1

Мой рассказ можно начать с описания того, что, безусловно, явилось решающим фактором. Это был розовый листок бумаги шириной три и длиной семь дюймов, в котором говорилось, что Первый национальный городской банк обязан выплатить Ниро Вульфу сто тысяч долларов ноль-ноль центов. Подписано: Рэчел Бранер. Листок лежал на письменном столе Вульфа, куда его положила миссис Бранер. Сделав это, она снова села в кресло, обитое красной кожей. Она сидела в нем уже полчаса, появившись у нас в шесть часов с минутами. Секретарша миссис Бранер попросила принять ее хозяйку всего лишь за три часа до этого, и, хотя такой срок для проверки человека вообще-то мал, все же времени оказалось достаточно, чтобы получить некоторые сведения о вдове Ллойда Бранера, унаследовавшей все его недвижимое имущество. По меньшей мере восемь зданий из нескольких десятков, оставленных ей покойным мужем, были почти небоскребами, а одно видно отовсюду — с севера, востока, юга и запада города. Можно было бы ограничиться звонком Лону Коэну в «Газетт» и узнать, имеются ли в редакции какие-нибудь материалы о семье Бранер, однако я позвонил еще и вице-президенту правления нашего банка, и адвокату Натаниэлю Паркеру. Я не выяснил ничего нового, разве только что вице-президент начал было:

— Да… была одна забавная история… — И замолчал.

Я спросил, что он хотел сказать.

— Нет-нет, ничего особенного. Просто наш президент мистер Эбернати получил от нее книгу…

— Какую?

— Это… Я забыл. Извините, мистер Гудвин, я сейчас занят.

Таким образом, открыв дверь и впустив миссис Бранер в наш старый каменный особняк на Тридцать пятой улице, я знал только, что она послала какую-то книгу президенту банка. После того как она уселась в красное кожаное кресло, я, положив на кушетку ее шубу стоимостью не меньше той штуки из соболей, за которую один мой приятель выложил восемнадцать тысяч, занял место за своим письменным столом и принялся рассматривать посетительницу. К числу элегантных дам она никак не относилась (ибо была довольно низенькой и слишком полной и круглолицей), даже если ее шерстяное платье было от Диора. Однако вряд ли можно было сказать что-то плохое о ее карих глазах, которые она не сводила с Вульфа, спрашивая его, следует ли ей рассказывать, кто она.

Вульф разглядывал ее без всякого энтузиазма. Дело в том, что новый год только что начался и Вульфу следовало приниматься за работу. В ноябре-декабре он, как правило, отказывался от дел, поскольку к этому времени сумма налога возрастала настолько, что на уплату его уходило до трех четвертей гонорара. В начале года дело обстояло иначе, а сегодня было только пятое января, и у этой женщины денег куры не клюют, но сама мысль о необходимости работать не нравилась ему.

— Мистер Гудвин назвал вас, — холодно заметил он, — а я читаю газеты.

Женщина кивнула:

— Разумеется. Я знаю о вас очень много и поэтому пришла к вам. Я хочу, чтобы вы сделали нечто такое, что, вероятно, не под силу никому другому. Вы, конечно, читаете и книги. Читали ли вы книгу под названием «ФБР, которое никто не знает»?

— Да.

— В таком случае мне нет нужды рассказывать вам о ней. На вас она произвела впечатление?

— Да.

— Благоприятное?

— Да.

— Боже мой, вы вовсе не словоохотливы.

— Я отвечаю на ваши вопросы, мадам.

— Понимаю. Я тоже могу быть краткой. На меня книга произвела такое сильное впечатление, что я закупила десять тысяч экземпляров и разослала их разным людям по всей стране.

— Да? — У Вульфа чуть заметно дрогнули брови.

— Да. Я послала книгу министрам, членам Верховного суда, губернаторам всех штатов, сенаторам и конгрессменам, депутатам законодательных собраний, издателям и редакторам газет и журналов, владельцам фирм, банков и радиовещательных компаний, радио— и телеобозревателям и комментаторам, районным прокурорам, деятелям образования и другим… Даже полицейскому начальству. Нужно ли объяснять, почему я это сделала?

— Мне — нет.

Посетительница сверкнула карими глазами.

— Мне не нравится ваш тон. Мне нужны ваши услуги, и я заплачу, сколько вы пожелаете и даже больше, но бессмысленно продолжать наш разговор, если… Вы говорите, что книга произвела на вас благоприятное впечатление. Значит ли это, что вы согласны с мнением автора о ФБР?

— С некоторыми оговорками.

— И об Эдгаре Гувере?

— Да.

— В таком случае вас не удивит, что за мною ведется круглосуточная слежка. За мною следует «хвост», так это, кажется, называют? Такое же наблюдение ведется за моей дочерью, сыном, секретаршей и братом. Все мои телефонные разговоры подслушиваются, то же думает мой сын о своем телефоне; он женат и живет отдельно. Некоторые служащие «Корпорации Бранера» подверглись допросу. Корпорация расположена на двух этажах «Дома Бранера», и в ней работает более ста сотрудников. Вас это удивляет?

— Нет, — промычал Вульф. — Вы рассылали книги с письмами?

— Не с письмами, а со своими визитными карточками, па которых я писала несколько слов.

— В таком случае, вам не следует удивляться.

— А я удивлена. Я же не конгрессмен или какой-то там издатель, радиокомментатор или университетский профессор, которые боятся потерять должность. Неужели этот психопат, страдающий манией величия, думает, что может повредить мне?

— Он уже вредит вам!

— Нет, он всего лишь досаждает мне. Сейчас потихоньку допрашиваются, конечно, под разными благовидными предлогами, мои служащие и личные друзья. Все началось недели две назад. Подслушивание разговоров по телефону ведется, по-моему, дней десять. Мои адвокаты говорят, что, вероятно, тут ничего не поделаешь, но все же занимаются сейчас этим вопросом. И хотя они являются владельцами одной из лучших юридических контор Нью-Йорка, даже они боятся ФБР! Они не одобряют рассылку книг и говорят, что это было опрометчивостью и донкихотством с моей стороны. Их мнение мне безразлично. Прочитав книгу, я пришла в бешенство. Я позвонила в издательство, и оттуда прислали своего представителя; он сообщил, что фирма продала менее двадцати тысяч экземпляров книги. Это в стране с населением почти двести миллионов, из которых двадцать шесть миллионов голосовали за Голдуотера! Я подумала было о том, чтобы купить в газетах место и поместить несколько сообщений, но потом решила, что лучше будет разослать книги, и я приобрела их со скидкой в сорок процентов. — Миссис Бранер крепко сжала пальцами подлокотники кресла. — И вот теперь ФБР досаждает мне, и я хочу, чтобы это было прекращено. Я хочу, чтобы вы заставили их это сделать.

— Абсурд, — заметил Вульф, качая головой.

Посетительница протянула руку и взяла со столика сумку, открыла ее, вынула сложенную вдвое чековую книжку и авторучку, развернула книжку на столике и не спеша, тщательно и методично заполнила вначале корешок, а потом бланк чека. Вырвав чек, она встала, положила его на письменный стол перед Вульфом и вернулась на свое место.

— Вот пятьдесят тысяч долларов. Это аванс. Я уже сказала, что сумму я не ограничиваю.

Вульф даже не посмотрел на чек.

— Мадам, я не чудотворец и не идиот, — сказал он. — Если за вами ведется наблюдение, то теперь уже известно, что вы пришли ко мне, а отсюда будет сделан вывод, что вы появились здесь, чтобы нанять меня. Вероятно, у дома уже дежурит агент. Если этого еще не произошло, слежка начнется, как только выяснится, что я оказался ослом и взялся выполнить ваше поручение. — Он повернул ко мне голову. — Арчи, сколько у ФБР филеров в Нью-Йорке?

— М-м… — Я поджал губы. — Не знаю, сотни две, наверное. Их то больше, то меньше.

Вульф повернулся к нашей посетительнице:

— А у меня всего один помощник — мистер Гудвин. Я сам никогда не выхожу из дому по делам. Это было бы…

— У вас есть и Саул Пензер, и Фред Дэркин, и Орри Кэтер.

В другое время перечисление этих фамилий задело бы Вульфа, но сегодня этого не произошло.

— Я не имею права просить их пойти на такой риск, — ответил он. — Не думаю, что и мистер Гудвин согласится рисковать. Кроме того, это было бы бесполезно и бессмысленно. Вы сказали: «Заставьте их прекратить это». Как я понимаю, вы хотите, чтобы я заставил ФБР прекратить слежку?

— Да.

— Как?

— Не знаю.

— И я не знаю. — Он покачал головой. — Нет, мадам. Вы сами навлекли на себя неприятности. Я вовсе не хочу сказать, что не одобряю рассылку этих книг, однако я согласен с вашими адвокатами в том, что это было донкихотством. Дон-Кихот терпеливо переносил свалившиеся на него беды, и так же должны поступить вы. Не может же ФБР вечно вести за вами слежку, вы сами сказали, что вы не конгрессмен и не какой-то там служащий, который боится потерять место. Однако книг больше не посылайте.

Посетительница сидела, кусая губы.

— А я-то думала, что вы никого и ничего не боитесь.

— Я избегаю ошибок, а это вовсе не значит, что я чего-то боюсь.

— Я уже сказала, что, кроме вас, мое поручение никто не сможет выполнить.

— В таком случае вы находитесь в исключительно трудном положении.

Миссис Бранер открыла сумку, вынула чековую книжку и, заполнив бланк, подошла к письменному столу Вульфа. Она взяла чек, выписанный ею раньше, и заменила его новым. Затем снова расположилась в кресле.

— Эти сто тысяч долларов — всего лишь аванс, — сообщила она. — Все расходы я буду оплачивать отдельно. Если вам удастся выполнить мое поручение, то, кроме аванса, вы получите гонорар, сумму которого определите сами. Если не удастся — сто тысяч все равно останутся вам.

Вульф взял чек, внимательно посмотрел на него, положил обратно, откинулся на спинку кресла и закрыл глаза. Зная Вульфа, я понимал, о чем он размышляет. Не о предложении, ибо он уже сказал, что оно было абсурдным, — он задумался над тем привлекательным обстоятельством, что со ста тысячами долларов в кармане, полученными пятого января, ему вообще не понадобится брать какую-либо работу не только в течение зимы, но и весной и даже летом. За это время он прочтет сотню книг и выведет не менее сотни новых орхидей. Рай, одним словом. Губы у него скривились — это означало широкую улыбку. Он наслаждался. Ну, полминуты на это еще можно было потратить, имеет же человек право помечтать, но, когда прошла целая минута, я кашлянул. Вульф открыл глаза и выпрямился:

— Арчи! Что ты скажешь?

Значит, предложение его основательно заинтересовало. Не исключена возможность, что вопреки здравому смыслу он может впутаться в это дело. Чтобы предотвратить такое легкомыслие, следовало сперва отделаться от посетительницы, да поскорее.

— Ну, не с места в карьер, — ответил я. — Предложений у меня нет, но замечание есть. Вы говорите, что, если за миссис Бранер ведется слежка, «хвост» явился и сюда; но, ведь коль скоро ее разговоры по телефону подслушиваются, ФБР могло бы не утруждать себя наблюдением, ибо оно уже зафиксировало, с кем, где и когда ее секретарша назначила встречу.

Вульф нахмурился:

— И за моим домом уже ведется наблюдение?

— Возможно. Но может быть, дело обстоит не так уж плохо, как думает миссис Бранер. Конечно, миссис Бранер не станет раздувать умышленно, но все же…

— Я ничего не раздуваю, — прервала меня посетительница.

— Разумеется, нет, — согласился я и, обращаясь к Вульфу, продолжал: — Люди, которые не привыкли к тому, чтобы им причиняли неприятности, раздражаются очень легко. Утверждение о слежке мы можем проверить сейчас же. — Я повернулся к посетительнице. — Вы приехали на такси, миссис Бранер?

— Нет. Моя машина с шофером у подъезда.

— Превосходно. Я провожу вас и, когда вы уедете, посмотрю, что произойдет.

Я встал.

— Мистер Вульф сообщит вам завтра свое решение.

Я двинулся к кушетке за соболями.

Мой маневр удался, хотя посетительнице он явно не понравился. Она приехала, чтобы нанять Ниро Вульфа, и поэтому торчала еще минут пять, пытаясь заставить его согласиться сейчас же, но, убедившись, что только сердит его, поднялась с кресла. Она была явно недовольна Вульфом. Зная, что он терпеть не может рукопожатий, она не протянула ему руки, но на крыльце, куда я проводил ее, она крепко пожала мне руку, полагая, что от меня в какой-то мере будет зависеть решение Вульфа. Из семи ступеней крыльца было несколько обледенелых, и я, поддерживая ее под руку, помог ей спуститься на тротуар, где у открытой дверцы машины уже ждал шофер. Прежде чем сесть в машину, она сощурила глаза и, взглянув на меня, сказала:

— Спасибо, мистер Гудвин. Конечно, и для вас лично будет чек.

Шофер и не прикоснулся к ней — очевидно, она предпочитала садиться в машину без чьей-либо помощи, а следовательно, вовсе не была одной из тех вдовушек средних лет, которым нравится, когда их под руку хватает большой и сильный мужчина. Как только миссис Бранер уселась, шофер захлопнул дверцу, сел за руль, и машина тронулась. Не прошла она и тридцати ярдов в направлении Девятой авеню, как за ней скользнула машина, стоявшая поблизости с выключенными фарами. В машине сидели двое. Я постоял на холодном январском ветру и дождался, пока они повернули за угол Десятой авеню. Это было смешно, и, поднимаясь на крыльцо, я смеялся, однако, войдя в дом, тщательно закрыл за собой дверь.

Когда я вошел в кабинет, Вульф сидел с закрытыми глазами, откинувшись назад. Я взял чек и принялся его рассматривать. Я видел чеки на крупные суммы, но на кругленькую сумму в сто тысяч — никогда. Затем я направился к своему письменному столу, сел, нацарапал в блокноте номер машины филеров, пододвинул телефон и соединился с одним из чиновников муниципалитета, которому когда-то оказал большую услугу. Записав номер, он сказал, что ему понадобится около часа. Я ответил, что буду ждать затаив дыхание.

— Как, по-твоему, пустая болтовня? — спросил Вульф.

— Нет, сэр. Она подвергается настоящей опасности. Два филера поджидали ее в машине, которая стояла недалеко. Как только она села в свой «роллс-ройс», они сейчас же включили фары. Они ехали так близко за нею, что чуть не касались задних бамперов. Слежка умышленно ведется в открытую, однако филеры слишком уж усердствуют. Если «роллс-ройс» внезапно затормозит, аварии не избежать. Миссис Бранер в опасности.

— М-м… — промычал Вульф.

— Да, сэр. Я согласен. Однако вопрос в том, кто они. Если это частные лица, тогда не исключена возможность заработать сто тысяч долларов. Если же это действительно люди Гувера, ей просто придется смириться со своими бедами, как вы сказали. Через час мы это будем знать точно.

Вульф взглянул на часы. Без двенадцати семь. Он посмотрел на меня.

— Мистер Коэн в редакции?

— Вероятно. Обычно он кончает работу около семи.

— Пригласи его пообедать с нами.

Это был хитрый шаг. Скажи я, что это приглашение бессмысленно, поскольку само поручение было нелепостью, Вульф сейчас же ответил бы, что я. безусловно, отдаю себе отчет в необходимости поддерживать хорошие отношения с Лоном Коэном (что вполне соответствовало действительности), а он не встречался с ним уже больше года (что было сущей правдой).

Я снял телефонную трубку и набрал номер.

2

В девять часов мы перешли в кабинет. Лон расположился в красном кожаном кресле, мы с Вульфом — за своими письменными столами. Фриц принес кофе и коньяк. Полтора часа, проведенные в столовой за креветками в соусе из красного перца, мясом, тушенным в красном вине, кабачками под сметаной, с мелко нарубленным укропом и авокадо с орехами, прошли довольно мило. Разговор касался положения в стране, особенностей женского мышления, того, как готовить устрицы, проблем структурной лингвистики и цен на книги. Беседа приняла оживленный характер, только когда мы заговорили о женском складе ума, и то Лон завел этот разговор умышленно, лишь для того, чтобы подразнить Вульфа.

Наконец Лон отпил коньяк и взглянул на часы.

— Если вы не возражаете, — предложил он, — перейдем к делу. Мне нужно быть в одном месте к десяти. Я, конечно, понимаю, что в обычных случаях, когда вам что-нибудь нужно, Арчи просто звонит или появляется сам; следовательно, речь идет о чем-то необыкновенном. Но чтобы заслужить угощение таким коньяком, это необыкновенное должно быть прямо-таки фантастическим.

Вульф уткнулся взглядом в лист бумаги, лежащий перед ним, и нахмурился. Я положил эту бумагу ему на стол полчаса назад. Во время обеда звонил чиновник муниципалитета, сообщивший нужные мне сведения, и, прежде чем возвратиться в столовую, я написал «ФБР» на листке из блокнота и положил на стол Вульфа. Сообщение отнюдь не улучшило мой аппетит. Окажись посетительница неправой в отношении «хвоста», это открыло бы нам большие перспективы, включая солидный дополнительный гонорар в виде чека на мое имя.

Вульф отпил кофе и поставил чашку.

— У меня осталось еще четырнадцать бутылок, — сообщил он.

— Боже мой! — воскликнул Лон и понюхал коньяк.

Лон был человеком своеобразным. Гладко зачесанные назад волосы, маленькое личико, туго обтянутое кожей, — внешне не представлял собою ничего особенного. И все же он казался везде на месте — в своем ли кабинете на двенадцатом этаже здания «Газетт», через две двери от кабинета издателя, или на танцах в «Фламинго», или за столом в квартире Саула Пензера, где мы играли в покер, или в кабинете Вульфа, вдыхая аромат коньяка пятидесятилетней выдержки.

— Итак, — сказал он, делая глоток, — я к вашим услугам.

— Вообще-то говоря, ничего особенного нет, и, уж конечно, ничего фантастического, — произнес Вульф. — Во-первых, вопрос. Говорит ли вам что-нибудь имя миссис Рэчел Бранер, упоминаемое в одном контексте с Федеральным бюро расследований?

— Безусловно. Да и кому не говорит? Она разослала экземпляры книги Фреда Кука[1] несметному количеству людей, включая нашего издателя и редактора. Получение от нее книги — доказательство высокого положения человека; мне, черт побери, она ничего не прислала. А вам?

— Я сам ее купил. Знаете ли вы о каких-нибудь действиях, предпринятых ФБР в отместку за это? Наша беседа является сугубо частной и конфиденциальной.

Лон улыбнулся:

— Все ответные действия ФБР также должны носить конфиденциальный характер. Чтобы узнать о них, вам придется обратиться к самому Эдгару Гуверу. Или вам они уже известны?

— Да.

Лон вздернул подбородок.

— Сомневаюсь. Но в таком случае они известны и людям, которые платят Гуверу жалованье.

Вульф кивнул:

— Естественно, вы будете придерживаться такой точки зрения. Вы ищете информацию для того, чтобы опубликовать ее, а я делаю это в своих частных интересах. Сейчас я занимаюсь этим, чтобы решить: в чем же, собственно, заключаются мои интересы. Клиента у меня пока нет, никаких обязательств я на себя не брал, но хочу сразу внести ясность: даже если я и возьмусь за это дело, то вне зависимости от его исхода у меня вряд ли найдется для вас какая-либо информация, которую можно будет опубликовать. Конечно, если у меня появятся такие сведения, я вам их сообщу, но это сомнительно. Мы в долгу перед вами?

— Нет. Уж скорее я вам должен.

— Прекрасно. В таком случае я воспользуюсь этим. Почему миссис Бранер вздумала распространять эту книгу?

— Не знаю. — Лон отпил коньяк и, прежде чем проглотить, некоторое время перекатывал его во рту, чтобы продлить удовольствие. — По-видимому, в порядке общественного долга. Я сам купил пять экземпляров и послал лицам, которым следовало бы прочесть такую книгу, хотя они, вероятно, и не собираются этого делать. Я знаю человека, который разослал тридцать экземпляров в качестве рождественского подарка.

— Вам известно о каких-нибудь личных причинах, по которым миссис Бранер может питать вражду к ФБР?

— Нет.

— Какие-нибудь догадки или предположения?

— У меня нет, но у вас, очевидно, имеются. Послушайте, мистер Вульф, говоря между нами, кто, собственно, хочет нанять вас? Зная об этом, я, вероятно, смог бы сообщить факт-другой.

Вульф снова наполнил свою чашку и поставил кофейник на место.

— Возможно, никто, — сказал он. — Если кто-нибудь в обратится к моим услугам, не исключена возможность, что вы никогда не узнаете, кто это будет. Что касается фактов, я знаю, что мне требуется. Мне нужен список всех дел, которыми за последнее время занималось и продолжает заниматься ФБР в Нью-Йорке и в пригородах. Вы можете достать мне такой список?

— Конечно, нет, — улыбнулся Лон. — Позвольте… Нет, это невероятно! Я подумал или, вернее, спрашиваю себя, уж не хочет ли Гувер, чтобы вы выполнили какое-то его поручение в отношении миссис Бранер? Вот была бы тема для статьи! Но если вы, черт побери… — Он прищурился. — Может быть, вы тоже горите желанием выполнить общественный долг?

— Нет. Возможно, что даже и в частном порядке я не стану этим заниматься. Сейчас я изучаю вопрос. Вам известно, как я могу получить такой список?

— Никак. Конечно, кое-какая деятельность ФБР общеизвестна — вроде обнаружения похитителя драгоценностей из Музея естественной истории или поимки гангстеров, угнавших банковский грузовик с полумиллионом долларов мелкими купюрами. Но многое тщательно засекречивается от публики. Вы же читали книгу Кука. Конечно, разговоры ведутся постоянно, но публиковать их нельзя. Вас они могут интересовать?

— Да, особенно если речь идет о чем-нибудь сомнительном или даже незаконном.

— Понятно. Какой же смысл говорить о чем-то таком, что вовсе не является подозрительным или сомнительным? — Коэн взглянул на часы. — У меня есть еще двадцать минут. Если вы плеснете мне капельку коньяку и мы договоримся, что все сказанное останется между нами, что ж, я готов помочь вам чем смогу. — Он взглянул на меня. — Тебе потребуется блокнот, Арчи.

Минут через двадцать я заполнил пять страниц в блокноте, а Лон ушел. Не хочу излагать всего записанного, ибо большая часть так и осталась неиспользованной, а некоторые лица, упомянутые Лоном, вряд ли были бы мне благодарны. Когда, проводив Лона, я вернулся в кабинет, мои мысли были заняты Вульфом, а не записями в блокноте. Неужели он всерьез думает о том, чтобы взяться за это дело? Нет. Невозможно. Он просто тянул время и, конечно, разыгрывал меня. Как же мне к этому отнестись? Он, очевидно, ждет, что я наверняка выйду из себя. Поэтому, направляясь к своему письменному столу, я взглянул на Вульфа, ухмыляясь, выхватил из блокнота пять страниц в, со словами «позабавились и довольно», разорвал их пополам и уже намеревался было разорвать на четыре части, как он заорал:

— Остановись!

Я удивленно приподнял брови.

— Извините, — сказал я совершенно дружески. — Оставить на память?

— Садись.

Я сел.

— Я чего-нибудь не понял?

— Не думаю, с тобой это редко случается. Гипотетический вопрос: что ты скажешь, если я сообщу тебе, что решил взять сто тысяч долларов?

— То же, что и вы: абсурд.

— Понятно. А подробнее?

— Откровенно?

— Да.

— Я бы посоветовал вам продать дом со всем, что в нем есть, и отправиться в какую-нибудь частную психиатрическую лечебницу, поскольку ваше решение свидетельствовало бы о том, что вы выжили из ума. Если вы, конечно, не намерены надуть ее и просто-напросто присвоить деньги.

— Нет, не намерен.

— В таком случае вы действительно помешались. Вы же читали книгу. Мы не сможем даже подступиться к этому делу! Ведь нужно было бы действовать так, чтобы получить возможность заявить людям из ФБР: «Перестаньте!» — и добиться, чтобы они это сделали. А это абсолютно исключено! Одна лишь шумиха, если ее поднять, ничего не даст. Нужно загнать проклятое ФБР в тупик. Полностью вывести на чистую воду. Предположим, мы примемся за дело. Выберем одну из этих историй, — я постучал пальцем по разорванным листам из блокнота, — и что-то начнем делать. С этого момента, когда бы я ни вышел из дома, мне придется тратить все свое время на то, чтобы отделываться от «хвостов», к тому же весьма опытных. Наш телефон будет прослушиваться, так же как и все другие телефоны, например, мисс Роуэн, Саула, Фреда и Орри, независимо от того, будут они нам помогать или нет. ФБР может сфабриковать против нас какое-нибудь ложное обвинение, хотя, возможно, постарается обойтись без этого. Если же ФБР пойдет на это, можно не сомневаться: фальшивка будет что надо. Мне придется ночевать здесь. Окна и двери, даже закрывающиеся на цепочки, для них сущий пустяк. Они будут просматривать и фотографировать всю нашу корреспонденцию. Я не преувеличиваю. ФБР в зависимости от обстоятельств решит, чем именно нужно воспользоваться, но пойти оно может на все. Оно располагает такими возможностями и техникой, о которых я никогда не слыхал.

Я положил ногу на ногу и продолжал:

— Мы даже и начать-то ничего как следует не сумеем. Ну, а если все же предположить, что мы начали действовать и почувствовали, что чего-то можем добиться, вот уж тут ФБР по-настоящему возьмется за нас. Ведь там около шести тысяч хорошо подготовленных сотрудников, многие из них — высококвалифицированные специалисты; ФБР располагает годовым бюджетом в триста миллионов долларов. Пожалуй, я загляну в словарь, чтобы найти вместо «абсурда» более подходящее выражение.

Я опустил ногу.

— Ну, а кроме того, что мы знает о миссис Бранер? Я не верю ее словам, что ей просто досаждают. Готов поспорить, что она до смерти перепугана. По-видимому, миссис Бранер знает о существовании материалов, компрометирующих если не ее, то ее сына, или дочь, или брата, а может быть, и ее покойного мужа, и боится, что ФБР раскопает их. Она прекрасно понимает, что просто докучать ей ФБР не будет, оно ищет нечто поважнее, что может причинить ей крупные неприятности и тем самым серьезно ослабить влияние разосланной ею книги. Сто тысяч долларов для нее пустяки.

Я снова положил ногу на ногу.

— Вот что я бы сказал в ответ на ваш гипотетический вопрос.

— Последняя часть неуместна, — проворчал Вульф.

— А я часто говорю неуместные вещи. Это путает людей.

— Ты без конца болтаешь ногами.

— Это их тоже путает.

— Вздор. Ты нервничаешь, и это не удивительно. Я думал, что знаю тебя, Арчи, но твое сегодняшнее поведение для меня новость.

— Ничего тут нового нет. Всего лишь чутье.

— Чутье побитой собаки. Ты и ногами-то болтаешь потому, что поджал хвост. Если разобраться, ты вот что сказал: мне поручают работу и дают самый крупный аванс за всю мою жизнь, без всяких ограничений расходов по делу и суммы окончательного вознаграждения, но я должен отказаться от этого предложения. Я должен отказаться не потому, что поручение трудное, возможно, даже невыполнимое (я успешно выполнял многие поручения, вначале казавшиеся безнадежными), а потому, что могу обидеть этим определенного человека и возглавляемое им учреждение, за что он отомстит мне. Я должен отказаться потому, что боюсь взяться за эту работу; я предпочту подчиниться угрозе, вместо того чтобы…

— Я вовсе так не говорил!

— Но имел в виду именно это. Ты терроризирован. Ты запуган. Я согласен, что основания для этого у тебя есть. Многие весьма высокопоставленные лица по тем же причинам не делают того, что должны делать. Возможно, что и я вел бы себя так же, если бы речь шла о том. чтобы взяться за эту работу или отказаться от нее. Но я не возвращу чек на сто тысяч долларов: это означало бы, что я испугался этого мерзавца. Мне не позволит это сделать мое уважение к самому себе. Полагаю, тебе следует взять отпуск на неопределенное время. Отпуск я оплачу — такой расход я выдержу.

— С сегодняшнего дня?

— Да, — мрачно ответил Вульф.

— Эти записи сделаны моим собственным шифром. Перепечатать их?

— Нет. Это может тебя скомпрометировать. Я еще раз повидаюсь с мистером Коэном.

Я закинул руки за голову и посмотрел на Вульфа.

— Я по-прежнему утверждаю, что вы спятили, — сказал я, — и отрицаю, что я поджал хвост. Проще простого мне сейчас было бы отойти и понаблюдать со стороны, как вы будете действовать без меня, но после того, как мы столько лет плавали вместе, прямо-таки позор — дать вам возможность утонуть в одиночку. Я извещу вас, если перепугаюсь в ходе работы. — Я собрал порванные листки блокнота. — Перепечатать?

— Нет. Будешь расшифровывать только то, что нам понадобится.

— Ладно. Одно предложение. Вы сейчас в таком настроении, что, может быть, пожелаете начать военные действия разговором с клиенткой? Она оставила номер своего личного телефона, который, конечно, прослушивается. Позвонить ей?

— Да.

Я снял телефонную трубку и набрал номер.

3

Около полуночи, заглянув на кухню, чтобы проверить, не забыл ли Фриц закрыть дверь на задвижку, я с удовольствием увидел, что в кастрюле на плите стоит тесто для гречневых блинчиков. Понятно, в такой ситуации ограничиваться даже и хорошо подсушенным тостом или слоеной булочкой было бы недостаточно. Поэтому в среду утром, вскоре после девяти, спускаясь в кухню, я знал, что меня покормят как полагается. При моем появлении Фриц прибавил в плите газ, а я пожелал ему доброго утра и получил из холодильника свой стакан сока. Вульф, которому Фриц обычно приносит завтрак в комнату, уже поднялся в оранжерею, чтобы провести там, как всегда, два утренних часа со своими орхидеями. Принимаясь за еду, я спросил у Фрица, есть ли что-нибудь новенькое.

— Да, — ответил он, — и тебе предстоит рассказать об этом мне.

— Разве он тебе ничего не говорил?

— Нет. Сказал только, что двери и окна должны быть все время закрыты, а я сам — как это понимать? — «осмотрителен».

— Это значит, что тебе следует быть осторожным. Не говори по телефону ничего такого, что может быть неприятным тебе, если появится в газетах. Находясь вне дома, не делай ничего такого, что ты не хотел бы увидеть на экранах телевизоров. Например, не навещай своих возлюбленных. Ты обязан дать зарок молчания и подозревать всех незнакомых.

Поджаривая блины до нужного коричневого оттенка, Фриц молчал, так как не мог позволить себе разговаривать. Лишь поставив передо мною первые два блина вместе с колбасой и поливая их маслом, он произнес:

— Я хочу знать, Арчи, и имею на это право. Он сказал, что ты мне все объяснишь. Bien, я настаиваю, чтобы ты это сделал.

Я взял вилку.