16

Владение собственным офисом позволило мне по-новому оценить некоторые преимущества быта, которыми я долго пользовался в доме Вульфа. Слежка за Рэкхемом продолжалась, так что воскресенье ничем не отличалось от обычных дней, и мне предстояло в привычное уже время быть в номере 1019 для того, чтобы отпечатать отчет, и на тот случай, если дежурному сыщику вдруг вздумается позвонить, чтобы выслушать совет. На балаган все это больше не походило, во всяком случае для меня. Хотя Рэкхем и знал, что мы сидим у него на хвосте, люди у меня подобрались настолько компетентные, особенно Саул, что, даже если Рэкхему и удалось бы от них улизнуть, мне не составило бы труда выяснить, что он с кем-то встречался. Собственно говоря, наблюдение сейчас велось лишь для того, чтобы поставить меня в известность о том, что объект и наш клиент встретились, — понимаю, что это получалось шиворот-навыворот, но меня вполне устраивало.

После того, как, не спеша отужинав в ресторане «Рустерман», где я никак не мог решить, знает ли Марко, что я заполучил назад свою прежнюю работу, я вернулся в 1019. У дверей меня подкарауливал Макс Кристи. Он казался слегка подавленным. Я глянул на циферблат наручных часов и сообщил ему, что он пришел рановато.

— Скверно, что ты работаешь в одиночку, — пожаловался Кристи. — Нужно, чтобы здесь кто-то дежурил. Я пытался дозвониться сюда еще два часа назад.

Отомкнув дверь и войдя внутрь, я оправдался, что лакомился говяжьим филе а ля Бернез, что, как мне казалось, должно было произвести на него впечатление. Но он, похоже, не слушал меня. Когда я отпер выдвижной ящик стола, достал отчет и протянул его Кристи, он засунул бумаги в карман, даже не взглянув на них.

Я приподнял брови.

— Тебя не интересует, что там написано?

— В машине прочитаю. Ты едешь со мной!

— Вот как? И куда?

— Пит Редер хочет с тобой потолковать.

— Что ж, я тут у себя и, как ты справедливо подметил, работаю в одиночку. Я должен сидеть здесь, черт побери.

Кристи набычился.

— Слушай, Гудвин, мне велено к четырем часам доставить тебя к Питу. Сейчас уже без пяти три. Я жду тебя почти полчаса. Едем! Спорить можешь по дороге.

Пока он сотрясал воздух, я стал препираться в удвоенном темпе, тянуть время, чтобы выяснить, что они затевают. Тоже было не слишком разумно. Я снова достал ключи, отомкнул нижний ящик, скинул пиджак, вытащил наплечную кобуру, нацепил ее и извернулся штопором, норовя дотянуться до застежки.

— Это для чего?.. — полюбопытствовал Кристи.

— Привычка, — перебил я. — Однажды я вышел из дома, позабыв ее, а в лифте какой-то хам наступил мне на мозоль. Пришлось перерезать ему глотку. Если мы и впрямь торопимся, то я готов.

Мы вышли. Внизу, у тротуара, как я мимоходом подметил (тоже привычка), нас поджидал темно-синий «олдсмобиль», седан пятидесятого года выпуска, за рулем которого сидел жизнерадостный на вид молокосос с широким ртом и без шляпы. Когда мы с Кристи залезли на заднее сиденье, юнец с любопытством посмотрел на меня, по ничего не сказал. Как только дверца захлопнулась, мотор взревел и седан рванулся с места.

«Олдсмобиль» пятидесятого года — единственная машина из имеющихся в свободной продаже, которая способна выжимать более ста десяти миль, мы же тащились со скоростью вдвое меньшей по Вестсайдскому шоссе, затем вдоль Сомилл-Ривер и по Тейконик-стейт. Юнец оказался осмотрительным, умелым и аккуратным водителем. По дороге мы почти не общались. Когда Кристи достал из кармана отчет и принялся его изучать, я сперва ощутил облегчение, поскольку вряд ли их интересовали бы последние слова приговоренного к смерти, но потом, пораскинув мозгами, я пришел к выводу, что это вовсе ничего не значит, так как Кристи может искать дополнительные улики для обвинения против меня. Сделалось не по себе.

Стоял прекрасный, не слишком жаркий солнечный день, и все вокруг казалось очень привлекательным. Я не терял, однако, надежды увидеть еще немало таких деньков, неважно где — в городе или в деревне, хотя предпочел бы город. Предместья выглядели необычайно прелестно, почему особенно и резанул слух окрик Кристи, прозвучавший как удар хлыста в тот миг, когда мы ехали по шоссе Тейконик-стейт в нескольких милях к северу от Хоторн Серкл.

— Ложись на пол, лицом вниз! — приказал он.

— Имей совесть! — взмолился я. — Я же любуюсь пейзажем.

— Я буду описывать его, — съехидничал Кристи. — Или остановимся поболтать?

— А сколько у нас для этого времени?

— Нисколько, — усмехнулся Кристи.

— Ладно, подвинь лапы.

Откровенно говоря, я был рад повиноваться. Все развивалось по логическим канонам. Будь это моя последняя поездка, мне не довелось бы больше увидеть эту дорогу, а в таком случае не все ли равно, если бы я и запомнил, куда мы свернули и в какую сторону поехали дальше? Видно, имелась еще некая надежда, что мне как-нибудь доведется пропутешествовать по этому маршруту, причем без провожатых, в противном случае ни к чему было ломать комедию. Так что, когда я, барахтаясь и извиваясь как уж, принял, наконец, требуемое положение, едва не проткнув локтем щеку, худшее, что я ощутил, была потеря достоинства. Я услышал, как водитель что-то спросил у Кристи, а тот в ответ буркнул нечто нечленораздельное.

Смотреть на часы законом не воспрещалось. По моим подсчетам, я играл в прятки вот уже больше шестнадцати минут, причем машина то замедляла ход, то убыстряла, потом сворачивала налево, затем направо, и, наконец, остановилась. До моих ушей донесся незнакомый голос, а потом закрылась тяжелая дверь.

— Не двигайся! — бросил Кристи. Он по-прежнему возвышался надо мной. — Прибыли раньше указанного времени.

— Надоело дышать пылью, — пожаловался я.

— Все же лучше, чем вообще не дышать, — пошутил незнакомый голос и гнусно захохотал.

— У него пистолет, — предупредил Кристи. — Под мышкой слева.

— Ну и что? Он же частный детектив. Надо ценить его заслуги. Не волнуйся, мы обо всем позаботимся.

Я взглянул на часы, но было слишком темно, чтобы различить стрелки, из чего я сделал вывод, что мы находились в таком месте, куда не пробивался солнечный свет. Водитель вылез наружу, захлопнул дверцу и ушел. Левая нога ниже коленки затекла и начала ныть. Я попытался пошевелить ею.

— Не двигайся, — велел Кристи.

— Не валяй дурака. Если хотите, завяжите мне глаза, но выпустите поразмяться.

— Я же ясно сказал — не двигайся.

Что я и делал минут эдак еще семь. Потом лязгнула какая-то тяжелая железная дверь, послышались шаги и голоса, хлопнула дверца водителя, заработал мотор, машина снялась с места и минуту спустя въехала в мрачное бетонное сооружение. Железную дверь заперли наглухо. Потом кто-то открыл дверцу, к которой прижималась моя голова.

— Все в порядке, — улыбнулась неизвестная мне личность. — Можете выходить.

Мне пришлось совершить маленький акробатический трюк, но он мне удался. Я стоял на бетонном полу, слегка пошатываясь, возле бетонной же стены, в помещении без окон, площадью примерно в шестьдесят квадратных футов и не слишком освещенном. Вертя головой, я насчитал вокруг семь или восемь машин. А также четырех мужчин: Кристи и еще троих молодцов довольно внушительного вида и возрастом постарше, чем наш водитель, который куда-то скрылся.

Ни слова не говоря, двое из незнакомой мне троицы стали меня обыскивать. Сперва извлекли пистолет из наплечной кобуры, потом уж приступили к обычному обыску. Обстоятельства были явно не в мою пользу, поэтому я решил поначалу не юморить и стоял молча по стойке «смирно». Сработали они профессионально, без лишней суеты, не пытаясь ущемить мое достоинство.

— Вот что значит опыт, — похвалил я.

— Угу, — согласился более высокий из двоих неожиданно звонким фальцетом. — Следуйте за нами.

Он двинулся к стене, я не отставал. Между машинами и стеной оставался проход, по которому мы добрались до места, где нас поджидал третий молодец. Он распахнул дверь, и мы прошли в такую же бетонную и без единого оконца небольшую прихожую. Напротив, шагах в трех от нас, вниз уходила лестница, по которой мы и спустились — я насчитал четырнадцать невысоких ступенек — к широченной металлической двери. Мой провожатый ткнул кнопку в стальном косяке. Я ничего не услышал, но в следующую секунду дверь открылась, и перед нами возник субъект с одутловатой физиономией и заостренным подбородком.

— Арчи Гудвин, — произнес мой конвоир.

— Входите! — приказал субъект.

Я вежливо подождал, чтобы пропустить провожатого вперед, но тот отступил в сторону, а его напарник нетерпеливо скомандовал:

— Смелее, Гудвин!

Я перешагнул через порог, и охранник закрыл за нами дверь. Комната, в которой я оказался, была побольше, чем прихожая и хорошо освещалась, хотя обстановка ясно напоминала тюремную: голые бетонные стены, стол, три стула, радиатор и стопка журналов да газет. Второй охранник, который сидел за столом и что-то записывал в книге, похожей на бухгалтерскую, метнул на меня взгляд и больше не замечал моего присутствия. Его товарищ пересек комнату, подошел к следующей металлической двери, расположенной напротив предыдущей, и открыл ее.

— Заходите! — мотнул он головой.

Темница оказалась просто шик. Стены были обшиты сероватым деревом с розовыми прожилками от пола до самого потолка; такого же оттенка были и ковры с розовой каймой. Свет лился вниз с желобков, опоясывающих весь потолок. Шесть или семь стульев и диван были обиты розовато-серой кожей, точно такой же, что использовали для обрамления картин, которые висели по две на каждой стене. Должен признаться, что все это производило довольно внушительное впечатление.

— Арчи Гудвин, — представил охранник.

Человек, сидевший за столом, сказал:

— Присаживайтесь, Гудвин. Спасибо, Шварц, — поблагодарил он охранника, и тот покинул нас, плотно прикрыв дверь.

Наконец-то я мог как следует рассмотреть этого человека, благо от серовато-розового стула, на который я опустился, до стола было меньше десяти футов. Собственно, кроме лба и глаз в лице ничего не было. К тому же это был не лоб, а скорее купол, вздымавшийся до самой линии бесцветных жиденьких волос. Что касается его глаз, то на сборочном конвейере явно случилась ошибка. Глаза безусловно предназначались акуле, но кто-то отвлекся и допустил просчет. Теперь, правда, они не выглядели совсем уж акульими, поскольку мозг Арнольда Зека успел поэксплуатировать их годков пятьдесят, что не могло не отразиться на них.

— Мы общались с вами по телефону, — сказал он.

Я кивнул.

— Когда я работал у Вульфа. Всего три раза… нет, даже четыре.

— Верно, четыре. А где Вульф? Что с ним случилось?

— Точно не знаю, но подозреваю, что он где-нибудь во Флориде тренируется с аквалангом, теша себя надеждой подловить вас в известном вам бассейне и утащить на дно, когда вы нырнете.

В акульих глазах не отразилось ровным счетом ничего.

— Мне доложили о вашей скверной манере разговаривать, Гудвин, — сказал он. — Я ничуть не возражаю. Я принимаю людей такими, какие они есть, либо вообще не принимаю. Мне нравится, что вы стараетесь не терять собственного лица, хотя путь сюда и наша встреча наверняка уже произвели на вас впечатление. Впрочем, мы тратим лишнее время и произносим лишние речи. Вам известно, где находится Вульф?

— Нет.

— Но предположения есть?

— Да, их я только что изложил. — Сказав это, я почувствовал, что начинаю закипать. — Допустим, я дам паводку, что он в Египте, где имеет собственный дом. Что тогда? Вы пошлете какого-нибудь мозгляка в Каир, чтобы он продырявил Вульфа? Почему? Почему вы не можете оставить его в покое? Верно, недостатков у него хоть пруд пруди — одному Богу известно, как я от него натерпелся, но он многому меня научил, и где бы он ни был, он мой любимый толстяк. И лишь из-за того, что он невольно расстроил вашу сделку с Рэкхемом, вы хотите его прикончить. К чему вам это, раз уж он исчез с глаз долой?

— Я вовсе не желаю и даже не намереваюсь уничтожать его.

— Вот как? Тогда чем вызван такой интерес к моей персоне? Ваши Макс Кристи и бородатый умник Пит Редер поручают мне дурацкую работу за тройную оплату. Вы меня затягиваете, ставите свое тавро па моей шкуре, а потом, когда приходит время, пользуетесь мною, чтобы добраться до Вульфа и отплатить ему. Нет. — Я помотал головой. — У меня тоже есть моральные принципы, и все вы, вместе взятые, не задавите меня преступить их.

Я не считаю себя достаточным знатоком рыб, чтобы судить о том, мигают ли акулы, но Зек явно не подпадал под классификацию ихтиологов. Он мигал раз в десять реже положенного. Он спросил:

— Почему вы согласились взяться за эту работу?

— Потому что речь идет о Рэкхеме. Он меня интересует. И я был рад убедиться, что не одного меня. Я хотел бы приложить руку к его судьбе.

Он не мигнул.

— Вы, должно быть, думаете, что знаете, чем я занимаюсь?

— Я знаю, о чем говорят. Еще знаю, что один инспектор нью-йоркской полиции сообщил мне, что вы вне досягаемости.

— Кто именно?

— Кремер. Уголовка Манхэттена.

— Ах, этот. — Тут я впервые заметил, что Зек шевельнулся: по крайней мере, распрямил и снова согнул указательный палец. — А по какому случаю?

— Он не поверил, что я не знаю, где скрывается Вульф. Решил, что мы с ним замышляем, как бы насыпать соли вам под хвост, вот и начал поучать меня. Я сказал, что, возможно, у него есть личная заинтересованность в том, чтобы сбить нас со следа, но он зря теряет время, поскольку Вульф дал деру.

— Пожалуй, не самый разумный ответ, верно?

— Да. У меня было дурное настроение.

Зек моргнул; совершенно точно, я сам видел.

— Я хотел познакомиться с вами, Гудвин. Я уделил вам столько времени потому, что хотел посмотреть на вас и послушать, как вы говорите. Да, вы имеете некоторое представление о моей деятельности и о моих интересах, а раз так, то понимаете, что главная моя трудность — люди. Мне не помешало бы иметь раз в десять больше хороших людей, на которых я могу положиться. О людях я сужу частично по досье и частично по отзывам, но главным образом руководствуюсь собственным нюхом. Вы разочаровали меня в одном отношении. Ваш вывод о том, что я хочу использовать вас для того, чтобы найти Ниро Вульфа и поквитаться с ним, не делает вам чести. Я не преследую противника, который оставляет поле боя; мне это невыгодно. Но если он вернется и снова встанет у меня на пути — я раздавлю его. Да, я хочу «затянуть» вас, как вы выразились. Сейчас надежные люди нужны мне больше, чем когда бы то ни было. Многие получают от меня деньги, в основном те, кого я никогда не видел и не имею желания видеть; но должны быть и такие, кого я должен видеть и претворять через них свои замыслы. Вы могли бы стать одним из них. Я готов попытаться. Вы должны запомнить одно: если скажете «да», крайне легкомысленно будет менять свое решение. Даже невозможно.

— Вы сказали, — возразил я, — что готовы попытаться. А если я все же попробую?

— Вы уже слышали. Это было бы крайне легкомысленно.

— Но ведь начало уже положено. Я слежу за Рэкхемом по вашей указке. Когда он ко мне пристал, я по собственной инициативе побеседовал с ним и доложил о результатах в своем отчете. Вам это понравилось? Если нет, то я вам не подхожу. А если наоборот, давайте продолжать, пока вы не узнаете меня получше. Черт побери, ведь мы до этого ни разу не встречались. А что касается моих мыслей, будто вы хотите меня использовать, чтобы отомстить Ниро Вульфу, выкиньте это из головы. Тем более, что у вас все равно ничего не выйдет, так как я до сих пор не знаю, куда он направил свои стопы: на север, на восток, на юг или на запад.

Как-то я заметил Вульфу, что Икс (так мы тогда именовали Зека), который неожиданно прервал телефонный разговор, обожает внезапности. Вот и сейчас он вдруг отвел от меня свой акулий взгляд, что я воспринял, впрочем, с облегчением, потянулся к рычажку на пульте внутренней связи, который стоял на столе, нажал его и проговорил:

— Пригласите Пита Редера!

— Скажите ему, чтобы он сперва побрился, у него отвратительная борода, — предложил я, полагая, что коль скоро обладаю репутацией человека со сложившейся и вполне определенной манерой речи, то надо ей соответствовать. Зек и ухом не повел. Я уже заподозрил, что он вообще никогда ни на что не реагировал и собирается поступать так и впредь. Я повернул голову настолько, чтобы вновь прибывший мог полюбоваться моим профилем и как можно быстрее получить удовольствие от встречи со мной.

Пит Редер, он же Вульф, появился довольно скоро, приблизился к нам, аккуратно переставляя ноги по коврам, чтобы не поскользнуться. Меня он удостоил лишь мимолетным взглядом.

— Присаживайтесь, — разрешил Зек. — Вы знакомы с Гудвином?

Редер кивнул и посмотрел на меня более внимательно. Затем уселся и гнусаво произнес:

— Ваши отчеты не стоят затрат на них.

Я был слегка потрясен, хотя постарался это скрыть. Я совсем уж было позабыл, что Редер говорит гнусавым голосом.

— Извините, — свеликодушничал я. — Я строго придерживался фактов. Если хотите, чтобы я их приукрашивал, можете заказать любой цвет на выбор.

— Вы несколько раз упускали Рэкхема.

Я начал злиться.

— Прежде я считал, — сказал я, — что Ниро Вульф был чересчур требователен. Но даже у него хватало мозгов, чтобы сообразить, что в гостиницах не один выход.

— Вам платят столько, что можно перекрыть все выходы на стадионе «Янки».

Зек решил, что пора вмешаться, и заговорил своим резким, холодным и педантичным голосом, тональность которого никогда не менялась:

— Все это пустяки. Я уже побеседовал с Гудвином, Редер, и послал за вами, потому что мы уже зацепили, крепко зацепили Рэкхема. Мы должны решить, как быть дальше и какую роль отвести Гудвину. Каково ваше мнение о том, что при разговоре с Рэкхемом Гудвин сказал о работе на миссис Фрей?

Редер пожал плечами.

— По-моему, это несущественно. Сейчас главная задача Гудвина — запугать Рэкхема. И как следует, если мы хотим, чтобы Рэкхем нас слушался. Если он и впрямь убил свою жену…

— Конечно, убил. Можно не сомневаться.

— В таком случае он может опасаться миссис Фрей даже больше, чем вас. Надо проверить. Если номер не пройдет, Гудвину ничего не стоит придумать иной способ воздействия. — Редер посмотрел на меня. — Вам ничто не мешает связаться с Рэкхемом?

— Вроде бы нет. Он сказал, что готов встречаться со мной хоть каждый день, правда, это было позавчера. А зачем его пугать? Чтобы посмотреть, как он швыряется стаканами?

Зек и Редер переглянулись. Потом Зек заговорил:

— Кажется, Редер рассказал вам, что приехал сюда с Западного побережья. Там он разработал чрезвычайно хитроумную операцию, блестящую и весьма прибыльную. Но для ее осуществления требуется согласованность во времени и высокий профессионализм. С небольшим усовершенствованием мы могли бы осуществлять данную операцию здесь, в Нью-Йорке, что принесло бы баснословную прибыль. Для этого необходимо заручиться сотрудничеством богатого лица, занимающего определенный пост. Рэкхем подходит нам идеально. Мы твердо намерены использовать его. Если вы поможете получить его согласие, а вам, по-моему, это вполне по плечу, то ваша доля составит пять процентов от прибыли. Мы ожидаем, что прибыль превысит полмиллиона, возможно, раза в два.

Я недоверчиво нахмурился.

— Вы хотите, чтобы я его настолько припугнул, что ему не осталось бы никакого иного выхода?

— Да.

— А чем его запугивать?

— Прежде всего, воздействуйте на его чувство вины. Ареста и суда ему удалось избежать лишь по той причине, что полиция не нашла достаточных улик. Но он живет в постоянном страхе, что вот-вот отыщутся другие улики, а для убийцы это страшное напряжение. Если убедить его, что мы располагаем подобными уликами, он станет более сговорчивым.

— А мы ими располагаем?

Черт возьми, Зек едва не улыбнулся.

— Вряд ли они нам понадобятся. А если понадобятся, мы их раздобудем.

— Тогда зачем втягивать его в такую сложную игру? Сколько у него денег, миллиона три? Попросите половину или хотя бы треть. На этом и кончим дело.

— Нет. Вам предстоит еще многому учиться, Гудвин. Нельзя лишать людей надежды. Если мы отберем у Рэкхема изрядную долю его состояния, он поймет, что мы хотим пустить его по миру. Между тем, люди должны думать, что, согласившись на наши требования, они могут в дальнейшем не волноваться. Секрет постоянного успеха в подобных делах заключается в сочувствии и понимании того, что возможности нервной системы человека не беспредельны. Если Рэкхем согласится помогать в осуществлении схемы Редера, мы сможем потом не раз обратиться к нему.

Я продолжал хмуриться.

— Так в чем я буду, а может быть, и не буду принимать участие? Не подумайте, что я торгуюсь, но такое решение не просто принять. Угрожать миллионеру уликами, которые могут привести его на электрический стул, дельце не из приятных; тут нужны твердые гарантии, что овчинка выделки стоит. Вы говорили про пять процентов от предполагаемого полумиллиона, но вы привыкли оперировать числами с многими нулями. А нельзя было бы чуть поподробнее?

Редер потянулся к старому, замызганному кожаному портфелю, который принес с собой и оставил на полу. Водрузив портфель на колени, он раскрыл его, но тут вмешался Зек:

— Что вы ищете? Расчеты?

— Да, если и вам нужны конкретные цифры.

— Можете показать, но только без имен. — Зек повернулся ко мне. — Вы нам подходите, Гудвин. Вы дерзки, и нам это ваше качество еще пригодится. Вам оно, кстати, помогло при разговоре с Рэкхемом. Теперь будьте с ним поосторожнее, иначе он потеряет голову и вынудит нас действовать силой. Мы же хотим другого, мы хотим, чтобы он с нами сотрудничал. Если Рэкхема осудят за убийство, мы ничего не выиграем; как раз наоборот. При верном же обращении он послужит нам не один год.

Акульи глаза перестали буравить меня.

— Что вы думаете, Редер? Сможете работать с Гудвином?

Редер прикрыл портфель, оставив его на коленях.

— Попробую, — сказал он без особого огонька. — Общин уровень здесь не выше, чем на побережье. Но мы не можем начинать, не зная, участвует ли Рэкхем в игре, так что без Гудвина нам, похоже, не обойтись. Хотя он задиристый, и я не уверен, будет ли он слушаться указании.

— А хотите знать, что я думаю о Редере? — обратился я к Зеку.

Зек пропустил мой выпад мимо ушей.

— Гудвин, — сказал он, — наша организация — самая неприступная в мире. У меня много надежных людей, но все ниточки тянутся ко мне. Организация — это я. Предубеждения или эмоции чужды мне. Вы получите то, что вам причитается. Если я буду вами доволен, вы можете рассчитывать на любую поддержку и на любые деньги. Если же вы меня подведете, пеняйте на себя. Понятно?

— Еще бы. — Такого пронизывающего взгляда выдерживать мне никогда не доводилось, но я выдержал. — Только вам, в свою очередь, должно быть понятно, что лично вы мне не нравитесь.

— Я никому не нравлюсь. Никто не любит власть превосходящего разума. Лишь один человек не уступал мне в интеллекте, тот, на кого вы работали, — Ниро Вульф! Но он не выдержал. Самолюбие не позволило ему признать свое поражение, и он решил уехать.

— Ваши силы изначально были неравны, — воспротивился я. — В отличие от вас, он соблюдал закон.

— У всех свои слабости. При случае передайте ему привет. Я всегда преклонялся перед ним.

Зек кинул взгляд на настенные часы, потом посмотрел на Редера.

— Меня уже ждут. Гудвин подчиняется непосредственно вам. При необходимости связывайтесь со мной в установленном порядке.

Должно быть, он надавил какую-то скрытую кнопку ногой, потому что руками он ни к чему не притрагивался. Дверь открылась и в проеме возник охранник.

Зек промолвил:

— Шварц, занесите Гудвина в список Б!

Мы с Редером поднялись и направились следом, Редер с портфелем под мышкой.

17

Я не стал упоминать про еще одно задание, которое получил от Ниро Вульфа, поскольку не решался раскрывать наши тайны… да и теперь не решаюсь. Но придет время, когда вам захочется узнать, откуда взялся пистолет в портфеле Вульфа, поэтому я заранее честно предупреждаю, что вы этого не узнаете.

Поскольку прогресс в науке привел к тому, что записывать номера пистолетов стало бессмысленно, процесс добывания оружия, происхождение которого останется тайной, чрезвычайно усложнился и требует особых навыков. Нужно, например, уметь обзаводиться знакомством с определенными людьми. Я умею. Поскольку вам такие навыки навряд ли пригодятся, адресов и фамилий я не назову. Я не смог достать именно то, что хотелось Вульфу, — модель размером и весом с игрушку, 22-го калибра и с убойной силой «кольта» 45, — но раздобыл вполне достойный «карсон» 30-го калибра. Простой в обращении, тупорылый уродец, миниатюрный, но очень мощный. Испытал я его вечером в нашем подвале дома на Тридцать пятой улице. Закончив, я собрал все пули и выкинул их в реку. Мы и без того достаточно рисковали, поэтому не стоит привлекать к себе внимание такими пустяками.