30

Доктор Волмер обещал прийти в десять часов. Без пяти десять в спальне Вулфа все было готово к спектаклю. Он лежал в постели при свете ночника, а я сидел в его кресле с журналом в руках. Надо сказать, мой шеф в постели представляет весьма примечательное зрелище даже для меня, который лицезрел эту картину много раз.

Доктор Волмер частенько нас навещал, поэтому один поднялся по лестнице и вошел в спальню. Как всегда, он держал в руке чемоданчик. У него было круглое лицо и круглые уши, и, наверное, уже года два три назад он прекратил все попытки ходить, выпятив грудь, поскольку стало невозможно скрывать солидный животик.

Мы обменялись рукопожатиями, после чего он подошел к кровати и дружески поприветствовал Вулфа. Вулф долго рассматривал протянутую ему руку, потом проворчал:

— Нет уж, благодарю покорно! Будет ли этому предел?

— Мне следовало бы заранее объяснить… — заговорил было я, но Вулф прервал меня.

— Вы согласны платить два доллара за фунт масла? — закричал он, обращаясь к Волмеру. — Пятьдесят центов за шнурки для ботинок? Доллар за бутылку пива? Двадцать долларов за паршивую, полуувядшую орхидею? Отвечайте, черт бы вас побрал!!!

Волмер опустился на краешек стула около кровати, поставил на пол чемоданчик и, растерянно мигая, взглянул сначала на Вулфа, потом на меня.

— Не знаю, что у него — нервная лихорадка или что другое, — пробормотал я.

— Вы обвиняете меня в том, что я обманом заманил вас сюда! — снова заговорил Вулф — Вы обвиняете меня в попытке занять у вас денег! Вы обвиняете меня в этом только потому, что я попросил взаймы пять долларов до начала следующей войны! — он угрожающе помахал пальцем перед носом изумленного Волмера. — И позвольте заметить, сэр, следующая очередь ваша! Да, со мной все кончено, меня довели до этого! Погубили и продолжают преследовать.

Во взгляде Волмера появился веселый огонек.

— Кто сочинил ему этот сценарии, а? — спросил он меня.

Еле сдерживаясь, чтобы не расхохотаться, я нашел в себе силы с отчаянием сказать:

— Несколько часов назад я привоз его домой, и с тех пор он находился в таком состоянии.

— Он выезжал из дому?!

— Да. И с трех пятнадцати до шести сидел в каталажке.

— В таком случае, — решительно заявил Волмер, — я должен обеспечить постоянное медицинское наблюдение за мистером Вулфом. Я немедленно вызову несколько медицинских сестер.

— Правильно! — подхватил я. — Дело весьма срочное, мы обязаны принять меры.

Вулф тотчас открыл глаза.

— Что? Вызвать медицинских сестер? — презрительно спросил он. — Вы что, не врач? Сами не в состоянии распознать тяжелое нервное потрясение?

— Нет, почему же, могу.

— Так в чем дело?

— Ваш случай… э-э… представляется мне нетипичным.

— Ошибаетесь! — огрызнулся Вулф. — Вам просто не хватает опыта, когда речь идет о больном, страдающем манией преследования.

— Кто вас преследует?

Вулф устало прикрыл глаза.

— О боже! Кажется, снова приближается приступ… Арчи, расскажи.

— Обстановка, док, чрезвычайно серьезная. Как вам известно, мистер Вулф по поручению Национальной ассоциации промышленников занимался расследованием убийства Буна и Гантер. Верховному командованию полиции не поправилось, как вел расследовано инспектор Кремер, и его заменили гориллой по фамилии Эш.

— Знаю. Читал в газете.

— А завтра вы прочтете о том, что Ниро Вулф отказался вести расследование по поручению ассоциации и вернул полученный аванс.

— Да что вы! И почему?

— А вот послушайте. Эш прямо-таки возненавидел моего патрона. Сегодня, например, он ухитрился раздобыть ордер на его арест, и нам пришлось отправиться в полицейское управление. Хомберт аннулировал ордер, и, главным образом, потому, что Вулф работает на Национальную ассоциацию промышленников, а если затронуть ее интерес, она может выгнать и мэра Нью-Йорка, и начальника полиции, и поставить на их места тех, кто ей угоден. И что же вы думаете? Вернувшись домой, Вулф тут же принял решение порвать всякие связи с ассоциацией. С утренней почтой они получат соответствующее письмо и приложенный к нему чек на выданный ранее аванс. Завтра разразится грандиозный скандал. Мы не знаем, что предпримет ассоциация, да это нас, пожалуй, и не волнует… нет, я должен был бы сказать — мистера Вулфа это не волнует. Но мы знаем, как поступят полицейские. Во-первых, впредь они не станут церемониться с мистером Вулфом, поскольку он порвал с этой организацией. Во-вторых им хорошо известно, что среди клиентов Ниро Вулфа никогда не было убийц. Хорошо известно им и другое — как трудно заставить его вернуть деньги, да еще такую сумму, как тридцать тысяч долларов. Из всего этого они сделают вывод: Вулф знает, что убийца — один из руководителей Ассоциации промышленников, знает даже, кто именно.

— И кто же?

Я покачал головой.

— Мне неизвестно. Мистер Вулф же теперь сумасшедший, и спрашивать у него бесполезно. Коль скоро обстановка складывается таким образом, можно безошибочно предсказать, что произойдет дальше. После десяти часов, а возможно, и раньше, у наших дверей появится тюремный автобус, предназначенный для Вулфа. Мне будет жаль, конечно, разочаровывать полицейских, но ничего не поделаешь, придется предъявить им заключение известного врача о том, что Ниро Вулфа в его теперешнем состоянии опасно не только куда бы то ни было везти, но даже разговаривать с ним. — Я горестно покачал головой и продолжил: — Вот как обстоят дела. Лет пять назад мистер Вулф оказал вам небольшую услугу, когда этот жулик — Гриффин, кажется, пытался шантажировать вас. Вы тогда обещали моему шефу сделать для него все, что он попросит, хотя я предупреждал вас, что в свое время вы пожалеете о таком обещании. Ну вот, дружище, этот день наступил.

Волмер, почесывая подбородок, погрузился в раздумье. Наконец он посмотрел на Вулфа и сказал:

— На какой срок вам нужно медицинское заключение?

— Понятия не имею. Я же говорю, мне ничего не известно.

— Если, по моему мнению, мистер Вулф находится в таком тяжелом состоянии, что я должен запретить всякие визиты к нему, мне придется посещать его по меньшей мере дважды в день. Я напишу медицинское заключение и занесу минут через десять.

31

Надо сказать, я не был одинок в течение этих двух с половиной суток (четверг, пятница и часть субботы), то есть пока действовало медицинское заключение. Газетчики, шпики, сотрудники Национальной ассоциации промышленников — все понимали, как мне тяжело, и отчаянно пытались развлечь. Должен признаться, что если в обычное время Вулф платит мне лишь половину того, что я заслуживаю, то за эти шестьдесят с лишним часов он недоплатил мне во много раз больше.

В продолжение всей осады Вулф не покидал постели, дверь в его спальню была постоянно заперта, один ключ находился у меня, другой у Фрица. Вулф с трудом мирился с тем, что так долго не может заглянуть на кухню, побывать в столовой и у себя в кабинете, но особенно мучительно он переживал вынужденный отказ от посещения оранжереи. Чтобы доказать необходимость этой жертвы, мне пришлось долго растолковывать ему, что к нам в любое время может нагрянуть банда полицейских с ордером на обыск, и он не успеет вернуться в постель.

— Вы изображаете сумасшедшего… Хорошо, пожалуйста! Бурные аплодисменты изумленной публики… Значит, теперь парадом командую я, и только я устанавливаю правила. Мне и так трудно, я ведь совершенно не представляю себе, что вы затеяли. Настолько, что…

— Вздор! — отрезал Вулф. — Ты все знаешь и все понимаешь. По моему поручению этот валик ищут двадцать человек. Пока он не найден, ничего сделать невозможно. Просто-напросто, я предпочитаю ожидать у себя дома, а не в тюремной камере.

— Уж если кто из нас и говорит вздор, так это вы, мистер Вулф! Я был расстроен, ибо только что провел минут тридцать с целой делегацией Национальной ассоциации промышленников. Почему вы порвали всякие отношения с ассоциацией еще до того, как решили ждать, валяясь в постели и изображая психа? Предположим, убийца один из руководителей ассоциации и вам известно, кто он, — кстати, в этом уверены абсолютно все, но пока вовсе не уверен я, и вы должны дать мне соответствующие доказательства. Все равно это не причина, чтобы возвращать аванс. Никто не может обвинить вас в том, что вы, вопреки обыкновению, взяли своим клиентом убийцу, вы же сами говорили, что в данном случае вашим клиентом является не какой-то индивидуум, а организация. Так почему же вы вернули деньги? Предположим, что история с исчезнувшим валиком — это не очередной ваш трюк ради выигрыша времени и валик действительно существует. Но ведь может случиться так, что его не найдут. Как же тогда? Вы что, намереваетесь лежать в постели всю жизнь?

— Валик будет найден, — кротко ответил Вулф. — Он не уничтожен, он существует и потому будет найден.

Я с подозрением взглянул на Вулфа, пожал печами и вышел. Разговаривать с ним, когда он напускает на себя кротость, дело совершенно никчемное. Я спустился в кабинет, сел и скорчил свирепую гримасу диктофону фирмы «Стенофон», стоявшему в углу. Мы платили за его прокат по доллару в день — вот что главным образом заставляло меня верить Вулфу.

Впрочем, не только это, поскольку Билл Гор и еще двадцать молодцов из агентства Баскома действительно разыскивали валик. Вулф поручил мне просматривать поступающие от них отчеты, и, должен сказать, они прямо таки обогащали сыскную науку. Билл Гор с коллегой опрашивали не только приятелей, но и случайных знакомых Фиби Гантер, и все это влетело нам в копеечку. Но у меня из головы упорно не выходила мысль о Соле Пензере. Неважно, какой спектакль и по какой программе мы разыгрывали, — Сол Пензер всегда выступал в нем в качестве звезды, а сейчас среди двадцати молодцов его не было. Мне дозволили только узнать, что никакие валики его не интересуют. Он звонил каждые два часа — не знаю откуда. По категорическому указанию Вулфа, я тут же переключал его на параллельный аппарат, установленный у кровати шефа.

Одна из особенностей поставленного нами спектакля состояла в том, что я не должен был отказывать ни одному посетителю, если он мог объяснить свой визит более или менее убедительно. Это создавало впечатление, что все мы, обитатели дома Вулфа, сохраняем полное спокойствие, хотя и переживаем обрушившееся на нас горе. Особенно доставалось мне от газетчиков и фараонов, но самыми надоедливыми оказались, конечно, деятели из Национальной ассоциации промышленников.

Для предупреждения полицейского налета Вулф поручил мне заблаговременно принять необходимые меры. Именно поэтому в четверг я позвонил в секретариат начальника полиции в восемь тридцать утра. Час спустя нам позвонил сам Хомберт. Разговор протекал почти слово в слово так, как я предвидел. В результате не прошло и получаса, как у нас появился лейтенант Роуклифф в сопровождении угрюмого детектива, и я пригласил их в кабинет. Роуклифф трижды внимательно прочитал заключение доктора Волмера — я в конце концов не выдержал и предложил снять копию, пусть изучает на досуге сколько хочет! Роуклифф вел себя сдержанно, видел, что метать громы и молнии бесполезно. Он даже пытался доказать, что Вулфу никак не повредит, если он на цыпочках войдет в его спальню и бросит сочувственный взгляд на страдальца. Я объяснил, что горю желанием удовлетворить его просьбу, но, увы, не имею права — доктор Волмер никогда бы не простил мне этого.

Гром ударил в субботу, произошло то, чего я опасался с самого начала всей этой комедии и чего, кстати говоря, не исключал и Волмер. После звонка Роуклиффа я вбежал в спальню Вулфа и крикнул:

— Ну, паяц, наконец-то удача! Вам предстоит участвовать в настоящем спектакле! Знаменитый невропатолог Грин прибудет к вам сегодня без пятнадцати шесть. — Я сердито посмотрел на Вулфа и добавил. — Если вы с ним намерен разыграть ту же комедию, что и с Волмером, я без шестнадцати шесть подам в отставку.

— Так-так, — отозвался Вулф, откладывая книгу. — Вот чего мы все время боялись. — Он положил книгу на одеяло обложкой вверх. Но почему именно сегодня? Почему, черт возьми, ты согласился на такое время?

— Потому что не было другого выхода. Роуклифф настаивал, чтобы Грин приехал к нам сейчас же. Я еле отбился, сказал, что при осмотре обязательно должен присутствовать наш врач, а он может прийти не раньше девяти часов. Роуклифф категорически заявил, что Грин явится не позже шести, и больше не захотел говорить. Я выколотил пять часов отсрочки, а вы еще недовольны!

— Перестань кричать на меня! — проворчал Вулф, опуская голову на подушки. — Пойди вниз, мне надо подумать.

32

В тот день в течение двух часов — с двенадцати тридцати до двух тридцати — я находился в самом гнусном настроении, в какое только может впасть человек.

Свой месячный запас самых энергичных выражений я израсходовал за эти два часа вовсе не потому, что видел в перспективе только нашу позорную капитуляцию. В конце концов, это очень неприятно, но еще не трагедия. Меня бесила мысль о самом трюке, который, как я понимал с самого начала, мог придумать только маньяк. Регулярно просматривая все донесения Билла Гора и людей Баскома, я считал, что хорошо знаю состояние дел на каждом участке расследования, за исключением участка Сола Пензера. Но что бы там ни делал Сол, это не могло ни объяснить, ни тем более оправдать дурацкую комедию с сумасшествием.

Сол позвонил, как обычно, в два часа, и у меня возникло сильнейшее желание наброситься на него с расспросами, но я понимал, что это бесполезно и переключил его на спальню Вулфа.

Послонявшись некоторое время по дому, я направился было на кухню, но, проходя мимо лестницы, услышал какой-то шум. И что же я увидел, как вы думаете? По лестнице спускался Вулф, облаченный всего лишь в пижаму. От удивления глаза у меня полезли на лоб, ибо вверх и вниз он перемещался только в лифте. Но я был удивлен не только этим.

— Как вам удалось выйти из спальни? — наскочил я на него.

— Фриц дал мне ключ, — ответил Вулф. — Скажи ему и Теодору, пусть сейчас же придут ко мне в кабинет.

За долгие годы нашей совместной работы я никогда еще не видел Вулфа за дверью спальни в подобном виде, из чего заключил, что происходит нечто из ряда вон выходящее.

В кабинете, сидя за своим столом, Вулф окинул нас взглядом и отчетливо проговорил:

— Я самый натуральный, безмозглый болван!

— Совершенно верно, сэр, — охотно согласился я.

Вулф нахмурился.

— Но то же самое, Арчи, должен сказать и про тебя. В дальнейшем ни ты, ни я не вправе обижаться, если от кого-нибудь услышим, что в своем развитии мы застряли на уровне антропоидов. Ты ведь присутствовал при моем разговоре с Хомбертом и Скиннером, читал донесения людей Баскома и вообще знаешь обо всем, что происходит. И тебе даже в голову не пришло задуматься над простым фактом, что в тот вечер, когда ты приводил сюда мисс Гантер, она оставалась одна добрых три минуты, если не все пять! Да и сам-то я подумал об этом только сегодня. Позор! — Он фыркнул от распиравшего его негодования. — Мозги у меня, как у моллюска!

— Значит, вы думаете…

— Нет! Теперь я не имею права утверждать, что способен думать… Фриц! Теодор! Молодая женщина оставалась здесь одна три-четыре минуты. У нее в кармане или сумочке находился предмет, который ей нужно было во что бы то ни стало спрятать, черный валик дюймов в шесть длиной и дюйма в три толщиной. Она не знала, каким временем располагает, — в любую минуту в кабинет мог кто-нибудь войти. Будем исходить из предположения, что она спрятала валик где-то здесь, в кабинете, и попытаемся его найти. Я высокого мнения о ее сообразительности, и поэтому не исключено, что она спрятала его у меня в столе.

Вулф отодвинул кресло, с трудом нагнулся и открыл нижний ящик. Я тоже принялся открывать ящики своего стола.

— Может, мы разделим комнату на секторы? — предложил Фриц.

— Зачем? — возразил я, не скрываясь от дела. — Ищи везде, вот и все.

— Мистер Вулф, может, мы ищем вот это? — наконец послышался голос Фрица.

Он стоял на коленях перед самой нижней и самой длинной книжной полкой; около него высилась стопка томов энциклопедии, снятых с полки, и теперь на том месте, всего в нескольких дюймах от пола, зияло пустое пространство. В вытянутой руке Фриц держал то, что мы так долго и тщетно искали.

— Идеально! — воскликнул Вулф. — Она действительно была особенной девушкой. Арчи, достань машину. Теодор, я, видимо, сегодня же поднимусь к тебе в оранжерею, но несколько позже, а уж завтра утром обязательно, и в обычное время. Поздравляю, Фриц!

Передав Вулфу валик и направляясь к выходу в сопровождении Теодора, Фриц сиял, как солнышко.

— Ну вот, — заметил я, включая диктофон. — Возможно, это как раз то, что нам нужно. — А может, и не то.

— Давай пускай, — проворчал Вулф, постукивая пальцем по подлокотнику. — Что ты копаешься? Не получается?

— Обязательно получится, только вы не торопите. Я волнуюсь.

Я включил диктофон и сел. Послышался тот самый голос, который мы так отчетливо слышали, когда проигрывали другие девять валиков. Минут пять мы сидели неподвижно. Я не отрываясь смотрел в динамик, Вулф закрыл глаза и откинулся на спинку кресла. Как только запись кончилась, я выключил аппарат.

Вулф глубоко вздохнул, открыл глаза и выпрямился в кресле.

— В нашу литературу нужно внести кое-какие исправления, — проговорил он. — Например, выражение: «Мертвые молчат» определенно устарело. Бун мертв — и все же он говорит.

— Да, да! — откликнулся я. — Немой оратор… Наука творит чудеса, однако вряд ли это обрадует преступника. Пойти за ним?

— Нет, мы все устроим по телефону. У тебя есть номер телефона Кремера?

— Разумеется.

— Вот и хорошо. Но прежде свяжись с Солом. Я скажу тебе, как это сделать.

33

Без десяти четыре наши гости уже сидели в кабинете. Один из них был наш старый приятель и противник инспектор Кремер, второй бывший клиент Вулфа Дон О'Нил, третий — сравнительно недавний знакомый — Элджер Кэйтс, а вот четвертый оказался совершенно новым человеком: вице-президентом фирмы «О'Нил и Уордер» Генри Э. Уордером. Сол Пензер, скромно примостившийся в уголке за глобусом, был не гость, а свой человек, член нашей семьи.

Вулф впервые после среды был одет. Он уселся и окинул присутствующих взглядом.

— Господа, — заговорил он, — то, что вы услышите, не доставит ни малейшего удовольствия троим из вас, поэтому не стану томить, буду краток. Видимо, самое целесообразное дать вам прослушать сделанную на диктофоне запись, но сначала я должен объяснить, как она попала ко мне. Час назад валик с этой записью был обнаружен у меня в кабинете, вон на той книжной полке. Его спрятала там мисс Гантер, когда приходила ко мне в прошлую пятницу вечером, то есть неделю назад.

— Не была она здесь! — пропищал О'Нил. — Не приходила сюда!

Вулф холодно взглянул на него.

— Вы что, сознательно хотите затянуть процедуру?

— Почему же? Чем короче, тем лучше…

— В таком случае, не прерывайте. Само собой разумеется, что все, сообщаемое мной, полностью соответствует действительности и может быть доказано без всякого труда, иначе я не стал бы ничего говорить. В тот вечер, когда все разошлись, мистер Гудвин доставил сюда в кабинет мисс Гантер, и в течение нескольких минут она оставалась одна. Я никогда не прощу себе, что не вспомнил об этом раньше и не обыскал кабинет. Но все было именно так… А теперь послушаем запись, сделанную мистером Буном в последний день его жизни у себя в кабинете в Вашингтоне. Прошу не прерывать прослушивания. Арчи, включай.

Я включил аппарат. Сначала послышались шорохи, а через несколько секунд раздался голос немого оратора — Ченни Буна.

«Мисс Гантер, эта запись предназначается только для нас с вами, и ни для кого больше. Напечатайте ее в двух экземплярах. Первый передайте мне, второй храните у себя в папке с секретными бумагами.

В специально снятом номере гостиницы я только что беседовал с Генри Уордером — вице-президентом и казначеем фирмы «О'Нил и Уордер». Это он пытался связаться со мной через вас, отказавшись при этом назвать свою фамилию. В конце концов, он все же застал меня дома, и мы договорились встретиться с ним сегодня, 26 марта. Он сообщил мне следующее…»

— Довольно! — взвизгнул Уордер и, вскочив, бросился к диктофону. Я предвидел возможность подобной вспышки, поэтому заблаговременно поставил диктофон поближе к себе и теперь решительно преградил Уордеру путь

— Все в порядке. Успокойтесь и садитесь. — Из кармана пиджака я достал пистолет и на виду у всех переложил его в другой карман.

— Я же разговаривал с ним конфиденциально! — крикнул Уордер дрожащим голосом. — Бун обещал мне…

— Перестаньте! — вмешался Кремер. — Вы обыскивали их? — спросил он у Вулфа.

— Ну зачем же? Они не гангстеры, убивающие из пистолетов! — огрызнулся Вулф. — Они бизнесмены, орудующие обрезками водопроводных труб… Во всяком случае, один из них.

Не обращая внимания на слова Вулфа, Кремер быстро, но тщательно обыскал всех троих. Ничего не обнаружив, он подошел к диктофону, положил на него руку и буркнул:

— Продолжайте, Гудвин

»…Он сообщил мне следующее: ему, Уордеру, несколько месяцев назад стало известно, что президент его фирмы Дон О'Нил получает от одного из работников Бюро регулирования цен конфиденциальную информацию, выплачивая ему соответствующее вознаграждение. Уордер обнаружил это не случайно и не в результате какого-то секретного расследования. О'Нил сам рассказал ему об этом и даже похвалялся на этот счет. Уордер же как казначей обеспечивал его необходимыми суммами, снимая деньги со специального счета в банке. Уордер заявляет, что он был вынужден идти на это, несмотря на свои протесты.

Повторяю, я излагаю здесь лишь рассказ Уордера, но склонен верить ему, так как он пришел ко мне сам. Конечно, нужно будет проверить в полиции, есть ли там какие-либо данные на этот счет, касающиеся О'Нила и особенно Уордера, однако в полиции не следует упоминать, что Уордер сделал мне настоящее заявление. Я обещал ему это в качестве условия, при котором он согласился сообщить все сведения, и я бы не хотел, чтобы мое обещание было нарушено. Подробно я переговорю с вами завтра, а пока, на всякий случай, делаю эту запись на валике диктофона. По словам Уордера, платежи начались с сентября прошлого года, и к настоящему времени общая сумма их составляет шестнадцать тысяч пятьсот долларов. Как объяснил Уордер, ко мне он пришел потому, что, придерживаясь в жизни определенных принципов, категорически осуждает взяточничество, особенно когда в роли взяточников выступают государственные служащие. Уордер якобы не мог занять твердую позицию в отношении О'Нила, поскольку О'Нилу принадлежит свыше шестидесяти процентов акций фирмы, а ему, Уордеру, менее десяти, и, таким образом, О'Нил может в любую минуту вышвырнуть его. Проверить это утверждение не так уж сложно.

Беседуя со мной, Уордер очень нервничал и выглядел испуганным. У меня сложилось впечатление, что рассказ Уордера соответствует действительности и что его приход вызван угрызениями совести, хотя не исключено, что подлинная причина кроется в его желании скомпрометировать О'Нила из каких-то пока не известных нам соображений. Правда, Уордер клялся, что он просто хочет ознакомить меня с этими фактами и тем самым дать мне возможность отделаться от подчиненного — взяточника. В какой-то мере это подтверждается требованием Уордера дать ему обещание, что против О'Нила не будет возбуждено уголовное дело.

Вы удивитесь, как удивился и я, узнав, что человеком, купленным О'Нилом, оказался Кэйтс, Элджер Кэйтс. Вам известно мое мнение о нем, и, как я думаю, вы согласны с ним. Уордер утверждает, что ему якобы известно, какую информацию Кэйтс продавал О'Нилу, но это, в конце концов, не так уж важно. Важно, что Кэйтс мог продать ее О'Нилу, а тот передавал банде гангстеров, именующей себя Национальной ассоциацией промышленников. Надеюсь, вы понимаете, какое отвращение вызывает у меня все это. За какие-то злосчастные шестнадцать тысяч!.. Меня не интересует, для чего Кэйтсу понадобились деньги… Правильнее всего было бы обратиться в полицию — пусть бы она схватила Кэйтса и О'Нила, но мое обещание Уордеру… Я подумаю, а завтра посоветуемся с вами.

Если бы мне пришлось встретиться с Кэйтсом, боюсь, я не смог бы себя сдержать и набросился бы на него с кулаками.

И все же важен сейчас не сам Кэйтс, а то, о чем эта история свидетельствует. Теперь я не допущу прежней ошибки — полностью доверять кому бы то ни было, за исключением, конечно, вас и Декстера. В дополнение к уже имеющейся мы должны создать какую-то особую систему предупреждения утечки секретных сведений. Подумайте над своими предложениями — завтра обсудим вместе с вами и Декстером. Я лично считаю, что руководство мероприятиями, которые мы разработаем, вам придется взять на себя, отложив все остальные дела. Мне будет трудно без вашей постоянной помощи, но иного выхода нет. Подумайте над этим. Завтра утром мне предстоит выступать на заседании комиссии сената. Я возьму эту запись с собой в Нью-Йорк и передам вам. Пока я буду занят в Вашингтоне, вы прослушайте ее, поразмыслите, а во второй половине дня мы займемся обсуждением…»