том, что все они будут захвачены, сомнений нет, сам преступник и бандит, и мы его приказы выполнять отказываемся.

Потом бунтовщики разоружили генерала и отправили его на гауптвахту, а сами вывезли пехоту на нескольких БМП и стали прорываться в аэропорт. Оппозиционеры не ожидали такого поворота событий, поскольку для русских солдат и офицеров и их жен уже был готов благоустроенный концлагерь, и за голову каждого была назначена сумма выкупа, из которой половина оставалась в Москве.

Батальон национальной гвардии, который защищал своего падишаха из последних сил (всем им оппозицией была обещана мучительная казнь), увидев, что позабывшие, было, про них русские братья вновь взялись за оружие, перешли в контратаку. Был захвачен командный пункт атакующих, а на нем — глава оппозиции, которому падишах лично перерезал глотку. После этого горожанам было роздано оружие и те, за три дня хозяйничания оппозиции понявшие, к каким дикарям и бандитам может перейти власть, дружно поддержали своего еще вчера ненавистного, а ныне пылко любимого падишаха. К тому моменту, когда военные в аэропорту начали эвакуацию женщин и раненых, оппозиция уже частью сложила оружие, частью драпала из города.

Так произошел очередной поворот колеса Истории. Падишах разорвал отношения с Россией. Офицеры-бунтовщики, которые сорвали планы правительства, были уволены в запас. А десять тысяч оставшихся в живых мальчишек возвратились домой, так и не поняв, кому же они в конце концов обязаны жизнью. Генерал же Ербилин в итоге получил орден за образцово проведенную эвакуацию, а через годик вообще стал шишкой министерства обороны. За преданность.

— Но почему, почему, почему? — твердила Алла. — Почему у нас все так получается? В чем мы виноваты? Что у нас: карма такая несчастливая? Или какой-то рок над всеми нами тяготеет? Или мы, как эти проклятые монахи, заранее все скопом оказались проданы Сатане?

— Понимаешь, Алла, — сказал Андрей, — беда не в том, что проданы, а в том, что согласились, чтобы нами торговали.

— Но это же в конечном счете от нас не зависит!

— Еще как зависит. Вот я, например, не успокоюсь, пока лично каждому монаху не вобью в глотку серебряный гвоздь, а в сердце — осиновый кол. И буду до последнего драться с ними, только потому, что очень хочу вернуться назад.

— И добавил: — К тебе.

Он взял обеими руками руки Аллы, и притянул ее к себе.

Положив голову ему на грудь, женщина тихо спросила: — Как ты думаешь, он нас сейчас видит?

— Не думаю, а знаю: конечно, видит.

— Он нас за это будет осуждать…

— Не уверен. В конце концов сейчас у него появилась масса других проблем…

Алла с изумлением подняла на него полные слез глаза:

— Например?

— Учиться петь в ангельском хоре, играть на лире… Скорее всего, он и там неплохо устроился. Алла ударила его кулачком по груди и попросила:

— Не надо больше об этом.

— Согласен. Давай о земном. Я буду думать только о тебе…

— А я о тебе!

Но одними мыслями, как ни странно, они не ограничились.

Ночь оказалась на редкость тихая и звездная. Море спокойно расстилалось перед кладоискателями, как огромное зеркало. Силуэт замка отчетливо вырисовывался на фоне темного неба. Лихая троица промчалась мимо рыбаков. Когда те обнаружили, что ребята направились к острову, то закричали и замахали им руками, чтобы они остановились.

Но Ури лишь рассмеялся в ответ и как следует приложился к бутылке шнапса, которая «случайно» оказалась у него в кармане. Он пытался убедить себя, что пьет, чтобы изгнать головную боль. По-настоящему же Ури до смерти боялся ехать на Тирон и старался заглушить панический ужас алкоголем.

Они бросили якорь в той самой бухте, куда когда-то причалили Лиза и Иван. В мертвенной тишине их шаги по вымощенной камнями дорожке издавали четкие звуки Им вторило слабое эхо Через двадцать минут парни были уже у стен замка.

— Нам… нам обязательно надо туда вхо дить? — спросил дрожащим голосом Марцинкус, которому вдруг стало не по себе.

Ури опять сделал глоток водки и отбросил пустую бутылку.

— Ты уже, небось, наложил в штаны! — произнес он насмешливо. — Мы что, прокати лись ночью по морю ради простого удовольствия?

Но даже у невозмутимого Михаила в этот момент затряслись коленки. Между разговорами о посещении замка и конкретными действиями пролегала огромная пропасть.

— Я не пойду, — решительно сказал он. — Подожду вас в лодке до рассвета. Лучше копать при дневном свете.

— Конечно, — согласился Марцинкус. — Так мы и сделаем. Ночью же ни хрена тут не видно. Правда, Ури?

Ури Валпис ругался минут десять, осыпая друзей проклятиями, но в глубине души был рад такому повороту дела. Когда же Марцинкусу надоело его выслушивать, он предложил Ури одному посетить руины. Тот сразу замолчал.

Парни оставили замок в покое и вернулись к лодке. Там они уселись в ожидании утра, хотя еще даже не наступила полночь, и мелко дрожали от страха. Но ни один не желал в этом признаться.