- Чушь собачья, - буркнул Кремер, поднимаясь на ноги. - Я хотел кое-что сказать Вулфу, но можешь сам ему это передать. Скажи, что мне очень жаль, но я не могу показать ему дневник Изабел Керр. Если бы он прочитал дневник, то не поспешил бы ввязываться в эту историю. И тебе подсказка. Впредь, когда решишь кого-нибудь прикончить, убедись сперва, что он не ведет дневник. Или она.
      И он повернулся и был таков.
      Я не шелохнулся. Совесть не позволила мне испортить такой прощальный аккорд. Лишь, услышав, как открылась и затем хлопнула входная дверь, я вышел в прихожую, чтобы убедиться, что Кремер и в самом деле закрыл дверь снаружи. После чего вернулся в кабинет пораскинуть мозгами. Может быть, лучше к приходу Вулфа усадить Джил Харди в красное кожаное кресло? Если девушка останется в гостиной, то после моего доклада Вулф наверняка откажется встречаться с ней, а это очень плохо. До одиннадцати оставалось три минуты. Я решил привести её, открыл дверь в гостиную и вошел. Комната была пуста. Джил незаметно улизнула через вторую дверь, выходящую в прихожую. Я подошел к вешалке; черное пальто исчезло. В кабинете зазвонил внутренний телефон. Я подошел и снял трубку. Вулф звонил из оранжереи. Он поинтересовался, не ушла ли девушка, я сказал, что ушла, и минуту спустя послышался скрежет спускающегося лифта. Вулф чинно прошествовал в кабинет, держа в руке букетик свежесрезанных орхидей для стола - Одонтоглоссум хеллеменсе. Насколько я помню, это гибрид О.харвенгтенсе и О.крисцум. Потрясающая штука, если вы любите орхидеи. Я в ту секунду их на дух не выносил. Пока Вулф поставил цветы в вазу, уселся в кресло и просмотрел почту, я сидел и кипел, как чайник. Когда Вулф закончил читать единственное мало-мальски важное письмо от поставщика оленины, я громко изрек:
      - Мисс Керр вела дневник!
      Вулф отложил письмо, поднял голову, секунд тридцать рассматривал меня, потом спросил:
      - Как тебе удалось выудить из него эти сведения?
      - Из кого?
      - Мистера Кремера, конечно.
      У меня слегка отвалилась челюсть.
      - Чтобы увидеть наше крыльцо, вам пришлось бы высунуть голову из окна оранжереи на добрых полметра.
      - Я никогда не смотрю на улицу из оранжереи. Но Кремер безусловно приходил - кто ещё мог поделиться с тобой таким фактом? Но вот как тебе удалось развязать ему язык?
      - Ладно, так и быть, расскажу.
      Я рассказал, как было дело, начиная со звонка Джил Харди. Порой, пересказывая разговор, желательно излагать его дословно, но я и так стараюсь это делать - так я уже привык, и так мне проще. Как всегда Вулф слушал с закрытыми глазами, откинувшись на спинку кресла. Я плавно перешел с Джил Харди на Кремера, поскольку действие шло без антракта, а только со сменой персонажей. Когда я закончил, Вулф чуть приоткрыл глаза, снова закрыл, и буркнул:
      - Ровным счетом ничего.
      - Вы правы, - согласился я. - Если Джил Харди - лгунья, то очень талантливая. Орри убежден, что она ничего не знает про Изабел Керр, если же знает, то доказать это будет непросто. Если не знает, то можно сбросить её со счетов - она для нас абсолютно бесполезна. Что касается Кремера, то, видимо, у него и впрямь имеется этот дневник. И что из этого? Мы и так знали, что у него есть козырной туз. Потом, вряд ли дневник кончается словами: "Он потянулся к пепельнице и собирается ударить меня по голове", а это немаловажно. Быть может, Кремеру и впрямь нужен этот дневник, чтобы доказать, что Орри смерть Изабел Керр была выгодна, но мы-то и так это знаем. Так что, согласен с вами - ровным счетом ничего.
      Вулф размежил очи.
      - Думаешь, Орри убил ее?
      - Нет. Я со всех сторон обсосал аргументы Сола, и они мне нравятся. По меньшей мере, они ставят вину Орри под такое сомнение, что ни один суд присяжных не признает его виновным, а я тем более. Но в любом случае - мы уже на крючке. У Кремера. Если все-таки окажется, что Орри ухлопал эту девицу, я никогда не прощу его. Умыкну Джил Харди. Она уже думает, что мы с ним похожи.
      Вулф хрюкнул.
      - Что дальше? Кем ты займешься?
      - Сестрой, наверно. Или Эвери Баллу.
      - Насчет мистера Баллу я ещё должен подумать. Начни с сестры.
      Он выпрямился и потянулся к "Приглашению к дознанию".
      Глава 5
      В телефонной книге Бронкса числился некий Барри Флеминг, проживающий по адресу: Гумбольдт-авеню, дом 2938. Звонить я, ясное дело, не стал. Судя по статье в "Таймс" миссис Флеминг отказывалась беседовать с репортерами, и мой звонок она наверняка приняла бы за уловку назойливого журналиста. Я отыскал Гумбольдт-авеню по карте Бронкса и ухмыльнулся, потому что моя рука по инерции потянулась к наплечной кобуре. Дело в том, что из-за одного печального случая, приключившегося со мной несколько лет назад, я никогда больше не выхожу на задание без пистолета, особенно если речь идет об убийстве. Вообще-то, сестроубийство нельзя отнести к чему-то из ряда вон выходящему, даже если предположить, что Стелла Флеминг и в самом деле убила сестру, то это вовсе не значит, что всякий, попадающий в её общество, должен держать наготове заряженную пушку. Поэтому я оставил кобуру на столе, сказал Вулфу, чтобы к обеду меня не ждали и отчалил. Спустившись с крыльца на тротуар, я поднял воротник пальто, хотя гараж был совсем рядом, за углом. Вместо обычной январской оттепели стояла затянувшаяся стужа, а порывистый ветер почему-то тоже не добавлял тепла.
      В двенадцать я оставил "герон" на стоянке и пешком преодолел полтора квартала до дом номер 2938. Так, обычная десятиэтажная кирпичная коробка, которых понатыкали множество по всем пяти районам Нью-Йорка, хотя в Бронксе их, пожалуй, больше всего. Конечно, в телефонной книге мог значиться совсем другой Барри Флеминг, но вскоре я это выясню. Ковров в вестибюле не было; кафельный пол прикрывала только резиновая дорожка. Вместо консьержа стену подпирал помятого вида лифтер с опухшей физиономией алкоголика и в костюме, никогда не знавшем ни утюга, ни химчистки. Я подошел и произнес:
      - Флеминг, пожалуйста.
      Лифтер помотал головой.
      - Нет их никого, - промычал он.
      - Знаю, - ответил я. - Как знаю и то, что миссис Флеминг никого не принимает, но я не репортер; я пришел по личному делу и уверен, что она захочет со мной побеседовать.
      В случае этого помятого детины зеркалом души служила физиономия. Никакого впечатления мои пылкие излияния на него не произвели. Его интересовало только одно - сколько. Я снял перчатки, достал бумажник, извлек визитную карточку и пятидолларовую бумажку и сказал:
      - Честное слово, приятель. Могу показать даже свою лицензию. Только отвезите меня наверх, а если она меня не пустит, то получите ещё столько же.
      Одутловатый взял у меня визитку, изучил её, потом забрал и сунул в карман пятерку, после чего ответил:
      - Честное слово, приятель, их никого нет. Она ушла часов в десять.
      Мне хотелось заехать ему по роже, но я решил, что это не совсем тактично. Поэтому просто спросил:
      - А вы не знаете, куда она ушла?
      Отекший потряс головой.
      - Понятия не имею.
      - Может быть, знаете, когда она вернется?
      - Нет.
      Я лучезарно улыбнулся.
      - Эти сведения не стоят и пятидесяти центов, не говоря уж о пяти долларах.
      С этими словами я снова достал бумажник, выудил из него десятку и небрежно помахал ею.
      - На каком этаже она живет?
      - На седьмом. Квартира 7-Д.
      - Я должен её увидеть, и ей необходимо встретиться со мной. Моя карточка у вас есть. Если хотите, можете снять отпечатки пальцев.
      Опухшему все же суждено было поразить меня. Должно быть, в нем даже уцелело что-то человеческое, хотя и гнездилось оно достаточно глубоко. Вот что он сказал:
      - Может, она на весь день ушла, а там и присесть-то негде.
      - Почему? Пол, надеюсь, никто не украл.
      Тут лифтер смерил меня взглядом и впервые посмотрел прямо в глаза.
      - Только без штучек, мистер, - процедил он. - Замки в наших дверях особо надежные.
      - Я вообще ни черта не смыслю в замках. Мне нужна только сама миссис Флеминг.
      Я подошел к лифту и прижал подушечку всех десяти пальцев к металлической панели, примерно на уровне глаз.
      - Вот, полюбуйтесь. Все мои пальчики, как на картинке.
      Я протянул ему бумажку. Он взял её, прошел за мной в лифт, закрыл дверь и нажал кнопку.
      Чего только не переделаешь, пока коротаешь четыре часа и двадцать минут на лестничной клетке одного из верхних этажей многоквартирного дома. Можно например считать, на какой стене больше грязных пятен - на левой, или на правой. Или вынюхивать запахи и пытаться определить их происхождение. Еще можно прислушиваться к завываниям младенца, доносящимся из квартиры 7-Б, и гадать, мальчик это или девочка, какого возраста, и как эффективнее заткнуть ему пасть. А когда приходят или выходят жильцы, можно вытаращиться на них и следить, кто из них обернется, а кто пройдет, как мимо пустого места, делая вид, что не замечает. Или, например, когда дородная и статная женщина вставляет ключ в замочную скважину двери квартиры 7-В, а потом поворачивается и спрашивает: "Вы кого-нибудь ждете?", можно мило улыбнуться, сказать: "Да", а потом смотреть, как она отреагирует. В целом, время было потрачено не зря. Жаль только, что я не прихватил плитку шоколада, пять-шесть бананов и кварту молока.
      Признаюсь, я частенько поглядывал на часы. Их стрелки показывали без десяти пять, когда дверь лифта открылась и из него вышел мужчина. Подойдя ко мне он остановился и произнес:
      - Насколько я понимаю, вы поджидаете мою жену?
      Мне ничего не оставалось, как признаться.
      - Да, сэр, при условии, что вы Барри Флеминг.
      - Она не станет с вами разговаривать. Вы зря тратите время. Она никого не принимает.
      Я кивнул.
      - Я знаю, но мне кажется, что для меня она сделает исключение, если позволит объяснит причину моего визита.
      Я запустил руку в карман, чтобы достать бумажник с визитками, но Барри Флеминг опередил меня.
      - Я знаю, кто вы такой. Вернее, я видел визитную карточку, которую вы дали лифтеру. Вы и в самом деле Арчи Гудвин?
      - Да. Собственной персоной. Послушайте, мистер Флеминг, давайте оставим это на рассмотрение вашей супруги. Когда она придет, я только скажу, о чем хочу с ней поговорить, а там уж пусть она сама решает. Настаивать я не стану.
      - А о чем вы собираетесь разговаривать?
      Я предпочел бы сказать это ей, но муж это все-таки муж.
      - О моем знакомом, - пояснил я. - Его зовут Орри Кэтер, и в полиции считают, что Изабел Керр убил он. Время от времени он работал на Ниро Вулфа, так что мы хорошо его знаем и полагаем, что Орри не убивал её. Вы знаете, что я работаю на Ниро Вулфа?
      - Конечно.
      - Мы занялись этим делом и мне нужно узнать у вашей жены, не располагает ли она сведениями, которые могут нам помочь. Очевидно, она и сама хочет, чтобы убийца её сестры был пойман и получил по заслугам, но вряд ли она согласится на то, чтобы пострадал мистер Кэтер, если он и в самом деле невиновен.
      - Совершенно справедливо.
      Барри Флеминг задумчиво поджал губы. Он был примерно моего роста, неширок в плечах, худощав, с удлиненным скуластым лицом. Он продолжил:
      - Я, безусловно, не хотел бы, чтобы пострадал невиновный. Тем более, что речь идет об убийстве. Но я очень сомневаюсь, что моя жена располагает сведениями, которые могли бы представить для вас интерес. Она не ... она слишком тяжело перенесла случившееся.
      - Я понимаю. Поверьте, я сам хочу, чтобы было лучше.
      - Хорошо... Где ваше пальто?
      - Вон там.
      Я указал на пальто, которое лежало у стены.
      - Возьмите его. Нет смысла ждать здесь.
      Он достал связку ключей и прошагал к двери квартиры 7-Д. Пока я поднимал пальто, он отомкнул дверь и стоял, дожидаясь.
      Прихожая квартиры 7-Д размерами не превышала бильярдный стол. Флеминг повесил мое пальто и начал стаскивать с себя собственное, когда открылась входная дверь и вошла женщина. Она изумленно вылупилась на меня, потом развернулась и набросилась на Флеминга:
      - Барри! Зачем ты его впустил?
      По её тону я сразу понял, как мне повезло, что первым вернулся он, а не она.
      - Успокойся, дорогая. - Флеминг обнял жену за плечи и чмокнул в щеку. - Он только хочет задать тебе пару вопросов. Он думает...
      - Мне нечего сказать ему! Сам знаешь!
      Я счел своим долгом вмешаться.
      - Послушайте, миссис Флеминг! Вам же не может быть безразлично, если за убийство вашей сестры осудят невиновного человека? Ведь тогда настоящий убийца останется на свободе? Вы этого хотите?
      Она задрала голову и посмотрела на меня. Ростом она была футов в пять, может, на дюйм больше.
      - Не ваше дело, что я хочу, - отчеканила она.
      - Верно, - согласился я, - но это ваше дело. Я не какой-нибудь не в меру любопытный репортер, я - частный сыщик, которому позарез нужны кое-какие сведения. Я уже знаю достаточно. Знаю, например, почему вы отказываетесь встречаться с репортерами, почему говорите, что вам нечего сказать. Дело в том, что ваша сестра была потаскушкой, и вам...
      - Кем она была!?
      - Потаскушкой. Это слово нравится мне больше, чем наложница, содержанка, куртизанка или, если хотите - одалиска. Оно приятнее для слуха. Послушайте: потаскушка, п-о-т-а-с-к-...
      Я был вынужден замолчать, чтобы уберечь лицо. Когда на вас налетает разъяренная женщина, норовя вцепиться когтями в лицо, то способ самозащиты зависит от самой женщины. Если она шипит и фыркает, как дикая кошка, то остудить пыл поможет хорошая оплеуха. Но в случае Стеллы Флеминг оказалось достаточно одной рукой стиснуть её короткие ручки, а второй плотно зажать ротик, изрыгающий отнюдь не ласковые слова. В следующую секунду к нам подскочил Барри, обхватил Стеллу сзади, потянул к себе и выкрикнул:
      - Вам лучше уйти!
      Я уже было собраться послушаться, как вдруг Стелла вырвалась и замолотила кулачками по груди мужа, лопоча:
      - Я не хочу, чтобы он уходил.
      Потом столь же внезапно успокоилась и принялась неторопливо стягивать пальто. Избавившись от него, она кивнула мне:
      - Заходите.
      Как ни в чем не бывало. И прошла в гостиную.
      Барри Флеминг Затворил дверцы стенного шкафа и жестом предложил мне идти следом. Я вошел.
      Она уже зажгла свет и теперь сидела на диване, покусывая губы. Прежде, будучи слишком занят, я не успел её рассмотреть. Теперь же убедился, что Стелла совсем не похожа на сестру: темноволосая, кареглазая, с круглым, чуть полноватым лицом. Когда я приблизился, она резко спросила:
      - Почему вы так сказали?
      - Чтобы раззадорить вас, - признался я. - У меня не было другого выхода.
      - Вы знали мою сестру?
      - Нет. До вчерашнего дня даже не слыхал о её существовании.
      - Тогда как вы догадались...
      Я дал ей три секунды, но она так и не закончила. Я развел руками.
      - Это же ясно, как божий день. Певичка кабаре покидает...
      - Она была артистка.
      - Хорошо. Артистка покидает театр, снимает дорогую квартиру, нигде не работает, изыскано питается, роскошно одевается, покупает машину, пользуется французскими духами. Как тут не догадаться? И слепому ясно. Но это сейчас не важно. Важно...
      - Нет, мне это важно. Для меня это самое важное на свете.
      - Послушай, дорогая, - вмешался Флеминг. - Не волнуйся, прошу тебя.
      Он уселся на диван рядом с женой.
      - Что ж, - ответил я, - если для вас это так важно, значит, давайте поговорим об этом. Я слушаю.
      - Ей было двадцать восемь лет. Мне тридцать один. Ей двадцать пять, когда она ... оставила работу. Когда умерла наша мать, Изабел было шесть, а мне девять. И шесть лет спустя умер наш отец. Вот почему все это так важно для меня.
      Я кивнул.
      - Конечно.
      - Вы не репортер. Вильям назвал мне вашу фамилию, но я её не запомнила.
      - Вильям - наш лифтер, - пояснил Флеминг.
      - Спасибо. - Это я поблагодарил его.
      - Меня зовут Арчи Гудвин, - это уже ей. - Я частный сыщик. Я работаю на Ниро Вулфа и пришел к вам, чтобы...
      - Вы сыщик?
      - Да.
      - Тогда вы должны меня понять. Вы сказали, что нельзя допустить, чтобы настоящий убийца оставался на свободе. Это так. Но если его арестуют и состоится суд, то я не хочу, чтобы хоть кто-нибудь сказал про мою сестру то, что сказали вы. Если такое случиться на суде, то наверняка появится в газетах. Если кто-то собирается такое сказать, значит, суд не должен состояться. Даже если убийца останется на свободе. Вот почему я не хотела ни с кем разговаривать.
      Вот уже вторая женщина за один день не хотела, чтобы состоялся суд, хотя и по другой причине.
      - Что ж, я понимаю, - произнес я. - Спорить с вами трудно. Я даже в определенном смысле согласен с вами. Вы не хотите допустить суда, даже если они арестуют настоящего убийцу. Я же не хочу допустить суда над невиновным, а это неизбежно случится, если не принять мер. Вы же читаете газеты?
      - Да, стараюсь ничего не пропускать.
      - Естественно. Значит, вам известно, что полиция задержала Орри Кэтера, который работал на Ниро Вулфа. Вам прежде приходилось видеть, или слышать это имя? Орри Кэтер?
      - Нет.
      - Вы уверены? Ваша сестра никогда не упоминала его?
      - Нет. Я совершенно уверена.
      - Мы с мистером Вулфом прекрасно знаем его. Мы убеждены, что он не убивал вашу сестру. Я не говорю, конечно, что мы знаем о нем все. Возможно, он даже и был тем покровителем, который оплачивал квартиру вашей сестры... Вы качаете головой.
      - Она не качала головой, - сказал Флеминг.
      - Извините, значит, мне показалось. В любом случае, платил он или нет, мы не верим, что он убийца, потому мистер Вулф и послал меня к вам. Если мистер Кэтер предстанет перед судом... сами понимаете, к чему это приведет. Все, что к тому времени будет известно о вашей сестре, выплывет наружу. Как вы знаете, суд присяжных должен оправдать подсудимого, если в деле достаточно оснований для сомнения в его виновности. Вот мы и хотим, чтобы в деле возникло достаточно сомнений для того, чтобы полиция не передала этого дела в суд. Вы ведь часто виделись с сестрой, верно?
      - Очень ловкий ход, - прервал Флеминг. - Но должен напомнить вам, что для моей жены одинаково плохо, состоится ли суд над виновным, или невиновным человеком. Я не могу в этом согласиться с ней, но ведь Изабел и в самом деле приходилась ей сестрой.
      - Нет, - покачал головой я. - Это вовсе не ловкий ход. Нам и вправду нужно только внести в дело достаточные сомнения. Например, доказать полиции, что веский мотив для убийства имелся ещё у кого-то. Или выяснить, что Изабел говорила кому-то - например, вашей супруге, - о том, что ей угрожают. Или ещё что-то в этом роде. Кстати, если даже полиция изобличит преступника, суд над ним будет менее тяжелым для вашей супруги, чем суд над Орри. Нам между прочим известно, какими уликами против Орри располагает полиция.
      - Какими?
      - Не могу сказать. Это конфиденциальные сведения.
      Барри Флеминг прищурился.
      - Знаете, мистер Гудвин, я преподаю математику и люблю решать задачи. Эта задача, конечно, ближе для моей жены, чем для меня, но тем не менее это также вызов для моего ума.
      Он потрепал жену по колену.
      - Ты не возражаешь, дорогая, если я признаюсь, что хотел бы помочь распутать эту загадку? Но я не стану вмешиваться. Я разделяю твои чувства. Делай, как считаешь нужным.
      - Вполне справедливо, - сказал я и обратился к миссис Флеминг:
      - Так вы часто виделись с сестрой?
      Она положила руку на руку мужа.
      - Да.
      - Один-два раза в неделю?
      - Да. Почти каждую субботу мы вместе ужинали, потом ходили в театр, или в кино. Мой муж субботними вечерами играет в шахматы.
      - В газетах написано, что придя туда позавчера, вы звонили в дверь несколько раз, вам не открыли и вам пришлось идти разыскивать консьержа, который и отомкнул дверь. Так?
      - Да.
      - Очень важно, что случилось, когда вы вошли в спальню. Я не хочу причинить вам боль, миссис Флеминг, но это и в самом деле важно. Что в точности вы подумали, когда увидели на полу тело вашей сестры?
      - Я ничего... ни о чем не подумала.
      - В первый миг вы, конечно, испытали шок. Но потом, когда вы увидели... когда вы осознали, что её убили, вполне естественно было бы подумать что-то вроде: "Он убил ее", или "она убила ее". Вот почему это так важно - первая мысль часто оказывается правильной. Кто был этот "он", или "она"?
      - Никто. У меня не было таких мыслей.
      - Вы уверены? В подобных случаях мысли беспорядочно роятся.
      - Я понимаю, но мне ничего такого в голову вообще не приходило. Ни "он", ни "она". Я даже не пыталась гадать, кто бы мог её убить. Все, что я знаю, так это то, что нельзя допустить судебного разбирательства.
      - Суд непременно состоится. Над Орри Кэтером. И мы должны сделать все возможное, чтобы предотвратить его. Ваша сестра когда-нибудь показывала вам свой дневник?
      Стелла Флеминг нахмурилась.
      - Изабел не вела дневник.
      - Нет, вела. Полиция нашла его. Но поскольку...
      - Что в нем говорится?
      - Не знаю. Я его не видел. Но поскольку...
      - Зря она вела дневник. Это только усложняет дело. Она мне ничего не говорила. Должно быть, держала его в запертом ящике. А разве я не имею права на этот дневник? Не могу я потребовать его у полиции?
      - Сейчас нет. Только потом. Если суд состоится, дневник будет фигурировать на нем в качестве вещественного доказательства. Так это называется на юридическом языке. Ладно, поскольку вы его не видели, не будем тратить на это время. Дело представляется довольно безнадежным, поскольку кроме вас расспрашивать мне некого. Хорошо было бы добраться до человека, который платил за квартиру, за машину, за духи и так далее, но я не знаю, кто он. А вы?
      - Нет.
      - Удивительно. Я надеялся, что знаете. Вы ведь были близки с сестрой?
      - Конечно.
      - Значит, вы должны знать, с кем она дружила. Поскольку вам даже в голову не приходит, кто бы мог её убить, я об этом не спрашиваю. Но с кем ещё она была близка? Вы же должны были сказать это полиции.
      - Нет, я не говорила.
      Я приподнял бровь.
      - Вы и с ними отказываетесь говорить?
      - Нет, но я не могу сказать им то, чего не знаю. Дело в том... - Она умолкла, помотала головой и повернулась к мужу. - Скажи ему сам, Барри.
      Барри Флеминг потрепал её по руке.
      - Дело в том, - продолжил он, - что Изабел жила как бы двойной жизнью. Одна жизнь была с моей женой, её сестрой; в меньшей степени в этой жизни был и я. Другая жизнь была с ее... можно сказать - в её кругу. Мы с женой почти ничего не знали, хотя догадывались, что в основном её друзья вращаются в театральном мире. Вы понимаете, что по определенным причинам жена предпочитала не общаться с ними.
      - Дело не в том, что я предпочитала, - поправила она, - а в том, что так просто сложилось.
      Что ж, существенным подспорьем я бы это не назвал. Но все же список подозреваемых сузился до границ театрального мира.
      - Хорошо, - сказал я, - вы не можете назвать мне того, кого не знаете. Но хоть какие-то общие знакомые у вас были? Хоть один человек?
      Она покачала головой.
      - Нет, никого.
      - Доктор Гамм, - подсказал Флеминг.
      - Ах, да, конечно.
      - Ее лечащий врач?
      Флеминг кивнул.
      - И наш тоже. Терапевт. Он... можно сказать, что мы с ним приятели. Он тоже любит шахматы. Когда пару лет назад Изабел заболела бронхитом, я...
      - Почти три года назад, - поправила Стелла Флеминг.
      - Возможно. Так вот, тогда я обратился к нему. Он вдовец и живет с двумя детьми. Два или три раза мы приглашали вечером его и Изабел поиграть с нами в бридж, но игрок из неё был неважный.
      - Просто ужасный, - проронила Стелла Флеминг.
      - Она совсем не чувствовала карту, - добавил Флеминг. - А его зовут Теодор Гамм, с двумя "м". Он ведет прием на Семьдесят восьмой улице.
      Флеминг явно старался помочь и я был ему признателен: наконец-то, черт возьми, я заполучил хоть одно имя и адрес. Я даже достал записную книжку и старательно занес в неё первые, добытые с таким трудом сведения.
      - Ему нечего вам сказать, - промолвила Стелла Флеминг совершенно спокойным голосом, но в следующий миг вдруг сорвалась с места и вскочила, вся дрожа, сжав кулачки и сверкая глазами. - Никто вам ничего не скажет! Нет, никто! Уходите отсюда! Убирайтесь вон!
      Флеминг тоже вскочил и схватил её сзади за плечи, но она, казалось, даже этого не заметила. Останься я сидеть, где сидел, она бы скорее всего успокоилась, но у меня с самого утра маковой росинки во рту не было. Я кивнул Флемингу, он кивнул в ответ, и я вышел а прихожую, забрал пальто и шляпу, и удалился.
      - Вам все-таки удалось пробиться к ней? - спросил Вильям, когда я втиснулся в лифт.
      - Да, благодаря вам, приятель. Вы ведь их обоих предупредили, что я там околачиваюсь.
      Снаружи стало ещё холоднее, но "герон", слава Богу, не взбрыкнул и завелся сразу, и я покатил в сторону Гранд-Конкур.
      Когда в половине седьмого я вошел в кабинет, Вулф сидел за своим столом, угрюмо изучая кипу документов толщиной в добрых два дюйма - часть стенограммы дела Розенбергов, за которой он посылал, прочитав первые три главы "Приглашения к дознанию". Мой стол был девственно чист - никаких посланий, или памяток о телефонных звонках. Я выдрал листок из записной книжки и сидел, пялясь на него, пока Вулф не кашлянул. Тогда я поднялся и положил листок перед Вулфом.
      - Полюбуйтесь, - гордо сказал я. - Фамилия и адрес врача, который почти три года назад лечил Изабел Керр от бронхита.
      Вулф хрюкнул.
      - Ну и что?
      - Поймете, когда я расскажу о предшествующих событиях. Я провел час в обществе мистера и миссис Флеминг. Сейчас, или после ужина?
      Вулф воззрился на часы. До оладий с анчоусами оставалось всего тридцать пять минут.
      - А это срочно?
      - Нет, черт возьми.
      - Тогда это подождет. Сол звонил два раза. Ноль. Фред присоединился к нему с утра. Я позвонил мистеру Паркеру, и он пришел после обеда. Я рассказал ему все, что мы знали, не назвав только Эвери Баллу. После встречи с Орри мистер Паркер перезвонил. Он договорился, что ты можешь посетить Орри завтра в десять утра. Он считает, что тебе это будет полезно.
      - Орри уже предъявили обвинение? Предумышленное убийство?
      - Нет.
      - Но и под залог не выпускают?
      - Нет. Мистер Паркер не хочет торопить события.
      Вулф покосился на листок.
      - Кто это такой? Он убил Изабел Керр?
      - Нет, он её вылечил. Я очень горжусь этим листочком. На нем все наши сведения.
      - Пф! - Вулф отодвинул мой листок в сторону и вновь погрузился в стенограмму.
      Ведение деловых разговоров за ужином - строжайшее табу, но беседовать о преступлениях и преступниках вообще не возбраняется, так что дело Розенбергов было главной темой нашего диспута во время поглощения оладий с анчоусами, запеченных в кастрюлечке куропаток под соусом без оливок, огуречного мусса и креольского сыра со сливками. Конечно, спор был чисто риторический, ведь Розенбергов уже давно не было в живых, но с другой стороны тауэрских принцев не было в живых уже пять столетий, а Вулф в свое время потратил целую неделю, разбирая эту тайну веков. Решив её, он снял с полки "Утопию" Томаса Мора, поскольку вынес вердикт, что Мор оклеветал Ричарда Третьего.
      Лишь перейдя в кабинет и выпив кофе, Вулф позволил себе вернуться к нашему делу. Он отодвинул поднос в сторону и поинтересовался, буду ли я излагать беседу с Флемингами дословно. Я ответил, что да, и приступил. Когда я дошел до сделки с Вильямом, Вулф поджал губы, но смолчал, не став выражать вслух своего неудовольствия по поводу того, что я спустил пятнадцать зеленых, а выставлять счет нам некому - не Орри же. После этого Вулф откинулся на спинку кресла, закрыл глаза и не шевелился до тех пор, пока я не закончил.
      Тогда он приоткрыл глаза и спросил:
      - Так ты не обедал? Совсем ничего не ел?
      Я помотал головой.
      - Если бы я покинул свой пост, то чтобы вернуться пришлось бы выложить сотню. Вильям - редкостный сквалыга.
      Вулф резко выпрямился
      - Никогда больше не поступай так.
      - Ничего, мне полезно поголодать. У меня было девять унций лишнего жира. Мне комментировать, или вам?
      - Давай.
      - Хорошо. Первое - убила ли Стелла свою сестру? Два против одного, что не убивала. Она...
      - Только два?
      - Да, больше предложить не могу. По её словам, сестра была для неё самым важным в жизни. Дважды в моем присутствии она утрачивала контроль над собой. Ей все это и впрямь слишком тяжело. Если она побывала там в субботу утром и ... Мне нужно это разжевывать?
      - Нет. А почему именно два против одного? Почему не один, или не меньше?
      - Потому что женщины убивают своих родных сестер только в том случае, если ненавидят или боятся их. Стелла, безусловно, любила сестру и хотела... скажем, спасти её. Ладно, ставлю три против одного. Кстати, если она и убила, нам это ничего не дает. Как это доказать? Даже если мы раздобудем улики, Кремер и окружной прокурор не поверят нам, не говоря уже о присяжных. Так что выкиньте её из головы. А вот на мистера Флеминга я не ставлю. Конечно, у него, как и любого другого, мог быть свой мотив, но судя по тем сведениям, которыми я располагаю сейчас, он мог прикончить Изабел только ради того, чтобы его жена перестала из-за неё беспокоиться, что, по-моему, немного притянуто за уши. Оно непонятно: почему он меня впустил?
      - Чтобы жена не нарвалась на тебя на лестничной площадке, предположил Вулф.
      - Возможно, хотя он мог меня выгнать, или пригрозить полицейским. Я думаю, что дело в том, что он и впрямь любит решать задачки, либо решил, что так будет лучше для жены. Вывод следующий: если Флеминги тут не при чем, то они даже не представляют, кто бы мог это сделать. Стелла сказала, что не может даже попытаться кого-то назвать, и я ей верю. Врунья из неё прескверная. Когда я нарочно ляпнул, что, возможно, Орри и платил за квартиру, она помотала головой. Потом отнекивалась, но я уверен, что она знает имя покровителя. Впрочем, что нам до этого - мы тоже знаем.